изъездил я Россию по всем направлениям
advertisement
П утешествие особая и важная тема в биографии А.С. Пушкина, который среди своих современников выделялся тем, что много ездил и многое повидал. Будучи по натуре «странствователем», поэт не просто удовлетворял в путешествиях природную свою любознательность, открывая для себя все новые и новые земли. Он получал в них могучий творческий импульс. Поездки по стране почти всегда связаны с поворотами в творческой судьбе поэта, с возникновением новых идей. В этом смысле не является исключением и поездка Пушкина на Урал. Уральскому путешествию поэта посвящены десятки книг, сотни журнальных и газетных статей, и все же тема остается неисчерпанной. «...изъездил я Россию по всем направлениям...»: - это рассказ о пребывании Южном Урале. Его познакомить читателей 1 поэта на цель с теми страницами биографии А.С.Пушкина, которые связаны с нашим краем. У нас есть еще одна уникальная возможность прикоснуться к пушкинскому творчеству. Речь идет о своеобразном путешествии по местам, связанным с именем Пушкина, с пугачевскими событиями, описанными в «Капитанской дочке». Образ главного героя этой повести ясный и сильный ответ на извечный юношеский вопрос о смысле жизни: «Какой наказ дает отец, посылая полуребенка, полуюношу на край света?»... «Береги честь смолоду» помните?.. Самые немыслимые испытания этот недоросль-недотепа проходит со все возрастающей стойкостью и неколебимостью, словно дразня фортуну-судьбу нефальшивостью, открытостью своего поведения, и горячей, романтичной, абсолютной преданностью своей любви. Этот Квентин Дорвард пугачевской эпохи, ничтожный, малый листок в вихре страшных событий, не дал судьбе сломить себя и этим потряс и изумил нас - юных читателей...» (К. Шишов «Урал в судьбе России»). Кирилл Шишов, председатель челябинского Фонда культуры, автор 2 историко-философского исследования «Урал в судьбе России» считает, что Пушкина привело на Урал предощущение разгадки тайной судьбы России. «...изъездил я Россию по всем направлениям...» Уральское путешествие А.С. Пушкина Долго ль мне гулять на свете То в коляске, то верхом, То в кибитке, то в карете, 3 То в телеге, то пешком? Пушкин А.С. Дорожные жалобы «Вечно на дорогах...» больших Поэт любил путешествовать и путешествовал много. В повести «Станционный смотритель» читаем: «В течение 20 лет сряду изъездил я Россию по всем направлениям». «По неволе иль по воле» он проделал тысячи верст по дорогам центральных губерний России, Белоруссии, Украины, Бессарабии, Кавказа и Крыма, побывал в Казани, Оренбурге, Уральске, повидал многие русские города и селения. Неустроенные российские дороги Пушкина не страшили. Как и его героем Онегиным, им овладевала «охота к перемене мест». «Что Вы вечно на больших дорогах?» - сетовал поднадзорному поэту Бенкендорф. Но Пушкину не сиделось на месте. Он хотел совершить путешествие во Францию или Италию, мечтал посетить Китай с отправляющейся туда миссией. Но за пределы России поэт выехал лишь однажды, отправившись в путешествие в Арзрум (Турция). Словно Одиссей, пожелавший «увидеть мира дальний кругозор», поэт говорит в одном из стихотворений 1829 г.: Поедем, я друзья, Куда б не вами я ... К подножию Китая, В кипящий наконец, Где Тасса гребец, готов; куда вздумали, ль ли стены Париж, не поет 4 бы готов вы, за далекого туда уже ли ночной Где древних городов под пеплом дремлют мощи, Где кипарисные благоухают рощи, Повсюду я готов. Поедем... Как подсчитали ученые-географы, путь составил 34 тысячи километров, а это профессионального путешественника. А.С. Пушкина немало и для «Путешествие это мне нужно нравственно и физически...» Оренбург и оренбургский край поэт посетил осенью 1833 г. Эта поездка занимает особое место в жизни Александра Сергеевича. На Южный Урал он стремился давно, с тех пор, как возникли у него творческие планы написать исторический очерк об Емельяне Пугачеве и его сподвижниках и роман из времени пугачевского восстания. Пушкин не ограничивался изучением архивных материалов в столицах, ему хотелось самому познакомиться с местами, где происходили события Крестьянской войны 1773-1775 гг., встретиться с местными старожилами очевидцами этой войны и трагических событий. Не исключено, что и судьба сосланных в Оренбургский край декабристов и разжалованных офицеров Оренбургского военного гарнизона, участвовавших в тайном обществе, также интересовала Пушкина. В письме своему близкому другу Нащокину в феврале 1833 г. поэт признавался: «Путешествие это нужно мне нравственно и физически». Почему «нравственно»? Пушкину было душно в Петербурге. Зависеть от «светской черни», которая вся вместе пальца его не стоила. Кроме того, была у него особая причина рваться на восток, о которой уже упоминалось. Вот о чем идет речь. По воспоминаниям Марии Волконской, прощаясь с ней, Пушкин сказал: «Я намерен написать книгу о Пугачеве. Я поеду на место, перееду через Урал, поеду дальше и явлюсь к вам просить пристанища в Нерчинских рудниках». Он не мог не думать о том, что будет как никогда близок - географически - к друзьям-декабристам. 5 Отчего «физически»? Пушкин был в долгах, а расплатиться и обеспечить семье более или менее сносную жизнь он мог только литературным трудом. В отличие от многих современных ему писателей, которых кормили, поили и одевали тысячи крепостных душ в имениях по всей России, он мог зарабатывать только своим обгрызенным гусиным пером. Пушкин еще только отправился в Оренбургскую поездку, а жена его пишет своему брату: «Муж оставил мне достаточно денег, но я была вынуждена все их отдать хозяину квартиры, которую только что сняла ... вот почему я теперь без копейки в кармане». В том же письме Пушкина Нащокину читаем: «Кружусь в свете, жена моя в большой моде - все это требует денег». За гениальную «Полтаву» поэт получил полторы тысячи рублей, а за один только бальный наряд Натальи Николаевны получил счет на пять тысяч. Поэмы не хватило и на полплатья. Все эти причины («нравственные» и «физические») и побудили Пушкина поехать в Оренбург. А началось все с послания поэта к шефу тайной полиции Бенкендорфу от 22 июля 1833 г. Вот его дословный текст: «Обстоятельства побуждают меня вскоре уехать на 2-3 месяца в мое нижегородское имение. Мне хотелось бы воспользоваться этим и съездить в Оренбург и Казань, которых я еще не видел. Прошу его величество позволить мне ознакомиться с архивами этих двух губерний». Царь счел неубедительной причину путешествия, а Пушкин не называл ее истинных поводов, ведь сам поэт жил под секретным надзором и не имел возможности произвольно переменить «место пребывания». У Пушкина требовали новые объяснения причин уральского путешествия. И поэт стремился дать такие объяснения, чтобы не вызвать потока новых вопросов и быстрее получить разрешение. «В продолжении двух последних лет, сообщал он жандармам, занимался я историческими изысканиями, не написав ни одной строчки чисто литературной. Мне необходимо месяца два провести в 6 совершенном уединении, дабы отдохнуть от важнейших занятий и кончить книгу, давно мною начатою...» Тут же Пушкин пояснял, что новая книга будет романом, «коего большая часть происходит в Оренбурге и Казани, и вот почему хотелось бы мне посетить сии губернии». В конце концов царское дозволение на поездку было получено 7 августа 1833 г. Это сообщение Пушкин приложил к своему рапорту об отпуске, поданному 11 августа в иностранную коллегию, чиновником которой он тогда числился. Отпускное свидетельство №2842 было выписано поэту 12 августа 1833 г. «Дорожные жалобы». Пушкину предстояло проехать на почтовых лошадях в течение полутора месяцев около 3000 верст - от Петербурга до Уральска. Перед домом поэта в Болдино до сих пор жива ель, посаженная им незадолго до поездки, - Пушкин боялся, что может вообще не вернуться из этой небезопасной по тем временам экспедиции. Из письма А.С. Пушкина к жене: «Усадили меня в коляску, дорогу». и я выехал на большую В начале его путешествия (по центральной России) лил дождь, но по Оренбуржью он ехал в сухую погоду. Коляска у Александра Сергеевича была своя и неплохая, хотя лошадей он не держал из-за дороговизны, а нанимал. Поэту, как имевшему чин титулярного советника (IX класс по так называемой Табели о рангах), по тогдашним «Правилам для проезжающих на почтах» (т.е., на почтовых лошадях) «полагалось» подавать трех лошадей, но для ускорения своего следования (особенно на перегоне Симбирск Оренбург) он иногда нанимал четыре и даже шесть лошадей. Платил он по 5 копеек с лошади за каждую версту. В его дорожной тетради есть записи расчетов за проезд. Карета обошлась более чем в четыре тысячи рублей. Путешествовать было недешево, и лошадей давали не самых лучших, с запозданием и скандалом. 7 В час он должен был проезжать (по тем же «Правилам...») не более 10 верст в летнее погожее время и не более 8 верст в бездорожное осеннее. По своему усмотрению он мог ехать не только днем, но и ночью. Этой возможностью он пользовался на протяжении всего своего пути, кроме «возвратного» маршрута от Уральска до Болдина. Из письма А.С. Пушкина жене, 14 сентября 1833 г., Симбирск: «Третьего дня, выехав ночью, отправился я к Оренбургу. Только выехал на большую дорогу, заяц перебежал мне ее. Черт его побери, дорого бы я дал, чтобы его затравить. На третьей станции стали закладывать мне лошадей - гляжу: нет ямщиков один ослеп, другой пьян и спрятался. Пошумев изо всей мочи, решился я возвратиться и ехать другой дорогой; по этой на станциях везде по 6 лошадей, а почта ходит четыре раза в неделю. Повезли меня обратно - я заснул - просыпаюсь утром - что же? не отъехал я и пяти верст. Гора - лошади не везут около меня человек 20 мужиков. Черт знает, как Бог помог наконец взъехали мы, и я воротился в Симбирск. Дорого бы дал я, чтобы быть борзой собакой; уж этого зайца я бы отыскал. Теперь еду опять другим трактом. Авось без приключений». Пушкин был суеверен, поэтому и приказал возвращаться, когда заяц перебежал дорогу. Но грех ему было жаловаться на зайцев: один, если не жизнь, то свободу, ему спас. Когда накануне восстания декабристов ссыльный Пушкин, нарушив императорский запрет, выехал из Михайловского в Петербург, заяц тоже перебежал дорогу, и он воротился. Иначе бы поэт вышел с друзьямидекабристами на Сенатскую площадь... У Пушкина из Петербурга в Оренбург был ровно месяц трудной дороги с редкими холодными ночлегами без всякого 8 намека на относительный хотя бы комфорт, иной раз о еде приходилось лишь мечтать. Из письма к жене: «Насилу доехал; голодал как собака». Скачка день и ночь выматывала, даром что на «Почтовой карете Российской империи» 1829 года дорога Самара - Бузулук Оренбург была обозначена как «столичная». И в то же время в отчете оренбургского губернатора за 1834 год об этой дороге сказано: «По бедности, малочисленности и удаленности жителей от дорог состояние их не доведено до надлежащего совершенства ... при нынешнем состоянии почтовых дорог проезжающие лишены на пути своем и крова, и всякого убежища». И «столичная» и «губернские» трассы были разбиты и трясли неимоверно. Кроме тряски еще и холод, пыль, грязь. И баня была настолько редка и желанна, что прибыв в Нижний Новгород, в первом же письме к жене Александр Сергеевич спешит сообщить, что ездил в баню. Дорожные тяготы усугублялись тем, что слуга Гаврила был нерадив, часто пьян, объедал и обпивал барина и о нем совсем не думал. Не раз Пушкин в сердцах сгонял его с коляски и оставлял идти пешком до следующей станции. Но не только из-за дорожной усталости Пушкин отличался от своих портретов, когда приехал в Оренбург. Бриться в такой дороге - проблема. И в начале пути, в Москве, он пишет жене, что не поехал на званый вечер «за неимением бального платья и за небритие усов, которые отрощаю в дорогу». Очень практично. Пушкин путешественник бывалый. Из Москвы с «отрощенными» усами он выехал 29 августа. Через четыре дня был в Нижнем Новгороде. Усы и борода отросли изрядно, скрывали привычные черты лица. А уж после Оренбурга, в конце своего путешествия, из Болдина Пушкин пишет жене: «Отпустил я себе бороду; ус да борода - молодцу похвала, улицу, дядюшкой зовут». выду на Вот таким, вернувшись назад, в те дни, мы бы увидели Пушкина в Оренбурге. В Оренбурге. В понедельник, 18 сентября 1833 г., в девять-десять часов утра (по одним источникам) и во второй половине дня (по другим) Пушкин приехал в Оренбург. 9 Этот город был тогда сильной крепостью на пограничной военной линии по реке Урал, вместе с этим он являлся и крупным торговым центром восточной окраины Российской империи. Поэт остановился у оренбургского военного губернатора Василия Александровича Перовского. Пушкин сообщил ему о своем намерении ознакомиться с «пугачевскими» местами в этом городе и посетить казачью слободу Берды - в 7 верстах от Оренбурга, на левом берегу реки Сакмарка. Здесь находилась «столица» Пугачева, из которой в течение пяти с половиной месяцев он руководил всеми боями за город. Узнав о цели приезда Пушкина, Владимир Иванович Даль, который в это время служил в Оренбурге чиновником особых поручений, вызвался ознакомить поэта с «пугачевскими «достопримечательностями в Оренбурге и Берде. В.И. Даль вспоминает: «В Оренбурге Пушкину захотелось сходить в баню. Я свел его в прекрасную баню к инженер-капитану Артюхову, добрейшему, умному, веселому и чрезвычайно забавному собеседнику. В предбаннике расписаны были картины охоты, любимой забавы хозяина. Пушкин тешился этими картинами, когда веселый хозяин, круглолицый, голубоглазый, в золотых кудрях, вошел, упрашивая Пушкина ради первого знакомства откушать пива или меду». «Мы отыскали старуху, которая знала... и помнила Пугачева...» Полностью оренбургским был день 19 сентября 1833 г. После завтрака Даль и Пушкин отправились в Бердинскую слободу, посещение которой было главным моментом во всей оренбургской поездке поэта. По приезде в Берды Пушкин подъехал к дому начальника Бердской слободы, сотника Оренбургского казачьего войска и бывшего атамана станицы И.В. Гребенщикова, который, предупрежденный заранее Перовским о предстоящем приезде гостей, интересующихся Пугачевским восстанием и его историей, собрал для них несколько старожилов. В их числе была казачка Ирина Афанасьевна Бунтова, старушка семидесяти с небольшим лет. Жила она почти рядом с «дворцом» Пугачева. Она оказалась современницей, очевидицей и почитательницей Пугачева, признававшей его «настоящим» царем Петром III. 10 Даль вспоминает: «Мы отыскали старуху, которая знала, видела и помнила Пугачева, Пушкин разговаривал с нею целое утро; ему указали, где стояла изба, обращенная в золотой дворец ... указали на гребни, где, по преданию, огромный клад Пугачева, зашитый в рубаху, засыпанный землей и покрытый трупом человеческим, чтобы отвесть всякое подозрение и обмануть кладоискателей, которые, дорывшись до трупа, должны подумать, что это - простая могила. Старуха спела также несколько песен, относившихся к тому же предмету и Пушкин дал ей на прощание червонец». В письме к жене от 2 октября (уже из Болдина) Пушкин писал: «В деревне Берде, где Пугачев простоял 6 месяцев, имел я счастливый случай нашел 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобою помним 1830 год. Я от нее не отставал, виноват: и про тебя не подумал. Теперь надеюсь многое привести в порядок, многое написать и потом к тебе с добычею». Бунтова, как очевидица, рассказала Пушкину о взятии этой крепости Пугачевым; о присяге жителей крепости Пугачеву - перед виселицей, с земным поклоном, перекрестясь и поцеловав его руку. Рассказала Бунтова и о любовном отношении жителей Берды к самому Пугачеву и его казакам, о том, что когда Пугачев ездил по улицам Берды или по базару, всегда бросал в народ медные деньги; о том, как 22 марта 1774 года под Татищевой крепостью и 1 апреля этого же года у Сакмарского городка Пугачев потерпел большое поражение от правительственных войск; о том, как после битвы 22 марта сам еле спасшийся Пугачев прискакал с четырьмя казаками из Татищевой в Берду и приказал разбить стоявшие у его «дворца» бочки с вином, чтобы «драки не учинилось» и чтобы не было «пьянства и сметения», о том, что после такого поражения в Нижнеозерную крепость прискакало много раненых казаков; из них человек 12 кинулись в избу Бунтихи и стали просить у нее рубашек, полотенец и тряпья, чтобы перевязать раны друг у друга. Бунтова же показала Пушкину «золотые палаты» - «дворец» Пугачева в Бердинской слободе - обитую изнутри листовой латунью, так называемой шумихой, т.е. золотистой бумагой, избу казака Константина Ситникова, в которой «стоял и держался», жил и суд свой творил вождь восстания. «Дворец» круглосуточно 11 охранялся отрядом в 25 надежнейших и преданнейших яицких казаков. Все, о чем рассказала поэту Бунтова, он использовал при написании «Истории Пугачева» и «Капитанской дочки». Суеверные бердинские старики и старухи приняли показавшегося им уж очень подозрительного Пушкина за ... антихриста. Некто Кайдалов, присутствовавший на встрече, писал в своих воспоминаниях, что поэт, вошедши в комнату, не снял шляпы и не перекрестился на иконы, и имел большие ногти, - за что его и прозвали антихристом; некоторые даже не хотели принимать от него деньги, называя их антихристовыми и думая, что они фальшивые. В.И. Даль рассказывает, что червонец, данный Пушкиным Бунтовой, «наделал большую суматоху. Бабы и старики не могли понять, что нужно было чужому, приезжему человеку расспрашивать с таким жаром о разбойнике и самозванце; но еще менее постигали они, за что было отдать червонец. Дело показалось им подозрительным. И казаки на другой же день по решению их схода снарядили подводу в Оренбург, привезли и старуху Бунтову и роковой червонец и донесли начальству: «Вчера-де приезжал какойто чужой господин, приметили: собой невелик, волос черный, кудрявый, лицом смуглый, - подбивал под «пугачевщину» и дарил золотом; должен быть антихрист, потому что вместо ногтей (у него) когти». Казаков успокоили, сказав, что приезжий к ним человек вовсе не антихрист, а присланный государев чиновник ... т.е. человек, которому самим царем дозволено расспрашивать о Пугачеве и поднятом им «бунте». Подозрительность казаков объяснялась не только суевериями: были живы еще воспоминания о свирепом правительственном терроре во время и после подавления пугачевского восстания. Пушкин и Даль. Из Бердской слободы Пушкин и Даль в город вернулись часов в 14.00, не раньше. Обедал поэт у губернатора Перовского. Но пора было уже походить и по Оренбургу, а Пушкин новые места очень любил, не в его характере было просто собрать материал - и дальше. Если обед с беседой продолжались часов до 16.00, то до сумерек оставалось еще часа три. А город был маленький, все можно было обойти и осмотреть неспешно. 12 В сопровождении Даля поэт осмотрел все достопримечательности Оренбурга, связанные с воспоминаниями о «мятежной» деятельности Пугачева и его соратников: казачий поселок - предместье города, находившуюся здесь Георгиевскую церковь, с колокольни которой пугачевцы стреляли по городу; остатки земляного вала - старого укрепления времен Пугачева, Зауральскую рощу, откуда пугачевцы по льду пытались штурмовать город. Показ всех этих «пугачевских» мест Даль сопровождал многими интересными подробностями о восстании 1773-1774 г.г. Пушкин очень внимательно слушал своего гида и старался «вобрать в свою память» все его рассказы. В послеобеденное время Пушкин написал письмо жене о своих ближайших намерениях и планах: «Завтра еду к яицким казакам ... пробуду у них три дня и отправлюсь в деревню через Саратов в Пензу». С 19.00 часов последний свой оренбургский вечер Пушкин провел у Даля, а потом и заночевал там. Для такой долгой и для обоих интересной беседы тем было много. И беседа эта имела знаменательные последствия - «Толковый словарь живого великорусского языка». Хоть первый том выйдет ровно через 30 лет, в 1863 году, эта беседа, как и прежняя в 1832 году в Петербурге, и будущие встречи с Пушкиным, подвигла Владимира Ивановича на главный труд его жизни. Может быть, в этот вечер Пушкин и Даль обменялись сюжетами, из которых вышли у Пушкина «Сказка о рыбаке и рыбке», у Даля «О Георгии Храбром и волке». 20 сентября Пушкин встал, видимо, часов в семь; ведь в полдень он должен был быть уже в Нижнеозерном, а потом или ночевать где-нибудь в Мухранове нынешнего Илекского района, либо миновать его к полуночи, ибо это примерно половина дороги до Уральска, куда Александр Сергеевич приехал, скорее всего, вечером 21 сентября. А накануне губернатор Оренбурга Перовский прочел Пушкину письмо, полученное от нижегородского губернатора Бутурлина, который по- дружески предупреждал коллегу: «У нас недавно проезжал Пушкин. Я, зная, кто он, обласкал его, но, должно признаться, никак не верю, чтобы он разъезжал за документами о Пугачевском бунте; должно быть, ему дано тайное поручение собирать сведения о неисправностях». Перовский и Пушкин похохотали, и Александр Сергеевич часа в два двинулся в путь в веселом настроении. 13 Некоторые пушкиноведы полагают, что именно тогда у Пушкина зародился сюжет «Ревизора», который, как известно, он передал Гоголю. Наступала осень, хотелось скорее писать: «А уж чувствую дурь (так поэт называл вдохновение) на меня находит я и в сочиняю...» Вот почему Пушкин торопился. коляске Из Оренбурга в Уральск. Почта мчалась из Оренбурга в Уральск со средней скоростью около девяти верст в час. Пушкин ехал в Уральск по правому берегу реки Урал, через крепости Чернореченскую, Татищеву, Нижнеозерную и Рассыпную. Каждая из них в свое время была захвачена пугачевцами. В бумагах Пушкина сохранился рисунок: скачущая тройка на фоне крутого берега реки со строениями на круче, который краеведы соотносят с ландшафтом Нижнеозерной крепости. В Уральск Пушкин прибыл поздно вечером 21 сентября, проехав лугами за 35-36 часов 250 верст. Остановился он у атамана Уральского казачьего войска, полковника артиллерии В.О. Покатилова. Полковник встретил и принял Пушкина очень тепло. В письме Наталье Николаевне от 2 октября уже из Болдина Пушкин вспоминал об Уральске: «... Тамошний атаман и казаки приняли меня славно, дали мне два обеда, подпили за мое здоровье, наперерыв давали мне все известия, в которых имел нужду, и накормили свежей икрой, при мне изготовленной ... » Казаки-уральцы угощали поэта так, как их старинный обычай требовал потчевать особо почетных гостей. Коронным блюдом была икра свежей рыбы. Угощали на водной глади реки Урал, на плоту, крепко пришвартованному к берегу. Под плот загодя ставили ивовую корзину - садок с живыми осетрами и севрюгой. В торжественный момент рыбу баграми доставали из садка, свежевали и чуть подсоленную икру подавали гостю. Закуска к крепкому питью, налитому в уемистый бокал, была отменной. Это экзотическое блюдо и запомнилось Пушкину. В 1772 г. Уральск стал «родиной» казацкого мятежа и крестьянского восстания 1773-1775 г.г. До 1775 г. город входил в 14 состав Оренбургской губернии и назывался Яицким городком. После того как движение Пугачева было подавлено, его переименовали «для предания всего случившегося вечному забвению и глубокому молчанию». Но из оживленных и подогретых вином разговоров на этих обедах Пушкин убедился в том, что память о храбром казаке Емельяне Пугачеве и возглавленном им восстании, несмотря на его жестокое подавление и казнь вождя, живет в сердце народа. Старожилы-казаки рассказали поэту как отец одного из них в течение недели укрывал у себя Пугачева. По словам Пушкина, «яицкие казаки оказывали Пугачеву наружное почтение, при народе ходили за ним без шапок и били ему челом; но наедине обходились с ним как с товарищем и вместе пьянствовали, сидя при нем в шапках и в одних рубахах и распевая бурлацкие песни». В Уральский войсковой архив Пушкин даже не заглянул (может быть, потому, что торопился в Болдино). Об этом приходится только пожалеть: ведь здесь хранились очень ценные документы о восстании уральских казаков и об их участии в Пугачевском восстании. В Уральске поэт пробыл около двух суток, а вечером 23 сентября выехал в свое имение. Уже из Болдина поэт писал жене: «При выезде моем вечером пошел дождь ... и через полчаса сделал дорогу непроходимой. Того мало: выпал снег, и я обновил зимний путь, проехав верст 50 на санях ... Честь имею донести тебе, что с моей стороны я перед тобою чист, как новорожденный младенец. Дорогою волочился за одними 70 и 80летними старушками, а на молоденьких 60-летних и не глядел ... ». Поэт очень спешил, чтобы засесть за обработку материалов, собранных им. Часть пути он проехал той же дорогой, по которой везли пленного Пугачева, ставшего вскоре героем его «Истории Пугачева», а позднее - романа «Капитанская дочка». 15 «Я посетил произошли события места, где главные эпохи...» Вспоминая в 1836 году поездку по пугачевским местам, Пушкин очень точно определил, почему она была ему так необходима: «Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, проверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикою». В своей поездке по Уралу поэт искал красок для задуманной исторической повести, и эти краски он нашел здесь в изобилии. Немало дало Пушкину непосредственное знакомство с оренбургскими крепостями и оренбургским степным пейзажем, наблюдения над бытом, нравами и говором местного населения. Беседы с местными старожилами помогли поэту представить и изобразить различные события и эпизоды пугачевского восстания с той достоверностью, которых не может обеспечить самое тщательное изучение архивных документов. Несомненно, что реальные подробности взятия Нижнеозерной, сообщенные ему Бунтовой, Пушкин включил в батальную картину взятия Белогорской крепости в «Капитанской дочке». Самый образ вождя грандиозного восстания каким он дан в повести и каким он остался в народной памяти, живостью и яркостью красок во многом обязан бердинской казачке и другим старожилам Оренбургского края, явившимся в какой-то степени «соавторами» Пушкина. В условиях своего «жестокого века» Пушкин создал выдающийся исторический труд на основе фактов, собранных им. Не надо забывать, что сама тема Пугачевского восстания в то время была запретной и «подлежавшей» забвению или замалчиванию. Но Пушкин сумел обойти все препятствия и все-таки написал единственное в своем роде исследование о «пугачевщине». Роман же «Капитанская дочка» был завершен 19 октября 1836 г. Новое творение Пушкина было принято тогдашней критикой и читающей публикой восторженно. Этим романом Пушкин внес неоценимый вклад в русскую и мировую художественноисторическую литературу. 16 Четыре экземпляра «Истории Пугачева», по выходе ее из печати, Пушкин отослал в Оренбург губернатору Василию Александровичу Перовскому с письмом следующего содержания (март-апрель 1835 г.): «Посылаю тебе Историю Пугачева в память прогулки нашей в Берды и еще три экземпляра, Далю, Покатилову и охотнику. До свидания, в степях или над Уралом». 17 Литература Вересаев В.В. Пушкин в жизни. - М.: Москов. рабочий,1984. 703 с.: ил. Большаков Л.Н. Отыскал я книгу славную...: Разыскания и исследования. - Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1983. - 302 с., портр. Грановская Н.И. Если ехать Вам случится...: Очеркпутеводитель. - Ленинград: Лениздат,1989. - 192 с.: ил. Золотая долина. - Челябинск: ГлавУО, Челябинский Дом печати, 1992. -191 с. Моисеев А. Память Челябинских улиц. - Челябинск: Юж.Урал. кн. изд-во, 1988. - 286 с. Овчинников Р.В. За Пушкинской строкой. - Челябинск: Юж.Урал. кн. изд-во., 1988. - 206 с.: ил. Овчинников Р.В. Пушкин в работе над архивными документами «История Пугачева». - Ленинград: Наука, 1969. - 274 с. Овчинников Р.В. Над «пугачевскими» страницами Пушкина. М.: Наука, 1985. - 161 с. Оренбургская Пушкинская Энциклопедия /Общая ред. Л.Н. Большакова. - Оренбург: Печатный Дом «Димур», 1997. - 520 с. Павлов В. Пушкин на берегу Урала // Урал. следопыт. - 1997. № 1.- С. 12-13. Прянишников Н. Писатели-классики в Оренбургском крае. Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд.-во,1977. - 208 с. Пушкинские места России: Путеводитель. -М.: Профиздат, 1984. -340 с. Пушкинские места: Путеводитель. - Ч.2. - М.: Профиздат, 1988. -342 с. Рифей: Урал. краевед. Сборник. - Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1981. - 26 9с.: ил. Савельзон В. Пушкин в Оренбурге // Урал. - 1998. - № 1. С.148-176. Славянский Ю. Поездка Пушкина в Поволжье и на Урал. Казань: Татар. кн. изд-во, 1980. -144 с. Смольников И. Путешествие Пушкина в Оренбургский край. М.: Мысль, 1991. - 270 с. Шишов К.А. Урал в судьбе России: Книга для юношества. Челябинск: Изд. Фонда «Галерея», изд-во «Автограф», 1996. - 152 с. - (Евразия плюс Урал. Вып. 1). Ягодинцева Н. В живом потоке времени // Челябинск. - 1998. № 1. - С. 41. - (Корни и ветви). 18