Секонд ХЭНД МЕРТВЫЙ МОРОЗ Хо! Жизнь продолжалась как

Секонд ХЭНД
МЕРТВЫЙ МОРОЗ
Хо! Жизнь продолжалась как никогда. Время текло тугой струей обильно
смачивая сухую почву действий. И только резиновые уточки помнят нас в
полном объеме. Только они догадываются о нашем истинном величии. Но они
молчат об этом. И мы молчим об этом. Нам просто пофиг. Мы просто
откаблучиваем свои метафизические коленца в развеселой пляске двуногих
вокруг костра из костей.
Наших костей! Родных! Истеричных! И затылок проломленный внезапной
как прорвавшаяся канализация мясорубкой. Кто спасет их? Ты!!!!!!!!!!!!!!!!
Отважный зверек преодолевающий стихию!
Таракан в стакане с чаем. И теплый, и противный, и мягкий, и еще
мертвый. Тебя целуют незрячими губами. Тебя втягивают внутрь. Тебя ласково
ворочают языком. А потом, как бы в шутку, выплевывают вместе со стихией. И
ты летишь в ней, она искрится на солнце как 20 копеек. А ты психоделическая
изюминка в куличе жизни. Тебя осмотрят и убедятся, что ты мертв.
И ОБЛЕГЧЕННО ВЗДОХНУТ. Ты нужен им таким. Мертвым. Бессмысленным. Оп!
И все разом погасло. Это я наступил на Солнце. Оно противно пшикнуло под моей
босой ногой и раскололось на 15 частей. Вести летят в разные миры. Луна - это сыр.
Великий манящий сыр нашей мечты. Он тихо покрывается зеленой слизью под
мелодичный шум наших споров. Ну вот, дружок, ты все еще боишься? Все еще...
Карел Чапек.
С точки зрения кошки
Вот - мой человек. Я его не боюсь. Он очень сильный,
потому что очень много ест; он - Всеядный. Что ты жрешь?
Дай мне!
Он некрасив, потому что без шерсти. У него мало слюней,
и ему приходится умываться водой. Мяучит он грубо и слишком
много. Иногда со сна мурлычет.
Открой мне дверь!
Не понимаю, отчего он стал Хозяином: может, сожрал
что-нибудь необыкновенное.
Он содержит в чистоте мои комнаты.
Он берет в лапку острый черный коготь и царапает им по
белым листам. Ни во что больше играть он не умеет. Спит
ночью, а не днем; в темноте ничего не видит; не знает
никаких удовольствий: не жаждет крови, не мечтает об охоте
и драке, не поет, разнежившись.
Часто ночью, когда я слышу таинственные, волшебные
голоса, когда вижу, как все оживает во тьме, он сидит за
столом и, наклонив голову, царапает, царапает своим черным
коготком по белым листам. Не воображай, будто я думаю о
тебе; я только слушаю тихое шуршание твоего когтя. Иногда
шуршание затихает: жалкий глупец не в силах придумать
никакой другой игры, и мне становится жаль его, я - уж так и
быть! - подойду к нему и тихонько мяукну в
мучительно-сладкой истоме. Тут мой Человек поднимет меня и
погрузит свое теплое лицо в мою шерсть. В такие минуты в
нем на мгновение бывает заметен некоторый проблеск высшей
жизни, и он, блаженно вздохнув, мурлычет что-то почти
приятное.
Но не воображай, будто я думаю о тебе. Ты меня согрел, и
я пойду опять слушать голоса ночи.
Хулио Кортасар.
Железнодорожные наблюдения
Пробуждение сеньоры де Синамомо не из веселых: всунув ноги в пантуфли,
она убеждается, что они у нее полны улиток. Вооружившись молотком, сеньора
де Синамомо добивается разбития улиток вдребезги, после чего пантуфли
пригодны лишь для того, что выбросить их в мусорный ящик. С этой целью она
идет на кухню, где и пускается в беседу с горничной.
- С отъездом Ньяты дом теперь будет таким пустынным!
- Да, сеньора, - говорит горничная.
- Вчера вечером на станции было столпотворение. Все перроны были
забиты народом. Ньята была так взволнована!
- Отправляется много поездов, - говорит горничная.
- Верно, дочурка. Железная дорога идет во все места.
- Что и говорить, прогресс, - говорит горничная.
- Расписание точнехонькое. Поезд отправлялся в восемь одну и тронулся
как в аптеке, а ведь он полный.
- Так и должно, - говорит горничная.
- Выдела бы ты купе, доставшееся Ньяте! Все в позолоченных полосках.
- Видать, первый класс, - говорит горничная.
- С одной стороны вроде балкона из прозрачного пластика.
- Ух ты, - говорит горничная.
- Ехало всего три пассажира, места для них былы зарезервированны, над
каждым - дивная табличка. Ньяте досталось место у окошка возле позолоченных
полосок.
- Надо же, - говорит горничная.
- Она была так довольна. Могла наклоняться и поливать с балкона
растения.
- Какие растения? - спрашивает горничная.
- Которые между путями растут. Просишь стакан воды и поливаешь. Ньята
тут же попросила.
- И принесли? - спрашивает горничная.
- Нет, - печально говорит сеньора де Синамомо, выбрасывая в мусорный
ящик пантуфли, полные мертвых улиток.
Дмитрий Биленкин
Контакт на уровне
Странный и внешне нелепый робот антаресцев желал разговаривать с
Деем Бенетто и ни с кем другим.
Желание это вызвало сенсацию не меньшую, чем сам факт установления
первого контакта Земли с другой цивилизацией. Бенетто, конечно, был
гением, но не в математике, социологии, физике, философии, а в
футболе. Никакие резоны на автомат, однако, не действовали. Ученые
хватались за голову. Быть может, интерес к лучшему футболисту мира
вызван тем, что у антаресцев мозг располагается в ногах?
Робот ничего не хотел объяснять.
Ситуацию усложнило то обстоятельство, что именно в эти дни шел
международный чемпионат по футболу, который не мог быть прерван из-за
пустяков. Но так как все складывалось очень серьезно, чемпионат все же
остановили, Дея Бенетто поспешно накачали инструкциями, и он был
отправлен в Сахару, куда сел робот антаресцев. В этот день многие
подростки поняли, к чему надо стремиться, а многие взрослые с грустью
подумали о тщете интеллектуальной славы.
Затаив дыхание, мир ждал результатов.
Они не замедлили последовать. Через семь минут Бенетто с
недоумевающим видом двинулся обратно к вертолету, а робот заявил, что
отбывает к Антаресу.
- Позвольте! - заорал в микрофон председатель научной комиссии. Разве ваша цель ограничивается встречей с футболистом?
- Мне нет дела до его профессии, - ответствовал посланец, - у меня
программа. Мои создатели поручили мне изучить самого выдающегося
представителя обнаруженной цивилизации.
- Но...
- Самый выдающийся разумный - это, понятно, тот, чье имя чаще
всего повторяют радио и телевидение. Я вычислил этого человека,
встретился с ним, оценил, теперь улетаю. Прощайте.
ЛЕГЕНДА КРЫМА
рассказ
Вот какую легенду часто любят рассказывать коренные жители Крыма
приезжим людям. Есть в Крыму завод средней величины. И этот завод выпускает
продукцию среднего качества. И вот чтобы он выпускал продукцию не среднего
качества, а получше, с другого завода, что расположен на Крайнем Севере, в
Крым прислали молодого инженера Голякова, до зубов вооружив его
рекламациями.
В Крыму Голяков ни разу не был и очень удивился, что и так здесь тепло, и вино
такое дешевое. Удивлялся он несколько дней подряд и не казал носа на
завод средней величины. А одна девушка затащила его на прогулочный катер.
Катер весело побежал прямо в Черное море. Вдруг поднялся ветер неслыханной
силы. То есть слыханной, но очень давно, со времен урагана, потопившего
англо-французскую эскадру в период Крымской кампании.
Пассажиры перепугались, крикнули капитана. Капитан вышел к людям и
закричал:
- А ну, честно признавайтесь - командированные есть?
Так как Голяков был уже выпимши, он возьми да и признайся: я, мол.
Тотчас наскочили на него два дюжих матроса и пинками прогнали за борт.
Черное море само успокоилось и успокоило пассажиров.
- Не любит море командированных, - пояснил капитан.
А к Голякову подплыла небольшая черноморская акула-катран и, сильно
поднатужившись, проглотила его, насколько влез.
Старые люди рассказывают, что в дни совещаний и планерок прямо под окна
кабинета директора завода средней величины, не боясь промышленных отходов,
подплывает рыба с человеческой головой и руками. Громким голосом эта рыба
выкрикивает обличающие слова рекламаций. Легенда гласит, что в тот день,
когда высказывания чудесной рыбы будут услышаны руководством завода,
приняты к сведению и запротоколированы, злые чары падут, и на берег выйдет
недурной собою молодой человек с командировочным удостоверением. В эту
легенду верят все, кроме работников завода средней величины. Но и они,
проводя совещания и планерки, накрепко закрывают все окна и задвигают
шторы, даром что в этом самом Крыму жарища - страшное дело.
Subj : Сказки пpовинции Дангунь
Жили-были в пpовинции Дангунь молодой сбоpщик финских домиков
Чао Чунь и молодая давильщица съедобных личинок Шай Хо Чжи.
Однажды Чао Чунь, связывая бамбук в толстые сосновые бpевна
для финского домика, захотел отдохнуть и поесть съедобных
личинок. И пошел он на беpег pеки, где под навесом находилась
лавка стаpого свеpлильщика зубов дядюшки Сцы. Сам дядюшка Сцы
давным-давно умеp, и оставшийся без pаботы стаpый свеpлильщик
его зубов постpоил лавку, и выложил дыpявыми зубами Сцы кpасивую
маленькую вывеску. В лавке свеpлильщика пpодавались всякие
мелочи, дpагоценные камни, поpошки от обмоpожения и яды.
Дочь свеpлильщика, Шай Хо Чжи, готовила съедобные личинки и
подавала их посетителям. Чао Чунь заказал таpелку личинок,
и пpинялся стpогать своим большим ножом из слоновой кожи
ножку стола. И тут пpекpасная Шай Хо Чжи вышла из кухни,
вся в слезах, и сказала: "Доpогой Чао Чунь, пpости меня, но
все личинки уже стали куколками!" "Hе плачь, пpекpасная Шай
Хо Чжи!" - ответил Чао Чунь, "- я бы лучше умеp от голода, чем
заставил бы тебя огоpчаться, поскольку я уже тpидцать лет люблю
тебя!". "Ах, если бы я знала, что ты уже тpидцать лет в меня
влюблен, я бы скоpее отpезала себе pуку, чем оставила бы тебя
голодным!" - заплакала Шай Хо Чжи, " поскольку я уже соpок
лет тебя люблю!". "Ох, я бы скоpее отpубил себе уши и нос,
чем позволил бы тебе покалечить себя!" - воскликнул Чао Чунь,
и отpубил себе уши и нос своим большим ножом. "А я бы выpвала
себе волосы и сломала бы ногу!" - ответила Шай Хо Чжи,
выpвала себе волосы, все до одного, и сломала левую ногу в
двух местах! И так они pезали и ломали себя, откусывали себе
pазные части тела и бpосали в очаг. Hа этот шум вышел стаpый
свеpлильщик зубов, и увидел только две изоpодованные головы,
котоpые глядели дpуг на дpуга выколотыми глазами, полными
любви. Свеpлильшик взял эти головы, и похоpонил на беpегу
pеки, поставив в этом месте большой камень с надписью:
"Они были счастливы и умеpли в один день". Затем он
положил у камня миску с несъедобными куколками, зажег палочки
благовоний и высыпал в pеку целую банку своего самого лучшего
поpошка от обмоpожения. С тех поp в пpовинции Дангунь начисто
исчезла моpоженая pыба.
Айзек Азимов
"Они не прилетят"
Нарон, представитель умудренной жизнью ригеллианской расы, был
галактическим летописцем в четвертом поколении. У него было две книги - большая,
содержавшая перечень многочисленных разумных рас из всех галактик, и поменьше,
куда заносились лишь цивилизации, достигшие зрелости и мастерства в той степени,
которая позволяла им вступить в Галактическую Федерацию. Из большой книги были
вычеркнуты те расы, которые в силу разных причин потерпели крушение: невезение,
биохимические или биофизические несовершенства и социальная несправедливость
взимали свою дань. Зато ни один из членов Федерации, внесенных в малую книгу, не
был оттуда вычеркнут. Грузный и неправдоподобно древний Нарон поднял глаза на
подошедшего гонца. - Нарон! - воскликнул тот.- Единственный Великий...
- Ну-ну, поменьше церемоний. Что такое?
- Еще одна группа организмов достигла зрелости.
- Превосходно. Превосходно. Быстро же онитеперь взрослеют, года не проходит без
новичков. Кто это на сей раз?
Гонец назвал код галактики и внутригалактические координаты планеты.
- Да, да,- проговорил Нарон.- Я знаю этот мир.
Гладким почерком вписал он имя планеты в первую книгу и перенес его во вторую,
по традиции использовав то наименование, под которым планета была известна
большей части своих обитателей. Он написал: Earth.
- Эти юные создания поставили рекорд,-сказал он.- Никто другой не проходил путь от
зарождения разума до зрелости с такой быстротой. Надеюсь, здесь нет ошибки?
- Нет, сэр,- сказал гонец.
- Они получили термоядерную энергию, не так ли?
- Да, сэр.
- Ведь это - главный критерий,- Нарон усмехнулся.- Скоро их корабли начнут
разведку пространства и вступят в контакт с Федерацией.
- Дело в том. Единственный Великий,-неохотно проговорил гонец,- что, по
сообщениям Наблюдателей, они еще не проникли в пространство.
- Как? - изумился Нарон.- Так-таки и не проникли? Даже на уровне космических
станций?
- Пока нет, сэр.
- Но если у них есть термоядерная энергия, где они проводят испытания и мирные
взрывы?
- На своей планете, сэр.
Нарон выпрямился во весь свой двадцатифутовый рост и загремел:
- На своей планете?!
- Да, сэр.
Нарон медленно вытащил свой стилос и перечеркнул последнюю запись в малой
книге. Такого прежде не бывало, но ведь Нарон был очень мудр и, подобно любому
другому жителю Галактики, мог видеть неизбежное.
Глупые
ослы,пробормотал
он.
Михаил Успенский
НЕРАССКАЗАННЫЙ СОН
В одном месте шло совещание. То есть еще не шло, а только собиралось идти сидели, курили, разговаривали. Вот один сотрудник и говорит: - Видел я
нынче удивительный сон, что у меня ноги отдельно ходят. Они ходят, а сам я
на месте сижу...
Тогда главный бухгалтер тоже говорит:
- Это что за сон! Это разве сон! Вот я нынче видел сон так сон! Будто руки
у меня выросли такие длинные, что я сам тут сижу, а правой рукой с шурином
здороваюсь. А живет мой шурин, надобно вам знать, аж в самом
Южно-Сахалинске.
Потом еще кто-то сон рассказал, потом еще. Один другого чуднее. Только один
молодой начальник отдела сидит себе углу и помалкивает потихоньку. Директор
его спрашивает:
- А что же ты, молодой начальник отдела, не поведаешь коллективу своего сна?
- Нет уж. Мои сны - это мое личное дело.
С той поры житье Дурасову стало худое: принялись его все гонять, шпынять,
пенять да попрекать. А потом и совсем уволили. Тогда Дурасов затеял
жаловаться, жаловался сильно и долго, аж комиссия приехала. Послушала
комиссия Дурасова и диву далась:
- Во дают! Во самодуры! Этого уж мы так не оставим! Наведем порядок! А ты,
Дурасов, уж нам-то расскажи свой сон.
Дурасов и говорит:
- Прости меня, высокая комиссия, но мои сны - это мое личное дело.
- Ну и оставайся при своих снах! - вскричала комиссия и поехала прочь.
Потом еще одна комиссия приезжала и еще. Никому Дурасов своего сна не
поведал. Приезжал даже один журналист специальный. Статью написал -Клеветник-сновидец-. Читали, поди?
Дурасов опускался все ниже и ниже. И вот уже сидит с бичами, делится своим горем.
- Крепко тебя жизнь стукнула! - говорят бичи в утешение. - Ну да ты не
печалься. С нами не пропадешь. Да заодно, кстати, расскажи нам, корешкам
своим, тот сон.
Дурасов и говорит:
- Простите, корешки, но мои сны - это мое личное дело.
- Крепко тебя жизнь стукнула, - говорят бичи, - а уж мы, бичи, стукнем тебя еще
крепче!
Стали его бить, да там же и бросили.
Лежал Дурасов пьяный да битый и спал. А во сне видел свой нерассказанный
сон. Сон был вот какой: сидит Дурасов в своем кабинете, в глубоком кресле,
пьет чай. А у него в приемной сидит и директор, и главный бухгалтер, и
члены всех комиссий, и даже бичи сидят. А он и не торопится их принимать томит неделю, месяц, год. Они-то к нему рвутся, чтобы сны свои поведать.
А на что Дурасову ихние глупые сны?
И.МЕХЕДА, Е.БЕРКОВИЧ
ЖАТВА
Я родилась над океаном. Мне очень трудно и интересно вспоминать это.
Вначале я была ничто. Или нечто? Как я могла быть ничем, почему стала из
нечто? Найдется ли когда-нибудь ответ на подобный вопрос? Осознавала ли я
себя в таинственной глубине ничего? Логика подсказывает, что нет, я помню
ограниченный период своего бытия, но какая-то внутренняя неуловимая память
постоянно шепчет: ты была вечно, вспомни! Вечно! Прислушиваюсь к далеким
полутонам внутренних шепотов, а голос этой скрытой памяти уходит,
растворяясь в пространстве безмерности, отталкивая своей пугающей
пустотой. С чего началось становление моего самосознания? Перебрав мириады
первичных образов, я убеждаюсь, что это воля. Глядя в вибрирующее
пространство скрытой памяти, я ощущаю одним из чувств, что в безмерности
есть только воля. Воля поднимает из неизмеримых глубин неизвестности и
неопределенности слова, из которых слагаются мысли - кирпичики для
разноцветья образов, образующих мой разум.
Куда меня влечет?! Вижу, что представляю из себя вихрь среды. Похоже,
мое вращение ускоряется. Я чувствую прилив сил. Как хорошо познавать себя
в развитии!
Странно. Навстречу летит продолговатое тело. Ослепительное сияние.
Больно!
Похоже, я распадаюсь. Но что за чудо? Подо мной уже не океан, а
твердая поверхность. Правда, она похожа на застывшие разнокалиберные
волны, с такими же непредсказуемыми искажениями плавных линий. А вот
красивенькие белые коробочки. Поиграюсь-ка ими.
Коробочки имеют такие же, как у меня формы завихрений. Они подобны
мне, они - как искорки моего пылающего вихря. Еще одна ослепительная
вспышка. Похоже, начался распад. Но искорки! Они отделились от белых
коробок, разлетевшихся в прах. Они усиливаются как вихри, становятся
подобными мне.
Если честно, то никогда не думала о возможности рождения из небытия
мириад разнообразных и разносильных, таких, как я, вихрей. Неужто я
мыслила себя одной в мироздании? Глупо.
Я уже не я. Во мне хор голосов, хор мелких воль. Я стала сообществом,
сливающимся в один круговорот. Я слабею, не ощущаю реальности. Словно
погружение в пласты скрытой памяти. Я опять становлюсь тем Великим,
Космическим ничем, что есть изначала. Ладно...
Ноосфера завершила очередной этап своей Жатвы. Тысячи разумных
вихрей, бывших недавно людьми, намного усилили ее интеллектуальный
потенциал. Напряженность поднялась. Из бесформенности полевых меридианов
над океаном формировался новый тайфун.
Михаил Успенский
ЖЕЛАНИЕ СЛАВЫ
Один человек писал стихи. Фамилия у него на вид была хорошая, героическая,
а на слух - не очень: Сабленосов. Сам Сабленосов думал, что он поэт, а
другие люди так не думали. Но Сабленосов все равно писал стихи и скоро
написал их целую книгу. Книга называлась очень красиво - "За лебединой
стаей журавлей". Но так как печатать Сабленосова никто не хотел, книга
вышла самодельная. Хотя на вид почти как настоящая - в переплете и с
иллюстрациями из журналов "Работница" и "Советская женщина". Но все равно
так никого и не смог Сабленосов уговорить, чтобы прочли его книгу. А ведь
книги он писал исключительно ради славы, чтобы имя его у людей изо рта не
вылазило. Тогда Сабленосов сделал вот что. В аэропорту он подстерег одного
известного нашего поэта, который везде путешествует, и незаметно засунул
свою книгу в его дорожную сумку - лететь поэту долго, может, и прочтет.
Лететь поэту было и вправду долго - аж в Бразилию. В полете он заискался
чего-то в сумке и наткнулся на подкинутую книгу. С ужасом прочитав
несколько стихотворений, поэт почувствовал, что просто физически не может
находиться в одном помещении с этим кошмарным творением. Он прошел к
пилотам и попросил, чтобы ему дали возможность либо выпрыгнуть самому, либо
выбросить книгу из самолета. Всемирная известность и большое личное обаяние
поэта сделали свое дело: книга Сабленосова с позором покинула борт "Боинга"
и, кружась, полетела вниз, где простирались бескрайние бразильские джунгли.
В это время малоизвестное науке племя тиритомба справляло небольшой
религиозный праздник на поляне. Упавшую к ногам руководителей племени книгу
тиритомба истолковали, конечно, с идеалистических позиций и начали тут же
ей поклоняться.
В настоящее время культ книги "За лебединой стаей журавлей" растет и
крепнет. Тиритомба намыли маленько золотишка и отправили в большой город
самого смышленого юношу. С помощью золота и выдающихся личных способностей
юноша сумел перевести книгу и выучил все пятьсот восемьдесят два
стихотворения наизусть. Теперь они составляют основу всей духовной жизни
индейцев тиритомба. Даже дети в этом племени знают, какое стихотворение
следует читать перед охотой на ягуара, как с помощью венка сонетов
увеличить мужскую силу, сколько раз нужно повторить поэму "Зазнобушка",
когда засушиваешь голову побежденного врага. Тиритомба - народ
воинственный. Вдохновившись стихами, они встают на тропу войны и несут
слово Сабленосова все дальше в джунгли. Покоренные племена принимают новую
веру. Скоро этот феномен заметят этнографы и напишут о нем.
Но, к сожалению, сам Сабленосов так никогда и не узнает о своей небывалой
славе в джунглях Амазонки, потому что никогда не читает ничего, кроме своих
стихов.
Ларри HИВЕН
НЕЙТРОННАЯ ЗВЕЗДА
"Звездолаз" вынырнул из гиперпространства точнехонько в миллионе миль
над нейтронной звездой. Мне потребовалась минута, чтобы определить по
звездному окружению и еще одна, чтобы найти искажение, о котором упоминала
перед смертью Соня Ласкин. Оно Было слева от меня - область, имеющая
кажущиеся размеры земной Луны. Я повернул корабль вокруг оси, чтобы
рассмотреть ее.
Нейтронная звезда, конечно, находилась в центре, хотя увидеть ее я не
мог, да и не ожидал, что смогу. Она имела всего одиннадцать миль в
поперечнике, и к тому же холодная. Миллион лет минуло уже с тех пор, как
БВС-1 горела ядерным пламенем. По крайней мере миллион лет с тех пор, как
две катастрофические недели превратили БВС-1 в рентгеновскую звезду,
пылавшую при температуре пять миллиардов градусов по Кельвину. Теперь же
ее выдавала только масса.
Корабль начал поворачиваться сам по себе. Я почувствовал давление
создаваемое ядерной тягой. Без моей помощи мой верный металлический
сторожевой пес выводил меня на гиперболическую орбиту, которая приведет
меня на расстояние одной мили к поверхности нейтронной звезды. Двадцать
четыре часа падения, двадцать четыре часа подъема... и за это время что-то
попытается меня убить. Как что-то убило Ласкиных.
Тот же самый тип автопилота с той же самой программой, что и
выбравший орбиту для Ласкиных. Он не должен был заставить их корабль
врезаться в звезду. Автопилоту я могу верить. Я даже мог изменить его
программу.
Собственно, я должен был это сделать.
Как меня только занесло в такое положение?
После десяти минут маневров двигатель отключился. Моя орбита
определилась, и не только в одном смысле. Я знал, что произойдет, если я
теперь попытаюсь повернуть.
А ведь все, что я сделал, это зашел в аптеку, чтобы купить свежую
батарейку для зажигалки!
Прямо посреди аптеки, в окружении трехэтажных прилавков, стояла новая
яхта для полетов внутри системы - "Синклер" 2603 года. Я зашел за
батарейкой, но остался повосхищаться. Яхта была прекрасной работы,
маленькая и стройная, обтекаемых линий и разительно отличалась от всего,
что когда-либо было построено. Я бы ни за что на ней никуда не полетел, но
вынужден был признать, что она прелестна. Я просунул голову в люк, чтобы
поглядеть на пульт управления. Сроду не видел столько циферблатов. Когда я
извлек голову наружу, все завсегдатаи уже пялились в одном направлении.
Мигом стало тихо.
Не могу их винить в том, что они выпялились. В аптеке немало было и
инопланетян, главным образом, покупатели сувениров, но и они все тоже