Симхат Тора Кантониста

Симхат Тора Кантониста
1.
Симхат Тора в «Солдатской Синагоге» в городе С. в старой России имела удивительный вид. В
этой маленькой синагоге царило настоящее и искреннее веселье с Торой; большинство членов
этой синагоги были одно время Кантонистами.
Самое большое впечатление производило зрелище, когда в самый разгар веселья, один из старых
солдат, танцуя со Свитком Торы в руках, неожиданно раскрывал свою рубаху, показывая
глубокие рубцы на груди и плечах и пел при этом: «Тора, Тора, я люблю тебя». После окончания
Хакафот мы, молодежь маленькой синагоги, окружали этого старого солдата и просили его
рассказать историю этих рубцов. С напряженным вниманием, выслушивали мы эту историю,
хотя мы много раз слышали ее уже до того. Вот что он нам рассказывал:
«Мне было восемь лет, когда мой отец, Раввин Ше-ломо, да будет благословенна его память,
получил страшный приказ передать двадцать мальчиков из нашего города армии царя.
«В нашем маленьком городе стоял стон. Для всех тех родителей, которые имели мальчиков моего
возраста, включая моих родителей, это было днем суда. Если бы все дети этого городка умерли в
один день от какой либо эпидемии, то трагедия в городе не была бы такой большой, какой она
была тогда.
«В доме моего отца собрались все виднейшие члены нашей общины. Некоторые из богатых
членов предлагали значительные суммы общине, если дети их не будут забраны. Но мой отец не
хотел и слышать об этом. Он потребовал, чтобы со всеми детьми обращались одинаково и что
набор должен быть произведен путем жребия.
«Несмотря на мою молодость, я отдавал себе отчет об ужасной трагедии и лежа в постели и
представляясь спящим, я слышал много возбужденных голосов в соседней комнате, где
происходило собрание.
«Ну а что относительно вашего Довиделя?» Я вздрогнул, когда услышал мое имя. «Конечно, он
не будет исключением». Я услышал серьезный голос моего отца.
Собрание продолжалось чуть ли не всю ночь, но я заснул до его окончания.
2.
«Когда я проснулся утром я нашел мою мать, сидящей у кровати. Глаза ее были красными от слез
и бессонницы.
«Она меня поцеловала, как только я открыл глаза и я почувствовал ее горячие слезы на моей
щеке.
«Слова были совершенно бесполезны. Я понял, что был одним из тех мальчиков, которые будут
забраны из дому и может быть больше никогда не увидят своих родителей.
«Не плачь, мать», сказал я. «Я вернусь домой».
«Что меня особенно беспокоит, Довидель, ответила мать, «вернешься ли ты обратно Евреем».
«Мать, я всегда останусь Евреем», сказал я в решительном тоне.
«Та же сцена повторилась опять, когда я сидел на коленях отца в его маленьком кабинете. Он со
мной долго разговаривал. На его глазах не было слез, но я знал, что сердце его разрывалось на
части.
«После этого отец долго не прожил. Он умер примерно за неделю до того, как должны были
забрать мальчиков». «Несколько дней спустя, в город пришли два незнакомца. Они сказали, что
приехали покупать скот на соседних фермах. По городу распространились слухи, что они были
похитителями детей. В народе говорили, что они подкуплены богатыми семьями и собираются
украсть мальчиков бедных семей, чтобы ими пополнить квоту вместо богатых. О плане моего
отца никто больше не говорил.
«Когда приехали похитители, в нашем городе как будто бы пропали все мальчики. Мать спрятала
меня в погребе.
«Затем похитители пришли в наш дом. Я услышал грубые голоса, слабый кашель, вздох и затем
треск, как будто бы безжизненное тело упало на пол. Я не мог больше прятаться, взобрался по
лестнице наверх к двери, которая вела наружу и крикнул: «Мать, все ли в порядке? Выпусти
меня отсюда!»
«Через момент какие-то крепкие руки схватили меня и унесли. Я видел мою мать, лежавшую на
полу. Я отчаянно сопротивлялся, но все было напрасным. Я мог только крикнуть: «Вы скоты
убили мою мать».
«Твоя мать будет в полном порядке», они сказали. «А ты будь теперь хорошим мальчиком, иначе
будет плохо».
«Нас мальчиков увезли в двух вагонах. Мы были привязаны один к другому и конец веревки был
прикреплен к вагону.
«Весь город пришел нас провожать и среди народа была и моя мать. Я никогда не забуду это
расставание. Вооруженная стража окружила наши вагоны и держала народ на расстоянии. Но
внезапно мать моя прорвалась вперед и бросила мне маленький пакетик. «Не забудь свою Бар
Митцва» – были ее последние слова.
«Это была пара Тефиллин и маленький молитвенник, но до моей Бар Митцва было еще так
далеко...
3.
«Я не стану вам рассказывать, что я пережил в течение последующих трех лет «тренировки». Это
не было военным обучением, а систематической подготовкой к крещению, с бесконечными
побоями и пытками, когда мы отказывались есть с непокрытой головою или целовать крест; но
мы всегда отказывались.
«В течение этих лет на меня стали смотреть как на вождя этой группы. Являясь сыном раввина и
зная значительно больше других, они искали во мне руководства и ободрения. Я знал, что если
покажу малейшую слабость, дух мальчиков будет разбит жестокой и ужасной «тренировкой»,
которой мы подвергались.
«Это сообразил как-то унтер-офицер, которому была поручена наша группа. С этого момента он
сосредоточил на мне свою «тяжелую артиллерию». Я должен был показать пример другим
мальчикам, отказавшись от своей веры...
«Им было не легко со мной, а глубокие рубцы свидетельствуют о том, что и мне не было легко с
ними.
«Однажды, после ужасного избиения, меня привели к унтер-офицеру. При этом присутствовал
священник и он пытался быть очень любезным и внимательным. Последовал длинный разговор,
и когда один из них переставал говорить, его заменял другой. Мне обещали блестящее будущее,
великолепную карьеру в военной академии, красивую форму генерала, и честь и власть
губернатора; но в случае моего отказа, мне грозили смертью и сказали, что я больше никогда не
увижу своей матери.
«Они все продолжали говорить, но я с трудом следовал за ними. Я чувствовал только острую
боль в моем теле, и ужасную жажду.
«Я попросил глоток воды.
«Унтер-офицер наполнил стакан искрящейся водою, но когда я хотел его взять, он отодвинул его.
«Не торопись, мой мальчик, дай сперва твой ответ».
«Пожалуйста, дайте мне воды. Мой ответ я дам в течение трех дней», ответил я в полном
отчаянии.
«Унтер-офицер и священник обменялись взглядами, и затем мне разрешили выпить воду.
«Следующие три дня были наихудшими в моей жизни. Я лежал на койке и все тело мое болело,
но еще хуже была моя умственная агония. Смогу ли я выдержать дольше? Должен ли я сдаться?
И затем я подумал о моих обязанностях по отношению к другим мальчикам моей группы, о моих
родителях, и я покачал головою и закричал: «Нет, нет, нет!» И так это было – да и нет, все время.
«Наконец, наступила последняя ночь перед решительным днем. Меня навестил унтер-офицер.
«Ты хорошо выглядишь, мой мальчик. Не будет ли завтра большим днем в твоей жизни?»
«Конечно, будет», я ответил. Он ушел в очень хорошем настроении, совершенно уверенный, что
завтрашний день будет для него триумфом и что он получит повышение, когда генерал
похлопает его по спине и скажет: «Молодец Иван, хорошо сделал, и священник благословит его
вечной жизнью за «спасение души».
«Это ночью я имел странный сон. Я находился опять в моем маленьком городе на берегу нашей
реки, я нырял и плавал. Внезапно я почувствовал судороги и не мог больше плавать. Я испугался
и стал искать воздуха. Я хотел кричать о помощи, но не мог произнести ни звука. Я тонул... Затем
я увидел рядом плававшую солому и в отчаянии схватился за нее. Внезапно солома превратилась
в толстую золотую цепь, дальний конец которой был основательно прикреплен к дереву,
росшему на берегу реки. Когда я поймал ближайший ко мне конец цепи, я увидел, что она
состояла из большого числа колец, становившихся все больше и больше, чем дальше они от меня
удалялись. Затем я увидел золотые слова, выгравированные на кольцах и когда я всмотрелся, я
сумел прочесть – «Авраам, Исаак, Яков» на самых больших и находившихся дальше всего от
меня трех кольцах, за которыми следовали другие имена, столь знакомые мне по Библии. Когда я
взглянул на мое собственное кольцо я увидел мое имя выгравированное на нем, и оно было
прикреплено к другому кольцу с именем моего отца.
«На мгновение я почувствовал себя в безопасности и счастливым, но затем, к своему ужасу, я
заметил, что мое кольцо ломается на части. Еще одна минута и оно окончательно отломается от
цепи и я утону...
«Нет, нет!» я закричал. «Не ломайся!»
«Я внезапно проснулся и сердце мое готово было выпрыгнуть. Остальную часть ночи я провел в
слезах.
4.
«Зал был набит людьми до отказа. На возвышении сидело много военных и среди них мой унтерофицер и священник. В зале сидело много молодых Еврейских новобранцев из моей группы, так
же, как и из других частей. Мое «крещение» должно было сопровождаться церемонией.
«Когда меня подвели к возвышению и торжественно спросили, готов ли я стать христианином, я
не ответил сразу. Я взглянул вокруг себя, взглянул на моих товарищей – Еврейских новобранцев,
сидевших у стены и украшенных различными мечами и саблями, и через окно – на голубое небо.
«За столом на возвышении стали проявлять беспокойство и принялись торопить меня с ответом о
моей готовности перейти в их веру.
«После этого я подошел к стене и снял с нее маленький топорик. Вернувшись к столу, я положил
на стол три пальца, кроме указательного, который, как я надеялся, понадобится мне, чтобы
надеть на него Тефиллин, и прежде чем, кто либо успел сообразить, что я собираюсь сделать, я
взмахнул топориком и со всей силой ударил им по моим пальцам.
«Вот вам ответ за эти три дня!» сказал я, махая моей окровавленной рукой перед их
физиономиями. В следующий момент я потерял сознание».
***
После этого старый Кантонист остановился и с гордостью посмотрел на свою левую руку, на
которой недоставало трех пальцев. Больше ничего он нам не рассказал, но мы знали, что
поступок этого старого солдата заставил царя отменить свой жестокий декрет. Потому что
история о героизме и преданности своей вере со стороны молодого мальчика явилась темой для
разговора в кругах императорского дома. Когда царь Николай услышал эту историю, он понял,
что пока существуют мальчики среди его Еврейских подданных, подобные этому Давиду, все его
декреты обречены на неудачу.
Мы с восхищением смотрели на престарелого Кантониста, но он не мог вынести культа героя. Он
вскочил со своего места и принялся танцевать и петь:
«Тора – наш единственный выбор.
«На Симхат Тора – веселись, веселись!»