Коржевский Лекция 2

Коржевский Лекция 2
Исповедь. Условия ее совершения.
Мы говорили, что с покаяния начинается духовная жизнь христианина,
настоящая, спасающая вера, а вера теоретическая, мертвая не спасительна.
Известно, что бесы тоже веруют, трепещут, то есть имеют страх Божий, но
тем не менее не спасаются. То есть спасает нас не всякая вера, а вера,
рождающаяся из покаяния. Покаяние – это добродетель новозаветная,
первая заповедь Нового Завета, которую дал Господь, придя на землю.
Итак, с покаяния начинается вера, покаяние нужно, чтобы пребывать в
вере, преуспевать в ней, чтобы наследовать царство небесное. Покаяние это чрезвычайное смирение, фон христианской жизни.
Естественным выражением покаяния является исповедь. О публичной,
существовавшей в древности, мы уже говорили. Теперь поговорим о ныне
существующей в Церкви.
Итак, спасаться – значит каяться. Вообще-то спасаться не трудно. Легко.
Эта мысль высказана Феофаном Затворником: «Кто это вам сказал, что
трудно спастись? Стоит только захотеть взяться за дело решительно, и
спасение готово. Оно уже приготовлено для всякого. Приди только,
возьми. Трудно не спастись, а захотеть встать, пойти и получить спасение.
Но в таком случае не следует говорить – трудно спастись, а лень нам
спасаться. Самим нам не только трудно, но решительно невозможно
спастись, но с Господом-Спасителем какой труд? Имеем Бога, который
нам помогает…» А имеем мы Бога в том случае, если сознаем свое
ненормальное греховное состояние и исповедуем его Искупителю, тогда
спасение уже «в кармане».
Спаситель дал власть разрешать от грехов: «Что на земле свяжете, то
будет связано на небесах, что разрешите на земле, то будет разрешено на
небесах». Эту власть Он дал не всем, только своим ученикам – апостолам.
Итак, чтобы покаяться, нужен человек, имеющий власть разрешать от
грехов. Во-вторых, этот человек должен знать грехи, знать, что он может
отпустить, а что нет - предполагается исповедь, когда человек
пересказывает свои грехи. И третье – нужно внутреннее условие: покаяние
для человека кающегося. Таким образом, таинство исповеди можно
охарактеризовать, как «священнодействие, в котором исповедующий
грехи свои, при видимом изъявлении прощения от священника, невидимо
разрешается от грехов своих Иисусом Христом» (Катехизис).
Исповедь в древности была публичной, но наряду с тем существовала и
исповедь тайная. Она была уже во времена первых христиан, но
преимущество отдавалось публичной. Церковь рано начинает склоняться к
тому, чтобы исповедь была тайной. Есть высказывания отцов 2, 3, 4 века.
Тертуллиан говорил: «Противна исповедь перед народом». Иоанн Златоуст
высказывался: «Ты стыдись открыть раны человеку, а не стыдись перед
всевидящим Богом» (Книга о покаянии). Василий Великий в правиле 34,
признавая исповедь публичную, говорил – «жен, прелюбодействовавших и
исповедовавшихся в том по благочестию или каким бы то образом
обличившихся отцы наши запретили явным творити, да не подадим
причин к смерти обличемых». То есть в блудных грехах публично не
каялись. Это запрещалось, дабы не ввести в соблазн слушающих. Они
исповедовались тайно.
С 4-5 века исповедь по преимуществу тайная, перед священником. Еще
одной причиной замены публичной исповеди тайной был общий упадок
нравственного состояния верующих. И другая причина – человек,
принимающий исповедь, должен знать обстоятельства, в которых
совершен был грех, чтобы дать соответствующее врачевство (кто этот
человек, какое у него занятие, как был совершен грех, разобраться во всех
подробностях). А разобраться лучше на тайной исповеди. В принципе это
одно и то же. Как в публичной, так и в тайной исповеди сохраняется
главное условие – стыд кающегося, который потом непосредственно
предохраняет человека от грехов.
О епитимии. Апостол Павел еще говорил, что это известная мера
наказания. Но наказание не в смысле кары, а в качестве врачевства,
налагаемого на кающегося человека. Василий Великий писал: «В болезнях
врачи советуют больным быть внимательными к самим себе и не
пренебрегать ничем служащим к врачеванию, поэтому внемли себе, чтобы
понять свои прегрешения и получить врачевание. Грех твой велик и тяжек,
тебе нужны долгая исповедь, горькие слезы и сильное бодрствование,
непрерывный пост. Грехопадение было легко и сносно, пусть же уравняет
с ним и покаяние. Только внемли себе, чтобы знать тебе здравие и болезнь
души». То есть в руках духовника епитимия есть лечебное средство.
Врачевание это применяется в соответствии со степенью болезни. В
зависимости от этого врачевство может меняться.
В древности епитимии были строгие. Вот несколько правил Василия
Великого: «Умышленно погубивший зачатый в утробе плод подлежит
осуждению смертоубийства. Принимать их в обществе по исполнении 10
лет». То есть отлучались от церкви на 10 лет. 56-е правило: «убивший,
потом покаявшийся – 20 лет да будет без причастия Святых Таин». 58-е
правило – прелюбодействовавший 15 лет да не приобщается Святых Таин.
61 правило – укравший аще же обличен был, то на два года да будет
удален от причастия. Клятвопреступник – десять лет да не приобщается.
Отрекшийся от Христа – во все время жизни своей должен быть в числе
плачущих, только в конце жизни удостаивался причастия. Это 4 век.
Но впоследствии ослабляется строгость епитимии. Феодору Студиту,
жившему в 8 веке, это казалось чрезмерно строгим. «Василий Великий
определил, чтобы он, убийца, 15 лет оплакивал бремя, мы же определяем
это правило на трехлетний срок, если раскаивается. Прелюбодей на 15 лет
осуждался, мы, если порок прекращен, определяем, что два года лишаем
причастия. Вору определяем епитимию на сорок дней».Так уменьшается
несение епитимий.
Почему это происходит? Потому что епитимия – не наказание. Это
врачевство в соответствии с болезнью, самим больным может изменяться.
В настоящее время епитимии превратились в поклоны, чтение канонов
покаянных, раздачу милостыни. Долгого отлучения, даже за тяжкие грехи,
нет. Отлучить могут на полгода – год. Мы этим не удовлетворяем правды
Божией, как это может представить католическая церковь. Это нужно
самому грешнику – возбудить в нем покаяние. Вот цель епитимии. Если он
имеет покаяние, епитимия сокращается.
Нужно сказать о качестве епитимии. Раз это лекарство, его нужно давать
соответственно греху. Если скупой, пусть раздает милостыню, блудник
пусть воздерживается и так далее.
Кроме того, что исповедь стала тайной, она должна сохраняться
священником. Священник не может разглашать исповедь. Это многими
запрещениями обставлено. Дмитрий Ростовский говорит: «Аще который
неискусный, злонравный, безумный иерей, …злобы и пьянствует или
гордыню тщеславным произношением неистовствует дерзает обличать
своих духовных детей и изявлять при человеках грехи их, такой духовник
– не духовник, но иуда, Христов предатель. Паче же рече сам сатана,
клеветник братьев наших, свергнутый с небеси». Если священник
разглашает исповедь, то уподобляется Иуде.
Это еще связано с таким чувством как любовь, которая покрывает все
грехи. Если бы люди узнавали о грехах других, он бы перестали ходить на
исповедь. Это естественно. Сейчас и так стыдятся приходить на исповедь,
тем более, если о них будут узнавать многие. Парадокс – стыдятся не
грешить, а стыдятся, что об этом узнают другие.
Сам кающийся должен говорить только о себе. О лицах, участвовавших с
ним во грехе, он не должен упоминать. Не разрешается. А духовник не
должен об этом спрашивать.
Исповедь предполагает круг покаянных подвигов. В древности кающегося
отлучали от церкви и он должен был нести круг подвигов – в полном
смысле слова исповедь (по-гречески эксамоволисис). Сейчас тоже человек
перед исповедью несет или должен нести покаянные труды, особенно если
он готовится к причащению. Так называемое говение. Каждый христианин
хоть раз в год должен поговеть и причаститься.
Лучше всех о говении писал Феофан Затворник («Духовная жизнь. Как на
нее настроиться», письма). Письмо 32 и несколько других он посвятил
говению. «Наступает Великий пост. Вы намерены говеть. Нужно и
попоститься, и в церковь походить, и поуединиться, и почитать, и
подумать, и собой заняться». Все это составляет подвиги говения. Цель его
– войти в себя и рассмотреть себя. Чтобы это сделать, нужно прекратить
свои занятия мирские, насколько это возможно, все хлопоты прекратить и
засесть дома. Взять занятие, подходящее говению: молитва, чтение и
размышление. Говеющий обязательно ходит в церковь каждый день на
службу. Кроме церковной, должна быть молитва дома. В церковь нужно
идти не за тем, чтобы простоять службу, а затем, чтобы от души
помолиться. Феофан Затворник дает советы, как это сделать. «Пришли
домой после церкви, тут нужно насколько еси благоговейно Господу
хранить обращение ума и сердца». Говеющий знает только дом и церковь
в этот период. Придя из церкви и отдохнув, он начинает или молиться, или
читать. Или, если устает от этих духовных занятий, может заняться
рукоделием небольшим, например, вязать носок. Не больше того.
Рукоделие не для того, чтобы ум отдохнул. Душа устает от духовного
занятия, постоянно человек не может этим заниматься, поэтому
придуманы эти занятия. Помните, Антонию Великому на вопрос, как
спастись, ангел показал: встал-помолился, сел, порукодельничал, потом
снова. Рукоделие для того, чтобы человек не был праздным, потому что
праздность – мать всех пороков. А если человек не устал, то браться за
рукоделие не стоит, не нужно. Как дома молиться? «Надо надбавить
против обыкновенного правила молитвенного, но лучше, если прибавите
не лишнее чтение молитв (количественно), а подольше будете молиться
без молитвенника, своим словом. Молиться, чтобы познать самого себя,
исполниться сокрушения». То есть все для того, чтобы достичь покаяния.
«Слишком долгим молитвенным правилом себя не вяжите, лучше почаще
вставать на молитву. Понемногу молиться, но часто. После молитвы с
чтением и размышлением. Читать надо не много. Читать не для того,
чтобы знать, набивать голову знаниями, а вычитанное доводить до чувства
посредством долгого к нему внимания». Читать и размышлять над
прочитанным. Что читать? Конечно, не романы и исторические книги, а
книги духовного содержания. Советует он читать Тихона Задонского,
«Восстание спя». Все для того, чтобы расшевелить душу и подготовить к
молитве. Человек потом встает и опять молится. Размышления надо
вставлять в чтение. Если без размышлений читать, можно уклониться в
мечтания. Итак, почитал, подумал, поклоны положил. Вот все занятия по
дому. С утра до вечера. Когда утомитесь, можно сесть поработать. По
возможности нужно сократить все дела. Естественно, кушать варить, от
этого никуда не денешься. А больше этого дел не набирай. На Руси во
время говения в Великий пост прекращали работу. В неделю Великого
поста по возможности закрывали все предприятия. Только те, которые
нельзя закрыть. Все уходили и говели, в домах сидели, в церковь ходили.
Сократить нужно до минимума всякую работу, все хлопоты по хозяйству.
Даже советуют в это время уехать в монастырь на неделю поговеть, чтобы
не отвлекаться. Если эти условия не соблюдаются, говение недостаточно.
На время говения святые отцы отводят неделю – время для удаления от
житейских дел. Если можно, сократить до трех дней. К причащению,
бывает, даже до одного дня сокращают. Но такое «генеральное говение»
должно быть раз-два в году, особенно в Великий пост нужно неделю
поговеть обязательно. Только, конечно, пишет Феофан Затворник, не
принимать пасмурный вид, то есть говеть внутри себя.
Готовясь к исповеди, человек пересматривает все свои дела, свое
внутреннее состояние. Человеку тяжело увидеть в себе все движения.
Человек – существо приснодвижущееся. За целый день он столько
передумает, переделает, что не может все упомнить, все дела, тем более
какие-то тонкие движения, но это и не нужно - все запоминать,
вспоминать, разбирать. Нужно прислушаться к совести, о чем совесть
скажет, то принимать и в этом каяться. Это первое дело. Бывает, что
совесть одна не справляется, тогда на подмогу берутся руководства. Есть
книжечки специальные для подготовки к исповеди, «В помощь
кающимся» Игнатия Брянчанинова. Он советует в порядке заповедей
пересматривать все свои дела, то есть читать слово Божие. Слово Божие
уподобляется зеркалу. Смотришь в зеркало и видишь, где какое пятно на
лице или платье, так и душа, читая слово Божие и заповеди рассматривая,
не может не видеть, исправна она в тех заповедях или неисправна. Вот
пособие. Или отеческие писания. Лучше всего в этом отношении
«Лествица» Иоанна Лествичника.
Что человек рассматривает? Он смотрит, исполнены ли Божии заповеди
или нет. Первое, на что обращает внимание, - на дела или факты. Что он
сделал? Рассмотрев дела, он переходит к рассмотрению чувств,
расположению, которые под этими делами пребывают. И в заключение
рассматривает общий дух жизни. Какой он? По Богу или человек служит
себе, миру? Вот три стороны рассмотрения.
Человек, живущий жизнью мирской, по советам святых отцов, должен
преимущественно разбирать свои дела и менее разбирать свои чувства,
расположения. Они для этого не имеют возможности. А у человека, уже
переходящего от телесной к внутренней жизни, благочестивого или
монашествующего, конечно, должно быть менее дел (греховных вообще
не должно быть), а предметом рассмотрения должны стать чувства,
расположения. На уровне помыслов должен рассматривать себя человек
строгой жизни. Игнатий Брянчанинов пишет: «Каковым должно быть
покаяние мирянина? Мирянин не должен заниматься тонким подробным
анализом своих грехов. От этого может возникнуть уныние, смущение и
недоумение. Бог знает все грехи человека, поэтому ему нужно собрать их
все в один сосуд покаяния и ввергнуть в бездну милосердия Божия. Грехи,
соделанные словом, делом, сложением, помышлением должно сказать
отцу духовному на исповеди, а в тонком разбирательстве греховных
качеств не должно светскому человеку пускаться. В этом ловушка,
ставимая ловителями душ наших. Познается же она по производимому в
нас смущению, унынию, хотя по наружности призвана производить
добро».
В принципе нужно исповедовать все три стороны, любой человек должен
их разбирать, но отличие в том, что монах, человек благочестивый за
собой постоянно следит. Он грехи искореняет не те, что делом совершает,
а те, которые еще только начинает. А человеку, живущему в обстановке
мирской, это невозможно. У него постоянно есть дела, которые отвлекают
его от внутреннего собирания. По временам он это может делать, но не
должен входить в тонкое разбирательство, потому что плод этого –
смущение, уныние. А это признак бесовский, по определению отцов.
Признак настоящего покаяния, любой истины – умиротворение. После
какого-то дела, если человек чувствует тишину, мир, покой, значит дело
по Богу. Как только приходит в смущение, даже может быть тонкое, едва
уловимое, - это уже действие лукавое, лукавой силы, бесов. «Когда метут
комнату, то не занимаются рассматриванием сора, а все в кучу – и вон»,
говорит Игнатий Брянчанинов. «Так поступай и ты, исповедуй свои грехи
духовнику и только, но в рассматривание их не входи». Святые отцы очень
запрещают это тем, которые не могут правильно рассматривать себя.
Такое рассматривание сбивает с толку, приводит к расслаблению и
расстройству. «От грехов остерегайся, а от сделанных по немощи и
увлечению раскаивайся, не позволяй себе при раскаянии приходить в
недоумение и уныние, а безгрешности от себя не жди». Человек, живущий
в миру, просто не в состоянии заниматься этим правильно, но это не
значит, что ему совсем не надо этим заниматься. Феофан говорит, что
старайся определить общий дух жизни. Эти три стороны рассматривать
должно всем и всегда, но борьбу с помыслами заповедают людям в
основном монашеской жизни. Для мирянина есть как бы свой предел
добродетели. Он определяется телесной добродетелью. Для иноков
телесные добродетели не нужны, он не должен подавать милостыню,
например. Он должен заниматься душевным делом. А телесные делания
отвлекают его от более высоких дел. Но грани-то нет: вот занимайся
только телесным делом и занимайся только душевным. Ясно, что человек
занимается и тем, и другим, но должен что-то делать преимущественно.
Мирянин – рассматриванием своих дел, а монашествующий –
рассматриванием своей души.
Еще одно письмо об исповеди. «Вся наша жизнь должна состоять из
покаяния, ибо мы дотоле в ней истинны, доколе она во Христе. Чем более
погружаемся в покаяние, тем более находим, что нуждаемся в нем. Чем
больше очищаемся, тем больше находим, что мы далеки от пресвятого,
пречистого. Кто весь очернен, тот не видит на себе ни одного пятна.
Относительно чувств, которые вы имели перед причащением и после
оного, скажу вам – всегда надо считать себя недостойным Христа и
приступать к нему, как к врачу душ и телес наших в числе прокаженных,
слепых, беснующихся, потому что мы таковые по душе. Но должен
наблюдать, чтобы сердечное сокрушение не переходило в безнадежность,
которое происходит от надежд на себя, а не на щедроты Христовы.
Посмотрите попристальнее: перед исповедью между благими помыслами
вы имели помысел мелкой расчетливости, хотели на исповеди сказать все,
хотели расплатиться со Христом, хотели уже не быть ему должными и
вышли, неся в себе неудовлетворительное чувство, а лукавый помысел,
подучавший к мелкой расчетливости, начал смущать – ты ничего не сказал
на исповеди. Поверьте, мы говорим на исповеди, что видим в себе, но
несравненно большее число грехов не видим, посему множество ведомых,
неведомых грехов наших повергаем в море щедрот Христовых и после
таинства исповеди очищаем удовлетворяющее нас чувство спокойствия не
по причине дел наших (не по причине, что мы все рассказали, все свои
грехи, и нам хорошо теперь), но по причине Христовых щедрот и
пребывания ему должными долгом неоплатным». То есть не нужно к
исповеди подходить так: я должен расплатиться, «сдать» все грехи. У нас
много таких выражений, обличающих нас. Например, пришел «отстоять»
службу, «поучаствовать» в таинстве евхаристии, «вычитать» правило,
«послушать» песнопения, хор.
Во время говения человек рассматривает себя со всех сторон. Ему в этом
помогает и откровенная беседа со своим духовным отцом прежде
исповеди и вообще беседа с братом-единомышленником. Во время
говения Феофан советует не совсем уединяться, это не всем по силам, но
иметь время для душеспасительной беседы с единомыслимым братом на
пользу своей души.
Главное, что достигается говением, - сокрушение. Надо сердце «оттирать»,
как выражается Феофан Затворник, оно мертвое, его нужно оживить,
тереть его молитвой, чтением, воспоминанием. Потом человек приходит к
раскаянию и исповеди. Он должен себя чувствовать кругом виновным и
безответным перед Богом и дойти до решимости впредь быть исправным,
то есть возненавидеть свой грех и твердо решить больше так не делать.
Вот говение. С таким чувством уже идут к священнику и исповедуют свои
грехи.
Истинное сокрушение мы не сами себе приобретаем, оно дается Богом.
Мы должны об этом молиться, чтобы Бог дал сокрушение. Покаяние – дар
Божий. Сами мы можем и поститься, и молиться, и читать, но сердце будет
каменным. Много раз. Пока человек уже не опустит руки, и Господь дает,
видя его труд, показывая, что не от трудов человеческих зависит дать
покаяние. Но человек должен трудиться, чтобы этот дар получить. Мы
трудимся, чтобы показать истинность наших желаний, что мы хотим
приобрести покаяние, делаем для этого какие-то подвиги, но не благодаря
этим подвигам в основном достигается покаяние. Это дар Божий.
В чем состоит истинное сокрушение, которое подает Бог? Чтобы прийти к
нему, мы должны употреблять усилия, чтобы вызвать сокрушительное
чувство. Во время говения Феофан советует так вести себя перед
ангелами, людьми и святыми – «подосадуй на себя за оплошность,
поскорби за себя ради прощения грехов, поболей, что оскорбил Бога,
устраши себя горькой участью». Из всех этих чувств явится сокрушение.
И в конце приходит решимость: согрешил – все, не буду. Такое чувство
должно быть в конце – это в последний раз.
Если кто имеет греховный навык, Брянчанинов советует чаще прибегать к
исповеди. Покаяние умерщвляет пагубное влияние телесных чувств,
особенно страсти блуда. Правильное покаяние имеет последовательность:
сначала надо исповедовать тяжкие грехи, потом легкие. Смертный грех –
тот, который нарушает равновесие нашей нравственной жизни, выбивает
почву из-под ног. Смертный грех – когда душа как бы умирает, перестает
ощущать, может даже сопровождаться отчаянием. Те, кто согрешил,
начинают отчаиваться. Чувствуют, что что-то потеряли. Святые отцы
говорят – ощущение соединения с Богом, они были с Богом соединены, а
даже небольшой грех сделал – благодать отошла, они сразу начинают
каяться. Тяжесть грехов зависит от человека. Для одного человека это
тяжкий грех, для другого – нет. К отшельника как-то пришли, сказали –
«такой-то брат плохо живет», а он ничего не сказал, просто вздохнул. И
все, от него благодать отошла, и он несколько лет каялся, пока она к нему
возвратилась. Для него это тяжкий грех. А мы каждый день осуждаем.
Следствие тяжелого греха - отчаяние. Победить отчаяние можно
упованием на Бога, зная, что Его милосердие неистощимо и всемогуще.
В «Патерике» приводится исключительный случай про монаха, который
впал в тяжкий грех. Как он поступил, чтобы его не потопил грех отчаяния?
Однажды он пошел за водой и увидел там женщину, которая стирала
белье, и впал с ней в грех. Потом набрал воды и пошел в келью, а бесы
через помыслы начали мешать: «Ты не туда пошел. Ты пал. Тебе надо в
мир теперь возвращаться». Он понял, что эти помыслы от бесов и начал с
ними бороться. Он говорит: «Я не совершил». В келью пришел и сидит,
занимается рукоделием. А по соседству старец жил. Ему было откровение
Божие - Господь ему сказал: «Вот брат твой, сосед, падением победил», но
не сказал как. Старец приходит к нему, спрашивает: «Как живешь, брат?» «Хорошо». «Ничего с тобой на этих днях не случилось?» – «Нет». Старец
в недоумении. Он сказал, что ему было откровение Божие. Тогда монах
все рассказал. Старец сказал, что поистине он правильно поступил –
победил своим рассуждением тяжкий грех – грех отчаяния. Это борьба
против отчаяния. Отчаяние страшно, оно ввергает уже в погибель. Одному
старцу отец привел бесноватую дочь, он ее исцелил. Отец боялся, что бесы
в нее возвратятся, и оставил ее у него пожить. Он впал с ней в грех по
наущению дьявола. Отчаялся, даже убил ее, боялся позора. Убежал в
пустыню, только через много лет одумался и начал приносить покаяние.
Так отчаяние влечет за собой более страшные грехи. Никакой грех не
должен приводить к отчаянию. Как бы тяжко человек не пал, он должен
знать, что его грех в сравнении с милосердием Божиим, - капля в море и
даже более. Море имеет границы, а милосердие Божие – нет. Любой грех
исправим, нужно только покаяться.
Но это не значит, что можно продолжать грешить. Апостол Павел
говорил: «Невозможно однажды просвещенным, вкусившим дара
небесного, соделавшихся причастниками Духа Святаго, вкусивших глагол
Божий человекам и отпадших опять обновлять покаянием, когда они снова
распинают в себе сына Божия и ругаются Ему». В древности так и было.
Человек, выходя на публичную исповедь, каялся один раз.
Предполагалось, что он больше к этим грехам не возвратится. Вторичного
покаяния для него не существует. Отречение будет от церкви полное. Для
христианина покаяние в смертных грехах должно закончиться с первой
исповеди. Если сказал – блудить не буду, значит, все. Не думать – Бог
простит, еще буду. Смертный грех не должен допускаться христианином.
Идет борьба с грехами как бы простительными, грехами немощи, в
которые впадает всякий человек, даже праведник согрешает до семи раз.
Эти грехи ведут не к смерти людей, а к сознанию своей греховности и
смирению. Где увеличится грех, там преизобилует благодать, говорил
апостол Иаков. Это не значит, что надо больше грешить и будет больше
благодати. Были еретики, которые это место толковали подобным
образом. У человека, сознающего свою греховность, грехи немощи
вызывают чувство смирения и тем призывают благодать. Они свойственны
всем людям, даже святым. Все согрешают.
Даже в древней Церкви требовалось исповедоваться христианам. В
беседах о покаянии Иоанн Златоуст показывает несколько путей покаяния.
Первый, по Священному Писанию, «говорит закон…чтобы оправдаться»,
то есть скажи грех, чтобы разрешить его. «Ты – грешник? - говорит Иоанн
Златоуст. - Приди в церковь, чтобы исповедовать грехи. Ты – праведник?
Приди, чтобы не потерять правильность. Ты грешник, не отчаивайся, но
приди, принеси покаяние. Согрешил, скажи Богу –«Я согрешил». Какой
это труд, какое обремение – каяться Богу? Сказал слово «Я согрешил».
Если сам ты не назовешь себя грешником, то разве не будешь обвинен
дьяволом? Это свойство дьявола – падать и не каяться. Человеку
свойственно падать и каяться, восставать». Он приводит пример Каина,
который не исповедовал свой грех и был осужден. Каин убил Авеля, и
Господь его спрашивает: «Где Авель, брат твой?». Он отвечает: «Не знаю,
разве я сторож брату своему?». И тогда уже Господь говорит: «Голос
крови брата твоего вопиет мне от земли, обличая тебя», налагает на него
наказание не столько за убийство, сколько за бесстыдство. Бог ненавидит
не согрешающего, а не кающегося, бесстыдного, не признающегося в
грехе. Когда Каин потом раскаялся, Господь его покаяние не принял,
потому что не он первым исповедал свой грех, а Господь требует, чтобы
человек первым исповедовал грехи, чтобы оправдаться. Другой пример,
противоположный, царя Давида, как он исповедовал свой грех и загладил
его. Впав в прелюбодеяние и даже убийство, он не сознавал того, что
согрешил. Тогда Господь послал к нему пророка Нафана, который его
обличает. Нафан ему прямо не говорит, а рассказывает в виде притчи про
богатого, обобравшего бедного, а потом сказал – «Это ты, царь». И Давид
сразу признал вину, сказал: «Согрешил я». Нафан отвечает: «Господь
принял у тебя согрешение твое. Ты сам осудил себя, я освобождаю тебя от
осуждения».
Путей покаяния множество, но пока мы говорим о первом – исповеди. К
исповеди человек прибегает в случае согрешения тяжкого, требующего
исповедания. В древности существовало два рода покаяния. Первая
исповедь как разрешение грехов, принадлежала власти иерархии –
епископам, священникам. Это исповедь, совершаемая в ходе церковного
акта, как средство благодатное, изглаждающее грехи. Еще была другая
исповедь – в смысле самодисциплинирования или исповедь как
благочестивое упражнение, не имеющая формы церковной. Это
нравственно-психологическая потребность человека высказать свой грех
или помысел. Поэтому в глубокой древности в монастырях наряду со
священниками-исповедниками, которые исповедовали и разрешали от
грехов, вставали еще духовники-старцы, которые принимали исповедь
помыслов. Такого рода исповедь принималась часто. Отцы говорили, что
нужно исповедоваться раз в шесть часов, такие были в монастырях
правила. Монахи в записную книжечку записывали все свои прегрешения.
Такое возможно только в монастыре. В мирской жизни такая исповедь не
употребима. Это исповедь перед старцем для того, чтобы он помог
советом, посоветовал, что делать в том или ином случае, как победить тот
или иной помысел. Это искореняло грех в корне. Старец был как врач. Его
называли духовный отец. Отсюда пошло, что нужно выбирать себе
духовника, старца, который бы руководил жизнью, знал внутреннее
состояние человека. Старец мог быть простым монахом. Священников
было мало в монастырях, а людей в них находилось, может, по десять
тысяч. Один-два священника на монастырь или, как раньше было чаще
всего, игумен только имел священный сан, не справились бы с исповедью
тысяч людей. У монахов редко случались грехи, требовавшие
исповедования в качестве разрешения. Они борются на внутреннем
уровне, на уровне помыслов. Тут, конечно, нужен старец опытный. Как
говорил Исайя Отшельник, при выборе такого старца не на того обращай
внимание, кто преклонных лет, но кто убелен ведением и опытностью
духовной. С великой заботой и обдуманностью, писал Василий Великий,
постарайся найти мужа, который бы непогрешительно предшествовал тебе
во образе жизни, хорошо руководил, был светоч божественных писаний. В
таком смысле руководитель - старец был один, к нему ходили на
исповедование помыслов, а не грехов в нашем смысле слова. Грехи же
можно исповедовать любому священнику. Такая исповедь была часто, но
старец не разрешал от грехов, он просто помогал устроить душу
человеческую, нравственно обустроить человека. Например, Игнатий
Брянчанинов пишет в одном письме монахине: «Если хочешь стяжать
крепость невидимой брани мысленно, особливо против блудного греха,
исповедуй, не стыдясь, свои поползновения старице твоей». Это не значит,
что она имела священный сан. «Грех уничтожается исповедованием греха,
а сами корни греха истребляются борьбой с греховными помыслами».
Чтобы сами корни греха искоренить. И часто исповедоваться, прямо
надоедать, днем и ночью подходить. Один инок к старцу приходил семь
раз за ночь, старцу потом было видение, где он видел семь венцов у инока.
Мария Египетская семнадцать лет боролась только с помыслами. Рядом не
было ни духовника, ни священника. Исповедовалась она к Богу с
молитвой. Такая исповедь советуется, если некому исповедоваться. «Если
нет человека, - говорит Игнатий Брянчанинов, - исповедуйся наедине
перед Богом». Самое лучшее время для этого – вечернее, перед сном.
Человек собирается с мыслями, в этом помогает ему чтение вечерних
молитв, которые имеют покаянный дух. Потом остается наедине с самим
собой, вспоминает прошедшее время дня и то, в чем он согрешил. Он
исповедует все это Богу до сокрушения, до слез. Это благочестивое
упражнение, нужное каждому человеку. Иоанн Кронштадский говорил,
как только согрешил, убегай куда-нибудь от людей в уединение и там
кайся, не откладывай до вечера. Он так и делал. Только в грех впадет, тут
же уединялся на несколько минут и до сокрушения себя доводил. Это
важный акт, который помогает чистосердечно потом каяться на исповеди.
Человек знает, что он грешен, он от себя ничего не ожидает хорошего в
жизни. Он думает: а чего от меня ожидать, я грешник, больше от меня
ожидать-то нечего. И он исповедуется Господу, говорит: «Господи,
прости!». Кается. Это нормальное состояние христианина. Вот когда он
впадет в грех и скажет: «Это я-то впал в грех? Почему же так
произошло?», ясно, что человек уже имеет в себе нечто гордостное. Он о
себе высокого мнения, себя не знает, не имеет самопознания. Не знает, в
чем состоит христианская жизнь.
Однако, по советам святых отцов, не нужно вспоминать свои грехи, уже
исповеданные ранее. Даже запрещается их вспоминать. Сознавая себя
великим грешником, особенно в периоды постов, христианин не должен
однако вспоминать те из своих грехов, которые он принес в покаянной
исповеди. Он должен верить, что этот грех прощен. Постоянное же
воспроизведение в памяти прежних грехов может возбудить в душе
сочувствие к ним и привести к повторному падению. Это оскверняет
человека. Касьян Римлянин (?) говорит: «Ты сказал, что нарочно
воспоминаешь прежние свои грехи. Этого не должно быть. Даже если
нехотя вспомнишь о них, то немедленно старайся их забыть, потому что
это воспоминание, оскверняя ум нечистотами мирскими, отвлекает его от
созерцания чистоты, особенно того, кто пребывает в уединении. Одно
прикосновение прежней скверны портит душу и заражает ее зловонием.
Посему когда возродится память о прежних грехах, от нее должно так же
отвращаться, как благонравный степенный муж удаляется и отвращается
объятий и разговоров с блудницей» Это особенно касается блудных
грехов, их ни в коем случае нельзя приводить себе на память. «Вспомнив
прежние грехи, ты должен немедленно отвращать ум от размышления о
них». «Уйди и не оставайся на месте ея, и глаз твоих не обращай на нее»
(блудницу). Ибо, когда ум обращен к предметам гнусным, земным, то
душе невозможно заниматься помыслами добрыми. Человек, пребывая в
этом, непременно заражается скверным чувством и душу свою заражает.
«Через то начатое для пользы оканчивается срамом и вредом. Посему мы
должны стараться возбуждать в себе сокрушение более размышлением о
добродетелях, о царстве небесном, нежели вспоминать о своих грехах».
Впрочем, таким образом забывать должно только смертные грехи.
Расположение к ним и покаяние за них прекращается добродетельной
жизнью, то есть смертный грех не должен повторяться и его не нужно
исповедовать. Что касается малозначительных грехов, которыми и
праведник семь раз в день падает и встает, как выражался Соломон, то
покаяние за них не должно никогда прекращаться.
Покаяние – это единственный способ перейти от душевного состояния к
духовному, начать духовную жизнь. Покаяние называют вторым
крещением, а монашество есть подвиг покаяния. Некоторые считают
монашество обрядом, он не включен в семь таинств Церкви, но я
поддерживаю мнение, что это таинство, во время которого сообщается
человеку благодать для того, чтобы он этот путь прошел. Иначе человеку
пройти его невозможно. Вообще такого разграничения в Православной
Церкви не было: это таинство, а то не таинство. Это пришло с запада. У
нас все таинство. Даже освящение воды - есть там благодать или это
просто обряд: помолились, а вода осталась прежней? Где сходит
благодать, уже все таинственно. Трудно здесь разграничивать. А всякое
таинство попаляет грехи. Причастие, например. Мы не все грехи
исповедуем на исповеди. У нас много грехов, которые мы забыли, не
знаем, мелких. Все эти грехи попаляются при причащении.
Как нужно исповедоваться, чтобы исповедь была благотворной? Первое –
искреннее раскаяние, намерение больше не грешить. Обычно у нас
исповедуются схематично, по списку грехов, не задумываются. Церковью
предлагаются в помощь разные предписания, чтобы человек, читая их,
сознавал свои грехи. Также требуется, чтобы человек не просто
перечислил свои грехи на исповеди, но и подробно описал сам грех,
обстоятельства совершения. Но во всем нужна мера. Это принцип
Православия. Приходим к врачу, если врач хороший, он начнет
интересоваться бабушкой, дедушкой, родителями, составляет полную
картину о больном, чтобы определить его болезнь. Священник тоже
должен интересоваться, что из себя представляет человек, где он живет, в
каких условиях грех был совершен, чтобы определить степень греха и дать
правильно лекарство. Но не нужно быть кающимся бесстыдными,
особенно в грехах блудных, которые сейчас многие не считают за тяжкие.
Человек должен приходить на исповедь и щадить священника как
человека, не осквернять его. И должен рассказывать кающийся, а не
священник расспрашивать его, а то священник узнает что-нибудь, о чем
понятия не имел, и дьявол начнет подучать его, что это грех, помыслы
посылать. То есть человек должен сам рассказывать, по возможности
подробно, отбрасывая всякий стыд, но не принимая на себя бесстыдство.
Генеральная исповедь у человека должна быть, хоть раз в жизни. Человек
должен собраться и полностью рассказать священнику или выбранному
лицу всю свою жизнь. Для этого требуется много времени. Когда
готовишься к причащению, много народа, об этом не расскажешь, нужно
выбрать время, не обязательно в пост. Когда человек принимает
монашество, он перед этим все о себе рассказывает.
С чего начинать борьбу с грехом? Святые отцы советуют начинать ее с
мелочей, с мелких грехов, чтобы затем перейти к тяжким. Известный
пример: шел старец с учениками по пустыне, там росли кактусы. Он
говорит: выдерни кактус. Ученик легко выдернул. Говорят: другое,
большее выдерни. Он с усилием выдернул. Еще большее дерево говорит
ему старец выдернуть. Ученик стал сильно напрягаться, но выдернул.
Совсем же большое дерево выдернуть один не смог, только с помощью
братии, инструментов. То есть мелкие грехи легко искореняются, а
укоренившиеся требуют большего труда. Чтобы этого не случилось,
нужно начинать с мелких грехов.
Отцы называют множество путей покаяния. Например, пост. Марк
Подвижник определяет, что для делания покаяния нужны следующие
добродетели: очищение помыслов, молитва, терпение скорбей. А самый
универсальный способ и путь покаяния – плач. Плакать могут все.
Поститься могут не все, а плакать способен каждый. Это естественно
человеку. Плач – не значит слезы, это сокрушение, скорбь ума. Слезы –
это выражение плача. Великие отцы до конца жизни плакали. Плач –
сокрушение духа. Единственное условие, которое ставит церковь
грешнику на исповеди сейчас. Подвиги этим, конечно, не отрицаются, не
уничтожают епитимии, но человек, если будет плакать, сам возьмет на
себя эти подвиги.