DOC, 44 Kb

Виноградов А.Ю. (ИВИ РАН)
Великомученица Параскева Иконийская и ее
«несохранившиеся» греческие акты
Поводом к написанию этой работы послужило небольшое наблюдение
относительно одного житийного памятника, которое, однако, позволяет нам
немного по-новому взглянуть на некоторые аспекты греческой агиографической
традиции и ее славянского отражения. Несомненно, что более достойны были
сделать это открытие двое других, весьма крупных ученых, Ф. Алкен и Ж.
Шарпе, намного ближе (особенно последний) занимавшихся данной темой. Но
те моменты, которые ускользнули от их внимания, еще раз свидетельствуют о
чрезвычайно важной роли комплексного и всеобъемлющего анализа
источников.
Речь идет об одном фрагменте в мученических актах святой великомученицы
Параскевы Иконийской, чье почитание в христианском мире имело весьма
сложную и интересную судьбу. Под именем Параскевы церковь почитает
нескольких святых жен, наименее известной из которых является мученица
Параскева, спутница святой Фотинии Самарянки (память 20 марта), а наиболее
знаменитой – преподобномученица Параскева Сицилийская (память 26 июля),
культ и жития которой были широко распространены в грекоязычных странах,
но особенно (в силу ее происхождения) в Южной Италии1. Кроме них следует
упомянуть о преподобной Параскеве Тырновской (прозвище дано по месту
нахождения мощей), чье почитание вытеснило культ других одноименных
святых в Болгарии (память 14 октября)2. Наконец, сама святая Параскева
Иконийская (память 28 октября) особо почиталась на Руси, прежде всего как
покровительница торговли. Но несмотря на эти различия везде культ Параскевы
(Пятницы, Петки, Венеры) в виду значения ее имени («пятница») связывался с
соответствующим днем недели (основание чему есть уже в самом житии
Параскевы Иконийской) и порождал массу сходных народных обычаев,
потерявших зачастую связь со своим первоисточником3.
По уже давно сложившемуся представлению4, греческий оригинал жития
великомученицы Параскевы Иконийской до нас не дошел, а сохранился лишь в
славянском переводе, текст которого помещен в Четьях-Минеях митрополита
Макария5. Данное обстоятельство совершенно выключило эту святую из круга
интересов специалистов по греческой агиографии (что имело, впрочем, как мы
увидим ниже, весьма своеобразные последствия). Все внимание их оказалось
сосредоточено на разнообразных версиях жития св. Параскевы Сицилийской,
привлекших их и богатством сюжета, и обилием редакций. Однако
недатированность подавляющего большинства этих актов (единственный из
Все сведения и памятники (на греческом, латинском, славянском и румынском языках) о
Параскеве Сицилийской собраны в работе: Scharpé J. Parasceve-Veneris-Petkae-Vineri manipulus.
Bd. 1-4. Diss. Leuven, 1970, экземпляр которой нам был любезно предоставленавтором.
2
Ее славянское житие, написанное Евфимием Тырновским, было в XVII в. переведено на
греческий язык [BHG 1421].
3
См., напр:Onasch K. Parasceva-Studien // Ostkirchliche Studien, 6, 1957. S. 121-141.
4
Сергий (Спасский), архиеп. Полный месяцеслов Востока. Т. 3. М., 1997. С. 285-286; ср.
молчание справочника: Bibliotheca hagiographica graeca/Par Fr. Halkin. Bruxelles, 1956, а также
его дополнений: Novum auctarium Bibliothecae hagiographicae graecae/Par Fr. Halkin. Bruxelles,
1984.
5
Великие Минеи-Четьи. Октябрь. М., 19 . С. 1972-1979.
1
которых был издан еще в начале нашего века Рачити-Ромеро6) заставило
исследователей обратиться к тем немногим хронологическим ориентирам в этой
традиции.
Одним из таковых явилась аттрибуция Иоанну Эвбейскому, греческому автору
VIII в., похвального слова преподобномученице, которое было опубликовано
Франсуа Алкеном во многом по счастливом стечению обстоятельств (поводом
послужил тот факт, что данным автором занимался Ф. Дёлгер, на страницах
Festschrift’а в честь которого и был издан этот памятник)7. Текст энкомия был
приведен по двум рукописям: Codd. Neapol. II C 33, 1495 г.; Oxon. Bodl.
Holkham gr. 24, ХIV-ХV вв.  вторая из них содержит две дополнительные
главы (7 и 8), отсутствующие в первой и помещающиеся точно на двух парных
листах, вшитых между 6 и 7 листами кватерниона8, причем на последней
странице этой вставки писец вышел за рамки обычного текстового поля с целью
завершить последний эпизод и непротиворечиво связать его со следующим.
Рассуждая об этом курьезе, отец Франсуа высказывает осторожное
предположение, что несмотря на кажущуюся неоригинальность этого
фрагмента (как счел и П. Дево) не исключено, что перед писцом оксфордского
кодекса была другая, более полная версия похвального слова. Шарпе, точно
определив, что эти главы не находят никакого соответствия во всей традиции
житий Параскевы Сицилийской, попытался объяснить рождение этой группы
сюжетов из аналогических подражаний другим различным редакциям актов.
Между тем, ответ на этот неординарный вопрос намного проще, но и намного
занимательней.
Нужно лишь обратиться к житию другой Параскевы – Параскевы Иконийской,
сохранившемся лишь по-славянски и опубликованном в октябрьском томе
Четьих-Миней митр. Макария. Там, на столбцах 1973-1977, мы находим
полностью соответствующий этим двум главам славянский текст. Таким
образом, становится ясно, что писец оксфордского кодекса дополнил житие св.
Параскевы Иконийской целым отрывком из актов одноименной иконийской
мученицы. Подобное «обогащение» само по себе не удивительно (вспомним
хотя бы классический пример добавление в жизнеописания свт. Николая
Мирликийского материала из жития другого ликийского святого, Николая
Пинарского (Сионита), жившего на два с лишнем века позже), однако ставит
перед нами целый ряд вопросов, ответ не столь очевиден.
Во-первых, какова была цель такой вставки? Как кажется, поводом послужил
заинтересовавший компилятора диалог между игемоном Аэтием и мученицей
относительно значения имени Параскева и его связи с днем пятницы. В связи с
ним были привлечены и последующие эпизоды: избиение воловьими жилами,
строгание ребер и сокрушения статуи Аполлона, так же не находящих
соответствий в оригинальном житии сицилийской преподобномученицы.
Пропуск чуда с исцелением в темнице объясняется, видимо, желанием
редактора успеть непротиворечиво связать заимствованный пассаж с
продолжением оригинального текста9. Вообще, можно предположить, что
6
[BHG 1420].
Halkin F. La passion de Sainte Parascève par Jean d’Eubée//Polychronion. Festschrift Franz Dölger
zum 75. Geburtstag. Heidelberg, 1966. S. 226-237. Впрочем, о том, что знаменитый болландист
вполне серьезно относился к этой теме, свидетельствуют его же собственные слова: «Я
возmмусь однажды за эту работу, если Бог даст мне жизни и здоровья» (Ibid. S. 228. Anm. 18).
8
Эта информация была приведена Алекном по сообщению Р. Барбур (Ibid. S. 229. Anm. 20).
9
Небезынтересно отметить, что этот сложный эпизод с появлением некой жены в ангельском
одеянии смутил и свт. Димитрия Ростовского, который заменил эту жену (олицетворявшей, судя
7
оксфордского писца заинтересовала лишь чрезвычайно выигрышная история с
именем Параскева, остальные же фрагменты он добавил по сугубо
кодикологическим причинам: так как минимально возможным объемом вставки
были два листа (один лист сложнее вшить в рукопись), то писец-компилятор
был вынужден заполнить их до конца, однако, не успевая гармонично
соединить края текстов, стал дописывать последний заимствованный эпизод на
нижнем поле последнего дополнительного листа. Не совсем ясными, правда
остаются причины, не позволившие писцу просто писать дальше, на следующем
листе кватерниона: либо он хотел уложиться в заранее запланированное
количество бумаги, не рассчитанное первоначально на такую вставку, либо, что
более правдоподобно, он сделал это дополнение уже по окончанию работы
(здесь надо будет, однако признать, что столь удачная граница 6 и 9 глав
оригинального энкомия, пришедшееся на край страницы, была случайной).
Все эти соображения нельзя не принимать в расчет при решении второй
возникающей проблемы: каковы расхождения между греческим и славянским
текстом вставки? Лишь тогда становится понятно, почему ближе к концу
фрагмента редактор сокращает и выпускает все больше отдельных фраз или
даже эпизодов (см. выше). Приемы компиляторы многообразны, но он нигде не
отступает сколько-нибудь далеко от оригинала. Весьма важны и лексические
эквиваленты: на их основе можно реконструировать, пусть и в самых общих
чертах, греческий оригинал жития св. Параскевы Иконийской.
Наконец, надо ответить и на третий вопрос: к какой из славянских редакций
жития греческий текст приближается более всего? К сожалению, мы не
располагаем критическим изданием славянского жития, однако даже самые
поверхностные наблюдения над рукописной традицией позволяют говорить о
наличии минимум трех редакций: «макарьевской» (также, напр., ГИМ Титов
1769 (2166), ХVII-ХVIII вв., лл. 158-175), «второй», сильно отличающейся от
печатного текста (напр., ГИМ Уваров 1045 (613), 1 пол. ХV в., лл. 47 об.-53;
РНБ ОЛДП F 186, ХVI в., лл. 12-15 об.) и «смешанной» (напр., РНБ ОЛДП Q 50,
сер. ХVI в., лл. 21-30). Греческий текст заимствованных эпизодов стоит ближе к
«макарьевскому», совпадая, однако, иногда и со «вторым» (так, напр., именно
«вторая» редакция сохраняет характерное агиографическое словечко μιερεῖς –
«скверни иереи»). Как видно, даже небольшие отрывки греческого оригинала
могут дать нам путеводную нить в поиске славянского прототипа.
Итак, мы с уверенностью можем говорить о существовании греческого
протографа славянского жития. Однако может ли этот факт стать чем-то
большим, нежели просто ожидаемым подтверждением само собой
напрашивающегося вывода? На наш взгляд, существуют по крайней мере две
проблемы, к решению которых данное открытие может подтолкнуть ученых.
Первая заключается в так и не выясненном значении культа св. Параскевы
Иконийской для греческого мира. Между тем, наряду с нашим житием
существует еще и несомненно переведенное с греческого славянское чудо
Параскевы с осадой Икония арабами (опять же минимум в трех редакциях).
Этот памятник (до сих пор не опубликованный) остается практически
неизвестным не только византинистам, но даже многим специалистам по
русским житиям. Во-вторых, отсутствие документированных следов почитания
иконийской великомученицы (!) на греческой почве заставило историков
по ее аттрибутам: крест, терновый венец, копие, губка и трость, пятницу, как день страстей
Христовых) на обыкновенного ангела.
искусства относить все изображения Параскевы в византийском искусстве к
сицилийской святой10. Этот аспект также нуждается в фундаментальной
переработке, тем более что зачастую сами памятники (напр., изображение
Параскевы с орудиями страстей в Cod. Paris. gr. 510, 880 г., л. 285) ясно
указывают на иконийскую мученицу.
Все выше сказанное может служить хорошим примером того, насколько
условны языковые барьеры в исследовании христианской ойкумены и
насколько разносторонней должна быть современная византинистика, в том
числе и в области агиографии.
См., напр.: Knoben U. Parasceve (Pjatnika)//Lexikon für christliche Ikonographie. Bd. 5. Herder, .
Sp. 118-120.
10