Мужи Ветхого Завета
реклама
Мужи Ветхого Завета (по толкованиям Святых Отцов) Печатать разрешается 23 ноября 1901 года. Цензор Инспектор С.-Петребургской Духовной Семинарии иеромонах Вениамин. Оглавление Адам......................................................................................................................... 1 Авель и Каин.......................................................................................................... 5 Ной ........................................................................................................................... 9 Авраам ................................................................................................................... 14 Лот ......................................................................................................................... 18 Иаков и Исав ........................................................................................................ 22 Иосиф .................................................................................................................... 26 Моисей .................................................................................................................. 31 Фараон ................................................................................................................... 36 Валаам ................................................................................................................... 40 Иисус Навин ......................................................................................................... 45 Самуил ................................................................................................................... 48 Саул ....................................................................................................................... 53 Давид ..................................................................................................................... 58 Соломон ................................................................................................................ 62 Ахав ....................................................................................................................... 67 Елисей.................................................................................................................... 71 Езекия .................................................................................................................... 73 Иосия ..................................................................................................................... 78 Иеремия ................................................................................................................. 81 Иезекииль .............................................................................................................. 84 Даниил ................................................................................................................... 86 Иов ......................................................................................................................... 90 Исаия ..................................................................................................................... 94 Адам (Быт. 1-3) Жизнь наших прародителей в раю навсегда останется тайной для нас. Мы даже и представить себе не можем такой жизни, в которой не было ни смерти, ни ее печальных спутников – греха, ежедневных забот о насущном куске хлеба, болезней и скорби. Мы не можем представить себе в полной мере то блаженное состояние, зато во всех подробностях знаем об искушении и падении Адама и Евы, то есть о том, что нам полезно знать, ибо грехопадение первых людей так похоже на то, что мы сами ежедневно переживаем. Мы находим в себе ту же тайную силу зла, когда грешим 1 наперекор сознанию добра, лишаем себя духовной силы, избираем смерть вместо жизни и готовы отказаться от Бога ради красивых и мишурных соблазнов. В Св. Писании мы читаем, что Бог сотворил человека по образу и подобию Своему и дал ему способность познавать и любить Его в такой степени и форме, в какой все остальные живые существа не могли. Новое Божье создание было наделено всеми дарами, каких требовало совершенство его природы. В человека вложено было разумение всех тварей. Адам свободно дал каждому из них подходящее имя, и Бог одобрил эти имена. Господь поместил Адама в рай и даровал ему подругу, с которой Адам как с подобной себе мог быть связан тесными узами любви. Но все эти блага бледнели и уступали перед делом Божественной любви Бога и человека, когда Господь Сам беседовал с Адамом и ходил с ним по саду, а Адам, говоря с Богом, не ощущал ни стыда, ни страха. Итак, Бог сотворил Адама по образу Своему, одарил его одного между существами разумом и украсил как внутренними, так и внешними совершенствами. Но это было не все: Господь заключил с ним завет, обещая ему вечную жизнь в награду за послушание. В саду среди других деревьев находилось «древо жизни», а возле него, в средине сада, «древо познания добра и зла», которое должно было служить как бы мерилом послушания Адама воле Божией. Этот завет благодати, отвлекая Адама от всех земных удовольствий и стяжаний, должен был направить его на более совершенный путь любви – любви, которая не поддается никаким соблазнам, никогда не ослабевает, не жаждет знания, порождающего гордость, которая повинуется, потому что любит, любит, потому что верит, которая привыкла обращать свои взоры к Богу и искать в Нем опоры пока вера не укоренится, не утвердится в любви и, усовершенствовавшись через послушание, не достигнет в человеке высшего и неизменного блаженства в общении с Самим Богом на небесах. Как солнце есть центр нашего мироздания, без которого жизнь на земле не могла бы существовать, так и древо – завет благодати – находилось в средине сада. Повиновение одной этой заповеди придавало строй и красоту дивному раю, где все повиновалось человеку потому, что человек повиновался Богу. Адам и Ева находились в состоянии совершенной невинности и блаженства, но жизнь их была не в них самих – она исходила от Бога, и они чувствовали полную зависимость от Него. Жизнь их была жизнью веры, основанной на испытании и послушании. Счастье их было в любви к Богу, по образу Которого они были сотворены, и, пока в них пребывала эта любовь, вера в Него была их крепостью, а послушание – их оградой. Им было дозволено вкушать плоды всех деревьев сада, за исключением одного – дерева познания добра и зла. Исполнение этой заповеди было связано с обещанием им жизни. И древо жизни было видимым знаком этого обетования, плоды его были источником и средством к сохранению подобной жизни. Бог дарует не так, как человек, а щедро и в изобилии, выше всякого описания. Но слово Св. Писания говорит нам еще и о другом, особом даре: Бог вдохнул в человека дыхание жизни, благодаря которому он стал душой, способною жить лучшей жизнью, той, что заключается в Боге. Это дыхание Божие – то же, что вселение в человека Божественного Духа и облечение его в одежду бессмертия. Благодаря тому, что он создан по подобию Божию, он имел дерзновение обращать свой взор на небо в ожидании откровения сынов Божиих и венца полноты, и ангельского естества. Господь не только поставил его над творениями Своих рук, но еще посещал его и увенчал его славой и честью. Излив на Свое творение во всей полноте Божественную, несравненную ни с чем любовь, Творец ждал от человека взаимной любви. Человек мог доказать ее известным послушанием. Но диавол научил людей не слушаться Бога, он явился Еве в образе змия и спросил: «Подлинно ли сказал Бог: "Не ешьте ни от какого дерева в раю"?» (Быт. 3, 1). 2 Этим обнаруживается присутствие и коварство злого духа, стремящегося нас погубить; и то, что он вошел в змия, точно так, как впоследствии бесы вошли в свиней с соизволения нашего Господа, указывает нам на то, как злой дух может овладеть созданиями Божиими, а, следовательно, и телом и душой человека. Войдя в змия, диавол сделал тварь орудием зла, что служит в некотором роде объяснением того, почему животные по какому-то таинственному закону имеют свою долю в страданиях человечества. На коварный вопрос змия жена ответила: «Плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и ни прикасайтесь к ним, дабы вам не умереть» (Быт. 3, 3). В этих словах уже можно заметить слабые признаки отпадения от Бога. Повеление, данное Адаму Богом, было следующее: «не ешь от него» (Быт. 2, 17). Но Ева прибавляет: «ни прикасаться к ним» (Быт. 3, 3). Она как бы преувеличивает запрещение. Подобно фарисеям, которых Господь осудил, она добавляет от себя к слову Божию. Но это не все – она в то же время и смягчает смысл слов Божиих: Господь сказал Адаму: «Ты наверное умрешь», «смертью умрешь» (Быт. 2, 17). И это очень строго сказано, но она смягчает угрозу и говорит только: «дабы не умереть». Она прибавляет к слову Божию подобно фарисею и убавляет от него, как саддукей. Она прибавляет к повелению Божию и убавляет от предостережения. Таким образом, все идет постепенно: змий задает ядовитый, как отрава, вопрос, затем Ева сомневается в слове Божием, наконец змий отрицает его. «Дабы не умереть», – говорит Ева. «Нет, не умрете», – утверждает искуситель (Быт. 3, 3-4). В то время как в душу Евы начал проникать соблазн, не оставалось бездеятельным и ее тело. «Завет положил я с глазами моими, чтобы не помышлять мне о девице», – говорит Иов, наученный печальным опытом (Иов 31, 1). Но не то было теперь. Жена увидела, что древо было пригодно для пищи и что оно красиво на вид и вожделенно, потому что могло дать знание. До сих пор вся ее жизнь и блаженство было в Боге и в союзе с Богом; но теперь у нее проснулась неясная, темная жажда чего-то нового, чего-то такого, чего не было в Боге. Три вида искушений борются с человеком, по словам св. Иоанна Богослова: «Похоть плоти, – потому что оно было хорошо, как пища; похоть очей, – потому что на него было приятно смотреть, и гордость житейская, – потому что она желала сделаться мудрой, как боги». Все это, говорит апостол Иоанн, не есть от Отца, но от мира сего и кто любит мир, в том нет любви отчей. Таковы соблазны, порожденные сатаной. Он подкрадывается со свойственным ему лукавством, подобно змию, где только находит доступ. Соблазнив жену плодами сада, между которыми он спрятался, он проложил себе путь к мужу, действуя на его самую чувствительную сторону: на любовь его к жене. Что же было первым последствием этого? Вместо образа Божия Ева облекается в подобие сатаны – она заодно со змием, она сама поступает, как искуситель, и приносит этим смерть тому, кого любит: «и дала также мужу своему, и он ел» (Быт. 3, 6). Так было с грехом во все времена: никто не впадает в него один, самые близкие и дорогие нам люди часто страдают от каждого соделанного нами греха и, страшно подумать, могут через нас лишиться вечной жизни. Вся суть греха кроется здесь: тайная гордость предшествует падению, затем следует искушение от диавола, недоверие к Богу, греховное любопытство, наконец, влияние примера – это страшная сеть духа зла, которой он опутывает все окружающее. Адам и Ева утратили свою невинность. Их завет с Богом нарушен, от их лучшего естества остался один стыд. И в этом стыде их единственная надежда на спасение, так как он есть сознание греха и, следовательно, может привести к раскаянию. 3 Вследствие непослушания Богу, их природа уже более не подчинялась их воле, они стыдились этого, потому что у них явились другие желания, кроме желания исполнять волю Божию. В членах своих они увидели иной закон, делавший их пленниками закона греховного. Между тем как прежде они ничего не знали кроме добра, теперь они узнали и то и другое: добро и зло. Они увидели, что они пали, ибо только тогда лишились они праведности, покрова Его всеосвящающего Духа, но теперь они ищут, чем прикрыть свою наготу. С тех пор усилия человечества всегда были направлены на то, чтобы прикрыть себя увядающими листьями мирских обычаев и законов, как будто бы этим можно укрыться от голоса неподкупного судии – совести. «Они покрываются покровом, – говорит пророк, – но не по Духу Моему, а чтобы прилагать грех ко греху» (Ис. 30, 1). «И скрылись Адам и Ева от лица Господа Бога между деревьями рая. И воззвал Господь Бог к Адаму, и сказал ему: «Где ты?» (Быт. 3, 8-9). В какую бездну зла ты впал, какой благодати и надежды ты лишился! И если Ева поступила, как сатана искуситель, то Адам поступил, как сатана обвинитель, ибо он сказал: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел» (Быт. 3, 12). Нет здесь ни смирения, ни раскаяния. «Да, я ел, жена дала мне, а жену Ты мне дал, все это от Тебя», – как бы говорил Адам. Печальная перемена! Что за неблагодарность Богу за все Его дары! Они прячутся среди деревьев, покрывают листьями свою наготу, а теперь ищут предлогов и извинений. «Жена сказала: змий обольстил меня и я ела» (Быт. 3, 13). Она, так же как и Адам, пыталась сложить вину на другого, но здесь все-таки заметно признание в грехе, и потому есть надежда на прощение. Но сколько еще человечество перестрадает, прежде чем оно дойдет до того сердечного сокрушения, о котором говорит Псалмопевец: «Господи, помилуй меня, исцели душу мою, ибо согрешил я пред Тобою» (Пс. 40, 5). Горести Иова, испытания Иосифа, твердость и терпение Моисея, сокрушение Давида, исповедание Даниила, скорбь пророков, слезы апостола Петра, труды апостола Павла, страдания святых и кровь мучеников должны запечатлеть собою уничижение человека, дабы он возродился во втором Адаме и эти ответы наших прародителей Господу были бы слышны и прощены. Это прощение заключается в милостивом приговоре: «В болезни будешь рождать детей... со скорбью будешь питаться, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят» (Быт. 3, 16-17). Таким образом, со времени падения первых людей таинственное начало зла стало тесно связано с нами: оно облегает наше тело, подобно одежде, входит в нас, как пища, которую мы вкушаем, как воздух, которым мы дышим, находится в нас, с нами, вокруг нас и не выпускает нас, пока мы не умрем. Но не только в скорбях, а даже в самой смерти найдется надежда и путь к возрождению, когда любовь победит смерть, ибо смерть во Христе есть залог более совершенной жизни, так как смерть Христова породила жизнь. Приняв на Себя стыд, скорбь и смерть, Христос возвратил нам Рай – этот Рай есть Церковь Божия, сад запертый, из которого «подымется ветер» и «польются ароматы его» (Песн. 4, 16), в нем колодезь животворящих вод. Там же древо жизни, листья его исцеляют народы; там течет река, не из земли, как в древнем Раю, но исходящая от престола Бога и Агнца. Господь говорит: «Побеждающему дам вкусить от древа жизни, которое посреди Рая Божия» (Откр. 2, 7). Ибо достойны соблюдающие заповеди Его получить право на древо жизни. Он находится Сам посреди Рая, где Он водворил снова мир, согласие и любовь. В Нем лучшие знания и лучшая жизнь, которые Он дает любящим Его, ибо в Нем все сокровища знания и мудрости. В этом Раю Он снова ходит с человеком, ибо сказано: «И буду ходить среди вас, и буду вашим Богом, а вы будьте Моим народом» (Лев. 26, 12). Он покрыл наготу человека покровом Своей праведности: «И будут ходить со Мною в белых одеждах» 4 (Откр. 3, 4) и «и узрит Его всякое око» (Откр. 1, 7). Он обновил человека в Своем образе, более того, восстав от смерти, Он дал ему высший дар, прообраз которого мы находим в Раю: Он «вдунул в лице его дыхание жизни» (Быт. 2,1). Это дар Духа Святого, дабы, воскреснув, подобно Ему, «облекшись в нового человека» (Еф. 4, 24), люди могли быть снова созданы в праведности и истинной святости, дабы, как древний Адам, они могли соблюдать Его заповеди в земном Раю испытаний, который есть Церковь Божия; и чтобы они могли быть более подготовленными к жизни, к лучшему Раю и к лицезрению Бога на небесах. От сотворения человека до сего дня его история заключается в следующих словах Псалмопевца: «И я говорил в благоденствии: не поколеблюсь во век. По благоволению Твоему, Господи, Ты укрепил гору мою, но Ты сокрыл лице Твое и я смутился» (Пс. 30, 6-7). Смущенный и мучимый многими страданиями, находясь под гневом Божиим, человек действительно познал добро и зло: зло в удалении от Бога и наше единственное благо – быть с Ним. Добро и зло, глубину и полноту которых мы постигнем несравненно лучше, когда расстанемся с телом и узнаем, что такое небо и ад, когда слова сатаны оправдаются на избранниках Божиих путем, о котором он и не помышлял, когда, познав добро и зло, они будут, «как боги», и будут «причастниками», как говорит апостол Петр, божественного естества и будут составлять одно с Сыном Божиим, будут подобны Ему и, приняв Его образ после духовного пробуждения, будут удовлетворены этим. И еще одно слово в заключение. Так как человек пал через гордость, то он должен восстать через смирение: его гордость – это яд сатаны, «дабы вы были как боги». Но для того чтобы мы могли возродиться, Тот, Кто был Истинным Богом, отказался от всей Своей славы, дабы принять ради нас образ человека. Вместо запрещенного древа познания добра и зла, Он научился послушанию через Свои страдания. Он подал нам пример, через который мы можем победить в Нем, и явил в Себе прообраз нашей вековой борьбы, выдержав испытание подобное тому, которое не выдержал Адам. Он встретил в пустыне древнего змия и одолел его. Не в роскошном саду, а в пустыне, мучимый голодом, Он не проявил Своего божественного могущества, но кротко защищался от всех искушений словами Священного Писания. Он указал нам, каким путем мы можем побеждать, и что каждый из нас имеет врага, подобно нашим прародителям, с которым нам приходится бороться; что нам приходится также выдерживать испытание; что имеем Рай, которого можем лишиться, и Царство Небесное; которое должны заслужить. Чтобы мы могли бороться, Он, последний Адам, со делался для нас животворящим Духом и дал нам в пищу Свою Плоть и Кровь как противоядие против смерти и залог бессмертия, чтобы, как в Адаме все умирают, в Нем бы все ожили. «И сказал ему <разбойнику>: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мной в Раю» (Лк. 23, 43). Все это недалеко и от нас, братия. Спаситель Сам проведет нас невредимо мимо «огненного меча» херувимов. Истинно говорю вам, сегодня или завтра, или через неделю, если мы будем признаны достойными, мы будем допущены, по милости Божией, в Его таинственное присутствие, которое Он разумел под именем древнего сада. Авель и Каин (Быт. 4, 1-24) 5 Верою Авель принес Богу жертву лучшую, нежели Каин; ею получил свидетельство, что он праведен, как засвидетельствовал Бог о дарах его; ею он и по смерти говорит еще. Евр. 11, 4. За падением наших прародителей вскоре последовало братоубийство – страшное злодеяние, которое на вечные времена остается первообразом и знамением мира, распявшего Христа. Это второе преступление человека на земле, по сравнению с грехопадением, ужасающе по своей жестокости, но ему придает утешительную значимость то, что здесь мрачной стороне противопоставлена светлая: рядом с братоубийцей, Каином, стоит праведный Авель с восхвалением Бога. Теперь из одного источника изливаются две реки, и они до скончания века будут расширяться и углубляться в своем течении, но по различным руслам. Так скоро пришлось людям познать и добро и зло-следствие их первого греха. Граница проведена между братьями, рожденными одною матерью и вскормленными одною грудью. Следует заметить, что Св. Писание постоянно памятует это деяние как заключающее в себе зло, которое и по сей день живет и держится среди нас. В своей беседе с иудеями Господь наш Иисус Христос говорит об Авеле, что кровь его приидет на род сей (Мф. 23, 35-36). Упоминается об Авеле в главе перечня святых (Евр. 11). Апостол Павел употребляет замечательное выражение, что «он и по смерти говорит еще». Это значит, что смерть Авеля никогда не будет забыта и вычеркнута из памяти человечества. Вместе с Авелем неизбежна память и о Каине. Святой Евангелист Иоанн упоминает о первом убийстве, говоря о том, кто не любит своего брата: «не так, как Каин, который был от лукавого» (1 Ин. 3, 12). На него же, должно быть, указывает и Иисус Христос в своем предостережении Иудеям: «Ваш отец дьявол. Он был человекоубийца искони» (Ин. 8, 44). И апостол Иуда, указывает на Каина как на предел разврата и нечестия, которых достигнет мир в последние времена: «идут путем Каиновым» (Иуд. 1, 11). Таким образом, размеры этого преступления как бы наполняют весь мир и все времена: словно огненная ракета, мгновенно достигая своей крайней высоты, поднимается к небу и тотчас же снова падает на землю в тысячах осколков, заключая в себе и всюду рассеивая меньшие преступления злой воли. Но, как ни ужасно это злодеяние, все же рядом с ним дается «и долина Ахор в преддверие надежды» (Ос. 2, 15), так как в противоположность Каину мы видим в его брате Авеле первообраз угодного Богу. В ярком свете представляются нам добро и зло так, что и в этой черной туче, омрачающей утро мира, мы можем видеть радугу завета – могущество милосердия Божия, можем, крепко держась за Него, черпать из неиссякаемого источника Его человеколюбие. Свидетельство Св. Писания об Авеле вполне ясно и решительно. Сам Иисус Христос называет его «праведным Авелем» (Мф. 23, 35); апостол Иоанн говорит, что Каин убил его, ибо его дела были праведны, и св. Павел, что «верою Авель принес Богу жертву лучшую» и «ею получил свидетельство от Бога, что он праведен» (Евр. 11, 4). Таким образом, в нем соединяются и вера, и праведная жизнь по этой вере. Даже в его жертвоприношении видна вера приятная Богу: она была «от первородных стада его и от тука их» (Быт. 4, 4). Он приносил в жертву Богу первое и лучшее, цвет своего достояния, «первородные» и «тук» – то, что впоследствии предписал Он Сам в законе, ставя это приношение Авеля за образец последующего богопочтения. Кроме того, это был тот Агнец стад, кожею которых Сам Господь одел людей от стыда греха. В этом жертвоприношении кроткого и непорочного было все: и благодарение Богу, и признание смерти, и сознание, что сам достоин умереть, было воззвание к милосердию Божию и мольба о помиловании. И Тот, Кто читает в сердце человека и призывает его ко Своему 6 милосердию, Тот знал, что эта жертва была прообразом Того, Кто был на Голгофе принесен в жертву за всех. Действие это говорит и должно говорить само за себя. Но Авелю пришлось довершить его еще другим, высшим приношением: за подобное свое отношение к Богу он пострадал и подал первый пример мученичества. Праведность Авеля выступает перед нами еще ярче при сопоставлении его с Каином. Этот также приходит с приношением, хотя не от первородных и не из лучших, его жертва состояла из плодов земли, которую он возделывал. Это также богопочтение, и оно также может быть принято, но жертва Каина не имела в себе того, что составляло нераздельную связь с жертвоприношением – сокрушения сердечного, не было в ней и того свойства, которое одно дает ценность дару – сердца того, кто приносит этот дар. «Если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой» (Мф. 5, 23-24). Это сердце не ходатайствовало о милосердии и не давало милосердия – этой лучшей доли жертвоприношения. Говоря словами Закона, оно не имело ни соли, ни елея, ни ладана; оно было без доброты, без милосердия, без молитвы. Он гневается, и лице его поникло к земле, на которой лежит проклятие греха; тогда как Авель был весь любовь, и лице обращено к небу, как бы в ожидании, что сделает Господь. И Каин не оставлен без предостережения, потому что Бог Сам рассуждает с ним и указывает ему лучший путь. Каин говорит, что он не сторож брату своему. То же слышится и теперь в мире. Но Христос и пребывающие в Нем держатся иного взгляда: Его символ – добрый пастырь, полагающий душу свою за овец, Он страж братии Своей даже ценою Своей жизни. И Авель – Его прообраз и мученик – отчасти служит выразителем Его в падшем мире, как Первосвященник, принося Богу жертву. Не так важно, было ли в то время открыто относительно Того, Кто сотрет главу змия, ибо завет Божий иногда вдохновляет сердце путями, недоступными нашему разумению. И о высшей спасительной вере Господь сказал: «Не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах» (Мф. 16, 17). Отец влечет к Сыну, и Сын приводит к Отцу таинственными путями. Не знание отличает надежду, но упование на Бога, которое получает, хотя и не знает. А получив, знает лучшим знанием, что Бог есть любовь. Такова могла быть вера Авеля. Св. Григорий Богослов говорит о его жертвоприношении: «Исаия проповедовал Агнца безгласного перед стригущим Его; Иоанн Креститель указал на Агнца Божия; Авель, принося в жертву Агнца, образно выражает тоже самое». Каково бы ни было знание Авеля, но совершенно достаточно того, что его приношение было принято ради Христа, и что это приношение – агнец, неизбежно долженствующий говорить об Агнце, закланном от сложения мира как угодный Ему. В жертвоприношении Каина и Авеля от начала до конца видна печать избранника и печать отверженца: любовь Божия отличает избранника – корысть и себялюбие отличает лукавого. Каин оставляет себе первородное и лучшее – Авель приносил первое и лучше Богу. Но это было и приношением веры, приношением того, кто делал доброе и жизнью своею был угоден Богу. Прежде всего он отдал Богу себя самого, а его жертвоприношения были только внешним выражением этого настроения. И он сподобился доказать это своею жизнью, принятою как еще более угодная жертва, более живое изображение смерти Христа. Гак поступали христианские мученики: они сначала отдавали свое достояние, а потом и самую жизнь свою. Поступок Каина был вызван тем же, чем и поступок иудеев – завистью: «первосвященники предали Его из зависти» (Мк. 15, 10). И быть может, это свойство больше других пороков делает человека подобным дьяволу, преследующему гибель человечества не от гнева, похоти или алчности, но из зависти и из ненависти к добру. Каин первый антихрист и образ последнего. Подобно тому, кто был «лжец и человекоубийца от начала» (Ин. 8, 44), и Каин, если бы мог, охотно бы отрекся от того, 7 что сделал. Не так ли еще и в наши дни с Израилем? Израиль убил своего Брата, убил Того, Который подобно ему самому был от семени Авраама, убил и вопрошает: где Он? Израиль вопрошается голосом Самого Господа, говорящего и по сей день чрез Св. Писание. И Израиль отвечает подобно Каину: «Не знаю». А между тем он мог бы и должен быть стражем своего брата: Закон и Пророки вверили ему хранить Его. Но, отверженный от лица Божия, он скитается до последних пределов земли, свидетельствуя о том, что он сделал, – второй Каин, убивший великого Пастыря овец. «И сделал Господь [Бог] Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его» (Быт. 4, 15). Другие народности и вероисповедания сливаются друг с другом, исчезают и изменяются, но Израильский народ сохраняется и не изменяется, потому что на нем лежит знамение Божие. Они скитаются по земле и не находят покоя, потому что, по словам бл. Августина, «не разумеют Субботы сердца», т.е. Христа. «...И буду изгнанником и скитальцем» (Быт. 4, 14), – говорит Каин. И приговор Божий подтверждает это: «Нет мира нечестивым, говорит Бог мой» (Ис. 57, 20-21). И подобно Иуде, он ощутил всю тяжесть своего греха: «Наказание мое больше, чем снести можно» (Быт. 4, 13). И он боится смерти, потому что, говорит он, «всякий, кто встретится со мною, убьет меня» (Быт. 4, 15). Правда, в глазах мира есть другой характер, другая сторона дела, ибо «эти нечестивые благоденствуют в веке сем» (Пс. 72, 12). Предание говорит, что величайший город Рим, убивавший последователей Христа, основан братоубийцею. Так и с Каином, о нем сказано: «И построил он город, и назвал город по имени сына своего» (Быт. 4, 17). Он живет до глубокой старости, он видит своих детей и внуков. Между ними есть основатели могущественных городов, среди которых раздаются звуки свирелей и гуслей, есть и изобретатели изделий из меди и железа, есть и художники, музыканты, поэты, неизмеримые пространства служат пастбищами для стад их, они садили и строили, женились и выдавали замуж. А Авель взят бездетный, на рассвете дней своих. Так судит мир. Но как далеко это суждение от истины! Потому что он с Богом, он живет в Боге и для Бога. А эти наполняют меру своих беззаконий, собирают себе «гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога» (Рим. 2, 5) и до тех пор, пока отворятся окна небесные и разверзнутся все источники великой бездны и смоют их с лица земли. Это ужасающее знамение – жить так, прилагая беззаконие к беззаконию! Голос Божий как бы уже раздавался по земле, поучая человечество, что есть лучшая жизнь, сокрытая в Боге, что без Него жизнь на земле не жизнь, а смерть. Если грешник продолжает жить на земле, то это служит лишь знаком долготерпения Божия, Который не хочет, чтобы погиб хотя бы один человек, но хочет, чтобы все покаялись. Смертью Авеля дан миру выразительный прообраз смерти Христа, которой Он сотрет главу змия, когда тот будет нападать на пяту Его. Каин – первенец от земли, земной; Авель – предзнаменование небесного, говорит Господь, Который сошел с неба. Подобно тому, как Исаак, дитя обетования, родился после сына рабыни, Иаков родился после Исава, Иудей – старший брат, а уверовавший язычник – младший. Как первый Адам от земли, а второй Адам с неба, так это теперь предуказывается в Каине и Авеле. И «отторгнутый от земли живых» (Ис. 53, 8), Авель свидетельствует, что наследие не на земле, а с Богом, что победа в смерти и после смерти. Но смерть Авеля служит не только знамением и образцом смерти Христа. Этот первомученик – пример праведной жизни, угодной Богу. Мы видим в нем первородных Града Божия, полноту последнего блаженства, венчающего прочие. «Блаженны изгнанные за правду; ибо их есть царство небесное» (Мф. 5, 10). «Потому что церковь, постоянно терпя землю и уповая на Небо, подвизается в своем странствовании не только со времени появления Иисуса Христа во плоти или со времен апостольских, но от дней 8 праведного Авеля и до скончания века, среди преследований мира и утешений от Бога» (бл. Августин). Господь сказал Каину: «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли» (Быт. 4, 10). И это будет продолжаться до конца. Иисус Христос говорит, что кровь праведного Авеля взыщется в день суда. По словам св. Павла, кровь Авеля говорит еще вместе с душами тех, кто «под жертвенником», вопиет она все громче и громче: «доколе Владыка святый и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?» (Откр. 6, 10). «Так вопиет кровь Авеля, – говорит св. Амвросий, – Небеса и все живущее на небесах – солнце, месяц и звезды, престолы, начальства, власти, силы, господства, херувимы и серафимы повторяют этот вопль и не отпускают греха». Но хотя кровь Авеля и вопиет от земли, однако это говорит не он: это скорее означает, что Господь помнит страдания Авеля и всех кротких, Он собирает в Свою чашу слезы их, и дела эти записаны в Его книге, их страдания и скорби, претерпенные ради Него, сосчитаны и не забыты Им. «Здесь терпение святых» (Откр. 14, 12). Само молчание Авеля многозначительно: оно как бы говорит о Том, Кто, как агнец пред стригущим его, безгласен, Кто, как овца, ведется на заклание, не отверзает уст Своих. Кровь его вопиет от земли, но сам он безмолвен, даже в самой смерти он не взывает о мщении, как бы говоря: «Моя участь в Твоих руках; Ты, Господи воздашь за меня!» Он предал себя Праведному Судии. Все, что говорится об Авеле, и все, оставшееся недосказанным, как бы указывает на его стремление уподобиться нравом тому кроткому и невинному агнцу, которого он приносил в жертву Богу. Так говорит Авель во все времена и среди всех народов, его пример подтверждается другими, подобными примерами, другими Авелями, которые будут появляться до скончания века. Всюду есть те, кто пошел путем Каиновым, и есть те, кто терпеливо страдает. Увы! Даже среди детей встречаются и Каин и Авель. Эти примеры идут непрерывною цепью, прибавляя одно звено за другим: когда надевается последнее, то оно отзывается в первом. И добро и зло составляют части одного тела, и каждый из нас может отыскать, каких черт больше в нем самом – Каиновых или Авелевых. Когда Евангелист Иоанн свидетельствует, что «всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца» (1 Ин. 3, 15), и связывает это положение с именем Каина, то не намекает ли он на разъяснение Самого Иисуса Христа, что хотя и написано в Законе Моисея «не убий», но и «всякий гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мер. 5, 22). Этому деянию первых времен человечества придает особенную силу то, что поучение это написано не на каменных скрижалях, а начертано Святым Духом Божиим на плотяных скрижалях сердца; поучение, содержащее в себе новую и лучшую заповедь любви, – заповедь, написанную Кровью, но не Авеля, но Кровью Самого Христа. Ной (Быт. 5-9) ...И нарек ему имя: Ной, сказав: он утешит нас в работе нашей и в трудах рук наших при возделывании земли, которую проклял Господь Бог. Быт. 5, 29. По смерти Авеля, человечество умножалось, воздвигались города, развивались искусства, беззаконие распространялось, и Бог был позабыт. И в это время среди общего развращения мы видим человека, строящего ковчег, отчего он подвергается презрению и насмешкам со стороны людей. То был Ной, и теперь мы можем исследовать характер этого выдающегося человека. Мы не можем измерить ни глубины Духа Божия, ни сердца хорошего человека, в тайниках которого Он положил Свой неизгладимый, хотя и 9 невидимый, след. Но мы можем извлечь для себя большую пользу, размышляя о написанном. Первое, что поражает нас в Ное, – это его полное одиночество. Он стоит один среди падшего мира. Когда описывается всеобщее беззаконие, прибавляется: «Ной же обрел благодать пред очами Господа Бога» (Быт. 6, 8), – только он, единственно он. Потом дальше: «И сказал Господь Бог Ною... тебя увидел Я праведным предо Мною в роде сем» (Быт. 7, 1). Ной потому и выделяется между всеми святыми Писания, что он сберег в чистоте свою душу среди всеобщего развращения. Он стоит один, как одинокий столп, уцелевший среди развалин дома. Но и это еще не все: «Ной был человек праведный и непорочный в роде своем; Ной ходил пред Богом» (Быт. 6, 9). Это замечательное и прекрасное выражение: «Он ходил пред Богом», было употреблено об Енохе, прежде чем Бог взял его. Кроме того, праведность Ноя и проистекающая из нее сила ходатайствовали перед Богом, что видно из упоминания о нем пророка Иезекииля: «И если бы нашлись в ней сии три мужа: Ной, Даниил и Иов, то они праведностью своею спасли бы только свои души, говорит Господь Бог» (Иез. 14, 14). А так как Иов известен как ходатай, прежде всего и постоянно ходатайствовавший за своих сыновей, а потом по особому повелению Божию и за своих трех друзей (Иов 1, 5; 42, 8), а Даниил как выдающийся ходатай перед Богом за свой народ, то мы можем заключить, что это сопоставление Ноя с ними отличает и его как особенно известного Богу своими ходатайствами за окружающий его грешный мир. Господь, несомненно, отвечает на подобные молитвы, поэтому, возможно, этими молитвами и была спасена его семья, чтобы быть ему родоначальником нового мира, в котором мог бы устоять завет Божий. Сверх всего сказанного есть еще одно обстоятельство, известное нам о Ное: св. Петр упоминает о нем как о «проповеднике праведности» (Петр. 3, 20), и этот отзыв имеет большой вес. Итак, Ной не только скорбел и молился о других, подобно Самуилу и Даниилу, не только безмолвно страдал, подобно Авелю, но он, подобно апостолам, проповедовал своим соотчичам покаяние, настаивая на их исправлении. Эта проповедь неумолчно возвещалась им не только в продолжение тех ста двадцати лет, что дал Бог народу на исправление. Смелая проповедь о необходимости покаяния – смелая, потому что она раздавалась среди народа, жившего в удовольствиях и наслаждениях и видевшего смысл жизни только в заботах о плоти, – закончилась только тогда, когда Бог велел Ною войти в ковчег. Уже одна эта смелость, проявленная Ноем в его проповеди сбившемуся с пути народу о необходимости строгой перемены в образе жизни, показывает, что за человек был праведный Ной. Высоту этой личности еще более подчеркивает и раскрывает значение самого имени «Ной». Это имя дано праведнику пророческим вдохновением при самом рождении его – отец его Ламех «нарек ему имя Ной <что значит «покой» или «утешение» >, сказав: он утешит нас в работе нашей и в трудах рук наших при возделывании земли, которую проклял Господь Бог» (Быт. 5, 29). Так Св. Писание направляет наше внимание на «покой» и «утешение», которые Ной вносил в те тревоги и заботы, коими был переполнен окружающий его мир. Эти слова как бы намекают на значительное облегчение или смягчение последствий грехопадения. А между тем, взглянув на внешнюю сторону повествования, мы скорее придем к противоположному выводу, потому что в дни Ноя, как замечает св. Амвросий, нечестие принимает такие ужасающие размеры, что влечет за собою гибель вселенной. На этой стороне повествования хотелось бы остановиться особенно, ибо Сам Господь Иисус Христос выразительно указывает на Ноя и на его дни как на предзнаменование дней Сына Человеческого; и Церковь всегда принимала повествование о Ное как полное 10 прообразов и пророчеств относительно последних дней Церкви Христовой. И действительно, как во времена первых мучеников, так и в наши дни символические образы христианской веры чаще всего заимствуются из повествования о Ное, ковчеге и голубе, а «покой» и «утешение» в своем полном выражении обозначают Христа. Горе тому, кто в ком-либо другом ищет и покоя, и утешение! Таким образом Ной как бы указывает на то, что будет Муж, в Котором гибнущий мир обретет покой и утешение. И будет Муж, по словам пророка Исаии, «как защита от ветра и покров от непогоды» (Ис. 32, 2). Уже в первые времена существования мира была пламенная уверенность в том, что грядет великий избавитель или пришел уже, и в ответ на эти ожидания посылались люди, служившие Его прообразами. В мире Ветхого Завета особенно выделяются четыре великих мужа, которых можно уподобить четырем столпам веры: Авель служит знамением Смерти Иисуса Христа, Сиф – Его Воскресения, Енох – Вознесения Спасителя, а Ной служит выразителем того покоя и утешения, которые мы найдем в Иисусе Христе в последние дни, когда широким и всезахватывающим потоком по всей вселенной разольется нечестие. Ною вверялось обетование, когда Господь говорит ему: «с тобою Я поставлю завет Мой» (Быт. 6, 18). От него родится Христос, и апостол Павел указывает на него как на сделавшегося «наследником праведности по вере» (Евр. 11, 7). Так стоял Ной среди мира один, как Второй Адам, Новый Человек, как прообраз Того, в Ком одном все благоволение Отца; Кто один совершен и праведен перед Богом, «потому что Бог был с Ним» (Деян. 10, 38); Кто обещал быть со Своею Церковью до скончания века; Кто через своих священнослужителей, заведующих Его таинствами, предостерегает падший мир, проповедует ему и ходатайствует за него. С Ноем возобновляется завет, и по ясно выраженному соизволению Божию подчинены ему все твари земные. «Да страшатся и да трепещут вас все звери земные... в ваши руки отданы они», – повествуется в 9-й главе книги Бытия (Быт. 9, 2). Не есть ли это прообраз Того Второго Адама, о Котором поется в 8-м Псалме: «...все положил под ноги Его, овец и волов всех и также полевых зверей, птиц небесных и рыб морских, все преходящее мирскими стезями» (Пс. 8, 7-9). И подобно тому, как даны вторые скрижали, когда были разбиты первые; как второй завет положен с человеком после его падения, когда он нарушил первый; как второй храм – после разрушения первого; как другой народ принят в завет с Богом, когда Иудеи были отвержены; так и теперь: когда погиб первый мир, второй получает обетование, предзнаменование того нового неба и новой земли, в которых живет правда, где, по выражению св. Иоанна Богослова, «ничего уже не будет проклятого» (Откр. 22, 3). Ной и есть предзнаменование этого великого искупления, когда «ничего не будет проклятого», Ной и есть второй родоначальник, как свидетельствует о том ветхозаветный Евангелист: «Ибо это для Меня, как воды Ноя... Горы сдвинутся и холмы поколеблются, а милость Моя не отступит от тебя и завет мира Моего не поколеблется, говорит милующий тебя Господь» (Ис. 54, 9-10). То же сказано нам и в чудном видении пророка Иезекииля, повторенном в Откровении св. Иоанна Богослова, когда Христос изображается сидящим на престоле Славы Своей: «А над подобием престола, – говорит пророк Иезекииль, – было как бы подобие человека вверху на нем... и сияние было вокруг него. В каком виде бывает радуга на облаках во время дождя, такой вид имело это сияние кругом» (Иез. 1, 26-28). Св. Евангелист Иоанн говорит: «И радуга вокруг престола, видом подобная смарагду» (Откр. 4, 3). И это знамение вечного завета, положенное в облаке и данное Ною, стоит до скончания века, говоря о вечном благовестии. «И будет радуга (Моя) в облаке, – сказал Господь, – и Я увижу ее и вспомню живот вечный» (Быт. 9, 16). 11 Так изображен Иисус Христос в лице Ноя, и мы находим обильную пищу для размышлений, вдумываясь в Его страшные слова, когда Он Сам говорит: «...как было во дни Ноя; так будет и в пришествии Сына Человеческого» (Мф. 24, 27). Это указанное Спасителем сходство времен неизбежно заставляет нас остановиться и на внутреннем сходстве Ноя с Ним Самим. В устах Иисуса Христа обещание покоя и утешения, на которое указывает имя Ноя, подразумевает собою великую, необычайную нужду покоя и утешения, а, следовательно, и тяжкие времена забот и неизбежных испытаний. На то же указывают и слова Спасителя, обещающие покой и утешение угнетенным и удрученным: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я упокою вас» (Мф. 11, 28). Итак, Господь уподобляет эти последние дни дням Ноевым, а значит и ста двадцати годам его проповедничества. Это те дни, когда Он Сам предостерегает нас о грядущем суде и, если можно так истолковать слова апостола Петра, когда «долготерпение Божие ожидает во дни Сына Человеческого, пока строится ковчег Церкви Христовой, в котором немногие спасаются» (1 Петр. 3, 20). Сходство между днями потопа и настоящими заключается не в размерах и не в степени преступлений тогдашнего мира, а в их общем настроении – полном забвении Бога среди житейских забот, сладостей и утех жизни. Современники Ноя покупали и продавали, сажали и строили, женились и выдавали замуж до дня потопа. Именно на такие настроения людей Иисус Христос указывает как на главные препятствия к принятию человечеством Евангельской проповеди. Вспомните притчу Христа о браке сына царева: современникам Христовым мешали принять проповедь во всей полноте те же житейские заботы и утехи, что мешали современникам Ноя поверить в его проповедь о покаянии и грозящем суде. И эти же причины в наши дни мешают христианам усвоить Христово учение во всей его полноте. А между тем, несмотря на наше равнодушие и беспечность к будущему дню суда, мы имеем того же Бога, того же Иисуса Христа как в книге Бытия, так и в Евангелии. В первой мы читаем разительные и трогательные слова: «И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем» (Быт. 6, 6). Эти слова совершенно соответствуют тому, что говорит в Евангелии Сам Господь наш Иисус Христос: «Горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида!» (Лк. 10, 13). Или тому достопамятному случаю, когда Он прослезился, глядя на Иерусалим, и воскликнул: «Иерусалим, Иерусалим... Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья» (Мф. 23, 37). Или той Евангельской притче, в которой Он рассказывает, как созывает своих ангелов, когда спасет одного грешника: «Порадуйтесь со мною; Я нашел мою пропавшую овцу» (Лк. 15, 6). И в дни нашего увлечения чувственными удовольствиями и житейскими попечениями, когда Господь скорбит, и Дух Его тщетно борется с человеком, напоминая ему о дне суда, лукавые помыслы сердца отстраняют эти напоминания и не хотят размыслить о примере, данном в Ное. Обещая покой приходящим к Нему, Господь в то же время говорит, что приходящие к Нему должны взять на себя Его иго; и хотя Он прибавляет к этому, что иго Его благо и бремя Его легко, однако в других местах Он говорит об этом иге и бремени, как о самом Кресте Его. Голубь Ноя возвратился к нему, потому что нигде больше не нашел места покоя для ног своих, и Ной простер руку свою, взял его и радостно принял его в ковчег. Голубь предпочел замкнутую жизнь ковчега свободе внешнего мира, и нет души, которая бы не воскликнула хоть раз: «Кто дал бы мне крылья, как у голубя? я улетел бы и успокоился бы. Далеко удалился бы я и оставался бы в пустыне!» Но из говорящих так очень немного тех, чьи молитвы окрыляются во Св. Духе и, подобно голубю, возносятся от земли, чтобы пребывать со Христом. Итак, если Ной означает утешение и прообраз Великого Утешителя, пребывающего в мире, то он же и взял на себя иго Божие, он был «человек праведный и непорочный в 12 роде своем», он «ходил пред Богом». Он, благоговея, приготовил ковчег, как говорит о том св. Павел, верою принимая от Бога поразительное откровение о вещах еще невиданных. Различие между ним и окружающим его миром было таким, что он осуществлял своею жизнью ожидание грядущего суда Божия. А мир тогдашний, как и сегодняшний, оставался, по свидетельству Слова Божия, глух и слеп к предостережениям будущего. Они ели, пили, женились и выходили замуж до того дня, как вошел Ной в ковчег и пришел потоп. Всегдашним правилом мира было как теперь, так и тогда: «Станем есть и пить, ибо завтра умрем» (1 Кор. 15, 32). Но правило христианина гласит: «Будем поститься и бодрствовать, потому что завтра умрем, а за смертью суд». Или выражаясь словами нашего Божественного Учителя: «Смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объедением и пьянством, и заботами житейскими, чтоб день тот не постиг вас внезапно» (Лк. 21, 34). Бодрствуйте, молитесь, ибо не знаете, когда наступит это время. С верою и страхом принятое учение о внезапном, быстром и вечном Суде всякого смутит и заставит почувствовать необходимость в покое и утешении. Таковым и дано это обетование. Таковые будут чувствовать необходимость утешений совершенно иного рода, чем утешения, которые может дать бренный мир. Немного найдется людей, не ощущавших этого хотя бы временно, например, при виде умершего друга или близкого родственника. Потому что они знают, что частный суд уже настиг этого человека, и настиг внезапно; и они видят, что вскоре то же будет и с ними самими, и они тронуты. И пока длится это настроение, они ищут покоя во Христе и утешения у великого Утешителя, но буря стихла, воды горести стали убывать – и, подобно Ноеву голубю, они снова оставляют ковчег и, быть может, больше не возвратятся в него. В заключение присмотримся к примеру Ноя и поразмыслим о нем в связи с предостережениями Господа: глубокое, непоколебимое, даже подавляющее сознание Суда, в котором живет христианин, должно действовать на его сердце, но в мире, а не вне мира. Это сознание должно восхищать его из мира, пока он живет в нем. В этом-то и трудность: живя в мире, человек должен ходить пред Богом, то есть воскресшим Христом. Потому что и Ной «ходил перед Богом», хотя и был занят теми же житейскими заботами, которые отвратили сердца его современников от великого будущего. Он женился и выдавал замуж. Он возделывал землю и садил. Больше того, он был «праведен и непорочен в роде своем»; а это указывает на то, что он был в таких отношениях с людьми, где сказывается праведность или честность: подобно другим людям, он продавал и покупал. И когда совершится разделение, за одним и тем же занятием, в одном поле, в одной мельнице, на одном ложе один возьмется, а другой оставится. Все зависит от того, поглощено ли сердце этим занятием или нет. Так говорит и св. Павел: «...время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего» (1 Кор. 7, 29-31). Так и Псалмопевец, говоря о том, что забывающие Бога будут ввержены в геенну, прибавляет, что не погибнет терпеливый, пребывающий в кротости. Итак, нужна перемена; только она не в том, чтобы удалить от нас все эти занятия, а в том, чтобы удалить от них наше сердце. Они не только не могут служить нам извинением в небрежении к Евангелию и Его наставлению постоянно бодрствовать и молиться: напротив, они суть важные причины, побуждающие нас бодрствовать и молиться. Вместо того чтобы говорить: «Я купил пять пар волов и т.п. и потому не могу прийти на призыв Господа» (см. Лк. 14, 15-24), – следовало бы ответить: «Я покупал или продавал, и потому мне необходимо особенно внимательно бодрствовать и молиться, 13 иначе смерть заключается для меня в этих заботах. Я занят домашними, семейными делами, и потому я должен неустанно бодрствовать и молиться, чтобы они не поглотили меня, и я не оказался спящим, когда придет то время». Мы ежедневно нуждаемся в хлебе для нашего тела, потому что должны делать земное дело: не в одинаковой ли степени нуждаемся мы в насущном хлебе и для нашей души, потому что на нас лежит и небесный труд – умное делание. А придет ночь, когда никто не может работать, и дело, оставшееся несделанным, навеки останется несделанным? Авраам (Быт. 12-18; 20-25) За исключением Евангелия, в Св. Писании ничто не вызывает такого трепета, как подвиг Авраама – те минуты высшего испытания, когда Господь воззвал к нему с небес: «Аврам, Авраме». И вторично обратился к нему, говоря: «Мною клянусь, что так как ты сделал сие дело и не пожалел сына твоего, единственного твоего, то Я благословляя благословлю тебя» (Быт. 22, 16). В истории человека ничто не может сравниться с этой страшной, подавляющей и полной ужаса минутой. Авраам одержал величайшую из побед и получил высшую похвалу от Бога; в течение нескольких часов он совершил деяние, последствия которого будут отзываться до конца времен. Самое небо как бы замерло, наблюдая в страхе, окажется ли он на высоте этого величайшего из всех испытаний, посылаемых ему Богом; и когда Авраам «простер руку свою, чтобы умертвить сына своего» (Быт. 22, 10), тогда все создания Божии и ангелы небесные возрадовались великою радостью. Ангел Завета, а затем и Сам Господь громко воззвал с Небеси, повторяя его имя, и снова, во второй раз, объявил и подтвердил Свое благословение. Случая, подобного этому, не было и, вероятно, не будет до той страшной минуты, когда Сам Иисус Христос скажет победившему, истинному сыну по вере верного Авраама: «Хорошо, добрый и верный раб... войди в радость Господа твоего» (Мф. 25, 21). Эти до конца перенесенные испытания были прообразом совершенной и божественной любви Самого Всемогущего Отца, обрекшего на смерть за человечество Своего Единственного, Возлюбленного Сына. И здесь мы видим отца, готового ради любви к Богу забыть, что он отец. О, дивный старец! О, чудо из чудес! О, величайшая из радостей! Воистину, это дитя может быть для тебя источником радости и удивления! О, несравненная вера, основанная на любви! О, любовь, сильная, как смерть, возвышенная, как Небо, прообраз любви Божией к человеку! Один Бог может знать, чего стоили эти три мучительных дня Аврааму, и что было, когда, «на третий день Авраам возвел очи свои и увидел то место издалека» (Быт. 22, 4). Какова была борьба между верою и любовью, между природою и благостью, всеми человеческими стремлениями и принудительной силою всего божественного! Нежное дитя на одной руке, а в другой – нож, веревки и дрова; дитя его любви, сын его преклонных лет, наследник обетования; дитя, в котором сосредоточились надежды на все, что даровал ему Бог и дарует в будущем; «сын твой, единственный твой, которого ты любишь» (Быт. 22, 2), как сказал Сам Бог; сын, который, идя подле него, любовно и просто спросил: «Отец мой, где же агнец для всесожжения?» (Быт. 22, 7). Благословен Бог, воззвавший к нему, чрез Свою благодать даровавший ему силу услышать Его зов и устоять до конца. Его легкая скорбь продолжалась лишь мгновение и доставила ему вечную славу. Тот, Который возложил на Авраама это тяжелое бремя, знал, что он внемлет его голосу, и дал ему на это силу. 14 Проследим, как в течение жизни Авраама Господь призывал его, и он ответствовал на каждый Его зов, доколь ему не было дано услышать и откликнуться на этот великий и совершенный призыв, венец всего. Подобно тому, как Авраам «встал рано утром» (Быт. 22, 3) и имел перед собою три дня тяжелого испытания, пока не достиг Горы Господней, вся его жизнь с самого начала была приготовлением к этому великому делу. Мы можем предполагать, что Господь с самого его детства был рядом и говорил с ним. И как взоры любящего дитяти обращаются на светлый лик отца, так благодать отвечает благодати; а среди халдеев, семьи и родственников Авраам приучил свое сердце внимать, слышать и понимать этот еще слабый голос, который обращается к каждому человеку. И так он учился внимать Господу, пока не раздался великий зов, и не настало время испытания. Тогда он восстал по Божьему повелению, покинул Ур Халдейский – город, где он провел свое детство и отрочество, – и остановился в Харране. Тогда Господь вторично повелел ему оставить свою страну и родственников и дом своего отца, и он «вышел, чтобы идти в землю Ханаанскую, и пришел в землю Ханаанскую» (Быт. 12, 5). Большинство людей, если не все, слышали первые и ранние призывы Духа Божия, но в большинстве случаев сердце их не откликалось на них, и поэтому нам неизвестно, куда бы их привел этот голос свыше; между тем, если бы они вняли ему, то покинули бы страну, в которой родились, но где они находятся временно, как пришельцы, и где обитает враг, и искали бы отечество «лучшее, то есть небесное». Мы не можем заранее знать не только о том, какие страдания должны будем перенести, но не можем представить и тех сокровищ и блаженств, ожидающих верующих в царстве благодати. Ибо знание дается после послушания: Господь призывает, а вера повинуется этому зову, зная, что Господь вместе с повелением даст и благодать исполнить приказанное. Чего нельзя было ожидать от Авраама после такого начала? Он уже покинул мир ради непоколебимой веры в Бога, составлявшей все его богатство: в те дни он еще был беден; он пошел, не зная, куда идет, и когда пришел к месту, которое Господь обещал дать ему во владение, то он не имел там наследства ни на стопу ноги: «И явился Господь Авраму, и сказал (ему): потомству твоему отдам Я землю сию» (Быт. 22, 7). Но он был бездетен. Для всякого, но не для верующего, тут было одно разочарование: он обманулся во всех своих ожиданиях. Но Авраам взирал на невидимого Господа и в этом черпал свою силу. Это разочарование, эти обманутые надежды, эта самая слабость и сделали его сильным. Когда он это понял, то стал ожидать «города, имеющего основания, которого художник и строитель Бог». От этого переполнилось его сердце, дух его преисполнился крепости и он признал себя «пришельцем и поселенцем на земли». Он взял себя в руки и предоставил исход Господу. Так как он не мог останавливать свои взоры на видимых предметах, то он возвел очи горе, к Самому Богу. Господь стал для него всем – его сокровищем, его жилищем, его отчизною, его наследием во веки; в этом и заключалась тайна его терпения. Сам Господь, отвечая на желание его сердца, сказал ему: «Я – твой щит, награда твоя весьма велика» (Быт. 15, 1). Он любил Бога и потому любил то, что Бог любит; он ненавидел отца, мать, ребенка, даже свою собственную жизнь; ибо любовь его к себе и своим была ненавистью в сравнении с любовью к Богу. Велик был его страх к Богу, страх потерять Его, лишиться Его любви, прогневить Его, как и глас с Небеси изрек ему: «Авраам, Авраам!.. теперь Я знаю, что ты боишься Бога» (Быт. 22, 11-12). Мы не будем останавливаться на всех подробностях жизни Авраама; мы знаем, что он выделяется среди всех людей своею верой, а вера для христианина есть «всяческая во всем». Его вера всегда упоминается, когда речь касается Авраама; он называется «отцем верующих», избранным отцом Христа по плоти, первообразом избранных, первых в Царстве Небесном. 15 Эта вера описана в послании к Евреям как проявляющаяся во все важные минуты его жизни и ведущая к великому деянию, завершающему все остальные, – к принесению в жертву его единственного сына. Но теперь мы увидим, как эта вера в Бога, как то милосердие, о котором говорит апостол Павел, была плодотворна в каждом добром слове и деле, проявлялась в каждой добродетели и каждом качестве, украшающем христианина. Прежде всего, мы не могли не заметить, что в истории Авраама, при каждом его переходе из одного места в другое, почти всегда упоминается о его благочестии. Это частое упоминание, выразительное и краткое, каждый раз указывает на какое-либо действие, служащее доказательством его веры, например: «И прошел Аврам по земле сей до места Сихема... и создал там жертвенник Господу, Который явился к нему» (Быт. 12, 6-7). И следующий стих: «И оттуда двинулся он к горе, на восток, от Вефиля... и создал там жертвенник Господу и призвал имя Господа» (Быт. 12, 8). А в следующей главе: «И продолжал он переходы свои от юга до Вефиля... до места жертвенника, который он сделал там вначале; и там призвал Аврам Господа» (Быт. 13, 3-4). И немного далее: «И двинул Аврам шатер и пошел и поселился у дубравы Мамре... и создал там жертвенник Господу» (Быт. 12, 18). Это говорится в самом начале повествования о нем. Далее рассказывается, что ему было ниспослано благосостояние, и он уже не терпел нужды. Сердце его было с Богом. «И был Авраам очень богат» (Быт. 13, 1), но среди своих богатств, как говорит св. Августин, он был нищ духом. Владея богатством, он как бы ничего не имел: настолько не имел, что в притчах нашего Господа бедный Лазарь был принят на лоно Авраамово. Авраам же и заступался за него пред богачом: «Вспомни, – говорит он, – что ты получил уже добро твое в жизни твоей, а Лазарь – злое» (Лк. 16, 25). Об этом отсутствии в нем алчности говорят многие примеры из его жизни. Так, когда, вследствие возрастания имущества, ему было необходимо разделиться с племянником, то «Авраам сказал Лоту: да не будет раздору между мною и тобою, прошу тебя, ибо мы родственники» (Быт. 13, 8); и затем, имея полное право требовать себе лучшую часть земли, он предоставил ее племяннику, и Лот выбрал для себя богатую равнину Иордана, цветущую, «как сад Господень» (Быт 13, 10). Та же щедрость и великодушие проявляются, когда царь Содомский по поводу освобождения своего народа из плена говорит ему: «Отдай мне людей, а имущество возьми себе» (Быт. 14, 21). Но Авраам отвечает: «Даже нитки или ремня от обуви не возьму из всего твоего» (Быт. 14, 23). Одновременно он выказывает такое же прямодушие по отношению к Богу, когда дает десятину из всего имущества Мельхиседеку, священнику Бога Всевышнего, который тогда встретил и благословил его. Подобное же бескорыстие он проявил и впоследствии, в своих отношениях с сынами Хеттовыми из-за пещеры Махпелы. Наконец, на его гостеприимство указывает апостол: «Страннолюбия не забывайте, ибо чрез него некоторые, не зная, оказали гостеприимство ангелам» (Евр. 13, 2). Не менее замечательно было его мужество, выказанное им, когда он восстал и освободил Лота от Кедорлаомера и царей; когда он сражался не за себя – но за другого, не из-за славы – но из-за братской любви. В течение всей его жизни он с необычайным смирением обращается с Лотом, с Саррой – его женою, и со всеми другими: с Мельхиседеком, Авимелехом и Ефроном Хеттеянином; он сам поклонился сынам Хеттовым и сказал: «Я у вас пришлец и поселенец» (Быт. 23, 4). Во всех его словах и поступках замечательное терпение и смирение. Какою полною сострадания любовью полны его многократные просьбы о пощаде Содома! Сам Господь с удовольствием указывает на одну из важных причин Своего благоволения к Аврааму – на заботу о благочестии его семейства: «Я избрал его для того, чтобы он заповедал 16 сынам своим и дому своему после себя, ходить путем Господним» (Быт. 18, 19). И мы видим замечательный пример этого в «старейшем служителе его дома», которого он посылает за женою для сына: во всем поведении служителя замечается большое благочестие и набожность, которые придают ему сходство с самим Авраамом. Подобно тому, как лицо друга проясняется при встрече друга, так и вся удивительная глубина и нежность натуры Авраама выступают на его лице, когда он обращается непосредственно к Богу; сколько любви, сколько благоговейного страха выказывает он во время своего ходатайства за Содом: «И подошел Авраам и сказал: неужели ты погубишь праведного с нечестивыми?» (Быт. 18, 23). И далее: «Авраам сказал в ответ: вот я решился говорить Владыке, я – прах и пепел» (Быт. 18, 27). И еще: «И сказал Авраам: да не прогневается Владыко, что я буду говорить» (Быт. 18, 30). Все, что определяет характер Авраама, содержится в известном изречении: «и наречется он другом Божиим». Когда все земные надежды, казалось, изменили Аврааму, он сказал Господу: «Владыка Господи, что Ты дашь мне?» (Быт. 15, 2). Сколько упования и доверия в этом кротком вопросе? Та же любовь и отсутствие самомнения видны в нем, когда позднее он упал на лицо свое и смеялся от неожиданности и изумления. С той поры в его словах и действиях проявляется замечательное равнодушие, как будто сердце его находится в другом месте. В душе его была тайная радость, о которой Сам Господь свидетельствовал: «Авраам, отец ваш, рад был увидеть день мой. И увидел, и возрадовался» (Ин. 8, 56). Ревность и радость Авраама о Господе указывает нам, где пребывает сердце его. Особенно наглядно это видно в его поспешности оказать ласковый прием трем странникам; когда он спешит освободить Лота, и когда он «встал рано утром», чтобы принести в жертву сына своего из послушания Богу. Таким образом, Авраам преуспевает и укрепляется духом. Как он служит Богу, ждет Его, так и Бог печется о нем; как на каждой остановке он созидает жертвенник и призывает Бога, так и Господь неоднократно является ему, как бы озаряя его путь солнечным сиянием в каждую трудную минуту. Сначала в Уре Халдейском; затем с великим обещанием благословения в Харране; потом, когда он пришел в землю Ханаанскую и нашел там хананеев, явился Господь Аврааму и обещал отдать землю сию потомству его. И когда Лот отделился от Авраама, и он остался один, то Господь сказал ему более определенно: «Возведи очи твои, и с места, на котором ты теперь, посмотри к северу, и к югу, к востоку, и к западу. Ибо всю землю, которую ты видишь, тебе дам Я и потомству твоему навеки» (Быт. 13, 14-15). А когда, после его победы, ему пришлось жить среди царей и врагов, Господь снова явился ему и сказал: «Не бойся, Авраам, Я – твой щит» (Быт. 15, 1). Однако его вера основывается не на знании, но на безусловном доверии к Богу; когда он оставил свою страну, он не знал, куда пойдет; когда ему были даны обещания, он не знал, каким путем они будут выполнены. По мере того как его вера крепнет, умножаются и обещания. И хотя им суждено было исполниться не скоро, он уповал на Бога: сперва его племя должно было наполнить землю Ханаанскую; затем последовало обещание, что в нем благословятся все племена земные; что его потомство будет, как песок морской, и наполнит землю; затем опять, что оно будет многочисленно, как звезды. Но, когда он просил знамения и более ясного указания, «напал на него ужас и мрак великий» (Быт. 15, 12), указывающий великую скорбь, и пламя прошло между разоренными животными. Это было, по словам бл. Августина, знамение и видение антихриста. Это печальное видение, достаточное, чтобы обратить его мысли к небу, заставило его не искать отдохновения на земле и видеть, что в милосердии Своем Господь сокрыл от нас будущее. 17 Итак, в Аврааме мы имеем дивный образец души, живущей в Боге и для Бога – жизнью веры. Бог, взывающий и повелевающий, дарующий ему силу выполнить Его повеление, благословляющий и увенчавший в нем Свое собственное творение, давал обещания, а Авраам верил. Авраам перестал быть самим собою и более не принадлежал себе – вера в Бога наполняла его душу, все его действия. Эта вера осветила его всяческою добродетелью и прелестью; она была подобна свету, сверкающему в драгоценных камнях. Вера была в его великодушии, вера – в его мужестве, вера – в его смирении, вера – в его благочестии, вера – в заботе о домашних. Все одна и та же вера разгоралась в нем, пока не очистила его душу от нечистот и примесей человеческой любви, и Господь сделался для него его единственным успокоением. Господь взглянул на него, луч от света Его лика согрел и осветил его сердце – и это освещение была вера. Его око было чисто, а потому и «все тело его было светло», и сам он весь в Боге. Лот (Быт. 13-14; 19) И избрал себе Лот всю окрестность Иорданскую; и двинулся Лот к востоку. И отделились они друг от друга. Быт. 13, 11. Господь наш Иисус Христос говорит: «Вспоминайте жену Лотову» (Лк. 17, 32). И если бы не эти слова Его, то люди могли бы подумать, будто Лотова жена не имеет никакого отношения к христианству и вообще к религии. Все, сказанное о ней, сводилось бы к простому рассказу о том, что во время бегства из Содома она оглянулась «и стала соляным столпом». Теперь же Господь нам указывает на это событие как на предостережение о последних днях. Он говорит об опасности полураскаяния, о человеке, однажды спасенном Божиим милосердием, получившим помощь от человеколюбия Его и, тем не менее, снова обращающим свои взоры к тому состоянию, от которого уже раз освобожден. Этот случай можно описать и другими словами: «Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9, 62). Сам Иисус Христос дает нам понять, что разрушение Содома есть прообраз Страшного Суда, который настанет, когда умножится беззаконие, а вера станет редкостью. Бл. Августин говорит, что Лот есть прообраз христиан, которые будут мучиться развратностью окружающего их мира и по милосердию Божию избегнут всеобщего осуждения. Вот почему характер спасенного Лота для нас так интересен и назидателен для размышления: по своему несовершенству и по побеждающему его милосердию Божию. Апостол Петр упоминает о Лоте как о праведнике: «А праведного Лота, утомленного обращением между людьми неистово развратными избавил; ибо сей праведник, живя между ними, ежедневно мучился в праведной душе» (2 Петр. 2, 7-8). Здесь говорится о нем как о праведнике, по сравнению с развратными людьми, среди которых он жил, и как о человеке, знающем истинного Бога. Св. Павел, быть может, указывает на его страннолюбие так же, как и на Авраамово; и это многое значит – быть другом Авраама, «друга Божия». Но, с другой стороны, св. Павел не называет Лота в числе тех, которые верою унаследовали обетованное. И в настоящем повествовании не говорится о том, чтобы Лот был угоден сам по себе, а только ради Авраама: «Вспомнил Бог об Аврааме, и выслал Лота среди истребления, когда ниспровергал города, в которых жил Лот» (Быт. 19, 29). 18 Св. Писание напоминает нам, говорит блаженный Августин, что Лот был избавлен ради заслуг Авраама. Повествование о спасении его указывает необычайное попечение Божие о Лоте. Ангелы долго ждали и торопили его, говоря, что как не велико беззаконие, как ни громок вопль Содома, они не могут обрушить на него кару Божию, пока Лот не достигнет безопасного места. Но об этом упоминается, как об особенном милосердии к нему Бога. Нет ни слова одобрения его. То было ради Авраама, который в это время, вероятно, умолял за него Господа. Св. Писание как будто намеренно сплетает между собою жизнеописания Авраама и Лота, чтобы яснее показать нам в сопоставлении этих двух личностей разницу между душой совершенной и несовершенной. Начало повествования о Лоте имеет много общего с повествованием об Аврааме: они оба оставляют свою родину и семью; оба идут в чужую страну. Мы видим его под сенью Авраама, в единении с Авраамом, поучающимся у него самопожертвованию, страннолюбию, вере в Бога. Но тут он является в качестве товарища и племянника Авраама, живущего под руководством и покровительством дяди, пока еще нет свидетельства о независимой вере Лота. Многие воспитываются под родительским кровом в благочестивых обычаях, так как их личная вера еще не испытана. Быть может, она так же непобедима, как и вера тех, под чьим кровом они живут. Время и испытания обнаружат это: они могут оказаться лишь отпрысками родственного ствола, не имеющими своего собственного корня, питающимися соками более сильного растения; и лишь когда они отделятся от него, наступит испытание их собственной жизни. Первое указание на различие этих двух людей высказывается, когда они должны были расстаться по причине размножения их стад; тогда проявляется в Лоте воззрение мирское, искание своей личной выгоды. «Лот возвел очи свои, и увидел всю окрестность Иорданскую, что она, прежде чем Господь истребил Содом и Гоморру, вся орошалась водою... И избрал себе Лот всю окрестность Иорданскую... и раскинул шатры до Содома... Жители же Содомские были злы и весьма грешны перед Господом» (Быт. 13, 10-13). Так разошлись эти два человека в стране Ханаанской на земле и еще больше на пути к стране небесной. Лот руководствуется житейским, Авраам же верою. Почти ничто не влияет так сильно на состояние души, как пользование мирскими благами. Все отношения Бога к Аврааму вели к удалению его от нечестивых народов, а Лот избирает себе местопребывание между худшими из них и отдает им своих дочерей в замужество, потому что земля их, «как сад Господень». Он думает о плодородной земле больше, чем о злых людях. Отсюда начинается перемена и испытание. Авраам чем дальше, тем больше обращает взоры к Богу, более и более освобождается от земных забот и искушений в Боге, находит все более покоя и мира, пламя веры разгорается в нем все ярче, как щит против всякого искушения. И награда его весьма велика, она превышает все земное. В то же время самое лучшее, что Апостол может сказать о Лоте, это то, что он ежедневно мучился, видя и слыша дела беззаконные, среди которых поселился, ибо слишком дорого ценил земные блага. А какова была его семья? Его зятья– содомляне, его жена навеки стала выражением колеблющейся веры, его дочери стали родоначальницами великих врагов народа Божия. Авраам ждал с верою, и Бог дал ему в свое время. Лот не ждал, но сам выбрал для себя и утратил добытое этим путем. Мы видим Лота в обществе царя Содомского и терпящим бедствия, постигшие этого царя; Авраама видим с царем Салима, что значит Мир, получающим благословение от Мельхиседека – священника Бога Всевышнего. При всякой перемене в жизни, при всяком испытании самопожертвования или чувства долга 19 Бог является Аврааму с каким-нибудь выражением благоволения к нему, и он радостно идет своей дорогой. Далеко не так обстоит дело с Лотом. Богу угодно было послать ему разочарование в своем выборе. Это всегда служит признаком милосердия Божия: в скорбях говорит Бог к человеку, и в напастях внимает человек Его голосу. Не будь Авраама, Лот потерял бы все и окончил бы свои дни в плену, но Всемогущему было угодно, чтоб он был освобожден с помощью Авраама, уповавшего на Бога. Мы только читали, что «Лот возвел очи свои, и увидел страну как сад Господень и избрал себе всю окрестность... и стал жить в городах окрестности, и раскинул шатры до Содома» (Быт. 13, 10-12); но вслед за этим мы читаем, что Кедарлаомер, царь Еламский, напал на царей Содома и Гоморры и разбил их, «и взяли Лота, племянника Авраамова, жившего в Содоме, и имущество его, и ушли» (Быт. 14, 12). Таким образом получил он назидание и предостережение от Бога. Но Бог готовил ему, а в нем и для нас, еще более грозное, вечное предостережение в знамение того, что совершиться. Сначала говорится, «что Лот раскинул шатры до Содома». Но впоследствии он перестал жить в шатрах, как жили Авраам и его дети, свидетельствовавшие этим, по слову Апостола, что они были странниками и пришельцами на земле, взыскующими другой, пребывающий во веки, город. Для многих этот урок должен быть написанным огненными буквами. Лот возвел очи свои и увидел всю окрестность Иорданскую, орошаемую как сад Господень и, действительно, она должна была быть прекрасна на вид! Какое совершенство красоты и изобилия, с ее прозрачными водами и ясным небом, с утренним и вечерним солнцем! Но повремените немного и взгляните снова: Лот не может, не смеет смотреть на эту чудную картину, он не может убежать достаточно далеко от нее. Что за перемена в этой картине! Дым, поднимающийся, как из печи, сера, зола и соль, которая не соль, а горечь; там мертвое море и мертвая страна, страна мертвецов и по сей день. Пока Божий суд творится над тем, что избрал для себя Лот, обратим внимание на перемены, происходящие в душе, на признаки внутренней жизни его, и особенно на несовершенство его веры. Думая о Лоте, мы останавливаемся мыслью на гибели Содома, на что так настойчиво указывал Иисус Христос. Но несовершенство Лота и проистекающая отсюда трудность спасения его наполняют ужасом повествование о нем. Времена довольства и испытаний, перемежающиеся со спокойствием, с мирскими заботами и радостями, могут чередоваться в нашей жизни, и незаметно для нас самих изменять наше настроение, но настанет какое-нибудь тяжелое испытание, до смерти или в минуту приближения ее, в болезни или в какой-либо сильной скорби, и тогда обнаружатся все те перемены, которые так медленно и незаметно произошли в нас. Тогда скажется их воздействие на душу, все грехи и немощи целой жизни обнаружатся в недостатке веры; одним словом, связь, соединяющая душу с Богом, окажется поврежденною и ослабленною, самая жизнь нашего сердца, наша нравственная личность, единственная сила нашей духовной жизни окажется пожранною и искаженною. Это испытание постигло Лота неожиданно и бесповоротно, оно пришло и миновало, прежде чем он успел опомниться, и поэтому оно сохранено Господом Иисусом Христом как знамение и подобие того великого времени изменения, которому мы все подвергнемся. Таковы были почти все испытания веры: в утраченном праве первенства Исава, в испытании Моисея, в непослушании Саула, в падении Давида, в жене Лота, в хождении апостола Петра по водам и отречении его от Христа во дворе Каиафы, и в богатом юноше, и в Иуде Искариотском. Эти испытания захватили их врасплох, взвесили их душу и миновали. Несовершенства Лота в эту ужасную ночь объясняются, по мнению 20 блаженного Августина, сильным смущением, вызванным в его уме и внезапностью испытаний, собравшихся над его головой, и злобою окружающих людей, и судом Божиим. Состояние его ума представляется раздвоенным, противоречивым: в нем и вера Авраама, ставшая лучшею частью его существа, выражавшаяся в его Богопознании; его доброта и почтительность к своим посетителям ангелам; его самоотверженное и радушное гостеприимство, оказанное им; но рядом со всем этим сказываются и следы продолжительного пребывания между нечестивцами; так что в сравнении с Содомлянами он был праведник – «праведный Лот», но в сравнении с Авраамом он не был тем, кем бы мог быть. Он скорбел о нечестии города, потому что они были безнадежно глухи к предостережениям, оставлены Богом, как отверженные умы; но по слову ангелов он вышел к своим зятьям, предлагая им спасти свою жизнь, как будто в них была еще надежда, как будто в них и для них еще раздавался голос Божий; но и здесь у него не оказалось никакого влияния. «Но зятьям его показалось, что он шутит» (Быт. 19, 14). Он скорбел об одних, убеждал других и так свидетельствовал о Боге. Но вслед за этим и в его сердце теплится томительное нежелание уходить, потому сказано дальше: «Ангелы начали торопить Лота, говоря, встань... чтобы не погибнуть тебе за беззаконие города» (Быт. 19, 15). Но, несмотря на это, он медлил. И Бог в Своем великом милосердии как бы вышел к нему на встречу и помог ему в этой его слабости. «И как он медлил, то мужи те, по милости Господней, взяли за руку его, и жену его, и двух дочерей его, и вывели его, и поставили его вне города» (Быт. 19, 16). Хотя и выведенный из города, но все еще не в безопасности, если Бог не станет и впредь милосерд к нему, потому что Лот все еще слаб, бессилен, подкашиваются у него колени и покидают силы. «Когда же вывели их вон, то один из них сказал: спасай душу свою; не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть. Но Лот сказал им: «Нет, Владыко! Вот раб твой обрел благоволение пред очами Твоими, и велика милость Твоя, которую Ты сделал со мною: но я не могу спасаться на гору» (Быт. 19, 17-19). Истинная вера отличается твердым сознанием не только благости Божией, но и могущества Его. Что означают выражения – слабая вера, слабый христианин? Это тот, кто не тверд – слаб в Боге. Уверенность в Его могущества – вот чего прежде всего требовал Иисус Христос от приходящих к Нему, что больше всего одобряется Евангелием. «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе», – говорит апостол Павел (Флп. 4, 13). Лот взирает только на милосердие, не на могущество. И как не похоже его поведение на Авраамово! По слову Господню Авраам встал рано утром, чтобы на горе заколоть своего сына, и укреплялся, взирая на Невидимого. Лоту сказано бежать на гору, чтобы спасти жизнь свою, а он мешкает и не в силах это сделать, и нет у него веры, чтобы знать, что Повелевающий дает и силу для исполнения. Ему сказано: «Спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть» (Быт. 19, 17). А он отвечает на это: «Не могу спасаться на гору... чтобы мне не умереть» (Быт, 19, 19). Мало того, затем Лот убоялся жить в том маленьком городе, который Господь пощадил ради него и в котором обещал ему спасение, показывая этим, по замечанию блаженного Августина, как слаба была его вера. Лот «спас душу свою», но только свою душу, «данную ему в добычу», все остальное потеряно. Спасен как бы из огня, как головня, выхваченная из пламени; едва спасен, как говорит Апостол, вероятно намекая на него: «если праведник едва спасается» (1 Петр. 4, 18; Притч. 11, 31). Действительно, многие были рады уподобиться Лоту и думают, что все будет очень хорошо, если только спасутся. Но подумайте, что «едва спастись» – это чуть-чуть не погибнуть, и что от подобного спасения только один шаг к совершенной погибели. Лот 21 взирал на Авраама и оказался ниже его; но тот, кто взирает на Лота, может оказаться еще ниже его, и тогда ему не будет дано даже и Сигора, где он мог бы спастись. Лот мешкает и колеблется и подвигается с трудом. Отсюда только один шаг до того, чтобы оглянуться назад, а тогда «поминайте жену Лотову». Пример Лота наряду с Авраамом, несомненно, дан нам, чтобы мы остерегались и избегали его. Неизвестность, искушение, опасности, недоумение, ужасы этой ночи ясно указывают на состояние такой души, какова была душа Лотова, в такую критическую минуту, какую каждому из нас может быть суждено пережить. Вот две различные степени живой веры – Авраамова и Лотова. Но посмотрите на ту и на другую; взгляните на мир одного – на треволнения другого. Праведность имеет обетование и настоящей и грядущей жизни; ищущему прежде всего Царствия Божия, приложится все потребное и для земной жизни; нет, больше, самопожертвованию обещано несравненно больше и в этой жизни и в будущем веке, в вечной жизни; ему дается и «мир и радость во Св. Духе»; но все это ниспосылается только тому, кто вполне благочестив, только жизни веры. Того же, кто благочестив и набожен лишь наполовину, часто мучат и сомнения, и заботы, и беспокойства. Радости плотские несравнимы с радостями духовными; об этих же последних говорится в связи с простотою сердца, и их мы не находим «в изобилии хлеба», вызвавшем грехи Содома. Где же найдет себя в ужасающей картине настоящего повествования каждый из нас? Вы не подобны Содомлянам; вероятно не походите вы и на зятьев Лотовых, которые глумились над его увещаниями; не можете уподобиться и Аврааму; тогда вы должны быть подобны Лоту или Лотовой жене. И если это последнее верно, не завидую я вашему положению. Конец его – вечное осуждение. Лучше, пока есть время, встать и бежать из Содома на тот путь, что ведет в будущее блаженство! Иаков и Исав (Быт. 27-33) Не брат ли Исав Иакову? говорит Господь, и, однако же, Я возлюбил Иакова, а Исава возненавидел... Мал. 1, 2-3. Мы читаем в Священном Писании, что «и небеса не чисты пред очами Божиими» (Иов. 15, 15), и что ни один святой, отраженный в зеркале Божия Слова, не окажется безупречно чистым и светлым. Во многих случаях само Св. Писание свидетельствует о том же, например: о прегрешениях Моисея, Давида, Езекии, об отречении св. Петра и заблуждении св. Иоанна, желавшего низвести с неба огонь. Да умолкнет человеческое суждение там, где и Господь не произнес слова осуждения, как, например, по случаю неумеренности Ноя, слов Авраама Авимелеху и способа получения Иаковом отцовского благословения. Древние Отцы Церкви неохотно осуждают Иакова в обмане, зная, как высоко стоял Иаков в милости Божией, и они вполне правы: ведь многое сокровенно для нас в этой истории передачи благословения. Очевидно только одно, что это служило проявлением великой тайны: прообразом нашего искупления. Нам известно, что Ревекка удостоилась по этому случаю откровения Божия, – не действовала ли она и сын ее по внушению Божию? Еще ранее ей было сказано от Господа, что «больший будет служить меньшему» (Быт. 25, 23). Она знала, что Иаков с верою чтит завет Божий, данный Аврааму относительно Христа, и что Исав пренебрег этим заветом и продал право первородства. Она приняла ответственность на себя, 22 говоря: «Проклятие твое да падет на меня, сын мой!» (Быт. 13, 27) Сказала, как бы зная, что это не проклятие, а благословение. Исаак также не выразил порицания ни Ревекке, ни Иакову, напротив, он немедленно подтвердил и повторил благословение. В Св. Писании сказано, что заметив свою ошибку, «вострепетал Исаак весьма великим трепетом» (Быт. 27, 33). Отцы древней Церкви объясняли это тем, что Исаак путем внезапного откровения, постиг вмешательство руки Божией, и в силу этого он сознательно повторил то, что было совершено им в неведении. Впоследствии, посылая Иакова на восток, Исаак снова повторил благословение, говоря: «Бог же Всемогущий да благословит тебя... и да даст тебе благословение Авраама» (Быт. 28, 3-4). Господь показывает в лице этих двух братьев, что завет благодати и искупления, поставленный Им с Авраамом, будет сохранять свою силу лишь относительно верующих. В лице Иакова мы видим язычника, младшего сына, пришедшего и получившего благословение вместо старшего. Ветхий Завет, Закон и Пророки, представителем которых является Исаак, казалось, предназначали благословение Иудеям, обращались к ним со своими обетованиями; но «глаза отца их помутились» от старости так, «что он не мог видеть», т.е. Закон и Пророки не были поняты, они были задернуты завесой. Ревекка же, призванная и пришедшая издалека, т.е. первобытная Церковь Божия, заменяет старшего сына младшим в одеянии старшего. Младший становится на место старшего, получив право первородства; он покрыт шкурой убитого козленка, т.е. он облекся во Христа; но голос – все-таки голос Иакова, голос язычника, хитростью проникшего в Царствие Божие. Здесь сказывается наше естество, которое получает наследие благодаря заслугам нашего старшего Брата, Первородного, т.е. Христа. Подобно тому, как Иудеи до смерти преследовали язычников, так Исав хотел убить Иакова; но последний бежал, «лишившись всего своего достояния», однако получив отцовское благословение, подобно первым христианам, «не имевшим ничего, а все-таки владевшим всем», «преследуемыми, а все-таки не покинутыми», «на которых смотрели как на обманщиков, и которые все-таки были честны, правдивы». Исаак сказал Иакову: «Благословляющие тебя – благословенны!» (Быт. 27, 29) Нам, конечно, хотелось бы сделаться участниками этого благословения. Естественно в нас желание любить то, что любит Господь, и ненавидеть то, что ненавидит Господь, а ведь Господь сказал: «Иакова я возлюбил». По-видимому, даже то, что мы склонны осуждать в Иакове, заслуживает похвалу Господа: истории таинственной передачи благословения в Священном Писании, по словам одного учителя Церкви, как бы намеренно предпослана следующая характеристика Иакова – он был человек прямодушный, т.е. неспособный на коварство и обман, в противоположность коварству хитрого зверолова». Такие черты характера Иакова, по замечанию бл. Августина, подтверждаются Самим Господом; в Его словах о Нафанаиле: «Вот, подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства» (Ин. 1, 47). Спаситель, очевидно, указывает на то, что древний Израиль не погрешал хитростью. Потом людей сильной веры Иисус Христос называл верными сынами Авраама. Когда Ревекка уговаривала Иакова подойти под благословение Исаака, то и тут даже проявляется его простодушие и страх пред обманом в следующих словах его: «В глазах его я ведь стану обманщиком и навлеку на себя проклятие, а не благословение» (Быт. 12, 27). При более широком взгляде на предмет, мы убедимся, что Иаков является не только одним из «тучи свидетелей», которыми, по словам св. Павла, мы окружены, как представителями племени, поставленного перед нами, но имя его удостаивается особенного упоминания в связи с именем Божиим, наравне еще с двумя избранниками: Господа называют Богом Авраама, Исаака и Иакова. Господь не гнушается тем, чтобы называться их Богом, а, как говорит Господь наш Иисус Христос, это означает, что сии три избранника Божия и доныне пребывают с Ним, потому что Он Бог живых, а не мертвых. Те, которые верою и делами войдут в царствие Христово, воссядут в Царствии Небесном с Авраамом, Исааком и Иаковом. 23 Господу благоугодно именоваться Богом Иакова. Поэтому к нему нельзя относиться сколько-нибудь уничижительно. Надо еще обратить внимание на особенную заботу Господа об Иакове, Его частое общение с ним, частые явления Божии перед ним для поддержания и направления его. Бегство его на восток, возвращение его оттуда, переселение в Египет – все это совершалось под особенным руководством Божиим. И если Иаков в течение всей своей жизни свято чтил обетования Божии, то Исав же пренебрег ими. «...И продал (Исав) первородство свое Иакову», «и он ел и пил, и встал и пошел; и пренебрег Исав первородство» (Быт. 25, 33-34). Правда, что вера Иакова не такова, как вера Авраама. Иаков говорит: «Если Господь пребудет со мною и сохранит меня... Господь будет моим Богом» (Быт. 28, 20-22). Мы видим условность в такой вере, тогда как Авраам служил Господу от всей души и от всего сердца, не говоря никогда: «Если Господь сохранит меня». Но и такая вера Иакова была угодна Богу: ведь он говорил так, когда покидал свою родину лишь с посохом в руке, и когда ему приходилось преклонять голову на камень, и таким образом вера его подвергалась испытанию. Вера его оправдалась, и он никогда не забывал обетования Божия. Благодарностью к Богу проникнута вся его последующая жизнь: благословляя детей Иосифа, он говорит: «Господь, Который питал меня всю жизнь, даже до сего дня, Ангел, который избавлял меня от всякого зла». Все он возводит к том)' же Божественному источнику: «Не надеялся я увидеть лице твое, – говорит он Иосифу, – а вот Господь сподобил меня увидеть и потомство свое» (Быт. 48, 11). Он особенно уповает на покровительство Божие, взывая к Нему пред встречей с Исавом: «Боже отца моего Авраама и Боже отца моего Исаака, Господи (Боже), сказавший мне: возвратись в землю твою... Я буду благотворить тебе!» (Быт. 32, 9-10). Кем-то было сказано, что тот, кто умеет замечать указания Промысла, никогда не ощущает недостатка в таких указаниях. Подтверждением тому служит вся жизнь Иакова, которая есть ничто иное, как прекрасное повествование о многочисленных явлениях ему Бога; самое имя его «Израиль», по предположению некоторых, указывает на его видения. Иаков веровал, и по вере ему дано было лицезреть видения Царствия Божия. Иаков пользовался великим преимуществом: Господь являлся ему, и Ангелы встречали его в решительные моменты его жизни. Ангелы предстали пред ним, когда он оставлял Святую Землю, а при возвращении его туда Ангелы же приветствовали его (Быт. 32, 1-2). Господь как будто заповедал Ангелам Своим сохранить Иакова «на всех путях его» и повелел им расположиться станом вокруг него. Не служит ли лестница Иакова лучшим символом Царствия Христова? Сам Господь наш Иисус Христос упомянул об этом видении как означающем высшие дары присутствия Его в Его Церкви на земле. Назвав Нафанаила истинным Израильтянином, Иисус Христос сказал ему: «Отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому» (Ин. 1, 51). Это первое видение Иакова было воспринято им во всей полноте и понято им, так как он сказал по пробуждении: «Истинно Господь присутствует на месте сем, а я не знал» (Быт. 28, 16). И он устрашился и сказал: «Как страшно это место! Это ничто иное, как дом Божий, и это врата небесные» (Быт. 28, 17). Как полны значения слова эти по отношению к Святой Земле! Как верны они относительно Израиля, не ведавшего впоследствии, по пришествии Христа, что Господь пребывает среди него! Слова эти служат как бы прообразом того, что говорит св. Павел о христианине, об истинном Израиле: «Но вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живого, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов» (Евр. 12, 22). Как полно духовной мудрости повествование о борьбе Иакова с Ангелом или с существом превыше Ангела, имя которого оставалось тайной до рассвета. Тогда в тайне он узрел Господа, Который сказал ему: «отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль; ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь» (Быт. 32, 28). В борьбе этой 24 изображена борьба души с Богом на молитве, души, не перестающей молить, пока на нее не снизойдет благословение. Благословение это дало Иакову «победу» не только над Господом, но и над человеком, так как на следующий день он смягчил сердце Исава смирением и добротою, преодолев зло добром. Характер Иакова надлежит рассматривать не только сам по себе, но и в сопоставлении с характером Исава, представляющим полную противоположность. Исав назван в Св. Писании «блудником и нечестивцем» (Евр. 12, 16), враждующим с Господом. Исав не удостоился ни борьбы с Господом, ни видений Ангелов, ни обетовании, ни предостережений, ни общения с небом, так как он сердцем своим не чтил ничего Божественного, то и зрение и слух его не воспринимали впечатлений такого рода. Исав причинил родителям тяжкое горе браком своим с дочерьми Ханаана: это было большим грехом, потому что было противно вере в Бога, Который вошел в завет с Авраамом и выделил его из всех народов. В уступке Исавом прав первородства мы тоже видим пренебрежение к Богу: «...и он ел и пил, и встал, и пошел; и пренебрег Исав первородство» (Быт. 25, 34). Словами этими ярко очерчен плотский человек, ставящий ни во что Господа и Его обетования: он презрел свое первородство. Когда Исав лишился благословения и поднял «великий плач», то это потому, что вместе с благословением он терял земные блага, которыми он только и дорожил. По словам св. Григория, Исав желал благословения отца «только ради вещей преходящих». Затем, подобно Каину, он стал завидовать Иакову, получившему благословение, и намеревался убить брата. Странную встречу приготовил он единственному брату, возвращающемуся из чужбины после двадцатилетнего с лишним отсутствия: он спешит навстречу Иакову с четырьмястами человек. Правда, потом он смягчается: когда Иаков «поклонился до земли семь раз, подходя к брату своему», то «побежал Исав к нему навстречу, и обнял его, и пал на шею его, и целовал его, и заплакали оба» (Быт. 33, 3-4). Эта трогательная сцена доказывает, что у Исава были сильные естественные чувства, даже раскаяние было доступно ему, подобно Саулу, поддавшемуся подобным же образом влиянию Давида. Но нельзя доверять таким порывам людей вроде Исава: Новый Завет ставит нам характер Исава в назидание, как нечестивца и человека, навлекшего Божий гнев. Господь действительно удержал его от посягательства на жизнь Иакова, но заметим, что Он никогда не являлся ему, как, например, Лавану Сириянину или как Иакову, имевшему частые видения. Жизнь Иакова была жизнью веры, в ней не было ничего показного. Несмотря на все увеличивавшийся достаток и внешнее благосостояние, он не был ни тщеславен, ни суетен. Он молил Бога дать ему только хлеб насущный да необходимую одежду, а, по словам христианского Апостола, «имея пищу и одежду, будем довольны этим» (Тим. 1, 8). Среди изобилия и богатств Египта Иаков не забывал Обетованной земли, но по Божию внушению разделил землю эту между детьми своими, как бы предусматривая то время, «когда придет Шилох». Богатый потомством, но еще более богатый дарами Духа, говорит св. Григорий, он связал это потомство цепями пророчества. И это-то пророчество и является, по словам апостола, великим доказательством веры Иакова (Евр. 11, 21). В заключение скажем, что Исав представляет в Св. Писании тип людей, которые живут по плоти и которые подлежат смерти. Иаков же – представитель «чистых сердцем», которые лицезреют Господа и узрят его впоследствии. Господь наш Иисус Христос обратился именно к Нафанаилу с пророческими словами о том, что он увидит осуществление и исполнение видения патриарха, увидит ангелов, восходящих и нисходящих на Сына Человеческого, потому что признал Нафанаила человеком свободным от лести, верным сыном Израиля в этом отношении. Исав и Иаков, два сына Авраама, являются представителями двух начал: плотского и духовного, один добрый 25 христианин, другой нехороший. Несмотря на праведные порывы Исава, на вспышки раскаяния, между ним и Иаковом пропасть: у Иакова тоже есть слабости и недостатки, но вся жизнь его направлена к Богу и заключается в вере в Бога. Свет часто смешивает злых с добрыми, видя недостатки в последних и привлекательные стороны в первых, а потому люди мира сего воображают, что между злыми и добрыми нет большого различия пред Богом. Но Господь и Слово Его учат нас иному: какова бы ни была внешность, между злыми и добрыми будет проведена такая же резкая грань, как велика пропасть между небом и адом. Страшно видеть двух братьев, рожденных от одного и того же отца и одной и той же матери, воспитанных под одним кровом и разлученных навеки! Вспомним еще слова последнего пророка Малахии, последнего предостережения пред тем затишьем, которое предшествовало Христу. Малахия сказал: «Я возлюбил вас, говорит Господь. А вы говорите: В чем явил Ты любовь к нам? – Не брат ли Исав Иакову? говорит Господь; и, однако же, Я возлюбил Иакова, а Исава возненавидел» (Мал. 1, 2-3). Малахия этими словами напоминает Иудеям, что и они, подобно Иакову, были в то время избранниками Божиими. Но когда впоследствии св. Павел привел этот текст, то случилось уже обратное. Исав представлял Израиля по плоти, Израиля отверженного, а Иаков – христианина, получившего путем веры право первородства и благословение. Страшно думать о всегда подстерегающей перемене, в силу которой последние становятся первыми, а первые – последними! «Не гордись, – прибавляет апостол,– но бойся» (Рим. 11, 20). А в Откровении мы читаем: «Се, гряду скоро; держи, что имеешь, дабы не восхитил кто венца твоего» (Откр. 3, 11). Иосиф (Быт. 30; 37-50) Огорчали его, и стреляли и враждовали на него стрельцы; но тверд остался лук его, и крепки мышцы рук его, от рук мощного Бога Иаковлева. Быт. 49, 23-24. В этих словах Иакова заключается суть повествования о возлюбленном сыне его Иосифе, о котором так много говорится в Священном Писании, где рассказ о нем выставлен с такой привлекательной стороны, несомненно, с той целью, чтобы его пример глубоко проник в наши сердца. Этот пример дошел до нас, христиан, освященный и подкрепленный образом Самого Господа нашего Иисуса Христа, прообразом Которого является Иосиф, – так что в Ветхом Завете через Иосифа с нами говорит Сам Христос. Сны Иосифа о снопах, преклоняющихся пред его снопами, о солнце, луне и одиннадцати светилах, поклонившихся ему, сразу переносят наши помыслы к более Великому, нежели Иосиф, к Тому, пред Именем Которого «преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних» (Фил. 2, 10). Иосиф должен был нести свой крест, он был «муж скорбей, и изведавший болезни» (Ис. 53, 3); с него сняли одежду, как со Спасителя, и бросили в ров, как мертвеца; как описывает Исаия, его узнают, так же, как и Спасителя, по его одежде, запятнанной кровью (Ис. 63, 1-3). Его братья «по зависти» (Деян. 7, 9), продали его Египтянам, подобно тому, как фарисеи из зависти предали Христа язычникам. Он был продан братом по имени Иуда, и, как бы для того чтобы еще более подтвердить значение Иосифа как прообраза Христа, он был брошен в темницу, словно умерший человек, преданный забвению, как свободный среди бессильных, изглаженный из памяти всех. 26 Он мог сказать так же, как и Христос: «Да не закроется надо мною могила», «я так крепок в тюрьме, что не могу от нее избавиться», «я стал чужд среди братьев моих», «ты заставил их отречься от меня», «лжесвидетели восстали против меня, они навлекли на меня неизвестные мне обвинения». Он был «причислен к грешникам», одному из этих товарищей по несчастию он пообещал жизнь, другому – нет. Затем, он возведен на высоту язычниками, так как спасает их жизнь, снабжая их хлебом – хлебом, избавляющим от смерти, воздавая хвалу Тому, Кто посылает истинный хлеб с Небес. Он женат на Египтянке, подобно Христу, Которого Невеста – Церковь – составилась из язычников. Он принял своих братьев, словно Воскресший из мертвых, со словами, тождественными словам Самого Спасителя после Воскресения, когда они «смутились от Его присутствия» и «подумали, что видят Духа» (Лк. 24, 37), но Иосиф сказал: «Подойдите ко мне, прошу вас». Они подошли. Он сказал: «Я Иосиф, брат ваш» (Быт. 45, 4). А кто же этот Вениамин, младший брат, как не сам св. Павел «из колена Вениаминова?» (Рим. 11, 1). С какою нежностью и любовью Иосиф приветствовал его и отличил его от всех других братьев! «И вот, очи ваши и очи брата моего Вениамина видят, что это мои уста говорят с вами» (Быт. 45, 12). Всюду Иосиф, так же, как и Христос, относился с любовью к тем, кто хотел убить его для того, чтобы уничтожить действие его предсказаний. Теперь следует заметить, что Христос виден не только в Евангелиях и в Новом Завете, где говорится о Нем Самом, о том, что Он проповедовал и как поступал, но различными путями Он проглядывает и в Ветхом Завете. Пророки говорят о Нем многое, совершенно сходное с тем, что встречается в Новом Завете, и Псалмы говорят о нем и выражают Его сердечные ощущения, как Сына Человеческого, так же, как изображают Давида и его историю. Мы уже не раз видели, как Господь через ветхозаветные характеры говорит о Спасителе: так, Авель указывает нам на Его смерть; Енох – на Его вознесение; Ной – на то, что Он есть наше убежище; Мелхиседек выражает Его церковное Главенство; в Моисее мы видим Его как нашего Законодателя; в Иисусе Навине – Предводителя на пути к спасению; в Самуиле – нашего Защитника; в Давиде – нашего Царя; Самсон говорит нам о Его победе над смертью; Соломон – о Его премудрости в Своей Церкви, в гимнах, в параболах и постановлениях; Даниил – об Его почестях среди язычников; Илия – об Его чудесах и вознесении; Елисей – о воскресении мертвых; оба последние вместе дают нам понять Его назначение проповедовать язычникам (Лк. 4, 25. 27); и, наконец, Иосиф, как мы уже справедливо заметили, намекает нам на Его смирение, за что Он воссел по правую руку Господа. Все это изображение и пророческие прообразы событий воплощения Спасителя, но это еще не все: часто ветхозаветные святые изображают какую-либо черту в характере Спасителя как Сына Человеческого, так как мы все получили от избытка Его, и милость за милость. Милосердие это в некоторой степени соответствует Его милосердию, посылаемому тем же Духом, изображающему, хотя и не без недостатков, какую-нибудь черту Его лица, какое-нибудь телодвижение Его или луч от пребывания того же Духа. Только в них этот Дух пребывал до известной степени, в Нем же – вне всяких пределов. С этой точки зрения Авель говорит нам о Его невинности; Енох – о Его пребывании с Богом; Ной – о Его терпеливом ожидании; Иов – о Его терпении; Авраам – о Его повиновении; Моисей – о Его кротости; Давид – о Его общении с Богом; Даниил – о Его смирении за наши грехи; Езекия – о горьких слезах и мольбе к Тому, Кто мог Его спасти от смерти; Иеремия – о Его слезах о Своем народе; Исаия – о принадлежащей Ему славе, которая должна была обнаружиться; Илия – о постоянных Его воззваниях к покаянию. 27 Таким образом, они дают представление о полноте и совершенстве Христа, походя на Него лишь отчасти, ибо «ученик не бывает выше учителя; но, и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его» (Лк. 6, 40). Повествование о жизни Иосифа само по себе чрезвычайно драматично, но для христиан оно также и глубоко символично: жизнь Иосифа становится священною и божественною, каждая частичка приобретает двойное значение, каждая строчка – глубокий смысл, ибо через него Сам Христос говорит нам о Себе. Это подобно тому, как люди открывают в чертах ребенка или дальнего родственника что-нибудь, напоминающее им великого или хорошего человека, находящегося с ним в родстве. Они с удовольствием открывают это сходство, которое становится для них заметным вследствие их любви или привязанности к тому человеку. Насколько же велика отрада, когда сходство выражается одним и тем же Духом, проглядывающим в них, выражающим различные мысли одного и того же Живого Слова, тождественного как вчера, так и сегодня! Размышляя об этом, понимаешь, что характер Спасителя как Сына Человеческого, как образец совершенного человека в образе Бога, можно бесконечно созерцать, узнавая Его черты то у Пророков, то в Псалмах, то в других повествованиях Св. Писания. Иные указания в Ветхом Завете говорят о Спасителе и о событиях, связанных с Ним, намного подробнее, нежели краткие упоминания о том же в Евангелиях. Так, например, пятьдесят третья глава книги пророка Исаии рисует картину Его физических страданий с подробностями, не упомянутыми у Евангелистов; мы встречаем у Иеремии описание некоторых Его тайных огорчений, подтверждаемых в Евангелии, но не так ясно высказанных; а в Псалмах – выражение Его скорби, как, например, в двадцать втором, изображающем «дух Христа», страдающего во плоти. Таким образом, теперь перед нами стоит вопрос: какие же черты характера и жизни Иосифа говорят нам о Христе? Ведь его страдания были освящены сходством со страданиями Христа, и так как Христос участвовал в его страданиях, то тем яснее видны стези Господа в его душе. Мы яснее увидим это, если рассмотрим историю Иосифа. Первое, что бросается в глаза в повествовании об Иосифе – это постоянное пребывание с ним Господа. Он был забыт людьми, но не Богом. Это случайное упоминание, но оно запечатлено во всем рассказе об Иосифе как общее правило. Так мы читаем: «Иосиф же отведен был в Египет». «И был Господь с Иосифом». «И увидел господин его, что Господь с ним». «Господь благословил дом египтянина ради Иосифа». Далее, в той же главе, когда действие переходит со двора в темницу, опять и опять повторяется, что «Господь был с Иосифом» (Быт. 39, 2. 3. 5. 21. 23). Это повторяется столько раз, что св. Стефан, говоря об Иосифе, указывает, на особенное отличие: «Патриархи по зависти продали Иосифа в Египет; но Бог был с ним» (Деян. 7,9). Что же может представлять сердце человека, соответствующее такому постоянному присутствию Господа, так часто упоминаемому? Иосиф в сердце своем чувствовал и признавал присутствие Божие, это составляет одну из самых замечательных черт характера Иосифа. Бог одинаково бывает повсюду, но действие Его присутствия не для всех бывает одинаково. Солнце освещает одинаково многие предметы, но иные отклоняют его лучи, или иссыхают или трескаются от них, между тем, как друге впитывают их и оживают благодаря им. В Иосифе мы замечаем постоянное сознание присутствия Господня. Так присутствие Бога лишает всякой силы искушения, которыми соблазняла Иосифа жена Потифара: «Как же сделаю я сие великое зло, и согрешу перед Богом» (Быт. 39, 9). Божий глаз следил за ним, он это знал и чувствовал. Это сознание охраняло его от всего, что бы ни случилось. 28 Затем в темнице он всю свою мудрость, которую он проявлял в отношении своих товарищей по несчастию, приписывает Богу: «Иосиф сказал им: не от Бога ли истолкования?» (Быт. 40, 8). Каков он был в темнице, таков же он был и во дворце, он дает такой же ответ Фараону: «Это не мое; Бог дает ответ во благо Фараону» (Быт. 41, 16). Между тем, никому так не свойственно забывать, что мудрость исходит от Бога, как мудрецам, приписывающим ее самим себе. С Иосифом было иначе. Он и рождение каждого из своих сыновей приписывает Богу (Быт. 41, 51. 52), он говорит: «Это сыновья мои, которых Бог дал мне» (Быт. 48, 9). Но эта его особенность выступает еще яснее в его отношениях с братьями. Он все приписывает Богу, Который отнимает жало у каждой язвы, силу у каждого искушения: «Бог послал меня перед вами для сохранения вашей жизни». И далее: «...итак, не вы послали меня сюда, но Бог». И еще: «...идите скорее к отцу моему и скажите ему: Бог поставил меня господином над всем Египтом». И, наконец: «...вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро» (Быт. 45, 5. 8. 9; 50, 20). Итак, мы можем сказать, что «как Господь был с ним», так и он был с Ним во всех случаях жизни. В таинственном соединении Божеского и человеческого естества Спасителя, свет так высок для нас и так божествен, что мы не можем созерцать его, все равно, как мы не можем пристально смотреть на солнце, но свет этот доходит до нас смягченным. Такими же доходят до нас и наставления Божии, когда Он Сам наставляет нас через Иосифа: насколько это присутствие Божие проявляется в Иосифе, настолько мы должны усматривать в нем не его самого, но Христа. Даже о Самом Христе Апостол считает приличным сказать: «Он ходил, благотворя и исцеляя всех, потому что Бог был с Ним» (Деян. 10, 38). Это проявление Божия присутствия в Иосифе было, несомненно, связано с его целомудрием, так как чистым сердцем дано узреть Бога. Иосиф был также удивительно мягок и привязчив: он прощал обиды раньше, нежели закон всепрощения был нам преподан Самим Христом; он отличался сочувствием к скорбям других, заслужившим ему любовь всех его начальников в ответ на его покорную преданность к ним. С каким сочувствием спрашивал он у товарищей, заключенных с ним в тюрьме, о причине их несчастия! А в свиданиях его с братьями, какую он выказал поразительную сыновнюю и братскую любовь! Он не может даже слышать их взаимных упреков по поводу зла, которое они ему сделали, и невыносимых страданий, причиненных ему из-за них, но от преизбытка нежности и любви он отвернулся и заплакал, – и не раз плакал он, видя их печаль. Он не позволяет им просить прощение, говоря: «Но теперь не печальтесь, и не жалейте о том, что вы продали меня сюда» (Быт. 45, 5). Некоторое время спустя, когда их отец умер, и они, мучимые угрызениями преступной совести, умоляли Иосифа о прощении, это опять тронуло его чувствительное сердце. «Иосиф плакал, когда ему говорили это» (Быт. 50, 17). «Разве я Бог?», «просите прощения у Бога, а не у меня». Затем прибавлено: «И успокоил их, и говорил по сердцу их» (Быт, 50, 21). Что же наполнило его сердце такою жалостью, вместо злобы? Что так возвысило его и поддержало его в таких испытаниях? Ничто другое, как постоянное сознание Божия присутствия, признание во всем Его руки. Благодаря этим «огненным искушениям», он сделался «участником в Христовых страданиях», хотя он этого и не знал, и слава Христова была ему открыта (Петр. 4, 12. 13). Такова была любовь Иосифа, обладавшая силою смягчать семейные огорчения, освящать случайности жизни, даровать ему мягкость и кротость, внося твердость в его душу. Готовый любить, даже не будучи любим, спасать, хотя бы и быть забытым, полный любви, будучи брошен в ров или в темницу, и полный любви – таким он был возвышен Богом. 29 В соединении с этою любовью, он обладал и премудростью. Фараон говорит ему: «Нет столь разумного и мудрого, как ты» (Быт. 41, 39). Св. Стефан также говорит о его мудрости (Деян. 7, 10). В св. Иоанне мы также встречаем сочетание любви с мудростью, но в нем нет той человечной нежности, того глубокого соболезнования и сочувствия. Такая же разница существует между Иосифом и Даниилом: последний обладал и любовью, и мудростью, но любовь эта более высокая, более далекая от всего человечества. В Давиде мы также видим любовь и мудрость, в некоторых проявлениях близких Иосифу, но мягкость и кротость Иосифа составляют его особенную принадлежность. У каждого светила – свое пламя, у каждого цветка – свой цвет, у каждого лица – свое выражение; то же и с Божественным милосердием, единственным светом Небесного Иерусалима, горящего в своих сокровищах различными цветами. Чрезвычайно интересно рассмотреть случаи, указывающие, каким образом в земной жизни Спасителя проявилась Его Божественная Любовь в обстоятельствах не великих, не при защите целого народа, как при Давиде, но среди обычных людей, в повседневных случаях жизни: в Его отношении к окружающим, в Его симпатиях к чужому горю, в подаче Им помощи во всех их нуждах, как на браке в Кане, у гроба Лазаря, в Его мягких упреках Марфе, заботящейся о многих суетных вещах, в том, что Он ел и пил с мытарями и грешниками, в Его скорби при виде страха и смущения Его учеников, указывавших на недостаток веры в Него, в Его плаче о тех, кто хотел убить Его, в Его беседе с Двенадцатью за Тайной Вечерей, в Его частой потребности в сочувствии, которого Он не находил. В обоих, в Христе и Иосифе, поразительное смирение и у обоих множество скорбей; отвергнутый Своими, но признанный чужими; как братья Его говорили: «Он вне Себя», – и жители Назарета хотели убить Его, так братья Иосифа сказали: «Вот, идет сновидец» (Быт. 37, 19). Однако эти обстоятельства не пресекли его любви к братьям: так же, как и в каждом Его деле и слове, видно было, что «Господь был с Ним», и что Его пища состояла в исполнении воли Отца. В истории Иосифа есть один пункт, требующий объяснения: почему медлил он так долго и не открывался своим братьям, почему держал он их так долго в недоумении и страхе, поддерживая испытание, столь тяжелое для обеих сторон? Св. Златоуст предполагал, что Иосиф поступил так из страха за своего брата Вениамина, боясь, не погубили ли они и его, так как когда-то предали на погибель самого Иосифа. Разумеется, у него была причина для такого опасения, раз он даже ничего не спросил о здоровье отца. Но едва ли эта причина достаточна, чтобы объяснить его поведение, так как он продолжает медлить и после того, как убедился в невредимости Вениамина. Бл. Августин замечает, что, хотя такое поведение Иосифа и придает рассказу много занятности и интереса, но должны быть Для этого, несомненно, важные и мудрые причины, имеющие великое таинственное значение. Но разве мы не можем предположить, чтобы Иосиф, так отличавшийся мудростью, а, следовательно, и познанием человеческого сердца и людских поступков, мог иметь в виду какую-нибудь великую цель или намерение, достойное его любви и мудрости, что он так поступил с целью привести их к раскаянию. Поскольку пути, которые избрал Иосиф для направления братьев к этой цели, к раскаянию, были столь тяжелые для него самого, то, скорее всего, он преследовал цель пробудить в них раскаяние перед Богом, так как, осуждающий себя самого, не будет осужден Богом. Итак, когда он увидел, что они упрекают друг друга, обвиняют и осуждают себя и наконец раскаиваются в вине, давно уже прошедшей и забытой, их раскаяние тронуло его до слез. Когда, после дальнейшего испытания, он убедился в том, что они любят Вениамина, заботятся об его жизни и безопасности, и что жизнь их отца связана с жизнью отрока, он был удовлетворен. А когда наконец Иуда, продавший его, захотел сам 30 остаться рабом, то пришел конец их испытанию. По этому поводу сказано: «Иосиф не мог более удерживаться при всех стоявших около него... и громко зарыдал он, и услышали Египтяне, и услышал дом Фараонов и сказал Иосиф братьям своим: я Иосиф... подойдите ко мне, я вас прошу» (Быт. 45, 1. 2. 3. 4). Мудрый и хороший человек не выставляет перед другими своих чувств напоказ, не играет ими, но благоразумно управляет ими для их же блага. В какой-то мере так поступает с людьми и Господь. Поведение Иосифа по отношению к братьям можно пояснить поведением Самого Спасителя, державшего в таком долгом ожидании тех, кого призвал к окончательному покаянию и вере, таков Его образ действий со всеми нами до настоящего времени. Он знает нас, но мы не знаем Его, Он кажется нам чудесным, говорит с нами резко; но, тем не менее, разве мы не можем сказать, на основании слов Его Пророков, что, при виде нашего раскаяния, Он отвернулся, чтобы заплакать? Как много существует сомнений относительно путей, избираемых Божьим милосердием, подобных тем, какие мы встречаем в поведении Иосифа. Почему Господь так долго скрывает от нас Свой лик? Почему Он нам чужд, не знает нас? Зачем Он допускает несчастия, оставляет нас так долго томиться в темноте, смущаться прежде, нежели Он нам скажет: «Это Я, не бойтесь»? (Мф. 14, 27) Зачем допустил Он Лазаря, чтобы тот заболел и умер, и чтобы сестры его оплакивали? Зачем оставил Он так долго Марию Магдалину искать Его и недоумевать, пока Он не сказал ей: «Что ты плачешь?.. Мария!» (Ин. 20, 15-16) И возвращаясь к истории Иосифа, зачем он так долго был рабом и в темнице? Зачем должен был Иаков так долго оплакивать его в безнадежной грусти, между тем как его сын Иосиф был жив? Одно только мы можем сказать вместе со св. Августином об Иосифе и его братьях: это легкое огорчение было лишь временным и не могло сравниться с радостью, объявшею их, когда Иосиф открылся им. Какое радостное и чудесное известие готовилось для его отца! Какое таинственное сходство этого события с Воскресением нашего Спасителя, а в Нем с каждым грешником, которого Он спасает от смерти, когда бывает радость на Небесах, и слышится голос: «Радуйтесь со Мною», «так как этот Сын мой был мертв, и ожил, пропадал, и нашелся» (Лк. 15, 24). «Когда возвращал Господь плен Сиона, мы были как бы видящие во сне... Тогда между народами говорили: великое сотворил Господь над ними!», «с плачем несущий семена возвратится с радостью, неся снопы свои» (Пс. 125, 1-2. 6). Моисей (Исх., Лев., Числ., Втор.) Моисей же был человек кротчайший из всех людей на земле. Числ. 12, 3. Таково суждение Божие относительно Моисея, между тем как люди могли думать о нем иначе, ибо Моисей был от природы горяч и пылок. Бог сказал св. Павлу: «Сила Моя совершается в немощи» (2 Кор. 12, 9). Святой же Павел говорит сам о себе: «Когда я немощен, тогда я силен» (2 Кор. 12, 10). Так было со многими святыми. Св. Петр, например, был назван Камнем за свою твердую веру в божественное естество Иисуса Христа, но эта твердость должна была совершенствоваться в немощи: так св. Петр из-за недостатка твердости стал тонуть в воде, пока Христос не поддержал его за руку; от недостатка твердости, он трижды отрекся, пока Христос не поддержал его взглядом; от недостатка же твердости, он впал в заблуждение, навлекшее на него порицание св. Павла. 31 Таким образом, в тех случаях, когда он был наиболее немощен, с Божьею помощью, он становился наиболее сильным. Как в осажденном городе все старания направлены к тому, чтобы укреплять слабые места до тех пор, пока они не сделаются главною его силою, так же и Дух Святый в душах человеческих созидает и укрепляет там, где замечается недостаток в человеческой природе и куда, следовательно, дьявол направлял свои нападения. Поэтому, когда хорошие люди молились о своих недостатках, Бог Даровал им Свое могущество. Следовательно, там, где ощущался недостаток в человеческом, этот недостаток возмещался Божественным, причем полномочие исходило от Бога. Итак, выходит, что там, где душа наиболее была унижена, она всего более возвышалась, что человек мог быть ничто, но Христос мог быть Всем и во всех. Моисей же был от природы нетерпеливого и пылкого характера; об этом можно судить по тому, как он погубил Египтян, как он защищал дочерей Иефора от пастухов. Некоторое нетерпение звучит в его жалобе к Богу: «Господи! для чего Ты подвергнул такому бедствию народ сей, и для чего послал меня?» (Исх. 5, 22) Или еще: «И вышел (Моисей) от Фараона с гневом» (Исх. 11, 8). И опять, когда, сойдя с горы, он увидел идолопоклонство Израильтян, «Моисей воспламенился гневом и бросил из рук своих скрижали, и разбил их под горою» (Исх. 32, 19). Во время мятежа Дафана и Авирона «Моисей весьма огорчился и сказал Господу: не обращай взора Твоего на приношение их» (Числ. 16, 15). Моисей обнаруживал вышеупомянутый недостаток, когда он говорил необдуманно, будучи в возбужденном состоянии духа. И вот из такого темперамента выработался кротчайший из людей, сдерживаемый страхом Божиим и образованный Его милосердием. Да и все испытания, через которые ему пришлось пройти в течение своей долгой жизни, направлены были к развитию в нем таковой кротости. Так, когда он был изгнан из дворца Фараона, каким испытанием для его нрава и характера должно было послужить то обстоятельство, что ему пришлось быть свидетелем страданий своих братии. Затем, в течение сорока лет он поучался терпению в изгнании и одиночестве, и еще более, когда по повелению Божию он добился места при Фараоне, между тем как сердце его часто то смягчалось, то черствело. Помимо всего этого, пришлось ли когда-либо кому-нибудь вынести более тяжелое нравственное испытание, нежели столь долгое пребывание в пустыне с сынами Израиля? Как часто он говорит Самому Господу Богу, что он неспособен более оставаться с ними. Таков был человек, избранный Богом. Подобно тому, как золото оставляют в огне, пока оно не закалится, так же и искус этого человека продолжался до тех пор, пока он не стал совершенным и достойным своего призвания. Священное Писание не выражает одобрения убиению Моисеем Египтян, но св. Стефан говорит, что оно должно было послужить знаком для Израильтян, «что Бог рукою его дает им спасение» (Деян. 7, 25). «Как иные плевелы, – говорит бл. Августин, – служат доказательством почвы богатой и пригодной для обработки, так, в данном случае, и его усердие служит неотъемлемою принадлежностью великого Освободителя». Итак, Бог выбирает дурных от природы, с тем, чтобы Своим милосердием обратить их к добру. К стволу дикой маслины прививают плодоносную ветвь. Так Он обратил Иудея – гонителя Своей Церкви – в великого апостола язычников; св. Петра, обнажившего меч и отвергавшего крест, в терпеливого мученика и исповедника; св. Иоанна, призывавшего с небес огонь мести, в величайшего учителя Божественной любви. А какую перемену характера мы видим в Моисее, и какую сдержанность он приобрел Божьею милостью! Так, когда Моисей сошел с горы, он был очень возбужден, так что Аарон сказал ему: «Да не возгорается гнев господина моего». Но, вместе с тем, какой удивительный пример Божественной кротости мы видим. «На другой день сказал Моисей народу: вы сделали великий грех; итак, я взойду к Господу, не заглажу ли греха 32 вашего. И возвратился Моисей к Господу и сказал: о, Господи! народ сей сделал великий грех... Прости им грех их. А если нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал» (Исх. 32, 30-32). Его гнев был вполне справедливым негодованием, священною ревностью за Божье имя; но что за смирение и кротость проявились в нем! Если бы люди, склонные к раздражительности, последовали его примеру! Б подобном случае, Божественное милосердие наполнило бы их души и вселило бы в них мир и спокойствие. В другом месте, где также говорится о гневе Моисея, опять проявляется удивительная кротость тотчас после умилостивления правого гнева Божия. «Возьми кадильницу, – сказал Моисей Аарону, – и положи в нее огня с жертвенника и всыпь курения, и неси скорее к обществу, и заступи их, ибо вышел гнев от Господа» (Числ. 16, 46). Можно смело сказать, что если Господь так долго щадил народ, несмотря на постоянную раздражительность с его стороны и на многочисленные мятежи, то это только благодаря тому удивительному смирению, с каким Моисей вступался за народ. В этих и в других подобных случаях эта горячность, свойственная Моисею, не была осуждаема Богом, но освящалась и совершенствовалась, сталкиваясь с небесным проявлением Божественного милосердия; единственным же грехом Моисея, за который Бог послал ему испытание и не допустил его вступить в Обетованную землю, была нетерпеливость, поколебавшая его твердую веру в Бога, когда он дважды ударил по скале. Истинная кротость заключается не в том, чтобы изъявлять согласие на грехи, совершаемые против Бога, а в том, чтобы выносить со смирением оскорбления, направленные на самого себя. Приведенное выше изречение о том, что Моисей был кротчайший из людей, доказывает и тот случай из жизни Моисея, когда Аарон и Мариам возроптали на самого Моисея, и Бог вступился за него, а Моисей стал ходатайствовать за Мариам, и его ходатайство было услышано (Числ. 11, 29). За эту же кротость Моисей был допущен к таким близким отношениям с Богом. «Раб Мой Моисей верен во всем дому Моему. Устами к устам говорю Я с ним, и явно, а не в гаданиях». И действительно, его заблуждение около скалы объясняется ревностью за почитание Бога и нетерпением на ропот народа, поколебавший и помрачивший веру Моисея. Моисей согрешил по вине народа. Каждый раз, когда упоминается об этом грехе, сказано: «И на меня прогневался Господь за вас», «и прогневали Бога у вод Меривы, и Моисей потерпел за них» (Пс. 105, 32; Втор. 1, 37; 3, 26). Здесь нужно заметить, что этот Божий приговор греха Моисеева вовсе не значит, что Он его вычеркнул из книги жизни или из числа святых. Другими словами, Бог простил Моисею его согрешение. Так, Он продолжал беседовать с Моисеем и руководить им в управлении народом, говорил Осии, чтобы он был Ему так же верен, как Его раб Моисей. От него был сокрыт не настоящий Ханаан, а только его прообраз или символ, до настоящего же Ханаана он был допущен, – это была мечта, вполне заслуженная всеми его трудами. Грех Моисеев и его наказание получили освящение Божественной тайны и служили прообразом будущего царства Христова. Скалой был Христос, жезл означал Его крест, колебание Моисея служит предзнаменованием колебания апостолов в подобном же испытании, как и людей, с которыми Бог так же говорил лицом к лицу, как с друзьями, «одинаково явно» и открыто, а не в притчах. Как Моисей колебался, когда ударил по скале, так апостолы усомнились во кресте, когда скала была сокрушена, и нашли в ней «камень преткновения и Гору обиды». Так же и св. Петр трижды отрекся и вначале отвергал этот крест; так же и ученики, шедшие в Еммаус, говорили, что утратили надежду: «А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля» (Лк. 24, 21). 33 Но в Воскресении перед ними открылась земля обетованная, и все сомнения исчезли. Когда же, в Вознесение, они поднялись на Масличную гору, перед ними открылась высшая обетованная земля, хотя они в нее и не вошли до тех пор, пока смерть не сомкнула им глаз. Гора Преображения также указывала на обетованную землю Воскресения и на славу, которая должна обнаружиться. И Моисей был одним из тех, кому предстояло в будущем войти в эту блаженную страну, хотя он и не вступил в тот Ханаан, который послужил лишь символом настоящего. Он узрел обетованную землю, о чем сам свидетельствует, и он же направил туда Израильтян, но сам он не вошел в нее. Последнее, в свою очередь, служит прообразом того, что обетованная земля заключается не в праве войти в нее, а в прощении, которое последовало за этим правом, как сказано у Иисуса Навина. Как закон дан нам Моисеем, так милость и истину мы получили от Иисуса Христа, «закон ничего не довел до совершенства, но вводится лучшая надежда» (Евр. 7, 19). На несовершенство закона было нам указано Самим Законодателем. И вот, для того чтобы Израиль не возгордился ничем человеческим, а смотрел бы вперед, возлагая свое упование на Того, Кто должен был прийти, Богу угодно было так выдвинуть и так приблизить к себе одного человека, как Он это сделал с Моисеем, и испытать его смертью, для еще большей славы Божией. Таков был Моисей, про которого говорится, что он был кроткий муж, любимый Богом и людьми, приобретший расположение со стороны всякой плоти, муж, память которого благословенна (Сир. 45, 1). Муж великий по своей мудрости, так как тайны будут открыты покорным «воле Божией», и мудрый своим величием, так как покорные будут превознесены у Бога. Мы не должны забывать ни горы Синайской, на которой он был наедине с Богом, ни горы Хорив, где он ударял о скалу, ни вершины горы, где он вступился против Амалекитян, ни горы Фасги, с которой он увидел обещанную Ханаанскую землю и на которой был зарыт, и особенно горы Сионской, на которую он смотрел издали как на место законодательства, и горы Фавор, на которой его опять увидали с Христом. Моисей находится на вершине горы с Богом, он ходит на небе вместе с Богом, он не таков, как другие люди, он стоит гораздо выше их, рассуждая с Богом, освещаемый Божиим присутствием; его взгляды обнимают вершины гор, подножием служит ему слово Божие. Но, несмотря на то, что он был так возвышаем Самим Богом, Моисей нисколько не был высокомерен – он был кротчайшим из людей. Итак, в характере Моисея эта черта является особенностью, отличающею его от других людей. Это характер, свойственный и Самому Спасителю, Который говорит: «Возьмите иго Мое на себя, и научитесь от Меня: ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11, 29). Авраам был верен, Иосиф – целомудрен, Иов – терпелив, Соломон – мудр, Даниил – человек любви; но ни одного из этих характеров Господь не уподобляет Своему собственному, только одного Моисея, отличавшегося кротостью, с обещанием, что те, кто выучится у него кротости, найдут успокоение. Но Моисей говорил им не про тот покой, который бывает в Шабаш или ожидавший в Ханаане, а про успокоение, даруемое Богом. Он не вступался за себя, и именно вследствие этого неотстаивания себя он и сделался участником того покоя, которому сам Ханаан послужил лишь прообразом. И за свою кротость он получил успокоение в Боге. Не допущенный к видимому покою, он милостью Божьею втайне был допущен к истинному покою. Подобно св. Петру, которому дозволено было трижды выразить свою любовь, так как он трижды отрекся, вследствие чего одарен был посохом своего Пастыря и крестом своего Учителя (Ин. 21, 18), он нашел милость в суде и жизнь в смерти, утратил земной Ханаан, чтобы войти в небесный, так как он был достоин лучшего покоя. 34 Рассматривая историю Моисея, наше внимание останавливается, главным образом, на словах Спасителя: «Если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне: потому что он писал о Мне» (Ин. 5, 46). Моисей писал о Христе, говорил о Христе, служил символом Христа много раз и во многих отношениях. Вся его история – это история Христа, это то же Евангелие в несколько ином виде, написанное тем же Духом Святым все об одном и том же Христе, все тем же Отцом. И действительно, когда Бог впервые явился Моисею и призвал его, Он назвал Себя Предвечным Богом – «Аз есмь» (Исх. 3, 14). Так Он говорил через Моисея не только с одними Иудеями, но говорил и с нами во все времена. По этой же причине Он называет Себя не только Предвечным Богом, но именем, остающимся за Ним навсегда: Богом Авраама, Исаака и Иакова, облекшегося в нашу плоть и пришедшего жить среди нас. В горящем кусте, из которого Он говорил, огонь нисходил с Неба, от Предвечного Света, куст же, который не сгорал от этого огня, был на земле. Другими словами – это Глава Божества и Глава Человечества, окружавшие себя шипами плотских страданий. Через Моисея Он дал заповеди среди пламени на горе Синае, запечатлевшиеся в другую Пятидесятницу в сердцах людей милосердием и любовью. Тут завеса ниспадает с лица Моисея, и мы узнаем в нем кротость Христа, заслужившую ему то сияние, которое исходило с его лица. Моисей сказал им: Господь воздвигнет вам Пророка, подобного мне. Помимо многих других отношений, в которых Моисей служил прообразом и символом Христа, он был подобен Ему еще и своею кротостью. Так сам Закон является перед нами, облеченный в кротость и мягкость Христа, нашего Законодателя, Дух же Святый, запечатлевающий этот Закон в наших сердцах, вступается за нас с такими стенаниями, которых невозможно передать, и Тот, Кто дает нам закон, посылает нам в то же время дух молитвы, сообщающий нам дар повиновения этому животворящему закону. Рассмотрим подробнее это последнее обстоятельство. Возьмем первые четыре заповеди, данные Моисею на горе Синайской. В этих четырех заповедях говорится о любви к Богу, и в них заключаются все виды и все обязанности, налагаемые этою любовью. Эти заповеди, говорит Моисей, мы должны соблюдать во всем, что мы говорим, видим или думаем, они касаются всего, чем мы обладаем, чего желаем, что знаем, и они должны, в свою очередь, завладеть нами. Спаситель же наш Своею невыразимою кротостью, сделавшись Сыном Человеческим, дал нам возможность сделаться участниками Его милосердия, обратив эти заповеди в ежедневную молитву. Так, когда мы обращаемся к Богу в молитве Господней, называя Его «Отче наш», не есть ли это признание одного истинного Бога, Его одного, нашего Бога и Отца, и не ожидаем ли мы, чтобы Он послал нам всю ту покорность, которая требуется в первой заповеди? Прибавляя к этому «Иже еси на Небеси», мы отрицаем идолы и обращаемся к Богу через Того, Кто служит единственным Посредником между Богом и человеком. Мы должны стараться, как можем, кроткою молитвою запечатлеть в наших сердцах вторую заповедь. Говоря: «Да святится имя Твое», мы просим Его, как Всемогущего Бога, помочь нам исполнить все обязанности, предписываемые третьего заповедью: «Не приемли имени Господа Бога твоего всуе». Этими же словами мы выражаем почитание к Святому Имени, которое призываем, к Имени Помазанника Божия, имя Которого всегда с нами, и в помазании Которого мы также принимаем участие: «Да святится имя Твое». Прибавляя к этому «Да приидет Царствие Твое», мы упоминаем в молитве о том покое, который нам обещан Богом, и мы торжественно вспоминаем о том царстве, которое будет вечным воскресением, и о наступлении страшного суда Божия. 35 Таким образом, заповеди, написанные на каменных скрижалях, запечатлены Святым Духом в наших сердцах благодаря кротости Христа. Он превратил огни горы Синайской в нужный свет горы Сионской. Поэтому ветхозаветные заповеди, не обещавшие нам покоя, в Новом Завете, получая связь с Христом, благодаря Его покорности приводят нас к Нему, Который и есть наш Покой. Так характер Самого Законодателя служит прообразом Посредника Нового Завета, Того, Которого мы всегда должны помнить и с кротости Которого должны брать пример, с помощью Духа Его, сообщающегося нашим сердцам в молитве. Гак Бог, давший заповеди среди ужаса на горе Синайской, называет Себя в то же время «Господом Богом человеколюбивым и милосердым, долготерпеливым и многомилостивым» (Исх. 34, 6), и, в доказательство Своего милосердия, Он обещал другого Законодателя, Который будет говорить, как Бог, и будет окружен всеобщим братским сочувствием, «пророк из среды ваших братии», стоящий по кротости Своей выше всех сынов человеческих, рабство и бремя Которого благодаря этой кротости стало легче. Так будучи законодателем Он является, в то же время, и Утешителем, Он Сам есть Закон, и Любовь, и, благодаря Его кротости, и мы становимся Его участниками. Кто наиболее кроток, у того и настроение наиболее молитвенное, поэтому и жизнь кроткого человека есть постоянная молитва, и тот, кто наиболее молится, удостоится того же покоя, который пребывает в народе Божьем. Итак, пусть никто не говорит: «Я вспыльчив от природы», – ибо таков был Моисей, кротчайший из всех людей; пусть лучше тот человек достигнет кротости, чтобы сказать: «Бог препоясывает меня силою, и устрояет мне верный путь». «Ты дал мне щит спасения Твоего, и десница Твоя поддерживает меня и милость Твоя возвеличивает меня» (Пс. 17, 33. 36). Фараон (Исх. 3-14) Но Господь ожесточил сердце Фараона. Исх. 9, 12. Без сомнения существует некая важная причина того, что в нашей памяти так ярко сохранилась история Фараона. Самое главное, что о нем сказано в Св. Писании: «Но Господь ожесточил сердце фараона» (Исх. 9, 12). В Св. Писании не раз говорится, что Фараон сам ожесточил свое сердце, или что его сердце было ожесточено, но наиболее важно то место, где сказано, что именно Господь ожесточил сердце Фараона. Возможно поступок Фараона кажется нам настолько ужасным, так как он бросает тень на будущее, служа прообразом подобных событий, ибо в Св. Писании история часто служит пророчеством, а пророчество часто составляет историю. Есть два случая, по отношению к которым история Фараона может служить предзнаменованием, и в обоих случаях употреблено то же выражение, столь поражающее и ошеломляющее нас, приписывающее поступок Фараона Божию влиянию. Первый случай, когда сам Израиль по плоти заменяет место Фараона и преследует Израиля по духу, истинных чад Авраама, когда Бог вывел их из разрушенного Иерусалима «с знамениями и чудесами», «и с распростертою рукою», как описывают эти события пророки и евангелисты. «Столько чудес сотворил Он пред ними, – говорит св. Иоанн, – и они не веровали в Него... Потому не могли они веровать, что, как еще сказал Исаия, народ сей ослепил глаза свои, и окаменил сердце свое... Сие сказал Исаия, когда 36 видел славу Его, и говорил о Нем» (Ин. 12, 37-41). И Сам Спаситель наш часто ссылается на эти слова. В Св. Писании не только говорится, но и подтверждается то, что Бог Сам предупредил заранее об ослеплении народа: «...не могли они веровать... как еще сказал Исаия...» (Ин. 12, 39). А Исаии дано приказание: «Пойди и скажи этому народу: слухом услышите, и не уразумеете, и очами смотреть будете, и не увидите, ибо огрубело сердце народа сего» (Ис. 6, 9-10). Так же и в Исходе. Господь послал Моисея к Фараону со словами: «Смотри, все чудеса, которые Я поручил тебе, сделай пред лицом Фараона». Но при этом был предупрежден Господом: «А я ожесточу сердце его» (Исх. 4, 21). И затем несколько раз повторяется, что «сердце Фараоново ожесточилось, и он не послушал их», и прибавлено: «как и говорил Господь». И еще: «И он ожесточил сердце Фараона, как сказал Господь». А перед тем, как Моисей пришел к нему, сказано еще раз: «Ты будешь говорить все, что Я повелю тебе... Но я ожесточу сердце Фараона» и «Фараон не послушает вас» (Исх. 7, 2-4. 13). Итак, в Св. Писании наказания призваны не для того только, чтобы показать, что Бог ожесточает сердца, но и для того тоже, чтобы показать, что это нарочитое деяние рук Божиих, как оно было предсказано и в пророчествах. Все это еще раз повторяется у св. Павла в 9-й главе Послания к Евреям, где он особенно выделяет факт ожесточения сердца Фараона действиями Самого Бога и затем применяет этот случай к Иудеям, говоря, что Сам Бог предсказал заранее Свои дела. Мы можем выразить это словами Псалмопевца: «Однажды сказал Бог, и дважды слышал я это, что сила у Бога». «И убоятся все человеки, и возвестят дело Божие, и уразумеют, что это Его дело» (Пс. 61, 12; 63, 10). Случай с Фараоном является также прообразом и событий времен антихриста. Эти события описаны в Откровении так же ясно, как повествование о казнях египетских. Там сказано, что подобно чародеям, творившим перед Фараоном свои ложные чудеса, так и «бесовские духи, творящие знамения... выходят к царям земли» (Откр. 16, 14). Антихрист придет обманывать «с великими знамениями и чудесами», которые будут творить «духи соблазна». Об этих днях Господь сказал поразительные слова: «Бог пошлет в те дни великое ослепление, и они поверят лжи». Эти же слова можно отнести к различным временам и странам. Замечено было не раз, что перед разорением является какой-нибудь пораженный ослеплением и жестокосердием народ, который не обращает внимания на посылаемые ему предупреждения и увещания, так что даже вошло в поговорку, что Бог перед разорением посылает безумие. Ужасно и поразительно то обстоятельство, что во время карательного замешательства, посылаемого Богом, происходит перемена, не замечаемая людьми, когда народ Божий превращается в народ сатаны. Израильтяне в Египте запечатлены были всеми признаками народа Божия: призвание их из Египта для соблюдения поста или жертвоприношения Богу в пустыне, их невредимость среди казней египетских, пролитый на них свет среди темноты, жезл Моисея, переход через Красное море, Пасха и бегство в полночь с опоясанными чреслами, с обутыми ногами и с посохами в руках, – все это и многое другое служит живым доказательством того, что этот народ смотрел вперед в грядущее и жаждал царствия Божия. Это истинный тип и прообраз христианской Церкви. Удивительно, что как раз в то самое время, когда во Псалмах говорилось об Израильтянах и их избавлении, и именно в то время, когда установлена была Пасха в память этого события, они заняли место Египтян, и над ними исполнилось все то, что было написано об Египте и Фараоне. 37 Это было в ту Пасху, когда Спаситель увидел Иерусалим и стал плакать о нем, так как его испытание уже прошло и то, что они должны были получить для достижения мира, было сокрыто от их глаз. Они сделались Божьими врагами, сами того не зная. По этому примеру мы можем судить о судьбе христианской Церкви или народа, о том, что прежде нежели они об этом узнают, они будут объяты помешательством и жестокосердием, как это было с другими народами. Поэтому мы не должны забывать, но постоянно должны думать о том, как Бог поступит и с нами в таком случае. Но вернемся к истории Фараона. В приложении к частным случаям она служит, несомненно, ясным предсказанием для тех народов, которым посланы были испытания, но которые после продолжительных колебаний и неполных раскаяний впали в прежние грехи и наконец погибли. Эта поразительная историческая картина свойственна также и душе человеческой, как сказано у Соломона: «Человек, который, будучи обличаем, ожесточает выю свою, внезапно сокрушится, и не будет ему исцеления» (Притч. 29, 1). Фараону Бог посылал милосердные предвозвестия о том, что согрешения Египтян приходят к концу; подобно тому, как пришлось Иудеям платить за грехи, когда родился Христос, так же наступило и для них это время. Началось с убиения младенцев при предшествовавшем Фараоне, а при настоящем применена была та же система притеснения и тяжкой неволи, названной «горнилом» печалей, «геенной огненной». Но Бог был к нему долготерпелив и многомилостив. Сначала Он обращался к нему с увещаниями и упреками, потом с предостережениями, много раз повторяя эти предупреждения все более и более открыто и горячо, отдаляя Свои приговоры и потом снова повторяя их после напрасных раскаяний и еще более тяжелых прегрешений и жестокостей. Быть может, кто-то подумает, что Фараон был представителем злого духа, но это совершенно неверно: он был скорее слабым человеком, представляя собою мир, враждебный Богу, что видно из его многочисленных раскаяний, в которых не мог участвовать злой дух. Фараона можно сопоставить с Иудою, про которого ясно было предсказано, что он совершит то, что совершил, и придет к такому дурному концу, несмотря на постоянные укоризны, обращаемые к нему Спасителем, несмотря ни на какие чудеса, совершенные в его присутствии, ни на какие предостережения и предсказания. Нужно заметить, что в то самое время, когда Спаситель говорит об Иерусалиме, от которого сокрыто то, что служит к миру его, Он указывает на Свое собственное ревностное поведение, призывающее к покаянию: «Как часто Я собирал бы твоих чад, как курица собирает цыплят под своим крылышком, но вы не хотели». Три года Он хлопотал о дереве, вскапывал его, трудился над ним, прежде чем Его слово иссушило бесплодную смоковницу: «Да помрачатся глаза их, чтоб им не видеть» и «да не войдут они в правду Твою» (Пс. 68, 24. 28). Какой же вывод можно сделать из того, что Бог ожесточает сердца? Совершенно справедливо, что люди ожесточают свои сердца, так как это сказано в Писании; справедливо и то, что Бог ожесточает сердца, так как и об этом сказано в Писании; несомненно и то, что последнее обстоятельство заслуживает особого внимания, так как оно очень часто повторяется в Писании. По отношению к другим это обстоятельство должно поучать нас терпению, по отношению к самим себе – к зависимости от Бога. Мы должны быть терпеливы к другим, когда мы не в состоянии их исправить, и должны подчиняться Богу, стараясь сдерживать наше сердце. Из всех уроков в жизни, этот урок является наиболее действенным и влиятельным на наше сердце. Если с человеком случится какое-нибудь несчастие или беда, или же перемена к лучшему, то величайшее утешение – смотреть на это, как на дело Божиих рук. 38 В том случае, если мы страшимся, чтобы нашим сердцем не овладело жестокосердие, немощность или холодность, или же неохота к религии, то самою лучшею поддержкою служит сознание того, что Божия десница обратит нас вновь к Нему, со страхом и благоговением, что Он удалит от нас всякое горе, эту «сердечную печаль». Сознание того, что мы находимся в Его руках, есть самое благодатное состояние духа для всякого беспомощного существа: знать, что Его рука пребывает с нами в приговоре над нашими прошлыми грехами и ждать, когда Он просветит наше зрение для того, чтобы не дать нам уснуть в смерти. Это величайшее из всех наказаний – потерять чувство и возможность ко всему хорошему, а если это дело рук Божиих, то к кому же мы обратимся, и что другое можем мы сделать, как только обратиться к Нему? «Кого мы можем просить о помощи, как только Тебя, Господи, праведно прогневавшегося за наши грехи?» Посмотрите в этом свете на вашу прошлую и настоящую жизнь: вы совершили тот или другой грех без угрызения совести, хотя, быть может, и не всегда, иной раз вы и чувствовали себя смущенными: в таком случае это произошло от сердечного нерадения, но принимайте это исходящим от Бога, как посланное вам в наказание. Или же могло случиться, что вы не сделали того или другого, что вы могли или должны были сделать, хотя это вас и не касалось, – вот эта-то беспечность и послана Богом, она служит доказательством Его неудовольствия. Причина того, что Фараон не послушался Божиих повелений и что он не исправился от Его чудес заключается в том, что это было посланным ему от Бога наказанием. Почему вы не любите молитвы, ни св. Причащения? Это наказание, посылаемое вам Богом, а потому обратитесь к Нему, дабы Он заставил вас полюбить то, что составляет вашу жизнь. Десять казней египетских символизируют собою все разнообразные бедствия, посылаемые нам в виде предостережения от Бога: начиная от мух, т.е. от маленьких неприятностей и мелких невзгод обыденной жизни, и кончая болезнями скота и умерщвлением первородных, составляющих уже крупные бедствия и лишения; от грома и молнии, бури с градом и до всяких несчастий, происходящих в самых потаенных уголках. Наконец, начиная от общественных приговоров и кончая частными и домашними огорчениями, – всевозможные средства были употреблены с целью избавления нас от греха, так как «горе вырастает не из земли», оно исходит от Бога. Если же десять казней символизируют собою все наказания Божии, то в Фараоне выставлены различные оттенки и превратности, свойственные нераскаянности и неверию. Прежде всего встречаем отрицание Бога: «Кто Бог?» и «Я не знаю Бога»; но Бог не оставляет его так, Он дает ему свидетельство о том, кто Он. По Моисею, приходящему к Нему так часто, видно то многочисленное число раз, когда глас Божий давал Себя знать. И глас этот раздался десять раз, другими словами, бесчисленное число раз. Таким образом, равнодушный к приговорам, равнодушный к чудесам, равнодушный к милостям, равнодушный к прощению и снисходительности, он навлек на себя величайший гнев Божий. Прежде всего он отказывается признавать Бога, и он научается чудесами, кто Бог, а затем, познав Его после приговоров и предостережений, он пробует прибегать к всевозможным отговоркам. Сначала он считал религии праздностью и безрассудством: «Вы беспечны, от этого вы говорите: будем служить Богу»; «зачем вы оставляете народ делать свои дела?» Затем он вводит чародеев, создает какое-то ложное подобие религии, потом хочет исполнить что-нибудь из того, что требует Бог, но в упрощенной форме: «вы можете идти, только без жен и детей», или еще: «вам не нужно уходить, вы можете принести жертву в стране» или «я отпущу вас, только не уходите очень далеко. Вступитесь за меня». Далее: «Вы, конечно, можете уйти», но затем он берет обратно это позволение. 39 Вот описание того, что происходило в его сердце, пока тот, кто говорил сперва: «Кто такой Господь?.. Я не знаю Господа, и Израиля не отпущу» (Исх. 5, 2), – не узнал Его могущества из Его наказаний, пока он не стал проповедовать Его другим с ужасным сознанием того, что представляет собою темнота, в которой пребывают ужасы ночи, где не проглянет ни одна звезда. Если бы это случилось с кем-нибудь, кто бы вовсе не имел познания о Боге, кто не получал бы ни предупреждений, ни хулы, не испытывал бы угрызений совести и не получал бы никаких напоминаний, то случай этот не был бы таким поразительным, как этот пример с Фараоном. Здесь было сделано все, что только могло быть сделано: и долготерпение, и предупреждения, и опять предупреждения и напоминания – все было употреблено в дело. Эти обстоятельства и характеризуют наиболее полное ожесточение сердца человека Богом, это-то и делает его таким страшным и впечатляющим. Так было во всех случаях, где говорится об ожесточении сердца Богом, всюду употреблены особые средства увещаний, предостережений и т.п. То же было и в древнем мире, когда Бог сказал: «не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками» (Быт. 6, 3). Так же было и с язычниками, описанными св. Павлом; он говорит об угрызениях совести и о свидетельстве Бога, долго заступавшегося за них, пока он не сказал: «Но как они не заботились иметь Бога в разуме: то предал их Бог превратному уму» (Рим. 1, 28). То же было и с сыновьями Илия, про которых сказано, что «они не послушались голоса своего отца, потому что Бог хотел убить их». То же и с Иудою Искариотом. То же было и с Иудеями: «Израиль не покорялся Мне. Потому я оставил их упорству сердца их... О, если бы народ Мой слушал Меня, я скоро смирил бы врагов их» (Пс. 80, 12-15). Так будет и с теми, кто отпал от Церкви в последний день. Так будет, увы! и с каждым христианином, который погубил свою душу. Это бывает тогда, когда Бог, испытав все возможные средства, отнимает наконец Святой Дух, как бы связывая этим человека по рукам и ногам. Что сказано в притче про того, кто не надел свадебной одежды, то же будет и с тем, кто был приглашен, призван, допущен, осчастливлен, сделан соучастником царства славы – «свяжите ему руки и ноги», так как его члены принадлежали Христу, но не служили Ему, «и повергните его в тьму кромешную», так как он был чадом света, и не пребыл в свете! Валаам (Числ. 22-24) Да умрет душа моя смертию праведников, и да будет кончина моя, как их. Числ. 23, 10. Эти хорошо знакомые нам слова были сказаны пророком Валаамом. Не похоже на то, чтобы они были восклицанием, вызванным под влиянием какого-нибудь сильного возбуждения или божественного вдохновения; но мы всюду встречаем в нем подобные чувства, достойные так высоко чтимого пророка. Его ответ князьям, вторично пришедших к нему, был: «Хотя бы Валак давал мне полный свой дом серебра и золота, не могу преступить повеление Господа Бога моего и сделать что-либо меньшее или большее» (Числ. 22, 18). Что лучше этого может выразить твердое намерение поступать право? И в обоих случаях он вовсе не хотел давать ответа, не вопросив Бога. И когда он пришел к Валаку, царю Моавитян, как все должны были быть поражены святостью пророка, до того был он сам не свой, а всецело в руке Божией: «Вот я и пришел к тебе; но могу ли я что от себя сказать? Что Бог вложит во уста мои, то и буду говорить» (Числ. 28, 38). 40 Который из нас мог бы стремиться к большему? Если какой-либо человек говорит, то пусть говорит как орудие Божие, не свои собственные слова, но слова Божии. И какие слова произнес он! Какая красота и святость звучат в них! Едва ли найдется во всех пророках Израиля что-либо превосходящее их! Как описывает он народ Божий? Их благообразие и порядок прекраснее чего бы то ни было, встречающегося меж людей, «как сады на берегу реки, как алойное дерево, насажденное Господом» (Числ. 24, 5-6); их непобедимую мощь и счастье в смерти тех, чья сила в предвечном Боге. Но это не все, потому что ему дано видеть Спасителя Мира, в Котором все могущество, вся слава Его народа: «Вижу Его; но еще нет; зрю Его, но еще не близко. Восходит звезда от Иакова, и восстает жезл от Израиля» (Числ. 24, 17). Чувства, высказанные им, были действительно так святы, что пророк Михей говорит: «Вспомни, что замышлял Валак, царь Моавитский, и что отвечал ему Валаам, сын Веоров, чтобы познать тебе праведные действия Господни» (Мих. 6, 5). И в чем же она – эта праведность? «В том, – как дальше объясняет этот же пророк, – чтобы действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом» (Мих. 6, 8). Следовательно, слова Валаама не были простым, преходящим желанием; но оно было таково, что может обрисовать многое в жизни и словах Валаама. Обширно было его знание и глубоко его понимание того, что свято и добро. Слова, обращенные им к Богу и к Ангелу, встретившего его на пути, почти те же, что у св. Павла: «Господи, чего Ты хочешь, чтобы я делал? Я готов идти или возвратиться по Твоему слову». И все-таки – о, ужасающая испорченность человеческого сердца! – это был дурной, самообольщенный человек, который и жил и умер крайне нечестиво! Так что его добрые слова на высотах подобны тем, какие высказывались злыми духами, исповедавшими Христа, как Святого Божия, Сына Всевышнего, когда едва ли был на земле человек, способный сделать подобное заявление. Потому всюду в Новом Завете Валаам упоминается как нечестивый пророк, «который любил мзду неправую» (2 Петр. 2, 17). Он знал, что свято и добро, быть может, он даже любил это. Но более того он любил богатства, его знание было с Богом, его воля с сатаною. Когда посланные в первый раз пришли к нему, он вопросил Бога и получил ответ: «Не ходи с ними; не проклинай народа сего, ибо он благословен» (Числ. 22, 12). Но во второй раз, когда Валак ему предложил за это весь свои дом, наполненный золотом и серебром, – его сердце уже начинало уступать. И если бы, когда он вторично вопросил Бога, он свои действительные помыслы воплотил бы в слова, то вышло бы так: хотя этот народ и благословен, как Ты сказал, но теперь еще важнейшие князья и большая плата заставляют меня стремиться согласиться с их желанием; чтобы я мог добыть себе и выгоду и почет. Его колебание, само желание его вторично вопросить Господа было уже грехом. Это было в духе иудейского пророка, наслушавшегося речей самарянского пророка, уверявшего, что несет другое повеление от Бога. Последующие порывы часто бывают от мира, а первые – от Бога. Но хотя Бог им и недоволен, кажется, как будто Он идет с ним и позволяет ему следовать кривыми путями его алчности. Это то, что мы видим в путях Промысла Божия. Так нередко случается, что Бог исполняет не только желания святого и правого разума, но также и наши более низшие желания, когда сердце лежит к ним предпочтительнее, чем к Нему. Например, человек осторожен по отношению к опасностям богатства и положения; но постепенно он начинает думать, не может ли он законным образом добиться их; и шаг за шагом он втягивается в погоню за этим; и в подобном случае Бог обыкновенно дает человеку то, чего он так страстно желает. Он ищет – он добивается. Бог словно говорит: «Продолжай». 41 Нет ничего опаснее, чем когда Бог отвечает человеку согласно хотению его сердца, и поэтому Иов говорит: «Если управишь сердце твое и прострешь к Нему руки твои, и если есть порок в руке твоей – удали его» (Иов. 11, 13. 14). И Иезекиилю говорит Бог, что если человек придет вопрошать Его с идолами в сердце своем, ставя пред лицем своим соблазн нечестия своего, то Бог ответит ему согласно его идолам; он будет уловлен своим собственным сердцем. А если пророк дал обольстить себя, прибавлено в весьма знаменательных выражениях: «Я, Господь, ввел его в обман, и Я накажу его» (Иез. 14, 4. 5. 9). Но даже и в таком случае Бог не вполне отступает от нас. Так, когда Израиль просил царя, Он действительно дал, чего они хотели, но Он предостерегал, Он послал им знак Своего неудовольствия. Так Своим провидением покажет Он нам, что недоволен нами; на пути, по которому мы идем, нас встретит Его Ангел с мечом, то есть какое-нибудь бедствие, случай, горе станут нам поперек дороги, чтобы напомнить нам от Бога, что тот путь, которым мы идем, не есть путь святости или мира. И все это – призывы от Бога, несмотря на то, что человек, ослепленный мирскими делами и алчностью, не видит, что они суть таковые. Валаам не заметил Ангела. Всякий, кроме ослепленного своими собственными помыслами, прекрасно понимает, что это – Сам Бог, говорящий: «Я вышел, чтобы противостоять тебе, потому что путь твой извращен в глазах Моих». И тогда такой человек обычно смиряется на время, и думает вернуться назад на добрый путь; в минуту опасности, из глубины сердца, совесть заговорит правду, и он скажет: «Я согрешил». Но беда в том, что это знание остается пустым звуком. Человек поступает как раз противоположно тому, что знает, и продолжает идти своей старой дорогой, успокаивая себя: «Я буду богат, но не буду грешить против Бога», – и, быть может, при милости Божией будет так. Бог гневается, когда мы не любим Его так, как должны любить; но все же в Своем милосердии Он готов испытать нас во второстепенном и меньшем случае. Он дает нам знать, что оскорблен, но все же допускает нам продолжать, как бы одинаково готовый снова принять нас. Подобно, как Самуил сказал народу: «Не бойтесь, грех этот вами сделан, но вы не отступайте только от Господа и служите Господу всем сердцем вашим» (1 Цар. 12, 20). И таким образом, возможно, что пророк даже и теперь мог бы продолжать свой путь без греха. Он мог подумать, что тут представляется случай даже для великого добра; он может говорить слова Божии и благословить тех, кого бы Он благословил; он может стать свидетелем Бога. Но во всем этом был Один, Кто знал его лучше, чем он знал свое собственное сердце, само от себя скрывавшее собственное нечестие. Он хотел продолжать идти и с Богом и с мамоною – Бог на языке, а мамона в сердце. Когда он шел вопрошать Бога, то была одна молитва, которой он не мог помолиться; эта молитва: «Не введи нас во искушение». Когда человек ступает на путь искушения, он уже больше чем наполовину попал в сети сатаны. И когда он позволяет подобным желаниям примешиваться к его молитве, – он оскверняет самый источник своей жизни. «Не приступай к Господу, с раздвоенным сердцем» (Сир. 1, 28), – говорит Премудрый Иисус, сын Сирахов. И Другой, несравненно больший, говорит: «Если же око твое будет чисто, то все тело твое будет светло» (Мф. 6, 22). Это раздвоившийся глаз делает сердце «полным мрака», и «как велик этот мрак»! По этой-то причине Пророк и говорит: «Лукаво сердце человеческое более всего, и крайне испорчено» (Иер. 17, 9). И вот он прибыл на высоты и тщетно ищет волхвовании, и как он красноречиво говорит о красоте святости, о могуществе Бога и Его народа! И тем не менее, все время сердце его занято мздою: он втайне соображает, как бы соблюсти повеление Божие и все-таки добиться своей цели у Валака. 42 Так говорит Иезекииль об иудеях: «Они в устах своих делают из этого забаву, сердце же их увлекается за корыстию их. И вот ты для них забавный певец с приятным голосом и хорошо играющий: они слушают слова твои, но не исполняют их» (Иез. 33, 31-32). И вслед за этим описанием прекрасных шатров, блаженства кончины праведников, звезды, происходящей от Иакова, – после того, как он сказал, что Бог не видел неправды в Иакове, ни нечестия в Израиле, и что поэтому «его Господь Бог с ним»; мы в следующей главе читаем о гневе Божием, разразившимся над Его народом; о язве в среде его и страшное избиение из-за мадианитянок. А немного далее мы видим, что все это произошло по совету этого нечестивого пророка Валаама. Потому что, зная о силе и неодолимости детей Израиля пока они верны своему Богу, зная, что нет волхвования против Иакова, вместо того чтобы откровенно проклясть их, он научает Валака развратить их блудом и идолопоклонством, чтобы таким образом Бог отступил от них и они потеряли бы свою великую силу. «Вот они <жены Мадиамские> по совету Валаамову были для сынов Израилевых поводом к отступлению от Господа» (Числ. 31, 16). Трудно даже вообразить себе большее лукавство – быть заодно с сатаною, народ Божий ввести в грех для того, чтобы оставил их Бог, и они были разбиты, и все это только из-за своей алчности. Но Валаам и теперь не сбросил свою личину и не стал откровенно дурным человеком. Он еще продолжал поддерживать свое самообольщение и лицемерие, как будто то, что он делал, было законно и праведно. Так что он не только привел народ к греховным обычаям, но также исказил и развратил самые понятая их, убеждая их, что они таким образом могут иметь общение и с Богом и с грехом. Так он пришел, как и другие впоследствии, «со всем обольщением беззакония тех, которые погибают»; поэтому он упоминается, как имеющий правила нечестия. В Откровении Христос говорит Пергамской Церкви, где обитает сатана: «Есть у тебя там держащиеся учения Валаама, который научил Валака ввести в соблазн сынов Израилевых, чтобы они ели идоложертвенное и любодействовали» (Откр. 2, 12). И апостол Петр, описывая тех, кто оставил прямой путь и заблудился, идя по следам Валаама, говорит о них, как о «наслаждающихся своими собственными обманами», имеющих «глаза, исполненные любострастия и сердце, приученное к любостяжанию, прельщающих неутвержденные души» (2 Петр. 2, 13-15). Но возвратимся к избранному нами изречению. В конце концов, умер ли Валаам смертью праведников? Нет, смерть настигла его в разгар его нечестивого поприща. Ибо полагая, что теперь сила Божия оставила его народ, который он же сам так успешно развращал, он вместе с Валаком идет в бой против них. Но между тем Бог, памятуя Свои милости во Христе, снова обратился к Израилю после того, как язва и меч пресекли зло и принесли удовлетворение за грех. И таким образом, Валаам, подобно сатане, был настигнут любовью Божией к тем, которые живут во Христе. И вот та же глава, которая обнаруживает перед нами лукавство Валаама, говорит также и о его смерти: «Они убили, – сказано, – царей Мадиамских и Ваалама, сына Веорова, они убили мечом» (Числ. 31, 8). Мечом! Так сбылось видение ангела, посланного с поднятым мечом в предостережение ему: так чудесно заключалось в этом предостережении таинственное указание на его кончину. Теперь, что же должны мы думать о таком страшном повествовании и характере, как этот? Стоит ли он отдельно, вне обычного течения жизни людей? Или это случай нередко встречающийся? Есть основание опасаться, что нечто подобное может случиться всюду, где есть познание Бога. На протяжении всего Св. Писания встречаются изречения об этом самообольщении и опасности двоящегося сердца. Но тут эта мысль высказана подробно в таком поразительном рассказе, что не может не остановить на себе внимание всякого 43 мыслящего человека. Без сомнения нас могут окружать такие случаи, что если бы рукою Всеведущего, Испытующего сердца, был сорван покров с их сердец и жизни, – открылось бы поприще не менее ужасающее и замечательное, чем пророка Валаама. Но оставим это на усмотрение Господа, а остановимся на случаях такого же рода самообольщения, которые всякий из нас может открыть в себе при помощи благодати Божией и неуклонном желании узнать свое собственное сердце. Это самообольщение так ясно выступало наружу в дни пребывания нашего Господа на земле, что тех, кого Он наиболее обличал, Он называл, как мы можем заметить, «лицемерами». При свете Его присутствия, святости Божией, лицемерие, самообольщение, ярче всего выступало в своем истинном свете: оно состояло из очей ослепленных и сердца, омраченного любовью ко греху. Оно находилось в самых святых местах. Оно стояло на самом почетном месте храма. Оно восседало выше всех в синагогах и пользовалось первым местом в собраниях. Оно было очень точно в соблюдении субботы, но без милости и любви Божией. Оно было очень религиозно во внешних омовениях, но оставляло без внимания это изречение псалмопевца: «Буду омывать в невинности руки мои и обходить жертвенник Твой, Господи» (Пс. 25, 6). Оно подолгу молилось, сердцем не приближаясь к Богу; оно преждевременно переходило к Пасхе, чтобы очиститься и правильно соблюсти ее, тогда как мысли были всецело поглощены решимостью пролить неповинную кровь. Оно было так преисполнено точною совестью, что оно ни под каким предлогом не могло войти в судебную палату язычника, чтобы не оскверниться, но в то же время оно без всякого зазрения совести или колебания могло из зависти и ненависти к добру побуждать народ и языческого правителя к распятию Того, о Ком они знали, что Он безгрешный, Святой, Агнец Божий, и могло ликовать Его страданиям в смерти. Это лицемерие, резко проявившееся в присутствие Христа, как мы можем заключить, свойственно всем поколениям. Его собственные ученики были самые простые люди, а все же Он говорит им: «Берегитесь закваски фарисеев, которая есть лицемерие» (Лк. 12, 1). Из Св. Писания мы, пожалуй, могли бы заключить, что самообман идет рука об руку с алчностью более, чем с любым другим преступлением. Например, мы видим, что такой нечестивый человек, как Иуда Искариот, настолько умело обманывал других, что в умах прочих учеников, с которыми он находился в самых близких отношениях, никогда не возникало и подозрения относительно него. Он, вероятно, обманывал себя так же, как и их; и мы находим, что так же было дело и с огромной злобой фарисеев: они были, как выбеленные гробы, прекрасны снаружи, высоко чтимы за святость и мудрость, обманывая и себя и других; ослепление их сердец происходило от алчности и честолюбия. Другой ясный пример такого рода мы видим в богатом юноше, который подбежал ко Христу, преклонил пред Ним колена. Что могло бы быть святее его желания узнать, что он должен делать, чтобы достигнуть вечной жизни? Это было похоже на желание Валаама умереть смертью праведников. Но он себя не знал, пока великий Сердцеведец не открыл ему его сердце, где было нечто, что он любил более, нежели вечную жизнь с Богом; и это была мирская жизнь с ее преходящими благами. О, если бы мы могли вполне искренне приступить к Богу с этой молитвой: «Испытай меня, Боже, и узнай сердце мое; испытай меня и узнай помышления мои. И зри, не на опасном ли я пути, и направь меня на путь вечный» (Пс. 138, 23. 24). О, если бы мы могли понять прежде, чем станет слишком поздно, то, что Он так часто повторяет нам в Св. Писании Св. Духом Своим: «Больше всего хранимого храни сердце твое, потому что из него источники жизни» (Притч. 4, 23). Есть очень много оснований опасаться подобного самообольщения там, где люди имеют чудные чины священного богослужения и молитвы, особенно же в Молитве 44 Господней. Чтобы употреблять подобные молитвы, мы должны быть очень добры; и если мы не силимся стать таковыми, то в нас должна быть доля этой неискренности. Эта опасность преследует нас с самого детства: дети научаются употреблению святых молитв; но если ни другие, ни они сами не следят за своим поведением, они привыкнут употреблять тщетные повторения, не стремясь делать то, о чем молятся, и таким образом у них входит в привычку предстоять пред Богом без искренности духа. Но есть и такие мирские выгоды и соображения, которые требуют, чтобы они казались добрыми, как это было с Валаамом, Иудой Искариотом, с законниками и фарисеями. С такими искушениями приходится сталкиваться всем, это побуждает нас быть крайне осмотрительными с помыслами и намерениями, постоянно ставить себя перед очами Бога и перед вечным судом. Валаам сам себя обольщал, но когда он увидел меч в руке ангела, его сердце тотчас же прямо сказало ему: «Я согрешил»; и когда, умирая, он как бы в последний раз увидел ангела с мечом, если бы было еще время, сердце его опять могло бы сказать: «Я согрешил». Быстро приближается ко всякому из нас тот час, когда покров спадет с глаз, и каждый узнает свое собственное сердце; это будет пред лицем ангелов, Суда и меча, который рассечет лицемера (Мф. 24, 51), тогда самообольщающаяся душа познает себя и скажет: «Я согрешила»; «Я вернусь назад»; но уже поздно, нет более возврата. Иисус Навин (Исх. 17; 33; Числ. 13-14; 27; Втор. 3; 31; 34; Ис. Нав.) И заповедал Господь Иисусу, сыну Навину, и сказал ему: будь тверд и мужествен, ибо ты введешь сынов Израилевых в землю, о которой Я клялся им, и Я буду с тобою. Втор. 31, 23. Иисус Навин представляется нам исключительно воином. Между тем как другие ратники в Св. Писании имеют ясно начертанный личный свой характер, как Давид, сотник в Евангелиях, Корнилий в Деяниях, – в Иисусе же Навине личный характер совершенно теряется в воине. Про него удивительно часто повторяется: «Будь тверд и мужествен» (Ис. Нав. 1, 6). «Будь тверд и мужествен, не страшись и не ужасайся; ибо с тобою Бог» (Ис. Нав. 1, 9). Он был призван именно ради этой твердости, проявившейся во всей его жизни, и перед смертью он дал подобное же наставление Израилю, говоря: «Во всей точности старайтесь хранить и исполнять все написанное» (Ис. Нав. 23, 6). Но эта твердость в Иисусе Навине была не от мира сего, а от Бога, он находил эту твердость в своей вере. Он был призван для осуществления Божиих предначертаний, и призвание это всегда было сопровождаемо обещанием: «Я буду с тобою», – и он всегда уповал на это обещание. В Св. Писании ясно видно, что его власть происходит не от него самого, а от Бога: и в его победе над Амаликитянами благодаря молитве Моисея на горе (Исх. 17); во встрече с ангелом при входе в Ханаан, сказавшим: «Я вождь воинства Господня» (Ис. Нав. 5, 14); в том, что солнце и луна повинуются его голосу; в ниспадении с неба камней града; в появлении шершней на земле (Ис. Нав. 5, 13; 10, 11. 13; 24, 12). Но когда сказано, что он «исполнился духа премудрости», приведена, однако, та причина, что Моисей возложил на него свои руки, как на народного вождя (Втор. 34, 9). Церковь научает нас, что завоевание Иисусом Навином Ханаанской земли служит прообразом нашего восшествия в обещанное царство при сошествии Св. Духа. Но под 45 мужеством Иисуса Навина подразумевается нечто несравненно более глубокое и обширное, нежели эта смелость, как прибавляет сам апостол, говоря про Иисуса Навина и про Ханаан как про истинный покой, находимый во Христе: «Посему да приступаем с дерзновением к престолу благодати, чтобы получить милость и обрести благодать для благовременной помощи» (Евр. 4, 16). Но не одному только мужеству в битве хочет нас научить Бог в Иисусе Навине, он служит, вместе с тем, прообразом мужественной твердости во Христе, поэтому «мы боремся не с плотью и кровью», но с духовными властями, наши оружия не плотские, но они становятся могущественны через Бога, наша броня, заключающаяся в правой и левой руке, милостивый дар свыше есть у начальника, к которому мы обращаемся, «острый меч исходит из уст» и «одежда, обагренная кровью»; у следовавшего за ним воинства на белых конях не было другой брони, кроме «правоты святых», «облеченных в виссон белый и чистый» (Откр. 19, 14. 15). «Не воинством и не силою, но Духом Моим, говорит Господь Саваоф» (Зах. 4, 6). При наступлении истинного покоя Божия, признаком которого служили трубные звуки невооруженной толпы, пали неприятельские стены. А кто это вышел из проклятого и осужденного города, как не мать настоящего Иисуса, «ведшего справедливую войну», выведшего даже блудницу Раав, сильную своей верою, с багряницею, взятою у Того, Кто известен как «Облеченный в одежду, обагренную кровью», и «Сильный, чтобы спасать?» (Откр. 19, 13; Ис. 63, 1). «Собери предо мною всех, кто заключил со мною союз через посвящение». Он идет вперед, с луком и короною, покорить не Иерихон, а тот Иерусалим, который избил Его апостолов и пророков, и находится теперь со своими чадами в неволе; она же, восседающая свободно, из «Иерусалима свыше, матери нас всех». Его воинство облечено справедливостью, потому что в борьбе, к которой мы призваны, люди бывают побеждены не мечом неприятеля, а проклятым творением, скрывающимся в палатке, втайне стоящего против Бога. В этой борьбе небесные силы принимают участие и сражаются за нас: тут идет «небесная война», и мы в ней принимаем участие и побеждаем; потому что с нами Михаил, т.е. «Который подобен Богу». Таков наш Иисус, принявший на Себя не ангельский образ, но семя Авраамово. Так как для всякой борьбы необходимо мужество, то Иисус Навин служит преимущественно представителем сердечного мужества, составляющего великую поддержку для «веры, побеждающей мир», и для той «совершенной любви», которая «прогоняет страх». Поэтому-то христианская вера во всем Св. Писании, в особенности в Псалмах, выступает, вооруженная мечом и щитом, облеченная в форму военных действий, выражается словами борьбы и победы. Такое мужество составляло особенность ранней Церкви, распространявшей истинного Иисуса; она обладала мужеством, вопреки всем препятствиям, мужеством подавать отраду находившимся в несчастии, мужеством принять Христа по Его слову; мужеством доставлять утешение и в этом самом утешении находить способность к победе. Точно так же «робость» сердца, предсказанная Иудеями, сбылась в слабых, малодушных христианах последнего времени (Лев. 26, 36). В этой борьбе горе боязливым, так как они удостоятся одной участи с неверующими (Откр. 21, 8). Горе тому, кто говорит, что «нет надежды», горе слабому сердцем, «потерявшему терпение», «горе грешнику, идущему двумя путями», горе тому, кто «боится человека, который умирает, и забывает Господа, Творца своего» (Ис. 51, 12. 13). Такими представляются нам история и характер Иисуса Навина. Отсюда следует, что мы, пользующееся преимуществами Евангелия, должны преодолевать всякий грех, всякое искушение, всякого врага, мешающего нашему полнейшему самообладанию, что мы призваны Христом на это поприще. Мы видим в Иисусе Навине, как необходима вера для вечного наследия, обещанного Богом, она необходима для возможности 46 получить его, для исполнения обещания Божия, что Он будет с нами, для уничтожения всяких препятствий к нашему покою в этом царстве. «Господь, Бог ваш, – говорит Иисус Навин, – Сам сражается за вас, как говорил вам. Посему всячески старайтесь любить Господа, Бога вашего» (Ис. Нав. 23, 10. 11). Такова остановка солнца и луны, чудесное разрушение крепких стен, передвижение гор. История Иисуса Навина дает нам великий урок, даруемый Евангелиями, а именно, что мы имеем силу в своей вере. Все возможно для того, кто верует. Еще более веским доказательством всего сказанного служит то, что он носит имя нашего Спасителя; он служит прообразом Иисуса Христа, не как главы Церкви, подобно Мелхиседеку, не как Царя, подобно Давиду, не Его смерти, подобно Авелю, не как Иосиф своею историей, или как Моисей своим характером, не страстей Его предсмертных, как Езекия, и не горестей, наполнивших все Его земное существование, подобно Иеремии, – но Иисус Навин служит прообразом Спасителя в смысле победы. Спаситель Сам сказал: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16, 33). Св. Иоанн свидетельствует то же в словах: «Кто побеждает мир, как не тот, кто верует, что Иисус есть Сын Божий?» (1 Ин. 5, 5). А св. Павел говорит: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Фил. 4, 13). Теперь мы видим, что отличительною чертою Иисуса Навина служит военное мужество, все другие качества теряются в этом. Он был послан Богом и носил Его имя. Господь говорит: «Вот, Я посылаю пред тобою Ангела хранить тебя на пути и ввести тебя в то место, которое Я приготовил. Блюди себя пред лицом Его, – ибо имя Мое в Нем» (Исх. 23, 20. 21). Бл. Августин вопрошает: «Кто этот ангел, который от имени Божия носит имя Иисуса», т.е. «действительный Иисус, правитель и руководитель Его народа в наследии жизни вечной?» Ибо это имя принадлежало ему не с начала жизни, но с того времени, как он сделался вождем народа Божия. В Послании к Евреям сказано, что истинное Субботство, и истинный Ханаан, и истинный Иисус пребывают с нами. Мы видим, что Иисус Навин был с Моисеем на горе (Исх. 24, 13), а Христос был в' законе. Но Моисей умер, а Иисус Навин остался, закон отдалился, но «благодать и истина произошли чрез Иисуса Христа» (Ин. 1, 17). Иисус остается. На горе Преображения, когда должно было наступить царство преобразования, Петр хотел сделать три кущи: одну для Моисея, одну для Илии и одну для Христа, но Моисей и Илия, хотя и участвовали на время в Его славе, исчезли, и когда они оглянулись вокруг, они не увидали никого, кроме одного Иисуса, и голос с небес, говорящий: «Его слушайте» (Мф. 17, 1-8). Моисей и Илия, закон и пророки свидетельствуют о Нем и таким образом принимают участие в Его славе, но все они отходят, а Он остается. Один Иисус руководит нами, облеченный в славу Своего Воскресения. Отец свидетельствует о Нем голосом, Святый Дух в облаке, и потом их больше не видно и ничего больше не слышно про них, видно и слышно только Его, в Нем и чрез Него. Итак, Иисус Навин не говорит нам ни про добродетель человеческую, ни про любовь, а про власть, и не о наклонностях людских, но о победе в Боге. А где же предел Божества в Иисусе Христе? Во всем и превыше всех святых мы должны взирать на Иисуса, помня, что Он настолько же Бог, насколько человек, и поэтому следовать Ему – совсем не то же, что следовать примеру какого-нибудь человека. В силу Его Божества, Его Искупления, дара Св. Духа, мы взираем на Него, и приобретаем власть, мы становимся сильными, глядя на Него. Сверх того, обращаясь к Нему, как говорит апостол, мы «принимаем тот же образ даже в Духе Господа». Его пример кажется нам, конечно, недоступным, так Он полон совершенств, мы же полны недостатков. Он находится от нас на таком бесконечном расстоянии, что мы не можем к Нему приблизиться. Но имя Иисуса приближает нас к Нему, из него мы знаем, 47 что Он имеет власть вложить в нас Свой собственный разум и сделать нас Себе подобными. Причина этого заключается в том, что мы отнюдь не можем смотреть на Него, как на простой пример, и не помнить при этом, что в бесчисленных отношениях Он стоит неизмеримо выше нас. Его пример приносит нам несравненно более совершенную пользу, нежели пример всякого другого святого человека, когда мы веруем в Него, как в Бога. Он весь – свет, мы все – тьма, Он – бесконечная крепость, мы – величайшая немощность, Он – совершенная святость, мы же полны греха и недугов; чем больше мы Его созерцаем, тем больше мы сознаем свои недостатки. Но так как Он наш Господь и Спаситель, то мы, несмотря на все это, можем радоваться Его доброте и уповать на Его величие, если Он в нас, и мы в Нем. Насколько это так, мы можем видеть из наставлений, столько раз повторяемых Иисусу Навину, относящихся и к нам самим. «Будь тверд и мужествен, не страшись» (Ис. Нав. 1, 9), «Господь, Бог ваш, Сам сражается за вас... посему всячески старайтесь любить Господа, Бога вашего» (Ис. Нав. 23, 10-11). Наш Иисус не только Свет и Крепость, но и Любовь, Он Сама Любовь, этим Он и Бог, так как «Бог есть Любовь». Людям свойственно подражать и стараться доставлять удовольствие тому, кого они любят, они подчиняются и изменяются, незаметно для самих себя, ради того, кого любят; мысли любимого человека становятся их мыслями, его расположения и нерасположения – их симпатиями и антипатиями, его убеждения – их убеждениями. Ради него они не только терпят притеснения, но для них нет даже большей радости, как выносить скорби и горе из любви к нему. Власть любви – вещь удивительно сладкая и могущественная. А если такова земная любовь, то какова же должна быть небесная? Если такова любовь к человеку, то какова же должна быть любовь к Богу? Если любовь может породить любовь, и если мы склонны любить тех, кто нас любит, насколько все это должно быть еще сильнее, когда мы любим Бога за то, что Он возлюбил нас, когда Он, Который есть Любовь, и Который вложил в нашу природу любовь ко всякому постороннему, наполняет наши сердца любовью к Нему Самому, делая нас участниками любви, так как мы делаемся соучастниками Самого Бога. Вот каков наш Иисус, наша твердость, наша победа, – все это заключается в Его спасительном Имени. Его Искупление производит на нас свое действие: человек, уязвленный грехами, становится способным возвыситься, чувствуя себя подкрепленным на своем пути. Масло и вино, Святый Дух и Кровь Христа очистили его раны, и он приобретает крепость, которая не есть его собственная – сознание своей слабости становится его крепостью, сознание своей болезни становится его здоровьем (Ис. Нав. 23, 10. 11). «Все ваше, или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее, все ваше. Вы же Христовы, а Христос Божий» (1 Кор. 3, 22. 23). Это Ты, Господи, Боже, Спаситель наш, ввел нас в наше истинное наследие! В Тебе одном, Господи Иисусе, мы найдем отдых и покой! и не найдем в Тебе покоя, пока не победим всех врагов, завоевавших нашу бренную природу. Но Ты всемогущ, в Тебе лежит победа, Ты сказал душе моей: «Я твое спасение»; «для тебя достаточно Моей благодати». Пока мы состязаемся с Амаликитянами, наш Защитник вступается за нас: солнце и луна ожидают их падения, и наша жизнь продолжится до тех пор, пока мы не сделаемся победителями, до того времени, пока нами не овладеет ночь. Звезды сражаются за нас в своем течении, и мы не успокоимся до тех пор, пока не сделаемся полнейшими победителями посредством Того, Кто возлюбил нас. Самуил (1 Цар. 1-3; 7-13; 15; 21; 28) 48 Самуил был отроком молитвы и мужем заступления. Мать выпросила его своими молитвами, отчего и было дано ему имя Самуил, т.е. «выпрошенный у Бога», и вся его жизнь соответствовала его имени, так как он постоянно обращался к Господу с прошениями. В первой книге Царств рассказывается, как бездетная Анна, мать Самуила, усердно молилась, чтобы Бог даровал ей сына: «И стала Анна... пред Господом. Илия же, священник, сидел тогда на седалище у входа в храм Господень. И была она в скорби души, и молилась Господу, и горько плакала, и дала обет, говоря: Господи Саваоф! Если... дашь рабе Твоей дитя... то я отдам его Господу на все дни его жизни» (1 Цар. 1, 910). И священник, заметив усердие ее молитвы, благословил ее и сказал: «Иди с миром, и Бог Израилев исполнит прошение твое, чего ты просила у Него» (1 Цар. 1, 17). Дальше об обоих родителях сказано: «И встали они поутру и поклонились пред Господом» (1 Цар. 1, 19). И через некоторое время зачала Анна и родила сына, и дала ему имя: Самуил, «выпрошенный у Бога». Согласно обещанию, данному его матерью в молитве, Самуил должен был стать назореем. Когда Анна привела отрока в храм, то она сказала Илию: «Я – та самая женщина, которая здесь при тебе стояла и молилась Господу. О сем дитяти молилась я, и исполнил мне Господь прошение мое, чего я просила у Него. И я отдаю его Господу на все дни жизни его, служить Господу» (1 Цар. 1, 26-28). И, как венец всего, произнесла Анна достопамятное благодарственное славословие Господу (1 Цар. 2, 1-10). С этой минуты началась для Самуила, отрока по годам, жизнь истинного назорея. Мы видим его в доме молитвы, одетого в священные одежды: «отрок же Самуил служил пред Господом, надевая льняный феод» (1 Цар. 2, 18). Таково было дело воспитания отрока молитвы, ответственное пред Богом и святыми Его, Которые находятся с Ним. Мы знаем, как в Вербное Воскресение дети восклицали в храме и говорили: «Осанна сыну Давидову», и как Сам Владыка храма признал этот возглас лучшим свидетельством о Себе, сказав: «Да, разве вы никогда не читали: из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу?» (Мф. 21, 16) Следующее историческое событие покажет нам, как Сам Господь смотрит на отрока молитвы: когда Он решил заменить прежнее духовенство новым, Он сообщил свой приговор не Илии, старцу-священнику, ни кому-либо из тех, кто был велик перед людьми по положению и власти, но сделал это важное открытие отроку в храме, как сказал Спаситель в своем великом славословии: «славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам» (Лк. 10, 21). Господь троекратно воззвал к Самуилу, троекратно избрал его и возлюбил его; подобно тому, как это позднее было с апостолом Петром, троекратное повторение его имени служило предзнаменованием великих дел, которые он должен был совершить со временем. С какой детской готовностью и покорностью Самуил внимает этому зову! Он воистину принимает царство Божие, как дитя. Нас поражает скромность этого отрока молитвы; он ведет себя как дитя во все время этого явления Божия; он встает от сна и спешит к своему священнику и руководителю и затем снова почиет с миром. Как это отличает его от Саула, о котором сказано: «Неужели и Саул во пророках?» (1 Цар. 19, 24). Он весь день тот и всю ночь лежал неодетый, «он был как сам не свой». Самуила же не смущает святое видение, но освящает, смиряет и успокаивает. В нем нет ничего необузданного, непотребного; ибо божественная любовь «не превозносится, не гордится, не бесчинствует» и не охотно разглашает то, что ей открывает Бог. Такова естественная простота отрока молитвы. Что же читаем мы дальше о Самуиле? «Господь не оставил ни одно из слов его не исполнившимся» (1 Цар. 3, 19), ибо его слова были от Бога. Это знаменательное явление 49 в тех, кто предан молитве: их слова становятся полны Духа Божия; из этого следует, что не в проницательности, учености или силе красноречия, но в муже молитвы обретается премудрость. Но этот дух молитвы был вначале в Самуиле, как «дерево, посаженное при потоках вод, которое приносит плод свой во время свое, и лист которого не вянет» (Пс. 1, 3). Дерево же должно еще распустить свои ветви, нагруженные цветами и плодами, прекрасными на вид и полными благоухания, как «пальмы в Енгадди и как розовые кусты в Иерихоне» (Сир. 24, 15). Молитва вливает в душу любовь к Богу, которая впоследствии проявляется в любви к ближнему; она высказывает глубокое сочувствие ко всему окружающему, простирая на все свои ветви, распространяющие приятное благоухание. Молитва – мать чистой любви, знания и святой надежды. Итак, мы видим, что Самуил был предназначен общественному служению в трудные времена, и хотя он часто обманывался в своих ожиданиях, но черпал силу в молитве и заступлении. История упоминает об одном из подобных случаев: Ковчег Завета Господа Саваофа, сидящего на Херувимах, был увезен из Силома, дабы укреплять сынов Израиля во время битв, но был захвачен Филистимлянами. Большего бедствия не могло случиться со святым отроком из Рамы, священнодействовавшим в Силоме и воспитанным в общении с Богом; он не имел другого дома, кроме Дома Божия, другой религии, кроме той, которая была в связи с видимым ковчегом, в котором невидимо присутствовал Бог. Что же тогда сделал Самуил? Написано: «И сказал Самуил всему дому Израилеву, говоря: если вы всем сердцем своим обращаетесь к Господу, то удалите из среды себя богов иноземных и Астарт, и расположите сердца ваши к Господу, и служите Ему одному; и Он избавит вас от руки Филистимлян» (1 Цар. 7, 3). Он говорит властно и делает это как бы по внушению, ибо Господь в ответ на молитву не оставил ни одного из слов его не исполнившимся. А затем, когда сыны Израилевы послушались его и стали служить одному Господу, он сказал: «Соберите всех Израильтян в Массифу и я помолюсь о вас Господу» (1 Цар. 7, 5). И такова была вера в его молитву, что позднее, когда Израильтяне устрашились Филистимлян, то «сказали сыны Израилевы Самуилу: не переставай взывать о нас к Господу Богу нашему» (1 Цар. 7, 8). И так могущественна была его молитва, что о нем далее говорится, словно как о воине или вооруженной рати. «Так Филистимляне были усмирены – и была рука Господа на Филистимлянах во все дни Самуила» (1 Цар. 7, 13). Так сильно бывает заступничество праведника; так целительно и искупительно это святое постановление Божие; так велика сила того, кто, приучив себя к молитве, стал силен в Боге. Самуил относился к своему народу, как отец к детям, и это его нужная любовь к нему и была причиной его горя: когда народ его пожелал иметь царя, Самуил увидел в этом отступление его от Бога. И тут снова упоминается о никогда не изменявшем ему врачевании от горя. «И не нравилось слово сие Самуилу, когда они сказали: дай нам Царя, чтобы он судил нас. И молился Самуил Господу» (1 Цар. 8, 6). И что же сделал он, услышав их ропот и видя их упрямство? «И выслушал Самуил все слова народа и пересказал их вслух Господа» (1 Цар. 8, 21). После того как он поставил им царя, он, словно чрез молитву, подобно пророку Илии, держит стихии – гром и дождь – в своих руках, и этой своей властью пользуется не для огорчения или наказания их, а для вразумления. Воистину, его неослабевающая, нежная любовь к ним, кроткая снисходительность к их слабостям, и их вера в его молитву составляют самую интересную и утешительную часть истории этих дней и этого грубого народа. Самуил, удивительно кроткий и снисходительный к людским слабостям, выступает как бы представителем Самого Спасителя нашего и посредником между Богом и 50 людьми. Он укоряет, вразумляет, но, в то же время, успокаивает и ободряет их, и они верят ему. «И сказал весь народ Самуилу: помолись о рабах твоих пред Господом Богом твоим... И отвечал Самуил народу: не бойтесь... служите Господу всем сердцем вашим... Господь же не оставит народа Своего» (1 Цар. 12, 19-22). И затем эти поразительные слова: «И я также не допущу себя совершить грех пред Господом, чтобы перестать молиться о вас» (1 Цар. 12, 23). Из этого мы видим, что он смотрел на свое постоянное заступничество, как на священный долг и считал грехом не исполнить его. Его молитвы были проникнуты не только любовью к ним, но и чувством долга к Богу. Позднее его постигло новое горе; и он переносит его так же, как и раньше. «Разве нет бальзама в Галааде?» (Иер. 8, 22), «для Тебя ничего нет невозможного» (Иер. 32, 17). И было слово Господа к Самуилу такое: «Жалею, что поставил я Саула царем, ибо он отвратился от Меня и слова Моего не исполнил». И опечалился Самуил и взывал к Господу целую ночь (1 Цар. 15, 10-11). Во всем этом нельзя не заметить в Самуиле постоянной надежды, тесно связанной с духом молитвы: его готовность верить в лучшие чувства даже у великого грешника; не теряя надежды там, где, по-видимому, не было никакой надежды: не только не сомневаясь, а напротив, вполне веря тому, что молитвы его будут услышаны даже тогда, когда, казалось, он должен был обмануться в своих ожиданиях. Самые пламенные желания часто исполняются благодаря такой твердой вере. Далее, доказательством этой нужной любящей души доброго Самуила и уважения, которым он пользовался, как покровитель и божественный заступник, может служить поведение Саула по отношении к нему. Несчастный царь, как бы ища защиты от самого себя и преследующих его злых духов, держится за край его одежды и даже после смерти Самуила, в минуты великой скорби, он ищет Самуила и тоскует о нем. Милосердие и отеческая жалость к нему Самуила, по-видимому, произвели впечатление на его гордое сердце. Он просит у него не молитвы, а ищет покровительства, как будто в самом Самуиле таилась сила, которая могла защитить его. И как трогателен рассказ о том, что Самуил более не виделся с Саулом до дня смерти своей, и что печалился Самуил о Сауле, молясь за него втайне, пока Господь не сказал ему: «Доколе будешь ты печалиться о Сауле», – и не объявил ему, что Он исполнит его прошение, только не относительно Саула, а относительно человека, который был избранником сердца Господа. Самуил был настолько выше всех людей по духу молитвы, что Псалмопевец указывает на него, как на первого среди молитвенников: «Моисей и Аарон между священниками и Самуил между призывающими имя Его» (Пс. 98, 6). И пророк Иеремия ставит его наряду с Моисеем, указывая на них обоих, как на главных заступников: «И сказал мне Господь: хотя бы предстал пред лице Мое Моисей и Самуил, душа моя не приклонится к народу сему» (Иер. 15, 1). Они оба упомянуты тут благодаря их особенной любви к народу, над которым они были поставлены. Моисей так усердно ходатайствовал за свой народ пред Богом, что готов был умереть за него: «Прости им грех их, – взывает он к Богу. – А если нет, то изгладь и меня из книги Твоей» (Исх. 32, 32). Самуил всегда носил народ свой в сердце своем, подобно тому, как первосвященник носит у сердца своего урим и тумим, возложенные на наперсник судный с именами сынов Израилевых, когда входил в святилище пред лице Господа. Все помышления его согласовались со следующими словами: «И я также не допущу себе греха пред Господом, чтобы перестать молиться за вас» (1 Цар. 12, 23). «За любовь мою они враждуют на меня, а я молюсь» (Пс. 108, 4). В истории Самуила мы замечаем, во-первых, что двигательной силой его молитв были заботы и печали людские, так что он, по-видимому, не мог бы существовать без них. 51 Тоже было и с его матерью Анной до его рождения; мы сначала читаем о сильном огорчении, которое ей причиняли, и о том, какое действие производило на нее это испытание: «И была она в скорби души и молилась Господу и горько плакала». «Она долго молилась пред Господом». «Я жена, скорбящая духом, – сказала она Илию, – от великой печали моей и от скорби моей я говорила доселе» (1 Цар. 1, 10. 12. 15-16). Здесь мы видим, что если бы не эта скорбь и печаль, не было бы этой молитвы веры, и отрок молитвы не был бы рожден. Каково было рождение Самуила, такова была и жизнь его, вскормленного и вспоенного каплями из чаши его Владыки и крохами с Его трапезы печали. Мы знаем много случаев, когда Самуил молился или заступался за людей, и каждый раз поводом к тому служили какая-нибудь настоятельная нужда и печаль. Подобно своей матери, которая была в скорби души и молилась, точно так же Самуил, когда ему «не понравилось слово сие, молился... Господу» (1 Цар. 8, 6), и еще: «опечалился Самуил и взывал к Господу целую ночь» (1 Цар. 15, 11). О, благословенная розга наказания, которая направляет души наши к небесам и соединяет их с Богом! Как птенец в страхе летит под родительское крыло, так душа, созданная Богом, летит в скорби к своему Создателю! В Писании сказано: «человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх» (Иов. 5,1), Причина этого ясна, так как в минуты скорби мысли праведника стремятся к небу, точно так же, как искры летят вверх. Жизнь Самуила была вся скорбь. Ребенком он был оторван от дома и родителей, от нежной ласки матери; эти испытания в его раннем возрасте отдаляли его сердце от земных радостей. Затем священник, охранявший его детство, гибнет, и его поражают разные бедствия. Самуил был несчастлив в своих детях, в народе, которым он был призван руководить, в царе, которого он помазал на царство; обо всем этом он постоянно печалился. Зато Господь выше всякой меры излил на него Свою благодать, приблизив его к престолу Своему, источнику жизни и радости, где он ходатайствовал пред Господом, но не за себя, а за других. Он стал близок к Богу чрез свои молитвы; не будь перечисленных нами грустных событий, не было бы и молитв. С каждым пережитым горем он приближался на одну ступень к Господу. Есть листья и растения, которые нужно сломать, размять и класть под пресс, чтобы добыть из них сладкий сок, – так и душа молится и ходатайствует за других под гнетом несчастья. Быть может, у Самуила не больше было огорчений, чем у других, но мы видим, какое действие производили на него эти огорчения, так как он был особенно предан молитве. Нам ясно, чего Господь желает достигнуть, карая Своих святых более, чем других людей; ибо посылаемые Им наказания не пропадают даром, но приносят обильные плоды. Тем, кто захочет поразмыслить над своей жизнью и чувствами, ничто не покажется столь чудесным, как влияние Божие на человеческие души; они найдут его более удивительным, чем все чудеса природы в нашем обширном мире. Заметим далее, что насколько горе располагает нас к молитве, настолько же все радости мира, успех, приобретения, страсти, наслаждения, снисхождение к себе, отвлекают души наши от общения с Богом. Как бы это ни казалось незначительным, но до известной степени это верно. Положим, что мы довольны всем и пользуемся всеми удобствами жизни. Дни пройдут и канут в вечность и будут причислены ко времени, которое нам назначено для нашей земной жизни. Если же нас что-нибудь огорчает, или нас осаждают мрачные мысли, то это заставляет нас искать утешения в молитве, и тогда молитва наша искренна, серьезна. Окрыленная, она возносит сокровище сердца нашего к Богу. 52 Замечу еще, что в наших разнообразных сношениях с людьми мы всегда можем найти повод к молитве и ходатайству о них. Постоянная забота и попечение Самуила о тех, кого он любил, был ли то царь или народ, – его глубокий и живой интерес к тем, кто находился на его попечении, как Илий, Израиль или Саул, поддерживали в нем дух молитвы. Он не проводил свою жизнь в уединенной созерцательной молитве; он вел деятельную, трудовую жизнь, как священник пред Престолом Божиим, как Судья Израиля и Пророк Божий. Все для других – ничего для себя. В этом он уподобляется Спасителю, молившемуся пред избранием двенадцати апостолов, перед тем, чтобы послать в мир семьдесят апостолов, перед исповеданием апостола Петра, пред Своим Преображением на горе Фавор, пред нагорной проповедью и перед тем, чтобы преподать ученикам Своим молитву Господню. Таким образом Спаситель указал нам, что наша забота о других должна побуждать нас к молитве. Молитва усиливает нашу любовь к Богу и к человеку. Наши семейные обязанности и интересы, наши заботы о наших подчиненных, о детях и друзьях, все это побуждает нас возложить наши печали на Спасителя. Мария, избравшая благую часть, села у ног Иисусовых, но Его взор и сердце были также и с Марфой; когда Он сказал ей: «Марфа! Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом» (Ак. 10, 41). Он также желал привлечь ее к Себе. Позднее, перед воскресением Лазаря, Он привел ее к ногам Своим, и она исповедывала свою веру в Него: «Так, Господи, – воскликнула она, – я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир» (Ин. И, 27). Душевное беспокойство и заступление за других рождают в нас эту спасительную веру. О, какое зрелище представилось бы нашим глазам, если бы завеса поднялась, и мы увидели бы все то, что творит молитва! Саул (1 Цар. 9-29; 2 Цар. 1) В Слове Божием наряду с Самуилом – мужем молитвы, Давидом – избранником Божиим, Ионафаном, таким любящим и в то же время истинно великим, мы видим несчастного Саула. Благодаря этому сопоставлению нам становится ясно, чем могли бы быть те, которые отпали от Господа, если бы пожелали, и как с помощью благодати Божией другие сделались светильниками, сияющими до скончания века. Саул мог бы молиться подобно Самуилу, служить Господу подобно Давиду, любить всем сердцем подобно Ионафану. Мы видим в истории Саула, какие страшные и постепенные изменения происходят в его душе, и как в посылаемых ему испытаниях зло берет верх над духом благодати и над добром и мешает ему воспользоваться случаями исполнить волю Божию. Но в нем есть природная доброта, усиливающая наш интерес к нему, и благодаря общности наших натур мы отчасти склонны забыть его преступления ради его несчастий. У Саула было все, что может желать обыкновенный смертный: он был богато одарен умственно и физически. «Видите ли, кого избрал Господь, – сказал Самуил, – подобного ему нет во всем народе» (1 Цар. 10, 24). Был он «молодой и красивый, и не было никого из Израильтян красивее его; он от плеч своих был выше всего народа» (1 Цар. 9, 2). И сошел на него Дух Божий, дабы он был достоин помазания. Помазание это стало для него елеем радости, ибо и сам пророк радовался о нем; Господь расположил к нему сердца всего народа, и «весьма веселились там Саул и все Израильтяне» в день избрания его на царство (1 Цар. 11, 15). Гордость народа, избранник Божий, он обладал качествами, привязавшими к нему мудрейшего и лучшего из людей. Вначале Господь свидетельствует о нем хорошо; непослушание и гордость его сердца уже позднее стали причиной его падения. Господь говорит Самуилу: «жалею, что 53 поставил Я Саула царем, ибо он отвратился от Меня» (1 Цар. 15, 11). Стало быть, Саул некогда послушно следовал указаниям Божиим. Самуил сказал ему: «Не малым ли ты был в глазах твоих» (1 Цар. 15, 17), – так что он был раньше смиренномудр. Теперь же он радуется о себе, а не о Господе и в нем зарождается надменность, предшествующая падению, ибо начало греха, – гордость. Самоуверенность и возмущение духа против Господа не бывают следствием испытания, но только указывают и вызывают наружу то, что таилось в душе. При помазании Саула на царство, Самуил дал ему повеление опередить его в Галгале и ждать там семь дней, пока он сам не придет туда, чтобы принести жертвы и совершить всесожжение. Это должно было служить мерилом веры Саула и показать, верит ли он в себя или в Бога; может ли он ждать Бога и служить Ему. То, что казалось случайностью, вызванной обстоятельствами, было мудро рассчитано и должно было служить испытанием для Саула. Дело казалось спешным. Назначенный срок был уже на исходе. Народ рассеялся. Филистимляне надвигались. Что могло быть более законно, чем заботы Саула о приношении молитвы и жертвы в такое время? Подобно Евреям в позднейшее время, он обманывал себя, прикрываясь религией, но духа и света религии – веры – у него не доставало. К чему же могли служить прошение и жертвоприношение? Не для того ли, чтобы получить помощь от Бога? Но разве Господь не мог оказать Свою помощь и без них? «Стойте и увидите спасение Господне» (Исх. 14, 13), – слова эти, сказанные Моисеем у Чермного моря, служили залогом избавления. Таким образом, в Сауле мы видим знамение того, что царство будет отнято у сынов Израиля; в нем мы видим также полную противоположность послушанию Сына Божия. «Жертвы и приношения Ты не восхотел; но тело уготовал Мне» (Евр. 10, 5). «Вот иду исполнить волю Твою, Боже!» (Евр. 10, 7) «Закон Твой в сердце моем» (Пс. 39, 9). И сказал Самуил Саулу: «Худо поступил ты, что не исполнил повеление Господа Бога твоего... теперь не устоять царствованию твоему; Господь найдет Себе мужа по сердцу Своему» (1 Цар. 13, 13-14). Таковы были и слова Давида: «Твердо уповал я на Господа» (Пс. 39). – «Только в Боге успокаивайся, душа моя!» (Пс. 61) Горе вам, потерявшим терпение. Терпеливое ожидание, соблюдение души своей в терпении, терпеливое упование на Господа – вот что составляет главную черту веры в последние дни, когда те, которые отпали от Господа, скажут в сердце своем, как Саул сказал о Самуиле, пророке Божием: «Господь задерживает его приход». Саул был взвешен на весах и оказался слишком легким. Подобно Озии, другому царю, посягнувшему на права священника: «...проказа явилась на челе его... и был царь Озия прокаженным до дня смерти своей» (2 Пар. 26, 19). Тайная проказа греха выступила на челе Саула и острая зараза гордости наполнила его всего и не отставала от него до конца дней его. Затем следует второе испытание его, когда Самуил, напоминая ему о помазании его, посылает его истребить Амалика. Но Саул являет себя более милосердным, чем Всемилостивейший Бог, более набожным, чем святой Самуил. Он милует Агага и сохраняет все лучшее из добычи для принесения жертвы Богу. Так он прикрывает свое непослушание показным милосердием и набожностью. И сказал Самуил: «Неужели всесожжения и жертвы столько же приятны Господу, как послушание гласу Господа? Послушание лучше жертвы...» (1 Цар. 15, 22). Послушание есть принесение души, т.е. воли нашей, в жертву Богу, что лучше принесения тука овнова в жертву. Здесь мы видим, как это было с Ахавом и Бенадавом, как велик гнев Божий на того, кто щадит там, где Он не желает щадить, и как заслуживают Его одобрения те, кто исполняет Его приговор, такие, как Финеес, Иисус Навин... Это должно служить для нас 54 предостережением и напоминать нам о том, что мы не должны забывать Его суда и милосердия. Состояние души Саула выступает еще ярче в минуты покаяния, чем во время совершения греха. Он сознается: «согрешил я», но в признании он не смиряется пред Богом и, следовательно, не хочет быть униженным перед людьми. Напротив, он ищет не Божией, а своей славы, несмотря на слова раскаяния на устах своих: «Согрешил я... но я боялся народа моего, и послушал голоса их. Теперь же сними с меня грех мой, и воротись со мною, чтобы я поклонился Господу Богу твоему» (1 Цар. 15, 24). Здесь в нем проявляется настоящий дух фарисеев, любящих хвалу человеческую больше Божеской, или же дух отверженных сынов Израиля, во время проповеди Евангелия. Даже в поклонении Богу Саул ищет себе почести, тогда как Давид говорит во время служения Богу: «И я еще больше уничижусь и сделаюсь еще ничтожнее в глазах моих» (2 Цар. 6, 22). Давид говорит: «Согрешил я пред Господом». «И сказал Нафан Давиду: и Господь снял с тебя грех твой» (2 Цар. 12, 13). Саул также сказал: «Согрешил я» (1 Цар. 15, 24); но «более не видался Самуил с Саулом до дня смерти своей», и «Господь раскаялся, что воцарил Саула над Израилем» (1 Цар. 15, 35). Здесь начинается повествование о постепенном падении Саула, сердце которого удалилось от Бога. «Вот человек, который не искал силы своей в Боге; хотя временно я видел его в большой славе, цветущим как зеленый лавр». Но вот ужасные слова Св. Писания: «А от Саула отступил Дух Господень, и возмущал его злой дух от Господа» (1 Цар. 16, 14). И лишь гусли Давида давали отраду душе несчастного царя. Какой необыкновенный и торжественный рассказ; как божественно хороши эти гусли; медленно лились эти трогательные, нежные звуки и достигали слуха царя, пробуждая в нем на время всю мудрость прежних дней и все надежды его юности! Словно падший Дух, внимавший небесным ангельским звукам, прежде чем врата рая на веки закроются перед ним. «И отраднее и лучше становилось Саулу и злой дух отступал от него» (1 Цар. 16, 23). И даже больше: «Давид... очень понравился ему» (1 Цар. 16, 21). Здесь видна природная доброта Саула, что делает его падение еще ужаснее и поразительней; какие бы он явил высокие добродетели, если бы он был верен Богу! Он поступил великодушно с врагами, которые отказались присягнуть ему. Он явил себя героем, когда не задумался предать смерти сына своего Ионафана. Трогательное сокрушение Давида при его кончине доказывает, что Саул был недюжинной личностью, если сумел возбудить к себе такую любовь и удержать ее за собой до конца дней своих. Самуил так любил и чтил Саула, что один Господь мог отвлечь его от сердечного сокрушения о нем; поцелуй, данный им при помазании Саула, оставался до конца его дней залогом любви к нему Самуила. И теперь злой дух от Господа тревожит Саула, и хотя он на время был изгнан, снова нашел доступ к сердцу его и принес с собою злобу и горе. Саул оказал непослушание Богу, послушав народ; он внял голосу народа, а не голосу Господа своего, поэтому, когда Давид приобрел любовь народа, злой дух наполнил душу его завистью. И восклицали игравшие женщины: «Саул победил тысячи, а Давид десятки тысяч» (1 Цар. 21, 11). И Саул сильно огорчился, и неприятно было ему это слово. И с того дня и потом подозрительно смотрел Саул на Давида. Давид был помощником Саула в нужде: он победил за него Филистимлян, укрепил его против злого духа. Но любовь Саула обратилась в ненависть, огонь ада загорался в душе его и показал, насколько мрачно было то сердце, в котором некогда отражался светлый лик Господа. Он стал, как Каин по отношению к Авелю, за то, что дела его были злы, а брата его праведны. Саул становился прообразом человека, рожденного от плоти и угнетающего того, кто рожден по Духу. Саул покушается умертвить Давида, то своей рукой, то через своих приближенных, то через Филистимлян. Но все напрасно, потому что он борется с Господом. И отныне все 55 окружающее его, все то, что в другое время доставило бы ему радость и славу, обращалось в желчь, полынь и отраву души его. Все окружавшие его друзья стали ему ненавистны, потому что они полюбили того, кого Бог возлюбил. «Вы все сговорились против меня... никто из вас не пожалел о мне» (1 Цар. 22, 8). Несомненно, все жалели его, но никто не мог излечить болезни души его. Кто может дать мир тому, кто сам не в мире с Богом? Вся любовь, которою он окружен, увеличивает только его зависть и горе и то, что прежде милосердие обратило в источник радости и наслаждения, то отныне сделалось пищей для никогда не умирающего червя, таившегося в груди Саула. Господь Сам утвердил любовь Свою на Давиде, муже по сердцу Своему. Израиль и Иуда полюбили его; собственная дочь Саула полюбила его, а более всех его родной сын. Священники Господа благоволят к нему. Благодаря чувству зависти Саул, окруженный всеми благами мира, несчастнее Иова, среди всех его горестей. Он владеет всем и в тоже время лишен всего; тогда как Давид, в своей простосердечной вере, не имея ничего, обладает всем. «Но праведник будет крепко держаться пути своего, и чистый руками будет больше и больше утверждаться» (Иов. 17, 9). Удивительно, что Давид отвечает любовью на враждебность и ненависть Саула к нему, и Саул, побежденный тем, что Давид два раза щадит его жизнь, когда она находилась в его руках, смягчается на время, но только на время, потому что злой дух слишком завладел им и, раз вселившись в него, не желает его оставить. «Когда кончил Давид говорить слова сии к Саулу; Саул сказал: твой ли это голос, сын мой, Давид? И возвысил Саул голос свой, и плакал. И сказал Давиду: ты правее меня, ибо ты воздал мне добром, а я воздавал тебе злом» (1 Цар. 24, 17-18). Он даже молился за него: «Господь воздаст тебе добром за то, что сделал ты мне сегодня»(1 Цар. 24, 20). Кто бы мог предположить, что Саул после таких слов будет опять преследовать Давида; что Давид еще раз пощадит его жизнь, и Саул снова раскается в своей неразумной ненависти и в своем грехе и что, не взирая на это, жизни Давида будет снова грозить опасность. «Безумно поступал я, – говорит Саул, – и очень много погрешал». – «Благословен ты сын мой Давид: и дело сделаешь, и превозмочь превозможешь» (1 Цар. 26, 21. 25). О, ужасное состояние, быть преследуемым и посещаемым злым духом! В свои лучшие минуты Саул оплакивает свой грех; в нем замечается какая-то двойственность; его лучшее я и зло, находящееся внутри его, спорят и борются между собой, пока не сольются между собой в одно целое. И наконец, когда Саул отдает себя во власть злого духа, он отстраняется от милосердия и человеколюбия Божия и отворачивает лицо свое от лица Божия. Тогда подходит время настоящего горя и беспокойства, и он чувствует приближение грозного царя. «И увидел Саул стан Филистимский и испугался, и крепко дрогнуло сердце его. И вопросил Саул Господа, но Господь не отвечал ему, ни во сне, ни чрез урим, ни чрез пророков» (1 Цар. 28, 5). О, страшная и печальная перемена! Помазанник Божий, надежда Израиля, лежит распростертый на земле, в пещере волшебницы. Увы, в самом деле, словно злой дух выглядывает из-за тюремной решетки и высмеивает его, с его лживыми притязаниями на доброту, подобием его прежних грехов и безрассудств. «Выводишь новых свидетелей Твоих против меня» (Иов. 10, 17). Тот, кто щадил жестокого Агага, не хочет пощадить милосердого Давида. Тот, кто так заботился о жертвоприношениях, умерщвляет в своем гневе на Давида восемьдесят жен священников Господних; тот, кто сберег лучшую часть добычи Аммаликитян для приношения ее в жертву Господу – позднее нападает на священников. «И Номву, город священников, поразил мечом; и мужчин и женщин, и юношей и младенцев, и волов и ослов и овец поразил мечом» (1 Цар. 22, 19). «По ревности своей о потомках Израиля и Иуды» (2 Цар. 21, 2), Саул нарушил клятву, данную Израильтянами, 56 и умертвил Гаваонитян, которых пощадил Иисус Навин, и кровь их возопила к Господу. Тот, кто желал оставить царство дому своему, покушается на жизнь своего собственного сына, от которого зависит продолжение его рода, за то, что он любит Давида, наследника царства, которого Бог избрал. Тот, кому так дорог был голос народа, тому теперь ненавистен звук этого голоса, потому что он за Давида. Того, кто из усердия к Богу удалил всех волшебниц из пределов Израиля, подымает из праха и утешает Аэндорская чародейка. Несвоевременно и противно велениям Божиим он пощадил Амаликитянина! Для нас этот урок знаменателен. Св. Писание примерами из истории и жизни подкрепляет свои поучения и наставления; Господь наш говорит: «Держи крепко, дабы кто не восхитил венца твоего» (Откр. 3, 11). А здесь перед нашими глазами мы видим, как избрание и венец переходят от одного к другому, и нам понятна причина этого. Что бы ни говорило повествование о Сауле царям и народам, оно полно назидания для сердца каждого из нас. Ибо каждый из нас может иметь в тайнике своего сердца злого духа, хотя и не в одинаковой степени, и даже те из нас, кто об этом не думает, этого не предполагает. Заботы, причина большинства наших страданий, исходят из этого источника. Что такое зависть, алчность, нетерпение, в которых человек погрешил, быть может, много лет тому назад, но не раскаялся, а допустил вселиться в себя злому духу, который его беспокоит и отдаляет от Бога. Хотя это, может быть, и так, но порой такой человек находит большую отраду в религии, так же, как Саул находил успокоение в игре Давида; церковное пение, прочувствованное слово проповедника или изучение слова Божия могут таким же образом утешить его и вознести к небу, под их влиянием злой дух может оставить человека и он, обновившись, найдет успокоение во Христе. Подобно Саулу, пораженному добротой Давида, охваченный нежным, страстным порывом, он может смягчиться, и иногда злой дух оставит его, как оставил Саула при небесных звуках игры Давида. Но этого мало, он должен совершенствоваться и не давать места такому жильцу в своем сердце. Св. Писание открывает нам, что в подобных случаях нашим умом овладевает духовное создание, живое существо. Обратим свое внимание к словам: «Злой дух от Господа». Хотя это страшное и возбуждающее в душе нашей тревогу выражение, но оно полно назидания и утешения, как все то, что напоминает нам, что мы в руках Божиих, как мы это прежде видели в истории Фараона. Когда мы замечаем среди наших беспокойств и печалей указание на присутствие злого духа, смущающего нас, то мы знаем, где искать исцеление. То, что «злой дух от Господа», еще не служит доказательством того, что Господь нас оставил. Ибо даже тогда, когда Давид сделал счисление Израильтян, он находился во власти злого духа, которому Господь дозволил ввести его в искушение, после чего его постигли разные бедствия. Злой дух не может тревожить никого без соизволения Божия, и это разрешение дается по разным причинам. Ему было дозволено искушать Иова ради его усовершенствования; чрез лживых пророков он обманул Ахава, дабы навлечь на него суд Божий; дух уныния и гордости смутил Саула, когда он отступил от Бога; он искушал Иуду и понуждал Давида ко греху, от которого тот скоро опомнился и раскаялся. Таким образом, Господь дозволяет злому духу искушать нас; и так же как в случаях с Саулом и Давидом, если мы, поддавшись искушению, допускаем безверие и гордость вселиться в наше сердце, это служит для нас приговором. Но это выражение Св. Писания научает нас обращаться за помощью к нашему Господу. Для чего в Евангелии так живо описаны деяния нашего Спасителя, как не для того, чтобы научить нас истине; апостол пишет: «...и Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых диаволом» (Деян. 10, 38). То же самое, может быть сказано и ныне, так как верующие видят Его в Его Церкви. Когда вы замечаете в себе недоброжелательство, 57 зависть уныние или разочарование в ваших земных надеждах, обратитесь к Нему с усердной молитвой, прося Его избавить вас от власти греха, дозволившего злому духу обеспокоить вас. Когда вы сделаете все, что в вашей власти, тогда урок Саула и Давида послужит вам предостережением, и научит вас не обходиться без помощи Божией, выказывая этим недостаток веры и нетерпение, но ждать Его терпеливо. Он желает, чтобы исцеление и избавление были всецело делом рук Его. Он требует от нас только больше веры и упования на Него. Он говорит: «Остановитесь и познайте, что Я – Бог» (Пс 45, 11). Давид (1 Цар. 16-31; 2 Цар.; 3 Цар. 1-2; Пс.) Говоря о святых Божиих Ветхого Завета, что скажем мы о Давиде? Несмотря на то, что он жил около трех тысяч лет тому назад, его мысли и слова – наши ближайшие собеседники днем и ночью. Мы едва знаем, как о нем говорить, – это все равно, как если бы нам пришлось говорить о дорогом друге, родственнике, о святом отце или попечителе. Он так глубоко вселился в нас, что составляет как бы часть нашей души, так что мы не можем отделить его от себя и судить о нем, как о другом. Таков для нас кроткий псалмопевец. Но Давид не только вдохновенный Учитель: нам известна также его история. Как будто для того, чтобы научить нас, что кроме добрых чувств и слов нужно еще нечто большее, Господь пожелал дать нам одновременно с псалмами рассказ о жизни их автора, который был не только певцом, усердным почитателем Бога, но и воином, пастухом и царем, чтобы служить нам примером во всяком звании и положении. Ничья внутренняя и внешняя жизнь нам так хорошо не известна, как его; а была она, главным образом, жизнью веры. Сверх того, история его жизни привлекает внимание не только тем, что подробно рассказана, но и тем, что в различных случаях нашей жизни нам являются те же мысли, порождающие псалмы, и «внутренняя сердца нашего» точно так же стремиться к Богу. Он не только говорит о том, что он делал или думал, как человек, описывающий свою жизнь, но деяния и мысли его все открыты перед Богом правды. Например, мы читаем о том, что он был призван в свои юные годы петь перед Саулом: «И когда дух от Бога бывал на Сауле, то Давид, взяв гусли, играл, и отраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него» (1 Цар. 16, 23). Какими были те дивные песни, имевшие силу отгонять злого духа от несчастного царя, после которых тот находил отраду в Господе. Хотя нам неизвестны ни слова, ни напевы, которые Давид играл на своих гуслях и пел, мы находим их в псалмах. Может быть, это была песнь пастуха: «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях... Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла» (Пс. 22, 1-2. 4). Все обстоятельства его состязания с великаном Филистимлянином, когда он был еще почти ребенком, возбуждают в нас большой интерес благодаря тем сердечным словам псалма, описывающим состояние его духа, под влиянием которого он совершил это дело: «И не меч мой спасет меня» (Пс. 43, 7); «Бог препоясывает меня силою»; «ибо Ты препоясал меня» (Пс. 17,); «делает ноги мои как оленьи... научает руки мои брани» (Пс. 17, 33-35. 40); «иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся» (Пс. 19, 8). Затем следует главнейшее событие в жизни Давида – его борьба с Саулом, который наносит ему оскорбление за оскорблением, злобствует на него и полон ненависти к нему. Давид же отвечает на все прощением, любовыо и добрыми делами. Мы читаем о его 58 бегстве из пещеры в пещеру, исполненном самых чудесных событий в истории человечества; и как все это описывается в псалмах! Его борьба, его враги, его вера в Бога! «На Господа уповаю; как же вы говорите душе моей: «улетай на гору вашу, как птица» (Пс. 10, 1). «Возлюблю Тебя, Господи, крепость моя. Господь твердыня моя и прибежище мое, Избавитель мой, Бог мой, скала моя» (Пс. 17, 2-3). Затем следуют величественные и великолепные славословия Господа. История дает нам их описание; но в псалмах это описание живее; оно полно выразительности! Жизнь Давида до этой минуты еще счастлива, и положение его высокое; он ходит перед Богом с чистыми руками, веря и радуясь; и если бы все так продолжалось, псалмы не были бы тем, чем они стали для христиан, ибо кто из нас без греха? Но ужасное веяние греха еще пронесется над ним, и в горечи греха он познает глубину человеческой злобы: лист, так много обещавший, завянет, охваченный холодом, и с этой минуты замечается в псалмах более серьезный и грустный настрой. Мы читаем в Св. Писании повествование о том, что Господь не отверг его раскаяния, после совершенного им великого греха; но мы узнаем только из псалмов, насколько глубоко и велико это раскаяние. Темное и тяжелое облако прошло между ним и его Господом; и хотя сквозь это облако пробился свет, Давид остался с разбитым сердцем до конца дней своих; он склонялся долу печальный, хотя Господь и утешал его. О, как он искренно томится, тоскует и жаждет, чтобы свет лика Божия озарил его печальную, кающуюся душу! Он забывает все горести свои, кроме одного великого горя, что он оскорбил Господа своего! Не знает никакого страха, кроме страха, чтобы Господь не отнял от него «Духа Своего Святого». «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня. Не отвергни меня от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отними от меня» (Пс. 50, 12-13). Сокрушаясь о своем великом горе, он находит скрытый источник утешения и, как предводитель печального шествия кающихся, ведет других к этому источнику. Отныне мы знаем его не как грешника, не как кающегося, но как прощенного грешника. Это-то и делает его образцом для христиан и певцом псалмов, в которых он выражает эту надежду. Мы видим у него красоту изречения Иова, который приписывает ее Господу: «Где Бог Творец мой, Который дает песни в ночи...» (Иов. 35, 10). И здесь мы замечаем эту веру в Бога, которая была главной отличительной чертой характера Давида, проявлявшейся в начале его жизни в том, что он побеждал врагов, а впоследствии – в его раскаянии, которое было так поразительно, так полно и так глубоко, что оно служило доказательством более сильной веры, чем благочестие его юных лет. Чтобы возвыситься до Бога и соединиться с Ним, не лишиться Его любви, победить себя, нужна была еще большая вера, чем для того, чтобы побеждать других. Такое раскаяние – более трудное и редкое явление, оно служит более ярким доказательством веры и любви, чем сама невинность. Из нескольких сотен и десятков тысяч падших лишь один поднимется после своего падения. Пасть и снова встать – означает присутствие божественной искры в падшем ярче, чем в том, кто никогда не падал; умереть и восстать из мертвых – более чем жить, не сознавая греха. Нельзя сказать, чтобы раскаяние равнялось невинности, но находиться в числе мертвых, в сетях сатаны и вырваться из них, – это величайшее из чудес. Страдать болезнью, от которой большая часть умирает, и выздороветь – не такое счастье, как вовсе не хворать, но это лучшее доказательство сильной натуры. Грех, которым Давид пал, был, по словам бл. Августина, скоропреходящей страстью, не постоянным обитателем его души, но лишь пришельцем; не так, как у Соломона, у которого душа была порочна. Раскаяние Давида было так же велико и многозначительно, как его грех; оно охватило всю его жизнь и душу. Тогда он познал всю глубину своей природной греховности; он стал заглядывать во все темные уголки своего сердца, где приютился змей, 59 скрывавшийся от Бога и от света до его падения. «Вот, я в беззаконии зачат, – восклицает он, – и во грехе родила меня мать моя. Вот, Ты возлюбил истину в сердце и внутрь меня явил мудрость (Твою)» (Пс. 50, 7-8). Его надежда на Бога равнялась его скорби, потому что он прибавляет: «Омой меня, и я буду белее снега» (Пс. 50, 9). Затем следует повествование обо всех его семейных огорчениях; его скорбь о ребенке может служить образцом для всех печалующихся; он постился и молился пока мог надеяться, но когда последняя надежда исчезла, он покоряется воле Божией. Затем у него является гораздо более тяжкая причина скорби. Когда он потерял невинного ребенка, он утешился; но когда умер Авессалом, он нашел утешение только в любви к Богу. Согласно блаженному Августину, «не в печальном унынии, но в набожном смирении принял он наказание от Господа, считая его врачеванием для своей души, и не воздавая злом за зло, но с сердцем готовым следовать велениям Божиим». Описание его горя об Авессаломе очень трогательно, но выраженное его собственными словами в псалме оно имеет священный смысл: «Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога, ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего и Бога моего» (Пс. 41, 6). Но почему в Св. Писании слышится этот навсегда высеченный на камне вдохновенным пером плачевный возглас: «Сын мой, сын мой, Авессалом!» (2 Цар. 18, 33). Не потому ли, что в этом возгласе слышен голос Самого Спасителя, испившего горькую чашу за Свой собственный Израиль, восставший против Него и посягнувший на Его жизнь. Таким образом, раскаяние Давида приняло более глубокий, широкий и совершенный смысл. Господь предвидел искренность его раскаяния, когда сказал о нем, как мы читаем в Св. Писании: «Найду Себе мужа по сердцу Своему» (1 Цар. 13, 14). Поэтому Давид и находится в числе тех, о которых он сам говорит: «Блажен, кому отпущены беззакония, и чьи грехи покрыты» (Пс. 31, 1), потому что это была воля Божия избрать во Христе тех, кто искренно раскаивается, праведных же нет пред Господом. Давид, муж по сердцу Господа, был образцом евангельского раскаяния, и смирения тех, кого приял Возлюбленный Сын Божий. Другие предполагали, что Давид был муж по сердцу Господа благодаря его любви ко врагам и готовности прощать обиды. И в Самом деле, сам Иисус Христос сказал нам, что подобная любовь придает нам наибольшее сходство с нашим Отцом Небесным. Но, быть может, мы были бы не правы, ограничивая сказанное нам Богом о Давиде. Он был назван мужем по сердцу Господа не за одно его раскаяние и всепрощение, составлявшие только часть его добродетелей, но за нечто большее. Любя своих врагов, он исполнял завет Христа, прежде чем он был дан Им, ибо это была «заповедь новая», внесенная Христом в Евангелие. Любовь к Богу, переполняя его сердце, тайно изливалась на ближних его. Любя Бога и чувствуя потребность в Его милосердии, как это выражено в псалмах, он был расположен любить и прощать. Он много возлюбил, потому что много надеялся на милосердие; и, любя много, он чувствовал, что нуждается в прощении. В случаях с Саулом и Семеем его прощение связано с любовью к Богу и с его собственным упованием на доброту Господа к нему. Через все это он и был мужем по сердцу Господа. Началом и венцом всего была у Давида его вера в Бога. Все сводится к этому; отсюда все плоды его веры или, скорее, вера его была плодом всего; чем более он познавал милосердие Божие во Христе, тем глубже и глубже становилось его смирение. Эта вера была отличительной чертой его характера еще тогда, когда мы видим его стоящим перед войском Израиля безоружным отроком, воином Господним, ибо он уже доказал, что единственным оружием его была вера в Бога. «И льва и медведя убивал раб Твой» (1 Цар. 17, 36), – сказал Давид. «И Саул, – говорит блаженный Августин, – увидал, что это от Бога». 60 Замечательно, как во всех случаях его жизни эта его великая вера соответствовала его смирению, как он старался сохранить ее таковой. Нет описания его духовного настроения прекраснее, чем в 130 псалме: «Господи, не надмевалось сердце мое и не возносились очи мои... Не смирился ли я и не успокоивал ли души моей, как дитяти, отнятого от груди матери?» (Пс. 130). Когда Самуил явился в первый раз в дом Иессея, отца Давида, его собственная семья забыла и отстранила его, как не имеющего значения. А после, когда он был послан к братьям в стан, как ни был он велик в глазах Бога, он был мал среди людей; с каким пренебрежением говорит о нем его старший брат Елиав! Затем, когда впоследствии хвала его была на устах у всех, – у воина, победителя и у осужденного царя,– он побеждает Саула настолько же своим смирением, насколько своей всепрощающей любовью. «За кем ты гоняешься? – спрашивает он. – За мертвым псом, за одною блохою?» (1 Цар. 24, 15). И служа Господу, он говорит Мелхоле: «И сделаюсь еще ничтожнее в глазах моих» (2 Цар. 6, 22). Таким образом, он остается смиренным, приписывая все одному Господу. Дурное веяние гордости не коснулось его духа, потому что он был силен в Боге; так победу надо львом, медведем и Филистимлянином он приписывает одному Богу. «Ты идешь против меня с мечами и кольями и щитами, – говорит он, – а я иду против тебя во имя Господа Саваофа, Бога воинств Израильских» (1 Цар. 17, 45). «Он вложил его жизнь в руку его», – сказал Ионафан про Давида отцу своему Саулу. Это не было высокомерием, но решимостью на все, как последствие его святого упования на Бога. Таков смысл выражения: «муж по сердцу Господа», – это есть свидетельство Самого Господа о Давиде. У него не было ни других мыслей, ни другой воли, кроме мыслей и воли Божией; в нем, следовательно, было особое благоволение Божие, и сотворил ему Господь хвалу во все роды. Высшей добродетелью, лучших из последующих за ним царей считалось их сходство с отцом их Давидом. Мы видим его впервые отроком, пастухом среди его стада в Вифлееме и, вероятно, на том же месте, где впоследствии пастухи слышали пение ангелов. Днем и ночью воспевал он Господа в псалмах и славословиях и укреплялся в законе Его, как дерево при потоках вод, которое приносит плод свой во время свое. «От всего сердца он воспевал и любил Создателя своего» (Сир. 47, 10). Не без труда и борьбы подвизался он в вере, воспитываясь в божественной премудрости вдалеке от Мира. Господь следил за движением его сердца: «Я обрел Давида, раба Моего» (Пс. 88, 21). Всевидящее око Господа, перед которым открыты все злые и добрые помыслы, остановилось на нем. Господь обрел его так же, как бы мы обрели какое-либо великое сокровище. И когда пришел Самуил к жертвеннику, он был уже избран Богом; хотя его близкие смотрели на него с пренебрежением, подобно Тому, о Ком сказано: «Ибо и братия его не веровала в Него». Затем он служит образцом для христиан всех времен, ибо его совершенная любовь исключает страх. Он снял с себя доспехи Саула, изображающее собой как бы старый закон и облекся в нового человека, т.е. в веру во Христа. Он вышел «безоружный в глазах человеческих, но вооруженный божественным естеством» (св. Амвросий). Помазание Самуила служило предвестником его царского могущества. Он выступает перед врагом с пращею и камнем, подобно Тому, Кто словом Божиим побеждает сильного врага, подобно Тому, Кто сказал: «Я смотрел, и не было помощника, дивился, что не было поддерживающего; но Моя мышца помогла Мне» (Ис. 63, 5). Никто не может истолковать псалмы, кроме Того, Кто имеет «Ключ Давида»; только те, кто в Нем, могут понять «Песнь Моисея и песнь Агнца». Ни один человек не достоин открыть Книгу и снять печать, кроме «Льва Иудина, Корня Давидова». Помазание царя перешло на певца и воина; все это обретается во Христе и те, кто в Нем, участвуют в Его помазании. 61 Давид представляет собой воина и в то же время пророка и священника; все борьба, внутри же мелодия Духа, выражающаяся в псалмах и духовных песнях; извне печаль, забота, опасность, лев и медведь, великан Филистимлянин, Саул, Доик, Ахитофель и Авессалом; а внутри мир и веселие о Господе, елей радости, свет присутствия Божия, чувство близости Его, щит веры, меч духовный, добрый пастырь, ведущий к источнику утешения. Таков для нас кроткий псалмопевец Израиля. И кого мог Господь избрать, как не мужа по сердцу Своему, Славословия и молитвы которого могли вполне передавать излияния христианской души Господу? Псалмы – это, если можно так выразиться, как бы молитвенник Самого Нашего возлюбленного Спасителя. Пред нами в псалмах – вся борьба действительной жизни Давида, как певца, воина, кающегося грешника, как сокрушающегося отца. Все его сердце в псалмах, и во всем он помазанник Божий. Замечательно, что, когда помазание Давида пророком Самуилом впервые описывается в Св. Писании, тотчас после этого говорится о его пении. Сказано после помазания: «и почивал Дух Господень на Давиде, с того дня и после». И затем тотчас же упоминается, по-видимому, без соблюдения порядка во времени, о его игре на гуслях пред Саулом и о том, что злой дух отступил от несчастного царя. Упоминание об игре одновременно с упоминанием о Духе Господнем, почившем на нем, как бы указывает на то, что игра его была божественного свойства; она соучаствует во внутреннем помазании его и служит выражением и запечатлением Духа Божия, наполнявшего его сердце, как это было с пророком Елисеем: когда музыкант играл на гуслях, тогда рука Господня коснулась Елисея! Таким образом, первое упоминание о Давиде является знамением и залогом того, чем он должен был сделаться в будущем до конца Мира. Во всех бедствиях, которые злой дух навлекает на нас или вносит в нашу душу, псалмы должны действовать на нас, как свежий, влажный ветерок в пустыне. Петь псалмы Давида должно быть наслаждением детства, защитой юности, силой зрелого возраста и отрадой старости. Счастлив тот, кто хорошо их знает, повторяет их и делает проводником своих мыслей к небу, так что повеления Божии обращаются в песни во время его земных странствий. У одра болезни, при приготовлении к смерти нет равных псалмам Давида. Во многих жизненных горестях мы находим в них сладостный голос Великого Утешителя. Когда вокруг нас войны и распри, псалмы приводят сердце наше к истинному миру, все наши искушения приведены в них, чтобы указать нам путь спасения, они напоминают нам, что у Бога сочтены все наши сердечные печали и Его утешения освежают нашу душу. Нет ни времени, ни случая, ни возраста, ни положения, в которых не нашли бы мы в них сочувствующего друга, подобного Ангелу Хранителю или посланнику Божию. Соломон (2 Цар. 5, 12; 3 Цар. 1-11; Притч.; Екк.; Песн.; Прем.) Не из-за них ли грешил Соломон, царь Израилев? У многих народов не было такого царя, как он. Он был любим Богом своим. Неем. 13, 26. В Св. Писании есть четыре книги, написанные Соломоном: Книга Притчей, Екклезиаст, Песнь Песней, Книга Премудростей Соломона. Может показаться странным, что человек, так страшно упавший, вообще мог бы участвовать в составлении книги Божией, и нет второго случая, подобного этому. Но его печальная история придает особенный вес и предостережение его словам; к тому же мало книг, так ярко отмеченных 62 перстом Божиим. Даже сам порядок, в котором они следуют одна за другой, весьма поучителен. В книге Притчей мы имеем всю житейскую мудрость, преподанную нам человеком, одаренным больше всякого другого разумением не только видимого мира, но преимущественно пониманием и жизни, и нравственности, умением «различать, что добро, и что зло» (3 Цар. 3, 9). К этой книге присоединена книга Екклезиаста о суете всего того, что приурочено исключительно к земной жизни. А за этими двумя в поучительной последовательности идет третья – духовная и божественная. Эта последовательность нас поучает тому, что человеку следует упражняться прежде всего в нравственности и осторожности, потом в умерщвлении духа, в знании, что счастье нельзя найти в этой жизни, и тогда уже следует обращаться к Песне Песней Соломона. «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему: он пасет между лилиями», т.е. между чистыми сердцем на земле. «Доколе день дышит прохладою и убегают тени» (Песн. 2, 16-17). Таков путь христианина к совершенствованию: «Он поставил на камне ноги мои, и утвердил стопы мои»; а потом «Он вложил песнь новую в уста мои»(Пс. 39, 3-4), Песнь Песней, которая «запертый сад» и «запечатанный источник» для всех, кроме чистых сердцем. И кто мог бы быть более красноречивым свидетелем тщеты жизни, чем этот мудрый, богатый и великий царь? Ему дано было все то, чего душа может пожелать из земных благ, и с высоты своего необычайного знания он мог оглянуться вокруг себя на все доступное человеку, и все же чувствовал в себе эту ноющую пустоту, которой ничто не наполнит, кроме Бога. И затем, если учесть свойство искушения, под влиянием которого пал Соломон, как внушительна становится Песнь Песней! Он был уловлен любовью к чужим женщинам и тогда – о, чудная любовь и чудные судьбы Бога! – в безысходной, мрачной пустоте сердца, в бедствии души своей он говорит, по выражению Иова, «о делах чудных, которых не знал» (Иов. 42, 3). Дух Божий внушал его пониманию сознание, что человеческая любовь даже в своих чистейших и лучших проявлениях есть только образ соединения души с Богом и радостей, на веки обретаемых одесную Его. Ему дано было видеть «смутно в зеркале» то, что могут знать только чистые сердцем. Потому что в этой Песне Небесный Жених скрывает Свое Лице земными подобиями, так что только достойные могут созерцать. И действительно, в книгах Соломоновых Дух Божий говорит нам, христианам, и потому со значением и смыслом, далеко превосходящим знание писавшего их. Блаженный Августин замечает, что в самом начале Притчей говорится об Иисусе Христе: «Сын мой! если будут склонять тебя грешники, не соглашайся. Если будут говорить: иди с нами, сделаем засаду для убийства» (Притч. 1, 10-11). И когда изречения из Притчей приводятся в Новом Завете, то часто им сообщается новый свет и новое значение. Есть и еще другое, великое значение, присваиваемое Соломону Церковью Божьею, это то, что он есть особенный прообраз Иисуса Христа: как обещанный Сын Давидов, как Царь Иудейский, сидящий на престоле отца своего; Создатель (Строитель) Храма, Царь Мира; потому что имя Соломон означает «Мирный». Господь сказал Давиду: «Я дам ему покой от всех врагов его кругом: посему имя его будет Соломон. И мир и покой дам Израилю во дни его» (1 Пар. 22, 9). Все обещанное Соломону, как это выражено во всем 71-ом псалме, имеет свое совершенное исполнение в Большем, чем Соломон, в одном только Иисусе Христе. Сам Господь наш указывал Иудеям на то, что Он Сын Давидов и Сын Божий. Он «Мирный», потому что нет мира вне Его, Он мир наш; это Он дает мир, мир здесь в ожидании того совершенного мира, который настанет, когда будет побежден последний враг и ничто уже не нарушит того мира. 63 Он есть истинный Соломон, Которому дан суд, и Который испытует сердца, чтобы узнать истинную любовь. Он есть Творец того истинного Храма, Строитель и Делатель которого есть Бог. Без шума созидает Он храм духовный из живых камней, из которых каждый признан и заготовлен для определенного ему места, чтобы создать дом, в котором мог бы обитать Господь. Потому что все это исполнилось в Его видимой Церкви с того времени, когда после Своего Воскресения Он воссел одесную Бога согласно обетованию, данному Давиду в 109-м псалме: «Сиди одесную Меня, доколи положу врагов Твоих в подножие ног Твоих». С тех пор Он Мир наш среди войн и тревог этой жизни, Он Сам покой наш, простирающий Царство Свое «от реки до концов земли», а река эта, по объяснению бл. Августина, есть Иордан, где Он крестился. К этому следует прибавить еще одно печальное соображение: подобно тому, как Соломон есть образ видимой Церкви Божией и к ней притекают и мудрость мира, и богатство его, и почет и могущество, и Царица Юга, и Цари Аравии и Савы приносят дары, так же точно Соломон как бы прообразует и ее отпадение в эти последние времена. Достигнув величия и установившись, видимая Церковь впадает в идолопоклонство, уловленная бесчисленными хитростями и соблазнами богатства – «духами соблазна» последних дней. И таким образом по справедливому суду Божию становится разбитою и разделенною подобно тому, как распалось и царство Соломона «за то, что он уклонил сердце свое от Господа, Бога Израилева (3 Цар. 11, 9). Видя в своем Откровении это разложение Церкви св. Иоанн Богослов «удивился великим изумлением». И писатели раннего периода, видевшие в мире и преуспеянии Соломонова царства образ развития и роста Церкви, не предвидели сходства в разложении и падении: печальный опыт позднейших времен прибавил это. Через историю Соломона Израиль должен был увидеть, что венец мирских благ не есть истинный венец, как это было показано на его единственном, великом, избранном царе, наследнике земных обетовании. Бл. Августин замечает, что грех Соломона дал Израильтянам возможность понять, что он еще не есть тот истинный сын Давидов, что они должны ожидать другого Соломона, на котором бы исполнились все обещания, нечто высшее и лучшее в Наследнике царства. Так, подобно ложной матери в суде Соломона, и Израиль по плоти, побежденный собственною тяжестью, небрежно заснувши, убивает своего родного сына и предъявляет свои притязания на Сына настоящей матери, и говорит в зависти: «Рассеките его мечом: пусть не будет ни мне, ни тебе» (3 Цар. 3, 26). Но истинный Израиль, видящий Бога, как показывает это и само имя его, потеряв своего собственного Сына, снова получает Его, как живого из мертвых. Любовь есть неизменный признак настоящей матери, настоящей Церкви; ложная Церковь живет для себя, она полна зависти и ищет своего; настоящая Церковь озабочена только спасением детей Божиих, подобно Моисею и св. Павлу, готовая скорее сама погибнуть, только бы они спаслись. И, увы, как за недостатком этой истинной любви был разделен Христос в самом Соломоне! Потому что «как может согласоваться Храм Божий с идолами?» А теперь примем к сердцу печальную историю и пример Соломона. Он был избран Богом, а потом отвергнут Им подобно Саулу; он был полон мудрости и понимания и, что еще гораздо важнее полон святости и добра. Когда впервые упоминается о нем, то говорится: «И Господь возлюбил Его» (2 Цар. 12, 24), – что указывает на его раннее возрастание в милости и благоволении перед Богом. А когда он вступил на престол, то говорится: «и возлюбил Соломон Господа, ходя по уставу Давида, отца своего» (3 Цар. 3, 3), «и Господь, Бог его был с ним и вознес его высоко» (2 Пар. 1, 1). А за сим следует его молитва о ниспослании ему мудрости и это в полном смирении; потому что он приводит в свое оправдание: «Я отрок малый, не знаю моего выхода, ни входа» (3 Цар. 3, 7). И мудрость, которой он просит, не есть знание звезд и тайн 64 природы, но «сердце разумное, чтобы судить народ Твой; и различать что добро, и что зло». То же выражено им в другом месте: «Даруй мне приседящую престолу Твоему премудрость», «чтобы я знал, что благоугодно пред Тобою», «ибо она мудро будет руководить меня в делах моих»; «и дела мои будут благоприятны» (Прем. 9, 4. 10-12. 16. 18). И он просит еще Высшей мудрости: «что на небесах, кто исследовал... если бы Ты не даровал премудрости и не ниспослал свыше Св. Твоего Духа»? И так он искал лучшей мудрости, и он искал ее наилучшим путем посредством молитвы как лучшего дара от Господа. «Потому что и то уже дело разума, чтобы познать, чей это дар», – говорит он (Прем. 8, 21). Что может быть возвышеннее того описания мудрости, которое он дает нам в 3-ей главе Притчей? «Ничто из желаемого тобою не сравнится с нею. Долгоденствие в правой руке ее, а в левой у нее богатство и слава; из уст ее выходит правда; закон и милость она на языке носит; пути ее – пути приятные, и все стези ее мирные. Она древо жизни для тех, которые приобретают ее, – и блаженны, которые сохраняют ее» (Притч. 3, 15-18). Он, очевидно, говорит тут о вере. Действия и слова Соломона свидетельствуют о его святости и мудрости. Можно привести в пример его заботливость при построении Дома Божия и все распоряжения, касающиеся этой работы; и несомненную святость его молитв при освящении этого храма. И Всемогущий Господь принял и одобрил все, сделанное им. Прибавьте к этому Царицу Юга, упоминаемую Господом нашим Иисусом Христом (Лк. 11, 31; 3 Цар. 10, 1-9). Судя по Его словам, надо полагать, что желать святости и добра привело ее «от пределов земли послушать мудрости Соломоновой» (Мф. 12, 42), слух о которой достиг и до нее; и его богослужение и богослужебные обряды, введенные им для народа, поразили ее благоговейным изумлением. Действительно, ему дано было представлять собою не только полноту любви, но также и полноту знания, присущего Церкви Божией; «и приходили от всех народов послушать мудрости Соломона, от всех царей земных, которые слышали о мудрости его», потому что «дал Бог Соломону мудрость и весьма великий разум и обширный ум, как песок на берегу моря. И была мудрость Соломона выше мудрости всех сынов востока и всей мудрости Египтян» (3 Цар. 4, 29-34). И мудрецы мира называются как не могущие сравниться с ним, потому что «он был мудрее всех людей, мудрее Ефана Езрахитянина и Емана, и Халкола, и Дарды, сыновей Молоха, и имя его было в славе у всех окрестных народов» (3 Цар. 4, 31). Подобно тому, как Даниил был мудрее волхвов Вавилона, а Моисей мудрее чародеев Египта, так и Соломон превосходил детей Египта и Востока обширностью своего разумения, что указывает на «богатство мудрости и знания, сокрытые во Христе» (Кол. 2, 3). Чему же должны мы приписать огромную перемену, происшедшую в Соломоне? Бл. Августин говорит, что он более пострадал от богатства, чем выиграл от мудрости. Но следует заметить, что Св. Писание не приписывает его падения ни богатству, ни власти, ни славе. Мы также должны принять во внимание, что так как эти блага были даны ему Всемогущим Богом не потому, что Соломон искал их, а в награду за его молитву о мудрости, то Господь, предоставляющий Себе Самому власть противодействовать злу богатства, даровал ему противовес этим большим искушениям: золоту Офира, удивлению Царицы Савской и всех царей земли, покорности всего его царства. Указана одна ясная причина этой перемены: «Но полюбил царь Соломон много чужестранных женщин» (3 Цар. 11, 1). «Многих» – это противно Закону; и «чужестранных» – это тоже противозаконно; все это совратило его сердце к идолослужению. Это было подобно греху Адама, Самсона и Давида. Самая мудрость его и просвещение, полученные им от Бога, только усилили его виновность (3 Цар. 9, 9-10). «И разгневался Господь на Соломона за то, что он уклонил сердце свое от Господа, Бога 65 Израилева, Который два раза являлся ему и заповедал ему, чтобы он не следовал иным богам» (3 Цар. 11, 9-10). Соломон был необычайно одарен милостями от Господа, в первые годы он является перед нами подобно святому Божию; но на нем не было великого знамения Христа. Соломон не знал скорби. Велика святость, выраженная в его молитвах: «Небо и небо небес не вмещают Тебя, тем менее сей храм, который я построил имени Твоему» (3 Цар. 8, 27). Но тут нет смирения и исповедания грехов, как у Иова, Даниила и Давида. Есть таинственное знание, сокрытое от мудрых и разумных, но открытое младенцам Отцем их; и это есть тайна креста; она открывается только «малым» Христовым. Увы! Как это похоже на тот случай с богатым юношей Евангелия, о котором сказано, что «Господь взглянул на него», и «полюбил его» (Мк. 10, 21). Он с юности исполнял заповеди, но, обремененный богатством, не захотел взять креста; он был слишком широк для узкой двери, ведущей в жизнь вечную. И какое это предостережение для нас самих, потому что мы часто не принимаем ни многочисленных признаков любви Божией, окружающих нас, ни даже яркого света лица Его в душе нашей за указание на то, что должны стоять до конца, чтобы быть принятыми. Вся его мудрость, все его величие и слава, да, даже вся его святость и добрые дела исчезают, «как роса Ермонская» (Пс. 132, 3), как утренние лучи, освещающее холмы Сиона; все это не более чем печальная повесть, придающая особенный вес словам: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16, 26). Но достоверно мы не можем утверждать, что Соломон не покаялся под конец. Из Св. Писания нам вполне известно только о его отпадении от Бога, но там ничего не говорится о его покаянии. Самое молчание это страшно и внушительно. И что оставил он по себе в летописях? Тот, кому мудрейшие всего мира отдают пальму первенства за его мудрость; перед кем меркнут и исчезают «дети Востока» – величайшие имена древности? Он всему миру оставил сокровища божественной мудрости, а с ними и предостережение своего собственного безумия. Мудрые будут сиять, как светила на небе, но он похож на звезду, упавшую с неба, или на «блуждающую звезду», потерявшую путь свой; и стал он устрашающим знаком печали и ужаса. Как должны мы говорить о Соломоне? И мы, подобно Царице Савской, привлекаемся к нему с концов земли; наши сердца и сочувствие располагаются к тому, о ком мы так много узнаем, чьи Божественные изречения хранятся в глубине нашего сердца, чья мудрость руководит нами. Мы не можем перенести мысль о его падении. Мы взволнованы этим, как потерею друга или наставника, и расположены в молчании оставить этот вопрос с Богом, промолвив эти трогательные слова, сказанные над пророком, который передал веление Божие, а потом сам ослушался: «Увы, брат мой»! Что может быть печальнее падения такого великого, такого мудрого человека? Что можно было бы сказать ему, что было бы сильнее его собственных слов? Какое красноречие могло бы описать его падение более трогательными и прекрасными словами, чем его собственные? Что могло бы ярче описать все обаяние той святости, от которой он отпал; ту всепобеждающую сладость божественной любви, которую он отдал, чтобы питаться прахом? Кто проницательнее его самого мог бы описать искушения к тому самому греху, которым он был уловлен? Кто подобно ему может выразить тщету всего, кроме единственного необходимого, заключающегося в том, чтобы исполнять заповеди Божии. Не он ли до конца времен научает нас тому, что «пути праведного подобны свету светящемуся, который сияет все ярче и ярче в день совершенный»? Как «оставил он руководителя юности своей и забыл завет Бога своего» (Притч. 2, 17. 18)? Как «вступил он в дом», который «ведет к смерти, и стези ее к мертвецам» (Притч. 9, 18)? Как уподобился он тем, которые «не знают, что мертвецы там, и что в глубине преисподней 66 зазванные его» (Притч. 5, 22)? Как допустил он «содержать себя узами греха своего» до тех пор, пока «собственные беззакония его» увлекли его? Да, даже безумцы его собственной книги Притчей бросят ему в лице оскорбительную насмешку: «И ты сделался бессильным, как мы! и ты стал подобен нам»! (Ис. 14, 10). Как его собственные сладостные и божественные слова должны звучать для него подобно райскому пению – для потерянных душ, подобно песням неба в печальном воспоминания падших ангелов; слова его должны напоминать ему о том, что «пред очами Господа пути человека; и Он измеряет все стези его» (Притч. 5, 21), что мы всеми силами должны исполнять то дело, к которому приставлены, «потому что в могиле, куда мы пойдем, нет ни работы, ни размышления, ни знания» (Екк. 9, 10), что «всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно или худо» (Екк. 12, 14). Страшно подумать, что Бог может избирать людей как орудия добра, что Его Св. Дух может наставлять их, а чрез них поучать других и вести их к источнику жизни, а они сами под конец могут не достигнуть венца своего высокого призвания. Какое страшное предостережение! Но такое может произойти с каждым: даже апостол Павел, который был восхищен до третьего неба и слышал неизреченные глаголы, мог оставить нам сокровища божественной мудрости, а сам оказаться в числе отверженных; и так бы оно было, если бы он не держал плоти своей в подчинении. Ахав (3 Цар. 16-22) Не было еще такого, как Ахав, который предался бы тому, чтобы делать неугодное пред очами Господа, к чему подущала его жена его, Иезавель. 3 Цар. 21, 25. Св. Писание безусловно имеет мудрое намерение, останавливая наше внимание на нечестивом Ахаве: этим повествованием оно стремится научить нас познавать себя самих и человеческое сердце. Милости Божии, явленные Ахаву, знаменательные предостережения, кары, предназначавшиеся для его исправления, успехи для возбуждения его благодарности, его познание истинного Бога, его понимание и чувство того, что праведно, напоминания о добре, подаваемые ему в живых примерах – все это имеет особенное значение по отношению к нам самим. Был у Ахава Илия, один из величайших пророков, живший в его время и в его стране, посланный в том числе и для его научения. В доме Ахава был, кроме того, и еще свидетель Божий – верный Овадия. Многие пророки Божии находились под покровительством этого Овадии. Прибавьте к этому, что тут же был и Иосафат, царь Иудеи, подававший Ахаву добрые советы и добрый пример. Следовательно, не было ничего упущено, чтобы спасти Ахава. Были и необычайные чудеса, совершенные преимущественно для назидания его. И, наконец, один из пророков Божиих, Михей, так часто предостерегал его, что возбудил к себе его особенную ненависть как вестник зла. Часто обличаемый Ахав все больше ожесточался, пока бедствие окончательно не обрушилось на него. Он переходил от дурного к злейшему, он чаще и чаще давал в своем сердце доступ злому духу, пока этот злой дух не взял с собою семь других духов и окончательно не водворился в Ахава. Вся сцена постепенно как бы наполняется живыми лицами, силами, действующими против его души или в пользу нее; в глубине виден и сатана, обещающий жизнь там, где Господь угрожает смертью; и Ахав как бы получает разрешение обманывать там, где 67 хочет быть обманут, на собственную погибель вдохновляя уста ложных пророков. По одну сторону мы видим Иерусалим, по другую – Тир и Сидон, а за завесой – небо и ад. Сам Ахав был одним из тех, в чьей душе постоянно происходит борьба добра и зла. Он не был подобен Иезавели, своей жене, которая ничего и знать не хотела о Боге, которая не боялась ни Бога, ни людей; но у него бывали и свои сомнения, и предчувствия опасности, и ничтожные возмущения совести. Не раз говорится о нем, что он «отправился домой встревоженный и огорченный», пока его мрачная душа, подобная пещерам, в которых он поклонялся богам чужим, не стала обиталищем злых духов. У него было желание делать зло даже и тогда, когда не было смелости его делать; его совесть была довольно чутка, чтобы мучить его за дурные поступки, но не для того, чтобы направлять его на добрые, поэтому о нем несколько раз говорится, что он «продал себя», т.е., что он отдал лучшее в себе взамен мзды неправедной. На путь погибели Ахава привело общество других людей более дурных, чем он сам; так что описание его самого заключается в словах: «которого подущала жена его Иезавель». Злое общество сроднило его со злом; «путь его оказался вымощен камнями; но на конце его пропасть ада» (Сир. 21, 10). Но попечение Божие никогда не оставляло Ахава, хотя он никогда не переставал делать это попечительство тщетным. Первое, что мы узнаем об Ахаве, следующее: «Мало было для него впадать в грехи Иеровоама, сына Наватова; он взял себе в жену Иезавель, дочь Ефваала, царя Сидонского» (3 Цар. 16, 31). С внешней стороны это был блестящий и выгодный союз: в это время Сидон был известен всему миру как один из богатейших торговых городов, и его торговцы, подобно Тирским, были князьями: им принадлежало море со всеми своими богатствами. Каковы же последствия этого союза? Ахав женился на Иезавели «и стал служить Ваалу и поклоняться ему» (3 Цар. 16, 31). Она прибыла с духом и властью ложных богов, умножила число своих священников во всей стране Израильской, сделала ее как бы языческой, и даже хуже, потому что исповедание истинного Бога сосуществовало в стране со служением диаволу. Если отбросить внешние обстоятельства, которыми облечено это испытание человеческой души, то нетрудно заметить, что случай вовсе не из редких. Часто люди, знающие Бога, соединяются с людьми мира сего во имя состояния, положения или каких-нибудь мирских выгод, отчего понижается настроение души, и падение становится легким. И хотя они делают все возможное, чтобы забыть Бога, Он не забывает их и милостью и судом дает им чувствовать Свою руку и посещает их отеческими наказаниями. Второе, что мы читаем об Ахаве, это рассказ о голоде, посланном на землю по молитве Илии за их идолопоклонство. И голод этот продолжался три с половиной года, именно столько же времени, сколько Господь наш Иисус Христос ходил по земле, поучая, призывая скорбящих, в течение трех лет ища плода на том дереве, за которое ходатайствовал, чтобы оно было пощажено, пока Он окопает его: «Я говорил тебе во дни благоденствия твоего; но ты сказал: не послушаю» (Иер. 22, 21). Но в дни напасти они одумаются: «Не дорогой ли у меня сын Ефрем? не любимое ли дитя? ибо как только заговорю об нем, всегда с любовию воспоминаю об нем» (Иер. 31, 20). За сим следует длинное повествование о том, как Илия предстал пред Ахавом, высказывая ему всю правду, вызывая служителей Ваала, как он обратился к Богу с этим торжественным призывом и низвел огонь на жертву. Ахав так бесхарактерен, что соглашается на все это; он даже как будто принимает участие во всем происходящем; можно даже подумать, будто он примирился с Илией; небо отверзлось, пророк признан; все – ликование, все – прощение и милосердие. Ахав встал, чтобы пить и есть; его колесница готова; сам Илия сопутствует ему, и он вступает в Изреель. 68 Теперь можно полагать, что есть надежда для Ахава; что уже не будет колебаний между идолопоклонством и истинной верой, между Ваалом и Единым Богом; и так могло бы быть, если бы не его дурной брак, если бы он не держал змеи в своем сердце. Повествование продолжает: «И пересказал Ахав Иезавели все, что сделал Илия, и то, что он убил всех пророков мечом» (3 Цар. 19, 1). Так снова возвращается его сердце к ней и к ее богам; он не защищает от ее злобы Илию, который так много сделал для него и который чудесным образом убедил его, что является посланником Самого Господа. Но Ахав еще не отвергнут Богом; есть у Господа еще и другие милости, ожидающие его, как бы сказал Он: «Наверное покается и обратится». Человеческая душа очень дорога для Бога. Сердце Ахава предано земному величию: и Господь настолько был милостив, что и это даровал Ахаву, желая испытать на нем все пути ко спасению. Посмотрите на карту владений Израиля: с одной стороны их вы видите Сидон, с ним Ахав вступил в брак; но по другую сторону лежит Дамаск, – здесь царствует Венадад, его мощный враг и враг Божий. И рука этого Сирийского царя тяжела на нем, и его оскорбительное хвастовство направлено против Израиля и Бога Израилева, и Ахаву суждено великое преимущество быть мстителем за дело Господа. И Ахав прекрасно знал, что верность царей и народа Божия заключалась в том, чтобы не щадить тех, кого они были посланы уничтожить. Но ради своих личных выгод он подружился с врагом Божиим. Побежденный им Сирийский царь сидит рядом с ним в его собственной колеснице, прежде было: «Моя жена, Иезавель», а теперь: «Брат мой, Венадад». Теперь, милостью Божией, Который благ к неблагодарным, Ахав стал богат; города Израильские, утраченные его отцом, возвращены; даже Дамаск признает над собою его власть. Но с богатством появляется и жестокосердие и алчность; и вслед за этим мы читаем о Навуфеевом винограднике и о деянии, известном всему миру. В Изрееле, на пути к которому ему сопутствовал пророк Божий во время чудесного благословения дождем, в этом самом Изрееле снова должен встретить его Илия, и Ахав принимает его с восклицанием: «Нашел ты меня, враг мой!» (3 Цар. 21, 20). Как бы ни был богат алчный человек, как бы ни были велики его владения, но он готов погубить свою душу за ничто; как будто сатана делает это, чтобы поглумиться над ним: так Ева погубила душу за плод, Иуда – за 30 сребреников; Исав – за свое право первородства; богатый царь – за небольшой сад. Обладая городами и дворцами, он был встревожен духом и огорчен из-за небольшого клочка земли, который не мог законно принадлежать ему; наконец, принял участие в злом деле своей жены, как Адам в грехе Евы; и слово Божие встретило его в саду: «Ты убил и еще вступаешь в наследство?» (3 Цар. 21, 19). Но какое неизреченное долготерпение и милосердие Бога! Даже при слабом намеке на раскаяние Он откладывает день мщения и удерживает жезл гнева. Наконец мы приходим к последнему событию в жизни этого несчастного человека: он стал, как Саул в свои последние дни, когда Господь оставил его, – он боится посоветоваться с пророками Бога и делается жертвою злых духов. Мы застаем его в обществе Иудейского царя Иосафата, собирающимся в свою последнюю битву, обманывающим себя целой толпой ложных пророков и избегающим голоса правдивого Михея. Так же и для нас ненавистно делается Слово Божие, когда оно свидетельствует против нас. «Ибо всякий, делающий зло, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы» (Ин. 3, 20). Действительно, можно проследить сквозь всю жизнь Ахава, с начала и до конца, как деятельна была во всех его поступках самообольщающаяся совесть. Его грех был всегда подобен змее, скрывающей свою голову: встревоженный и опечаленный носится он со своими греховными желаниями и рад пожать плоды злодеяния, на которое сам не решался. 69 Если введено было поклонение Ваалу, то это было дело Иезавели, не его, мог бы он сказать; если были перебиты пророки Божии, если Илия подвергся преследованию, и ему угрожала смерть – это все его жена, не Ахав; если Навуфей убит лжесвидетелями и под предлогом религиозного поста – это дело рук Иезавели. Если он выступает в бой в Рамофе Галаадском, то и тут мы видим тоже самообольщение и лицемерие: вместе с Иудейским царем сидит он на своем престоле и в торжественном благоговении ставит пред ним пророков, чтобы вопросить их; но есть один пророк, которого он избегает и только по настоянию царя Иудейского соглашается он встретить его, или стать пред Господом лицом к лицу. Но это вовсе не оправдывает Ахава: двоедушие и есть именно то, что осуждается Св. Писанием как свидетельство об отсутствии в сердце любви Божией. Что говорит о нем Св. Писание? «Не было еще такого, как Ахав, который предался бы тому, чтобы делать неугодное пред очами Господа» (3 Цар. 21, 25). И более всех царей Израильских, которые были прежде него, Ахав делал то, что раздражает Господа Бога Израилева. Всматриваясь в характер Ахава, можно подумать, что он был так опутан грехом из-за своей жены Иезавели, что ему, быть может, было бы очень трудно освободиться и действовать правильно, но это только так кажется. Ахав и его подданные без борьбы, а с радостью увлеклись тем, что им предлагала Иезавель, они сами поставили себя в это бедственное положение, и напрасно прождав их обращения, Бог будет судить их за это. Эта печально поучительная страница истории служит зеркалом для нас самих. Если мы не воспримем любви к истине, то чем дальше, тем больше будем делаться жертвой духов обольщения, не будет нам извинением то, что мы сами увеличили наши соблазны и поставили себе западни под ноги. Это положение выражено Самим Господом в Откровении св. Иоанна Богослова: «Так говорит Сын Божий, у Которого очи, как пламень огненный: потому что ты попускаешь жене Иезавели, называющей себя пророчицею, учить и вводить в заблуждение рабов моих, любодействовать и есть идоложертвенное. Я дал ей время покаяться в любодеянии ее, но она не покаялась. Вот, я повергаю ее на одр и любодействующих с нею в великую скорбь, если не покаются в делах своих. И детей ее поражу смертно и уразумеют все Церкви, что я есть испытующий сердца и внутренности; и воздам каждому из вас по делам вашим» (Откр. 2, 18-23). Будьте крайне осмотрительны в ваших сердцах в отношениях с людьми; не сообщайтесь с нечестивыми, ибо какое общение имеет храм Бога с идолами? Не ищите лести, но открывайте ваше сердце пророку Божию, его молитва может многое для вас. Вспомните, как милосерд был к вам Господь, при ваших слабых намеках на раскаяние, и что же будет Он для вас, если вы всем сердцем покаетесь? Не предавайте того, что куплено для вас ценою Крови Иисуса Христа; ибо какая будет вам польза приобрести весь мир, а душу свою погубите? Далее мы видим, что Бог никогда не оставляет человека в грехе, не дав ему обличителя. Таковым был Бог для Адама в раю; таковы Енох и Ной перед потопом; таков Лот для Содома; таков Мельхиседек для Хананеев; Моисей для Фараона; Самуил для Саула; Нафан и Гад для Давида в его падении; Исаия для Езекии, Илия и Михей для Ахава; пророки в Иерусалиме перед пленом; Даниил для Вавилона; Иоанн Креститель для Ирода; Господь наш Иисус Христос и Его Святый Дух для Иерусалима перед его последним разорением; христианские мученики для языческого Рима; так для всякой души и во всякой стране есть свидетели и призывы от Бога. И горе нам, если мы подобно Ахаву останемся глухи к этим призывам и не исправимся. Участь Ахава повторится и с нами. 70 Елисей (3 Цар. 19; 4 Цар. 2;4-9;13) Илия сказал Елисею: «Проси, что сделать тебе, прежде нежели я буду взят от тебя. И сказал Елисей: дух, который в тебе, пусть будет на мне вдвойне. И сказал он: трудного ты просишь. Если увидишь, как я буду взят от тебя, то будет тебе так (4 Цар. 2, 9-10). Эти слова пророка Илии и исполнение их заключают в себе всю историю Елисея. Велика была власть Илии творить чудеса, но куда больше была власть преемника его, Елисея, соединяемого нами с Илией как бы в одно целое. Но тот случай, когда были произнесены эти слова, и связанные с ним обстоятельства направляют наши мысли к дальнейшему символическому значению всего того, что произошло с Елисеем. Взятие Илии на небо служит очевидным изображением Вознесения Иисуса Христа. Перед смертью Спаситель сказал Своим ученикам, что если они уверуют в Него после того, как Он уйдет от них, если они увидят Его восшествие, то приобретут еще большее могущество, нежели какое Он проявил среди них: «Больше сих дел он сотворит; потому что Я к Отцу Моему иду» (Ин. 14, 12); «лучше для вас, чтобы Я пошел, для того, чтобы мог придти Утешитель» (Ин. 16, 7). «Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет» (Ин. 16, 14). Затем, Елисей с милостью Илии как бы показывает нам, чем будет Спаситель для тех, кто будет жить под страхом веры после Его Вознесения, чем служит для нас Его Дух, что Он составляет для нас в Церкви. После вознесения Илии одним из первых чудес Елисея было исцеление воды, посредством прибавления к ней соли, при этом он сказал, что «не будет от нее впредь ни смерти, ни бесплодия» (4 Цар. 2, 21). Это означает, что после Вознесения Господня, через сошествие Святого Духа и через проповедование Слова Божия, которое есть соль земли, и через воды крещения, проклятие Адамово и последствия его падения устранены. Этим же можно объяснить чудесный случай истребления сорока двух детей за то, что они насмехались над Елисеем. Также было и с Церковью: когда могущество ее усилилось посредством Св. Духа, мы тотчас же узнаем со слов св. Петра про ужасную смерть Анании и Сапфиры и про волхва Елима, пораженного слепотою (Деян. 5, 10; 13, 11). Итак, жизнь Елисея указывает нам на Евангелие, вся его история есть род пророчества. Все его поступки заключают в себе тайну Христа, из них можно упомянуть самые очевидные. Разве не видно сейчас, что очищение Неемана изображает живыми красками преобразование языческого мира в Израиля Божьего помощью христианского крещения? Сам Господь нам указывает на это, говоря о призвании язычников; и как много указаний на это обстоятельство заключено в описании этого события! Мы видим простоту правого в словах рабов Неемана Сириянина: «Если бы что-нибудь важное сказал тебе пророк, то не сделал ли бы ты? а тем более, когда он сказал тебе только: омойся, и будешь чист» (4 Цар. 5, 13). В обновлении тела его, после очищения от проказы, символа греха, мы видим возрождение, а в Гиезии, проказу язычника, овладевшую алчным Иудеем и его «потомством на век». Подобный же смысл имеет воскрешение умершего ребенка; сперва он отправляет посланного с палкою, так же и Господь, до пришествия Своего, дал нам Закон через Своего слугу, но он «был бессилен»; тогда Он Сам пришел «в подобии плоти греховной» (Рим. 8, 3), сообразовался со смертью, обратил жизнь в смерть, умалил Самого Себя, сделался членом чад Адамовых. Что за прекрасная аллегория христианской любви заключается в чуде с маслом у бедной вдовицы, так как эта вдова служит прообразом Церкви Христовой. Приказание пророка перед совершением чуда: «Когда ты войдешь, закрой дверь за собою», – 71 подобно повелению Спасителя, сказавшего, чтобы мы, с верою войдя в комнату, заперли дверь и обратились бы втайне к Богу – истинному Источнику любви. Пока масло стояло нетронутое, его было недостаточно даже для нее одной, потом его стало еще меньше, и долг увеличился. Но когда оно было налито в опорожненные сосуды всех соседей, количество его стало увеличиваться, и чем больше истребляли его другие, тем его становилось больше. Так, когда любовь усиливается, то грех уменьшается, поэтому многое простится тому, кто многое любил. Таково объяснение бл. Августина. Относительно того, что Елисей получил дух Илии вдвойне, согласно данному ему обещанию, следует заметить, что чудес, совершенных Елисеем, было не только вдвое больше, чем у Илии (так как Илия совершил двенадцать чудес, а Елисей двадцать четыре), но в чудесах Елисея проявляется удивительное величие. Он совершает их с замечательною легкостью, без малейшего усилия, часто он производит чудеса через других лиц: он находится в кружке пророков: «они поклонились ему до земли» (4 Цар. 2, 15), он посылает их с поручениями, снабжая их своим могуществом и благодатью. Илия помазывает Аозаила в цари, Елисей же посылает одного из сынов пророческих помазать Ииуя. Он пользуется большим авторитетом, как, например, в своем послании к полководцу Нееману Сириянину он обращается с угрозою к царю Израильскому. «И сказал Елисей царю Израильскому: что мне и тебе? Пойди к пророкам отца твоего и к пророкам матери твоей... Жив Господь Саваоф, пред Которым я стою! Если бы я не почитал Иосафата, царя Иудейского, то не взглянул бы на тебя и не видел бы тебя» (4 Цар. 3, 13-14). Тогда заиграл перед ним гуслист, а он пророчествовал. Он служил Илии, а другие ему служили. Так в чуде увеличения количества масла у вдовы, подобному чуду, совершенному Илиею, он не повторяет Илию: он щедро наделяет бедного, между тем как сам не знает, где бы ему преклонить главу. То же при воскрешении умершего ребенка: оба одинаково совершили это чудо, но и тут существует та же разница в характере совершения его. Богатая Сонамитянка «поклонилась Елисею до земли». «И сказал Гиезию, слуге своему: позови эту Сонамитянку. И позвал ее, и она стала пред ним. И сказал ему: скажи ей: Не нужно ли поговорить о тебе с царем, или с военачальником?» (4 Цар. 4, 12. 13). Кроме того, он представляет собою пример той смелости, которая явилась у Петра и Иоанна и у всех апостолов после Пятидесятницы, в противоположность тому, каковы они были раньше, когда св. Петр дрожал перед женщиной, или как Илия спасался от Иезавели. Так про него говорится: «Елисей исполнился духом Илии; пока он жил, его не могло поколебать присутствие никакого государя, никакое слово не могло победить его» (Сир. 48, 12). Так как Елисей служит ясным прообразом или символом Спасителя в Его Церкви, то некоторые обстоятельства в его истории служат нам напоминанием о сходных событиях, относящихся к Христу. Например, не служит ли некоторым приготовлением к двум чудесам Спасителя чудо с хлебами, совершенное Елисеем? Елисею были принесены ячменные хлеба, «и он сказал: отдай людям, пусть едят. И сказал слуга его: что тут я дам ста человекам? И сказал он: отдай людям, пусть едят. Он подал им, и они насытились, и еще осталось» (4 Цар. 4, 42-44). Также воскресение умершего ребенка изображает, по словам бл. Августина, тайну Самого Христа. Это сходство не прекращается даже с его смертью. Как говорится про Елисея в Книге Премудрости Иисуса, Сына Сирахова: «А после его смерти его прах творил чудеса» (Сир. 48, 13). То есть полно было божественного смысла. Умерший человек, опущенный в его могилу, воскресший от прикосновения к мертвым костям Елисея, ясно доказывает нам, что «все, оживут во Христе», «они воскреснут вместе с Моим мертвым телом». 72 Нужно упомянуть еще об одном замечательном событии в жизни Елисея. Господь заплакал об Иерусалиме при мысли о том времени, когда враги прокопают в нем канаву и разрушат его до основания; этот случай имеет большое сходство со следующим повествованием о Елисее. «И заплакал человек Божий. И сказал Азаил: отчего господин мой плачет? И сказал он: оттого, что я знаю, какое наделаешь ты сынам Израилевым зло; крепости их предашь огню, и юношей их мечом умертвишь» (4 Цар. 8, 12). Эта нежность в Елисее показывает также сходный нрав с Илией; их связывала сильная взаимная привязанность – это видно из того, что Елисей всюду следовал за Илией, ни за что не хотел дать Илии продолжить путь одному и ужасно огорчился его потерею. Какой чудесный смысл во всем этом! Не только пророки предсказывают о Христе, и псалмы поют о Нем, но самая жизнь Его святых говорит нам о Нем. Господь не только снизошел до того, что принял на Себя нашу плоть и сделался таким же, как мы, но Он сделал и других людей подобными Себе в обстоятельствах их жизни, чтобы они могли, подобно Ему, распространять между людьми Его Дух и власть. Подобно Илии, Христос вознесся на небо; подобно Елисею, Он с тех пор пребывает с нами с двойным могуществом. В некоторых случаях Елисей изображал перед нами видимо то, что составляет сущность нашего христианского учения. Так, например, когда его окружило вооруженное войско, он открыл глаза своему слуге. «И сказал ему слуга его: увы! господин мой, что нам делать? И сказал он: не бойся, потому что тех, которые с нами, больше, нежели тех, которые с ними. И молился Елисей, и говорил: Господи! открой ему глаза, чтоб он увидел. И открыл Господь глаза слуге, и он увидел, и вот, вся гора наполнена конями и колесницами огненными кругом Елисея» (4 Цар. 6, 15-17). Не служит ли это выставлением перед нами славной христианской истины, как говорит св. Павел, что мы «пришли на гору Сионскую и неисчислимое ангельское сонмище», что, как двенадцать ангельских легионов готовы были помочь Христу, когда приблизились Его враги, так и «ангел Господень ополчается вокруг боящихся Его» (Пс. 33, 8). И тотчас после того враги поражены слепотою и уведены пророком в средину Самарии, когда же они находились в плену, их не убивали и не оскорбляли, но их глаза открылись, и их принимают радушно и с запасом хлеба. Какое живое учение Христа заключается во всем этом! Он пришел для того, «чтобы не видящие сделались видящими, и чтобы видящие сделались слепыми»; Он принял нас, язычников, пребывающих в вере, а не по наружному виду; Он не наказал нас, когда мы были Его врагами вследствие своих дурных поступков, но осыпал нас изобилием Своего дома и принял нас к Своему столу, как званых гостей! Итак, в истории Илии и Елисея наши мысли направляются к созерцанию чудесных дел Христовых, которые Он совершает для тех, кто живет в вере, к событиям, обладающим более важным смыслом, нежели все наши возвышеннейшие надежды и стремления. Особенно в Елисее, обладающим двойною силою, мы видим Самого Христа, говорящего нам обо всем, что сказано у одного из Его древних пророков, как бы прибавляя к этому: «Если увидите Меня возносящимся, если сердцем и мыслию вы вознесетесь со Мною, вы будете участвовать в Моем могуществе по правую сторону Бога; в Моей Церкви, соединенной любовью, находится Моя одежда без шва, с ним вы сотворите дела больше тех, которые Я творил, и ничего не будет для вас невозможно». Езекия (2 Пар. 29-32; Ис. 36-39; 4 Цар. 18-20) На Господа, Бога Израилева, уповал он; и такого, как он, не было между всеми царями Иудейскими и после него и прежде него (4 Цар. 18, 5). 73 Многое из того, что мы читаем о добром царе Езекии, останавливает на себе наше внимание. Преемник отца своего Ахаза и предшественник сына своего Манассии, принадлежавших к самым дурным царям Иудейским, он заслужил особую хвалу Божию, и вся его жизнь является примером, где лежит спасение, и в чем заключаются соблазны для добрых людей. В первый же месяц своего царствования Езекия принялся за открытие и восстановление дома Господня: он занялся искоренением идолопоклонничества в своем царстве, и исполнял все это так настойчиво и искренно, что про него говорится: «во всем, что он предпринимал на служение дому Божию и для соблюдения закона и заповедей, помышляя о Боге своем, он действовал от всего сердца своего» (2 Пар. 31, 21). Укрепляемый Господом, на что указывает самое имя его, означающее «Бог укрепил», Езекия имел успех на всех путях и сумел сбросить иго царя Ассирийского. Но несколько лет спустя этот самый Сеннахирим, взяв все укрепленные города Иудеи, направился на Иерусалим, и Езекия купил у него мир за большой выкуп, ради которого он разорил дом Господень, сняв все золото с дверей и столбов храма. Но это ложное перемирие, выставляющее как будто бы слабость царя Езекии, было непродолжительно, так как вскоре после того Сеннахирим совершил свое великое и памятное вторжение в Иерусалим. На этот раз, как бы в противоположность мирским средствам, к которым он прибегал в первый раз, Езекия уповает положиться на Бога: «Не бойтесь и не страшитесь царя Ассирийского и всего множества, которое с ним... с ним мышца плотская, а с нами Господь, Бог наш» (2 Пар. 32, 7, 8). Часто случается наблюдать, что минута человеческой беспомощности служит благоприятной минутой для руки Божией, что когда дело становится самым безнадежным в руках человеческих, вступается Бог. Причина эта зависит, в значительной степени, от силы молитвы, становящейся наиболее настойчивою, последовательною и горячею в минуту такой нужды, когда человек ничего более не находит для утешения в самом себе. Не несчастие само по себе, но молитва в несчастии приближает к Богу. В данном же случае, вере царя Езекии, подтвержденной и воспитанной всеми его первоначальными религиозными делами, выразившимися в восстановлении истинного поклонения Богу, надлежало быть испытанной. Этот случай служит одним из примеров в Св. Писании, когда вера находит подкрепление в себе самой, уповая на Невидимого, питая надежду против всякого возможного ожидания, и уповая на Бога в том, чего не может исполнить никто, кроме Всемогущего. Вместо ценного выкупа, как прежде, или многочисленного войска, мы читаем: «и взял Езекия письмо из руки послов, и прочитал его, и пошел в дом Господень, и развернул его Езекия пред лицем Господним» (4 Цар. 19, 14). Другое, более краткое повествование, гласит так: «и помолился царь Езекия и Исаия, сын Амосов, пророк, и возопили к небу» (2 Пар. 32, 20). В ответ на веру и молитвы Езекии «пошел Ангел Господень, и поразил в стане ассирийском сто восемьдесят пять» (4. Цар. 19, 35). Это замечательное избавление представляет собой одно из удивительнейших событий всемирной истории, о нем говорится в трех различных местах Св. Писания: в книгах Царств, Паралипоменон и пророка Исаии. Для всех веков оно может служить примером того, как является необходимость в помощи свыше, когда все человеческие средства уже бессильны. Так всегда бывает с людьми, когда их осаждает дьявол, и они сражаются с духами злобы поднебесной, и когда больше нет спасения, кроме как в Боге, и когда не может уже быть другого избавления, кроме спасения, посылаемого за веру и горячую молитву. Другим замечательным событием в истории Езекии было продление его жизни и знамение, данное ему, согласно его молитве, заключавшееся в том, что тень воротилась 74 назад, между тем, как он непременно умер бы, если бы не совершилось это чудо, согласно пророку Исаии. Разумеется, поворот в солнечном движении может показаться величайшим из этих двух чудес, но таким образом было показано, что как «солнце должно знать время своего захождения», так же и человек имеет свой назначенный срок, как светила, так и дни на этом свете находятся в руках Божиих, то и другое служит лишь отражением истинной жизни, находящейся в Нем. Тут появляется вопрос, вправе ли мы молиться о продлении нашей жизни, если находимся на краю смерти, или если наши близкие находятся в опасности, было бы мудро, с нашей стороны, молиться о продлении их жизни? Разумеется, решиться на такую молитву нужно с большою осторожностью и с покорностью Божией воле, из боязни, чтобы наша привязанность к жизни или жизнь наших друзей не пересилила желания покориться воле Божией, так как в этом случае мы скорее можем навлечь на себя зло, нежели добро, или заслужить меньшую благодать, нежели какую Бог определил нам Своею любовью. Быть может, на нашу молитву нам и даруют жизнь, между тем как для нас лучше было бы умереть. В повествование о добром царе Езекии мы видим чудесную силу действительной молитвы веры. Это служит для нас бесконечно ценным уроком. Но во всем этом обстоятельстве есть что-то таинственное, чего мы не можем объяснить вполне, и мы вовсе не утверждаем, чтобы предмет этой молитвы заслуживал полного одобрения или похвалы. Рассказ о нем таков: «В те дни Езекия заболел смертельно; и пришел к нему пророк Исаия, сын Амосов, и сказал ему: так говорит Господь: сделай завещание для дома твоего, ибо ты умрешь, не выздоровеешь. Тогда Езекия отворотился лицем к стене, и молился Господу». Затем прибавлено: «И было слово Господне к Исаии, и сказано: Пойди, и скажи Езекии: так говорит Господь, Бог Давида, отца твоего: Я услышал молитву твою, увидел слезы твои, и вот, Я прибавлю ко дням твоим пятнадцать лет» (Ис. 38, 1-5). Возможно, что Богу угодно было, чтобы Езекия умер, не обратись он к Нему с этою молитвою, – и что Бог так определил, предвидя приближение какого-нибудь бедствия или опасности, могущей постигнуть доброго царя Езекия, в случае продления его дней. Хотя эти бедствия и могли быть уменьшены некоторым образом Всемогуществом Божиим и могли быть направлены в хорошую сторону, однако они не могли быть отвращены вполне. Так, например, величайшее бедствие, тяготеющее на памяти славного Езекии, заключается в том, что он был отцом отвратительного царя Манассии, заслужившего больше всех гнев Божий, и приведшего Иерусалим в разрушение. Оказывается же, что этот сын, Манассия, родился три года после того, как царь Езекия поправился после болезни. Если бы он в то время уже умер, он был бы избавлен от этого страшного несчастия. Это еще не все: очевидно, Езекия, после болезни, и даже, по-видимому, именно на основании своего выздоровления, впал в грех, вызвавший на него Божий приговор. В книге Паралипоменон говорится об этом в связи с его чудесным выздоровлением. «В те дни заболел Езекия смертельно. И помолился Господу; и Он услышал его, и дал ему знамение. Но не воздал Езекия за оказанные ему благодеяния; ибо возгордилось сердце его. И был на него гнев Божий, и на Иудею, и на Иерусалим» (2 Пар. 32, 24. 25). Это истина весьма печальна – люди редко становятся лучше после болезни, даже чудеса не способны подействовать на их сердце. Так, из десяти прокаженных, исцеленных по слову Спасителя, один только возвратился, чтобы принести благодарение своему Избавителю. Вскоре после болезни Езекии к нему пришли посланные от царя Вавилонского, поздравить его с выздоровлением. Так как Вавилоняне 75 или Халдеи внимательно наблюдали за небесными светилами, то они, по-видимому, пришли также для того, чтобы исследовать чудесное знамение, выразившееся в том, что солнце отодвинулось назад на десять ступеней. Как сказано, «только при послах царей вавилонских, которые присылали к нему спросить о знамении, бывшем на земле, оставил его Бог, чтобы испытать его, и открыть все, что у него на сердце» (2 Пар. 32, 31). Подобно тому, как Давид, сделав народную перепись, возгордился многочисленностью своего народа, так же возгордился Езекия своими богатствами. Сила Езекии, так же, как и Давида, заключалась в уповании на Бога, теперь же он стал полагать ее на свои собственные богатства. «Потому что дал ему Бог весьма большое имущество». «И было у Езекии богатства и славы весьма много» (2 Пар. 32, 29. 27). О, как ничтожны богатства этого мира! Как жалко его самое лучшее достояние, так что гораздо лучше для нас было бы не иметь их вовсе, если, имея их, мы не живем по Божьему закону. Тут-то наступило тяжелое бремя Божьего суда, предреченное пророком Исаиею, заключавшееся в том, что все его богатства и его подданные уведены были в плен вавилонский. Чрезвычайно интересное и утешительное явление представляют добродетельные люди, поддающиеся слабостям: они не коснеют в грехах, но немедленно приносят полное раскаяние. Так было с царственным грешником, который сказал пришедшему к нему Нафану: «Согрешил я пред Господом» (2 Цар. 12, 13); так было с тем, кто, при виде Господа, «вышел вон, заплакал горько» (Мф. 26, 75); то же было теперь с царем Езекией. «Но как смирился Езекия в гордости сердца своего» (2 Пар. 32, 26). У пророка Иеремии этот факт приведен как замечательный пример смирения в посылаемом испытании: «Не убоялся ли Господа Езекия, царь Иудейский, и не умолял ли Господа? и Господь отменил бедствие, которое изрек на них» (Иер. 26, 19). Подлинные слова славного царя, произнесенные им при получении ужасных, печальных известий, чрезвычайно хороши и трогательны. «И сказал Езекия Исаии: благо слово Господне, которое ты изрек. И продолжал: да будет мир и благосостояние во дни мои!» (4 Цар. 20, 19). Как Иов сказал, видя весь ужас своего бедствия: «Благословенно Имя Господне!» Как Илий сказал, услышав ужасный приговор, которого Самуил не решался ему сообщить: «Он Господь; что Ему угодно, то да сотворит» (1 Цар. 3, 18). Так же точно и славный Езекия любит руку, которая протянулась наказать его, так он, любя Бога и храня Его в своих помышлениях, больше радуется Его строгому наказанию, нежели светские люди радуются своему преуспеянию. Как чудесно все обстоятельства соединяются к лучшему для тех, кто любит Бога! «О, бездна богатства, и премудрости, и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его, и неизследимы пути Его!» (Рим. 11, 33). Мы могли бы предположить, что все эти бедствия обрушились на Езекию после того, как Бог послал сказать ему через пророка, что он умрет, он же просил продлить ему жизнь; однако, разве можно утвердительно сказать, что зло перевесило добро? Разве можно предположить, чтобы хороший человек своими молитвами мог сам запутать в сети свои ноги? А если и так, то Бог, освободив его от сетей, может тем самым еще более подкрепить его, утвердив его стопы на скале и направляя его действия, и вкладывая новую песнь в его уста, песнь Агнца. «Десница Твоя поддерживает меня, и милость Твоя возвеличивает меня» (Пс. 17, 36). Если мы скрываем в наших сердцах желания или молитвы, не согласные с волей Божией, то мы имеем полное основание бояться, чтобы Он не исполнил наших желаний или молитв. Но Его милосердие так велико, что Он относится с сочувствием к нашим слабостям и отвечает на них, не согласно с нашими желаниями, но вследствие Своей любви к нам. Поэтому Ему угодно, чтобы мы обращались к Нему с молитвою относительно всего, не только более возвышенного и хорошего, какова молитва о вечном блаженстве и о жизни в Боге, но и относительно более мелких стремлений в 76 нашей обыденной жизни и предметов наших естественных желаний, и милость Его так велика, что Он рад таким молитвам и в ответ посылает нам не то, о чем мы просили, но нечто лучшее, долженствующее иметь для нас в конце концов бесконечно большую цену. Но в то же время, когда мы молимся о человеческом, Бог может исполнить нашу молитву, желая, чтобы мы любили и молились о предметах более достойных. Как милостив Бог! Даруй нам, Господи, чтобы наши желания и молитвы были направлены к лучшему, или исполняй наши молитвы не согласно с нашими желаниями, но согласно с Твоею бесконечною благостью. Или соедини их вместе и согласуй наши слабые человеческие стремления с Твоими высокими целями, бесконечно великими и благими. Так было и с молитвою Езекии. От него родился дурной царь Манассия, потому что он просил продлить его дни, однако и Сам Христос родился в его потомстве, поэтому Езекия, вместе со своим сыном Манассиею, причисляется к числу предков Христа по плоти, по родословной Матвея (Мф. 1, 10). Тем не менее, если после болезни Езекия и впал в грех, зато, как мы видели, велико было его смирение и раскаяние и вера его, подкрепленная силою молитвы, побудила его на великие дела. Он научился горьким опытом искать опору не в самом себе, но в уповании на Бога Живого, он причислял себя к числу великих грешников, подобно отцу своему Давиду и св. Петру, главе апостолов, и св. Павлу, главе христианских проповедников, так как им всем дано знать, что нет истинной жизни вне искупления Крови Христовой. Когда Езекия подкупил Сеннахирима богатствами храма, и когда он хвастался своими сокровищами перед вавилонскими посланными, согрешение его, требовавшее исправления, состояло в том, что он придавал такого рода предметам больше цены, нежели следовало. Его вера в Бога нуждалась в исправлении, в очищении, в расширении. Возможно, что тайный смысл этого обстоятельства – смертельный приговор, назначенный Богом и отмененный по его молитве, заключался в том, что оно служит прообразом смерти Христа и Его Воскресения, что Езекия, своею силою, обязан был тому, что он служил прообразом распятого Христа. Он сделал многое для восстановления поклонения Божия, много говорил о своих действиях, но, стоя у дверей гроба, ему пришлось убедиться, что он не достоин высшего совершенства, и его молитва была исполнена. Ему надлежало поучиться могуществу Христова Воскресения. Это-то и приходилось св. Павлу проповедовать ежедневно: «...сами в себе имели приговор к смерти, для того чтобы надеяться не на самих себя, но на Бога, воскрешающего мертвых» (2 Кор. 1, 9). О благословенная премудрость смерти, которой научаешься, пребывая с Тем, «Кто с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления могущему спасти Его от смерти; и услышан за свое благоговение» (Евр. 5, 7). «Я ходил пред лицем Твоим, – говорит Езекия, – верно и с преданным Тебе сердцем» (Ис. 38, 3). Но в этой исповеди не было ни мира, ни покоя, и приговор смерти висел над ним, так как он еще не знал, что в человеке нет совершенства, как только в глубочайшем смирении при созерцании Распятого, в последующей же жизни, когда на третий день он пошел в дом Божий, он понял, как слаб человек, и как Бог силен. Пророк Осия говорит: «оживит нас через два дня, в третий день восставит нас, и мы будем жить пред лицем Его. И так познаем, будем стремиться познать Господа» (Ос. 6, 2. 3). О, не давайте вы мишуре или богатствам этой преходящей жизни, или кажущемуся ее благосостоянию, завладеть вашим сердцем или заставить его забыть час, когда вечность постучится в двери! Горе тому, кто утратил эту надежду, якорь нашей души, перед кем потускнело это мирное видение, имеющее залог искупляющей жизни в солнце, отступившем назад, в своем течении. Какой благословенный урок: забыть эту жизнь и научиться новой жизни с Богом! Счастлив кающийся грешник, который, подобно воскресшему из мертвых, находится у ног своего Избавителя, у Которого находятся 77 ключи смерти и ада! Еще немного и «не зайдет уже солнце твое, и луна твоя не сокроется: ибо Господь будет для тебя вечным светом, и окончатся дни сетования твоего» (Ис. 60, 20). Иосия (4 Цар. 21-23; 2 Пар. 33-35) Так как смягчилось сердце твое, и ты смирился перед Богом, услышав слова Его о месте сем и о жителях его, – и ты смирился предо Мною, и разодрал одежды свои, и плакал предо Мною; то и Я услышал тебя, говорит Господь. 2 Пар. 34, 27. Когда десять племен Израильских были уведены в плен, и настало время суда над Иерусалимом, в нем было два замечательных царя – Езекия и Иосия. Описание жизней их очень сходны, так как оба они шли по стопам отца своего, Давида, превосходя благочестием и добродетелью всех царей, бывших до и после них. Мы читаем, что оба старались восстановить поклонение истинному Богу, искоренить идолопоклонство, оба соблюдали великую Пасху, оба заслужили похвалу Божию, но ни тот, ни другой не могли отклонить Его гнева на Иерусалим. В Св. Писании говорится, что Иосия воцарился в восемь лет отроду, «и тридцать один год царствовал в Иерусалиме. И делал он угодное в очах Господних», а «в осмый год царствования своего, будучи еще отроком», т.е. еще шестнадцати лет от роду, «он начал прибегать к Богу Давида, отца своего» (2 Пар. 34, 1-3). Иосии довелось править во времена, когда удивительное невежество овладело народом, и такое событие, как находка Книги Закона в храме, казалась тогда великим открытием чего-то потерянного и забытого. В такое тяжелое время для своего народа Иосия развертывает удивительно ревностную и горячую деятельность, от всего сердца преследуя правую цель искоренения идолопоклонства. Но при этом во всем и надо всем преобладала удивительная нежность в его характере. Она видна в отчаянии, овладевшем им, когда он узнал содержание книги Моисеевой, найденной в храме. У Иосии было такое нежное сердце, что он смирился, разодрал свои одежды и заплакал, не о своих личных грехах, а о грехах своих предков и своего народа, он смирился и плакал перед Богом, и весь дрожал, услышав слова Божий. О, чудесный дух священной скорби, так щедро одаренный благословением плачущих о грехах своих! Полную противоположность нежности Иосии представляет его сын, Иоаким. Случай, показывающий это, приведен у пророка Иеремии. Бог послал сказать ему с пророком: «Царь послал Иегудия принесть свиток, и он взял его из комнаты Елисама, царского писца; и читал его Иегудий вслух царя и вслух всех князей, стоявших подле царя. Царь в то время, в девятом месяце, сидел в зимнем доме, и пред ним горела жаровня. Когда Иегудий прочитывал три или четыре столбца, царь отрезал их писцовым ножичком, и бросал на огонь в жаровне, доколь не уничтожен был весь свиток на огне, который был в жаровне. И не убоялись, и не разодрали одежд своих, ни царь, ни все слуги его, слышавшие все слова сии» (Иер. 36, 21-24). В этом замечательном примере выставлен ясный признак строгого суда Божия, постигшего их за то, что они не убоялись слов Его, между тем как славный царь Иосия, убоявшийся слова Божия, и принявший его близко к сердцу с такою скорбью и смирением, был взят под несомненное покровительство милосердого, всемогущего Бога. 78 Слова, которые он услышал, были словами Моисея, – это была та книга, которую он велел положить «одесную ковчега завета», чтобы она была «свидетельством против них» (Втор. 31, 26). Слова, которые и мы слышим, и слышали, они и нам говорят то же, что говорили и ему, они проливают перед нами свет слова Божия, наполняющий каждую букву, так что самые буквы суть пламя и свет. Мы должны прилепить их к себе и облечься в них так, чтобы они составили как бы часть нас самих, чтобы они могли свидетельствовать против нас, если мы творим зло. Внимаем ли мы им с должным страхом и смирением? Увы, не таков дух нашего поколения: оно без страха решается судить слово Божие, вместо того чтобы предать себя на суд Божий. Но ни царь Иосия, ни Езекия не могли отстранить, даже обладая высокими достоинствами, разрушения Иерусалима. Несмотря на молитвы и на труды доброго царя Иосии страшный гнев Божий разразился над Иерусалимом. Иосии пришлось нести тяжелое бремя всю свою жизнь и окончить ее не среди семьи, а на поле битвы от стрелы египетского воина. Некоторые считают, что самое имя Иосии означает: «Божия жертва». Его характер более всех подходит к характеру жертвы, и в этом отношении он представляет слабое сходство с Христом, Который был «Мужем скорбей», «выросшим на сухой почве», «дни Которого были пресечены в стране живущих», избравшим Себе «одну участь с нечестивыми», плакавшим о предстоявшем разрушении Иерусалима, которого не предотвратили все Его призвания к покаянию и молитве. Кроме того, благочестивый царь Иосия напоминает нам о дне страшного суда своим пришествием в Вефиль, где находились идоложертвенные тельцы, они надолго были удалены вместе с преступным народом, который поклонялся им. Он пришел и увидел могилы, открыл их, взял из них кости и сжег их на жертвеннике и сделал разницу между костями праведника и нечестивых. Он был призван Богом для этой цели за триста лет раньше, и бремя этого приговора лежало на нем еще до его рождения (3 Цар. 13, 2). Так трудился этот безупречный царь, стараясь исправить свой народ, который на время «стал поступать по завету Бога» (2 Пар. 34, 32). Кроме того, он старался уничтожить то, что было сделано раньше, и искупить зло Израиля, даже грехи Соломона и Иеровоама, пока он сам не увидел, что светильник его направлен на непроницаемую тьму (4 Цар. 23, 13). Он был убит египетским фараоном, которому пришлось ему уступить свой престол. Если мы примем во внимание святую и кроткую, но в то же время тяжелую и горькую жизнь Иосии, то мы во многом можем исправить свой взгляд на вещи. Бог говорит, что дети отвечают за грехи своих родителей, это видно во всем Св. Писании. Так, в Библии мы читаем о семидесяти сыновьях Ахава, убитых Ииуем, совершенно неповинных ни в каком преступлении и убитых только за то, что они были сыновьями Ахава. Часто мы встречаем праведных людей, несущих на себе тяжелое наследие, видим невинных и святых царей, платящихся всю жизнь за грехи своих предков, государей, страдающих за грехи своего народа и народы, терпящие за грехи своих государей. Больше того, кротость и святость царей делает их наиболее подходящими для того, чтобы быть жертвами: в силу этих качеств они и были избраны нести столь тяжелое бремя. Возможно, что сатана узнаёт в них печать Христа и направляет на них свои козни, но Бог все обращает к лучшему. Они страдают, потому что они святы, а благодаря страданиям они становятся еще более святыми. Светлая память о них постепенно исчезает, и мир продолжает идти так же, как и прежде. Но можно ли сказать, что они жили напрасно для себя, для своего народа, для Бога? Разумеется, этого быть не может. Мы знаем, что вся крепость этого мира во Христе, и этот кажущийся неуспех благочестивых людей представляет сходство со Христом. Он тоже поплатился за грехи других, а не за Свои собственные. Он, возлюбленный Богом, 79 крепость Божия, Жизнь мира, появился как бы в немощи и скорби, и дни Его были пресечены преждевременно, словно человека, не выполнившего своего назначения. Благочестивому царю Иосии было сказано, что он в мире сойдет в могилу, хотя в известном смысле он умер не в мире, но от меча. Если же мы сравним его смерть со смертью Распятого Христа, мы смело можем сказать, что благочестивый царь умер в мире. Смертью своею он вступил в мир, сделался примирителем, примирив Его с Его народом тем, что сам послужил мирною жертвою. Он был избавлен от предстоявшего зла, он умер в мире, и в то время как народ терпел горе и страдания, сам он был с Богом. «В глазах неразумных они казались умершими, и исход их считался погибелью, и отшествие от нас – уничтожением; но они пребывают в мире» (Прем. 3, 2. 3). «Праведник умирает, – говорит пророк, – и мужи благочестивые восхищаются от земли, и никто не помыслит, что праведник восхищается от зла. Он отходит к миру» (Ис. 57, 1. 2). И память о нем была благословенна. Сказано, что «память Иосии во всяких устах будет сладка, как мед и как музыка при угощении вином» (Сир. 49,1. 2). «И вся Иудея и Иерусалим оплакали Иосию. Оплакал Иосию и Иеремия в песне плачевной; и говорили все певцы об Иосии в плачевных песнях своих, известных до сего дня» (2 Пар. 35, 24-25). Но в этом еще не вся связь, существующая Между Иосиею и Распятым Христом. В знаменитом пророчестве Захарии про жителей Иерусалима, которые «воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне... каждое племя особо», он говорит, что это будет подобно плачу об Иосии в долине Мегиддонской (Зах. 12, 10-14). Плачь о Распятом Христе подобен плачу об убитом Иосии. Тень всеискупляющей смерти покрывает его. Венец и благословение Божие, ожидающие в будущем благочестивых людей, подобных царю Иосии, отнюдь не таковы, каковыми мы себе можем их представить на этом свете, – это для нас слишком высоко и слишком хорошо, так как награда их в Боге такая, какой и глазами не увидишь, и ушами не услышишь, и в воображении себе не представишь. Их конец и начало в Боге со Христом. Кажущаяся немощность очищает их и подкрепляет их для получения венца. Мы видим это в рассказе об Иосии: он смирился и заплакал от слов, найденных в Книге Закона, и когда Олдана, пророчица, к которой он послал, вполне подтвердила эти слова, говоря, что приговор, угрожающий Иерусалиму, не будет отвращен, и постигнет народ во всей своей полноте. Но благочестивый царь при этих словах не утратил своего усердия и стараний и не предался отчаянию, а немедленно «от всего сердца своего и от всей души своей» заставил свой народ заключить завет с Богом (2 Пар. 34, 34). Он не сказал, что не стоит служить Богу, так как Он нас покинул и хочет покинуть; но он вызвал полнейшее раскаяние во всем своем царстве как в Иудейском, так и в Израильском, предоставив последствия суду Божию. Заметьте, какую похвалу Бог определил этому славному царю; быть может, ни в какие времена, ни в одном народе никто не совершил такого полнейшего переворота в таком юном возрасте, как Иосия, и эту перемену он вызвал во всем народе, пресекая каждый оставшийся корень или ветвь от идолопоклонничества и нечестивости, восстановляя повиновение, насколько это от него зависело. Однако не этим был он угоден Богу, но тем, что «смягчилось сердце твое, и ты смирился пред Богом, услышав слова Его, разодрал одежды свои, и плакал предо Мною» (2 Пар. 34, 27). Бог взвешивает не внешние поступки, а сердце, от которого они происходят. Не так трудно найти религиозные дела и милосердие, как смиренный дух, боящийся слова Божия. Сокрушающееся сердце, благоговеющее перед Его словом, лучшая жертва для Бога, если же оно имеет такую цену у Бога, то оно очень редко встречается среди людей. Ценя себя не по делам своим, но по тому, что он хотел бы сделать, и одаренный такою же бесконечною любовью, каково естество Божие, он не говорит о своих делах, но 80 накладывает руку на свои уста и молчит или же говорит: Господи, буди милостив ко мне, грешному! Благочестивый Иосия мог прославиться и своими делами, так как они имели прямое отношение к служению Бога, к возобновлению Его храма и богослужения, и состояли не в одних внешних услугах, но были соединены с горячими воззваниями к покаянию, которого живым примером служил он сам. Поэтому если кто и заслужил своими делами Божию милость, то, прежде всего, этот праведный царь. Не услуги нужны Богу, но слуги. Ему нужны слуги, которых Он мог бы любить во Христе, кого бы Он мог наделить Своею любовью; те, кто взирает на Него с кротостью, те суть Его слуги, которые угодны Ему, которые готовы Ему услужить и заслужить Его любовь. Будьте же такими слугами, и Господин ваш никогда не оставит вас на земле, и на небе вы будете с Ним во веки радоваться после трудной работы слуг Божиих. Иеремия (Иер.) О, кто даст голове моей воду и глазам моим источник слез! Я плакал бы день и ночь о пораженных дщери народа моего. О, кто бы дал мне в пустыне пристанище путников! оставил бы я народ мой и ушел бы от них. Иер. 9, 1-2. Иеремия жил во время доброго царя Иосии. Оба были как бы призванными детьми Бога и заняты делом преобразования перед наступлением суда над Иерусалимом. Один отправлял царское, а другой пророческое служение, и оба оказались совмещенными во Христе. Среди других еврейских пророков Иеремия особенно выделяется своею жалостью к погибающему народу, народу, из которого он сам вышел и служить которому был призван «от чрева матери». Время, в которое жил Иеремия, было необычайно печальным, и вся жизнь пророка была тесно связана с падением и разорением Израильского народа. Добрый царь, слишком добрый для этого народа, был взят от него, но пророк остался. Иеремия оставался даже с последними оставшимися в Израиле и потом вместе с этим остатком был в Египте. Царь Вавилона охотно бы оказал ему почет и содержал бы его в целости и в мире, но он оставался на месте, до дна выпивая с оставшимися всю чашу их горестей. Это само по себе было очень прискорбно и тягостно, но сердце Иеремии, полное самой нежной любви к отечеству, страдало и горевало в невыразимой степени. Оно само готово было все перенести, лишь бы только эти страдания принесли пользу родине. За родину Иеремия готов был пожертвовать всем, предшествуя Христу, скорбящего о всех. На одной известной картине Господь изображен в виде доброго Пастыря, достающего из терновника заблудившуюся овцу; а в то же время Сам Он увенчан терновником и весь в Крови. Вот эта-то мысль и прослеживается с начала до конца в писаниях пророка Иеремии. Это пастырь истекающий кровью и спасающий свою потерявшуюся овцу из тернии мира. Но это еще не все; так как, подобно Христу, Иеремия страдал от других в то время, когда страдал с ними и за них; потому что как свидетель Бога он был ненавидим, бит, посажен в тюрьму и наконец побит камнями. Он был послан для того, чтобы страдать (Иер. 1, 17-18; 15, 19-20), и его жизнь сохранена для того, чтобы он страдал, неся тяжелое бремя, чтобы явить нам Самого Господа. 81 Эти слова Иеремии как бы сказаны о Самом Христе: «А я был, как агнец или вол, ведомый на заколение, и не знал, что они составляют замыслы против меня, говоря: уничтожим дерево и плод его и исторгнем его от земли живых... Но, Господи Саваоф, судия праведный, испытующий сердца и утробы... Тебе вверил я дело мое!» (Иер. 11, 1920). И это говорится пророком о жителях Анафофа, его земляках, искавших его жизни. И точно так же жители Назарета, родного города Иисуса Христа, первые покусились на жизнь Его: «Пришел к своим, но свои Его не приняли» (Ин. 1, 11). Так вот эта-то связь с родным домом, это нежное участие к людям, это материнское участие Того, Кто был рожден от жены, не от мужа, эта любовь Христа, окружающая душу человека – все это высказывается Иеремией. Первое упоминание о нем несет этот отпечаток. Иеремия, призванный к своему высокому служению, говорит: «О, Господи Боже! я не умею говорить, ибо я еще молод» (Иер. 1, 6). Так было явлено Слово Божие – сильное в слабости. Это говорит о том времени, когда, по словам пророка Исаии, «малое дитя будет водить их» (Ис. 11, 6), когда малое дитя было поставлено среди апостолов, как пример для них, как большее в Царстве Небесном. Когда пророк Иеремия был укреплен силой Божией, в первых же словах, которые он передал от Бога народу, звучит необычайная нежность: «Иди и возгласи в уши Иерусалима: так говорит Господь: Я вспоминаю о дружестве юности твоей; о любви твоей, когда ты была невестой, когда последовала за мною в пустыню... Какую неправду нашли во Мне отцы ваши, что удалились от меня?» (Иер. 2, 2. 5). А иногда пророк сам обращается к Богу, как бы изумленный теми указаниями Бога, которые должен исполнить: «О, Господи Боже!.. Ты являешь милость тысячам... Боже Великий, Сильный, Которому имя Господь Саваоф!» (Иер. 32, 17-18). И опять, какой нежностью проникнуты эти слова Иеремии: «Забывает ли девица украшение свое и невеста наряд свой? А народ Мой забыл Меня – нет числа дням! Как искусно направляешь ты пути твои, чтобы снискать любовь!.. Зачем ты так много бродишь, меняя путь твой?» (Иер. 2, 32. 33. 36). И еще: «Что возлюбленному Моему в доме Моем, когда в нем совершаются многие непотребства?» (Иер. 11, 15). «Возвратитесь, дети-отступники, – говорит Господь, – потому что я сочетался с вами» (Иер. 3, 14). И дальше: « Но поистине, как жена вероломно изменяет другу своему, так вероломно поступили со Мною вы, дом Израилев, говорит Господь... Возвратитесь, мятежные дети, Я исцелю вашу непокорность» (Иер. 3, 20-22). Все это не есть ли прообраз и выражение обращения Христа с человеческой душой, Его ближайшего отношения к ней, Его нежной, неистощимой любви? Тут все говорит о жизни, которая питается смертью Христа, которая получает свое существование от Его Плоти и Крови и не может поддерживаться иначе, как только Им. И, увы! Тут всякое слово гласит о неверности, которой мы должны ожидать среди членов Его тела. Нередко Иеремия для выражения отношения людей к Богу и Бога к людям берет из жизни образ отношений отца к детям. «Не будешь ли ты отныне взывать ко Мне: Отец мой! Ты путеводитель юности моей» (Иер. 3, 4). И опять: «И говорил Я: как поставлю тебя в число детей и дам тебе вожделенную землю... И сказал: ты будешь называть Меня Отец мой и не отступишь от Меня» (Иер. 3, 19). Вся сила этого выражения может быть понята только в новом отношении человека и Бога, в котором христиане поставлены как дети к Богу, говоря «Авва, Отче!». Слова из книги пророка Иеремии предваряют тот призыв в нагорной проповеди нашего Господа к отеческой любви к Богу, – проповеди, целиком обращенной к нам как к детям нашего Отца, Который на небесах. 82 Но даже когда не употребляются эти образные выражения естественной нежности и пророк говорит от своего лица, мы встречаемся с тем же духом и характером нежного, сердечного участия, вплоть до смерти. «Когда я утешусь в горести моей! сердце мое изныло во мне» (Иер. 8, 18). «Если же вы не послушаете сего, то душа моя в сокровенных местах будет оплакивать гордость вашу, будет плакать горько, и глаза мои будут изливаться в слезах» (Иер. 3, 17). Не должно ли видеть тут намек на скрытые скорби Самого Господа нашего, на ту тяжелую, несказанную тоску, заключавшуюся в горечи той чаши, которую Он испил? На Его «вздохи», на Его «глубокие воздыхания духом», на Его «сильный плач и слезы»? И от жалоб и рассуждений со своим народом пророк в тех же выражениях переходит к жалобам и рассуждениям с Самим Богом, заступаясь за людей, считая себя заодно с этим грешным народом. «О, Господи! Хотя беззакония наши свидетельствуют против нас, потому что согрешили мы пред Тобою. Надежда Израиля, Спаситель его во время скорби! Для чего Ты, как чужой в этой земле; как прохожий, который зашел ночевать? Для чего Ты, как человек изумленный; как сильный, не имеющий силы спасти? И однако же Ты, Господи, посреди нас и Твое имя наречено над нами: не оставляй нас» (Иерем. 14, 7-9). В этом пророке видна глубокая грусть, доходящая почти до отчаяния, да и не было ли у него причин отчаиваться? «Может ли Ефиоплянин, – говорит он, – переменить кожу свою и барс – пятна свои? Так и вы, можете ли делать доброе, привыкши делать злое?» (Иер. 13, 23). Изнемогая под тяжестью своего бремени, он проклинает тот день, когда он родился (Иер. 20, 14). Но это не все: Иеремия говорил и о мире; он часто говорил об утешениях, которые даются во Христе, и воспевал утро Воскресения, освещающее ночь могилы. Он больше не видит плена, но уже восстановление после меча, и в этом восстановлении – залог и прообраз Евангелия. «Не бойся, раб мой Иаков, говорит Господь, ибо Я с тобою; Я истреблю все народы, к которым Я изгнал тебя, а тебя не потреблю» (Иер. 46, 28). Нигде в Св. Писании нет страниц настолько проникнутых утешением, как те главы Евангелия св. Иоанна, которые относятся к самой скорбной изо всех ночей, когда Господь в предвидении наступающей предсмертной муки дал Своим ученикам Свою Плоть и Свою Кровь. Весь рассказ полон радости и благодарения и в то же время самой невыразимой скорби. Точно так же, быть может, нет в Св. Писании страниц, кроме упомянутой Евхаристической беседы нашего Господа, – так красноречиво говорящих о любви и утешении, как 31-ая и 33-ая главы книги пророка Иеремии. Пророк Иеремия заслуживает особенного внимания сегодня, во времена чрезмерного развития неверия, ереси и идолопоклонства, когда «огненные стрелы лукавого» ежеминутно разносятся всюду, со всех сторон окружают нас и настойчиво выражают нам характер наших дней. В такие дни особенно благовременны нежность Иеремии, ненависть ко злу в соединении с таким глубоким сочувствием, такие обращения к Богу и от Бога к людям, такие моления за тех, кто сам за себя не молится. Он учит нас скорее скорби, чем гневу; рассуждению вместо унылого молчания. Писания Иеремии показывают сочувствие к нам Христа, Его любовь к христианской душе, которую Он искупил такой дорогой ценой, Его близкое знание ее и внимание к ней. И с помощью книги Иеремии мы научаемся от него тому сочувствию, которое мы сами должны иметь к другим, в особенности же, когда останавливаем или исправляем их. В этом отношении все люди Божии суть пророки в том, что должны исправлять и совершенствовать друг друга в Духе Божием. А это может быть сделано успешно не иначе, как с великим милосердием и в страхе Божием. Подобно своему Учителю, христианин должен быть в мире «человеком скорбей» не только ради своих собственных страданий, но потому что он живет в грешном мире. И чем он становится святее, тем более «сроднится он с печалью», потому что, как небо есть 83 обиталище счастья, ради святости, так земля есть обиталище скорби, ради греха. Печать Бога наложена на чело тех людей, которые скорбят о грехах окружающих их (Иез. 9, 4; Мал. 3, 16-17); Поэтому Иеремия представляет собою предмет изучения для христианина, так как он изучает в этом пророке собственную жизнь его Учителя (Господа) и Дух, Который был во Христе. Смотреть на пророков только как на предсказателей грядущих событии было бы частичным и ограниченным пониманием их. Пророки не только «проповедники праведности», но и действительные, живые характеры, в которых говорит Сам Христос Духом Своим. Где Христос, там и должны Его слуги видеть Его. Они живут на земле для того, чтобы научиться любить, и они учатся любить для того, чтобы жить тою истинною жизнью, которая со Христом в Боге. Иезекииль (Иез.) И вот, ты для них, как забавный певец с приятным голосом и хорошо играющий; потому что они слушают слова твои, но не исполняют их. Иез. 33, 32. Великие пророки часто появлялись последовательно один за другим: когда уходил один, восставал другой, как часовые в темные дни, они передавали друг другу светильник. Бог не оставлял Своей Церкви без свидетеля, но теперь, когда Его народ разделен, так как до разорения Иерусалима некоторые оставлены на месте, а некоторые отведены в плен в Вавилон, свет становится двойным. Иеремия и Иезекииль оба пророчествуют одновременно, но один в Иерусалиме, а другой в то же время на реке Ховаре, в плену Вавилонском, потому что Иезекииль был отведен туда с другими пленниками за 11 лет до разорения Иерусалима. Бл. Иероним пишет, что пророчества Иезекииля переносились в Иерусалим, а пророчества Иеремии – в Вавилон; таким образом, эти два великие пророка как бы соединили свои светильники; хотя огромные пространства разделяли их, – они вместе лили слезы. Какой переворот должен был совершиться в уме Израильтянина, отведенного в Вавилон – великую столицу чудес, центр восточной роскоши, мудрости древних, где Халдеи наблюдали звезды в широко раскинувшихся равнинах Востока! Подобно св. Павлу в Риме он также пленник, но «Дух Божий не связан», нет, даже еще свободнее в оковах. И теперь, чтобы говорить с плененным Израилем, он заимствует притчи у Вавилона, он применяет новые образы и обстановку Востока. Бог Авраама, Исаака и Иакова теперь становится известным под новым именем – «Господа Сил», Бог этого Небесного воинства, Которому в своем неведении поклонялись Вавилоняне. Дух облекается в новый язык, и избирается муж, соответствующей этому языку; глиняный сосуд образуется Божественной рукой для этой потребы, как Евангелие приходит к нам в облачении греческой и римской простоты, так эти пророки говорят нам необычайными видениями и образами Востока: каждый в соответствующем применении Богом. Изменились не только образы, которыми говорит Бог, но изменились и обстоятельства. Отроки, ходящие в огне, Святой во рву львов, огненная Рука, пишущая на стене, – все это явления нового свойства, они принадлежат Вавилону, не Иерусалиму, или скорее Иерусалиму в Вавилоне. Пришествие Христа предсказывается новым образом. В Данииле виден Подобный Сыну Божию, ходящий со Своими верными среди пламени. В пророке Иезекииле 84 Воплощение представляется в видении четырех живых существ, где находится престол Божий, живой огонь заключается там: лице Человека, Лев, говорящий о Его царстве и силе, Вол – о Его жертве: смерти, Орел – о Его Воскресении и Божественном естестве. На пророке пленения более, чем на ком-нибудь ином, сбылись слова: «Приклоню ухо мое к притче; на гуслях открою загадку мою» (Пс. 48, 5). Когда они сидели у вод вавилонских и вспоминали Сион и плакали, они видели в этих мрачных водах отражение туманных и чудных очертаний духовного Сиона; и сквозь видения ассирийских иносказаний говорила им таинственная мудрость Божия. Но прежде, чем углубляться дальше, посмотрим, что есть в Иезекииле от Самого Христа? Потому что как нам Господь говорил пророками, так и в каждом в частности проявляется нечто из Его собственных свойств или собственного служения. Кроме многих выражений, напоминающих нам слова нашего Господа, мы можем слышать Его голос и в тех тяжелых обвинениях, которые Иезекииль высказывает против Иудеев. В Евангелии находятся эти страшные «Горе», произнесенные против фарисеев после их посещения, и «дом их оставляется им пустым». Также и в Иезекииле, когда уже произнесено осуждение, мы чрез пророка слышим страшный Голос: «И ты скажешь им: так говорит Господь Бог! Будут ли они слушать, или не будут, ибо они мятежный дом» (Иез. 2, 4-5). Таково поручение, данное ему: «лице его сделано крепким против лиц их, как алмаз» (Иез. 3, 8-9); «волчцы и терны» на нем, как на Христе, увенчанном терном. И «его жилище также между скорпионами», и этим самым «порождением ехидниным», о котором говорит Сам Господь наш (Иез. 2, 6). И несмотря на то, что пророк Иезекииль возвещает горе, его пророчества, по словам Св. Писания, «по сладости своей подобны меду». Есть что-то глубоко привлекательное и великолепное в видениях, сравнениях и образах, которыми пользуется Иезекииль, и даже нерасположенные умы приковываются ими, пока не выслушают всех его предостережений; и эти предостережения помнятся многими, хотя те и живут далеко не согласно с ними. Также и собственные предостережения нашего Господа о страшном дне Суда дошли до нас, облеченными в самые поразительные притчи и дивные образы. Кто не знает притчи о десяти Девах, о Господине дома, требующем отчета от своих слуг; о Царе, приходящем на свадебную Вечерю; о сети, которую опоражнивают на берегу, отбирая годную рыбу от негодной; о Пастыре, отделяющем овец от козлов? Эти притчи всегда будут помниться теми, кто охотнее всего забыл бы о самом дне Суда. Образы Иезекииля снова восстают и часто встречаются в Апокалипсисе, как бы еще ожидая своего исполнения. Так, видение четырех живых существ Иезекииля снова встречается у св. Иоанна. Оно все еще впереди нас, все еще ново, – мы много знаем о его значении, но нам еще больше остается что этим путем они скорее достигают души человеческой. Отсюда весь способ изложения и характер Иезекииля. Там, где другой пророк убеждает, Иезекииль видит знак или символ и предоставляет ему самому говорить. Так, Исаия говорит: «От Сиона выйдет закон, и слово Господне из Иерусалима». А Иезекииль вместо того передает нам видение вод, проистекающих от порога Храма к четырем странам света. Он видит и в больших подробностях описывает Пастыря и овец, мрачные горы, «облачный и мрачный день» и тихие воды (Иез. 34, 12). Он видит горящий лес, а они насмешливо восклицают: «О, Господи Боже! не говорит ли он притчи!» (Иез. 20, 49). Но намерение Божие достигнуто, так как их внимание остановлено видениями Иезекииля, потому что прибавлено: «Тогда узнают, что среди них был пророк» (Иез. 33, 33; 2, 5). Дух высоко возносит Иезекииля в видениях; он находится среди ангелов и сокровенных судеб промыслов Божиих еще до проявления их на земле; он как бы видит 85 и слышит неизреченные глаголы, которые не человеку произносить; и поэтому он называется «Сыном Человеческим»; он ходит близко к земле и скорбит. Иезекииль глубоко прозревает духовную природу судов Божиих; и хотя в земных вещах дети и наказываются за своих отцов; но на самом деле всякий несет перед Богом только свое собственное бремя, как он это и объясняет во всей 18-й главе; и что среди земных судеб, которые темны и недоступны исследованию, все вместе направлено на благо тех, кто любит Бога. Он поставлен подобно сторожевому, чтобы сторожить наступление утра, и издали усматривает его свет, пока огни, подобные Синайским, смешиваются с более мягким сиянием Пятидесятницы. Он – пророк второго пришествия Христа не менее, чем первого. Сквозь все писания этого пророка, среди видений и образов великих, поразительных и страшных, встречаются полные и ясные проявления Божьего милосердия и правды; восстановление Его храма, возвышенный и чудесный строй Его путей на земле, возношение престола Воплотившегося Сына Божия! И вот почему пророк Иезекииль так важен для нас, христиан – Израиля Божия в Вавилоне мира: будучи так близок к собственному учению нашего Господа в Евангелии, будучи связан с Откровением св. Иоанна более тесно, чем любой из других пророков, он прямо обращается к тем, кто временно находится в горниле печали, чтобы выйти из него очищенными. «...Хотя рассеял их по землям, но Я буду для них некоторым святилищем», – говорит Господь Бог (Иез. 11, 16). Один из отцов Церкви, бл. Иероним, говорит, что в молодости он имел обыкновение по воскресным дням ходить в римские подземелья, где были похоронены апостолы и мученики; что там, в тиши и мраке, среди обители умерших, он размышлял о видениях Иезекииля, что таким образом он научился приближаться к ним не с праздным любопытством, а со страхом и благоговением, и этим путем до некоторой степени понимать их; видя свет как бы в сомнительном полумраке и восклицая: «Я нашел Того, кого моя душа любит; я буду крепко держать Его и не выпущу Его». Так «в облачный и мрачный день», во времена скорби, мы можем понять Его лучше, чем теперь. Пророк Иезекииль и Откровение св. Иоанна несомненно предназначаются преимущественно для поучения и успокоения христиан в последние дни – «дни великой скорби». Еще одно слово предостережения. Св. Григорий Великий, подробно писавший об Иезекииле, применил это испытание и исправление нашего собственного сердца для воссоздания нашей души в праведности. Так мы знаем, что храм Божий, о котором так много говорится у Иезекииля, это также и наша душа. Счастлив тот, кто скорбит обо всех нечистотах и мерзостях бывших в нем, кто изгоняет оттуда всех идолов и делает его годным для обители Бога. Блажен, кто сохраняет свое сердце мягким и смиренным к уразумению Его пророков – будь это жалобный голос среди развалин Израиля, или мрачная арфа над водами вавилонскими. Пусть не будет сказано о нас, как сказано об Иудеях: «Мы пели вам печальные песни», голосом Иеремии, а «вы не плакали»; пророчествами Иезекииля «мы играли вам на свирели» – вы слушали, как приятное пение или музыку: вы слышали и не делали (Мф. 11, 17). Даниил (Дан.) И сказал он мне: «Даниил муж, муж желаний!» Дан. 10, 11. Таково свидетельство Самого Господа о пророке Данииле. «Муж желаний» – это «муж любви», полный любви, весь любовь; любовь к другим, всегда приносящая взамен 86 любовь же, как в ясной воде лицо соответствует лицу; или муж желаний того, что одно достойно всех желаний – Бога; полный горячего, не насыщаемого желания Бога; его глаза постоянно обращены к Нему; его сердце постоянно размышляет о Боге, стремится к Нему, слушает Его, любит Его. При всех обстоятельствах нужды или затруднениях Даниил немедленно обращался к Богу и Божий ответ был единственным убежищем и упованием: его дом, отечество и больше всего того, что он потерял. В торжественной молитве, от которой ничто не могло отвлечь его, он по три раза на дню находился в общении с Богом. О, какое это чудное выражение: муж желаний, это высшее состояние человеческой души – быть одним желанием! Душа, полная желания, полная молитвы. Душа моя, говорит Давид, имеет желание Бога, воздыхает, изнемогает по Нем, жаждет Его. Это желание Бога, любовь к Богу, сделали Даниила таким ревностным в искании Его посредством смирения, поста и молитвы. В таком искании получил он ответ; он твердо и неотступно преследовал свою цель, пока не был услышан (Дан. 9, 3; 10, 2. 3). Характер Даниила становится яснее в сравнении с Иосифом – они во многом схожи. Характер Иосифа также был полон необычайной мягкости и любви: Бог открывал ему Свои тайны, как друг открывает их своему другу, приближался к нему в ночных видениях, и открывал тайнику его духа толкование сновидений. Он также жил в любви со своими последующими господами: фараоновым домоправителем, начальником тюрьмы, и царем египетским; «поставлен им во главе язычников, чтобы учить старейшин его мудрости» (Пс. 109, 22. 18). Но выше всего была его любовь к братьям, и он, подобно Даниилу, плакал над ними в любви и ходатайствовал за них. Опять же оба были в плену и прошли тяжелую школу скорбей: железо было на их членах и проникло им в душу; оба известны своею чистотою, своею любовью и мудростью Божией; и по этой причине оба были наилучшими советниками и правителями людей как почерпающие свою мудрость свыше. Они стали мудры в вещах человеческих, обращаясь от людей к Богу. И полученное ими свыше они удержали навсегда, потому что продолжали созерцать высшее: они знали, что драгоценная жемчужина могла сохраниться только в чистом сердце. Если на стенах мира они увидали и прочли огненную Руку, чего не могли астрологи, то это потому, что в сердцах их обитал Дух Того, Кто писал. И мы яснее можем видеть эту неразрывную связь чистого сердца с мудростью и божественною любовью, если припомним пример Соломона. О нем также сказано, когда он еще был молод, что «Господь возлюбил его» (2 Цар. 12, 24). Он также получил мудрость, потому что искал ее у Бога. «Если человеку недостает мудрости – пусть просит у Бога» (Иер. 4, 1); но как золото может потускнеть, и самое чистейшее золото измениться! Как омрачилась эта мудрость, и как она впала в ничтожество! Потому что в нем божественная любовь исчезла в земной, чувственной любви; тогда как Иосиф и Даниил, и св. Иоанн были преимущественно известны чистотою. На них сбылось слово, что чистые сердцем узрят Бога. Они были чисты сердцем; они имели видения Бога. Они видели Его во всех путях, делах, словах Его; если их знание и не было подобно знанию Соломона об иссопе на стене и о кедре ливанском, все же оно было в духовном и нравственном предвидении, в том, что преимущественно принадлежит божественной мудрости; так что фараон сказал об Иосифе: «Найдем ли такого, как он, человека, в котором был бы Дух Божий?» (Быт. 41, 38) И Даниил всегда характеризуется князьями вавилонскими, как «муж, в котором пребывает дух святых богов», обладающий «разумением и мудростью подобными мудрости богов». О Данииле нам известно еще и то, что в силу своей горячей любви к Богу еще при жизни своей в молодых годах он поставлен пророком Иезекиилем на ряду с Ноем и Иовом: «И если бы нашлись в ней сии три мужа – Ной, Даниил и Иов, то они 87 праведностью своею спасли бы только свои души, говорит Господь» (Иез. 14, 14). Даниил был так знаменит не только своею святостью, но и своею мудростью, что тот же пророк говорит князю Тирскому, превозносившемуся своим знанием: «Разве ты мудрее Даниила?» (Иез. 28, 3). Он был последним из четырех великих пророков, которые, подобно четырем Евангелистам, составляют одно целое, неся полное свидетельство Божие, но Даниил – последний, подобно Иоанну, последнему из Евангелистов, находится в другом положении, чем остальные трое. Он выступает как исполнение и совершение их в своем лице: не только как пророк, но и как один из тех, к кому посылались пророки. Так пророк Исаия задолго говорит о Кире как основателе и строителе храма (Ис. 44, 28), Иеремия предсказывает 70 лет плена, Иезекииль в видении созерцает построение храма, но Даниил провидит все это и сам принимает участие в исполнении этих пророчеств. Он обращается к самому Киру, он сосчитывает 70 лет Иеремии и приводит к их исполнению, он как бы дает план и образ видению Иезекииля, он не останавливается на временном исполнении, но переходит к вечному царству Христа и высчитывает годы до Его пришествия. Таким образом, подобно Иоанну между Евангелистами, он между пророками мог бы иметь своею эмблемою орла: служащие Господу уподобятся орлу, обновляющему юность свою (Пс. 102, 5), способному высоко подняться и смотреть на солнце. Лев, телец и человек ходят по земле; но орел «на крыльях возносится» к небу. «Глаза его смотрят далеко», и «его гнездо на высоте», он ночует на местах неприступных и его жилище на скале (Иов. 39, 28. 29). А Скала эта – Христос. Пророк Даниил между Халдеями был светом язычников, звездою, восстающею на Востоке, хранителем Иерусалима в Вавилоне. Если Иосифу дано было толковать сны, то Даниилу гораздо больше: знание нерассказанного сна и толкование его; если Соломону дан был «весьма великий разум и обширный ум, как песок на берегу моря» (3 Цар. 4, 29), то в разуме, данном Даниилу, была необъятная глубина, подобная звездам небесным. Потому что это было разумение вещей небесных, освещенное светом Божественной любви. Таков был пророк Даниил, муж сильно возлюбленный, возлюбленный и Богом и людьми; возлюбленный ими, потому что сам сильно любил и Бога и людей; муж любви, сердце любви, так преисполненное божественной любви, что ничто человеческое не могло волновать его; с детства воспитанный в глубокой скорби, отведенный в плен при разорении своего дома, страны и родных. Но подождите немного, и мы увидим его вознесенным на дивную высоту, любимым князьями, правящими царствами, советником советников, в почете у последующих пяти великих государей Вавилона, Персии и Мидии. Навуходоносор дает ему высшее прозвище, которое может дать, наименование его собственного Бога – Валтасара, по имени которого был назван его сын и наследник. И несмотря на это Даниил оставался твердым благодаря божественному огню, которому не могут помешать внешние обстоятельства, разве только заставлявшие его гореть еще ярче и живее. Итак, какая же была эта тайная сила Даниила? То было желание, – душа преисполненная желания; вся жизнь его была посвящена тому, чтобы поддерживать, усиливать и оживлять это желание. Его любовь к людям, их любовь и почет к нему были следствием, – он этого не искал: он искал только любви Божией. В ней находил он все. Он не изучал человеческих вещей для того, чтобы понимать их, но он устремлял свой взор к Богу – источнику мудрости. «У Тебя источник жизни; во свете Твоем мы видим свет» (Пс. 35, 10). Как он сам говорит: «Он открывает глубокое и сокровенное; знает, что во мраке и свете обитает с Ним» (Дан. 2, 22). Халдеи смотрели на звезды, чтобы познать земное, а Даниил смотрел на Бога, создавшего их; царские советники смотрели на людские законы и обычаи, а он – на Бога, 88 Который управляет всем «и силами небесными, и обитателями земли». Подобно тому, как говорится об ангелах, что они научаются земному, глядя в отражение от земли божественного разума, так было и с Даниилом. Он сам говорит, что, когда хотел разуметь, то прилагал к тому старание в молитве и посте; когда он хотел придти к ведению того, чего не знал, он смиренно искал этого в Боге: «Я, Даниил, был в эти дни в сетовании три седмицы дней. Вкусного хлеба я не ел; мясо и вино не входило во уста мои; и тогда я поднял глаза мои и увидел» (Дан. 10, 2-5). Отсюда – чем больше он возвышался, тем более смирял себя; и чем выше стоял он в благоволении у Бога, тем более он оплакивал свое не достоинство Его милостей. Он знал, что Иерусалим будет восстановлен, и знал из книг, что время это настало, но по этой-то самой причине он молился еще усерднее, имея веру в Бога, что это будет. Чем он более уверялся в принятии, тем он более боялся Бога; чем более любили его цари, тем он бесстрашнее обличал их, советуя Навуходоносору «искупить грехи свои правдою и беззакония свои милосердием к бедным» (Дан. 4, 24), открывая всю истину его приемнику Валтасару. Боясь Бога и почитая царей, с преданностью и властью, но и с любовью и непоколебимой верностью порицал он их. Вся жизнь, все труды Даниила состояли в том, чтобы поддерживать живым это сердце полное желания, ради этого он питался овощами, чтобы не осквернить своей души, чтобы его крылья легко возносились к небу; ради этого он просил своих трех товарищей вместе с ним искать «милостей Бога небесного» (Дан. 2, 18); ради этого «он три раза в день преклонял колена, и молился своему Богу» (Дан. 6, 10); ради этого и сам его был полон общения с Богом подобно тому, как звезды становятся видимыми во время ночи; ради этого «он обратил лице свое к Господу Богу, чтобы искать Его с молитвою и молением, в посте и вретище и пепле» (Дан. 9, 3), в исповедании греха; ради этого жаждал он пришествия Христова, как утренней стражи, исчислял годы до наступления этого вожделенного времени, прилагая горячее желание к желанию, ожидая этого пришествия, воздыхая по нем; и слыша в ответ эти слова: «Блажен тот, кто ожидает». Таков был Даниил, муж желаний; пламя его души постоянно поднималось вверх, и все внешние события только содействовали возбуждению этого пламени; он жил среди войн и слухов о войнах; и ему дано было видеть в видениях не только эти войны и разорения войск, нападение и процветание неправых дел, и господство силы; и время таких смут, каких еще не бывало со времени существования народов; но ни одно из этих событий не смущало его, потому что он видел их исчезающими быстро, как тени и приходящими в ничтожество: он видел Камень, отесанный не человеческими руками, достигающей размеров горы, и вдребезги разбивающей все царства мира. То есть он видел, как все совершалось к благу и к полному устроению Церкви Христовой, видел Сына Человеческого, сидящего на Своем престоле судии. Потому земные события, как бы они ни были печальны, тяжелы, затруднительны, и не могли поколебать его уверенность в Боге, ибо он был мужем желаний. Эти его желания крепко держались Бога и ничего больше; эти его желания как бы облекали его одеждою божественного огня и внутри и вовне; подобно Херувиму – весь знание и подобно Серафиму – весь любовь. Таким образом, он был спасен от смерти не один только раз, но вся его жизнь была чудом; неповрежденным прожить всю жизнь с этими языческими царями равносильно тому, чтобы всю жизнь провести во рву львов; жить среди этих идолопоклоннических народов и остаться свободным от их искушений – то же, что всю жизнь проходить по раскаленной печи и не пропитаться даже запахом дыма. И все это потому, что он был мужем желаний, которые были в Боге. Да будет он нам и в этом отношении примером в дни затруднений, скорбей и особенно в дни общественных бедствий – войн, голода, болезней. 89 Самое имя Даниил в переводе означает «Суд Божий». Он всегда обращался к этому суду, он всегда был пред ним, и ему одному изо всех сынов человеческих было открыто, что он на этом суде будет оправдан! Иов (Иов.) Вы слышали о терпении Иова, и видели конец оного от Господа. Иак. 5, 11. Богу угодно было, в самые первые века существования мира, избрать человека, могущего послужить образцом терпения и вдохновляющим наставником до скончания времен. Терпение составляло самую необходимую добродетель для человека, находившегося в состоянии язычества и невежества, однако оно также ценно и для христиан, ибо в последний день наибольшая милость обещана за терпение. Господь говорит: «Терпением спасайте души ваши» (Лк. 21, 19). Св. Павел сказал: «Господь же да управит сердца ваши в терпение Христово» (2 Фес. 3, 5). Нам указано на терпение, как на величайшее совершенство веры. «Испытание вашей веры, – говорит св. Иаков, – производит терпение; терпение же должно иметь совершенное действие» (Иак. 1, 3-4). А про милосердие сказано, что милосердие «долготерпит», что оно долготерпеливо. Сильнее же всего этого сказано в Откровении, что венец Божий заключается «в терпении и вере святых» (Откр. 13, 10). Св. Иоанн сам пребывает «в царствии и в терпении Иисуса Христа» (Откр. 1, 9). Оценка Христа такова: «Ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился, и не изнемогал». И «как ты сохранил слово терпения Моего: то и Я сохраню тебя от годины искушения, которая приидет на всю вселенную» (Откр. 2, 3; 3, 10). Поэтому пример Иова может служить согревающим светом, ободряющим и руководящим нами среди мрака самого антихриста, являющимся наиболее полезным в «великой скорби». Иов служит для христиан учителем терпения, которого ставит в пример сам апостол, он был поднят на небо для того, чтобы там светиться вечно как образец долготерпения в царствии Божием. Нам остается только поклоняться Божественной премудрости за выбор такого человека, за чудесный образ, каким Бог избрал его, поставив его наряду со светилами, дающими свет миру и за удивительное соответствие Иова таким целям Божиим. Для того чтобы сделать пример Иова привлекательным, Бог сообщил ему замечательную силу мысли и дара слова, сделав из него живой памятник для всех времен. Ничто на свете, от самых ранних времен до наших дней, не может сравниться с книгою Иова по поэтической красоте и возвышенности: в каждом слове, в малейших подробностях проглядывает такая высота понимания, такое величие и такая простота, что все вместе глубоко проникает в сердце. Поэтому нередко видишь людей, удрученных глубоким горем, с книгою Иова в руках. Она служит Божественным образцом, в который нам дано заглядывать, и в котором мы находим подкрепление: поток, в котором мы видим самих себя, и, вместе с тем, чудеса глубины, сокровища всевозможных красок, житейские дела и отражение небес. Иов был язычником среди язычников, что делает пример его еще более выдающимся. Для того чтобы научить нас терпению, избран человек, которому не было открыто ни слово Божие, ни Христос, он даже не принадлежал к избранному народу, освященному законом, наставляемому пророками, или примером святых, но к одному из самых древних и невежественных народов в мире. Кроме того, он не знал ничего о загробной жизни или об условиях вечного блаженства или вечной скорби, вознаграждающих за все 90 зло в этой жизни и превращающих его самые тяжелые скорби в легкие, временные огорчения. Такое терпение не было бы столь удивительным для христианина, имеющего перед собою пример Иисуса Христа, или для того, кому известно было обещание Божие, или же для заключившего завет с Богом. Но для человека, могущего поучиться лишь у премудрой природы, было гораздо труднее дойти до такой добродетели, и тем эта добродетель становится выше. Подробности испытания Иова делают пример его терпения еще более возвышенным, совершенным и широким. Для человека, терпящего нужду, огорчения и болезнь, испытание терпения не было бы так ощутимо, но Иов находился на самой ступени земного процветания. Его первоначальное процветание прибавляет еще больше веса его падению. Для человека бездетного многие испытания выносимы, для человека же, благословенного детьми, их гибель является чрезвычайно суровым наказанием. Точно так же внешние огорчения легче перенести, если человек обладает хорошим здоровьем, но при физических страданиях, как сказал сам дьявол, появляется гораздо большее искушение терпения. Переносить болезнь, в свою очередь, гораздо легче, если сердце здорово, так как, по словам Соломона, «дух человека переносит его немощи, а пораженный дух кто может подкрепить?» (Притч. 18, 14), так что сердечные огорчения и мучения были как бы дном чаши, которую должен был испить Иов. «Стрелы Вседержителя во мне, – говорит Иов, – яд их пьет дух мой; ужасы Божии ополчились против меня» (Иов. 6, 4). В момент отчаяния многое значит поддержка близкого человека – это великое благо, сильно облегчающее испытание. Но жена Иова только усугубляла его горе. Наконец, последнею опорою в страданиях служат друзья, знающие и придающие должную цену поступкам страдальца и служащие опорою в его мучениях. Друзья же Иова старались лишить его покоя и сознания чистой совести, он не имел другой поддержки, кроме сознания своей невинности, и они выказали чрезмерно мудрости и святости, стараясь похитить у него и это последнее его достояние. Но несравненно хуже всего то, что Сам Бог, казалось, оставил его и предал его в руки сатаны. И с какою последовательностью бедствия увеличивали его венец! В благосостоянии он очень боялся Бога, окруженный столькими благами, но потери и лишения яснее выказали его благодарность. Ни с чем не сравнимы своею богобоязненною божественностью слова: «Тогда Иов встал, и разодрал верхнюю одежду свою, и пал на землю, и поклонился» (Иов. 1, 20). «Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!» (Иов. 1, 21). Дурной совет его жены дал ему удобный случай поучить ее мудрости и кротости, упреки друзей еще более усилили его смирение и самоуничижение. В данном случае это было состязание между Богом и сатаною, и каждая новая уловка сильного врага служила к славе Божией и к прославлению Его святого, которого Он наперед понял, которого Он избрал, освятил и прославил. Для нечестивых то, что могло бы послужить к их благосостоянию, становится поводом к падению, для благочестивых же людей то, что могло бы привести к падению, доставляет им величайшее благосостояние. Искушения не то чтобы развили его терпение, но они заставили проявить его в полной мере, подобно тому, как яркость небесного свода яснее выступает в темноте. Он помнил Бога во времена своего благосостояния, он «вставал рано утром и возносил всесожжения» за своих сыновей. И так «во все дни» (Иов. 1, 5). А такие жертвы, хотя он этого и не знал, служили напоминанием Христа для Бога, и они были Ему угодны. Он заранее заслужил одобрение Божие в том, «нет такого, как он, на земле, человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла» (Иов. 1, 8). 91 Иов служил истинным образцом всякой добродетели: чистый сердцем, он неведомо для себя исполнял завет Божий, справедливый, гостеприимный, одаренный благосостоянием и богатыми произведениями, отец бесприютных и друг несчастных, открытый сердцем, щедрый. Единственное, чего ему не доставало, это тайного познания Христа с помощью испытаний. Благодарить Бога среди благосостояния хорошо, но благословлять Бога среди величайших бедствий и лишений, это значило возвыситься до скрытой тайны Христа, до жизни, основанной на уповании на Бога во Христе. Несомненно, ужасны и удивительны были его испытания, но еще удивительнее и чудеснее был его венец. Мы уже сказали, что он был язычник и лишен был познания, данного нам откровением, но все эти недостатки были восполнены его терпением. Слово Божие «не пролило на него света бессмертия», но своею верою он дошел до тождественного бессмертия, он приобрел упование на Предвечного Бога, «Предвечный Бог был его опорою», и Он простер на него Свою предвечную десницу. Он был известен Богу, и он познал Бога с помощью веры, познать же Бога есть жизнь вечная. Он не мог говорить о вечности, так как она не была открыта ему, но в сокровенных тайнах его души таилось нечто, тяготевшее к Богу, к Богу живому, так что вся его жизнь была в Боге. Как «во тьме восходит свет правым», «он во век не поколеблется», «сердце его твердо, уповая на Господа» (Пс. 111, 4. 6. 7). Терпением он отдает свою душу в руки Господа, так что при разрушении его тела он помощью веры мог смотреть вперед и обнять великий догмат воскресения плоти (Иов. 19, 25. 27). По выражению бл. Августина: наружу выходят черви, внутри же бессмертие (Пс. 29, 7). Наконец, он ничего не знал о Христе, не знал даже того, что знали пророки или Авраам, когда Бог заключил с ним завет, но посредством тяжелых испытаний, чудесным и таинственным образом он дошел до познания Христа Распятого. В этом состязании пред ним предстало могущество Божие, обратившее в ничто все его первоначальные познания. «Я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня... Я слышал о Тебе слухом уха, теперь же мои глаза видят Тебя. Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Иов. 42, 3-6). Итак, результат этого познания был такой же, как в самых замечательных примерах веры евангельской у людей, познавших Христа, каковы св. Петр, Центурион, женщина Хананеянка и другие. «Теперь же мои глаза видят Тебя. Поэтому я отрекаюсь». Рассмотрим теперь, каким образом испытания Иова привели его к такому результату. Бог говорил с Илией не из бури, не из огня и не во время землетрясения, но тихим, спокойным голосом, напоминавшим кротость и милосердие евангельское (3 Цар. 19, 12). Иову же сказано, что «Господь отвечал из бури» (Иов. 38, 1), так же, как Он говорил с Израилем из огня и при землетрясении, с горы Синайской. Господь беседовал с Иовом из бури, среди ужасных огорчений и бедствий, восставших из-за владыки преисподней, и говорил Он о Своих великих делах, о чудесах творения, совершенных Его десницею, о вратах смерти, открывающихся по Его приказанию, о размещении света и тьмы, о накоплении снега, о сотворении звездного неба, о диких животных и птицах, сотворенных Его рукою, об орле, единороге, левиафане. Господь для того говорит первобытному человеку о Своем Всемогуществе и премудрости, чтобы человек смирился перед Ним и учился терпению. Таким образом, Иову наставлено было, чтобы он рукою закрыл себе рот и смирился перед Богом; и он так и сделал: он не отвергнул Божьего наставления, и так усовершенствовался в деле терпения, что в конце концов услышал «тихий, мягкий голос», говоривший ему о Христе, даже больше того: в тайнах своего сердца он узрел Христа и услышал Его одобрение. 92 Все страдания Иова должны были привести его к этому познанию. Еще до своих испытаний он заслужил одобрение Божие, так как он был совершеннее и праведнее всех людей, но ему надлежало быть испытанным. Поэтому сатане было позволено искушать его, употребив в дело всю свою власть, и мы можем быть уверены в том, что испытания, которым он был подвержен, были самые строгие. Он не только потерял состояние, претерпел семейные лишения и физические страдания, но ко всему этому присоединились другие обстоятельства, еще увеличившие его бедствия. Он от природы был чувствительного и живого характера; его собственная жена, которая должна бы быть для него опорою и помощницею, последовала примеру Евы, сделавшись сама искусительницею; друзья его, которые должны бы поддержать его, приписывали все бедствия Иова его собственной вине. Претерпев потери, весь в проказе, вынеся страшные несчастия, потеряв всех, кто ему был дороже всего на свете, он сам себе находит опору против всех этих бедствий в своей чистой совести, невинной против Бога и людей, и в своем безнадежном положении он не теряет надежды на Бога, говоря: «Вот Он убивает меня, но я буду надеяться» (Иов. 13, 15). После всего дьявол направил против него враждебную силу, насмеялся над ним в лице жены, делающей ему упреки, и в лице друзей, которые под видом мудрых и ласковых слов обвиняли его. Он поразил Иова в его имуществе, в его детях, в теле, но во всем этом Иов возвеличил Бога. Сатана не затронул его сердца, между тем как он на него и направлял свои нападки, и вся эта чудесная и божественная книга полна описаний тех ядовитых средств, какие искуситель употребил для того, чтобы уязвить душу Иова, но ему не удалось превозмочь ее. Не внешние бедствия, а израненное сердце его изображено такими красноречивыми словами, что они невольно привлекают к Иову всякого, удрученного сердечными огорчениями. Сатана сказал, что человек готов все отдать за жизнь, но Иов доказал, что его горе было гораздо хуже смерти. «О, если бы благоволил Бог сокрушить меня, – восклицает он. – Не увидит меня око видевшего меня!» (Иов. 6, 9; 7, 8). «На что... жизнь огорченным душою, которые ждут смерти, и нет ее... обрадовались бы до восторга, восхитились бы, что нашли гроб?» (Иов. 3, 20-22). Можно ли себе представить более глубокую скорбь, нежели та, которая выражена во всей седьмой главе? Выражения его сердечного отчаяния приводят нам на память слова Спасителя на кресте: «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 29, 46). Между тем как в слащавых словах друзей мы слышим голос сатаны, раздавшийся потом среди Иудеев: «Он уповал на Господа, – пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему» (Пс. 21, 9). Его удивительное смирение, голос отчаяния, вырывающийся из убитого горем сердца, словно призывает Посредника и Защитника. «Хотя бы я омылся и снежною водою и совершенно очистил руки мои, то и тогда Ты погрузишь меня в грязь, и возгнушаются мною одежды мои. Ибо Он не человек, как я, чтоб я мог отвечать Ему, и идти вместе с Ним на суд! Нет между нами посредника» (Иов. 9, 30-33). Сам Господь наш на небесах слушает и принимает его слова, что видно у пророка: «Я смотрел, и не было помощника; дивился, что не было поддерживающего; но помогла Мне мышца Моя» (Ис. 63, 5). Когда впервые упоминается об Иове, говорится, что Господь полюбил его. И в чем же выразилась эта любовь, как не в наложении на него тяжелого бремени огорчений, чтобы он таким образом мог познать Христа и сделаться Ему угодным ? Он с самого начала заслужил похвалу Божью. «Обладая богатствами, – говорит бл. Августин, – он не находился во власти их», – так что, когда он утратил все свое имущество, он не потерял Того, от Кого все получил. Будучи совершенно нищим духом, он тем богаче был в Боге. Он был погружен в горнило испытаний и вышел оттуда чистым, как золото, прошедшее через огонь. Его друзья наговорили много мудрого и хорошего для сознания первобытных людей, но они 93 не дошли, как Иов, до познания Христа. В этом вся разница. Поэтому он – тот, к кому они отнеслись с презрением, – должен был вступиться за них, между тем как они вознесли семикратные жертвы, дабы искупить то, что они наделали по невежеству своему. Он же, сравнительно с ними, представляет собою некоторое подобие Христа. Итак, мы видим, что большие страдания служат наградою за большое повиновение. «Сын мой! если ты приступаешь служить Господу Богу, то приготовь душу твою к искушению» (Сир. 2, 1). «Блажен человек, который переносит искушение, потому что, прошедши испытание, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его» (Иак. 1, 12). Исаия (Ис; 4 Цар. 19-20) Видел я Господа сидящего на престоле высоком и превознесенном» (Ис. 6, 1). «Сие сказал Исаия, когда видел славу Его и говорил о Нем» (Ин. 12, 41). Этими словами евангелист Иоанн поясняет нам, что вышеизложенное пророчество Исаии относится к Иисусу Христу и славе его царства. Весь характер пророчеств Исаии раскрывается в словах: «Он видел славу Его» – славу Спасителя – «и говорил о Нем». Он видел Христа и говорил о Нем более всех других пророков. «Он видел», ибо пророчества Исаии названы видениями. «Пророк Исаия великий и верный в видениях своих», – говорит Иисус, сын Сирахов (Сир. 48, 25). Первые слова или заглавие его книги следующее: «Видение Исаии, сына Амосова, которое он видел» (Ис. 1, 1). И в начале второй главы: «Слово, которое было в видении к Исаии сыну Амосову» (Ис. 2, 1). Знаменательное выражение «Слово, которое было в видении». Евангелист Иоанн также называет Христа Словом: «О том, что было от начала, что мы видели очами, о Слове жизни» (1 Ин. 1, 1). Но слово «видение» особенно относится к пророку Исаии, так как он, по его словам, не только слышит то, о чем говорит, но ясно и живо видит своими глазами, подобно тому, как Иов, очистившийся испытаниями, говорит: «Я слышал о Тебе слухом уха, теперь же глаза мои видят Тебя». Но что разумеет Евангелист под этими словами: «Когда видел Христа и говорил о Нем?» Он говорил об отвержении Иудеев. «Бог дал им дух усыпления, глаза, которыми не видят и уши которыми не слышат», – говорит Исаия (Рим. 11, 8), и еще: «Ибо огрубело сердце народа сего и ушами с трудом слышат и очи свои сомкнули, да не узрят очами и не уразумеют сердцем...» (Ис. 6, 10). Об этом именно и сокрушался Исаия. Видение его, описанное в шестой главе, может прекрасно служить определением характера его пророчеств и, в самом деле, оно содержит в себе как бы краткий перечень их. «В год смерти царя Озия, – говорит он, – видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном...» (Ис. 6, 1). Когда земной Израиль стал нравственно падать и исчезать, перед самой смертью этого прокаженного царя, присвоившего себе права священника, Исаия видит престол Христа и прислуживающих ему духов, воздающих благодарение Преблагословенной Троице, во имя Которой христиане принимают Св. Крещение; он видит царство Христово, наполняющее вселенную: «Вокруг Него стояли Серафимы... И взывали они друг к другу и говорили: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! вся земля полна славы Его. И поколебались верхи врат от гласа восклицающих...» (Ис. 6, 2-4). И пророк в смирении своем сокрушается о своей нечистоте, как это делают все святые при лицезрении Христа: «И сказал я: горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами, – и глаза мои видели Царя, Господа, Саваофа» (Ис. 6, 5). Это внутреннее, духовное просветление, ниспосланное Богом, производит на Исаию такое же действие, как на Иова, когда тот говорит: «Теперь 94 глаза мои видели Тебя, – и прибавляет, – поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и теле» (Иов. 42, 5-6). Так и Исаия говорит: «горе мне, я погиб». Таков дух, которым проникнуты все пророчества Исаии. То, что следует далее, не менее выразительно: «Тогда прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих и сказал: вот это коснулось уст твоих... И услышал я голос Господа говорящего: кого Мне послать? и кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня» (Ис. 6, 6-8). Поспешность Исаии угодить Господу указывает на радостную любовь и смелое упование его на Господа. Слова его выражают беспрекословное апостольское послушание и не только послушание, но и полную готовность служить Богу. И Серафим, касающийся уст его, как бы присоединяет его этим к сонму Серафимов, окружавших престол, и прожигает его мудростью Серафимов; и горящий уголь с жертвенника – как все это выражает характер его пророчеств. Он зажигал святое пламя в холодных сердцах людей, чтобы вдохновить их любовью и божественным знанием, очищал их сердца как бы огнем, взятым с жертвенника. Замечательно, что данное Господом Исаии поручение состояло в том, чтобы наложить печать на уши и глаза Иудеев, ибо сказано: «И сказал Он: пойди и скажи этому народу: слухом услышите и не уразумеете, и очами смотреть будете и не увидите» (Ис. 6, 9). Дух Божий является в разное время, то под видом голубя во время крещения Спасителя, то разделяющихся огненных языков в день Пятидесятницы, и говорит через Исаию народу, после того как Серафим коснулся уст его горящим углем с жертвенника. И как музыка зависит от инструмента, который ее исполняет, так и от характера пророка зависит, каким образом Господь взывает к нему. Самый способ, которым Господь призывал к служению пророков, характеризует каждого из них. Так Иезекиилю Господь дал съесть свиток; к Иеремии Господь простер руку Свою и коснулся уст его, и сказал ему: «Вот, Я вложил слова Мои в уста твои» (Иер. 1, 9). Но посвящение Исаии было еще более торжественным и божественным. Моисей видит Христа как вечного Бога среди несгораемого тернового куста; сыны Израиля – как Судью, среди ужасов на горе Синае; св. архидиакон Стефан – стоящим одесную Бога Отца как помощника Его; апостол Павел – в осиявшем его с неба свете; Евангелист Иоанн в Откровении – как Первосвященника, живущего вечно; но Исаия видел Его сидящим на престоле Царства Его, и всю землю, полную славы Его, и затем принял через посредничество Серафима повеление от Господа с верою, полною любви, не только как пророк, но как Евангелист и Апостол. Замечательно, что самое имя его означает: «спасение от Господа»! Мы видим, что первые проповедники Евангелия постоянно ссылались на свидетельства Исаии, как будто бы он сам проповедовал Евангелие; так что на него более ссылаются в Новом Завете, чем на всех других пророков. Когда Иоанн Предтеча начинает проповедовать, он также ссылается на пророка Исаию: «Ибо он тот, о котором сказал пророк Исаия: глас вопиющего в пустыне...» (Мф. 2, 3). Когда Спаситель встал читать в синагоге перед первой Его проповедью в Назарете Ему была подана Библия, Он открыл книгу пророчеств Исаии и прочел то место, где было написано о Нем: «Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем...» (Лк. 4, 16-18). Затем, закрыв книгу, Он сказал: «Ныне исполнилось писание сие, слышанное вами» (Лк. 4, 21). И оставив Назарет, пришел в Капернаум, «да сбудется реченное чрез пророка Исаию, который говорит: «...народ сидящий во тьме увидел свет великий и сидящих в стране и тени смертной, возсиял свет» (Мф. 4, 14-16). Когда Иоанн Креститель послал двух учеников своих сказать Спасителю: «Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого» (Лк. 7, 19), – Господь указал им на творимые им великие дела, которые пророк Исаия приписывает Мессии в пророчествах 95 своих. И когда Иудеи отвергли Его, Он Сам сказал о них: «Хорошо пророчествовал о Вас Исаия» (Мф. 15, 7). Когда Ангел Господень послал апостола Филиппа благовествовать Ефиоплянину евнуху о Христе, тот читал в это время пророчества Исаии о Нем. Когда апостол Павел впервые учил в Риме, он указывал своим согражданам на свидетельство Исаии; он и раньше ссылался на того же пророка в своем послании к Римлянам. В позднейшие времена Церковь в лице блаженного Августина, тоже говорит о пророке Исаии. Бл. Августин спросил св. Амвросия, какую книгу ему читать после своего обращения, св. Амвросий отвечает ему: «Пророка Исаию!» Бл. Иероним видит в Исаии скорее Апостола и Евангелиста, чем пророка, ибо Исаия был одним из тех, о ком святой сказал: «Как прекрасны на горах ноги благовестника, возвещающего мир». Так тесно связано Евангелие с пророчествами Исаии. Все повествование о воплощении Христа можно найти в них: Иоанна Предтечу, уготовавшего путь Господу; рождение Спасителя от Девы и наречение Его Еммануилом, что значит: «с нами Бог». Его бегство в Египет; Его кроткая проповедь, о которой Исаия говорит: «Не возопиет и не возвысит голоса Своего, и не даст услышать его на улицах» (Ис. 42, 2). Его чудесные исцеления: возвращение зрения слепым и слуха глухим; все подробности Его страданий описаны как будто очевидцем. Муж скорбей, он был презрен, изъязвлен и истязаем, но, как агнец пред стригущим его, безгласен. Его смерть и погребение, Его Воскресение и Его ниспослание Утешителя, призвание язычников, Его вторичное пришествие на суд и конечное состояние добрых и злых; о черве, который не умирает и об огне, который не угасает. Обо всем он говорит обстоятельно, его пророчества проникнуты и освещены духом Евангелия; ему присуще чудесное провидение дел Божиих. Его пророчества полны предостережений и обличений. При приближении своем он видит престол, окруженный тучами и мраком; но каждая туча полна света, каждый приговор проникнут духом Евангелия, его утешением и славою. Духовный кругозор Исаии так обширен, что он не сокрушается о преходящих печалях и об отвержении Иудеев, но ликует и воздает благодарение при призыве язычников: «Возведи очи твои и посмотри вокруг: все они собираются, идут к тебе» (Ис. 60, 4). «Всеми ими ты облечешься, как убранством, и нарядишься ими, как невеста» (Ис. 49, 18). Когда Серафимы, окружающие престол Божий, поют хвалу Богу, то песни их походят, наверное, на песни Исаии. «Бог дал дух усыпления, – говорит Иудеям этот великий пророк, – глаза, которыми не видят, и уши, которыми не слышат...» (Рим. 11, 8). О нем же можно сказать, что Господь отверз очи ему и дал ему взирать на славу Свою. Когда Спаситель находился среди Иудеев, они не видели Его, Исаия же, хотя и был очень далеко, видел Его как бы вблизи духовными очами так живо, что говорил о Его распятии и событиях Его жизни, как будто присутствовал при них. Это были не пророчества, а видения. Слова и события, которыми Исаия описывает евангельские события таковы, что даже мы, знающие Евангелие, не могли бы найти более сильных и подходящих выражений: «...шатер для осенения днем от зноя и для убежища и защиты от непогоды и дождя» (Ис. 4, 6); «мир... как река» (Ис. 48, 18); «на живущих в стране тени смертной свет воссияет» (Ис. 9, 2); «грехи ваши, как багряное, – как снег убелю» (Ис. 1, 18); «там у нас великий Господь будет вместо рек, вместо широких каналов» (Ис. 33, 21). Ничто не может служить лучшим описанием этих обещанных божественных даров, чем слова пророка: «Глаза твои увидят Царя в красоте Его; узрят землю отдаленную» (Ис. 33, 17). Таков первый и величайший из пророков, творения которого дошли до нас; но нет ни одного пророка, в пророчествах которого менее упоминалось бы о его личных наклонностях, характере или обстоятельствах его собственной жизни. Иезекииль говорит о себе, и Иеремия много говорит о своих печалях. 96 Исаия выступает перед нами, правда, и в книге Царств, но только для того чтобы провозгласить свои возвышенные и величественные пророчества: он пишет о болезни и исцелении Езекии, о судах Божиих и об ответе Господа на угрозы Сеннахирима. Он творит великие и необычайные чудеса: по слову его солнце отступает назад, и Ангел Господень истребляет ассирийское войско. «Проси себе знамения, – говорит он великие слова Ахазу, – проси или в глубине или на высоте» (Ис. 7, 11). Передавая народу своему веления Божии, относящиеся к событиям его времени, он сам как будто не имеет ничего общего с этими событиями; он как бы живет отдельной духовной жизнью в общении с Богом. Он не говорит, подобно Давиду в Псалмах, о своих личных испытаниях, в которых Христос был крепостью его; он не страдает, подобно Иеремии, от грехов и страданий Иудеев; но видит всегда славу царства Христова и великий, страшный, вечный год. Его самые первые слова: «Слушайте, небеса, и внимай, земля» (Ис. 1, 2). Как будто говорит о тайнах, в которые даже ангелы, так же как люди, желали бы проникнуть. Таким образом, о личной жизни Исаии ничего не сказано в Св. Писании. Древние писатели часто говорят как о вполне верном предании, в котором Церковь не сомневалась, что он умер мучеником: Исаия был распилен пополам по приказанию Манассии несмотря на то, что пророк был первым другом и советником его отца Езекии. Но об этом и о других испытаниях, приведших его к мученическому венцу, в Св. Писании не упоминается. Есть также предположение, что он был царского происхождения, подобно Даниилу, чему пока нет доказательств, кроме его слога. Вместо царского престола, он стоит близ престола Божия, превосходя в величии своем остальных пророков, подобно царственному священнику Мелхиседеку, его земные связи неизвестны, ибо его жизнь во Христе. Хотя в пророчествах своих он передает тяжкие приговоры народам от имени Господа, он всегда видит бесконечное милосердие Божие. Какие бы с ним несчастия ни случались, он не упоминает о них, ибо уповает на Бога, «...славлю Тебя, Господи; ты гневался на меня, но отвратил гнев Твой и утешил меня» (Ис. 12, 1). Единственная великая мысль, лежащая в основе всех его пророчеств, это первое и второе пришествие Христа и, насколько нам дано понять его дух и образ мыслей, то в этом особенно мы должны видеть проявление божественного откровения. Чтобы вполне понять и усвоить пророчества Исаии, мы должны уподобиться ему, стать выше всего земного, не обращать на него внимания, не видя его за великим и горячим потоком света, который льется на нас из отверстых небес. «Всякая плоть – трава... Трава засыхает, цвет увядает, а слово Бога нашего пребудет вечно, – говорит он. Но затем добавляет: «Взойди на высокую гору – благовествующий Сион» (Ис. 40, 6-9). В заключение мы заметим, что древние писатели желали представить Исаию скорее Евангелистом, чем пророком; Церковь дает нам возможность решить этот вопрос, читая нам ежедневно в течение великого поста его пророчества без пропусков. Мы все должны знать, что преходящие события и времена оправдывают Св. Писание чудесным и поразительным образом, выясняя их значение и применение правильнее, чем могли бы это сделать наши личные наблюдения. Исаия также помогает нам поддержать на должной высоте этот великий светоч до последних дней антихриста, как это назначено Богом. Согласно с описанием, данным о нем в книге Иисуса сына Сирахова: «Великим духом своим он провидел отдаленное будущее и утешил сетующих на Сионе; до века возвещал он будущее и сокровенное, прежде нежели оно исполнилось» (Сир. 48, 27-28). Следует также помнить о времени, когда выступил этот великий пророк; это было во время падения земного Израиля; все было приуготовлено к его разрушению. Тогда-то духовным очам Исаии и стали представляться картины будущего, и тогда стал он поучать в вере. 97 Как был он утвержден в этом его великом призвании: Серафим коснулся уст его углем с жертвенника? Какое значение имеет это для нас? В собрании христиан не приходится объяснить этого: это Тело Христа, принесенного в жертву за нас, полное Его божества, как бы живого огня. Готовясь к принятию Тела и Крови Господа, мы говорим: «Горе имеим сердца». И отвечаем: «Имамы ко Господу». Предупреждение Исаии для нас – как звук трубы Архангела, великий, славный, но и грозный: «Слушайте, небеса, и внимай, земля!» Ибо как говорит Псалмопевец: «Он призывает свыше небо и землю судить народ Свой: Соберите ко Мне святых Моих, вступивших в завет со Мною при жертве» (Пс. 49, 4-5). 98
