РОССИЯ ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ: ПОДВОДЯ ИТОГИ О книге: Россия на рубеже веков. 1991-2011. М.: РОССПЭН, 2011. Анализу современной Российской Федерации посвящено уже множество книг. Но «томов многопудье», по существу, так и не отвечает на вопрос: «Кто мы?», «чьими наследниками мы являемся?», на какие исторические прецеденты собираемся опираться? Кратко суть основных исторических взглядов наших соотечественников можно свести к трем основным направлениям: 1) Российская Федерация является преемницей тысячелетней российской истории, и СССР был извращением исконных русских традиций и начал; 2) послеоктябрьский период стал вершиной всей российской истории, СССР – самое великое создание русского народа, апогей его мирового значения, разрушение Советского Союза привело к деградации русского народа и российского государства; 3) вся тысячелетняя история Российского государства была временем беспросветного деспотизма, Россия – «черная дыра» в ряду цивилизованных стран, и только сейчас у нее появилась возможность войти в «общечеловеческое» сообщество. Так какая же точка зрения является истинной? Можно ли среди этих взаимоисключающих мнений найти «золотую середину»? За ответом на эти вопросы естественно было бы обратиться к трудам профессиональных историков. Но такие труды, как правило, перегружены фактическим материалом, посвящены специальным научным проблемам и, скажем прямо, малопонятны рядовому читателю. Но, с другой стороны, о серьезных вещах и нельзя говорить на «птичьем» или «кухонном» языке. Постижение исторического процесса требует вдумчивого отношения от любого нормального человека. И иногда историки сами приходят на помощь к обычному человеку, не имеющему обширных познаний, но обладающему пытливым умом и ясностью мышления. Таким людям, безусловно, следует порекомендовать книгу, содержащую публицистические статьи десяти крупных специалистов (пяти российских и пяти зарубежных). Называется она «Россия на рубеже веков. 1991-2011». 1 Придется все-таки перечислить имена и регалии. Итак, в число авторов вошли: Владимир Булдаков, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Института Российской истории РАН, автора фундаментальной монографии о русской революции «Красная смута»; Лев Гудков, доктор философских наук, директор аналитического центра Юрия Левады; Андрей Зубов, доктор исторических наук, профессор МГИМО(У), редактор двухтомника «История России. ХХ век»; Юрий Пивоваров, академик РАН, директор ИНИОН РАН; Юрий Рыжов, академик РАН; Филипп Буббайер, доктор исторических наук, старший преподаватель Исторической школы Кентского университета (Великобритания); Леонид Люкс, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории Центральной и Восточной Европы в Католическом университете г. Айхштетта (Германия); Жорж Нива, заслуженный профессор Женевского университета (Швейцария); Ричард Пайпс, заслуженный профессор Гарвардского университета (США); Витторио Страда, заслуженный профессор Венецианского университета (Италия). К каким же выводам приходят эти столь разные специалисты? Прежде всего они решительно отвергают третью точку зрения на Российскую Федерацию. Ни одна страна не может начать жить с «чистого листа». Для этого надо уничтожить народ и порожденную им культуру. Но и тогда это не будет «младенческое состояние», поскольку на пустующее место придут другие народы со своей, уже сложившейся культурой. Так, например, сложились Соединенные Штаты Америки, «зачистившие» территорию североамериканских индейцев. Русский же народ, при всех негативных моментах своего прошлого, сохраняет свою жизнеспособность, несмотря на тяжелейшие потери последнего столетия. Во-вторых, история всегда конкретна, и любое поколение так или иначе вносит свою лепту в развитие своей страны и своего народа (положительную или отрицательную). Справедливо отмечает в предисловии профессор А.Б. Зубов: «Для истории любой страны двадцать лет – большой срок. Только для того, кто не обучен Клио, двадцатилетия сливаются в некий серый и неизменный ритм веков. В России первое двадцатилетие ХХ в. Ознаменовалось невиданным расцветом народного хозяйства и культуры, гражданской и политической жизни, но завершилась катастрофой революции и Гражданской войны, разрушившей дотла и страну, и душу народа. Во 2 втором десятилетии на месте России была создана коммунистическая деспотия, вселявшая ужас в одних и вдохновлявшая других и в самом СССР, и во всем мире. И это второе десятилетие закончилось страшной войной, унесшей жизни 26 миллионов наших соотечественников. В любом случае, как бы не относиться к этим первым двадцатилетиям русского ХХ в., в них ощущался исключительный динамизм, огромная мощь битвы между добром и злом, достоинством и ничтожеством человека». Простой логический посыл должен привести нас к выводу, что динамизм сталинских десятилетий вызван тем потенциалом (прежде всего человеческим), который был взращен в недрах Российской империи. СССР использовал инерцию бурного развития России начала ХХ в. И совершенно противоположную картину мы наблюдаем в конце ХХ в.: созданный большевиками коммунистический монстр к этому времени совершенно одряхлел и разложился. В результате в посткоммунистической России не осталось достаточного количества здоровых сил, после того как семидесятилетний тоталитарный каток закатал в асфальт все наиболее активное, живое и самостоятельное. Политический режим и поддерживаемое им государство – СССР – прекратили свое существование в конце 1991 г. Зазвучала ли вновь «героическая симфония» первой половины ХХ в. Или продолжилась тема распада, угасания, застоя, характерная для 1960-1980-х гг.? Кажется, ответ очевиден». Одновременно общественное сознание определило свою веху для отсчета своего прошлого, сконцентрировавшись на фигуре Иосифа Сталина. Люди как бы признают, что «все мы вышли из сталинской шинели». Это явление, обидное для тысячелетней русской истории обозначил В. Страда: «Возникло нечто вроде сталиноцентризма со своим сталиноведением, что наряду с серьезными историографическими результатами привело к сталиномании, в свою очередь разветвившейся на более или менее непреложное осуждение диктатора и более или менее неприкрытую ностальгию по нему. Сталинизм, не мыслившийся как органическая часть эпохи, начатой Октябрьской революцией, стал самодовлеющим». Одновременно порок навязываемых обществу клише Страда видит в том, что «вместо того чтобы выявить инородность эпохи, начатой октябрьским переворотом, ее растворяют в едином потоке многовековой русской истории как неотъемлемую ее часть, пусть и весьма специфическую». 3 Такую же точку зрения на советский период как на трагический разлом в органическом развитии Росси отстаивает Андрей Зубов: «За первые 25 лет существования советской власти прошла глубокая негативная селекция. Лучшие, самые честные и культурные были убиты или лишены ссылками и тюрьмами возможности создавать семью и воспитывать детей, а худшие, те, которые взялись за создание нового человека, или те, кто молча согласился с новой властью, смогли «плодиться и размножаться». Огромные людские потери России во Второй мировой войне и связанные с ней вторая эмиграция и новые репрессии против коллаборационистов окончательно похоронили старое русское общество в России». А «из пламени войны вышел уже новый «советский человек», патриот СССР, начисто потерявший способность к гражданской самоорганизации и личной ответственности за судьбы страны, полностью перенесший с себя на «вождя» надежды на устроение лучшего будущего, всецело забывший о своем богочеловеческом естестве, не укорененный в культуру, очень плохо знающий национальную историю, да и собственных предков за границами двух-трех поколений, большей частью привыкший жить на госпайке скудной зарплаты и не понимавший, что такое приносящая доход, независимая от государства собственность. Этот новый советский человек был научен лгать, чтобы выживать и тем более чтобы делать карьеру. Он уже не старался, как все нормальные люди, наиболее точно облечь свои мысли в слова, а дела явить воплощением слов, но словами скрывал мысли, а дело привык никак не спрягать со словом». Осторожный оптимизм в отношении будущего России высказывает старейший американский русист Ричард Пайпс. Он, впервые посетивший СССР в 50-е годы, отмечал, что главным положительным итогом послесталинских десятилетий стало постепенное исчезновение у русских людей чувства страха, появление большей раскрепощенности в общении. Но этого мало, чтобы создать нормальное демократическое общество. Процесс изменения самосознания населения чересчур затянулся. Необходимо изменение государственной политики. «Такая задача, - по его словам, - может быть решена при упорном усилии сверху через образовательную систему и средства массовой информации. России нужен новый Петр I – дальновидный глава государства, который будет настойчиво проводить мысль о том, что Россия – европейская страна и часть 4 европейского сообщества (каковой она бесспорно и является благодаря своему происхождению, религии и языку)». Несколько под иным углом зрения подошел к характеристике советского режима Ю.С. Пивоваров. Он видит глубокую связь российского коммунизма с традициями крестьянской передельной общины. Свойственный ей циклический передел земельных участков дал оправдание для большевицкой политики всеобщего уравнительного передела в масштабах государства. Одновременно он сопровождался всеобщей переделкой – экономических и политических отношений, норм нравственности, культуры и самого человека. Этот безумный эксперимент характеризовал КР-1 (коммунистический режим -1). Он просуществовал до Великой Отечественной войны. В горниле войны выросло народное самосознание, и изменился политический строй. Нет, внешне все оставалось по-старому. Рулила по-прежнему коммунистическая номенклатура. Но она уже не могла управлять привычными репрессивными методами. Ей самой требовались гарантии. И она пошла на частичную десталинизацию. Возник КР-2. Это привело к оживлению общества, что получило отражение в литературе и искусстве. Оказалось, что традиции русской культуры не умерли, они так или иначе прорастали сквозь асфальт цензуры и тотального контроля, что проявлялось и в поэзии, и в произведениях «деревенщиков», и в шедеврах кинематографии. Лучшие представители культуры опирались не на установки партийной пропаганды, а на традиции русской классики. Это в значительной степени размыло официальную коммунистическую идеологию и, в конечном итоге, похоронило коммунистический режим. Но не номенклатуру. Используя свои административные и властные рычаги, она совершила революционный передел собственности в свою пользу, сохранив при этом властные полномочия. КР, таким образом, по мнению Пивоварова, сохранил себя и после декоммунизации. Причина живучести разложившейся партноменклатуры, отказавшейся от марксистко-ленинской идеологии, но сохранившей власть и собственность в своих руках, заключается в особом структуре и менталитете общества, сложившегося за годы советской власти. Согласно Пивоварову, советские общественные и политические традиции оказались более живучими, чем коммунизм. «Советское – шире, глубже, органичнее, устойчивее, опаснее коммунистического. Коммунизм во многом наносен, ситуативен, вымышлен, несерьезен, 5 функционален. Он и у нас, и на Западе (и, видимо, в Китае) заканчивается одним – «пролетарии всех стран маршируют в ресторан» (И. Бродский). Советское же – это то, во что вылилось русское в ХХ столетии. Не все русское, подчеркну, но во многом и большинстве (количественно) своем. Это – форма русского массового общества, продукт весьма своеобразной урбанизации, «красное черносотенство» (по терминологии П.Б. Струве, культурная борьба, борьба против культуры, сведение высокой культуры к примитивным ее образцам и нормам)». Авторы статей сборника «Россия на рубеже веков» видят трудность транзита РФ к нормальному демократическому порядку и конкурентоспособности экономики в длительном существовании тоталитарного режима. Если в странах Центральной Европы и государствах Балтии тоталитаризм продержался в течении жизни одного поколения, и там сохранились живые свидетели и общественные институты докоммунистического периода, то в России таковые изгладились из памяти, оказались невостребованными подневольными поколениями homo soveticus. Перед РФ стоит геркулесова задача переделки «советского человека» в нормальную человеческую особь. Юрий ЕПАНЧИН 6