Семинар № 2. Древнейшая история русской государственности

1
СЕМИНАР 2. ДРЕВНЕЙШАЯ ИСТОРИЯ РУССКОЙ
ГОСУДАРСТВЕННОСТИ (IX – ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА Х ВВ.)
(вопросы, тексты источников, дополнительные материалы для подготовки к
семинарам см.: http://www.novsu.ru/doc/study/skg/?id=141908 )
ВОПРОСЫ:
На основании анализа и сопоставления приведенных документов, дополнительной
литературы, а также с опорой на ранее полученные знания, попытайтесь разобраться в
следующих вопросах:
1.
Государственность и ее признаки. Дайте определение термину
«государство». Какими признаками должно обладать социально-политическое
образование, что бы претендовать на этот статус?
2.
Возникновение русской государственности согласно «Повести
временных лет» (ПВЛ). Прочтите рассказ ПВЛ (под 859-862 г.) о «призвании
варягов». Что БУКВАЛЬНО рассказывает летописец?
3.
Историография проблемы времени, места и обстоятельств
возникновения русской государственности. Спор «норманистов» и
«антинорманистов». Когда (и в связи с какими обстоятельствами) он возник и как
развивался в XVIII-XX в. В чем заключаются принципиальные позиции сторон
этого спора? Почему на всем своем протяжении этот спор имел выраженную
политическую окраску?
4. Этническое «лицо» начальной русской государственности. Кем в этническом
смысле были «варяги» и «русь» Повести временных лет, какие аргументы
использовали «норманисты» и «антинорманисты»? Какова современная научная
позиция в этом вопросе? Какие точки зрения существуют по поводу этимологии
(происхождения) этнонима «русь»?
Рассмотрите приведенные отрывки из исторических источников (ПВЛ,
Бертинские анналы, сообщения арабских авторов, сведения Константина
Багрянородного и др.). Какие имена носят «послы от рода русского» в ПВЛ (см.
договоры Олега и игоря с греками). Считают ли древние авторы «русов» славянами
или же они разделяют эти народы? Обратите внимание на различение славян (ассакалиба) и русов (ар-рус) в арабоязычной письменной традиции; «славянские» и
«росские» языковые отличия в византийских источниках; отождествление русов с
норманнами в европейских источниках.
Составьте таблицу аккумулирующую информацию раннесредневековых авторов о
славянах и русах, сходства и различия в описании:
Автор и краткие
Описание славян
Описание русов
сведения о нем (даты
Местооб Государс Религия Местооби Государс Религия
жизни, время написания итания и твенное и
тания и
твенное и
и жанр рассматриваемого язык
устройст бытовые язык
устройст бытовые
произведения, был ли он
во и
этнограф
во и
этнограф
сам очевидцем или брал
основны ические
основны ические
информацию «из вторых
е занятия особенно
е занятия особенно
рук»)
сти
сти
2
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ:



















Данилевский И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.): Курс
лекций М., 1998 //
http://www.infanata.org/2007/04/03/drevnjaja_rus_glazami_sovremennikov_i_potomkov_ixxii_
vv_kurs_lekcijj.html (!!!)
Древняя Русь в свете зарубежных источников / под ред. Е.А. Мельниковой. М., 1999.
// http://www.lants.tellur.ru/history/DRSZI/ (без главы «Восточные источники»); полностью http://www.infanata.org/index.php?newsid=1146093145 (!!!)
Клейн Л.С. «Норманизм – антинорманизм: конец дискуссии» // STRATUM plus. 1999.
№ 5. С.91-101 // http://stratum.ant.md/05_99/articles/clein/clein00.htm(см. Дополнительные
материалы) (!!!)
Клейн Л.С. Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон. СПб., 2009
(!!!)
Кузьмин С.Л. От Скифии к России. М., 1992. http://nwae.pu.ru/pdf/kuzmin_book.pdf
Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб., 2005
Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе: историко-археологические очерки. Л.,
1985.
Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Название «русь» в этнокультурной истории
Древнерусского государства (IX-X вв.) // Вопросы истории. № 8. 1989. с. 24-38 (!!!)
Новосельцев А.П. К вопросу об одном из древнейших титулов русского князя //
История СССР. 1982. №4. // http://apnovoselcev.narod.ru/text/tx/tx001.html (!!!)
Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI - IX вв. //
Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. М., 2000. //
(!!!)http://apnovoselcev.narod.ru/text/tx/tx003.html
Новосельцев А.П. Образование древнерусского государства и первый его правитель //
Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. М., 2000.
http://apnovoselcev.narod.ru/text/tx/tx009.html
Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX–XI вв. М., 1995. //
http://www.krotov.info/history/09/2/petruh_00.htm (!!!)
Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем
средневековье. М., 2004. (!!!)
Повесть временных лет. Ч.1. Текст и перевод. М.-Л., 1950. 2-е изд., испр. и доп. СПб,
1996. СПб, 1999; Повесть временных лет. // Библиотека литературы Древней Руси. Т.1.
СПб, 1997. // http://midday.narod.ru/pvl.html (древнерусский текст, перевод
Д.С.Лихачева см.: http://www.hrono.info/dokum/povest1.html)
Седов В.В. Русский каганат IX века. М., 1970.
Славяне и скандинавы. М., 1986.
Хабургаев Г. А. Этнонимия `Повести временных лет` в связи с задачами реконструкции
восточнославянского глоттогенеза. М., 1979.
Цукерман К. Два этапа формирования древнерусского государства //
http://iananu.kiev.ua/archaeology/2003-1/zukerman.htm
Шаскольский И.П. Вопрос о происхождении имени «Русь» в современной буржуазной
науке // Критика новейшей буржуазной историографии. Сб. ст. Л., 1967.
http://litopys.org.ua/ (древнерусские тексты Ипатьевской, Лаврентьевской, Новгородской
Первой и некоторых других летописей)
http://www.vostlit.info/ (крупнейшее собрание текстов исторических источников)
http://www.auditorium.ru/ (крупнейшая русскоязычная электронная научная библиотека)
3
ИСТОЧНИКИ ПО ДРЕВНЕЙШЕЙ ИСТОРИИ РУССКОЙ
ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
Повесть временных лет (Ипатьевская летопись), нач. XII в.
Повесть временных лет. Ч.1. Текст и перевод. М.-Л., 1950. 2-е изд., испр. и доп.
СПб, 1996. СПб, 1999; Повесть временных лет. // Библиотека литературы Древней Руси.
Т.1. СПб, 1997. // http://midday.narod.ru/pvl.html (перевод Д.С.Лихачева:
http://www.hrono.info/dokum/povest1.html, перевод О.В.Творогова:
http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4869)
Отрывки из «Повести временных лет».
Въ Афетови же части сѣдить русь, чюдь и
вси языцѣ: меря, мурома, всь, мордва,
заволочьская чюдь, пермь, печера, ямь,
югра, литва, зимигола, корсь, лѣтьгола,
либь. Ляховѣ же, и пруси и чюдь присѣдять
к морю Вяряскому. По сему же морю
сѣдять варязи сѣмо къ вьстоку до предѣла
Симова, по тому же морю сѣдять къ западу
до земли Агляньски и до Волошьскые.
Афетово же колѣно и то: варязи, свеи,
урмане, готѣ, русь, аглянѣ, галичанѣ,
волохове, римлянѣ, нѣмци, корлязи,
венедици, фряговѣ и прочии, присѣдять от
запада къ полуденью и съсѣдятся съ
племенем Хамовомъ.
Перевод О.В. Творогова
В Иафетовой же части обитает русь, чудь и
всякие народы: меря, мурома, весь, мордва,
заволочьская чудь, пермь, печера, ямь, угра,
литва, зимигола, корсь, летгола, ливы.
Поляки же и пруссы, и чудь сидят близ
моря Варяжского. По этому же морю сидят
варяги: отсюда к востоку — до пределов
Симовых, сидят по тому же морю и к
западу — до земли Английской и
Волошской.
Потомство Иафета также: варяги, шведы,
норманны, готы, русь, англы, галичане,
волохи, римляне, немцы, корлязи,
венецианцы, фряги и прочие, — они
примыкают на западе к южным странам и
соседят с племенем Хамовым.
В лѣто 6367. Имаху дань варязи,
приходяще изъ заморья, на чюди, и на
словѣнехъ, и на меряхъ и на всѣхъ,
кривичахъ. А козаре имахуть на полянех, и
на сѣверехъ, и на вятичихъ, имаху по бѣлѣ
и вѣверици тако от дыма.
В год 6367 (859). Варяги, приходя из-за
моря, взимали дань с чуди, и со славян, и с
мери, и с веси, и с кривичей. А хазары
брали с полян, и с северян, и с вятичей по
серебряной монете и по белке от дыма.
В лѣто 6370. И изгнаша варягы за море, и
не даша имъ дани, и почаша сами в собѣ
володѣти. И не бѣ в нихъ правды, и въста
родъ на род, и быша усобицѣ в них, и
воевати сами на ся почаша. И ркоша:
«Поищемъ сами в собѣ князя, иже бы
володѣлъ нами и рядилъ по ряду, по
праву.» Идоша за море к варягом, к руси.
Сице бо звахуть ты варягы русь, яко се
друзии зовутся свее, друзии же урмани,
аньгляне, инѣи и готе, тако и си. Ркоша
руси чюдь, словенѣ, кривичи и вся: «Земля
наша велика и обилна, а наряда въ ней
нѣтъ. Да поидете княжить и володѣть
нами». И изъбрашася трие брата с роды
В год 6370 (862). И изгнали варягов за
море, и не дали им дани, и начали сами
собой владеть, и не было среди них правды,
и встал род на род, и была у них усобица, и
стали воевать друг с другом. И сказали:
«Поищем сами себе князя, который бы
владел нами и рядил по ряду и по закону».
Пошли за море к варягам, к руси. Те варяги
назывались русью, как другие называются
шведы, а иные — норманны и англы, а еще
иные готы — вот так и эти. Сказали руси
чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша
велика и обильна, а порядка в ней нет.
Приходите княжить и владеть нами». И
избрались трое братьев со своими родами, и
4
своими, и пояша по собѣ всю русь, и
придоша къ словѣномъ пѣрвѣе. И срубиша
город Ладогу. И сѣде старѣйший в Ладозѣ
Рюрикъ, а другий, Синеусъ на Бѣлѣ озерѣ,
а третѣй Труворъ въ Изборьсцѣ. И от тѣхъ
варягъ прозвася Руская земля. По дъвою же
лѣту умре Синеусъ и братъ его Труворъ. И
прия Рюрикъ власть всю одинъ, и пришед
къ Ильмерю, и сруби город надъ Волховом,
и прозваша и́ Новъгород, и сѣдѣ ту, княжа,
и раздая мужемъ своимъ волости и городы
рубити: овому Полътескъ, овому Ростовъ,
другому Бѣлоозеро. И по тѣмь городомъ
суть находницѣ варязи; пѣрвии населници в
Новѣгородѣ словенѣ, и в Полотьскѣ
кривичи, Ростовѣ меряне, Бѣлѣозерѣ весь,
Муромѣ мурома. И тѣми всѣми обладаше
Рюрикъ.
взяли с собой всю русь, и пришли прежде
всего к славянам. И поставили город
Ладогу. И сел старший, Рюрик, в Ладоге, а
другой — Синеус, — на Белом озере, а
третий, Трувор, — в Изборске. И от тех
варягов прозвалась Русская земля. Через
два года умерли Синеус и брат его Трувор.
И принял всю власть один Рюрик и пришел
к Ильменю, и поставил город над
Волховом, и назвал его Новгород, и сел тут
княжить, и стал раздавать мужам своим
волости и города ставить — тому Полоцк,
этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в
этих городах — находники, а коренные
жители в Новгороде — славяне, в Полоцке
— кривичи, в Ростове — меря, в Белоозере
— весь, в Муроме — мурома, и над теми
всеми властвовал Рюрик.
И бяста у него два мужа, не племени его, но
боярина, и та испросистася къ Цесарюграду
с родом своимъ. И поидоста по Дънепру,
идуче мимо и узрѣста на горѣ городокъ. И
въспрошаста, ркуще: «Чий се городъ?» Они
же ркоша: «Была суть три братья — Кий,
Щекъ, Хоривъ, иже сдѣлаша городъ сий, и
изъгыбоша, а мы сѣдимъ род ихъ, и
платимы дань козаром». Асколдъ же и Диръ
остаста в городе семъ, и многы варягы
съвокуписта и начаста владѣти польскою
землею, Рюрику же княжящу в
Новѣгородѣ.
И было у него два мужа, не родственники
его, но бояре, и отпросились они в Царьград
со своим родом. И отправились по Днепру,
и когда плыли мимо, то увидели на горе
небольшой город. И спросили: «Чей это
городок?» Те же ответили: «Были три брата,
Кий, Щек и Хорив, которые построили
город этот и сгинули, а мы тут сидим,
родичи их, и платим дань хазарам».
Аскольд же и Дир остались в этом городе,
собрали у себя много варягов и стали
владеть землею полян. Рюрик же княжил в
Новгороде.
В лѣто 6415. Иде Олегъ на Грѣкы…
…Няшася грѣци по се, и почаша грѣци
мира просити, дабы не воевалъ Грѣцькой
земли. Олегъ же, мало отступивъ от города,
нача миръ творити съ цесарема грѣцькыма,
съ Леономъ и съ Александром. Посла к
нима в городъ Карла, Фарлофа, Велмуда,
Рулава и Стѣмида, глаголя: «Имете ми ся
по дань».
В год 6415 (907). Пошел Олег на греков…
…И согласились на это греки, и стали греки
просить мира, чтобы не разорял Греческой
земли. Олег же, немного отойдя от столицы,
начал переговоры о мире с греческими
цесарями Леоном и Александром и послал к
ним в столицу Карла, Фарлафа, Вермуда,
Рулава и Стемида со словами: «Платите мне
дань».
В лѣто 6420. Посла Олегъ мужи свои
построити мира и положити ряды межи
Грѣкы и Русью, и посла глаголя:
«Равно другаго свѣщания, бывшаго при
тѣхъже цесарихъ Лва и Александра. Мы от
рода рускаго — Карлы, Инегелдъ, Фарлофъ,
Веремудъ, Рулавъ, Гуды, Руалдъ, Карнъ,
Фрелавъ, Рюаръ, Актеву, Труанъ, Лидуль,
В год 6420 (912). Послал Олег мужей своих
заключить мир и ряд между греками и
русскими, и послал, говоря:
«Согласно другому уряжению, бывшему
при тех же цесарях — Льве и Александре.
Мы от рода русского — Карлы, Инегелд,
Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд,
Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул,
Фост, Стемид — посланные от Олега,
5
Фостъ, Стемиръ, иже послани от Олга,
великаго князя рускаго, и от всѣх, иже суть
под рукою его, свѣтълыхъ бояръ…»
великого князя русского, и от всех, кто под
рукой его, светлых князей, бояр…
В лѣто 6453. Присла Романъ, и Костянтинъ
и Стефанъ слы къ Игореви построити мира
пѣрваго. Игорь же глаголавъ с ними о
мирѣ. Посла Игорь мужи свои къ Роману.
Романъ же събра бояры и сановникы. И
приведоша рускыя слы, и повелѣша
глаголати и писати обоихъ речи на харотью:
«Равно другаго свѣщания, бывшаго при
цесаре Романѣ, и Костянтинѣ, и Стефанѣ,
христолюбивыхъ владыкъ. Мы от рода
рускаго слы и гостье: Иворъ, солъ Игоревъ,
великаго князя рускаго, и обьчии сли:
Вуефастъ Святославль, сына Игорева,
Искусеви Олгы княгыня, Слуды Игоревъ,
нетий Игоревъ, Улѣбъ Володиславль,
Каницарь
Предславинь,
Шигобернъ
Сфандръ, жены Улѣбовы, Прастенъ
Турдуви,
Либиарь
Фастов,
Гримъ
Сфирковъ,
Прастѣнъ
Якунъ,
нетий
Игоревъ,
Кары
Тудковъ,
Каршевъ
Тудоровъ, Егри Ерлисковъ, Воистовъ
Иковъ, Истръ Яминдовъ, Ятьвягъ Гунаревъ,
Шибьридъ Алдань, Колъ Клековъ, Стегги
Етоновъ, Сфирка, Алвадъ Гудовъ, Фудри
Тулбовъ, Муторъ Утинъ, купѣць Адунь,
Адолбъ, Ангивладъ, Улѣбъ, Фрутанъ,
Гомолъ,
Куци,
Емигъ,
Турьбридъ,
Фурьстенъ, Бруны, Роалъдъ, Гунастръ,
Фрастенъ, Инъгелдъ, Турбернъ и другий
Турбернъ, Улѣбъ, Турбенъ, Моны, Руалдъ,
Свѣнь, Стиръ, Алданъ, Тилий, Апубкарь,
Свень, Вузелѣвъ, и Синько биричь,
послании от Игоря, великаго князя рускаго,
и от всея княжья и от всѣх людий Руское
земли.
В год 6453 (945). Прислали Роман, и
Константин, и Стефан послов к Игорю
восстановить прежний мир. Игорь же
говорил с ними о мире. И послал Игорь
мужей своих к Роману. Роман же созвал
бояр и сановников. И привели русских
послов и велели им говорить и записывать
речи тех и других на хартию:
«Согласно
другому
уряжению,
заключенному при
цесарях
Романе,
Константине и Стефане, христолюбивых
владыках. Мы — от рода русского послы и
купцы, Ивор, посол Игоря, великого князя
русского, и общие послы: Вуефаст от
Святослава, сына Игоря, Искусеви от
княгини Ольги, Слуды от Игоря, племянник
Игорев, Улеб от Володислава, Каницар от
Предславы, Шихберн Сфандр от жены
Улеба, Прастен Туродов, Либиар Фастов,
Грим Сфирьков, Прастен Акун, племянник
Игорев, Кары Тудков, Каршев Туродов,
Егри Евлисков, Воист Войков, Истр
Аминдов, Ятвяг Гунарев, Шибрид Алдан,
Кол Клеков, Стегги Етонов, Сфирка...,
Алвад Гудов, Фудри Тулбов; Мутор Утин,
купцы Адунь, Адолб, Ангивлад, Улеб,
Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Турьбрид,
Фурьстен,
Бруны,
Роальд,
Гунастр,
Фрастен, Ингелд, Турберн и другой
Турберн, Улеб, Турбен, Моны, Руальд,
Свень, Стир, Алдан, Тилий, Апубкарь,
Свень, Вузелев, Синько бирич, посланные
от Игоря, великого князя русского, и от
всех князей, и от всех людей Русской земли.
Бертинские анналы (известие за 839 г.):
В 839 г. к императору Франкской империи Людовику Благочестивому (814–840 гг.)
явилось посольство византийского императора Феофила (829–842 гг.), который «прислал
также… некоторых людей, утверждавших, что они, то есть народ их, называется Рос
(Rhos); король (rex) их, именуемый хаканом (chacanus; тюркский титул, означающий ‘хан
ханов’ и равный в раннесредневековой дипломатической ‘табели о рангах’
императорскому титулу):
«Также пришли послы греков, отправленные от императора Теофила … Он также
послал с ними тех самых, кто себя, то есть свой народ называли Рос, которых их король,
прозванием Каган, отправил ранее ради того, чтобы они объявили о дружбе к нему, прося
6
посредством упомянутого письма, поскольку они могли [это] получить благосклонностью
императора, возможность вернуться, а также помощь через всю его власть. Он не захотел,
чтобы они возвращались теми [путями] и попали бы в сильную опасность, потому что
пути, по которым они шли к нему в Константинополь, они проделывали среди варваров
очень жестоких и страшных народов.
Очень тщательно исследовав причину их прихода, император узнал, что они из
народа свеонов, как считается, скорее разведчики, чем просители дружбы того
королевства и нашего, он приказал удерживать их у себя до тех пор, пока смог бы это
истинно открыть, а именно, честно они пришли от того или нет, и это он не преминул
сообщить Теофилу через своих упомянутых послов и письмо, и то, что он охотно принял
по сильному его желанию, а также если они будут найдены верными, и для них было бы
дано разрешение на возвращение в отечество без опасности; их следовало отпустить с
помощью; если в другой раз вместе с нашими послами, направленными к его
присутствию, появился бы кто-нибудь из таких [людей] он сам должен был назначить
решение. Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2003. С. 288–289.
Послание франкского императора и итальянского короля Людовика II (844–
875 гг.), направленное в 871 г. византийскому императору Василию I (867–886 гг.):
«Хаганом (chaganus) мы называем государя (praelatus) авар, а не хазар (Gazani)
или норманнов (Nortmanni)» (Chron. Salern. Cap. 107. P. 111). Древняя Русь в свете зарубежных
источников. М., 2003. С. 290.
То, что под «хаканом норманнов» здесь понимается именно правитель русов видно из следующих
отрывков: «В это время (нападение русов на Константинополь в 860 г.) народ норманнов (Normannorum
gentes) на трехстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но так как они
никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности,
перебив там большое множество народу, и так с триумфом возвратились восвояси» (Иоанн Диакон);
«Ближе к северу обитает некий народ, который греки по внешнему виду называют русиями, ρούσιος
(ученый Лиудпранд имеет в виду греческое слово ρούσιος – «рыжий»), мы же по местонахождению
именуем норманнами. Ведь на немецком языке (lingua Teutonum) nord означает север, а man – человек;
поэтому-то северных людей и можно назвать норманнами» (Лиутпранд Кремонский. V, 15. P. 137–138).
Ибн Хордадбех, «Книга путей и стран», не позднее 30–40-х гг. IX века:
«Если говорить о купцах ар-Рус, то это одна из разновидностей (джинс) славян.
Они доставляют заячьи шкурки, шкурки черных лисиц и мечи из самых отдаленных
[окраин страны] славян к Румийскому (Черному) морю. Владетель (сахиб) ар-Рума
(Византии) взимает с них десятину (ушр). Если они отправляются по Танису (греч. Танаис
– Дон) – реке славян, то проезжают мимо Хамлиджа, города хазар. Их владетель (сахиб)
также взимает с них десятину. Затем они отправляются по морю Джурджан
(Каспийскому) и высаживаются на любом берегу. Окружность этого моря 500 фарсахов
(ок. 3000 км). Иногда они везут свои товары от Джурджана до Багдада на верблюдах.
Переводчиками [для] них являются славянские слуги-евнухи (хадам). Они утверждают,
что они христиане и платят подушную подать (джизью)» (BGA. T. VI. P. 154; Ибн
Хордадбех. С. 124). Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2003. С. 206.
Ибн ал-Факих, «Книга стран», ок. 903 г.:
«Славяне едут к морю Рум, и берет с них властитель Рума десятину; затем
следуют они по морю до Самкуша еврейского (совр. Керчь); далее они направляются в
страну Славян или переходят из моря Славянского в ту реку, которую называют
Славянская река, с тем, чтобы пройти в залив Хазарский, и там с них берет десятину
властитель хазар; затем следуют они к морю Хорасанскому (Каспийскому), попадают в
Джурджан и продают все, что с собой привозят, и все это попадает в Рей» (BGA. T. V. P.
270-271; Новосельцев. 1965. С. 385). Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2003. С. 208.
7
Ибн Русте, «Книга драгоценных сокровищ», 903–913 гг.:
"И между странами печенегов и славян расстояние в 10 дней пути. В самом
начале пределов славянских находится город, называемый Ва. т (Ва.ит). Путь в эту страну
идет по степям (пустыням?) и бездорожным землям через ручьи и дремучие леса. Страна
славян - ровная и лесистая, и они в ней живут. И нет у них виноградников и пахотных
полей. И есть у них нечто вроде бочонков, сделанных из дерева, в которых находятся ульи
и мед. Называется это у них улишдж, и из одного бочонка добывается до 10 кувшинов
меда. И они народ, пасущий свиней, как (мы) овец. Когда умирает у них кто-либо, труп
его сжигают. Женщины же, когда случится у них покойник, царапают себе ножом руки и
лица. На другой день после сожжения покойника они идут на место, где это происходило,
собирают пепел с того места и кладут его на холм. И по прошествии года после смерти
покойника берут они бочонков двадцать, больше или меньше, меда, отправляются на тот
холм, где собирается семья покойного, едят там и пьют, а затем расходятся. И если у
покойника было три жены и одни из них утверждает, что она особенно любила его, то она
приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб
поперек, привязывают посреди этой перекладины веревку, она становится на скамейку и
конец (веревки) завязывает вокруг своей шеи. После того как она так сделает, скамью
убирают из-под нее и она остается повисшей, пока не задохнется и не умрет, после чего ее
бросают в огонь, где она и сгорает. И все они поклоняются огню. Большая часть их
посевов из проса Во время жатвы они берут ковш с просяными зернами, поднимают к
небу и говорят: "Господи, ты, который (до сих пор) снабжал нас пищей, снабди и теперь
нас ею в изобилии".
Есть у них разного рода лютни, гусли и свирели. Их свирели длиной и два локтя,
лютня же их восьмиструнная. Их хмельной напиток из меда. При сожжении покойника
они предаются шумному веселью, выражая радость по поводу милости, оказанной ему
Богом. Рабочего скота у них совсем немного, а лошадей нет ни у кого, кроме упомянутого
человека" (180) Оружие их состоит из дротиков, щитов и копий, другого оружия они не
имеют. Глава их коронуется, они ему повинуются и от слов его не отступают.
Местопребывание его находится в середине страны славян. И упомянутый глава, которого
они называют "главой глав" (ра'ис ар-руаса), ищется у них свиет-малик, и он выше
супанеджа, а супанедж является его заместителем (наместником). Царь этот имеет
верховых лошадей и не имеет иной пищи, кроме кобыльего молока. Есть у него
прекрасные, прочные и драгоценные кольчуги. Город, в котором он живет, называется
Джарваб, и в этом городе ежемесячно в продолжение трех дней проводится торг,
покупают и продают. В их стране холод до того силен, что каждый из них выкапывает
себе в земле род погреба, к которому приделывают деревянную остроконечную крышу,
наподобие христианской церкви, и ни крышу накладывают землю. В такие погреба
переселяются со всем семейством и, взяв дров и камней, разжигают огонь и раскаляют
камни на огне докрасна. Когда же камни раскалятся до высшей степени, их обливают
водой, от чего распространяется пар, нагревающий жилье до того, что снимают даже
одежду. В таком жилье остаются они до весны. Царь еже-I годно объезжает их. И если у
кого из них есть дочь, то царь берет себе по одному из ее платьев в год, а если сын, то
также берет по одному из платьев в год. У кого же нет ни сына, ни дочери, тот дает по
одному из платьев жены или рабыни в год. И если поймает царь в стране своей вора, то
либо приказывает его удушить, либо отдает под надзор одного из правителей на окраинах
своих владений.
Что же касается ар-Русийи, то она находится на острове, окруженном озером.
Остров, на котором они (русы) живут, протяженностью в три дня пути, покрыт лесами и
болотами, нездоров и сыр до того, что стоит только человеку ступить ногой на землю, как
последняя трясется из-за обилия в ней влаги. У них есть царь, называемый хакан русов.
Они нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в
плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают. Они не имеют пашен, а питаются лишь
8
тем, что привозят из земли славян. Когда у них рождается сын, то он (рус) дарит
новорожденному обнаженный меч, кладет его перед ребенком и говорит: "Я не оставлю
тебе в наследство никакого имущества, и нет у тебя ничего, кроме того, что приобретешь
этим мечом". И нет у них недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен. Единственное
их занятие - торговля соболями, белками и прочими мехами, которые они продают
покупателям. Получают они назначенную цену деньгами и завязывают их в свои пояса.
Они соблюдают чистоту своих одежд, их мужчины носят золотые браслеты. С рабами они
обращаются хорошо и заботятся об их одежде, потому что торгуют (ими). У них много
городов, и живут они привольно. Гостям оказывают почет, и с чужеземцами, которые
ищут их покровительства, обращаются хорошо, так же как и с теми, кто часто у них
бывает, не позволяя никому из своих обижать или притеснять таких людей. Если же кто
из них обидит или притеснит чужеземца, то помогают и защищают последнего. Мечи у
них сулеймановы. И если какое-либо их племя (род) поднимается (против кого-либо), то
вступаются они все. И нет (тогда) между ними розни, но выступают единодушно на врага,
пока его не победят. И если один из них возбудит дело против другого, то зовет его на суд
к царю, перед которым (они) и препираются. Когда же царь произнес приговор,
исполняется то, что он велит. Если же обе стороны недовольны приговором царя, то по
его приказанию дело решается оружием (мечами), и чей из мечей острее, тот и побеждает.
На этот поединок родственники (обеих сторон) приходят вооруженные и становятся.
Затем соперники вступают в бой, и кто одолеет противника, выигрывает дело. Есть у них
знахари, из которых иные повелевают царем, как будто бы они их (русов) начальники.
Случается, что они приказывают принести жертву творцу их тем, чем они пожелают:
женщинами, мужчинами, лошадьми. И если знахари приказывают, то не исполнить их
приказания никак не возможно. Взяв человека или животное, знахарь накидывает ему на
шею петлю, вешает жертву на бревно и ждет, пока она не задохнется, и говорит, что это
жертва богу.
Они храбры и мужественны, и если нападают на другой народ, то но отстают,
пока не уничтожат его полностью. Побежденных истребляю: и[ли] обращают в рабство.
Они высокого роста, статные и смелые при нападениях. Но на коне смелости не
проявляют, и все свои набеги и походы совершают на кораблях.
(Русы) носят широкие шаровары, на каждые из которых идет сто локтей материи.
Надевая такие шаровары, собирают их в сборку у колен, к которым затем и привязывают.
Никто из них не испражняется наедине, но обязательно сопровождают (руса) трое его
товарищей и оберегают его.
Все они постоянно носят мечи, так как мало доверяют друг другу, и коварство
между ними дело обыкновенное. Если кому из них удается приобрести хоть немного
имущества, то родной брат или товарищ его тотчас начнет ему завидовать и пытаться его
убить или ограбить.
Когда у них умирает кто-либо из знатных, ему выкапывают могилу в виде
большого дома, кладут его туда и вместе с ним кладут в ту же могилу его одежду и
золотые браслеты, которые он носил. Затем опускают туда множество съестных припасов,
сосуды с напитками и чеканную монету. Наконец, в могилу кладут живую любимую жену
покойника. После этого отверстие могилы закладывают, и жена умирает в заключении."
Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI - IX вв. // Древнейшие
государства Восточной Европы. 1998 г. М., 2000.
Гардизи, "Украшение известий", сер. XI в.
"...И они (венгры) побеждают славян и всегда одерживают верх над славянами и
рассматривают их (как источник) рабов. И венгры - огнепоклонники и ходят к гуззам,
славянам и русам и берут оттуда пленником, везут в Рум (Византию) и продают.
9
...И постоянно нападают на славян, и от венгров до славян два дин пути... И на
крайних пределах славянских есть город, называемый Вантит... И между печенегами и
славянами два дня пути по бездорожью, и этот путь (проходит) через источники и очень
лесистую местность И страна славян ровная, изобилует деревьями, и они живут большей
частью среди деревьев. Риса у них нет, и нет засеянных полей. Есть у них хижины,
сделанные из дерева. Много там меда, так что из одного улья получается 50, 60 или 100
манов меда. И разводят они свиней, и имеют они стада свиней, так же как мы имеем стада
баранов. И если умирает у них какой-либо человек, его сжигают. И если умирает у них
женщина, то женщине (той?) режут лицо ножом. И когда сжигают покойника, на другой
день приходят на это место, собирают его пепел, кладут его в мешок и оставляют на
вершине холма. Когда минует год после смерти (покойника), готовят много меда,
собирается вся семья (ахл-е байт) покойника на этом холме, пьют мед и поминают его.
Они почитают быка, и большая часть их посевов из проса. И когда приходит время жатвы,
все то зерно кладут и ковш, затем поднимают голову к небу и говорят: "Это дал ты нам в
этом году, сделай нас обильными и в следующем...". И напиток их делается из меда. И на
струнных инструментах они играют при сжигании мертвого и говорят: "Мы веселимся,
ибо милость божия сошла на него". И лошадей у них мало. Одежда их - рубаха и высокие
сапоги. Обувь их подобии длинным табаристанским сапогам, которые носят женщины
Табаристана. И средства существования у них не очень обильны. Оружие, которым они
сражаются, - дротики, щиты, стрелы и копья. И глава их носит корону, и все они почитают
его и повинуются ему, и первый из их глав (вождей?) зовется свиет-малик, а его
заместитель - свих. Столичный город его называется Джарват. Ежемесячно в течение трех
дней в этом городе происходит базар, на котором всякие вещи продают и покупают. И у
них есть обычай строить крепости. Несколько человек объединяются, чтобы строить
укрепление, так как венгры на них постоянно совершают нападения и грабят их. Венгры
приходят, а славяне запираются в эти укрепления, которые построили.
Зимой большей частью они находятся в замках и крепостях, а летом в лесах. У них
много рабов. Если схватят вора, забирают его имущество, а его самого затем отсылают на
окраину страны и там наказывают. И между ними распространены прелюбодеяния, и если
женщина полюбит мужчину, то сближается с ним, и когда он берет себе жену, если она
окажется девственницей, то делает ее женой, если же нет, то продает и говорит: "Если бы
в тебе был прок, то сохранила бы себя...". Если же, став женой, предается прелюбодеянию,
то (муж) убивает ее, не принимая извинений. У них много напитков из меда. Есть у них
люди, которые имеют у себя 100 больших кувшинов медового напитка.
Что же касается русов, то есть остров, расположенный в море, и остров этот
протяженностью три дня пути в длину и в ширину и весь покрыт лесом. Почва его такая
влажная, что если поставить ногу, то она погрузится в землю по причине ее влажности. И
есть у них царь, называемый хакан-е рус. Число жителей на этом острове 100 000. И эти
люди постоянно нападают на кораблях на славян, захватывают славян, обращают в рабов,
отводят в Хазаран и Балкар и там продают. И у них нет посевов и пашен. И они
пользуются обычно славянскими посевами. И если рождается (у них) сын, извлекают меч,
кладут возле него, и отец говорит: "У меня нет ни золота, ни серебра, ни скота (мал),
чтобы оставить тебе в наследство. Вот твое наследство, сам себе (все) добудь мечом".
Торгуют они соболем и белкой и другими мехами. Носят чистые одежды и с
рабами обращаются хорошо. И нет у них обыкновения, чтобы кто-либо оскорблял
чужеземца. И если кто оскорбит, то половина имущества его отдают потерпевшему. И
одежда людей русов и славян из льна... На острове много городов. У них много
сулеймановых мечей. Если они воюют, то стоят друг с другом заодно, не ссорятся между
собой и совместно действуют, пока не победят врага. Если возникает между ними спор,
идут к хакану и разрешают спор по его решению, или же он (хакан) приказывает, чтобы
решали спор мечом, кто победит, тот и выигрывает (спор).
10
Есть у них знахари, власть которых распространяется и на их царей! И если знахарь
возьмет мужчину или женщину, накинет им на шею веревку и повесит, пока те не
погибнут, и говорит "это указ царя", - то никто не говорит ему ни слова и не выражает
недовольства.
И царь их взимает с торговли 1/10. Всегда 100-200 из них ходят к славянам и
насильно берут с них на свое содержание, пока там находятся. И там (у них) находится
много людей из славян, которые служат (как рабы?) им (русам), пока не избавятся от
зависимости (рабства?)...
И они не доверяют друг другу, так что если один идет испражняться, то два или три
других идут с ним вооруженные, охраняют его, и если встретятся друг с другом один на
один, убивают. Если убивают у них взрослого мужа, то делают ему все вместе в земле
просторную и большую могилу, как просторный дом, и все его имущество, и кувшин для
омовения, и питье, и еду кладут с ним и сажают к нему живую его жену, затем закрывают
могилу, пока жена там не умрет".
Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI - IX вв. // Древнейшие
государства Восточной Европы. 1998 г. М., 2000.
ал-Марвази, «Природа живлотных», кон. XI – нач. XII в.
"Что касается славян, то это многочисленный народ, и между их страной и страной
печенегов десять дней пути по степи (пустыне?) и бездорожью. Их страна (покрыта)
дремучими лесами и (многими) источниками воды, и они живут в этих лесах. У них нет
виноградников, но много меду. Разводят свиней и сжигают своих мертвых, ибо они
поклоняются огню. Сеют главным образом просо и из меда готовят напиток... (186). И их
средства существования не изобильны. Их оружие - дротики и копья, есть у них и щиты.
Их главный предводитель зовется Шу.д, и у него есть заместитель, называемый Шар.х. У
царя (малик) есть верховые лошади, и он питается их молоком. Город, в котором он сидит,
называется Хадрат (Хорват?), и в нем ежемесячно три дня длится торг. Холод там так
силен, что они делают под землей жилища, которые покрывают деревом и согревают их
паром, полученным от нагревания воды сжигаемым навозом и дровами. Там они остаются
в течение зимы. Зимой на них нападают венгры, и как результат взаимных набегов у них
много рабов.
Что же касается ар-Русийи, то они живут на острове в море. Тот остром занимает
пространство в три дня пути в то и другое направление. На ост рове леса и болота, и
окружен он озером. Они (русы) многочисленны и рассматривают меч как средство
существования. Если умирает у них человек и оставляет дочерей и сыновей, то все
имущество достается дочерям, сыновьям же дают только меч и говорят: "Отец твой
добывал себе добро мечом, следуй его примеру..."
И они народ сильный и могучий и ходят в дальние места с целью набегов, а также
плавают они на кораблях в Хазарское море, нападают на корабли и захватывают товары.
Храбрость их и мужество хорошо известны, так что один из них равноценен многим из
других народов. Если бы у них были лошади и они были наездниками, то они были бы
страшнейшим бичом для человечества".
Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI - IX вв. // Древнейшие
государства Восточной Европы. 1998 г. М., 2000.
«Записка» («Рисале») Ибн Фадлана, посетившего в 922 г. Волжскую
Булгарию в составе посольства багдадского халифа:
«А когда прибывают [в Волжскую Булгарию] русы или же другие из прочих
племен, с рабами, то царь, право же, выбирает для себя из каждого десятка голов одну
голову… Он (Ибн-Фадлан) сказал: я видел русов, когда они прибыли по своим торговым
делам и расположились (высадились) на реке Атиль. И я не видел [людей] с более
совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, румяны, красны. Они не носят ни
11
курток, ни кафтанов, но носит какой-либо муж из их числа кису, которой он покрывает
один свой бок, причем одна из его рук выходит из нее. С каждым из них [имеется] секира,
и меч, и нож, и он [никогда] не расстается с тем, о чем мы [сейчас] упомянули. Мечи их
плоские, с бороздками, франкские. И от края ногтя (ногтей) кого-либо из них (русов) до
его шеи [имеется] собрание деревьев и изображений (вещей, людей?) и тому подобного. А
что касается каждой женщины из их числа, то на груди ее прикреплено кольцо или из
железа, или из серебра, или [из] меди, или [из] золота, в соответствии с [денежными]
средствами ее мужа и с количеством их. И у каждого кольца – коробочка, у которой нож,
также прикрепленный на груди. На шеях у них (женщин) [несколько рядов] монист из
золота и серебра, так как если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он
справляет своей жене одно монисто (в один ряд), а если владеет двадцатью тысячами, то
справляет ей два мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые у него
прибавляются, прибавляются в виде [одного] мониста у его жены, так что на шее какойнибудь из них бывает много (рядов) монист. Самое лучшее из украшений у них (русов)
это зеленые бусы из той керамики, которая находится на кораблях. Они (русы) заключают
[торговые] контракты относительно них, покупают одну бусину за дирхем и нанизывают,
как ожерелья, для своих жен.
Они грязнейшие из тварей Аллаха, – не очищаются от испражнений, ни от мочи, и
не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды, но они как
блуждающие ослы. Они прибывают из своей страны и причаливают свои корабли на
Атиле, а это большая река, и строят на ее берегу большие дома из дерева, и собирается
[их] в одном [таком] доме десять и (или) двадцать, – меньше и (или) больше, и у каждого
[из них] скамья, на которой он сидит, и с ними [сидят] девушки – восторг для купцов. И
вот один [из них] сочетается со своей девушкой, а товарищ его смотрит на него. Иногда
же соединяются многие из них в таком положении одни против других, и входит купец,
чтобы купить у кого-либо из них девушку, и [таким образом] застает его сочетающимся с
ней, и он (рус) не оставляет ее, или же [удовлетворит] отчасти свою потребность. И у них
обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы посредством самой грязной
воды, какая только бывает, и самой нечистой, а именно так, что девушка приходит
каждый день утром, неся большую лохань с водой, и подносит ее своему господину. Итак,
он моет в ней свои обе руки и свое лицо и все свои волосы. И он моет их и вычесывает их
гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюет в нее и не оставляет ничего из грязи, но
[все это] делает в эту воду. И когда он окончит то, что ему нужно, девушка несет лохань к
тому, кто [сидит] рядом с ним, и [этот] делает подобно тому, как делает его товарищ. И
она не перестает переносить ее от одного к другому, пока не обойдет ею всех
находящихся в [этом] доме, и каждый из них сморкается и плюет и моет свое лицо и свои
волосы в ней.
И как только приезжают их корабли к этой пристани, каждый из них выходит и
[несет] с собою хлеб, мясо, лук, молоко и набид, пока не подойдет к высокой воткнутой
деревяшке, у которой [имеется] лицо, похожее на лицо человека, а вокруг нее (куска
дерева) маленькие изображения, а позади этих изображений [стоят] высокие деревяшки,
воткнутые в землю. Итак, он подходит к большому изображению и поклоняется ему,
потом говорит ему: “О, мой господин, я приехал из отдаленной страны и со мною девушек
столько-то и столько-то голов и соболей столько-то и столько-то шкур”, пока не сообщит
всего, что привез с собою из [числа] своих товаров – “и я пришел к тебе с этим даром”; –
потом оставляет то, что [было] с ним, перед этой деревяшкой, – “и вот, я желаю, чтобы ты
пожаловал мне купца с многочисленными динарами и дирхемами, и чтобы [он] купил у
меня, как я пожелаю, и не прекословил бы мне в том, что я скажу”. Потом он уходит. И
вот, если для него продажа его бывает затруднительна и пребывание его задерживается, то
он опять приходит с подарком во второй и третий раз, а если [все же] оказывается
трудным сделать то, что он хочет, то он несет к каждому изображению из [числа] этих
маленьких изображений по подарку и просит их о ходатайстве и говорит: “Это жены
12
нашего господина, и дочери его, и сыновья его”. И не перестает обращаться к одному
изображению за другим, прося их и моля у них о ходатайстве и униженно кланяясь перед
ними. Иногда же продажа бывает для него легка, так что он продаст. Тогда он говорит:
“Господин мой уже исполнил то, что мне было нужно, и мне следует вознаградить его”. И
вот, он берет известное число овец или рогатого скота и убивает их, раздает часть мяса, а
оставшееся несет и бросает перед этой большой деревяшкой и маленькими, которые
[находятся] вокруг нее, и вешает головы рогатого скота или овец на эти деревяшки,
воткнутые в землю. Когда же наступает ночь, приходят собаки и съедают все это. И
говорит тот, кто это сделал: “Уже стал доволен господин мой мною и съел мой дар”. И
если кто-нибудь из них заболеет, то они забивают для него шалаш в стороне от себя и
бросают его в нем, и помещают с ним некоторое количество хлеба и воды, и не
приближаются к нему и не говорят с ним, но посещают его каждые три дня, особенно если
он неимущий или невольник. Если же он выздоровеет и встанет, он возвращается к ним, а
если умрет, то они сжигают его. Если же он был невольником, они оставляют его в его
положении, так что его съедают собаки и хищные птицы. И если они поймают вора или
грабителя, то они ведут его к толстому дереву, привязывают ему на шею крепкую веревку
и подвешивают его на нем навсегда, пока он не распадется на куски от ветров и дождей.
И [еще прежде] говорили, что они делают со своими главарями при их смерти
[такие] дела, из которых самое меньшее [это] сожжение, так что мне очень хотелось
присутствовать при этом, пока [наконец] не дошло до меня [известие] о смерти одного
выдающегося мужа из их числа. И вот они положили его в его могиле и покрыли ее
крышей над ним на десять дней, пока не закончили кройки его одежд и их сшивания. А
это бывает так, что для бедного человека из их числа делают маленький корабль, кладут
его (мертвого) в него и сжигают его (корабль), а для богатого [поступают так]: собирают
его деньги и делят их на три трети, – треть [остается] для его семьи, треть [употребляют
на то], чтобы для него на нее скроить одежды, и треть, чтобы приготовить на нее набид,
который они будут пить в день, когда его девушка убьет сама себя и будет сожжена
вместе со своим господином; а они, всецело предаваясь набиду, пьют его ночью и днем,
[так что] иногда один из них умирает, держа чашу в своей руке. И если умирает главарь,
то говорит его семья его девушкам и его отрокам: “Кто из вас умрет вместе с ним?”
Говорит кто-либо из них: “Я”. И если он сказал это, то это уже обязательно, так что ему
уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. И
большинство из тех, кто поступает [так], [это] девушки. И вот, когда умер этот муж, о
котором я упомянул раньше, то сказали его девушкам: “Кто умрет вместе с ним?” И
сказала одна из них: “Я”. Итак, поручили ее двум девушкам, чтобы они оберегали ее и
были бы с нею, где бы она ни ходила, до того даже, что они иногда мыли ей ноги своими
руками. И принялись они (родственники) за его дело, – кройку одежды для него, за
приготовление того, что ему нужно. А девушка каждый день пила и пела, веселясь,
радуясь будущему. Когда же пришел день, в который будет сожжен [он] и девушка, я
прибыл к реке, на которой [находился] его корабль, – и вот, [вижу, что] он уже вытащен
[на берег] и для него поставлены четыре подпорки из дерева хаданга (белого тополя) и
другого [дерева], и поставлено также вокруг него (корабля) нечто вроде больших
помостов из дерева. Потом [корабль] был протащен [дальше], пока не был помещен на эти
деревянные сооружения. И они начали уходить и приходить, и говорили речью, [которой]
я не понимаю. А он (мертвый) был далеко в своей могиле, [так как] они [еще] не
вынимали его. Потом они принесли скамью, и поместили ее на корабле и покрыли ее
стегаными матрацами, и парчой византийской, и подушками из парчи византийской, и
пришла женщина старуха, которую называют ангел смерти, и разостлала на скамье
постилки, о которых мы упомянули. И она руководит обшиванием его и приготовлением
его, и она убивает девушек. И я увидел, что она ведьма (?) большая (и толстая), мрачная
(суровая). Когда же они прибыли к его могиле, они удалили в сторону землю с дерева (с
деревянной покрышки) и удалили в сторону [это] дерево и извлекли его (мертвого) в
13
изаре, в котором он умер, и вот, я увидел, что он уже почернел от холода [этой] страны. А
они еще прежде поместили с ним в его могиле набид и [некий] плод и тунбур. Итак, они
вынули все это, и вот он не завонял и не изменилось у него ничего, кроме его цвета. Итак,
они надели на него шаровары и гетры, и сапоги, и куртку, и кафтан парчовый с
пуговицами из золота, и надели ему на голову шапку из парчи, соболевую. И они понесли
его, пока не внесли его в ту палатку, которая [имеется] на корабле, и посадили его на
матрац, и подперли его подушками и принесли набид, и плод, и благовонное растение и
положили его вместе с ним. И принесли хлеба, и мяса, и луку, и бросили его перед ним, и
принесли собаку, и разрезали ее на две части, и бросили в корабле. Потом принесли все
его оружие и положили его рядом с ним. Потом взяли двух лошадей и гоняли их обеих,
пока они обе не вспотели. Потом разрезали их обеих мечом и бросили их мясо в корабле,
потом привели двух коров и разрезали их обеих также и бросили их обеих в нем
(корабле). Потом доставили петуха и курицу, и убили их, и бросили их обоих в нем
(корабле). А девушка, которая хотела быть убитой, уходя и приходя входит в одну за
другой из юрт, причем с ней соединяется хозяин [данной] юрты и говорит ей: “Скажи
своему господину: ‘право же, я сделала это из любви к тебе’”. Когда же пришло время
после полудня, в пятницу, привели девушку к чему-то, что они [уже раньше] сделали
наподобие обвязки [больших] ворот, и она поставила обе свои ноги на руки (ладони)
мужей, и она поднялась над этой обвязкой [обозревая окрестность] и говорила [нечто] на
своем языке, после чего ее спустили, потом подняли ее во второй [раз], причем она
совершила то же [действие], что и в первый раз, потом ее опустили и подняли в третий
раз, причем она совершила то же, что сделала [те] два раза. Потом подали ей курицу, она
же отрезала ее голову и забросила ее. Они взяли курицу и бросили ее в корабле. Я же
спросил у переводчика о том, что она сделала, а он сказал: “Она сказала в первый раз,
когда ее подняли, – вот я вижу моего отца и мою мать, – и сказала во второй, – вот все мои
умершие родственники сидящие, – и сказала в третий, – вот я вижу моего господина
сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, так
ведите же к нему”. И они прошли с ней в направлении к кораблю. И вот она сняла два
браслета, бывших на ней, и дала их оба той женщине, которая называется ангел смерти, а
она та, которая убивает ее. И она (девушка) сняла два ножных кольца, бывших на ней, и
дала их оба тем двум девушкам, которые обе [перед этим] служили ей, а они обе дочери
женщины, известной под именем ангела смерти. Потом ее подняли на корабль, но [еще]
не ввели ее в палатку, и пришли мужи, [неся] с собой щиты и деревяшки, и подали ей
кубком набид, и вот она пела над ним и выпила его. Переводчик же сказал мне, что она
прощается этим со своими подругами. Потом дан был ей другой кубок, и она взяла его и
затянула песню, причем старуха побуждала ее к питью его и чтобы войти в палатку, в
которой [находится] ее господин. И вот я увидел, что она уже заколебалась и хотела войти
в палатку, но всунула свою голову между ней и кораблем, старуха же схватила ее голову и
всунула ее в палатку и вошла вместе с ней (девушкой), а мужи начали ударять
деревяшками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, причем взволновались бы
другие девушки, и перестали бы искать смерти вместе со своими господами. Потом вошли
в палатку шесть мужей и совокупились все с девушкой. Потом положили ее на бок рядом
с ее господином и двое схватили обе ее ноги, двое обе ее руки, и наложила старуха,
называемая ангелом смерти, ей вокруг шеи веревку, расходящуюся в противоположные
стороны, и дала ее двум [мужам], чтобы они оба тянули ее, и она подошла, держа кинжал
с широким лезвием, и вот, начала втыкать его между ее ребрами и вынимать его, в то
время, как оба мужа душили ее веревкой, пока она не умерла. Потом подошел ближайший
родственник мертвеца, взял деревяшку и зажег ее у огня, потом пошел задом, затылком к
кораблю, а лицом своим (...), зажженная деревяшка в одной его руке, а другая его рука
[лежала] на заднем проходе, [он] будучи голым, пока не зажег сложенного дерева,
бывшего под кораблем. Потом подошли люди с деревяшками (кусками дерева для
подпалки) и дровами, и с каждым [из них] деревяшка (лучина), конец которой он перед
14
тем воспламенил, чтобы бросить ее в эти куски дерева. И принимается огонь за дрова,
потом за корабль, потом за палатку, и мужа, и девушку, и все, что в ней [находилось],
подул большой, ужасающий ветер, и усилилось пламя огня, и разгорелось неукротимое
воспламенение его. И был рядом со мной некий муж из русов, и вот, я услышал, что он
разговаривает с переводчиком, бывшим со мною. Я же спросил его, о чем он говорил ему,
и он сказал: “Право же, – он говорит, – вы, о арабы, глупы”... Он сказал: “Воистину, вы
берете самого любимого для вас человека и из вас самого уважаемого вами и бросаете его
в прах (землю) и съедают его прах и гнус и черви, а мы сжигаем его во мгновение ока, так
что он входит в рай немедленно и тотчас”. Тогда я спросил об этом, а он сказал: “По
любви господина его к нему [вот] уже послал он ветер, так что он унесет его за час”. И
вот, действительно, не прошло и часа, как превратился корабль, и дрова, и девушка, и
господин в золу, потом в [мельчайший] пепел. Потом они построили на месте этого
корабля, который они вытащили из реки, нечто подобное круглому холму и водрузили в
середине его большую деревяшку хаданга (белого тополя), написали на ней имя [этого]
мужа и имя царя русов и удалились.
Он (Ибн-Фадлан) сказал: к порядкам (обычаям) царя русов [относится] то, что
вместе с ним в его замке (дворце) находятся четыреста мужей из [числа] богатырей, его
сподвижников, и [находящиеся] у него надежные люди из их [числа] умирают при его
смерти и бывают убиты [сражаясь] за него. И с каждым из них девушка, которая служит
ему, и моет ему голову, и приготовляет ему то, что он ест и пьет, и другая девушка,
[которую] он употребляет как наложницу. И эти четыреста [мужей] сидят под его ложем
(престолом). А ложе его огромно и инкрустировано драгоценными самоцветами. И с ним
сидят на этом ложе сорок девушек для его постели. Иногда он употребляет, как
наложницу, одну из них в присутствии своих сподвижников, о которых мы упомянули. И
он не спускается со своего ложа, так что если он захочет удовлетворить потребность, то
он удовлетворяет ее в таз, а если он захочет поехать верхом, то лошадь его подводится к
ложу, так что он садится на нее верхом с него (ложа). А если он захочет сойти [с лошади],
то подводится его лошадь [к ложу] настолько, чтобы он сошел со своей лошади. У него
есть заместитель, который управляет войсками и нападает на врагов и замещает его у его
подданных» (Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу / Под ред. И.Ю. Крачковского. – М.-Л.:
Изд-во АН СССР, 1939. С. 78–84).
Константин Багрянородный, «Об управлении империей», сер. Х в.:
«О росах, отправляющихся с однодеревками из Росии в Константинополь…
приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы являются одни из
Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии, а другие из
крепости Милиниски, из Телиуцы, Чернигоги и из Вусеграда. Итак, все они спускаются
рекою Днепр и сходятся в крепости Киоава, называемой Самватас. Славяне же, их
пактиоты, а именно: кривитеины, лендзанины и прочие Славинии – рубят в своих горах
моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед,
вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти [водоемы] впадают в реку
Днепр, то и они из тамошних [мест] вхожи в эту самую реку и отправляются в Киаву. Их
вытаскивают для [оснастки] и продают росам. Росы же, купив одни эти долбленки и
разобрав свои старые моноксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее
убранство... снаряжают их. И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в
Витичеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение
двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются
по названной реке Днепр. Прежде всего они приходят к первому порогу, нарекаемому
Эссупи, что означает по-росски и по-славянски “Не спи”. Порог [этот] столь же узок, как
пространство циканистирия, а посередине его имеются обрывистые высокие скалы,
торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода,
извергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются
15
проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие
вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами дно, волокут их, чтобы
не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а
третьи у кормы, толкая [ее] шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот
первый порог по изгибу у берега реки. Когда они пройдут этот первый порог, то снова,
забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски
Улворси, а по-славянски Островунипрах, что означает “Островок порога”. Он подобен
первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы,
как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри,
что по-славянски означает “Шум порога”, а затем так же – четвертый порог, огромный,
нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся
пеликаны. Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят
назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за
пачинакитов (печенегов). А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах,
проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем
также, одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону
порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к
пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах, ибо он
образует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на
первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски
Леанди, а по-славянски Веручи, что означает “Кипение воды”, и преодолевают его
подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому поросски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как “Малый порог”. Затем
достигают так называемой переправы Крария, через которую переправляются херсониты,
[идя] из Росии, и пачинакиты на пути к Херсону. Эта переправа имеет ширину ипподрома,
а длину, с низа до того [места], где высовываются подводные скалы – насколько пролетит
стрела пустившего ее отсюда дотуда. Ввиду чего к этому месту спускаются пачинакиты и
воюют против росов. После того как пройдено это место, они достигают острова,
называемого Св. Григорий. На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так
как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы
вокруг [дуба], а другие кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай.
Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, или отпустить их живыми.
От этого острова росы не боятся пачинакита…
Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов таков. Когда наступит ноябрь
месяц, тотчас архонты выходят со всеми росами из Киава и отправляются в полюдия, что
именуется “кружением”, а именно – в Славинии вервианов, другувитов, кривичей,
севериев и прочих славян, которые являются пактиотами росов. Кормясь там в течение
всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в
Киав. Потом так же, как было рассказано, взяв свои моноксилы, они оснащают [их] и
отправляются в Романию» (Константин. С. 45-51). ДР 97-98
Ибн Хаукаль, «Книга путей и стран», сер. Х в.:
«Русы. Их три группы (джинс). Одна группа их ближайшая к Булгару, и царь их
сидит в городе, называемом Куйаба, и он больше Булгара. И самая отдаленная из них
группа, называемая ас-Славийа, и [третья] группа их, называемая ал-Арсанийа, и царь их
сидит в Арсе. И люди для торговли прибывают в Куйабу. Что же касается Арсы, то
неизвестно, чтобы кто-нибудь из чужеземцев достигал ее, так как там они (жители)
убивают всякого чужеземца, приходящего в их землю. Лишь сами они спускаются по воде
и торгуют, но не сообщают никому ничего о делах своих и своих товарах и не позволяют
никому сопровождать их и входить в их страну. И вывозятся из Арсы черные соболя и
олово… Эти русы торгуют с Хазарами, Румом и Булгаром Великим…» (BGA. T. II. P. 397;
Новосельцев. 1965. С. 412). Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2003. С. 217.
16
Ал-Масуди, «Промывальни золота и рудники самоцветов», сер. Х в.:
«Славяне разделяются на многие народы; некоторые из них суть христиане,
между ними находятся также язычники, точно также солнцепоклонники. Живут они при
большой реке, текущей с востока на запад. Другая река в их стране течет с востока на
запад, пока не изливается еще в другую реку, приходящую из стран Булгар.
В их стране много рек, текущих с севера. Ни одно из озер их не солено, потому
что страна их далека от солнца, а вода их сладка; вода же близкая к солнцу, бывает
солена. Страна, которая далее за ними к северу, необитаема по причине холода и
множества воды. Большая часть их племен суть язычники, которые сжигают своих
мертвецов и поклоняются им. Они имеют многие города, также церкви, где навешивают
колокола, в которые ударяют молотком, подобно тому как у нас христиане ударяют
деревянной колотушкой по доске…
Что же касается язычников, находящихся в стране хазарского царя, то некоторые
племена из них суть Славяне и Русы. Они живут в одной из двух половин этого города и
сжигают своих мертвецов с их вьючным скотом, оружием и украшениями. Когда умирает
мужчина, то сжигается с ним жена его живою; если же умирает женщина, то муж не
сжигается; а если умирает у них холостой, то его женят по смерти. Женщины их желают
своего сожжения для того, чтоб войти с ними (мужьями) в рай…
В верховьях хазарской реки есть устье, соединяющееся с рукавом моря Найтас,
которое есть Русское море; никто кроме них (русов) не плавает по нем и они живут на
одном из его берегов. Они образуют великий народ, не покоряющийся ни царю, ни
закону; между ними находятся купцы, имеющие сношения с областью Бургар. Русы
имеют в своей земле серебряный рудник, подобный серебряному же руднику,
находящемуся в горе Банджгира, в земле Хорасана.
Русы составляют многие народы, разделяющиеся на разрозненные племена.
Между ними есть племя, называемое Лудана, которое есть многочисленнейшее из них;
они путешествуют с товарами в страну Андалус, Румию, Кустантинию и Хазар…
Описание Славян, их обиталищ, рассказы об их царях и о расселении их племен.
Сказал Масуди: Славяне суть из потомков Мадая, сына Яфета, сына Нуха; к нему
относятся все племена Славян и к нему примыкают в своих родословиях. Это есть мнение
многих людей сведущих, занимавшихся этим предметом. Обиталища их на севере, откуда
простираются на запад. Они составляют различные племена, между коими бывают войны,
и они имеют царей. Некоторые из них исповедуют христианскую веру по Якобитскому
толку, некоторые же не имеют писания, не повинуются законам; они язычники и ничего
не знают о законах. Из этих племен одно имело прежде в древности власть [над ними], его
царя называли Маджак, а само племя называлось Валинана. Этому племени в древности
подчинялись все прочие славянские племена, ибо [верховная] власть была у него и прочие
цари ему повиновались. Затем следует славянское племя Астабрана, которого царь в
настоящее время называется Саклаих; еще племя, называемое Дулаба, царь же их
называется Ванджелава. Затем племя, называемое Бамджин, а царь называется Азана; это
племя самое храброе между Славянами и самое искусное в наездничестве. Еще племя,
называемое Манабан, а царь называется Занбир. Затем племя, называемое Сарбин; это
славянское племя грозно [своим противникам] по причинам, упоминание коих было бы
длинно, по качествам, изложение которых было бы пространно, и по отсутствию у них
закона, которому они бы повиновались. Затем идет племя, именуемое Марава; затем
племя, называемое Харватин; затем племя, называемое Сасин и племя, по имени
Хашанин; затем племя, по имени Баранджабин. Названные нами имена некоторых царей
этих племен суть имена известные (общепринятые) для их царей.
Упомянутое нами племя под именем Сарбин сжигают себя на огне, когда умирает
у них царь или глава; они сжигают также его вьючный скот. У них есть обычаи, подобные
обычаям Гинда (Индии); мы уже об этом отчасти упомянули выше в этом сочинении, при
описании горы Кабха и страны хазарской, когда мы говорили, что в хазарской стране
17
находятся Славяне и Русы, и что они сжигают себя на кострах. Это славянское племя и
другие примыкают к востоку и простираются на запад.
Первым из славянских царей есть царь Дира, он имеет обширные города и многие
обитаемые страны; мусульманские купцы прибывают в столицу его государства с разного
рода товарами. Подле этого царя из славянских царей живет царь Аванджа, имеющий
города и обширным области, много войска и военных припасов; он воюет с Румом,
Ифранджем, Нукабардом и с другими народами, но войны эти не решительны. Затем с
этим славянским царем граничит царь Турка. Это племя красивейшее из Славян лицом,
большее из них числом и храбрейшее из них силой…» (Ал-Масуди. Гаркави А.Я.
Сказания мусульманских писателей о славянах и русских (с половины VII века до конца X
века по Р.Х.). – СПб., 1870).
Ибрагим Ибн Якуб, 2 пол. Х в.:
«[Русы] говорят по-славянски, потому что смешались с ними (славянами)».
Ал-Бакри, 2 пол. XI в.:
«И главнейшие из племен севера говорят по-славянски, потому что смешались с
ними, как например племена ал-Тршкин и Анклий и Баджанакиа и Русы и Хазары».
18
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ:
I. СКАНДИНАВСКИЕ ИМЕНА В ДОГОВОРАХ РУСИ С ГРЕКАМИ (ПВЛ):












































Адолбъ - д.-сев. Auðulfr, д.-а. Eádwulf , д.-в.-н. Audulf "богатства волк"
Адунь Auðunn < Auð- + vinr "богатства друг"
Актеву - архаичная форма имени, засвидетельствованного в д.-а. Ecgþeow, д.-сев.
Eggþér < Egðir < *EggþewaR, вероятно, "ужаса слуга".
Алвадъ - Alfvaldr, д.-а. Ælfweald
Алданъ - Halfdan "наполовину датчанин"
Ангивладъ - д.-сев. Ingivaldr
Арьфастъ - Arnfastr "орлом сильный" ?
Веремудъ (Велмудъ) - Vermundr < Weramunduz. д.-в.-н. Wirmundus, 986; "мужа защита"
Вуєфастъ - Возм., Véfastr, д.-шв., "святынею тверд"
Гомолъ - Gamall, "старый", прозвище.
Гримъ - Grímr одно из прозвищ Одина, "мрачный, жестокий"
Гуды - Góði или Guði (уменьшит. от имен, нач. с Guð-)
Гунаръ - Gunnarr < *Gunþio-hariaz "битвы войско (имеющий)"
Гунастръ - Gunfastr или Guðfastr "добрый + прочный"
Емигъ - Hemingr (?), рун. emigr и под. Этимология спорна.
Етон - Jötunn (?).
Иворъ - Ívarr ~ Yngvarr ; этимология не вполне ясна; быть может, из Ingu-harjaz, "Ингви
войско".
Инегелдъ - Ingjaldr < *Ing-gjaldr или Ingi + gjaldr "Инги обязанный"
Карлы — Karli
Карнъ - Kárn, прозвище от назв. Птицы.
Кары - Kári "курчавый", а также "упрямый, воинственный"
Колъ - Kolr "черный" (от kol "уголь")
Клекъ - Klakka (?) "колокол"
Куци - kuzsi "теленок"
Либи - Leifr (?)
ОулЪбъ - д.-сев. Óleifr (вар. к Óláfr) < Anulaibaz "предка наследник"
ПрастЪнъ, ФрастЪнъ - Freysteinn "Фрейра камень"
Рулавъ Hróðláfr (вар. к Hróðleifr) - "славы потомок"
Руалд - д.-шв. Roald : Hróaldr < *Hróð-valdr < *Hrodowaldaz "славой владеющий"
Рюаръ - Hróarr < *Hróð-harjaR < *Hrōdaharjaz "славы войско (имеющий)" или *Hróð-warjaR <
*Hrōdawarjaz, cf. д.-в.-н. Hruodwar. "славу защищающий"
Сфирк(о), Сфирка - шведск. Sverkir, исл., норв. Sörkvir
Свѣнь Sveinn - "отрок, паж"
Слуды - ср. д.-шв. имя Slóði, исл. slóði "вялый, неумелый, ленивый человек"
Стегги - собств. Stengi, м.б. от Steingeirr
СтЪмидъ (Стемиръ) - Steinviðr "камня древо"
Турбернъ - Þórbjörn "Тора медведь"
Турьбридъ - Þórfriðr > Þórrøðr "Тора защита или любовь"
Труанъ - Þrándr, вар. Þróandr, Þróndr, племенное назв., "житель Трондхейма", также
"упрямец".
Фарлофъ - Farláfr < Farleifr "потомок путешественника"
Фрелавъ - Friðláfr : Friðleifr "любовь, мир + потомок"; но возможно, *Fréláfr : *Freyleifr, ср. д.в.-н. Frauileob, "Фрейра потомок"
ФурьстЪнъ - Þórsteinn "Тора камень"
Шибьридъ - Sigfriðr > Sigfrøðr "победу любящий"
Шигобернъ - Sigbjörn "победы медведь"
Якунъ - Hákon "высокородный"
19
II. «СЛАВЯНСКИЕ» И «РОССКИЕ» НАЗВАНИЯ ДНЕПРОВСКИХ ПОРОГОВ У
КОНСТАНТИНА БАГРЯНОРОДНОГО
(Мельникова Е.А., Петрухин В.П., Зализняк А.А. Комментарии к 9-й главе «Об управлении
империей» Константина Багрянородного // http://oldru.narod.ru/biblio/kb_k9.htm)
1. Название порога *Эссупи Константин поясняет: "Эссупи, что означает поросски и по-славянски "Не спи"". Это как будто предполагает одинаковое или по крайней
мере сходное звучание скандинавского и славянского названий. *Эссупи, как принято
считать, отражает славянское "не съпи", соответствующее и приводимому Константином
значению топонима. "Росское", т.е. скандинавское, название порога, однако, убедительно
восстановить не удается. Пытаясь согласовать значения славянского и "росского"
названий, Томсен предложил выражение ne sofi - "не спи" от др.исл. глагола sofa (Томсен
В. Начало. С. 54), фонетически близкое славянскому "не съпи" Однако сам Томсен был
вынужден отказаться от этой интерпретации, так как, во-первых, отрицательная частица
ne обычно не употреблялась вне сложных отрицаний типа hvartki... ne и др.; во-вторых,
повелительное наклонение сильных глаголов (к которым принадлежит глагол sofa) не
имело окончания -i-, типичного лишь для слабых глаголов на -е, и, в-третьих, формы
повелительного наклонения не употреблялись в древнескандинавских топонимах. Позднее
он предложил читать ves uppi (от глагола vera (архаичн. vesa) uppi - "быть бодрствующим"
(Thomson V. Samlede afhandlinger. Kobenhavn; Kristiania, 1919. В. I. S. 299-300). Однако и
эта форма не может полностью объяснить греческую транслитерацию с двумя сигмами и
выпадением начального -v-.
Л. Карлгрен предположил, что *Эссупи представляет собой древнешведское
причастие наст. вр. supandi от др.-исл. supa "пить, сосать", видоизмененное в "не спи" в
результате народной этимологизации в славяноязычной среде, т.е. название этого порога того же морфологического типа, что и названия Геландри и Лeaнди (Karlgren A.
Dneprfossernes nordisk-slaviske navne. S. 103-105). (E.M. В. П.) Во всяком случае,
несомненно, что греческий перевод "не спи" отражает интерпретацию этого названия как
"не съпи", хотя сама эта интерпретация могла быть и вторичной (т.е. возникнуть в
качестве народной этимологии). (А.З.)
К.-О. Фальк предложил новое чтение: ??? как транскрипцию славянского
"уступи" (мн.ч. от "уступъ", которое обозначало также "порог": Срезневский И.И,
Материалы. Т. 2. Кол. 1208), созвучного др.-шв. stupi - "водопад" (Folk К.-О.
Dneproforsarnas namn. S. 83-90). Древнескандинавская параллель славянскому "уступи"
может представлять собой образование с апеллятивом stup, обозначающим отвесную
стену уступа и иногда использующимся в образовании названий порогов в Скандинавии.
Чтение Фалька было с оговорками принято Г. Шевелевым (Shevelov G. On the Slavic
Names. P. 507-508, 527) и Р. Экблумом (Ekblom R. Die Namen. S. 167-169), но подверглось
критике Е. Сальгрена, который предположил, как и в случае с названием ??? образование
слабого существительного от др.-шв. глагола supa со значением "сосать, всасывать"
(которое, однако, не встречается в шведских топонимах): SahlgrenJ. Valda ortnamnsstudier.
S. 77-78. Позднее он предложил чтение названия как др.-шв. а-supi - "всегда
поглощающий, засасывающий" от др.-шв. наречия а (др.-исл. ж) и др.-исл. sopi - "глоток"
(Ibid. S. 74-75).
Таким образом, интерпретации Сальгрена, как и вторая гипотеза Томсена, плохо
согласуются с греческой транслитерацией и значением названия, приведенные
Константином. Конъектура Фалька, хотя и возможная, не учитывает значение названия
хотя сближает фонетически "росское" и славянское названия. Наиболее
распространенным и убедительным остается предположение, что Константин сохранил
лишь славянский топоним, "росский" же был утерян при копировании текста (DAI. II. Р.
43).
20
2. Оба названия второго порога и его перевод на греческий язык хорошо
согласуют между собой. "Росское" *Улворси отражает др.-.исл. и др.-шв. Holmfors,
возможно, в форме дат.п. ед.ч. Holmforsi. Первая основа holm-/(h)ulm- означает "остров" и
широко применяется в образовании топонимов как -d- Скандинавии (Bornholmr), так и вне
ее (Holrngardr). Вторая - терминологическая - основа -fors ("водопад") также широко
расспространена (см. коммент- 28 к гл. 9). Значение "росского" названия - "Островной
порог". (Е.М.. В.П.)
Славянское название *Островунипрах сравнительно точно отражает
словосочетание "островьныи прагъ"; огласовка -pa- - явно южнославянская; возможно
также, что в слове "островьныи" -ь- сменился на -ъ- (отсюда передача его в виде -оu-) в
силу южнославянского смешения -ъ- и -ь- (Толкачев А. И. О названии. С. 49-50). Таким
образом, это название, скорее всего, дошло до Константина через южнославянское
посредство. (Ср. сведения о "горах" - коммент. 22 к гл. 9.)
3. Для третьего порога Константин приводит одно название *Геландри,
поясняя, что по-славянски оно означает "шум порога". Приведенное им наименование
является не славянским, а "росским", т.е. скандинавским, и соответствует др.-исл.
gjallandi, др.-шв. gaellandi, причастию наст. вр. от глагола gjalla/gaella - "громко звучать",
звенеть" (О происхождении р в транслитерации см.: Vasmer М. Zu den Namen. S. 99-100).
Таким образом, значение "росского" названия согласуется с указанным Константином и с
известным по источникам XIX в. названием четвертого порога Звонец или Звонкий.
Славянский топоним в тексте отсутствует; предполагается, что он был образован от корня
"звон-". Обычно его отсутствие объясняется случайным пропуском у Константина.
4. Подробно описывая четвертый порог, Константин указывает два его
названия: Русское *Аифор и славянское *Неасит. "Росское" название имеет
скандинавское происхождение. Существуют две интерпретации его в зависимости от
толкования второй части топонима. Если она понимается как др.-шв. fors, утратившее в
греческой транслитерации конечную -с-, то перед нами образование, подобное *Улворси
(см. коммент. 33 к гл. 9) и *Варуфорос (см. коммент. 40 к гл. 9), которые сохранили
кнечное -с-. Название *Аифор могло утратить этот звук в греческой передаче на стыке со .
словом, начинавшимся с сигмы. На эту возможность указал еще И. Тунманн (Thumann J.
Untersuchungen. S. 388). Ё. Сальгрен, соглашаясь с этим толкованием второй части
названия, предположил, что первая - производное от др.-исл. eictr, др.-шв aeidr -"волок,
перешеек", и весь композит aei(d)fors имел значение "водопад на волокe" что
согласовывалось бы с условиями преодоления этого порога (Sahlgreti J. Valda
ortnamnsstudier. S. 70-73, где приведены многочисленные примеры употребления слова
eidr в топонимах). Аналогичные названия, Edefors, известны в Хельсингеланде
Медельпаде и других областях Швеции.
По интерпретации В. Томсена (Томсен В. Начало. С. 56-61), это название
соответствует др.-шв. aifor(r), где вторая часть композита является прилагательными forr "стремительный", а первая соответствует др.-шв. -ае- (др.-исл. е) - "всегда, постоянно". На
основании палеографических и семантических соображений К.-О. Фальк отказался от
чтения И. Тунманна и Е. Сальгрена и присоединился к мнению Томсена, указав, что оно
поддерживается двумя возможными случаями употребления этого названия в шведских
рунических надписях: aifur (Pilgard, Gotland) и ifurs (Fjuckby, Uppland: Мельникова Е.А.
Скандинавские рунические надписи. N 17 b 87; Krause W. Der Runenstein von Pilgards.
Gottingen, 1952), где в первом случае также отсутствует конечное -с- (Falk K.~0.
Dneprforsarnas namn. S. 148), Однако, как справедливо указал Сальгрен, прилагательные в
эпоху викингов не использовались в образовании топонимов (Sahlgren J. Valda
ortnamnsstudier. S. 65) и морфологически реконструкция Томсена не имеет аналогий. Р.
Экблум (Ekblam R. Die Namen S. 171-173) выражает сомнения в интерпретациях и
Томсена, и Сальгрена. полагая, что вопрос об этимологии названия *Аифор остается
открытым. (Е.М., В.П)
21
Славянское название порога *Неасит очевидным образом связано с его
позднейшим названием Ненасытен, Ненасытецкий. Пояснение Константина ("так как в
камнях порога гнездятся пеликаны") соответствует значению ст.-лав. «неасыть»
("пеликан") Вполне вероятно, что такое осмысление вторично, т.е. возникло уже на
южнославянской почве (Толкачев А. И. О названии. С. 40-41), Первичное значен
славянского nejesytъ- "ненасытный". Именно оно и могло лежать в основе
первоначального восточнославянского названия порога. Мощь этого порога вполне
отвечает такому названию, В пользу такого предположения говорит и его позднейшее
название. Конъектура Томсена (Томсен В. Начало. С. 58 59): *Невасит - не представляется
необходимой, Замена древнего "неиасыть" новым "ненасытьнъ, ненасытьць" могла
наступить позже, когда слово "нсюсьпь" стало утрачивать свою первоначальную
морфологическую прозрачность. (А.З.).
5. Для пятого порога Константин приводит "росское" название *Варуфорос и
славянское *Вулнипрах, однако не объясняет их значения. "Росское" название отражает
др.-исл. barufors, композит, имеющий в качестве второй части слово fors в
грецизированной форме *форос (ср. коммент. 33 и 35 к гл. 9); первая основа композита др.-исл. baru - род.п. ед.ч. от bara - "волна" (Томсен В. Начало. С. 61; Sahlgren J. Valda
ortnamnsstudier. с 72; Ekblom R. Die Namen. S. 171). K.-O. Фальк полагает, что название
можно связать с встречающимся в древнескандинавских топонимах термином vara (род. п.
varu) - "остров, скала, выступающая из водьГ, т.е. в целом значение топонима - "водопад с
высокими утесами и островками" (Falk K.-O. Dneprforsarnas namn. S. 163-164). Это чтение
признано Сальгреном возможным (Sahlgren J. Valda ortnamnsstudier. S. 72). Критику
чтения Фалька см.: Shevelov G. On the Slavic Names. P. 511-512). (Е.М., В.П.)
Все
исследователи, кроме Фалька, связывают славянское название *Вулнипрах с
древнерусским "вълна" ("волна"). Правда, характер аффиксальной морфемы в *Вулни- не
вполне ясен; с разной степенью вероятности здесь можно видеть: "вълньныи" (в этом
случае *Вулни может быть опиской вместо *Вулниyb), „вълньнъ" (*Вулни вместо
*Вулнин), „вълнигъ" (или „вълнъгъ"; ср. позднейшее название порога), „вълны" (род. п.
ед. ч.; правда, порядок слов в этом случае ненормален для древнерусского и вся
конструкция может быть объяснена лишь как калька со скандинавского barufors,
возникшая в устах норманна). Фальк (Falk K.-O. Dneprforsarnas namn. S. 166-171)
истолковывает *Вулни как vurny из voljbnyjb ("вольный") и видит в этом написании
свидетельство того, что в южнорусском говоре Х в. уже пали срединные редуцированные
и о в новозакрытом слоге перешло в и. Гипотеза Фалька маловероятна, в частности,
потому, что связь названия данного порога именно со словом „волна" надежно
засвидетельствована позднейшим его украинским названием Волшг, Волшг (тогда как
название Вшьний носил совсем другой порог - последний по счету) (А.З.)
6. Для шестого порога Константин приводит все три компонента: "росское"
название *Леанди, славянское *Веручи и перевод - "Кипение воды", однако в
существующих интерпретациях они не согласуются между собой. "Росское" название
имеет прозрачную этимологию, являясь причастием наст. вр. др.-исл. hiaejandi, др.-шв.
le(i)andi от глагола hkeja/lea - "смеяться" (Томсен В. Начало. С. 61-62; Миллер В.О.
Названия. С. 27; Sahlgren J. Valda ortnamnsstudier. S. 64-69). (Е.М., В. П.).
Славянское название отражает др.-рус. "вьручии" ("кипящий, пузырящийся").
Греческое -е- соответствует здесь звуку -ь-, -оu- передает восточнославянское -у- из -*о(ср. выше коммент. 8 к гл. 9). Попытка Б. Клейбера (Kleiber В. Zu den slavischen Namen der
Dnjeprschnellen // ZfSP. 1959. Bd. 28. H. 1. S. 90-91) связать это название со словом "ручей"
неубедительна. (А.З.)
7. Седьмой порог («росское» название - *Струкун, славянское - *Напрези). В
той форме, как они даны Константином, три компонента названия этого порога не
соответствуют друг другу ни морфологически, ни семантически. "Росское" название
рассматривалось В. Томсеном и вслед за ним другими исследователями как дат. п. мн. ч.
22
strokum от др.-исл. strok (п.) / struk (m.) - "течение в проточной воде" (Томсен В. Начало.
С. 62-63). Однако использование дательного падежа в названиях речных объектов
нетипично для древнескандинавских языков (в противоположность названиям населенных
пунктов), на что указал Ё. Сальгрен (Sahlgren J. Valda ortnamnsstudier. S. 73) - Пытаясь
объяснить окончание -ouv в греческой форме, он предположил, что название *Струкун
отражает один из типов названий шведских порогов, образо-ванных как слабая
отглагольная форма от сильных глаголов: *strukn - stryka (ср. *Rotn - ryta, sugn - suga и др.
(Ibid. S. 64). Предложенное Сальгреном название этимологически совпадает с названием
озера и острова в Вестеръётланде Straken
Попытка согласовать "росское" и славянское названия привела К.-О. Фалька
предположению, что *Струкун может являться формой дат. п. мн. ч. strukum от др.-исл.
struk - "узкая часть русла реки, теснина" (Falk К.-О. Dneprforsamas namn. S. 207-217). Он
привел значительное число аналогичных употреблений дательного падежа шведской
топонимии эпохи викингов, ссылаясь на мнение К. Хальда о продуктивности этого типа
образования топонимов (Hold К. De danske Stednavne раа -um // Universitets-Jubilaeets
danske Samfund. Kobenhavn, 1942. N 333. S. 49). (E.M.. В.П.)
На основании палеографических соображений Фальк предложил принятую и
здесь конъектуру *Настрези вместо *Напрези, считая изменение исконного -стр- на -прошибкой переписчика (Falk К.-О. Dneprforsamas namn. S. 217-222). Он рассматривал
*Настрези как отражение незасвидетельствованного слова *nastrьzьje, производного от
strьzь ("узкое место реки с сильным течением, стрежень"). Более убедительной
представляется интерпретация Р. Экблума (Ekblom R. Die Namen. S. 151-154, 156-167, 174)
na strьzi ("на стрежне"). Славянское название означает, таким образом, "порог на
стрежне", т е вполне соответствует по смыслу скандинавскому названию этого же порога.
23
III. ОСНОВНЫЕ ВЕРСИИ ЭТИМОЛОГИИ ЭТНОНИМА / ХОРОНИМА «РУСЬ»
1) «Южнорусская», или «среднеднепровская» этимология слова «Русь»
[Тихомиров М.Н. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля» // Русское летописание,
М., 1979. С. 60-80; Рыбаков Б.А. Древние русы // СА. 1953. №17. С. 23-104; Мавродин В.В.
Происхождение названий «Русь», «русский», «Россия». Л., 1958; Толочко Л. 77, Древняя Русь.
Киев, 1986. С. 31; Vernadsky G. The Origin P. 167-179, 333-339 (наряду с выделением «второй
руси», пришедшей с Рюриком)].
АРГУМЕНТЫ:
А) Устанавливается соответствие с этно- и топонимической основой, видимо,
иранского происхождения (Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского
языка. Л., 1973. Т. II. С. 435-437) ruxs/roxs – «светлый» (варианты: рокс-, рас-, ракс-, ракш-,
рокш-, рош- и префиксированные аорс-, араке-, арси-), ареал которой в V в. до н.э. – V-VI вв.
н.э. охватывал Среднюю Азию, Северный Кавказ и Северное Причерноморье (Толстов С.П.
Из предыстории. С. 39-59; Vernadsky G. The Origin. P. 167-179).
Б) Предполагается тождественность названия «русь» и гидронима Рось (др.-рус. Ръсь;
правый приток Днепра) с производными названиями притоков Роська и Россава и топонимами
Поросье, г. Родня и др. Этимология гидронима Ръсь считается неясной (Трубачев О.Н.
Названия рек правобережной Украины. М., 1968. С. 237, 262). Высказанное В. Курашкевичем
мнение о том, что оно родственно слову «русло», основано на приводимых им неточных
чтениях (Россь, Росса=Русь, Урсь, без ссылок на источники), а объяснения возможности
двоякого развития ъ->о и ъ->y он не дал (Kuraszkiewicz W. Ros // SSS. 1972. Т. IV. S. 553).
В) Б.А. Рыбаков на основании данных Псевдо-Захария о народе «hros» полагал, что в
Среднем Поднепровье, в том числе и в бассейне р. Рось, в VI-VII вв. развилась особая
культура, получившая название «древности русов» (Рыбаков Б.А. Древние русы. С. 23-104; Он
же. Киевская Русь. С. 67-90; см. также: Седов В.В. Анты // Этносоциальная и политическая
структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987. С. 16-22).
КОНТРАРГУМЕНТЫ:
А-Б) Сугубая априорность соответствия корней рокс- и рос- корню рус-. Однако в
древнерусских письменных источниках этноним встречается исключительно с корневым -у-.
В гидрониме же Ръсь засвидетельствован редуцированный гласный, лишь в XII в. в результате
падения «еров» развившийся в сильной позиции в -о- (ср.: търгъ>торгъ, вълкъ>волкъ и др.).
Он восходит к общеслав. ъ< и.-е. -u- (Филин Ф.П. Образование языка восточных славян. М.;
Л., 1962. С. 253-261; Мейе А. Общеславянский язык. С. 45-46; Mikkola J.J. Urslavische
Grammatik. Th. 1. S. 39-41). Звук же -у- в слове «русь» мог развиться только из и.-е. дифтонгов
*оu, *еu или *аu (Мейе А. Общеславянский язык. С. 45-46, где специально оговорено, что -уни в каких случаях не могло возникнуть в русском языке из -ъ-; Mikkola J.J. Urslavische
Grammatik. Th. 1. S. 56). Как показал А.В. Назаренко, объяснение чередования ъ>о/у не только
пока отсутствует, но и представляется маловероятным в связи с переходом праслав. -с- после
гласного -у- в -х-. Этимологическая независимость корней рус- и ръс-, а также их довольно
строгая пространственная дистрибуция для древнейшего слоя гидронимов (Руса и
производные на севере Восточной Европы / Ръсь и производные на юге) так же
свидетельствуют против «среднеднепровской» гипотезы происхождения названия «русь»
(Martel A. Un point d'histoire de vocabulaire russe: Rossija, Russkij // Melanges publics en
Fhonneur de Paul Soyer. P., 1925 P. 270-279; Respond S. Pochodzenie. S. 35-50; Попов А.И.
Названия. С. 53-56).
В) Г.Ф. Корзухина продемонстрировала полиэтничность «древностей русов» по
Б.А.Рыбакову и поставила под сомнение ее связь со славянскими древностями и тем более
мифическим народом «hros» Псевдо-Захария (Корзухина Г.Ф. К истории Среднего
Поднепровья в середине I тысячелетия н.э. // СА. 1955. Т. 22, С. 61-82; см. также: Третьяков Я.
У истоков древнерусской народности. Л., 1970. С. 105-110). Во всяком случае, на самой р.
Рось собственно славянские памятники вплоть до Древнерусской эпохи (XI-XII вв.) не
обнаружены (см. каталог: Древнерусские поселения Среднего Поднепровья. Киев, 1984); по р.
24
Рось позднее проживали кочевые конфедераты Древнерусского государства («Черные
Клобуки»).
Г) Данные Псевдо-Захария о народе «hros» имеют чисто книжную основу. Речь идет о
применении библейского термина «рош», известного по Септуагинте в форме «рос»
(Флоровский А. «Князь Рош» у пророка Иезекииля (гл. 38-39): (Из заметок об имени Русь) //
Сборник в честь Н. Златарски. С., 1925. С. 505-520; Сюзюмов М.Я. К вопросу. С. 121-123).
«Pос» трижды фигурирует в Книге пророка Иезекииля (Иез., 38, 2, 3; 39, 1) Сближение
византийского «Pос» с библейским «рош» основано на понимании последнего как этнонима,
обозначающего северных варваров, главой которых был Гог. Эсхатологическая легенда о Гоге
и Магоге, которые во главе бесчисленных войск Сатаны подойдут к «городу возлюбленному»
(Отк., 20, 7-8), была широко распространена в Византии. В этом смысле показательно
восприятие Львом Диаконом (вторая половина Х в.) нападения русов на Константинополь в
860 г. как исполнения пророчества Иезекииля (Leon. Diac. Hist. P. 150. 15-19).
2) «Исконно славянская» этимология корня «рус» (Роспонд С. Miscellanea
onomastica Rossica. III. Несколько замечаний о названии «русь» // Восточнославянская
ономастика. Исследования и материалы. М., 1979. с 44-47; Rospond S. Pochodzenie. S. 35-50).
АРГУМЕНТЫ:
А) Две возможные исходные общеславянские основы: 1) общ.-слав. *rud-/*rus-, -*rudsa<=rudъ – «русый» и 2) общ.-слав. *ru-/*ry- – «плыть, течь» (русло, польск. runo, ruszyс).
Первоначальным образованием от одной из этих основ Роспонд считает гидроним Рус(с)а (а
также название г. Старая Русса и местности Порусье), из которого развился этноним «русь».
Б) текст Воскресенской летописи (ПСРЛ. СПб., 1856. Т. VII. С. 262: «...Прозвашася
[словене] Русь рекы ради Руссы, иже впадоша во озеро Илмень».
КОНТРАРГУМЕНТЫ:
А) Фонетическая невозможность сохранения исконного славянского -s- после -uSchramm G. Die Herkunft. S. 44-46.
Б) Поздний характер аналогий (Д.С. Лихачев указывает по меньшей мере три
различных объяснения названия «русь», встречающихся в ПОЗДНИХ летописных сводах. –
ПВЛ. Ч. 2. С. 214, 244). А так же позднее появление города Руса (не ранее рубежа 10-11 вв.)
по археологическим данным.
3) «Готская» этимология (Куник А.А. Примечания к кн.: Дорн Б. Каспий, о походах
древних русских на Табаристан // Зап. имп. Академии наук, 1875. Т. 26. Кн. 1. С. 54-55, 430436; Шмурло Е. Восьмой археологический съезд (9-24 января 1890 г. Будилович А.С. К
вопросу о происхождении слова «Русь». Доклад на VIII археологическом съезде в Москве
1890 г. // ЖМНП. 1890. N 5. С. 25-29)
АРГУМЕНТЫ:
А) Слово «русь» возводится ее сторонниками к гот. *hrotps – «слава»,
восстанавливаемому из засвидетельствованных в письменных источниках прилагательного
hrotpeigs (вин. п. мн. ч.) – «торжествующий, победоносный, славный» и ряда однокоренных
слов в других германских языках.
КОНТРАРГУМЕНТЫ:
А) Фонетическое обоснование перехода *hrotps>pycь затруднительно: если гот. -омогло дать др.-рус. -у- (ср.: гот. bока>др.-рус. букъ, гот. dоms>др.-рус. дума), то в области
консонантизма таких соответствий нет: начальное h+плавный согласный не отпадало в
древнерусском языке (ср.: гот. hlaifs> др.-рус. хлъбъ); неясно, каким образом готское -ptмогло перейти в др.-рус. -сь- (Браун Ф.А. Разыскания в области гото-славянских отношений //
Сб. ОРЯС имп. Академии наук. 1899. Т. 64. N 12. С. 5-7; Он же. Гипотеза профессора
Будиловича о готском происхождении названия «Русь» // Зап. неофилологич, о-ва при имп.
Санкт-Петербургском ун-те. 1892. Вып. II. N 1. С. 45-58). Маловероятно это заимствование и с
исторической точки зрения. Хотя готы прошли по территории Восточной Европы, их влияние
прослеживается лишь на юге позднейшего восточнославянского ареала, на севере же и северозападе Восточной Европы (где представлена топонимика с корнем рус-) оно отсутствует
25
полностью. Поэтому трудно предположить, что готы оставили за собой название, ставшее
обозначением местного населения на огромной, незатронутой ими территории.
4) «Прибалтийско-славянская» этимология, опирается в основном на поздние и
вторичные источники и исторические заключения общего характера. Наиболее обстоятельно
она была изложена С.А. Гедеоновым (Гедеонов С.А. Варяги и Русь. СПб., 1876. Ч. 1-2), а
затем кратко повторена А.Г. Кузьминым (Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском
море // Вопр. истории. 1970. N 10. С. 28- 55) без существенной дополнительной аргументации.
АРГУМЕНТЫ:
А) Существование в западноевропейских источниках (по преимуществу XII-XIII вв.)
этнонимов и хоронимов сходного со словом «русь» звучания: Rut(h)eni (Rut(h)enia), Rugi
(Rugia), а также название о. Рюген. Основой для выведения слова «русь» из них было
нередкое употребление названий Rut(h)enia и Rugia для обозначения Руси, а также
славянского населения о. Рюген (последний перечень текстов см.: Трухачев Н.С. Попытка
локализации Прибалтийской Руси на основании сообщений современников в
западноевропейских и арабских источниках Х-XIII вв. // Древнейшие государства на
территории СССР, 1980 г. М., 1982. С. 159-175).
КОНТРАРГУМЕНТЫ:
А) Соотнесение разновременных и разного происхождения хоронимов и этнонимов с
общим первым слогом ru- (Rutheni, Rugi, Ruzzi, Russi), так и не было убедительно обосновано.
Использование в источниках XI-XIII вв. Rut(h)eni и Rut(h)enia свидетельствует отнюдь не о
его актуальности в это время, а о характерной для средневековой географии ориентации на
античную хорографическую традицию, что вело – и нередко – к отождествлению сходно
звучащих наименований современных автору и античных, утративших историческое
содержание (ср.: Dacia и Dania, Galatia и Галичская Русь. См. подробнее: Чекин Л.С.
Традиционные и новые сведения в западноевропейской географии XII-XIII вв. // Древнейшие
государства на территории СССР, 1985 г. М., 1986. С. 157-163). Не предложена сторонниками
этой гипотезы и убедительная аргументация возможности чередования руг- / рус-.
5) «Индоарийская» этимология выдвинута О.Н. Трубачевым в результате
исследований индоевропейских языков периода, непосредственно последовавшего за
распадом индоиранской языковой общности (Трубачев О.Н. Лингвистическая периферия
древнейшего славянства // Вопр. языкознания. 1977. N 6. С. 13-29).
АРГУМЕНТЫ:
А) Слово «русь» – отражение региональной традиции называния Северного
Причерноморья «Белой, Светлой стороной». Эта традиция, по мнению автора, еще
дославянская и дотюркская, и потому он возводит слово «русь» к местному бессуффиксному
варианту др.-инд. ruksa-, допуская в качестве гипотезы специфическую индоарийскую
ассимиляцию *russ-.
КОНТРАРГУМЕНТЫ:
А) см. критику Среднеднепровской этимологии, + критика со стороны лингвистов«индоевропеистов» (Schramm G. Die Herkunft. S. 31-33.)
6) «Скандинавская» этимология: ныне широко принята зарубежными
отечественными исследователями, в первую очередь лингвистами (А.И. Попов, Г.А.
Хабургаев, Г. Шрамм), а также среди историков и археологов.
АРГУМЕНТЫ:
А) Предполагает следующие ступени: др.-герм. roþs- (самоназвание приплывавших
на земли финнов cкандинавов)>зап.-фин. Ruotsi / Roots (имеющее этносоциальное
содержание)>др.-рус. Русь. Эта теория в любой ее модификации предполагает несколько
этапов развития слова: а) формирование древнескандинавского исходного наименования; б)
его распространение в финноязычной среде; в) его последующее заимствование восточными
славянами.
а) Исходной формой финского Ruotsi считаются производные от др.-герм. глагола с
и.-е. основой *roþ-: др.-исл. roа, др.-англ. rowan – «грести» и др. Предлагались следующие
26
возможные исходные формы: др.-шв. Rodhsin – название жителей области Рослаген
(Roslagen<*Roþslagen, совр. Руден – Roden) на восточном побережье Швеции из др.-герм.
*roþs (ср.: др.-шв. roþher – «весло, гребля». См.: Kunik A.A. die Berufung der schwedischen
Rodsen durch die Finnen und Slaven. SPb., 1844. Bd. I. S. 67-70, 89-96, 163-167); др.-шв.
композиты roþsmen, roþskarlar, roþsbyggjar, завидетельствованные в источниках XIII-XIV вв.,
от др.-шв. roþer – «гребля, судоходство, плаванье» (Томсен В. Начало. С. 84-87); те же
композиты со значением «жители проливов, шхер», т.е. жители Средней Швеции, от др.-шв.
rotþer – «пролив между островами, неглубокое морское пространство» (Ekblom R. Rus- et
vareg-. S. 9-10; Idem. Roslagen-Rusland // ZfSP. 1957. Bd. 26. H 1. S. 47-58); др.-шв. roþrt –
«гребное судно», откуда *Roþslagеn (Roslagen) по аналогии со skeppslag – «округ,
поставлявший в ополчении одно судно», поэтому rotþsmen=skeppslagmen (Hjarnе Е. Roden.
Upphovet och namnet, Omraden och jarlen // Namn och Bygd. 1947. B. 35. S. 28-60).
б) Контакты скандинавов и населения Финляндии и Юго-Восточной Прибалтики по
археологическим данным ощутимы уже с бронзового и раннего железного века и усиливаются
в середине I тысячелетия н.э. Эти контакты создавали почву для заимствования и
распространения в финноязычной среде самоназвания военных групп скандинавов в форме
фин. Ruotsi / эст. Roots (совр. – Швеция Ruotsalainen / rootslane – «шведы»; водск. Rotsi, лив.
Ruot's – «Швеция»). Существование слова Ruotsi / Roots во всех западнофинских языках с
единым значением свидетельствует или о его исконности (что предполагал Ю. Мягисте:
Magiste J. Fi. Ruotsi. S. 200-209), или о заимствовании его в период западнофинской языковой
общности (Шаскольский И.П. Вопрос о происхождении имени Русь в современной
буржуазной науке // Критика новейшей буржуазной историографии. Л., 1967. С. 153-156),
которая относится к VI-VIII вв. н.э. (Хайду П. Уральские языки и народы. М., 1986. С. 80).
Предполагаемое (на основании фонетических закономерностей развития германских языков)
время заимствования слова rotþs- в финские языки (VI-VII вв.) соответствует именно периоду
западнофинской языковой общности.
в) Третий этап развития слова связан с его проникновением в восточнославянскую
среду. Представляется убедительным обоснование перехода зап.-фин. -uо-/-оо->др.-рус. -у-,
так как славянское у в это время было долгим гласным, фонетически ближайшим к приб.-фин.
-о-, тогда как слав. -о- был кратким, очень открытым типа а~о. Этот переход подерживается
ближайшей аналогией suomi>cyмь и общим соответствием др.-рус. -у- фин. -uo-/-o-,
обнаруживаемым в финских заимствованиях из древнерусского языка (гyмнo>kuomina,
лyжa>luoso и др. (Kalima J. Die slavischen Lehnworter. S. 42).
КОНТРАРГУМЕНТЫ:
- Летописное наименования «Русcкая земля» относится к треугольнику «Киев-ЧерниговПереяславль»;
- Отсутствие в скандинавских источниках схожего этнонима – источника для заимствования;
- Непонятно, почему славяне заимствовали «русь», а не «варяги» (как называет скандинавов
летопись), хотя этот термин знают и скандинавские источники;
- См. аргументы Среднеднепровской этимологии.
7) «Скандинавская» этимология в версии Е.А. Мельниковой и В.Я. Петрухина
(см. Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. НАЗВАНИЕ «РУСЬ» В ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ
ИСТОРИИ ДРЕВНЕРУССКОГО ГОСУДАРСТВА (IX-X вв.) // Вопросы истории. № 8. 1989. с.
24-38)
АРГУМЕНТЫ:
А) Исторические комментарии: Слово «русь» рассматривалось авторами
древнерусских источников НЕ КАК ЭТНОНИМ, а первоначально обозначал социальную
группу. «Русь» – более древнее слово, чем «варяги»: первое отражено в источниках IX в.,
второе встречается впервые в византийской хронике под 1034 г. Первоначальное значение
слова варяг – «наемник, принесший клятву верности»: это название отличало наемников от
«Руси» – княжеской дружины – и распространилось в русской традиции с XI в. на всех
заморских скандинавов. Народа «русь» не существовало среди скандинавских народов – так
назывались скандинавские дружины «гребцов» (*roþs-), участников походов на гребных
судах, проникавших в Восточную Европу, получившие в славянской среде название «русь»,
27
которое распространилось на земли и народ нового русского государства. Распространение
происходило в несколько этапов, в ходе которых менялся смысл термина, что и отражено
источниками.
На первом этапе взаимодействия скандинавского и восточно-славянского миров (до
середины IX в.) происходит заимствование названия «русь» как этносоциального термина с
доминирующим этническим значением («русь» = «скандинавы, шведы»). Проникновение
скандинавов к югу от Приладожья до второй половины IX в. было эпизодическим и
связанным с выходом отдельных экспедиций к Черному морю.
На втором этапе, во второй половине IX – первой половине Х в., когда формируется
Древнерусское раннефеодальное государство, главной его консолидирующей силой
становится великокняжеская дружина, куда входили и скандинавы. Термин приобретает
социальное значение («русь» = дружина, по преимуществу скандинавская). Распространение
названия «русь» на полиэтничные дружины вело к быстрому размыванию первоначальной
этнической приуроченности его к скандинавам.
К середине Х в. по всей территории расселения восточных славян от Киева до
Ладоги распространяются дружинные древности, складывается «дружинная культура»,
впитывающая и сплавляющая в единое целое элементы разноэтничного происхождения.
Таким образом, названия «русь», «русский» уже не связываются со скандинавами, а все
территории, подчиненные великому князю, хотя и заселенные разноэтничными народами,
называются «Русской землей» («всякое княжье и все люди Русския земли»). Так в процессе
консолидации разноэтничных территорий под эгидой великокняжеской власти возникает
расширительное географо-политическое понятие «Русь» и «Русская земля».
Наконец, с середины Х в., когда в ходе укрепления древнерусской
государственности складывается древнерусская раннесредневековая народность, условия
этнического смешения в главных центрах Руси, где ведущую роль играла дружина, были
благоприятны для распространения названия «русь» и в этническом, и в территориальном
плане на огромную подвластную Киеву территорию, по мере интеграции первоначальных
носителей этого названия в состав восточнославянского общества. Этнически нейтральное, не
связанное ни с одним из племенных этнонимов, что было особенно важно в эпоху борьбы с
племенным сепаратизмом, название «Русь» оказалось наиболее приемлемым для повой
восточнославянской этнокультурной общности.
Б) Археологические аргументы: Контакты населения Скандинавии, Финляндии и
Юго-Восточной Прибалтики прослеживаются археологами уже с бронзового и раннего
железного века. Более интенсивными становятся они с середины I тыс., в эпоху Великого
переселения народов, продолжаются в вендельский период (VI-VIII вв.) и в эпоху викингов.
При этом скандинавы, судя по погребальным памятникам, с середины I тыс. проникают в
соседнюю западную Финляндию (здесь найдены типично вендельские погребения в ладье), на
Аландские острова, где складывается своеобразная метисная финно-скандинавская культура,
– а также на восточнобалтийское побережье, где имеются погребальные комплексы, близкие
скандинавским. Они свидетельствуют о постоянных контактах скандинавских и
прибалтийско-финских племен уже в довикингское время и в эпоху викингов.
Появление скандинавов среди финских племен Восточной Европы (от Приладожья до
Верхнего Поволжья) к концу I тысячелетия н.э. совпало со славянской колонизацией этого
региона. Вероятны ранние контакты всех трех этнических компонентов в Ладоге (появление
здесь норманнов датируется серединой VIII в.: Рябинин Е.А. Скандинавский
производственный комплекс VIII века из Старой Ладоги // СкСб. 1980. Вып. XXV. С. 161-178;
Петренко В.П. Финно-угорские элементы в культуре средневековой Ладоги // Новое в
археологии СССР и Финляндии. Л., 1984. С. 83-90). Показателен смешанный характер
расселения скандинавов, финно-угров, балтов и славян, не образующих в Ладоге компактных
этнических массивов (Кирпичников А.Н. Раннесредневековая Ладога (итоги археологических
исследований) // Средневековая Ладога. Л., 1985. С. 17-19), финно-славяно-скандинавские
контакты отмечены также в Новгороде (после 862 г., если верить летописной датировке), в
конце VIII – начале IX в. на мерянском Сарском городище под Ростовом (Леонтьев А.Е.
Скандинавские вещи в коллекции Сарского городища // СкСб. 1981. Вып. XXVI. С. 141-149)
28
и, по-видимому, в Ярославском Поволжье. Именно на Северо-Западе, в этой зоне контактов
встречаются немногочисленные топонимы – производные от корня рус-.
КОНТРАРГУМЕНТЫ:
Работы В.А. Назаренко (см. например Назаренко В.А. Имя «Русь» в древнейшей
западноевропейской языковой традиции (IX-XII вв.) // Назаренко В.А. Древняя Русь на
международных путях. М., 2001. С. 11-51)
А) Отсутствие (неизвестность) точного древнескандинавского прототипа финской
формы.
Б) Появление уже в первой половине IX в. форм Ruzzi, Ruzaramarcha в латинских
памятниках Каролингской империи (Баварский географ, грамота Людовика Немецкого
Нидеральтайхскому монастырю), причем лингвистически эти формы построены так, что явно
возникли «в результате непосредственных контактов с носителями» (торговцами на Верхнем
Дунае). Т.е. «носители имени “русь” (пусть даже скандинавского происхождения или
скандинавского в том числе) уже в первой половине IX в. пользовались
СЛАВЯНОЯЗЫЧНЫМ самоназванием» (др.-русск. «русь»).
29
IV. ТЕКСТ СТАТЬИ:
Клейн Л.С. Норманизм – антинорманизм: конец дискуссии // STRATUM plus. 1999.
№ 5.С.91-101
-----------------------------------------------------------------------------От Редакции:
35 лет тому назад в Ленинграде развернулась «варяжская дискуссия», которая
была событием, быть может, не столько в истории российской науки, сколько в
истории русской культуры. Это был эпизод в трехвековом споре. Этот спор трижды за
три века приводил к острым публичным состязаниям норманистов с антинорманистами,
каждый раз во второй половине века. По напряжению, пожалуй, последняя схватка была
самой острой.
Все участники спора прекрасно понимали, что речь шла о возможности
заниматься наукой и даже вообще о свободе в буквальном смысле слова. Что
побежденным не миновать разгона, а кое-кому — тюрем и лагерей. Вот если выстоять,
то дело кончится… тем же, но несколько позже. Но свободу действий удалось
отстоять еще на ряд лет. И не только для себя. В атмосфере свободы для занятий
норманнским вопросом выросли многие из следующего поколения исследователей.
Некоторым кажется, что теперь-то дискуссии в старом ключе положен конец.
Думается, что это лишь иллюзия. Стимулы для обострения спора всегда шли извне, из
не-науки. Питательная почва для этого остается, пока на Востоке Европы сохранятся
противоречия между реальной ситуацией и национальными амбициями. Эти
противоречия
порождают
уязвленное
национальное
самолюбие,
комплекс
неполноценности и страсть к переделке истории. Чтобы история была не такой, какой
она была, а такой, какой она должна была быть. Чтобы она питала новый
национальный миф.
Однако, помимо эмоций и политических коннотаций, в этой дискуссии есть и
чисто научные аспекты. И сегодня, к счастью, мы можем заняться именно ими.
-----------------------------------------------------------------------------Варяжская дискуссия 1965 г.
Трижды на протяжении трех последних столетий в России вспыхивал с особой
силой спор норманистов с антинорманистами: в XVIII в. (борьба Миллера против
Ломоносова в Академии Наук), в XIX в. (публичная дискуссия Погодина с Костомаровым
в Петербургском университете) и в 1965, когда мой семинар в Ленинградском
университете был вызван на публичную дискуссию.
В начале 60-х годов в Московском университете студент-первокурсник истфака,
сын известного археолога, написал курсовую работу о роли варягов на Руси. Он
бесхитростно суммировал факты, честно и непредвзято, не желая придерживаться догм
антинорманизма. Работа была оценена всерьёз: студента немедленно исключили из
Университета, и с этого начались его диссидентские мытарства – лагерь, психушка,
изгнание из страны и смерть на чужбине. Это был Амальрик.
В те же годы в Ленинградском университете, ничего не зная о судьбе Амальрика,
я, тогда уже не студент, а молодой преподаватель, только что окончивший аспирантуру,
завершил рукопись книги «Спор о варягах». Рукопись осталась неизданной. Выводы были
теми же, что у Амальрика, но факультет был несколько либеральнее, а я был опытнее. У
меня за плечами было руководство в школьные годы подпольной организацией
«Прометей», которую раскрыли лишь задним числом, и никто не был арестован, хоть и
оказались, конечно, надолго под надзором КГБ. Было и рискованное, но успешное
30
выступление против марризма, который тогда еще считался «железным инвентарем
марксизма». Я понимал, на что поднимаю руку, и что сразу всё сказать не удастся. Что
надо продвигаться постепенно.
На основе своей рукописи я стал читать спецкурс и организовал семинар, в
котором этой тематикой занялось много способных студентов. Слухи о направленности
наших работ обеспокоили парторганизацию факультета (секретарем тогда был
И.В.Степанов), и решено было вызвать нас на дискуссию. Расчет был такой: либо я
откровенно выскажу свои взгляды и буду разоблачен, так что можно будет со мной
расправиться, либо я должен буду громогласно принять официальную трактовку – и
оказаться лицемером и трусом в глазах моих студентов. В любом случае очаг крамолы
будет ликвидирован.
Поводом для дискуссии была избрана только что вышедшая книга
И.П.Шаскольского «Норманнская теория в современной буржуазной науке». На
факультете было объявлено публичное обсуждение этой книги, и кафедре археологии
настоятельно предложили в нем участвовать. Обсуждение состоялось 30 лет назад – 22
декабря 1965 г. при огромном стечении народа. Перед дискуссией я зашел к декану
В.В.Мавродину и попросил оказать нам содействие, ведь это же и для факультета важно.
«Нет, я не стану вам помогать, – взметнулся В.В., – они заручились санкциями обкома, и
ваша песенка спета». Я сказал: «Вы меня не поняли, я не прошу Вас выступать в
поддержку, а только поставить наши выступления, как нам удобнее: мое – вторым, как
ответ на Шаскольского, Лебедева – сразу за мной, чтобы закрепить воздействие». «Это я
могу», – отвечал декан. Перед самым обсуждением ко мне подошел И.П.Шаскольский и
сказал: «Вы будете главным моим противником, но не я буду главным Вашим
противником». Он спросил, какую тактику ему избрать, чтобы нанести нам наименьший
ущерб. Я отвечал, что мы знаем нашего главного противника и хорошо подготовились.
Студенты были уверены в нашей победе: они уповали на неопровержимость
археологических фактов – вот же скандинавские вещи, вот проценты погребений, вот
карта с норманнскими комплексами в узловых точках. Я же говорил им: а вам на это
ответят, что вы неправильно интерпретируете факты. Не в фактах тогда лежал ключ к
победе в споре, а в овладении методологическими высотами. Я построил свое
выступление на анализе самого спора антинорманизма с норманизмом как
историографической проблемы и показал, что в ходе истории эти течения не раз менялись
местами на карте общественно-политических ориентаций. Даже только за советское время
– то норманизм был в руках марксистов инструментом уничижения феодальной верхушки
(Покровский), то патриотическая пропаганда поднимала на щит антинорманизм. Я сделал
упор на незамеченные нашими противниками перемены в зарубежной науке, где давно
сменились ориентации и норманистами оказались просоветски настроенные
исследователи, а антинорманистами – наоборот. Обеспечив методологическое прикрытие,
можно было излагать факты, действительно весомые.
Результаты дискуссии известны. Мы отстояли свое существование. Через
несколько лет вышел сборник под редакцией того же Шаскольского и в нем большая
обзорная статья «Норманские древности Киевской Руси на современном этапе
археологического изучения» (Клейн и др. 1970), в которой я вместе с двумя другими
участниками семинара безо всяких экивоков суммировал факты, так недавно сломившие
научную карьеру Амальрика. В ведущем советском историческом журнале «Вопросы
истории» появилось высказывание, подписанное замредактора Кузьминым, о
«современном научном норманизме»: «Для многих зарубежных, да и советских ученых
это – добросовестное научное убеждение... Ленинградские археологи Л.С.Клейн,
Г.С.Лебедев, В.А.Назаренко ни в коем случае не отходят от марксизма, признавая
преобладание норманнов в господствующей прослойке на Руси» (Кузьмин 1971: 187). А
когда из Московского университета поступил в министерство подписной донос видного
профессора-антинорманиста о нашей антисоветской деятельности, созданная на
31
факультете комиссия профессоров встала на нашу защиту. Работа семинара
продолжалась, его участники впоследствии стали видными славистами – это Лебедев,
Булкин, Назаренко, Дубов, Носов, Рябинин, Плоткин, Петренко, Кондратьева, Башенкин,
Белецкий и др.
Вопрос о дефиниции.
В той дискуссии мною был поднят важный теоретический вопрос. Нас хотели
стигматизировать, заклеймить. Мы, естественно, сопротивлялись, и способом защиты
была ссылка на неопределенность самого понятия – а что это такое, норманизм? Понятие
было привычно одиозным, и перевесить это мы не надеялись. Поэтому мы старались так
сузить это понятие, чтобы оно на нас не налезало. И мы избегали определять, кто же такие
антинорманисты. А сейчас, когда можно быть вполне откровенным, как мы должны
определить свою позицию – как норманистскую? Неонорманистскую? Прилично ли быть
антинорманистом? Или лучше просто ненорманистом? Что есть норманизм?
Термины «норманизм», «антинорманизм» и все производные так поизносились да
затрепались за двести с лишним лет спора, что превратились в старые истертые монеты,
на которых уже не разобрать, что там было вначале написано, и чтобы теперь определить
их истинное достоинство, их надо расчистить, взвесить и попробовать на зуб.
Долгое время у нас было принято вообще отрицать за норманской теорией научное
значение. «Норманская теория никогда не имела научного значения», — утверждалось в
«Истории СССР» издания 1947 г. (История СССР 1947: 74). В.В.Мавродин в 1949 г.
аттестовал ее так: «Лживая тенденциозная квази-научная норманская теория» (Мавродин
1949: 20). В 1953 г. Д.А.Авдусин в статье «Неонорманистские измышления буржуазных
историков» трактовал норманистскую работу видного археолога Т.Арне как «выпад
против русского народа, не имеющий ничего общего с наукой» (Авдусин 1953: 114-120).
Но уже в том же году Б.А.Рыбаков выражается несколько осторожнее: «После того,
как многие доводы норманистов были опровергнуты (только после того! – Л. К.),
норманская теория осталась где-то на грани между консервативной ученостью и
политическим памфлетом» (Рыбаков 1953: 27). В том же духе трактует вопрос
В.П.Шушарин в 1964 г.: «...из гипотезы (была, значит, все-таки когда-то гипотеза, то есть
научная концепция! — Л. К.) норманская теория превратилась в средство фальсификации
истории» (Шушарин 1964: 236-237). И еще: «...современный норманизм — во всех его
формах (sic! – Л. К.)... — полностью утратил характер научной гипотезы, превратившись в
средство пропаганды идеи о неспособности восточно-славянских народов к
самостоятельному научному творчеству» (Шушарин 1964: 238). Тут единственное
проявление некоторого отхода от крайности — признание, что взгляды норманистов были
когда-то в прошлом (Когда? При Ломоносове? При Костомарове? Чьи взгляды? Байера?
Миллера? Шлецера? Куника?) научной гипотезой.
В своей книге 1965 г. И.П.Шаскольский признает, что так называемая норманская
теория не является просто фальсификацией истории в политических целях, как это
утверждалось прежде, а представляет собой течение в буржуазной науке. По сравнению с
теми высказываниями формулировка И.П.Шаскольского (течение в рамках буржуазной
науки) представляет собой большой прогресс. Автор делает оговорку: «Правда, с
марксистской точки зрения эта теория дает неверное, ошибочное освещение
рассматриваемых проблем, т.е. не является научной». Надо бы уточнить: что в этой
теории (точнее, в том, что под ней обычно понимают) не является научным, а что, может
быть, и допустимо признать научным.
Лестница в преисподнюю норманизма.
32
Термином «норманизм» в разные эпохи покрывались разные понятия. Конечно,
если бы норманская теория состояла из одного четкого положения, то дело было бы
просто: кто его признает — норманист, кто против — не норманист. Но норманская
теория — не простая конструкция. 3а долгие годы первоначально простая схема обросла
множеством пристроек и надстроек. Наоборот, некоторые части первоначального здания
отрезаны и удалены. Возникает вопрос: что из них — норманизм, а что само по себе – не
норманизм и лишь используется норманизмом.
Если взять только самые основные положения норманской теории (как она
представлялась антинорманистам – то есть то, против чего они воевали), то получим
следующую цепь суждений и умозаключений:
1. Упоминаемые летописью варяги — это скандинавские германцы, норманны.
2. Основателями княжеской династии Киевского государства явились варяжские
вожди Рюрик и другие, призванные восточными славянами и их соседями, или, может
быть, насильственно вторгшиеся.
3. Они привели с собой свое племя варягов, называемое Русью, и от них это
название перешло на восточных славян.
4. Варяги оказали огромное влияние на всю славянскую культуру, что отразилось в
вещах и в языке.
5. Варяги создали первое восточнославянское государство.
6. Причиной важной роли, которую норманны сыграли в Восточной Европе (как и
везде), является их природное, т.е. расовое, превосходство над другими народами, в
первую очередь над славянами, которые неспособны к самостоятельному творчеству.
7. Политический вывод для современности: опыт истории учит тому, что и впредь
германцам суждено повелевать, а славянам — повиноваться.
Легко заметить, что чем дальше по цепочке, тем удаленнее от простой фактологии
и ближе к политике, накал возрастает. Получается как бы лестница в преисподнюю
норманизма. Сами по себе не все звенья в цепи имеют одиозное звучание. Однако в этой
цепочке последующие звенья немыслимы без предыдущих, ибо они из предыдущих
выводятся. Но значит ли это, что предыдущие немыслимы без последующих? Значит ли
это, что и на них мы вправе перенести ту отвергающую неприязнь, которую справедливо
вызывают к себе последующие?
Иными словами, верно ли, что всякий, кто сделал шаг-два по этой лестнице,
неминуемо скатится вниз? Если верно, тогда то одиозное, что мы обозначаем термином
«норманизм», начинается с самого верха, с самого первого шага. Но верно ли? Всякий ли,
кто стоит на любой ступеньке этой лестницы — норманист?
Антинорманисты решали вопрос именно так, и схватки вспыхивали на каждой
ступеньке лестницы. И можно заметить, что понятие норманизма сужалось: главный очаг
борьбы спускался все ниже — от дальних подступов к основным вопросам.
Антинорманизм отступал — это отмечает и И.П.Шаскольский: «С конца ХIХ в.
полемическая деятельность антинорманистов стала ослабевать, а количество
норманистских сочинений не уменьшилось, и в предреволюционное время создалось
впечатление, что в общем в русской историографии последних десятилетий
последователи норманизма одержали верх» (Шаскольский 1965: 11-12). О том, что такое
33
положение сохранилось и в первые послереволюционные десятилетия, причем как в
эмигрантской литературе, так и в советской, свидетельствуют приводимые автором этой
книги высказывания Ф.А.Брауна: «Дни варягоборчества, к счастью, прошли», и
Ю.В.Готье — о том, что спор уже «решен в пользу норманнов» (Шаскольский 1965: 12).
И.П.Шаскольский исходил из количественного уменьшения антинорманистской
литературы. Но для выводов об отступлении антинорманизма были не только
количественные основания. Вдумаемся в предмет спора: как он изменялся?
Первые ступени.
Антинорманисты давно полностью сдали первую позицию — ту, на которой бой
шел первые сто с лишним лет: кем были варяги — норманнами (скандинавскими
германцами) или нет? Кто только не выдвигался на роль варягов — от западных славян и
литовцев (жмудинов) до иранцев и даже евреев. Все это выдвигали антинорманисты, те
же, кто признавал норманскую принадлежность варягов — были норманисты. А все
прочее считалось малосущественным.
Кто сейчас отрицает, что варяги — норманны? Странно и смешно подумать, но
факт: с точки зрения всех антинорманистов прошлых двух веков, от Ломоносова до
Костомарова, Гедеонова и Забелина, все советские историки — норманисты (за
исключением разве что В.Б.Вилинбахова).
Борьба была перенесена на другие ступени. Долгое время острые споры шли по
вопросам №2 и 3: об эпизоде прибытия (призвание, завоевание или поиски службы) и о
термине «Русь» (северного он происхождения или южного). И снова противники
норманизма жестко отмежевались: кто признает, что варяги нанялись на службу к
славянам, тот наш, а кто признает призвание или (того хуже) завоевание — норманист! А
кто считает термин Русь скандинавским, северным — и подавно норманист!
Но в последующие годы у советских исследователей стали закрадываться
сомнения. Эпизод прибытия уже не толкуется в курсах лекций столь уничижительным для
варягов образом. Каким бы способом они ни проникли, но, оказавшись здесь с оружием в
руках, далеко не всегда держались в рамках, приличных для служебного персонала — так
или иначе, но почти все главные князья оказались варягами. Самые мощные
доказательства южного происхождения термина Русь были марровскими, остальные —
очень шатки. А марровские рушились! Одни исследователи, пойдя на компромисс,
признали, что термин имел двойственное происхождение — южное и северное (но какое
странное совпадение — надо же! — с двух сторон сошлись и встретились два термина
одного звучания и даже одного значения). Другие заколебались: то ли с севера пришло это
слово, то ли с юга... А третьи стали склоняться на сторону северного происхождения:
пусть грамматические перипетии путешествия термина с севера на юг не вполне ясны, но
как бы там ни было, а все-таки финны до сих пор зовут русами (руосси) шведов, а славян
— венедами (веняя), и антинорманисты никак объяснить этого не могут.
В 1949 г. В.В.Мавродин еще считал эти два вопроса (вторую и третью ступеньки)
основными в споре, определяющими деление на норманистов и антинорманистов.
В.П.Шушарин в своей книге 1964 года еще твердо стоит на старых позициях, хотя и не
считает эти вопросы главными. А вот И.П.Шаскольский в своей книге 1965 года эти два
положения уже не включил в corpus delicti норманизма! В его формулировку,
определяющую, что такое норманизм, они уже не входят.
Но это только теоретически, декларативно. Практически же И.П.Шаскольский
продолжал решительно воевать с теми, кто готов признать «призвание», «завоевание» или
скандинавскую Русь, и зачислял их в норманисты. Он признавал, что, возможно, всё-таки
термин «Русь» окажется северным, но сторонники этого мнения уже заранее зачислены в
норманисты! Создавалось впечатление, что автором книги, как и многими другими
34
историками до сих пор, движет в этом деле тайный страх перед теми ужасными
последствиями, которые разразятся, если (не дай бог!) окажется, что термин «Русь» —
северного происхождения. Т.е. если северного, ну тогда... Ну, тогда уже ничего не
остается, как идти на поклон к шведскому королю, чтобы принял наши худые землишки
под свою могучую державу!
Иными словами, молчаливо подразумевалось, что дальнейшая цепочка построена в
норманистской теории (как ее представляли антинорманисты) правильно, прочно, и из
этого звена уже с необходимостью вытекают все последующие.
В борьбе за термин «Русь» сказались и этот страх, и опасения за урон
национального достоинства: зазорно носить чужое имя. А не зазорно ли носить русским
людям личные имена Петр и Георгий (греческие), Иван, Марья, Михаил
(древнееврейские), Игорь и Ольга (варяжские)? Откуда приходят имена — дело
случайное. Переселения и завоевания — тоже зависели от множества конкретных
обстоятельств истории и происходили в разных направлениях. Привязывать судьбу спора
к исходу установления таких конкретных событий — значит ставить решение важных
вопросов истории в зависимость от выяснения случайных обстоятельств – и с весьма
рискованным результатом!
Четвертая ступенька.
В последние советские десятилетия основные бои пошли на четвертой ступеньке.
Количество варягов, их вклад и влияние в русской культуре — вот главные вопросы
спора, по которым определяли теперь, кто норманист, кто — нет. Признание «скольконибудь значительного воздействия» (Шаскольский 1965: 4-5) варягов в этом вопросе
И.П.Шаскольский уже и в формулировку ввел, определяющую принадлежность к
норманизму: «Норманизмом, — писал он, – мы считаем все теории и концепции,
приписывающие скандинавам-норманнам наиболее важную или решающую роль в
коренных событиях истории нашей страны IХ-ХI вв.», как-то: «формирование классового
общества, образование древнерусского государства, начало развития феодальных
отношений, формирование русской народности и ее материальной и духовной культуры».
И тут же И.П.Шаскольский добавляет сакраментальную фразу, очень четко выявляющую
стиль исторического мышления постсталинской эпохи: «Норманизм — это преувеличение
роли норманнов...» (Шаскольский 1965: 5).
Но если норманизм — это преувеличение, то какова же норма? Норма-то, ведь
определяется фактами! А если факты недостаточно исследованы, то и норма не
определена!
Все резкие заявления об отсутствии сколько-нибудь значительных варяжских
элементов в наших курганах основаны прежде всего на статьях Д.А.Авдусина, которые
сам же И.П.Шаскольский признает несолидными, необъективными. (Шаскольский 1965:
105) «...Становится очевидно, — пишет И. П. Шаскольский, — что обе стороны слишком
увлеклись в своем споре. Арне и Арбман заметно преувеличивают роль норманнов в
Гнездове, объявляя весь могильник в основном норманнским; но вряд ли прав и Авдусин,
доказывая почти полное отсутствие в Гнездово погребений скандинавов» (Шаскольский
1965: 117)
У читателя складывается впечатление, что истинное количество норманнов в
Гнездове, по мнению И.П.Шаскольского, – посередине между крайними определениями
Арне и Авдусина.
Арне считал, что в Гнездове не менее 25 скандинавских комплексов.
Авдусин только 2 кургана признал скандинавскими.
Какова же «золотая середина» Шаскольского? Пересчитав со всей строгостью (с
достаточным пристрастием) все гнездовские комплексы, которые неизбежно придется
35
«отдать» скандинавам, И.П.Шаскольский включил в это число не менее 12 (но менее 20)
женских погребений и около 18 мужских, т.е. минимум ок. 30 комплексов! (Шаскольский
1965: 111, 120, 123). Остается выяснить, есть ли хоть какие-нибудь математические
возможности признать цифру 30 средней между 2 и 25!
Правда, И.П.Шаскольский добавляет: все равно это — мизерная цифра по
отношению к 700 раскопанным курганам Гнездовского могильника. Да, мизерная. А вот
какова будет по отношению к достоверно славянским из этих 700? Громадное
большинство-то ведь в Гнездове вовсе неопределимо!
Кстати, Арне в своем ответе Авдусину указал на это последнее обстоятельство и
вообще, надо признать, с блеском разбил доводы Авдусина (Arne 1953). Это та самая
статья Арне, которая осталась без ответа. Ни Д.А.Авдусин, ни другие советские археологи
ничего не противопоставили ей. Вот печальный итог запальчивого спора с негодными
средствами.
Впрочем, попытки противопоставления все-таки есть — я имею в виду
выдвинутую Д.А.Авдусиным и принятую И.П.Шаскольским, как сказали бы юристы,
«презумпцию» славянской принадлежности неопределенных курганов. Т.Арне был готов
всякий курган, в котором найдена скандинавская вещь, объявить варяжским, а славянских
не видел вообще — это, конечно, нельзя признать строго научным подходом.
Д.А.Авдусин противопоставил этому другую крайность; по одной-двум славянским
находкам он весь курган объявляет славянским, а достоверные скандинавские вещи
объявляет славянскими — это столь же неубедительно, и И.П.Шаскольский это отвергает.
Но Д.А.Авдусин пошел еще дальше. По его мнению, не только те курганы, в которых
найден хотя бы малейший славянский элемент, но и все неопределенные курганы, в
которых ничего вообще не найдено, надо зачислить в славянские, поскольку они найдены
на славянской территории и не имеют опознавательных признаков иной принадлежности.
Т.е. если не доказано, что курган иной, значит, он славянский. Но ведь с таких позиций
любой беспаспортный незнакомец, задержанный на русской земле, должен быть признан
русским.
И, как это ни странно, И.П.Шаскольский принимает этот принцип, считая его
правильным. «Ведь никому же не придет в голову, — восклицает он, — приписывать
аналогичные по обряду и инвентарю курганы в средней Швеции славянам — там они,
конечно, шведские» (Шаскольский 1965: 124). Да, но только потому, что по письменным
источникам хорошо известно, что в те века не было ни славянских походов в Швецию, ни,
скажем, «пути из славян в гренландцы», тогда как варяжские походы прогремели по всей
Европе, а «путь из варяг в греки» пролегал по славянским землям. Не ясно ли, что,
поскольку письменные источники знают о проживании на этих землях не одних лишь
славян, этническую принадлежность курганов позволительно определять только по
достоверным признакам: курган с безусловно скандинавскими признаками — варяжский,
с безусловно славянскими — славянский, а без четких признаков — неизвестно чей и в
расчет этнического состава населения приниматься не должен.
Вот это был бы объективный подход.
Все признают, что на данном этапе весь спор в целом перенесен в основном в
сферу археологии. В этом согласны и норманисты, и их противники. Т.Арне пишет: «Без
археологического материала было бы невозможно получить какие-нибудь заключения о
жизни славян 7-8 вв., т.е. тех веков, которые непосредственно предшествуют
выступлению) варягов» (Arne 1953: 138 – 139). А.В.Арциховский считает: «с течением
времени варяжский вопрос все более и более становится археологическим вопросом»
(Artsikhovsky 1962: 1).
Воистину! Но из этого вытекают очень важные выводы. Сам же И.П.Шаскольский
с сочувствием передает слова А.В.Арциховского, что «круг письменных источников по
этой проблеме ограничен, и многие поколения историков бьются над интерпретацией
одних и тех же памятников, напротив, археологический материал растет с каждым годом
36
и дает все больше данных для решения многих проблем, которые ранее казались
неразрешимыми, в том числе и для решения норманской проблемы» (Шаскольский 1965:
107). Считается, что за каждые 30 лет материал возрастает вдвое. Еще более существенно
то, что тот материал, который накоплен и уже послужил для ответственных выводов,
изучен чрезвычайно слабо — все археологи это знают. Так что его надо еще только
исследовать по-настоящему, а на предварительные выводы, часто крайне поспешные, не
очень-то полагаться! Ближайшие годы могут принести самые неожиданные результаты.
Возьмем, например, созвездие могильников Ярославского Поволжья —
единственное, полностью раскопанное, в большей (сохранившейся) части обработанное и
полностью в этом виде опубликованное (Ярославское Поволжье 1963). Еще недавно одни
объявляли все созвездие целиком норманским, другие с первого же взгляда — чисто
славянским. А что оказалось на деле?
В самом большом и лучше всего изданном из всех трех могильников —
Тимеревском, по строгим подсчетам автора публикации, 38% погребений оказалось
финскими, 15% — славянскими и 4% — скандинавскими. И. П. Шаскольский приводит
эти цифры, особо отмечая: «лишь 4%» (Шаскольский 1965: 158). Но ведь 43% погребений
Тимеревского могильника остались без определения. А если пересчитать проценты по
отношению к количеству определенных погребений, то цифры увеличатся
соответственно: 67, 26 и 7. Но и это еще не отражает реального содержания варяжского
элемента в этническом составе населения окрестностей Ярославля во время деятельности
здесь варягов, так как при таком подсчете смешаны в кучу погребения всех веков —
включая то время, когда варягов здесь уже вовсе не было. Если же пересчитать
процентное соотношение по векам (таблицы, приложенные к публикации, позволяют это
сделать очень легко), то получим, что для Х века на 75% финнов и 12% славян приходится
13% скандинавов (14 погребений из 107). Значит, в это время каждый восьмой житель
окрестностей Ярославля оказывался варягом, а славян было меньше, чем варягов. (Уже в
конце Х — начале XI вв. на 72,5% финнов и 24% славян приходится только 3,5%
скандинавов, а позже начала XI в. варягов в могильнике нет).
Вот какие неожиданности нас еще ждут! А бывают и сюрпризы противоположного
характера. Мечи вначале считались сплошь норманскими, потом их признали
франкскими, и действительно на них большей частью оказываются подписи рейнских
мастеров. Но вот А.Н.Кирпичников на одном мече обнаружил чисто славянскую подпись!
(Кирпичников 1965). Значит, было, оказывается, и местное производство мечей, хотя и
значительно меньшее по объему продукции.
Значит, опять: заранее утверждать возможность только одного решения крайне
опасно.
Конечно, исследователь может держаться той или иной скороспелой гипотезы и с
азартом ждать, как она оправдается при настоящей проверке материалом, и тогда
подтвердят его или опровергнут факты — его личное торжество или посрамление. Но
определять свою позицию как единственно марксистскую, а противоположную — как
норманистскую, антимарксистскую, т.е. связывать с этим риском победу или поражение
советской науки, ее методологии — мне представляется непозволительной авантюрой.
А между тем наши ученые не раз оказывались не в силах устоять перед
искушением монополизировать за своей гипотезой исключительное право представлять
марксизм. И давали подчас возможность нашим противникам злорадствовать. И все же
это снова повторяется...
Каждое утверждение ученого, а тем более целой научной школы — это вексель, по
которому рано или поздно придется платить, и, тот, кто не сумеет этого сделать в момент
учета векселей, становится банкротом.
Банкротом оказался проф. Д.А.Авдусин.
Банкротами оказались Д.Б.Вилинбахов вкупе с В.В.Похлебкиным.
37
Но так как первый, по сути, объявлял свои позиции единственно марксистскими (и
тогда это не отрицалось в печати никем из советских ученых), а вторых обстоятельства их
выступления поставили в такую позицию (полемика в иностранном журнале – Похлебкин
и Вилинбахов 1960), то в глазах мировой научной общественности это могло быть
равносильно банкротству российской исторической науки в данном вопросе, и теперь
предстоит здорово поработать, чтобы рассеять это впечатление. Зачем же снова выдавать
векселя, которые не имеют за собой надежного материального обеспечения?
У экономистов вексель подобного рода называется «бронзовым».
Смелая гипотеза, высказанная без претензий, — это инструмент исследования.
Смелая гипотеза, объявленная единственной представительницей советской науки
в данном вопросе, — это «бронзовый» вексель.
Три десятилетия назад я критиковал книгу Шаскольского, но метил не в него, а в
тех, кто стоял за ним.
Книга И.П.Шаскольского, говорил я, в известном смысле — тоже «бронзовый»
вексель. Правда, это вексель на меньшую сумму, чем векселя его предшественников, в
значительной части он выдан другими исследователями и лишь акцептован (снабжен
передаточной надписью) И.П.Шаскольским (и это, как известно, не освобождает от
ответственности), и имеет за собой частичное обеспечение (но лишь частичное).
И.П.Шаскольский признает, что «даже с позиций буржуазной филологической
науки вопрос о названиях днепровских порогов все еще требует значительно более
основательного изучения» (Шаскольский 1965: 161). "Даже..." — означает, очевидно, что
с марксистских позиций вопрос тем более не может считаться решенным. Но одно из
альтернативных решений уже заранее осуждено как «преувеличение», а те, кому оно
представляется более перспективным, уже заранее объявлены норманистами.
И.П.Шаскольский констатирует, что «советские археологи в последние годы не раз
пытались выяснить происхождение погребений в срубах, но пока еще не нашли
удовлетворительного решения, вопрос этот, безусловно, требует еще дальнейшего
исследования» (Шаскольский 1965: 179). Но если «удовлетворительного решения» еще
нет, значит, нельзя одно из двух возможных определений признать доказанным, а другое
— ошибочным: оно вполне может оказаться правильным. И это признание сделано сразу
же после того, как сторонники одной из этих трактовок уже зачислены в норманисты.
И.П.Шаскольский понимает: «следует согласиться с мнением ряда зарубежных
археологов, что норманнская проблема как археологическая проблема требует
значительно более основательного изучения» (Шаскольский 1965: 181). Но так как все,
кто с защищаемым в его книге решением этой археологической проблемы не согласен,
заклеймены в этой книге как норманисты, то, признавая, что это решение зиждется на
недостаточно основательном изучении и, следовательно, что «более основательное
изучение» может привести в другому исходу, И.П.Шаскольский и сам попадает в
норманисты!
Позволю себе сослаться на изречение библейского Соломона Мудрого — тем
более, что он лицо объективное: не норманист и не антинорманист: «Сеть для человека
необдуманно признавать святынею, а после обетов исследовать» (Притчи Соломона, гл.
20, ст, 25).
А у нас так: сначала признаем святыней, затем (не отступать же!) надаем страшных
обетов: о борьбе с этими положениями как норманистскими, враждебными,
антимарксистскими, и лишь потом приступаем к исследованию. Мудрено ли, что
исследование движется с трудом, а итог его не всегда приносит радость, которую мы были
бы вправе получить?
38
Пятая ступенька.
Ну, а как быть со следующей ступенькой — с вопросом о том, кто создал
Древнерусское государство?
Прежде всего, я считаю, что в такой форме вопрос поставлен неточно,
несовременно. В нем подразумевается, что государство создают отдельные личности
(Рюрик с братьями, Ромул и Рем, Попель и Пяст). Но ведь от такой постановки вопроса
отказались не только марксисты. Вопреки ходячему мнению, серьезные норманисты тоже
(и, видимо, не без влияния советской науки) приобрели в этом вопросе более широкие и
более современные интересы.
Стало быть, современная постановка вопроса иная.
Эта современная постановка вопроса такова: Как и на какой основе возникало
Древнерусское государство, кто участвовал в этом процессе и какую роль сыграл? В
частности: какую роль сыграли варяги? Никакой? Или совсем незначительную? Или
заметную, видную, главную?
Если мы так поставим вопрос, то тем самым направим решение в приемлемое для
марксизма русло — и тогда станет ясно, что и в рамках марксистского решения всего
вопроса решение частного вопроса о роли варягов может быть различным и что это
зависит от многих конкретных обстоятельств: много ли пришло варягов, как они
распределились по слоям населения и по территориям, в какой момент процесса
классообразования и государствообразования прибыли, какой социально-экономический
багаж принесли с собой и т.п. Т.е. что это зависит от фактического материала, и то или
иное решение марксистской теорией не предопределяется.
Марксистская теория обязывает исследователя определять экономические и
классовые корни государства, искать их в экономике и классовом составе общества, а
были ли отдельные части и слои этого общества местными или пришлыми, одной
народности или разных — марксистская теория принципиально не предусматривает. Поразному могло быть. В каждом случае это зависит от фактического конкретного
положения в данной стране.
Но марксистская теория безусловно отвергает поиск корней государства в личных
действиях и особенностях вождей — «основателей» (это волюнтаристический идеализм)
или особых этнических групп населения — местных или пришлых (это биологический
детерминизм, расизм). В этом марксизм не так уж отличался от ряда других теорий
(социологизм, культурный материализм и др.).
Те фактические материалы, которые нужны для решения названных вопросов о
роли варягов в сложении Древнерусского государства, должна дать главным образом
археология. Конечно, не только археология: историкам предстоит еще уточнить многие
понятия социально-экономического анализа раннефеодального общества и государства:
классовая структура, дань как форма эксплуатации и многое другое. Но археологические
источники будут главными.
И соответственно на эту ступеньку распространяется то, что сказано о
предыдущем. Многие из необходимых исследований археологических памятников
варяжского и предваряжского времени еще не проделаны, а то и не начаты.
Прежняя уверенность в том, что полное и окончательное решение по этой линии
уже достигнуто (еще живущее в книгах и статьях наших историографов как рудимент)
базировалось на трудах Б.Д.Грекова, а у того стройная и многоэтажная конструкция
государствообразования на юге Восточной Еропы была построена на поспешной и
ненадежной субструкции — на концепции абсолютно автохтонного этногенеза восточных
славян. Согласно этой концепции, многие памятники Восточной Европы, начиная с
Триполья, были объявлены славянскими и выстроены в длинную четырехтысячелетнюю
непрерывную эволюционную цепь прогресса, включавшую скифов и поля погребения и
увенчанную Киевской Русью.
39
С падением теории ак. Н.Я.Марра это построение распалось, а новое, более
надежное и объективное, создается нашими археологами только сейчас, с большим
трудом, в спорах и частых перестройках. Пока здесь нет ни постоянства, ни единодушия.
Какие памятники — славянские, какие – нет, до VI в. н. э. – всё спорно. Более надежные
определения начинаются на юге только за три века до Киевской Руси, а на севере – и того
позже (Щукин 1976; Булкин и др. 1978: 61 – 100). Но, увлекшись более ранними
периодами, наша наука на эти более доступные несколько веков как раз долго не
обращала внимания и мало о них узнала. Прослеживать такую длинную предысторию
древнерусского государства, которая бы измерялась тысячелетиями, пока не на чем, и
даже более короткую – трехвековую – чрезвычайно трудно.
Наиболее важный из уже сделанных вкладов – это капитальное исследование
роменско-боршевских поселений И.И.Ляпушкиным, дающее объективное представление
о высокой земледельческой культуре восточных славян до варягов и без варягов. Но это
не может рассматриваться как полное отрицание роли варягов в других сферах.
Утверждение, что в IX – X веках не появилось ничего принципиально нового по
сравнению с предшествующим периодом, неосмотрительно: а города, новшества в
ремеслах, новые торговые пути и пр.?
Очень важны археологические исследования антского общества VI – VII вв., но
материалы опубликованы еще недостаточно и неполно, а старые построения
Б.А.Рыбакова другим археологам с самого начала представлялись интересными, но
поспешными и сугубо гипотетичными (антинорманистские историографы тотчас
использовали их в борьбе против норманизма!).
Возможно, что многое потребует пересмотра.
И, собственно, если полистать даже не самую современную книгу такого видного
«не-норманиста», как В.В.Мавродин, да еще написанную во время войны (изд. в 1945), то
роль варягов в построении древнерусского государства характеризуется там словами,
которые иному ревнителю «ненорманного» положения покажутся норманистскими:
норманны и «ускорили», и «оформили», и «объединили», и «направили внешнюю
политику»... (Мавродин 1945: 210, 225, 385 – 386, 388 – 389 и др.). А чем же еще,
собственно, может выражаться деятельность верхних классов по формированию
государства, их участие в его создании? Много ли возможностей остается?
Пожалуй, не так далек от истины А.Стендер-Петерсен, когда говорит, что между
норманистами и антинорманистами «провести точную, однозначную грань... теперь уже
не так легко, как это было в старину» (Stender-Petersen 1953: 241). С ним можно было бы
согласиться, если понимать термин «норманизм» в том расширительном толковании, в
котором он у нас обычно применяется.
Последние ступеньки.
Но резкая грань есть, и я с ним не согласен. Потому что я не могу согласиться с
таким расширительным пониманием термина «норманизм»...
Этот пассаж характеризует мою позицию в дискуссии 1965 г. Я утверждал тогда,
что не могут быть признаны ни марксистскими, ни вообще научными оба последних,
«итоговых» (и главных) положения норманизма: о природном превосходстве норманнов
над другими народами и о политических выводах для современности. Они не
подтверждаются и не имеют никаких перспектив подтвердиться научными
доказательствами, объективным анализом материала, ибо противоречат всему ходу
истории, всем общим законам развития человечества, многократно проверенным и
подтвержденным. Они стоят вне науки.
Но их стараются подтвердить! Вот где стык науки с политикой — и зловредной
политикой! Эти попытки сейчас уже не единственное идеологическое оружие реакции в
40
данном вопросе, может быть, уже даже не главное, но они еще живут. И с ними надо
бороться.
Не в вопросе о происхождении Древнерусского государства центр тяжести
норманизма. Действительным врагам нашего народа и государства норманнская
характеристика Древнерусского государства сама по себе не важна — им важна
возможность сделать из этого выводы о непрочности современного нашего государства и
творческой неспособности народа. Но для этого древние успехи варягов (действительные
или мнимые) ничего не дают, кроме сладких воспоминаний (мало ли у какого народа не
было в прошлом дальних походов и побед!). Необходим тезис о том, что древними
успехами своими варяги обязаны своим северо-германским природным качествам,
расовому превосходству — только на этом можно строить выводы о современных
потенциалах.
Поэтому, продолжал я свою аргументацию, для действительно успешной борьбы
против настоящего, злокачественного норманизма необходимо выяснение подлинных
причин варяжских походов, их успешности во многих странах. Марксисты не могут
сомневаться, что эти причины надо искать не в расовых особенностях, а в социальноэкономической обстановке в Скандинавии и остальной Европе. Но эта чрезвычайно
важная работа как раз пребывает в зародышевом состоянии: почти нет таких
исследований в марксистской литературе, ибо настолько увлеклись схватками по более
эффектным, на первый взгляд вопросам, что не до нее было.
И вот действительный ущерб делу борьбы с норманизмом.
Мой вывод был таков: норманизм — это утверждение природного превосходства
норманнов (северных германцев) над другими народами и объяснение этим
превосходством исторических достижений этого народа — как мнимых, так и
действительных. Это разновидность биологического детерминизма в истории (расизма).
Это не научное течение вообще (впрочем, такая оценка не означает, что само оно и его
псевдонаучные доводы должны быть оставлены без научного анализа, разбора и научного
опровержения, а не только политического разоблачения).
А что же все остальные положения, остальные ступеньки лестницы?
А это не норманизм.
Даже если они решают вопрос «в пользу норманнов», может быть, их можно
называть «норманнской гипотезой» — а такие гипотезы правомерны. Нельзя заранее,
априорно закрыть возможности таких решений. «Журналист не должен торопиться
порицать гипотезы, — писал в свое время М.В.Ломоносов. — Оные... единственный путь,
которым величайшие люди успели открыть истины самые важные». Не будем же
«торопиться порицать» и «норманнскую гипотезу», хоть сам М.В Ломоносов в данном
случае и не следовал этому правилу.
А может быть, таким названием незачем эти положения торопиться окрестить.
Может быть, правильнее считать, что это просто обычный фактологический анализ
материала. Этот анализ могут, конечно, использовать норманисты, но abusus non tolit usum
(злоупотребление не исключает употребления). Сами по себе эти положения
злокачественными не являются и могут послужить фактологической базой для
объективного выяснения подлинной исторической картины. Т.е. могут пригодиться для
выявления исторических закономерностей, в чем и заключается ведь главная задача
историка.
И даже в работах одного и того же исследователя, даже действительно
реакционного, даже подлинного норманиста, надо различить норманизм и то, что
норманизмом не является.
Если так поставить вопрос, то окажется, что норманистов не так уж и много в
серьезной мировой науке, разве что Вернер Келлер (Keller 1960, 1961), да кто ж его берет
в серьезный расчет, да и знает-то его кто. И не так страшен этот черт, как его размалевали
41
наши историографы. С их точки зрения, куда ни глянь — всё враги, всё норманисты, всё
фальсификаторы, все христопродавцы!
Странное дело, но по каждому вопросу истории в мировой науке всегда в наше
время оказывается очень широкий диапазон взглядов — от них до нас, — очень большое
разнообразие, много наших союзников и попутчиков, много средних позиций,
постепенные переходы. Только по двум вопросам было такое поразительно единодушное
отшатывание от нашей науки — по марровской теории (считанные единицы признавали)
и по норманской проблеме — как в биологии по лысенковской антигенетике.
Что это означало в вопросах о Марровском учении и антигенетике — мне незачем
напоминать. А не перегнули ли мы палку и в нашем вопросе?
Случайно ли, что в дореволюционной и в ранней советской, как и во всей мировой
науке в конце XIX и нач. XX вв. почти совсем прекратились антинорманистские
сочинения и все ученые — многие серьезные, объективные и передовые — в той или иной
мере занимали позиции норманизма (в его расширительном толковании)? Может быть,
они все и во всем ошибались (что маловероятно), но не по реакционности!
А если провести пересчет по новому, предлагаемому определению норманизма, то
очень многие (как прежние, так и современные) «норманисты» окажутся вовсе не
норманистами. Некоторые из них и сами это утверждают. Иной историк руками и ногами
упирается — не хочет в норманизм: я друг ваш, я не норманист, я даже, может быть,
вообще не буржуазный ученый! А мы отталкиваем: свят, свят, свят — норманист!
А может, и в самом деле не норманист?
Не теряем ли мы друзей и союзников там, где незачем их терять, как роняем
престиж, когда могли бы его не ронять?
Я уж не говорю о том, что упрямое повторение старых антинорманистских догм и
применение натяжек в полемике наносит нам куда больше ущерба, чем признание
некоторых фактов, может быть, действительно имеющих неприятный оттенок (а что,
татарское иго приятно? Но ведь не отрицаем!).
Исходные соображения и стимулы таких уверток от неприятных фактов понятны,
но не заслуживают оправдания. Напомню слова замечательного русского демократа
В.Г.Белинского, которого никто не обвинит в отсутствии патриотизма:
«Бедна та народность, которая трепещет за свою самостоятельность при всяком
соприкосновении с другою народностью... Наши самозванные патриоты не видят в
простоте ума и сердца своего, что, беспрестанно боясь за русскую национальность, они
тем самым жестоко оскорбляют ее... Естественное ли дело, чтобы русский народ... мог
утратить свою национальную самостоятельность?... Да это нелепость нелепостей! Хуже
этого ничего нельзя придумать!»
В мире идет напряженная борьба за умы мыслящих людей (а мыслящих становится
все больше), и в этой борьбе побеждает не тот, кто займет наиболее гордую или может
быть, лучше сказать, чванливую позицию, а тот, кто проявит наибольшую честность,
объективность и смелость в признании правды, кто сумеет показать превосходство своего
философского и научного метода в ее раскрытии, кто сумеет занять такую позицию, что
железные факты всегда будут оставаться на его стороне.
Спор о варягах — это не только борьба с норманизмом. Это также борьба за честь,
престиж и мировое влияние нашей исторической науки.
Конец дискуссии.
Такова была позиция, занятая нами три десятилетия назад. Мы утверждали, что из
всей «лестницы норманизма» лишь две последних ступеньки неприемлемы, лишь ступая
на них, исследователь оказывается норманистом. Но таких очень мало, добавляли мы.
Теперь мы можем честно признать: таких в науке вообще не было и нет. Тогдашняя
наша позиция была вынужденной. Это был всего лишь тактический прием,
42
обусловленный привычной одиозностью термина и неизбежностью идейной борьбы с
Западом. Советская наука была нацелена на разоблачение противников на Западе, и их
непременно надо было отыскать и обозначить. От них надо было дистанцироваться, иначе
вы сами попадали «в объятия буржуазной науки». Норманизм был таким жупелом, и мы
понимали, что придется сохранить это понятие в историографической системе. Мы
старались лишь сжать его до предела, сделав по сути бессодержательным, поскольку
реально под него не попадал никто. Тем самым мы стремились обеспечить свободу
исследований.
Что ж, ликвидация советского режима привела к тому, что свобода исследований
стала полной. Ныне вряд ли можно сомневаться, что норманизм был просто пугалом,
созданным антинорманистами для подтверждения их необходимости. Вот антинорманизм
– это реальность. Но реальность, имеющая корни скорее в психологии и политике, чем в
науке.
Что
касается
содержания
двух
последних
пунктов
искусственно
сконструированной норманистской схемы, то я по-прежнему отвергаю расовую,
генетическую неспособность русского народа к созданию и совершенствованию
государственной организации. Исторический опыт показывает, что любой народ способен
к неожиданным свершениям, и русский народ, вобравший в себя многие другие, показал
немало таких свершений. В то же время теперь каждому очевидно, что на основе
исторической традиции в нашем национальном характере выработались черты,
заставляющие народ бросаться в крайности – от личной диктатуры к беспорядку и
обратно. Мы по-прежнему выбираем не разумом, а эмоциями, не программу, а личность.
Мы консолидируемся лишь перед лицом смертельной опасности. Слишком часто мы
оказываемся жертвой дезорганизованности. Нам не хватает систематичности в работе,
внутренней дисциплины и уважения к закону. Чтобы преодолевать эти особенности,
нужно время и трезвое самосознание. А в этом не последнее место занимает осознание
сути и роли антинорманизма.
И.П.Шаскольский в 80-е годы считал, что антинорманизм был течением
дореволюционной российской науки и умер с ее отпрысками в эмиграции. Почему
антинорманизм существовал только в российской науке, Шаскольский объяснить не
может. Советскую войну против норманизма он не считает антинорманизмом
(Шаскольский 1983). И напрасно. Никаких принципиальных отличий от
дореволюционного антинорманизма марксистские объяснения корней государства не
вносят. Ведь спор шел не о том, как, а о том, кто. Но мертв сейчас и советский
антинорманизм.
Антинорманизм как научная концепция давно мертв. Антинорманизм как позиция
будет возрождаться не однажды. История с нами, история в нас.
-----------------------------------------------------------------------------Литература
Авдусин Д.А. 1953. Неонорманистские измышления буржуазных историков. //
Вопросы истории, 12, с.114-120.
Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. 1978. Археологические памятники
Древней Руси IX – XI веков. Ленинград, изд. Ленинградского университета.
История СССР 1947 — История СССР, т.1, М., 1947.
Кирпичников А. Н. 1965. Древнейший русский подписной меч. // СА, 3: 196 – 201.
Клейн Л. С., Лебедев Г. С., Назарено В. А. 1970. Норманские древности Киевской
Руси на современном этапе археологического изучения. // Исторические связи
Скандинавии и России. Л. Наука: 226 – 252.
Кузьмин А. Г. 1971. Болгарский ученый о советской историографии начала Руси. //
«Исторически преглед», София, кн. 3; // Вопросы Истории, 2: 186 – 188.
43
Мавродин В. В. 1945. Образование Древнерусского государства. Ленинград, изд.
Ленингр. университета.
Мавродин В.В. 1949. Борьба с норманизмом в русской исторической науке.
Ленинград.
Похлебкин В. В., Вилинбахов В. Б. 1960. Несколько слов по поводу гипотезы проф.
А. Стендер-Петерсена. Kuml: 132 – 134.
Рыбаков Б.А. 1953. Древние русы.// СА, 17.
Шаскольский И.П. 1965. Норманская теория в современной буржуазной науке. М
– Л.
Шаскольский И.П. 1983. Антинорманизм и его судьбы. // Генезис и развитие
феодализма в России (Проблемы отечественной и всеобщей истории, вып. 7). Ленинград,
изд. Ленингр. ун-та: 35 – 51.
Шушарин В.П. 1964. Современная буржуазная историография Древней Руси. М.
Щукин М. Б. 1976. Археологические данные о славянах II – IV веков. //
Археологический сборник Гос. Эрмитажа. М.
Ярославское Поволжье 1963 — Ярославское Поволжье X – XI вв. По материалам
Тимеревского, Михайловского и Петровского могильников. М.
Arne T. J. 1953. Die Waragerfrage und die sowjetrusische Forschung. – Acta
Archaeologica, XXIII, 1952 (Copenhagen): 138 – 147.
Artsikhovsky A. 1962. Archaeological data on the Varangian question (VI International
Congress of Prehistorical and Protohistorical Sciences. Reports and communications by
archaeologists of the USSR). Moscow, 9 p.
Keller W. 1960. Ost minus West = Null. Munchen.
Keller W. 1961. Are the Russians felt tall? London.
Stender-Petersen A.1953. Varangica. Aarhus.
------------------------------------------------------------------------------