Мир Марины Цветаевой», посвященный 115

СЦЕНАРИЙ МУЗЫКАЛЬНО-ПОЭТИЧЕСКОЙ ЗАРИСОВКИ
«МИР МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ»,
ПОСВЯЩЕННОЙ 115-ЛЕТИЮ
СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ПОЭТЕССЫ
УЧИТЕЛЬ: Добрый день, ученики, учителя и гости нашего мероприятия.
Вчера, 8 октября 2007 года, исполнилось 115 лет со дня рождения великой поэтессы
Марины Ивановны Цветаевой. В честь этой даты мы, ученики 6 – 7-х классов,
приглашаем вас послушать музыкально-поэтическую зарисовку «Мир Марины
Цветаевой».
(Колокольный звон)
УЧИТЕЛЬ:
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала – тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь – могила
Что я появлюсь, грозя…
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, –
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо.
Главу опустив на грудь,
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли…
– И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
3 мая 1913 г., Коктебель
УЧИТЕЛЬ: Это Марина Ивановна Цветаева. Немного есть на земле
поэтов, которых узнают только по одному имени, без добавления фамилии. Говорят:
Марина, - и все предельно ясно. Ее биография – это ее стихи и проза, письма и
переводы, все творчество. Итак, предоставим слово самой Марине Ивановне
Цветаевой, кто же лучше нее знает свою жизнь?
(Колокольный звон.)
ЧТЕЦ:
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
16 августа 1916
(Шопен, ноктюрн ор. 15 №1)
ВЕД-ИЙ 1: Марина Ивановна Цветаева. Родилась 26 сентября (8 октября
по новому стилю) 1892 года, в Москве.
ВЕД-ИЙ 2: Отец – Иван Владимирович Цветаев – профессор Московского
университета, основатель и собиратель Музея изящных искусств (ныне Музея
изобразительных искусств), выдающийся филолог.
ВЕД-ИЙ 1: Мать – Мария Александровна Мейн – страстная музыкантша,
любит стихи и сама их пишет.
ВЕД-ИЙ 2: Страсть к стихам – от матери, к работе и к природе – от обоих
родителей.
ЧТЕЦ:
В старом вальсе штраусовском впервые
Мы услышали твой тихий зов,
С той поры нам чужды все живые
И отраден беглый бой часов.
Мы, как ты, приветствуем закаты,
Упиваясь близостью конца.
Все, чем в лучший вечер мы богаты,
Нам тобою вложено в сердца.
К детским снам клонясь неутомимо,
(Без тебя лишь месяц в них глядел!)
Ты вела своих малюток мимо
Горькой жизни, помыслов и дел.
С ранних лет нам близок, кто печален,
Скучен смех и чужд домашний кров…
Наш корабль не в добрый миг отчален
И плывет по воле всех ветров!
Все бледней лазурный остров – детство,
Мы одни на палубе стоим.
Видно, грусть оставила в наследство
Ты, о мама, девочкам своим!
«Маме», 1907 – 1910
ВЕД-ИЙ 1: Первые языки: немецкий и русский, к семи годам –
французский. Материнское чтение вслух и музыка. Ундина, Рустем и Зораб, Царевна в
зелени – из самостоятельно прочитанного. Нелло и Патраш.
ВЕД-ИЙ 2: Любимое занятие с четырех лет – чтение, с пяти лет – писание.
Все, что любила до семи лет, и больше не полюбила ничего. Сорока семи лет от роду
скажу, что все, что мне суждено было узнать, – узнала до семи лет, а все последующие
сорок – осознавала.
ЧТЕЦ:
Из рая детского житья
Вы мне привет прощальный шлете,
Неизменившие друзья
В потертом, красном переплете.
Чуть легкий выучен урок,
Бегу тотчас же к вам, бывало.
- Уж поздно! – Мама, десять строк!.. –
Но, к счастью, мама забывала.
ЧТЕЦ:
Дрожат на люстрах огоньки…
Как хорошо за книгой дома!
Под Грига, Шумана и Кюи
Я узнавала судьбы Тома.
Темнеет… В воздухе свежо…
Том в счастье с Бэкки полон веры.
Вот с факелом индеец Джо
Блуждает в сумраке пещеры…
ЧТЕЦ:
Кладбище… Вещий крик совы…
(Мне страшно!) Вот летит чрез кочки
Приемыш чопорной вдовы,
Как Диоген, живущий в бочке.
Светлее солнца тронный зал,
Над стройным мальчиком – корона…
Вдруг – нищий! Боже! Он сказал:
«Позвольте, я наследник трона!»
ЧТЕЦ:
Ушел во тьму, кто в ней возник,
Британии печальны судьбы…
- О, почему средь красных книг
Опять за лампой не уснуть бы?
О, золотые времена,
Где взор смелей и сердце чище!
О, золотые имена:
Гек Финн, Том Сойер, Принц и Нищий!
«Книги в красном переплете», 1908 – 1910
ВЕД-ИЙ 1: Мать – сама лирическая стихия. Я у своей матери старшая
дочь, но любимая – не я. Мною она гордится, вторую любит. Ранняя обида на
недостаточность любви.
ВЕД-ИЙ 2: Детство до десяти лет – старый дом в Трехпрудном переулке
(Москва) и одинокая дача Песочная, на Оке, близ города Тарусы Калужской губернии.
ЧТЕЦ:
Ах, золотые деньки!
Где уголки потайные,
Где вы, луга заливные
Синей Оки?
Старые липы в цвету,
К взрослому миру презренье,
И на жаровне варенье
В старом саду.
К Богу идут облака;
Лентой холмы огибая,
Тихая и голубая
Плещет Ока.
Детство, верни нам, верни
Все разноцветные бусы, Маленькой, мирной Тарусы
Летние дни.
ЧТЕЦ:
Бежит тропинка с бугорка,
Как бы под детскими ногами,
Все так же сонными лугами
Лениво движется Ока;
Колокола звонят в тени,
Спешат удары за ударом,
И всё поют о добром, старом,
О детском времени они.
О, дни, где утро было рай,
И полдень рай, и все закаты!
Где были шпагами лопаты
И замок царственный – сарай.
Куда ушли, в какую даль вы?
Что между нами пролегло?
Все так же сонно-тяжело
Качаются на клумбах мальвы…
ВЕД-ИЙ 1: Первая школа – музыкальная школа Зограф-Плаксиной в
Мерзляковском переулке, куда поступаю самой младшей ученицей, неполных шести
лет. Следующая – Четвертая гимназия, куда поступаю в приготовительный класс.
Стихи пишу с 6 лет. Печатаю с 16.
ВЕД-ИЙ 2: Осенью 1902 года уезжаю с больной матерью на Итальянскую
Ривьеру. Пишу стихи, которые печатают в Женеве. Весной 1902 года поступаю во
французский интернат в Лозанне, где остаюсь полтора года. Пишу французские стихи.
ВЕД-ИЙ 1: Летом 1904 года еду с матерью в Германию, в Шварцвальд, где
осенью поступаю в интернат во Фрейбурге. Пишу немецкие стихи.
ЧТЕЦ:
Волшебство немецкой феерии,
Томный вальс, немецкий и простой…
А луга покинутой России
Зацвели куриной слепотой.
Милый луг, тебя мы так любили,
С золотой тропинкой у Оки…
Меж стволов снуют автомобили, Золотые майские жуки.
ВЕД-ИЙ 2: Летом 1906 года возвращаюсь с матерью в Россию. Мать, не
доехав до Москвы, умирает на даче Песочная, близ города Тарусы.
ВЕД-ИЙ 1: Осенью 1906 года поступаю в интернат московской гимназии
Фон-Дервиз. Лета' – за границей, в Париже и Дрездене.
ЧТЕЦ:
Дома до звезд, а небо ниже,
Земля в чаду ему близка.
В большом и радостном Париже
Все та же тайная тоска…
…Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана,
Как там, в покинутой Москве.
ЧТЕЦ:
Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей-то ласковый портрет.
Там чей-то взор печально-братский,
Там нежный профиль на стене.
Ростан и мученик-Рейхштадский
И Сара – все придут во сне!
ЧТЕЦ:
В большом и радостном Париже
Мне снятся травы, облака,
И дольше смех, и тени ближе,
И боль, как прежде, глубока.
«В Париже», июнь 1909, Париж
ВЕД-ИЙ 2: В 1910 году, еще в гимназии, издаю свою первую книгу стихов
– «Вечерний Альбом» – стихи 15, 16, 17 лет – и знакомлюсь с поэтом Максимилианом
Волошиным, написавшим обо мне первую (если не ошибаюсь) большую статью.
ВЕД-ИЙ 1: Летом 1911 года еду к нему в Коктебель и знакомлюсь там со
своим будущим мужем – Сергеем Эфроном, которому 17 лет и с которым уже не
расстаюсь. Замуж за него выхожу в 1912 году.
(Романс на сл. М.И. Цветаевой «Мне нравится, что вы больны не мной» в
исполнении А.Б. Пугачевой.)
ВЕД-ИЙ 2: В 1912 году выходит моя вторая книга стихов «Волшебный
фонарь» и рождается моя первая дочь – Ариадна.
ЧТЕЦ:
Над Феодосией угас
Навеки этот день весенний,
И всюду удлиняет тени
Прелестный предвечерний час.
Захлебываясь от тоски,
Иду одна без всякой мысли,
И опустились и повисли
Две тоненьких мои руки.
Иду вдоль генуэзских стен,
Встречая ветра поцелуи,
И платья шелковые струи
Колеблются вокруг колен.
И скромен ободок кольца,
И трогательно мал и жалок
Букет из нескольких фиалок
Почти у с'амого лица.
Иду вдоль крепостных валов,
В тоске вечерней и весенней.
И вечер удлиняет тени,
И безнадежность ищет слов.
«Над Феодосией угас…», 14.02.1914, Феодосия
ВЕД-ИЙ 1: В 1913 году – смерть отца.
ВЕД-ИЙ 2: В 1920 году умирает моя вторая дочь, Ирина, трех лет от роду.
ВЕД-ИЙ 1: В 1922 году уезжаю за границу, где остаюсь 17 лет, из которых
три с половиной года в Чехии и 14 лет во Франции.
УЧИТЕЛЬ: «После России». Так Цветаева назвала свою книгу стихов,
изданную в эмиграции. Так она воспринимала и свою вынужденную разлуку с
Родиной. Ехала к мужу, с которым не виделась 5 лет и которому путь в Россию был
закрыт, – «белогвардеец». Были и вечера с чтением стихов, и редкие праздники, и
новые лица, часто приятные, но неустроенный быт, подчас кошмарный, высасывал все
силы.
«Я здесь никому не нужна. Есть – знакомые. Но какой это холод, какая
условность, какое висение на ниточке и цепляние за соломинку. Какая
нечеловечность… Всё меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я
не нужна. Там я невозможна».
ЧТЕЦ:
Тоска по Родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно –
Где совершенно одинокой
Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и незнающий, что – мой,
Как госпиталь или казарма…
ЧТЕЦ:
…Остолбеневши, как бревно,
Оставшееся от аллеи,
Мне все – равны, мне всё – равно,
И, может быть, всего равнее –
Роднее бывшее – всего.
Все признаки с меня, все меты,
Все даты – как рукой сняло:
Душа, родившаяся – где-то.
ЧТЕЦ:
Так край меня не уберег
Мой, что и самый зоркий сыщик
Вдоль всей души, всей – поперек!
Родимого пятна не сыщет!
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё – равно, и всё – едино.
Но если по дороге – куст
Встает, особенно – рябина…
«Тоска по Родине…», 3 мая 1934
ВЕД-ИЙ 2: В 1939 году возвращаюсь в Советский Союз – вслед за семьей
и чтобы дать сыну Георгию (родился в 1925 году) Родину.
УЧИТЕЛЬ: В июне 1939 года Марина Цветаева и сын Георгий сели в
поезд. Сергей Эфрон и Ариадна уже там, пока еще не в тюрьме, но уже в России. Из
Парижа ее с сыном не провожал никто. Без мужа и дочери, без жилья и друзей, без
«надобы в себе» и абсолютно без всяких надежд… Еще два года будет длиться
Голгофа Марины, ее расплата за неумение приспосабливаться к чему бы то ни было, за
право быть самой собой.
(Песня на сл. М.И. Цветаевой «Настанет день…» в исполнении Юлиана.)
УЧИТЕЛЬ: Город Елабуга станет последним земным пристанищем
неукротимой души поэтессы. «Воздух, которым я дышу, воздух, трагедии… Хватит ли
у Вас сил долюбить меня до конца, то есть в час, когда я скажу: «Мне надо умереть».
Ведь я не для жизни, у меня все – пожар. Я ни в одну форму не умещаюсь, даже в
наипросторнейшую – своих стихов! Не могу жить. Все не как у людей». Марина
Ивановна Цветаева покончила жизнь самоубийством, повесившись на оконной раме.
(Песня на сл. М.И. Цветаевой «Реквием» в исполнении А.Б. Пугачевой.)
(Колокольный звон.)