СЦЕНАРИЙ МУЗЫКАЛЬНО-ПОЭТИЧЕСКОЙ ЗАРИСОВКИ «МИР МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ», ПОСВЯЩЕННОЙ 115-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ПОЭТЕССЫ УЧИТЕЛЬ: Добрый день, ученики, учителя и гости нашего мероприятия. Вчера, 8 октября 2007 года, исполнилось 115 лет со дня рождения великой поэтессы Марины Ивановны Цветаевой. В честь этой даты мы, ученики 6 – 7-х классов, приглашаем вас послушать музыкально-поэтическую зарисовку «Мир Марины Цветаевой». (Колокольный звон) УЧИТЕЛЬ: Идешь, на меня похожий, Глаза устремляя вниз. Я их опускала – тоже! Прохожий, остановись! Прочти – слепоты куриной И маков набрав букет, Что звали меня Мариной И сколько мне было лет. Не думай, что здесь – могила Что я появлюсь, грозя… Я слишком сама любила Смеяться, когда нельзя! И кровь приливала к коже, И кудри мои вились… Я тоже была, прохожий! Прохожий, остановись! Сорви себе стебель дикий И ягоду ему вслед, – Кладбищенской земляники Крупнее и слаще нет. Но только не стой угрюмо. Главу опустив на грудь, Легко обо мне подумай, Легко обо мне забудь. Как луч тебя освещает! Ты весь в золотой пыли… – И пусть тебя не смущает Мой голос из-под земли. 3 мая 1913 г., Коктебель УЧИТЕЛЬ: Это Марина Ивановна Цветаева. Немного есть на земле поэтов, которых узнают только по одному имени, без добавления фамилии. Говорят: Марина, - и все предельно ясно. Ее биография – это ее стихи и проза, письма и переводы, все творчество. Итак, предоставим слово самой Марине Ивановне Цветаевой, кто же лучше нее знает свою жизнь? (Колокольный звон.) ЧТЕЦ: Красною кистью Рябина зажглась. Падали листья. Я родилась. Спорили сотни Колоколов. День был субботний: Иоанн Богослов. Мне и доныне Хочется грызть Жаркой рябины Горькую кисть. 16 августа 1916 (Шопен, ноктюрн ор. 15 №1) ВЕД-ИЙ 1: Марина Ивановна Цветаева. Родилась 26 сентября (8 октября по новому стилю) 1892 года, в Москве. ВЕД-ИЙ 2: Отец – Иван Владимирович Цветаев – профессор Московского университета, основатель и собиратель Музея изящных искусств (ныне Музея изобразительных искусств), выдающийся филолог. ВЕД-ИЙ 1: Мать – Мария Александровна Мейн – страстная музыкантша, любит стихи и сама их пишет. ВЕД-ИЙ 2: Страсть к стихам – от матери, к работе и к природе – от обоих родителей. ЧТЕЦ: В старом вальсе штраусовском впервые Мы услышали твой тихий зов, С той поры нам чужды все живые И отраден беглый бой часов. Мы, как ты, приветствуем закаты, Упиваясь близостью конца. Все, чем в лучший вечер мы богаты, Нам тобою вложено в сердца. К детским снам клонясь неутомимо, (Без тебя лишь месяц в них глядел!) Ты вела своих малюток мимо Горькой жизни, помыслов и дел. С ранних лет нам близок, кто печален, Скучен смех и чужд домашний кров… Наш корабль не в добрый миг отчален И плывет по воле всех ветров! Все бледней лазурный остров – детство, Мы одни на палубе стоим. Видно, грусть оставила в наследство Ты, о мама, девочкам своим! «Маме», 1907 – 1910 ВЕД-ИЙ 1: Первые языки: немецкий и русский, к семи годам – французский. Материнское чтение вслух и музыка. Ундина, Рустем и Зораб, Царевна в зелени – из самостоятельно прочитанного. Нелло и Патраш. ВЕД-ИЙ 2: Любимое занятие с четырех лет – чтение, с пяти лет – писание. Все, что любила до семи лет, и больше не полюбила ничего. Сорока семи лет от роду скажу, что все, что мне суждено было узнать, – узнала до семи лет, а все последующие сорок – осознавала. ЧТЕЦ: Из рая детского житья Вы мне привет прощальный шлете, Неизменившие друзья В потертом, красном переплете. Чуть легкий выучен урок, Бегу тотчас же к вам, бывало. - Уж поздно! – Мама, десять строк!.. – Но, к счастью, мама забывала. ЧТЕЦ: Дрожат на люстрах огоньки… Как хорошо за книгой дома! Под Грига, Шумана и Кюи Я узнавала судьбы Тома. Темнеет… В воздухе свежо… Том в счастье с Бэкки полон веры. Вот с факелом индеец Джо Блуждает в сумраке пещеры… ЧТЕЦ: Кладбище… Вещий крик совы… (Мне страшно!) Вот летит чрез кочки Приемыш чопорной вдовы, Как Диоген, живущий в бочке. Светлее солнца тронный зал, Над стройным мальчиком – корона… Вдруг – нищий! Боже! Он сказал: «Позвольте, я наследник трона!» ЧТЕЦ: Ушел во тьму, кто в ней возник, Британии печальны судьбы… - О, почему средь красных книг Опять за лампой не уснуть бы? О, золотые времена, Где взор смелей и сердце чище! О, золотые имена: Гек Финн, Том Сойер, Принц и Нищий! «Книги в красном переплете», 1908 – 1910 ВЕД-ИЙ 1: Мать – сама лирическая стихия. Я у своей матери старшая дочь, но любимая – не я. Мною она гордится, вторую любит. Ранняя обида на недостаточность любви. ВЕД-ИЙ 2: Детство до десяти лет – старый дом в Трехпрудном переулке (Москва) и одинокая дача Песочная, на Оке, близ города Тарусы Калужской губернии. ЧТЕЦ: Ах, золотые деньки! Где уголки потайные, Где вы, луга заливные Синей Оки? Старые липы в цвету, К взрослому миру презренье, И на жаровне варенье В старом саду. К Богу идут облака; Лентой холмы огибая, Тихая и голубая Плещет Ока. Детство, верни нам, верни Все разноцветные бусы, Маленькой, мирной Тарусы Летние дни. ЧТЕЦ: Бежит тропинка с бугорка, Как бы под детскими ногами, Все так же сонными лугами Лениво движется Ока; Колокола звонят в тени, Спешат удары за ударом, И всё поют о добром, старом, О детском времени они. О, дни, где утро было рай, И полдень рай, и все закаты! Где были шпагами лопаты И замок царственный – сарай. Куда ушли, в какую даль вы? Что между нами пролегло? Все так же сонно-тяжело Качаются на клумбах мальвы… ВЕД-ИЙ 1: Первая школа – музыкальная школа Зограф-Плаксиной в Мерзляковском переулке, куда поступаю самой младшей ученицей, неполных шести лет. Следующая – Четвертая гимназия, куда поступаю в приготовительный класс. Стихи пишу с 6 лет. Печатаю с 16. ВЕД-ИЙ 2: Осенью 1902 года уезжаю с больной матерью на Итальянскую Ривьеру. Пишу стихи, которые печатают в Женеве. Весной 1902 года поступаю во французский интернат в Лозанне, где остаюсь полтора года. Пишу французские стихи. ВЕД-ИЙ 1: Летом 1904 года еду с матерью в Германию, в Шварцвальд, где осенью поступаю в интернат во Фрейбурге. Пишу немецкие стихи. ЧТЕЦ: Волшебство немецкой феерии, Томный вальс, немецкий и простой… А луга покинутой России Зацвели куриной слепотой. Милый луг, тебя мы так любили, С золотой тропинкой у Оки… Меж стволов снуют автомобили, Золотые майские жуки. ВЕД-ИЙ 2: Летом 1906 года возвращаюсь с матерью в Россию. Мать, не доехав до Москвы, умирает на даче Песочная, близ города Тарусы. ВЕД-ИЙ 1: Осенью 1906 года поступаю в интернат московской гимназии Фон-Дервиз. Лета' – за границей, в Париже и Дрездене. ЧТЕЦ: Дома до звезд, а небо ниже, Земля в чаду ему близка. В большом и радостном Париже Все та же тайная тоска… …Я здесь одна. К стволу каштана Прильнуть так сладко голове! И в сердце плачет стих Ростана, Как там, в покинутой Москве. ЧТЕЦ: Париж в ночи мне чужд и жалок, Дороже сердцу прежний бред! Иду домой, там грусть фиалок И чей-то ласковый портрет. Там чей-то взор печально-братский, Там нежный профиль на стене. Ростан и мученик-Рейхштадский И Сара – все придут во сне! ЧТЕЦ: В большом и радостном Париже Мне снятся травы, облака, И дольше смех, и тени ближе, И боль, как прежде, глубока. «В Париже», июнь 1909, Париж ВЕД-ИЙ 2: В 1910 году, еще в гимназии, издаю свою первую книгу стихов – «Вечерний Альбом» – стихи 15, 16, 17 лет – и знакомлюсь с поэтом Максимилианом Волошиным, написавшим обо мне первую (если не ошибаюсь) большую статью. ВЕД-ИЙ 1: Летом 1911 года еду к нему в Коктебель и знакомлюсь там со своим будущим мужем – Сергеем Эфроном, которому 17 лет и с которым уже не расстаюсь. Замуж за него выхожу в 1912 году. (Романс на сл. М.И. Цветаевой «Мне нравится, что вы больны не мной» в исполнении А.Б. Пугачевой.) ВЕД-ИЙ 2: В 1912 году выходит моя вторая книга стихов «Волшебный фонарь» и рождается моя первая дочь – Ариадна. ЧТЕЦ: Над Феодосией угас Навеки этот день весенний, И всюду удлиняет тени Прелестный предвечерний час. Захлебываясь от тоски, Иду одна без всякой мысли, И опустились и повисли Две тоненьких мои руки. Иду вдоль генуэзских стен, Встречая ветра поцелуи, И платья шелковые струи Колеблются вокруг колен. И скромен ободок кольца, И трогательно мал и жалок Букет из нескольких фиалок Почти у с'амого лица. Иду вдоль крепостных валов, В тоске вечерней и весенней. И вечер удлиняет тени, И безнадежность ищет слов. «Над Феодосией угас…», 14.02.1914, Феодосия ВЕД-ИЙ 1: В 1913 году – смерть отца. ВЕД-ИЙ 2: В 1920 году умирает моя вторая дочь, Ирина, трех лет от роду. ВЕД-ИЙ 1: В 1922 году уезжаю за границу, где остаюсь 17 лет, из которых три с половиной года в Чехии и 14 лет во Франции. УЧИТЕЛЬ: «После России». Так Цветаева назвала свою книгу стихов, изданную в эмиграции. Так она воспринимала и свою вынужденную разлуку с Родиной. Ехала к мужу, с которым не виделась 5 лет и которому путь в Россию был закрыт, – «белогвардеец». Были и вечера с чтением стихов, и редкие праздники, и новые лица, часто приятные, но неустроенный быт, подчас кошмарный, высасывал все силы. «Я здесь никому не нужна. Есть – знакомые. Но какой это холод, какая условность, какое висение на ниточке и цепляние за соломинку. Какая нечеловечность… Всё меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна». ЧТЕЦ: Тоска по Родине! Давно Разоблаченная морока! Мне совершенно все равно – Где совершенно одинокой Быть, по каким камням домой Брести с кошелкою базарной В дом, и незнающий, что – мой, Как госпиталь или казарма… ЧТЕЦ: …Остолбеневши, как бревно, Оставшееся от аллеи, Мне все – равны, мне всё – равно, И, может быть, всего равнее – Роднее бывшее – всего. Все признаки с меня, все меты, Все даты – как рукой сняло: Душа, родившаяся – где-то. ЧТЕЦ: Так край меня не уберег Мой, что и самый зоркий сыщик Вдоль всей души, всей – поперек! Родимого пятна не сыщет! Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, И всё – равно, и всё – едино. Но если по дороге – куст Встает, особенно – рябина… «Тоска по Родине…», 3 мая 1934 ВЕД-ИЙ 2: В 1939 году возвращаюсь в Советский Союз – вслед за семьей и чтобы дать сыну Георгию (родился в 1925 году) Родину. УЧИТЕЛЬ: В июне 1939 года Марина Цветаева и сын Георгий сели в поезд. Сергей Эфрон и Ариадна уже там, пока еще не в тюрьме, но уже в России. Из Парижа ее с сыном не провожал никто. Без мужа и дочери, без жилья и друзей, без «надобы в себе» и абсолютно без всяких надежд… Еще два года будет длиться Голгофа Марины, ее расплата за неумение приспосабливаться к чему бы то ни было, за право быть самой собой. (Песня на сл. М.И. Цветаевой «Настанет день…» в исполнении Юлиана.) УЧИТЕЛЬ: Город Елабуга станет последним земным пристанищем неукротимой души поэтессы. «Воздух, которым я дышу, воздух, трагедии… Хватит ли у Вас сил долюбить меня до конца, то есть в час, когда я скажу: «Мне надо умереть». Ведь я не для жизни, у меня все – пожар. Я ни в одну форму не умещаюсь, даже в наипросторнейшую – своих стихов! Не могу жить. Все не как у людей». Марина Ивановна Цветаева покончила жизнь самоубийством, повесившись на оконной раме. (Песня на сл. М.И. Цветаевой «Реквием» в исполнении А.Б. Пугачевой.) (Колокольный звон.)