Альтернативы христианской этике Глава 2
advertisement
Глава 2 Альтернативы христианской этике Принятие решений относительно взаимоотношений с другими людьми является центральным вопросом для христиан. Исходя из желания принимать такие решения на основании своей веры, они рассматривают личные вопросы и социальные темы именно с этой точки зрения. Однако христиане не обладают монополией в сфере этики. И другие люди так же глубоко озабочены вопросами нравственности. Они настолько же серьезно думают о ценностях и долге, как и христиане, и чувство нравственного долга у них развито так же сильно. Таким образом, мы обратимся к обсуждению наиболее жизнеспособных альтернатив христианской этике, которые присутствуют в нашем обществе. Вместо того чтобы обсуждать классические философские системы, мы рассмотрим некоторые мировоззрения, характеризующие людей нашего времени. Представители систем, которые мы будем рассматривать, не обязательно являются формальными мыслителями. Эти люди делают четкие заявления на основании тех систем, по которым живут другие. РЕЛИГИОЗНЫЕ СИСТЕМЫ Примерно две трети населения Соединенных Штатов Америки, где представлено большинство основных религий мира, причисляют себя к какой-либо группе верующих. Хотя большая часть американцев — христиане, другие религиозные группы заявляют, что также имеют большое количество последователей. В США примерно четыре миллиона религиозно активных евреев и два миллиона относящих себя к культурным или этническим евреям. Мусульманское население в США составляет более пяти миллионов. Здесь живут также примерно девятьсот тысяч индуистов и семьсот тысяч буддистов. У каждой из этих религий есть свой отличный от других подход к нравственности. Иудаизм В иудейской религии есть три фундаментальных верования. Первое: Бог евреев, единый и единственный Бог, сотворил небеса и землю и продолжает управлять ими милостиво и справедливо. Второе: Тора является словом Бога человечеству. Третье: Божье слово пришло — и продолжает приходить — Израилю, детям Авраама, Исаака и Иакова (Джейкоб Нуенер, «Иудаизм в мире и в Америке», Нуенер, «Мировые религии в Америке», ее. 153-154). К последнему утверждению многие иудеи добавляют: «Как часть изначального завета с Авраамом, Бог обещал народу иудейскому землю в вечное пользование, землю Израиля» (Уэйн Досик, «Живя иудаизмом», с. 8). Внутри американского иудаизма есть много различий в соблюдении ритуалов, в богословии и в этических вопросах. Ортодоксальные иудеи верят, что «вся Тора, устная и письменная, исходит от Бога, именно в тех словах, в которых она есть у нас сегодня» (Нуенер, с. 170). Следовательно, они пытаются соблюдать каждую деталь Торы, как в ее ритуальных требованиях, так и в ее этическом учении. В книге «Живя иудаизмом» Уэйн Досик обобщает ортодоксальное понимание этики: «В иудаизме этический мицвох— это стандарты человеческого поведения, которые ведут людей к жизни приличия, доброты, праведности, справедливости, благости и сострадания». Он добавляет: «Иудейский этический кодекс основан на авторитете Автора. 1 Этот кодекс назван этическим монотеизмом, ибо этика, стандарт поведения, происходит от Единого Господа Бога. Бог, сотворивший человечество, провозгласил, как должны вести себя Его дети. Божьи этические заповеди не меняются во времени или в пространстве. Они вечны и универсальны - навсегда, для всех людей повсюду. Правильное — это правильное, неправильное - это неправильное, потому что Бог так сказал» (с. 35). В огромном томе традиционных комментариев (Талмуд) ортодоксальный иудаизм находит водительство в применении учений Писания практически по каждому современному нравственному вопросу. Ортодоксальный иудаизм более сосредоточен на личных вопросах, индивидуальном решении и поступке, чем на социальных проблемах и совместных действиях, направленных на изменение социальной структуры. В книге «Иудейская личная и социальная этика» Луи Джейкобе уделяет большую часть своего внимания таким вопросам, как совершенствование себя, мир разума, смирение, здоровье, честность, речь, азартные игры и сексуальность. Когда он говорит о таких вещах, как права, животных, справедливость, война и мир, экология, он сосредоточен на индивидуальных решениях по этим вопросам. Мыслители Реформированного иудаизма подходят к этическим вопросам с совершенно иной точки зрения. Они остаются верными Питтсбургской Платформе, которую приняли Американские Реформированные раввины в 1885 году: «Мы видим в Моисеевом законе систему обучения еврейского народа для выполнения своей миссии в продолжение его национальной жизни в Палестине, и сегодня мы принимаем как обязательные только те его нравственные законы и поддерживаем только такие церемонии, которые возвышают и освящают наши жизни, но отвергаем все те, которые не приняты взглядами и обычаями современной цивилизации» (процитировано по книге Нуснера «Понимание иудейской теологии», с. 171). Хотя Реформированные иудеи относятся к Торе серьезно, все же они принимают во внимание культурный контекст, в котором она появилась. Описывая иудаизм с позиции Реформированного иудаизма, Самуэль С. Кохон говорит: «Еврейская этика начинается с принципов иудаизма, т.е. с монотеистического понимания мира и жизни, с Торы, и с Израиля, и с человека, как свободно и ответственно действующего» («Иудаизм — образ жизни», с. 103). Полагая, что закон Торы созвучен естественному закону, Реформированные мыслители говорят об универсальных этических концепциях, которые можно обнаружить путем использования человеческого разума. Нравственные законы Торы, таким образом, пересекаются с законами природы. Подобно законам физического мира, они не изобретены человеком, их просто можно узнать. Они отражают естественный порядок, который действует в соответствии с волей и намерением Бога. Они являются не просто описанием социальных моделей, но откровением воли Божьей. Этика Реформированного иудаизма уделяет больше внимания социальным вопросам, чем вопросам личной нравственности. Она говорит о построении нравственного мира, утверждая, что такой мир должен быть основан на концепции справедливости. Замечая, что справедливость была основной концепцией Торы, Кохон говорит: «По учению пророков, справедливость должна быть краеугольным камнем религии. Изначально будучи атрибутом Бога и идеальной моделью человеческого поведения, она отождествлялась с праведностью, всеобъемлющей нравственной категорией иудаизма» (сс. 193-194). Он толкует мессианский идеал в понятиях 2 строительства «Царства Божьего на земле», описывая его как «цветок иудейского оптимизма, растущий из неумирающего убеждения в наивысшем триумфе праведности над нечестием, любви над ненавистью и социальной гармонии над хаосом» (с. 226). В заключении своего раздела об этике он говорит о вере в социальный прогресс, которая является девизом всей либеральной мысли: «Человеческий прогресс реально идет вперед, когда он движется к этическому результату. Человечество движется к совершенству, когда избирает Бога своей целью, а праведность — своим путем. Идеальный социальный порядок не должен навсегда остаться утопией. Он может стать вдохновляющей реальностью, когда люди будут совместно стремиться жить этическими и религиозными идеалами, которые они исповедуют, на которых они сосредоточивают свои силы и интеллект, чтобы создать надлежащий инструментарий и технику для установления и сохранения условий, в которых самые благородные идеалы и ценности человечества смогут процветать. Вера в человека, так же как и вера в Бога, готовит почву для веры в наивысшее воплощение Царства Бога на земле» (с. 233). Между авторитарной диспозицией ортодоксального иудаизма, который говорит, что «правильное есть правильное, а неправильное есть неправильное, потому что Бог так сказал», и рационализмом Реформированного иудаизма, который считает, что этические концепции рождаются на основании человеческого разума, есть срединная позиция консервативного иудаизма. В книге «Иудейская социальная этика» Дэвид Новак рассказывает о провозглашении «основных принципов», стоящих за законами. «Задача иудейской социальной этики не в том, чтобы выводить заключения из самих правил, но в исполнении более умозрительной интеллектуальной задачи, состоящей в том, чтобы попытаться глубже всмотреться в принципы, которые информируют и направляют всю нормативную иудейскую базу в русло социальных вопросов» (с. 5). Для Новака иудейская этика начинается с вопроса о том, что есть законно. Традиция, по его мнению, рассматривает закон как необходимое требование человеческой жизни. Он очень быстро переходит от идеи человеческого закона к идее естественного закона. Признавая тот факт, что для многих современных проблем просто нет прецедентов и правил, он говорит, что человек должен пытаться определить общие цели закона и добра, которые заложены в законе. Человек может принять в расчет традиционные правила и сочетать их таким образом, чтобы в результате было найдено решение существующих проблем. Иудейский закон, следовательно, никогда не может быть сформулирован полностью, он всегда меняется. Ислам В Соединенных Штатах Америки ислам по численности последователей стоит на втором месте. Подобно христианству, он во многом берет начало у еврейских пророков, он уважает Иисуса как человека, стоявшего в пророческой традиции. Для мусульман эта великая традиция Божьего самораскрытия через пророков была завершена через деятельность Мухаммеда. «Нет бога кроме Бога, и Мухаммед - его пророк» — это фундаментальное утверждение в исламе; все остальное основано на нем. Надлежащая реакция людей на волю Аллаха заключена в слове «ислам», которое означает «покорность». Важность Корана для мусульман нельзя недооценивать. Мусульмане не думают, что Коран был произведением Мухаммеда, но он был дан как откровение Аллаха людям через Мухаммеда. Это буквально слова самого Аллаха, передаваемые в течение двадцати трех лет (первая половина VII века) и сохраненные с тех пор без изменений 3 до настоящего времени. Фалзур Раман приводит две причины следования этике Корана: «Прежде всего, мусульмане верят, что Коран есть Слово Бога. Второе — они верят, что в Коране есть, актуально или потенциально, ответы на все вопросы жизни» («Закон и этика в исламе», Хованнисиан, «Этика в исламе», с. 14). Поскольку Коран безошибочен, его учение нельзя подвергать сомнению. Обязанность верующего — знать волю Бога в Коране и подчиняться этой воле. Учение Корана предполагает единство религии и государства, следовательно, государство должно жить по закону Аллаха. Совершенно ясно, говорит Раман, «что Коран видит установление мусульманского общества как наиболее важную задачу, ему не интересны просто добродетельные отдельные люди; более того, задача общества заключается в установлении социо-политического порядка» (с. 15). Этого единства, разумеется, не существует в Соединенных Штатах Америки, и мусульмане в этой стране не пытаются его установить. Однако они стремятся жить и действовать так, как будто они верующие люди именно в таком обществе. Как это у них получается? Первая сура Корана, повторяемая в ежедневных молитвах мусульман, содержит следующую просьбу: «Веди нас по прямой стезе, стезе тех, на кого Ты излил Твою благодать, не по стезе тех, на кого ты излил Твой гнев и которые блуждают». В традиционном исламе эта стезя определяется «пятью столпами веры», один из которых — подаяние милостыни (другие четыре: вероисповедание, молитва, пост и паломничество в Мекку). Нигде в Коране нет требования «подаяния милостыни» в деталях, нигде нет конкретной этики на этот счет. Снова и снова, однако, встречаются наставления и даются примеры. Раман замечает, что большая часть Корана «...полна утверждений о необходимости справедливости, честного платежа, доброты, благости, прощения, которые охраняют от нравственного порока, и т.д. Ясно, что это общие директивы, а не конкретные правила. Но, с другой стороны, это и не абстрактные нравственные концепции; в них скрыта огромная сила, которой нет в абстрактных понятиях» (с. 8). Из этих учений о личных добродетелях человек может сделать выводы по современным вопросам, о которых древние писания ничего не сообщают. Фредерик М. Денни говорит: «Хотя в Коране нет систематического изложения закона, сказано очень много о том, как человечество должно правильно жить в Умме: о брачной жизни и семейной, наследстве, коммерческой деятельности и отношениях, социальном благополучии (т.е. закят), рабстве, наказании за преступления и т.д. Все это и другое должно пониматься как подразумевающееся в «стремлении делать добро и уклоняться от зла» — это ключевая фраза в этике Корана» («Этика и Коран: сообщество и взгляд на мир», с. 117). Хотя большая часть этических учений в Коране касается вопросов личной нравственности, значительное внимание уделяется и широким социальным темам. Хьюстон Смит говорит о следующих четырех областях: 4 1. Экономика: основные принципы требуют, чтобы «материальные блага были широко и правильно распределены». 2. Статус женщин: учение Корана значительно превосходит стандарты, которые существовали во время Мухаммеда. 3. Этнические отношения: Коран говорит о расовом и этническом равенстве внутри общества веры. 4. Использование силы: хотя Коран не призывает «подставлять другую щеку», он учит о прощении («Мировые религии», ее. 248-257). Кемал Фаруки подводит итог пониманию того, что он называет «основной целью исламского послания здесь, на земле», следующим образом: «...Помочь привнести постоянно растущую роль совести в этическое и юридическое регулирование жизни людей, коллективное или индивидуальное, и сделать это не просто внешне, но внутренне, когда человек понимает-, что Наивысший в Милости и Справедливый Бог знает о его мыслях и делах» («Юридические выводы из пяти ценностей для сегодняшнего дня», «Этика в исламе», с. 7). Индуизм Индуистские верования и практики настолько разнообразны, что их практически невозможно определить. В индуизме нет основателя, нет символа вер.ы, нет авторитетной книги, нет лидера или управляющей группы лидеров. Это религиозное движение или образ жизни, который возник в Индии примерно за 2000 лет до нашей эры и продолжал развиваться на протяжении многих столетий. Основные элементы: ритуалы богопоклонения и упорядочение человеческих взаимоотношений. В попытках обобщить индуизм, как он существует в Соединенных Штатах Америки, Гималайская академия выделяет девять общепринятых верований. 1. Есть «одно всепроникающее Наивысшее Существо». 2. Есть «бесконечные циклы творения, сохранения и исчезновения» (т.е. циклический взгляд на время и историю). 3. «Все души развиваются» в стремлении либо поиске «Мокши», или «освобождения». 4. Есть «закон причины и следствия», известный как карма. 5. Существует реинкарнация. 6. Есть «божественные сущности и силы», которые требуют «храмового поклонения» и «личного поклонения», или Пуджи, в доме. 7. Есть нужда в «просветленном Учителе Сат Гуру» (то есть «надежный личный учитель») для того, чтобы правильно вести личную и этическую 8. «Вся жизнь священна», и человек должен жить жизнью «ахимса, или ненасилия». 9. «Никакая конкретная религия не учит единственному пути спасения из всех остальных, но все истинно религиозные пути... заслуживают терпимости и понимания» (Джейкоб Нуснер, «Мировые религии в Америке», с. 197). Если в индуизме и есть какое-то единство, то его нужно искать больше в его вопросах, чем в ответах. В широком смысле, однако, можно выделить четыре 5 философские концепции, которые фундаментальны для этической мысли индуизма. Первая - идея переселения душ, или реинкарнация. Отдельные души, которые никогда нельзя отождествлять с телами, занимаемыми ими, подчинены неопределенному циклу жизни, смерти и возрождения. Вторая - закон кармы, который учит, что наши нынешние обстоятельства были предопределены прошлыми делами души и что наши нынешние поступки определяют наши будущие обстоятельства. Третья — божественное не отделено от человеческого, но оно в самом нашем существе. Четвертая — наивысшее назначение души — это освобождение от блуждания души от одной жизни к другой и растворение в божественном. Из этих четырех концепций одна наиболее существенна для этики. Это закон кармы. Он говорит, что есть нравственная причинность, которая действует в этой жизни и связана с прошлым и будущим души. Он предполагает, что душа получает то, что заслуживает, или в этом воплощении, или в каком-то будущем. Это означает, что в конечном итоге справедливость торжествует. Нравственный вывод состоит в том, что в этой жизни человек должен поступать таким образом, чтобы продвигаться к высшему освобождению от чувства индивидуальности к единству с божественным, которое настолько иллюзорно, что лишь некоторые редкие души когда-либо получают его. Эта цель достигается путем выполнения долга (дхарма), который человек должен исполнять, потому что так получилось в жизни. Хотя в индуистской этике признаются и другие ценности, долг — наивысшая из них. Он состоит во внимательном исполнении обязательных действий и избежании запрещенных. Рой Перретт называет это «космическим упорядочивающим принципом, который гарантирует гармоничную эволюцию вселенной». Он добавляет, что «этот космический упорядочивающий принцип конкретно выражается в социальном и нравственном порядке как церемониальные, нравственные и юридические обязанности человека» («Этика индуизма», с. 50). Человек действует с двумя типами ответственности, которые определяют конкретные обязанности. Первый тип состоит во всеобщей честности, в уважении к собственности других людей, к благосостоянию других людей, в терпении и т.д. Второй состоит в диспозиции жизни, главный фактор здесь — каста. Задача касты священников — учить, касты воинов — сохранять порядок, касты торговцев — заботиться об экономическом благополучии общества, а касты слуг — содействовать членам других трех каст в их правильном функционировании. Говоря, что «индуистская этика в основном субъективна и личностна», Альберт Плоткин обобщает сущностные элементы системы так: «Ее цель - устранить такие умственные пороки, как зависть и эгоизм, ради конечного достижения наивысшего блага. Индуистская этика основана на индуистской концепции дхармы, или долга, который соотносится с позицией человека в обществе и его положением в жизни. Объективная этика в соответствии с индуистскими взглядами — это средство достижения цели, ее цель — помочь членам общества избавиться от эгоцентричности, жестокости, зависти и других пороков и таким образом создать атмосферу, которая поможет в достижении наивысшего блага, превосходящего само общество»- («Этика мировых религий», с. 147). Буддизм Хотя число приверженцев буддизма в Соединенных Штатах Америки невелико (три четверти миллиона), его влияние было и остается значительным. Оно обнаруживается не только в популярной культуре, но и в широком распространении 6 писаний далай-ламы и Триха Нат Ханха. Признавая, что большинство американцев на самом деле не понимают буддизм, Малькольм Дэвид Эккель говорит, тем не менее, что «нет сомнения в том, что буддизм закрался в нашу культуру неожиданными и причудливыми способами» («Буддизм в мире и в Америке», Нуснер, «Мировые религии в Америке», с. 204). Буддизм возник на основании глубокой неудовлетворенности Будды индуизмом, который был в Индии в его дни. Хьюстон Смит замечает, что индуизм тогда «запутался сам в себе». На религиозную сцену в Индии, говорит Смит, «развращенную, разложившуюся, потерявшую смысл, исполненную предрассудков и перегруженную бессмысленными ритуалами, выходит Будда, который должен был расчистить основание, чтобы истина могла найти новую жизнь» («Мировые религии», с. 94). Смит описывает религию Будды как лишенную авторитета, лишенную ритуала, бессмысленную спекуляцию, лишенную традиций, требующую от человека усилий и лишенную сверхъестественного. Основные элементы в религиозной системе Будды изложены в «Четырех благородных истинах»: 1. Жизнь - это страдание (все человеческое существование характеризуется нестабильностью, неудовлетворенностью, страданием). 2. Страдание происходит от желаний. 3. От желания нужно избавиться. 4. В поиске спасения человек должен пройти по «Благородному пути». Этот путь включает: 1 2. 3. 4 5. 6. 7. Правильную веру. Правильную цель. Правильную речь. Правильное поведение. Правильное усилие. Правильное контролирование разума. Правильную медитацию. В этом описании системы и детальном изложении ее значения отсутствует какое бы то ни было упоминание ритуала или богослужения. Да, действительно, нет никаких ссылок на божественное. Будда отказывался участвовать в спекуляциях по поводу природы божества и происхождения материального мира. Все в его учении связано с тем, как человек проводит свою жизнь в стремлении к нирване. Однако шаги, которые предписывает Будда, вписываются в категорию того, что обычно называют «этическим». Требования для монахов и для мирян различны. Для монахов, которые всерьез занимались поиском нирваны, Будда изложил «Десять правил». Монах должен пообещать: Не уничтожать жизнь Не воровать Не вести себя неправильно в области сексуальных отношений Не лгать Не пить алкогольных напитков Не есть после полудня 7 Не участвовать в развлечениях, т.е. в танцах, пении и театральных постановках Не носить украшений, не использовать ароматических веществ, не одеваться вызывающе Не спать на удобных кроватях Не принимать денег От мирян требовалось исполнять только первые пять пунктов. Мирянам разрешалось вступать в брак и жить нормальной семейной жизнью, работать каждый день, заниматься общественной деятельностью. Чтобы правильно общаться с окружающими в этой нормальной повседневной жизни, им нужно было следовать множеству других инструкций. Хотя такая жизнь не могла привести их к нирване, она все же обещала лучшее будущее в следующей жизни. ГУМАНИЗМ Из всех современных альтернатив христианской этике самой влиятельной является гуманизм. В своей сущности этот подход к решению нравственных вопросов утверждает, что наше основное обязательство - перед человеческой расой, т.е. перед людьми. Одна из форм такого подхода по праву называется «секулярным гуманизмом». Современная неосторожная и даже преднамеренно неверная трактовка этой фразы не должна затмить истинное значение этой жизненной философии. В ее центре - сама личность человека и возможности достижений человеческой расы, похвала современному человеческому разуму. Все это придает смысл жизни многих людей, которая в противном случае была бы просто беспорядочной в мире хаоса. Моррис Б. Сторер является замечательным представителем секуляр-ного гуманизма. Он говорит, что гуманистами являются те люди, которые «оставили веру в откровение и догматический авторитет (если он у них когда-то был) и приняли человеческий опыт и разум в качестве основания для веры и поступка, принимая благо человека - добро для себя и других живущих на земле - в качестве наивысшего критерия правильного и неправильного в сочетании с заботой о других живых творениях» («Гуманистическая этика», с. 2). Гуманизм, следовательно, ставит человека в центр вселенной. Это означает, что раса людей может сама контролировать свою судьбу и что человеческие существа обладают наивысшей ценностью. Для гуманистов нет смысла верить в божественную силу, необходимую для объяснения либо происхождения вселенной, либо механизма ее действия. Они видят человечество частью естественного порядка, уникальной составляющей этого порядка. Все, что люди делают с естественным порядком, должно делаться во благо человечества. Суждения о добре или зле, правильном или неправильном, должны учитывать их воздействие на людей. Другой секулярный гуманист, Пол Куртц, определяет гуманизм как систему, основанную преимущественно на науке, посвященную использованию критического ума и рациональному исследованию в понимании мира и решении проблем, и как этическую философию («В защиту секулярного гуманизма», ее. 8-9). Хотя он делает акцент на научном подходе ко всей жизни, для него этическая философия основана на научных концепциях. Гуманист, говорит он, старается «вести добродетельную жизнь на своих собственных условиях и создает свою судьбу сам». Он предан защите индивидуальной свободы, «праву человека думать по-своему, развивать свою собственную совесть, вести свою жизнь без лишнего вмешательства со стороны других людей». Нравственная проблема — и, следовательно, наибольшая задача жизни — «реализовать свои таланты и восполнить свои нужды, в то же время развивая свою 8 нравственную осведомленность и чувство нравственной ответственности перед другими» (с. 9). Но не всякий гуманизм — секулярный. У «Гуманистического манифеста», изданного ведущими американскими гуманистами в 1933 году, ярко выраженный религиозный характер. Гуманистическое понимание религии, однако, сильно отличается от традиционно христианского понимания. Один элемент этого манифеста определяет религию как «те действия, цели и опыт, которые значимы для человечества». В «Манифесте» говорится, что научное знание «делает неприемлемыми любые сверхъестественные или космические гарантии человеческих ценностей» (пункт 5). Большинство из пятнадцати пунктов манифеста утверждают веру в научный метод и отвергают положения традиционной религии. Они настаивают, что человечество может и должно справляться с жизнью без какой бы то ни было помощи со стороны сверхъестественного. Через сорок лет после публикации этого документа, в октябре 1973 года, более 275 философов, психологов и социологов издали «Гуманистический манифест II». Подобно первому манифесту, этот документ уделяет большое внимание отрицанию традиционных религиозных утверждений. Он серьезно отличается от первого — он еще более явно секулярный. Его первое утверждение хотя и признает, что «религия может вдохновлять к преданности наивысшим этическим идеалам, мы верим, однако, что традиционные догматические или авторитарные религии, которые* ставят откровение, Бога, ритуал или символ веры превыше нужд и опыта человека, оказывают плохую услугу человечеству». Второй манифест отличается от первого еще и тем, что он сосредоточен на морали. Первые четыре его статьи относятся к религии; другие тринадцать касаются личности человека, демократического общества и мирового сообщества. Гуманизм, следовательно, придерживается высоких нравственных идеалов уважения к личности, индивидуальной ответственности и установления социального порядка, который бы служил ко благу всех народов. В нем есть вера в способность человечества эффективно решать личные и социальные проблемы, используя те же методы, которые доказали свою состоятельность в решении вопросов, касающихся естественного порядка. Одна из проблем, которые пытаются решить гуманисты, — это определение адекватного основания для своей нравственности. Хотя они не соглашаются друг с другом по вопросу о процессе, с помощью которого они приходят к своим заключениям, и по вопросу о правильном пути воплощения в жизнь их решений, они все же сходятся на утилитаризме XX века как основании для принятия нравственных суждений. Они размышляют о нравственных императивах исходя из последствий поступка человека. Действенны те нравственные правила, которые приводят к лучшей жизни для всех заинтересованных сторон. Гуманисты не исключают собственных интересов человека, но они понимают, что личное благосостояние зависит от упорядоченности, которая позволяет всем людям достигать желаемых целей. Каковы же эти цели? Гуманист полагает, что счастье и самоудовлетворение — фундаментальные человеческие блага и что боль и страдание никогда не являются желаемыми сами по себе. Единственное условие, при котором люди смогут чувствовать себя уверенно в социальном климате, где они смогут достичь этих фундаментальных благ,— это сотрудничать вместе с другими людьми в их поиске. Sine qua поп для такого сотрудничества ~ это сообщество, в котором признается, что каждый человек заслуживает уважения, и в котором интересы каждого заслуживают равного внимания. Макс Хокатт говорит: 9 «Я думаю, что мы обязаны... уделять внимание нуждам и интересам других не потому, что это правильно в соответствии с каким-то трансцендентным стандартом нравственности, положенным каким-то всемогущим божеством, но потому, что отказываться от этого нельзя, если мы хотим эффективно достичь своих целей в мире, который состоит из людей» («Двигаясь к этике взаимного принятия*, Сторер, с. 147). Гуманизм, таким образом, ставит человечество в центр вселенной. Хотя мы являемся частью природы мироздания, мы являемся наивысшей его частью. Никакая сверхъестественная сила не управляет судьбами мира; нет силы, с которой мы должны были бы считаться. Мы имеем дело только с естественным порядком, самым подходящим методом является научный. Человеческие существа - выдающиеся рациональные создания, и научный метод — это инструмент, с помощью которого мы можем взаимодействовать с окружающей средой. Мы не способны достичь своих собственных целей в изоляции. Поскольку мы существуем в сообществе, своих целей мы добьемся только сообща. Сообщество, более того, нельзя определять только в смысле непосредственного и прямого контакта. Оно включает в себя всю человеческую расу. В этом и состоит основание нравственного обязательства человека. Имея дело с нашим окружением, мы устанавливаем правила, которые направляют нас к достижению поставленной цели. Эти правила не абсолютны; они всегда подвержены изменениям по мере смены обстоятельств. Все нравственные ценности, следовательно, создаются, а не открываются. Они всегда относительны, всегда изменяемы, их всегда нужно проверять целесообразностью. ОБЪЕКТИВИЗМ Другой альтернативой христианской этике является идея о том, что основное обязательство человека — перед самим собой. С этой точки зрения, основание для принятия решений по нравственным вопросам — это воздействие поступка на самого человека. Хотя этот подход, вероятно, можно обнаружить во всех культурах, он является основной характеристикой нашего общества. Для большинства людей это не глубоко проработанная система, а просто подсознательная диспозиция. Наиболее продуманным и развитым этот подход предстает в литературном изложении Эн Рэнд, в ее философии объективизма. Наиболее полно описанная в ее романах «Источник» и «Атласное прикосновение», эта философия систематизирована в ее работах «Для новых интеллектуалов», «Добродетель эгоизма и Капитализм: неизвестный идеал». Рэнд решительно выступает против альтруизма, который является центральным элементом большинства традиционных этических систем. Она считает, что альтруизм фундаментально неверен по причине своей противоречивости человеческой природе. Он полностью иррационален, говорит она, поскольку не имеет здравого обоснования для пожертвования одним человеком ради другого. Она называет доктрину альтруизма «нравственным каннибализмом» и «этикой против себя». Вместо альтруизма как фундаментального нравственного обязательства она предлагает эгоизм. Она понимает, что в распространенной мысли это слово синонимично злу, но указывает на его основное значение: забота о своих собственных интересах. Это определение не дает нравственной оценки; оно просто описательное. Именно традиционная этика, утверждает Рэнд, назвала такую заботу злом и настаивает на отказе от своих интересов ради других людей. Рэнд понимает, что ее использование слова «эгоизм» является необычным. Она не говорит, что значение этого слова состоит в немедленном исполнении иррациональных желаний, капризов и выражении эмоций. Она на самом деле имеет в виду «разумный эгоизм», который стремится к ценностям, необходимым для 10 выживания человека. Наивысшая ценность, — настаивает Рэнд, — это человеческая жизнь, и наша наивысшая ответственность — сохранить жизнь. Она не думает, что стремление к этой ценности приведет разумных людей к конфликту, и говорит, что «нет конфликтов интересов среди людей, которые не желают незаслуженного, которые не приносят жертв и не принимают их, которые относятся друг к другу, как к деловым партнерам, видят ценность друг друга» («Эгоизм», с. 31). Ее основная идея в том, что «поступающий должен сам для себя извлекать пользу из своего поступка и что человек должен действовать в своих собственных рациональных интересах» (с. х). Рэнд не верит, что поступок является правильным просто благодаря тому, что человек произвольно выбирает поступить определенным образом, и она не подразумевает, что не существует объективных концепций правильного и неправильного. Напротив, она настаивает на том, что люди часто принимают неверные решения. Суждение человека не является критерием правильного и неправильного; это только средство, с помощью которого человек решает, какие поступки совершать. Рэнд считает, что человек должен обосновать свой выбор, сославшись на какой-то принцип. Она определяет этику, следовательно, как открытие и определение «кодекса ценностей, чтобы направлять решения и поступки человека» (с. х). Для Рэнд ценностью является все, что человек делает, чтобы получить или сохранить что-либо. В этом смысле наивысшей ценностью является жизнь. Чувства человека помогут ему определить, какой опыт будет угрожать жизни, а какой улучшит ее, а разум человека собирает и обрабатывает материал, который приходит от чувств. Следовательно, разум — основное средство выживания; все, что приемлемо для жизни разумного человека, является добром, все, что противостоит и разрушает ее, — злом (ее. 17-25), Но в чем тогда состоит социальная ответственность? Один вид такой ответственности, признаваемый Рэнд, — это образ жизни, который не нарушает благосостояния других людей. Она говорит, что «каждый человек является целью сам по себе, а не средством к достижению цели или благосостояния других». «Каждый человек должен жить ради себя самого, не принося себя в жертву другим и не принося других в жертву себе». Еще одно предложение, которое обобщает эту точку зрения: «Жизнь для себя означает достижение своего собственного счастья как наивысшей нравственной цели человека» (с. 27). Эта объективистская философия часто выражается в утверждении «Я должен быть самим собой». Это значит, что каждый человек обязан быть независимым от любого внешнего контроля. Человек воспринимает свою личность не с точки зрения того, что объединяет его с другими людьми, но с позиции своих собственных интересов и способностей. Поиск самопонимания — это поиск своей индивидуальности. Вместо того чтобы обращаться к другим людям, чтобы быть с ними в сообществе, человек пытается установить контакт с самим собой. Наоборот, традиционное общество навязывает определенные внешние сдерживающие факторы. Различные правила установлены серьезными институтами: государством, семьей, образовательной системой, религией, бизнесом или промышленностью. Эти правила определяют добродетельную жизнь и указывают пути к ее достижению. Правила — одни для всех, цели — одни для всех, вознаграждение — одно для всех. Человек, который не играет по этим правилам, не вписывается в систему и подпадает под многочисленные санкции, призванные заставить его стать таким, как все. Эти правила являются основной социальной силой. Реакция на внешние ограничения была наиболее очевидной в студенческих городках в 1960-х годах, особенно когда там прокатилась волна протеста против американского участия в войне во Вьетнаме. К 1970-м годам эта реакция распространилась на все сферы общества и вызвала серьезные вопросы относительно общепринятых ценностей и стандартов в таких сферах жизни, как сексуальность, брак 11 и семья, личные цели, патриотизм и т.д., и выражалась в новом образе жизни, в движениях освобождения, в акциях протеста. Было обращено внимание государства и большого бизнеса на интересы и права людей. Люди задавали вопросы и выражали сомнения в том, что до этого принималось как само собой разумеющееся. К 1980-м годам социальные институты сильно пошатнулись из-за резкого падения их авторитета у поколения, которое выросло скорее на вопросах, чем на ответах, и обладало духом самоутверждения, а не преданности внешним авторитетам. В продолжение 1990-х этот недостаток поддержки выродился во всеобщий цинизм по отношению ко всем социальным институтам и недостаток интереса к общественным отношениям. Эта реакция против ограничений была больше похожа на революцию, чем на реформацию. Реформация имеет дело со слабостями внутри структуры и пытается их исправить, даже если для этого нужно предпринять весьма решительные шаги. Она не ставит под сомнение действенность и жизнеспособность системы; она просто стремится заставить систему правильно работать. Революция, напротив, бросает вызов самой системе. Она подразумевает, что система сама по себе зла и ее нужно заменить новой. Она ставит под вопрос сами предпосылки, на которых основаны традиционные институты. В американском обществе концепция самоотречения рассматривалась как фундаментальная. Христиане думают, что идеал, которому учил Иисус, состоит именно в этом. При посредстве влияния христианства оно стало сущностным элементом в нашем отношении ко всем социальным институтам. Этот идеал, говоря просто, предусматривает, что мы должны ставить интересы других людей выше своих собственных. Индивидуализм, напротив, отвергает идеал самоотречения и заменяет его утверждением, что человек должен делать то, что правильно для него самого. Это основано на убеждении, что самоотречение приводит к разочарованию, чувству неуверенности и целому ряду других негативных и разрушающих жизнь эмоций и отношений. Следовательно, «Я должен быть верным самому себе» — основная тема этого подхода к жизни. «Я должен быть истинным человеком, управляемым не приоритетами других людей или общества, но своей собственной внутренней природой. Я не буду судить других людей, я не позволю другим судить меня. Я настаиваю на своем праве жить так, как я сам хочу, и я не буду ущемлять свободу других людей поступать так же». Этот взгляд на жизнь привел к серьезным переменам в таких сферах, как статус женщин, взаимоотношения полов, отношение к гомосексуализму. Он привел к нарастанию нежелания людей оставаться в неудачном браке, заниматься неинтересной работой, изучать неинтересные дисциплины, участвовать в общественной деятельности, которая, как им кажется, не имеет никакого отношения к их жизни. Объективизм, таким образом, вместе с его популярным выражением в индивидуализме содержит радикально иное понимание нравственности. Авторитет, по которому человек выстраивает свою жизнь, находится в самом человеке, а не в какой бы то ни было социальной структуре. Первое обязательство человека - перед самим собой; только во вторую очередь допускается чувство долга в отношении кого-либо, кроме долга уважать свободу человека и его индивидуальность. Цель - быть истинным человеком, направленным на самого себя. Поскольку этот подход глубоко личностей, социальные проблемы, которые раньше привлекали внимание большого сегмента общества, теперь игнорируются всеми, кроме тех, кто сам от них пострадал. БИХЕВИОРИЗМ 12 Бихевиоризм, будучи еще одной альтернативой христианской этике, считает, что поведение человека не является свободным выбором, а обусловлено различными обстоятельствами. Люди делают то, что делают, по причине социальных, культурных и экономических обстоятельств, личной истории, генетических и иных факторов, которые находятся вне контроля самого человека. Этот подход по сути своей исключает любое рассмотрение нравственности. Человеческая деятельность объясняется как реакция. Лучше всего этот подход изложен в работе Б.Ф. Скиннера. Скиннер красноречиво и эффектно изложил концепцию, развитую в первой половине XX века Джеем Б. Ватсоном, который настаивал, что истинная психология исследует не умственные процессы, а поведение человека. Конечно, Скиннер не просто повторяет идеи Ватсона; нельзя недооценивать пятьдесят лет его научных исследований. Скиннер, тем не менее, соглашается с Ватсоном по поводу основного вопроса изучения психологии и правильного подхода к такому изучению. Бихевиоризм - это понимание природы человека, приводящее к основополагающим для изучения этики выводам. Скиннер утверждает, что все человеческое поведение можно понять и изложить в строго научных понятиях. Признавая существование мыслей, чувств и чувственного восприятия, он, тем не менее, настаивает, что их лучше всего можно понять путем изучения генетики человека и его истории («О бихевиоризме», с. 1)7). Личность- это «организм... с определенным набором поведенческих схем» (с. 167). Поскольку у разных людей такой набор в точности никогда не повторяется, нет даже двух человек, поведение которых было бы абсолютно одинаковым. Более того, этот набор у каждого человека постоянно изменяется из-за перемен в мире, в котором этот человек живет. И поведенческие модели, следовательно, все время меняются. В последнюю очередь поступки человека определяются накопленной историей. Скиннер говорит: «Я считаю, научный анализ поведения должен предполагать, что поведение человека находится под воздействием его генетической истории и истории его окружения, а не определяется самим человеком как проявляющим инициативу творческим агентом» (с. 189). По Скиннеру, мы являемся не автономными существами, а теми, кто реагирует на общее окружение. Мы — животные (более сложные, чем другие животные, с определенными возможностями, которых нет у других животных, с самосознанием, которое не свойственно другим животным, но, тем не менее, мы — животные). Мы можем воздействовать на свое окружение достаточно эффективными способами и, таким образом, воздействовать на свою жизнь. Это не значит, однако, что мы автономны индивидуально или как вид. Мы являемся продуктом культуры, созданной человечеством («За пределы свободы и достоинства», с. 206). Хотя все люди уникальны, каждый человек является «просто ступенью в процессе, который начался задолго до его появления на свет и продолжится еще долго после его исчезновения» (с. 209). Для Скиннера, следовательно, не существует такой вещи, как свобода, в том смысле, как ее понимают исследователи природы человека. Он настаивает, что люди неавтономны; они просто реагируют на окружение. Нет такой вещи, как индивидуальная ответственность или личные достижения. Любое улучшение в положении человека происходит благодаря не попыткам освободить людей от контролирующих сил, а перемене в контроле, под влиянием которого находятся люди (с. 43). Если придерживаться такого понимания человеческой природы, то какова же тогда природа нравственности? Это просто поступок, соответствующий моделям поведения, установленным совокупностью факторов окружающей среды. Человек не принимает решений и не действует как независимый субъект; человек просто реагирует на окружающую среду таким образом, чтобы ему было удобно жить. Общество называет определенные поступки хорошими, а другие плохими, поощряя 13 одни и наказывая другие. Люди принимают такое обозначение как правило, учатся жить по этим правилам и чувствуют себя хорошо, когда так поступают («О бихевиоризме», с. 193). Наивысшее благо, по Скиннеру, — это выживание, которое становится основанием для принятия нравственных решений и суждений. Все, что способствует выживанию и благосостоянию, индивидуальному или социальному, есть добро. Однако Скиннер имеет в виду не ту слепую борьбу за выживание, которую описывал Дарвин. Он говорит, что какие-то вещи будут рассматриваться, как правильные, на основании ясного замысла: «Поведение человека очень легко поменять, создавая новые дополнительные непредвиденные обстоятельства, побуждающие его к чемулибо» (с. 206). Скиннер не отказывается от ответа на трудный вопрос: кто должен определять этот замысел, кто должен решать, что будет правильным? Он приписывает эту функцию не какому-то лидеру, а «культуре как социальной окружающей среде». Он предвидит эволюцию культуры, в которой отдельные люди заинтересованы не в себе, а в «будущем культуры». Ни один человек, таким образом, реально не вмешивается в процесс. Люди просто являются частью медленного и непонятно куда движущегося развития окружающей среды, в которой они живут с определенной степенью личного удовлетворения (с. 206). Но как же нам в такой ситуации принимать решения по нравственным вопросам? Скиннер не отвечает на этот вопрос, да от него и не следует ждать ответа. Он психолог, а не моралист. По его мнению, этот вопрос не имеет смысла. Нравственные решения могут приниматься только автономными независимыми людьми, а независимого человека, как считает Скиннер, не существует. Наш выбор ограничен нашей личной историей; мы не действуем, мы реагируем. По мере того как мы реагируем, конечно, мы воздействуем на свое окружение, изменяем его с целью добиться большего личного комфорта. Решение о перемене, однако, принимается не каким-либо человеком и не божественными намерениями. «Никто не выходит из реки причинности. Ей никто не может помешать», — говорит Скиннер. Человечество эволюционирует «медленно, но беспорядочно» (с. 206). Скиннер иногда говорит о ценностях и идеалах, но он всегда имеет в виду, что они социально предопределены. Он свободно использует такие слова, как «должен», «нужен», «обязан». Он поднимает вопросы о том, что подразумевается под словом «этично» в отношениях людей. Он говорит об условиях, которые должны быть удовлетворены прежде, чем человек подвергнется воздействию методов поведенческого модифицирования. Эти вопросы, однако, связаны с его убеждением, что все ценности и идеалы социально обусловлены. 14
