Галина Брандт

http://www.genderstudies.info/social/s23.php
Галина Брандт.
Гендерные исследования в России: особенности и проблемы
Опубликовано: Гендерные отношения в современной России. Самара: Самарский
университет, 2003.
По России идет «гендер». Ширится территория охватываемых им дисциплин, растет
число конференций, семинаров, научных сборников, имен авторов, использующих
понятие в своих сочинениях. А радости нет. Есть тревога, что этот, пусть пока, слава
Богу, не девятый (где-то по моему ощущению подбирается к шестому) вал, сметет на
своем пути начавшееся было десятилетие назад реальное осмысление одной из самых
болезненных проблем современного человека – проблемы половой идентичности.
Эта тревога проистекает от подмены термина. Конечно, за все надо платить. Гендер
сыграл важную дипломатическую роль – он помог «провести» феминистские идеи (с
которыми только из-за таблички невозможно было достучаться до сознания
соотечественников) в российские академические исследования. Но вот и расплата.
«Гендер» сегодня у нас – это все, что «про мужчин и женщин», сюда же «про любовь»,
«семью» – словом, как прямо обозначено было это в одном из пленарных докладов на
последней гендерной конференции в Екатеринбурге, он про «все богатство отношений
между мужчиной и женщиной» (Гендерный конфликт и его репрезентация в культуре,
2001). Отношения же гендерных исследований с феминизмом представляются у нас часто
весьма неожиданным образом. Так на той же конференции в дискуссии была выражено
убеждение, что «спокойные, трезвые, взвешенные и научно обоснованные» гендерные
исследования пришли на смену «сумашедше-радикальным» феминистским. А совсем
недавно в июня этого года на семинаре «Гендерные исследования и гендерное
образование», проводимым Кубанским государственным университетом, двое участников
(оба оказались мужского пола, хотя, думаю, что это не принципиально) в первые же
минуты коллективного знакомства и самопредставления участников друг другу заявили,
что основную цель своей работы в направлении гендерных исследований они видят в том,
что бы развести гендерные и феминистские исследования в российском знании.
Вымывание из рассматриваемого термина феминистской его сердцевины,
превращение энергетически мощного своим критическим зарядом понятия в аморфное
предметное поле произошло, видимо, не случайно. Те, кто в нашей стране приняли
«гендер» со страниц западных феминистских текстов что называется, из «первых рук» (к
ним автор относит и себя), недостаточно отрефлексировали его для своей языковой
традиции. Об этом уже шла речь в нашей литературе, и, в частности, высказывалось
предложение вообще «отменить» данное понятие на родных языковых просторах (См.
Ушакин, 2000).
Проясню, что имею ввиду. Во-первых, в начале российского пути «гендера» не был
внятно обозначен масштаб переворота, смещения, сдвига в мышлении вообще, который
он ознаменовал своим появлении в поле гуманитарного знания. «Этот сдвиг вызвал некое
пере-мещение и само-перемещение, что означает: покинуть или бросить то место, что
безопасно и что есть твой «дом» - физически, эмоционально, лингвистически,
эпистемологически – ради другого места, где неизвестность и риск, места не только
эмоционально, но и концептуально другого; того места дискурса, где речь и мысль в
лучшем случае – своего рода проба, без всякой определенности и гарантий. Но это не
было неким решением: никто не смог бы уже остаться на прежнем месте»( Де Лауретис,
2001: 43), - свидетельстовала об этом Тереза де Лауретис.
Ведь именно с момента появления этого термина в западном обществознании стало
очевидно, что феминизм, по крайней мере в своем теоретическом самосознании, перерос
этимологию своего слова, что он не только про- и за- женщин, он – за- адекватное
понимание жизненной практики человека любого пола, что он, наконец, вообще совершил
революцию в самопознании человека, «открыв», что у него есть пол.
Эта банальная истина была вытеснена с магистральной дороги западного
гуманитарного знания и феминизм, впервые начавший осмысливать свои философские
основания, с детским простодушием указал, что король – голый, что «человек» - главный
герой всех социально-гуманитарных теорий, понимаемый вне своего корневого качества,
каким является пол – есть одна из разновидностей «голой» абстракции. Иными словами,
феминизм взялся доказать, что пол не сводится только к первичным и вторичным
половым признакам, он пронизывает все сферы социальной и культурной жизни человека.
«Пол не является только составляющей, изолированной частью, или незначительной
вариацией общечеловеческого. Он не является случайной характеристикой для
социального и политического статуса, как, например, цвет глаз: он – важнейшая
составляющая часть социального и политического положения субъекта. Он имеет
глубочайшее влияние и значение для субъекта,… потому что пол проявляется в каждом
действии, биологическом, социальном, культурном, если не в конкретном действии, то
определенно в своей значимости» (Гросс ,2001: 620).
Гендер и есть пол, понимаемый в своем универсальном значении для всех областей
социальной и культурной жизни человека. Признание универсальной значимости пола в
человеческом бытии оказалось, собственно, той демаркационной линией, которая
обозначила современную феминистскую позицию: «принять феминистскую позицию, формулирует исследовательница, – это значит открыто признать точку зрения пола на все
аспекты интеллектуальных и социальных действий» (Hein, 1990: 282).
Новая перспектива виденья оказалась, действительно, революционной, взрывающей
представления о природе человека в самых основаниях, она меняла или, по крайней мере,
корректировала сам способ мышления, раздвигала рамки мировоззрения. Она позволила
совсем иначе взглянуть на многие «вечные» проблемы человеского бытия.
Ведь «гендер» - это не просто «социальный пол», это – отношение между полами и
более того, это - постоянно воспроизводящаяся в социуме система конструирования
половой идентичности человека. Система, которая призвана воспроизводить отношения
половой ассиметрии, иерархичности в обществе, культуре, цивилизации. Гендерная
методология, гендерный анализ, гендерный подход призваны вскрывать, обнажать
властный характер данного воспроизводства, жестко ограничивающий многообразие
индивидуально-личностых проявлений половой идентичности современного человека.
Во-вторых, что, конечно, связано с первым, с самим фактом революционности, не
была, видимо, по понятным причинам достаточно выпукло продемонстрована
политическая природа этого понятия. «Как так получилось, что категория потенциально
способная если не подорвать, то в значительной степени изменить
сложившиеся/сложенные представления о механизмах воспроизводства полового
неравенства ... при «переводе» на русский оказалась лишенной своего
«революционизирующего» запала?» (Ушакин, 2000: 34-35) - пишет об этом Сергей
Ушакин.
А если в каких-то работах и, наоборот, природа эта педалированно
демонстрировалась, то, как правило, грубо, без учета усталости, а то и коллективной
аллергии, которая без сомнения чувствуется в общественном сознании от всех и всяческих
«измов», любой разновидности «классового» подхода, тем более в науке, в гуманитарном
знании.
Мне бы хотелось здесь сделать два принципиальных замечания.
Первое касается символического ряда, в котором вербализуются наши теоретические
размышления. В связи с отмеченными особенностями («усталости» и т.п.) мы не можем
использовать понятия, наиболее часто, может быть, употребляемые в сопряженных
теориях западных исследований.
В одной из поездок на запад меня попросили выступить в университетской
конференции «Европейский конфликт решения «женского вопроса» в ХХ веке» с
репликой на тему: «Особенности существования «женского вопроса» в постсоветской
России». Поскольку это, действительно, только реплика привожу здесь текст моего
выступления полностью - главное ее содержание собственно и составляет
рассматриваемая проблема.
«Главной особенностью существования «женского вопроса» в постсоветской России
является факт его отсутствия в общественном сознании. Как для представителей высших
эшелонов власти, так и для «простых» граждан, «женский вопрос», «права женщин»,
«дискриминация» и т.п. - весь набор этих и подобных лозунгов потерял свою
актуальность лет 80 тому назад.
Именно тогда женщины в массовом порядке по государственной директиве «вышли»
из тесного мира кухонь и детских в открытое социально-производственное пространство,
где им были выданы «равные права» во всех сферах жизни, за исключением семейной.
Реформа семьи планировалась, но проведена не была (даже всесильная государственная
машина оказалась неспособной в борьбе с глубинными патриархатными представлениями
о распределении ролей в российской семье). Однако, эта «мелочь» осталась незамеченной,
не зафиксированной ни в языке, ни в сознании.
В результате сегодня сложилась следующая ситуация: современная женщина,
вкусившая так называемых «равных прав» (что в условиях страны с низким уровнем
экономического развития обернулось тяжелой производственной обязанностью) имеет ко
всем этим названиям стойкую неприязнь. Говорить об «освобождении женщины» сегодня
в России просто неприлично. Популярна прямо противоположная тенденция. Так,
например, современная поэтесса «задыхаясь от воли, от воли», ждет «домостроевского,
земного» мужика, «чтобы снял с нее воли хомут» (Наш современник, 1990: 3). Автор
рецензии на мою книгу о феминизме в крупном региональном журнале, давая, в целом,
положительную оценку, все же с удовольствием замечает: «Хотя моя мама, например,
часто повторяла: «А я не просила Клару Цеткин меня освобождать» (Урал, 2000: 185).
Группа социологов Петербургского отделения Российской академии наук
специально исследовала представления о современном идеале женщины у жителей своего
города. Их выводы: 60% - являются носителями патриархатного идеала, 7% феминистского, 33% - смешенного (Гендерные тетради, 1999: 11). Подчеркнем, что
исследования проводились в большом городе, где люди живут по современным
стандартам жизни. Однако, патриархатные стереотипы восприятия женщины (как и
мужчины) в современной жизни не могут не тормозить развитие ее личностных качеств.
Почему эта драматическая ситуация не осознается и не артикулируется российскими
людьми сегодня?
Я считаю, что одной из первоочередных задач в решении вопроса об осознании
обществом данной проблемы, иными словами новой постановки (пока обозначим это так)
«женского вопроса» является задача смены символического ряда выражения его в языке.
Понятия «женский вопрос», «освобождение женщин», «права женщины»,
«дискриминация», «сексизм» не только не работают на решение проблемы, напротив
«закрывают», «прячут» ее от общественного сознания. Выявление, постановка,
формулирование реальных трудностей, с которыми сталкивается сегодня российская
женщина как на «макро» (политика, экономика, семья), так и особенно на «микро»уровне
экзистенциального существования требует, в первую очередь, выработки нового
символического ряда, новой системы понятий, нового языка».
Второе соображение касается самого рассматриваемого понятия. Когда я выше
описываю содержание понятия «гендер» (Конечно, «гендер» - это не просто «социальный
пол», это – отношение между полами и более того, это - постоянно воспроизводящаяся в
социуме система конструирования половой идентичности человека. И т.п.), то ловлю
себя на том, что, строго говоря, формулирую не само понятие, а подход, особый метод
рассмотрения пола. Понимание его не как отдельно взятой самостоятельной «твердой»
субстанции, а как отношения, т.е. как субстанции принципиально относительной,
«мягкой», которая тем не менее жестко систематизируется в обществе. И пол
оказывается в обществе одним из главных полигонов власти. Иными словами, хочу
провести мысль, что употребление понятия «гендер» на сегодняшний день
двусмысленно. Оно выражает одновременно и то, что исследуется и то, как это делается,
т.е. понятие отражает и предмет, и метод. Думается, необходимо развести эти значения.
Поскольку в предметном аспекте «гендер», действительно, во многом затемняет, а не
высвечивает проблемное поле изучения.
Ведь что фактически происходит в современных российских гендерных
исследованиях? Стоит познакомится со сборниками тезисов и статей многочисленных
гендерных семинаров и конференций, станет очевидно, что во многих публикациях
просто осуществляется замена слова «пол» на «гендер». И все самые невинные в
гендерном отношении демографические исследования сразу оказываются «гендерными»,
и традиционные филологические темы типа «Тема страсти в лирике Цветаевой 1920-х
годов» или «Лирика Анны Ахматовой: штрихи к портрету героя» (Гендерный конфликт,
2001), раскрытые абсолютно без какого либо намека на гендерную чувствительность,
записываются туда же. Примеры можно множить долго, но я конкретно остановлюсь на
одном, как мне представляется вполне репрезентативным. Тем более что опубликована
данная статья не где-нибудь, а в сборнике университета, давно известного в России в
качестве одного из центров женских, а теперь гендерных исследований.
Известно, что в самом грубом приближении существует два способа изучения
половой идентичности человека. Первый – традиционный – эссенциалистский, второй – и
есть гендерный, возникщий в позиции открытой конфронтации к первому, с намерением
преодоления его. Вот какие образцы «современного подхода» (как будто есть в этой
области какой-то другой?) в «гендерных исследованиях» предлагаются нам в сборнике
материалов конференции Ивановского университета : «Другие особенности женского
поведения также (до этого шла речь об особенностях поведения «самки» в выборе
полового партнера – Г.Б.) более всего обусловлены ролью женщины в воспроизведении
рода. Она должна произвести на свет здорового и жизнеспособного ребенка, Ее
физиология и психология подчинены именно этой задаче. Мужчины думают более левой
половиной – логической, абстрактной, женщины – больше правой, интуитивно-образной,
эмоциональной. Женские желания и потребности в «зоне» ее самоосуществления сильнее
мужских. Чувства «заводят» ее дальше и неотвратимее, чем мужчину…Поэтому женщина
часто сама точно не знает, чего именно ей хочется. Это обусловливает пресловутые
особенности женской психологии и «женской логики…» (Сидоренко, 2000: 36-37)
Продолжать цитирование можно дальше и дальше, чуть не каждое предложение
«припечатывает» биологически-фундированную и потому неизбежно-судьбоносную
характеристику как женщине, так и мужчине. Но я приведу только выдержку из
последнего обзаца, где мы узнаем как же это все теперь называется: «Человеческий вид,
представленный взаимодополняющими друг друга мужчиной и женщиной – один из
наиболее совершенных в биологическом плане. Именно такой тип ГЕНДЕРА (выделено
мной – Г.А.) наиболее выигрышен для него» (Сидоренко, 2000: 37).
Грешно смеяться над человеком, возможно, молодым, из небольшого городка, что
использует она/он модное слово, не понимая его значения. Речь не о конкретном авторе
(который, конечно, вполне вправе отстаивать свою эссенциалистскую позицию, только
отдавая себе в этом отчет). В Самаре, на семинаре, по поводу выступления на котором и
пишется данная статья, я привела этот пример. На обсуждении среди реакций участников
была и такая: пора понимать и использовать «критику» конструктивно, как инструмент
анализа. Обрушивать критический гнев на малограмотных авторов скучно, пора
«критиковать» - анализировать, обсуждать статьи друг друга, статьи интересных тебе
авторов. Использовать же в своих работах понятия «пол» или «гендер» большого
значения не имеет – это дело вкуса.
Понимая психологические мотивы такой позиции, я не могу с ней согласиться.
Скучно или весело, приятно это или неловко, но пока на данном этапе развития
необходимо, прежде всего, предельно по возможности четко обозначить поле, в котором
работаем. Мы все, кто так или иначе затрагивает вопросы, связанные с половой
идентичностью (в том числе и отмеченный выше автор статьи в ивановский сборник),
занимаемся либо философией пола, либо его социологией, психологией, культурологией и
т.д. Однако «гендерные исследования» предполагают у теоретика наличие определенной
позиции, предполагают то, что он исходит из определенной методологии, разрабатывает
определенный подход. Существо этой позиции, методологии, подхода состоит, если
кратко, в признании в качестве отправного факта того, что пол (поведение,
мировосприятие, психология и т.д.), как уже было сказано, не дается человеку от природы
или от Бога, а конструируется его социокультурным окружением, он - продукт власти, а
гендер - категория, призванная, прежде всего и главным образом, вскрыть технологию
воспроизводства властных отношений в сфере пола.
Иными словами, гендер – не предмет исследования. В русской языковой традиции
использование данного понятия в качестве предмета исследования скорей запутывает.
Предметом исследования является пол. А гендер – это метод, подход, позиция, это
важный методологический ключ, позволяющий открывать новые перспективы виденья
как бытия человека, так и любого явления общества и культуры.
Список литературы
1. Гендерный конфликт и его репрезентация в культуре: мужчина глазами
женщины. Материалы конференции «Толерантность в условиях российской культуры».
29-30 мая 2001 г. Екатеринбург, 2001.
2. Гросс Э. Изменяя очертания тела // Введение в гендерные исследования. Ч.П.
Харьков, 2001.с.620.
3. Де Лауретис Т. Американский Фрейд// Введение в гендерные исследования.
Ч.П. Харьков,2001.с.43.
4. Наш современник. 1990. №3. С.3.
5. Сидоренко Ю.И. Биологические детерминанты социально-психологических
особенностей мужчин и женщин // Гендерные исследования в гуманитарных науках:
современные подходы. Материалы международной научной конференции. Ч.П. Иваново,
2000. С.36-37.
6. Урал. 2000. №10. С.185.
7. Ушакин С.А. "Gender" (напрокат): полезная категория для научной карьеры?//
Гендерная история: pro et contra. СПб., 2000.
8. Hein H. The Role of Feminist Aesthetics in Feminist Theory // The Journal of
Aesthetics and Art Criticizm. 1990. № 4. P. 282