Наши предки – трупоеды и каннибалы

С.Ю. АФОНЬКИН
Наши предки – трупоеды и каннибалы
«Будем надеяться, что это неправда, но, если все-таки…
тогда надо молить бога, чтобы это обстоятельство не стало
достоянием гласности». Это восклицание английской дамы
времен королевы Виктории было вызвано публикацией в
1871 г. Чарльзом Дарвином книги «Происхождение человека и
половой отбор». В ней он не только попытался перекинуть
мостик родства между современными людьми и
человекообразными обезьянами (что шокировало многих его
соотечественников), но и предположил, что своеобразным
вектором эволюции древних гоминид в сторону человека
могла стать охота.
Карикатура на Ч.Дарвина (журнал «Hornet», 1871)
Для того времени оба предположения были весьма смелыми.
В качестве доказательства существования промежуточных
эволюционных звеньев между людьми и обезьянами к
моменту опубликования книги Дарвина в руках ученых был
только единственный обломок странного черепа, найденный в
известняковой пещере неподалеку от Дюссельдорфа. Как
стало ясно позже, он принадлежал неандертальцу. Одного
такого вещественного доказательства было явно недостаточно, чтобы уверенно судить о наших
человекообразных предках и оценить их образ жизни. Дарвин просто строил догадки, которые могли
благосклонно восприниматься британцами с непредвзятым взглядом на мир.
Веские подтверждения первой его догадки стали появляться только в начале XX в. В 1924 г.
иоганнесбургский профессор Раймонд Дарт получил от своих студентов фрагменты скелета
необычного человекообразного существа. Дарт назвал его «южной африканской обезьяной» –
австралопитеком (Australopithecus africanus). Австралопитек как нельзя лучше подходил на роль
промежуточного звена, соединяющего человеческий род с племенем обезьян.
Раймонд Дарт
С доказательством второго предположения великого эволюциониста дело обстояло сложнее.
Физические данные африканских австралопитеков явно не позволяли им быть хорошими охотниками.
Рост самцов не превышал 150 см, а масса – 50 кг. Они обладали длинными руками обезьян-
брахиаторов, активно использующих передние конечности для передвижения в кронах деревьев.
Следовательно, австралопитеки должны были ходить на задних конечностях, опираясь на
полусогнутые пальцы передних. Об активной охоте на быстро передвигающихся животных саванны
при таком телосложении не могло быть и речи.
Тем не менее, находясь под впечатлением авторитета Дарвина, Дарт в течение последующих 30 лет
пытался доказать, что австралопитеки активно охотились на животных. Этому утверждению явно
противоречило отсутствие каменных орудий, которые они могли бы использовать в качестве оружия.
Пытаясь выкрутиться из этого непростого положения, Дарт утверждал, что австралопитеки применяли
для охоты остеодонтокератические орудия. Проще говоря, в их распоряжении могли быть кости и зубы
животных. Представьте себе, что вы пытаетесь поймать в открытой саванне шуструю газель,
вооружившись лишь длинной берцовой костью, и нелепость такого утверждения станет очевидна.
Сомнения в охотничьих способностях австралопитеков постепенно накапливались. Сотрудник музея в
Трансваале К.Брейн доказывал, что кости австралопитеков из Южной Африки вообще не имели
отношения к находящимся рядом костям других животных, которые ранее расценивали как останки их
потенциальных жертв. Брейн считал, что настоящим охотником был лишь Человек умелый (Homo
habilis), появившийся на арене жизни гораздо позже.
Что же реально происходило в сердце Африки около 2 млн лет назад и как умудрялись выживать в
условиях открытых саванн наши далекие предки? Данные современной науки позволяют приоткрыть
завесу тайны над этой загадкой, однако открывающаяся нам картина оказывается при этом
достаточно мрачной.
Некоторые авторы, описывающие возможное поведение австралопитеков, пишут, что это были
гоминиды, «дерзнувшие уйти из леса в саванну». Более нелепое утверждение представить трудно.
Дерзость – явно не тот термин, который надо употреблять для того, чтобы объяснить, почему
обезьяны одного вида, тысячелетиями обитавшие в джунглях, покинули свою насиженную
экологическую нишу и попытались обжить территорию, совершенно для них не подходящую. Причиной
такого вынужденного перехода была жесточайшая борьба за выживание!
Около 6 млн лет назад на нашей планете началось очередное глобальное изменение климата.
Зеленое пятно джунглей, покрывавшее до того времени большую часть Африканского континента,
начало достаточно быстро (по историческим меркам) сокращаться. Если бы нам удалось взглянуть с
борта самолета на Центральную и Южную Африку того периода, то мы бы увидели на общем желтом
фоне саванны лишь редкие зеленые извивы, тянущиеся вдоль артерий высыхающих рек.
В результате кормовая база австралопитеков, включавшая сочные фрукты и прочие дары тропиков,
неуклонно сокращалась. Для того чтобы выжить в новых условиях, необходимо было изменить саму
стратегию пищевого поведения. Одно из возможных решений проблемы состояло в том, чтобы
научиться использовать более грубую растительную пищу, как это делают, например, современные
жирафы и слоны. Такая возможность в эволюции австралопитеков была опробована.
Луис Лики
Антропологи музея в Найроби (Кения) Луис и Мери Лики в течение 28 лет вели раскопки в ущелье
Олдувай. Ими, в частности, были обнаружены останки костей австралопитека более крупного вида.
Чета исследователей назвала его Australopithecus boisei – в честь фонда Бойса, который
финансировал их экспедиции в пышущее изнуряющим жаром олдувайское ущелье. По сравнению с
австралопитеком африканским это был гигант высотой до 165 см и массой около 90 кг. Строение его
мощного зубного аппарата указывало на возможность пережевывания прочных растительных волокон,
входящих в состав побегов, стеблей и веток.
Мери Лики
Если бы именно эти обезьяны были нашими предками, все современное человечество представляло
бы собой мирных высокорослых вегетарианцев ростом с Петра I. Не сложилось… Гигантские
австралопитеки Бойса вымерли вместе с исчезновением последних островков джунглей, которые
постепенно утонули в море саванны.
Судьба африканского австралопитека сложилась более удачно, поскольку этот вид попытался освоить
новую для себя среду обитания на просторах наступающей саванны. Ничего невозможного в таком
переходе нет. Например, современные павианы с наступлением очередного сухого сезона
перебираются на открытую местность и переходят на питание злаками, зернами, семенами и
кореньями. Наверняка и 2 млн лет назад такую пищу можно было найти в саваннах Африки.
Регулярное употребление в пищу зерен требует их долгого и тщательного пережевывания. При таком
питании почти кругообразному движению челюстей мешают клыки, которые у многих современных
обезьян хорошо выражены. Вспомните, к примеру, устрашающий оскал павиана. У этой обезьяны
верхние клыки заходят за зубы нижней челюсти, мешая жевательным движениям в горизонтальной
плоскости. Такая пасть легко справляется с сочной мякотью банана, который можно быстро
проглотить, почти не перетирая во рту, а вот с жеванием возникают проблемы.
Неудивительно, что у «саванных» австралопитеков строение зубов и ротовой полости постепенно
менялось. Ротовая полость увеличила свой объем за счет сводчатой формы костного неба, а язык
стал более массивным, более приспособленным для «подачи» семян под коренные зубы. В
результате получилась неплохая «зернотерка»! Однако одновременно африканские австралопитеки
лишились крупных клыков – своего единственного оружия, которое можно было противопоставить
врагам и соперникам. Кстати, постепенное уменьшение клыков происходило примерно в то же время и
у павианов симиопитеков, которые также приспосабливались к питанию зернами злаков. Симиопитеки,
однако, вымерли, не став родоначальниками павианов с маленькими подвижными челюстями. В
отличие от них африканские австралопитеки заняли прочное место на древе эволюции. Выжить в
сложных и необычных условиях им помогло нетрадиционное решение. Отсутствие крупных клыков они
компенсировали орудиями труда.
В этом утверждении давно нет ничего нового. Вопрос только в том, как австралопитеки эти орудия
использовали.
В ущелье Олдувай исследователи нашли множество каменных орудий, которые явно были
изготовлены австралопитеками. В основном это были грубые отщепы и почти необработанные
булыжники – отбойники. Использовать такие каменные орудия в качестве оружия для активной охоты
невозможно. Для чего же их делали?
Обнаруженные рядом кости самых разных травоядных животных были обглоданы зубами хищников.
Одновременно они несли отметины от каменных орудий – царапины от скребков и следы от ударов
более крупных камней. В 1981 г. антрополог Льюис Бинфорд в результате тщательного
тафономического* анализа пришел к неизбежному выводу – австралопитеки собирали кости, уже
объеденные хищниками. Отщепами они соскабливали с них остатки мяса, а булыжниками
раскалывали черепа и головки трубчатых костей, чтобы добраться до костного мозга. Другими
словами, австралопитеки регулярно включали в свой рацион останки мертвых животных – падаль.
* Тафономия (от греч. taphos – могила, захоронение) – наука, изучающая процессы захоронения и образования останков ископаемых
животных и растений.
Ничего невероятного в таком предположении нет. Кости и череп животного,
остающиеся, например, от трапезы льва, содержат достаточно калорий для
суточного пропитания взрослого человека. По сравнению же с растительной
пищей мясо более энергетически ценный продукт. Исследования Джейн
Гудолл, длительное время жившей рядом с шимпанзе, показали, что эти
обезьяны регулярно включают в свой рацион мясную пищу. Они ищут яйца,
птенцов, ловят мелкую живность вроде ящериц и насекомых. К тому же
шимпанзе умеют раскалывать орехи с помощью камней. Австралопитеки, которые также наверняка
обладали подобными навыками, в условиях относительной бескормицы смогли эти навыки
объединить.
Некоторые люди до сих пор не брезгуют падалью. В 1988 г. этнографами было доказано, что
обитающие к югу от Сахары племена хадза и сан регулярно употребляют в пищу павших животных и
мясо, оставшееся от добычи хищников. Падаль чаще всего ассоциируется в нашем сознании с
нечистотой и гниением. Однако на практике это не всегда так. Даже в условиях африканской жары
содержимое черепа убитого животного и его костный мозг несколько дней могут оставаться
относительно безопасными продуктами. Надежно упрятанные в толще костяка, они лучше защищены
от гнилостных бактерий и переносчиков инфекции, чем скелетные мышцы. Важно лишь до такой пищи
добраться.
Хорошо известно, что даже крупные хищники вроде львов и леопардов не в состоянии дробить зубами
крупные кости своих жертв. Для такой работы требуется сверхмощный зубной аппарат, которым в
Африке обладают только гиены. Именно поэтому в саванне они занимают экологическую нишу
санитаров-трупоедов. Два миллиона лет назад австралопитеки, научившиеся дробить кости камнями,
вполне могли составить им конкуренцию.
В то время в Африке обитали саблезубые тигры – хищники, нападавшие на очень крупных животных.
От их трапез оставалось достаточно мяса, чтобы им можно было воспользоваться в качестве мясной
калорийной добавки к вегетарианскому рациону. Австралопитекам важно было лишь вовремя поспеть
к остаткам трапезы хищников. Однако насколько реально достаточно быстро найти в саванне
относительно свежую падаль?
Во второй половине XX в. антропологи Шаллер и Лоутер провели любопытный полевой эксперимент.
Они взяли на себя роль древних гоминид, пройдя 150 км по открытой саванне равнины Серенгети в
Африке. По мнению исследователей, похожие условия могли существовать 2–3 млн лет назад и в
районе Олдувайской возвышенности, где обитали австралопитеки. За несколько дней пути ученые
обнаружили полусъеденные туши двух взрослых газелей и буйвола, а также остатки пиршества львов
у водопоя – череп с головным мозгом и крупные кости. Австралопитекам этой пищи было бы вполне
достаточно для пропитания. К тому же антропологи наткнулись на пару больных, ослабевших и
брошенных матерями детенышей – зебренка и жирафенка, убить которых можно было, даже не
обладая специальными орудиями.
Совсем недавно эти наблюдения были дополнены профессором антропологии, директором
программы исследования ущелья Олдувай в Танзании Джоном Кавалло и Робертом Блюменшайном,
изучавшим экономику охотников и рыболовов американских индейцев в доисторический период. Оба
ученых провели 20 месяцев в африканской саванне, наблюдая за животными, питающимися падалью.
В результате они научились распознавать множество знаков и примет, по которым было легко
обнаружить, где в ближайшее время будут находиться останки животных, совсем недавно убитых
хищниками.
Эти наблюдения показали, что у австралопитеков была реальная возможность в борьбе за выживание
стать падальщиками. Для успеха им необходимо было обзавестись лишь еще одним качеством –
стать агрессивными!
Разгуливая по просторам парка Серенгети, Шаллер и Лоутер наткнулись на гепарда с только что
убитой им добычей. Наверняка австралопитеки в такой ситуации могли попытаться отогнать его от
жертвы. Это возможно. Известно, что небольшая группа современных бабуинов или шимпанзе может
отпугнуть даже леопарда. Для успешности такого поведения необходимо лишь объединить усилия
нескольких особей, способных впадать в агрессивное состояние. Определенный же уровень
агрессивности у приматов существует.
В приступе ярости и возбуждения шимпанзе способны атаковать противника. Они швыряют палками в
павианов, подбирающихся к их пище или детенышу. От врожденного уровня этой агрессивности может
зависеть многое. Например, Джейн Гудолл описывала поведение шимпанзе по кличке Уорзл, который
отличался повышенной возбудимостью. Он один, бросая чем попало в атакующих его павианов, мог
заставить их отступить.
Наверняка бродившие по саванне австралопитеки должны были конкурировать за падаль с гиенами
или гиеновыми собаками. В крайних случаях они могли пытаться отгонять от убитой добычи и более
крупных хищников. Ничего героического в таком поведении не было. На подобные «подвиги» наших
предков толкала жестокая необходимость, страх и голод. В таких условиях избыточная агрессия могла
стать решающим фактором, необходимым для выживания. Неудивительно, что в эволюции древних
гоминид планка их врожденной агрессивности постепенно повышалась.
В чем более суровой окружающей среде приходится жить виду, тем более четкие и жесткие
социальные структуры в нем формируются. Хороший пример в этом плане демонстрируют разные
виды павианов. Восточно-африканские виды живут в относительно благоприятных условиях на краю
саванны неподалеку от леса, который обеспечивает им безопасный ночлег в кронах деревьев. В такой
ситуации обезьяны живут большим стадом, а семейные узы у них выражены слабо. Гелады обитают в
местности с более суровым климатом – на склонах гор в Эфиопии. В определенные периоды пищи
там становится заметно меньше. Тогда стадо разбивается на отдельные группы, которые
отправляются искать корм. Отношения между самцами и самками в этот период становятся более
прочными. Крайний случай в этом ряду представляют гамадрилы, живущие в еще более сухих и
скалистых районах Эфиопии и Сомали. У этих обезьян стабильные группы с одним самцом и
несколькими самками существуют круглый год.
Правило Джона Крука: «В сходных условиях у общественных животных складываются сходные
структуры сообществ». Из этого следует, что сообщество африканских австралопитеков, оказавшись в
жесткой ситуации, также должно было распадаться на небольшие группы. Скорее всего, они состояли
из одного самца и нескольких самок, окруженных взрослеющими детенышами. Прочность и
продолжительность внутренних отношений в такой «семейной ячейке» создавало давление
окружающей среды. Что могло происходить при столкновении подобных групп, постоянно
прочесывающих местность в поисках пищи? Приводило ли оно к открытым конфликтам, и если да, то
чем они заканчивались?
Во второй половине XX в. ученые подвергли серьезной критике накопленные данные о каннибализме,
который якобы имел место в примитивных человеческих обществах. Эшли Монтагю после анализа
множества сообщений, собранных этнографами на эту тему, утверждал, что «каннибализм является
чистым мифом, созданным путешественниками». Ему вторил антрополог Вильям Аренс, который в
1979 г. написал книгу «Миф о поедании людей». В ней он также критиковал этнографические
«свидетельства» о каннибализме. Более того, в 1980 г. вышло в свет сочинение археолога Льюиса
Бинфорда «Кости: древние люди и современные мифы», в котором утверждается, что каннибализм
был не свойствен и древним гоминидам.
Действительно, с точки зрения современной науки наводящие ужас картинки людоедства и рассказы
путешественников о мрачных ритуалах в старинных книгах о далеких странах не могут
рассматриваться как неопровержимые факты, свидетельствующие о каннибализме. Нарисовать и
рассказать можно что угодно. Отдельные случаи каннибализма, регистрируемые в современном
обществе, также не могут рассматриваться как доказательство постоянной практики такого поведения
нашими далекими предками. Быть может, мы вообще не можем достоверного сказать о том,
сопровождалась ли агрессия гоминид, направленная на себе подобных, последующим поеданием
своих жертв?
Директор Лаборатории эволюции человека Зоологического музея Калифорнийского университета Тим
Вайт считает, что подобные доказательства существуют. Ими являются следы обработки
человеческих костей – точно такие же, какие наши предки оставляли на костях других животных,
которых они употребляли в пищу. К сожалению, общее число обнаруженных останков австралопитеков
пока не позволяет делать какие-либо выводы. Зато материал, обнаруженный палеонтологами в
Европе и Южной Америке, показывает поистине мрачную картину.
В Северной Испании нагорье Сьерра Атапуэрка тысячелетиями служило убежищем для людей
доисторической эпохи, обитавших здесь около 800 тыс. лет назад. Палеонтологи нашли в этой
местности человеческие останки, которые, по их мнению, принадлежат нашим далеким предкам –
промежуточному виду Homo antecessor. Кости людей лежали на дне пещеры вперемешку с
примитивными орудиями труда и костями животных – оленей, носорогов и бизонов. Всего учеными
было исследовано 92 фрагмента человеческих костей, принадлежавших 6 индивидам. Все кости
носили следы обработки каменными орудиями, служившими для очистки мяса. Черепа были разбиты,
а концы крупных трубчатых костей раздроблены – явно для того, чтобы добраться до костного мозга.
Точно такие же следы обработки носили и кости животных, найденные по соседству. Палеонтологи
считают эту находку неопровержимым доказательством каннибализма доисторических людей.
Возможность каннибализма среди неандертальцев, живших 150–35 тыс. лет тому назад, обсуждалась
еще в начале XIX в. выдающимся хорватским палеоантропологом Горьяновичем-Крамбергером. Он, в
частности, обнаружил разбитые и раздробленные орудиями труда кости более 20 индивидов в песках
пещер Крапины. Анализ этих останков с помощью самых современных методов подтвердил наличие
на них следов обработки, однозначно указывающих на каннибалистские отношения среди
неандертальцев. Аналогичные свидетельства каннибализма были получены и при изучении их костей
из других пещер Хорватии.
В юго-восточной части Франции, на берегу Роны, Албан Дефлер вел раскопки в пещере Мула-Гарси, в
которой неандертальцы жили около 100 тыс. лет назад. Тщательное изучение их костей убедило
исследователя в том, что каннибализм был обычной практикой и в этом случае.
В 1960–1970-х гг. Кристи Тернер изучал разбитые и сожженные древние человеческие останки,
встречающиеся на территории Аризоны, Нью-Мехико и Колорадо. Исследование поверхности
обнаруженных костей доказывало, что от них отделялись мышцы, а сам костяк расчленялся. Длинные
трубчатые и некоторые губчатые кости разбивались затем на каменной наковальне. Подготовленное
таким образом сырье готовилось в керамических горшках.
Описанная мрачная картина отнюдь не является преувеличением. Ричард Малар из Медицинской
школы в Колорадо изучал человеческие останки, обнаруженные в местечке Ковбой Вош на северозападе Колорадо. Они носили аналогичные следы обработки костей и были датированы 1150 г. до н.э.
На поверхности найденных рядом керамических черепков Малару удалось выявить молекулы
гемоглобина, который по данным самого современного анализа оказался человеческим!
Описанные выше факты можно было бы объяснить каким-то необычным погребальным ритуалом,
если бы не еще одно не менее страшное свидетельство. Малар обнаружил гемоглобин людей также и
в человеческих копролитах – окаменелых испражнениях. Более убедительного доказательства
практики каннибализма трудно найти. Скорее всего, каннибализм был широко распространен среди
неандертальцев – людей, уже обладавших достаточно высоким уровнем материальной культуры по
сравнению с их более далекими предками. Поэтому его корни следует искать в истории человеческого
рода глубже. Скорее всего, такая практика выживания в суровых условиях складывалась уже у
австралопитеков.
Итак, бросая ретроспективный взгляд на наших далеких предков, мы видим на заре их эволюции не
героического охотника, о котором упоминал Дарвин, а мрачную фигуру вынужденного трупоеда и
агрессивного каннибала. Эти черты вряд ли вызовут симпатию у многих современных людей. Однако
не следует забывать, что суровые условия, в которых приходилось выживать австралопитекам,
выработали у них много других черт, благодаря которым мы обязаны существованию всей
современной цивилизации.
Необходимость искать пищу на обширной территории заставляла австралопитеков постоянно
расширять границы своего участка и стимулировала их поисковую активность. Зоологи очерчивают
площадь обитания некоторых групп приматов радиусом всего лишь в несколько километров.
Исследователь К.Холл не мог выгнать стадо павианов за пределы «своего» участка. Это говорит о
том, что жизненный горизонт многих обезьян ограничен лишь небольшой территорией, которая
позволяет им безбедно кормиться в течение всей жизни. Поисковая же активность австралопитеков
привела к расселению их потомков по всему земному шару.
Необходимость кооперирования и планирования сложных коллективных действий в борьбе с
конкурентами лежала в основе развития языка. Суровые условия обитания способствовали
формированию у гоминид долговременных семейных отношений. Иначе говоря, существование
стабильных семейных пар в современном обществе во многом обязано событиям, которые
происходили в Африке 2 млн лет назад.
Развитие повышенной агрессивности и возникновение на этой основе каннибализма заставило наших
предков перешагнуть определенные запреты и вето, которые природа наложила на поведение
большинства млекопитающих. В результате в основе поведения современных людей лежат как бы три
уровня морали. Первый обусловлен основами поведения, которые закладываются семьей и
обществом в самом раннем детстве. Он достаточно прочен, однако не имеет под собой биологической
основы, и поэтому в критической ситуации может быть отброшен. Второй уровень морали достался
нам от австралопитеков, боровшихся за выживание и защищавших лишь членов своей маленькой
семейной группы. Это мораль убийцы, способного на любые поступки, которые могут спасти его
собственную жизнь. Именно из-за этого уровня мотивации человек способен так легко поднимать руку
на себе подобных. Наконец, третий уровень – самый глубинный и поэтому не всегда отчетливо
слышимый – это мораль большинства общественных млекопитающих с той или иной степенью
выраженности иерархии. Именно здесь базируются врожденные запрет на убийство себе подобных и
потребность в охране всех детенышей вида. От того, какой из двух уровней врожденной морали
возобладает в современном обществе, во многом зависит судьба человечества.