Т. М. Гарипов Башкирский государственный педагогический университет имени М. К. Акмуллы НОСТРАТИКА – ПЕРЕДОВАЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ XX ВЕКА В 2008 году исполняется 55 лет со дня кончины великого датского макрокомпаративиста Хольгера Педерсена (1867–1953) и 105 лет с первопостулирования им Ностратической гипотезы (Pedersen 1903), номинированной так от латинских nos ‘мы’ и noster-nostra-nostrum ‘наш; современный нам; удобный для нас; благоприятствующий нам’ (Латинско-русский словарь 1952). Вначале учёный предположил отдалённое родство всего трёх языковых семей: индоевропейской, «урало-алтайской» и семито-хамитской, число которых его адепты – итальянец А. Тромбетти, австриец В. Шмидт, шведы Б. Коллиндер и Й. Ангере, а также многие иные их последователи в странах Евразии и Америки – пополнили картвельскими, дравидийскими и юкагирско-чуванскими языками. «Сама проблематика отдалённого родства в настоящее время значительно расширилась, так как удалось получить строгое доказательство существования ещё одной макросемьи – сино-кавказской. Общее количество макросемей, на которые делятся языки мира, сейчас колеблется в пределах десятка. Родство макросемей – проблема будущего» (Дыбо 1996). Капитализирующим сводом всех разделённых временем и пространством языковых связей, изученных в прошлом столетии, явился обобщающий трёхтомный труд выдающегося российского палеолингвиста, трагически погибшего в возрасте 32 лет Владислава Марковича ИлличаСвитыча (1934-1966), «Опыт сравнения ностратических языков» (ИлличСвитыч 1971; 1976; 1984). Титанический компендиум автора, опирающийся на факты 422 лингвонимов АфрЕврАзии, содержит 378 словарных статей, которые репрезентируют базовую лексику реконструируемого ностратического праязыка, причём всем реестровым единицам дана практически исчерпывающая структурно-типологическая характеристика. Заметим от себя, что с этим количеством основ вполне сопоставимы аналогичные гнёзда корнеслов в наиболее развитых языках мира (за вычетом производных и заимствованных лексем) (Кузнецова, Ефремова 1986). Устанавливая генетическую близость между языками, компаративисты вкупе с контрастивистами постепенно пришли к теперь уже незыблемому выводу о том, что при сравнении нескольких лингвосемей вероятность случайности меньше, нежели в определении сходств всего для двух родственных общностей. Именно на этой тезе основан проект В. М. Иллича-Свитыча. На первых порах подобные смелые категориальные сближения вызывали явный скепсис, а то и априорные возражения антиностратистов (почти всегда бездоказательные), ибо попытки новаторов пересмотреть в науке то, что считалось общепризнанно устоявшимся, как правило, приводят к ярым протестам обскурантистов и ретроградов. Что касаемо доводов в пользу выдвинутого предположения, то ныне в компаративистике констатируется следующая зависимость: «Если сравниваются близкородственные языки (тюркские или индоевропейские), математические методы не нужны, но если отдалённо родственные, – необходимы » (Долгопольский 1964). Сама же языковая панорама «Первобытного человеческого стада» на заре палеолита выглядела как синхронизация отступления ледников 15тысячелетней давности и потепления климата в Евразии с началом великой миграции родо-племенных групп Homo sapiens’ов (респективно – кроманьонцев) с юга в Европу и Сибирь. Эти переселения оставили по себе рефлексы в виде разноместно родственных языков Северо-западной Евразии и Северной Африки. То было по меньшей мере третье деление ностратического протоязыка, с прародины которого – Персии и Малой Азии – распространились этнолингвистические волны на северо-запад (благодаря чему возникли индоевропейский, картвельский и афразийский праязыки) и на северо-восток (что породило алтайский, дравидийский и уральский языки-основы). Отсюда идёт и принятое в новейшей компаративной лингвистике разграничение западно- и восточно-ностратических языков. Под коммуникативной же сущностью ностратической речевой системы видный системолог Г. П. Мельников понимал отнюдь не набор примитивно разрозненных звуковых перекличек между первобытными гоминидами, но достаточно структурированный язык сформировавшегося малого народа, индивиды коего общались друг с другом, уже будучи знакомы с культурой соплеменников из предшествовавших генераций (Мельников 1971). Оценивая по достоинству и в целом беспрецедентный лексикон В. М. Иллича-Свитыча, его соратник и редактор В. А. Дыбо отмечает, что важнейшим итогом данной работы представляется не только открытие по факту отдалённого родства как минимум шести праязыков Восточного полушария, но и безукоризненное подтверждение исходной тождественности регулярных фоно-морфемных и лексико-семантических соответствий между последними, вследствие чего «остаётся признать праязыковый [опечатка? Надо: праязыковóй – Т.Г.] характер реконструируемой протосистемы» (Дыбо 1971). В развитие данного постулата рассмотрим некоторые ностратические рефлексы в двух лингвосемьях-«наследницах»: индоевропейской (с иллюстрациями преимущественно из славянских и германских языков) и алтайской (на тюркских примерах). 1-6. Русское беру, брать из древнерусского с XII века и старославянского бьрати ‘собирать’//немецкое gebären ‘рождать’/ тюркское бар ‘имеется, наличие’ (сюда же, возможно, татарское бармак ‘палец’). 7-12. Русское бороть(ся) из древнерусского с XI века боротися ‘воевать, биться’//древневерхненемецкое baron ‘сверлить, буравить’/башкирское бор ‘поворачивай; верти, крути’; бурау ‘мести’ (о метели). 13-16. Русская буря (в Остромировом евангелии бура)/западнокыпчакское буран ‘вьюга, метель’ от бор – смотрите выше. 17-24. Русская ватрушка (у Н. В. Гоголя вотрушка) из общеславянкой vatra ‘огонь’ – сравните украинское вáтра ‘под печи’/ чувашское вут, диалектное вот, башкирское ут, общетюркское от ‘огонь’. 25-28. Русские где (из къ-де) и куда//татарское кайда ‘где’. 29-32. Русское говядина при древнерусском говядо ‘бык’//немецкое Kuh ‘корова’//англо-американское cowboy ‘ковбой; пастух’ (дословно ‘коровий парень’). 33-37. Русское гол(ый) из древнерусского с XIII века голъ//немецкое Kahl ‘голый; лысый’/татарское 5ашка ‘белое пятно на лбу животного’ (по закону булгарско-общетюркского ламбдаизма-сигматизма л-ш). 38-40. Русское да, сочинительный союз (к примеру, Иван да Марья)/татарские да, д1 ‘да, и’ (ул да мин ‘он и я’). 41-47. Русские еда, есть, ешь, ем //немецкое essen ‘есть’/башкирское ем ‘корм; зерно, семечко, ядрышко’; устарелое ‘еда, пища’; емеш ‘плод, фрукт; продукт’. 48-49. Русское кипеть/татарское к9б9 ‘распухать, раздуваться’. 50-54. Русское ключ ‘родник’ от клюкать ‘клокотать, бурлить’//немецкие Quell ‘источник, исток реки’ и quellen ‘бить ключом; истекать; разбухать’/западнокыпчакское к9л ‘озеро’. 55-58. Русские кора и корь (болезнь)//швейцарско-немецкое Herde ‘овчина’/татарское кайры ‘кора, корьё, луб’. 59-62. Русское устарелое око ‘глаз’//немецкое Аugе тжз//латинское oculus тжз/татарское переносное уку ‘узнавать’ (к9зл1рд1н уку ‘догадаться по глазам’). 63-65. Русское разорить//башкирские ире9 ‘таять; таяние’ и эре9 ‘творожиться, свёртываться; сбиваться, сваливаться’. 66-72. Русские скрести, скребу//латинское scribo, scripsi, scriptum ‘вырезывать, гравировать, чертить’ – отсюда transcriptio ‘переписывание’/башкирское 5ыр ‘скобли; натирай; брей’ (переносное ‘уничтожай, истребляй’). 73-77. Русские скала, сколоть, осколок и (с чередованием) щель/башкирские сал ‘режь, бей, коли’, сал2ы ‘коса’ (с.-х. орудие). 78. Русские яркий, ярка ‘молодая, ещё яловая овца’ из древнерусского яра ‘весна’//немецкое Jahr ‘год’/татарское яз ‘весна’ (по закону ротацизма-зетацизма р-з). Подсчёты моей ученицы А. Р. Батталовой показали, что в славянских языках представлено до 80 % ностратических пракорней, в то время как тюркский корнеслов сохранил около 86 % ностра-лексики. Следовательно, первые из них, вошедшие в западно-ностратический ареал, подверглись бóльшим изменениям и отошли дальше в локально-темпоральных отношениях от общего языка-основы. Восточно-ностратические языки оказались более консервативны и унаследовали большее число сходных черт с языком-предком как с позиций фонемики и морфемики, так и с точек зрения лексикологии и семиологии. Таким образом, проанализированный материал, подтверждённый образцами одних и тех же таксономических категорий в сопоставленных языках, не даёт оснований усомниться в консеквентности ностра-теории и, тем более, опровергнуть концептуальную идею отдалённого родства преобладающего массива языковых семей Старого Света. ЛИТЕРАТУРА Долгопольский А.Б. Гипотеза древнейшего родства языковых семей Северной Евразии с вероятностной точки зрения//Вопросы языкознания. – М.: Наука, 1964. - № 2. – С. 53-65. Дыбо В.А. От редактора//В. М. Иллич-Свитыч. Указ. соч., 1971. – С. XXXIV-XXXV. Дыбо В.А. Владислав Маркович Иллич-Свитыч как компаративист//Вестник Московского университета. – 1996. – Серия 9. Филология. - № 6. – С. 76-77. Иллич-Свитыч В. М. Опыт сравнения ностратических языков. – М.: Наука, 1971; 1976; 1984. – 373 с.; 156 с.; 136 с. Кузнецова А. И., Ефремова Т. Ф. Словарь морфем русского языка: Корневая часть. – М.: Русский язык, 1986. – С. 21-416. Латинско-русский словарь. – М.: ГИиНС, 1952. – С. 451/Составил А. М. Малинин. – Отв. ред. А. И. Попов. – Около 20 000 слов. Мельников Г.П. Алтайская гипотеза с позиций системной лингвистики//Проблема общности алтайских языков. – Л.: Наука, 1971. Pedersen H. Türkische Lautgesetze // Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft. – Leipzig. – 1903. – LVII. – 1. – S. 561.