Владимир Романович Легойда, МГИМО (У) МИД России

Владимир Романович Легойда,
МГИМО (У) МИД России,
доцент кафедры мировой литературы и культуры,
кандидат политических наук
Религиозный фактор в современном мире: проблемы безопасности и
противостояния терроризму.
Тезисы
1. Современный западный мир, вытеснивший религию на периферию
общественно-политической жизни, оказался в ситуации ценностного
кризиса. Уже неоднократно отмечалось, что ХХ век стал веком
крушения идеологий: коммунизма, фашизма, либерализма. Начало XXI
века
ознаменовано
обращением
к
традиционным
духовноинтеллектуальным основам культуры, выработанным мировыми
религиями. Это обращение есть процесс непростой и неоднозначный. В
современном западном мире в отношении религии нормой является
маргинальное положение религии. Наметившаяся в общественнополитической жизни тенденция прямо противоположна – религия
перемещается в центр активной жизни общества. Можно сказать, что мы
стали свидетелями ситуации, в которой тенденция борется с нормой. В
подобной
ситуации
религия
может
стать
фактором
как
стабилизирующим общемировую политическую ситуацию, так и
вносящим в нее дестабилизирующую составляющую.
Главное, что сейчас необходимо признать, и что еще не так давно
отрицалось, что религиозный фактор в современной политике, как
внешней так и внутренней, есть не периферийный элемент
общекультурного контекста времени, а некая жизненно необходимая
константа, от которой напрямую зависит существование мирового
сообщества.
В этом смысле встреча западного секуляризованного мира с опытом
стран с традиционной исламской культурой представляется чрезвычайно
важной не только с точки зрения взаимодействия разных стран и
культур, но и для преодоления кризиса идентичности западного мира.
2. Можно с большой долей вероятности предположить, что
религиозными традициями, определяющими мировую религиозную
ситуация в XXI веке, станут христианство и ислам. Из этого с
неизбежностью
следует
необходимость
межкультурного
взаимодействия. Важно осознать, что данная задача выходит за рамки
просто изучения иной культуры и является императивным требованием
времени, практически необходимой потребностью, если угодно – одним
из факторов, обеспечивающих безопасность мирового сообщества.
Наверное, не стоит увлекаться декларативными заявлениями: диалог
христианства и ислама вряд ли будет очень простым, принимая во
1
внимание контекст и историю взаимоотношений. Но это не значит, что
он не может быть плодотворным и взаимовыгодным.
Будущее – за отношениями, основанными на принципах
взаимоуважения, отношениями, в которых отсутствуют ложные
стереотипы прошлого. Сегодня важно помнить об общих корнях
христианства и ислама. Только в таком случае представители этих двух
величайших мировых религий смогут совместно противостоять
активному злу разрушения и распада, набирающему силу в нашем
обществе.
Необходимо подчеркнуть, что мирное сосуществование христиан и
мусульман – это не только императивное требование времени, но и
вероучительная установка, содержащаяся в самих религиях.
Возникающая время от времени в СМИ или в экспертном сообществе
идея о противостоянии исламского и христианского миров есть либо
непонимание, либо исполнение чьего-то политического заказа.
Нарисованная американским политологом С. Хантингтоном картина
мира, расколотого религиозными традициями, как представляется, не
отвечает складывающимся реалиям. И хотя мир – после распада
биполярной системы международных отношений – не стал более
предсказуемым и стабильным (как на то надеялись многие), понимание
реальности угроз экстремизма и нетерпимости достигло, как
представляется, высокого уровня.
И хотя религия остается одной из основных точек напряжения в
современном мире, эпоха средневековых столкновений ушла в прошлое.
Поэтому линии разломов, если использовать терминологию
Хантингтона, будут проходить, скорее, не между различными
религиями, а между религиозными и безрелигиозными культурами.
Религиоведы и эксперты уже неоднократно подчеркивали, что конфликт
современности – это конфликт между традиционным религиозным
сознанием, к которому, безусловно, относятся христианство и ислам, и
современным безрелигиозным.
Модель секулярного общества, выработанная эпохой Просвещения,
ценностно противостоит традиционной религиозной аксиологии – как
христианской, так и мусульманской. Представления о человеке,
изложенные в Библии и Коране, намного ближе друг другу, чем к
видению человека как некой «нулевой величины», автономной
культурной единицы, прежде всего носителя «прав и свобод».
3. Актуальность двух вышеизложенных тезисов в последнее время в
значительной степени возросла. И прежде всего в связи с проблемой
терроризма, ставшей для современного мира проблемой номер один.
Здесь сразу хотелось бы подчеркнуть два вводных момента. Во-первых,
современный терроризм есть явление антиисламское по своему
существу. При этом терроризм всегда есть паразитирование на некой
идее, ее извращение. Причем, на идее в данный момент наиболее
2
динамично развивающейся, наиболее пассионарной, если использовать
терминологию Льва Гумилева. Во-вторых, своим объектом современный
паразитирующий терроризм нередко выбирает ислам. И здесь, как уже
отмечалось экспертами, важно различать религию от религиозной
мотивации, религиозную традицию от религиозной риторики. Иными
словами, по своей сути терроризм нельзя связывать с религиозной
традицией – ни с исламской, ни с христианской. Однако по форме в
идеологии
терроризма
присутствует
религиозная
мотивация,
представляющая собой форму паразитирования на традиционной
религиозной (исламской или христианской) идее.
4. Нельзя забывать, что современный терроризм, равно как и терроризм в
любые времена, есть прежде всего специфическая идеология, то есть
ценностная система. Возникает вопрос, способна ли современная
либеральная демократия как ценностная система победить терроризм
или эффективно противостоять терроризму как определенной системе
ценностей?
Мне представляется, что современное светское демократическое
общество не очень готово к тому, чтобы вести ценностную борьбу с
религиозно мотивированным экстремистом. И вот почему. Современный
либеральный дискурс объявляет высшей, абсолютной ценностью
человеческую жизнь как таковую. В религиозной перспективе такая
позиция чрезвычайно уязвима, ибо человеческая жизнь есть ценность
именно потому, что она связана с Абсолютной Ценностью – с Творцом.
Религиозно мотивированный террорист не боится отдать жизнь за свои
взгляды. Немотивированный подобным образом современный человек
не может ему ничего противопоставить. Ценностная борьба уже
проиграна. Террорист знает, что, например, взорвав себя, он попадет в
рай. Идеология современной демократии создает рай на земле, поэтому
любые «беспорядки в раю» становятся ударом по идентичности и вносят
в общество серьезную дестабилизацию, обнажая уязвимые точки
ценностного уровня общественной безопасности.
Для серьезного противодействия терроризму обществу необходима
укорененность в традиции, в которой есть сопоставимые ценности.
Адекватным ответом на ценностный вызов со стороны терроризма
может стать обращение к традиционным религиозным ценностям –
христианским и исламским.
С этой точки зрения важным является, во-первых, оценка современного
терроризма со стороны традиционной исламской уммы, богословское
заключение, которое должно быть сформулировано в доступной форме и
получить широкую, повсеместную огласку.
В контексте межконфессиональных усилий по борьбе с терроризмом не
менее значимым в данном религиозно-культурном анализе будет и голос
Русской православной церкви, представители которой уже неоднократно
определяли сознание религиозных экстремистов как псевдорелигиозное.
3
Мне кажется, что западная демократия как порождение христианской
европейской
цивилизации,
должна
определенным
образом
переосмыслить свои христианские корни. Это переосмысление
потребует в первую очередь от политиков нефункционального взгляда
на Церковь – понимания не только социальной роли церковной
организации, но и значения Церкви как духовного института общества, и
значения христианства как универсальной основы современной
демократии.
Сегодня в мире в целом, и в нашей стране в частности политики
различных рангов и уровней говорят о необходимости сотрудничества
государства и традиционных конфессий в борьбе с терроризмом. Однако
вопрос о том, каким должно быть это сотрудничество остается
открытым. Точнее, представляется, что политики не осознают какую
помощь могут оказать религиозные организации и религия как
ценностная система. Равно как и не осознают тех условий, при которых
подобная помощь будет оказана. Подчеркивая секулярный характер
современной цивилизации, политики, очевидно, мыслят взаимодействие
государства и религиозной организации как двух институтов. Подобное
мышление находится в рамках той социо-культурной парадигмы,
которая в нашей стране была создана в XVIII веке и которая превратила
Церковь – духовно-нравственный камертон нации – в одно из
государственных министерств. Мне представляется, что Церковь не
может и не должна выполнять эту роль в обществе. И хотя на
формальном уровне здесь достигнут консенсус, da facto взаимодействие
нередко происходит по старой модели. Не будучи министерством,
Церковь не может участвовать в технологическом решении вопроса, о
котором я говорил в начале своего выступления. Но она может и должна
содействовать разрешению того ценностного и нравственного тупика, в
котором оказывается современного общество.
Мне также представляется очевидным, что необходимо отказаться от
претензий на универсальность определенных моделей демократии,
выработанных европейской культурой. И что в нарождающейся на
наших глазах сложной мозаике нового мира должны быть представлены
ценностные ориентиры всех культурообразующих религий.
4