этика бизнеса - Высшая школа экономики
реклама
ЭТИКА БИЗНЕСА Е-книга «Этика бизнеса», фрагменты которой приводятся ниже, представляет собой перевод американского учебника «Деловая этика», выдержавшего пять изданий в США. Автор президент Международного общества бизнеса, экономики и этики Ричард Т. Де Джордж попытался систематизировать и наиболее полно изложить всю имеющуюся информацию по деловой этике. Печатный источник: Ричард Т. Де Джордж. Деловая этика. - М.: ИД «РИПОЛ КЛАССИК», «ПРОГРЕСС», 2003. Глава 1. ЭТИКА И БИЗНЕС Пример: «Джонсон энд Джонсон» и препарат «Тайленол» 30 сентября 1982 г. три человека в районе Чикаго умерли от цианида, содержавшегося в использованных ими капсулах препарата «Тайленол усиленного действия». Связь между смертью этих людей и применением капсул была установлена очень быстро, и власти уведомили об этом фирму «Джонсон энд Джонсон», производителя «Тайленола». Поскольку число смертей увеличивалось — в конце концов оно достигло семи, — фирма столкнулась с кризисом и перспективой полного краха. «Тайленол» — наиболее распространенное обезболивающее средство — являлся единственной крупной новинкой корпорации «Джонсон энд Джонсон», обеспечивавшей 7,4% ее выручки и от 17 до 18% ее дохода. Несколько руководителей фирмы, которым надлежало решать, как реагировать на этот случай, не знали, был ли введен цианид во флаконы с «Тайленолом» во время производственного процесса или позднее; явились ли ставшие известными смертные случаи единичными или лишь звеньями в длинной цепи; ограничивались ли эти случаи лишь районом Чикаго, или они имели место и в других городах. Американское Управление по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов выступило с предостережением об опасности применения «Тайленола», но правительство не обязало компанию принять какие-либо специальные меры. Быть может, смертные случаи носили лишь локальный характер и их число не выйдет за пределы уже известных семи. Быть может, власти не потребуют снятия препарата с продажи. Быть может, временной приостановки продаж до выяснения подлинных причин смертей окажется достаточно для того, чтобы предотвратить нанесение вреда людям. Этим предположениям противостояли вполне определенные перспективы: снятие препарата с продажи будет означать для фирмы потерю до 100 млн. долл.; страховые суммы не покроют эту потерю; известие о снятии препарата с продажи нанесет такой ущерб его репутации, что у руководителей компании уже не будет уверенности в том, что «Тайленол» когда-либо снова сможет завоевать доверие потребителей и вернуть достигнутую им 37%ную долю рынка; известие о снятии препарата с продажи и потери компании неизбежно приведут к резкому падению курса ее акций (фактически за первую неделю октября он уже снизился на 15%); конкуренция на рынке анальгетиков очень сильна, и конкуренты «Джонсон энд Джонсон» постараются обратить снятие с продажи «Тайленола» в свою выгоду. Таковы были перспективы, все остальное — лишь догадки и предположения. Как должна поступать компания в подобной ситуации? Не являются ли благополучие компании и интересы акционеров главным приоритетом ее руководства? Не защищаются ли они лучше всего путем соблюдения осторожности, применением принципа «поживем — увидим», отрицанием вины компании в смерти людей и утверждением, будто в ней повинны 2 либо диверсант, либо преступник-психопат? Не следует ли вообще основывать деловые решения на фактах и финансовых соображениях? Многие полагают, что именно так надо поступать. Однако известно, что, когда фирма «Джонсон энд Джонсон» столкнулась с фактом семи случаев смерти и возможностью возникновения новых случаев, она немедленно распорядилась снять с продажи весь «Тайленол». На первое место компания поставила безопасность потребителей, т. е. поступила так, как предписывает провозглашенное ею Кредо. Неизбежный ущерб для компании, хотя и весьма ощутимый и нежелательный, был поставлен на второе место. Этот инцидент превратился в легенду, а реакция на него компании «Джонсон энд Джонсон» стала хрестоматийным примером, демонстрирующим, как надо реагировать на трагедию. Дело не только в том, что решение компании было вполне правильным с моральной точки зрения, но и в том, что она мастерски справилась с последствиями трагедии. Она предоставила широкой публике полную информацию о происшедшем и в течение 18 месяцев вернула себе 96% прежней доли рынка. Она действительно понесла убытки в 100 млн. долл., а курс ее акций снизился. Джеймс Берк, председатель совета директоров и главный директор-распорядитель корпорации «Джонсон энд Джонсон», которого потом хвалили за принятое им решение, прокомментировал его следующим образом: во-первых, оно фактически было единственно возможным с позиций Кредо компании, а во-вторых, его удивляет, что люди могли ожидать со стороны компании иного решения. Онако он вполне сознавал, что не всякая компания поступила бы так, как это сделала «Джонсон энд Джонсон», хотя ее решение и было морально корректно. Несмотря на поданный ею пример, несколько лет спустя, когда покупатель обнаружил в банке с детским питанием фирмы «Гербер» осколок керамической посуды, эта фирма категорически отрицала свою вину и отказалась снять с продажи свою продукцию, точно так же поступили ряд автомобильных компаний в ответ на жалобы относительно небезопасных машин. Несут ли компании моральную ответственность за свои действия? Должно ли население заставлять компании придерживаться норм нравственности? Или нам следует просто ожидать от них соблюдения закона и рассчитывать на то, что в своей деятельности они станут руководствоваться деловыми, экономическими соображениями и требованиями рынка? Американский народ уже в течение долгого времени занимает в этом вопросе двойственную позицию, и хотя ширится согласие относительно того, что этика должна играть свою роль в бизнесе, представление общества о бизнесе все еще выражается в формуле, которую можно назвать мифом об аморальности бизнеса. Миф об аморальности бизнеса Миф об аморальности бизнеса отражает популярный, широко распространенный взгляд на американский бизнес. Подобно большинству мифов, он выступает в нескольких вариантах. Многие люди верят в него или отчасти верят. Он отражает лишь долю истины и в то же время значительную долю реальной действительности скрывает. Этот миф показывает, как многие американские предприятия и многие американские бизнесмены воспринимают сами себя и как они воспринимаются другими. Бизнес заинтересован главным образом в извлечении прибыли. Чтобы получать прибыль, он 3 производит товары или предоставляет услуги, занимается куплей и продажей. Однако, согласно названному мифу, предприятия и люди в мире бизнеса не демонстрируют явной приверженности проблемам морали. Они не являются неэтичными или безнравственными; они, скорее, аморальны в той мере, в какой считают, что моральные соображения в бизнесе неуместны. В конце концов, бизнес — это бизнес. Они против морализирования. Они не хотят, чтобы моралисты читали им проповеди, и они изо всех сил избегают осуждать даже своих самых лютых конкурентов. Язык этики, продолжает миф, просто не является языком бизнеса. Большинство участников бизнеса не поступают безнравственно или злонамеренно. И в своей частной жизни, и в деловой они считают себя людьми нравственными. Они просто полагают, что не дело бизнеса заботиться о морали. Даже в тех случаях, когда фирма руководствуется в своей деятельности нравственными принципами, она редко хвастает своей приверженностью моральным ценностям или публично изображает свою деятельность как нравственную. В этом отношении пример с компанией «Джонсон энд Джонсон» типичен, хотя средства массовой информации изображали его как образцовый и поучительный. Согласно указанному мифу, фирмы действуют безнравственно не из желания совершать зло, а просто в силу того, что они стремятся извлекать прибыль и поэтому игнорируют какие-то последствия своей деятельности. О крушении мифа об аморальности бизнеса свидетельствуют три очевидных явления: репортажи о скандалах и реакция публики на эти сообщения; формирование массовых движений вроде движений защитников окружающей среды и интересов потребителей; тревога самого бизнеса, проявившаяся на конференциях его представителей, в журнальных и газетных статьях, в возникновении множества кодексов этического поведения и учебных программ по этике. Каким образом репортажи о скандалах в сфере бизнеса и массовая реакция на них подтверждают тезис о крушении данного мифа? Посмотрим, что следует из этого мифа, если принимать его всерьез. Если верно, что бизнес считают аморальным, что никто не требует от него поведения, основанного на нравственных принципах, что все полагают, будто он может делать все, что угодно, для увеличения своей прибыли, то в таком случае не было бы никакого переполоха, никакого шока или бурного возмущения по поводу того, что бизнес действует безнравственно. Раскрытие подкупа и взяточничества не представляло бы собой сенсации. Разоблачения, касающиеся выпуска в продажу опасных для потребителей изделий и злоупотреблений «белых воротничков», выглядели бы рутинным делом — ожидаемым и безобидным. Тот факт, что такие явления действительно становятся сенсацией, что они действительно вызывают общественную реакцию, что они действительно наносят ущерб имиджу компании и что они действительно порождают скандалы, служит свидетельством того, что миф об аморальности бизнеса отнюдь не признается всеми беспрекословно. Предание гласности скрывавшихся прежде фактов говорит о том, что неправда, будто ничего не меняется. В наше время все больше людей требует от компаний, чтобы они в своей деятельности придерживались правил морали, по крайней мере в определенных случаях и в определенных пределах. Теперь уже неправда, что все сходит с рук (хотя наш миф вовсе не утверждает, что все сходит с рук, некоторые его разновидности подразумевают именно это). Современные реакции людей на поведение бизнеса дают основания полагать, что хотя миф о его аморальности отражает действительное положение вещей, но многие все же считают, что практика бизнеса должна быть иной, т. е. что поведение бизнеса должно быть нравственным. По меньшей мере две группы людей — защитники окружающей среды и консьюмеристы — четко излагают свои требования и пытаются заставить предприятия признать существование иных ценностей, помимо тех, которые сводятся к объему продаж и к статьям балансового 4 отчета. Поднимаемые этими группами проблемы формулируются ими не на языке долларов и центов, а на языке других ценностей, например красота ландшафта, сохранение определенных видов животных и рыб, право людей на надлежащую информацию о качестве покупаемых ими товаров. Реакция бизнеса на указанные массовые движения была весьма энергичной. В одних случаях она принимала форму выражения недовольства и растерянности. Некоторые фирмы пытались игнорировать требования, выдвигавшиеся от имени сторонников защиты окружающей среды и защитников интересов потребителей, от имени поборников нравственных принципов в бизнесе, и действовали в соответствии с мифом об аморальности бизнеса. Другие фирмы сочли, что игнорирование этих требований ни к чему не приведет. Еще одна форма реакции заключалась в том, чтобы организовать совет представителей бизнеса, обменяться мнениями относительно необычайных трудностей, связанных с тем, как реагировать на все возрастающие требования публики. Результатом явилось поразительное множество конференций, собраний, симпозиумов, которые организовывались самими бизнесменами или в которых они участвовали. Темой этих встреч чаще всего служили проблемы ценностей, проблемы этики бизнеса, способов осуществления того, что получило название социальное аудиторство, под которым понимается инспектирование социального поведения фирм. Структуры бизнеса не приспособлены к тому, чтобы иметь дело с проблемами ценностей и нравственности, а менеджеров этому обычно не учили в школах бизнеса. Опыт хозяйствования еще меньше настраивал их заниматься такими проблемами. Вот почему многие фирмы столкнулись с новой дилеммой. Они теперь начинают понимать, что необходимо реагировать на требования, связанные с социальными ценностями, что необходимо в своих расчетах учитывать также и нравственные принципы, но они не знают, как это делать. Тем не менее все эти конференции, собрания, новые кодексы этики бизнеса и появление так называемых уполномоченных по корпоративной этике свидетельствуют о том, что миф об аморальности бизнеса медленно рассеивается. Глава 6. Справедливость и экономические системы Пример с двумя рабовладельцами Представьте себе двух соседей-рабовладельцев на американском Юге до Гражданской войны в США. Первый рабовладелец, Джек Гуд, обращается со своими рабами совсем не плохо. Он знает их по именам, обеспечивает крышей над головой и бьет их лишь в тех случаях, когда они нарушают установленные им для них правила. Хотя он заставляет их много работать, но выделяет им также и некоторое свободное время. Никто из его рабов не пытался бежать. В общем, они считают своей удачей иметь такого хозяина, как м-р Гуд. Второй рабовладелец, Саймон Л., резко отличается от первого. Он кормит своих рабов помоями, не заботится об их жилье, заставляет работать по шестнадцать часов в день. В своих отношениях с ними он капризен, жестоко их наказывает, обращается с ними грубо. За малейшее отступление от установленных им правил он их избивает. Он упорно разыскивает бежавших рабов и, поймав, подвергает их, в назидание другим, безжалостным телесным наказаниям. Какого из этих двух рабовладельцев можно считать более нравственным? Возникает сильное искушение признать первого рабовладельца более нравственным, так как он добрее, честнее и более справедлив в обращении со своими рабами. Напротив, Саймон Л. применяет жестокие наказания и несправедлив в обращении со своими рабами. Если не выходить за пределы рабовладельческой системы, то можно выносить суждения о честности и справедливости, это имеет смысл. 5 И все же в обоих случаях говорить о нравственности рабовладельцев довольно странно. Если иметь рабов аморально (т. е. если владеть в качестве собственности другим человеческим существом, а следовательно, не признавать его как самоценность, дурно), тогда рабовладельческая система глубоко несправедлива. Хорошее обращение рабовладельца со своими рабами лучше, чем плохое обращение с ними, но такое обращение не оправдывает саму практику рабовладения, не служит основанием для того, чтобы с ним можно было мириться. Оба рабовладельца участвуют в аморальной практике, хотя один из них добрее другого. Можно, конечно, представить себе, что, по-видимому, ни один из этих рабовладельцев не считает рабство аморальным. Это вполне возможно. Однако то обстоятельство, что они считают рабство морально дозволенным, отнюдь не делает их убеждение в этом объективно правильным. Рабство аморально независимо от того, каким они субъективно его считают. А теперь уже мы можем по такой же схеме рассмотреть наше собственное общество. Представьте себе двух работодателей. Один из них проводит дискриминацию в отношении женщин и негров, не заботится о безопасности условий труда своих рабочих, платит им минимальную заработную плату, заменяет их другими, как только они состарятся, точно так же, как он заменяет свои машины. Другой предприниматель не практикует дискриминацию, где только возможно устанавливает оборудование, обеспечивающее техническую безопасность на производстве, платит заработную плату значительно выше минимальной, реализует пенсионную систему. Какой из этих двух предпринимателей более нравственен? Ответ очевиден и прост. Но возникает вопрос, который мы не часто задаем: можно ли сравнивать предпринимателей нашей системы с рабовладельцами системы рабства? Присуща ли какая-то порочность сегодняшней экономической системе Соединенных Штатов, подобно тому как она была присуща экономической системе Юга США до Гражданской войны? Тот факт, что большинство из нас не видит несправедливости в нынешней системе оплаты труда или в экономической системе вообще, как-то характеризует нас самих, хотя этот факт вовсе не обязательно дает нам какое-то представление о нравственности системы, в которой мы существуем. А нравственна ли наша система? Мы мучаемся над вопросами о том, является ли «дискриминация наоборот» надлежащим методом устранения пороков прошлой дискриминации, оправдано ли морально «сигнализаторство», не представляет ли собой адресуемая маленьким детям реклама способ их обманывать, однако не ставим ли мы под сомнение нравственность методов, практикуемых внутри системы, вместо того чтобы ставить под сомнение саму систему в целом? Является ли наша система в основе своей справедливой? Моральная оценка экономических систем Обычно мы говорим о нравственности или аморальности людей и их действий. Но можно ли также квалифицировать экономическую систему как аморальную? Ответ напрашивается явно утвердительный, поскольку подавляющее большинство американцев — впрочем, как и большинство других людей — сразу же скажут, что рабовладение аморально. А рабовладение представляет собой экономическую систему. И все же полезно рассмотреть и поставленный вопрос, и наш ответ несколько более обстоятельно. Характеризуя систему рабства как аморальную, мы употребляем термин «рабство» в двух разных значениях. В первом значении этого термина мы подразумеваем саму практику рабства. В данном случае определяются отношения между людьми и способ обращения с людьми. Можно проанализировать как эти отношения, так и обусловливаемые ими действия. Во втором смысле мы под рабством подразумеваем экономическую систему, в которой отношение рабства выступает как основное производственное отношение. А поскольку оно основное, мы и систему характеризуем этим отношением. Если, например, перед нами в 6 основном капиталистическая или социалистическая система, в которой незначительное число людей внутри самой системы владеет рабами, мы могли бы утверждать, что практика рабовладения безнравственна. Но это отнюдь не означало бы, что система, внутри которой обнаружены случаи рабства, аморальна, так как рабство не является здесь основным или определяющим отношением системы. Экономическую систему рабства можно оценить двумя разными способами. Один из них заключается в оценке нравственности основного экономического отношения, на котором зиждется система, и затем в анализе действий, проистекающих из этого отношения. Это — структурный анализ. Он подразумевает исследование основных структур и методов деятельности системы, поскольку эти структуры и методы деятельности определяют характер системы. Они неизбежно выступают в форме отношений между людьми и в форме практической деятельности, включающей сделки между людьми. Являются ли эти отношения и сделки честными и справедливыми? Второй способ оценки экономических систем предполагает подход с позиции конечного результата. Он заключается в исследовании того, что делает система в целом для людей, вовлеченных в сферу ее воздействия. Помогает ли им система проявлять свои способности и реализовать свой потенциал в качестве субъектов нравственности? Приводит ли формирование системы к созданию некоего гуманного общества, демонстрирующего или воплощающего нравственные чаяния человеческих существ? Как структурные оценки, так и оценки по конечным результатам можно делать либо с утилитаристской, либо с деонтологической позиции. Рассмотрим экономическую систему, основанную на рабстве. Мы определяем ее как систему, в которой основное производственное отношение состоит в том, что одно человеческое существо, раб, находится во владении другого человеческого существа, хозяина. Раб работает на хозяина и производит необходимые обществу основные блага. Эти блага включают продукты, которые потребляют в пищу члены общества, одежду, которую они носят, утварь, которой они пользуются, орудия и инструменты, которые они применяют, здания, в которых они живут, и все прочее, что нужно для поддержания определенного образа жизни. Сами хозяева могут создавать предметы искусства, литературу, философию и другие произведения, которые обычно требуют досуга и времени для размышлений. Раб не только работает на хозяина, он ему принадлежит точно так же, как имущество принадлежит его собственнику. Раб, поскольку он именно раб, не считается человеком, обладающим правами или достойным морального обращения. Он представляет собой предмет, который надлежит использовать, равносильно тому, как животные являются предметами, которые нужно использовать. Главная функция рабов состоит в работе, хотя их можно использовать не только для работы, но и для других целей, точно так же, как главная функция рабочего скота заключается в работе, хотя некоторых животных могут использовать для развлечений, для размножения и улучшения породы или для других целей. Указанное основное производственное отношение может быть определено и введено в какие-то рамки законом. Но здесь нас интересует прежде всего экономическое отношение, а не юридическое. Мы можем исследовать моральные свойства самого отношения. Мы можем также давать моральную оценку действиям, обычно проистекающим из этого отношения. Во-первых, рассмотрим моральные свойства самого отношения. Является ли оно нравственным отношением? С деонтологической точки зрения ответ явно отрицательный. Это отношение не признает за рабом свойства быть самоценностью, быть достойным уважения. Воплощенная в этом отношении максима — а именно «обращайся с людьми, оказывающимися в положении раба, как с имуществом» — находится в прямом 7 противоречии со второй формулой категорического императива, которая предписывает, чтобы мы рассматривали все разумные существа как цель в себе, как самоценность, а не только как средство. Если бы мы оказались в «царстве незнания» и не ведали, кем мы станем, рабом или хозяином, и если бы мы захотели защитить себя от предназначения в жизни, которому угрожает ваш злейший враг, что бы мы предпочли: принадлежность к рабовладельческому обществу или к обществу, в котором все люди свободны? Очевидно, что мы выбрали бы последнее. Рабство нарушает сформулированный Джоном Роулсом первый принцип справедливости; следовательно, по этому критерию оно несправедливо. Утилитаристский подход потребовал бы исследования результатов действий, а не только отношений. Но даже и с утилитаристских позиций не нужно иметь большое воображение, чтобы понять, какой большой вред причиняет рабам их рабский статус, независимо от того, как бы хорошо с ними ни обращались. В своем положении в качестве рабов они неизбежно теряют чувство собственного достоинства, причем это такая потеря, которую невозможно ничем возместить, даже хорошим обращением. Поскольку в рабовладельческом обществе численность рабов преобладает, страдания, причиняемые им их статусом, огромны и, несомненно, намного больше, чем удовольствия и благо, испытываемые рабовладельцами. Поэтому, в общем, рассматриваемое отношение само по себе имеет тенденцию причинять тем, на которых оно распространяется, больше зла, чем добра. Во-вторых, рассмотрим действия, которые проистекают из отношения рабства. Моральны ли они или аморальны? Ответ, разумеется, зависит от того, какие действия мы намереваемся оценивать. Производительный труд раба не аморален, необязательно также аморальна и отдача распоряжений хозяином. Труд и распоряжения не являются отличительными признаками рабства. Существуют ли действия, проистекающие из рабства как такового? Нет нужды отрицать, что хозяева могут хорошо обращаться с рабами. Но если бы хозяева всегда обращались с рабами так же, как они обращаются со свободными людьми, тогда, по существу, не было бы и самого рабства. Действия, подлежащие оценке с моральных позиций, — это такие действия, в которых хозяева обращаются со своими рабами как с имуществом, как с животными, как с существами, не являющимися самоценностью. Как деонтологический, так и утилитаристский анализы охватывают названные выше действия, но утилитаристский анализ включает такие действия, последствия которых поддаются оценке. И результаты этих анализов тождественны. Выводы, которые отсюда можно сделать, заключаются в том, что практика рабовладения аморальна и что экономическая система, строящаяся на практике рабовладения, в основе своей безнравственна. Ее нельзя сделать нравственной, не изменив коренным образом практику рабства, на которой она базируется. Система рабства может создавать в одном обществе более терпимые условия для рабов, чем в другом, один хозяин может добрее обращаться со своими рабами, чем другой, но ни в том, ни в другом случае это не меняет моральной характеристики рабства. Предположим, что в результате всемирной ядерной войны большая часть населения Земли истреблена. Огромное большинство выживших подвержено лучевой болезни того типа, которая поражает мозг, делает людей слабоумными и лишенными инициативы. Сохранилось немного счастливых людей, которые оставались под защитой свинцовых стен банковских хранилищ или находились глубоко под землей. Когда эти люди выходят наружу и оценивают ситуацию, то осознают: чтобы человеческий род выжил, им необходимо себя воспроизводить. Между тем они не в состоянии обеспечить удовлетворение всех своих потребностей. Но массы облученных можно обратить в рабство и заставить работать. Работая по принуждению, все они оказываются в лучшем положении, чем если бы их не принудили работать, так как альтернатива такому труду — смерть. Работая по принуждению, они сохраняют собственную жизнь и одновременно жизнь тех, кто обладает способностью возродить человеческий род. Вот почему немногие счастливцы вводят систему, которую мы называем рабством. Они оправдывают это тем, что все члены общества будут в лучшем 8 положении при рабстве, чем каждый из них без рабства; альтернатива — смерть для всех. Поэтому хотя рабство аморально prima facie, но по сравнению с еще худшей перспективой вымирания человечества и ужасных страданий, на которые люди обречены, оно — рабство — представляет собою меньшее из двух зол и, таким образом, морально оправданно. Рассмотрим приведенный пример по существу. В нем утверждается, что пораженные радиацией люди слабоумны и лишены инициативы и, если их предоставить самим себе, они умрут. Насколько они слабоумны? Способны ли они соображать, чтобы представлять себе последствия своих действий? Обладают ли они разумом и способностью делать выбор из альтернативных решений? Есть ли у них желание жить и считают ли они, что жить стоит? Как объяснить тот факт, что их можно принудить работать лишь при системе рабства, а не в иных условиях? Чем подтвердить довод о том, что реальной альтернативы рабству нет? Кто это установил? Приведенный пример строится на слишком многих нечетких и сомнительных утверждениях. Если принять все эти утверждения за чистую монету, можно прийти к заключению, что рабство, хотя оно с первого взгляда выглядит аморальным, является наименьшим из возможных зол, а поэтому морально оправданно. Если исходить из наших знаний истории человечества, трудно поверить, что рабству действительно нет альтернатив, что немногие избранные, превращающиеся в рабовладельцев, делают это во благо всем и что в такой системе рабам живется лучше, чем они жили бы, если бы были какие-то другие средства, побуждающие их работать. Нет также и сколько-нибудь серьезных оснований полагать, что система рабства, утвердившись, не станет вырождаться, что с людьми станут обращаться хуже, а не лучше и что с течением времени хозяева не станут все энергичнее и энергичнее сопротивляться отмене рабства. Мы не в состоянии решить этот спор, так как он носит умозрительный характер. Однако мы не должны безусловно соглашаться с аргументацией, которая недостаточно обоснованна. История может дать нам лучший пример. Мы знаем, что во множестве обществ, по мере того как они выходили из первобытно-племенного строя, складывалась система рабства. Великие столпы западной цивилизации — Греция и Рим — были воздвигнуты на фундаменте рабства. Если для нас рабство было исторически необходимо, чтобы мы достигли такого состояния общества, в котором каждый человек свободен, не оправдана ли в таком случае древняя система рабства как этой необходимостью, так и своими результатами? Другим историческим обоснованием рабства является утверждение о том, что оно было необходимо, но лишь до определенного времени, после чего оно перестало быть необходимым и его нужно было ликвидировать. По мнению сторонников этого тезиса, рабство в Соединенных Штатах не являлось необходимостью. Человечество уже открыло способы производительной организации общества без системы рабства. Последнее представляло собой анахронизм, который и был искоренен в результате Гражданской войны. Между тем древняя система рабства, настаивают авторы этой концепции, служила этапом на пути к феодализму, который в свою очередь привел к становлению того общества, в котором мы живем. Мы не в состоянии были бы создать наш производственный потенциал, не пройдя через стадию рабства. Отсюда делается вывод, что оно было оправданно тогда, хотя и не оправданно теперь. Даже если эту аргументацию признать в качестве образца утилитаристского подхода, она все же представляется сомнительной. Центральным здесь является утверждение, что вообще не существовало реальной альтернативы древней системе рабства. Как доказать это утверждение — вот в чем суть проблемы. Можно допустить, что, если бы действительно не существовало лучшей альтернативы рабству, последнее было бы оправданно в качестве наименее плохой из плохих альтернатив, но это совсем не то же, что признать тезис, согласно которому фактически не было других альтернатив. 9 Но каковы бы ни были наши заключения относительно древнего рабства, можно с уверенностью утверждать, что в современном мире рабство аморально. Разумеется, существуют альтернативы, и нет оправдания выбору аморальной системы, когда имеются нравственные системы. Проведенный анализ позволяет сделать обобщение. Поскольку нам удалось исчерпывающе доказать, что рабство безнравственно и что сегодня оно представляет собой аморальную альтернативу, мы тем самым доказали, что возможно, по крайней мере на примере рабства, вынести моральную оценку экономической системе. Мы видели, как можно вообще рассматривать вопрос о нравственности экономических систем и какие при этом можно выдвигать специфические аргументы. А теперь что можно сказать о современных системах? Моральная оценка современных систем С частной собственностью на средства производства связан ряд нравственных проблем. Одна из них заключается в следующем: нравственна ли сама по себе частная собственность на средства производства? Иногда спрашивают, по какому праву некоторые люди индивидуально или коллективно заявляют свое право на естественные ресурсы? Земной шар — это обиталище всего человечества. Его богатства — уголь, железо, медь, нефть и все другие ресурсы — должны быть доступны всем и использоваться на благо всех. Справедливо ли, что некоторые люди просто в силу того, что им или их предкам довелось поселиться в данном районе, присваивают себе исключительное право на ресурсы этого района? Подобные вопросы образуют один из элементов нравственного анализа частной собственности. Вторая группа вопросов, касающихся частной собственности, связана с общественным характером знаний и культуры. Каждый народ наследует накопленный запас знаний — как изготовлять железо и стекло или как изготовлять машины и инструменты и т. д. Промышленность основывается на огромном запасе накопленной информации и ноу-хау, изобретений и открытий, которые не являются собственностью отдельных лиц, поскольку они представляют собой плод общественного труда. Способы производства также носят общественный характер. Ни один человек не строит автомобили сам или с помощью открытий, которые он лично сам сделал. Частная собственность использует для своей выгоды то, что создало все общество. Знания, технологии, производственные процессы — все это выработано обществом. По какому праву они присваиваются отдельными лицами и используются к выгоде отдельных лиц, а не всего общества? Третья группа вопросов относится в нашей модели к рабочим. В рассматриваемой здесь капиталистической модели громадное большинство людей не владеет средствами производства, а зарабатывает на жизнь, трудясь на других. Их средства к существованию зависят от других. По какому праву одни люди имеют такую власть над жизнью и смертью других? Рабочие отдают свой труд за заработную плату. А что составляет честную или справедливую заработную плату? Что есть эксплуатация? Если товары обмениваются по своей реальной стоимости, то не является ли источником прибыли владельца частной собственности обкрадывание рабочих путем невыплаты им того, что им причитается? Как должны строиться отношения между собственником и рабочим? Мы уже убедились в том, что отношения между рабом и его хозяином аморальны. А каков моральный статус отношения между собственником и рабочим? Глава 22. Новый нравственный императив для бизнеса Внесенный в конгресс законопроект требует от менеджеров компаний предоставлять соответствующему федеральному ведомству информацию о наличии в их изделиях 10 дефектов, угрожающих жизни людей. Неисполнение этого требования, попытки скрыть дефекты могут повлечь за собой штраф в 50 тыс. долл., или тюремное заключение как минимум до двух лет, или то и другое. Для корпораций такой штраф ничтожен. Но тюремный срок для менеджеров корпорации — дело серьезное. Возможность попасть в тюрьму за действия корпорации заставит менеджеров более строго взвешивать свои решения. Президент корпорации может понести уголовную ответственность за опасные для жизни дефекты продукции, если он не сумеет доказать, кто в компании отвечает за решение продолжать производство опасного изделия. Это может породить мощные внешние требования произвести в корпорации такую реорганизацию, которая позволит уточнить индивидуальную ответственность за принимаемые решения. Такой закон создаст для корпорации стимул к тому, чтобы прислушиваться к жалобам своих работников относительно дефектной и опасной продукции. Для того чтобы могли существовать нравственные предприятия, должны существовать нравственные личности. Теоретики принципов добродетели в этом правы. Но это только половина правды. Нужно также иметь структуры, которые стимулируют моральные действия, а не мешают им. В 1991 г. вновь принятое Федеральное уложение о наказаниях ввело дополнительный стимул к внедрению моральных принципов в корпоративные структуры. Согласно этому Уложению, когда работник нарушает закон в процессе своей работы на корпорацию, фирма может снизить степень его вины, если она сможет доказать, что приняла меры по созданию нравственной атмосферы для своего персонала. Она потенциально способна сократить наложенный на нее штраф на миллионы долларов. Этот федеральный мандат побуждает компанию разрабатывать кодексы поведения, назначать высокопоставленный персонал (их часто называют уполномоченными по корпоративной этике) для надзора за соблюдением нравственных норм, для создания систем нравственного мониторинга и для обеспечения надлежащей дисциплины. Конгресс США счел, что, если фирмы таким образом внедрят нормы нравственности в свои структуры, работники будут менее склонны нарушать закон к выгоде компаний и что компании, осуществляющие такую практику, должны наказываться не столь строго, как другие компании. Уложение о наказаниях явилось ответом на стремление общественности добиться соблюдения компаниями более высоких норм поведения и введения для преступников из числа «белых воротничков» более строгих, чем прежде, наказаний. Этика бизнеса имеет дело настолько же с бизнесом, насколько и с самой этикой. Миф об аморальности бизнеса, с которого мы начали эту книгу, еще не рассеялся в мире бизнеса. Многие все еще полагают, что бизнес не несет никакой моральной ответственности. Этот миф преграждает путь к предложенным переменам, которые стимулировали бы нравственные действия. Доказать, что это только миф, недостаточно. Организационную структуру корпораций необходимо изменить таким образом, чтобы они могли реагировать на моральные наказы и чтобы люди, занимающиеся бизнесом, могли морально действовать не случайно, а целеустремленно.
