Голгофская К.Ю., Котов В.А. Там, где начинаются реки (1967)

Там, где начинаются реки.
(по Кавказскому заповеднику)
Голгофская К. Ю., Котов В. А.
Краснодар, 1967
На гору Абаго
Июнь. Жаркое лето в разгаре. На улицах духота и пыль. Но в доме с двумя оленями перед
фасадом и вывеской «Кавказский государственный заповедник» сравнительно прохладно. Окна на
втором этаже, где расположен научный отдел, открыты. Обычная здесь тишина сейчас нарушена
шумом и гамом: приехали на летнюю практику студенты. Сегодня они уезжают в горы вместе с нами
– руководителями практики, геоботаником и зоологом. Лаборанты заканчивают увязку оборудования
и продуктов. Студентки в дорожных костюмах, уцепившись за углы огромного, набитого чем-то
мешка, волокут его со второго этажа вниз по лестнице. К стоящей во дворе грузовой автомашине
стаскивают рюкзаки, спальные мешки, ведра, лопаты, седла и прочее экспедиционное снаряжение.
Наконец все уложено, получены последние напутствия. До свидания, Майкоп! Мы едем в
заповедник.
Машина, сопровождаемая пыльным шлейфом, мчится мимо полей поспевающей пшеницы.
Воздух струится в знойном мареве. Через его дымку на горизонте едва просматриваются очертания
гор. На ходу определяем: Лагонаки, Ачешбок, Тхачи, Тыбга. По сторонам проплывают балки,
поросшие дубняком, мелькают голубые столбики румянки и желтые соцветия коровяка в
придорожной пыли.
Незаметно с двух сторон надвинулись цепи высоких холмов, одетых свежей зеленью дубрав.
Проезжаем поселок Каменномостский – конечный пункт железнодорожной ветки Белореченск –
Хаджох. Дальше едем у подножия известнякового обрыва, вдоль реки Белой. Дорога петляет,
повторяя причудливые повороты реки. А она, буйная, вьется голубовато-зеленой лентой далеко
внизу, в узкой теснине, облизывая и без того уже до блеска отшлифованные скалы.
Неожиданно ущелье кончается, горы расходятся, уступая место широкой долине. На полого
спускающихся к реке широких ступенях – террасах раскинулась станица Даховская. Крайние дома
подходят вплотную к подножию гор, некоторые лепятся на их склонах.
Дальше, дальше на юг... Обгоняем автобус с туристами Хаджохской турбазы. Они наши
попутчики до Гузерипля. Справа, сквозь редкие заросли ольхи, виден широкий плес Белой, плавно и
спокойно несущей здесь свои воды. Вспоминается, как еще несколько лет назад мы по два дня верхом
или на бричке добирались от Хаджоха до Гузерипля, с трудом преодолевая этот отрезок пути. Здесь
находилась почти непролазная топь, особенно весной и осенью. В заполненных водою ухабах лошади
увязали по брюхо. На других участках разбитая дорога была не на много лучше. Автомашины
проходили с трудом. Теперь это осталось только как воспоминание. Склоны ущелья опять
сближаются и становятся все круче. Дикие голые скалы сменяются густыми зарослями недавно
отцветшей азалии, редкие сосны на крутых каменистых склонах чередуются с дубравами лощин.
Долина реки снова расширяется, и вот уже село Хамышки. Едем по улице, протянувшейся о террасе
левого берега. Остаются позади школа, почта, автобусная станция, гостиница леспромхоза. Дальше –
участки кукурузы вперемежку с группами диких груш и яблонь. Слева за забором зеленеют ровные
рядки сеянцев дуба, бука, местами прикрытые щитами; белеют аккуратные домики лесного
питомника. Впереди высится хребет Пшекиш – это уже заповедник.
Терраса кончилась. Дорога опять огибает крутые склоны ущелья над клокочущей рекой.
Справа, у самого борта машины, – отвесные скалы желтых, серых, розовых песчаников. Каждый
выступ – цветная мозаика. Розовые смолки, голубые незабудки, пушистые тонкие злаки, изящные
камнеломки и папоротники сплелись в разнообразных сочетаниях. По нагретым солнцем камням
шныряют зеленые ящерицы. В трещинах скал цветут бирючина, чубушник, шиповник. За каждым
поворотом открываются все новые и новые картины. Только успевай замечать их неповторимую
красоту и восхищаться ими.
Последний поворот – и перед нами дом с деревьями грецкого ореха вдоль изгороди. Это наш
кордон – Лагерный. Здесь живет охрана заповедника. Такие кордоны расположены по его границам.
Вблизи – мост через реку. Противоположный берег – заповедный. С волнением всматриваются
студенты в эти склоны, одетые в зеленый наряд дуба, бука и пихты, словно под их широкими кронами
скрывается что-то необыкновенное.
Отсюда до Гузерипля рукой подать. А вот и он сам в широкой котловине среди гор. На
левом берегу реки – длинная улица домов леспромхоза, клуб, магазин, почта, на противоположном
видны дома заповедника. Переезжаем мост через Белую. У подножия крутого склона – турбаза, а
дальше – снова мост. Теперь уже через реку Молчепу. Вода с шумом падает с плотины небольшой
гидроэлектростанции. Над обрывом реки – скромный обелиск в окружении нежной зелени
лиственниц. Здесь похоронены герои, отдавшие свои жизни в боях с фашистами, рвавшимися через
перевалы к Черноморскому побережью Кавказа.
Машина подъехала к выстроившимся в ряд двухэтажным домам и остановилась у одного из
них. Четырехчасовой рейс окончен. Вдоль строений и между ними – яркие цветы, экзотические
деревья и кустарники. Большой плодовый сад тянется до обрывистого берега реки. Здесь находится
центр Северного лесничества заповедника с музеем природы и научной лабораторией.
Остаток дня прошел в подготовке к походу. Завтра – в горы!
Раннее утро встретило нас молочной пеленой тумана. Густая роса серебрит траву и цветы. С
восходом солнца туман незаметно растаял. Шесть лошадей, навьюченных нашими вещами,
потянулись к мосту.
У края дороги на небольшом каменистом холмике под тенью широких крон грабов мы видим
четырехстенную постройку с наклонной крышей, сложенную из толстых плит песчаника. В нижней
части передней стены – круглое отверстие. Это дольмен – древнее погребальное сооружение племен,
населявших когда-то эти места. Таких памятников встречается немало по Западному Кавказу.
Наш караван двигается по высокой террасе среди светло-серых стволов бука, многие из
которых достигают полутора метров в диаметре. Ровные высокие колонны поддерживают густые
кроны. Сквозь них едва просматривается голубое небо. Листья на буке развернулись уже полностью,
и внизу царит полумрак. Немногие растения выдерживают такую слабую освещенность. Редко
разбросаны небольшие группы понтийского рододендрона – реликтового вечнозеленого кустарника.
Он цветет здесь в мае вместе с весенними растениями: зубянкой, хохлаткой, пользующимися
солнечным светом, когда на деревьях в лесу еще нет листьев. А сейчас на рододендроне уже светлозеленые продолговатые плоды - коробочки. Рядом с тропой плотным темным строем стоят группы
молодых пихт. Каждое деревцо светится ярко-зелеными пучками хвоинок на концах ветвей, как
новогодняя елка, убранная свечками. Это новые побеги.
За рекой тропа круто поднимается на гребень отрога горы Абаго. По склонам все чаще
встречаются пихты среди бука, соревнуясь с ним по высоте и толщине.
Лес полон звуков, отовсюду доносится щебетание. Синицы, зяблики, пеночки, поползни и
другие мелкие птички хлопотливо снуют в ветвях деревьев. У птиц сейчас горячая пора воспитания
потомства. Каждой паре предстоит выкормить своих птенцов, а их может быть до восьми в гнезде.
Родители беспрерывно подлетают к гнезду и засовывают в широко раскрытые с желтой каёмкой
клювы птенцов всевозможных насекомых и их личинок. В большинстве это вредные для леса
насекомые. Плохо пришлось бы деревьям, если бы не трудились с утра до вечера их маленькие
пернатые защитники.
Изредка слышны резкие крики сойки. На сухом стволе пихты, опершись на крепкий хвост,
энергично долбит клювом черный, с красной шапочкой дятел-желна. Вокруг дерева лежат сбитые
куски коры и мелкие щепки. Прекратив стучать, дятел отлетает в сторону и присаживается на старый
бук рядом с дуплом. Тотчас оттуда раздается громкий писк. Быстро отправив в дупло свою добычу,
птица возвращается на старое место и снова по лесу раздается громкий стук, будто кто работает
долотом. Десятки тысяч вредителей будут уничтожены одной семьей дятлов за время выкармливания
птенцов.
В воздухе летает легкая пыльца, оседая желтоватым налетом на темных глянцевых листьях
рододендрона, – это цветет пихта.
Жаркий день и крутой подъем дают себя знать: студенты, шедшие впереди взмыленных
лошадей, незаметно оказались сзади; уже сняты теплые вещи. Тропа то круто поднимается вверх по
хребту, то полого обходит по склону скальные выступы, толстые стволы пихт, достигающие
полутора-двух метров толщины. На один из таких поваленных великанов мы присели отдохнуть.
Лошади потянулись к зарослям кавказской черники – реликтового кустарника, называемого
«кавказским чаем», жуют тонкие ветки с мелкими розоватыми цветочками. Кругом тишина,
нарушаемая лишь щебетом птиц. Неподвижно стоят величественные деревья, увешанные седыми
прядями лишайника – вислянки.
Студенты, кто повыносливей да полюбопытней, разбрелись в поисках интересного. Ботаники
спешат наполнить свои гербарные папки цветущими в лесу растениями. А их здесь уже много:
ясменник, подлесник, желтый лютик, волжанка и воронец. Цветут кустарники: ароматный чубушник
и вечнозеленый, с колючими листьями падуб. Студентам, впервые приехавшим в заповедник, не
терпится увидеть кого-нибудь из зверей. Но придется, видимо, потерпеть: сейчас в лесу мало кто
остался, большинство животных перекочевало вверх к сочной молодой траве лугов, на снежники и
обдуваемые ветром вершины, подальше от мух, москитов, мокрецов, слепней и прочего гнуса. Однако
есть и «домоседы». Наверху раздается громкое цоканье. Поднимаем головы: невдалеке на нижних
сучьях толстой пихты сидит рыженькая, с белой грудкой и брюшком белка. Зверек с любопытством
смотрит на нас черными бусинами глаз, временами нервно дергает пушистым хвостом и при этом
забавно цокает. Удовлетворив свое любопытство, белка быстро бежит вверх по стволу, ловко
цепляясь коготками за кору дерева. Остановившись, она снова выразила неудовольствие по поводу
появления столь шумной и необычной компании и, легко перепрыгивая с ветки на ветку, вскоре
скрылась из виду.
Тем временем лошадям надоело стоять с тяжелым грузом на спине. Одна из них, не обращая
внимания на притороченные вьюки, опустилась на землю и попыталась поваляться, как это обычно
делают они на пастбище. Поднялся крик, шум, понукания. Это было сигналом к продолжению пути.
Зовем отсутствующих. Запыхавшиеся, с огромными розовато-сиреневыми букетами рододендрона
(здесь он еще цветет), появляются они из-за крутого северного склона. Возбужденно рассказывают о
том, что в зарослях рододендрона спугнули небольшого, с козу величиной, песочного цвета и с
разветвленными рожками олененка. Прыгая от них по склону, он как-то странно «рявкал». Кто-то из
студентов-зоологов поправляет некомпетентных ботаников, что это не олененок, а косуля. Мы
подтверждаем, что это действительно был самец косули. Здесь их не очень много, так как для этих
животных более благоприятны предгорья, расположенные ниже заповедника.
Разговаривая, мы поднимаемся все выше и выше. Заметно меньше стало бука, и по своим
размерам он сильно уступает пихте. Его стволы больше не напоминают величественные колонны.
Они корявы, с низкой кроной. Пихта тоже не та, но еще гордо возвышается над буком. Высотомер
показывает около 1700 метров над уровнем моря. Отсюда уже начинается верхняя часть горного
лесного пояса, более суровая по климату. Бук в этих условиях отстает от пихты по размеру, но всетаки упорно поднимается вверх по склону.
Незаметно лес редеет, среди пихт начинают встречаться розоватые стволы высокогорного
клена. Их становится все больше и больше, вскоре мы очутились среди приветливо склоненных нам
навстречу деревьев. Яркие солнечные блики скользят по светлым стволам и зеленым, еще не
развернувшимся полностью листьям. Среди них застенчиво прячутся зеленоватые соцветия – щитки.
Клены растут отдельными группами – по 2 – 5 штук от одного корня. Группы эти расположены
довольно далеко друг от друга, отчего лес приобретает вид парка. За это он и получил название
«паркового кленовника».
Воздух стал заметно свежее. Сказывается высота и близость снежников. Солнце склоняется к
западу. Все вокруг подернулось голубовато-розовой дымкой. Из-под ног выдавливается вода,
прошлогодние листья лежат плотным мокрым слоем: чувствуется, что здесь совсем недавно стаял
снег и стоит еще весна. Сквозь подстилку пробиваются зеленые всходы трав, густо стоят упругие,
еще завернутые в тугие завитки папоротники. Уходя от лета, мы догнали весну.
Что-то белое виднеется впереди между стволами, все шире и ярче. Словно скатертью покрыт
северный склон... Да это же снег, самый настоящий! Из-под его толщи видны лишь кроны, а иногда
только голые темные вершины берез и буков. Студенты в восторге: зима среди лета! Усталости как не
бывало: смех, шум, летят снежки.
Поверхность снега испещрена следами животных. Старые уже подтаяли и расплылись, но
есть и свежие, оленьи. А вот и они пожаловали: труппа самок с малышами, выскочив с
противоположного склона на хребет, мчится через березняк вниз. Мгновение – и они исчезли в
туманной мгле, наползающей, как дым, откуда-то снизу. Никто толком и не рассмотрел животных.
Лошади проваливаются в снег, не идут. Приходится обводить их гребнем хребта, вдоль
кромки снежного поля. Березки у его края, почти освободившись от белого покрывала, уже оделись в
нежно-зеленое кружево распускающихся клейких листочков. Стволы их изогнуты, они почти лежат,
опустившись вниз по склону, и только вершины сохраняют вертикальное положение. От одного
корня отходит очень много стволиков разной толщины – десять, двадцать, а может быть, и больше. И
весь этот лес не превышает 10 метров высоты. В чем же причина изогнутости деревьев у верхнего
предела леса? Зима в горах на высоте 1800 – 2200 метров над уровнем моря продолжается 6 – 7
месяцев. Обычно с конца ноября начинаются обильные снегопады. К весне на северных склонах
накапливаются многометровые толщи снега. Под давлением мощного снежного пресса,
прижимающего тонкие деревца к поверхности склона, образуется березовое криволесье с характерной
саблевидной изогнутостью стволов.
А на крутом южном склоне, справа от нас, уже лето. На березах тихонько покачиваются
желтоватые сережки; прижатые к земле и хаотично переплетенные друг с другом деревца бука
покрылись зелеными листьями с невзрачными комочками соцветий. Под ними во всем своем
великолепии раскинулся темно-зеленый ковер, расцвеченный белыми и розовыми букетами крупных
цветов. Здесь, на краю леса, встретились два рододендрона – кавказский и понтийский. Скромные,
еще безлистные кусты волчьего лыка украшены розовыми, точно вылепленными из воска,
цветочками и распространяют вокруг тонкий аромат.
Неожиданно березы расступились и уютная поляне встретила нас свежей зеленой травой.
Лошади с ходу набросились на нее. Вдруг справа раздается громкое фырканье, шуршание и треск
веток. «Медведь! Зубры! Где?» – раздается сразу несколько голосов. Темно-бурый зверь мелькает
среди белых стволов. Он почему-то обходит нас и выскакивает на поляну спереди. Это оказалась
крупная свинья с густой и длинной на холке щетиной. Остановившись, она мгновение смотрит на нас
и, хрюкнув, скачками несется через поляну к заснеженному склону. Сзади мелькают в траве
полосатые спинки поросят. Сколько их? Штук шесть – восемь.
Между тем лошади, хорошо знакомые с местностью и отлично знающие все <законные»
ночевки, оставили нас и уже, пасутся около рубленого, крытого дранью балагана.
Туман сгустился, начал накрапывать дождь. От снега потянуло пронизывающей сыростью.
Сразу все почувствовали, что голодны, устали, захотелось под крышу. Энергично взялись за
устройство ночлега: кто развьючивает лошадей, кто развязывает мешки с продуктами и посудой, кто
готовит дрова. Вблизи нашего домика из-под корней старой склонившейся ивы журчит холодная
прозрачная вода. Около ручья мокрая земля истоптана животными – здесь водопой.
Вскоре в балагане, ставшем обжитым и уютным, небольшая железная печка раскалилась
докрасна. При всеобщем одобрении кулинарных способностей поваров съедено ведро супа и выпит
огромный чайник «кавказского чая». И вот мы улеглись вдоль стен на свежей подстилке из пихтовых
веток, разговоры прекратились, все уснули.
Первый маршрут студенты закончили. Завтра у них начало производственной практики.
Впереди два месяца увлекательной работы в этой огромной лаборатории природы.
За стенами – ночная мгла. Туман исчез; высокое, почти черное небо усыпано звездами. Где-то
рядом хрустят травою лошади, позванивает колокольчик на шее одной из них. Изредка доносится
уханье совы-неясыти, и снова тишина кругом, как будто мрак ночи поглотил все звуки.
Проработав со студентами несколько дней на горе Абаго, мы затем оставили их и ушли на
другой участок заповедника для выполнения своих задач, связанных с изучением животных и
растительности.
В царстве туров
Раннее утро. Поеживаясь от холода, покидаем теплый домик Турового лагеря и медленно
двигаемся вверх по отрогу горы Тыбги. У края леса высокая густая трава, покрытая росой, хлещет по
ногам. Колени быстро намокают.
Впереди на хребте темнеют заросли рододендрона. К ним нас ведет узенькая тропка. Чистое
небо слегка зазолотилось на востоке. По горизонту тянутся сизые полосы, сливающиеся с синеватыми
цепями отдаленных гор. Рододендрон кончился. Теперь мы идем по хребту, покрытому лишь низкой
альпийской растительностью. Под ногами то мягкий ковер из мхов и лишайников, то щебень;
местами голубеют отцветающие колокольчики с крупными яркими цветами на коротких, не более
трех-пяти сантиметров, стебельках рядом с золотисто-желтыми пупавками. Порывистый холодный
ветер с ожесточением набрасывается на нас, забираясь даже под одежду. Слева, за долиной реки
Холодной, вздымается острый, как пила, хребет Джемарук. Ниже его вершины в глубоком цирке
белеет ледник. Подъем становится круче, тяжелее; несмотря на ледяной ветер, спины под увесистыми
рюкзаками мокрые.
Солнце, похожее на раскаленный металлический шар, выглянуло сквозь серые полосы на
горизонте.
Ненадолго останавливаемся на хребте, снимаем рюкзаки, с облегчением расправляем плечи.
Вершина Джуги к востоку от нас закрыта рваной шапкой темно-серых облаков. Над Гузериплем и в
долине реки Безымянной неподвижной белой массой лежат «спящие» облака. Над ними темным
островом поднимается острая вершина горы Экспедиции.
Наверху уже совсем светло, лишь в глубоких ущельях еще таится темнота. Далеко внизу, у
края леса, виден наш зеленый домик. Отсюда он кажется игрушечным.
Между тем над Джемаруком и Тыбгой начали скапливаться легкие белые облачка, и через
некоторое время их вершины затянуло сплошь. Неужели наш поход снова не удастся?
В Туровый лагерь мы пришли два дня назад. Вчера утром почти с этого места пришлось
вернуться обратно в домик под проливным дождем, продолжавшимся до самого вечера. Нам нужно
посетить глубинный, труднодоступный участок заповедника – верховье реки Чессу. Здесь, как и по
всему высокогорью заповедника, в течение ближайших пяти-восьми дней должен быть проведен учет
туров и серн. Для этого вся территория разбита на участки. За каждым из них закрепляется группа
учетчиков из трех – четырех человек. Пересекая участок в разных направлениях, учетчики
записывают каждое животное, его поведение, количество в стаде, возраст. Отмечаются не только
туры и серны, но и другие животные, а также попутно (как это делается при любых наблюдениях и
работе в горах) основные растения и стадии их развития. Многолетние данные подобных наблюдений
позволяют судить об изменениях численности животных и основных закономерностях в развитии
растений различных районов заповедника.
Наш участок – один из наиболее тяжелых, но и самых интересных. Во-первых, потому, что
такие отдаленные, малопосещаемые районы изобилуют животными, во-вторых, в таких местах
больше шансов найти редкое интересное растение.
Отдохнув, но и быстро промерзнув под холодным ветром, идем по намеченному маршруту
дальше. Верховье реки Безымянной, справа от нас, временами затягивается белой пеленой облаков.
Широкая троговая (выпаханная древним ледником) долина реки видна как на ладони. Северозападный склон ее почти сплошь покрыт темно-зелеными зарослями кавказского рододендрона.
Сейчас они украшены великолепными белыми букетами. Июль – время массового цветения этого
вечнозеленого реликтового кустарника высокогорий. Местами белеют большие пятна еще не
растаявшего снега. На лугах снежные «салфетки» окаймлены цветными полосами ранневесенних
растений: почти у самого края снежника – сиреневые глазки примул с полусвернутыми,
гофрированными листочками; дальше – желтые купальницы и сон-трава, белые анемоны среди
высокой растительности лугов. По корытообразному дну долины сверкает серебристой нитью река.
Обшариваем в бинокль противоположный хребет и склон. В небольшой впадине на гребне
хребта, где расположен один из искусственных солонцов, толкутся туры. Одни лижут соль, другие
отдыхают поодаль или пасутся вблизи солонца. Считаем: двенадцать самок, восемь малышей. У края
березняка передвигаются пять самок оленя с двумя оленятами. Итак, счет открыт. Теперь не
помешала бы погода. Двигаемся дальше. Уже кончился альпийский пояс. Хребет становится все уже.
Слева на склоне, около выбитого солонца, видны туровые ловушки. Они открыты, но не
насторожены, так как отлов закончен.
По хребту уже не идем, а ползем. Среди голых камней кое-где ютятся миниатюрные, яркие
растения: розовый проломник, желтые лапчатки, плотные подушки камнеломки с длинным крепким
корнем, уходящим далеко в глубину трещин, красивые розетки молодила с мясистыми листьями.
Сжатость, миниатюрность всех их органов – результат жизни многих поколений в суровых
климатических условиях. За короткое (2 – 2,5 месяца) высокогорное лето растения должны успеть
расцвести и дать семена.
Вскоре кончились и они. Куда ни кинешь взор, всюду обломки горных пород и ребристые
зазубренные хребты. Из-под ног осыпаются звенящие, как металл, тонкие, но крепкие плитки
кристаллических сланцев. Весь хребет состоит из таких расслаивающихся скал, образующих то
ступени, то гребни, похожие на неровные зубья пилы. Вершина Тыбги маячит впереди. Она кажется
близкой, но почему-то все время отдаляется от нас. Со стороны крутой каменистой осыпи слышатся
звуки падающих камней. На желтовато-серой поверхности, изборожденной промоинами и
загроможденной обломками породы, ничего не видно. Но кто-то там есть. Садимся, привалившись
рюкзаками к камням. В бинокль видно, как потянулась цепочка туров из-за уступа склона, выше них
еще, а дальше... Лежат, пасутся самки, малыши. Сколько их! Считаем вначале передвигающихся,
потом неподвижных.
Ветер продолжает усиливаться, он несет из-за хребта через наши головы клочья облаков,
заволакивая хорошо видневшийся перед этим склон. Идти тяжело. Наконец-то вершина. Вот она, в
десяти-пятнадцати метрах. А дальше ничего не видно за плотной белесой массой и мелкой сеткой
начавшегося дождя. Продолжать путь нельзя. Придется ждать хоть какого-нибудь просвета, чтобы
сориентироваться.
Натягиваем плащи и устраиваемся на мокрых камнях. Вскоре в одном месте пелена поредела,
мелькнуло голубое небо, открылся кусок дальних гор, и на какое-то мгновение мы рассмотрели и
головокружительный скалистый обрыв, и крутые снежные поля, и чешуйчатый, пилообразный
гребень хребта, по которому нам надо идти дальше.
Лезем снова по выветренному гребню под дождем, то перепрыгивая через трещины, то
осторожно обходя торчащие шпили. Ветер надувает плащи, грозя сбросить любого из нас с мокрого
узкого хребта вниз, в молочную бездонную муть.
В нескольких местах путь преграждают снежники, заполнившие толстой плотной массой
широкие трещины на хребте. По ним проходим осторожно, выдалбливая в снегу ногами лунки, чтобы
не заскользить под уклон. Справа – долина реки Чессу. Теперь надо бы спускаться, но пока что
пригодных для спуска мест не видно. Туман не дает осмотреться. Опять остановка. Близко раздаются
мелодичные крики уларов – горных индеек, - коренных обитателей высокогорья. Неожиданно из-за
тумана, как на киноэкране, появляются одна за другой бородатые головы с тяжелыми, загнутыми
назад рогами. Два старых тура идут по нашему гребню. Спины у них еще в клочьях невылинявшего
пуха. Увидев нас, они остановились на мгновение и в два прыжка исчезли на крутом снежном склоне.
Дождь перестал, туман несколько рассеялся. Внизу, на дне полуразрушенного ледникового
цирка, мы увидели Тыбгинское озеро. Верхняя часть цирка до половины закрыта льдом и
спускающимся со склона снегом. Ниже видны сосны на крутых скалистых выступах, а дальше –
ущелье реки Холодной, вытекающей из озера бурливым ручейком.
Слышим свистящие звуки: где-то здесь серны. Они заметили или почуяли нас.
Всматриваемся в каменные нагромождения. Вон из-за уступа выглядывает изящная голова,
украшенная небольшими, близко поставленными, загнутыми рожками. Животное выходит на
большой камень и с любопытством смотрит в нашу сторону. А свист доносится снизу. Там, на белой
поверхности снежника, целое стадо этих обитателей скал и осыпей. Стоят смотрят вверх. Малыши,
как точеные игрушечные козлики, без рожек. Им нет дела до тревоги взрослых: они прыгают,
сталкиваются лбами, резвятся на крутом склоне, как на ровном полу. Серн в заповеднике
насчитывается несколько тысяч, но их значительно меньше, чем туров. Проводить длительные
наблюдения за ними у нас сейчас нет времени, надо успеть до вечера спуститься к лесу и устроиться
на ночь. Стадо снялось и легко помчалось вниз. Мы двигаемся дальше.
Вот она, цель нашего маршрута – река Чессу! Стоит испытать и дождь, и холод, и все прочие
трудности пути, чтобы только заглянуть сюда, за хребет, в мир дикой первозданной природы гор, не
смягченной здесь даже южным солнцем Кавказа.
Прямо против нас вздымаются обрывистые светло-серые стены Чугуша, одного из
крупнейших горных массивов Главного хребта на Западном Кавказе. По северному склону
простирается система цирков, отделенных друг от друга скалистыми гребнями. Цирки заполнены
ледниками, тянущимися до самого обрыва. Огромные массы воды падают с его 100 – 150-метровой
высоты. А сама Чессу, приняв в себя эту воду, изумрудная, с белым кружевом пены, неудержимо
стремится вниз по каменистому ложу. Несколько снежных мостов белыми арками перекинулись через
ее стремнину. Вот река врывается в тесный каньон и с грохотом обрушивается с огромного порога в
кипящий котел. Здесь она встречается с бурным потоком, бегущим по узкой щели, прорезавшей
правый склон, затем огибает скалистый отрог Чугуша и теряется за поворотом.
На ровном уступе скалы, круто обрывающемся к реке, на фоне неба темнеет неподвижная,
словно вытесанная из камня, одинокая фигура тура.
Нам надо спешить, время близится к вечеру. Отыскиваем подходящее место для спуска. От
уступа к уступу, цепляясь за щели и прижимаясь всем телом к скалам, осторожно сползаем вниз.
Впереди нас летят осколки породы. Из подобных осколков состоит огромная крутая осыпь у
подножия стены. Ниже осыпи – длинный язык снега; он вклинивается в зеленый ковер лугов.
Передвигаемся со ползающим вместе с нами верхним слоем мелких обломков. Справа загрохотали
камни: с осыпи по отвесной почти стене взбираются несколько крупных туров-бородачей. Пробежав
некоторое расстояние, они останавливаются на выступах скалы и смотрят в нашу сторону. Рядом
много притоптанных лежек, клочья турового пуха, помет. Вот где царство туров! Ниже, на зеленом
фоне травянистого склона, их целое стадо; у соседнего хребта – другое стадо; по камням бегут еще,
скрываясь в расщелинах скал. На вершине округлого бугра лежат несколько оленей; стук камней их
не беспокоит.
От напряжения при спуске подламываются колени, в ботинки набился щебень. Но вот и
снежник. По нему двигаемся с большей скоростью и вскоре оказываемся у ручья. С наслаждением
сбрасываем надоевшие рюкзаки, пьем ледяную прозрачную воду, умываемся, вытряхиваем снег и
камни из ботинок. Ярко-зеленый бережок, скромные нежно-сиреневые цветочки примулы так и манят
прилечь отдохнуть. Мы как будто уже дома, идти отсюда никуда не хочется. Но надо спускаться к
лесу, туда, где есть дрова, дающие огонь – источник тепла и уюта. По склону луга добираемся до
кромки белоствольного криволесья. Выбираем более пологое место под березками для ночлега.
Вскоре костер распространяет живительное тепло и дым – единственное спасение от полчищ
мошек, набросившихся на нас, как только мы остановились.
Загорелись первые звезды, и быстро, по южному, почти без сумерек, опустилась ночь. С
темнотой пропали и мошки. Натянув небольшой полотняный полог-козырек и подложив побольше
толстых березовых обрубков в костер, засыпаем под несмолкаемый шум водопадов Чугуша. Отсюда
однодневными переходами мы будем обследовать участок в течение нескольких дней.
Разбудил нас предутренний холод, костер совсем потух. Небо на востоке посветлело, четко
обозначились ледники на Чугуше. Одна за другой погасли звезды. Вершины соседних гор стали
розовыми, от реки поползли белые клочья тумана.
Налегке, без рюкзаков, идем вверх через яркий ковер цветов субальпийского луга.
Выбравшись на более открытое место с хорошим обзором, садимся, чтобы просмотреть внимательно
в бинокль все видные отсюда склоны. Раннее утро и конец дня – наиболее подходящее время для
учета животных и наблюдений за ними. Днем они чаще отдыхают в укромных местах. А их здесь
очень много: не видные вначале олени, туры, серны при более внимательном осмотре
обнаруживаются на луговых склонах, снежниках, скалах и среди деревьев. Не остается без внимания
и растительность. Наносим на карту и описываем каждый участок леса и луга. Записываем цветущие
растения, состояние ледников – все то, что может быть замечено в этом сложном природном,
комплексе.
В последующие дни нашего пребывания в долине Чессу погода благоприятствовала нам.
Участок обследован полностью: осмотрены все спускающиеся сюда отроги Джемарука и доступные
закоулки, заснято несколько фотопленок, гербарная папка наполнилась растениями, топографическая
карта – геоботаническими сведениями. Продуктов остается в обрез, а идти еще дня два или три до
следующей нашей базы на основной тропе, пересекающей заповедник с запада на восток.
На рассвете с сожалением покидаем полюбившееся место. Дальнейший наш путь отмечен
белыми полями снежников на склонах гор. От места нашей ночевки до перевала между Чугушом и
Джемаруком видно все. Но что нас ждет там, за сверкающей белизной снежного коридора в черной
рамке скалистых стен, по ту сторону кажущейся такой близкой седловины? Часа через два пути мы
поняли, что допустили оплошность в выборе маршрута: несколько больших снежных полей
преграждают нам дорогу; за ночь они затвердели, поверхность их покрылась скользкой коркой наста.
Она станет рыхлой под лучами солнца только к середине дня. Если бы мы отправились по руслу реки,
то избежали бы встречи с ними. Но теперь возвращаться уже поздно, хотя передвигаться дальше
будет намного труднее.
Впереди под склоном шумит правый исток Чессу. Вынырнув из-под толщи снега, забившего
узкое каменное русло, вода вновь скрывается в темной нише снежного моста. По нему мы должны
перейти на другую сторону потока. Здесь не обошлось без приключений: подмытый водой снег не
выдержал тяжести людей, и «мост» рухнул. Куски снега, подхваченные бурным течением, вертясь,
поплыли вниз. Для одного из нас это окончилось холодной ванной.
Теперь перед нами почти отвесная стена: скалистые, заросшие рододендроном хребты,
разделены ложбинами, забитыми плотным обледеневшим снегом. Взобраться на эти скользкие,
твердые барьеры, как мы рассчитывали накануне, рассматривая их в бинокль, сейчас невозможно.
Опять снег подводит нас. Цепляясь за крепкие стелющиеся стебли рододендрона, выступы скал и
помогая друг другу, ползем вверх по хребту рядом со снежной дорогой.
Неожиданно слева послышался стук камней, треск сучьев: кто-то пробирался через заросли
на соседнем хребте. Мы затаились, неудобно присев на небольшой каменистой площадке. С крутого
противоположного склона на снег мягко спрыгнула небольшая медведица. Отстав от нее, в
кустарнике копошатся два бурых комочка. Медведица, почуяв что-то подозрительное, повернулась в
нашу сторону, громко сопя. Ветер дует не в ее сторону, но все равно она заволновалась и, нервно
потоптавшись на месте, поспешно полезла вверх по снежнику. Медвежата, не видя причины для
волнения, суетятся, урчат и потешно, по-детски, «задним ходом», слезают с каменистого уступа,
спешат вслед за мамашей.
Продолжаем свой путь и мы, преодолевая сопротивление упругих, переплетенных стеблей
рододендрона. Вот и хребет, скалистая стена кончилась. Дальше крутой, но ровный склон. Темнозеленый, с кремовыми букетами цветов ковер рододендрона, скрадывая все неровности рельефа,
заходит и в нижерасположенный березняк. Дальняя луговая часть склона, вдающаяся клином между
обрывистыми скалами и полосой снежника, залита белым кипением цветущей ветреницы.
Громкий треск и шуршание внизу привлекли наше внимание. Три крупных оленя, закинув
назад огромные ветвистые рога, еще одетые чехлом мягкой пушистой шкурки, в несколько прыжков
достигли края леса и скрылись в густой чаще берез.
Пересекаем склон наискось, стремясь поскорее расстаться с цепкими кустами и выйти на
снег. Кругом журчит и звенит вода тысячами струек, ручейков, водопадов. На снежнике лежат и
ходят олени. Тонконогие оленята гоняются друг за другом, взметывая копытами фонтаны снега.
Медленно поднимаемся по длинному снежнику к «воротам в неизведанное». Справа голубеет
изрезанный огромными трещинами ледник. Его толща прикрыта сверху слоем снега. Внизу –
нагромождение обломков льда. Снег и лед искрятся на солнце, слепят глаза. Над скалами на фоне
яркого неба вьется большая стая черных альпийских галок. Утомительный подъем кажется
бесконечным. Поверхность снега разрыхлилась, стала мокрой.
На серо-желтом фоне скал сначала не видим ничего, потом замечаем двигающихся
животных: по узкому карнизу цепочкой друг за другом идут большерогие туры. Их окраска настолько
сливается с фоном, что, когда они останавливаются, тотчас же теряются из виду. Невдалеке от
седловины на ровной площадке хребта молодые туры состязаются в силе: встав на задние ноги, они
как бы нехотя сшибаются рогами. Удар, видимо, силен, так как звук его слышен больше чем за
километр.
Незаметно надвинулись серые тучи, и начал накрапывать дождь. Но мы уже на перевале.
Перед нами не менее живописное и дикое верховье реки Киши. Справа высятся темные массивы гор
Воробьевой и Ассары, переходящие далее в синеющую цепь скалистых хребтов, неизвестных для
нас. Слева вздымается Джемарук; по уступам врассыпную убегают напуганные нами туры. Прямо
под ногами огромными ступенями круто спускаются в глубокую долину реки выпуклые, гладко
отшлифованные и исцарапанные древним ледником «бараньи лбы». Многоводный поток,
начинающийся где-то у привершинных ледников, падает с уступа на уступ. По этим выглаженным,
скользким скалам нам не спуститься. Остается один путь – узкая щель между ними и стеной
Джемарука. Она забита до самого верха снегом. Начинаем спуск. Он такой же длинный и
утомительный, как и подъем по истоку Чессу. Правда, скорость при спуске заметно выше. По снегу
едем на ботинках, как на лыжах.
У самой кромки снега по скалам золотой каймой цветет азалия; березовое криволесье
покрылось нежно-зелеными молодыми листочками; белыми гроздьями соцветий оделась черемуха;
местами доцветает лещина. Здесь еще весна.
Перед нами плоская троговая долина. На обнажившихся от снега зеленеющих лужайках
пестреют весенние цветы. Среди криволесья темнеют пихты и манят нас под свои кроны на ночлег.
Но, несмотря на дождь и усталость, мы двигаемся дальше, так как должны максимально использовать
световой день. Нам нужно как можно дальше продвинуться вниз по Кише, поближе к нашей
основной базе на Сенной поляне. Там нас ждут продукты и лошади.
А дождь разыгрался не на шутку, дальние перспективы сплошь затянуты его серой пеленой.
Перед нами – вздувшаяся от тающего снега река. На ту сторону переходим вброд. Вода ледяными
тисками до ломоты сжимает ноги.
Вскоре кончается удобный путь по плоскому дну долины. Ниже река врывается в ущелье. С
двух сторон к нему спускаются каменистые осыпи, сплошь заросшие лиственным криволесьем.
Местами они завалены остатками лавин. Не найдя ни одной звериной тропы, продираемся через чащу
склоненных и переплетенных стволов.
День склоняется к вечеру, мы уже думаем о ночлеге, но где же тут можно остановиться?
Напряженно всматриваемся в серую муть в надежде увидеть хоть одну пихту, а вместе с ней кусочек
ровного места для костра. Автоматически поднимаем и раздвигаем упругие ветви, протискиваемся
между ними. Неожиданно, когда стало уже заметно темнеть, из тумана выплыл довольно пологий
гребень хребта с крупными деревьями бука наверху. Поднимаемся наверх и находим между толстыми
стволами небольшую ровную площадку, выстланную прошлогодними листьями. Дальше не идем. Это
все, что нам нужно. Правда, здесь нет надежной пихтовой кроны, под которой бывает так сухо. Дождь
льет, кругом все мокро, но выбирать не приходится. Быстро натягиваем свою палатку-козырек и
прячем под нее рюкзаки. Костер даже со смолянкой (кусочками сухого смолистого корня сосны),
вытащенной из непромокаемого мешочка со спичками, долго не хочет загораться. Наконец огонь
побеждает и пламя уже полыхает веселыми языками. Костер!.. Что может быть милее и нужнее для
промокшего до костей и замерзшего человека? Кипит чай в котелке, сушится одежда, и мы имеем
возможность записать в дневник впечатления минувшего дня.
В поисках зубров
Вот уже больше месяца работают студенты в одном из урочищ восточной части заповедника.
Урочище имеет довольно непоэтичное название – «Мешок». В самом деле, когда смотришь на карту,
это место напоминает по форме мешок с выходом в одну сторону. У края пихтарника на высоте 2000
метров над уровнем моря – крытый дранью балаган. Здесь и живут студенты. У каждого из них своя
курсовая или дипломная работа. Молодежь работает с увлечением, привыкнув и к дождю, и к солнцу,
и к дымному костру. Ботаники наблюдают развитие растений на разных высотах, собирают
материалы по флоре заповедника. Зоологи следят за повадками животных в природе, накапливают
сведения о питании, кормовых растениях и т. д. Периодически мы приезжаем к ним.
Приближаясь к урочищу, мы медленно поднимаемся по тропе, вьющейся вдоль крутого
склона в густом пихтовом лесу. Вечереет. Солнце готово опуститься за темнеющие на западе горы.
Последние косые лучи его, пронизывая густые кроны деревьев, золотистыми бликами ложатся на
траву, толстые обомшелые валежины, обвитые цепкими стеблями ежевики, и серые стволы пихт.
Тихо в лесу. Не колышутся травы. В лощинах и балках, прорезаемых быстрыми ручьями, сгущается
полумрак. Оттуда, снизу, уже набегают временами струи сырого и холодного воздуха. На деревьях
еще гомонят лесные птички, готовясь ко сну. От стволов на землю легли длинные тени. Отдаленные
горные вершины теряют свои очертания, скрываясь за легкой синевато-сизой дымкой. Облесенные
склоны ближних гор окутываются полупрозрачной голубоватой пеленой. Из долины доносится
неумолчный шум реки.
Солнце скрылось за дальним хребтом. В лесу разливается сумрак. Умолкли птичьи голоса. В
долине уже клубятся молочно-белые волны тумана, а снежные, вершины еще слегка розовеют,
отбрасывая густые синие тени на соседние склоны. Небо на западе пылает золотом, и на его
сверкающем фоне зубчатые края гор приобретают особенно четкие очертания.
На лесных полянах еще светло. Стрекочут кузнечики. Травы и цветы покрылись капельками
росы и не шелохнутся. Но вот у края леса послышался шорох, заколебались, раздвинулись стебли, и
среди них мелькнуло какое-то животное. Мы стоим как вкопанные. Молодая самка оленя
остановилась среди высокой травы, нюхая воздух и чутко прислушиваясь. Ее голова с длинными,
нервно двигающимися ушами едва видна над травой. Кругом все спокойно: легкий ветерок не
доносит до нее запах человека. Она равнодушно скользит взглядом по нашим неподвижным фигурам.
Лениво щипнув несколько стеблей и почесав задней ногой за ухом, опустилась на землю, скрывшись
в траве. Здесь она проведет ночь, если ей никто не помешает.
Осторожно раздвигая растительность, чтобы не спугнуть ее, мы покидаем поляну и
продолжаем свой путь. Тем временем краски сгущаются, меркнут. На востоке небо потемнело, оно
почти слилось с синеющими вдали горами. Появились первые звезды. Наступило время, когда день,
слабея, еще борется с ночною темнотой. Дневные звуки замолкли, но еще не сменились звуками ночи.
Ничто не нарушает общей гармонии. И стрекотание кузнечиков, и глухой шум реки, и шелест трав –
все это сливается в единое дыхание природы, жизни.
Потянуло дымком. Лошади, почуяв близость балагана, идут быстрее и через минуту
привычно останавливаются у коновязи, фыркая в предвкушении отдыха. Сквозь щели видно, как в
домике приветливо сверкает огонек. Студенты нас ждут и встречают шумным восторгом.
Поздно вечером умолкли смех и разговоры. Тихо в лесу и на лугу, даже лошадей не слышно.
Над хребтом поднялась луна, посеребрив лесной ручей. Деревья стоят неподвижно, облитые ее
бледным светом.
А утром дробный стук дождя по тонкой крыше возвестил о том, что можно еще спать.
Кругом все затянуто туманом. Во вторую половину дня начался ливень, а к вечеру похолодало и
вместе с дождем повалили хлопья мокрого снега. Вскоре дождь перестал, и всю ночь тихо шел снег.
Он не прекратился и на следующий день. Все вокруг: безлесные склоны гор, деревья и трава в лесу –
покрылось белым и чистым снежным покрывалом. На его фоне темными и неопрятными кажутся
стволы берез. Под тяжестью снежных подушек, лежащих на деревьях, низко склонились тонкие
молодые березы и рябины. В лесу временами раздается шорох: то падают с деревьев комья снега.
Около балагана царит веселье: летают снежки, слышен смех и визг. А снег все падает и
падает... И это в конце июля!
Такие капризы природы обычны в верхней части горного лесного пояса. Иногда летом снег
выпадает и ниже, даже на высоте полутора тысяч метров. В предгорных и степных районах Кубани
при этом становится значительно прохладнее. Как правило, такое резкое похолодание бывает
кратковременным, и свежий снег быстро тает под лучами летнего солнца. Так было и на этот раз.
Утро настало голубое и яркое. Солнце поднялось высоко. Потемнели безлесные склоны.
Зашумели ручьи, наполнившись мутной водой. В лесу, в тени деревьев, мокрый снег лежит плотным
слоем.
Пробыв у студентов несколько дней, мы уезжаем дальше на восток, к реке Малой Лабе, в
поисках зубров – основной цели этого похода. Зубры – наша гордость. Их история тесно связана с
историей заповедника.
Кавказские зубры, ранее обитавшие в лесах по рекам Белой и Малой Лабе, к началу ХХ века
находились на грани полного уничтожения. Передовая научная общественность России подняла
вопрос об организации зубрового заповедника в целях сохранения этого ценного вида животных.
Однако заповедник был организован только при Советской власти, в 1924 году. К тому времени от
стада остались лишь зубры-одиночки. Последних из них перебили браконьеры в первые годы
формального существования заповедника. Перед заповедником была поставлена задача восстановить
зубров на Кавказе. Для этого сюда завезли пять зубробизонов, имевших примесь крови кавказских
зубров. Первые годы они содержались в загонах, потом их выпустили на волю, а теперь численность
этих животных достигла более пятисот. Они одичали, самостоятельно расселились на значительной
части территории заповедника.
Легче всего встретить их в бассейне реки Умпырки. Туда мы и направляемся. Трава на лугах
примята недавним снегом, но все равно луг пестреет красками: цветет разнотравье. Темно-зеленые
заросли рододендрона пожелтели от большого количества плодов-коробочек. В березняках в полном
цвету рябина, и всюду летает пух с мелкими семенами ивы.
Случайно на светлом фоне луга мы заметили два темных движущихся пятна. В бинокль
рассмотрели медведей, идущих по склону. Оставив лошадей, постарались, скрываясь за складками
рельефа, подобраться поближе. Это оказались крупный лохматый самец и значительно меньшая
самка. Самец явно ухаживал за своей подругой: он терся об нее головой и лизал морду. Потом они
поднялись на задние лапы и, обхватив передними друг друга, начали бороться. Оставив милое
семейство развлекаться, мы поспешили дальше. Из зарослей рододендрона и колючего
можжевельника то и дело с характерным свистом поднимаются выводки тетеревов. Птенцов уже не
отличишь от взрослых.
На верхушках пихт, как зеленые огурцы, торчат шишки. Внизу на пеньках, валежинах и
просто на земле лежат кучки зеленой чешуи с ярко-красной подкладкой. Это беличья работа. Значит,
в шишках уже есть семена, являющиеся одним из излюбленных кормов белки.
Снег растаял, и тропа стала грязной. Среди деревьев светлеет небольшая лесная полянка. В ее
высокой траве двигается что-то темное, изредка слышится треск сучьев. Зубры! Теперь не спугнуть
бы их. Пристроившись с подветренной стороны за стволами, наблюдаем. Здесь их штук десятьдвенадцать, угрюмых и мрачных лесных великанов. Горбатые спины, длинная темно-бурая шерсть на
передней, более мощной части тела. Толстые изогнутые рога венчают кудрявую бородатую голову.
Зубры мирно пасутся. Борьба за первенство в стаде среди самцов старшего возраста, по-видимому,
уже прошла. Крупный самец временами поддевает рогами то одного, то другого из молодых быков,
приближающихся к самкам. Телята, беззаботно помахивая короткими хвостами, пасутся тут же. Ветер
переменил направление и теперь дует между нами и пасущимися животными. Зубрица, медленно
двигающаяся впереди стада, обходит нас с правой стороны. Неожиданно вздрогнув, она
останавливается, точно перед невидимым барьером, и тревожно смотрит нашу сторону. Ближайшие к
ней животные также останавливаются, затем раздается что-то вроде хрюканья, авангард
поворачивается и бежит прочь. С треском и громким топаньем все стадо следует за ним. Наши
наблюдения невольно кончаются. Подвел ветер. Остается сесть на лошадей и двигаться дальше.
Пихтарники здесь чередуются с многочисленными большими и малыми высокотравными
полянами. Вот тропа ныряет в сомкнувшийся над ней плотный строй зеленых трав. Ныряем и мы туда
же. Перед нами – зеленый хаос из листьев, стеблей, соцветий: колышутся метелки мятлика и жесткие
колосья ржи; упругие стебли борщевика в руку толщиной смыкаются над головой большими белыми
зонтиками; твердые головки головчатки и белые «канделябры» борца, зацепившись за идущую
впереди лошадь, норовят с размаху ударить в лицо. За ноги цепляются шершавые стебли окопника с
мелкими голубыми колокольчиками цветков. Это – субальпийское высокотравье, реликтовые
группировки гигантских трав, сохранившиеся на Кавказе с доледникового периода. В наше время они
встречаются в наиболее влажных и теплых местах – по опушкам леса и полянам.
На краю поляны рядами выстроились круглокронные, как подстриженные, яворы. В их
темно-зеленых шапках желтеют отдельные листья. Под кронами золотятся крупные лучистые
соцветия девясила и телекии. Тропа извивами спускается в пихтарник. Вдоль ручья – сплошная
мозаика из округлых, до метра в диаметре, листьев подбела с бархатистой нижней стороной. В
зарослях ежевики уже видны спелые черные ягоды. Вот и бук появился. На тропе валяются его
пустые плюски с дырочками на боку. Это соня-полчок, ночной грызун, не дождавшись созревания
орешков, лакомится их мякотью и кидает вниз пустую оболочку плода.
Солнце склоняется к западу. Проезжаем светлокорые, с трепещущими листьями осинники,
под которыми иногда увидишь упругую красно-оранжевую шляпку подосиновика. Позади остались
дубняки со сплошным азалиевым подлеском и одиночными соснами-маяками. На ровной речной
террасе с редкими соснами – кордон Умпырь, самый живописный из наших кордонов. Здесь будем
ночевать.
Рев оленей
Осень подкралась как-то исподволь, незаметно. А ведь еще недавно на лугах в массе цвели
сиреневые васильки, голубели скабиозы и живокость. Лес и луга были пока зелеными. Но уже не те
сочные яркие краски, не те нежные и свежие злаки, как в июне – июле. Приближение осени
чувствовалось в поблекшей растительности. В кленах нет-нет да и мелькнет багровое пятно осенних
листьев. Все чаще во время дождей вершины гор одевались белым покрывалом свежего снега, все
продолжительнее становилось дождливое ненастье. А в сентябре установились ясные солнечные дни.
Небо глубокое, чистое. Летят белые паутинки, цепляясь за стебли полегших трав. Началось «бабье
лето». Большинство луговых растений отплодоносило. В массе желтой травы сейчас кое-где можно
встретить лишь ярко-голубые горечавки, запоздавшие васильки и скабиозы. Зато расцвели осенние
виды: шафран и безвременники. Темные звездные ночи стали особенно холодными. По утрам трава
седеет от инея, хрустит под ногами. Нежные цветки горечавки и шафрана становятся хрупкими,
готовыми сломаться от малейшего прикосновения. Солнце сравняет иней, возвращая к жизни нежные
растения.
Сейчас время осенних красок. Желтовато-зеленый, блеклый фон берез по верхней границе
леса расцвечен розовыми пятнами рябин с огненно-красными кистями ягод. Небольшие стайки
дроздов перелетают с дерева на дерево и склевывают спелые ягоды. Роем желтых бабочек кружатся
осыпающиеся листья. Осенние кроны клена – целая гамма тонов: голубовато-зеленые, желтоватозеленые, желтые, оранжевые, розовые, красные, бурые. Отдельные деревья наверху стоят уже без
листьев. А внизу по склонам расплескалось темно-зеленое море пихтарников.
Осень в лесу – это период изобилия кормов для животных. К этому времени все они, за
исключением туров, спускаются в лесной пояс. У оленей начинается брачный период – гон, или, как
его принято называть, «рев». В это время и проводят их учет в заповеднике.
Наша группа прибыла для этого в район своего участка, на восточные склоны горы Джуги.
Расположились лагерем у края сосняка с тем расчетом, чтобы со склона хорошо просматривались
соседние отроги хребта, граница леса и безлесные луговые участки. Пока разбивали палатку, путали
лошадей, готовили дрова, солнце опустилось за хребет. На склоны надвинулась тень, и различить чтонибудь на них стало невозможно. Но можно слушать.
Вот с противоположного хребта раздался басистый трубный звук. В этом призывном реве,
порой тоскливом и даже жалобном, чувствуется в то же время сила и мощь дикого лесного зверя.
Почти тотчас последовал второй, потом третий. И вот уже лес вокруг нас гремит от могучего «хора»,
усиливающегося многоголосым эхом. Олени ревут, как бы перекликаясь друг с другом. Одни из них
временно замолкают, другие начинают. Каждый самец в это время облюбовал себе постоянное место
– «точок». Здесь он собирает гарем самок. Различив по голосам и местоположению оленей, мы
подсчитываем их. К ночи «концерт» стихает. Забираемся в палатку и мы.
Просыпаемся задолго до рассвета. Стенки и потолок палатки изнутри покрыты белым
пушистым инеем. Выползаем из спальных мешков, поеживаясь от холода. Прислушиваемся. Олени
уже ревут. Выбираемся из палатки и сразу попадаем в холодную беспредельную тьму. Быстро
разводим костер. Мечущиеся красноватые отблески огня заплясали на стволах ближних сосен и боках
палатки. Наша стоянка сразу стала обжитой и уютной. Прихлебывая горячий чай, слушаем, считаем
по голосам, записываем.
Когда посветлело на востоке, покидаем лагерь. Медленно поднимаемся к лугам. Под ногами
хрустит замерзшая трава. Светает быстро. Уже зарозовел гребень хребта, тают, растворяются густые
синие тени в ущельях. Наконец ослепительный сноп лучей брызнул из-за кромки дальних гор, и все
вокруг: трава и листья, хвоя сосен и камни – заискрилось, засверкало тысячами маленьких солнц и
радуг. Как яркие рубины, вспыхнули на мягком моховом ковре спелые ягоды брусники в темной
глянцевой оправе кожистых листиков. Внимательно вглядываемся в каждую складку рельефа.
Блеклый желто-серый фон лугов, казавшийся несколько минут назад безжизненным, вдруг ожил.
В небольшой ложбине около вытоптанного в траве точка стоит крупный олень. Время от
времени он поднимает голову, кладет свои ветвистые рога на спину и издает хриплый отрывистый
рев. Поодаль пасутся самки. Выше по склону из травы, как темные безлистные кусты, торчат рога
лежащих животных. На поляне в березовом криволесье ходит одинокий самец. Временами он
останавливается, яростно ломает и гнет рогами гибкие сучья берез и ив, роет передними ногами и
рогами землю. В стороне пасется годовик с острыми, еще неразветвившимися рогами. Он еще
молодой и не принимает участия в реве. На соседний хребет из-за склона стремительно выскакивает
небольшой молодой олень и мчится вдоль склона мимо нас. Сразу за ним появляется второй, более
крупный соперник. Убегающего спасают только ноги. Убедившись в бесплодности погони,
догонявший остановился и, по-видимому вспомнив об оставленных без присмотра самках, трусцой
побежал обратно и скрылся за хребтом. На противоположном гребне на фоне голубого неба пасется
самка с олененком. Детеныш, почти догнавший ростом свою мамашу, еще не чувствует себя
взрослым. Бросив щипать траву, он подходит к матери, встает на колени и, по-телячьи потыкавшись
мордой в вымя, начинает сосать. Но в этот момент на хребет выбегают чем-то напуганные самки:
одна, вторая, третья... Восемь голов. За ними, высунув язык и положив на спину рога, крупными
прыжками мчится самец. Не останавливаясь и увлекая за собою мирно отдыхавшую пару, вся группа
скрывается в лесу.
Высоко на скалах рассыпаны темные пятнышки. В бинокль определяем пасущихся серн.
Часам к восьми – десяти все животные постепенно из лугов спускаются в лес; рев стихает,
чтобы к вечеру возобновиться с новой силой. К этому времени и мы должны перебазироваться на
другой участок, в лес.
Через десять дней учет окончен. Район обследован, прослушан и просмотрен полностью.
Учетный дневник заполнен записями. Можно отправляться обратный путь на Кишу.
Березовое криволесье уже не золотым, а прозрачным розовато-серым кольцом опоясывает
темные пихтарники. Вдоль тропы на полуобнаженных кустах смородины еще сохранились
одиночные кисти темно-красных кислых ягод. На опушках в зарослях иван-чая, покрытого сейчас
пучками пуха разлетающихся по ветру семянок, вся земля перерыта, как лопатой. Это кабаны
добывали свой излюбленный корм – корневища растений. На полянах трава истоптана и перемешана.
Среди нее видны листья и поломанные стебли малины. Стоит их приподнять, как в нижней части
закраснеют перезревшие, еле держащиеся на плодоножках плоды. Здесь медведь лакомился малиной;
он объедал ее сверху, но не догадался заглянуть вниз.
В лесу полным ходом идет листопад; под ногами шуршат, желто-бурые буковые, желтые и
красные кленовые листья. Начинают осыпаться трехгранные орешки бука. Куртины кавказской
черники манят массой темно-синих, приятных на вкус ягод.
К реке Шише спускаемся на исходе дня. Воды в ней совсем мало. Сейчас здесь можно видеть
форель, идущую вверх, к истокам реки, на нерест. Там, в неглубоких ручьях с менее бурным
течением, самки отложат на дне ям небольшие кучки икринок, а самцы, полив их молоками,
прикроют песком и мелкой галькой.
Тропа ведет нас лесом по южному склону. Воздух постепенно свежеет. Стихает оживленная
трескотня черных дроздов. Сквозь редкие просветы в кронах проглядывают первые звезды. Тени от
деревьев сливаются, и уже трудно отличить дальние предметы.
Проезжаем мимо фруктарников. Отпускаем лошадей вперед и затаиваемся вблизи одной из
групп диких груш. Звери выходят на кормежку с наступлением темноты. Ждать долго не пришлось.
Совсем рядом раздается громкое чавканье, сопенье, затем визг поросенка. Это стадо кабанов
совершенно неслышно пришло сюда. За день почва под деревьями местами покрылась слоем
опавших груш, и животные, найдя обильный корм, несколько теряют осторожность. Взрослые кабаны
начинают толкать подсвинков, на минуту вспыхивают драки, но до серьезных сражений не доходит.
Дело ограничивается только толчками и взвизгиваниями.
Внезапно чавканье смолкает, затем раздается громкое «ффф-ух... ффф-ух! » и шум
убегающего стада. Что заставило кабанов так поспешно бежать? Оказывается, пришел медведь.
Слышно, как на зубах зверя лопаются спелые груши. И кабаны, и медведи едят только улежавшиеся
плоды. На этот раз медведя опередили, и на его долю их осталось очень мало. Но при обильном
урожае плоды осыпаются непрерывно, и завтра снова вся земля здесь будет покрыта ими. А пока
медведь медленно, с остановкой под каждой грушей, двинулся в лес в поисках буковых орешков.
На Кишинский кордон пришли уже в полной темноте. Над Пшекишем алмазом сверкает
готовый опуститься за хребет узкий серп луны. Поперек реки легла серебристая дорожка.
Зима
Конец ноября. В Майкопе еще тепло, и наша группа в теплых суконных куртках и шапкахушанках выглядит странно среди легко одетых майкопчан. Междугородный автобус везет нас в село
Хамышки. Большинство деревьев уже сбросило свои листья, и лишь на склонах долины реки Белой
дубняки стоят в желтом осеннем уборе.
Осенний воздух особенно прозрачен. Плохо видимые летом горы сейчас отчетливо
вырисовываются своей белизной. Издали даже можно проследить, откуда начинается сплошной
снежный покров. Граница его немного не доходит до лесного пояса. Там уже настоящая зима, и туда
мы держим свой нелегкий путь. Наша задача – сделать как можно больше наблюдений над
животными в их самый тяжелый зимний период жизни.
Раньше всего зима устанавливается в высокогорье – альпийском и субальпийском поясах.
Первые снегопады здесь нередки даже в сентябре. Постепенно граница снега спускается все ниже и
ниже, и во второй половине ноября или в начале декабря устойчивый снежный покров доходит до
верхней границы леса.
В Гузерипле навьючиваем коней рюкзаками, поверх которых прикрепляем еще и лыжи,
приспособленные для ходьбы в горах, и поднимаемся по дороге на пастбище Абаго.
После прошедших недавно дождей в колеях и выбоинах стоят лужи. В лесу светло: кроны
буков сейчас сбросили листья, и их ветви четко выделяются на фоне неба.
Вокруг – толстый ковер из свежеопавших листьев бука, ильма, клена. Стоит свернуть с
дороги, как ноги утопают в рыхлой подушке. Тихо. Лишь изредка прошуршит белка или пискнет
полевка. Год был урожайным на орешки бука, и их много лежит под листьями. С земли то и дело,
громко хлопая, крыльями, взлетают большие стаи голубей – витютней. Их здесь сейчас сотни, тысячи.
Птицы клюют эти маслянистые, питательные семена. В стороне от дороги все листья перерыты: здесь
потрудилось стадо кабанов. Для них буковые орешки – основной корм осенью. Однако увидеть этих
осторожных животных вблизи дороги, по которой часто проходят люди, редко кому удается.
Тишину осеннего леса иногда нарушают синицы. Они перелетают стайкой с одного дерева на
другое в поисках насекомых, укрывшихся на зиму в трещинах коры. Порой среди валежника у
дороги, как бы проверяя, кто идет по заповедному лесу, появится на минуту юркий крапивник.
Подергав своим вертикально торчащим хвостиком, снова спрячется в куче сухих ветвей.
Вскоре дорога выходит на северный склон хребта; встречаются первые небольшие пятна
снега. Чем выше поднимаемся, тем больше и больше снежных пятен. Постепенно лес принимает
почти зимний вид, Лишь вблизи стволов густокронных пихт остались не прикрытые снегом участки.
На ветвях небольших пихт, защищенных от ветра своими старшими сестрами-великанами, белеют
смерзшиеся кусочки снега. Кажется, что на их кроны кто-то накинул кружевную накидку.
Снег на дороге хотя и неглубокий, но лошадям идти трудно. Не без сожаления расстаемся с
ними, так как увесистые рюкзаки с их спин перекочевывают на наши. Уже можно передвигаться на
лыжах. Медленно преодолеваем последний подъем.
Наконец достигаем границы леса. Дальше – голые, безлесные склоны. Здесь все бело вокруг.
Лишь на субальпийских лесных полянах и на луговых склонах выше пояса березового криволесья
четко выделяются кажущиеся черными на снегу сухие стебли высоких растений. Еще не один
снегопад встретят они, прежде чем их накроет зимнее одеяло.
У опушки леса снег уплотнен сильными ветрами. С трудом пробиваем его палкой до земли,
чтобы узнать толщину пласта. А на южных склонах еще рыжеют большие обнаженные участки. Коегде среди старой травы зеленеют мелкие листики брусники, которые остаются зелеными в течение
всей зимы. И эта зелень, хотя и не такая яркая, как летом, вблизи снежного поля на северном склоне
очень привлекательна.
Здесь же на выгревном участке сияет светло-сиреневый безвременник. Из мерзлой земли на
тонкой белой ножке поднимается венчик с нежными лепестками. Впервые увидев это хрупкое
растение, с трудом веришь, что оно может расти и цвести зимой. Но недаром его назвали
безвременником. У этих луковичных растений сейчас нет листьев, они появляются только летом. А
сейчас стоит лишь приглядеться внимательнее, и в не успевшей еще полностью полечь траве их
можно увидеть десятки. Однако достаточно перейти на северный склон хребта, как картина резко
меняется. Здесь кругом снег. Верхний ряд берез уже испытывает на себе давление более чем
метрового слоя.
На лыжах идти можно только по северному склону. Идем, выбирая теневые участки. На
освещенных полуденным солнцем местах снег подтаял и большими комьями налипает на лыжи,
отчего они сразу становятся непомерно тяжелыми.
Вблизи полузасыпанных снегом березок – крестики тетеревиных следов. У нависших тонких
веток их особенно много. Почки склеваны, а у некоторых веточек обклеваны и концевые части. По
свежести следов видно, что птицы кормились совсем недавно. Возможно, они ушли при нашем
приближении: строчки следов ведут вверх и скрываются на южном бесснежном склоне. Эти птицы
прекрасно приспособлены к жизни в суровых условиях высокогорья. Их желудки с помощью
заглатываемых еще с осени мелких камешков способны перетирать самую грубую пищу – березовые
и ивовые почки и веточки, хвою пихты и можжевельника.
Все дальше и дальше скользим на лыжах, отмечая по пути толщину снежного покрова. Она
неодинакова. Сейчас снег заполнил почти все небольшие неровности рельефа.
Тяжелый рюкзак оттягивает плечи. На подъемах, несмотря на резкий, холодный ветер,
обильный пот стекает со лба, попадает в глаза. Спуски стремительны, их не замечаешь, поэтому
кажется, что почти все время поднимаешься вверх. Впереди – белая гладь увалов. Слева и справа в
долинах рек Безымянной и Молчепы раскинулись темные, почти черные пихтарники с проседью
остатков выпавшего недавно снега. Выше, за долиной Молчепы, высятся заснеженные утесы гор
Абаго, Атамажи, хребта Безводного и вершина горы Тыбги. Кое-где на особенно крутых склонах
видны полосы, оставленные сорвавшимися вниз лавинами. Они сейчас невелики и не так страшны и
опасны, как весной. Заснеженные березняки кажутся издали кустиками, нарисованными карандашом
на ослепительно белой бумаге.
Змейкой вьется сзади лыжня. Неожиданно впереди в небольшой лощине – следы, словно
человек прошел. Подходим ближе. В глубоких ямках – отпечатки когтистой лапы. На зимнюю
квартиру прошел медведь, разжирев за осень на буковых орешках и фруктах. Где-нибудь на склоне
заляжет в сухой берлоге и будет спокойно спать до весны, пока не зажурчат под лучами мартовского
солнца веселые весенние ручейки. Возможно, один из них, самый озорной, проникнет в спальню
хозяина леса с известием, что пора выбраться наружу. Не любит медведь, чтобы под ним было сыро, –
сразу покинет такую берлогу. На южных пригревах в это время появятся сочные всходы высоких
трав. Они будут первой пищей медведя весной после зимней голодной диеты. Природа очень
рационально приспособила организм зверя: самое бескормное время года они существуют за счет
собственных жировых отложений, причем из берлоги выходят еще хорошо упитанными. Медведица,
находясь в берлоге, рожает двух-трех медвежат. Факт этот кажется парадоксальным и не совсем
логичным. Однако все вполне закономерно. У всех копытных животных потомство появляется
весной, когда родители уже полностью обеспечены кормом.
Хищники, питающиеся мелкими или крупными животными, также не испытывают
недостатка в кормах и без труда могут прокормить малышей. Другое положение у медведя. Этот
зверь хотя и относится к хищникам, но в его пищевом рационе большую часть составляют
растительные корма, которых в весеннее время для такого крупного животного еще крайне
недостаточно, и чтобы добыть их, медведю приходится совершать очень большие переходы. С
беспомощными детенышами эти переходы были бы невозможны. Поэтому медвежата и рождаются в
январе, реже феврале. Ко времени выхода из берлоги они уже могут следовать за матерью.
После короткого отдыха – снова на лыжи. Погода начинает портиться. Над двумя зубцами
Ачешбока клубятся темные, густые облака. Вершина соседней Джуги также оделась кудрявой
шапкой неподвижно застывших облаков. Они не двигаются, как обычно, но на глазах расширяются,
захватывая все новые и новые части хребта. Как будто из гигантской трубы валит дым, который не
поднимается вверх и не уносится ветром, а растекается по склонам. Этот признак не предвещает
ничего доброго.
У горы Экспедиции тропа переходит на южный бесснежный склон. Лыжи несем в руках.
Первые шаги делаем легко, однако очень скоро дополнительная ноша начинает мешать. Но вот снова
сплошной снежный покров. С чувством облегчения становимся на лыжи и скатываемся к реке
Безымянной. Здесь ее верховье. Сейчас она почти вся под снегом. Лишь кое-где снег еще не успел
перекрыть быстрый поток. На некоторых таких промоинах красивыми белыми шапками выделяются
выступающие из воды камни.
Последний крутой подъем – и мы на опушке леса у лагеря Турового – основной базы наших
зимних полевых работ. Домик с двух сторон весь до самой крыши занесен снегом, с двух других
видна земля.
Сброшены рюкзаки, оттягивавшие плечи. Через некоторое время разгорается огонек в
железной печке, распространяя приятное тепло по небольшому помещению. На печку ставим ведро
со снегом. Прилипшие снаружи небольшие комочки снега тают и с шипеньем скатываются мелкими
капельками на раскаленную поверхность.
К вечеру появилась сплошная облачность, а в полночь начался легкий снегопад. В это время
на улице волшебная, сказочная картина. Сквозь облака просвечивает окруженная желтоватым
ореолом половинка луны. Редкие снежинки медленно опускаются, и их нежное прикосновение слегка
холодит лицо, руки. Деревья стоят, словно укрытые легкой полупрозрачной кисеей. Но, несмотря на
кажущуюся легкость этого покрывала, тонкие веточки сильно изогнулись. Достаточно
незначительного прикосновения, как снежное опушение срывается, изогнутый прутик, точно
пружина, подскакивает вверх и увлекает за собой другие ветки, с которых слетает снежное облачко. А
тишина кругом напряженная, настороженная, словно перед бурей.
И действительно, перед рассветом погода резко испортилась. Сперва где-то наверху вдруг
сильно загудело, затем наступило затишье. Через некоторое время раздалось завывание ветра,
зашумели вблизи березы, сразу стряхнувшие свой веселый праздничный наряд. Сильнее и чаще
порывы, и наконец все слилось в сплошной грохот, вой, свист. Наш маленький домик содрогается от
натисков ураганного ветра, и если бы не металлические оттяжки, его могло бы опрокинуть. Такие
ветры на высоте двух тысяч метров над уровнем моря и выше зимой бывают очень часто.
Рассвет не принес улучшения погоды. Видимость не превышает пяти метров, а дальше
сплошная снежная мгла. Иногда вблизи ветер на мгновение затихнет, тогда отчетливее слышно, как
он ревет на хребте; на минуту редеет мгла, проясняется какой-либо участок склона, на котором в
разных местах взметаются вверх большой силы и высоты смерчи, стремительно передвигающиеся и
увлекающие огромную массу мельчайшей снежной пыли. В воздухе вместе со снегом несутся пучки
травы, вырванные вместе с почвой. Вдруг вихри снова обрушились на домик, и опять, кроме
крутящейся, бешеной пляски снега, ничего не видно.
На двор приходится выскакивать, чтобы снять показания термометров. Это занимает
буквально несколько минут. Но все равно снежная сухая пыль набивается во все складки одежды.
Мелкие снежинки, точно тысячи иголок, ударяют в лицо. О выходе на хребет в такую погоду нечего и
думать.
Лишь к исходу третьих суток пурга утихла. Все реже и слабее порывы ветра; сквозь мглу
видны склоны горы и бешено мчащиеся по небу облака; изредка проглядывает голубое небо. Перед
сумерками облака совсем поредели и вскоре исчезли. Ветер окончательно стих, наступила
непривычная тишина. Луна находится в своей последней четверти, появляясь только во второй
половине ночи. А пока вокруг черное небо, усыпанное яркими звездами, среди которых протянулся
Млечный Путь.
Утро. Из-за хребта медленно поднимается солнце. Верхний ряд берез вспыхнул множеством
фейерверков, но снег еще «не играет». Краски меняются очень быстро. Под лучами поднявшегося
светила вспыхнули и засверкали миллионы кристалликов инея. Теперь отраженный от снежной
поверхности свет ослепителен. Без защитных темных очков на него невозможно смотреть.
Такой погодой надо пользоваться: погожими днями зимой высокогорье не балует. Скорей на
лыжи и наверх, туда, где зимуют туры! Как они перенесли вьюгу? Ведь там ветер был еще сильнее.
На хребтах намело большие сугробы уплотненного, словно сцементированного снега. Юго-восточные
склоны отрогов Тыбги покрыты бесснежными пятнами, вытянувшимися сверху вниз. Это «выдувы» и
«выгревы».
Появились туры. С гребня отрога, удобно устроившись на плотном надуве снега с застругами,
наблюдаем за этими животными. Они облюбовали небольшой хребет, протянувшийся между двумя
забитыми снегом балками. Большое стадо самцов медленно передвигается по скалистому склону,
съедая высохшую прошлогоднюю траву. Отдельные животные заходят на покрытые снегом участки и
разгребают снег передними ногами, ударяя то одной, то другой до тех пор, пока не откроется трава.
После этого в углубление погружается голова, и некоторое время видны лишь покачивающиеся рога.
Между кое-какими выгревами протянулись тропы через заснеженные балки. По следу медленно
продвигается крупный козел. Идти коротконогому животному по глубокому снегу тяжело, тур
проваливается и пробивает грудью целую траншею. Временами он наступает на край небольшого
уступа, скрытого снегом, соскальзывает, падает на бок, но быстро поднимается и продолжает
двигаться дальше. Как видно, пурга не повлияла на туров, привычных к суровым условиям.
Не все они остаются зимой на высокогорье. Много самок с молодняком спускается в лесной
пояс.
За время существования заповедника численность этих животных увеличилась во много раз и
сейчас составляет около 15 тысяч голов.
Последующие дни были посвящены работе в лесу. Зимой здесь можно увидеть особенно
много интересного. Надо только уметь читать следы, оставленные на снегу каждым лесным
обитателем. То, что ускользает от глаза наблюдателя летом, сейчас отчетливо видно. Жаль, что
короток зимний день: слишком рано приходится возвращаться в лагерь.
Тихо идем по заснеженному молчаливому пихтарнику; даже вездесущие синицы куда-то
исчезли. Чуть слышно поскрипывают лыжи. Большие снежные шапки лежат на ветках пихт. Во
многих местах молодые деревца стоят согнувшись дугой. Так и будут они стоять согнутыми, пока не
растает снег. А когда стукнешь палкой по такому деревцу, оно мгновенно выпрямляется, сбросив с
себя непомерную тяжесть.
Однако основная наша задача – наблюдения за животными. Выходим на южный склон
Оленьего хребта, к реке Холодной. Здесь снега значительно меньше, и сюда стягивается большое
количество оленей. Чем же они сейчас здесь питаются? Мы замечаем рядом с их следами плети
ожины с объеденными листьями, а немного дальше животные долго топтались у клена: все концевые
веточки оказались обкусанными. Впереди – разреженный ветровалом лес. Осторожно подходим
ближе. У недавно поваленной толстой пихты стоят шесть оленей: пять самок и самец с роскошными
рогами. Животные срывают с ветвей лишайник-бородач, большими зеленоватыми прядями которого
увешаны все ветви. Две самки с жадностью поедают бледно-зеленый шар омелы. Не успели мы
сделать несколько шагов, как олени скрылись.
На краю неглубокой балочки наше внимание привлекли следы лесной куницы. Они вывели
нас на противоположный берег и запетляли между пихтами. У одного старого дуплистого дерева
следы прервались, но на противоположной стороне в трех метрах от ствола в снегу видно
продолговатое углубление – отпечаток тела зверька, спрыгнувшего, видимо, с одной из нижних веток.
Дальше опять неторопливые прыжки до следующего дуплистого дерева и такой же прыжок вниз.
Куница в основном бегает по ночам и обследует по пути дупла в поисках кочующих там мелких птиц.
По следам пробираемся через молодую поросль. У занесенной снегом валежины – норка. Куница
словно нырнула в снег, воспользовавшись пустотой под поваленным стволом, и вынырнула у
противоположного конца.
Здесь зверек присел и как бы осмотрелся, куда бежать дальше по своим охотничьим делам.
Пробежав немного в сторону, куница делает большой прыжок к пихте. Вытоптанная площадка, на ней
несколько застывших ярких капелек крови и клочки шерсти лесной мыши – все, что осталось в
подтверждение этой маленькой ночной трагедии.
Видимо, насытившись, зверек покатался рядом на снегу и очистил свою пушистую шкурку,
прежде чем побежать дальше. Еще с километр петлял маленький хищник, пока следы не закончились
у одной из могучих пихт. На этом пути куница поймала еще одну мышь, но съела только головку.
Значит, сыта. Здесь, на пихте, где закончились следы, – ее дневное убежище. Осторожно обходим
дерево, внимательно всматриваемся в крону. Где-то там должен быть вход в дупло, где лежит куница.
Но все скрыто густыми ветвями. Один из нас стучит палкой по стволу, и совершенно неожиданно на
конце толстой ветки, отходящей от средней части ствола, показывается коричневый зверек. Его
гибкое тело мелькнуло в воздухе к соседней пихте. Затем куница очутилась на буке, откуда снова
прыгнула на пихту и скрылась где-то среди ветвей.
К лагерю возвращаемся, уставшие, перед сумерками. Последний подъем к домику кажется
особенно тяжелым. Хочется скорей забраться в спальный мешок; но еще много работы по
оформлению наблюдений.
Несколько погожих дней мы посвятили напряженной работе по обследованию обширного
района. За это время были пройдены десятки километров на лыжах, учтены следы животных. План
работы выполнен, можно возвращаться.
Рано утром следующего дня, до восхода солнца, отправляемся в обратный путь.
Задерживаться с выходом нельзя, так как часов с десяти снег начнет оттаивать сверху и сильно
налипать на лыжи.
Лавируя между кривыми стволами берез, скатываемся к реке Безымянной. Долина ее после
метелей и буранов выглядит совсем ровной. Даже русло можно проследить лишь по растущим коегде на берегах небольшим березкам и ивам. Глубоко под снегом чуть слышно журчит вода. На белой
поверхности заметно много новых следов лесных обитателей.
Вот между двумя кустами протянулись маленькие следы полевки. Зверек по каким-то своим
надобностям покинул свое убежище, но, пробежав несколько метров, снова юркнул у куста в
пушистый снег. Немного дальше тропу пересекли отпечатки лап лесной мыши. Вблизи каменной
россыпи напетляла ласка. Ее парные следы, напоминающие куньи, только значительно меньше,
иногда вдруг заканчиваются у норки. Это зверек нырнул под снег в поисках мышей. Ласка – гроза
этих мелких грызунов и уничтожает их значительно больше, чем может съесть.
У березового куста сидел заяц. Он откусил несколько веточек и не спеша направился
небольшими прыжками по своим заячьим делам.
На пастбище Абаго, пересекая его, протянулась ровная строчка следов лисицы. Но вот она
резко свернула в сторону. Это зверек своим тонким слухом услышал шорох или писк мыши, кинулся
на звук и пытался поймать грызуна. У снежной ямки осталось растерзанное гнездо полевки из сухой
травы. Отсюда к зарослям кустов лисица пошла крадучись по снегу. Интересно, к кому она так
осторожно подбиралась? Разгадка была у куста, откуда пошли огромные прыжки зайца. Длинноухий
лежал в хорошо примятой ямке. На этот раз лисица потерпела неудачу: заяц вовремя услышал
опасность. Километра через два, невдалеке от опушки леса, по кругловатым отпечаткам лап узнаем
рысь. Она кого-то тащила в зубах: рядом видна прерывистая полоса. Спешим по следу в обратную
сторону, как говорят охотники, «в пяту». Так скорее можно раскрыть эту загадку. И действительно,
пройдя вдоль опушки леса метров двести, мы увидели еще одно доказательство происшествия,
случившегося накануне.
В нескольких местах видны ямки – ночные квартиры тетеревов. Птицы на ночь зарываются в
рыхлый снег и под его защитой, как в теплой комнате, спят. Проходившая мимо своим мягким
кошачьим шагом рысь почувствовала присутствие тетеревов. Несколько осторожных шагов, затем
большой прыжок – и тетерев в зубах у четвероногого охотника. На примятой площадке валяется
несколько черных перышков, как бы свидетельствовавших, что пойман самец. Ночевавшие рядом
птицы, взметая снежную пыль, вылетели из своих убежищ, оставив по краям лунок росчерки крыльев.
Рысь, видимо, не была голодна и понесла свою добычу, чтобы спрятать ее в укромном месте.
От свесившегося из пасти хищника крыла и пролегла рядом со следом та прерывистая черта, которая
привлекла наше внимание и благодаря которой мы смогли выяснить подробности этой охоты.
По гладкой заснеженной дороге быстро спускаемся вниз. После снегопадов олени,
державшиеся до этого вблизи верхней границы леса, откочевали в более низкие участки, где толщина
снежного покрова не превышает сорока-пятидесяти сантиметров. Чем ниже, тем больше их следов
пересекает дорогу.
К Гузериплю спустились в сумерках, когда в домах уже зажглись огни.
Весеннее пробуждение
Вторая половина марта. По долине реки Белой в окрестностях станицы Даховской цветет
кизил. Его кусты сплошь облеплены золотистыми звездочками соцветий. Выше по реке, до самого
Гузерипля, цветет лещина. Тронешь ее свисающие вниз сережки – и поднимется легкое облачко
желтоватой пыльцы. По обочинам дороги на сероватых глинистых обрывах распустилась мать-имачеха. Близ опушки леса белеют подснежники. Тут же множество ярко-фиолетовых цикламенов.
Эти мелкие неприхотливые растения часто цветут даже в зимнюю пору, если на некоторое время
наступает потепление. Рядом распустились другие, такие же неприхотливые, только более крупные
растения с большими зеленоватыми цветами на высоких стебельках. Это морозники, покрывающие
почву в буковых лесах местами почти сплошным ковром.
Но такая картина пробуждения природы наблюдается пока только в нижних частях склонов.
С подъемом вверх все реже и реже встречаются ранневесенние цветущие растения. Появляются
отдельные небольшие пятна старого крупнозернистого снега по теневым местам. Чем выше, тем
больше таких пятен, и наконец начинается сплошной снежный покров. В субальпийском и
альпийском поясах – еще царство снега. Мощность его в это время наибольшая. Правда, днем он
подтаивает на солнце, а ночью снова сковывается морозом. Крепкий шероховатый наст, пока солнце
не размягчит его, выдерживает тяжесть идущего человека.
А по южным склонам высокогорья, где и зимой почти не бывает снега, совсем иная картина.
Сейчас здесь в прогреваемых местах складывается свой особый микроклимат, появляется ранняя
зелень; кое-где зацветают самые первые альпийские растения – фиалки. Впечатление такое, как будто
кто набросал на почву, покрытую бурой прошлогодней растительностью, яркие куски желтого и
фиолетового шелка.
Весна – пора лавин. Зимой в высокогорье скапливается много снега. На крутых склонах
подтаявшие пласты срываются вниз. С огромной разрушительной силой скатывается снежная масса,
выворачивая камни и деревья. Иногда лавины достигают такой силы, что воздушной волной,
образующейся при стремительном движении вниз, сваливает лес на противоположном склоне.
Издали в бинокль можно видеть, как зарождается и двигается лавина. Вот на крутом
северном склоне внезапно появляется черная змейка – трещина. Как молния, она разрезает снег,
быстро расширяется, обнажая русло потока. Ниже снег начинает как бы струиться, все набирая
скорость и увеличиваясь в объеме. Снежная масса, кажется, кипит. Посторонние предметы, втянутые
в нее, то появляются, то исчезают в кипящем водовороте. Встречая на пути скалу, снег взмывает
фонтаном вверх. Внизу, в конце пути, язык лавины медленно растекается по расширяющейся долине.
Кончается движение снега, а мы все еще слышим грохот, напоминающий орудийную канонаду. Часто
под обвалами гибнут туры, а в особенно многоснежные зимы, когда лавины достигают еще большей
мощности, и олени. Поднявшиеся из берлог весной медведи обязательно обследуют все такие места.
Для них погибшие животные – хорошее подспорье в голодную пору.
В мартовском лесу еще не слышно разноголосого хора птиц. Однако в их поведении уже
ощущается заметная перемена. Часто по утрам, особенно в ясную погоду, раздается дробный стук
дятла. Это своеобразные токовые игры самцов. Облюбовав сухое дерево, дятел так быстро стучит
своим крепким длинным клювом по стволу, как будто кто часто ударяет палочками по барабану.
В заповеднике в течение всего года проводятся наблюдения над животными. Особенно важно
изучать размножение различных видов зверей и птиц, а также их сезонные перемещения. На многие
вопросы можно ответить только проводя непосредственные наблюдения в природе. Для этой цели мы
совершаем свою очередную экскурсию.
В стороне от тропы на высокой пихте послышались странные звуки: стрекотание, частое
цоканье, писк. Вокруг ствола по спирали с молниеносной быстротой друг за другом носятся
небольшие серенькие зверьки с длинными пушистыми хвостами. Из-под острых коготков
отскакивают мелкие кусочки коры. Это же белки! Сейчас они особенно оживлены, бегают друг за
другом, самцы дерутся в присутствии самок. Такое оживление характерно для их брачных игр.
Иногда белки затихали, и тогда наступала почти абсолютная тишина в лесу, но не надолго. Вот один
из серых комочков, замерший перед этим на ветке, вдруг стремительно перепрыгивает на соседнюю
пихту, с нее на другую и исчезает в густых зарослях. Только покачивание веток показывает
направление хода белки. Ожившая сразу компания мчится следом, и уже вдали слышны снова писк и
цоканье.
Белки в наших лесах появились в начале пятидесятых годов. На Кавказе они раньше не
обитали, хотя условия для их жизни здесь вполне благоприятны. Еще в тридцатых годах ученые
решили обогатить фауну Северного Кавказа. Для этой цели в горном Алтае были отловлены сто
тридцать зверьков. Их выпустили в 1937 году на территории Тебердинского заповедника. Оттуда
размножившиеся белки расселились по всем лесам Северного Кавказа и Грузии. Этих ценных
пушных зверьков, шкурки которых идут на изготовление различных меховых изделий, в большом
количестве добывают охотники за пределами заповедника.
Оставив в покое шумную ватагу белочек, мы идем дальше по хорошо утоптанной звериной
тропе. Она петляет среди вековых деревьев, обходит давно упавшие и полусгнившие стволы,
пересекает множество неглубоких балок, в которых мчатся начавшие мутнеть весенние ручьи. Внизу
чуть слышно шумит на перекатах река Молчепа. Вокруг много зимних следов: кучки помета,
обгрызанные ветви кустов, плети ежевики с объеденными листьями и даже ощипанные ветки падуба
– вечнозеленого кустарника с колючими кожистыми листьями. Тут зимовали олени. Теперь они
поднялись выше вслед за отступающей границей снега.
Эти животные оставили здесь не только следы своих кормежек. Вот рядом с тропой под
небольшой пихтой лежит совершенно свежий сброшенный рог. Его розетка еще розоватая, видимо,
животное проходило здесь не позднее одного-двух дней назад. Великолепный рог с девятью
отростками! Вот бы найти к нему пару! Но олень редко сбрасывает оба рога сразу. Иногда по
нескольку дней самец ходит с одним рогом и теряет его в другом месте.
У оленей только самцы имеют это украшение. Ежегодно весной, начиная с марта, рога
отпадают. Первыми теряют их старые взрослые животные, у молодых они держатся иногда до мая.
Сразу после сбрасывания рога начинают отрастать вновь сперва в виде толстых пушистых шишек, на
которых постепенно появляются отростки. В период своего роста рога мягкие, покрыты бархатистой
шкуркой и пронизаны многочисленными кровеносными сосудами. Это так называемые панты. На
Дальнем Востоке и в Сибири такие панты от маралов, изюбрей и пятнистых оленей заготавливают
для приготовления из них ценного лекарства – пантокрина. К концу июля у большинства взрослых
самцов рога полностью отрастают и окостеневают. В это время животные усиленно их чешут о
деревья, счищая ненужную теперь шкурку, после чего они приобретают светло-коричневый оттенок.
Концы же нижних отростков остаются белыми.
Быстро продвигается в горы весна. Все выше отступает снег. К середине апреля он остается
лежать только на северных склонах субальпийского и альпийского поясов да местами близ верхней
границы леса. Оживленно становится в лесу. Всюду слышатся звонкие песенки зябликов, которых
очень много у нас. С рассвета и дотемна отбивают дробь дятлы. Все мелкое пернатое население
разбивается на пары. Каждая пара выбирает себе место: начинается ответственная пора
гнездостроения. Кто на земле, кто на ветке, а кто в дупле оборудует себе квартиру, перенося туда
перышки, шерстинки, травинки и прочий строительный материал. И все это сопровождается пением
самцов.
Особенно выделяются в это время крапивники – одни из самых мелких наших пернатых
обитателей. Буроватые, с невзрачным скромным оперением, птички снуют в захламленном участке,
то выныривая из-под кучи веток, то снова быстро скрываясь из виду. Через некоторое время парочка
крапивников усаживается на некотором расстоянии друг от друга на валежине. Они проворно
переворачиваются на одном месте, то приседая, то вздергивая торчащие вверх хвостики. Птички все
время в движении, ни секунды покоя. Вот они начинают летать друг за другом. Но это не обычный
полет, а своеобразное токование. Они летают по кругу очень медленно, трепеща крылышками, словно
бабочки, и сопровождают свои воздушные игры простой, но чрезвычайно мелодичной песенкой.
Наверху, выше границы леса, сильно припекает апрельское солнце. В это время без защитных
темных очков нельзя выходить в горы. Яркий солнечный свет, отраженный от белой снежной
поверхности, слепит глаза. Но снег еще не слежался, и без лыж идти можно только утром по
крепкому насту. Днем же приходится надевать лыжи. Воздух очень теплый, и можно идти на лыжах в
одних трусах; но нельзя злоупотреблять этим, если не хочешь получить ожоги.
Во второй половине апреля на опушках леса слышно громкое пение дроздов. Это лучшие
певцы наших лесов. Их мелодии отдаленно напоминают соловьиные. Может быть, это будет слишком
громко сказано, но нам кажется, что раз услышав дроздов у края снежника на закате весеннего
солнца, обязательно вернешься сюда снова. Поют они и на утренней заре, лишь только вершины гор
оденутся тончайшим розоватым покрывалом.
Перед вечерней зарей поднимаемся на хребет Пшекиш. В кленовниках у края леса еще лежит
снег. Он уже уплотнился и держит человека. А наступив рядом с засыпанной валежиной,
проваливаешься по пояс, как в пустоту. Альпийская часть хребта в основном освободилась от снега,
который остался только в лощинах. На бесснежных склонах тут и там сидят крупные черные птицы.
Это кавказские тетерева. Но что за странное поведение птиц? Тетерев вдруг начинает пыжиться,
взъерошивает свое оперение, отчего он кажется сразу толще. После этого следует прыжок вверх, во
время которого птица успевает перевернуться на 360º, сопровождая это резким хлопком крыльев.
Опустившись, тетерев сидит некоторое время неподвижно, затем все повторяется в той же
последовательности. Таким образом проходит ток этих птиц. Он значительно скромнее и тише, чем
ток полевого тетерева, живущего в европейской части Советского Союза и на равнинах Сибири.
Но вот один из петухов оживился и быстро побежал к можжевеловому кусту. Там что-то
зашевелилось. Приглядевшись внимательнее, видим пеструю тетерку. Ее не сразу заметишь
благодаря тусклому, под цвет прошлогодней травы, оперению. Однообразное хлопанье крыльями
токующих тетеревов уже порядком наскучило, и мы, сделав необходимые записи, спускаемся к
своему лагерю на живописной поляне Тигеня.
Наутро – новый маршрут. Пройдя километр по поляне, тропа входит в пихтарник, за которым
тянется длинная Козлиная поляна. Слева струится ручей. По руслу его еще кое-где лежит
небольшими пластами снег. За поляной, протянувшейся узкой полоской на четыре километра, тропа
уходит снова в девственный пихтовый лес.
Змейкой извивается она по склону, спускаясь вниз через шумный ручей Вечной Балки.
Проходим мимо Богатых Солонцов – группы источников с примесью различных минеральных
солей. Они сплошь истоптаны оленями. Самих животных на этот раз нам не пришлось увидеть, но
обилие следов говорит за то, что посещаются солонцы сейчас очень хорошо. Вскоре тропа пересекает
реку Холодную. Переходить ее приходится по поваленному дереву, под которым бурлит
стремительный пенный поток, ударяясь об оставшиеся обломки толстых ветвей. Позднее, когда в
горах начнется интенсивное таяние снега, вода поднимется и эту ненадежную переправу унесет. Но
до этого времени мы сможем еще пройти обратно. Наш маршрут непродолжительный. Основная
задача – установить, как идет откочевка оленей в глубинные районы заповедника. Огромное
количество их следов, идущих в одном направлении – в глубь гор, говорит о том, что начался
массовый переход оленей к местам летних пастбищ.
Спустя час переходим по мосту на правый берег Киши, к Сенной поляне, окруженной со
всех сторон пихтовым лесом.
На ней стоит одинокий старый дом, под крышей которого находили приют многие тысячи
людей.
Поляна уже зеленеет всходами трав. В воздухе удивительно спокойно. В лесу сыро, тянет
легким запахом прели. Солнце скрылось за отрогом хребта Джемарук, выбрасывая из-за него яркие
струи света. Внизу под деревьями сгущается полумрак, но хребты еще освещены. Тень медленно
ползет вверх, затягивая постепенно весь склон.
Наутро выходим в обратный путь. Наши следы на тропе ночью затоптали прошедшие олени.
Животные в этом районе торопятся в верховья рек Грустной, Китайской, Киши вслед за
продвижением весны. Там они найдут для себя прекрасные пастбища. Большинство оленей в летнее
время держится именно в таких местах, где достаточно свежего корма, больше простора и ниже
температура.
Время летит быстро. Отшумел первыми весенними грозами апрель. После майских
праздников – снова походы в горы. В предгорьях по пути к Гузериплю – море зелени. Сейчас
основной фон в природе – интенсивно зеленый. Особенно ярко выделяются по сторонам шоссе
посевы пшеницы. Мягкие очертания возвышенностей по берегам Белой от Майкопа до Хамышков
курчавятся веселыми светло-зелеными дубравами. Дальше в горах в изумрудную окраску склонов
вкраплены, точно седина, белые кроны цветущих черешен, груш, яблонь. На серо-зеленой скатерти
буковых лесов с только что лопнувшими почками чернеют разбросанные поодиночке
островершинные пихты. Но что это? Гузерипль закрыт свежевыпавшим снегом? Нет, это буйно
цветут сады. Воздух напоен тонким, каким-то особым ароматом.
Сейчас время закладки солонцов для диких копытных животных. Оленям, косулям, турам,
сернам, зубрам особенно необходима соль весной и в первую половину лета. Лесники вывозят ее в
горы. Вместе с ними следуем и мы.
Поднимаемся на Тыбгу. У солонца рядом со звериной тропой на небольшой кочке со старой
засохшей травой лежит тонкая шкурка змеи. Тут же оказалась и хозяйка старой одежды – яркокрасная, с черными ромбическими пятнами на спине гадюка. Новая шкурка еще не потускнела. Это
обычная ядовитая змея высокогорья – красная кавказская гадюка, или гадюка Кознакова [Казнакова],
названная так по имени ученого-зоолога, впервые описавшего ее.
На Тыбге основные потребители соли – туры. Можно подумать, что они ждут нас. Вблизи
солонца пасется большое стадо этих горных козлов. Их больше сотни. Подвозим полный вьюк соли и
выкладываем большие куски в углубления между корнями на ровной площадке. Здесь не только нет
травы, но и почти весь тонкий почвенный слой съеден животными. Туры отбегают недалеко. Только
мы скрываемся за бугор, как они галопом устремляются к солонцу. Взрослые и более сильные самцы
завладели солью, не подпуская к ней подростков и самок. Наиболее настойчивых отгоняют ударами
рогов. Из своего укрытия нам слышно, как смачно облизывают соль истосковавшиеся по ней
животные.
Неожиданно некоторые из них насторожились, подняв вверх головы. Проходит несколько
минут напряженного ожидания – и вблизи туров появляется самка оленя. Она осторожно, мелкими
шагами, часто останавливаясь и принюхиваясь, приближается к солонцу, обходит его вокруг, но к
соли подойти не осмеливается. Вообще надо отметить, что олени более осторожны, чем туры, и к
солонцам подходят с большой опаской. Малейший подозрительный шорох или принесенный
ветерком запах пугает их, заставляет покинуть солонец.
Здесь же построены специальные ловушки, которыми ловят туров для зоопарков.
Дав животным хорошо полакомиться солью, настораживаем ловушки, подняв их двери. Для
приманки в глубине их насыпаем соль. Сейчас туры особенно нуждаются в ней и смело заходят в
открытый вход.
Утром с волнением поднимаемся к солонцу.
Смотрим в бинокль. На солонце столпилось большое стадо козлов. Часть их обступила кусок
соли, другие окружили ловушки и даже забрались на их плоские крыши. Из семи ловушек шесть
оказались закрытыми. Начало удачное. Но и последняя усиленно осаждается турами.
Вдруг они все разом отпрянули на несколько десятков метров от ловушки, сбившись в
плотную массу. Их напугал стук опустившейся двери. Тур пойман!
Вскакиваем и с радостным чувством быстро идем туда.
Из отловленных туров двух молодых берем с собой. В дальнейшем им, как и многим другим,
предстоит большое путешествие до одного из зоопарков или за границу в обмен на редких зверей.
Остальных выпускаем, прикрепив на них яркие метки. Они помогут нам в наших наблюдениях за
перемещениями животных в течение года. Ловушки насторожены вновь. Можно возвращаться к
лагерю.
На обратном пути из густой травы у опушки березняка выскочил олененок. Отбежав
несколько метров, он остановился. Малыш еще не знает, что ему делать – затаиться в траве, бежать
прочь или подойти ближе? На светло-коричневой шкурке выделяются ряды ярких белых пятен. Ляжет
в траву и... исчезнет. Белые пятна, как солнечные блики, на земле сделают его незаметным.
В апреле – мае у копытных появляется потомство: сперва у кабанов и серн, затем у оленей,
косуль и туров и позднее всех у зубров.
С вершины Тыбги открывается широкая перспектива уходящих вдаль горных хребтов в
легкой одежде весенней зелени. Все вокруг: и веселое журчание воды, и первые яркие цветы, и песни
птиц, и детеныши зверей, и раскрывающиеся почки – олицетворяет победное шествие весны и
пробуждающуюся жизнь.