Стихи Георга Черного

Георг Черный
Геонавтика Для Начинающих
Удивительно наблюдать, как испарения влажной земли
поднимаются кверху, согретые отражённой радиацией и энергией магмы,
и образуют океан, - колоссальный земляной океан, пронизанный солнцем.
Описывается ли движение его потоков уравнениями Навье-Стокса?
Справедливо ли для реакций в нём уравнение Гиббса-Гельмгольца?
Как можно вообще его исследовать, изучать какие-то процессы и строить модели?
Не стой, не раздумывай, - считай: раз, два, три... - бултых!
Бросайся в него - сразу, головой вниз, головой вверх, головой в разные стороны и плыви, плыви... - или что там ещё получается?.. - Всё равно плыви.
Чувствуешь, как он заполняет туземные миры, где нет чувства печали?
Вязкие волны качают тебя, подбрасывают - в такт шагам.
Ты шагаешь по этой земле не ступнями, а всем телом.
Упругие тёплые вихри медленно разворачивают свои кольца,
их концентрические круги складываются, пересекаются - образуя стоячие волны.
Солнечные зайцы отбрасывают вверх и вниз светлые тени...
А ты идёшь, ты плывёшь, зависаешь - окутанный парами земли,
очередной шаг-прыжок-нырок в гиперпространстве сделав.
Так вот каким образом ощущал мир влюблённый Марк Шагал!..
Слышны обволакивающие звуки, - это текут земляные струи.
Раньше ты их воспринимал, как глухой шум, приходящий откуда-то снизу,
а теперь чувствуешь внутри вибрации толстых струн - когда раздвигаешь плечами
потоки хлюпающей земли... Расплавленные шоколадные стены
образуют колодцы расходящихся воронок... Земляной бульон дышит солнцем.
Геонавтика - это когда плывёшь по земле, сквозь землю, - когда её замечаешь.
В парном молоке земли - бесчисленное множество существ обитает,
но они тебе ничуть не мешают - двигаться сквозь земляные приливы.
Геонавигация - это когда приближаешься к земле, а не от неё убегаешь.
Землеплаватели не боятся гнева потревоженных духов земли, - поскольку
измеряют земляной океан всем своим существом, - мнут его не подошвами,
а всей кожей; - в него погружаются, как Архимед в свою ванну, - как в нирвану, одевая его на себя целиком, всецело ему отдаваясь, - превращаясь в зоопланктон.
В земляном супе плавают клёцки многомерных пространств.
Почвенные моря с растворённым дыханием звёзд раскрывают объятия человеку.
Они - субстанция, погрузившись в которую, нельзя оставаться безвольным,
но, вместившись в неё, сохраняясь в ней, - можно двигаться - почти вечно...
А теперь - не хочешь ли попытаться - найти в них свой вектор?
чай со светлячками
мне повезло: в моих глазах сияют светлячки
(свет люстры отражается - икринками - в очках)
и если мне захочется - случайно - снять очки
они перебегут вовнутрь - на стёкла мозжечка
в стакане с чаем - чая нет, но есть зеркальный мир
(в нём оптики законы бы не прожили и дня)
там - светлячков на мозжечке дрожащий штрих-пунктир
и я похож на самовар, похожий на меня
По волнам кошачьей памяти
И вот он, день,
растворившийся без следа,
где я с черепаховой кошкой лежу в саду.
Цветёт дельфиниум.
Бабочки - приседать на бадлеи куст надумали.
Белки ждут когда мы с лужайки сместимся - обратно в дом.
Японской вишни корни, вспоров траву,
на солнце греются, с нами.
Следы следов на сердце - стёр
долетевший из неба звук
частого клёканья: утки тугой снаряд возникает, проносится низко, и вновь пусты
ретины мая, фильтруя полуденный взгляд
сквозь лоницеры - мёдом дышащие - кусты.
Разрыхляет,
смывает следы световой прибой...
Ни слова, ни мысли, ни радости - не нужны
разбросавшемуся за изгородью живой с черепаховой кошкой бывшей своей жены.
Сон, навеянный полётом овцы вокруг камамбера
. . . . . . . . . . . . . . . . . А мимо кошек, взяв подмышки
. . . . . . . . . . . . . . . . . Пакетик с косточкой хурмы,
. . . . . . . . . . . . . . . . . .Друг к другу в гости ходят мышки.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .Вот так же ходят, как и мы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .(Николай Гуров, "Построен дом, посажен сад")
Гуляют мыши по дорожкам с глазами кроликов в пенсне.
Что в животе у трезвой кошки у пьяной мыши на уме.
Плодят потомство понемножку
и обживают интернет,
растят цветник хвостов роскошных,
нам подражая много лет,
цивилизованные мыши;
друг к другу в гости неспеша
идут в Сочельник - и не слышат,
как истончился сырный шар,
и от укусов мелких выжиг
визззжжиииит Вселенская Душа...
Здравствуй, чёрный понедельник
Из заката шагнув прямо в осень,
я на масле топлёных осин
напишу обещание - сбросить
со счетов, как заблудший кассир,
предыдущих отчаяний сальдо,
оказавшись один на один с экзистенцией Жан-Поля Сартра
и слабеющим зовом глубин.
Амальгамой серебряной - лужи
сморщат кожу при виде меня,
ожидая - вселенскую стужу?..
инфернальные пляски огня?..
Вдаль - бесцельно и опустошённо
побреду, замедляя шаги,
через фасции офисов, шопов,
сквозь брыжейки компьютерных гидр...
В мегаполисной инфрасистеме
растворяются сталь и бетон.
Человек - существом тонкостенным обречён окунаться в поток
обязательных в улье эмоций даже если, как трутень, далёк
от общественных дел. Толпы мосек
и глупцов - обожают полёт
в мёд оккульта и воск эзотерик.
А один, в моей маске, - готов
проломить зароившийся череп
и отдать что угодно - за то,
чтобы властвовать в нём безраздельно.
Ведь понять не сумеет и Бог:
Вечность - это один понедельник
сразу после разрыва с тобой.
Гений и злодейство
Повествование о небольшой беседе, случившейся во время похода в ресторацию в году
1834, совместно с Павлом Воиновичем Нащокиным и другими персонажами, чьи имена,
менее известные, до нас не дошли
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Гений и злодейство
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Две вещи несовместные.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . (А.С. Пушкин, Моцарт и Сальери)
"...Моря достались Альбиону," Сергеич рек; он, раззадорясь,
в пол-уха слушал Альбинони квартетнострунно, в си-миноре.
Его притихший собеседник
жевал - и льнул к жене красивой.
Вдруг Пушкин возопил: "Соседи!
Мы все соседи - здесь, в России."
"Хотела Франция Европу
завоевать, - не тут-то было.
Ты ждёшь привычной рифмы "в жопу"? но "arse" - не менее избито."
"Своих софистов и схоластов
в Отечестве всегда хватало.
Ещё годков на полтораста
достанет бюстов, пьедесталов для тех, кто скучен и невзрачен,
и кто талантами не вышел.
В перделкиных им - строить дачи,
слать обучать детей - в парижи..."
Анахронизмов не смущаясь,
маврический пророк глаголил об аглицких идеях, чае,
финансах и свободе воли,
о мировой литературе,
где корень зла - и есть надежда,
о милосердии без тюрем,
чинах, дарованных невеждам,
о беспардонности и лени,
отсталости и романтизме в стране, где смена поколений лишь повторяемости признак...
Спич становился злым и бойким,
хотя местами непонятным;
оратор повернулся боком,
мелькали имена и даты...
Смешались - Гавриилиада,
балы, дуэль на Чёрной речке...
Дантес стрелял, Сергеич падал,
друзья произносили речи...
А впечатлённый собеседник
с высоким лбом Юноны-Геры
привстал - и выкрикнул победно:
"Ах, сукин сын, да ты ведь гений!"
Соседи, миной обменявшись,
продолжили свой ранний ужин;
другой поэт, слегка принявший,
процедил: "Да кому он нужен?!." но, призадумавшись, поверил,
что Пушкин, точно, уникален.
А тот - сидел в своей манере,
взгляд утопив в чужом стакане...
И вдруг сказал, нацелив вилку
в лицо, как дуло пистолета:
"У русских в головах - опилки.
И вздор. Но дело-то не в этом."
"Так в чём тогда? - Скажи, помилуй!
В том, что не смыслят ни бельмеса?
В русланьих происках Людмилы?
В блинах? В наличии дантесов?..
В неведенье? В плохих дорогах?
В том, что зима длиннее лета?
В лаптях? В количестве острогов?"
"Мой друг, беда совсем не в этом; и не в дурных людей засилье,
и не в отсутствии хороших...
А в том, что гениев в России
могло бы быть НАААААМНОГО БОЛЬШЕ."
Сто миллионов ангелов на ладони
Кипение снега в глубоком колдроне двора.
Крушение вгляда - о рифы седьмых этажей.
Кружение жёлтых дымов и сиреневых искр.
Креветки ладоней в карманных каютах пальто.
Ты знаешь - наутро никто не придёт убирать:
К сугробам горючего снега привыкли уже.
Их просто зажгут - и взовьётся пылающий вихрь.
Балконы сгорят, и кто знает - что будет потом...
Бакланы эмоций видны - баклажанами - из
Расплавленных окон: они не умеют летать,
Зато у них взгляды детей и изысканный вкус.
Подняв воротник, ты опять наблюдаешь с утра Белеющий остов чернеющих стен (парадиз).
Блуждающий айсберг январских небес (это ад).
И осознаёшь, что не можешь испытывать грусть В кипении снега в глубоком колдроне двора.
________________________________________
по мотивам: "Снег вверх" Екатерины Тарлевой
Путешествие из С Пб в Москву
Слетают с рябины - с последним листком Скелетики солнечных дней...
Перрон с протянувшимся рельсохвостом Акулой - улёгся на дне,
Глотая - людей, голубей, поезда...
Вдыхая в толпу - креозот...
От Камер-Коллежского вала, с застав, Задумчиво - вечер плывёт.
Холодная осень - (а, может, весна) Здесь - часто - почти не понять.
И лента железной дороги... - видна
Из космоса, - в городе Ять.
А в городе Аз - в ранних сумерках я
Вхожу в освещённый вагон,
И поезд - (рассыльный культуры вранья) Привычно рисует разгон.
И ты, мой попутчик, открыв ноутбук,
И книгу - зачем-то - достав,
Пытаешься скерцо сыграть - (но не вслух),
И музыку ветра - с листа.
Стравинский и Глинка, Прокофьев и Глюк
Вплетаются в ритмы колёс...
Гуно, Берлиоз, Дебюсси... Перестук:
Сбылось?.. - Не-сбылось?.. - Не-сбылось?..
Кто ждёт тебя в городе Ять или N.?
- (А, впрочем, - на что оно мне!) И демон коварный - злой дух перемен Нам кажет свой профиль в окне...
Ещё не стемнело, а, значит, видны
Черты - отвратительных вех
В развитии - гордой, чудесной страны,
Где счастлив и юн человек.
Но, друг мой, беда - в том, что это - не ты,
И вряд ли им станешь, - (как я) Ведь к солнцу идя - от заветной черты,
Измерив - полётом копья -
Свой путь, как туземцы, - не в силах понять,
Что - вечно - брести на закат Удел прыгунов из пенатов - в сенат,
Не важно, - кто в чём виноват...
А музыка ветра и звуки колёс Несутся - к тебе и ко мне.
И поезд рисует извечный вопрос,
Катясь по бескрайней стране...
Россию умом - нам с тобой не объять,
Поскольку безумия дух
В ней - светел, и тих, и пугающ, и свят Как промыслы вещих старух.
Навстречу плывёт - (а не всё ли равно?) Квадратными милями - грязь...
Сквозь мутное, в ржавых потёках, окно
Ты смотришь - уже не таясь В небес прохудившееся решето И мрачно считаешь столбы...
Я - русский бы выучил - только за ТО. И тут же - мгновенно - забыл.
Улыбка Дракона - детям до 30 лет не рекомендуется
НЕТ,
ты не сможешь мне этого дать.
мало. мало. мне нужно больше.
много, много больше.
Столько дать всё равно не сможешь.
не сможешь,
даже если крючками сорвёшь всю кожу
и свернёшь её цветком пафиопедилума,
чтобы погрузить меня как бутон в мягкие складки
и баюкать доооолго...
распускаясь от моего тепла и от моих поцелуев.
Ах, вот она какая...
ТАЙНА.
Почему
почему, почему, почему
твоим ласкам противостоять
никогда не могу я?..
почему так медленно
с судорогой сладкой до инфразвукового звона
в ушах, до упругой воздушной волны в низу живота,
до движения мельчайших волосков вдоль позвоночника и у поясницы,
до мурашек на шее и щеках...
НАМЕРЕННО.
Ты ведь делаешь это намеренно?
Глядя мне в глаза
сейчас, когда делать этого нельзя...
нет, правда, нельзя. нельзя но ты это делаешь.
Я смущаюсь.
теперь ты знаешь мои сокровенные тайны.
можешь читать меня, как раскрытую книгу.
бесполезно скрывать что-то, ведь ты уже видела моё дно.
какая притягивающая, завораживающая неловкость!..
И всё равно, я выдыхаю еле слышно:
ДА!
я шепчу тебе, ускоряясь,
задыхаясь от счастья и страха,
от той бесконечности, что прячется
в твоих глазах...
СТРАХ!
Уууу, какие расширенные зрачки!
какие огромные зрачки!
Какие мягкие губы, какие жадные, ненасытные,
почему-то холодные по краям. Аххххх...
и такие зовущие внутри.
губы девственницы. или монахини. или...
нет, не говори, не говори, не говори
скороговоркой, и ещё как-то...
люди так не говорят.
я говорю так только когда я с тобой.
Завитки волос у тебя за ушами
и на шее
щекочут, щекочут, щекочут,
щекочут...
И небо внезапно
придвигается совсем вплотную...
Как это может быть? ведь я всё ещё целую тебя.
Тебя, тебя, тебя-тебя-тебя, только тебя
целую...
О, эти звёзды, рождающие звёзды, рождающие звёзды!..
их всё больше, больше...
так не бывает.
ПОЗДНО.
теперь останавливаться поздно. не поможет.
Аххх, вот она, эта тёмная волна,
движется наверх, становясь перламутровой
под лучами незаходящего солнца...
Прижимая кончик языка
к зубам в твоём полураскрытом рту,
я ощущаю легкое дрожание
в тебе...
или в себе?..
Вулканы сегодня неспокойны,
ты знаешь...
А знаешь, чем точнее дышишь в унисон,
тем сильнее тебя уносит,
сносит вниз, вниз, вниз,
через голову, так, чтобы голова кружилась,
если бы она была.
если бы я был.
если бы хоть что-то было...
ТЕПЕРЬ ТЫ ВЕЗДЕ.
ладони на моих лопатках
напрягаются...
а сможем ли мы слиться
ещё ближе?
Наша кожа нас больше не разъединяет, слышишь?
последняя мысль улетает испуганной куропаткой...
Теперь только струиться,
теперь только вибрировать как на ветру крыло птицы,
только кричать дикой кошкой, дельфином, чайкой
безумно, беспечно, бесконечно, беспечально...
исходя серебром и криком...
Волны бегут по чакрам, вращая их, вращая...
как же они вращаются, эти чакры!..
как крошечные роторы. как молекулярные пропеллеры.
как смерчи. Как ураганы, поднятые крыльями бабочек,
взлетевших где-то за горизонтом. в другой части света.
как миниатюрные вихри.
И уносят, уносят, всё выше...
оставляя в головокружительно высоком небе струи прозрачного пара.
в твоём небе, где нет места никому, кроме тебя.
Так сливаются, должно быть, амёбы.
Так слепляются друг с другом автомобили после полёта через
центральный разделительный барьер на встречную полосу,
бездумно, неизбежно, стремительно, яростно
Так сплетались, должно быть, наши пра-пра-пра-пра-пра-пра-прародители...
Вниииии-и-и-и-и-и-и-и-и-и-иииз!
НИЗ ЭТО ВЕРХ.
Падение замедляется из-за объятий подставленных рук и ног
твоих рук и ног,
которые ловят меня, ловят нежно и жадно,
обдавая жаром и холодом.
И вот он долгий-долгий вдох...
И я прихожу в себя.
лепестки тюльпанов и маков продолжают сыпаться, задевая кожу.
или это поцелуи?.. значит, всё ещё продолжается.
этого не может быть. но я не сопротивляюсь.
всё равно мне сейчас не из чего строить защиту. Я завоёван.
огромные радужные пузыри слабо дрожат в восходящих струях.
а самый воздух вокруг такой свежий и тёплый,
прохладно-шипящий и пахнущий морем...
И надо мной продолжают цвести
твои немыслимые, никакими словами не передаваемые,
неописуемые глаза.
Да разве я в состоянии теперь хоть что-то сказать?
Я выпиваю тебя всю, целиком с восторгом, с содроганием недр,
с радостью, от которой
мои сосуды почти выпрыгивают из потайных мест наружу
красные на белом, пурпурные на жемчужном,
как волокна огня на подаренной тобой открытке...
А ты, хитрющая, выгибаешься всем телом
НАВСТРЕЧУ МНЕ
и являешь наконец то восьмое чудо света,
самое сокровенное, долгожданное,
самое родное и бесценное...
ту самую прихоть,
ради которой эта Вселенная и была когда-то создана.
И она вдруг проявляется, да, это свершение!
и да, для того, чтобы увидеть её, стоило жить, стоило ждать,
стоило приходить сюда снова и снова, проводя бесконечные часы и дни
блуждая в потёмках, переставая верить в её существование...
Но вот она, передо мной,
та, за которую весь мир отдаётся без раздумий и не глядя:
умиротворённая и счастливая,
древняя и всезнающая, нежная и дразнящая,
почти нереальная, зыбкая, зыбкая
и такая любимая всем существом,
до сладкого отчаяния, до исступления, до остановки дыхания,
любимая-любимая-любимая-любимая,
бесконечно любимая
ТВОЯ УЛЫБКА
___________________________________ ______________________________
Минипоэма из серии: "ОДИНОЧНОЕ ВОСХОЖДЕНИЕ НА МЕГАЛОМОНБЛАН"
Утро в одной постели с Классиком
================== А В Т О Б И О Г Р А Ф И Ч Е С К О Е ==================
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . гаврюшкиным, разводящим в подмосковье
карликовых пегасов, посвящается
Решил - всерьёз - однажды Классик: пора себя живописать - ничем талант не приукрасив и
гений не направив вспять.
Итак, Георг сидит в постели и смотрит - дико - сквозь окно на странный мир, где еле-еле
светает... - нет, ещё темно... - Где безутешные поэты, надежду потеряв - постичь
стихослагательную Лету, пьют горькую, бросая клич своим читателям бездарным георгов аццких не любить... Но ведь георгам эта карма - без разницы, - как целлюлит. С
лучом экспрессий и трансфиксий - в психоделическую тьму Георг шагает, - независим,
как Фауст, встретив сотону. О чём он думает при этом? Во что бывает погружён?.. Зачем
пришёл учить поэтов - с какой начинкой пирожок им выбирать из кучи лирик, на Рифмы
райском рубеже - как образы топить в сортире, как популяциям в ЖЖ - лошадок дохлых
А4 дрессировать и объезжать, как куролесить на Стихире...
Но мы - к Георгу на кровать вернёмся. Трезвы или пьяны, поэты, как их ни крути, всегда по сути - графоманы. Всем скопом сбившимся с пути - им нужен светоч путеводный,
дарЯщий мудрость и восторг, свободу - душам несвободным... И здесь является Георг. Он
- восходящею планетой - приносит им здоровый сон, надежду, веру, пистолеты и трепет
эрогенных зон. Зачем кому-то пистолеты? - Чтоб застрелить себя верней, когда из зависти
к поэту, добавив йаду в каберне, писательским - заразным - зудом, как триппером,
поражены, приходят каины, иуды - занять места - в своей страны никчемных книжках и
журналах, СП отстойных и ЛИТО, стремясь внести себя в анналы анальные. Коням в
пальто не снились гадости такие...
Но это, кажется, любовь: встречай, немытая Россия - страна тиранов и рабов - приветы
Чёрного Георга, взошедшего авророй над бнёй - поэтического торга и жёлчных музиродиад. На родине - не купишь снега зимой... Ах, дьявол разберёт! Как некогда сказал
коллега, взор обратив на разный сброд: "Иных уж нет, а те - далече..." Он, будучи
невыездным, не сознавал, что время лечит. Да ну, Сергеич, бог же с ним.
Прости их, Господи, за это: неймётся им, однажды став - коли получится - паетом (иль
паетессою хотя б), они привыкли - великанов не видеть - (каждому своё!) Для бурь
хватает им стаканов, а для черёмух - соловьёв. Они, как сущие балбесы, ваяют, строчат
ерунду, - мечтая кёрлингом и сексом заняться в будущем году... Противные! Настырно
лезут из щелей - даже половых! - толпой разнузданной нетрезвой...
Георг к такому не привык. Не зря темно в его оконце. Психоделическим путём он нежно
извлекает солнце... Растём, соколики, растём! И сердце бьётся в упоенье: ведь Классик он - почти что - бог!..
- Нет, лучше кушайте варенье и поправляйтесь.
Ваш Георг