ХИЛЭР БЕЛЛОК ПРЕДИСЛОВИЕ, составляющих эту книгу.

ХИЛЭР БЕЛЛОК
ИЗ СБОРНИКА “НАЗИДАТЕЛЬНЫЕ ИСТОРИИ ДЛЯ ДЕТЕЙ"
ПРЕДИСЛОВИЕ,
написанное в ответ на вопрос читателя, все ли достоверно в историях,
составляющих эту книгу.
Когда б все было достоверно,
Таким, как мы с тобой, наверно,
Пришлось бы чрезвычайно скверно –
Ведь трудно нам неимоверно
Хоть час вести себя примерно.
И мы б с тобой, приятель, были
Давно в безвременной могиле,
И этих гениальных строк
Я б написать уже не смог,
И их бы добрый Б.Т.Б.*
Не иллюстрировал тебе.
................................................................................ Х.Б.
ПРО ДЖИМА
который убегал от няни и был заживо съеден львом.
Жил мальчик Джим. Еще вчера
Была судьба к нему добра.
Ему давали чай с печеньем
И торт с малиновым вареньем,
Ему дарили шоколад,
Ему купили самокат,
Ему часами вслух читали
И даже в зоопарк пускали.
Вот там-то беспощадный рок
Коварно Джима подстерег.
Ты знаешь сам (любой ребенок
Об этом должен знать с пеленок),
Что детям не разрешено
В толпе сбегать от няни. Но
Как раз к таким поступкам Джима
Всегда влекло неудержимо.
В то роковое утро, верный
Во всем своей привычке скверной,
Б.Т.Б. – лорд Бэзил Т. Блэквуд, студенческий друг Х. Беллока, автор иллюстраций к трем его
первым книгам (прим Н. Демуровой)
*
Джим вырвался – и был таков!
Но не успел и двух шагов
Он пробежать, как лев громадный
Набросился на Джима жадно
И начал есть! А ты б хотел,
Чтоб страшный лев тебе отъел
Лодыжку, пятку и носок,
А после – за куском кусок –
Икру, колено, ляжку, голень?
Конечно, Джим был недоволен
И вопль издал настолько звучный,
Что в тот же миг смотритель тучный,
Но доблестный, бегом почти
Примчался юношу спасти.
"Понто! – сказал смотритель строго
(Так звали льва). – Вы слишком много
Себе позволили, друг мой.
Довольно, сэр! Пора домой!"
В ответ на грозный окрик лев,
Свой вкусный завтрак недоев,
Обиженно поплелся к клетке,
Оглядываясь на объедки.
Смотритель к Джиму наклонился,
И взор слезою увлажнился
У старика: из пасти льва
Вернулась только голова!
Ужасно были папа с мамой
Огорчены всей этой драмой.
Смахнув слезу, сказала мать:
"Чего еще могли мы ждать?
Непослушанье – вот причина!"
Отец (он умный был мужчина)
Велел мне рассказать всем детям
О страшной смерти Джима. Этим
Он полагал их убедить
В толпе от нянь не уходить.
ПРО ГЕНРИ КИНГА,
который любил жевать шпагат и безвременно скончался в страшных мучениях.
Был Генри счастлив и богат,
Но он любил жевать шпагат.
И вот – ужасная расплата:
Он проглотил кусок шпагата,
Который детские кишки
Связал в тугие узелки.
Все лучшие врачи вселенной
К больному прибыли мгновенно
И, получив по сто монет,
Сказали, что надежды нет
(Болезнь была неизлечимой).
Над сына раннею кончиной
Родители рыдали вслух,
А Генри, испуская дух,
Воскликнул голосом загробным:
"Друзья! Предметам несъедобным
Во рту не место!" Эту фразу
Он произнес и умер сразу.
ПРО МАТИЛЬДУ,
которая сгорела живьем из-за того, что говорила неправду.
Всю жизнь Матильда так врала,
Что близких оторопь брала.
В семье ее почтенной тети
(Где испокон была в почете
Правдивость) девочке сперва
Пытались верить раза два,
Но эти робкие попытки
В дом принесли одни убытки.
Однажды (шло уж к ночи дело)
Играть Матильде надоело,
И убедившись, что она
Осталась в комнате одна,
Неисправимая плутовка
Подкралась к телефону ловко
И слабой детскою рукой
Пожарной части городской
Набрала номер. Верных долгу
Пожарных ждать пришлось недолго.
И вот уже со всех концов
Отряды бравых молодцов,
Служебным рвением ведомы,
Спешат к матильдиному дому.
Толпой зевак вдохновлены,
Герои лезут со стены
По лестницам в окно гостиной
И на гардины и картины
Из шлангов тонны льют воды!..
Лишь с помощью солидной мзды
Пожарным тетя доказала,
Что в доме вовсе нет пожара.
Спустя неделю, в день воскресный
На чрезвычайно интересный
Спектакль про миссис Тенкерей
Пойти решила тетя. Ей
Представилось вполне логичным,
Разумным и педагогичным
За ложь Матильду наказать
И на спектакль с собой не взять.
Но только тетя прочь из дома –
Дом сразу вспыхнул, как солома!
Матильда, распахнув окно,
Зовет людей на помощь, но
Вотще кричит она и плачет!
"Девчонка снова нас дурачит!" –
Твердил собравшийся народ.
И к возвращенью тети – от
Матильды и всего жилища
Осталось только пепелище.
ПРО ГОДОЛЬФИНА ХОРНА,
который был обуян грехом гордыни и в итоге стал чистильщиком сапог.
Годольфин Хорн, что с Беркли-сквер,
Был знатен, как наследный пэр,
И он (в связи с происхожденьем)
Взирал на род людской с презреньем.
Он был спесив не по годам.
Он ни за что на свете вам
Не подал бы руки при встрече,
А лишь кивнул бы, вздернув плечи –
О чем, мол, с вами рассуждать!
Смешно и грустно наблюдать
Такие скверные мыслишки
У шестилетнего мальчишки.
А в это время, между прочим,
Король в паже нуждался очень.
И вот Лорд Главный Камергер
(Ума и кротости пример)
Взял свой огромный каталог,
Где значились все те, кто мог
Быть удостоен этой чести,
И стал с любовью, но без лести
(Вот признак истинной культуры!)
Перебирать кандидатуры:
"Так, Уильям Каутс... врожденный грипп...
Билл Хиггс... довольно скользкий тип...
У Д'Эльтона был вздернут дед...
Де Веру слишком мало лет...
Происхожденье Бинга спорно...
Не взять ли молодого Хорна?"
Но на такое предложенье
У всех возникли возраженья.
Исландский принц сказал: "Пардон!
Пусть кто угодно, но не он!"
Вдова наместника Атлона
Пробормотала непреклонно:
"Таких зазнаек нам не нужно!"
(Епископы кивнули дружно).
И даже леди Мери Флуд,
Чьей доброте дивился люд,
Вскричала: "Нет! Мы не хотим
Быть и минуты рядом с ним!"
Лорд Камергер сказал: "Бесспорно,
Я был не прав!" – и тут же Хорна,
Что пал в глазах его столь низко,
Навечно вычеркнул из списка.
Вот так наказан был порок:
Хорн нынче – чистильщик сапог.
ПРО РЕБЕККУ,
которая трагически погибла из-за того, что любила хлопать дверьми.
Давно уж не секрет для всех,
Что хлопать дверью – страшный грех.
Но дочь банкира Оффенпорта,
Ребекка, что не без комфорта
Жила в родительском дому,
Была привержена сему
Дурному времяпровожденью.
Ей доставляло наслажденье
Подкрасться – и, что хватит сил,
Так хлопнуть, чтобы подскочил
На стуле дядя Джейкоб. Впрочем,
Ее характер был порочен
Лишь в этом, и она была
Скорей испорчена, чем зла.
И вот, когда над дверью прямо
Стоял Линкольна Авраама
Тяжелый бюст, банкира дщерь
Облюбовала эту дверь
И хлопнула. Как с мóста в реку,
Бюст сверху рухнул на Ребекку
(А сорок фунтов весил он)!
.....................................................
Уже во время похорон
Священник, расставляя вехи
На жизненном пути Ребекки,
Поведал всем про скорбный опыт
Покойной, так любившей хлопать
Дверьми. Его простой рассказ
До глубины души потряс
Детишек, что со всей округи
Сошлись на тризну по подруге.
И в тот же день поклялся всяк
Не хлопать дверью о косяк.
ПРО ЧАРЛЬЗА ОГАСТЕСА ФОРТЕСКЬЮ,
который всегда хорошо себя вел и в результате стал владельцем огромного
состояния.
Ребенком, красящим семью,
Был Чарльз Огастес Фортескью.
Он, вздумав сделать то иль это,
У взрослых спрашивал совета
И никогда не рвал в клочки
Штаны, рубашку и чулки.
Он до полуизнеможенья
Решал задачи на сложенье
И лишь латинских текстов ради
Мог оторваться от тетради.
Он не был лакомкой нисколько
И часто сам – подумать только! –
Обедая в родном дому,
Просил, чтоб именно ему
(А не, допустим, папе с мамой)
Кусок достался худший самый.
Задатки юности своей
Развил он с блеском, став взрослей.
На службе он в любое время
Был справедлив и строг со всеми,
И несмотря на крупный пост,
В быту любезен был и прост.
А в сорок лет он взял в супруги
Дочь лорда Баньяна (в округе
Она звалась Фифи). За ней
Дал папа миллион гиней
Приданного, и Чарльз купил
Роскошный замок "Мэсуэл Хилл",
Где жил он, в роскоши купаясь
И полным счастьем наслаждаясь,
Которое лишь к тем придет,
Кто хорошо себя ведет.
ИЗ СБОРНИКА "НОВЫЕ НАЗИДАТЕЛЬНЫЕ ИСТОРИИ"
ПРО САРУ БИНГ,
которая попала на рога быку только потому, что не умела читать.
Тому назад немало лет
Бинг Александр был мной воспет.
Но нынче я берусь за лиру,
Чтоб наконец поведать миру
О Саре, о сестре героя.
Она (я этот факт не скрою)
Прочесть к двенадцати годам
Ни слова даже по складам
Не научилась. В то же время
Билл, младший брат любимый всеми
(Ему исполнилось лишь пять),
Вслух Катехизис мог читать.
А Джейн (она чуть старше Билла)
Расина знала и любила.
Но Сара – странная натура!
Культура и литература
Настолько были ей чужды,
Что даже классиков труды
В ней не будили интереса.
И вот, идя домой из леса,
Она наткнулась на загон.
Был аккуратно заперт он
И высоко над огражденьем
Висел плакат с предупрежденьем,
Заметным всем издалека:
"Прохожий! Берегись быка!"
Увы, безграмотная Сара,
Не ведая, какая кара
Ее за изгородью ждет,
Идет бестрепетно вперед.
По счастью, бык в тот день прохладный
Настроен был не кровожадно,
А это (опыт мой таков)
Бывает редко у быков.
Легонько подцепив рогами,
Он бросил Сару вверх ногами
В колючий куст, а сам стоял
И с интересом наблюдал,
Как в тело юной недоучки
Впивались острые колючки.
Урок прошел не без следа.
Отныне Сара Бинг всегда
Подобных бед во избежанье
Плакат любого содержанья
Обходит стороной. Она
Теперь вдвойне убеждена:
Все то, что требует прочтенья,
Сулит большие огорченья.
ТОМ И ЕГО ПОНИ БИЛЛ
Владельца Билла звали Том.
На Билле Том скакал верхом
Через овраги, косогоры,
Кусты, калитки и заборы,
Крича "гони!", "давай-давай!",
И "ай да я!", и "не зевай!"
Увы, такие скачки Биллу,
Бесспорно, были не под силу,
И он, издав печальный вздох,
Свалился на бок и издох.
Родитель Тома был взбешен.
"Черт побери! – воскликнул он. –
Ты разорил меня, бездельник,
На двадцать фунтов кровных денег!
А может быть, несчастный зверь
И больше стоил бы теперь,
Ведь, как я помню, при продаже
Он не был и трехлетком даже.
Так вот отныне, дорогой,
В конюшню больше ни ногой!"
Мораль
Том строго соблюдал запрет
И вот, спустя пятнадцать лет,
По завещанью получил
Трех жеребцов и двух кобыл.
БИЛЛ И ЕГО ПОНИ ТОМ
Владельца Тома звали Билл.
Билл Тома холил и любил.
Он приносил ему в избытке
Разнообразные напитки
И много всяческой еды:
Моркови, брюквы, лебеды,
Овса и сена, просто травки
(Без патентованной добавки),
В корзинах молодой салат
(Что пони вредно, говорят),
Бобы в сметане, винегреты,
Печенье, сахар и конфеты –
И так по десять раз на дню.
Причем, как правило, в меню
Преобладало то, что пони
Иметь не должен в рационе.
От этих трапез бедный Том,
Всечасно маясь животом,
Хирел, жирел и расплывался
И понемногу превращался
В распухшую больную клячу,
Которую бы надо к врáчу
Послать (конечно, я хочу
Сказать: пора послать к врачý)
Билл, глядя на его мученья,
Сейчас же взялся за леченье
И Тома стал поить с утра
Имбирным пивом (два ведра)
И кислым молоком (три таза).
Но бедный пони раз от раза
Все разбухал да разбухал
И, наконец, совсем упал,
И на ноги уже подняться
Не смог. Но прежде чем скончаться,
Он злобно Тома в бок лягнул
И тут же ноги протянул.
Мораль
Ты добр к животным? – Молодчина!
Но знай: скотина есть скотина.
ПРО ДЖОНА,
который был лишен богатого наследства, потому что любил швыряться камнями.
Джон Вавассур, забыв про лень,
Швырял камнями целый день
По людям, лошадям и кошкам,
Но большей частью – по окошкам.
(Как подобает знати, Джон
Любил разбитых стекол звон).*
И этим милым развлеченьям
Он предавался с упоеньем,
Еще не зная, чтó его
Ждет за такое баловство.
У Джона дядя был родной,
Который каждый выходной
Имел привычку после чая,
Души в племяннике не чая,
О завещанье толковать.
Он знал, как деньги наживать,
Ведь в Сити он для этой цели
Ходил четырежды в неделю.
Отец же Джона (дядин брат),
К несчастью, был не так богат,
Что для отцов весьма типично.
Тогда как дядя самолично
Имел в Бразилии завод,
В Боливии – торговый флот.
Как следует миллионеру,
Владел он акциями в Пéру** ,
Агентством в Рио (на паях)
И землями во всех краях.
И даже дом, где проживало
Семейство Джона, – от подвала
До закоулков чердака –
Принадлежал ему пока.
У Б., пилота и поэта,
Похитил автор строчку эту. (имеется в виду Моррис Бэрринг, английский литератор и журналист,
в годы Первой мировой войны служивший в британских ВВС – прим. Н. Демуровой)
**
Меня поправят, если вру,
Но лучше говорить: в Перý
*
Но мы займемся завещаньем.
Был текст его составлен с тщаньем
И так звучал: "Согласно с правом
И находясь в рассудке здравом,
Все, что скопил за жизнь свою,
Я после смерти отдаю
В наследство дорогому Джону".
Был соответственно закону
Оформлен этот документ.
А бедный дядя в тот момент
Уже одной ногой в могиле
Стоял, и все вокруг твердили
О том, что, кажется, близка
Кончина дяди-старика.
Он, полностью уйдя от дел,
Весь день на солнышке сидел,
И часто в специальном кресле
Его везла сиделка (если
Был день нежарким) вдоль аллеи
До небольшой оранжереи,
Где в старческий тревожный сон
Обычно погружался он.
И вот, когда он в воскресенье
По своему обыкновенью
Там тихой дремой забывался,
Со свистом камень вдруг ворвался
В окно и дядю прямо в глаз
Ударил. Страшный крик потряс
Окрестности – то бедный дядя
Кричал спросонья: "Бога ради!
Кто это сделать мог?" И тут
Сиделка (а ее зовут
Мисс Чаминг) молвила ехидно:
"То ваш племянник, очевидно!"
"Скорей подать мне из бюро
Текст завещанья и перо!" –
Вскричал старик. Услышав это,
Мисс Чаминг, прямо как ракета,
Помчалась в дом что было сил
И принесла, что он просил.
Тут дядя взял перо сурово
И вместо "Джона дорогого"
Вписал мисс Чаминг, и она
Теперь богата и знатна.
ПРО ПИТЕРА ГУЛА,
который своей расточительностью довел родителей до разорения.
Часть 1
Был в детстве Питер Гул не гений,
Но и чрезмерных опасений
Не вызывал. По мере сил
Он взрослым правду говорил.
Он не имел дурных привычек,
Он избегал серьезных стычек
С тем, кто сильней. Он славно мог
Раз в месяц выучить урок,
Блеснув умом и интеллектом.
Он лишь одним страдал дефектом:
Он не умел (в двенадцать лет!)
Разумно строить свой бюджет
И пенсы, фунты и гинеи
Швырял на ветер, не жалея
И не считая, чем свою
Отнюдь не бедную семью
Довел почти до разоренья.
Увы, типичное явленье,
Когда семейных драм причина –
Беспутство собственного сына.
И вскоре грянул наконец
Тот страшный день, когда отец
Сего отъявленного мота
Пришел из банка, сняв со счета
Последний пенс. Ломая руки,
Воскликнул он в душевной муке
В ответ на робкий взгляд жены:
"О Боже! Мы разорены!"
Жена сказала не без вздоха:
"Конечно, это очень плохо,
Но, может, фунтов пять иль шесть
У Питера в копилке есть?"
И тут они, взяв острый нож,
Взломали ящичек – и что ж
Предстало взорам их в копилке?
Крючок и пробка от бутылки.
Часть 2
Пришлось продать им дом и сад
Всего за тысяч пятьдесят
И с сокрушенною душой
Навек уехать в край чужой.
И где-то чуть ли не в Алжире
(Там в нищете они прожили
Остаток горьких дней своих)
Похоронили вскоре их.
А чем же кончил Питер? Он
(Виновник этих похорон)
Понес такое наказанье,
О коем я без содроганья
Не в силах говорить. Ему
Пришлось столкнуться самому
С необходимостью суровой
(И для него, бесспорно, новой)
ТРУДИТЬСЯ в самом цвете лет,
Чтоб зарабатывать на хлеб.
В какой-то маклерской артели!
С восьми до двух! Пять дней в неделю!
Имея только час-другой,
Чтоб в ресторанчик дорогой
Зайти меж делом и досугом
На скромный ленч со старым другом.
ИЗ СБОРНИКА "КНИГА ПРО ЖИВОТНЫХ ДЛЯ ПЛОХИХ ДЕТЕЙ"
ПРЕДИСЛОВИЕ
Мой юный друг, я неспроста
Назвал тебя плохим,
Поскольку ты в твои лета
Не должен быть другим.
Но в том и цель сих дивных строк
(Коль верно их понять),
Чтоб вопреки природе смог
Ты вдруг хорошим стать.
Чтоб ты в полдневную жару
По поводу и без,
Уподобляясь Кенгуру,
Не прыгал до небес;
Чтоб за едой ты каждый раз
Не чавкал, как Кабан,
И в час не делал сто гримас,
Как глупый Павиан;
Чтоб не был груб ты, как Медведь,
И чтоб, ложась в кровать,
Не начинал, как он, реветь,
Скулить и подвывать.
Чтоб о тебе сказали: "Он
Еще с пеленок был,
Как Филин, точен и умен
И, как Котенок, мил".
ПОЛЯРНЫЙ МЕДВЕДЬ
Сидит меж айсбергов Медведь.
Он не боится стужи.
И мне б такой тулуп иметь –
Я б не боялся тоже!
ЛЕВ
У страшного Льва, что в пустыне живет,
Косматая грива и впалый живот.
Он только и смотрит, кого бы сожрать.
С ним умный ребенок не станет играть.
ТИГР
Но совершенно не таков домашний милый Тигр.
Он – замечательный партнер для всевозможных игр.
И хоть держать его в семье – чувствительный расход,
Но многодетным матерям в том есть прямой расчет.
КИТ
Кита, что с детства нам знаком,
Нельзя, как камбалу,
Зажарив в масле целиком,
Сервировать к столу.
Зато из ворвани Кита
(Коль растопить ее)
Получим мы китовый жир –
Полезное сырье.
Все эти факты рассмотреть
В деталях должен всяк,
Кто хочет в Оксфорде надеть
Профессорский колпак.
ГИППОПОТАМ
О нем слова достойные найду ли?
Он так неподражаемо хорош,
Что я его лишь платиновой пулей
Убил – его свинцовой не убьешь.
СЛОН
Откуда на Слона ни погляди,
Воскликнешь в удивленье и досаде:
"Зачем столь длинный хобот впереди,
Когда такой короткий хвостик сзади?"
НОСОРОГ
Ты мне несимпатичен, Носорог!
Что ты ответишь, если люди спросят,
Зачем ты носишь свой ужасный рог
Там, где приличный зверь его не носит?"
ЛЯГУШКА
Лягушку лучше не дразнить
Осклизлой тварью, гнусной рожей
И в колченогости винить
Не следует бедняжку тоже.
Ее не стоит называть
Надутой пучеглазой дрянью,
Ведь могут очень задевать
Такие грубые названья.
"Лягушки меж зверей других
Умней, честней и чище родом", –
Так любят говорить о них
Те, кто их держит. Но таких,
Увы, все меньше с каждым годом.
ИЗ СБОРНИКА "НОВАЯ КНИГА О ЖИВОТНЫХ ДЛЯ ЕЩЕ ХУДШИХ ДЕТЕЙ"
ПРЕДИСЛОВИЕ
Дитя, когда в кругу семьи
Ты обнаружишь вдруг свои
Обширные и многие
Познанья в зоологии,
То скажут вслух отец и мать:
"Как наш бездельник мог узнать
То, для чего за все века
Исканий и сомнений
Наука не нашла пока
Разумных объяснений?
Для взрослых тайн в природе нет,
Но нам понять непросто,
Зачем Морская Свинка в свет
Рождается бесхвостой?
Откуда ж мог проведать он,
Что Бабуин, к примеру,
Весьма в риторике силен,
А Слон умен, но в меру?
Быть может, шустрый наш пострел
С ученым Носорогом,
Удравши из дому, успел
Потолковать о многом?
Иль наш пытливый мальчуган
Подслушал в зоопарке,
О чем надутый Пеликан
Болтает в полдень жаркий?"
Но скажешь ты при всей семье:
"Здесь вовсе нет секрета –
Все, что я знаю о зверье,
Прочел я в книжке этой!"
ПИТОН
Питон (я речь о нем веду)
Болеет корью раз в году.
Он близорук и, кроме
Того, свиреп – а потому
Я не желаю никому
Иметь Питона в доме.
Но если есть у вас Питон,
То знайте, что не любит звон
Струны и звук вокала
Болезненный питомец ваш.
А если он впадает в раж –
Лупите чем попало!
Я знал одну особу из
Флориды. Ей пришел каприз,
Не зная правил этих,
Купить Питона... О, Творец!
Описывать ее конец
Я не возьмусь при детях.
ДИКОБРАЗ
Что? Ты решил ударить Дикобраза?
Остановись, несчастное дитя!
Иль, может, туптофильская* * зараза
В тебя уже проникла не шутя?
Животных бить – о как это ужасно!
Как это некрасиво! Но вдвойне
Грешно, постыдно (и небезопасно)
Бить тех, кто носит иглы на спине!
ЛАМА
Как коза, курчава Лама и печальна, как овца,
И похожа недовольным выражением лица
На не признанного критикой поэта.
Я скажу вам без ошибки, если только не совру,
Что живет она в Гвиане, Эквадоре и Перу –
Можно в атласе легко проверить это.
Но не спутает, конечно, тот, кто честен и умен,
Нашу Ламу (невзирая на созвучие имен)
С мрачным ламою – владыкою Тибета.
Ибо первая имеет ценный мех и милый вид,
А второй – весьма уродлив и совсем не плодовит.
Так что, если делать выбор, то (при схожих именах)
Нам животное, бесспорно, симпатичней чем монах,
Суеверьями опутавший полсвета.
МИКРОБ
Туптофил (от греч. “тупто” – бью, “филео” – люблю) – тот, кто любит бить. Слово не встречается
ни древнегреческих авторов, ни в литературе Возрождения, ни где-либо еще.
*
Микроб так мал, что по рассказам
Невидим человечьим глазом,
Хотя иные утверждали,
Что в микроскопе наблюдали
Все шесть его больших хвостов
Неописуемых цветов
(Причем на каждом из которых –
По десять хохолков в узорах),
Язык, прозрачный как слюда,
И зубы в сорок два ряда,
И брови в шахматном порядке.
Но, впрочем, это лишь догадки,
Хоть весь ученый мир, к примеру,
Их склонен принимать на веру –
Ведь отрицать никто не вправе
Того, чего не видел въяве.
ИЗ СБОРНИКА “ЕЩЕ О ПЭРАХ”
ЛОРД РОУХЭМРТОН
Наш лорд Роухэмптон столь ретиво,
Достойно и красноречиво
Ораторствовал, всем и вся
Проект бюджета понося,
Что этой непосильной встряски
Его голосовые связки
Не выдержали. Осмотрев
Больного воспаленный зев,
Промолвил доктор: "Дело – дрянь!
У вас обложена гортань".
"Да что гортань! Я сам, увы,
Обложен с ног до головы
Налогами!" – со стула встав,
Вскричал в горячке бедный граф
(Наш лорд был графом). "Ради Бога!
Вам вредно говорить так много! –
Воскликнул врач. – Домой! В кровать!
И рта отнюдь не раскрывать
До будущей среды, а в среду
За гонораром я приеду".
Среда настала. Свой визит
В роскошный дом на Одли-стрит
Обставил доктор в новом стиле –
Он прибыл на автомобиле
(Мотор наемным был, конечно).
Но что такое? Над конюшней*
Приспущен Юнион Джек слегка,
А во дворе у цветника
Уж нет былого оживленья.
Подходит доктор в удивленье
К дверям, снедаемый дурными
Предчувствиями, а над ними
(Дверями) видит – Боже мой! –
Герб лорда с траурной каймой.
Седой привратник, вслух рыдая,
Встречает доктора: "Какая
Утрата, сэр! Наш граф вчера,
Узнав, что принят на "ура"
Проект бюджета был в Палате,
Всердцах преставился. И, кстати,
Вы, сэр (мне, право, очень жаль),
Теперь получите едва ль
Свой гонорар". Осыпав бранью
Покойника с его гортанью,
Палату лордов и бюджет,
Сел доктор в свой кабриолет
И укатил, решив отныне
В расчетах строже быть с больными.
ЛОРД ЭПСОМ
Лорд Эпсом сел на рысака.
Ногой умелой знатока
Он шпоры всаживал в бока
Бедняге, до тех пор пока
Тот (дабы сбросить седока)
Не начал взбрыкивать слегка.
Но Эпсом – парень с головой! –
Знал толк в науке верховой
Езды и понял промах свой.
*
Заметить должен напрямую,
Что я не часто так рифмую.
Свершив кульбит, воскликнул он:
"Скакун немного возбужден!
И, безусловно, есть резон
Перенести наш моцион
До лучших (будущих) времен".
И конь был в стойло уведен.
ЛОРД ХИППО
Лорд Хиппо, ставя деньги на
Породистого скакуна,
Наивно полагал, что тот
Резвей соперников пройдет
Дистанцию, о чем один
Осведомленный господин
Поведал лорду по секрету.
Но в день заезда – что же это? –
Виконт увидел (о, судьба!),
Что был последним у столба
Его скакун. Всердцах наш Хиппо
Хотел призвать к ответу типа,
Который лорда надоумИл делать ставки девять к двум
И получил еще вдобавок
Комиссионные со ставок.
Но тот, завидев скорбный лик
Виконта, поднял страшный крик,
Вопя, что он ни сном, ни духом,
Что сам поверил лживым слухам,
Но кто ж мог знать, что фаворит...
Угрюм, подавлен и убит,
Предстал виконт, трясясь от страха,
Пред светлы очи папы-графа
И, глядя в угол, пробасил:
"Сегодня... я... на скачках... сир..."
"Смелей, мой мальчик, будь мужчиной! –
Вскричал добряк-отец. – Причины
Для огорченья нет. Итак,
Скажи мне только сумму... Как?!...
СТО ТЫСЯЧ ФУНТОВ?!... Н-да... Ну что ж...
На то она и молодежь...
Ну как сердиться на мальчишку?
Подай мне чековую книжку!"
Виконт признателен отцу
Был столь безмерно, что к концу
Недели с папиной подачки
Опять отправился на скачки
И в тот же день вернул с лихвой
Весь проигрыш недавний свой.
ЛОРД ЛАККИ
Буквально в полчаса лорд Лакки,
Влачивший дни свои во мраке
Забвенья и нужды, стал вхож
В круг самых избранных вельмож
(К чему стремиться должен каждый).
Случилось это так: однажды
Известный в свете герцог N
Из родового замка стен,
Сопровождаемый родными
И близкими (а между ними
Был Мейер, старый дебошир
Из Рэбли Эбби, Рутлэндшир)
С утра отправился в лесок,
Чтоб уток пострелять часокДругой. В разгар охоты Мейер
(Который, толком не умея
Стрелять, сидел в кустах с ружьем),
Вдруг размечтался о своем
И безо всякой задней мысли
Спустил курок. Случайный выстрел
Был точен, ибо снес, увы,
Бедняге N полголовы
(Их светлость был убит на месте).
Обуреваем жаждой мести,
Наследник герцога прямой
Лорд Агли крикнул сам не свой:
"Я проучу тебя, нахала!"
И стал палить по ком попало.
Но так как был он слеп, как крот,
То первым мистер Поддлплот
(Кузен по линии отца)
В грудь получил заряд свинца,
И тут же вслед за ним – последний
Законный герцога наследник,
Двадцатилетний остолоп
Лорд Z упал, сраженный в лоб.
Казнь лорда Агли (иногда
Решенья нашего суда
Бывают столь суровы к знати!)
Пришлась для Лакки очень кстати:
Теперь он мог свои права
Представить в суд и через два
Неполных года все именье
Заполучил в свое владенье.
Но Мейера за много лет
Лишь раз позвал он на обед.
ЛОРД ЭББОТТ
Когда лорд Эбботт величаво шел
По знаменитой улице Уайтхолл
В своей короне пэров, что была
Немного Его светлости мала,
То юный демократ корону пэров
(Из-за ее столь мизерных размеров)
Позволил себе высмеять бесстыдно,
Приняв ее за шляпу, очевидно.
ИЗ СБОРНИКА "ЛЕДИ И ДЖЕНТЛЬМЕНЫ”
ГУЛЯНЬЕ В САДУ
Съезжалась на "роллс-ройсах" знать
(Был каждый при супруге),
Чтоб кое-что порассказать
Друг другу друг о друге.
Хоть часто у мужей и жен,
Живущих в высшем свете,
Жизнь так пестра, что есть резон
Держать ее в секрете.
Те, кто не столь был именит,
Приехали на "фордах"
Понаблюдать семейный быт
Высокородных лордов.
А весь пешком пришедший люд
Был робок и смущен,
И то, что он некстати тут,
Прекрасно видел он.
..................................................
О ты, проклятье наших дней,
Неравенство сословное!
Ты ныне нас гнетешь сильней,
Чем в годы баснословные
Правления королевы Виктории,
когда
Плясали люди на балах,
Имели экипажи.
Но это кануло во прах
И не сохранилось воспоминанья даже.
ТРИ РАСЫ
1
Вот скандинав – смотри, сынок!
Он молчалив и длинноног.
Его прическа, как из пакли...
Он нравится тебе, не так ли?
2
А вот альпиец. До чего же
Своим нечистым цветом кожи
И честным взором глупых глаз
Он злит и раздражает нас!
3
А итальянец или грек –
Тот просто недочеловек.
Он кучеряв, болтлив и очень
В быту развязен и порочен.
OBITER DICTA*
1
Сэр Генри Уэффл, королевский адвокат (продолжает):
"...сэр Энтони Х, баронет и судья,
Сдавал ежегодно в аренду
Участок, которым владела семья –
Два акра застройки по Стрэнду..."
Его светлость (obiter dictum):
"Два акра застройки по Стрэнду
Я б сам взял охотно в аренду.
Там климат сухой
И вид неплохой
Особенно ближе к уик-энду".
2
Сэр Генри Уэффл (продолжает):
"...сэр Энтони, уток стреляя в лесу,
Схватил жесточайший катар
И умер вчера в шесть тридцать утра
(По слухам он был очень стар)..."
Его светлость (obiter dictum):
*
Obiter dictum (dicta) – лат., юр., неофициальное мнение (мнения) судьи Прим. переводчика.
"Для тех, кто (по слухам) так стар,
Опасно куренье сигар.
Бесспорно, во вред
Спиртное – но нет
Ужаснее зла, чем катар!"
3
Сэр Генри Уэффл (продолжает):
"..."Я с места не тронусь, – воскликнул жилец, –
И мне опекун не указчик!"
Чем был арендатор расстроен вконец,
В то время как душеприказчик..."
Его светлость (obiter dictum):
"Допустим, что душеприказчик –
Почтенья к закону образчик.
Тогда опекун –
Несносный болтун,
А вы, сэр, – бездарный рассказчик!"
4
Сэр Генри Уэффл (продолжает):
"...сославшись на дело
"Король против Белла",
Мы можем..."
Его светлость (резко вставая с места):
"А мы – больше нет!
Который уж час
Мы слушаем вас
И ваш утомительный бред!"
Все члены суда (встают и поют хором):
"Их светлость зрит в корень. Ура!
Кончать заседанье пора!
Мы здесь терпеливо
(И без перерыва)
Сидим с полвосьмого утра!"
Простодушный слушатель (поднимаясь с задней скамьи):
"Их светлость, устав рифмовать,
Решил заседанье прервать.
Бесспорно, он вправе, но..."
(Тут он был схвачен и брошен за решетку без суда и следствия.)
ДУРНОЙ ПРИМЕР
Джон Хендерсон, любимец муз,
Утратил к жизни всякий вкус.
Он с детских лет не верил в Бога
И книг читал чрезмерно много,
А чтенье (тут двух мнений нет) –
Источник всех возможных бед.
Зато сестрица Джона, Мери,
Столь закосневшая в безверье,
Что брату фору дать могла,
Со вкусом ела и пила,
Сжигая жизнь в чаду разврата.
Когда же мизантропа-брата
Случалось встретить ей, она
Ему пеняла: "Старина!
Ведь ты рехнешься с этим чтеньем!"
Таким вульгарным обхожденьем
Джон (хоть агностик, но эстет)
Бывал чувствительно задет.
За поведеньем этой пары,
Суля ей всяческие кары,
Синклит соседей-христиан
(Благочестивых прихожан)
Следил, бичуя в равной мере
Вседневное распутство Мери
И чтенье, в каковое Джон
Был безвозвратно погружен.
И все они нестройным хором
Твердили о возмездье скором.
Господь услышал их слова,
И Мери, дотянув едва
До ста трех лет, скончалась в муках
От пситтакоза. А в науках
Погрязший Джон – на склоне дней
Наказан был еще страшней:
Он в брак вступил с одной особой,
Столь светской и высоколобой,
Что, самых лучших чувств полна,
Она столового вина
(А также пива и крюшону)
Ни капли не давала Джону.
Безмерно этим удручен,
Джон был разбит параличом,
И днесь он с каждою минутой
Ждет в трепете кончины лютой.
Мораль
Всяк да поймет на сем примере,
Сколь пагубна нетвердость в вере.