От Понтия к Пилату

Сергей Журавлев
От Понтия к Пилату
ПИЛАТ – мужчина за сорок.
КАИАФА – мужчина за тридцать.
ОФИЦЕР – мужчина под сорок.
Члены Синедриона.
Толпа за сценой.
ПИЛАТ. Дорогу новую построили, а перед мостом повозка в двух местах подскакивает.
КАИАФА. Ясно.
ПИЛАТ. А это я еще не быстро ехал. А там две ямки перед мостом.
КАИАФА. Согласен.
ПИЛАТ. А ведь некоторые будут взлетать на мост. Ямок быть не должно.
КАИАФА. Ясно.
ПИЛАТ. И это я еще не быстро ехал.
КАИАФА. Согласен.
ПИЛАТ. А ведь некоторые будут взлетать на мост.
КАИАФА. Это последний долгострой.
ПИЛАТ. Так заканчивать надо! А то дорогу новую построили, а перед мостом повозка в
двух местах подскакивает.
КАИАФА. На два месяца раньше срока заканчиваем.
ПИЛАТ. Ямок быть не должно.
КАИАФА. Согласен, согласен со всеми твоими замечаниями, губернатор. Я только одного
не могу понять…
ПИЛАТ. И ведь это я еще не быстро ехал.
КАИАФА. Ну, вот он что? Великий философ, фантастический оратор? Почему ты его
защищаешь?
ПИЛАТ. Ты, наверное, когда умываешься по утрам компотом, забываешь выковыривать
из ушей косточки.
КАИАФА. Да он средний философ, средний оратор! Я раз сто побеждал его в споре. Он, в
общем-то, очень быстрый, очень средний богослов. Его нет!
ПИЛАТ. Что? Поэт?
КАИАФА. Кто поэт?
ПИЛАТ. Ты сказал «поэт».
КАИАФА. Я сказал «его нет».
ПИЛАТ. Нет?
КАИАФА. Нет, губернатор. Из одного города в другой, потом в третий, на Пасху в
столицу, и опять все сначала.
ПИЛАТ. Мне почему-то послышалось, что ты сказал «поэт».
КАИАФА. Я сказал «поэт»? Да из него такой поэт, как я имею счастье от моей торговли в
храме. Да просто он первый, среди всех этих бездельников и смутьянов, начал баловаться
со свободой.
ПИЛАТ. С чем, с чем он начал баловаться?
КАИАФА. Ты слышал с чем. Со свободой.
ПИЛАТ. Ну, может быть, все-таки не со «свободой»? Может быть, вместо «свобода»
лучше было бы сказать «воля»?
КАИАФА. Да какая, к черту, воля? Вот если взять того, который до него тут ходил, воду
мутил, то это еще туда-сюда, воля, это, так сказать, свобода вообще. А он первый, весь
такой тонкий и звонкий, поднял этот, в общем-то, глобальный вопрос о Свободе и
свободном человеке…
ПИЛАТ. Так. Стоп, стоп, стоп! А почему мне об этом никто не докладывал?
КАИАФА. Что?
ПИЛАТ. Я говорю, почему мне об этом никто не докладывал?
КАИАФА О чем вот ты сейчас сказал, я не понял?
ПИЛАТ. Все ты понял. Почему я должен все тянуть из тебя клещами?
КАИАФА Нет, ты что, серьезно все это или опять юродствуешь?
ПИЛАТ. Я юродствую? Да знаешь, сколько времени у меня уходит на все эти
урегулирования? Не только по этому делу, по большинству. И это ты должен был мне
сразу объяснить, что у вас тут происходит, что делается, а не наводить тень на плетень.
КАИАФА. Я навожу тень на плетень? Да это ты мне уже битый час твердишь про какогото поэта, а я пытаюсь донести до тебя, что нам с тобой нужно выступать в тандеме, пока
нам, действительно, не засунули раскаленное копье в задницу.
ПИЛАТ. А я, разве, что-нибудь говорю?
КАИАФА. Ты не говоришь? Да ты утверждаешь, что он не виновен!
ПИЛАТ. Нет, утверждать не могу: виновен, не виновен. Я сказал только, что меня
настораживают собранные доказательства. Собраны они законным или незаконным
образом? Можно ли вменять в вину данный состав преступления при этих собранных
доказательствах или нельзя? И вот эти все вопросы – они меня просто несколько
настораживают. И я говорю только о том, что хорошо бы их прояснить.
КАИАФА. «Где Дух Господень – там свобода»…
ПИЛАТ. А я разве что-нибудь говорю? Но я побеседовал с арестованным, с его
родственниками. Должен я или нет принять во внимание ту информацию, которой они
располагают? Обязан я был проверить и эти версии? Ведь это не на паперть бесплатно
сел! За это полагается и штраф большой, и лишение свободы, и более серьезное
наказание.
КАИАФА. «Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете
истину, и истина сделает вас свободными».
ПИЛАТ. А я что говорю? Я разве говорю: «Не раскрывайте это преступление, не
опрашивайте свидетелей, не привлекайте виновных»? Я об этом не говорю. Я говорю о
том, чтобы все это было сделано законным образом, и чтобы никто при этом не пострадал.
Этот ли бродяга, любой другой, третий, четвертый, пятый, десятый! А так я только за
объективное расследование, объективное! У претора такая объективность есть, и в других
провинциях, я думаю, такая объективность будет. Только этого надо добиваться. Если
есть сомнения, то давайте использовать полномочия претора с тем, чтобы эти сомнения
развеять.
КАИАФА. «Если Сын освободит вас – то истинно свободными будете».
ПИЛАТ. Вам, я вижу, палец в рот не клади.
КАИАФА. Мы священники, мы школы специальные заканчивали.
ПИЛАТ. Школы они специальные заканчивали! Так применяйте же свои навыки,
старания, умения, коли вы образованное сословие, коли вы школы специальные
заканчивали, сан имеете, опыт нарабатывали. Сидите часами, как некоторые раньше
сидели, раскрывали преступления. Я же с ним сидел, я же его убедил, что для него это
будет лучше. Но ведь я не топил, не бил, хитрость не проявлял, как в данном случае,
привели его ко мне в пятницу. Конец недели…
КАИАФА. Мы работали…
ПИЛАТ. Работали вы! Так ведь надо искрений интерес проявлять! Искрений! А как же?
Как же Сам? Как же Сам – дни и ночи проводит в дознании!
КАИАФА. Мы работали… Мы ж с ним работали.
ПИЛАТ. Они работали! Так ведь надо искрений интерес проявлять. Искренний! Я же
проявил! Я же убедил, что для него самого будет лучше все рассказать.
КАИАФА. Черт, губернатор! Так ты не собираешься прятать его от нас?
ПИЛАТ. Куда прятать? Нет, наказать надо. Обязательно надо наказать. Оставлять это
дело просто так нельзя! Но ведь есть же, в конце концов, и такая мера как штраф, опять
же, телесные наказания. Выпороть его виноградной лозой, да и дело с концом.
КАИАФА. Выпороть – не достаточно.
ПИЛАТ. А тебя пороли когда-нибудь?
КАИАФА. Давай сегодня без проповедей. Сегодня и так сумасшедший день.
ПИЛАТ. Я смотрю, вы серьезно настроились.
КАИАФА. Мы серьезно настроились. Мы очень серьезно настроились.
ПИЛАТ. Нет, если вы так серьезно настроены… Офицер! Бандита – ко мне!
ОФИЦЕР. Бандит на допросе.
ПИЛАТ. Ну, так приведи!
КАИАФА. Что за бандит?
ПИЛАТ. Бандит он и есть бандит. Убийца и грабитель.
КАИАФА. Тот самый?
ПИЛАТ. Тот самый! Хотите, казню его для вас?
КАИАФА Не хотим.
ПИЛАТ. Настоящий сукин сын!
КАИАФА. Нет, не надо.
ПИЛАТ. Да, да, я казню его.
КАИАФА. Нельзя же так наобум.
ПИЛАТ. Нельзя, по-твоему?
КАИАФА. Право, не стоит, губернатор. Народ должен сам…
ПИЛАТ. Народ должен сам… C какого перепугу?
КАИАФА. Таков обычай.
ПИЛАТ. Какой еще, к черту, обычай? Ты , вообще, в курсе, где мы живем?
КАИАФА. Я-то в курсе, в курсе. А вот сам-то ты в курсе?
ПИЛАТ. Я? А должен быть?
КАИАФА. Наверху в курсе.
ПИЛАТ. Нет, я знаю, знаю. Просто я не знал, что наверху в курсе этого вашего обычая.
КАИАФА. В курсе, в курсе. Наверху всегда в курсе… Да и, может быть, ты не знал. Сам
– тоже.
ПИЛАТ. Сам? Ты сказал, Сам – тоже?
КАИАФА. Тебе уже лучше?
ПИЛАТ. Черт, святой отец, это все, что мне нужно!
КАИАФА. Но ты все-таки чем-то расстроен?
ПИЛАТ. Я расстроен?
КАИАФА. У тебя какой-то расстроенный вид.
ПИЛАТ. У меня не расстроенный вид.
КАИАФА. Вот и правильно. Ты правильно поступил.
ПИЛАТ. Что?
КАИАФА. Говорю, я за тебя беспокоился, а ты правильно поступил.
ПИЛАТ. Поучи жену щи варить. Я еще никак не поступил.
КАИАФА. Нет, нет, ты правильно, правильно поступил. Твои враги уже на стену лезут от
досады. Они всем говорили, что ты лицо заинтересованное.
ПИЛАТ. Я не заинтересованное лицо.
КАИАФА. Разве ты не собирался его спасти?
ПИЛАТ. Собирался, но я не заинтересованное лицо.
КАИАФА. Тогда какая разница?
ПИЛАТ. Не знаю, но разница гигантская.
КАИАФА. Я ее не вижу.
ПИЛАТ. А я вижу! Вот черт! Надо было все-таки отправить его в другую провинцию.
КАИАФА. Это ничего не решило бы: слишком много он наболтал.
ПИЛАТ. Нет. Надо было все-таки опять отправить его к Антипе.
КАИАФА. Да, все равно! Слишком много наболтал этот твой поэт. Ты был прав, в этом –
вся беда.