Full text

Молодежные сообщества и движения в поле политики
Владимир Костюшев1
В разделе рассматриваются вопросы понимания молодежных сообществ и
движений в поле политики, межпоколенческие различия и ценностные конфликты между
поколениями; политическое позиционирование молодежных сообществ и движений в
современном российском обществе, понимание потенциала протеста в молодежных
сообществах.
Структурная неопределенность, долгое время характерная для поля политики в
российском обществе, в новом политическом цикле форсированно элиминируется – и
задается новая структура возможностей, которая формируется при инерции сложившихся
культурных возможностей поколений, при имеющихся культурных капиталах социальных
групп. Вместе с тем значительно возрастает не только социально-экономическая, но и
социально-культурная дифференциация разных социальных групп, разных поколений.
Для
понимания
процессов
дифференциации
хорошие
объяснительные
возможности предоставляет теория политических циклов. В новейшей политической
истории России, начиная с апреля 1985 года, по критерию доминирования того или иного
типа
радикальных
изменений
институциональных) можно
(идеологических,
выделить
четыре
политических,
политических
экономических,
цикла
радикальных
изменений2, а именно: идеологических (1985-1991 гг.), политических (1991-1993 гг.),
экономических (с 1994 г.), институциональных (с 2000 г.). При этом можно предполагать
"циклическую спираль" радикальных изменений переходного общества, в соответствии с
которой предполагается и диагностируется, во-первых, незавершенность каждого из
выделяемых направлений изменений в идеологии, политике, экономике и институтах, вовторых, взаимосвязанность и взаимообусловленность идеологических, политических,
экономических и институциональных изменений, в-третьих, «маятниковые» колебания в
рамках каждого цикла, вплоть до возвратов на исходные позиции, с которых начинались
изменения.
Владимир Костюшев - профессор СПб филиала ГУ-ВШЭ, к.ф.н.
См.: В.В. Костюшев. Вторая волна: институциональные и политические возможности новой волны
протеста в российском обществе // Гражданское общество и развитие местного самоуправления в России.
(3-й Российский научно-общественный форум). - СПб, СПбГУ, 2003; Он же. Политические циклы,
поколенческие конфликты, молодежные движения // Будущее молодежи России. - М.: Институт социологии
РАН, 2003.
1
2
В институциональном цикле радикальных изменений структура политических и
культурных возможностей принципиально меняется по сравнению с предыдущими и
оказывает определяющее влияние на позиционирование общественных движений и
сообществ в поле политики. В целом выделение четвертого цикла было связано с
предположением возможности институциональных изменений, связанных прежде всего с
активным вступлением России в мировой рынок, в международные финансовые и
политические
альянсы,
в
частности,
в
ВТО,
предполагающее
качественную
реструктуризацию производства и структуры занятости. Однако, как и в случае с циклами
прежних радикальных изменений, институциональный цикл остается незавершенным.
Незавершенность циклов радикальных изменений, прежде всего предполагаемого
макро-институционального сдвига, имеет существенные последствия для социальной и
политической ситуации в стране. В частности, она поддерживает состояние общей
социальной неопределенности, абсолютной и относительной депривации больших
социальных групп, приводит к росту социальной напряженности, реструктуризации и
активизации политических сил, формированию новой структуры социальных конфликтов.
Можно предполагать и серьезную трансформацию ценностных и нормативных оснований
гражданской культуры в целом.
В данном состоянии социальной и политической неопределенности и происходит
процесс формирования и становления политического позиционирования молодежных
сообществ и общественных движений.
Можно предполагать, что важным следствием изменений в институциональном
дизайне будет новая волна массовых протестных движений - с их возможной
радикализацией, сменой политических акторов, изменением репертуара коллективных
действий, ресурсной базы и каналов мобилизации. Новая волна - вторая после
радикальных движений конца 1980-х - начала 1990-х гг. - будет тем более мощной, чем
более сильными и артикулированными будут конфликты между властными группами на
федеральном и региональном уровне и чем менее эффективными будут социальные
программы, более слабой - исполнительная вертикаль, более существенным - разрыв
между властью и обществом.
С другой стороны, сила *второй волны* будет демонстрацией развитости и
устойчивости гражданского общества, а мера ее радикальности и конвенциональности
протестного репертуара - важным симптомом гражданской и политической культуры
общества. Баланс используемых в этих сложных условиях демократических/авторитарных
методов управления со стороны власти будет, в свою очередь, основным фактором меры
радикализма политических акторов и в целом стабильности политической структуры.
Можно предполагать важные особенности второй волны протеста, связанные с
синхронизацией сдвигов в экономике, политике и культуре, в частности: радикализация
протеста (усиление доли неконвенциональных протестных действий), его глобализация
(взаимозависимость национальных движений протеста с международными), и, возможно,
парадоксальное сочетание культурной архаизации (воспроизведение и закрепление
архаичных и традиционных поведенческих практик) и современной виртуализации
(символизация
капиталов/ресурсов,
имитация/симулирование,
усиление
игровых
технологий).
В рамках каждого из четырех циклов можно выделять особенности структуры
политических и культурных возможностей (расколы властных групп, состояние
гражданских свобод, значимость партийных структур, отношения собственности,
институциональные
изменения),
определяющие
ресурсный
бассейн,
механизмы
мобилизации ресурсов, направленность и успешность общественных движений в целом, в
том числе молодежных движений и организаций, различных молодежных групп. Теория
структуры политических возможностей в ряду других теорий общественных движений
(относительной депривации, новых социальных движений, мобилизации ресурсов)
предоставляет дополнительные объяснительные возможности для анализа. Движения, в
частности, можно рассматривать как проекцию конфликта властных групп.
Можно предположить доминирование следующих молодежных движений и
сообществ в каждом из циклов: нонконформистские молодежные образования - в
идеологическом цикле;
конформистские - в политическом цикле; конформистские и
нонконформистские движения и сообщества - в экономическом и институциональном
циклах радикальных изменений.
Отцы и дети: поколенческие различия и конфликты
Характеристики
поколенческих
различий
и
потенциальных
ценностных
конфликтов в каждом политическом цикле различны.
Ценностные межпоколенческие различия - фундаментальная характеристика
социума, и она нередко оказывается структурообразующей по отношению к политическим
изменениям. Ценностные различия между поколениями становятся особенно важными в
условиях резких социально-экономических и политических переходов, формирования
новой структуры политических и культурных возможностей в государстве и обществе.
Для новейшей политической истории России характерны именно такие резкие переходы,
и значимость различий между поколениями все больше становится одним из важнейших
факторов
социальной
и
политической
жизни.
И при
определенной
структуре
политических и культурных возможностей, ценностные различия между поколениями
могут перейти в состояние ценностных конфликтов. Потенциальные ценностные
конфликты
могут
стать
актуальными
и
тем
самым
определяющими
и
структурообразующими факторами политического поведения молодежных сообществ.
Ю. Левада обратил внимание на инерцию и устойчивость социальных институтов,
обеспечивающих воспроизводство основных структур общества, в том числе норм и
ценностей.
Именно
эти
традиционные
институты
обеспечивают
всю
систему
социализации и социального контроля3. «Соответственно общественно значимые
перемены связаны преимущественно с трансформациями социальных институтов.
«Поколенческая» составляющая перемен сводится к тому, что одним из факторов перемен
оказывается
деятельность
относительно
небольших
групп
молодых
людей,
ориентирующихся на нетрадиционные (часто внешние) образцы и способных влиять на
элитарные слои и атмосферу общественной жизни. «Разрыв поколений», о котором
принято
говорить,
-
это,
по
существу,
ценностный
раскол,
воплощенный
в
противостоянии небольшой, но значимой группы доминирующей традиции, системе,
строю. Такой раскол становился возможным в определенных обстоятельствах социальноисторического развития»4.
Протест групп молодежи против старших правящих групп оказывается протестом
не против старшего поколения, а против самой вертикальной организации общества.
По мнению Ю. Левады, «ни «разрыва» поколений, ни «молодежного» вызова»
сегодня как будто не существует, трудно усмотреть и возможности для его возникновения
в обозримом будущем» - по причине того, что власть в руках представителей наиболее
«молодого» поколения 50-летних (45-55 лет), воспринимаемого в качестве «инициаторов
модернизационных перемен» и практически не имеющих оппозиции5.
Современные молодежные сообщества в политике:
формальные классификации и реальные группы
Вопрос об особенностях формирования молодежных движений и сообществ в
разных политических циклах, предопределенных структурой политических и культурных
возможностей, представляется важным и актуальным. При определении влиятельных
Ю.А.Левада. Заметки о проблеме поколений //Отцы и дети: Поколенческий анализ современной России /
Сост. Ю. Левада, Т. Шанин. – М.: Новое литературное обозрение, 2005. С.235-244.
4
Там же, с.236.
5
Там же, с.238-239.
3
молодежных сообществ в политике после процедуры традиционных формальных
классификаций групп (политичность/аполитичность, активность/пассивность и другие
формальные классификации) самой важной становится процедура выделения реальных
массовых и влиятельных сообществ.
По формальным критериям важно различение сообществ, вовлеченных в поле
политики, предлагаемое властью (политизированных сообществ), и сообществ, не
вовлеченных в поле политики (неполитизированных сообществ). При этом стратегии
участия молодежных сообществ в политике могут быть представлены двумя основными
формами, связанными с отношением к политическому режиму: конформизмом и
нонконформизмом.
Среди политизированных, вовлеченных в поле политики, предлагаемое властью,
сообществ и движений можно выделить два типа политического позиционирования:
(1) сообщества и движения, позиционирующие себя в качестве союзников
властных групп (политические сообщества и движения при властных группах);
(2) сообщества и движения, позиционирующие себя в качестве оппозиционных
властным группам (оппозиционные политические сообщества и движения).
Среди неполитизированных, не вовлеченных в поле политики, предлагаемое
властью, сообществ и движений также можно выделить два типа потенциального
политического участия и актуального политического позиционирования:
(1) сообщества и движения, не вовлеченные в поле политики и потенциально
лояльные властным группам;
(2) сообщества и движения, не вовлеченные в поле политики и потенциально
оппозиционные властным группам.
За формальными классификациями обнаруживаются реальные молодежные
сообщества, парадоксальным образом сочетающие в себе признаки политических и
аполитичных, политизированных и не политизированных сообществ.
Обратим внимание, в частности, на две такие группы: 1) молодежные сообщества и
молодые люди, игнорирующие многие формы современного репертуара коллективных
действий (выборы, просмотр политических информационных каналов, участие в
политичесикх акциях и др.) и обладающих при этом ясно артикулируемой позицией и в
целом политическим позиционированием по отношению к политическому режиму,
политическим
институтам,
лидерам
или
проводимой
конкретной
политике;
2)
молодежные сообщества и молодые люди, принимающие активное участие в различных
формах
репертуара
политического
действия
и
не
обладающие
устойчивым
аргументированным позиционированием по отношению к системе власти и ее
институтам.
Альтернативная же стратегия молодежных групп, не вовлеченных в предлагаемое
властными группами поле политики молодежных сообществ («аполитичных» молодых
людей, составляющих большинство, по данным многих социологических исследований,
современной
российской
молодежи),
связана
прежде
всего
с
их
личностной
самореализацией в различных секторах поля культуры и бизнеса. Можно уверенно
предполагать, что данная большая группа молодежи представляет своего рода «ресурсный
бассейн» последующего процесса политизации молодежных сообществ в целом.
Большая группа пассивных молодежных сообществ и молодых людей – пассивных
и в области политики, и в области культуры, и в области бизнеса – также является
ресурсным
бассейном
политических
стратегий,
прежде
всего
конформистской
направленности.
Варианты общественного участия (через сеть общественных организаций и
общественные сетевые структуры) и политического участия (через сеть политических
партий и организаций) предопределяются базовыми стратегиями, и множественность их
весьма значительна: от карьерных "скоростных лифтов" до "неучастия" и игнорирования.
В каждой из выделенных стратегий можно предположить базовый доминирующий
сценарий: "политический карьерный сценарий" для конформистской (адаптационной)
стратегии, сценарий "политического скоростного лифта" для нонконформистской
(протестной)
стратегии,
сценарий
политического
неучастия
для
альтернативной
стратегии.
В рамках конформистской (адаптационной) стратегии, характеризующейся
некритическим принятием существующей структуры политических и культурных
возможностей и ориентацией на индивидуальный успех в заданных координатах, можно
предполагать доминирование "карьерных" сценариев политического участия: ориентация
на должностной и статусный рост, увеличение собственного влияния на принятие
решений, в целом - доминирование мотивация достижения и личного успеха. Сценарий
реализуется прежде всего через участие в сложившихся официальных и легитимных
молодежных политических и общественных организациях (от "молодежных союзов"
политических партий до новых "политических пирамид").
В
рамках
характеризующейся
нонконформистской
радикальным
(протестной)
неприятием
заданной
политической
структуры
стратегии,
возможностей
(политического режима, проводимого политического курса и т.д.), можно предполагать
доминирование как карьерных сценариев в формате "скоростных карьерных лифтов", так
и особой игровой культуры личностного самовыражения и личностной самореализации.
Существенно, что протестные стратегии реализуются в том же политическом поле, что и
адаптационные стратегии, и в этом контексте "протестующие" близки "адаптантам" и
отличаются от них только негативным отношением к современным политическим
практикам. Карьерная мотивация представлена среди протестующих не в меньшей
степени: протестные политические организации разного типа можно рассматривать в
качестве
площадок
взаимных
конвертаций
разных
капиталов
(от
силовых
до
интеллектуальных.
Особый интерес для современной ситуации в российском обществе представляет
альтернативная стратегия, характеризующаяся ясно артикулируемой аполитичностью и
вовлеченностью в различные сектора поля культуры. Можно предполагать, что носителей
данной стратегии отличает высокий уровень культурного капитала, сильные карьерные
амбиции за пределами поля политики. Материальные и карьерные притязания группы
«альтернативщиков» реализуются на другом поле - в альтернативных социокультурных
полях качественного образования, высоких технологий, личностной самореализации. Но
аполитичность
"альтернативщиков" относительна,
носит
ситуативный
временный
характер, и, можно предполагать, что в различных формах постепенно перейдет в формы
политического участия. В настоящее время альтернативная культура представлена прежде
всего в горизонтальных социальных сетях и устойчивых молодежных субкультурных
образованиях.
Можно предполагать: соотношение выделенных жизненных стратегий и сценариев
в социальных и территориальных (региональных) группах будет различаться; "вес" той
или иной стратегии в активных социальных группах будет различным. Очевидные
различия между жителями российских мегаполисов и средних и малых городов России
дополняются значимыми различиями социально-экономических и профессиональных
групп. Можно ожидать различий в стратегиях политического позиционирования и в
сообществах
с
разным
культурным
капиталом
(культурный
капитал
семьи,
образовательный уровень, активность в социокультурных практиках).
Различными, естественно, будут и "социальные портреты" носителей выделенных
стратегий: по эмотивным (в частности, по толерантности), когнитивным (прежде всего по
качеству образования) и конативным (по репертуару действия) характеристикам.
Точка перехода из латентной стадии ценностных различий в стадию открытых
ценностных конфликтов связана, как можно предполагать, с массовым привнесением в
российское
общество
новейших
технологий,
носителями
которых
будет
новое
образованное поколение. При этом нельзя исключать, что предполагаемая ценностная
«революция» будет носить структурообразующий характер и предопределять характер
многих экономических и политических метаморфоз российской жизни.
Молодежные движения и протест
Гражданский протест является реакцией граждан на решения власти, ее политику
или на политический режим. Протест реактивен по отношению к власти. Основная
функция протеста – выражение недовольства, тревожности, сопротивление власти.
Протест обладает и латентными
функциями, которые могут быть более
значимыми, чем функции явные. В частности, протест (1) способствует снятию
неопределенности политического пространства (акторы, структура возможностей,
правила, репертуар действий), (2) способствует опознаванию субъектов действия, (3)
является механизмом процесса обучения демократическим процедурам, (4) является
инструментом борьбы властвующих группировок, (5) является формой презентации
акторов.
При игнорировании протеста со стороны власти соотношение явных и латентных
функций протеста может существенно меняться. Игнорирование протеста приводит к
дисфункциональности заявленных форм протеста, увеличению потенциала протеста,
радикализации его репертуара и дискурса, переходу от конвенциональных форм к
неконвенциональным формам, связанным с насилием; к канализации протеста в
электоральные формы (абсентизм, альтернативизм, негативизм).
Выделяются пять групп факторов коллективного протестного действия:
- социально-психологические (относительная депривация),
-
организационные (социальные сети и мобилизация ресурсов),
-
социокультурные (политическая культура и коммуникации),
-
политические (структура возможностей),
-
институциональные (институциональные матрицы и радикальные структурные
изменения).
Общая схема детерминации протеста: институциональные матрицы - политические
возможности - политическая культура - социальные сети и мобилизация - потенциал
протеста. Сохраняет методологическое значение трех-компонентная формальная модель
протеста: конативная, когнитивная и эмотивная составляющие.
Потенциал протеста как социально-психологическое состояние готовности к
протестному действию, основанное на тревожности и недовольстве, вызываемое мерой
относительной депривации (эмотивная составляющая).
Репертуар протеста как устойчивая совокупность коллективных протестных
действий по отношению (1) к политическому режиму в целом, (2) конкретному властному
институту,
(3)
проводимой
политике
в
конкретном
направлении.
Различение
конвенциональных и неконвенциональных протестных действий - в рамках обычного
права (культура) и юридического права (закон). Мера конвенциональности протеста признак политической культуры и функциональности гражданского общества (конативная
составляющая).
Дискурс
протеста
как
когнитивная
составляющая,
выраженная
в
(1)
в
идеологическом производстве, (2) в политической интерпретации, (3) повседневном
политическом нарративе.
Важной является проблема сопряженности, согласованности-рассогласованности
потенциала, репертуара и дискурса протеста. Возможна типология гражданского протеста
по критерию доминирования одного из компонентов. Соответственно можно выделить
следующие типы протеста:
(1) акционистский протест, выражаемый в коллективных протестных действиях с узким
или широким репертуаром;
(2) внутренний психологический протест, выражаемый в социально-психологических
состояниях тревожности, беспокойства, фрустрации, но не канализируемый в
коллективных протестных действиях;
(3) идеологический протест, выражаемый в идеологических артикуляциях и требованиях
протестующих.
Возможно выделение и подвидов протеста, их более сложная типологизация.
Важным обобщением является и понятие институциональных матриц протеста,
сводимых к широкой социокультурной обусловленности общественных движений,
коллективного протеста, в частности - всей совокупностью социальных институтов и
институциональными рамками, как на макро-уровне, так и микро-уровне. Актуальной
становится
проблема
операционализации
институциональных
возможностей
и
ограничений протеста. Значимой в этой связи становится задача типологизации матриц, в
частности - по критерию структурной определенности. Концепция структурной
неопределенности как экологической ниши общественных движений.
Обозначается возможность интерпретации общественных движений и гражданского
протеста как самостоятельного социального института, функционального в системе
гражданского
общества
и
современного
государства:
артикуляция
интересов
депривированных социальных групп, формирование социальной солидарности - через
оппозицию, преодоление общей структурной неопределенности.
Отечественные исследования протеста (Гордон, Кинсбурсгский, Топалов, Хенкин
и др.) имеют две важные особенности.
Во-первых, они, за редким исключением, игнорируют достижения как "высокой"
социологической теории (рационального выбора, социальных полей и конвертации
капиталов, драматургического подхода и др.), так и частных социологических теорий,
прежде
всего
(относительной
теорий,
разработанных
депривации,
в
мобилизации
социологии
ресурсов,
общественных
структуры
движений
политических
возможностей, новых социальных движений) - что приводит к публицистичности и очень
существенному ограничению предлагаемых интерпретаций и обобщений, нередко - к
существенным интерпретационным ошибкам, попаданию в публицистические "ловушки".
Во-вторых, все известные исследования основаны на одном методическом подходе,
а именно - на опросах общественного мнения, в результате которых определяются
характеристики "общества недовольных" (метафора Л.А. Гордона удачно презентирует
этот подход). Следствием такой "монометодичности" является естественная концентрация
внимания на социально-психологических состояниях недовольства, фрустрации, агрессии,
тревожности, беспокойства, различных фобий и - на основе этих социальнопсихологических состояний - готовности к действию, к протесту. Это направление
исследований аккумулируется в концепте "потенциал протеста". В частых комментариях
Левады, Левинсона, Клямкина, Ослона и других специалистов по общественному мнению,
измеряющих меру недовольства социальных групп, данный подход представлен в полной
мере.
Помимо
психологических
и,
-
подчеркнем,
ситуативных
-
состояний,
анализируются также - что более ценно в научном отношении - зависимости потенциала
протеста
с
ценностно-нормативными
исследования протеста в рамках
структурами.
Таким
образом,
данного направления включен
(и
в
предмет
тщательно
проанализирован, прежде всего В. Сафроновым) только один важный атрибутивный
компонент феномена протеста - эмотивный, социально-психологический, ценностный.
Два же других - не менее важных - по классической социально-психологической схеме конативный и когнитивный - находятся за пределами профессионального теоретического
и эмпирического анализа.
Публицистические
рассуждения-метафоры
об
опасности
стихийного,
-
спонтанного "народного бунта", можно оставить за пределами данного краткого обзора
как не имеющие отношения к предмету анализа.
Современное
социологическое
понимание
протеста
может
быть
кратко
представлено следующими основными тезисами.
Во-первых, оно основано на базовом предположении о 3-компонентной структуре
протеста, включающей в себя эмотивную (потенциал протеста), конативную (репертуар
протеста) и когнитивную (дискурс протеста) составляющие. Эта посылка, взятая из
классической социальной психологии, в социологической версии должна иметь, конечно,
более широкую интерпретацию.
В частности, в конативную, поведенческую компоненту входит широкий круг
явлений - не только собственно коллективные протестные действия, но также и
деятельность различных организаций общественного движения (SMO), и социальные сети
его участников, и институциональные формы, и организационные структуры.
Когнитивный компонент - в свою очередь - включает не только идеологическое и
интеллектуальное производство лидеров движений, но также и многие другие
дискурсивные
практики:
от
текстов
периодических
изданий
движений
до
артикулированных требований протестующих и повседневного языка обыденных
интерпретаций социальной реальности и политических событий.
В эмпирическом исследовании протеста, в частности, основным предметом
исследования являются коллективные протестные действия.
Во-вторых, в соответствии с теорией структуры политических возможностей
протест рассматривается как поведенческая реакция граждан на действия властей, на
изменение политических условий и возможностей, проектируемых органами власти
разного уровня - от национального до локального. Протест в этом контексте - всегда
реактивен и вторичен по отношению к внешним политическим и институциональным
условиям.
В-третьих, существенно, что гражданский протест - в российском контексте об
этом можно говорить вполне определенно - также вторичен и производен, как правило, от
конфликта элит, или властвующих группировок, или групп, принимающих решения - и
используется в этом конфликте и борьбе группировок как инструмент, как средство
борьбы и давления.
Данный тезис является очень важным - он предполагает весьма критичное
отношение
к
публицистическим
интерпретациям
протеста
как
"стихийного"
и
"спонтанного". Массовый протест в этом контексте - это, если перефразировать известное
высказывание - дубина в руках политических группировок, "булыжник" - но в руках не
пролетариата, а номенклатуры и элиты, используемый для лоббирования и реализации
собственных интересов в борьбе с другими группировками. Данные - инструментальные характеристики протеста требуют к себе самого серьезного внимания.
В-четвертых, используется введенное Ч. Тилли и используемое большинством
специалистов по социологии общественных движений (С. Тэрроу, Б. Кландерманс, Д.Опп,
Д. Рухт и др.) понятие "репертуара коллективных действий", который включает в себя
разные виды протеста: голодовки, митинги, шествия, демонстрации, пикеты, забастовки,
символические действия и др.
Репертуар протеста типологизируется по разным основаниям, прежде всего по
критериям конвенциональности - как в понятиях обычного права (конвенциональность в
данной национальной/государственной культуре - по отношению к обычаям, нормам,
правилам этой культуры), так и в понятиях юридического права (конвенциональность по
отношению к законодательству, правовому полю государства или территории).
В-пятых, в описании и анализе каждой конкретной акции протеста используется
набор специальных понятий, описывающих внешне простой - на самом деле сложный и
многоуровневый - дизайн каждой протестной акции: от первичных традиционных
признаков (дата и место проведения, организатор, мишень протеста, социальный состав
участников, декларируемые требования и др.) - до более сложных вторичных признаков,
являющихся результатом интерпретаций первичного материала (общий характер
требований, заинтересованные группы, латентные конфликты, ресурсная оснащенность
акции и др.).
В целом феномен гражданского протеста рассматривается - в соответствии с
концепциями гражданского общества и фундаментальным понятием прав человека - как
обязательный и необходимый компонент демократического общества, более того - как
естественный механизм развития демократии.
Таким образом, представленное понимание протеста выдержано, во-первых, в
рамках макротеорической теории рационального выбора, во-вторых, в нем активно
используются основные положения частных социологических теорий: относительной
депривации,
мобилизации
ресурсов
и
структуры
политических
возможностей,
разработанных в социологии общественных движений.
Следует заметить, что предлагаемый теоретический подход может быть обогащен
положениями
теории
социальных/культурных
полей
и
конвертации
капиталов,
"воображаемых обществ", социальных институтов и институциональных трансформаций,
некоторых других концептов, имеющих хорошие объяснительные возможности для
понимания внутренней динамики движений, устойчивости/неустойчивости процессов
идентификации его участников, в целом определения общественных движений как
самостоятельного социального института с уникальными и чрезвычайно значимыми для
социальной динамики функциями.
Вопросы:
1) Как Вы понимаете политическое позиционирование молодежных движений и
сообществ?
2) Какова роль поколенческих ценностных различий в формировании молодежных
сообществ?
3) Каковы основные стратегии политического позиционирования молодежных
сообществ и движений в современном российском обществе?
Литература:
Молодежный Петербург: движения, организации, субкультуры.
(Опыт
социологического описания). Под ред. В.В. Костюшева. СПб филиал Института
социологии РАН, СПбГУ. СПб. 1997.
Молодежные движения и субкультуры Санкт-Петербурга (социологический и
антропологический анализ). Под ред. В.В. Костюшева. СПб филиал Института
социологии РАН, СПбГУ, СПАС. СПб. Изд-во «Норма». 1999.
Омельченко Е. Молодежные культуры и субкультуры. М. Институт социологии
РАН. 2000;
Отцы и дети: Поколенческий анализ современной России / Сост. Ю. Левада, Т.
Шанин. – М.: Новое литературное обозрение, 2005.
Пилкингтон Х., Е. Омельченко, М. Флинн, У. Блюдина, Е. Старкова. Глядя на
Запад: Культурная глобализация и российские молодежные культуры. СПб. Алетейя.
2004.
Тревоги и надежы моего поколения: ценности, политическое участие,
повседневные практики россйской молодежи начала ХХI века. Под ред. В.В. Костюшева.
СПб.: Норма, 2004.
Современные молодежные сообщества в культуре и политике. Под ред. В.В.
Костюшева. – СПб.: Норма, 2008.
Экстремизм в среде петербургской молодежи: анализ и вопросы профилактики.
Под ред. А.А. Козлова. – СПб., 2003.