История одного самоубийства

Ашихмина Т.С. История одного самоубийства (по мотивам рассказа М. Булгакова «Морфий») //
Досуг в школе. – 2004. - №1. – С. 26-28.
История одного самоубийства
По мотивам рассказа М. Булгакова «Морфий»
Т.С. Ашихмина
г. Ливны, Орловская обл.
Действующие лица:
Ведущий, доктор Бомгард, доктор Поляков.
Ведущий. Эту историю поведал нам писатель Михаил Афанасьевич Булгаков.
После окончания медицинского института он работал в провинциальной больнице,
наблюдал разные человеческие судьбы, которые потом нашли отражение в его
произведениях.
В 1921 году он начал работу над романом «Недуг», герой которого - врачнаркоман. Роман не получился, был почти полностью уничтожен автором, но он
сыграл важную роль в жизни писателя. Ведь в его судьбе был такой опасный эпизод
— увлечение «в минуту жизни трудную» морфием. Спастись ему помогла первая
жена Татьяна Николаевна.
Михаил Афанасьевич сумел остановиться. Он сохранил отрывок романа,
переделав его в рассказ-предупреждение «Морфий».
Предлагаем вам отдельные эпизоды рассказа, которые мы объединили под
названием «История одного самоубийства».
Ведущий уходит, появляется доктор Бомгард.
Бомгард. Я, доктор Бомгард, в 1917 году работал в провинциальной больнице
в Смоленской глуши.
11 февраля 1917 года я получил вот эту записку (читает).
«Милый коллега!
Я очень и нехорошо заболел. Во имя нашей дружбы прошу приехать ко мне
поскорее. Может быть можно спастись? Надежда блеснет для меня?
Сергей Поляков». (Складывает записку)
Уехать я не успел. 14 февраля в час ночи меня разбудили. Привезли доктора
Полякова. Я бросился в приемный покой. Под лампой, изливавшей тревожный свет,
лежал окровавленный доктор Поляков. Он выстрелил себе в грудь. Пульс еще
прощупывался. Чуть слышно он проговорил: «Тетрадь вам». Глаза его
остановились, помутнели. Доктор Поляков умер. В предсмертном письме он
написал мне: «Я не буду лечиться. Это безнадежно. Я достаточно попробовал.
Других предостерегаю: будьте осторожны с белыми растворимыми в воде
кристаллами. Я слишком им доверился и они меня погубили.
Мой дневник — дар Вам. Доктор Поляков».
Приписка. «Прошу в смерти моей никого не винить.
Лекарь Сергей Поляков».
(Достает тетрадь)
Я сохранил дневник доктора Полякова, не раз перечитывал его. И вот сегодня,
10 лет спустя, я вновь перелистываю пожелтевшие страницы, вновь вижу перед
собой Сергея Полякова.
20 января. Чем глуше, тем лучше...
Выходит 2-й участник, доктор Поляков, в руках тетрадь.
Доктор Поляков. Чем глуше, тем лучше. Видеть людей не хочу. Целыми
вечерами я один. Жена моя, оперная певица, ушла от меня. И я один.
Доктор Бомгард. 15 февраля. Я собрался ложиться спать...
Поляков. ...Я собрался ложиться спать, как вдруг у меня сделались боли в
области желудка, Анна Кирилловна, наша фельдшерица, вынуждена была
впрыснуть мне морфий. Хвала тому, кто первый извлек из маковых головок
морфий. Боли прекратились через семь минут.
Бомгард. 16 февраля. Сумерки наступают рано. Я один в квартире...
Поляков. ...Я один в квартире. Вечером пришла боль, но не такая сильная, как
вчера. Опасаясь возврата вчерашнего припадка, я сам впрыснул себе в бедро один
сантиграмм. Боль прекратилась почти мгновенно.
Бомгард. 18 февраля сделана запись: 4 укола не страшны. А 1 марта Поляков
записал предостережение самому себе: Доктор Поляков, будьте осторожны...
Поляков. Записал вчера: доктор Поляков, будьте осторожны.
Вздор!
Если бы я не был испорчен медицинским образованием, я бы сказал:
нормально человек может работать только после укола морфия.
Фельдшерица Анна Кирилловна боится за меня. Успокоил ее, сказав, что с
детства отличался громаднейшей силой воли.
Бомгард. Запись от 1 марта. Фельдшерица Анна Кирилловна отказывается
делать раствор...
Поляков. Анна Кирилловна отказывается делать раствор. Впервые обнаружил
в себе неприятную способность кричать на людей, когда я неправ. Накричал на
Анну Кирилловну. Пошел в спальню, посмотрел, на донышке флакона чуть
плескалось. Пошел к Анне Кирилловне. Она не отдавала ключи от аптеки. Грубо
вырвал их у нее из рук...
Через час я был в нормальном состоянии. Конечно, извинился за грубость. Сам
не знаю, как это со мной произошло. Раньше я был вежливым человеком.
Бомгард. 9 апреля. Весна ужасна...
Поляков. ...Весна ужасна.
Кокаин — черт в склянке. Состояние блаженства длится одну-две минуты.
Потом все исчезает бесследно. Наступает боль, ужас, тьма. Весна гремит. Черные
птицы перелетают, вдали лес черной щетиной тянется к небу...
Я меряю шагам пустую комнату в моей докторской квартире. Сколько таких
прогулок я могу сделать? 15 или 16, не более. А затем мне нужно поворачивать и
идти в спальню. На марле лежит шприц. Я беру его и, смазав йодом исколотое
бедро, всаживаю иголку в кожу. Никакой боли нет. Возникает чувство эйфории. Все
звуки, раздражавшие меня, становятся ангельским хором. Но вот кокаин в крови
превращается в дьявольскую смесь, замолкает ангельский хор. И так несколько раз
в течение вечера, пока я не пойму, что я отравился.
Сердце начинает стучать так, что я чувствую его в висках, а потом оно
проваливается в бездну.
Бомгард. Запись от 13 апреля. Я несчастный доктор Поляков, заболевший в
феврале этого года морфинизмом...
Поляков. ...Я несчастный доктор Поляков, заболевший в феврале этого года
морфинизмом, предупреждаю всех. Наркотики - сквернейший и коварнейший яд.
Вчера меня еле отходили, сегодня — я полутруп.
Бомгард. Если вести историю болезни, то вот...
Поляков. ...Если вести историю болезни, то вот: я впрыскиваю себе морфий
два раза в сутки. Меня мучает, что кто-нибудь узнает о моей болезни... Но нет,
ничто не выдает меня. Зрачки меня могут выдать только вечером, а вечером я ни с
кем не сталкиваюсь...
Страшнейшую убыль морфия в нашей аптеке я пополнил, съездив в уезд. Но и
там пришлось переживать неприятные минуты. Как школьник, я краснел, прятал
глаза перед заведующим складом. Мне кажется, что он проник в мою тайну, и я
волнуюсь, мучаюсь.
Бомгард. 18 мая записано: «Я, доктор Поляков, заболевший этой ужасной
болезнью...»
Поляков. ...Я, заболевший этой ужасной болезнью, предупреждаю всех:
медленная смерть овладевает наркоманом, лишь только на час или два лишить его
наркотика... Воздух не сытный, его глотать нельзя... В теле нет косточки, которая не
жаждала бы...
Чего? Этого нельзя ни определить, ни объяснить. Словом, человека нет. Он
выключен. Движется, тоскует, страдает труп. Он ничего не хочет, ни о чем не
смыслит, кроме наркотика.
Смерть от жажды — райская, блаженная смерть по сравнению с жаждой
наркотика. Так, вероятно, заживо погребенный ловит последние ничтожные
пузырьки воздуха в гробу и раздирает кожу на груди ногтями. Так еретик на костре
стонет, когда первые языки пламени лижут его ноги.
Смерть — сухая, медленная смерть... Все... больше не могу... уколол себя...
легче...
Эта запись, сделанная час назад, вздор. Не так страшно, рано или поздно
брошу. А сейчас спать. Этой глупой борьбой с наркотиком я только ослаблю себя.
Бомгард. Вырвано несколько страниц. 14 ноября записано... Я убежал из
лечебницы в Москве, бежал трусливо, выкрал свой собственный костюм... На
другой день сделал укол, ожил, вернулся в лечебницу.
Поляков. ...вернулся в лечебницу. Доктор встретил меня жалостливо, но
сквозь эту жалость сквозило все-таки презрение.
Вдруг я испуганно бросился к двери. Мне показалось, что меня хотят запереть
в лечебнице. Доктор сказал: «Я вас не держу. Но одумайтесь. Поймите, что вы все
равно попадете в психиатрическую больницу в еще более плохом состоянии, и вам
дальше не стоит лечить людей».
Я умолял не лишать меня работы...
Я ушел, всю дорогу дергался от стыда. Почему?
Ах, мой друг дневник, ты не выдашь меня. Ведь в лечебнице я украл морфий.
Ключ оставили в шкафу. А если бы ключа не было? Взломал бы шкаф? Взломал бы.
Итак, доктор Поляков — вор. Да, у меня начался распад моральной личности.
Бомгард. 18 ноября доктор Поляков записал: «Заморозки.... Подсохло...»
Поляков. ...Подсохло. Я вышел пройтись к речке. Я делаю попытки
воздерживаться от уколов. Сегодня не делал впрыскиванье...
Я ползу, опираясь на палку (я ослаб в последнее время). И вот я вижу: от речки
по склону летит ко мне быстро и ножками перебирает под своей пестрой юбкой
колоколом старушонка с желтыми волосами. Сначала я даже не испугался.
Старушка как старушка, странно, почему на холоде простоволосая, в одной
кофточке. А потом вдруг понял: старушка не бежит, а именно летит. В руках
старушки - вилы.
Я упал на одно колено, закрываясь, потом повернулся и побежал, ковыляя, к
дому, ничего не желая, кроме морфия...
19 ноября перечитал записи — вздор. Случайная галлюцинация.
Бомгард. Запись от 27 декабря говорит о твердом намерении лечиться.
Поляков. Январь. 15. Я не поехал. Я не могу отказаться от морфия — своего
растворимого кристаллического божка.
3 шприца в сумерки.
3 шприца ночью.
Бомгард. 16 января. В сумерки - самое ужасное время — на квартире услышал
отчетливо монотонный голос, который отчетливо и угрожающе повторял...
Поляков. ...монотонный голос отчетливо и угрожающе повторял: «Сергей
Васильевич, Сергей Васильевич...» После впрыскивания все прошло.
Бомгард. 17 января. Вьюга. Приема нет.
Поляков. ...Приема нет... Я погиб. Надежды нет. Шорохов пугаюсь, люди мне
ненавистны. Я их боюсь. На предплечьях не прекращаются нарывы, то же на
бедрах...
Сегодня 18 января. Галлюцинация: жду в черных окнах появления каких-то
бледных людей. Это невыносимо. На окне одна штора только. Взял в больнице
марлю и завесил. Почему завесил? Предлога придумать не мог.
11 февраля. Люди! Кто-нибудь поможет мне?...
Перед тем как написать Бомгарду, все вспоминал. Вспомнил вокзал в Москве,
когда я убегал из лечебницы. Краденый морфий я впрыскивал в уборной. Это
мучение. Руки прыгают, того гляди распахнется дверь... С тех пор и фурункулы у
меня.
Бомгард. 13 февраля. Могу себя поздравить...
Поляков. ...Могу себя поздравить: 14 часов без укола. Это немыслимая цифра.
Светает. Сейчас буду совсем здоров.
По зрелому размышлению никто не нужен мне. Позорно хоть на минуту
продлить свою жизнь. Такую - нет-нет, нельзя. Лекарство у меня под рукой. Как я
раньше не догадался? Тетрадь Бомгарду. Все.
Выходит ведущий.
Бомгард. На рассвете 14 февраля в далеком маленьком городке я прочитал
записки застрелившегося Сергея Полякова. Здесь они полностью, без каких-либо
изменений.
Ведущий. Теперь, когда прошло много лет, когда тело Сергея Полякова
истлело, память о нем исчезла, нужны ли эти записи?
Поляков, Бомгард выходят вперед.
Бомгард. Да, нужны.
Поляков. Как предупреждение тем, кто стоит на грани первого шага к
дурману.
Ведущий. Пока не поздно.
Все (хором). Остановитесь!
Ведущий. Во имя своих матерей!
Участники. Остановитесь!
Ведущий. Во имя своих семей!
Участники. Остановитесь!
Ведущий. Во имя ваших будущих детей!
Участники. Остановитесь!
Все (хором). Остановитесь!