Мне кажется, что в России сейчас не до песен

реклама
ГАСТРОЛИ
АНОНС
ГАСТРОЛИ
«Елена Камбурова...- cреди вечерней суеты»
Ее всегда выделяли. Из сотен других талантливых исполнителей, поэтов и актеров.
Оказывали особое расположение люди, перед которыми и сегодня хочется снять
шляпу.
«Деточка, - говорила ей Раневская, - как хорошо, что вы не фифа. У вас такой же
недостаток, как у меня. Нет, не нос. Скромность.... И запомните: я вас благославляю»
Среди своих любимых исполнителей Окуджава называл всего двоих: Армстронга и её –
Елену Камбурову. Что в ней такого особенного? Слово, душа, мелодия? Кто знает...
В апреле-мае Камбурова приезжает на гастроли в Америку и Канаду и у нас есть
прекрасный повод побаловать себя. Тем более, что на телеэкранах Елену увидишь крайне
редко - она принципиальная противница разного рода шоу, сборных концертов и прочей
толкотни.
- Елена, разве публичность ни есть необходимое условие вашей профессии?
Отказываясь от телеэфира, вы лишаете удовольствия тысяч своих поклонников.
- Вы правы, ситуация катастрофическая. Но ничего не могу с этим поделать,
трудно переступать через себя. Надеюсь, мой зритель всё же не страдает. Есть диски,
гастроли и есть, наконец, мой «Театр Музыки и Поэзии», где всегда переполненный зал.
Ничто и никогда не сможет заменить живой зал. Московские, питерские, новосибирские,
тель-авивские, нью-йоркские зрители – мои близкие друзья, моя аудитория. Это не
публика, а именно - зритель.
- А есть разница?
- Для меня – большая. Публика – понятие общее, когда попадают на концерт за
компанию, по случайному билету. Зритель же идет на имя, на конкретного исполнителя.
Он не просто созерцатель – он соучастник творческого процесса.
- Говорят, Пугачева вас приглашала на «Рождественские встречи», а вы отказались?
- Да, и не раз. Я честно объяснила, что климат этих встреч прямо противоположен
моей внутренней интонации. На что Алла Борисовна горестно заметила, что вся эта попса
ей и самой надоела...
- Ваша программа называется «Среди вечерней суеты». Суеты сегодня на самом
деле предостаточно. Чем успокоите?
- Классикой. Настоящей поэзией. Никаких принципиальных изменений в моей
программе не происходит. Окуджава, Высоцкий, Гумилев, Пастернак, Ахматова,
Мандельштам – как можно убрать из репертуара эти имена? Мои новые вещи тоже
должны отзвучать со сцены ни разово - слишком много в них вложено сил и души.
- Судя по вашим интервью, то что происходит сегодня на росссийской эстраде, да и
вообще в стране, вам не очень по душе? Телевизор не часто включаете?
- Напротив. Очень внимательно смотрю. Отслеживаю все основные передачи - не
увеличивается ли градус нравственности? Увы-нет. Сегодня вырастает и поднимается
огромная аудитория, у которой «вместо сердца – пламенный мотор». Эти ребята
воспитаны на боевиках и компьютерных играх. Хорошие мышцы, толстая кожа и
неразвитая душа. Иногда кажется, что зло прогрессирует. Но есть и масса людей, которые
настроены на добро и строят вокруг себя достойный мир. Я вижу это по своему театру, по
лицам в зале...
- Ваш театр Музыки и Поэзии, расположен напротив Новодевичьего монастыря.
Получить зал в центре Москвы сегодня редкая удача. Рука провидения?
- Нет - Лужкова. Именно с легкой руки мэра нам отдали часть бывшего кинотеатра
"Спорт". У нас два небольших зала, постоянная, пусть небольшая, труппа – настоящих
1
энтузиастов, многих приглашаем на антрепризной основе. Часто бывают Никитины,
Вероника Долина, Ирина Богушевская, Оля Арефьева... Думаю, зрители стремятся на
наши спектакли прежде всего за добром и теплом. Это самый большой дефицит
сегодняшней жизни.
- О вашей «незвездности» и нежелания афишироваться ходят мифы.
- Да, не люблю, когда узнают на улице. Отвечаю обычно, что просто похожа.
Однажды перед выступлением бегаю по сцене, помогаю микрофон установить. Один из
рабочих сцены интересуется: "А сама-то когда прибудет?" «Сама-то?, - отвечаю, - ну она
обычно к началу концерта подъезжает».
- Судьба одарила вас дружбой с великими людьми. Мансурова, Раневская,
Окуджава, Енгибаров.... Такие встречи не могут не накладывать отпечаток.
- Безусловно они оказывали на меня огромное влияние. Булат Окуджава, по –
прежнему, самый великий учитель для меня. По нему сверяю свою жизнь, поступки. Его
песни излучают свет. "Когда мне невмочь пересилить беду, когда подступает отчаянье, я в
синий троллейбус сажусь на ходу, в последний, в случайный". Эту вещь я считаю
светской молитвой.
- А колокольчики в память об учителе продолжаете собирать?
- Конечно, отовсюду привожу. Интересно, что коллекции колокольчиков мы с
Булатом начали собирать не сговариваясь, независимо друг от друга. Много-много лет
назад я прибила к стене шикарную ветку. Потом случайно подвесила на нее один
колокольчик...другой. И пошло...
- Два года подряд вы встречали Новый год вдвоем с Фаиной Раневской. Давно хочу
спросить, как праздновали: шампанское, телевизор, оливье?
- Нет, ничего из обязательной программы не было. И слово праздновать сюда не
очень подходит. В предпоследний год я принесла Фаине Георгиевне очень красивый
чешский альбом с собачьими фотографиями. Мы долго и с удовольствием его
рассматривали. Потом послушали речь Андропова и переключились на классику: ни одна
наша встреча не обходилась без Пушкина... Следующий Новый год был тихим и
грустным. Фаина Георгиевна чувствовала себя очень слабой, лежала. Я почитала ей
газету. Она задремала. В этом же 1984-м году Раневской не стало... Я считаю, что она
одарила меня радостью общения с ней.
- Почему она выбрала именно вас, ведь многие сочли бы это за честь?
- О да, сочли бы. Хотя бы, чтобы упомянуть об этом в своих воспоминаниях. И она
это прекрасно понимала. Лукаво улыбалась и спрашивала: «Вы знаете, деточка, многие
хотели бы быть на вашем месте. Вы понимаете, что я вас выбрала?». Так по детски это у
нее получалось. А почему? Не знаю. Фаина Георгиевна очень хорошо ко мне относилась.
Мы понимали друг друга. Я верю в чудеса, и моя встреча с Раневской – одно из таких
чудес. На радиостанции «Юность» я прочитала горьковскую «Нунчу», Фаина Георгиевна
услышала программу – и тут же написала письмо, которое начиналось словами «Я
никогда не писала на радио». Мне долгие годы не приходило в голову ни позвонить, ни
написать ей. И опять же случай привел меня в её дом.
- «Счастливое сочетание вокала, ума и таланта» - так характеризовал вас
Окуджава. Что вы сами считаете в человеке главным?
- Позицию. Я очень уважаю людей, у которых есть свое мнение, и они могут его
защитить. Нельзя предавать то, что ты открывал для себя день за днем.
- Говорят, вы – женщина не от мира сего. Как у вас обстоят дела с бытом, с
житейскими заботами?
- Очевидно, кому-то и может показаться, что я не от мира сего. Я не прожила
такую жизнь, какая обычно бывает у женщин: семья, домашние хлопоты, дети. Хотя
были и первый муж, и второй...
2
- Как вы начинали?
- Удача повернулась ко мне лицом, хотя я этого не осознавала. Я записала на
радиостанции «Юность» сразу 10 песен на стихи Новеллы Матвеевой. А тогда эту
радиостанцию слушали буквально все – у меня моментально образовалась молодая
аудитория. И если бы у нас в стране не было жестокой цензуры, у меня, наверное, подругому бы сложилась жизнь. Но как только возникла перспектива гастролей – всё
уперлось в мой репертуар. На комиссии Минкульта исполнитель русских песен Иван
Суржиков кричал: «Так начиналась Чехословакия! Там молодежь тоже пела какие-то
свои песни. Видите, чем это закончилось?!» И у меня началась полуподпольная жизнь.
- Интересно, а как в ваших глазах выглядят наши сегодняшние эстрадные звезды?
- Наша эстрада, мягко говоря... Всё, что не попса, мне интересно. Я так смело
говорю о попсе потому, что я её знаю. Это мазохизм своего рода, но я выслушала весь
концерт на Манежной площади, посвящённый Пушкину. Со слезами смотрела: мне было
так обидно за Пушкина, за всю русскую культуру. Будто саранча пришла и поела поле,
которое выращивалось годами.
- А Пугачева, которая поёт Пастернака?
- Я это не приемлю. Ведь есть так много других стихов, в которых можно выразить
подобный род чувственности! Но особенно мне было обидно слушать как по всей стране
София Ротару распевала «Только этого мало» на стихи Арсения Тарковского. Одни из
самых тонких и пронзительных строчек! Можно по-разному интерпретировать стихи, но
не так, чтобы их взять и попросту уничтожить.
- Чиновники от культуры не упрекали, что вы «далеки от народа»?
- Как-то раз на одном из концертов перед шахтерами, для того чтоб перекинуть
хоть какой-то мостик к вниманию полупьяного зала, я сказала фразу: «Песни – очень
хрупкие существа. Они подобны цветам: если их воткнуть в песок – они вянут». В зале
действительно поменялась атмосфера, руководитель клуба потом говорил мне очень
теплые слова, даже взял адрес. И прислал открытку. Она меня позже спасла, потому что
местный администратор на меня донесла: написала, что я оскорбляю рабочий класс. Мол,
на такой почве песни не взойдут...
- А свою музыкальную работу в кино вы любите? Вы ведь записали песни к 125 (!)
фильмам...
- Больше всего мне запомнились «Раба любви» и «Дульсинея Тобосская». Ну и,
может быть, «Приключения Электроника».
- Так это ваш голос?!
- Я там за мальчика пела: «До чего дошёл прогресс». Я и сегодня так спою: у меня
этот тембр совершенно не ушёл. В «Ералаше» заставка тоже моя – «Мальчишки и
девчонки...» Я тогда случайно оказалась на студии Горького, записывала другую песню, а
рядом ребята хором пытались спеть для «Ералаша». Редактору всё не нравилось, и меня
попросили: «Покажите им немножко, чтоб получилось позадорней». В итоге решили
оставить мой вариант.
- Насколько я понимаю, сейчас вы живете одна. Вы легко переносите одиночество
или для вас оно все-таки – ноша?
- Очень легко. Сейчас у меня нет недостатка общения: большой круг друзей. Я не
чувствую себя одинокой. Хотя знаю, что такое тоска одиночества. И сегодня я абсолютно
счастлива в своём “Театре Музыки и Поэзии”. Это – мой творческий дом, и дом
моих единомышленников и друзей – талантливейших музыкантов и артистов.
3
4
Скачать