История русской литературы всегда опиралась на творчество

Муниципальное общеобразовательное учреждение
средняя общеобразовательная школа №4
г. Меленки Владимирской области
Приёмы субъективации повествования
в рассказах А.П.Чехова
«Каштанка» и «Белолобый»
Реферат
Выполнила учащаяся 9 «Б» класса
Зоткина Полина Евгеньевна.
Контактная информация: домашний
телефон 2-10-95
Научный руководитель – Тимофеева
Елена Александровна,
учитель русского языка и литературы.
Контактная информация: E – mail:
[email protected]
2010
Структура работы.
I.Введение.
1.Каждое произведение Чехова – «…определённая модель мира» …….....стр.2
2.Субъективация повествования как важнейший аспект стилистики.
Исследования вопроса субъективации повествования…........................стр.3-4
II. Основная часть.
1.Приёмы
субъективации
повествования
в рассказе
А.П.Чехова
«Каштанка» как средство восприятия мира с точки зрения необычного
персонажа - собаки.
2.Приёмы субъективации повествования в рассказе «Белолобый»….стр.4-10
3.Роль приёмов субъективации в идейном содержании
произведений……………………………………………………………..стр.10
III. Заключение.
Изучение языка произведений А.П.Чехова – важнейший путь
к пониманию творческого наследия великого писателя………………стр.10
IV. Литература ………………………………………………………………стр.11
1
I
1.История русской литературы всегда опиралась на творчество тех художников
слова, чей талант, поднявшись до высших достижений предшественников, принес
в отечественную культуру принципиальные художественные открытия. Таким
автором, безусловно, является Антон Павлович Чехов, с именем которого связан
особый род мастерства, проявившегося, прежде всего, в способности писателя
проследить динамику человеческой души в разных ее проявлениях и во всей ее
глубине, используя при этом малую жанровую форму - рассказ. До Чехова
литература не знала метода, который позволял бы анализировать мимолетные
черты текущего бытия и в то же время давал бы полную эпическую картину
жизни. Великому писателю удалось осуществить это впервые.
Каждое произведение Чехова поистине «является определенной моделью
мира». Это язык, на котором автор говорит с читателем.
Художественный мир Чехова удивительно разнообразен, и особое место в
творчестве писателя занимает изображение животного мира. Следует отметить,
что Чехова-художника животный мир привлекает своей
гармоничностью,
познание которой может способствовать духовному пробуждению человека.
В своем первом программном произведении - повести «Степь» - Чехов
пишет: «Не мудрено увидеть убегающего зайца или летящую дрохву - это видел
всякий проезжающий степью, но не всякому доступно видеть диких животных в
их домашней жизни, когда они не бегут, не прячутся и не глядят встревоженно по
сторонам. А Вася видел играющих лисиц, зайцев, умывающихся лапками, дрохв,
расправляющих крылья, стрепетов, выбивающих свои «точки». Благодаря такой
остроте зрения, кроме мира, который видели все, у Васи был еще другой мир, свой
собственный, никому не доступный и, вероятно, очень хороший, потому что,
когда он глядел и восхищался, трудно было не завидовать ему».
2
2.Приблизиться к автору, его миропониманию и мироощущению, к
миропониманию и мироощущению его героев - сложная, но важная и интересная
задача. И один из путей её решения - исследование стилистики произведений
великого писателя, где важным аспектом является субъективация повествования,
т.е. изображение художественной действительности с позиции героя (субъекта). В
рассказах А.П.Чехова о животных «Каштанка»(1892 г.) и «Белолобый» (1895 г.)
важны именно приёмы субъективации, позволяющие автору ярче представить
восприятие мира с точки зрения необычных персонажей – собаки по имени
Каштанка и волчихи.
Следует
отметить,
что
исследование
проблемы
субъективации
повествования, одного из важнейших вопросов стилистики текста, относится к
семидесятым годам прошлого века, периоду появления и становления стилистики
текста как самостоятельной науки. Впервые понятие субъективированного
повествования определил В.В. Виноградов в работе «О теории художественной
речи», в которой ученый изложил свой взгляд на образ автора в тексте, его роль и
его связь с образом рассказчика. Употребляя понятие «субъективации» В.В.
Виноградов, отмечает, что «это явление важно для изучения образа автора».
«Субъективированное повествование представляет необходимую основу для
организации любого художественно текста (как целого), «…объясняет форму
целого как выражение внутренней установки героя …», - подчёркивает учёный.
Теории субъективации посвящены и работы выдающегося лингвиста В.В.
Одинцова,
которые
содержат
основополагающие
аспекты
вопроса
о
субъективации авторского повествования. Ученым выделяются речевые и
композиционные формы субъективации.
Уточнил и обобщил теорию субъективации повествования А.И. Горшков,
чьи идеи нашли отражение в его работе «Русская стилистика» (2001 г.). А.И.
Горшков уточняет систему средств создания субъективации, отмечая, что
субъективация повествования - это «передача повествования рассказчику;
смещение точки видения из «авторской» сферы в сферу персонажа». Учёный
предлагает термин «приемы субъективации». К словесным приемам А.И. Горшков
относит прямую речь, несобственно-прямую речь и внутреннюю речь. Среди
3
композиционных приемов он выделяет прием представления, изобразительные и
монтажные приемы.
Субъективации повествования посвящен ряд работ и таких современных
исследователей, как Н.А. Кожевникова, Г.Д. Ахметова, А.В. Иванова, М.Н.
Кожина, Э.Н. Полякова и др.
Субъектная организация повествования привлекает внимание не только
лингвистов (В.В. Виноградов, В.В. Одинцов, А.И. Горшков и др.), но и
литературоведов (В.М. Жирмунский, В.Б. Шкловский и др.), философов,
искусствоведов (М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский и др.).
В
основе
современности,
данной работы
доктора
лежат исследования
филологических
наук,
известного лингвиста
Натальи
Алексеевны
Кожевниковой, отраженные в монографии «Язык и композиция произведений
А.П. Чехова", изданной в 1999 году в Нижнем Новгороде.
II
Проанализируем словесные приемы субъективации повествования
в
рассказах А.П.Чехова «Каштанка» и «Белолобый», акцентируя внимание на роли
данных приёмов в композиционном и идейном содержании произведений.
1.Объективное повествование в рассказе «Каштанка» ведётся от 3-го лица,
которое в тоже время активно ориентировано на представление плана персонажа
Прежде всего, отметим, что внутренний мир собаки, ее эмоции, реакции на
происходящее явно соотнесены и сближены с человеческим мироощущением. Это
достигается упоминанием о ее переживаниях, чувствах: Каштанка плачет,
удивляется, переживает «отчаяние и ужас», грустит; ее мучат сомнения, ей снятся
собачьи сны.
Не раз автор говорит о ее памяти, воспоминаниях, представлениях: «Она
отлично помнила»; «Чем ярче были воспоминания, тем громче и тоскливее
скулила Каштанка»; «Вспомнила она комнатку с грязными обоями, гуся, Федора
Тимофеевича, вкусные обеды, ученье, цирк, но все это представлялось ей теперь
как длинный, перепутанный, тяжелый сон».
Каштанка размышляет: «Где лучше — у незнакомца или столяра?»; делает
умозаключения: «Каштанка сразу поняла, что ворчать и лаять на таких субъектов
4
бесполезно»; «Каштанка думала, что он [гусь] говорит много потому, что он очень
умён, но прошло немного времени, и она потеряла к нему всякое уважение»;
«догадалась, что он был взволнован, озабочен и, кажется, сердит».
В конце первой главы автор приводит предполагаемую мысль собаки, «если
бы она была человеком»: «Нет, так жить невозможно! Нужно застрелиться!» - в
форме прямой внутренней речи.
На протяжении всего рассказа точка зрения Каштанки передается также за
счет акцента на особенностях собачьего видения, восприятия, на собачьем
представлении ценного и неценного в мире. Вот Каштанка страдает от громких
звуков оркестра (гл. 1), - и восприятие действий столяра дается с ее точки зрения:
«К великому ее удивлению, столяр, вместо того чтобы испугаться, завизжать и
залаять, широко улыбнулся, вытянулся во фрунт и всей пятерней сделал под
козырек».
Поиск следов хозяина тоже изображается через оценочный план собаки:
«…Но раньше какой-то негодяй прошел в новых резиновых калошах, и теперь все
тонкие запахи мешались с острою каучуковою вонью».
Свойственное Каштанке деление всех на хозяев и заказчиков отражается в
представлении людей с ее точки зрения: «Мимо Каштанки, заслоняя ей поле
зрения и толкая ее ногами, безостановочно взад и вперед проходили незнакомые
заказчики»; «Заказчики куда-то спешили и не обращали на нее никакого
внимания» (гл. 1); своего нового хозяина она тоже сначала воспринимает как
«заказчика»: «Из отворенной двери вышел какой-то человек, принадлежащий к
разряду заказчиков» (гл. 2); «Тут на кровати, укрывшись байковым одеялом, спал
заказчик, в котором она узнала вчерашнего незнакомца» (гл. 3).
Н.А.Кожевникова отмечает, что словарное значение слова заказчик
«вытесняется специфическим употреблением, и слово становится сигналом того,
что в повествование включилась точка зрения Каштанки». В дальнейшем
Каштанка долго про себя называет нового хозяина незнакомцем, и только потомхозяином.
Очень характерен субъективный план там, где передается сопоставление и
оценка с точки зрения собаки жилища и обращения с ней нового хозяина и
прежнего, столяра: «У незнакомца обстановка бедная и некрасивая; кроме кресел,
5
дивана, лампы и ковров, у него нет ничего, и комната кажется пустою; у столяра
же вся квартира битком набита вещами; у него есть стол, верстак, куча стружек,
рубанки, стамески, пилы, клетка с чижиком, лохань... У незнакомца не пахнет
ничем, у столяра же в квартире всегда стоит туман и великолепно пахнет клеем,
лаком и стружками. Зато у незнакомца есть одно очень важное преимущество —
он дает много есть, и, надо отдать ему полную справедливость, когда Каштанка
сидела перед столом и умильно глядела на него, он ни разу не ударил ее, не
затопал ногами и ни разу не крикнул: «Пошла вон, треклятая!» (гл. 2). Она
тревожится, цела ли спрятанная за шкафом куриная лапка: «Очень может быть,
что хозяин нашел ее и скушал» (гл. 6).
Интересно представление времени с точки зрения собаки: «Прошло немного
времени, сколько требуется на то, чтобы обглодать хорошую кость» (гл. 6).
При передаче знакомства Каштанки с новой обстановкой очень активен прием
остранения. Данный приём в литературоведении впервые введён В.Шкловским
в книге «Воскрешение слова» (1914г.). Остранение означает представление
наблюдений персонажа как бы в деформированном, «странном» с обычной точки
зрения виде. Читатель воспринимает ситуацию именно глазами героя.
Так в новой обстановке всё кажется Каштанке необычным, странным; этим
же объясняется активность слов с неопределенным значением: «Тотчас
почувствовала странный, очень подозрительный запах»; «Она увидела нечто
неожиданное и страшное»; «Гусь вытянул шею и заговорил о чем-то быстро,
горячо и отчетливо, но крайне непонятно» (гл. 3); «Вошел незнакомец и принес с
собой какую-то странную вещь, похожую на ворота и на букву П; ... долго что-то
развязывал и завязывал»; «в комнату поглядела какая-то старуха и, сказав что-то,
впустила черную, очень некрасивую свинью»; «Незнакомец закричал, замахал
руками и стал опять что-то объяснять» (гл. 4).
Субъективированное
выражение
плана
Каштанки-Тетки
особенно
активизируется в конце рассказа (гл. 7 - «Неудачный дебют»). Попытаемся
выявить, как Чехов представляет восприятие собакой совершенно незнакомого,
нового мира — цирка.
Здание цирка.
6
Характерно уже представление здания цирка: «Сани остановились около
большого странного дома, похожего на опрокинутый супник ... Двери со звоном
отворялись и, как рты, глотали людей, которые сновали у подъезда. Людей было
много, часто к подъезду подбегали и лошади, но собак не было видно».
Цирк внутри.
Внутреннее
помещение
Каштанка-Тетка
видит
как
«громадную,
плохо
освещенную комнату, полную чудовищ; из-за перегородок и решеток, которые
тянулись по обе стороны комнаты, выглядывали страшные рожи: лошадиные,
рогатые, длинноухие и какая-то одна толстая, громадная рожа с хвостом вместо
носа и с двумя длинными обглоданными костями, торчащими изо рта». Здесь ярко
выражен прием
остранения: знакомые
читателю предметы (морда слона,
например) передаются в виде своеобразной загадки, называющей черты явления,
которое надо угадать.
Этот же прием наблюдается при описании артистической уборной: «Тут,
кроме небольшого столика с зеркалом, табурета и тряпья, развешанного по углам,
не было никакой другой мебели и, вместо лампы или свечи, горел яркий
веерообразный огонек, приделанный к трубочке, вбитой в стену» (так глазами
Каштанки представляется трюмо, развешанные костюмы, газовое бра на стене).
Переодевание хозяина.
Эпизод переодевания хозяина полностью представляет собой описание действий
и костюма, странных с точки зрения Каштанки - Тетки; текст развертывается от
привычного — к необычному: «Он разделся так, как обыкновенно раздевался у
себя дома, готовясь лечь под байковое одеяло, то есть снял с себя все, кроме белья,
потом … начал выделывать над собой удивительные штуки».
Грим и костюм хозяина представлены в оценке собаки: «Густо намазал лицо
чем-то белым ...Затеи его этим не кончились. Опачкавши лицо и шею, он стал
облачаться в какой-то необыкновенный, ни с чем несообразный костюм <...> У
Тетки запестрило в глазах и в душе. От белолицей мешковатой фигуры пахло
хозяином, голос у нее был тоже знакомый, хозяйский, но бывали минуты, когда
Тетку мучили сомнения...»
7
По описанию костюма, опущенному здесь, легко узнается одежда клоуна.
Пожалуй, только слово парик не соответствует «собачьим» представлениям в
этом виртуозном субъективированном описании.
Ощущения собаки в замкнутом пространстве чемодана.
Ощущения Каштанки-Тетки в чемодане, который несут на сцену, передаются
именно как субъективные: «... наступили потемки... Тетка топталась по коту <...>,
а чемодан покачивался, как на волнах, и дрожал.
- А вот и я! - громко крикнул хозяин. - А вот и я!
Тетка почувствовала, что после этого крика чемодан ударился о что-то твердое и
перестал качаться».
В дальнейшем описании того, что чувствует собака, опять активизировано
остранение: «Послышался громкий густой рев: по ком-то хлопали, и этот кто-то,
вероятно, рожа с хвостом вместо носа, ревел и хохотал так громко, что задрожали
замочки у чемодана. В ответ на рев раздался пронзительный, визгливый смех
хозяина, каким он никогда не смеялся дома».
Ощущения собаки на арене цирка.
В передаче ощущений Каштанки-Тетки, впервые попавшей на арену цирка
во время представления, избирательно выделено то, что поразило ее больше всего.
Сначала она ничего не выделяет вокруг себя, ослепленная ярким светом («Яркий
свет ударил Тетку по глазам»).
Затем Каштанка-Тетка уже мельком оглядывает окружающее: «Новый мир
был велик и полон яркого света; куда ни взглянешь, всюду, от пола до потолка,
видны были одни только лица, лица, лица и больше ничего».
После окрика хозяина собака фиксирует взгляд на его лице; крупный план
позволяет выделить особенность в выражении этого лица: «Глаза его, как всегда,
глядели серьезно и ласково, но лицо, в особенности рот и зубы, были изуродованы
широкой неподвижной улыбкой».
Это необычно для Тетки. С собачьей чуткостью она видит, что хозяин только
«делал вид, что ему очень весело в присутствии тысячей лиц». И сама она «вдруг
почувствовала всем своим телом, что на нее смотрят эти тысячи лиц».
Наконец, откликаясь на зов с галерки, она выделяет из тысяч лиц «два лица:
одно волосатое, пьяное и ухмыляющееся, другое 8
пухлое, краснощекое и
испуганное». Силу впечатления собаки автор передает образным соответствием:
«Два лица <...> ударили ее по глазам, как раньше ударил яркий свет». Это уже
авторский план, речь повествователя.
Но до конца рассказа сохраняются черты субъективного плана персонажа собаки, которая вновь обрела свое имя и свое место - пусть не такое сытное и
достойное, но - родное.
Ее движение по рядам зрителей к галерке снова необычно, как путешествие
во сне: «... Прыгнула через барьер, потом через чье-то плечо, очутилась в ложе;
<...> Затем она переходила с рук на руки, лизала чьи-то руки и лица, подвигалась
все выше и выше и, наконец, попала на галерку...»
Любимые ее Лука Александрыч и Федюшка снова представлены в плане
восприятия Каштанки: как люди, «от которых пахло клеем и лаком». «Каштанка
глядела им обоим в спины, и ей казалось, что она уже давно идет за ними и
радуется, что жизнь ее не обрывалась ни на минуту». А все, о чем повествуется в
рассказе, «представлялось ей теперь как длинный, перепутанный, тяжелый сон...»
Н.А.Кожевникова отмечает, что во 2-ой главе Каштанке снится прежняя
жизнь у столяра, в конце - сном кажется жизнь у незнакомца. Таким образом,
«возникает своеобразное кольцо в изображении превратностей Каштанкиной
судьбы».
2. В рассказе «Белололобый»
сближение внутреннего
мира
волчихи с
человеческим мироощущением очевидно. «Она всё думала о том, как бы кто не
обидел волчат…», «…ей казалось, будто за деревьями в потёмках стоят люди…»,
«волчиха помнила…». Усиливается это сближение использованием предложений
с прямой речью, также преобладанием
вводящих прямую речь. Следует
глаголов
«думала», «вспоминала»,
обратить внимание на то, что писатель
в
рассказе не употребляет «волчиха – мать», но всё повествование свидетельствует
об этом сопоставлении.
Приём
остранения
в
рассказе
как
проявление субъективации
повествования позволяет ярче представить границу, разделяющую мир людей и
природы: «Как и в прошлую ночь, она тревожилась малейшего шума, и её пугали
пни, дрова, тёмные, одиноко стоящие кусты можжевельника, издали похожие на
людей. Вдруг далеко впереди на дороге замелькало что-то темное … что-то шло
9
впереди…Это не спеша, шагом, возвращался к себе в зимовье щенок с белым
лбом». Именно образ несмышлёного щенка в рассказе является связующим двух
миров: мира людей и природы.
3.Таким образом, приёмы субъективации в рассказах «Каштанка» и «Белолобый»,
организующие всё повествование и «служащие для
смещения точки видения
из «авторской» сферы в сферу персонажа», усиливают мысль
гуманиста о гармоничном
писателя -
сосуществовании мира природы и мира людей. И
такое сосуществование возможно, убежден писатель, если человек будет более
чутким и мудрым, научится всматриваться и вслушиваться в природу, беречь и
охранять её.
III
Рассказы
Чехова
«Каштанка» и
«Белолобый» по праву называют
«детскими». Человечность нового хозяина Каштанки, его отеческая забота о
животных, дружба собаки, кота, гуся и свиньи, привязанность Каштанки к своим
старым хозяевам - всё это, несомненно, нравится маленьким читателям, обогащает
их чувства, также как и столкновение волчицы с Белолобым, сопровождающее
комическими и драматическими эпизодами, вызывает живой интерес у ребят.
Для меня знакомство с великим писателем, как и для многих читателей,
убеждена, началось
именно с этих
рассказов. И сейчас, перечитывая и
переосмысляя заново прочитанное, глубже понимаешь высокий гуманистический
пафос этих произведений. Вспоминаешь слова М.Горького о писателе: «Чехов
обладал искусством…, которое доступно только человеку высоких требований к
жизни, которое создаётся лишь горячим желанием видеть людей простыми,
красивыми, гармоничными…».
«Достоевского мы ещё и не начинали изучать…», - писал Л.Н.Толстой,
анализируя
современную ему литературу. Перефразируя
слова великого
классика, позволим себе заметить, что и Чехова – тоже. И только
поиск,
творческий поиск, глубокое исследование языка произведений писателя, без
сомнений, поможет нам
приблизиться к пониманию творческого
великого гуманиста Чехова.
10
наследия
Литература
1. Васильева А.Н. Художественная речь. М., 1983.
2. Кожевникова Н.А. Язык и композиция произведений А.П.Чехова. Нижний
Новгород, 1999.
3. Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения. М.,1972.
4. Одинцов В.В. Стилистика текста.- М..1980.
Тексты цитируются по изданию:
А.П.Чехов. Избранное. Л., 1982.
Интернет-ресурсы
1.
http://culture.niv.ru/doc/aesthetic/lexicon/index.htm.
2.
http://www.hi-edu.ru/e-books/xbook083/01/index.html?part-005.htm.
3.
http://www.deti.spb.ru/catalog/.
4.
http://rusistica.ru/pdf/5/Ivanova.pdf.
5.
http://gorkiy.lit-info.ru/gorkiy/vospominaniya/a-p-chehov.htm.
6.
http://www.wiki.vladimir.i-edu.ru/index.- сообщество учителейсловесников.
11