I Международная научная конференция 30
advertisement
Научно-издательский центр «Открытие» otkritieinfo.ru ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОЛОГИИ Материалы I международной научной конференции 30-31 августа 2011 года г. Санкт-Петербург УДК 80 ББК 80-я43 Представлены материалы докладов международной научной конференции «Перспективы развития современной филологии». В материалах конференции обсуждаются проблемы современной филологической науки, анализируются вопросы русской и мировой литературы, проводятся сопоставительные исследования русского и других языков на разных уровнях языковой системы. Сборник представляет интерес для филологов различных исследовательских направлений, учителей-словесников, студентов-филологов и аспирантов. ISBN 978-5-8430-0163-6 2 СЕКЦИЯ 1. Русская литература СИМВОЛИКА ЦВЕТА, СЕМАНТИКА ЦВЕТОВ, ОЛЬФАКТРОНЫЙ КОД В КОНТЕКСТЕ ОБРАЗОВ РОМАННЫХ КРАСАВИЦ И. С. ТУРГЕНЕВА А. А. Бельская Орловский государственный университет, г. Орёл, Россия. E-mail: aa_bel@mail.ru В романах И. С. Тургенева можно встретить ряд женских персонажей, в образах которых заостряются черты блистательной и в высшей степени соблазнительной красоты. Условно их можно отнести к типу «тургеневских красавиц», «реальных натур», которых отличает «гнет женственности». Наша цель – доказать, что в контексте их образов большую роль играют символика цвета, семантика цветов и ольфакторный код. В «Дворянском гнезде» «настоящая красавица» Варвара Павловна Лаврецкая сравнивается с розой («В Париже … расцвела, как роза»), в цветописи героини преобладает чёрный цвет («дама в черном шелковом платье», «шляпа с черным вуалем»), а сопровождает её «сладкий» запах пачули («Первое, что поразило его <…> был запах пачули»). Используя распространенный флористический троп («женщина – цветок»), Тургенев употребляет его для характеристики формы, а не содержательной сущности героини. В свою очередь, черный цвет, который в символике многих культур – цвет господства тёмных сил в человеке, выступает знаком теневой стороны личности героини и становится показателем отсутствия в ней светлой позитивной энергии. «Изящная», но находящаяся во власти страстей и соблазнов Варвара Павловна предстаёт носительницей дурных, греховных качеств. Симптоматично, что в пору первого знакомства с Варварой Павловной красота её влечёт Лаврецкого жаром желаний, обещанием «сладкой» женской любви, «тайной роскошью неизведанных 3 наслаждений», а после разрыва пробуждает мысли «темные, вздорные, злые», разжигает «звериные» чувства. Следовательно, автор отнюдь не случайно соотносит образ героини со «сладким» запахом пачули, возбуждающим сначала страсть, а после измены жены становящимся «весьма… противным» Лаврецкому. Заметим, что, начиная с XVIII века, аромат пачули неизменно ассоциируется с женщинами сомнительного поведения. В романе он маркирует границу между героями и сопутствует не просто прагматичной, ловкой, но и хищной («настоящая львица»), безнравственной красавице. Напротив, Анну Сергеевну Одинцову из «Отцов и детей», которая, скорее, миловидна, чем красива, не сопровождают агрессивные запахи. Автор лишь однажды упоминает о «душистом белье», когда героиня, лёжа в своей великолепной постели, думает о «странном лекаре», поразившем её воображение. Втайне мечтая о любви, Анна Сергеевна, однако, не может «отдаться безвозвратно» чувству. Недаром портреты героини, как правило, двухцветны: чёрное и белое, что подчёркивает единство в ней взаимоисключающих черт (ум «пытлив и равнодушен»; «сомнения не утихали до забывчивости и никогда не дорастали до тревоги»; «ни перед чем не отступала и никуда не шла» и др.). Весьма значимо, что в бальном наряде Одинцовой присутствуют «ветки фуксий», растения, которое знаменито своими красивыми цветами и переменчивым характером. Общеизвестное символическое значение фуксии – благожелательность. Возможно, поэтому Одинцова выбирает фуксию для своего туалета. Но семантика флорообраза в тексте иная. Цветы фуксии, которые смотрят вниз, на землю, выступают метафорой обращённости героини к земной жизни, к безмятежному житейскому спокойствию. Во многом из-за пристрастия к комфорту Анна Сергеевна не может полюбить «без сожаления и без возврата», хотя главным, конечно, является то, что она не верит в возможность обретения в реальной жизни полного, «безмерного» счастья. 4 Что касается «поразительно» красивой героини «Дыма», то в ней воплощён инфернальный тип женщины. Исследуя в романе сложную природу любви-страсти, Тургенев проникает в запутанные сплетения чувств героев, в потаённые уголки их сознания и души. Значимую роль играет символический план изображения. Так, в цветописи Ирины, таящей в себе «что-то темное», «что-то своевольное и страстное», доминирует чёрный цвет, указывающий, с одной стороны, на инфернальность её натуры, с другой – на таинственную сущность. Двойственной в тексте является также семантика гелиотропа. Если в московских главах букет из гелиотропов является метафорой любовного чувства Литвинова, то в баденских образ Ирины уподоблен гелиотропам, и здесь проступают аллюзивные признаки греческого мифа. По преданию, снедаемая любовью нимфа Клития превращается в гелиотроп, чтобы всегда следовать за предметом своей безответной страсти – богом солнца Гелиосом. Традиционно гелиотроп трактуется как символ преданности. Данный символический смысл присутствует в сюжете Ирины: подаренный ею Литвинову букет гелиотропов равен признанию в любви. Но семантика гелиотропа в тексте связана не столько с вечной любовью, сколько с разрушительной страстью. Выполняет гелиотроп ещё одну важную текстовую функцию. Известно, что этот цветок является символом власти римских и азиатских императоров. Мотив «любви-власти» – основной в сюжете Ирины, которая царствует и порабощает Литвинова. Недаром ольфакторным кодом героини становится их «сладкий, тяжелый запах», не дающий «покоя» Литвинову. «Неотступный, неотвязный» запах, с одной стороны, актуализирует роковое и завоевательное начало в личности Ирины, которая не просто подчиняет своей воле Литвинова, но и заставляет его принести в жертву судьбу Татьяны, с другой – передаёт индивидуальносубъективные чувства героя. В «Нови» «совершенная красавица» Валентина Сипягина, как и Варвара Павловна, уподоблена розе. Несмотря на то, что автор строит оба флористических сравнения на основе 5 внешнего подобия, тургеневские «женщины-розы» существенно отличают друг от друга. В отличие от жены Лаврецкого, Сипягина не допускает даже мысли об адюльтере и упивается собственной неприступностью и недосягаемостью. Недаром героиня сопоставляется с летней розой, которая «не только распускает свои лепестки, но и умеет их свернуть и сжать, как умеет “свернуть” свои чувства» Сипягина [2,127-138]. Больше того, она единственная из «тургеневских красавиц» реализует себя в семье. Не случайно сцену первого знакомства с героиней предваряет «прелестная картина», ключевым флористическим знаком которой являются ландыши, слывшие в древней Германии залогом счастья в семейной жизни. Немаловажно, что на именинах сына Валентина Михайловна появляется в платье бледно-сиреневого цвета. Считается, что сиренево-фиолетовые тона одежды выдают в носящем её жажду к самовыражению. Не менее важно, что сиреневый цвет как «разбелённо-лиловый» – это «результат соединения голубого цвета – цвета положительного материнства с розовым – цветом сублимированной сексуальности» [1,73-74]. Само по себе лиловый цвет символизирует чувствительность и кокетливость, что до некоторой степени отвечает личности героини, хотя данные качества «разбелены», нечётко выражены в ней («нет … истинной чувствительности»; «кокетничать немногого стоило Сипягиной»). Соответственно, только посредством цвета платья автор намекает на двойственность героини. Наконец, сиреневый цвет ассоциируется с благоухающими женщинами, и Валентину Михайловну, всю пропитанную духами, сопровождает «тонкий» и одновременно манящий, сладкий запах иланг-иланга. Он психологически точно характеризует «красивую позёрку» и «милую эгоистку», в которой отсутствует «поэзия», но есть «мягкость», «даже нежность» и, что самое главное, «желание повелевать, привлекать и нравиться». Итак, анализ показывает, что если цветы и цвет, неся важную функциональную нагрузку в тексте, дифференцируют «тургеневских красавиц», то опьяняющий – сладкий – запах 6 неизменно связан с семантикой порочности и способствует раскрытию амбивалентности их поведенческого кода. Литература 1. Келлог Д. Значение цвета и формы в изображении мандалы // Диагностика в арт-терапии. Метод «Мандала» / Д. Келлог. – СПб.: Речь, 2002. 2. Трофимова Т.Б. «Как хороши, как свежи были розы...»: Образ розы в творчестве Тургенева // Русская литература. 2007. № 4 / Т.Б. Трофимова. – СПб.: Наука, 2007. ПАРОДИЯ КАК ЖАНР ЛИТЕРАТУРНОЙ ПОЛЕМИКИ (К ВОПРОСУ О ПАРОДИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ ВО «ВЗДОРНЫХ ОДАХ» А. СУМАРОКОВА) Н. В. Яговкина Камчатский государственный университет имени Витуса Беринга, г. Петропавловск-Камчатский, Россия solnechnii-zaichik@mail.ru Рождение светской литературы в XVIII в. ознаменуется рождением литературной пародии. Самый авторитетный жанр литературы «века Разума» как ода, обретает пародического «двойника»: поэт А.П.Сумароков пишет несколько «вздорных од» (1759), пародируя гиперболический стиль и злоупотребление мифологической символикой в одах Ломоносова. Автор классической пародии стремится к двум эффектам — эффекту узнавания (за счет наличия «второго плана») и комическому эффекту (посредством утрирования художественных особенностей пародируемых текстов и т. д.) [2, с. 6]. Во многом эти эффекты достигаются за счет особого статуса лица, которому в произведении предоставляется голос, — пародической или пародийной личности, по терминологии Ю.Н. Тынянова. Пародическая личность — это своеобразный 7 «двойник» пародируемого автора, «при этом живая личность литератора, живой литератор либо деформируется слегка, либо искажается до полного несходства» [4, с. 303]. В качестве примеров пародических личностей Ю.Н. Тынянов указывал на Тредиаковского, Хвостова, Шаликова и Козьму Пруткова. В русской культуре XVIII в. существовала и пародическая личность Ломоносова. В пародиях А.П. Сумарокова — цикле «од вздорных», «Дифирамбе» Бахусу, и отчасти «Дифирамбе Пегасу», она обрела свое воплощение. Пытаясь дискредитировать стиль од современника, Сумароков в своих пародиях говорил якобы от его лица, моделировал его языковую личность. Пародист использовал специфические ломоносовские лексемы, рифмы, образы и другие маркеры языка и стиха. На примере «Оды вздорной II» рассмотрим сходство и различие между пародией и ее объектом на фонетическом, стилистическом и образном уровнях стихотворного текста. Строфа и стихотворный размер избраны автором не случайно. Схема строфы «Оды вздорной II» повторяет форму торжественных од Ломоносова. Десятистишие — классическая форма русской оды, но в данном случае строение строфы и стихотворный метр (4-стопный ямб) выполняют специфическую пародийную функцию — отсылают к произведениям Ломоносова Помимо сходства в построении строфы и стихотворного размера есть совпадения, касающиеся используемых рифм, лексики, образов и мотивов. Остановимся на рифмах. Их в «Оде вздорной II» использовано 15 на 30 строк. Сумароковские рифмы можно поделить на следующие группы: 1) рифмы, встречающиеся у Ломоносова горизонт — понт; 2) рифмы, возможные у Ломоносова: шумят — ад (Энцелад — ад, ад — град); 3) рифмы между существительным на [бт] и глаголом 3 л. мн. ч. наст. вр. для Ломоносова обычны: стад — звучат, (возгласят — град); 4) рифмы, возможные у Ломоносова (т. е. обладающие такими же финалами), но состоящие из слов, им не 8 использованных: упадает — покидает (питает — знает); подобные рифмы встречаются у Ломоносова, но несколько разнятся финалами слов: стонет — тонет; 5) рифмы, не находящие соответствия у Ломоносова: мире — эфире. Большая часть рифм «оды вздорной» соотносится с ломоносовскими, что создает эффект узнавания его стиля. Проследим, как автор видоизменяет заимствованные им лексемы. В «Оде вздорной II» встречаются следующие случаи подобного рода (в скобках приводятся соответствия из пародируемых од): 1) полная форма прилагательного заменяется краткой (грамматическая архаизация): востока вечна (вечного востока); 2) слово усложняется словообразовательно: стремглав упадает (стремглав пала); 3) вместо русского слова используется церковно-славянский аналог (лексическая архаизация): подобно яко (подобно как). Лексика стихотворения, как и образы, ею создаваемые, соотносится с глобальными катастрофами, стихийными бедствиями и другими чрезвычайными явлениями, что создает чрезмерный эмоциональный накал. Именно этот накал чувств и является одним из объектов неприятия и осмеяния для автора, так что «нагнетание» эмоций неестественной интенсивностью приводит к комическому эффекту Ряд образов «Оды вздорной II» напрямую соотносится с образами од Ломоносова. Например: Гром, молнии и вечны льдины <…> шумят. Величественные и устрашающие образы грома и молнии встречаются в произведениях пародируемого поэта: И устремлялся гром на гром; / И с ними села все гласят, / Как гром от тучей удаленных, / В горах раздавшись, множит слух. Выражение вечны льдины соответствует ломоносовскому вечный лед: От Иберов до вод Курильских, / От вечных льдов до токов Нильских. Эпитет вечный казался Сумарокову неточным, поэтому он ставил поэту-современнику в укор его употребление: всякий лед может растаять, а потому не может быть, с точки зрения требующего предельной точности классициста, назван «вечным». 9 В строках Ефес горит, Дамаск пылает, / Тремя Цербер горганьми лает, / Средьземный возжигает понт описывается источник дыма (кстати, на источник дыма всегда указывает в своих одах и Ломоносов, и, как правило, это пожар либо жаркая битва). Первая строка находит практически точные соответствия у пародируемого автора: Фиссон шумит, Багдад пылает, / Там вопль и звуки в воздух бьют, / Ассирски стены огнь терзает, / И Тавр, и Кавказ в понт бегут. Выражение Багдад пылает указывает не на буквальный пожар, а на Персидско-турецкую войну, начавшуюся в 1743 г., — т. е. поэт, можно сказать, «говорит неправду», из-за чего, видимо, ратовавший за точность и правдивость в искусстве Сумароков и вспомнил эти строки. Ефес в пародируемых текстах не упоминается, однако, равно как и Дамаск, данный город фигурирует в Библии, и, сталкивая в контексте эти топонимы, автор «оды вздорной» создает эффект торжественного библейского слога, к чему стремился и Ломоносов. Цербер соотносится с персонажами античной мифологии, в пародируемых одах производящих невиданный беспорядок (Сумароков доводит это до абсурда — беспорядок у него и впрямь невидан: Цербер <…> возжигает понт; алогичная ситуация — горение воды — возможно, травестирует следующий ломоносовский пассаж, где слово гореть употреблено в переносном значении (чего не принимает пародист): Седая пена вкруг шумит, / В пучине след его [корабля] горит). Стремглав Персеполь упадает, / Подобно яко Фаэтон.В одной оде пародируемого поэта «падение стремглав» сравнивается, как и в «оде вздорной», с падением Фаэтона, причем падение совершает также город: Там Мемель в виде Фаэтонта / Стремглав летя, нимф прослезил, / В янтарного заливах понта / Мечтанье в правду претворил. Интересно, что Сумароков сталкивает два значения слов «упадать», «падать», «пасть»: 1) быть побежденным, сдаться, покориться (об осажденном городе, крепости) и 2) валиться на землю, лететь, устремляться вниз под действием собственной тяжести (именно 10 в этом значении «упадает» Фаэтон). Складывается абсурдная ситуация: одно и то же слово, относясь к разным субъектам (Персеполь и Фаэтон), употреблено в стихотворении в разных значениях. Думается, тем самым автор «Оды вздорной II» стремился подчеркнуть недопустимость сравнения Мемеля с Фаэтоном: город «падает» в переносном смысле, оставаясь стоять на том же самом месте, в отличие от Фаэтона, который буквально летит вниз с горящей колесницы. В данном образе сочетается фундаменталистско-классицистическая нелюбовь к тропам вообще с мыслью о неудачности конкретного сравнения. Нептун державу покидает / И в бездне повергает трон. В этих строках пародист демонстрирует типичное для поэзии своего времени травестированное изображение античных богов, которые пугаются людей, покидают свои царства и т. д. Ломоносов изображал Нептуна, бессильного перед русским флотом и Петром: И с трепетом Нептун чудился, / Взирая на российский флаг; впрочем, в связи с данным отрывком скорее вспоминаются такие строки пародируемого поэта, где божество также ведет себя неподобающе собственному величию: Плутон в расселинах мятется, / Что россам в руки предается / Драгой его металл из гор, / Которой там натура скрыла; / От блеску дневного светила / Он мрачный отвращает взор. Слово «бездна» употреблено здесь вместо выражения «бездна вод» и обозначает водный бассейн, каковое словоупотребление типично для Ломоносова. Возможно, Сумароков хотел показать неточность слова «бездна», употребляющегося для обозначения водных резервуаров, продемонстрировать, что в данном случае ему необходимы пояснения («бездна вод»). Гиганты руки возвышают, <…> Разят горами в твердь небес. В пародируемых одах неоднократно упоминается борьба титанов против богов-олимпийцев, причем выражение «Оды вздорной II» разят горами в твердь небес — почти дословная цитата: Не дерзк ли то гигант шумит? / Не горы ль с мест своих толкает? / Холмы сорвавши, в твердь разит? Впрочем, у 11 Ломоносова образы гигантов не имеют самостоятельного значения: так, в приведенном примере гигант сопоставляется с вероломно нарушающим мирные договоры государством. Пародист же убирает важный для поэта-современника момент сопоставления, ни с чем не сравнивает бунтарей и разрушителей античной мифологии, тем самым лишая яркий образ назначения и создавая комический эффект. Идейным центром стихотворения являются последние строки (Весь рот я, музы, разеваю / И столько хитро воспеваю, / Что песни не пойму и сам). С одной стороны, они вызывают в памяти читателя творчество Ломоносова: у последнего есть и обращения к музам, и сочетаемость глагола воспевать с существительным песни (И воспевают песни новы); с другой стороны, Ломоносов такого написать не мог (и на этом отчасти основан комический эффект концовки «оды вздорной»), поскольку перед нами — откровенное признание пародической личности, саморазоблачающейся, оценивая свое творчество с объективной для автора точки зрения — точки зрения самого Сумарокова. Пародическая личность признает свое произведение темным, непонятным. Постоянно эксплуатируя языковые и стиховые особенности произведений своего современника, в «Оде вздорной II» (как и в некоторых других пародиях) Сумароков создает образ пародической личности — поэта, чуждого рационализма, ясности и простоты, бессвязно нагромождая яркие образы, зачастую позаимствованные у Ломоносова. Вырывая ломоносовские образы из контекста, лишает их мотивировки, придает им самоценность, кроме того, нагнетает в пределах одной строфы множество гиперболизированных катастрофических картин, что создает комический эффект. Впрочем, несмотря на виртуозность Сумарокова, проявившуюся при создании пародической личности (яркую во многом благодаря моделированию языковой личности Ломоносова), она (в отличие, скажем, от пародической личности Тредиаковского) довольно быстро перестала являться живым 12 фактом культуры, не выдержав конкуренции с фигурой реального Ломоносова и подлинным значением его творческого наследия. Литература 1. Ломоносов М. В. Оды похвальные / Ломоносов М. В. Избранные произведения. - Л.: Советский писатель, 1965. 2. Морозов А. А. Русская стихотворная пародия / Русская стихотворная пародия (XVIII - начало XX в.). - Л.: Советский писатель, 1960. 3. Сумароков А. П. Ода вздорная II / Русская стихотворная пародия (XVIII - начало XX в.). - Л.: Советский писатель, 1960. 4. Тынянов Ю. Н. Ода как ораторский жанр. О пародии / Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. СЕКЦИЯ 2. Литература народов стран зарубежья РАЗВИТЕ ЖАНРА ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ В СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ НА ОСНОВЕ ТРИЛОГИИ «ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ» Дж. Р. Р. ТОЛКИНА И ГЕПТАЛОГИИ «ГАРРИ ПОТТЕР» Дж. К. РОУЛИНГ Ю. Е. Синельник Спб Колледж управления и экономики «Александровский лицей», Санкт-Петербург, Россия, yulia_sinelnik@mail.ru Классическая волшебная сказка является так называемым жанром с фиксированной, жесткой структурой. Традиционная дотолкиновская сказка произведение с линейной композицией на основе функций действующих лиц, 13 сформулированных В.Я. Проппом [1]. Сказка представляет собой квест, где повествование строится вокруг определенных типов персонажей: герой, помощники, даритель, антагонист. В отношении содержания и проблематики, основной проблемой, поднимаемой в волшебных сказках, является познание окружающего мира и знакомство с системой ценностей народа. Для исследования современной волшебной сказки были выбраны “Властелин колец” и “Гарри Поттер”, не только потому, что это наиболее популярные из произведений рассматриваемого жанра (что также было подтверждено в ходе исследования), но и потому, что именно в них обновленная модель построения сказки представлена в наиболее завершенном на данный момент виде. Обновление канона построения волшебной сказки началось в XIX веке у таких писателей, как П.Трэверс, Дж.М. Барри, А.А. Милн [2], но гармоничный (и, к тому же, приближенный к требованиям современной культуры) вид современная авторская волшебная сказка-квест приобрела у Толкина, кроме того, он наметил варианты ее дальнейшего развития (фэнтези, экшн, стратегия, триллер), один из которых, а именно экшн, и был реализован в поттериане (генетическое родство данных произведений также было подтверждено исследованием). “Властелин колец” и поттериана начинают два популярных сегодня течения: фэнтези и экшн, что позволет более полно рассмотреть современные тенденции в развитии волшебной сказки-квеста. Проанализировав трилогию Толкина и гепталогию Роулинг, можно утверждать, что традиционная модель волшебной сказки, описанная в работах В.Я. Проппа, характерная для народной волшебной сказки, сохраняется и в современной сказке-квесте, хотя и претерпевает значительные изменения. Если раньше в сказках можно было четко выделить тридцать одну функцию действующих лиц, семь типов героев и характерный специфический хронотоп, в современной традиции наметилась тенденция к стиранию границ между основными 14 элементами, вместе с этим композиция современного квеста теряет традиционную четкость и линейность. В содержательном плане современная волшебная сказка стремится к жанровой и видовой синтетичности, теперь в сказке силен не только волшебный, но и эпический, мифологический, философский и метафизический элементы. Более того, современный квест отличается серьезностью проблематики и трагичностью. На основе проведенного исследования был построен инвариант современной авторской волшебной сказки-квеста: Исходя из вышесказанного можно построить следующий инвариант современной авторской волшебной сказки-квеста: 1. Основу квеста составляют эпический, мифологический, метафизический, волшебный и философский компоненты. 2. Композиция строится на основе следующих функций действующих лиц: усиленная форма отлучки родителей, запрет, недостача, посредничество, отправка героя, испытание и одаривание, путеводительство, схватка с антагонистом, клеймение, возвращение. Порядок и набор функций может меняться. 3. Кроме основной квестовой линии, присутствует побочная любовная. 4. Повествование нелинейно, смена эпизодов часто происходит без особой мотивации. 5. Носителем квеста является так называемый скромный герой (humble hero) 6. Главный герой – ребенок-сирота, пострадавший от рук антагониста, движимый жаждой мести. Причем до того, как он стал избранным (избранность подтверждается шрамом или волшебным предметом), герой не отличался особой волей, силой и смекалкой, он типичный “everyman”, но в процессе квеста герой растет как физически, так и духовно, что отличает 15 современную сказку от традиционной, где герой практически не развивается и приближает ее к роману. 7. Главный герой отправляется в путешествие с группой помощников, сопровождаемый магом – наставником, осуществляющим функции испытания, одаривания и путеводительства, но который в середине квеста покидает героя и тем самым заставляет его опираться только на себя самого, стимулируя духовный рост. 8. В основе существования волшебного мира лежит магия, но она не обладает абсолютной силой, как смелость и самопожертвование. 9. Основной конфликт – противостояние добра и зла, причем конфликт окончательно не разрешается, т.к. зло принципиально неуничтожимо (как и добро). 10. Доминирующие мотивы: смерть, потеря, одиночество, возрождение и бессмертие. 11. В центре произведения всегда находится проблема выбора. 12. Квест завершается благополучно, но традиционный “happy end” отсутствует. 13. Повествование стремится к максимальной реалистичности и логичности, и, несмотря на свой эскапистский характер, разворачивается в пределах объективной реальности, т.е. хронотоп всегда конкретен. 14. Сказка возвращается к мифу и зачастую к эпике, что сказывается на “торжественной” манере повествования, литературном языке. 15. В основе всегда серьезная проблематика, с моральной подоплекой, но автор не дает окончательных выводов. 16. Важный мотив — сакральность имени, оно, так или иначе, характеризует своего обладателя. Исходя из исследования, можно заключить, что традиция волшебной сказки не только не угасает в современной литературе, но наоборот развивается и приобретает все 16 большую популярность. Первым, кто решился обновить канон, был профессор-медиевист Дж.Р.Р.Толкин, он создал уникальное произведение, жанр которого можно обозначить как эпическая волшебная сказка в романной форме. Традиция, обновленная Толкиным, оказалась настолько актуальна, что получила широкое продолжение в современной литературе:“Гарри Поттер” Дж.К.Роулинг, “Волшебник Земноморья” У.Ле Гуин, “Хроники Нарнии”К.Льюиса, “Наследие”, К.Паолини, “Кольцо тьмы”, “Маг” Н.Перумова, “Волкодав” М.Семеновой, “Лемони Сникет: 33 несчастья” Д. Хэндлера, романы Ф. Пулмана, “Дозор” С.Лукьяненко. При этом, будучи типичным (и закономерным) продуктом постмодерна, что отражается в его синтетичности и нелинейности, этот жанр будет развиваться и дальше, вбирая в себя все приемы и мотивы, заимствованные у самых разных литературных направлений и жанров, порождая самые неожиданные сочетания и тем самым давать материал для дальнейших исследований. Литература 1. В. Я. Пропп Морфология волшебной сказки. – Режим доступа: http://www.lib.ru/ CULTUTRE/PROPP/morfologia.txt 2. Н.Н. Мамаева Светлее алмазов горят на небе звезды. – Режим доступа: http://proceedings.usu.ru/ procee dings/?base=mag/ 0021%280311-2001%29&xsln= showArticle.xslt&id=a04 &doc=.. /content.jsp 17 СРЕДСТВА ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТИ И ФИГУРЫ РЕЧИ В ЛИТЕРАТУРНОМ ЯЗЫКЕ ДЖЕЙМСА Д. МОРРИСОНА К. В. Чеховская Санкт-Петербургский Государственный Университет Культуры и Искусств, г. Санкт-Петербург, Россия E-mail: ksyuzi.1@gmail.com Цель данной статьи – исследовать приёмы, которыми пользовался Джеймс Дуглас Моррисон, известный американский поэт и музыкант, яркий представитель эпохи хиппи, при написании стихотворений, методом, в свою очередь, становится – анализ его произведений «Tape Noon» и «Celebration of the Lizard». Таким образом, объект данного исследования - поэзия, а предмет – языковые особенности в творчестве Моррисона. В качестве анализируемых источников были выбраны произведения именно Джима Моррисона из-за своей актуальности, поскольку в своём творчестве он затрагивал проблемы, которые с каждым годом приобретают всё больший масштаб, а интерес, таким образом, к творчеству Джима растёт. Джим был, прежде всего, гениальным Поэтом, по мнению его современников[7], который к лету 19711 года написал более чем 1 600 страниц со стихами, анекдотами, текстами песен, историями, набросками к пьесам и сценариями для фильмов. Этот молодой человек, увлекавшийся творчеством британского поэта-романтика Уильяма Блэйка, французскими символистами Шарлем Бодлером и Артюром Рембо, неистовыми прозрениями немецкого философа Фридриха Ницше, шаманистическими ритуалами американских писателей-битников Лоуренс Фларенгетти, Джек Керуак, Аллен Гинзберг, и тд, успел до 1971 опубликовать четыре книги своих стихов[“American Prayer”, “The Lords”, “The New Creatures” и переиздание двух последних 1 - Моррисон умер в 1971 году, в Париже, в возрасте 27 лет. 18 работ в одной книге]. Могила Джима Моррисона находится в Париже на знаменитом кладбище Пер-Лашез неподалеку от надгробий Уйалда, Шопена, Россини, Бальзака, Пиаф. У современного исследователя на основании тщательного литературоведческого анализа разработан целый комплекс знаний о характеристиках некоторых литературных жанров и принципах, необходимых для их правильного толкования. Два простейших литературных приема - олицетворение и метафора. Метафора – это слово или выражение, которые употребляются в переносном значении. Своеобразие метафоры как вида тропа в том, что она представляет собой сравнение, члены которого настолько слились, что первый член (то, что сравнивалось) вытеснен и полностью замещен вторым (то, с чем сравнивалось). Например, «The sheets were hot dead prisons» («Слои (кожи змеи) были горячим мёртвым острогом»). Хотя предмет и то, с чем он сравнивается, соединены в одно целое, автор не предполагает, что его слова будут поняты буквально. Например, «rugs silent» («коврики безмолвны»), «mulch milk» («мульчированное молоко»), «Pirate mind stations» («Пиратские разумостанции»). Олицетворение - это разновидность метафоры, в которой используется перенесение человеческих свойств на неодушевленные предметы, явления. Например, «womb tide»(«утробный прилив»), «heart of the city» («сердце города»), «stinging blood» («жалящая кровь»), «the serpent sing» («змея поёт»). Весьма часто олицетворение применяется при изображении природы, которая наделяется теми или иными человеческими чертами, «оживляется». Олицетворения и метафоры в обоих произведениях в изобилии, но нельзя такое сказать о метонимии, перифразе, аллегории и аллюзии. Которые можно встретить в одном сборнике, а во втором они будут отсутствовать. Это объясняется тем, что «Tape Noon» - любовная лирика, это произведение разделено на небольшие стихотворения под разными 19 заголовками, сквозным сюжетом которых становится воспевание «dark American Night»(«тёмной Американской Ночи»), а общим смыслом – отношения - будь то дружба или любовь. А «Celebration of the Lizard» - философское произведение, в котором автор занимается поиском истины и противостоянию неизбежности. Здесь Джим обращается к теме смерти, а «Night» окрашена в пурпурно-красный цвет, что уже предполагает аллегорию, ибо, как известно, пурпурный цвет обычно ассоциируется с императорами Древнего Рима, с королевским достоинством. В «Tape Noon» («Bibulous compound of …») есть прямое сравнение «disk-like elegance» - «элегантность подобная диску» или «дискообразная элегантность», но здесь также обыгрывается и двусмысленность – при быстром прочтении «dislike» = «неприязнь». В стихотворении «Dancing and Trashing» в «Tape Noon» Моррисон пишет о Городе, подвергнувшемуся набегу («invaded Town»), используя перифраз, но ясно, что речь идёт о Трое, которая подверглась набегу ахейцев. В этом же стихотворении он пишет «The Kingdom» («Царство»), опять же при помощи перифраза, поскольку речь идёт о вялой жаре, о змеях, можно смело предположить, что это Царство - Ад. «Celebration of the Lizard» пронизывает аллегория, которую можно встретить почти на каждой странице. «House upon a hill» воспринимается как символ богатства, «dead president’s corpse in the driver’s car» - намек на Джона Кеннеди, застреленного в президентской машине в Далласе в 1963-м году, «To the East to meet the Czar» - намек на Российского царя. Что касается аллюзий, то и они здесь встречаются – «Not to touch the earth» - аллюзия на древнегреческий миф о великане Антее, который, касаясь земли, черпал из неё силы и был побеждён Гераклом, оторвавшим Антея от основного источника его жизни, уже упомянутая выше строчка «To the East to meet the Czar» - аллюзия на тему Нового Завета: на Восток отправлялись волхвы для поклонения новорождённому Иисусу. 20 Ещё одна особенность «Tape Noon» - часто можно встретить предложения, четверостишья или целое стихотворение с отсутствием глаголов. Джим Моррисон применил приём, который можно сравнить с абстракционизмом русского художника А. Григоряна2, который писал при помощи линий[4]. Вблизи они производят образ хаоса, но стоит отойти, как перед глазами возникает стройная картина. Так и у Джима – на первый взгляд набор звуков и образов, но они образуют художественную последовательность. Например, стихотворение The Desert: The Desert Пустыня - roseate metallic blue - розоватая, металлически голубая & insect green и насекомо зелёная blank mirrors & pools of silver пустые зеркала и пруды из серебра a universe in вселенная в one body едином теле В начале – садится солнце в пустыне, населённой различными растениями и живностью в них, затем – автор смотрит в ночной океан, отражающий звёздное небо. Наконец, мы переносимся в космос вместе с поэтом, который смотрит на планету сверху вниз. Джим, с его великолепным художественным стилем, при написании использовал прием психологического параллелизма. И хотя нет ни одного глагола, стихотворение насыщенно событиями и ощущениями. - Александр Григорян родился 8 октября 1927 года в Ленинакане(Армения), Изображенные им на холсте музыканты, художники, артисты, литераторы, ученые создают галерею деятелей культуры. Среди них портреты В. Сарояна., М. Сарьяна, М. Плисецкой, В. Мейланда, В.Папазяна… Иллюстрация литературных памятников, например трагедии Шекспира – ’’Гамлет’’, ’’Ромео и Джульетта’’, ’’Макбет’’, ’’Отелло’’, ’’Король Лир’, давно изданы отдельными томами в иллюстрациях Григоряна. 2 21 Очень важной особенностью обоих произведений является то, что в тексте практически отсутствуют знаки препинания, что имеет два значения: 1. Автор намеренно выделяет только то, что представляет особый интерес для него. Например, «Run, run, run», но «Burn Burn Burn». 2. Джим оставляет право за читателями выбирать главное самостоятельно. В английском языке аллитерация повторение определенного звука в первых слогах ряда слов и / или фраз. Аллитерация исторически сложилась в основном за счет поэзии, в которой она более узко относится к повторению согласных в любом из слогов. Джим не мог не использовать этот приём при написании своих произведений. Самым распространённым повторением согласной – «s»: «sudden», «silence», «strangeness», «soft», «stopped», «slow», «smooth», «side», «sun», «soon» , etc . и, конечно же, «snake», именно эта буква ассоциируется со змеёй и даёт звук, похожий на шипение. Ассонанс - повторение в стихе однородных гласных звуков – Моррисон тоже использует. Наиболее часто встречаемая гласная – “o”: «close», «lose», «control», «form», «soul», «horse», «connection», «boy», «footsteps», «Lord», etc. Ещё одним элементом является градация, например, «the face the fate the fame» («лицо, судьба, слава»), «quiet soft luxuriant»(«тихая, мягкая, роскошная (машина)»), «good cold stinging» («благая, прохладная, жалящая (кровь)»). Также часто можно встретить плеоназм, употребляемый для привлечения внимания к предмету, о котором идёт речь: «Sun Sun Sun // Burn Burn Burn// Soon Soon Soon», «Just close your eyes, forget your name// Forget the world, forget the people», «Last worlds, Last worlds // out» etс. Для Джима было важно, чтобы читатель понимал его и стремился постичь то, что Моррисон мог ему показать, открыть путь, поэтому он часто использовал эллипсис, например, 22 «Toward me - // a leaping clown», «The avenging finger - // lord», etc. Естественно, есть и риторические вопросы, но самый важный и представляющий интерес для исследования – “Had this dream stopped?” (из «Celebration of the Lizard») в контексте этот вопрос относится ко сну, который приснился лирическому герою про змею, но для Джима Моррисона – этот вопрос имеет особое значение, на него он пытался ответить всю свою жизнь, открывая двери окружающим в свою поэзию. И в заключении хотелось бы процитировать самого Моррисона, рассказывавшего о роли поэзии в жизни людей: «Настоящая поэзия ничего не объясняет, она только предлагает возможности. Открывает все двери. И вы можете войти в любую из них, которая вам по душе… если моя поэзия и имеет какуюто свою цель, то она направлена на то, чтобы освобождать людей, снимать шоры с их глаз и чувств».[8] Литература 1. Гуляев, В.И. Америка и Старый свет/ В.И. Гуляев. - М., 1968. – 331 с. 2. Еремеева, О. Мифопоэтика творчества Джим Моррисона[Электронный ресурс]/ Оксана Еремеева . – URL: http://lib.ru/SONGS/doors/mif.txt 3. Малькевич, А. Джим Моррисон – двери открыты/ Александр Малькевич. – М.: Арника, 1993. – 175 с. 4. Мейланд, В. Александр Григорян/ В. Мейланд. М., 1982. - 135 с. 5. Моррисон, Д. Стихи. Песни. Заметки/ Джим Моррисон.- М., 1994. – 237 с. 6. Поликовский, А. Моррисон. Путешествие шамана/ Алексей Поликовский. – М.: Колибри, 2008. – 304 с. 7. Хопкинс, Дж. Никто из нас не выйдет отсюда живым/ Джерри Хопкинс, Дэнни Шугерман. – М.: Амфора, 2007. – 480 с. 23 8. Densmore J. Riders on the Storm/ John Densmore. N-Y., 1991. – 234 p. 9. Morrison J. Wilderness: The lost writings of Jim Morrison/ Jim Morrison. - London, 1988. – 101 p. 10. Morrison J. The Lords and the New Creatures/ Jim Morrison. - N-Y.,1987. – 75 p. 11. The writings of Jim Morrison. The American Night. – М., 2001. – 223 с. СЕКЦИЯ 3. Фольклористика К ВОПРОСУ ИЗУЧЕНИЯ СЕМАНТИКИ ЛИТОВСКИХ ПОСЛОВИЦ Н. Г. Голембовская МОУ лицей №8 «Олимпия» г. Волгоград, Россия E-mail: exex2007@yandex.ru Изменения в семантике слова давно привлекает исследователей-лингвистов. Не менее интересно наблюдать за изменением содержания пословиц активного паремиологического запаса. Одна и та же пословица может менять своё значение. И это не случайно. Изменяются жизненные обстоятельства, этические и эстетические устои, меняется и сам человек. Однако семантическую вариативность пословиц трудно определить и зафиксировать. Слово существует в контексте, пословица не всегда, она может существовать и вне его. Обратимся к истории первых сборников литовских пословиц и поговорок. Уже лет 200 в различных источниках фиксируется множество доныне существующих пословиц, но, опираясь на эти же источники, трудно составить мнение, сохранилась ли у пословиц та же семантика. 24 Основным историческим источником, отражающим изменение семантики пословиц и поговорок, является изданная в 1956 году книга пословиц, поговорок, загадок «Малый литовский фольклор XVII – XVIII веков» (« Smulkioji lietuvių tautosaka XVII-XVIII a.») Юргиса Лебедиса. Книга составлена из записей Якубаса Бродовскиса (лексикографа Малой Литвы – бывшей Восточной Пруссии; 1692-1744 гг.) и других рукописных и печатных источников до начала ХIХ века. Данный сборник малых жанров фольклора включает толкование содержания пословиц и поговорок, примеры семантически и идейно близких немецких и литовских пословиц. К отдельным пословицам приводятся комментарии собирателей литовского фольклора А Шлейхера, Г.Нессельманна, К Милкуса, М.Межиниса (Межитовского), Ю. Крашевского и других. Сборник Ю. Лебедиса фиксирует пословицу, насчитывающую около тридцати вариантов, записанных в разных уголках Литвы - Lobis budina, vargas migdina (Богатство будит, а горе усыпляет) [3, 15]. . Кажется, без каких-либо комментариев легко понять: пословица говорит, что богатство (клад) лишает владельца сна, приносит неприятности или угрызения совести. Немногочисленные рукописные комментарии середины и второй половины ХХ века это подтверждают: «Бедный хоть поспит спокойно, а богатый, и проснувшись, трясется» „Biednas nors pamygt spakainiai, o bagočius i atsibudęs dreb“ . Однако более ранние источники отмечают у данной пословицы совершенно противоположный смысл. Пословица, начиная со сборника Якубаса Бродовскиса (XVIII век) до Первой мировой войны, встречается более 20 раз в различных словарях и сборниках с таким комментарием: богатство дает человеку стимул, не позволяет расслабляться, «спать», а скорбь делает человека пассивным. Якубас Бродовскис рядом с этим комментарием для уточнения смысла поместил близкую по семантике немецкую пословицу Guth macht Muth, Armuth wehe thut (Богатство дает мужество, а бедность – боль) [4, 181]. 25 Остается загадкой, каким образом за несколько столетий пословица со столь серьёзным мировоззренческим значением приобрела совершенно противоположный смысл. Обратим внимание на художественный аспект пословицы. В сборнике Я. Бродовскиса у этой пословицы явно метафорический смысл, а в комментарии ХХ века прямое, обобщающее значение. Видимо, основная причина изменения семантики – деметафоризация художественного образа. Вполне возможно, этому процессу способствовал традиционный литературный фон: народные и литературные произведения о несчастных богачах и счастливых бедняках, а также пословицы, отражающие существующие социальные и этические отношения. Blogai be pinigų, ale blogai ir su pinigais (Плохо без денег, но плохо и с деньгами) Džiaugiasi biednas vaikais, o bagotas pinigais (Бедный радуется детям, а богатый деньгам) – Ko nemiegi? – Turtai budina(-Что не спишь? – Богатство будит.) Широко известна пословица «Отрезанный кусок (ломоть) не прилипнет» (Atriekta riekė neprilips). В сборнике Э.Я.Кокаре «Параллели между литовскими и латышскими пословицами» она вставлена в группу «Что случилось, уже не исправишь», рядом помещены близкие по семантике латышские пословицы. Латышский вариант пословицы: Nogriezts rieciens nepielīp, синонимичные: «Пролитой воды нельзя зачерпнуть» (Izlietu ūdeni nevar sasmelt), «Отрубленная ветка не прирастет» (Nocirsts zars vairs nepieaugs). Э.Я.Кокаре в другом сборнике «Параллели между латышскими и немецкими пословицами» цитирует несколько толкований этой пословицы из разных источников. Самое старое относится к XVIII веку - «Слуга не может легко вернуться на место, которое покинул», комментарий XIX века - «Разбитые любовь и дружбу нельзя склеить» и более поздний - «Что сделано – не исправишь» [6, 110].. В литовской фольклористике не имеется сведений о том, что пословица обладала таким же широким спектром значений. Современная интерпретация этой пословицы – «Замужняя дочь 26 не может как ни в чем не бывало вернуться в дом родителей», «Хоть и плохо в замужестве, не вернёшься назад» - эта мысль определяется житейской традицией. В литовской версии пословица чаще всего связана с темой замужества, и гораздо реже – с отделением части от целого. Это можно объяснить тем, что слово «кусок» в литовском языке женского рода, как и слово «дочь». Таким образом, метафорический кусок хлеба становится символом женской судьбы. Сложность изучения семантической вариативности литовских пословиц заключается в недостаточности сведений об использовании пословиц в устной речи (почти невозможно воссоздать словесный и социальный контекст, интонацию, пол, возраст или семейные связи говорящих). Как справедливо отмечал Казис Григас, абсолютное большинство дискурсов носителей языка, общающихся посредством живого слова, остается никем не зафиксированным в письменных или иных формах сохранения информации [1, 103]. Многие современные пословицы подвергались в прошлом семантической трансформации, так как они всегда составляют активный пласт языка; они воспроизводятся, заново обрабатываются, переосмысливаются и употребляются в современной речи в трансформированном виде. Изучение этих трансформаций - одна из актуальных задач современной паремиологии, которая все чаще обращается к исследованию реального современного состояния пословичного фонда. Литература 1. Grigas Kazys. Kai kurios patarlių prasmių mįslės/ Tautosakos darbai, XV, 2001 2. Grigas Kazys Patarlių paralelės / Grigas Kazys 1987. 3. Kudirkienė Lilija. Patarlės interpretacija. Diachroninis aspektas/ Tautosakos darbai XXXIII 2007 стр. 13 - 23 4. Jurgis Lebedys. Smulkioji lietuvių tautosaka XVII-XVIII a.: Priežodžiai, patarlės, mįslės |1956 27 5. Kokare E. Latvių ir lietuvių patarlių paralelės/ E. Kokare. – Riga: Zinatne, 1980 6. Kokare E. Latviesu un vacu sakamvardu paraleles / E. Kokare. Riga: Zinatne, 1988. СЕКЦИЯ 4. Русский язык ЛОКУС «РОССИЯ» В ПОЭЗИИ 70-Х ГОДОВ ХХ ВЕКА: ЛЕКСИЧЕСКИЙ АСПЕКТ Ю. В. Черенкова Оренбургский государственный педагогический университет, кафедра современного русского языка, риторики и культуры речи, г. Оренбург e-mail: yuliya_yuliya_77@mail.ru) В конце ХХ - начале ХХI веков перед нами как никогда остро встают извечные русские вопросы: каковы дальнейшие пути России, преодолеет ли она многочисленные кризисы, что выпали на её долю в веке минувшем, либо ввергнет себя в пучину ещё более тяжких и перестанет существовать. Споры о судьбе России носят разнообразный характер, но гораздо более важными представляются, несомненно, те, что затрагивают духовные и нравственные стороны жизни нации. Нельзя говорить о национальном самосохранении народа, который утратил веру, самобытную культуру, вековые традиции и любовь к своей Родине. Исходя из потребностей времени, обращение к поэтическим текстам 70-х г.г. ХХ в. с целью исследования лексической экспликации локуса «Россия» представляется нам актуальным. В рамках данной темы нами были исследованы фрагменты текстов ведущих поэтов указанного исторического 28 периода, включающие лексемы Россия/Русь, и мы пришли к выводу, что лексическая экспликация названного локуса в большинстве случаев осуществляется посредством гештальтов, как антропоморфных, так и неантропоморфных. Анализируя антропоморфные гештальты локуса «Россия», мы прежде всего отметили, что наиболее распространена антропоморфность феминного типа; «мужской» образ России зафиксирован нами лишь в стихотворении И.Ляпина «Отчий край»: С тех пор, как был ты Русью наречён И пращуру стал добрым домом отчим, Какой бедой ты не был омрачён, Какой заботой не был озабочен? (1977) Среди женских антропоморфных гештальтов в поэзии 70-х годов ХХ века, несомненно, преобладает «Россия-мать», что связано с традиционным восприятием страны русским народом; «русские представляют свою нацию как объединение не сограждан, но родственников, как одну большую семью; Россию же они воспринимают как мать…» (1: 116), «…для русского родная земля не противник, у которого он вырывает плоды своего труда, а мать, которая и милостива, и щедра» (2: 89-90). Как правило, названный гештальт реализуется посредством традиционной конструкции Россия-мать: Россиямать, Святой и зримый Да будет жребий твой велик! (Н.Старшинов. Россия, 1970); однако встречаются и менее традиционные матушка Русь (С.Васильев. Опять о России, 1974), мама-Россиюшка (Р.Рождественский. О национальности, 1971-1973). Гештальт «Россия-мать» в анализируемых фрагментах поэтических текстов может быть неконкретизированным и эксплицироваться с помощью самоидентификации: На великой Руси были, были сыны бесшабашней… (Ю.Кузнецов. Отец космонавта, 1972) 29 либо слов с «женской» семантикой: её прекрасные черты, материнский светлый лик (Н.Старшинов. Россия, 1970) Поэзия 1970-х рождает прямо противоположные гештальты России-матери: она то является в облике Божьей матери: Эх, моя Россия! Божья мать! (Ю.Кузнецов. Бабьи слёзы, 1979), то предстаёт матерью «хмельной от крови, бледной от вранья» (Н.Каплан. Песня, 1977). Осознание своей страны и своего народа как единой семьи приводит и к появлению в поэтических текстах образа России-сестры. Антропоморфный гештальт в данном случае реализуется через констатацию близкородственных отношений: Россия, Вольная Россия, Ты хороша в кругу сестёр своих. (А.Прокофьев, 1971) Достаточно распространенным является образ Россииженщины вообще, что многими трактуется как следствие доминирования женского начала нашей страны. «Женщина объявляется своеобразным воплощением «русскости» (1: 117). Лексически данный гештальт эксплицируется посредством предикатов, называющих «женские» действия: Вот так жила и пела Русь Из века в век, из года в годы… (Л.Хаустов. Пластинка, 1975) Смотрит Русь в золотые зерцала. (Б.Чичибабин, 1979). Необходимо отметить и такие антропоморфные гештальты исследуемого локуса, как Россия спасительница: …Она ни разу безразлично Не посмотрела на меня. …Меня заботливо спасала В тех тыловых своих лесах. (И.Ляпин, 1979), Россия- страдалица: 30 Русь терпела всяческие беды… (Н.Глазков. Воззвание Минина, 1976), странница: И с ними Вдаль, к северу, Россия шла моя (В.Потиевский. Слова, 1979), Мессия: Эх, Россия, Мессия… (О.Охапкин. Санктъ-Петербург, 1973) и абсолютно противоположные Русь-язычница: И возвращаясь магией Руси К огнепоклонству… (И.Бурихин. Шесть стихотворений, 1976), Россия-пьяница: Россия глушит бормотуху И распластавшейся лежит. (М.Дудин, 1975). Антропоморфная природа гештальтов выявляется через называние действий и состояний, свойственных человеку: Живёт страна, необъятная моя Россия (Л.Дербенёв. Живи, страна! 1973), Казалось, здесь Россия собрала Всё лучшее, что только лишь могла (М.Матусовский, 1975), В белом цвету задремала Россия…(Э.Дубровина. Ночи рябинные, 1975). Неантропоморфное представление локуса «Россия» связано прежде всего с пространством. Несомненно, прежде всего поэты 70-х воспевают территориальные масштабы страны, рассматривая их как залог её величия. В данном случае используются лексемы соответствующей тематической группы: «великая», «бескрайняя», «вольная»: И кто это Млечным проехал И звёзды кругом натрусил? Гуляет колёсное эхо По небу бескрайней Руси. (Ю.Красавин, 1979) Лишь на краю Земли случается Понять, 31 Как велика Россия! (В.Ботовкин. Край земли, 1979). Пространство может расширяться до размеров большой Родины (Б.Чичибабин. Памяти А.Твардовского, 1971) и приравниваться к детской колыбели: Да у меня в России колыбель…(Б.Чичибабин. Судакские элегии, 1974). Пространственные характеристики локуса «Россия» эксплицируются с помощью лексем фитоморфной семантики: «Россия – смешанный лес» (С.Куняев, 1975), «из лесов безбрежных» (Р.Рождественский, 1971-1973), «ты цветёшь, как яблоня» (А.Прокофьев, 1971). Достаточно распространён в поэзии 70-х неантропоморфный гештальт «Россия субстанция», реализуемый с помощью метафорических конструкций: Я дышал историей России. (Б.Чичибабин, 1979), а также путём постановки лексемы Россия в однородный ряд с абстрактными словами: И с молоком материнским вливается, Кровью становится, силой То, что до смерти потом называется – Верой, Надеждой, Россией!.. (В.Максимов. Созвездие Весов, 1975) Россия мыслится как жизнь, судьба, как нечто, что нельзя высказать: Лучист рассвет, И ветер свеж, И даль ясна, И Волга синя – И это Вечный мой рубеж, Моя судьба, Россия. 32 (В.Кулагин. Рубеж, 1975) Достаточно распространён в проанализированных нами поэтических фрагментах и гештальт «Россия – звезда, солнце», который эксплицируется как в сравнительных конструкциях: Как солнце плавкое в закатном смуглом дыме Бурьяна и руин, Вот-вот погаснешь ты. (Ю.Кублановский, 1978), так и в общем контексте: Россия – и звёзды. И вечности зов. (Э.Дубровина. Лира, 1975). Россия может мыслиться как вместилище талантов: Ищи всегда: и днём, и ночью, И ты уверишься воочью, Что счастье высшее в борьбе, Что Русь талантами обильна, Что сила разума всесильна, И слава выпадет тебе. (А.Ханьжов. Диалог, 1973) и одновременно как ад: А спросит Пётр, ключарь небесных врат, Откуда мы? Ответим Из России… И прежде всех нас впустят в Божий Сад. (Н.Шатров, 1970). Анализ поэтических фрагментов 1970-х позволяет нам прийти к следующим выводам: 1. Локус «Россия» эксплицируется с помощью антропоморфных и неантропоморфных гештальтов. 2. Наиболее частотными являются антропоморфные гештальты. 3. Антропоморфизм в поэзии данного периода носит ярко выраженный «женский» характер, что во многом 33 определено специфическими особенностями русской национальной самоидентификации. 4. Неантропоморфное представление России связано прежде всего с пронстранственными характеристиками. Литература 1. Рябов О.В. «Mother Russia»: гендерный аспект образа России в западной историософии /О.В.Рябов. // Общественные науки и современность. №4. – 2000. 2. Шубарт. В. Европа и душа Востока. / В.Шубарт. - М., 1997. СЕКЦИЯ 5. Языки народов Российской Федерации К ВОПРОСУ О ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКОМ ПОЛЕ КАЗУАЛЬНОСТИ Л. Г. Валиева ИЯЛИ, г. Казань, Россия, valievalg@mail.ru «Каузальность (Kausalität; от лат. causa – «причина») – причинность, действенность, закономерная связь причины и действия» [5]. Т. е. каузальность – это отношение причины и следствия. Причем, причина вызывает, порождает следствие и предшествует ему. Каузальные (причинно-следственные) отношения представляют научный интерес как взаимосвязь значимых категорий в философии, так и как синтаксические конструкции в лингвистике и рассматриваются в исследованиях таких философов, как Демокрит, Аристотель, Платон, Б. Спиноза, Г. В. Ф. Гегель, Д. Юм, П. А. Гольбах, Т. Гоббс, языковедов Н. М. Андреева, Л. Л. Бабаловой, Л. В. Бардиной, Н. И. Бурдиной, Р. А. Вафеева, В. В. Ждановой, С. А. Кузьменко, Е. К. Лебедевой, Ж. Н. Тимофеевой, А. М. Финкеля, Т. А. Ященко и др. 34 В татарском языкознании причинно-следственные отношения еще не были объектом специального исследования, отдельные аспекты исследуемой проблемы отражены в грамматиках И. Гиганова (1801), А. Троянского (1814, 1860), А. Казем-Бека (1846), К. Насыри (1895), Г. Ибрагимова (1919), Дж. Валиди (1919), Г. Алпарова (1926), В. Н. Хангильдина (1959), М. З. Закиева (1958, 1984, 1992, 2005). В современной лингвистике наблюдается повышенный интерес к функциональному описанию разных языковых явлений, в том числе и каузальных отношений. Таким образом, в русском языкознании в изучении причинно-следственных конструкций используется и функциональный подход (А. В. Бондарко, А. В. Бакулев, М. В. Всеволодова, Р. М. Теремова и др.). Функциональная грамматика рассматривает языковые явления как функционально-семантические поля, подразумевает целесообразность подхода «от значения к форме», что позволяет изучать единицы строя языка в функционировании, в движении, во взаимосвязи с окружающей действительностью. В трудах лингвиста А. В. Бондарко, который изложил основные принципы функциональной грамматики, категории причины, следствия, условия, цели и уступки рассматриваются в рамках функционально-семантического поля обусловленности [2, 3]. Основанием для такого объединения является то, что при этих отношениях одна ситуация выступает основанием для осуществления другой. Причинно-следственные отношения относятся к полю каузальности. Нужно отметить, что конструкции, выражающие причинно-следственные отношения, не всегда описывают прямую связь между явлениями. Они могут использоваться и для обоснования события. Исходя из этого, в исследованиях, посвященных изучению причинно-следственных отношений, каузальное значение подразделяют на собственно-причинное и значение обоснования. 35 Функционально-семантическое поле каузальности имеет ряд зон пересечения с другими функционально-семантическими полями. В первую очередь – с полями таксиса и условия. Причина является предшествующим событием и основанием возникновения следствия. Тюрколог Н. А. Баскаков отмечает, что «Категории причины и следствия в предложении с развитыми членами могут рассматриваться как действие или состояние предмета, следующее одно за другим. Таким образом, зависимость причины и следствия сводится к временной зависимости, т. е. последовательности…» [1]. Причина является порождающим фактором, значит, по времени она происходит раньше следствия. Как показали наблюдения, несмотря на то, что причина должна предшествовать следствию, в татарском языке во многих случаях сказуемые сложных предложений имеют одинаковую временную форму, однако действия происходят последовательно. Одинаковая форма объясняется тем, что действие главного предложения (причина) продолжает проявляться и после того, как начинается действие придаточного предложения (следствие). Сказуемые частей сложного предложения также бывают в одинаковой временной форме, если результат (следствие) возникает в тот самый момент, как начинает действовать причина. Тем не менее, содержание частей сложного целого указывает на последовательность событий. Сочетание форм будущего времени в придаточной части с формами настоящего или прошедшего в главной встречается редко. Считается, что такое сочетание форм времени возможно, если форма будущего времени имеет дополнительные оттенки уверенности в совершении определенного действия. Между предложениями могут устанавливаться не только причинно-следственные отношения, но и условно-следственные отношения, которые тоже тесно связаны с временной последовательностью действий. Т. е. условие, как и причина, является предшествующим событием. 36 Причина взаимосвязана с категорией условие и в философском плане. Реализация причинно-следственной связи происходит в определенных условиях. Условия сами не порождают то или иное явление, а представляют собой фон для его возникновения. Условия влияют на следствия, так как при различных условиях одна и та же причина вызывает разные следствия. Функционально-семантическое поле каузальности в татарском языке выражается эксплицитно (специализированными средствами) и имплицитно (неспециализированными средствами). Ядро поля составляют сложноподчиненные предложения с придаточными причины, где обе ситуации (причина и следствие) выражаются языковыми формами (отдельными предикативными единицами). Литература 1. Баскаков Н. А. Историко-типологическая характеристика структуры тюркских языков (Словосочетание и предложение) / Н. А. Баскаков. – М.: Наука, 1975. 2. Бондарко А. В. Функциональная грамматика / А. В. Бондарко. – Л.: Наука, 1984. 3. Теория функциональной грамматики. Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис / Отв. ред. А. В. Бондарко. – Ленинград: Наука, 1987. 4. Теремова Р. М. Опыт функционального описания причинных конструкций / Р. М. Теремова. – Ленинград, 1985. 5. Философский словарь: Основан Г. Шмидтом. – Под ред. Г. Шишкоффа / Пер. с нем. / Общ. ред. В. А. Малинина. – М.: Республика, 2003. 37 СЕКЦИЯ 6. Германские языки АКСИОЛОГИЧЕСКАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ АМЕРИКАНСКОГО ПРЕЗИДЕНТСКОГО ДИСКУРСА В СФЕРЕ ОБРАЗОВАНИЯ Ф. И. Дотдаева Пятигорский государственный лингвистический университет, Пятигорск, Россия E-mail: lady.perta@yandex.ru Образование, несомненно, является одной из важнейших социальных ценностей. Исследование социальных ценностей в американском обществе, в частности их языковое выражение в дискурсе президентов США показывает, что образование в США не только ценность, но и серьезная социальная проблема. Более того, эта сфера стала предметом многочисленных анекдотов в США и других странах, чему в немалой степени способствовал и президент Дж.У. Буш, наглядно демонстрируя всему миру свою просто поразительную неграмотность. К сфере образования в своих выступлениях обращались многие президенты США. Например, президент Дж.Г.У. Буш в своих выступлениях говорил о необходимости развития образования, вплоть до необходимости революционных перемен: To those who want to see real improvement in American education, I say: There will be no renaissance without revolution [1]. Тем, кто хочет увидеть реальное развитие американского образования, я говорю: не будет возрождения без революции. В целях проведения революционного прорыва в образовании под началом сорок первого президента США была разработана программа «Америка 2000»: Because we believe in responsibility we believe in education reform. We've laid out a strategy called AMERICA 2000. It literally 38 revolutionizes our schools. Doing it the old way isn't good enough anymore [1]. Так как мы верим в ответственность, мы верим в реформу образования. Мы разработали стратегию под названием «Америка 2000». Она несомненно революционизирует наши школы. Старые методы работы уже недостаточно хороши. Сорок первый президент использует тактику повтора (… we believe … we believe…), а также концепты-ценности responsibility, education reform, revolutionize (ценностная сущность указанных концептов определяется в контексте приведенного отрывка выступления), чтобы реализовать инспиративный потенциал названных ценностей. А через восемь лет уже Дж.У. Буш предложил обществу программу под названием «Ни одного отстающего ребёнка». Основной упор в названной программе делался на необходимости обеспечения высокой профессиональной подготовки преподавателя, на тестировании и тщательном отборе государственных школ. I worked with Democrats and Republicans to pass the No Child Left Behind Act. It says that the federal government will spend more money on education in primary and secondary schools – and we have increased the budgets by 40 percent [2]. Я проделал работу совместно с демократами и республиканцами, чтобы провести закон «Ни одного отстающего ребенка». В нем говорится, что федеральное правительство будет тратить больше денег на начальное и среднее образование – и мы увеличили бюджет на 40 процентов. А вот что говорит действующий президент США по поводу проводившейся в течение прошлых лет работы по реформированию системы образования: For years, we've talked about overcrowded classrooms and crumbling schools and corridors of shame across this 39 country. We've talked these problems to death, year after year, decade after decade, while doing all too little to solve them [3]. В течение ряда лет мы говорим о переполненных классах, о терпящих крах школах, и коридорах позора по всей стране. Мы говорим об этих проблемах бесконечно, год за годом, десятилетие за десятилетие, в то время как в действительности слишком мало делается для решения этих проблем. В приведенном фрагменте президент Б. Обама использует стратегию дискредитации предшественников на посту президента США, и на их фоне выделяет себя, как «человека дела», имплицитно заявляя: «Они только говорили о реформах, а я буду их претворять в жизнь». Использует он при этом такие концепты-антиценности, как overcrowded, crumbling, problems, shame. Ключевая инициатива администрации президента Б. Обамы в части, касающейся именно школ, – «Гонка за первенство». «Гонкой» она названа потому, что штатам и школьным округам в борьбе за бюджет программы – свыше 4 миллиардов долларов – приходится соревноваться: кто лучше развивает школьную систему, вводит ценные новшества, улучшает показатели, тот и получает деньги. В следующем фрагменте президент Б. Обама использует коммуникативную тактику запугивания (America will not succeed… unless), апелляции к родительским чувствам (unless we do a far better job of educating our sons and daughters…, help students outcompete workers around the world, but let them fulfill their God-given potential) для убеждения в эффективности проводимой по его инициативе реформы образования в США: America will not succeed in the 21st century unless we do a far better job of educating our sons and daughters… And the race starts today. I am issuing a challenge to our nation’s governors and school boards, principals and teachers, businesses and non-profits, parents and students: if you set and enforce rigorous and challenging standards and assessments; if you put outstanding 40 teachers at the front of the classroom; if you turn around failing schools – your state can win a Race to the Top grant that will not only help students outcompete workers around the world, but let them fulfill their God-given potential [3]. Америка не будет преуспевать в 21 веке, если мы не будем лучше работать над образованием наших сыновей и дочерей. … И гонка начинается сегодня. Я ставлю задачу перед губернаторами нашей страны и отделами среднего образования, директорами школ и учителями, бизнесом и некоммерческими организациями, родителями и учениками, если вы измените ситуацию в отстающих школах к лучшему, ваш штат может выиграть грант «Гонка к вершине», который не только позволит ученикам стать в будущем наиболее конкурентоспособными работниками на мировом рынке труда, но и позволит раскрыть заложенный в них Богом потенциал. И эта «гонка» имеет уже результаты. В начале июля 2011 г. борьба за успеваемость в школах г. Атланта обернулась громким скандалом. Как выяснилось, высокие результаты тестов, которые стабильно демонстрировали выпускники, оказались поддельными. То есть учителя переделывали ответы тестов и повышали баллы. Объяснение простое – провал выпускника на экзамене грозил учителю потерей работы [4]. Таким образом, обнаруживаются очередные риторические ценностные лозунги ряда президентов США, в данном случае на тему школьного образования, не подтверждаемые соответствующими политическими действиями. При этом использованы следующие коммуникативные тактики с ценностным содержанием: повтор, запугивание, апелляция к родительским чувствам, что интенсифицирует воздействующую функцию ценностей и антиценностей в американском президентском дискурсе. 41 Литература 1. Bush G.H.W. Statement on Signing the Omnibus Insular Areas Act of 1992, February 24, 1992. – [Электронный ресурс]. – URL: http://www.presidency.ucsb.edu/ws/index.php?pid= 20635#axzz1Uo6TZSki (дата обращения: 16.05.2010). 2. Bush G.W. Address to the NAACP Annual Convention, July 20, 2006. – [Электронный ресурс]. – URL: http://www.presidency.ucsb.edu/ws/index.php?pid=348&st=&st1=#a xzz1 Uo6TZSki (дата обращения: 04.07.2008). 3. Obama B.H. Remarks by the president on Education, July 24, 2009. – [Электронный ресурс]. – URL: http://www.whitehouse.gov/the-press-office/remarks presidentdepartment-education (дата обращения: 27.01.2010). 4. Special Investigation into CRCT Cheating at APS. – [Электронный ресурс]. – URL: http://www.ajc.com/news/ (дата обращения: 09.08.11). ОТРАЖЕНИЕ МЕНТАЛИТЕТА НЕМЦЕВ В МИРЕ НАПРАВЛЕННОСТИ ДЕЙСТВИЯ А. А. Флаксман ННГАСУ, Нижний Новгород, Россия flak76@mail.ru Менталитет проявляется, прежде всего, в грамматических категориальных формах. В каждом языке имеется система взаимосвязанных грамматических категорий, которые разнообразны по своему характеру и объёму. Грамматическая категория отражает реальный мир и выражает конкретную языковую ситуацию, а речевые ситуации представляются мирами. Под миром в определении языковой ментальности Почепцов О.Г. понимает не только окружающий мир человека, но и мир, создаваемый человеком и нередко в большей части своего объёма прекращающий своё 42 существование, когда исчезнет его создатель и носитель человек, т.е. мир речевых действий человека и его состояний. [1] Для воплощения миров в немецком языке существуют специфические грамматико-категориальные формы. Мир – это отражение действительности или действительно мыслимых ситуаций, в которые могут входить не только реальные предметы, но и предметно мыслимые понятия. Миры становятся объектом лингвистического исследования только тогда, когда их идеальная сущность выражается языковым знаком. Мир направленности действия выражается с помощью категории залога. Противочленами категории залога являются актив и пассив. Актив и пассив - это две глагольные системы, с помощью которых выражается отношение субъекта к происходящему. Сопоставляя образованные формы страдательного залога в русском языке и пассива в немецком языке, следует отметить, что в русском языке используются как синтетический, так и аналитический способы, тогда как в немецком - только аналитический, причем в немецком языке пассив действия и пассив состояния в формальном плане четко разграничены. Для представления действия в его протяженности в немецком служат формы с глаголом werden: Im Krieg wird gesungen, geschossen, geredet, gekämpft und gestorben – und es werden Bomben geschmissen. [2] Значение результата действия в немецком языке выражается формами с sein: “Die Verhandlung ist eröffnet”, sagte Hochwürden Ignacio. [3, S. 179] Как уже было сказано выше, категория вида в немецком языке отсутствует, но существуют аспектуальные значения. В отличие от русского языка, в котором значения совершенного и несовершенного видов закреплены в большинстве случаев за формами с определёнными суффиксом, в немецком вышеназванные аспектуальные значения неустойчивы. Они определяются семантикой глагола, от которого образовано 43 Partizip II, входящее в состав пассивной формы в немецком языке, лексическими, синтаксическими средствами, контекстом. Пассив обозначает действие, направленное на субъект. От кого исходит действие, может быть выражено при помощи дополнения с предлогом или оставаться неназванным. Поэтому различают трехчленный пассив, в котором называется деятель Eskortiert wurde die Gruppe von sechs Hellebardisten. [3, S. 119], и двучленный пассив, который его не называет Die kleine Brücke, die…, wurde nachmittags viel genutzt. [3, S. 152] Одночленный, или безличный пассив подчеркивает глагольное содержание, исключая субъект и объект. Однако любая пассивная конструкция имплицирует деятеля. Пассив можно по смыслу повторить через выражение с неопределённоличным местоимением man и он образуется только от тех глаголов, которые выражают действия одушевлённых предметов. Пахомова Е.А. отмечает, что независимо от того, в каком языке рассматриваются действительные и страдательные залоговые формы, в их основе лежит одно и то же соотношение между субъектом, действием и объектом, но рассматриваемое в параллельных друг другу активной и пассивной формах «под различным углом зрения»: со стороны субъекта, осуществляющего действие, или со стороны объекта, испытывающего на себе это действие. [4] В грамматике Duden обращается внимание на тот факт, что актив и пассив неравномерно распределены в текстах современного немецкого языка: на долю актива в среднем попадает приблизительно 93%, а на пассив – около 7% (5% на пассив действия и 2% на статив). На основе этого распределения можно обозначить актив первичной, а пассив вторичной формой. [5] Такая тенденция - отражать ситуации как вызванные активным деятелем – говорит об ответственности за тот или 44 иной поступок. Таким образом, в языке находит своё выражение активная позиция человека, его готовность отвечать за содеянное, его желание быть хозяином своему слову и делу. Поэтому элементами немецкой ментальности можно назвать активность и ответственность. С другой стороны, пассив подчёркивает дистанцированность и абстрагированность от происходящего. Употребляя пассивный залог, говорящий показывает своё нежелание вмешаться в происходящее, за которым он наблюдает со стороны. Иными словами, пассивный залог скрывает эмоции говорящего и формирует ментальность индивидуализма. Литература 1. Почепцов О.Г. Языковая ментальность: способ представления мира. //Вопросы языкознания. 1990. №6 – с. 111 2. Böll H. Mein trauriges Gesicht. Erzählungen. Raduga-Verlag. M., 2001. – S.149 3. Serno W. Der Wanderchirurg. Roman. 2000. - 640 S. 4. Пахомова Е.А. Страдательный залог в немецком и русском языках. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Моск. Ордена Дружбы народов гос. инс-т иностр. яз. им. М. Тореза. М., 1990. – с 6. 5. Duden Deutsches Universal Wörterbuch A-Z Dudenverlag Mannheim/Wien/Zuerich, 1996 - S. 172-173 45 СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ И СТАТУСНО-РОЛЕВЫЕ УСЛОВИЯ КОНФЛИКТНОГО ОБЩЕНИЯ (НА ПРИМЕРЕ УГРОЗ В АНГЛОЯЗЫЧНОМ ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ) О. В. Эпштейн Оренбургский государственный педагогический университет, г. Оренбург, Россия olgangleter@rambler.ru Речевой акт угрозы, или менасивный речевой акт (МРА), как и любое другое языковое действие, чаще всего манифестируется в процессе коммуникации. Акт менасивного действия предполагает наличие приоритетной позиции одного из коммуникантов в иерархии отношений. Приоритетность позиции в рамках менасива может быть обусловлена позиционно, статусно и ситуативно. Коммуникативный аспект угрозы включает и такой базовый фактор, как характер отношений. Этот фактор реализуется через включение адресата в близкое или далекое коммуникативное окружение адресанта. Для угрозы в политическом дискурсе (ПД) оказывается важным выделение нейтральной дистантности наряду с двумя выше перечисленными. Позиционное, статусное и ситуативное расположение адресанта по отношению к адресату проявляется в основном в определенной обстановке общения. Обычно разграничивают три типа: официальный, нейтральный, непринужденный. Каждый РА совершается в определенных условиях, с определенной целью, с определенными отношениями между коммуникантами, обладающими набором социальных ролей. Для разных речевых актов комбинация этих прагматических факторов будет индивидуальной. Так, в качестве базовых факторов, влияющих на выбор речевого варианта для МРА, можно выделить: образ автора и адресата, ролевые отношения, характер обстановки общения, отношения социально46 психологической дистанции, мотивированность языкового варианта, вызванная ситуативным контекстом. Неоспоримым является тот факт, что коммуникативная ситуация угрозы возникает при рассогласованности действий коммуникантов, т.е. в ситуации конфликта. В любой конфликтной ситуации можно выделить типы взаимоотношений адресанта и адресата по уровням: горизонтальному и вертикальному [2]. При горизонтальной конфликтной ситуации (КС) участники коммуникативного процесса находятся на одном уровне, т.е. имеет место конфликт равный против равного. При вертикальной КС можно выделить два типа взаимоотношений: высший против низшего и низший против высшего. В первом случае инициатор конфликтной ситуации будет обладать более высоким социальным статусом или большими средствами для противостояния оппоненту. Во втором случае инициатор конфликтной ситуации характеризуется с точностью до наоборот. Обращаясь к рассмотрению конфликтных ситуаций в ПД, можно говорить только об официальной обстановке общения, т.к. в данном случае это общение является социально обусловленным, т.е. институциализированным. Официальность обстановки общения подразумевает наличие в коммуникативной ситуации некоего должностного лица, позиционно занимающего приоритетную статусную позицию: общение лица в более высокой должности, например, президента, и лиц в более низких должностях, например, министров; нередко лица низкого статуса вообще лишены каких-либо должностей (народ, определенные партии, группы, преступники, террористы и т.д.). При вертикальной КС в официальной обстановке наблюдается наиболее далекая дистантность между участниками коммуникации, которая предусматривает только субординативные отношения. Горизонтальная же КС подразумевает общение равного с равным, следовательно, и 47 социальный статус обоих участников будет одинаков (например, президент – президент). Дистантность отношений в таком случае будет определяться как средняя. В то же время нельзя считать социальный фактор определяющим при общении коммуникантов. Необходимо отличать то, кем являются коммуниканты (их статус в процессе общения) и то, что они могут сделать (их намерения предпринять некие действия в соответствии с характером существующих между ними отношений). Если бы оба эти условия определялись только социальными правилами общения, то социальный статус и коммуникативный статус участников был бы один и тот же, и возможные действия коммуникантов ограничивались бы диапазоном возможностей их социальной позиции, следовательно, именно социальная позиция диктовала бы и приписывала коммуникативные роли. Таким образом, речевые действия коммуникантов могут быть обусловлены не только статусно, но и ситуативно. Так, статусно нижестоящие лица (напр. рядовой житель, преступник, террорист и т.д.) могут направлять угрозу в адрес статусно вышестоящих (напр. государство, государственный деятель и т.д.), при этом с ситуативной точки зрения распознавание угрозы в свой адрес является своеобразным признанием силы ее отправителя, следовательно, статусно нижестоящий становится ситуативновышестоящим и наоборот. Еще один пример смешения социального и ситуативного статусов может быть рассмотрен при вмешательстве в конфликт военных действий. В этом случае горизонтальная КС зачастую перерастает в вертикальную по причине смены у социально равных коммуникантов не их социального, а ситуативного статуса (например, представитель страны, которая одерживает победу или полностью контролирует противника). Сама КС может инициироваться как адресантом, так и адресатом, вне зависимости от их статуса. Таким образом, по своему происхождению угроза может быть актом начальной агрессии (инициативная угроза) или ответной, разумнее будет 48 сказать – защитной (реактивная угроза). Как акт первоначальной агрессии угроза возникает в том случае, когда человек добивается желаемых результатов насильственным способом – через возбуждение страха у другого человека. Угроза как защитная реакция имеет место, когда соответствующий речевой акт является ответом на уже свершившееся или планируемое физическое или вербальное действие, направленное против интересов собеседника. О цели угроз-предостережений необходимо говорить отдельно, т.к. в их основе заложена не враждебная и не реактивная агрессия, а так называемая проактивная [1]. Проактивная агрессия подразумевает преследование цели принуждения или самоутверждения, направленных на получение определенного положительного результата. “In one year, or five years, the power of Iraq to inflict harm on all free nations would be multiplied many times over” [4, 306]. В данном примере угроза исходит не от самого адресанта, а от третьей стороны. Говорящий стремится пробудить у адресата не страх перед противником, а желание борьбы и сопротивления, которые помогут ему начать действовать в целях собственной защиты. В этом случае речевое действие является актом проактивной агрессии. Таким образом, внешняя (по запросу оппонента) и внутренняя (собственная) инициатива могут быть объединены термином «импульс каузации» [3], который наравне с группой социальных факторов (тип приоритетности говорящего, дистантность общения, ролевые отношения), должен быть рассмотрен как одна из прагматических особенностей менасивной ситуации. Литература 1. Бэрон Р. Агрессия / Р. Бэрон, Д. Ричардсон. – СПб: «Питер», 1998. – 336 с. 49 Мастенбрук У. Управление конфликтными ситуациями и развитие организации: Пер. с англ. / У. Мастенбрук. – М.: ИНФРА-М, 1996. – 256 с. 3. Храковский В. С., Володин А. П. Семантика и типология императива. Русский императив / Отв. ред. В.Б. Касевич. 2-е изд., стер. / В. С. Храковский, А. П. Володин. – М.: УРСС, 2001. – 270 c. 4. Bovard J. Terrorism and tyranny; trampling freedom, justice, and peace to rift the world of evil / J. Bovard. – N.Y.: Palgrave Macmillan, 2003. – 440 p. 2. СЕКЦИЯ 7. Теория языка ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ КОМИЧЕСКИХ ЭПИТЕТОВ В ТЕКСТАХ АНГЛИЙСКИХ И АМЕРИКАНСКИХ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ И. В. Вержинская Оренбургский государственный педагогический университет, г.Оренбург, Россия, iva_10@mail.ru В нашей статье мы предлагаем классифицировать комические эпитеты по характеризующим их признакам. 1) По количеству компонентов, составляющих основу эпитета, следует различать односложные и многосложные комические эпитеты; 2) по семантической структуре - субстанциональные, персонифицированные, анимализированные, квалитативные комические эпитеты; 3) по стилистической маркированности метафорические и гиперболизированные. 50 К односложным комическим эпитетам следует относить такие эпитеты, которые состоят из одного лексического компонента, или одной лексемы, определяющей предмет, который приобретает в составе с эпитетом индивидуальный концептуальный признак. Например: “Now go away, Miss Nitt. Take your soggy priest.”[2, p.248] “А теперь уходи, Мисс Нитт, и возьми своего занудного святошу”. Автор употребляет при описании священника односложный комический эпитет “soggy” для того, чтобы выразить его беспомощность и беззащитность, которые с некоей иронией подмечает в нем граф вампир. То, что священник Овес был беспомощным доказывает ещё и тот факт, что граф обращается не к нему самому, а к одной из ведьм, указывая на то, что он не мог обойтись без посторонней помощи. К многосложным комическим эпитетам следует относить такие эпитеты, которые состоят из двух и более лексических компонентов, а именно двух существительных, наречия и прилагательного, или сложного существительного, состоящего из двух лексем. Например: 1. “Any swish-looking buggers about as well? Any soldiers?”[2, p.219] “Не видел здесь таких разодетых проныр? Или солдат?” Нянюшка Ягг характеризует вампиров как “swish-looking buggers” или на языке перевода как “разодетых проныр”. Автор использует слово сниженной лексики “buggers” для передачи негативного отношения к вампирам со стороны ведьмы. 2. “The man addressed as Bill turned his face toward me, grimacing. He was shorter than I, the height of a child, with hair the color of ripe apricots, and he wore the same kind of singlet and trousers as the others.” [3, p.28] “Человек по имени Билл повернулся ко мне, гримасничая. Он был ниже меня, ростом с ребенка и волосами цвета зрелых абрикосов. Он был одет в такую же майку и штаны, как и другие.” В вышеприведенном примере автор использует такой многосложный метафорический эпитет, как “the color of ripe apricots” по отношению к цвету волос Билла, ставшего другом Бьюти. Комический эффект создается, 51 благодаря описанию внешнего вида Билла. Он был подобен ребенку, так как вел себя как ребенок. Он гримасничал и ростом был ниже Бьюти. Автор завершает описание образа этого инфантильного героя, умело приводя эпитет, характеризующий цвет волос героя, также чем-то напоминающий о его детскости. Под субстанциональными комическими эпитетами следует понимать такие эпитеты, которые содержат основной характеризующий признак свойства материи, жидкости, и другого иного вещества, или субстанции. Например: 1. “She liked the idea of “cordially”. It had a rich, a thick and above all an alcoholic sound.” [2, p.16] “Особенно ей нравилось слово “сердешно”. Богатое, мощное словечко. И многообещающе горячительное.”[1, c.14]. Автор использует эпитет “alcoholic” для того, чтобы придать комизм ситуации, связанной с приглашением одной из ведьм, нянюшки Ягг, в королевский замок Ланкра. “Сердешно” её приглашал король Веренс, желавший устроить пиршество в честь рождения своей дочери. Русский эквивалент эпитета “alcoholic” - горячительное - дается переводчиками с намеком на двусмысленное толкование. Здесь оно понимается одновременно как “сердечное”, “горячее” приглашение и как “горячительное”, подразумевающее распитие горячительных напитков во время празднества. 2. “He is called Grumpkin because his furry eyebrows make him seem always frowning or, at the least, very thoughtful about things. He is indeed a cat, and the matter does not usually occasion remark.” [3, p.15] “Его зовут Хмурчик, потому что его густые меховые брови придают ему такой вид, будто он нахмурен, или, по крайней мере, глубоко размышляет о чем-то. Он самый настоящий кот, и это обычно не вызывает никаких споров.” Бьюти с трепетом относится к своему коту. Теппер удается передать отношение Бьюти к её коту с помощью описания его внешнего облика. Любовь и глубокая привязанность к коту скрыта в таких фразах, как “будто он нахмурен” и “глубоко размышляет о чем-то”. Автор использует такой 52 субстанциональный эпитет, как “меховые”, в описании бровей кота с целью выделения каждой детали, передающей трогательное отношение хозяйки к своему питомцу. 3. “She was only fifteen when she married Grandfather, after all, and about thirty-five when he was killed. What had she to look forward to but decades more of the herbal sisters, all of them dedicated to eccentric celibacy?” [3, p.3]. “В конце концов ей было всего пятнадцать, когда она вышла замуж за дедушку, и около тридцати пяти, когда его убили. Чего ей следовало ожидать в будущем, кроме как десятилетий жизни бок о бок с “травяными” тетушками, принявшими обет безбрачия?” В данном примере Теппер приводит субстанциональный эпитет herbal, характеризуя им тетушек Бьюти. Теппер дает каждой из них имена, связанные с тем или иным растением, говорящим об их образе жизни. “Травяными” автор нарекает их ещё и с целью создания комического эффекта, заключающегося в том, что хотя те и напускали на себя набожный вид и блюли обет безбрачия, всё же не были столь идеальными. К персонифицированным комическим эпитетам, в нашем исследовании, мы будем причислять такие эпитеты, которые наделяют неодушевленное означаемое свойством одушевленности и в которых актуализируется концептуальный признак, характеризующий сферу человеческой деятельности. Например: “She’s left it all neat”, Nanny said. She’s even chipped all the rust off the kettle. The larder’s all bare except for some hobnailed cheese and suicide biscuits. It’s the same in the bedroom.” [2, p. 120] “Она всё убрала”, сказала Нянюшка. Она даже чайник от ржавчины очистила. В кладовой всё пусто, за исключением засохшего сыра и просроченного печенья, которое можно съесть, если только вдруг надоело жить. Всё также чисто и в спальне.” В данном примере Терри Пратчетт использует такие эпитеты как “hobnailed” и “suicide”. Данные эпитеты приобретают оттенок комичности в сочетании с такими определяемыми существительными, как “cheese” и “biscuits”. Слово “hobnailed” происходит от существительного “hobnail”, 53 что значит “сапожный гвоздь с большой шляпкой”. Автор его использует применительно к слову “cheese” для того, чтобы передать степень черствости, которую он приобрел в результате долгого хранения. Он стал черствым и жестким подобно гвоздю. Эпитет “suicide” также употреблен в данном контексте для того, чтобы показать, что печенье было уже далеко не свежим, таким не свежим, что им можно было покончить жизнь. Анимализированные комические эпитеты – это эпитеты, которые придают описываемому предмету или явлению комический образ за счет сравнения его с каким-либо животным или свойственным ему поведением с целью создания комического эффекта. Анимализированные комические эпитеты обладают стилистической маркированностью. Комический концептуальный признак в них актуализируется благодаря приему метафоризации, поэтому анимализированные комические эпитеты в большинстве случаев являются метафорическими. Например: 1. “The white-haired woman laughed, a quick bark of laughter. “A documentary, boy. We are recording the vanishment of magic from England—and from the world”. [3, p.28]“Седоволосая женщина оживленно засмеялась каким-то хрипящим смехом. “Документальный фильм, юноша. Мы пишем об исчезновении магии в Англии – во всём мире.” Шери Теппер приводит анимализированный метафорический эпитет “a quick bark of laughter” с целью обратить внимание читателя на результат изменений, произошедших с людьми, живущими в современном мире, где исчезла магия, а с ней и чистый веселый смех. Смех стал “лающим”. 2. “Gloriana was not a pleasant girl. She was a great cow of a girl, with a cow's mute and intransigent hungers.” [3, p.148] “Глориана была неприятной девушкой. Это была девушка-корова, со свойственной данному животному безгласностью и поистине инстинктивными и непримиримыми ни с чем желаниями.” Глорианой звали одну из дочерей Лидии. Автор с долей сарказма описывает внешность девушки и оживотнивает её образ, прибегая к таким эпитетам, как “a great cow of a girl” и “intransigent”. 54 К квалитативным комическим эпитетам, исходя из названия данной группы эпитетов, следует причислять такие эпитеты, которые отражают качественную характеристику описываемого явления или предмета. Качественные эпитеты в данном случае имеют сходство с качественными прилагательными по характеру выполняемой ими функции. Например: 1. “It was important not to smile at times like this, so Agnes kept a straight face and tried to ignore Perdita’s hysterical laughter at the back of her mind.” [2, p.43] “Было очень важно не засмеяться в такие моменты, как этот, поэтому Агнесса делала строгое выражение лица и пыталась не обращать внимания на подсознательный истерический смех Пердиты.” Внутри одной из ведьм, Агнессы, “сидела” вторая ведьма, Пердита. Пердита служила её вторым “я”, которое постоянно критиковало Агнессу и выставляло её на посмешище. Отношение Пердиты к Агнессе автор показывает с помощью такого квалитативного эпитета, как “hysterical” (истерический), говорящего о постоянном противостоянии, возникавшем между Агнессой и её подсознанием. 2. “And again, the puzzled, quizzical look.” [2, p.111] “И вновь недоуменный шутливый взгляд.” Автор в данном примере снова прибегает к приему аллитерации для того, чтобы создать пару таких квалитативных эпитетов как puzzled (недоуменный, затруднительный) и quizzical (насмешливый, шутливый). Комичность данным эпитетам придает повторение согласного звука «z». Такой взгляд был присущ сыну главного вампира, Владу, пребывающему в недоумении от подсознательного голоса Пердиты, видящей его насквозь и пытающейся привести в чувства Агнессу, так неохотно принимающую все её уверения по поводу молодого вампира.“Graduation. At first I didn't think I'd go, but I did. Bill and Janice came, too. We all wore those silly hats and the rented gowns and paraded up to get a piece of paper which isn't even really our diploma.” [3, p.46] “Выпуск. Поначалу я не думала идти, но всё-таки пошла. Билл и Дженис пришли также. На всех нас были надеты эти нелепые цилиндры и взятые напрокат 55 мантии. Мы торжественно шествовали за листочком бумаги, который трудно было назвать дипломом.” В Америке Бьюти обучалась в школе. Автор с долей иронии описывает церемонию получения дипломов и традиционную одежду американских выпускников, приводя квалитативный эпитет “нелепые” в описании цилиндров. Метафорические комические эпитеты выполняют функцию создания комического образа. Образ в данном случае создается за счет так называемого реверсивного эпитета, состоящего из двух существительных, соединенных с помощью предлога “of”. Некоторые анимализированные эпитеты стилистически окрашены. Прием метафоризации является главным стилистическим приемом создания анимализированных комических эпитетов. Например: “Her voice lowed, like that of an amorous bovine; it sinuated like a snake—a veritable cow-python of a voice.” [3, p.75] “ Её голос понизился, словно упивающийся любовью, тяжелый, бычий, а затем переливался подобно змеиному, словно голос, представлявший собой что-то смешанное по своей тональности между быком и питоном.” Речь идет о Миссис Галлимар, встречавшей причаливший в Нацифию корабль. Подобным голосом, сравниваемым с чем-то смешанным между быком и питоном, автор наделяет данную героиню при разговоре с капитаном корабля. Гиперболизированные комические эпитеты выполняют функцию преувеличения в определении означаемого. Означаемое, определяемое преувеличенным признаком, приобретает гиперболизированный комически окрашенный образ или превращается в комическое означающее. Например: 1. “She fumbled in the bottomless storeroom of her knickerleg and produced a couple of pairs of socks so thick that they could have stood by themselves.” [2, p.184] “Она нащупала в бездонной кладовой своих панталон пару носков, таких толстых, что они могли стоять.” Автор использует гиперболизированный эпитет “bottomless”(бездонный) 56 применительно к существительному “storeroom” для ироничного описания того факта, что панталоны нянюшки Ягг были настолько большими, что служили ей кладовой, в которой она всё хранила. 2. “Yesterday Papa came back from his trip full of plans for the wedding, which he seems in a monstrous hurry to accomplish, and this has given the aunts something else to worry about besides where I am housed. None of them chose to be the one to tell him I am living in the tower, and I'm certainly not going to tell him.” [3, p.12] “Вчера папа вернулся из поездки, полный планов о предстоящей свадьбе, которые, как казалось, он желал осуществить в чудовищной спешке, и это послужило поводом к тому, чтобы тетушкам было чем заняться помимо проблемы, касающейся моего нового места пребывания. Никто из них не решился сказать ему, что я жила в башне, а я тем более не собиралась говорить об этом.” Гиперболизированный эпитет “monstrous”, что значит “чудовищный”, используется для создания комического эффекта. Отец Бьюти не занимался воспитанием дочери, он больше интересовался регулярно совершаемыми им путешествиями и новой предстоящей свадьбой. Автор иронично относится к данному герою романа. Итак, на основе приведенной нами классификации комических эпитетов, можно заключить, что все эпитеты различаются по семантической структуре. Наличие лексических компонентов, составляющих основу эпитетов, и их стилистическая маркированность являются общими характеристиками комических эпитетов. Так, например, квалитативный эпитет может быть односложным и многосложным, анимализированный – многосложным и метафорическим. Классификацию комических эпитетов можно наглядно отобразить в следующей схеме. 57 Схема Комические эпитеты односложные многосложные персонифицированные субстанциональные анимализированные квалитативные метафорические гиперболизированные Литература 1. Пратчетт Т. Carpe Jugulum. Хватай за горло!: Фантастический роман / Терри Пратчетт; [пер. с англ.]. – М.: Эксмо; СПб.: Домино, 2006.- 512 с. 2. Pratchett Terry. Carpe Jugulum. Doubledaqy edition. Great Britain, 1998. – 425 p. 3. Tepper, Sheri S. Beauty.1991. pdf. [ Электронный ресурс].- Режим доступа: URL: http://www.mediafire.com/ 58 ПРАГМАТИКА ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ОККАЗИОНАЛЬНЫХ ГИПЕРБОЛ И ЛИТОТ В. Н. Волкова НовГУ, Великий Новгород, Россия, vvn-73@mail.ru Доминирующей прагматической установкой в медийном тексте является суггестивность, которая актуализируется в сочетании с другими частными установками (прагматическими установками на выражение субъективно-оценочного отношения к предмету описания, на создание определенного эмоционального настроя статьи, ценностную ориентацию читателя). Степень персуазивности авторского слова на читателя во многом зависит и от того, насколько журналист владеет знанием экспрессивных средств. Исследование языковых средств публицистического текста требует коммуникативно-прагматического подхода, поскольку их прагматическая значимость создается только в определенных речевых ситуациях, и их интерпретации зачастую являются контекстно-обусловленными. В качестве предмета исследования рассматривается прагматический аспект функционирования речевых (окказиональных) гипербол и литот в описаниях природных катастроф в рамках медийного англоязычного и русскоязычного текста. Окказиональное значение – это прагматически маркированное образование, созданное с двойственной целью: выразить авторские эмоции и оказать влияние на реципиента. Е.А. Земская отмечает, что окказионализмы «характеризуют совершенно особенный аспект изучения языка – творческий, индивидуальный, эстетический: они реализуют индивидуальную творческую компетенцию говорящего…»[1]. Изучение окказиональных слов позволяет выявить "скрытые смыслы" языка культуры, поскольку в речетворчестве культурные компоненты вплетаются в языковое содержание. 59 Исследование прагматических созначений, актуализирующихся в окказиональных словах, способствует пониманию личности и системы её ценностных ориентации. Окказиональные гиперболы и литоты предстают как производные образования творческого процесса, связанного с поиском нужного, изобразительного слова, которое способно к достижению наибольшей изобразительности в пределах публицистического контекста. Яркость и образность любого окказионального приема практически всегда на порядок выше, чем у канонического. Рассмотрим ряд примеров: Гиперболы: 1. 30 июня 1908 года около 7 часов утра местного времени над территорией Восточной Сибири в междуречье Лены и Подкаменной Тунгуски вспыхнул, как солнце, и пролетел несколько сот километров огненный объект. http://eco.rian.ru/ecoinfogr/20090723/178375478.html 2. Снег мелкими хрупкими звездочками начал падать с самого раннего утра, постепенно превращаясь в настоящие пушистые и игольчатые снежинки. Примерно в 17.00 столица полностью была завалена снегом, а хлопья равномерно продолжали падать, словно кто-то выбивал пух из бесконечной небесной наволочки. http://www.rg.ru/2005/02/15/snegopad.html 3. Ураган «Вилма» нанес ядерный удар. http://www.dni.ru/incidents/2005/10/25/71766.html 4. She said flames roared overhead «like a jet engine» and she was convinced they would die. / По ее словам, пламя ревело наверху, «как реактивный двигатель» и она была убеждена в том, что они погибнут. http://news.bbc.co.uk/2/hi/asiapacific/7879979.stm 5. «The river had picked up. It was like a waterfall»./ «Река вышла из берегов. Она была как водопад». http://www.timesonline.co.uk/tol/news/uk/article6863255.ece 6. «His father Paul said the house was «a bomb site, a real mess» after the 5.2 Richter scale quake hit on Wednesday. / По 60 словам его отца Пола, в среду после удара землетрясения силой 5.2 балла по шкале Рихтера, дом представлял собой «место падения бомбы, настоящий хаос». http://news.bbc.co.uk/2/hi/uk_news/england/south_yorkshire/726649 2.stm Литоты: 1. В Новой Зеландии больше всего пострадал популярный среди туристов городок Тэ Анау. Во время землетрясения здания трясло «как лепестки на ветру», цитирует АР одного из управляющих местного отеля. http://www.dni.ru/world/2003/8/22/25642.html 2. Кроме того, по словам исследователей, края метеоритов обычно оплавлены, а сами «камешки» имеют плотную металлическую структуру. http://www.rian.ru/science/20030725/411872.html 3. He said main highways had crumbled «like a loaf of bread». / Он сообщил, что основные автомагистрали раскрошились, как хлебный батон. http://www.independent.co.uk/news/world/americas/thirdquake-continues-el-salvadors-torture-692434.html 4. Last week the flood waters «oozed through the bricks like tissue paper», said Russell, and then overwhelmed the wall. / На прошлой неделе паводковые воды «просочились сквозь кирпичи как сквозь папиросную бумагу», сказал Рассел, а затем затопили стену. http://www.timesonline.co.uk/tol/news/uk/article2159436.ec e Рассмотренные примеры позволяют сделать вывод о том, что использование гипербол и литот реализуется в рамках прямой речи, что усиливает достоверность информации и создает у читателя впечатление живого разговора с очевидцем. Кавычки представляют собой пунктуационные знаки, которые обладают значительным прагматическим потенциалом. Они способны участвовать в формировании социальных оценок автора, а наряду с другими совместными языковыми средствами 61 участвуют в организации речевого воздействия. Экспрессивная пунктуация в гиперболических и литотных конструкциях в медийном тексте проявляет себя как средство прагматики, которая способствует проявлению оценок журналиста и может выступать средством речевого воздействия на читателя. Окказиональные гиперболы и литоты в британской и российской публицистике обладают бòльшим прагматическим потенциалом, чем узуальные. Читатель, сравнивая прагматику необычного гиперболического или литотного высказывания с общеупотребительным, наверняка отдаст предпочтение необычности, так как она способствует повышению интереса к предмету речи и эмоциональному его осмыслению. Анализ окказиональных гиперболических и литотных моделей демонстрирует динамический характер медиалингвистики британских и российских газет, а также определяет тенденции к определенным изменениям. Эмоциональный медийный текст всегда эффективен, так как несет экспрессию и оценку, поэтому механизмы функционирования и способы воздействия окказиональных приемов на читателя являются чрезвычайно актуальными в СМИ. Речевые гиперболы и литоты на страницах газетных англоязычных и русскоязычных изданий используются для того, чтобы преподнести информацию в яркой и запоминающейся форме и более привлекательно подать содержание информации Использование окказиональных гипербол и литот в медиадискурсе свидетельствует об их высоком коммуникативно-прагматическом потенциале. Речевые гиперболы и литоты в газетных текстах с описанием природных бедствий дают особый суггестивный эффект – воздействие речевого сообщения на адресата резко возрастает. Окказиональные гиперболы и литоты в новостном тексте выполняют двойную функцию, так как они обращают на себя внимание читателя благодаря своей необычности и одновременно оценивают определенное событие или объект. Таким образом, появление в газетном тексте единичных, 62 окказиональных гипербол и литот в информационном подстиле системно обусловлено и прагматически предсказуемо. Литература 1. Земская Е.А. Словообразование как деятельность. Изд.3-е. М.: Издательство ЛКИ, 2007. - 224 с. ПОЛЯРНЫЕ ПРЕСУППОЗИЦИИ СИНОНИМИЧНЫХ ГЛАГОЛОВ Л. С. Гуревич Московский государственный университет пищевых производств, г. Москва, Россия, gurevich_ls@mail.ru Огромное количество публикаций на тему глагольной семантики, которое, казалось бы, должно способствовать прояснению проблемы, на самом деле, представляет ее в еще более запутанном свете. В настоящей публикации мне хотелось бы остановиться на вполне определенном аспекте данной проблемы, а именно, на соотношении «фигуры» и «фона» (figure – ground) в терминах гештальт-психологии, того, что иногда называют «передним планом» (foreground) и «задним планом» (background). По определению Е.С. Кубряковой, концептуальная структура глагола содержит некую «траекторию движения» или «след», оставляемый объектом во время своего перемещения или изменения. Помимо этого, в ней содержатся также «некие представления о взаимодействии объектов и их причинноследственных связях» [1: 267] . Эти представления чрезвычайно интересно описываются теориями размытых множеств Заде (Zadeh, 1965), ментальных пространств Фоконье, фреймовой семантики Филлмора, а также собственно теорией пресуппозиций. 63 Идея данной публикации возникла под воздействием следующего примера, описанного в книге Дж. Лакоффа «Женщины, огонь и опасные вещи»: You didn’t spare me a trip to New York; you deprived me of one. (Вы не избавили меня от поездки в Нью-Йорк, вы лишили меня ее.) В свете существующих теорий, пример, который приводит Дж. Лакофф, показывает, что глаголы, которые можно было бы считать синонимичными, поскольку их концептуальные структуры соотносятся с одной идеализированной когнитивной моделью (ИКМ), одной «траекторией движения», а именно, «некто сделал так, что кто-то не поехал в Нью-Йорк», на самом деле таковыми не являются в силу противоположности их пресуппозиционного содержания. По словам Дж. Лакоффа, «… ИКМ, возбуждаемая словом spare (избавить) содержит фоновое условие, что то, от чего кто-то был избавлен, является плохим (нежеланным – Л.Г.) для него, в то время, как ИКМ для deprive (лишить) имеет фоновое условие, что то, чего кто-то лишен, является хорошим (желанным – Л.Г.) для данного лица» [2: 182]. Таким образом, антонимическое пресуппозиционное содержание двух глаголов со сходной ИКМ превращает синонимичные глаголы в контекстуальные антонимы. Фоновые условия для другого английского глагола fight sb./ with/ against sb. (бороться) предполагают применение физической силы, ловкости и орудий борьбы, чтобы одолеть противника, в то время, как его близкий синоним struggle with/ against sb. имеет значение «бороться, стараясь вырваться из рук противника» [3: 21]. Иными словами, градация субъекта действия в данных синонимичных глаголах диаметрально противоположная: в первом случае субъект является инициатором борьбы, нападающим, в то время, как во втором случае субъект действия является жертвой нападения, которому приходится обороняться. То же можно сказать и по поводу глаголов accept sth. и assume sth., фоновые различия в которых кроются в определении роли субъекта действия, который в первом случае с желанием и готовностью принимает чей-либо совет, предложение и т.д., а во втором – берет на себя ответственность, контроль за чьей-либо деятельностью и т.д. по собственной инициативе. 64 Подобных примеров можно привести очень много, и все они свидетельствуют о том, что глагольная семантика намного сложнее, чем она представлялась ранее, что ИКМ включает в Локатив и ряд других элементов, которые, с одной стороны, позволяют «развести» значения близких по смыслу слов, с другой стороны, являются уникальным резервным материалом, который в определенном контексте позволяет синонимичным глаголам перейти в разряд контекстуальных антонимов. Литература 1. Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира / Е.С. Кубрякова. – Рос. академия наук. Ин-т языкознания. – М.: Языки славянской культуры, 2004. – 560 с. 2. Лакофф Д. Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории говорят нам о мышлении/ Д. Лакофф: Пер. с англ. И.Б. Шатуновского – М.: Языки славянской культуры, 2004. – 792 с. – (Язык. Семиотика. Культура). 3. Башина И.Г. Словарь русско-английских глагольных эквивалентов / И.Г. Башина. – М.: Р. Валент, 2004. – 292 с. РЕЧЕВАЯ СТРАТЕГИЯ «РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ ПРОБЛЕМЫ» С СОПУТСТВУЮЩИМ ПРОТИВОПОСТАВЛЕНИЕМ М. А. Кобозева Ставропольский государственный университет, г. Ставрополь, Россия, anna.tro2011@yandex.ru Речевая стратегия «Репрезентация проблемы» предполагает употребление в качестве маркера ввода темы в научно-популярной статье высказывания, посредством которых представляется научная проблема, требующая своего разрешения. Это может быть как проблема общетеоретического или методологического характера, так и конкретная научная или научно-техническая задача, решаемая 65 в рамках определенной проблемы, при этом репрезентируемая проблема имеет непосредственное отношение к теме научнопопулярной статьи. Стратегия «Репрезентация проблемы» предполагает также маркирование статуса научной проблемы, то есть автор статьи имеет намерение дать понять читателю, что формулирует научную проблему требующую своего разрешения. Высказывание (последовательность высказываний), репрезентирующих проблему также содержит пропозицию, описывающую желаемое положение дел в научной картине мира, которое может быть достигнуто в результате решения обозначенной проблемы. То есть репрезентируется, конечная цель, которая может быть достигнута в результате решения проблемы. Кроме того, в высказывании, репрезентирующих проблему, содержатся строевые элементы, которые по своим лингвопрагматическим характеристикам выступают в качестве маркера ввода темы. Маркирование статуса проблемы может осуществляться разными способами и представляет собой дополнительный функционально-прагматический признак, на основании которого проводилась внутренняя классификации разновидностей речевой стратегии «Репрезентация проблемы». В ходе исследования были выявлены и описаны следующие разновидности речевой стратегии «Репрезентация проблемы»: 1) Речевая стратегия «Репрезентация проблемы» с сопутствующим метакомментарием; 2) Речевая стратегия «Репрезентация проблемы» с сопутствующим противопоставлением; 3)Речевая стратегия «Репрезентация проблемы» с применением модального предиката и 4) Речевая стратегия «Репрезентация проблемы» с применением оптативной конструкции. Рассмотрим подробнее одну из разновидностей речевой стратегии «Репрезентация проблемы», а именно речевую стратегию «Репрезентация проблемы» с сопутствующим противопоставлением. 66 «Репрезентация проблемы» с сопутствующим противопоставлением предполагает применение последовательности высказываний, в которой излагаемая научная проблема противопоставляется другой научной проблеме, причем решение обеих проблем представляется как необходимое условие для достижение некой глобальной цели. При этом последовательность высказываний, содержащих репрезентацию противопоставляемой проблемы выступает маркером ввода темы в научно-популярной статье и содержит соответствующие формальные и семантические признаки Рассмотрим реализацию стратегии «Репрезентация проблемы» с сопутствующим противопоставлением на примере раздела «Что говорит общая теория относительности?» статьи «Космический корабль, разрушающий пространство?», автор Александр Гуц, канд. физ.-мат. Наук, из научно-популярного журнала «Техника - молодежи» [1]. Тема статьи - Возможность дальних космических путешествий, тема раздела - Возможность дальних космических полетов с точки зрения общей теории относительности. Предыдущий раздел статьи, озаглавленный «Отвечает специальная теория относительности», завершается фрагментом, в котором строится модель научной картины мира, в которой в соответствии со специальной теорией относительности космический корабль, даже разогнанный до световых скоростей, не может служить средством перемещения на дальние расстояния в силу разных скоростей времени, с которыми оно будет протекать на корабле и на Земле. Анализируемый здесь раздел «Что говорит общая теория относительности?» открывается следующим фрагментом: (1) Картина, нарисованная специальной теорией относительности, разрушится, если изыскать возможность совершать сверхдальние полеты или сверхдальнюю связь в небольшие по сравнению с жизнью человека отрезки времени по часам Земли. (2) Для этого обратимся к общей теории 67 относительности (ОТО), которая является теорией пространства-времени. В данном случае в высказывании (1) мы видим референциальную отсылку к предыдущему разделу статьи картина, нарисованная специальной теорией относительности. В данном высказывании посредством метафорического предиката разрушится гипотетическому положению дел в мире, в котором сверхдальние путешествия оказываются невозможными, противопоставляется другое положение дел, описываемое пропозицией. Существует возможность совершать сверхдальние полеты или сверхдальнюю связь в небольшие по сравнению с жизнью человека отрезки времени по часам Земли. При этом сама по себе проблема репрезентируется в предикатной группе изыскать возможность, а путь ее теоретического решения предлагается в высказывании (2), содержащем пропозицию Мы обращаемся к общей теории относительности. Представляется очевидным, что ввод темы раздела здесь осуществляется в два этапа: на первом этапе в выказывании (1) репрезентируется научная проблема, о которой будет идти речь в данном разделе, но которая еще не связывается с общей теорией относительности; на втором этапе в высказывании (2) осуществляется связь между представленной проблемой и общей теорией относительности, именование которой фигурирует в названии раздела. С грамматической точки зрения высказывание (1) представляет собой сложноподчиненное предложение с придаточным условия. В главной части описывается, по сути, устранение теоретических ограничений на достижение глобальной цели (сверхдальние космические путешествия), в придаточном излагается необходимое для этого устранения условие - решение определенной проблемы. Как видим, сама грамматическая структура высказывания (1) отображает методологию научнотеоретического познания. Высказывание (2) в грамматическом отношении также представляет собой сложноподчиненное предложение, но только с 68 придаточным определительным. Главная часть Для этого обратимся к общей теории относительности (ОТО) описывает путь теоретического решения проблемы, представленной в высказывании (1), в то время как придаточное определительное которая является теорией пространства-времени вносит необходимые разъяснения. Последовательность высказываний (1)-(2) как маркер ввода темы научно-популярной статьи в лингвопрагматическом отношении организована оптимальным образом: высказывание (1) связано с предыдущей частью дискурса и репрезентирует предлагаемую для теоретического решения проблему, высказывание (2) связано с высказыванием (1) посредством анафорической отсылки для этого, которая в функционально-синтаксическом отношении представляет собой обстоятельство цели и тем самым представляет пропозицию главной части высказывания (2) как путь теоретического решения представленной ранее проблемы. В то же время главная часть высказывания (2) содержит именную группу общая теория относительности, которая эксплицитно анафорически связана с названием раздела «Что говорит общая теория относительности?». Совокупность репрезентации проблемы в высказывании (1) и анафорической отсылки к названию раздела, по форме представляющего собой вопрос, выступает фактором, сигнализирующим читателю о том, что далее, то есть за высказыванием (2), последует ответ на поставленный в названии раздела вопрос. Литература 1. Гуц А. Космический корабль, пространство? // Техника молодежи. - №11. – 1983. 69 разрушающий ЯЗЫК КАК КАТЕГОРИЯ ФИЛОСОФИИ Е. А. Кормочи Камчатский государственный университет имени Витуса Беринга, г. Петропавловск-Камчатский, Россия kormochi@mail.ru Язык играет важную роль во всех сферах человеческой деятельности: коммуникативной, социальной, практической, информационной, познавательной, духовной, эстетической и др. В связи с этим язык входит в предметную область не только филологии, но и других наук. Философию интересуют следующие проблемы, связанные с языком: сущность и происхождение языка; отношение между языковым знаком и имплицируемым этим знаком объектом; роль языка в процессе познания; взаимоотношение языка и мышления; место языка в процессе духовного освоения мира и др. Уже в античной философии мы обнаруживаем представление о двух аспектах изучения языка – генетическом (изучаются элементы языка, следующие друг за другом во времени и не образующие системы) и системном (изучаются сосуществующие элементы языка, образующие систему). В Древней Греции проблемы языка рассматривались в связи с разработкой учения о познании. Существовали две противоположные точки зрения на соотношение между вещами и их именами. Онтологическая точка зрения (Гераклит, стоики и др.) утверждала существование закономерной связи между словом и вещью. Конвенциональная точка зрения (Демокрит, Аристотель и др.) гласила - закономерной связи между словами и вещами нет. В Новое время Ф.Бэкон говорит о языке, описывая «призраки рынка», источниками которых являются слова. Язык является средством общения, выражения и сообщения мыслей, и изучать его надо эмпирически, т.е. исследовать опытным путем все его стороны с помощью философской грамматики, назначение которой изучать «не аналогию между словами, но 70 аналогию между словами и вещами, т.е. смысл» [1, с. 333]. Язык дает возможность научного общения между поколениями, искусственного увеличения объема человеческой памяти и т.д. Г. В. Лейбниц подчеркивал огромную роль языка в мышлении и познании в целом, в аккумуляции и сохранении полученных знаний; слова являются «великими орудиями истины» [4, с. 405]. Из всех функция языка исходной является коммуникативная. Лейбниц предпринял попытку построения рационального языка - «орудия мысли» (lingua mentalis), который, исходя из точно определенных первоэлементов, выводил бы целостную систему понятий, отображающих структуру Вселенной. Такой язык должен был служить построению универсального философского языка науки. Лингвистические взгляды В. фон Гумбольдта тесно связаны с его историко-философской концепцией и отражают положения классической немецкой философии. Язык Гумбольдт определяет не как продукт деятельности, а как деятельность духа. Язык - это результат творческого синтеза мыслительной деятельности, но в то же время - орудие этой мыслительной деятельности; он выступает в качестве «промежуточного мира», находящегося между народом и окружающим его объективным миром. Именно Гумбольдту принадлежит обоснование системного характера языка и создание знаковой теории языка. Ф. Ницше убежден, что мышление неотделимо от языка, но язык с необходимостью искажает реальность. Рассматривая реальность как неупорядоченный поток становления, он подчеркивает несоизмеримость создаваемого языком образа мира с подлинным положением дел. Представление о структуре мира человек получает из структуры языка. Между этими структурами есть строгое соответствие, поэтому изменения в грамматике должны вызывать изменения в мировосприятии. Язык, по К. Леви-Стросу, является явлением социальным. Почти все акты лингвистического поведения оказываются на уровне бессознательного. Из всех общественных явлений только язык может подвергаться 71 истинно научному исследованию. Язык можно рассматривать как «фундамент, предназначенный для установления на его основе структур, иногда и более сложных, но аналогичного ему типа» [3, с. 65]. Сущность языка, по Э. Сепиру, заключается в соотнесении специально артикулированных звуков или их эквивалентов с элементами опыта. «Важно понять, что язык не только соотносится с опытом или даже формирует, истолковывает и раскрывает его, но что он также замещает опыт…» [6, с. 228]. Язык, являясь функцией дорассудочной, следует за мышлением, структура и форма которого скрыта. Коммуникативный аспект речи преувеличен, т.к. изначально язык является звуковой реализацией тенденции рассматривать явления действительности символически, а уже это свойство сделало язык удобным средством коммуникации. Б. Рассел впервые при анализе реальных взаимосвязей провел параллель между онтологической структурой реальности и логической структурой высказываний. «Язык, наше единственное средство сообщения научного знания, социален в своем существе, происхождении и главных функциях» [5, с. 14]. Язык - это средство превращения личного опыта в опыт внешний и общественный. Он делает возможными мысли, которые без него не могли бы существовать. Рассел допускает, что мысль и даже истинное и ложное верование может быть и без языка, но все «хорошо отработанные мысли требуют слов» [13, с. 71]. Л. Витгенштейн, разработал две концепции языка. Ранняя концепция, представленная в «Логико-философском трактате», базировалась на успехах логического анализа, а фундаментальные проблемы тесно увязывались в ней с логикой, с постижением универсальных черт языка, его информативнопознавательных возможностей. Витгенштейн сконцентрировал внимание на проблеме определения границ того, что может быть сказано ясно, т.е. предстать в логически четкой форме 72 знания о мире, и тем, что не укладывается в формы знания, не поддается свойственным ему способам выражения и должно постигаться иначе. Сказаны могут быть только высказывания науки. «Высшее не выразить предложениями» [2, с. 70], этика и эстетика трансцендентальны, они не поддаются высказыванию. Поздняя концепция Витгенштейна отражена в «Философских исследованиях», «О достоверности», «Культуре и ценности», «Заметках о «Золотой ветке» Дж. Фрезера» и др. Подход к языку здесь уже не как к безразличному отражению реальности, а как к виду деятельности. В этот период Витгенштейн разрабатывает концепцию языковых игр. «Языковой игрой я буду называть также единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен» [2, с. 83]. Однако не все открывается человеку информативно-познавательным путем. Наиболее важные проблемы счастья, судьбы, долга, жизни лежат вне границ «знания» - в ином «верхнем» регистре Духа. Их можно выразить особом образом в поэзии, музыке, религии, философии как формах живого человеческого опыта. Высказать же их в форме знания невозможно. Итак, мы видим, что с древних времен философы обращались к языковой проблематике, пытались понять, что есть язык, стремились решить вопросы соотношения языка и реальности, языка и мышления, языка и человека вообще, языка и науки, языка и философии, языка и познания. Литература 1. Бэкон Ф. Сочинение в двух томах. Т.1. / Ф. Бэкон. М.: Мысль, 1971. - 576 с. 2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат / Витгенштейн Л. // Философские работы. Ч.1. - М.: Гнозис, 1994. - 612 с. 3. Леви-Строс К. Структурная антропология / К. ЛевиСтрос. - М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1985. - 536 с. 4. Лейбниц Г.В. Сочинения в 4-х тт. Т.2. / Г.В. Лейбниц. 73 - М.: Мысль, 1983. - 686 с. 5. Рассел Б. Человеческое познание / Б. Рассел. - Киев: София, 1997. – 645 с. 6. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии / Э. Сепир. - М.: Прогресс, 1993. – 642 с. ГЕНДЕРНАЯ СПЕЦИФИКА РЕАЛИЗАЦИИ СТРАТЕГИИ ДИСКРЕДИТАЦИИ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ Е. В. Куницына Ставропольский государственный университет, г. Ставрополь, Россия, evg_enia@list.ru Антропоцентризм современной науки переносит центр тяжести с изучения общих проблем системных закономерностей языка на исследование индивидуального речевого проявления языковой личности как члена определенного социума. За каждым текстом, более того, каждым дискурсом, стоит коммуникант, детерминированный совокупностью ментальных, психических, эмоциональных, оценочных, прагматических и др. определений [2]. Однако нельзя не учитывать тот факт, что одной из существенных особенностей парадигмы бытия человека является его принадлежность к мужскому или к женскому полу (т. е. половой диформизм). В этом аспекте на одно из первых мест выдвигается гендерный подход, основанный на идее о том, что важны не биологические различия между мужчинами и женщинами, а то социальное и культурное значение, которое этим различиям придает общество. По мнению многих ученых, гендер не только манифестируется в дискурсе, но постоянно конструируется посредством его. С этих позиций мы считаем конструкты гендера важными составляющими политического дискурса. 74 Многие ученые сходятся во мнении о существовании той или иной степени дифференциации в использовании вариантов языковых средств, предпочитаемых полами, на разных уровнях языковой системы. Для нас актуальным становится выявление особенностей реализации стратегии дискредитации с учетом гендерного параметра. В качестве эмпирического материала мы методом случайной выборки отобрали десять предвыборных выступлений кандидатов на пост президента США 2008 года от демократической партии – Х. Клинтон и Б. Обамы. Политический дискурс, как известно, характеризуется, прежде всего, проявлением ожесточенной борьбы за власть. На первый план выдвигается агональная функция. Исследователи сходятся во мнении, что в речи данная функция проявляется при реализации стратегии дискредитации, которая является основой в противопоставлении «свои – чужие» Основными тактиками реализации стратегии дискредитации являются тактики обвинения и оскорбления. Последняя, предполагающая наличие намерения «унизить, уязвить, выставить в смешном виде» [1], не встречается в анализируемых выступлениях. Что касается тактики обвинения, то она наиболее ярко представлена в речах Х.Клинтон (30 случаев у Х. Клинтон vs. 25 случаев у Б. Обамы). Более того, Б. Обама в большей степени предпочитает скрытую форму данной тактики, не называя объекта дискредитации. Этот факт не подтверждает традиционное представление о стремлении женщин к кооперации, а мужчин, напротив, - к конфронтации. Обратимся непосредственно к примерам. Во всех выступлениях Xиллари Клинтон не боится открыто критиковать политику администрации Джорджа Буша. Более того, женщинаполитик всегда называет современного президента по имени, что свидетельствует о ее решительности и категоричности. Наиболее показательной в данном отношении становится речь, которая была произнесена кандидатом во время очередной сессии Сената США 14 февраля 2007 года. Тема выступления 75 посвящена отказу от военных действий в Иране без соответствующих санкций со стороны Конгресса». Основная установка речи – агитационная. Автор предпринимает попытку призвать представителей серьезней отнестись к проблеме Ирана, который представляет «угрозу союзникам, в том числе США». Обвинение «сквозит» на протяжении всего текста, создавая, таким образом, негативный образ «администрации Дж.Буша, которая продолжает совершать «одну грубую ошибку за другой», а также «образ врага» в лице режима, господствующего в Иране. We continue to experience the consequences of unchecked Presidential action. (Мы продолжаем расхлебывать последствия необузданных действий президента) Тактика обвинения реализуется в предложении за счет использования эпитета, несущего в себе отрицательную оценку. So we are here today because the price that has been paid in blood and treasure; through the rush to war in Iraq and the incompetence of its execution and managing the aftermath; in the excesses of military contracting abuses and the inadequate supply of body armor and armored vehicles on the ground have led to a loss of confidence among our allies and the American people in this Administration. (Таким образом, мы собрались сегодня здесь, изза цены, заплаченной кровью и огромными затратами; из-за поспешного начала войны в Ираке и неспособности управлять ею впоследствии; из-за превышения полномочий контрактниками; из-за нехватки бронижелетов с бронеавтомобилями, что привело к потере доверия к нынешней администрации среди союзников и американцев) Основной концепт рассмотренного отрывка – война, которая изначально несет в себе зло. Более того, Х. Клинтон использует прием нанизывания негативных оценок за счет использования номинаций с отрицательной окраской. В итоге виноватыми она считает администрацию Дж.Буша, которая поступила опрометчиво, начав войну с Ираком. 76 Б. Обама чаще всего идет по пути скрытого обвинения; в его речах мы нечасто сталкивались с упоминаниями о Дж. Буше, его администрации и прямого обвинения в их адрес. В следующем примере политик завуалировано неодобряет нынешнего главу государства, более того не признавая в нем президента, как такового. Б. Обама прибегает к метафоре театра, сравнивая профессиональную деятельность лидера страны с ролью, исполняемой в театре: This President may occupy the White House, but for the last six years the position of leader of the free world has remained open. And it's time to fill that role once more. (Этот президент может и занимал Белый Дом, однако в последние шесть лет позиция лидера свободного мира оставалась свободной. И пора наконецто брать на себя эту роль). Часто Б. Обама завуалировано критикует объект, нарочито выставляя напоказ его отрицательные стороны. Это говорит о знании психологии людей и об исключительном умении манипулировать их сознанием. Так, «зло» в представлении политика это нефтяные деньги, которые косвенным образом являются причиной гибели американских солдат в Ираке. А, как известно, война в Ираке – больная тема для американцев. We know that oil money funds everything from the madrassas that plant the seeds of terror in young minds to the Sunni insurgents that attack our troops in Iraq. (Мы знаем, что нефтяные деньги финансируют все – начиная от медресс, которые сеют зерна террора в молодые умы, и заканчивая повстанцами суннитами, которые атакуют наши войска в Ираке) Таким образом, судя по статистическим данным, стратегия дискредитации, реализуемая за счет тактики обвинения, наиболее ярко представлена в речи женщины политика. Использование тактики прямого обвинения свидетельствует о преднамеренном стремлении к маскулинизации ее предвыборных речей. Ведь главной 77 целеустановкой становится попытка доказать высокий уровень профессионализма как политика, хоть и женщины, способной «выжить» в жестких «мужских» условиях политической борьбы. Литература 1. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. – Омск.: Изд-во Омск. гос. ун-та, 1999. – 284 с. 2. Караулов Ю.Н. «Четыре кита» современной лингвистики или о предпосылках включения «языковой личности» в объект науки о языке (от содержания науки – к ее истории) // Соотношение частнонаучных методов и методологии в филологической науке: Сб. науч. трудов. – М., 1986. – С. 47. СЕКЦИЯ 8. Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание СИНТАКСИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ИРЛАНДСКОГО ВАРИАНТА АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА Н. М. Котин РГПУ им. А.И.Герцена, Санкт-Петербург, Россия nikita-kotin@mail.ru Глобальное проникновение английского языка в качестве универсального инструмента межкультурного общения в политические, экономические и социальные сферы жизни общества подавляющего большинства стран мира привело к появлению его локализованных вариантов. Одной из наиболее специфичных форм является ирландский вариант английского языка, развивающийся на стыке окончания эпохи многовекового тотального доминирования языка Британии и начала постепенного возрождения родного языка Ирландии. В ходе 78 взаимного влияния синтезирующийся язык приобретает оригинальные морфологические черты, отразить которые и предполагается в данном исследовании. С одной стороны, некоторые морфологические особенности ирландского варианта английского языка обусловлены влиянием ирландского языка (замена формы перфекта герундием с предлогом after, широкое использование продолженных глагольных форм). С другой стороны, на грамматическом уровне ирландского варианта присутствуют архаичные черты английского языка (наличие категории числа у личного местоимения второго лица, использование в перфектных формах вспомогательного глагола be вместо have). В ходе анализа структуры предложений были выявлены отличительные черты на уровне синтаксиса, характерные для ирландского варианта английского языка. Так, отмечается особый порядок слов, когда в форме перфекта прямое дополнение часто ставится перед страдательным причастием, что обусловлено влиянием ирландского языка: He has a glass taken. (D. Hyde. The Twisting of the Rope). Использование двойного отрицания также является результатом влияния ирландского языка: And Roger was tould not to come there no more. (Roger and the Grey Mere // The Humour of Ireland). Конструкция расщепленного предложения (cleft) в ирландском варианте английского языка заимствована из ирландского языка и отличается от аналогичной конструкции в британском варианте. Сопоставление английских и ирландских расщепленных конструкций показало, что существуют различия в их структуре и эмоциональной окрашенности. Структура расщепленного предложения весьма характерна для ирландского языка, где основной смысловой элемент всегда помещен в начале предложения. Логическим центром, ядром является предикатив главного предложения. При этом в расщепленных предложениях в ирландском варианте английского языка практически всегда отсутствует союзное слово в придаточном: It's yourself has made a crazy story. (J. M. 79 Synge. Deirdre of the Sorrows). В соответствующих конструкциях в ирландском языке также невозможно обнаружить союзное слово: Is í Máire atá sásta. (It is Maire is content). (M. ÓSiadail). Таким образом, можно утверждать, что расщепленные предложения в ирландском варианте английского языка являются калькой ирландских предложений. В ирландском варианте английского языка сочинительный союз and часто используется со значением следствия: Writing letters to the papers is my business, an' I'll write as often as I like, when I like an' how I like. (S. O’Casey. The Shadow of a Gunman) и противительного отношения: I had an old veneration for you, hearing all my lifetime that you are so gentle to women and to dogs and to little children, and you wrestling with the powers of the world as being so hard in war. (Lady Gregory. Grania). Данное явление также обусловлено влиянием ирландского языка, где союз agus может использоваться как в соединительных конструкциях (в значении and), так и в конструкциях со значением следствия и противительного значения (в значении since (non-temporal), but, etc.) (K. P. Carrigan). Как показывает анализ, большинство грамматических особенностей ирландского варианта английского языка обусловлено влиянием ирландского языка. Это объясняется тем, что при овладении новым языком грамматика первого языка (в отличие от других уровней) является наиболее устойчивой к воздействию системы второго языка. (У. Вайнрайх, А. Россети). Особенности ирландского варианта английского языка, присутствующие в грамматическом строе, являются его основными отличительными чертами по отношению к британскому варианту английского языка. К ним относятся: появление в ирландском варианте английского языка новых конструкций, оппозиций, а также расширение функциональности грамматических форм и структур. 80 Литература 1. Edwards J. Irish and English in Ireland. // Language in the British Isles / ed. by P. Trudgill. Cambridge, London, New York, New Rochelle, Melbourne, Sydney: Cambridge University Press, 1984. - P. 480-499. 2. Hyde D. The Twisting of the Rope. // Poets and Dreamers. / foreword by T.R. Henn. New York: Erlin Smythe Gerards Cross, 1974. - P. 139-148. 3. Joyce J. Ulysses. London: Penguin Books, 1986. 650 p. 4. Lady Gregory. The Gaol Gate. // Lady Gregory: Selected Plays. -Toronto: Macmillan of Canada, Maclean-Hunter Press, 1975. P. 97-105. 5. Shaw G.B. John Bull's Other Island. // The Genius of the Irish Theatre. / ed. by S. Barnet, M. Berman, W. Burto. New York: American Library of World Literature, Inc. 1960. - P. 16-107. 6. Synge J.M. Act III from Deirdre of the Sorrows. // An Anthology of Irish Literature. / introduction by David O'Greene. New York: New York University Press, 1971, vol. 2. – P. 451-466. СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ КОСМОНИМОВ ЯПОНСКОГО И НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКОВ Э. А. Милкаманавичюте, А. Н. Зарипова Казанский (Приволжский) Федеральный университет, г. Казань, Россия, rijoolka@gmail.com Астрономия – одна из древних терминологических систем, продолжающая свое развитие в современном мире. В специальных лексемах, обслуживающих эту отрасль науки отражены национальные особенности культуры и мировоззрения. Современное состояние развития науки характеризуется усилением международных научных контактов, 81 что ведет к унификации и интеграции в системе номинации новых понятий. Данная статья посвящена сопоставительному лексикосемантическому анализу астрономических названий – космонимов японского и немецкого языков с целью выявления лингвокультурологической специфики и общности в данной терминологической системе. Как известно, многие небесные объекты носят традиционные собственные имена, восходящие к древним культурам. Однако наряду с проникновением культурно маркированных понятий вестественно-научные знания наблюдалось также и обратное проникновение. Так система именования дней недели Восточной Азии тесно переплетается с латинской системой и основана на «Семи светилах». Рассмотрим их подробнее. Солнце太陽 [таиё] (яп. толстый, большой + солнечное (светлое, мужское) начало). Название происходит от традиционного китайского太陽 [тайян](кит.великий, высочайший + "ян" (мужское начало в древней китайской философии).Также известно традиционное название солнца – 日[хи, ничи, джицу]. Воскресенье/日曜日[ничиё:би](яп. день Солнца). Луна月[цуки, гэцу, гацу], иероглиф заимствован из Китая 月[юэ]. Понедельник/月曜日[гэцуё:би] (яп. день Луны ). Следующие дни недели связаны с названиями пяти планет, видимых невооруженным глазом. Эти пять планет названы по пяти элементам традиционной философии Восточной Азии: 火星[касей] (яп. огонь + звезда) – Марс; 火曜日[каё:би] (яп. день огня), Вторник. 水星[суйсей] (яп. вода + звезда) – Меркурий; 水曜日[суйё:би](яп. день воды), Среда. 木星[мокусей] (яп.дерево + звезда) – Юпитер;木曜日[мокуё:би](яп. день дерева), Четверг. 金星[кинсей] (яп. металл + звезда) – Венера;金曜日[кинъё:би] 82 (яп. день металла), Пятница. 土星[досей] (яп. земля + звезда) – Сатурн; 土曜日[доё:би](яп. день земли), Суббота. Названия дней недели в немецком языке изначально были связаны с богами, которые поочередно несут службу в течение всей недели. И через них - с названиями семи планет классической астрономии. Однако древние германцы адаптировали систему, внедрённую римлянами, и заменили римских богов своими исконными богами. Воскресенье/Sonntag: произошло от Древневерхненемецкого sunnun tag и означает «день Солнца». Это перевод латинской фразы dies Solis. Понедельник/Montag: произошло от Древневерхненемецкого mānetac и означает «день Луны». Вероятно, это название основано на переводе с латинского языка dies Lunae. В северогерманской мифологии луна персонифицируется как бог Мани. Вторник/Dienstag: произошло от Средненижненемецкого dingesdach и означает «день Тива». Тив был богом, связанным с единоборством и воинской доблестью в германо-скандинавской мифологии. Название дня основано на латинской фразе dies Martis или «день Марса» (римский бог войны). Среда/Mittwoch: произошло от Древневерхненемецкого mittiwehha означает середину недели (т.к. христианская неделя начинается с воскресенья, и среда в ней является четвертым днем). Известно, что до распространения христианства в X веке среда означала день германского бога Водана (позже известного среди германских народов как Один). Название дня было основано на латинской фразе dies Mercurii или «день Меркурия». Так как и Один, и Меркурий рассматриваются как проводники душ в своих мифологиях и ассоциируются с поэтическим и музыкальным вдохновением. Четверг/Donnerstag: произошло от Древневерхненемецкого Donres tac означает день Донара (для континентальных немецких народов) или Тора (для северных). 83 Тор известен как бог грома. Название дня основано на латинской фразе dies Iovis или «день Юпитера». В римском пантеоне Юпитер был верховным божеством. Он захватил и сохранил свою власть благодаря молнии. Пятница/Freitag: произошло от Древневерхненемецкого frîjasdag означает день северо-германской богини любви Фриги. Название дня основано на латинской фразе dies Veneris или «день Венеры». Венера была римской богиней красоты и любви. Суббота/Samstag/Sonnabend: для южной и западной части Германии - Samstag от Древневерхненемецкого sambaztac. Название было заимствовано от греческого sabbaton «день Сатурна». Для северной, восточной и средней части Германии Sonnabend от Древневерхненемецкого sunnunaband, что означает канун новой недели. Земля не входит в семь светил и называется у японцев 地球[чикю] (яп. земной шар). Название заимствовано из Китая地球[дикю] (кит. земной шар). Немецкое название Земли – die Erde происходит от прагерманского слова erþō, которое связано с греческим ἔρα и имеет значение «земля» или «почва». Названия планет Уран, Нептун и Плутон в японском языке отличаются от предыдущих пяти планет Солнечной Системы и основаны на греческих и латинских мифонимах. В японском языке Уран 天王星 [тенноусей] (яп. царь небесный + звезда). Название было переведено и заимствовано из (древнегреч. Οὐρανός [оуранос]– небо). В древнегреческой мифологии Оуранос бог, олицетворяющий небо. Немецкое название Урана Uranus было заимствовано из латыни. Нептун в японском海王星[кайоусей] (яп. царь морской + звезда). Произошло от (лат.Neptunus) – в древнеримской мифологии бог морей и потоков и было переведено на японский. Немецкое название было также заимствовано из латыни и звучит как Neptun. Плутон в японском冥王星[мейоусей] (яп. темный царь + звезда).Плутон отстоит дальше, чем любая из других планет Солнечной системы от солнца. Плутон – это древнеримский бог 84 подземного мира, повелитель загробного царства мертвых. Немецкое название Pluto было заимствовано из латыни. Помимо заимствований из греческого и латинского языков, существует ряд собственныхимен, заимствованных в немецкий и японский языки из арабского. Большинство таких названий являются описательными, связанными описанием местоположения звёзд внутри созвездий в античных звёздных каталогах. Многие содержат приставку «аль-», соответствующую в немецком языке определенному артиклю. Например, немецкое Benetnasch и японскоеベネトナシュ[бенэтонашю] также известные как Alkaid/アルカイド[арукаидо] от (араб.[ ل قائ دال ب نات ال ن عشалькаид аль-банат ан-наш]«предводитель плакальщиц») – звезда Алькаид в созвездии Большая Медведица (со ссылкой на плакальщиков с похорон Калипсо, которая по легенде стала Большой Медведицей). Немецкое Alpheratz и японское アルフェラッツ[аруфераццу] произошли от (араб.سرةالفرس [сиррат аль-фарас] «пуп коня»). Немецкое Dubhe и японское ドゥーベ [ду-бэ] произошли от (араб. ربظالددااربظзахр ад-дубб аль-акбар - «спина большого медведя») – звезда Дубхе в Большой Медведице. Ряд звёзд в немецком и японском языках включает одинаковые арабские корни; например, корень денеб - «хвост». Denebola/デネボラ[дэнебора] – Денебола, происходит от арабского [ ذن باا سدданаб аль асаб] – «хвост льва». Помимо названий-мифонимов в древности созвездиям давали имена по названиям предметов, животных или явлений, которые они напоминали. Так названия многих небесных объектов были образованы посредством онимизации и калькирования. Таким способом были образованы, например, названия 12 созвездий эклиптики в немецком и японском языках. Приведем некоторые из них: Widder (нем. баран), おひつじ座[охицуджи-за] (яп. баран + созвездие) – Созвездие Овен, Zwillinge (нем. близнецы), ふたご座[футаго+за] (яп. 85 близнецы + созвездие) – Созвездие Близнецы, Steinbock (нем. каменный козел), やぎ座[яги-за] (яп. козел + созвездие) – Созвездие Козерог. Названиям созвездий в немецком языке также соответствуют имена знаков зодиака. Однако японские названия зодиакальных созвездий отличаются от названий созвездий эклиптики и были заимствованы из латыни, но с английской транскрипцией при помощи трансфонации: ジェミニ[джемини] – Близнецы (лат.Gemini), アクエリアス[акуэриасу] – Водолей (лат. Aquarius), ヴァーゴ[вя-го] – Дева (лат. Virgo). Методом онимизации и прямого перевода были образованы также такие названия как немецкое Der Große Bär (нем. большой медведь) и японское おおぐま座 [оогумаза](яп.большой медведь + созвездие). Однако существуют и другие названия. Немецкое название Großer Wagen (нем. большой ковш) связано с легендой о Дионисе, по которой он странствовал по земле в поисках ночлега, и его приютил бедный пастух. В благодарность бог рассказал ему секрет приготовления вина. Пастух решил угостить вином своих друзей и, выпив слишком много, они ошибочно подумали, что кто-то хочет их ограбить, и убили пастуха. Дионис был очень огорчен, что пастуха убили из-за его подарка и поместил в его честь ковш с «божественным напитком» на небо. Помимо ныне используемого перевода японское название おおぐま座имеет другой, более древний вариант (яп. закоулок + созвездие), уходящий корнями в китайский буддизм. Согласно верованиям китайцев Север считался очень плохим направлением, а северо-запад - наихудшим. А так как в древние времена Большая Медведица указывала практически точно на северный полюс, следовательно, ассоциировалась с севером, по мнению китайцев, темным закоулком неба; направлением, которого старались избегать. Традиционно военные и охотники старались не направлять свое оружие на север. Интересна аналогия, по которой самая южная звезда астеризма Большая 86 медведица – Алькаид одним из названий имеет в японском языке 破軍星 [хагунсей](яп. звезда, разбивающая армии) или, как ее еще называют, «самая закоулистая [плохая] звезда». В японском также существует выражение むかひぐま [мукахигума](яп. лицо + медведь/закоулок) – попасть в неприятность. Для молодого поколения фраза интерпретируется как «встретиться лицом к лицу с медведем», в то время как среди пожилого поколения она до сих пор понимается как «попасть в закоулок». Таким образом, проведенный анализ астрономических терминов немецкого и японского языков позволяет говорить о сопоставимом пласте лексических единиц из латинского, греческого и арабского языков. Что объясняется первоначальным зарождением астрономии в Греции и Риме и ее активным развитием в Европе. Кроме того, в период средних веков, когда интерес к науке на территории Европы был потерян, в арабском мире астрономические знания поддерживались. В частности, на арабский язык была переведена фундаментальная астрономическая работа античности - «Альмагест» Клавдия Птолемея, в оригинале написанная на греческом языке, переведенная на латинский и включавшая каталог звёзд с подробными описаниями их положения на небе. Специфичным в процессе номинации астрономической терминологии является стремление передать новые понятия с помощью средств собственного языка, прибегая например, к методу калькирования или описания. Литература 1. Duden Deutsches Universalwörterbuch/hrsg. und bearb. vom Wissenschaftlichen Rat und den Mitarbeitern der Dudenredaktion. - 3., völlig neue bearb. und erw. Aufl. –, Mannheim; Leipzig; Wien; Zürich: Dudenverlag, 1996 2. Emil Schürer: Die siebentägige Woche im Gebrauch der christlichen Kirche der ersten Jahrhunderte. Probeheft der 87 Zeitschrift für die neutestamentliche Wissenschaft (Jahrgang 6), 1905, S. 18–19. 3. 広辞苑 Koujien /ed. by 新村出 Shinmura Izuru. – 5th ed., 岩波書店 Iwanami Shoten, Tokyo, 1998. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ АВТОРСКОЙ ИНТЕНЦИИ И РЕФЕРЕНТНЫХ ОТНОШЕНИЙ КАК МАРКЕР ИДИОСТИЛЯ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА О. В. Шаркунова ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет», г. Екатеринбург, Россия, olga.sharkunova@mail.ru В современных исследованиях ученых-языковедов подчеркивается, что особенности художественного текста связаны с идиостилем, а также с интенцией произведения [2], которая находит свое выражение в идиостилистически значимых референтно-номинативных языковых средствах, выполняющих функцию наименования и связи с объектами реальности. Научными исследованиями в области идиостиля занимались М.Н. Кожина, М.П. Котюрова, Н.С. Болотнова, В.А. Салимовский, Г.Я. Солганик, Ю.Н. Караулов, В.В. Виноградов, И.И. Бабенко, А..Н. Васильева, Л.С. Захидова, Тынянов Ю.Н., С.Т. Золян, Р.О. Якобсон, Лихачев Д.С., Мухин М.Ю. и др. Имеющийся теоретический базис по данной проблеме позволяет говорить о том, что идиостиль – это совокупность стилистически значимых индивидуально-авторских языковых внутритекстовых особенностей, которые отбираются с учетом реализации авторского восприятия действительности в его интенции и опосредованной (через текст художественного произведения) коммуникации с читателем для правильного его восприятия [2]. Идиостилистически значимые языковые внутритекстовые особенности представлены тропами и 88 фигурами речи [8], которые базируются на системе референтнономинативных средств и являются внутренними параметрами художественного текста, в то время как авторская интенция, коммуникация и восприятие являются внешними по отношению к самому тексту параметрами [4]. Следовательно, в дальнейшем под идиостилем мы будем понимать совокупность всех индивидуально-авторских текстовых экстраи интралингвистических параметров. Рассмотрим наиболее важные элементы каждой из идиостилистических составляющих – авторскую интенцию и референцию. Особенностью реализации авторского замысла (интенции) в составе экстратекстовых (внешних), «внелингвистических», по М.Н. Кожиной, М.П. Котюровой, и интратекстовых (внутренних) референтных отношений художественного произведения является приращение дополнительных коннотаций к каждой из повторных номинаций, соединенных референтными связями. Обратимся к определению референтных отношений. Исходя из дефиниций, предложенных Дж.Р. Серлем, Н.Д. Арутюновой, А.Д. Шмелевым и М. Беллерт, можно заключить, что под референтными отношениями понимается отнесенность включенных в речь (интралингвистических) имен или именных групп к объектам экстралингвистической действительности [9], [10]. Учитывая значимость их в качестве идиостилистической репрезентанты, а также их двойственную природу (наличие внутренних и внешних связей) [3], мы предлагаем выделить внешнетекстовые (экстратекстовые) референтные отношения – отнесенность включенных в текст имен к объектам внеязыковой действительности; и внутритекстовые (интратекстовые) референтные отношения – соотнесенность включенных в текст имен между собой. Объект экстратекстовой действительности проецируется в текст посредством первичной номинации, при дальнейшем его упоминании между цепочкой повторных номинаций, обозначающих его, возникают референтные связи, они образуют референтные отношения [10]. 89 Значит, повторные номинативные единицы и референтные связи между ними составляют референтные отношения. Обратимся к определению авторской интенции. Э. Хирш предлагает в качестве ее основы «принцип авторской авторитетности», благодаря которой можно судить о достоверности или недостоверности интерпретации. О.А. Мельничук отмечает, что в художественном тексте выбор способов представления действительности подчиняется авторскому замыслу. Мы считаем, что авторская интенция является наиболее общим замыслом писателя в основе художественного произведения, поэтому в данном аспекте релевантным представляется определение, данное Акселем Бюлером, Лютцом Даннебергом, Гасном-Гаральдом Мюллером. «Als Intention eines literarischen Werks bezeichnet man die Absicht, die mit dem Werk verfolgt wird. Die Literaturtheorie unterscheidet zwischen der intentio auctoris (der dem Verfasser eines Textes unterstellten Absicht) sowie der intentio operis (der Absicht des Textes selbst) und der intentio lectoris, womit die Absicht des jeweiligen Lesers bezeichnet ist. Die Absicht des Verfassers ist häufig, den Leser auf etwas aufmerksam zu machen, den Leser zu etwas zu bewegen oder etwas zu vermitteln bzw. ihm etwas beizubringen. Oft ist die Absicht auch, Unterhaltung zu schaffen. Die intentio operis ist die «Aufgabe». Die Absicht des Lesers kann sehr unterschiedlich sein, wobei diese auch von der intentio operis abhängt. Darüber hinaus kann der Autor folgende Intentionen haben:1. Appellativ (Appell an den Leser); 2. Informativ (Informationen an den Leser); 3. Expressiv: (Expression des Autors: Ausdruck, der bei dem Leser bestimmte Gefühle erwecken soll (z. B. Roman, epische und literarische Texte)» [11]. (Интенцией художественного текста следует считать намерение автора, с которым создается произведение. Различают собственноавторскую (основная цель текста), собственно-текстовую (объективная направленность текста) и читательскую (зависит от восприятия читающего) интенцию. Первая делится на аппелятивную (обращение к читателю), информативную 90 (сообщение информации), экспрессивную (нацеленную на вызов определенных чувств у читателя.) Идиостиль осуществляет взаимосвязь между художественным текстом и его создателем, которая реализуется в отборе референтных отношений и использовании автором языковых номинативных средств на лексическом, семантическом, грамматическом, связном, стилистическом и интенсиональном уровне [5], что свидетельствует об опосредованном выражении авторской интенции через систему референтных отношений [3]. Референтные отношения, включающие повторные номинативные единицы, организуют единое смысловое пространство текста, образуют внутритекстовые репрезентативные связи. Они выражают замысел автора в свойственной ему манере. Т.о., близость к человеку как источнику интра- и экстралингвистических параметров обусловливает комплексный характер идиостиля, поэтому М.П. Котюрова, М.Н. Кожина, отмечают, что его следует рассматривать как реализацию интраи экстратекстовых, параметров, определяющих автора текста как языковую личность со свойственными ей особенностями восприятия и подачи информации [7], [8]. Референтные отношения уже были обозначены как имеющие экстра- и интралингвистическую составляющие, отбор которых, согласно авторскому замыслу, маркирует идиостилистические особенности художественного текста. По В.Н. Ярцевой, это способ «зацепить» высказывание за мир [9]. Процесс восприятия автором действительности переходит в опосредованную коммуникацию с читателем при помощи художественного текста только при наличии авторской интенции, которая ложится в основу произведения, и находит свое выражение через внутриязыковые референтно-номинативные лексические средства текста, соединяющие объект реальности, являющийся прототипом текстового объекта речи с цепочкой его повторных наименований [2]. Набор языковых (грамматических, лексических и стилистических) особенностей их употребления 91 маркирует идиостиль [5]. Писательский выбор лексических повторных номинаций и референтных отношений всегда обусловлен авторским замыслом, сообразно которому репрезентируются объекты речи и организуется текстовое пространство [8]. Система свойственных идиостилю писателя референтных отношений, направленная на выражение интенции, способствует целостному восприятию текста читателем. На ее основе создается произведение, она отражает его замысел и маркирует особенности стиля автора. В идиостиле следует выделять взаимодействие понятий «авторская интенция» и «референтно–репрезентативные средства ее выражения». По Н.С. Болотновой, И.И. Бабенко, А.Н. Васильевой, В.А. Салимовскому, взаимосвязь художественного текста с экстралингвистической реальностью раскрывает мотивацию его создания и референтно–номинативную выраженность его коммуникативного смысла, т.о. определяется индивидуально–авторский способ подачи информации. Прямо пропорциональная зависимость между случайным сочетанием факторов внешней среды с намеренным отбором темы и интенции очерчивает круг интралингвистических средств текста, необходимых для коммуникации с читателем [1], [2]. Представляется, что структура идиостиля, рассмотренная как индивидуальное сочетание текстовых интраи экстралингвистических параметров, является инвариантным, универсальным образованием, свойственным любому писателю. Предел взаимодействия вне- и внутриязыковых параметров текста в идиостиле определяется как равенство и взаимообусловленность [1], [7]. Взаимодействие понятий «авторская интенция» и «референция» осуществляется следующим образом: авторский замысел как экстралингвистическая составляющая идиостиля писателя, мотивирующая создание художественного произведения, предшествует и влияет на формирование и отбор референтных отношений, состоящих из цепочек повторных 92 номинаций и референтных связей, что определяет единство плана содержания и плана выражения. Подводя итог, подчеркнем, что одной из особенностей идиостиля, представленного как сочетание экстра- и интралингвистических параметров [1], является связь авторской интенции и экстра- и интратекстовых референтных отношений. Объясняя данную взаимосвязь, следует включать авторский замысел в число мотивирующих экстралингвистических параметров, которые способствуют созданию системы референтных отношений, имеющих языковую природу и связанных с внетекстовым объектом речи – референтом. Референтные отношения, выполняющие одну из главных функций – репрезентацию писательского замысла, обличают понятийное содержание идиостилистически маркированной художественной формой, проводят параллель с реальным объектом речи. В процессе создания текста авторская интенция первична по отношению как к экстратекстовым, так и к интратекстовым референтно-номинативным средствам ее выражения, она маркирует идиостилистически значимый отбор их языковых особенностей. Литература 1. Бабенко Л.Г. Лингвистический анализ художественного текста. / Л.Г. Бабенко, Ю.В. Казарин. – М.: Наука, 2004. 2. Болотнова Н.С. Коммуникативная стилистика художественного текста: лексическая структура и идиостиль / Н.С. Болотнова, И.И. Бабенко, А.А. Васильева. – Томск, 2001. 3. Васильева А.Н. О некоторых особенностях функционально-стилистической теории на современном этапе и в ближайшей перспективе. Статус стилистики в современном языкознании / А.Н. Васильева. – Пермь, 1992. 4. Воробьева О.П. Текстовые категории и фактор адресата / О.П. Воробьева. – Киев: Вища школа, 1993. 93 5. Григорьев В.В. Грамматика идиостиля: В.Хлебников / В.В. Григорьев. – М., 1983. 6. Золян С.Т. От описания идиолекта – к грамматике идиостиля. Язык русской поэзии ХХ в. / С.Т. Золян. – М., 1989. 7. Кожина М.Н. Стилистика текста в аспекте коммуникативной теории языка / М.Н. Кожина. - Пермь, 1987. 8. Котюрова М.П. Лексическая структура и идиостиль / Котюрова М.П. – Томск, 2001. 9. Тураева З.Я. Лингвистика текста / З.Я. Тураева. – М.: Просвещение, 1986. 10. Шмелев А.Д. О референции существительных / А.Д. Шмелев. – М.: Высшая школа, 1983. 11. Bühler А. Ein Plädoyer für den hermeneutischen Intentionalismus / А. Bühler. – Paderborn, 2007. 94 СОДЕРЖАНИЕ СЕКЦИЯ 1. Русская литература…………………………3 Бельская А. А. Символика цвета, семантика цветов, ольфакторный код в контексте образов романных красавиц И. С. Тургенева……………..……………3 Яговкина Н. В. Пародия как жанр литературной полемики (к вопросу о пародической личности во «Вздорных одах» А. Сумарокова)………………………….7 СЕКЦИЯ 2. Литература народов стран зарубежья…..13 Синельник Ю. Е. Развитие жанра волшебной сказки в современной литературе на основе трилогии “Властелин колец” Дж. Р. Р. Толкина и гепталогии “Гарри Поттер” Дж. К. Роулинг………………13 Чеховская К. В. Средства выразительности и фигуры речи в литературном языке Джеймса Д. Моррисона………….….18 СЕКЦИЯ 3. Фольклористика…………………………...24 Голембовская Н. Г. К вопросу изучения семантики литовских пословиц………24 95 СЕКЦИЯ 4. Русский язык…………………………….…28 Черенкова Ю. В. Локус «Россия» в поэзии 70-х годов ХХ века: лексический аспект…………..………..28 . СЕКЦИЯ 5. Языки народов Российской Федерации…34 Валиева Л. Г. К вопросу о функционально-семантическом поле каузальности…………………………………….….….…36 СЕКЦИЯ 6. Германские языки…………………....….…38 Дотдаева Ф. И. Аксиологическая составляющая американского президентского дискурса в сфере образования………………………………………...…38 Флаксман А. А. Отражение менталитета немцев в мире направленности действия………………………….….42 Эпштейн О. В. Социально-психологические и статусно-ролевые условия конфликтного общения (на примере угроз в англоязычном политическом дискурсе)………….…46 . СЕКЦИЯ 7. Теория языка………………………………..50 . Вержинская И. В. Лингвокультурологическая классификация комических эпитетов в текстах английских и американских художественных произведений………….…50 96 Волкова В. Н. Прагматика функционирования окказиональных гипербол и литот……………………………59 Гуревич Л. С. Полярные пресуппозиции синонимичных глаголов……..….63 Кобозоева М. А. Речевая стратегия «Репрезентация проблемы» с сопутствующим противопоставлением………………………..65 Кормочи Е. А. Язык как категория философии……………………………….70 Куницына Е. В. Гендерная специфика реализации стратегии дискредитации в политическом дискурсе……….74 СЕКЦИЯ 8. Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание…...78 Котин Н. М. Синтаксические особенности ирландского варианта английского языка…………….……..78 Милкаманавичюте Э. А., Зарипова А. Н. Сопоставительный анализ космонимов японского и немецкого языков………………….………..……81 Шаркунова О. В. Взаимодействие авторской интенции и референтных отношений как маркер идиостиля художественного текста…………………………..88 97
