УДК 301 - Кафедра социологии социальной сферы и демографии
реклама
УДК 301.085.001 Известия Самарского научного центра Российской академии наук. Специальный выпуск "Актуальные проблемы гуманитарных наук ПРОБЛЕМЫ АНАЛИЗА СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ И СУБКУЛЬТУРНОЙ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ © 2002 Е.С. Баева Кафедра социологии и политологии Самарский государственный университет Автор статьи обращается к теме социально-экономической и субкультурной дифференциации современного российского общества. Наряду с тенденциями изменения социальной структуры анализируются различные подходы к пониманию механизмов взаимодействия структуры и культуры. Выделяется ряд концепций, с помощью которых можно объяснить механизмы формирования субкультуры общности. С того времени, как Россия встала на путь перестройки, внимание многих исследователей привлекала и привлекает проблема трансформации социальной структуры. Так, целый ряд аналитиков отмечает, что экономический и политический кризис в стране обусловил кардинальные перестройки в социальной структуре [1; 2; 3; 4; 5]. Постоянно усложняющаяся социальная дифференциация современного российского общества позволяет говорить не только о трансформации социальной структуры российского общества, но также усилении субкультурной дифференциации. Усиливается тенденция маргинализации населения России, следствием которой выступает утрата старых и приобретение новых социокультурных качеств у целых социальных групп населения. В дискуссиях о трансформационных структурных процессах особый интерес представляет точка зрения некоторых российских ученых, что общество как любая социальная система не может существовать продолжительное время в условиях собственной нестабильности. Как утверждает Л.Г.Ионин, "такое положение не длиться долго, немедленно начинается поиск новых культурных моделей, идеологических схем, привязанных восстановить мир пусть как иное, чем раньше, но равным образом упорядоченное целое" образования [6, 3]. По оценкам разных специалистов, в России происходит не просто трансформация социальной структуры, но "стратификационная революция" [7], суть которой состоит в улучшении положения одних социальных групп наряду с резким ухудшением положения других, что устойчиво воспроизводится. То есть происходит институционализация социального расслоения. В складывающейся ситуации правомерен вопрос о размывании сложившихся в период советского общества социокультурных форм, порожденных устойчивым существованием социально-политической системы, действием "культурного института", каким, по словам Л.Г.Ионина, являлась КПСС, и формировании нового социокультурного пространства. Итак, российское пространство культурных форм трансформируется. Но что выступает основой этого пространства? Самым очевидным, визуально наблюдаемым является различие в экономических капиталах, порожденное различными причинами. Не означает ли это, что социально-экономическая дифференциация современного российского общества и станет основой формирования новых ценностей и моделей поведения? Следует еще раз подчеркнуть, что меняется не только социальная морфология российского общества, меняются и сложившееся социокультурные формы бытия, утрата идентификаций на индивидуальном и групповом уровнях. Однако если мы говорим о появлении новых культурных форм, возникает вопрос о механизмах их появления. Когда и каким образом начинают меняться нормы? В какой мере изменения зависят от государственных или институциональных форм управления? Каковы механизмы усвоения и воспроизводства новых культурных форм действия и мышления на индивидуальном уровне? Каким образом индивидуальные действия преобразуются в целостную устойчивую систему? Попытка ответить на данные вопросы требует обратиться к анализу возможных путей формирования и воспроизводства культурных форм и их морфологии. Итак, российское пространство культурных форм трансформируется. Но что выступает основой этого пространства? Самым очевидным, визуально наблюдаемым является различие в экономических капиталах, порожденные различными причинами. Не означает ли это, что социально-экономическая дифференциация российского общества и станет основой формирования новых ценностей и моделей поведения? В связи с этим вопросом представляется целесообразным рассмотреть два способа формирования новых культурных форм (или субкультур): 1) выработка и усвоение новых поведенческих моделей, установок и ценностей; 2) усвоение ценностной системы в процессе социализации (передача ценностей от поколения к поколению). Второй способ воспроизводства субкультуры не вызывает сомнений – он осуществляется посредством механизмов социализации. Здесь уже сформированная субкультура интернализуется индивидом в процессе социализации. Так, П. Бергер и Т. Лукман отмечают, что «ребенок из низших слоев впитывает не просто перспективу низшего класса на социальный мир, но перспективу, окрашенную индивидуальным восприятием его родителей (или кого бы то ни было еще, кто отвечает за его первичную социализацию)» [8, 214]. В данном случае мы имеем дело с самовоспроизводящейся субкультурой, которая «передается по наследству» от поколения к поколению. Первый способ связан с постепенной выработкой и усвоением новых поведенческих моделей, установок в изменившейся ситуации. При определенных условиях формируются новые модели поведения, способы отношения с миром, которые становятся устойчивыми и постепенно оформляются в совокупность установок и ценностей [9; 10, 403-417]. Механизмы формирования субкультуры социальной общности сложны, и описываются в разных теориях и концепциях по-разному. Если отталкиваться от социальноэкономической дифференциации и о том, каким образом экономическое положение социальной группы влияет на появление определенных культурных форм, достаточно однозначный ответ дают теории марксизма и неомарксизма. В рамках данных теорий, в основе классообразования рассматриваются экономические отношения (если конкретизировать, собственность на средства производства). Институционализация класса происходит в процессе формирования и использования орудий, техник классовой борьбы, которые осознаются и переходят в сферу осознаваемого. Причем, сама институционализация класса проходит несколько стадий до конечной "болезненной", по К.Марксу, стадии - процесса осознания групповых интересов [11]. Факт появления классового сознания можно считать четким проявлением сформированной культурной формы, ибо здесь индивид не только осознает свою принадлежность к определенной социальной группе, но и воспроизводит определенные образцы поведения и нормы. То есть в марксистской и неомарксисткой интерпретации формирование общей культурной формы класса происходит на основе общности экономического положения. Наряду с марксизмом примерно в этот же исторический период была создана другая теория, рассматривающая проблемы социального неравенства. М.Вебер утверждал, что мы можем говорить о классе, когда: а) часть людей имеют общую, сходную компоненту, базис их жизненных шансов; б) эта компонента представляет собой исключительно экономические интересы в обладании товарами, услугами и возможностями для обладания дохода; в) она представляет определенную позицию на рынке труда. Причем, понятие классовая ситуация определяется, прежде всего, экономическими интересами и положением на рынке. Именно сходство в экономических условиях жизни делает возможность осознание, объединение или, по крайней мере, сходное направление мысли и поведения [12, 133]. Следовательно, основой появления субкультуры группы так же, как и марксисткой теории, выступает социальноэкономическая позиция. Таким образом, предположение об определяющем влиянии на формирование субкультуры наличных ресурсов, с одной стороны, и социально-экономической позиции социальных групп, с другой, очевидно, имеет под собой вполне объективное основание в контексте социальной структуры российского общества. Иначе говоря, наличие или отсутствие материальных ресурсов определяет возможности для поддержания определенного стиля жизни, меняет ценности и модели поведения. Очевидно, данный тезис стал ключевым в рассмотрении субкультуры бедности зарубежными и отечественными сторонниками (О.Льюис, В.Вилсон, К.Кларк, Д. Матца, У. Миллер, И. Шурыгина, О. Здравомыслова) [13-19]. Идея существования субкультуры бедности была предложена О. Льюисом в 50-х гг. ХХ в. в связи с необходимостью объяснения причин устойчивости бедности в обществе (следует сказать, что дискуссии относительно положений теории "субкультуры бедности" не прекращаются до сих пор). Субкультура представляет собой образ жизни, выражающийся через определенные символы и ценности общности, закрепленный в различных социальных институтах и в повседневном поведении [20, 2]. Характеристиками субкультуры бедных были признаны: 1) отсутствие или низкий уровень участия в основных общественных институтах и видах деятельности; критические установки по отношению к существующим институтам господствующих классов, к официальным формам брака, цинизм по отношению к церкви; существующие ценности не разделяются, и, если осознаются, то поведение не строится в соответствии с ними; 2) минимальный уровень организованности вне рамок семьи; 3) отличные от общепринятых взаимоотношения полов - отсутствие детства, ранние сексуальные контакты, свободные браки, высокая частота абортов и т.д.; 4) преобладание таких установок, как беспомощность, зависимость, униженное положение, что связано с низкой мотивацией к труду и достижениям; ориентация на сегодняшний день, неспособность к планированию. О. Льюис утверждал, что подобные установки и поведение делают бедность неизбежной. Интересны в этом плане размышления В. Вилсона, одного из сторонников структурного подхода к субкультуре бедности. Он утверждает, что собственно о культуре группы можно говорить лишь в случае длительного пребывания в бедности/богатстве [17, 9]. Однако в целом основой для изучения и выделения определенных элементов субкультуры бедности послужила именно социально-экономическая позиция группы бедных. Общность условий, а именно отсутствие экономических ресурсов в купе с отсутствием социальных и культурных ресурсов, порождает, согласно сторонникам теории "культуры бедности", общность культурной формы - общность норм, ценностей, моделей поведения и характер взаимоотношения с обществом. Отчасти похожее объяснение было предложено в концепции П. Бурдье, где были выделены группообразующие критерии – "капиталы" – комбинация которых определяет своеобразие группы, что, в свою очередь, позволяет социологу четко определить границы социальной группы и ее "лицо". В частности, Н. Шматко отмечает, что своеобразие "ансамбля капиталов", лежащих в основе социальных позиций "новых русских" и "лиц свободных профессий", кардинальной отличны - первые существуют на базе экономического капитала, в то время как вторые возникают и воспроизводятся культурным капиталом [21, 108]. Существенным достоинством концепции П. Бурдье можно считать акцент на роли субъекта в понимании и интерпретации обладаемых им капиталов, а также действиях субъекта. То есть в данной концепции проблема влияния только внешних факторов смягчается. Осознается, в частности, что в процессе формирования новой культурной формы участвует сам индивид, который в процессе социальных и индивидуальных практик создает определенные устойчивые ментальные структуры - габитусы. Интересное решение проблемы социальных и культурных изменений, и, соответственно, механизмов образования субкультуры на индивидуальном, групповом и общественном уровнях было предложено в рамках феноменологии и концепции социального конструктивизма. Индивид рождается и интернализирует сложную матрицу символов и значений, созданных до его рождения, но это не означает лишение индивида активности в создании новых символов и значений. Согласно Шюцу, все представления и категории обыденного сознания являются "само собой разумеющимися и социально признанными", поэтому мир социальной реальности является интерсубъективным: "...мир, общий для всех нас, актуально данный или потенциально доступный каждому" [22, 485]. Согласно данной позиции, люди воспринимают, понимают и интерпретируют мир, пользуясь общими конструктами обыденного сознания (конструкциями первого порядка). Однако интересна в этом плане индивидуальная реакция на новые социальноэкономические и культурные условия. Система социальных представлений [23, 321-360] о социальной структуре, культурных формах (субкультуры) определенных социальных групп, а также внешних проявлений этих культурных форм, очевидно, представляет собой упорядоченную и усвоенную в процессе социализации матрицу. Изменение индивидуальных социально-экономических условий может стать стимулом для изменения индивидуальной субкультуры. Иначе говоря, в определенный момент актуализируется представление о "должных" стандартах поведения и мышления, предписанных данной социальной группе. Актуализированный новый стандарт начинает осваиваться и, таким образом, происходит изменение индивидуальной культурной формы. На наш взгляд, именно эти повседневные конструкты составляют содержание социальной матрицы представлений обо всех культурных формах, предписывающих одним социальным группам воспроизведение одних культурных стандартов, другим социальным группам - других. Попадая в новые условия, индивид производит или воспроизводит определенный "габитус", проявляющийся как в установке на конкретное действие, так и собственно в действии. Социальные представления о бедных могут выступать основанием как "внешней", так и "внутренней" (самостигматизация) стигматизации бедного. С одной стороны, происходит приписывание статуса, соответствующее ожиданиям большинства. Так, уже с периода античности низшему классу приписывались определенные внешние признаки [24, С.59-60]. Эзоп в своих баснях воспроизводит устоявшийся стереотип восприятия человека низкого сословия, описывая его следующим образом: "Низкого росту, плечистый, Большеногий, в ляжках мясистый, Сзади непомерно горбатый, Спереди столь же брюхатый". С другой стороны, осуществляется выработка навязываемой "роли", как типического ответа на типическое ожидание (в понимании П. Бергера). Мы согласны с точкой зрения Е.Р. Ярской-Смирновой: "приписывание социальных атрибутов, или стигматизация, наделяет человека сформулированными культурой качествами, которых у него, возможно, нет и в помине. Индивид, стремясь к поддержанию собственной социальной идентичности, укрепляет и развивает в себе качества, приписанные ему предрассудками и стереотипами" [25, 42]. На основе общих представлений происходит "осознание собственной инаковости", которая "становится центральным моментом самоопределения"[25, 146]. Индивид находится в пространстве социальных представлений, которое содержит символы бедности/богатства данного конкретного общества. Символическое пространство благополучия многообразно и многозначно (причем, понятия бедности и богатства необходимо рассматривать в диалектике, т.к. существует историческая динамика социальных смыслов бедности и богатства). Чаще всего "символика" благополучия выражается через потребление определенных предметов и услуг. Определенный уровень потребления для одних будет означать "не-бедность", другие будут стремиться к обладанию и демонстрации других "символов" материального благополучия. Обладание значимым символом (материальные, социальные и духовные блага [26, 54]) необязательно будет означать принадлежность к группе богатых, но будет "отдалять" от группы бедных. Становясь фактами индивидуального сознания, социальные представления повышают вероятность осознания собственной бедности даже у материально благополучных категорий населения, что, в свою очередь, может повлечь определенные поведенческие особенности. То есть социальные представления о бедности, в частности, сложившийся образ/образы бедного, косвенно влияют на отнесение или неотнесение себя к числу бедных, а затем и на восприятие бедными самих себя ("Я-концепция бедного"). И в этом плане о стигматизации можно будет говорить в ключе самостигматизации даже в отношении благополучных в материальном плане групп (хотя в данном случае бедность по объективным критериям может и не фиксироваться). Критическим и решающим моментом выступает обретение индивидом идентичности, принадлежности к определенной социальной общности. Индивидуальные, конкретные механизмы и условия появления и воспроизводства новой культурной формы подробно описываются Л.Г.Иониным и Г.Терборном. Л.Г.Ионин называет сам процесс появления субкультуры "культурной инсценировкой". Первый этап включает в себя, во-первых, усвоение поведенческого кода и символики одежды, во-вторых, выработку лингвистической компетенции, в-третьих, освоение пространств, в которых происходит презентация избранной культурной формы (здесь, очевидно, уместно вспомнить П.Бурдье, отмечавшего, что социальная группа объективирует себя не только в социокультурном и политическом, но и в физическом пространстве [27, 239]). Второй этап является этапом культурной инсценировки - "усвоение теоретического ядра и выработка соответствующего морально-эмоционального настроя" [3, 8]. На этом этапе идентификация индивида закрепляется на рациональном уровне и здесь Л.Г.Ионин ссылается на А.Шюца, говоря о повседневном рационализме. В масштабах социальных изменений параллельно с процессом идентификации индивидов происходит изменение и формирование самой субкультуры. Элементами субкультуры будут выступать: нормативная среда, вещная среда, самосознание [28]. Так, структурные изменения порождают процесс изменения социальных норм, присущих определенным социальным группам. В число этих норм, по мнению Л.Г.Ионина, входят нормы отношений между своими, нормы отношений к индивидам, не являющимся членами группы, нормы внутригрупповой иерархии, нормы отношения к государству и властям и идеологию, включающую в себя образ существующего мира с его правилами и интерпретациями. Вещная среда подразумевает не только материальные предметы, но и определенные символы. Самосознание, по сути, проявляется в осознании своей принадлежности к группе и закрепляется в групповых интересах. По мнению Л.Г.Ионина, коллективный интерес имплицитно содержится в культурной форме с самого начала даже тогда, когда она существует еще в стадии своего зарождения. В этом плане его позиция очень схожа с тезисом о состоянии "класса-в-себе" (К.Маркс) или "группы-в-себе" (Н.Шматко). В целом предложенные Л.Г.Ионинын элементы культурных форм в значительной степени объясняют и механизмы формирования субкультуры. Г.Терборн рассматривает условия, при которых субкультура приобретает устойчивость и возможность воспроизводства [29, 94-95]. Устойчивость культуры, по мнению Терборна, обеспечивается, во-первых, степенью изолированности, во-вторых, характером "культурно-структурного сцепления" (стабильность одной культуры становится основой для ее благосостояния и власти, и это привлекает к ней носителей других культур), в-третьих, "степенью сродства" двух и более культур и структур, находящихся в контакте друг с другом. Однако Г. Терборн, также подчеркивает, что "принадлежность к культуре конститутивна для действующих, а не является предметом их выбора. Хотя сознательный выбор и может, конечно, быть существенной частью процессов восприятия или отвержения культуры..." [29, 96]. По мнению коллектива санкт-петербургских исследователей, условием формирования субкультуры является устойчивость страты: со временем страты становятся субкультурными общностями, а затем, внутри них формируются гомогенные устойчивые образования субкультуры [30, 25]. Все приведенные выше точки зрения неслучайны. Если говорить о структурных процессах в масштабах общества, правомерным будет утверждение, что в российском обществе формируются субкультуры богатых и бедных. Почему? Происходит процесс активного освоения физического пространства состоятельными людьми, скупающими жилые площади в престижных районах. По сути своей, происходит вытеснение бедных из престижных районов, и в лучшем случае это вытеснение происходит с помощью легализованных форм. Мы можем наблюдать процесс активного оформления внешней символики группы богатых. Соответственно, в российском обществе формируется и активно презентует себя субкультура богатых, рядом с которой с очевидностью для самой себя вынуждена существовать полярная ей культурная форма - субкультура бедности. Возможно, на этой основе будет проходить формирование субкультурной идентичности бедных. Среди отечественных авторов в изучении социального неравенства в целом и социальной структуры в частности наиболее востребованным являлся структурный подход, позволяющий выделить разные социальные группы посредством определенного критерия степень обладания ими набора социальных характеристик в системе социальной стратификации. Данный подход, безусловно, обладает рядом преимуществ, однако при всех его достоинствах за пределами области изучения оказывается целый пласт явлений, в частности, формирование и воспроизводство субкультуры целой социальной группы. Альтернативным подходом к анализу социокультурного пространства России может стать культурологический подход. Культурологический подход позволяет рассмотреть социальную группу с точки зрения формирования особой субкультуры группы и ее воспроизводства. Культурологический подход дополняет спектр объективных факторов формирования субкультуры субъективными, переносящими фокус внимания исследователя на субъекта и его активность. Говоря о субкультурах в социально-экономическом пространстве России, надо также принимать во внимание гетерогенность как группы богатых, так и группы бедных. Это, очевидно, препятствует формированию однородной целостной "картины мира", ядра субкультуры богатства и бедности. Подытоживая все вышесказанное, можно сказать, что одной из основных проблем анализа современной социальной структуры и происходящих изменений в социокультурном пространстве выступает отсутствие четких представлений о взаимовлиянии структуры и культуры. Объективной предпосылкой формирования субкультуры общности является, таким образом, социальная стратификация. Однако в изучении взаимодействия структуры и культуры необходимо учитывать не только объективные, но и субъективные предпосылки. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д., Казаринова И.В. Маргинальный слой: феномен социальной самоидентификации // Социологические исследования. 1996. № 6. 2. Попова И.П. Новые маргинальные группы в российском обществе (теоретические аспекты исследования) // Социологические исследования. 1999. №7. 3. Динамика социальной структуры и трансформация общественного сознания ("круглый стол") // Социологические исследования. 1998. № 12 4. Стариков Е. Социальная структура переходного общества (опыт инвентаризации) // Полис. 1994. № 4. 5. Заславская Т.И. Социальная неравномерность переходного общества // Общественные науки и современность. 1997. № 4. 6. Ионин Л.Г. Идентификация и инсценировка (к теории социокультурных изменений) // Социологические исследования. 1995. № 4. 7. Фатеев С. Уровень жизни - величина переменная// Деловой мир. 1995. 8 мая. 8. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: "AcademiaЦентр", "Медиум", 1995. 9. Человек и его работа. Социологическое исследование / Под общ. ред. А.Г. Здравомыслова и В.А. Ядова. М., 1967. 10. Шибутани Т. Социальная психология / Пер. с анг. В.Б.Ольшанского. Ростов н/Д.: Изд-во "Феникс", 1998. 11. Marx K. Classes in Capitalism and Pre-Capitalism / Social Stratification: Class, Race, and Gender in Sociological Perspective. 2nd edition. Ed. by David B.Grusky. Oxford: Westview Press. 2001. 12. Weber M. Class, Status, Party / Social Stratification: Class, Race, and Gender in Sociological Perspective. 2nd edition. Ed. by David B.Grusky. Oxford: Westview Press. 2001. 13. Lewis O. Culture of Poverty // On understanding Poverty: Perspectives from the Social Sciences, ed. D.P. Moynihan, New York: Basic Books. 1968. 14. Matza D. The Disreputable Poor. Bendix R., Lipset S.M. (eds) / Class, Status and Power: Social Stratification in Comparative Perspective. NY: Free Press. 1966. 15. Wilson W. The Ghetto underclass: Issues, Perspectives and Public Policy // The ANNALS. V. 501. 1989. 16. Clark K.. Dark Ghetto: dilemmas of social power. New York: Harper & Row, 1965. 17. Wilson William J. Truly Disadvantaged: The Inner City, The Underclass, and Public Policy. Chicago: University of Chicago Press. 1987. 18. Здравомыслова О. "Новые бедные" и их дети // Семья и школа. 1998. № 2. 19. Здравомыслова О., Шурыгина И. Нормальные бедные // Семья и школа. 1998. № 5. 20. Hebdige D. Subculture: the Meaning of Style. London: Methuen. 1979. 21. Шматко Н.А. Практические и конструируемые социальные группы: деятельностно-активистский подход / Россия: трансформирующееся общество. Под ред. В.А. Ядова. М.: Изд-во Канон-Пресс-Ц, 2001. 22. Шюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках / Американская социологическая мысль. М.: Изд-во Московского ун-та. 1994. 23. Moscovici S. Attitudes and opinions // Annual Review of Psychology. 1963. Vol. 14. 24. Оссовская. М. Рыцарь и буржуа: исследования по истории морали: Пер. с польск. М.: Прогресс. 1987. 25. Ярская-Смирнова Е. Социокультурный анализ нетипичности. Саратов, 1997. 26. Волчкова Л.Т., Минина В.Н. Стратегии социологического исследования бедности // Социологические исследования, 1999, № 1. 27. Бурдье П. Социология политики / Сост., общ.ред. и предисл. Н.А.Шматко. М.: Socio-Logos, 1993. 25. Интересно, что Э.Геллнер в своей книге "Нации и национализм" подобным образом описал элементы этнокультуры. Культура этноса, являясь культурным образованием, обладает характеристиками, с помощью которых можно описать ее содержание / Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991. 26. Терборн Г. Принадлежность к культуре, местоположение в структуре и человеческое действие: объяснение в социологии и социальной науке / Теория общества. Фундаментальные проблемы. Под. ред. А.Ф.Филиппова. М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково Поле. 1999. 27. Субкультуры и этносы в художественной жизни. РАН. С.-Петербург, 1996, в 4 т. Т.1. THE ANALYS PROBLEMS OF SOCIO-ECONOMIC AND SUBCULTURAL DIFFERENTIATION IN MODERN RUSSIAN SOCIETY © 2002 Elena S. Baeva Sociology and Political Science Department Samara State University The author of the article touches upon the problems of socio-economic and subcultural differentiation taken place in a modern Russian society. Alongside with the changing tendencies of the social structure the author analyses different approaches to the mechanisms of interrelations between the structure and culture. In the article it's considered theories which are helpful in a discovery of producing mechanisms of subculture.
