человек, власть и общество потребления в концепции

Трубникова Н.В.
Десакрализация мира: человек, власть и общество потребления в
концепции "политической истории религии" Марселя Гоше.
Творчество Марселя Гоше – французского философа, редактора
журнала «Le débat», являющегося рупором новых идей в гуманитарных
науках, - собирает в едином фокусе несколько серьезнейших озабоченностей
современного мира. В первую очередь, оно дает едва ли не единственную
пессимистическую вариацию на тему модернизации, которая чаще всего
представлена теорией в виде победоносного шествия человечества по пути
прогресса к уютной гавани свободы и изобилия. Одновременно работы
Марселя Гоше вполне политологичны и позволяют судить о сущностных
свойствах и перспективах демократии как особого типа политического
режима. Наконец, в нынешнюю эпоху дефицита глобальных обобщений,
идеи Гоше постулируют преемственность и связность исторического
времени, суммируя опыт западной цивилизации в единой перспективе
развития, рассматриваемой автором в концепции «выхода из религии». Более
того, несмотря на некоторую распывчатость формулировки, предложенная
философом интерпретация процессов модернизации дала дополнительный
импульс
развитию
целого
историографического
направления
-
так
называемой «политической истории религии» (соавтором и во многих
отношениях единомышленником Гоше является, например, Пьер Нора1).
В чем суть пресловутого «выхода из религии» по Марселю Гоше?
Религиозное, рассматриваемое в широком значении как базовое основание,
которое дает смысл существованию людей и организует коллективную
жизнь, больше не играет той роли, что была в традиционной культуре. В
своей книге «Раcколдовывание мира. Политическая история религии»2 Гоше,
вслед за Максом Вебером, диагностирует кризис религиозных воззрений,
как некой структурирующей человечество силы, в эпоху утверждения
демократии.
Его политическая история религиозного исследует становление
человека эпохи демократии как процесс выхода из религии, энтропию
прежнего строя мысли, выхолащивание верований, образование нового типа
скептицизма и делегитимации власти.
Традиционные общества были заняты воссозданием первоначального
Абсолюта, персонифицируя своих богов, они стремились найти во внешнем
мире Бога-Создателя, от представлений о котором выстраивалась вся система
человеческих мотиваций; социальная иерархия, где доминирование одних
над другими объяснялось закономерностями божественного порядка,
категориями долга и виновности. Затем, по мере утверждения ценностей
гуманизма и прогресса, "разоблаченные" религии, отделенные от темного
прошлого, потребовали индивидуальной психологической трансформации,
вырывая
человека из первоначального сообщества и традиции
во имя
внутренней веры, утверждая необходимость менять мир, преобразуя
несовершенную и косную материю. Церковь – как несовершенный институт
несовершенного мира, также была принуждена к реформации, и в результате
она потеряла свою легитимную власть над обществом. Этот процесс автор
называет
«религией
выхода
из
религии»,
которая
начинается
с
автономизации церкви, потом – передается в сферу политики, также
теряющей свое сакральное основание, и неизбежно ведет к автономии
общества и экономики.
Цепная реакция дерегуляции распространяется на все области
человеческого бытия, ценой потери всякого внешнего, трансцедентального
основания, и в финале данного процесса появляется современное «общество
рынка». После выхода из религии, сама идея легитимности может исходить
уже только снизу, имманентно, от самих индивидов, что и знаменует начало
прогресса и историчности в современном их понимании. Человек Нового
Времени живет во имя будущего, следуяя императивам программы, проекта,
капиталовложения, пророчества. Автор датирует рождение прогресса около
1750 года3, и с этого момента непротиворечиво и последовательно
выстраиваются в единый алгоритм религия, долг, разоблачение, отрицание
традиции (современность), оптимизация, выход из религии, автономия,
индивид, демократия, прогресс, рынок…
Сам заголовок книги Марселя Гоше «Религия в демократии»
приглашает к анализу этого процесса поглощения религии демократией,
выводя на передний план вопрос связей между государством и гражданским
обществом,
французского
«демократического
соглашения»
во
имя
Республики. Обмирщение государства и культуры прошло здесь в три фазы4:
сначала - абсолютного подчинения общества государству под эгидой
религии, затем - фазы либеральной и республиканской, которая означала
резделение гражданского общества и государства, что реализуется к моменту
политического и экономического поворота Франции 1960-1970 годов. С того
момента мир вступает в третью фазу принципа светскости, время распада
прежнего типа социальной связи.
При некоторой отвлеченности и схематизме в изображении, трудно все
же не заметить неумолимость этой логики развала. Идеологически суть
новой западной цивилизации выражается в самом факте его культуры,
специфически гуманной, не способной видеть ничего вне себя самой.
Марсель
Гоше
не
желает
производить
редукций
исторической
действительности к какому-либо «главному» фактору, пытаясь изобразить
комплексную эволюцию религии, политики, экономики и индивида, в
«связное движение сложной целостности», где не будет « командования
части над целым». И все же в его концепции «выход из религии» остается
решающим в нарастании индивидуализма и исторических трансформациях
личности.
Таким образом, целью автора является отнюдь не история религии сама
по себе: за ее фасадом скрывается интересующая его «антропология
демократии», индивидуальная психология личности, ставшей результатом
выхода из религии. Эта тема прослеживается и в книге Гоше «Демократия
против себя самой»5, собравшей статьи за 1980-2001 годы. Чтобы понять,
какова
психологическая
характеристика
человека,
получившегося
в
результате этой социальной эволюции, Гоше сравнивает в «Эссе о
современной психологии» демократического индивида с историческими
типами личности, которые ему предшествовали.
Так, индивид традиционного общества жил в режиме жесткой
иерархии,
отличался
дисциплиной,
соблюдением
норм,
общество
инкорпорировало ему приверженность незыблемому порядку и чувство
стыда, но, сохраняя связи с внешним миром, он не терял и внутренней
независимости.
Деятель
Нового
Времени
(эпохи
нарождающейся
демократии) стал автором либеральных концепций и "республиканского"
гражданства, это индивид коллективистского типа, ему свойственны
рассудочность
и
ответственность
(понимаемые
в
категориях
долга,
универсальной морали), но, в качестве компенсации за индивидуальное
усвоение нормы, у него появляются внутренние конфликты, которые
порождают чувство виновности и бессознательное неприятие социальной
жизни. Это и есть первый тип личности, буржуазный индивид в собственном
смысле, который начинает разрыв с традицией, целиком сохраняя внешние
признаки различий и подразделений социализации. Контраст становится все
более
разительным,
когда
индивид
Нового
Времени
обнаруживает
(изобретает?) бессознательное, которое не признавали в традиционном мире,
и без того насыщенном системообразующими символами.
Наконец,
индивид
современной
эпохи
отрывается
от
любой
принадлежности, фактически ингнорируя свой социальный контекст.
Личность его характеризуется автором как неопределенная, пустая,
свободная и подвижная, зацикленная на самолюбовании и гедонизме,
подверженная постоянной депрессии. В социальной жизни конфликт как
способ взаимодействия уступает место избеганию всяческих трений. Забыт
остаточный
социальный
конформизм
предыдущего
типа
личности:
отключенный от всякого чувства долга и обязательств по отношению к
прошлому, современный индивид видит в настоящем общество, ощущаемое,
как нечто внешнее по отношению к себе. Таким образом, общественное
становится пренебрегаемым измерением, все обязательства переносятся в
сугубо частную жизнь.
Можно возразить, что это протестантизм ввел субъективность в
философию через интериоризацию долга, но именно с демократией история
самоидентификации человека приобретает некое «второе дно», по мере
открытия Другого в себе. Появление некого «сверх-я», заместившего собою
прежние механизмы внешнего принуждения, также следует из потери
законности обществом и политикой. Современное общество демобилизует
нас в сферу частной жизни, где мы обречены на одиночество, поскольку в
этом мире людям суждено очень плохо выносить друг друга, « избегая
контактов в стерилизованном пространстве без запахов», в котором «люди не
могут больше чувствовать себя»6.
В отсутствие реального сообщества новые угрозы, стоящие перед
Индивидом-2000 очевидны: скоро люди не смогут контактировать друг с
другом, кроме как в отношениях разнообразной «полезности»: секса,
торговли или работы, что неизбежно породит массу новых социальных
проблем. Мы уже общаемся с Другим, действительно, в качестве Другого,
ничуть не отождествляя его с собой. Связь с Другим превращается в процесс
использования некого объекта, выделеного из автономных объектов вне
всякой целостности.
Сложность
заключается и в том, что проблема статуса и
представлений индивида любой эпохи, его зависимости от общества и
истоков его автономии, в высшей степени политична. Индивид становится
таким под влиянием определенной социальной рамки. И это позволяет
поставить новый вопрос - о лимитах развития современной демократии и
идеологии неолиберализма.
Агонизирующая демократия – популярная ныне тема, в силу вполне
понятных причин. В ХХ веке она мыслилась только в диалектической связке
с тоталитаризмом, выводя на передний план проблему прав человека.
Наступило время рассуждать о демократии как о самостоятельном
политическом феномене. В книге «Демократия против себя самой» Марсель
Гоше, продолжая развивать тему выхода из религии, заявляет уже о
необходимости возвращения коллективного и о тупике противоречивой
демократии, где «демократическая власть представляется той же, но
производит другое». Современное общество кажется ему невыносимым и
бесперспективным из-за «новой демократии, которая устанавливается,
триумфальной, эксклюзивистской, доктринерской и саморазрушительной».
Итак, современная «демократия рынка», или неолиберализм, поднялась
на базе антитоталитаризма и дискуссий о правах человека, породив, в числе
несомненных достижений, одну опасную тенденцию. Марсель Гоше
утверждает, что на правах человека нельзя сделать созидательную политику,
поскольку они отвлекают от сферы политического действия,
с тех пор
сведенной к манипуляторскому реформизму, и превращают граждан в
постоянных «жертв-носителей права» против всех властей, обрекая тем
самым на полное погружение в частную жизнь7. Произошедшее превращение
индивида
показательно
антиинституционален
в
и
той
доказательно:
же
степени,
«он
в
антиавторитарен
какой
он
и
является
психологическим эгоистом и гендонистом». Появившись некогда как
мажоритарное соглашение, демократия обожествляет до такой степени права
индивидов, что демонстрирует невозможность возможность их воплощения в
коллективной власти.
Эпоха доминирования такого индивида, по Гоше, начинается во
Франции с нефтяного шока 1973 года. «В этом десятилетии мир меняет
основу». Эта эпоха - вход в постмодерн, который по сути является
воплощением всех идейных проектов современности. В начале 1980-х
Франция вступает в «приватизирующую и деполитизирующую» стадию
демократии рынка, которая выводит на передний план экономическую
категорию целесообразности и политиков нового, технократического типа.
«Не существует больше источника альтернативной законности, который бы
оправдывал у людей жертву свободой, во что бы то ни было
- во имя
религии, во имя традиции или во имя истории». «… демократия царит, без
разделения и смешивания. Она преодолела своих старых врагов, со стороны
реакции и со стороны революции. И все же она нашла самого грозного своего
противника: в себе самой»8.
Вопреки
идеологическим аксиомам либерализма, внушающим, что
автономия – естественное состояние человека, самостоятельность, по Гоше,
означает главным образом наше одиночество и ничуть не отсутствие
зависимостей. Более того, свобода не является личным завоеванием
индивида, но ему навязана как общественное требование.
Особенно показательным и символичным примером Марсель Гоше
считает школу. «Место взаимодействия между индивидуальными правами и
коллективным принуждением», между биологическим и общественным,
«школа - это место, где всегда было невозможным недооценивать, что
именно общество производит индивидов». Школа, как демократическое
учреждение, делает очевидными принуждения и противоречия либерализма
и
демократического
индивидуализма,
которые
функционируют
в
противоположности с тем, чего хотели бы. Действительно, налицо яркое
противоречие
между
желанием
отрицать
фактические
неравенства (единая программа, права человека) и удручающий результат,
приводящий наиболее слабых к катастрофе. При этом фактическое
неравенство результатов воспитания не оцениваются обществом как
педагогический провал, но возлагаются как индивидуальная ответственность
на плечи самих «неудачников».
Обесценивание и фактическая дезинституализация семьи, означавшая
конец патриархальных устоев и власти во Франции на рубеже 1960-70-х
годов привели к тому, что в современном «обществе рынка» социальная
связь жестко осуществляется государством, школой и рынком. Право отныне
заменяет гражданственность. Автономный индивид - чистый продукт
индивидуальных прав, процесса приватизации и расширения сферы наемного
труда. В то время, как реальная зависимость индивида от государства
усиливается, его побуждают считать себя свободным и жить в отрыве от
общества, как, если бы он был единственной реальностью. В этой логике
самостоятельность не является независимостью, но только методом
управления,
применяемым
в
современной
демократии.
"Таким образом достигается в этой единичной ситуации общество,
которое, с одной стороны, идеологически отрицается как общество, как если
бы имелись только индивиды, которых ничто не держит вместе, но с другой
стороны развивает беспрецедентный аппарат коллективной связи»9.
Итак, с точки зрения Гоше, нынешнее состояние западной цивилизации
представляет собой парадокс нашего времени, центр свободы, которая
поворачивается против себя самой, за прежней, на первый взгляд, ширмой
демократии. Европа кажется Гоше воплощением этой логики в значительно
большей степени, чем США, которые продолжают быть еще мессианической
и религиозной нацией. Европейское пространство не является ничем другим,
как
«экспериментальной
территорией
идеологии
прав
индивида»,
осуществляя утопию общества без государства, общества «пенсионеров
большой истории». Автор делает вывод, что «этот симпатичный городок без
контуров настоящих интересов и добрых чувств нереален», словно
отказываясь признавать результат процесса, который сам же описывает, как
неизбежный.
Как бы там ни было, концепция «выхода из религии» Марселя
Гоше, погружаясь в ностальгию оконченного времени, тем не менее,
заостряет
внимание
«освобождения»
соотечественников
человека
от
Бога
и
на
парадоксальных
общества:
эффектах
индивидуализация,
призванная в идеале производить независимость умов и силу духа, на деле
усиливает личностный конформизм, массовость сознания и образа жизни.
Хороший повод подумать о будущем.
См., например, Gauchet M.Les lettres sur l’histoire de France d’Augustin Thierry. //Nora P. (dir.) Les lieux de
memoire. t 2. La Nation, vol. 1. – P., 1986.
2
Gauchet M. Désenchentement du monde. Une histoire politique de la religion. – P., 1985.
3
Gauchet M. La religion dans la démocratie. Parcours de la laïcité. – P., 1998. P. 23
4
Там же, с. 41-82
5
Gauchet M. Democratie contre elle-même. – P., 2002.
6
Там же, с. 260.
7
Gauchet M. La Révolution des droits de l'Homme. – P., 1989
8
Gauchet M. Democratie contre elle-même…, p. 300
9
Там же, с. 141
1