Беляева Е - Belintellectuals
advertisement
Опубликованопод названием: Этика в средоточиях синергетики // Чалавек. Грамадства. Свет. – 2005. – №2. – С. 57-63. Беляева Е.В. ВОЗМОЖНОСТИ СИНЕРГЕТИЧЕСКОЙ ПАРАДИГМЫ В ЭТИЧЕСКОМ ИССЛЕДОВАНИИ В современном научном процессе синергетика заявляет о себе как парадигма, способная прийти на смену диалектике в роли общенаучной методологии. Её плодотворность подтвердится в том случае, если в самых разных областях знания синергетический подход позволит разрешить назревшие проблемы. Конечно, прямой перенос в область этики понятий и приёмов, изначально разработанных физиками, нецелесообразен, нет смысла подгонять нравственность под новомодные концепции, однако собственная логика этического исследования зачастую выявляет закономерности, гомологичные принципам синергетики. Развитие нравственности как нелинейный процесс. То, что мораль представляет собой «открытую систему» не нуждается ни в каком доказательстве, её функционирование как формы духа и как формы социальной практики обеспечивается благодаря «обмену со средой», взаимодействию с другими элементами «жизненного мира». Вполне логично предположить, что система такого типа будет развиваться нелинейно. «Нелинейностью называется свойство системы иметь в своей структуре различные стационарные состояния, соответствующие различным допустимым законам поведения этой системы» [1, 148]. В отношении истории нравственности этот тезис позволяет поновому взглянуть на неразрешимую прежде проблему существования множества различных систем нравственности, каждая из которых может быть обоснована в качестве значимой. Нравственность, не утрачивая своей идентичности, может принимать исторически различные формы, обладающие внутренней законосообразностью. Никакая система нравственных представлений не может рассматриваться как «единственно верная», «объективно необходимая», но должна получать исторически конкретное обоснование своей значимости. Внутренняя претензия всякого морального сознания на абсолютность не должна вводить в заблуждение исследователя этого сознания. Во все классических этических теориях моральный идеал обладал статусом истинного, а потому развитие нравственности мыслилось как последовательное движение от «золотого века» к «упадку нравов» (регресс) или как переход от «примитивных» её форм к высокоразвитым (прогресс), а всё, что не укладывалось в эту схему, отбрасывалось как «случайное». В любом варианте развитие нравственности, по аналогии с динамикой физических систем, рассматривалось как последовательная смена стадий, ведущих процесс к его логическому завершению. Принцип единства исторического и логического, сформулированный Гегелем, неявно реализовывался и во всех предшествующих теориях: история мыслилась как арена реализации единственно возможного типа морали, «морали как таковой». Такой подход обладал не только прекрасными объяснительными возможностями, но и чёткими ценностными критериями, по которым можно было судить, какая историческая форма нравственности «лучше», а какая «хуже». Конечно, отказ от классической абсолютистской позиции означает релятивизацию мышления, что для этики традиционно считается вредным, однако надо отдавать себе отчёт, для чего это делается. Речь не идёт о том, чтобы оправдать любую систему представлений, претендующую на название «нравственной». Однако можно говорить о нескольких (но не бесконечно многих) вариантах осуществления «проекта морали», каждый из которых способствовал выполнению задачи по исторической самоорганизации социума. Как пишут Е.Н.Князева и С.П.Курдюмов, «ветвящиеся дороги эволюции ограничены… в рамках вполне определённого, детерминированного поля возможностей [3, 36]. «Потенциально существует множество типов структур…», но «могут возникать только те структуры, которые в ней [среде] потенциально заложены и отвечают собственным тенденциям процессов в данной среде» [3, 88]. К такого рода вариантам «нравственных структур» могут быть отнесены два больших исторических типа нравственности, которые условно обозначаются как «традиционная нравственность» и «нравственность modernity», мораль аграрного и мораль индустриального общества. В классической системе отсчёта одна из них должна оказаться ложной и «безнравственной». С точки зрения индустриального общества система традиционной нравственности является не просто устаревшей, но откровенно аморальной, подавляющей свободу личности, основанной на авторитарном вменении ценностей и религиозном их обосновании. В свою очередь, с позиций традиционного общества нравы modernity характеризуются как «моральное разложение», «подрыв устоев», «эгоизм» и т.п. Между тем современная история свидетельствует, что оба типа морали продолжают сосуществовать, они не являются сменяющими друг друга стадиями, одна из которых вытекает из предыдущей, но двумя «стационарными состояниями системы» под названием мораль. Изучение закономерностей, по которым построены эти исторические системы нравственности, позволяет более чётко очертить понятие морали и, соответственно, вполне определённо заявить о том, что не является моральным ни при каких обстоятельствах. В современных исследованиях всё чаще такой «минимой морали» [5, 139] называется принцип ненасилия. Насилие возникает как нетерпимость к многообразию, а ненасилие подразумевает умение опираться на разнообразие как на инструмент разрешения проблем. Поэтому очевидно, что синергетика с её обоснованием поливариантности развития и этика, издревле выдвигавшая идею ненасилия, являются методологическими союзниками. В синергетической интерпретации историческое развитие нравственности не может быть охвачено единой логикой, оно не направлено к единственной цели и не движимо единственной причиной, поэтому не имеет смысла говорить о прогрессе или регрессе в морали человечества. Нравственность, как и всякая открытая система, прошла в своём развитии ряд циклов самоорганизации, каждый раз уточняя собственные определения. Она «кристаллизуется» из любой социальной практики в той степени, в какой степени эта практика вообще является человеческой. Конечно, некоторые формы такой самоорганизации могут шокировать кажущейся безнравственностью, между тем всякое сообщество на очередном этапе воссоздаёт некую структуру, включающую систему ценностей и способ регуляции, которые позволяют преодолеть кризис и развиваться в качестве человеческого. Таким образом, если содержательно исторические системы нравственности существенно различаются, то их функциональное подобие может быть выявлено. Более того, число таких «вариаций на темы морали» не бесконечно и произвольно, но соответствует различным допустимым законам поведения этой системы. Претензии некоторых идеологических систем на «моральность» (фашистских, террористических) развеиваются не только теоретической аргументацией, но и исторической практикой: они или отвергаются социальной системой, или ведут к её распаду, так как относятся к числу недопустимых, нарушающих идентичность морали как способа самоорганизации человеческой жизни. Поскольку нелинейное развитие предполагает исключительно вероятностный прогноз динамики системы, то изменяются задачи этического исследования. Классические теории описывали «мораль как она должна быть», некое идеальное положение вещей, в соответствие с которым должна прийти действительность. Синергетическое видение в этом плане призывает считаться с нравственностью как реальностью, рассматривать её перспективы в свете конкретных возможностей самоорганизации. Классическая этика полагала возможным не просто предсказать, но и предначертать будущее морали, и нисколько в этом не преуспела. Вероятно, отказ от стопроцентной уверенности в перспективах нравственного развития парадоксальным образом приведёт к тому, что вероятностные прогнозы начнут сбываться. Проблема детерминации морали Классическая методология исходит из того, что научное объяснение явления предполагает установление его причины, того фактора, из которого с необходимостью объективно вытекает однозначное следствие. Такая интерпретация научной методологии, называемая «линейным детерминизмом», или «монодетерминизмом», была подвергнута критике самыми разными научными и философскими направлениями. Релятивистская физика и постмодернистская литература стали свидетельством того, что феномены современной культуры реально построены по другим канонам, ожидающим своего осмысления. Один из вариантов новой интерпретации детерминизма предложила синергетика. В приложении к этике он позволяет по-новому поставить вопрос о детерминации морали. Классическая этика содержит целый спектр концепций, каждая из которых выдвинула некий фактор на роль причины нравственности. Был ли этот фактор натуралистическим, супранатуралистическим, социальным или трансцендентным, он полагался единственным, однозначно определяющим содержание морали и ход её развития. При всей грандиозности возникших в результате теоретических систем, все они столкнулись с рядом трудностей. Во-первых, изучение истории нравов со всей очевидностью показывает, что на нравственные процессы, как в обществе, так и в душе отдельной личности всегда воздействовало множество различных причин и обстоятельств, отмахнуться от которых как «случайных» или «несущественных» не удаётся. Идея полидетерминации морали всегда скрыто присутствовала в этических текстах, но не могла получить адекватной методологической поддержки. Синергетика предполагает «необходимость полидетерминистического, многомерного описания целостной системы, где будет учтено взаимовлияние и взаимоналожение детерминистических импульсов» [1, 211]. Применительно к истории нравственности это позволяет утверждать, что на различных этапах своего существования человеческая нравственность испытывала доминирующее влияние разных общественных подсистем. При одних условиях таким фактором было государственное образование особого типа (полис древних греков или Римская империя), на другом историческом этапе основным нравообразующим фактором становилась религия (как это случилось с христианством в Европе или исламом в Азии), нравственность modernity необъяснима вне экономических процессов капитализма и т.п. Вторая трудность монодетерминистского подхода всегда состояла в том, чтобы вывести каждую последующую ступень нравственного развития человечества из предыдущей, что можно было сделать лишь умозрительно. Упадок нравов в эпоху Римской империи потенциально способствовал появлению новой нравственности, но никак не мог стать причиной возникновения христианской нравственности, а тем более, не мог обусловить её идейное содержание. Точно так же возникновение нравственности modernity необъяснимо из динамики нравов средневекового сословного общества, а нравы в СССР не могут быть поняты даже как отрицание предшествующей морали. Парадигма детерминизма нелинейного типа исходит из того, что процесс развития – это «непредсказуемая смена состояний системы, каждое из которых не является ни следствием по отношению к предшествующему, ни причиной по отношению к последующим состояниям» [4, 216]. Конечно, абсолютизация подобного заявления превратила бы историю нравственности в набор бессвязных фрагментов, не позволила бы говорить о том, что все исторические формы нравственности – это смена состояний одной системы. Синергетически мысля мораль как открытую систему, можно рассматривать её исторические модификации как этапы самоорганизации во взаимодействии со средой. Оригинальная книга А.П.Назаретяна «Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры» [5], описывает эволюцию человеческой нравственности как реакцию на «вызовы истории». Новые нравственные представления каждый раз становились одним из средств разрешения кризиса, порождённого успехами предыдущей стратегии развития. В меняющихся обстоятельствах мораль неизменно воспроизводила свой базовый смысл и двуединую функцию: «мораль призвана способствовать стабилизации человеческого сообщества и утверждению самоценности человека» [2, 141]. При смене исторических типов нравственности эта стабилизация и самоценность утверждаются заново, в ответ на «вызов времени», а не исходя из предыдущего состояния морали. Третья трудность, с которой сталкивались классические теории морали, состоит в том, что даже выявление основного детерминирующего фактора, ничего, в конечном счёте, в морали не объясняет. То есть проблема объяснения морали не может быть решена за счет процедуры поиска «причины морали». Такие феномены как свободный нравственный выбор и бескорыстие морального мотива провоцировали индетерминистские и иррационалистические рассуждения о полной «беспричинности», а то и бессмысленности морального поведения. Наиболее же глубокие классические теории (например, этика Канта) вплотную подходили к идее самодетерминации морали. Нелинейный детерминизм предполагает «переосмысление самого феномена причины, переориентацию с понимания её как внешнего фактора причинения к понимаю её как имманентного перехода предела» [4, 209]. Таким образом, от поиска детерминирующего фактора, этика должна перейти к изучению внутренней динамики морали как процесса самоорганизации. Мораль как самоорганизующаяся система Ключевой идеей теории самоорганизации стала мысль о плодотворной роли хаоса в динамике нелинейных открытых систем. За счёт циклического чередования структурного и хаотического состояний система оказывается способной к обновлению. Порядок на макроуровне системы фундирован хаосом на её микроуровне. Казалось бы, мораль как способ регуляции, являет собой противостояние социальному хаосу, хаосу страстей и т. п., сохраняет «вечные истины» в потоке времени. Однако то, что не изменяется, то разрушается, а раз нравственность до сих пор не исчезла, значит, она обладает способностью к самообновлению, понять которую можно за счёт осмысления того, что есть «хаотическое в морали». В первую очередь можно интерпретировать нравственность как синергетический эффект мыслей, воли и действий субъектов нравственности. То, что нравственные правила формулируются как безличные не препятствует, а предполагает их личностное применение. Нравственный выбор и соответствующий поступок каждого отдельного человека принадлежат одному ему, для «морали как таковой» они случайны, но именно из реальных хаотичных нравственных взаимодействий людей складывается то, что образует историческую систему нравственности. Строгое же выполнение всеми людьми определённых моральных правил означало бы исчезновение морали за ненадобностью. И наоборот, даже постоянное и повсеместное нарушение людьми всех нравственных норм удивительным образом не приводит к разрушению морали, ибо за нарушением стоит память о норме, раскаяние, а также поиск новой нормы. Историческое развитие нравственности также прекрасно интерпретируется в терминах «волн порядка и хаоса». Периоды устойчивого существования систем нравственности сменяются периодами нигилизма и нравственного смятения, которые преодолеваются не за счёт восстановления прежних ценностей, но благодаря выработке новых представлений о том, что есть мораль. «Таким образом, процесс социального упорядочения разворачивается по законам циклического чередования структур рождения порядка и сохранения порядка, что проявляется как периодическая смена относительного преобладания… демократизма и авторитаризма, либерализма и консерватизма, традиционного коллективизма и индивидуализма и т.д.» [1, 283-284]. В предложенной модели коллективизм и авторитаризм ассоциируется с «порядком», а индивидуализм и демократизм – с «хаосом», что, пожалуй, слишком схематично. Демократия тоже представляет собой особый порядок, а настоящим хаосом отличаются переходы от авторитаризма к демократии и обратно. А что касается индивидуализма, то он стал, стержнем нравственного порядка западного общества. Кроме того, динамика общества в целом и нравственности как его подсистемы не обязательно совпадает. В стабильном тоталитарном обществе происходит хаотический распад нравственных ценностей, в то время как динамичные демократические преобразования вполне могут сопровождаться укреплением моральности. В период социального хаоса мораль выступает основой воссоздания порядка, а в эпоху жёсткого порядка поддерживает плодотворный хаос свободных моральных поступков. Исторические системы нравственности действительно проходят волны становления, укрепления, расцвета, упадка и разложения, но вопрос о том, за счёт чего они обновляются должен быть поставлен более конкретно. Период краха нравственных ценностей действительно предстаёт как «моральный хаос», но трудно себе представить, что подобная дестабилизация сама по себе способна породить новые нравственные смыслы. Нравственность не есть результат «спонтанной самоорганизации безнравственного», в эпоху смуты «спонтанно» организуются структуры типа банды или притона, а не структуры моральности. Отнюдь не всякий хаос креативен, и нигилистическая деструкция нравственных образцов приводит лишь к распаду личности и социума. Между тем в механизме нравственной регуляции есть внутренний «момент хаотического», без которого она не может не только обновляться, но и существовать. В первую очередь речь идёт о феномене морального выбора не говоря уже о более сложных аспектах нравственной свободы личности, которая является неотъемлемым компонентом морального мира. Никакая, даже последовательно детерминистская теория, не могла отрицать значимость нравственной свободы человека. Ситуация морального выбора вполне может интерпретирована как бифуркация, состояние неустойчивости, выход из которого не предопределён предыдущим развитием системы. Даже очевидная для личности нравственная норма экзистенциально переживается в каждом нравственном акте как выбранная заново. Ещё большее сходство с бифуркацией придает нравственному поведению поливариантность морального решения. Если в аксиологическом аспекте оно выступает как результат выбора по принципу или – или, выбора между добром и злом, то в практическом плане – это выбор не из двух, а из ряда возможных вариантов действия и его обоснования. Аналогию можно заметить и между такими понятиями как аттрактор и идеал. «Под “аттрактором” в синергетике понимают относительно устойчивое состояние системы, которое как бы притягивает к себе всё множество “траекторий” системы, определяемых различными начальными условиями» [1, 40]. Аттрактор – это форма присутствия будущего в настоящем, предполагающая, что нелинейная динамика системы определяется не причинами, а целями, не «наследием прошлого», а «зовом будущего». В некоторой степени эта стратегия интерпретации может быть применена к моральному развитию, препятствием может послужить чрезвычайный традиционализм, пронизывающий всё существование нравственности. Даже самая «передовая», порывающая с традициями система нравственных представлений, во-первых, скрыто на них опирается, а во-вторых, в течение недолгого времени сама становится основой традиции. Между тем, роль идеала в нравственном развитии, как личности, так и общества трудно переоценить. Энергия идеала позволяет преодолеть косность сущего во имя должного, совершить чудо бескорыстного нравственного деяния, не связанного с прагматикой, которую диктует уже сложившийся порядок вещей. «Действуя от целейаттракторов, от идеала, он [человек] обретает возможность правильно инициировать желательные направления самоструктурализации систем уже сегодня, не дожидаясь осуществления длительного процесса их собственного выхода на нужные аттракторы» [3, 106]. Таким образом, идеал оказывает преобразующее воздействие на действительность, представления о должном способны изменить реальность, если адекватно понимать способ такого изменения. Идеал не может «воплотиться в жизнь», способ его функционирования отличается от реализации рационального проекта. Не случайно авторы, применяющие синергетическую методологию к анализу развития социальных систем, сближают понятие аттрактора с такими понятиями как архетип, первообраз, эйдос. Идеал-аттрактор имеет символическую природу, это не фактор, воздействующий на реальность, а катализатор её самоструктурирования. «Момент хаотического» содержится и в самой сущности морали, предполагающей критическое отношение к сущему и противопоставление ему должного положения вещей в качестве идеала. Моральное совершенствование личности начинается с сомнений в собственной безупречности, нравственность в обществе – с критики общественного устройства и путей его развития, этика возникает, когда общезначимость моральных представлений ставится под вопрос. По отношению к ставшей реальности мораль выступает как постоянная провокация, хаотический импульс в социальной практике. В то же время мораль предстаёт как система «вечных истин», «незыблемых ценностей», «абсолютных правил», конституирующих социальный порядок. Динамика этих внутренне присущих морали моментов обеспечивает ей возможность постоянного самообновления. Кроме того, следует обратить внимание на характер источника, из которого системы нравственности черпают свои смыслы, каковым выступает нравственный Абсолют. Вне зависимости от своей фактической ограниченности, каждая историческая система морали исходила из всеобщности, универсальности, интерсубъективности и абсолютности собственных установок. Создаётся впечатление, что ничего «случайного», «хаотического» мораль терпеть не должна, а Абсолют, каким бы он ни был, подобен монолиту, обеспечивающему устойчивость регуляции. Между тем, природа абсолютного во многих идейных системах была осмыслена вполне «синергетически». Апофатическое богословие не случайно привлекало внимание к неопределимости качеств Бога как религиозного абсолюта. Высший смысл бесконечен и целостен одновременно, актуально бесконечен, а, следовательно «хаотичен», не даром он с трудом поддаётся рациональному познанию, и постижению его посвящены иррациональные практики, типа мистики. Ключевая категория китайской философии – Дао – интерпретируется как плодотворная пустота, рождающая все вещи, а нормативное предписание «следовать Дао» всякий раз получает ситуативно конкретное наполнение. Только то, что не имеет порядка, может быть источником бесконечного обновления и упорядочивания мира. Абсолютное бесструктурно, а потому плодотворно, всякий же структурный порядок ограничен, относителен, преходящ. Ещё мифоритуальная практика архаических народов базировалась на том, что устойчивость социальной структуры предполагает периодическое обновление за счёт прохождения «лиминального» состояния [6]. В этой фазе ритуала его участник выпадает из системы социальных связей, мыслится бесстатусным, «никаким», но именно в этот период он общается со сферой трансцендентного, несущей базовые смыслы, которые и позволяют восстановить социальную структуру на новом уровне. Таким образом, для общения с источником абсолютных ценностей необходимо выйти из упорядоченного состояния в «хаотическое», шаман должен впасть в транс, чтобы узнать волю духов. Конечно, мораль – куда более сложный и рационализированный способ регуляции, но достаточно обратить внимание на такой феномен как совесть, чтобы заметить тот же механизм приобщения индивида к абсолютным ценностям. Совесть проявляется как беспокойство духа, продиктованное не наличной ситуацией, а внутренней чуткостью к высшим смыслам морали. Веления совести переживаются как абсолютно значимые, притом, что их источник остаётся неявным и бесструктурным. Одно дело – следование сложившемуся в обществе нравственному порядку, а другое – нравственный поиск личности, отличающийся свободой, риском и результатом, не предопределённым предшествующей нравственностью. Во все времена высшим проявлением моральности считался подвиг в широком смысле слова, акт преодоления сцепившихся в ситуации факторов и самого себя. Подвиг легко можно трактовать как спонтанность, случайность, трансгрессию, которая при этом оказывается законосообразной и нравообразующей. В своём пределе мораль выступает не как послушание, а как творческий прорыв нравственного порядка во имя другого порядка. Парадоксальным образом именно устойчивые системы нравственных представлений оказывались на поверку наименее абсолютными. Общезначимый моральный идеал (в Риме – императора, в Китае – просвещённого гражданина, в Византии – святого, в Англии – джентльмена) укрепляется в последней, инерционной фазе этногенеза [1, 247]. Таким образом, строгие этические системы и упорядоченные моральные идеалы символизируют не расцвет нравственности, а конец некой системы нравственности, приобретшей окончательный вид и не способной реагировать на «вызовы» развития, объявляя их «покушением на устои». На этой стадии ссылки на «абсолютность» и «объективность» господствующих нравственных представлений открывали путь субъективному беспределу инквизиции всех времён и народов [5, 130]. Итак, интерпретация морали как нелинейно развивающейся открытой системы, самоорганизующейся благодаря внутренней динамике порядка и хаоса, содержит плодотворные возможности для этического исследования. Внимание к синергетике как методологической парадигме продиктовано отнюдь не только интеллектуальным интересом. Методология, претендующая на статус общенаучной, мировоззренчески фундирована и должна отвечать на «предельные вопросы человеческого бытия». Соответственно, полезно понять, какое значение могут занять синергетические подходы в решении современных нравственных задач, и какие именно задачи синергетика сформулирует в качестве нравственно актуальных. 1. Василькова В.В. Порядок и хаос в развитии социальных систем. – СПб., 1999. 2. Зеленкова И.Л. Этика. – Мн., 2003. 3. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем. – М., 1994. 4. Можейко М.А. Становление теории нелинейных динамик в современной культуре. – Мн., 1999. 5. Назаретян А.П. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры. – М., 1996. 6. Тэрнер В. Символ и ритуал. – М., 1983
