УДК 177 Г.К. Сайкина (кандидат философских наук, доцент кафедры общей философии
реклама
УДК 177 Тенденция к институционализации морали в современном обществе Г.К. Сайкина (кандидат философских наук, доцент кафедры общей философии философского факультета КГУ) Аннотация В современном обществе оформляется тенденция к преобладанию в механизме функционирования нравственности внешне-принудительных, а не внутриличностных форм побуждения человека к поступку. В статье проанализированы те возможные последствия в функционировании морали, которые могут утвердиться вместе с распространением т.н. профессиональной и прикладной этики: институционализация морали, отчуждение морали от человека. Однако это может говорить о том, что сами институциональные формы человеческой жизни сегодня нуждаются в ценностной опоре. В классических концепциях гражданского общества люди предстают как независимые ответственные граждане, самостоятельно выстраивающие собственную линию поведения и самореализацию. Оформление гражданского общества немыслимо без утверждения и защиты прав человека. Однако нередко на деле права человека сводились к его правам как гражданина, приобретая всецело политический характер. При всей своей несостоятельности в объяснении возникновения общества договорная теория общества как определенный «автоматизм мышления» воспроизводится в нашей жизни. Мы имеем в виду то, что в практике общественно-политической жизни зачастую человек рассматривается все-таки как существо, добровольно отказавшееся от своих прав в пользу государства. В этом случае в обществе преобладают и отстаиваются политические ценности, нежели нравственные. Следовательно, в забвении могут находиться права человека по статусу его человечности. Современную эпоху многие осмысляют посредством понятия «массы». Везде мы видим толпы, как отмечал Х. Ортега-и-Гассет. Массы пришли к неограниченной власти в обществе. «Масса… отвергает сосуществование с кем-либо, кроме нее самой, ее питает смертельная ненависть ко всем, кто к ней не принадлежит» [1, с.103]. Она не допускает появление оппозиции. Сам человек-масса чувствует себя совершенным существом, следовательно, - не нуждающимся в ценностях. А. Мацейна писал: “Толпа движима не метафизикой. Она идет, подталкиваемая только инстинктами” [2, с. 331]. 2 Не случайно можно говорить о стадном инстинкте. Как отмечал Ортега-и-Гассет, человек-масса воспринимает все блага цивилизации как естественные. При таком раскладе понятие «ценность» просто теряет свой смысл и статус. Следовательно, человек-масса действительно индифферентен к понятию «ценность». Учитывая сказанное, можно отметить, что совершенно меняется «лицо» гражданского общества, и вряд ли можно делать в такой ситуации упор на внутриличностные основания нравственности, на свободный выбор человека. Мы все так или иначе сетуем на то, что мало кто сегодня руководствуется моральными нормами, что люди все меньше и меньше устремлены к добру. Кажется, что действительно мораль превращается в рудиментарный, исчезающий феномен. Однако, правды ради, необходимо отметить, что такое представление в принципе достаточно специфично для функционирования нравственности на протяжении всей истории ее существования. Дело в том, что мораль всегда нас отсылает назад, к прошлому, по сути руководствуясь идеей т.н. «золотого века»: там, в прошлом, люди были нравственными, а сейчас… Кстати, поэтому мораль для своего возникновения требовала развитости социальной памяти. Известное «О, времена, о, нравы!» довольно просто вписывается не только в разговоры «бабушек-старушек», осуждающих нравы современной молодежи, но и в мыслительные схемы всех людей. По роду своей преподавательской деятельности приходилось сталкиваться с тем, как студентыпятикурсники осуждали за нравы (вернее, за их отсутствие) первокурсников. Ритм сегодняшней жизни такой быстрый, что изменение нравов заметно уже через очень короткие промежутки времени. Одновременно с общим, как оказалось, для всех культурных периодов мнением об исчезновении морали мы сталкиваемся с тем, что в современном обществе люди все чаще и чаще поднимают вопросы о допустимости смертной казни, эвтаназии, абортов, клонирования, о пределах трансплантации и генной инженерии и т.д. Все эти дискуссионные вопросы относят к т.н. прикладной этике. И если раньше моральными правами и обязанностями наделялись только люди, то сейчас мы защищаем права эмбриона, самого по себе, естественно, не обладающими личностными характеристиками, достаточно серьезно обсуждаем проблему соотношения морали и техники, моральных прав природы. Такие постановки вопросов могут показаться странными, ведь мораль считается обычно регулятором межчеловеческих отношений. Следует отметить, что при этом мы не столько наделяем природу, технику, эмбриона и т.п. статусом моральной субъектности, сколько вводим в область собственной ответственности тех, кто не может проявлять свою субъектность вообще или в данный 3 момент времени. Это наша ответственность повышается. И если раньше мы провозглашали, что моралью можно измерить, оценить всё, то только сейчас стали понимать, что тогда это было во многом просто декларацией, а теперь это становится явью, реальностью. Более того, насущной задачей становится постановка любой социальной проблемы под вопрос с точки зрения нравственности. Или выразим это иначе: любое социальное решение должно иметь сегодня под собой нравственное обоснование. Таким образом, меняется этика гражданского общества, и на уровне моральных идеалов и морального законотворчества мы можем наблюдать даже определенный прогресс. Согласно Д. Локку, каждый человек от рождения имеет естественные моральные права на жизнь, свободу, здоровье, счастье. Сегодня такими правами человека наделяют уже с момента зачатия. Современная мораль стоит теперь не только на страже человеческой жизни как безусловной ценности, но и шире - на страже самой материи всего человеческого и субстанции жизни как таковой. Поэтому, как мы считаем, в современных условиях востребован, как мы его называем, «этический натурализм». Он может быть более выигрышен для решения современных этических проблем. Этика современного гражданского общества немыслима без таких феноменов, как биоэтика, политическая этика, экологическая этика, предпринимательская этика и т.д. Особое распространение получили профессиональные моральные кодексы. Действительно наблюдается обострение интереса к прикладным этическим проблемам. Еще Аристотель нацеливал философов не на абстрактные рассуждения о природе добродетели, а на реальные добродетельные поступки. Он в противовес Платону отстаивал именно практический характер этики. В философии даже существовала метафора этики как плода философского древа. С нашей точки зрения, именно этика может связывать философию и жизнь. Современная этика действительно устремила взор на злободневные моральные проблемы повседневной и публичной жизни человека. При первом приближении мы можем только порадоваться данным процессам и расценить их как расширение сферы действия морали. Но не все так радостно, как нам может показаться на первый взгляд. Возникает вопрос: почему в обществе, где уже есть единая общечеловеческая мораль, мораль как форма общественного сознания, вдруг появляется необходимость в дополнительных моральных кодексах – например, профессиональных? Что они созданы для каких-то избранных людей, которые над-, вне-, асоциальны и поэтому нуждаются в еще одной, особой морали? Сверхчеловеки 4 или, наоборот, недочеловеки, звери? Но мы сталкиваемся с тем, что сегодня профессиональные моральные кодексы возникают практически в каждой области человеческой деятельности. Значит, эти вопросы касаются практически всех людей. Конечно, за этими явлениями стоят определенные изменения в человеческой сущности, в основаниях социальности, в гражданском обществе как таковом и собственно в механизме самой морали, считающейся доныне безусловной ценностью гражданского общества. Изменения в моральном механизме, на наш взгляд, уже не совсем гармонично вписываются в устоявшиеся, проверенные временем представления о морали. Попробуем для начала изложить некоторые характерные (и привычные для нас) черты морали, выделяемые при анализе морально-нравственного феномена. Согласно классическим регуляции представлениям, человеческого мораль поведения. является Обычно неинституциональной ее противопоставляют формой такой институциональной регулятивной форме, как право. В целом институциональным способам регуляции человеческих отношений и человеческого поведения присущи разработка законов специальными легитимными органами, официальный, строго формализованный, однозначно вербальный характер провозглашаемых норм, разделение на субъект и объект регулирования, вынесение функций законотворчества, контроля и осуществления определенных санкций в особую сферу, отличную от практики исполнения норм. Нормативность институциональных регулятивов в целом носит внешне-принудительный характер, легитимно поддерживается силой власти, авторитетом определенных органов. Мораль же имеет «в своем вооружении» только духовные (идеальные) санкции, внутреннюю форму побуждения человека к действию, базируется не на внешнем осуждении и наказании, а на наказании собственной совестью. Она требует самопринуждения и самоограничения. В морали нет особых законодателей, но каждый человек может себя считать репрезентатором и носителем морального закона и субъектом оценок (судьей). Исполнение и законотворчество слиты здесь в единый процесс. И если в праве не оговаривается долг перед самим собой, то в моральной сфере он обязателен. Более того, в морали, по словам И. Канта, долг делается мотивом в отличие от юридического законодательства, которое допускает иной мотив, а не саму идею долга. Существование морали может удивлять. Сам нравственный феномен имеет парадоксальную природу. Для выполнения моральных требований основанием может быть лишь собственная воля человека. Несмотря на неинституциональный характер, отсутствие силовых рычагов воздействия на человека мораль как невидимый и 5 предметно неосязаемый устав человеческого общежития - “неписаный закон” - держит и управляет человеческим миром. Моральные нормы универсальны, приложимы ко всем людям независимо от гражданства и вероисповедания, от возраста и пола, от социального статуса и рода деятельности. Рассуждая о менталитете той или иной общности, духовность нередко отождествляют с моралью, видимо, потому, что любая известная духовная деятельность материализуется, овеществляется, а нравственность в лучшем случае персонифицируется, и ввиду этого является более адекватной Духу (его идеальности). Собственно нравственная деятельность не имеет особой, собственной формы для своей реализации. Результат морально-нравственной деятельности - поступок - не имеет вещественного воплощения, всегда осуществляется через иные формы деятельности. Характерно при этом, что, если в других сферах духа произошла некая специализация, вплоть до того, что занятия той или иной духовной деятельностью стали осуществляться как некие самостоятельные в общественном разделении труда функции, профессии (художник, священник, философ, политик и т.д.), то нет такой функции - “моральный человек”, нет такой специализированной профессиональной деятельности, как моральная. Будучи моральным, ты просто подтверждаешь свою человечность (а не какой-то статус или принадлежность к какой-то общности). В нравственных отношениях каждый человек действует и выносит оценки как полноправный представитель рода. Мораль к тому же требует целостной (а не функциональной, частичной) вовлеченности человека и отношения к другому как к цели и самоценности. Таким образом, представлениям, человеческого отношениях, с одной функционирует поведения которые не в стороны, как мораль, неинституциональная непосредственных отягощены согласно классическим форма межчеловеческих, регуляции личностных социально-профессиональными ролями, предметной опосредованностью. С другой стороны, нормативно-оценочно мораль распространяется на все сферы человеческой жизни, и ею можно оценить любые сферы человеческой деятельности. Поэтому моральный человек - это еще и некое избыточное (лишнее) для социума, институциональных форм организации человеческой жизни существо. Нравственные отношения - всегда субъект-субъектные отношения, без вещного опосредования, без отчуждения, без превращения человека в функцию, в заменимое существо. Поэтому, на наш взгляд, можно считать нравственность неотчуждаемой собственностью человека. Мораль, с нашей точки зрения, - это область очищенной 6 человечности, чистая форма общественных отношений, чисто человеческое их содержание, в которых выхолощена вся вещность и функциональность. Но, возможно, именно поэтому морали доступна всеобщность оценки: ею можно оценить все и ее можно распространить на любые области человеческой деятельности. В этом смысле совсем не случайна возможность создания особых профессиональных моральных кодексов. Общество, как утверждал еще Ф. Ницше, пытается «выдрессировать» из человека «регулярное, исчислимое», предсказуемое, ответственное и ручающееся за свое будущее существо [См.: 3, с. 442]. И так как у общества нет способов прямого, непосредственного воздействия на моральность человека, его добросовестность и ответственность, то оно может это проделывать только через легитимные формы человеческой деятельности, так, как это осуществляется сегодня, например, через область профессиональной деятельности человека. Раньше считалось, что возникновение профессиональных моральных кодексов вызвано тем, что специфика деятельности в данной области затрагивает жизненноважные интересы человека, прежде всего ценность жизни и здоровья человека, и поэтому диктует повышенные требования к человеку в процессе осуществления деятельности. Сегодня это положение уже не всегда работает. Обилие профессиональных моральных кодексов говорит о том, что они возникают во многом вне такой зависимости. В данном случае необходимо учитывать одно важное, на наш взгляд, обстоятельство. Переплетенность всех сфер человеческой деятельности достигла таких масштабов, что упущения в одной области могут негативно сказаться на многих других областях, в том числе связанных с ценностью жизни человека. Профессиональная мораль, с нашей точки зрения, может быть востребована потому, что сама общечеловеческая мораль формулируется в предельно абстрактных формулировках, само добро выбирается человеком как перспективная задача всей жизни и может явно не осознаваться человеком как конкретная ситуативная цель. Иначе говоря, человек, решая привычные повседневные задачи, вовсе не думает о делании добра, не ставит это целью. Добро и добродетельность же не могут возникнуть просто автоматически, без личностного усилия. Следовательно, постоянно воспроизводить добро как безусловную ценность может только сам человек благодаря осознанной устремленности к нему, высвобождая для него место в повседневном течении жизни. В противном случае мораль просто предается забвению. По всей видимости, такая ситуация сложилась сегодня в нашем обществе: общечеловеческая мораль как таковая перестает работать, перестает быть общественной и личностной 7 ценностью. Возможно, профессиональные моральные кодексы – новые рычаги напоминания человеку, что он должен быть человеком, быть нравственным, человечным. В самом деле, если мораль не работает привычным путем, то вдруг она заработает хотя бы через легитимные, институциональные формы, тем более в профессиональные формы человек включен обычно достаточно большое количество времени в своей жизни. Распространение профессиональных моральных кодексов в обществе, однако, возможно только потому, что профессиональная мораль в содержательном плане в принципе не противоречит общечеловеческой морали. В профессиональной этике общечеловеческие моральные нормы и принципы находят своеобразное преломление. По большому счету профессиональный моральный кодекс лишь конкретизирует требования общечеловеческой морали сообразно специфике профессиональной деятельности. Если мы, к примеру, обратимся к этике ученого, то увидим, что в ней провозглашаются известные общечеловеческие идеалы и нормы. Но при этом дается обоснование того, что определенные моральные качества, например, честность и добросовестность могут обеспечивать истинность полученных результатов исследования. Иначе говоря, моральность увязывают с осуществлением специфических для науки когнитивных процессов. При этом, конечно, главная ценность в научной деятельности – это истина. Однако еще К. Маркс обратил внимание на то, что для достижения истины сам путь должен быть истинным. А для этого, на наш взгляд, необходимы именно такие качества ученого, как добросовестное овладение методом, ответственное отношение к выполнению профессионального долга. Профессиональная этика науки заставляет человека задуматься, во имя чего надо знать, какой ценой должно быть достигнуто знание, как необходимо им воспользоваться. Кроме того, этика науки, на наш взгляд, защищает научное сообщество от людей, не принявших для себя ценность истины. В свое время К. Ясперс отмечал, что в науке возник определенный слой – «плебеев от науки», людей, создающих пустые аналогии, выдающих себя за исследователей. Следовательно, задача профессионального морального кодекса ученого – способствовать целостности науки как социального института и обеспечивать преемственность традиций и ценностей в данной области деятельности. Профессиональная этика возникает из стремления к тому, чтобы человеческое и профессиональное в человеке не только не противоречили, а неким образом совпадали. Мораль не столько ограничивает человека, сколько защищает его от самого себя, от страстей, неразумности. Профессиональные моральные кодексы должны не просто 8 регулировать деятельность представителей определенной профессии, но и защищать их интересы, права и достоинство. Так, при проведении Нюрнбергского процесса интервьюеры, проводившие опрос ставивших эксперименты над людьми ученых, испытывали серьезные психологические проблемы и нуждались в определенной помощи. Профессиональная этика должна учитывать такие нюансы. Обнаруживается существенная деталь. Если, согласно устоявшимся представлениям, мораль мыслилась как область стихийного законотворчества и собственно неидеологичная форма, ввиду того, что в сфере морального сознания вряд ли можно говорить о работе особых идеологов, специально и профессионально вырабатывающих Профессиональные моральную моральные программу, кодексы то сегодня все разрабатываются обстоит чаще иначе. специально и осознанно. Развитие профессиональной морали, на наш взгляд, возвещает нам об оформлении определенной тенденции к институционализации морали, ведь вышеназванные черты институциональных форм регуляции вполне применимы к профессиональной морали. Возможно, мы сталкиваемся именно с тем, что перестали работать механизмы самопринуждения и самоограничения в нравственной сфере. На человеческое поведение, на его моральные свойства, на осознание профессионального долга и ответственности стали воздействовать извне, фактически дисциплинарными и правовыми рычагами воздействия, «силовым» способом. Возможно, институционализация морали является свидетельством отчуждения морали от человека и вторжения уже существующих институтов в область моральной регуляции. Не означают ли данные процессы даже не столько институционализацию нравственности, сколько ее очередное оседание в праве и в других формах институциональной регуляции человеческого поведения1, ее «пожирание» другими формами? Мы не можем дать однозначного ответа, но такая логика может напрашиваться. Следовательно, происходит своеобразная всеобщая институционализация социальности, а значит, тотальная регламентация всех сторон человеческой жизни. За человека все уже урегулировано. Тем самым не соблюдается важнейшая черта гражданского общества: способность человеку самому направлять свою деятельность и жизнь. По законам классической морали человеку нельзя уповать на создание благоприятных обстоятельств (или справедливого идеального общества) для Существуют известные трактовки права как «низшего предела и определенного минимума нравственности» (В. Соловьев). 1 9 добродетельного поступка. Так называемый механицизм в нравственности может способствовать своеобразному иждивенчеству человека: человек требует от общества справедливости и добра, но не хочет приложить собственного усилия для этого. Он может быть оправданием собственной безнравственности. Так, человек может считать не себя порочным, а обстоятельства, общественные условия или общественное устройство в целом - порочными. Но мир нравственности – это не мир причинности, а мир свободы. Мораль поэтому вовсе не ограничивает свободу человека, а, напротив, высвобождает ее. Что же происходит вместе с институционализацией нравственности? Остается ли место свободе выбора? Не приводит ли институционализация морали к утверждению механицизма в нравственности? Попробуем ответить на эти вопросы позже. Институционализация нравственности через создание профессиональных моральных кодексов может вылиться в некую претензию на создание в каждой сфере общественного разделения труда особых ценностей. Тем самым теряется единая ценностная основа для функционирования морали. Кроме того, может подспудно возникнуть иллюзия возможности абсолютного знания добра, ведь оно представлено в однозначно вербальных формулировках, в виде четких дисциплинарных требований и норм. Однако появление любого социального феномена обусловлено общественной необходимостью. Появление профессиональной этики во многом вызвано тем, что старые «решения» классической морали оказываются непригодными для тех или иных противоречивых ситуаций, возникающих в современной деятельности. Возникает необходимость коррекции общечеловеческой морали применительно к тем или иным отраслям профессиональной деятельности. Так, все мы знаем такой феномен, как «ложь во имя спасения». Необходимость изменения отношения ко лжи возникает не только в области медицинской этики, но и в тех формах деятельности, которые охраняют профессиональную тайну (например, дипломатическая, военная, научная деятельность). В некоторых случаях не столько соблюдение тайны, сколько чистая ложь во имя этой тайны оказываются благом. В фармакологической деятельности использование эффекта «плацебо» возводит ложь в простую необходимость. Кроме того, вспомним одну из формулировок известного категорического императива Канта: “Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого как к цели и никогда не относился бы к нему как к средству” [4, с. 270]. Согласно этому императиву, на наш взгляд, мы имеем достаточно содержательные критерии добра и зла: если человек в поступке – это цель, и человек действует именно 10 во имя интересов другого человека, то это будет добром, а если человек превращает человека в средство, использует его, то это окажется злом. Однако в профессиональной деятельности существует сознательный момент использования человека и превращения его в средство во имя решения конкретных профессиональных задач. К примеру, моменты использования человека есть в медицинских исследованиях, фармакологии, социологии, журналистике, юриспруденции и т.д. Случается так, что только скрытое наблюдение, при котором испытуемый не знает целей исследования и не дает на него добровольного согласия (как этого требует современная прикладная этика), может привести к определенным результатам, а открытое наблюдение с оглашенными целями и согласием, напротив, может привести к искажению результатов. Попробуем посмотреть на проблему и под другим углом: не с точки зрения, что меняется в функционировании нравственности при размножении профессиональных моральных кодексов, а что позитивного привносит в осуществление профессиональной деятельности и институциональных форм общества привлечение морали. В социальнопрофессиональной жизни человек становится средством, функцией, винтиком социальной системы, наемной рабочей силой. Человек представлен здесь как частичный, усеченный, одномерный, заменимый человек, поэтому может страдать от недостатка человеческой сущности, человечности. Он перестает восприниматься целостно, а выступает лишь как носитель определенных социально востребованных (по законам рынка, спроса и предложения) свойств. Вовлечение морали в сферу профессиональной деятельности не дает возможности человеку оправдаться своей бессубъектностью, своим статусом безвольного винтика, функции. И если в социальнопрофессиональной жизни тебя превращают в средство, используют, то профессиональная мораль «снимает» это положение, так как по законам морали ты должен быть субъектом ответственности всегда, в любых ситуациях. Мораль дарует отнятую обществом субъектность, свободу, достраивает человека-функцию до целостного человека. Многие виды деятельности осуществляются сегодня как коллективные, а сам продукт труда является анонимным. В такой ситуации всегда возникает опасность безответственности. Логика коллективной субъектности требует введения механизмов индивидуального воздействия на человека, что и делает профессиональная мораль. К примеру, в рамках даже такой деятельности, как научная, создается новая субъектность деятельности, существует деятельности. которую очевидная обозначают как необходимость «мыслительный анализа коллектив», этических проблем поэтому научной 11 В теоретической сфере уже давно отказались от идеи целерационального субъекта. Данная идея применительно к моральной сфере выстраивала, на наш взгляд, образ человека, гармонизирующего свои цели, мотивацию, средства с результатами и последствиями своих действий. Рациональный человек свободен от заблуждений и ответственен. Его действия считались достаточно предсказуемыми. В современном обществе даже в такой «разумной» области, как наука человек столкнулся с непредсказуемыми и опасными для всего человечества последствиями. В таких условиях общество действительно нуждается в легитимных моральных нормах. Кроме того, институционализация морали посредством вовлечения ее в регуляцию профессиональной деятельности может говорить о том, что легитимные социальные формы организации человеческой деятельности не хотят и не могут быть в современных условиях ценностно нейтральными. Они нуждается в ценностной опоре. Действительно, мораль привносит в профессиональную деятельность особые цели и ценности. И все же здесь может скрываться определенная опасность. Не будет ли способствовать институционализация морали свойственному институциональным формам деятельности превращению человека в функцию? Не сузит ли мораль свое пространство? Останется ли она в личностных, межчеловеческих отношениях? Не выльется ли она лишь во внешние, поверхностные, привлекательные этикетные формы поведения, не требующие вовлечения глубин человеческой души, сострадания, милосердия? Эти вопросы не покажутся неуместными, если учесть то, что профессиональный моральный кодекс представляет собой не столько особую мораль, сколько такое специфическое образование, как «этос». В подтверждение вновь обратимся к такой области этики, как этика науки. Как известно, впервые вводит понятие «этос науки» и обосновывает его принципы Р.Мертон – автор институциональной концепции науки. Он считал, что научное сообщество держится как целостность своим этосом. Этос по своей сути задает ценностно-нормативную структуру науки и обеспечивает успешное функционирование науки именно как социального института. Но в принципе этос как таковой лишь по форме напоминает моральную нормативность. Этос в целом представляет собой набор правил и норм, действующих в определенной среде аналогично нравственным, но не являющихся таковыми по существу. Нормативные требования этоса, как правило, не проявляются в обычной повседневной жизни. Считается, что в этосе нет собственно нравственных максим, морального идеала, даже 12 совести. Существует понимание этоса как стиля жизни какой-либо общественной группы. Таким образом, если вновь вернуться к научному этосу, то он действительно утверждает определенный стиль жизни ученых, заключающийся в свободном и творческом поиске истины. Отрицая свободу в научной деятельности, мы по сути отрицаем индивидуальное авторство той или иной идеи, того или иного открытия, личные заслуги ученого в развитии науки. Рассуждая от противного, отрицание свободы логически будет свидетельствовать о том, что ученый является социальной функцией, объектом социального заказа, следовательно, дискредитируется, на наш взгляд, объективность научного исследования и доказывается привнесение всевозможных проявлений субъективизма: предвзятости, симпатии или антипатии, корысти. Научный этос представляет собой требования к деятельности, выражающие ее определенную процедурную эффективность. Эти требования во многом сопрягаются или в определенном смысле подменяются методологическими нормами. Надежность метода обусловливает превращение научного исследования в организованную деятельность, где нет места стихийности, случайности, а значит, и злу. Такая подмена профессиональной этики методическими и дисциплинарными требованиями наблюдается практически во всех профессиональных моральных кодексах. Поэтому профессиональная мораль никогда не будет «моралью сердца, души», она будет оставаться «моралью здравого смысла и расчета», ведь именно этого требует от субъекта успешная профессиональная деятельность. Профессиональная этика запрещает все эмоции. Во многом выдвигается идеал человека, не имеющего права на ошибку. В современном моральном пространстве происходят и следующие изменения. В большинстве случаев моральные ситуации обычно требовали их разрешения самим человеком, оказавшимся в ней. Моральный выбор – это всегда был выбор наедине с самим собой. Однако сегодня возникает необходимость возведения многих этических проблем в ранг социальных, и должны они решаться и гражданским обществом как таковым, и на уровне государства. Это уже вышеназванные проблемы: эвтаназия, клонирование, аборты, трансплантация органов, исследование эмбриональных клеток, смертная казнь, терроризм, экологическая катастрофа и т.д. Они затрагивают как индивидуальное, так и общественное благо в равной степени. Если раньше в те или иные периоды истории индивидуальным благом могли пренебречь ради общественных «святых» целей, то сегодня пренебрежение индивидуальными интересами чревато и для самого общества. 13 Эти проблемы возникают в публичной жизни, особо волнуют общественное мнение, очень часто имеют междисциплинарный, комплексный характер. Нередко они характеризуют противоречия между обществом, властью и тем или иным социальным институтом. В связи с этим в современной ситуации возникает необходимость сознательно выразить волю общества. При этом она воплощается во многом через соответствующие институциональные организации жизни, в том числе через профессиональную. Институциональные формы сегодня не могут быть проигнорированы при решении данных этических проблем. Решения должны носить публичный характер. Таким образом, специфика вышеназванных этических проблем заключается в том, что они имеют статус общественных и мировоззренческих проблем, требуют решения силами и ученых-гуманитариев, и ученых-естественников, и философов, и теологов, и правоведов, и медиков, и органами власти. Если раньше моральные проблемы решались просто потому, что ты человек, то современные этические проблемы решаются потому, что ты представитель той или иной профессии (например, юрист, медик, генетик, психолог, философ, финансист и т.д.) или общности. Они требуют сегодня не только чисто моральной (и общечеловеческой) компоненты, сколько прежде всего профессиональной компетентности, решения со знанием дела. Так, вопросы из области биоэтики связаны с решением проблемы определения медицинских критериев человеческой жизни и смерти. Сложность решения данных проблем заключается в том, что они представляют собой вид антиномий, в которых и аргументы «за», и аргументы «против» гуманны, равным образом обращены к ценности сострадания. Антиномичность обуславливает то, что в общественном сознании относительно них трудно достичь конкретного согласия. Многие проблемы прикладной этики не могут быть приведены к единому знаменателю, так как ситуативны и уникальны, как любая жизненная ситуация. Они во многом предполагают учет индивидуальных характеристик человека, требуют конкретных, одноразовых решений. А эти решения даются достаточно сложным для человека образом. Действительно, как решить, какого человека в первую очередь нужно спасать в определенных чрезвычайных ситуациях, кого подключать к жизненно важным аппаратам, кому вливать кровь, кому трансплантировать необходимые органы и т.д. В таких ситуациях человек действительно нуждается в подробных инструкциях, причем это необходимо именно для осуществления профессионального долга. В связи с развитием прикладной этики необходимо изменить концепцию естественных прав человека. Сегодня вопрос ставится в виде дилеммы: не просто право 14 на жизнь, но мы выбираем между правом на жизнь и правом на здоровую жизнь, между правом на жизнь или правом на счастливую жизнь. Решить современные сложнейшие моральные проблемы и достойно выйти из конкретных моральных ситуаций помогут классические принципы общечеловеческой морали. Обратимся к размышлениям М.К. Мамардашвили по поводу эвтаназии. С его точки зрения, философ и любой развитый человек будет на стороне запрета убийства смертельно больного человека, то есть на стороне формы, а не на стороне содержания (наглядной ситуации страдания). «Во-первых, мы не знаем, не будучи в состоянии проследить все связи мироздания, мы не знаем, с какими элементами сцепится акт убийства человеческого существа. А не знаешь – не вмешивайся. Во-вторых, самое главное: мы не можем и не имеем права создавать прецедента того, что на основе точного знания можно убивать. Потому что знания взаимозаменяемы. Здесь я точно знаю, что человек безысходно страдает и можно его убить, но это знание в принципе ничем не отличается от знания другого, который твердо знает, что еврея можно убить. Проведите мне разницу между одним знанием и другим… Не проведете принципиальной разницы. Следовательно, убиение безысходно страдающего человека на основе знания (ведь основа какая? я знаю, что он страдает) исключено. И вот основа исключения, то, что я назвал формой, и есть неделимое. То есть то, частью чего являюсь я сам» [5, с. 112]. Следовательно, человек должен действительно отстаивать форму, в данном случае форму нормы «не убий», иначе у нас всегда будет соблазн подменить причину, которую мы, оказывается, нашли для нравственного деяния, другой причиной. Мы вместо смертельно больных будем убивать еврея, целые классы, сумасшедших. Кроме того, нам не дана истина всей ситуации. И если я другому человеку отказываю в праве быть больным, то в конечном счете, по мнению Мамардашвили, я и себе отказал в этом праве. А «право на то, чтобы быть больным, то есть право страдать, рисковать и умирать самому (а больной умирает сам, неполноценный страдает сам и умирает сам) есть неотъемлемое и неделимое право человека» [5, с. 113]. Разрешая эвтаназию, я в конечном счете убиваю в себе и право на жизнь. Приоритет формы связан с абсолютно безусловной природой моральных повелений. “Не убий!” ни при каких обстоятельствах (без исключений), без всякого обоснования (не почему-то, а просто нельзя). Именно форма вечна и вневременна, охватывает собою бесконечность возможных ситуаций (содержит в себе любые ситуации), и поэтому она так действенна и актуальна в любой ситуации, в любую 15 эпоху. “Применение термина “мораль” или “аморальность” осмысленно, только если я выделяю область вневременных и тем самым абсолютных оснований” [5, с. 418]. Итак, серьезный – социальный – уровень современных этических проблем просто требует укрепления рычагов воздействия на индивидуального человека со стороны морали, что и делается через институциональные механизмы регуляции. Еще одним доказательством институционализации морали может быть тот факт, что сегодня во многих областях человеческой деятельности для принятия сложных решений создаются этические комитеты. Так, в принятой в 1964 г. Хельсинкской декларации Всемирной медицинской ассоциации было включено требование этической экспертизы исследований на человеке, которая должна осуществляться независимым этическим комитетом. Первоначально этические комитеты создавались в области биомедицинских исследований. Сегодня предварительной экспертизе этических комитетов подлежат и психологические, социологические, этнографические, антропологические исследования в связи с тем, что они могут затрагивать права и достоинство человека. Следовательно, сам жизнь требует, чтобы многие надындивидуальные виды деятельности строились с учетом морального идеала. Э. Левинас обосновывал точку зрения, согласно которой нравственные нормы не погружены в историю и культуру постольку, поскольку они – предпосылка всякой культуры и всякого значения. «Мораль не принадлежит к Культуре: она позволяет судить о ней, открывает измерение выси: высь устрояет бытие» (6, с. 624). Издавна философы отмечали метафизическую природу нравственности. Кант считал, что в основу моральности не могут быть положены эмпирические условия, антропология. Она выводится априори из принципов, строится из должного. Современные процессы, связанные с институционализацией морали, можно расценить иначе: не негативно, а позитивно. Возможно, они говорят о том, что человек, наоборот, все больше и больше осваивает мораль во всех ее проявлениях. Будем надеяться, что, институционализируя мораль, человек тем самым спускает ее из области метафизики, из области трансцендентного в область социальной физики, делая ее ближе к земной жизни и человеку. ЛИТЕРАТУРА 1. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Ортега-и-Гассет Х. «дегуманизация искусства» и другие работы. Эссе о литературе и искусстве. Сборник. Пер. с исп.- М.: радуга, 1991. 2. Мацейна А. Тайна беззакония. – СПб.: АЛЕТЕЙЯ, 1999. 16 3. Ницше Ф. К генеалогии морали. Полемическое сочинение // Ницше Ф. Сочинения. В двух томах: Т.2. - Пер. с нем. - М., 1998. - С. 409- 526. 4. Кант И. Сочинения в 6 т. – Т.4. Ч. 1. – М., 1965. 5. Мамардашвили М.К. Психологическая топология пути. М.Пруст “В поисках утраченного времени”. – СПб.: Изд-во РХГИ; журнал «Нева», 1997. 6. Левинас Э. Трудная свобода // Левинас Э. Избранное: Трудная свобода / Пер. с франц. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. – С. 319590.