Глава 2 Недавний собеседник Константина в лаунже
advertisement
Глава 2 Недавний собеседник Константина в лаунже Цюрихского аэропорта возвращался домой рейсом ВА до Лондона и, откинувшись в кресле, насколько позволял узкий проход между рядами, закрыв глаза и отложив в сторону недочитанный WSJ, размышлял о нашествии новых варваров, вторгающихся даже в те области человеческой деятельности, где об их присутствии всего лишь пять лет назад трудно было и помыслить. Русские, скупающие весь центр Лондона, еще не скупленный арабами, русские, покупающие футбольные клубы и команды Формулы 1, все эти яхты, виллы, двадцатилетние любовницы со страниц модных журналов – это было неприятно, но с этим можно было смириться, как с неизбежным злом, которое всегда является следствием больших денег. Но весь этот разговор в аэропорту, который, судя по всему, являлся лишь началом длительной совместной работы над сложнейшим проектом, был для Дэвида, независимо от того каким именем он представлялся, настоящим вызовом. Дэвид был профессионалом и гордился этим. Для настоящего профессионала, да еще в такой специальной области человеческой деятельности, которой Дэвид посвятил полные двадцать лет своей жизни, совместная работа с любителем, да еще неизвестно откуда взявшимся, да еще русским, была почти унижением. Всемогущее воплощение зла, каким представлялся на заре профессиональной деятельности КГБ, а сейчас многие уже и не вспомнят, что такое было, так вот КГБ был достойным противником и мог бы быть достойным партнером. Но этот непонятный русский не был даже профессиональным разведчиком или контрразведчиком. – Если любители начнут приходить в эту область, – продолжал Дэвид давний спор со своим нынешним работодателем, – то тогда… – Что тогда? – улыбался седой загорелый никогда не унывающий Чарльз, – конец света? – Да, – упрямо продолжал Дэвид, – тогда конец света. – Так он и так будет, не в наших силах ни ускорить его, ни отменить, так что расслабься, мой юный друг и получай удовольствие, – будучи на двадцать лет старше и на сорок опытнее и умнее, он имел право обращаться к Дэвиду «мой юный друг» и при случае не отказывал себе в этом малом удовольствии. – Мы с тобой профессионалы и считаем, что хорошие профессионалы, и нас учили хорошие профессионалы, но с тех пор, надеюсь, не будешь возражать, жизнь очень сильно изменилась. Наши великие учителя Уолл-стрит джорнал – «Газета Уолл-стрита» (The Wall Street Journal) – влиятельная ежедневная американская деловая газета. (Прим. автора) сейчас, подозреваю, обосрались бы в первую неделю своей активной деятельности именно потому, что кардинально изменились и задачи, которые надо решать, и те условия, в которых их надо решать. Наш мир никогда не был черно-белым, как мир обычных людей, но даже в нашем мире друзья не менялись местами с врагами в течение одного месяца. Мы всегда решали тактические задачи в предположении, что понимаем общую стратегию. От этого постулата следует отказаться. В преддверии конца света, о котором ты так любишь говорить, стратегия перестает быть актуальной. Правительства, корпорации, партии и отдельные индивидуумы, на которых мы работаем, ставят перед собой задачи исключительно тактического плана с горизонтом планирования от выборов до выборов. Все меньше власти, передаваемой по наследству, все меньше больших компаний, передаваемых по наследству. А потом президенты, хоть страны, хоть глобальной корпорации, важно лишь быть переизбранными на следующий срок. Это и есть суть глобальных перемен. Ты никогда не думал, что в этих условиях любители, не обремененные нашими, зачастую устаревшими взглядами на жизнь, могут быть весьма полезны? Как консультанты по тому перечню вопросов, где мы с тобой не очень компетентны? Ведь мы с тобой не сумеем за три дня сделать из никому неизвестного инженера-электрика из города Манчестер всемирно известного злодея, не правда ли? То есть мы знаем, что это делается, но не знаем, как. А они знают. И не думай о том, что они русские. Они никакие. Мы тоже скоро будем никакие. – Ну, уж нет, мой дорогой Чарльз, – Дэвид с огромным уважением относился к мнению своего старшего партнера, товарища и учителя, но это не значило, что он готов был разделить весь этот беспредельный цинизм, который составлял основу рассуждений Чарльза по любому поводу, начиная с женщин и заканчивая большой политикой. Чарльз значительную часть своей профессиональной жизни на службе ее Величества провел сначала полевым агентом, а затем резидентом в Южной и Юго-Восточной Азии. Более двадцати лет вербовки и перевербовки самого обширного контингента, начиная с проституток и журналистов и заканчивая членами правительства, могут привести к эрозии самых стойких моральных принципов. Дэвиду в этом смысле повезло, он большую часть карьеры провел в аналитическом отделе и сталкивался с худшими проявлениями человеческой натуры на бумаге, а не глаза в глаза. Но отдавая должное опыту, знанию людей, в особенности их пороков, мудрости и решимости, он не мог и не хотел разделять все представления Чарльза о том, как устроен мир. Иначе не стоило в нем жить. Иначе не стоило растить в этом мире четырнадцатилетнюю дочку, с которой по решению суда после развода Дэвид сможет видеться два раза в неделю, хотя два раза и не всегда получится. Мир Чарльза, живущий по тем же законам, что и сам Чарльз, был слишком иррациональным для Дэвида. Они редко вели подобные дискуссии, которые почти совсем не мешали работе их маленькой фирмы с незапоминающимся названием с офисом, расположенным в одном из крошечных переулков северной части центрального Лондона. Кроме Дэвида и Чарльза в офисе на постоянной основе работало всего лишь пятеро сотрудников, включая секретаршу и водителя. Они не рекламировали свою деятельность, более того, не редки были случаи, когда по разным причинам они отказывались от, казалось бы, выгодных заказов. Здесь за Чарльзом всегда было решающее слово. Они могли отказаться, если у клиента была плохая репутация – плохая в том смысле, что информация об их участии в проекте могла оттолкнуть других клиентов или вызвать гримасу неудовольствия у тех политиков, судей, бизнесменов по обе стороны Атлантического океана, услугами которых они пользовались. Они могли отказаться и в ходе самого проекта, если выяснялось, что кроме них для выполнения той же задачи клиент нанял еще кого-то. Они отказывались, если клиент более одного раза не следовал их рекомендациям. Конечно, все эти пункты оговаривались с представителями клиента заранее, но на то они и представители, чтобы зачастую по-своему интерпретировать волю своего патрона. И, отказавшись, никогда уже не возобновляли сотрудничества. «Сначала ты работаешь на свою репутацию, а потом репутация работает на тебя», – эта расхожая фраза как нельзя лучше была применима к этическому коду их маленькой фирмы. Как любил с добродушной улыбкой говорить Чарльз на первой встрече с новым клиентом «к нам приходят тогда, когда все успели уже хотя бы один раз обосраться – юристы, маркетологи, пиарщики, специалисты по связям с государственными структурами, и хорошо, если кто-то один и всего один раз». Это привычная ситуация – клиент решает, что вопрос нужно решать в юридической плоскости и привлекает юристов. Юристы дают лучший из возможных юридических советов и через полгода выясняется, что все хуже, чем было за полгода до этого. Клиент увольняет юристов и нанимает новых, чтобы в результате ситуация стала только хуже. Виноваты юристы? Конечно же, нет. Они давали лучший из возможных юридических советов. Все эти сложные случаи – это как минимум пятиборье, тут надо и бегать, и плавать, и на лошади скакать. Ну нельзя же на самом деле, пригласив хорошего фехтовальщика на соревнования по пятиборью, требовать, чтобы он выиграл призовое место, если в плавании он просто любитель. Впрочем, никто из них, ни Чарльз, ни Дэвид, ни прочие сотрудники маленького офиса и не претендовали на владение всеми видами спорта. Они выполняли роль, аналогичную той, что в мафиозных итальянских семьях выполнял «consigliere» – советник по решению сложных вопросов в сложных ситуациях. Они находили лучших юристов, политиков, журналистов и занимались интеграцией проекта. Какая-то телекоммуникационная компания путем недружественного поглощения делала попытку выйти на рынок быстро развивающейся страны на юго-востоке Азии, а другая компания, конкурирующая с первой на других рынках, противостояла ее усилению в этом регионе. Правительство страны, ослабленное многочисленными коалиционными компромиссами, занимало выжидательную позицию. Это была работа для них. Они не занимались лоббированием интересов конкурирующей компании, их задача заключалась в формировании позиции правительства страны, отвечающей истинным интересам избирателей и донесение до избирателей этих жизненно важных интересов в том случае, если избиратели о них даже и не подозревали. Это был первый большой проект, который Дэвид вел самостоятельно. История продолжалась почти два года. В стране прошли досрочные парламентские выборы. Министр связи и транспорта подал в отставку, потому что его любовница и мать его ребенка обнародовала их связь. В стране приняли целых три новых закона, изменяющих регулирование в области слияний и поглощений с участием иностранного капитала. FIFA выбрала страну для проведения молодежного чемпионата мира по футболу. Телекоммуникационная компания не смогла выйти на рынок страны. За это время случилось столько событий, на первый взгляд не связанных между собой, в которых непосвященный не заподозрил происки конкурента. Клиент был в восторге. «Вы превзошли наши самые смелые ожидания», – сказал представитель клиента Дэвиду, когда все закончилось. «Вы можете рассчитывать на наши самые лестные рекомендации». «Вы были прекрасным клиентом, – достойно ответил Дэвид, – терпеливым, внимательным и осторожным. Вы тоже можете рассчитывать на наши самые лестные рекомендации». Оба засмеялись и подняли бокалы с Chateau Margaux в знак признательности друг другу. Да, это был успех успехов, и Дэвид понимал, что теперь он вошел в круг избранных, имена которых никому неизвестны и деяния которых меняют карту мира. Пусть экономическую. Это теперь куда важнее, как любил говорить Чарльз, чем изменение политических границ. Бескровно и прибыльно. Хотя первую часть утверждения кто-то, наверное, мог бы оспорить. Самолет зашел на посадку. Через час он увидится с Чарльзом и доложит ему результаты встречи, заранее зная реакцию Чарльза на все его комментарии. Наиболее унизительным во всей этой ситуации было то, что именно русский настоял на этой встрече, потому что «хотел посмотреть в глаза тому, с кем придется работать». Поразительная наглость, хотя Чарльз считает, что напротив, это очень свежий подход к делу. Теперь, судя по всему, с этим свежим подходом и его последствиями придется мириться на протяжении как минимум года. «Все, хватит об этом», – принял решение Дэвид. На этого человека указал представитель клиента, с которым уже приходилось работать и который отличался чрезвычайной трезвостью мышления. И Чарльз принял решение в пользу этого русского. Теперь ничего не оставалось, как расслабиться и попытаться получить удовольствие. В долгосрочной перспективе. В краткосрочной удовольствие гарантировалось встречей с дочкой и совместным походом в кино на очередную версию вампирского трехмерного фэнтези, от которого современные подростки сходят с ума. В целом, даже при наличии в ближайшей перспективе русского партнера, жизнь в последнее время складывалась неплохо, ведь Дэвид был в одном из тех немногих бизнесов, которые по определению не испытывали влияния экономического кризиса ровно до тех пор, пока вообще можно говорить о существовании экономики. Несмотря на все климатические изменения последнего десятилетия, в природе оставались и вечные ценности. К таковым несомненно принадлежал унылый зимний лондонский дождь. Чарльз считал, что в России климат тоже сильно изменился за те тридцать лет, что он не был в Москве, да, начало восьмидесятых – умирающие каждый год верховные кремлевские старцы, нищая страна, продолжающая из последних сил напрягать мускулы, бессмысленная афганская авантюра и первые признаки зарождающегося все пожирающего цинизма и безразличия. Горбачев уже рассматривается как кандидат на партийный трон, но нигде нет ни запаха, ни намека, ни даже мечты о каких-либо серьезных переменах. А до объявления перестройки оставалось три-четыре года. Чарльз проработал в Москве восемнадцать месяцев, до весны восемьдесят четвертого в стандартной должности помощника атташе по культуре и в конце концов попал под почти такую же традиционную как рождественские распродажи взаимную высылку дипломатов. В суровой и серой Москве ему не нравилось ничего кроме ее обитателей. Андропов уже умер и, несмотря на продолжающееся всевластие КГБ, некоторые москвичи шли на контакт и позволяли себе, пусть очень деликатно и патриотично, некоторые критические высказывания о существующем режиме. Вот эти высказывания наряду с густо разлитой повсюду скукой и апатией легли в основу докладной записки, отправленной Чарльзом в Лондон примерно за месяц до объявления о его высылке. Записке суждено было не затеряться в архивах, кто-то пометил ее маркером особого цвета, приносящего удачу, и через три года, когда все наладилось, а Чарльз Андропов Юрий Владимирович – советский государственный и политический деятель. Генеральный секретарь ЦК КПСС (1982 – 1984), Председатель КГБ СССР (1967 – 1982). благополучно и без излишнего напряжения проводил время в Сингапуре, который нравился ему куда больше Москвы, эта записка была предъявлена руководством разведки как одно из многочисленных доказательств того, что рыцари Ее Величества не только даром хлеб не едят, но и вот какие стратегические прогнозы делают, даром что на них никто внимания не обращает. Чарльз вызвали в Лондон для дачи пояснений по поводу своей необычайной прозорливости и, будучи подготовлен правильными людьми в нужном направлении, рассказал о своей прозорливости именно то, что требовалось. Для этого, конечно, сначала пришлось перечитать саму записку, о которой к этому времени он уже напрочь забыл. По всему его следовало возвращать в русский отдел как признанного знатока загадочной русской души. Но в русском отделе на нужную должность претендовал родственник влиятельного парламентария, поэтому в результате несложной серии размена фигур, Чарльз получил повышение в резидентуре в Юго-Восточной Азии, где и осел на ближайшие восемь лет. Без него пала Берлинская стена, без него состоялся крах коммунистической системы, без него распался Советский Союз, то есть мимо него прошло все, что занимало людей недальновидных, живущих вчерашним днем, готовящихся, как армейские генералы, к прошлой войне. Потому что для Чарльза Советский Союз, равно как и нынешняя Россия, были угрозой вчерашнего дня, но никак не сегодняшнего. А он сам, после Сингапура и Индонезии, получивший после обязательного в таких случаях годового сидения в Лондоне назначение в Пакистан, за это время стал свидетелем новых куда более реальных угроз, в отличие от мифической российской, вполне способных разрушить западную цивилизацию. Его карьера шла в гору до тех пор, пока ему не пришлось высказаться по поводу надвигающегося вторжения коалиционных сил в Ирак. Чарльз к тому времени занимал уже должность, на которой предполагалось высказывать свою точку зрения. Он прекрасно знал, что от него хотят услышать, но не сказал этого. Он уже уперся в свой потолок и понимал, что не сможет его пробить, не входя в секту избранных, в тот ближний круг, куда его никто не приглашал. В Карачи он сблизился с пакистанкой – учительницей английского, на двадцать лет младше, правоверной мусульманкой. Эта история еще более уменьшала карьерные перспективы. Хоть Чарльз и воспринимал себя законченным циником, но это не мешало ему понимать, что если он не хочет состариться в одиночестве, то свою женщину уже встретил. К этому же времени созрело понимание того, что теперь он будет нести ответственность не только за себя, но и за Лейлу, а возможно, и за ребенка или детей. Кстати, все сошлось одно к одному, и по поводу Ирака он сказал не то, что от него хотели услышать. Он сказал то, что все думали, но боялись произнести вслух. Он сказал, что в условиях стремительно меняющегося мира, отсутствие долгосрочной стратегии ведет к тому, что краткосрочные тактические успехи вроде свержения режима Саддама, приведут к нарастанию проблем, решать которые придется долгие годы. Его вежливо выслушали и поблагодарили за откровенность. Можно было ехать назад и собирать чемоданы. Он уговорил Лейлу поехать с ним в Лондон, где жили ее дальние родственники, что лишь частично облегчало проблему с близкими родственниками – матерью и двумя братьями. Переговоры с родственниками проходили на фоне передачи дел преемнику и победоносного шествия коалиционных войск по территории Ирака. По счастью, родственники Лейлы не были религиозными фанатиками, но иракские события совсем не облегчали ход переговоров. Они улетели из Карачи на следующий день после того, как ликующая толпа в Багдаде крушила статую Саддама. – Вы все еще придерживаетесь своей позиции, дорогой Чарльз? – спросил его довольный преемник, успевший за неделю поменять мебель в кабинете. Он принадлежал к поколению, которое искренне считало, что миром можно управлять при помощи компьютера. – Более, чем когда-либо, – улыбнулся в ответ Чарльз. – И это вас ни в чем не убеждает? – собеседник указал на экран огромной плоской плазменной панели, на которой восторженные корреспонденты ВВС комментировали иракские события. – Напротив, – сказал Чарльз, – считайте, что сегодня день свадьбы. Завтра начнется медовый месяц, во время которого выяснится, что жена помешана на чистоте в квартире и пукает во сне, а муж не то чтобы половой гигант и частенько проигрывает в карты. Завтра начнется реальная жизнь. – Нет, продолжал улыбаться собеседник, – лучше я буду считать, что это ваша версия «Гордости и предубеждения». – Считайте, как вам угодно. Жалко, что мы не сможем обсудить эту ситуацию через год. – Почему не сможем? – Потому что вы не захотите. – Чарльз провел свою классическую эффектную концовку. Он ушел вовремя. Он не хотел больше состоять на службе Ее Величества, потому что, по сути, находился на службе мелких политиканов и бюрократов. Настало время послужить себе и своей будущей семье. «Гордость и предубеждение» (1813) – роман Джейн Остин (1775 – 1817), классика английской литературы. За шесть лет, что прошли с тех пор, Чарльз ни разу не пожалел о принятом решении. Он вообще редко жалел о чем-то состоявшемся, чего нельзя изменить. Он был почти счастлив, что так удачно для него сложился пасьянс: в нужный момент времени он принял верное решение. Лейла трудно привыкала к Лондону и своему новому положению, поэтому год спустя, когда бизнес уже был на полном ходу, а Лейла ожидала рождения первого ребенка, они переехали на юг Франции, где Чарльз и проводил все то время, что не требовало его присутствия в Лондоне или еще где-нибудь. Через два года после мальчика, которого назвали Чарльзом или на французский манер Шарлем, родилась девочка, которая по настоянию Чарльза стала Лейлой-младшей. Они так и не поженились. Вопрос веры было единственным, что их разделяло. К счастью, Лейла хоть и была глубоко верующей, но совсем не религиозной. Одному Аллаху известно, как она умудрялась совмещать в своем сердце такие сложные, противоречивые, потенциально конфликтные чувства, как любовь к Богу и любовь к Чарльзу, но она весьма преуспевала в этом своем поиске индивидуальной гармонии. Ее общение с родными, братьями и сестрами по вере находилось за рамками их совместной жизни, то есть получалось, что большая часть ее жизни была за рамками их совместной, но и того, что оставалось, хватало с избытком. Никогда ранее Чарльз не был так счастлив, как в эти годы. К тому же он прекрасно осознавал, что за рамками их совместной жизни остается вся его профессиональная деятельность. Это был их необычный, очень сложный многомерный баланс отношений, вряд ли достижимый в таком виде для любой другой пары. Бизнес стартовал сразу и с тех пор только набирал обороты. Чарльз покинул службу в расцвете своих творческих и профессиональных сил, профессионалов его уровня вне государственных служб было считаное число. С учетом всего этого, безупречной профессиональной репутации, которая лишь окрепла в результате развития ситуации в Ираке, а также накопленных контактов и связей, стартовать было не так уж и сложно. Сложнее собрать команду, и здесь он пошел на риск, сделав старому знакомому Дэвиду финансовое предложение, от которого тот не смог отказаться. Не имело смысла набирать отработанный материал. Требовались такие как он – в расцвете творческих и профессиональных сил. Риск оправдался. Они сработались. «Всегда есть что-то. Человек зачат в грехе и рожден в мерзости…» – эти слова героя одного из любимых романов стали девизом в работе. Копай глубже, еще глубже и в какой-то момент лезвие лопаты обязательно звякнет о кованую крышку сундука с сокровищами. Бывшие коллеги придерживались той же точки зрения, но были скованы «Вся Королевская рать» (1946), роман американского писателя Роберта Пенн Уорренна (1905 – 1989), поэта и литературного критика. кучей ограничений. Однако им нужен был результат. Ограничения Чарльза носили исключительно морально-этический характер, и ему было безразлично, кто получит медаль за выполненную задачу. В одной из стран Юго-Восточной Азии премьер-министр собрался национализировать целую отрасль промышленности. Он только что победил на выборах с огромным перевесом и обладал кредитом доверия на ближайшие пару лет как минимум. Его досье было чистым, если не считать дюжины юношеских грешков, с которыми можно баллотироваться даже в президенты США. Такой образцовопоказательный политик новой волны из богатой семьи, образцовый муж и отец двоих детей. Какая национализация, с чего? Объяснение было на виду, но его никто и не скрывал, наоборот, именно оно и тиражировалось всеми средствами массовой информации: «Никакого социализма – но государственный контроль за добывающими отраслями. Всего на десять лет, чтобы исправить ошибки предшественников». Чарльз помнил премьера с тех пор, когда тот занимал пост заместителя министра энергетики. Хорошее европейское образование, красавица жена. Уже тогда нация грезила о нем. «Такие люди будут определять пути развития человечества в двадцать первом веке», – одно из последних высказываний Тони Блэра в его адрес. Тот еще, конечно, знаток человеческой души, но выражал всеобщее мнение. Все смирились с неизбежным, когда появился Чарльз и сказал: «Познакомьте меня с заинтересованными людьми и дайте два месяца. Потом все равно уже будет поздно. Первый этап – исследовательские работы – сто тысяч фунтов. Если что-то найдем, представим план действий и смету расходов. Наш гонорар в случае успеха – десять миллионов». Действовать надо было очень быстро. Пока Дэвид с помощниками копались в интернете, Чарльз пересмотрел сотни записей предвыборных выступлений, встреч с избирателями, посещений религиозных церемоний – его почти физически тошнило от этого красивого породистого азиатского лица. Самое первое дело могло оказаться не по зубам, и это нанесло бы серьезный удар по его репутации. Он пришел к людям и сказал – нужно проверять счета – все трасты, все фонды за три года – нужны еще деньги, гарантий никаких. Его спросили: «Зацепка есть?». Он сблефовал и сказал: «Есть». На самом деле – никакой зацепки, лишь твердая уверенность, что всегда есть что-то. Пока проверяли счета, на что мог уйти год, а то и два, в охране премьера удалось завербовать человека, но без каких-либо гарантий, что он не окажется двойным агентом, но время уже шло на дни. Охранник рассказал, что раз в месяц один и тот же человек передает одному и тому же помощнику конверт, который не регистрируется и попадает прямо в руки премьера. Попросили вспомнить даты и проверили всех прилетающих в страну за последний год. Оказалось всего одно совпадение. «Совсем потеряли страх», – с удовлетворением подумал Чарльз. Некий Фридрих Мюллер гражданин ФРГ посещал страну с завидной регулярностью. Господин Мюллер имел обширную географию поездок. Так же регулярно он посещал еще несколько стран, одной из которых была Албания, где он по счастливому стечению обстоятельств и находился в настоящий момент. Любой контакт в Албании можно было получить только через организованную преступность, например, через итальянскую мафию. На это ушло несколько дней и к моменту установления контакта господин Мюллер страну уже покинул. Путь его лежал во Францию, но албанский след остался – жирный и вонючий, хотя для того, чтобы отыскать его среди всей прочей албанской грязи усилия потребовались немалые. Чарльз сам летал в Италию. Несмотря на очень серьезные рекомендации, а рекомендателем был ни кто иной, как личный помощник Берлускони, первый контакт Чарльза с представителем преступного мира оказался неудачным. Мрачный низкорослый мужчина лет шестидесяти выслушал его, не перебивая и еле различимыми гортанными звуками оповестил, что ничем не может помочь. Это был ключевой момент всей операции. Теперь счет шел уже не на дни, а на часы. Клиент готов был остановиться и признать поражение. Чарльз встретился с представителем клиента в Брюсселе и попросил еще сорок восемь часов. – Я не буду включать их в расходы, – сказал он, горько улыбаясь. – Да вы прямо игрок, – с иронией констатировал представитель клиента. – Нет, – сказал Чарльз, – просто я всегда следую простому правилу: если в сложной ситуации у тебя нет достаточно информации для принятия правильного решения, то доверяй своей интуиции. – Которая говорит вам… – Которая говорит мне, что мы очень близки к цели. – Хорошо, – сказал представитель клиента, – мы даем вам еще трое суток. В этот же день личному помощнику Берлускони позвонил человек, к просьбе которого тот вынужден был отнестись очень серьезно, потому что этим человеком был сам Берлускони. Кто накануне звонил самому Берлускони, не знал даже Чарльз. На следующий день он снова встретился с Доном Карлеоне, так он мысленно прозвал своего одним взглядом наводящего ужас собеседника. На этот раз голос его остался неизменным, но голосом этим он произнес гораздо больше слов. Важно было, однако, не их количество, а содержание. Содержание произвело на Чарльза впечатление. – Наши условия, – сказал итальянский собеседник, – будут такими. Вы можете пользоваться полученной информацией по своему усмотрению, но Мюллер должен быть единственной жертвой. Все будет работать так, как работает сейчас. Вы должны это гарантировать. Иначе у многих уважаемых людей будут большие неприятности. А самые большие будут у вас. Вы можете дать такие гарантии? – Да, – сказал Чарльз, еще не понимая до конца, в какую именно грязь он влип. – Хорошо. Слушайте. Есть целая индустрия. Она называется одним словом – порно. Все это мерзко, и люди, которые этим занимаются, омерзительны. Но это вы придумали рынок с его спросом и предложением. Как наркоман вынужден постоянно увеличивать дозу или переходить на более тяжелые наркотики, так и эти слабые люди – жертвы своих пороков, уже не возбуждаются от вида сисястой блондинки, сосущей член породистого жеребца. Им нужно, чтобы жеребец разорвал своим членом эту блондинку на части. Они получают наслаждение от того, как она умирает у них на глазах. В идеале они хотели бы быть свидетелями всего этого. Но есть опасность того, что их будут шантажировать. Если это известные люди, политики, например, такая опасность утраивается. Будучи сами грязными в душе, они прекрасно понимают, с какими подонками имеют дело. Но они готовы согласиться на видео. Но это должно быть такое видео, которое не вызовет сомнений в подлинности. Было много случаев, когда подделки приносили их создателям смерть не мене мучительную, чем их жертвам на экране. Вы уверены, что хотите слушать дальше, - он посмотрел на Чарльза своим тяжелым парализующим волю взглядом. – Да, – Чарльз сглотнул слюну, прежде чем ответить. – Хорошо. Этот Мюллер просто курьер. Он отвозит клиентам товар. Обычно клиенты получают товар не сами. Мы дадим вам контакт Мюллера, но, как я сказал, никто не должен пострадать. Как вы это сделаете, придумайте сами. Вы оплатите все издержки, связанные с шумихой вокруг этого дела. – Наша цель – добиться своей цели без излишнего шума. – Это не мое дело, – сказал сеньор, оставшийся безымянным, и встал с кресла, демонстрируя таким образом, что аудиенция закончена. Чарльз поймал себя на желании успеть поцеловать носок его туфли из крокодиловой кожи. Весь день ушел на подготовку плана операции, в которой пришлось задействовать Интерпол. Необходимо было срочно отыскать подставных злодеев, которые взяли бы на себя это преступление в обмен на отказ от обвинений в другом. Но на это уже требовалось несколько следующих дней, потому что до начала реализации плана Чарльз еще раз встретился с представителем клиента и доложил, что знает, как решать задачу. Представитель прочел три листка бумаги, отложил их в сторону, долго смотрел на Чарльза, снова взял листки, отметил для себя какие-то важные пункты и только потом Намек на традицию целования папской туфли во время аудиенции у Папы Римского. Эта традиция была позднее отменена Папой римским Павлом VI. спросил: «Вы действительно думаете, что успеете это сделать в те сроки, что указаны здесь и с тем результатом, что указан здесь?» – Да, – сказал Чарльз, – это будет очень непросто, но я уверен, что мы сможем это сделать. – Это очень странный мир – тот, в котором мы с вами живем, неправда ли? – он впервые за все их многочисленные встречи задал вопрос на отвлеченную тему. – Да, – устало согласился Чарльз, – это очень странный мир и с каждым годом он становится все более странным. – Желаю вам удачи. И удача пришла. Мюллера арестовали на следующей неделе в Бангкоке при передаче посылки помощнику премьер-министра. Мюллер без результата позвонил по нескольким телефонам и рассказал все, что знал. Он назвал семнадцать человек, которым передавал подобные посылки. Это был бонус для Интерпола в обмен на согласие не предпринимать никаких несогласованных действий и не использовать полученную информацию в ближайшие три года. После этого жизнь Мюллера уже ничего не стоила. С помощником премьер-министра все оказалось сложнее. Диск посмотрели при нем. Было очевидно, что он видит подобное впервые. Через двадцать минут он попросил разрешения не смотреть. А до конца было еще далеко. У девушки пока отрезали только одну кисть руки. Его спросили, кому он должен был передать диск. Молодой человек ответил, что диск предназначался ему, что однозначно подразумевало продолжение просмотра. Через пять минут его вырвало и следующие десять минут он просматривал, сидя в собственной блевотине. Ему объяснили, какие все это будет иметь последствия для него и его молодой семьи. – Это будет на телевидении через час, – сказали ему. К этому моменту просмотр был уже остановлен. – А через полтора часа это будут смотреть по всему миру. На несколько дней ты станешь злодеем номер один, а твоему шефу все равно придется давать объяснения. Скажи, что ты должен был передать это ему, и мы предложим тебе другой сценарий. – Я не верю вам, – ответил молодой человек. Он пытался сохранить лицо из последних сил. Тогда ему предложили продолжить просмотр. – Там самое интересное, наверное, впереди. Просто представь на месте этой несчастной свою молодую жену. Так тебе будет смотреть еще интереснее. У нашего предложения есть срок годности. Он составляет одну минуту. Время пошло. Видеозапись делать не разрешили. У Чарльза была аудиозапись, и именно с ней он отправился на аудиенцию в загородный дом премьер-министра. Аудиенция заняла полчаса. Премьер-министр был сильным человеком, но и у него, кроме политической репутации, есть жена и дети. А у Чарльза были показания его помощника. Он даже не стал играть в игру: «Вы ничего не докажете», он просто спросил: «Это акт национализации?» – Да, – ответил Чарльз. – Молодой человек ни в чем не виноват, он ничего не знал. – Мы знаем это. – Какие у меня гарантии? – Вы представляете, что пришлось сделать, чтобы я оказался здесь с вами и с этой записью? – Нет. Но, наверное, это было трудно. – Это было чертовски трудно, господин премьер-министр. Но мы это сделали. И мы гарантируем, что никто больше не пострадает. Ваш помощник уйдет в отпуск, потом получит хорошее предложение и уедет работать за границу. Вы будете верой и правдой служить своему народу и пользоваться заслуженным уважением мирового сообщества. Может быть, когда-нибудь станете генеральным секретарем ООН. – Я согласен, – сказал премьер, закрыв глаза, что должно было подчеркнуть скорбный характер происходящего. Как вас разыскать, если возникнет необходимость в ваших услугах? – Главное, чтобы вы не надумали искать меня по какому-нибудь другому поводу, – ответил Чарльз, протягивая премьеру визитную карточку с адресом никому не известной фирмы в северной части центрального Лондона.
