ЗАГОВОР СОФЬИ АЛЕКСЕЕВНЫ ПРОТИВ ПЕТРА

ЗАГОВОР СОФЬИ АЛЕКСЕЕВНЫ ПРОТИВ ПЕТРА
Россия. 1689 год
Освоившись с положением правительницы и привыкнув к власти, Софья
не собиралась до конца своих дней оставаться правительницей и исподволь готовила дворцовый переворот, с
тем чтобы стать самодержицей. Но для этого надо было лишить Петра права на престол. Своему новому
фавориту, Федору Шакловитому, она поручила выведать, как отнесутся стрельцы к ее воцарению. Первые шаги
в этом направлении Софья и Шакловитый предприняли еще в 1687 году, когда Федор призвал к себе стрелецких
начальников, внушавших ему доверие, и «казал им челобитную, чтоб ей, великой государыне благоверной
царевне, венчаться царским венцом». Начальники дали уклончивый ответ: «Воля-де в том государская». Софье
пришлось отказаться от немедленного выполнения замысла.
Прошло два года, и Софья решила возобновить свои домогательства на трон. Шакловитый велел стрельцам
говорить, «будто князь Борис Алексеевич [Голицын] и Лев Кириллович [Нарышкин] с братьями хотят известь
великую государыню благоверную царевну Софью Алексеевну». Да и сама Софья жаловалась стрельцам: «Житьеде наше становится коротко, царя-де Иоанна Алексеевича ставят ни во что, а меня-де называют там [в
Преображенском] девкою, будто-де я и не дочь царя Алексея Михайловича». Своим главным противником
заговорщики считали Б.А. Голицына.
За участие в предполагаемом бунте стрельцам было обещано вознаграждение. В 1689 году рядовые получали
по одному-два рубля, командный состав от пяти до десяти и даже до ста рублей. Более того, стрельцам было
дозволено безнаказанно грабить дома убитых. «А как их побьют,— уговаривал стрельцов Шакловитый, — и кто
что в домах их возьмет, и то все перед ними, также-де и сыску никакого не будет». Впрочем, сами стрельцы не
намеревались довольствоваться ограблением убитых. Доверенное лицо Шакловитого Никита Гладкой говорил
стрельцам: «...ныне-де терпите да ешьте в долг, даст-де Бог, будет ярмонка — станем-де боярские дворы и
торговых людей лавки грабить и сносить в дуван».
Ночью по улицам Москвы в сопровождении стрелецких капитанов ездил подьячий Матвей Шошин,
нарядившийся в такой же белый атласный кафтан, какой носил Лев Кириллович Нарышкин. Шошин хватал
стоявших на карауле стрельцов и велел зверски избивать их, поручив вопить одному из спутников: «Лев
Кириллович! За что бить до смерти! Душа христианская». Сам ряженый приговаривал: «Бейте-де гораздо, не то-де
им будет — заплачу-де им смерть братей своих». Потерпевших доставляли в Стрелецкий приказ, и они там на
допросах, введенные в заблуждение маскарадом, показывали, что стали жертвами Льва Кирилловича. Таким
способом Софья и ее сторонники пытались вызвать озлобление стрельцов против Нарышкиных. Сторонники
Софьи прибегали и к запугиванию стрелецких командиров расправами, если у власти останутся Нарышкины.
Шакловитый говорил пятидесятникам: «А мутит-де всем царица Наталья Кирилловна, а перевесть-де нас хотят
тем: меня-де хотят высадить из приказу вон, и вас-де, которые ко мне в дом вхожи, разослать хотя! всех по
городам».
Шакловитый предложил верным стрельцам написать челобитную с просьбой, чтобы Софья венчалась на
царство. Большинству стрелецких командиров предложение руководителя Стрелецкого приказа повторить
события весны и лета 1682 года показалось рискованным. Они отклонили предложение под благовидным
предлогом, что не умеют писать челобитные. Привлечь стрелецких начальников к заговору не удалось:
поговорив, они том и разошлись, получив от Шакловитого щедрую мзду. Осуществление переворота пришлось
на некоторое время отложить, хотя часть стрельцов была готова к решительным действиям.
8 июля 1689 года произошел первый публичный скандал. Во время крестного хода царевна Софья пошла со
святой иконой вместе с двумя государями, что было неслыханным делом. Петр потребовал, чтобы царевна не
выступала наравне с царями. Софья наотрез отказалась, Петр гневно покинул церемонию и уехал в Коломенское.
Назревала решающая схватка в борьбе за власть, и произошла она по внешнеполитическому поводу. Петр
отказался подписать манифест о наградах за злополучный второй крымский поход. С большим трудом, после
многочисленных просьб, все же удалось уговорить его утвердить манифест. Но когда Голицын и его
приближенные явились в Преображенское благодарить за награды, то Петр отказался принять их. Атмосфера
накалилась до предела, Софья была вне себя от ярости и от вожделения овладеть всей самодержавной властью.
Но для этого надо было устранить Петра. Как это сделать? Семь лет ее правления дали неутешительный итог.
Авторитета и славы она не приобрела. Развязка наступила неожиданно.
В ночь с 7 на 8 августа 1689 года в Кремле поднялась тревога, стрельцы взялись за ружья: кто-то пустил слух,
что потешные из Преображенского идут в Москву. На Лубянке собрали второй отряд в 300 человек. Для чего
их поставили под ружье, никто толком не знал. Но двое из тех, что предпочитали Петра, ночью помчались в
Преображенское и, разбудив, предупредили царя.
Петр бросился в одной рубашке в ближайшую рощу. Ему принесли одежду и седло, и он всю ночь скакал в
сопровождении нескольких человек в Троице-Сергиев монастырь, за толстыми стенами которого семь лет назад
укрывалась Софья.
Изнуренный долгой скачкой, Петр прибыл в монастырь утром 8 августа, бросился к архимандриту и
рассказал о случившемся, прося защиты. В тот же день в Троицу прибыли в полном боевом порядке
преображенцы и семеновцы, а также верный Петру стрелецкий полк Сухарева. Приехала в монастырь и
царица Наталья Кирилловна.
Троице-Сергиев монастырь был не только неприступной крепостью с высокими прочными стенами, восемью
башнями, над которыми сверкали купола тринадцати церквей. Несколько раз крепость героически выдерживала
осаду поляков. Но Троица для русских— еще и святое место, символ и оплот веры и национальной
независимости. Уже одно то, что законный царь вынужден был искать убежище в Троице, усиливало
негодование против узурпации власти Софьей. Истинным руководителем всей этой борьбы был не
растерявшийся Петр, но князь Борис Алексеевич Голицын, двоюродный брат Софьиного фаворита.
В Кремле узнали о бегстве Петра только к концу дня 8 августа. Ранним утром Софья в сопровождении
отряда стрельцов пошла «на службу» в Казанский собор и только по возвращении, после роспуска стрельцов
по слободам, ей сообщили о случившемся в Преображенском.
Возникло два вооруженных лагеря: один находился в Кремле, где в распоряжении Софьи находились
стрелецкие полки; другой — в Троице-Сергиевом монастыре с ничтожной вооруженной опорой. Дальнейшие
события развивались так, что Софья постепенно утрачивала свой перевес, а Петр его приобретал.
9 августа от имени Петра старшему брату, Ивану, и правительнице Софье была направлена грамота,
потребовавшая объяснений причин скоплении стрельцов в Кремле 7—8 августа. Софье пришлось
оправдываться: первоначально она, дескать, намеревалась отправиться в Донской монастырь, а затем
передумала и посетила Казанский собор. Лучшим выходом из создавшейся ситуации Софья считала примирение
со сводным братом и в этом направлении предприняла несколько шагов.
13 августа правительница направила к Троице боярина Ивана Борисовичи Троекурова с поручением
уговорить Петра вернуться в Москву. Троекуров вернулся ни с чем. Затем в монастыре появился «дядька» царя
Ивана с таким же поручением, исходившим уже не от Софьи, а от царя. Боярин Петр Иванович Прозоровский
тоже не добился успеха. Тогда царевна решила воспользоваться услугами Иоакима, но тот, симпатизируя Петру,
остался при нем.
Наконец царевна решилась на последний шаг: 27 августа после молебна и Успенском соборе и посещения
Воздвиженского и Чудова монастырей она сама в сопровождении бояр отправилась к Троице, но в пути получила
от спальника Петра Ивана Даниловича Гагина предписание вернуться в Москву. Софья ослушалась и продолжала
свой путь. В селе Воздвиженском, что в 10 верстах от Троице-Сергиева монастыря, к ней прибыл посланец Петра
боярин Иван Борисович Троекуров с требованием вернуться в Москву и с угрозой, что в противном случае с нею
будет поступлено «нечестно». Софье пришлось повиноваться. 31 августа она возвратилась в столицу, заявив
стрельцам: «Чуть меня не застрелили. В Воздвиженском прискакали на меня многие люди с самопалами и луками.
Я насилу ушла и поспела к Москве в 5 часов».
Софья отчаянно боролась за власть. Она просит поддержки, жалуется на Петра, на Нарышкиных и на Бориса
Голицына. Софья обвиняет их в злых умыслах против нее. Угрозы и обещания наград перемешаны в ее пылких
речах с перечислением своих заслуг, в основном мнимых. Любопытно, что царевна больше всего напирает на
успехи во внешней политике: «Всем вам ведомо, как я в эти семь лет правительствовала, учинила славный
вечный мир с христианским соседним государством, а враги креста Христова от оружия моего в ужасе
пребывают». Такими доводами Софья вряд ли могла воодушевить своих сторонников. Все помнили о позорном
провале крымских походов.
Попытка царевны разжалобить стрельцов успеха не имела. Вместе с Шакловитым Софья не могла удержать в
повиновении солдатские и стрелецкие полки. По вызову Петра в Троице-Сергиев монастырь прибывали один за
другим командиры солдатских и стрелецких полков с подчиненными им солдатами и стрельцами. Там
стрелецкие начальники сообщили царю о тайных совещаниях, созванных Шакловитым, о его попытке
совершить дворцовый переворот. Последовало требование, настойчиво трижды повторенное, выдать
Шакловитого.
4 сентября в Троицын монастырь прибыли все служилые иностранные офицеры во главе с генералом Гордоном.
Перед этим, конечно, посоветовались с послами и резидентами. Это уже выглядело, как признание Европой
царем Петра. 6 сентября стрельцы добились от Софьи выдачи Шакловитого и его сообщников Петру. На дыбе
после первых ударов кнута заговорщик признался в замыслах убийства Петра и его сторонников; он выдал всех.
Шакловитого и двух его самых близких сообщников осудили на смерть. Как сообщает С.М. Соловьев, Петр,
не привыкший еще к жестоким нравам тех суровых времен, не соглашался на казнь, и только сам патриарх смог
уговорить его. Когда же некие служилые люди потребовали подвергнуть Шакловитого перед казнью самой
жестокой пытке, уже не нужной для дознания, то Петр наотрез отказал им.
Софья вскоре была отправлена под стражей в Новодевичий монастырь, а ее фаворит князь Василий Голицын — в
ссылку. Иностранные дипломаты срочно послали в свои страны донесения, что в Москве отныне царствует Петр.
Выдача Шакловитого означала, что после продолжавшейся месяц борьбы Софья потерпела полное поражение.
Петр и его сторонники вполне овладели положением. Стрельцы вышли встречать ехавшего в Москву царя, в знак
покорности легли вдоль дороги на плахи с воткнутыми топорами и громко просили о помиловании.
Еще продолжался розыск над Шакловитым, а Петр, находясь в Троице, отправил брату Ивану письмо с
предложением, более напоминавшим требование, отстранить Софью от власти. «Срамно, государь, при нашем
совершенном возрасте, тому зазорному лицу государством владеть мимо нас». Под «зазорным лицом»
подразумевалась царевна Софья Алексеевна, которая не удостоена была полного имени и названа «С. А.». Далее
Петр испрашивал разрешения, «не отсылаясь к тебе, государю, учинить по приказам правдивых судей, а не
приличных переменить, чтоб тем государство наше успокоить и обрадовать вскоре». Письмо подводило итоги
придворной борьбы и свидетельствовало о Торжестве группировки Нарышкиных. Объявленная «зазорным
лицом», Софья в конце сентября 1689 года была заточена в Новодевичий монастырь, где провела 14 лет и умерла в
1704 году.
Другим следствием переворота следует считать фактическое отстранение от дел слабоумного брата Ивана. Хотя в
письме Петр и выразил готовность почитать своего старшего брата «яко отца», но эти слова имели чисто
декоративное значение - управление страной сторонники Петра взяли в свои руки. К царю Ивану «не
отсылались» не только тогда, когда формировали новое правительство но, но и в последующие годы. Он вплоть до
своей смерти номинально исполнял царские обязанности: по традиции присутствовал на приемах посольств,
участвовал в церковных церемониях, его имя упоминалось во всех официальных актах наряду с именем Петра.
Петр на всю жизнь запомнил этот суровый урок судьбы и лет через двадцать сказал П.А.Толстому: «Едва ли
кто из государей сносил столько бед и напастей, как я. От сестры Софьи был гоним жестоко; она была хитра и
зла».