В доме информанта жили немцы, ее мать готовила им. Немцы... – Вот, родненький мой, в нашем доме жили хорошие немцы,... жили, они плохие были, хоть и латыши. А вот туды...

В доме информанта жили немцы, ее мать готовила им. Немцы разоряли хозяйство
– Вот, родненький мой, в нашем доме жили хорошие немцы, а после них латыши
жили, они плохие были, хоть и латыши. А вот туды хуторок был соседский, по-соседству
– там жили латыши, а в их, наверно, начальники, вот в нас, примерно, та комната была
опутана каким-то этим, ну что я, маленькая, наверное, рация стояла какая-нибудь, опутан
там этим проводом была, да были.
– Не обижали вас?
– Не, не обижали.
– Помогали, да.
– Мама готовила им, ну а что они так могут помочь, да чё они помогут. Вот мы
маленькие ходили на кухню, они давали чаю, хлеба давали.
– Ну, давали.
– Они, да?
Д: Хлеб хороший, всегда завязан, не, в нас-то, в их ох-ло-хо.
– В бумажке все время такой этой, как лентой такой.
Д: культурно.
– Ага, культурные буханочки, такие маленькие, я тоже помню.
Д: Маленькие, чаю, в их чай сладкий.
– С сахаром был, да.
Д: Да, да.
– Был вкусный.
Д: В них сахар сделан сладкий.
– Не чай, а кофий.
Д: Ну я не знаю, нам нальют да и пойдем, рябяты.
– Кофий, кофий. А вот оттуды те, прибегат дед с бабой, что жаловаться сюда,
знают, что здесь начальник стоит, «что, что они делают». А видишь тоже были плохие, ну
полы были такие, деревянные катланы, а в подвале стояли там огурцы, капуста в бочках –
все там было. Вот они придумали, писали туда, вот в эту щелку, чтоб попасть в бочку, вот
они тогда заглядели хозяин с хозяйкой, прибегли, вот жаловаться, что вот так вот, что
делать? Вот этот пошел тогда. Яво Евгений Эдуардович, хотя и фамилию помню эту,
явона, латыша этава начальника, пошел туда, разобрался. Не стали больше так делать.
– А кто это писал туда?
– Или латыши или немцы, кто-то у этих.
– А этот начальник, который жил, пошел разобрался.
– Да, да пошел и разобрался с ними, разобрался, тогда не стали, мог, спасибо,
давали, что хорошо.
– А ели что они?
– Ну, ели, а немцы, немцы и латыши, уж я так маленькая была, так я не горазд и
помню, а ели… привозили из деревень.
Д: Чаво, бегають куряты, а они пустят автоматы.
– Да, курят привозили.
Д: Вот на улице попадем.
– Да, я помню мама, мам всё щи, щипала курят им, вот отрубят голову, а им
смешно им, как курице отруби голову, она залятит, коли хошь выше крыши и они-то
хохочут, а я маленькая, и мне смешно, да вот этих курей не бьют, потом привозили просто
вот этих коров, быков, овец привозили все резали и им надо что-то есть.
– Все хозяйство разоряли.
– Да, да, да. Стояла кухня в деревне, вот на этой кухне готовили, а вот которые в
нас жили, много было, обои помнити были заселяны, мама-то им готовила, печку топила и
готовила она им, курят этих готовила и всё, а потом там тоже в деревне была такая тетка
Дуня, тоже, вот она, в них жили и им готовила, как прибег вам к этому начальнику и опять
жалуется: «Не будем мы тоже на кухне, пойдем там они по-своему нам, ну а потом-то он
сказал: «Она сварила нам супу и в жараке не вытянут, говорит, – там пясок и камни в этом
супу. Баба зоб не вытянула, растяпалась.
– Что не вытянула?
– Зоб.
– А попался зоб, да.
– Да, да, зоб, зоб. Ну вот, примерно в курице кишки есть, а здесь зоб, а в этим зобу,
там зерна наклеван, камушки разные – и все, а баба и не вытянула – растерялась, забыла,
кинула так в суп, вот: «Не будем больше».
– Что не будем есть?
– Да. Вот, вот тогда ходили оттудова на эту, на кухню.
– Ясно, а у них что было что-нибудь импортное такое, ну какой-нибудь сыр, там
что-нибудь ели они свое.
– Ели, ели. Они ели и нас угощали, вот такие белые как писнушечки были,
возьмешь вот, так – как фольга, станешь вот так обрывать.