Храм Успения Пресвятой Богородицы г. Химки.

Храм Успения Пресвятой Богородицы г. Химки.
История церкви Успения Пресвятой Богородицы в XV—XIX вв.
К северу от Химок, на правом берегу реки Клязьма, находится село Трахонеево, которое в
прежние времена имело ещё два названия: Козодавлево и Успенское (по названию церкви
Успения Пресвятой Богородицы).
Успенская церковь — вид со стороны пруда
Мрачное название Козодавлево объясняется фамилией первого известного владельца
села— Якова Константиновича Козодавля из Дмитрова, который упоминается в документе
1498 года.
В Писцовых книгах XV века село упоминается под названием «Козодавлево, Успенское
тож». Видимо, первое название села было Успенское, а значит, Успенская церковь могла
появиться в этих местах и раньше XV столетия.
Своё нынешнее «весёлое» название, над которым любят потешаться неместные жители,
село получило по фамилии боярина Василия Юрьевича Траханиота (Траханиотова). Его
отец, Юрий Мануилович Траханиот, грек по происхождению, приехал в Россию в 1472
году вместе с Софьей Палеолог, второй женой Ивана III. Неоднократно он выполнял
важные дипломатические поручения московского князя. Его сын Василий Юрьевич был
боярином царя Ивана III. Во время отлучек царя из Москвы он дважды приезжал к нему с
известием о рождении у него сыновей и выполнял другие поручения царя. После смерти
Василия Юрьевича вотчиной нераздельно владели его сыновья, царские казначеи Иван и
Никифор Васильевичи Траханиотовы. В последней четверти XVI века это была типичная
подмосковная вотчина крупных бояр. В Писцовых книгах XVI века указывается: «За
Иваном да за Никифором Васильевичами Траханиотовыми отца их вотчина: село
Козодавлево на реке на Клязьме, а в нем церковь Успения Пресвятыя Богородицы,
деревянная, клетцки, да 2 двора вотчинниновых Иванов да Никифоров, 2 двора
челядинных, да 4 двора людских, да у села мельница на реке Клязьме». В Писцовых
книгах 1623-1624 годов это село значилось «за Иваном Никифоровичем, сыном
Траханиотова, как вотчина отца его». В селе по-прежнему существовала деревянная
церковь, «а в церкви образы и книги, и свечи, и на колокольне колокола, на церковной
земле водв. поп Иван, во дв. Петрушка Григорьев, во дворе просвирница Акулиница..., да в
селе вотчинников, живут в нем деловые люди» (то есть холопы, несущие военную
службу). Впервые упоминается колокольня.
В переписной книге 1646 года отмечалось, что в селе при Успенской церкви находились «во дв. поп Григорий, во дв.дьячок вдовий поп Петр». Спустя 32 года при Успенской
церкви находились «во дв. поп Семен Яковлев, во дв. дьякон Архип Меркульев, во дв.
дьячок Карпушка Нестеров, во дв. просвирница Анница Титова». С этого времени село
стали называть Трахонеево. Спустя ещё 3 десятилетия, в 1706 году, при церкви находились
дворы священника и «причётников» (церковнослужителей). Всё это время само село
состояло из 8-11 крестьянских дворов.
К середине XVIII века (1764—1766 гг.) старая церковь пришла в негодность. Перед
Траханиотовыми, владельцами усадьбы, встал вопрос о строительстве новой церкви,
которая и была построена в 1766 году.
Траханиотовы владели Успенским примерно два с половиной столетия, до 1797 года.
В первой четверти XIX в. при владельцах имения Свиньиных и Лавровых церковь была
«возобновлена», то есть отреставрирована. Храм представлял собой деревянный
брусчатый дом, срубленный из соснового леса в «лапу», снаружи обшитый тёсом и
оштукатуренный изнутри в стиле классицизма с окраской стен охрой, деталей —
белилами.
Конец XIX в.: Строительство каменной церкви
В конце XIX века село Трахонеево и деревня Свистуха принадлежали братьям
Константину и Владимиру Осиповым, и Евлампии Гавриловне Шмелёвой, матери
русского писателя Ивана Сергеевича Шмелёва.
К этому времени деревянная церковь была уже мала и к тому же обветшала.
1877 год ознаменовался большим событием в жизни Трахонеева и всей округи. Было
получено разрешение от Епархии на строительство каменной Успенской церкви в
псевдорусском стиле по проекту архитектора Василия Фёдоровича Баранова (1850 —
16.12.1895). Новое здание вплотную примыкало к старой деревянной церкви. Теперь храм
имел два придела: левый в честь Успения Пресвятой Богородицы и правый во имя
святителя Николая.
Московские церковные ведомости за 1892 год в №34 подробно рассказали о построении и
освящении храма:
«Небольшое малоприходное село Трахонеево до 1887 года имело небольшой же деревянный
холодный храм во имя Успения Пресвятой Богородицы. В 1877 году испрошено было
разрешение Епархиального начальства на постройку тёплого каменного придела на
месте колокольни... Постройка производилась на доброхотные пожертвования,
собираемые приходским священником о.Иоанном Кротковым, на средства церковного
старосты, крестьянина Московского уезда, Зюзинской волости, деревни Битц, Василия
Афанасьевича Малинкина и на церковные доходы.
В 1879-1882 гг. - постройка остановлена...
В 1883 году храм отштукатурен, сделан мозаичный пол, три печи. Московский
потомственный дворянин Григорий Александрович Крестовников (известный
предприниматель, один из основателей бумаготкацкой фабрики в Полянах) пожертвовал
от себя трёхъярусный иконостас искусственного мрамора белого цвета со всеми новыми
иконами (кроме местной иконы Успения Пресвятой Богородицы), писаными на досках по
чеканному золочёному фону художником Рыбаковым...
С 1883 по 1888 гг. работы приостановлены.
В 1888 году на место о.Иоанна, который выбыл в Павловский Посад, поставлен
священник о.Виктор Глаголев (впоследствии он будет венчать чету Шмелёвых).
Стараниями отца Глаголева и церковного старосты, московского мещанина Сергея
Васильевича Любочкина, в 1888 году сделали 5 глав.
В 1889 году освящён левый придел и открыта приходская школа на 80 человек. Отличное
помещение школы выстроено московским потомственным почётным гражданином
Константином Викторовичем Осиповым в его имении и содержится на его средства.
27 июня 1891 года произошла закладка колокольни и каменной трапезной.
12 июля 1892 года совершена литургия священником о.Николаем Соколовым в сослужении
о.Петра Дмитриевского и о.Виктора Глаголева. Молебен местночтимой иконе Успения
Пресвятой Богородицы и Святителю и Чудотворцу Николаю, с водоосвященем, при пении
хора певчих — учеников Трахонеевской церковно-приходской школы...»
Как минимум с 1895 по 1899 год в церковно-приходской школе служили законоучителем
священник Виктор Алексеевич Глаголев, учителем Надежда Кондратьевна Булкина,
получившая свидетельство на звание домашнего учителя в Московской Епархии
Мариинского участка.
Описание нового храма
Храм был построен на месте разобранных колокольни и трапезной старого храма.
Односветный четверик бесстолпного храма перекрыт сомкнутым сводом, на котором
поставлены пять покрытых серым железом луковичных глав: большая в центре и четыре
изящные маленькие на барабанах по углам четверика. Все они заканчиваются золотыми
кружевными крестами. Расчленённые полуколонками стены разделены лопатками на три
прясла, увенчаны закомарами и кокошниками, украшены спаренными окнами в
наличниках с килевидным завершением. Под карнизами церкви проходит пояс небольших
аркатур. С востока к основном объёму храма примыкает двух-апсидный алтарь, с запада
— небольшой притвор. К притвору пристроена трёхъярусная четырёхгранная колокольня.
Углы двух верхних ярусов колокольни срезаны. Завершает колокольню низкий шатёр с
главкой. Колокольня повторяет элементы украшения церкви, но окна-проёмы в ярусах
заканчиваются арками.
Возвышаясь на вершине холма, церковь Успения была видна отовсюду, притягивая к себе
взгляды. Её колокольный звон был слышен в соседних селениях.
Сравнительно небольшое сельское кладбище за церковью, заросшее высокими деревьями,
воспринимается как составляющая храма. Здесь похоронены зажиточные жители села
Богомоловы и Любочкины, на средства которых была построена каменная церковь в конце
XIX века.
Известные люди, связанные с храмом
С храмом, что находится в подмосковном селе Трахонеево, тесно связана судьба русского
писателя Ивана Сергеевича Шмелёва (1873-1950).
Его мать, Евлампия Гавриловна (1847-1934), приобрела в этом селе на Клязьме имение с
огромным фруктовым садом, аллеями, беседкой, с прекрасными надворными постройками
и домом. Лето там проводила вся семья.
14 июля 1895 года в Успенской церкви было совершено бракосочетание студента
юридического факультета Ивана Шмелёва с Ольгой Александровной Охтерлони.
В этом же году под впечатлением пребывания в Успенском Иван Шмелёв написал свой
первый рассказ "У мельницы" (опубликован в 1895 году в журнале «Русское Обозрение»).
Мельница эта находилась в излучине реки Клязьмы, чуть выше по течению от Трахонеево.
«... С шумом бьет река в омут. Выше плотины спокойная гладь, с нависшими с берегов
кустами ольхи и корявыми ветлами. Влево и вправо прихотливо синим гигантским червем
река вьется, кое-где подернутая свинцовую дымкой тумана.. Те же поля, что и вчера, те
же снопы на полях, то же чёрное пятно деревни и та же едва заметная церковка
вдали...»
Удивительно, но именно в 1895 году, в год первой публикации Шмелёва, эту мельницу
запечатлел на картине другой трахонеевский дачник — потомственный художник Павел
Павлович Кузнецов.После венчания молодые совершили поездку на Валаам. Перед
путешествием было решено взять благословение у старца Варнавы из Гефсиманского
скита Троицко-Сергиевой Лавры, того самого, у которого ещё в детстве побывал Шмелёв.
Тогда он получил в подарок кипарисовый крестик - прообраз жизненных страданий и
радости пребывания в Боге. На этот раз, положив руку на голову молодого мужа, старец
произнес: «Превознесёшься своим талантом». Валаам Шмелева удивил, взбудоражил,
заставил радостно биться сердце. Результатом этой поездки стали рассказы «На скалах
Валаама» и уже за границей - «Старый Валаам». Он писал о духовной силе монахов соработников Бога, о строгом монашеском уставе, о неповторимой, сурово-сдержанной
красоте северного края.
«...А я-то думал - косный народ монахи. А эти монахи - сплошь простаки-крестьяне знали неизмеримо больше меня, студента, в "делах земных". А в "неземном"... - что уж
тут говорить. Они постигли сердцем великую поэзию молитвы. Они знали каноны,
акафисты, ирмосы, стихиры какие-то - я не понимал, что это - "кондаки", "гласы",
"антифоны", "катавасии"... Они как-то достигли тайны - объединить в душе, слить в
себе нераздельно два разных мира - земное и небесное, и это "небесное" для них стало
таким же близким, таким же почти своим, как видимость. Я тогда еще смутно
чувствовал, что они неизмеримо богаче меня духовно, несмотря на мои "брошюрки" и
"философии".
Позже книга «Старый Валаам» сделает автора этих строк всемирно известным.
История храма в советский период
Даже после революционного 1917 года в церкви Успения Пресвятой Богородицы ещё
долго совершались службы. Её закрыли в 30-х годах, предположительно, в 1937 году. Во
время войны храм пришёл в запустение, обветшал. Иконы и церковную утварь растащили,
росписи уничтожили. На кровле росли берёзки. Небольшой деревянный храм,
примыкавший к церкви с востока, находился в аварийном состоянии. Было опасно не
только входить, но даже подходить к нему. Однако церкви Успения Пресвятой Богородицы
удалось избежать участи быть сожжённой или разрушенной.
1940-1950-е. Одна из первых фотографий храма
А церковно-приходская школа, построенная Константином Викторовичем Осиповым,
исправно продолжала свою просветительскую деятельность до 1950-х гг.: в ней
располагалась Клязьминская начальная школа.
В 1970-е годы старую часть церкви разобрали, а в каменном храме разместили
производственные мастерские «Росреставрации». В это время большим искажениям
подвергся интерьер здания. В помещении храма устанавливаются станки для литейного
производства. Старожилы говорят, что в мастерских отливали много скульптур, особенно
В.И. Ленина и И.В. Сталина.
К началу 1990-х годов церковь Успения представляла собой жалкое зрелище, что снаружи,
что внутри. Екатерина Николаевна Рубекина говорит, что все стены и пол были черны от
копоти и грязи.
1995-04 Фотограф Шатохин А.В. Успенская церковь до восстановления.
Конец XX—начало XX1 вв.: Возрождение храма
В августе 1996 г. было принято решение о передаче Успенского храма Русской
Православной Церкви в праздник Успения Пресвятой Богородицы.
В 1997 году она была отреставрирована объединением «Росреставрация» под
руководством архитектора Е.А. Резвина.
Фото 2007г
А 28 августа 1997 года, спустя ровно год после возвращения церкви Московской Епархии,
прошла первая служба, во время которой вернулись храмовые иконы. И вновь мелодично
зазвучали колокола, созывая прихожан со всей округи. Но реставрационные работы по
обустройству территории продолжаются и сейчас.
Духовному возрождению храма способствовали и сами жители Трахонеева. Первым
проявлением этого было возвращение в церковь иконы Иверской Божьей Матери. Её в
1937 году вынесла из церкви и сохранила у себя прихожанка Татьяна Качурина. Она
обернула большую икону материалом, поместила в мешок и спрятала в сенях. Условия
хранения были далеки от идеальных. Поэтому, когда Татьяна с помощью подруг, в том
числе и Екатерины Николаевны Рубекиной, принесла икону в храм, то две трети её
поверхности были сильно повреждены. Отец Александр Золотов отдавал её на полную
реставрацию. Сейчас это особо почитаемая икона в церкви. Татьяна Качурина сохранила
и меньшие иконы — «Тайная Вечеря» и «Успение Пресвятой Богородицы».
Также немалую лепту в восстановление храма внёс В.С.Скворцов, усилиями которого
были проведены каменные работы как внутри, так и снаружи церкви.
Первым настоятелем храма Успения после открытия был отец Даниил (Тетерин Даниил
Петрович, 1964 г.р.). Его сменил священник Александр Золотов, 1944 г.р. С 2012 года
настоятелем является священник Сергий Кунегин, 1983 г.р.
Описание икон
В центре храма — большая икона Спасителя на резном металлическом аналое.
На левой стороне в большом киоте находится Игоревская икона Божией Матери в
серебряном окладе. Обе эти иконы пожертвовала храму прихожанка Светлана. В правой
части- киот с иконой преподобного Серафима Саровского. На средства прихожан и
непосредственно при их участии приобреталась большая икона Святителя Николая.
Особо чтимыми в церкви Успения Пресвятой Богородицы являются: Иверскаая икона
Божией Матери, иконы святителя Николая и Преподобного Серафима Саровского с
частицей мощей.
В справочнике «Подмосковье» (М., «Вече, 2002 г., стр. 329) сообщается, что в церкви
Успения Пресвятой Богородицы села Трахонеево можно увидеть остатки ампирного
иконостаса и настенные масляные росписи, часть из которых выполнена в технике
«гризайль». К сожалению, в настоящее время настенные росписи утрачены.
На прихрамовой территории имеется кирпичный дом для церковной лавки, библиотеки и
котельной. Строится деревянное (из цилиндрованного бревна) здание воскресной школы с
трапезной. Храм обнесён чугунной оградой на кирпичных столбах.
Сегодняшнее состояние храма
Успенская церковь в 2013 году после реставрации.
Иконостас
Среди прихожан церкви, являющейся духовным православным центром округи, - жители
новостройки ЖК «Город Набережных», заселяющегося «Загородного квартала» и
прилегающих деревень (Клязьма, Яковлево, Ивакино, Терехово, Свистуха), а также
дачники и жители ЖК «Ивакино-Покровское».
При храме действует воскресная школа, имеется библиотека.
Постановлением Правительства Московской области от 15.03.2002 г. № 84/9 храм Успения
Пресвятой Богородицы в Трахонеево отнесен к объектам культурного наследия
регионального значения.
Контакты
Адрес: 141400 Московская обл., г.Химки, квартал Трахонеево, 21-А.
Телефон Храма: 8-495-578-06-70
Настоятель: священник Сергий Кунегин (телефон 8-916-913-23-99)
Сайт храма: http://hram-upb.jimdo.com/
Проезд от станции «Химки»: автобус 29, маршрутка 62 до остановки «Свистуха»
Проезд автомобилем: с Ленинградского шоссе до Шереметьево-2 по Международному
шоссе, проехать аэропорт, через 2 км повернуть направо на ул. Клязьма (в пос. Клязьма),
через 1,5 км, сразу за мостом через р.Клязьма повернуть налево в Трахонеево, далее - 300400 м по прямой до церкви. Можно ехать через Химки (Ленинский проспект) - Старбеево Терехово - Ивакино - Свистуху, сразу за Свистухой свернуть направо в Трахонеево.
Храм открыт ежедневно с 9.00 до 15.00; по субботам с 8.00 до 18.00.
Ближайшие храмы
Покровское (Ивакино)(храм не сохранился, полностью разрушен)
По данным статьи Н.В.Мочаловой Ивакино за свой исторический период развития
неоднократно меняло свое название: д.Ивакино, с.Покровское-Ивакино (на карте
1852-1853г), с.Покровское, снова д. Ивакино.
По писцовым книгам 1628 г. в погосте Покровском на р. Клязьме в вотчине Ю. Я.
Сулешова поставлена деревянная церковь Покрова Пресвятой Богородицы.
По документам 1862 года по правую сторону Рогачевского тракта, в 19 верстах от
Москвы на реке Клязьма располагалось владельческое село из 18 дворов, при
котором находилось имение Г. К. Рахманова.
«В 1835 году здесь была возведена ампирная каменная церковь Покрова Пресвятой
Богородицы. Она выстроена в форме прямоугольника и украшена с боковых фасадов
четырехколонными портиками. Здание завершалось куполом. Крытым сквозным
переходом церковь соединялась с каменной колокольней того же времени. После
этого деревня стала называться «село Покровское-Ивакино» - написал профессор
Г.Ильин в своей статье об Ивакино в химкинской газете «Вперёд» в 1999 году.
Ивакино-Покровское на карте 1856 года
При Советской власти, в начале или середине 30-х годов XX века, церковь снесли.
Деревенская легенда гласит, что трое жителей использовали строительный
материал, оставшийся от разрушенной церкви, для постройки своих домов. Их
поступок закончился печально: все три дома сгорели примерно в 1936 году при
одном пожаре. Поднявшийся ветер по очереди запалил все три дома.
Ни местные жители, ни химкинские краеведы никогда не видели изображений храма
в Ивакино. И вот совсем недавно при разборе сарая покойной тетушки одним из
ивакинцев была обнаружена любительская картина с изображением неизвестного
храма.
Под описание, данное Ильиным, она подходила. Но наличие церкви таких
внушительных размеров в небольшом селе казалось более чем странным . К тому же
как такового прихода эта церковь не имела - жители Ивакино всегда состояли в
приходе храма Успения Пресвятой Богородицы в Успенском-Трахонеево, в трёх
верстах на запад от Ивакино. И автора картины установить уже не представлялось
возможным; вероятно, картина была написана одним из отдыхавших здесь летом
дачников.
По счастливой случайности в руки заинтересованного ивакинца попала книга Е.М.
Юхименко "Рахмановы: купцы старообрядцы, благотворители и коллекционеры",
выпущенная летом 2013 года.
Среди множества интереснейших фотографий, связанных с Ивакино и Трахонеево,
там было и фото, подписанное "Г.К. и С.И. Рахмановы с дочерьми у Покровской
церкви. 1915г.»
Для справки: Георгий Карпович Рахманов - последний владелец поместья в
Ивакино-Покровском. На картине неизвестнго художника и на фотографии из
архива Рахмановых мы видим, несомненно, одну и ту же церковь.
Спасская церковь в с. Павельцево(ныне действующая, Долгопрудненское благочиние)
Фото Спасской церкви 1915 год.
Судьба Спасской церкви в селе Павельцево и Успенской церкви в с.Трахонеево очень
схожи. Оба села расположены недалеко друг от друга и на протяжении многих лет
принадлежали Траханиотовым. Спасская церковь была построена в XVII веке при
Степане Даниловиче Траханиотове.
Церковь в Павельцево. Фото середины 60-х гг.
Обе церкви в советское время были закрыты почти одновременно: Спасская в 1936
году, Успенская предположительно в 1937. Последним настоятелем Спасской церкви
был о.Валентин. Обе церкви были разграблены, но никогда не сжигались и не
уничтожались. В обеих церквях в 1970-х гг было налажено литейное производство.
Спасская церковь и понтонный мост (фото 1973 года)
Обе церкви реставрировало объединение «Росреставрация» (арх. Е.А. Резвин). В
обеих церквях службы начались почти одновременно в середине 1990-х годов.
Использованные источники:
1. Статья Г. Ильина «Успенское-Трахонеево» (газета «Вперёд», г.Химки, №75 от 22 июля
1998 года)
2. Статья В.М. Кузнецова «Розовый цвет далёкого»
3. Статья 2012 г. Н.В. Мочаловой
4. Кувырков И.В. «Гнездо Траханиотов». Редькино, июль 2013 г.,
http://ig-kuv.livejournal.com/5138.html
5. Кувырков И.В. «Церковь в Ивакино - быль воочию»
http://ig-kuv.livejournal.com/20539.html
6. Кувырков И.В «Мосты округи Ивакино» http://ig-kuv.livejournal.com/45866.html
7. Земные и небесные пути Ивана Шмелёва http://hram.bryansk.in/tales/12.htm8
8. Покровское-Ивакино http://www.gorod-dolgoprudny.ru/region-of-city.php?pid=1587
Торжественное открытие выставки «Иван Сергеевич Шмелёв – дорога к солнцу»
15 марта 2013 года во Владимирской областной научной библиотеке состоялось
торжественное открытие историко-литературной монографической экспозиции
«Иван Сергеевич Шмелев – дорога к солнцу»: к 140-летию со дня рождения
писателя.
«Мы – на святой дороге, и теперь мы другие, богомольцы. И все кажется мне особенным.
Небо – как на святых картинках, чудесного голубого цвета, такое радостное. Мягкая,
пыльная дорога, с травкой по сторонам, не простая дорога, а святая: называется –
Троицкая. И люди ласковые такие, все поминают Господа: «Довел бы Господь к
Угоднику», «Пошли вам Господи!» – будто мы все родные», – текстом из книги
«Богомолье» Ивана Шмелева, под колокольный звон, начинается вечер открытия
выставки. И кажется вполне символичным, что он происходит в День православной книги.
Он всегда писал о России, ее православном укладе, быте и традициях с большой душевной
любовью. Многочисленные очерки и публицистические выступления Шмелева
объединены бесконечной любовью к родине, мыслью о ее великом и особом
предназначении в судьбах мира. Шмелев верит в грядущее возрождение России, которое
возможно только «на основе религиозной… – евангельском учении деятельной любви» (И.
А. Ильин). Его дорога к солнцу – это путь истинного христианина. Что есть солннце
в православии? – Иисус Христос – солнце правды, истины.
Источник:
http://library.vladimir.ru/torzhestvennoe-otkrytie-vystavki-ivan-sergeevich-shmelev-doroga-ksolncu.htm
И.С.Шмелёв. Избранные рассказы. У старца Варнавы (к 30-летию со дня его
кончины)
17 февраля 1936 г. -- по старому стилю, -- исполняется 30 лет со дня кончины
замечательного делателя духовного, которого знали и почитали миллионы людей в России,
-- "утешителя и кормильчика", иеромонаха о. Варнавы, у Троице-Сергия, или, как
называли его в народе, -- "батюшки-отца Варнавы".
Я не могу писать о житии его, о высоком его подвижничестве: слишком мало я знаю об
этом святом старце. О нем написана обстоятельная книга безыменного составителя,
изданная "Иверской Обителью при селе Выксе". Я лишь позволю себе, в память его,
рассказать то немногое, чему сам был свидетелем, что слышал от близких мне людей, и
что имеет отношение ко мне. В безоглядное и безутешное наше время полезно
оглядываться на прошлое, в котором забыто много чудесных людей и дел.
Еще в раннем детстве не раз я слышал, как говорили у нас в семье, когда надо было
решать что-нибудь важное: "к Троице-Сергию надо съездить, что батюшка Варнава
скажет". Этот неведомый "батюшка Варнава" мне представлялся похожим на нашего
батюшку о. Виктора, от Казанской, где меня крестили, и мне казалось, что и "батюшка
Варнава" тоже всех крестит -- окунает в святую воду. Почему так казалось? Потому,
должно быть, что с батюшкой о. Виктором в детской душе моей переплетались слова
"батюшка" и "крестит -- окунает". В притворе храма Казанской Божией Матери стояла
жестяная купель, и няня говорила, что в этой вот "купельне" меня крестили, -- "батюшка
отец Виктор окунал". И еще во мне было странное сочетание: "Варнава" и "Варавва". Не
только эти слова мешались, а и события путались: мне, младенцу, казалось, что разбойник
Варавва, о котором говорится в Евангелии, -- а я и в церкви слыхал про него, и дома
рассказывали у нас, -- и есть тот самый разбойник, который пожалел Господа на Кресте, и
которому Господь сказал -- "ныне будешь со Мною в раю". И вот, в воображении моем
спуталось -- "Варнава" и "Варавва", и в имени "Варнава" чудилось мне святое, райское. В
детской душе бывают странные сочетания. Вот, к слову, вспомнилось: в раннем детстве, в
словах -- "чаю воскресения мертвых" казалось мне, что там, -- в раю? -- тоже, как и у нас,
празднуют воскресенье и всем умершим -- и воскресшим -- дают по воскресеньям... чай! и
даже -- с булочками! И так было это радостно! Милая детская наивность.
Словом, с "батюшкой Варнавой" во мне сочеталось светлое и святое. И -- жуткое. Откуда
же это жуткое? А вот откуда. Мне казалось, что "батюшка Варнава" всё знает. Бог всё
знает. А "батюшка Варнава" всегда при Боге, молится за всех грешников, всех утешает и -провидит. Потому-то к нему и ходят со всякими важными делами. Одна женщина повезла
к нему свою дочку, перед свадьбой узнать, можно ли выдавать замуж за такого вот
человека, и его карточку показала. А батюшка Варнава поглядел на дочку и говорит: "а,
Христова невеста!" И дал ей "Троицкий листочек", а на листочке была нарисована
картинка, как апостол Петр тонет, а Христос ручку ему дает, и написано на листочке -- 29
июня. Стали думать, что бы это могло значить. Решили, что к хорошему. Веру надо иметь,
как Петр, и будет хорошо: апостол Петр поверил и Господь спас его. Не поняли сказанного
батюшкой Варнавой: "а, Христова невеста!" И вот, что вышло. В самый Петров день, 29
июня, каталась та девица с женихом на пруду в Царицыне, на лодке, и с ними были гости.
Стали местами меняться -- лодка и опрокинулась, девица и утонула, "Христова невеста"
стала. Этот случай так на меня подействовал, что я и теперь помню, будто это вчера
случилось.
Вот это "жуткое", эта чудесная сила -- знать, что будет, сочеталась во мне с именем -"батюшка Варнава". Даже когда я вырос и был студентом, рождалась во мне тревога, когда
я думал о батюшке Варнаве: а вдруг он скажет?!.. Заглядывать в будущее страшно.
Помню, было мне лет пять-шесть. Меня еще не брали к Троице-Сергию, но старшие
ездили туда каждый год. Как-то приехала матушка от Троицы. Была она у батюшки
Варнавы, и он сказал ей: "а моему... имя мое назвал, -- "крестик, крестик..." Это
показалось знаменательным: раза три повторил, словно втолковывал, "чтобы запомнила",
говорила матушка: "а моему... крестик, крестик!" Другим детям -- кому образок, кому
просвирку, а мне -- "крестик, крестик". -- "А тебе вот крестик велел, да всё повторял.
Тяжелая тебе жизнь будет, к Богу прибегай!" не раз говорила матушка. И мне делалось
грустно и даже страшно. Сбылось ли это? Сбылось. Много крестов и крестиков выпало на
долю многим. И мне выпал.
Эта история с крестиком повторилась, по новому осветилась в моей душе года через дватри, когда я ходил на богомолье к Сергию-Троице с нашим старичком -- плотником
Горкиным. Я описал ее в своей книге "Богомолье".
Но почему толковать этот "крестик" только как провидение страданий! Страдания -земной человеческий удел, Страдания -- испытания, "одержка": помни. Быть может, в этом
"крестике" было предвидение не только испытания? Теперь я знаю, что и это, как-будто
было.
Не могу не вспомнить одной знаменательной встречи с батюшкой Варнавой. Эта встреча
связана с началом писательской моей работы, С первой моей книгой "На скалах Валаама".
Это вышло совсем случайно. Написать книгу? Об этом я и не помышлял. Правда, мой
первый рассказ только что появился в журнале "Русское Обозрение". Сам редактор, "друг
Константина Леонтьева", жал мне руку, -- "детская рука какая" и ободрял: "пишите,
приносите". Но о писательстве я не думал. Писатели -- это совсем особенные люди. Я
разглядывал себя в зеркале и видел глаза, глядевшие так пугливо. Разве писатель может
родиться в Замоскворечьи, на шумном дворе, где только простой народ, где совсем не
читали книг, где и книг "настоящих" не было, а только старенькое Евангелие,
молитвенники, да на полках в чулане "Четьи-Минеи" прабабушки Устиньи? Напечатал
выдуманный рассказ, а мне заплатили деньги. Стыдно было смотреть на Пушкина. И я
скоро забыл об этом.
Тут подошло другое: я женился. Студент, юный из юных. Незнакомые спрашивали:
"братец и сестрица будете?" А если бы узнали, что я -- "писатель"?! И вот, мы решили
отправиться в свадебное путешествие. Но -- куда? Крым, Кавказ?.. Манили леса Заволжья,
вспоминалось "В лесах", Печерского. Я разглядывал карту России, и взгляд мой
остановился на Севере. Петербург? Веяло холодком от Петербурга. Ладога, Валаамский
монастырь?.. туда поехать? От Церкви я уже шатнулся, был, если не безбожник, то
никакой. Я с увлечением читал Бокля, Дарвина, Сеченева, Летурно... стопки брошюр с
книжных прилавков на Моховой улице, где студенты требовали "о самых последних
завоеваниях науки". Я питал ненасытную жажду "знать". И я многое узнавал, и это знание
уводило меня от самого важного знания -- от Источника Знания, от Церкви. И вот, в такомто полубезбожном настроении, да еще в радостном путешествии, в свадебном
путешествии, меня потянуло... к монастырям! Потянуло в детство. Вспомнилась Троица,
как ходили пешком, бывало... с Горкиным к Троице ходили.
И вот, перед Валаамом, -- к Троице, "благославиться". Благословляться, студенту-то
благословляться!.. -- стыдно. Но так надо. Помню, -- конец июля. Светлый-светлый день.
В окно вагона -- перелески, тропки, выбитые лаптями богомольцев. Бывало, с Горкиным
ходили, шли по зорьке, молитвы пели, дремали в полдень в жарких елках. Милый Горкин,
преставился, давно. Говорил, бывало: "благословиться надобно, косатик..." Ну, вот,
благословимся. Сохранилась связь с Горкиным, с далеким прошлым: как и тогда, -батюшка Варнава, жив еще. Всё еще "на пещерках", у Черниговской, всё еще утешает.
И вот, прошлое, далекое, -- вернулось. Знакомый дворик, у Черниговской. Сколько лет
прошло... пятнадцать лет! А он такой же. И люди те же, бедные, родные, все -- мои.
Келейка, с крылечком, с тем же... когда-то поднимался по ступенькам, робкий, мальчик,
боялся -- "всё он знает, все грехи". Теперь -- другой: студент, с "сестрицей", почти
безбожник, никакой. Старые рябины, в гроздьях. Толпа народа, вздохи, как и тогда, давно.
Там вон стояла Домна Панферовна с Анютой, Анюта сорвала рябинку, Домна Панферовна
отшлепала ее по ручкам. А тут, под елкой, мы с Горкиным. Всё та же елка, черная, густая,
только повыше стала. Когда-то батюшка благословил меня: "а моему... -- имя мое назвал -крестик, крестик". Дал из кармана крестик. Все шептались: "ишь, крестик ему выпал!"
Теперь я знаю: выпал крестик. А тогда, в блеске, -- не думалось.
Ждем долго. Говорят батюшка устал, не выйдет больше. Юные нетерпеливы: ну, что же, и
без благословенья можно. И стало как-то посвободней на душе, а то пугало, "безбожника"
пугало: вдруг, скажет что-нибудь такое... "испортит настроение"! Теперь не скажет, не
увидим. Сейчас в Москву, на Николаевский вокзал, посмотрим Петербург, а там -- на
Ладогу, на Валаам... Мы хотим идти -- и слышим оклик, знакомый оклик: эй,
петербургские!.." На крылечке -- он, отец Варнава, давний, и всё такой же, только побелей
бородка. Смотрит на нас через толпу и манит: "эй, петербургские!.." "Сестрица"
спрашивает, робко: "кто из Петербурга... батюшка зовет?" Нет никого из Петербурга. А он,
так весело, на нас: "идите-ка!.." Мы удивлены, подходим нерешительно. На нас глядят,
дают дорогу. В Петербург мы... -- будто и "петербургские". Как же он узнал?! Подходим.
Бокль, Спенсер, Макс Штирнер... -- всё забылось. Я как-будто прежний, маленький,
ступаю робко... -- "благословите, батюшка, на путь..." Думал ли я тогда, что путь -- пойдет
за Валаам, во всю Россию, за Россию?.. Не думал. А он? Он благословил -- "на путь".
Смотрит внутрь, благословляет. Бледная рука, как та, в далеком детстве, что давала
крестик. Даст и теперь?.. -- "А, милые... ну, живите с Господом". Смотрит на мой китель,
студенческий, на золотые пуговицы с орлами... -- "служишь где?" -- Нет, учусь, учусь еще.
Благословляет. Ничего не скажет? Надо уходить, ждут люди. Кладет мне на голову руку,
раздумчиво так говорит: "превознесешься своим талантом". Всё. Во мне проходит робкой
мыслью: "каким талантом... этим, писательским?" Страшно думать.
Валаам прошел виденьем: богомольцы, люди, плеск Ладоги, гранитные кресты, скиты,
молчальники и схимонахи... кельи в глухих лесах, гагара -- птица на глухом озерке,
схимонах Сысой с гагарой -- птицей... -- "все во Христе, родимый... и гагара-птица во
Христе..." -- олени на дорогах, как свои... в полночный час за дверью -- "время пе-нию...
моли-тве ча-а-ас!.." -- блеск белоснежный Храма, лазурь и золото под небом, над лесами,
жития... -- и написалась книга, путь открылся. Батюшка Варнава благословил "на путь".
Дал крестик и благословил. Крестик -- и страдания, и радость. Так и верю.
Январь 1936 г. Париж.
И.С. Шмелёв. Старый Валаам/ Предисловие
В поминальном очерке - "У старца Варнавы" - рассказано, как, сорок лет тому, я, юный,
двадцатилетний студент, "шатнувшийся от Церкви", избрал для свадебной поездки случайно или неслучайно - древнюю обитель, Валаамский монастырь. Эта поездка не
прошла бесследно: я вынес много впечатлений, ощущений - и вышла книжка. Эта первая
моя книжка, принесшая мне и радость, и тревоги, давно разошлась по русским городам и
весям. Есть ли она за рубежом - не знаю; вряд ли. Перед войной мне предлагали
переиздать ее, - я отказался: слишком она юна, легка. Ныне я не писал бы так; но суть
осталась и доныне: светлый Валаам. За это время многое переменилось: и во мне, и - вне.
Россия, православная Россия - где? какая?! Да и весь мир переменился. Вспомнишь... - а
Троице-Сергиевская лавра? А Оптина пустынь? А Саров? А Соловки?!. Валаам остался,
уцелел. Все тот же? Говорят, все тот же. Слава Богу. Ну, конечно, кое в чем переменился, время, новая судьба. Говорят, - туристов принимает, европейцев. Это не плохо, и для него
не страшно: "да светит миру". Как-то я читал в "Матэн" о Валааме. Журналист-француз,
конечно, многого не понял "в Валааме", но - уважением проникся. Помню, писал: "своей
идее служат... мужики-монахи". Не плохо, если "мужики" - идее служат. Сколько
перевидал французский журналист, что может удивить его? А Валааму удивлялся. Не
плохо это. Да, стал другой немножко Валаам. Но жив и ныне. Раньше - жил Россией,
душой народной. Ныне - Россия не слышна, Россия не приходит, не приносит своих
молитв, труда, копеек, умиленья. Но он стоит и ныне, Светлый. Его не разрушают, не
оскверняют, не взрывают. Суровая Финляндия к нему привыкла. Ведь и в прошлом он был
в ее границах - природа их объединила. Помню, сорок лет тому, "полицейский надзор" над
ним держали те же финны. Валаам чужим им не был; такой же, как и они - суровый,
молчаливый, стойкий, крепкий, трудовой, - крестьянский. Валаам остался на своем
граните, - "на луде", как говорят на Валааме, - на островах, в лесах, в проливах; с
колоколами, со скитами, с гранитными крестами на лесных дорогах, с великой тишиной в
затишье, с гулом леса и воли в ненастье, с трудом - для Господа, "во Имя". Как и св. Афон,
Валаам, поныне, - светит. Афон - на юге, Валаам - на севере. В сумеречное наше время, в
надвинувшуюся "ночь мира", - нужны маяки.
Я вспомнил светлую страницу - в прошлом. Недавно, как бы в укрепление себе, узнал, что
два послушника, кого я мимоходом повстречал на Валааме, пометил в книжке, совершили
за эти годы подвиг. Узнал, что стали "светом миру", что они живут. Валаам дал им
послушание. И вот, живые нити протянулись от "ныне" - к прошлому, это прошлое
мне светит. В этом свете - тот Валаам, далекий. И я подумал, что полезно будет
вспомнить и рассказать о нем: он все такой же, светлый.
И.С. Шмелёв. Старый Валаам. Лесная встреча. - Рассказ странника. - Журавли.
И вот пришло. Помню, в конце августа, в тяжкие дни сомнений и блужданий, чуть не
отчаяния, пошел я за реку Клязьму - уйти от себя, забыться. За Клязьмой, за луговою
поймой, тянулись леса, леса. На пригорках, по ельнику, уже появились рыжики. Я зашел в
глушь, в чапыжник, - ушел из мира. Вспомнился Валаам, святая его пустыня. Такие же ели
мшистые, такая же тишина глухая. С той поры десять лет откатилось, был я тогда
студентом, - как же это давно было! Тогда казалось, что все впереди, что жизнь только вот
начинается. И вот ничего уже впереди, лямка одна чиновничья, в командировку завтра. Так
до конца и будет. Помню, лежал на пригорке, думал в тоске давящей, искал "пути". И
вдруг, как в лесах на Валааме... далекий-далекий звон, особенный звон, с подтреском,
будто на деревянных струнках перебирает кто-то... ближе, громчей, слышней. Накатывало
стукотливым звоном. Вспомнилось - журавли?! С той, Валаамской, "встречи", - как раз
десять лет минуло! - больше я не слыхал такого звона, звонкого гомона тревоги, радостнобудоражной спешки. Все во мне взбило и перепутало криком этим. Я глядел в небо за
елками, ждал тревожно, с волнением и болью.
И вот, как тогда, - они. Тот же косяк, углом, с неровными краями, тот же... как там, на
Валааме, когда вся жизнь была еще впереди - самое радостное и светлое, - не было
сомнений, ни томлений, ни тревожных вопросов - куда определиться, чего искать.
Звонкий, сверкающий косяк птиц, хорошо знающих свою дорогу, влекущий, радостнобудоражный и торжествующий. Все позабыв, мыслью я уносился с ними в голубизну.
Затихли крики, угасло последнее сверканье - потонуло за елками. А я все провожал его,
все следил: во что-то смотрел, не видя, - только голубизна, влекущая. Не думая, не сознав,
- нашел. Эти две "встречи" слились в одно. С того и началось писательство.
В тот же вечер написал я первый, после десятилетнего ожидания, рассказ, детский рассказ
- "К солнцу". Послал в "Детское чтение". Его напечатали охотно и просили прислать еще.
Забыв службу, я писал радостно и легко, не видя, - "в голубизне". Жил и не жил, не
сознавая. Не задавал вопроса - куда идти? Скоро почувствовал я силу сказать жене:
"Кажется, я нашел, что надо... надо бросить службу". Она сказала спокойно, твердо: "Я на
все готова, лишь бы тебе было хорошо". Не зная, что ожидает нас, она с верою приняла
открывшийся неизвестный путь, трудный путь. И ободряла меня на нем всю жизнь.
Думал ли я тогда, у лесной часовни, что все это как-то отзовется в жизни, как-то в нее
вольется и определится? И вот, определилось. Связал меня Валаам с собой. Вспоминается
слово, сказанное нам схимником о. Сысоем, в скиту Коневском, неосознанное тогда,
теперь, для меня, раскрывшееся: "Дай вам Господь получить то, за чем приехали". Тогда
подумалось - а за чем мы приехали? Так приехали, ни за чем... проехаться. И вот,
определилось, что - за чем-то, что было надо, что стало цепью и содержанием всей жизни,
что поглотило, закрыло жизнь, - нашу жизнь.
Будоражный, зовущий крик журавлей оставил в нас смутно-грустное, неясный порыв
куда-то, мечту о чем-то. О чем... - этого мы не сознавали. Мы долго тогда сидели у
часовни, в лесной тиши. Верхушки елей тронуло чуть багрянцем, густившимся золотом
заката.
- В монастырь пора, чаек-то уж пропустили... - сказал странник, - скоро и к трапезе
покличка будет.
И мы пошли, задумчивые, из этого лесного царства, где освящаются дебри часовнями и
крестами, где покоятся останки великих духом, где звери смотрят доверчиво, без зла и
страха.