Елена Гаричева (Великий Новгород) ХРИСТИАНСКАЯ ЛЕГЕНДА КАК ЖАНР В ПРОЗЕ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ К христианским легендам обращались многие писатели: Н.В. Гоголь, Н.С.Лесков, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, Я.П. Полонский, К.Н.Леонтьев, М.М. Пришвин. Нас будет интересовать, с какой целью это делали русские писатели и какие жанровые черты христианской легенды отразились в их творчестве. Под жанром, вслед за М.М. Бахтиным, будем понимать «тип художественной структуры, группу произведений, обладающих определенной исторической устойчивостью, своего рода художественной «памятью»1. В.П. Аникин в труде «Теория фольклора» определяет фольклорный жанр как «тип внутренней образно-структурной и композиционно-поэтической организации»2 и сближает его с жанром литературного произведения. Исследователь устного народного творчества Э.Ф. Афанасьев отмечает, что народная легенда связана с древнерусской учительной литературой, отличается от других произведений тем, что в ней выражается «идеальное представление о нравственном поведении человека, и это представление раскрывается через чудесное, необычное»3. Жанр христианской легенды в системе жанров русского фольклора выделял В.Я.Пропп, утверждая, что он «наиболее национальный из всех жанров русского фольклора»4. В.Я. Пропп заметил: средневековое латинское legenda обозначало то, что подлежит чтению, т.е. отрывки из житий, читаемые на богослужениях или во время монастырских трапез, - в этом значении оно соответствует Кондратьев Б.С. Духовная традиция русской классики. От Пушкина к Достоевскому: учебное пособие. Арзамас: АГПИ, 2009. С. 159. 2 Аникин В.П. Теория фольклора. Курс лекций. М.: КДУ, 2004. С. 97. 3 Афанасьев Э.С. Народная легенда и народные рассказы Л.Н. Толстого // Русский фольклор. Вып XVIII / Отв. ред. А.А. Горелов. Л.: Наука, 1878. С. 68. 4 Пропп В.Я. Легенда // Пропп В.Я. Поэтика фольклора / Сост., предисл. и коммент. А.Н. Мартыновой. М., 1998. С. 273. 1 русскому «четьи» в сочетании Четьи Минеи (месячные чтения)5. Исследователь выделяет следующие признаки легенды как жанра фольклора: устный характер, связь с христианством. В отличие от сказки у легенды есть «идейная правда» (С. 283), вероятно, подразумевается христианская истина. Можно утверждать, что христианские легенды ближе всего к таким жанрам, как предание, притча, духовные стихи. Общим становится установка на веру в то, что произошло в действительности, назидание и обращение к книжной традиции. С.Н. Азбелев отмечает, что среди исследователей фольклора до сих пор принято идущее от Гриммов определение жанра народной легенды как «рассказа, передающего содержание, которому верят»6. Во введении к коллективной монографии «Художественная картина мира в фольклоре и творчестве русских писателей» утверждается, что художественная картина мира в жанре легенды имеет сходство с художественной картиной мира в древнерусских житиях. Это сходство обусловлено духовной доминантой содержания: общим становится духовный символизм и стремление к каноничности.7 Таким образом, христианская легенда выражает национальное самосознание и веру русского народа, источником легенд являются Четьи-Минеи, народная агиография и душеполезное чтение. В.Я. Пропп классифицирует христианские легенды по тематическому принципу на космогонические, легенды о святых угодниках, о тружениках и лентяях, легенды о Христе-страннике, о богатых и бедных, о великих грешниках, о семейных отношениях, о судьбе и смерти человека8. Если классифицировать легенды по близости к народному идеалу, то можно Пропп В.Я. Поэтика фольклора / Сост. А.Н. Мартыновой. М.: Лабиринт, 1998. С. 269. Азбелев С.Н. Проблемы международной систематизации преданий и легенд // Русский фольклор. Вып. X. М.;Л., 1966. С. 138. 7 Художественная картина мира в фольклоре и творчестве русских писателей: коллективная монография / Ю.В. Бельская, Д.М. Бычков, Т.Ю. Громова, Е.Е. Завьялова и др.; под ред. Г.Г. Исаева. Астрахань: Астраханский государственный университет, Издательский дом «Астраханский ун-т», 2011. С.5. 8 Пропп В.Я. Легенда // Русское народное поэтическое творчество. М.; Л., 1955. Т. 2. Кн. 1. С. 378 – 386. 5 6 разделить все христианские легенды на легенды о праведниках и легенды о грешниках. К легендам о грешниках можно отнести два фрагмента из произведений Достоевского: из романа «Братья Карамазовы» - легенду о луковке (в своем письме Достоевский называет этот вставной жанр не притча, а легенда), из очерка «Влас» «Дневника писателя» за 1873 – легенду о грешнике-стрельце. Объединяет эти произведения представление о грехе как отступлении от добродетели (жадность, сварливость, гордость «бабы» и гордость, бунт стрельца), чудесное явление небесных сил, а также форма диалога, которая обнаруживается во многих христианских легендах. Обе эти легенды, как свидетельствуют комментарии к ПСС, записаны самим Достоевским: о первой он написал сам в письме, о второй он сообщил В.С.Соловьеву. Легенда «Про охотника», которая вошла в сборник С.Н. Азбелева «Народная проза», была записана Садовниковым в Симбирске в 1884 году. На нее не ссылаются комментаторы ПСС, между тем, она очень близка к легенде из «Дневника писателя». Объединяет оба произведения мотив покаяния: «У того и руки и ноги затряслись, и ружье из рук выпало. Пошел он после того в монастырь грех свой замаливать» («Про охотника») – «Тут я и упал, с ружьем в бесчувствии», «Вижу, вползает ко мне раз мужик на коленях. Я еще из окна видел, как он полз по земле. Первым словом ко мне: «Нет мне спасения; проклят! И что бы ни сказал – все одно проклят» («Дневник писателя»). Кроме того, ситуация искушения дается в легенде в форме диалога: «Один стрелец ходил с ружьем и много настреливал, а другой мужик из того же села ходит, ходит, а приносит самую малость. Вот он встретил первого стрельца и спрашивает: «Что это ты всегда с дичью, а я нет? Научи меня!» — «Изволь,— говорит,— штука простая: когда причащаться будешь, так не глотай его, а принеси домой за щекой». Тот пошел к причастью и принес. «Ну, теперь что?» — «А вот,— говорит, — что!» Взял бурав, просверлил дыру, положил в нее кусочек причастья и сказал: «Возьми ружье и выстрели в это место!» («Про охотника») – … («Дневник писателя»). Различие между легендами обнаруживается в видении, которое произошло после искушения героев: «Стрелец взял ружье, приложился; только что хотел выпалить и видит: стоит перед ним сама мать Пресвятая Богородица и говорит: «Сын мой, что ты делаешь? Неужели же ты в меня стрелять будешь?» («Про охотника») – «И вот только бы выстрелить, вдруг передо мной как есть крест, а на нем Распятый» («Дневник писателя»). Легенда, изложенная Достоевским, точнее раскрывает смысл Евхаристии, но для верующего человека грех, который он совершает, - это каждый раз распятие Спасителя и со-распятие с ним Пресвятой Богородицы. Легенду о луковке из романа «Братья Карамазовы» и легенду «Христов братец» объединяет не только тема греха, но и заступничества за грешника: в произведении Достоевского заступником становится Ангел-Хранитель, а в народной легенде – сын: «Потом повел Христос мужика по раю и сказал, что тут и ему место уготовано (мужику и выйти оттудова не хотелось!). А после повел его к аду, и сидит в аду мать мужика. Он и стал просить Христа: «Помилуй ее, Господи!» Повелел ему Христос свить наперед веревку из кострики. Мужик свил веревку из кострики: видно, уж Господь так дал! Приносит ко Христу. «Ну, — говорит он, — ты вил эту веревку тридцать лет, довольно потрудился за свою мать, вытащи ее из ада». Сын кинул веревку к матери, а та сидит в смоле кипучей. Веревка не горит: так Бог дал! Сын совсем было вытащил свою мать, уж за голову ее схватил, да она как крикнет на него: «Ах ты, борзой кобель, совсем было удавил!» — веревка оборвалась, и полетела грешница опять в смолу кипучую. «Не хотела она,— сказал Христос,— и тут воздержать своего сердца: пусть же сидит в аду веки вечные!» «Жила-была одна баба злющая-презлющая и померла. И не осталось после нее ни одной добродетели. Схватили ее черти и кинули в огненное озеро. А ангел-хранитель ее стоит да думает: какую бы мне такую добродетель ее припомнить, чтобы Богу сказать. Вспомнил и говорит Богу: она, говорит, в огороде луковку выдернула и нищенке подала. И отвечает ему Бог: возьми ж ты, говорит, эту самую луковку, протяни ей в озеро, пусть ухватится и тянется, а коли вытянешь ее из озера, то пусть в рай идет, а оборвется луковка, то там и останется бабе, где теперь. Побежал ангел к бабе, протянул ей луковку: на, говорит, баба, схватись и тянись. И стал он ее осторожно тянуть и уж всю было вытянул, да грешники прочие в озере, как увидали, что ее тянут вон, и стали все за не хвататься, чтоб и их вместе с нею вытянули. А баба-то была злющая-презлющая, и почала она их ногами брыкать: «Меня тянут, а не вас, моя луковка, а не ваша». Только что она это выговорила, луковка-то и порвалась. И упала баба в озеро и горит по сей день. А ангел заплакал и отошел» (14, 319). Какие сюжетные мотивы христианских легенд в основном используют русские писатели? У Гоголя и Достоевского звучит мотив испытания и искушения («Вий» Н.В. Гоголя, очерк «Влас» Ф.М. Достоевского), у Достоевского и Лескова – мотив покаяния и чудесного явления небесных сил («Влас» Ф.М. Достоевского, повесть о купце Скотобойникове из романа «Подросток» Ф.М.Достоевсколго, «Очарованный странник» Н.С. Лескова), у Полонского и Леонтьева – мотив очищения от нечистой силы и воскресения героини («Делибаштала» Я.П. Полонского, «Дитя души» К.Н. Леонтьева), у Достоевского и Пришвина - мотив наказания и заступничества за грешника (легенда о луковке из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» и рассказ «Отец Спиридон» М.М. Пришвина). М.М. Пришвин в рассказе «Отец Спиридон», в незаконченной пьесе «Спас во мхах» рассказывает легенду о церкви с семью праведниками, которая ушла в лес. В лесу продолжается богослужение, на место одного праведника приходит другой. Этим и держится русская земля. Пришвин проводит параллель между святыми земли русской, которыми прославлен Новгород (Иоанн Новгородский, Антоний Римлянин) и современными подвижниками – такими, как отец Спиридон, прототипом которого для писателя стал старорусский и новгородский священник Александр Петрович Устьинский. Таким образом, в произведениях русских писателей христианская легенда входит в современную действительность, поскольку выражает сохранившиеся народные идеалы, остается устойчивым жанровым образованием. Традиции жанра христианской легенды прослеживаются на уровне проблематики, мотивных сюжетов, субъектной организации текста и символики. Чудо христианской легенды может быть и частью видения. Больше всего внимание русских писателей привлекают легенды о грешниках. Это объясняется восстановлением самосознания. задачей, падшего которую человека ставили и русские пробуждением писатели – национального