Правительство Российской Федерации Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования
реклама
Правительство Российской Федерации Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» Факультет прикладной политологии Кафедра Интегрированных коммуникаций МАГИСТЕРСКАЯ ДИССЕРТАЦИЯ На тему «Символы как ресурс легитимации политической власти в современной России» Студент Дыга Павел Владимирович Руководитель ВКР Дзялошинский Иосиф Михайлович, к.фил.н., профессор Москва - 2013 Содержание № страницы Введение …………………………………………………………………………………………………………….. 3 Глава 1. Символический капитал власти: проблемы научного исследования 1.1. Основные подходы к исследованию природы символического……………………..………………………. 10 1.2. Символический капитал власти: основные подходы к определению и исследованию……………………. 19 Глава 2. Особенности социально-политических практик легитимации политической власти при помощи символов 2.1. Символический капитал власти и легитимация……………………..…….………………………………... 28 2.2. Символическая политика: накопление и конвертация символического капитала власти……………….....37 Глава 3. Особенности применения символического капитала в современном российском обществе 3.1. Символическое поле власти в современной России………....................................................................46 3.2. Символический дефицит в современной России (опрос по методу семантического дифференциала Ч. Осгуда)……………………………………………………….…………………………………………………………….54 Заключение…………………………………………………………………...……………………………………..63 Список литературы………………………………………………………………………………………………….68 Приложение №1…………………………………………………………………………………………………….75 Приложение №2…………………………………………………………………………………………………….77 Приложение №3…………………………………………………………………………………………………….78 Приложение №4……………………………………………………………………………………………………..80 2 Введение Актуальность. В постиндустриальный период, в условиях, когда общественная жизнь на всех ее уровнях становится в высокой степени рефлексивной, и как следствие, значительно более гетерогенной и индивидуализированной, актуальность проблемы легитимации политической власти резко возросла. В российских условиях, согласно докладу ИНСОР1, процесс раскрепощения общества в исторической перспективе необратим, что исключает «построение» народа на решение модернизационных задач политическим зажимом и дисциплинарными техниками. Данный процесс, наряду со слабостью институционального каркаса российского социума и его этнокультурной мозаичностью, безусловно, обостряет значимость проблемы легитимации политической политической власти в власти. современной Механизм России самолегитимации требует особых и целенаправленных усилий. Это обусловлено политической дезинтеграцией и, соответственно, делегитимацией, произошедшей вследствие очередного кризиса "догоняющей" модернизации в современной России2. Такая ситуация несет ряд рисков и необходимость соответствующей реакции со стороны политических элит, так как только они обладают необходимыми для этого ресурсами – экономическими, символическими и силовыми и т.д. То есть теми формами, которые принимают различные виды капитала, воспринимаемые и признаваемые как легитимные. Осуществление власти есть специфическое непрерывное отношение между теми, кто данную власть осуществляет (субъекты власти), и теми, кто испытывает на себе властное воздействие (объекты власти). В качестве одного из ресурсов власти используется символический капитал, то есть совокупность тех или иных символов, существующих в социальном Россия XXI века: образ желаемого завтра. – М.: Экон-Информ, 2010. – С 23. Завершинский К.Ф. Легитимность: генезис, становление и развитие концепта // ПОЛИС (Политические исследования). 2001. № 2. С. 117. 1 2 3 пространстве. Символический капитал власти в значительной степени определяет тот уровень доверия и легитимности, которым она обладает со стороны населения, что достигается, как раз при условии проведения грамотной символической политики. Несмотря на актуальность изучения данной темы, в России это направление политической науки развивается слабо. Это связано, как отмечают некоторые авторы, со сложностью изучения символов при помощи количественных и рационально-эмпирических методов1. Учитывая, что основным каналом взаимодействия власти с населением являются СМИ, (по данным ФОМ2, чаще всего россияне узнают информацию через телевидение – 89 %. Вторую ступень делят печатная пресса (газеты, журналы) и новостные сайты в Интернете – по 26 %), главным каналом символической политики являются СМИ. Научная разработанность темы. Проблема доверия к власти интересовала ученых с давних пор3. Однако в рамках концепций, созданных античными философами (Платон, Аристотель) и философами Нового времени (Дж. Локк, Т. Гоббс, Н. Макиавелли), символический капитал рассматривался исключительно сквозь призму формирования признания и доверия со стороны населения. Первой теорией, взявшей в качестве объекта анализа социальные (с акцентом на межиндивидуальном аспекте) взаимодействия в их символическом выражении, стал символический интеракционизм. С этим направлением связаны имена таких крупных мыслителей, как Джордж Малинова О.Ю. Почему идеи имеют значение? Современные дискуссии о роли «идеальных» факторов в политических исследованиях // Политическая наука: Сб. науч. тр. / РАН. ИНИОН. Центр социальных науч.информ. исслед. Отд. полит. науки; Ред. кол.: Ю.С.Пивоваров – гл. ред. и др. – М.: ИНИОН, 2009. - № 4: Идеи и символы в политике: Методологические проблемы и современные исследования / Ред.-сост. вып. О.Ю. Малинова. - С. 5. 2 Еженедельный опрос «ФОМнибус» 19–20 января 2013 г. «Телевизор мне природу заменил…» Какие передачи любят смотреть россияне? И зачем вообще нужно телевидение? URL: http://fom.ru/posts/10823 (дата обращения: 23.12.2012). 3 Аристотель. Политика. Сочинения. М., 1984. т.4. С. 153. 1 4 Герберт Мид, Чарльз Хортон Кули, Герберт Блумер и Ирвинг Гофман1. Идеи Дж. Г. Мида впоследствии развил в своих работах М. Эдельман2. В XX веке проблемы доверия к власти в качестве теории легитимности были обобщены М. Вебером3. В своих трудах он осмыслил различные источники властной легитимации. Символический капитал власти, как отдельный объект исследования, первым ввел в научный оборот и начал изучать французский ученый Пьер Бурдье. В его концепции символического капитала символическая власть рассматривается в качестве возможности интерпретации «реальности» для подчиненных4. Символический капитал предполагает наличие легитимного права интерпретировать смысл происходящего в социальном пространстве, в котором данный вид символического капитала существует и распределяется. Наличие символического капитала позволяет влиять на формирование и изменение категорий восприятия и оценки социального мира, которые, в свою очередь, могут оказывать непосредственное влияние на организацию такового. В данном отношении все остальные виды капитала в определенном смысле имеют зависимость от символического капитала5. Аспекты легитимации власти при помощи символов нашли отражение в работах Т. Лукмана, П. Бергера, Э. Гидденса. Они представляют легитимацию, в первую очередь, в качестве процесса выстраивания в обществе определенных преференций при помощи различных Мид Дж. От жеста к символу // Американская социологическая мысль. Под ред. В.И. Добренькова. — М.: Изд-во МГУ, 1994. – 223 с.; Кули Ч.Х. Человеческая природа и социальный порядок / Ч.Х. Кули (пер. с англ.). М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000. -320 с.; Блумер Г. Общество как символическая интеракция. // Современная зарубежная социальная психология: тексты / Под ред. Т. М. Андреевой, Н. Н. Богомоловой, Л. А. Петровской. — М.: Изд-во МГУ, 1984. — С. 173—179.; Гоффман Э. Ритуал взаимодействия: очерки поведения лицом к лицу. Пер. с англ. С. С. Степанов, Л. В. Трубицына. Под ред. Н. Н. Богомоловой и Д.А. Леотнтьева. — М.: Смысл, 2009. — 319 с. 2 Edelman, Murray J.The symbolic uses of politics. University of Illinois Press, 1964. – 201 p. 3 Вебер М. Избранные произведения: Пер. с нем./Сост., общ. ред. и послесл. Ю. Н. Давыдова; Предисл. П. П. Гайденко. — М.: Прогресс, 1990. —808 с. 4 Бурдье П. О телевидении и журналистике / Пер. с фр. Т. Анисимовой, Ю. Марковой; Отв. ред., предисл. Н. Шматко. М.: Фонд научных исследований «Прагматика культуры», Институт экспериментальной социологии, 2002. 5 Там же. 1 5 коммуникационных практик. Следуя за этими авторами, можно проанализировать эффективность усилий, которые прилагает власть с целью того, чтобы выглядеть в глазах общества оправданной и справедливой1. В рамках концепции «культурной индустрии», у истоков которой стояли Т. Адорно и с М. Хоркхаймер, символизм власти не представляет собой исключительное право на интерпретацию существующей социальной реальности. Однако, он состоит в возможности конструирования политическими элитами концепций, теорий и понятий, с помощью которых подвластные интерпретируют сами социальные явления. А именно, создают то, что называется «здравым смыслом», который определяется заданными властью концептуальными пределами. В рамках теории идеологической гегемонии А. Грамши речь идет о том, что в целях идеологического превосходства какого-либо класса, ему необходимо прилагать постоянные усилия для того, чтобы «обеспечить спонтанное согласие широких масс с заданной .господствующей группой направлением социальной жизни»2. Данная теория была продолжена исследователями-постмодернистами Ш. Муфф и Э. Лакло3. Важны достижения классиков критической школы (Г. Маркузе, Ю. Хабермас)4. Крупным вкладом данных представителей является осмысление ими вопросов культуры, сознания и взаимоотношения данных феноменов. Указанные теоретики сделали вклад в расширение понимания таких явлений, как инструментальная рациональность, коммуникативное действие, индустрия культуры и индустрия знаний, господство и легитимация. Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — 336 с.; Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995. 2 Грамши А. Тюремные тетради. Ч. 1. М.: «Политиздат», 1991. С. 332. 3 Chantal Mouffe. On the political / Chantal Mouffe. — London ; New York : Routledge, 2005. — 144 p.; Laclau E. On Populist Reason. Ernesto Laclau Verso, London, 2005, 276 p. 4 Г. Маркузе. Критическая теория общества. Изд-ва «АСТ», «Астрель», 2011. — 384 с.; Habermas J. The Theory Communicative Action. Boston, 1984. 1 6 В рамках постструктуралистской парадигмы также необходимо выделить таких исследователей символического как автора теории символического обмена Ж. Бодрийяра, а также Ж. Делеза, Ж. Деррида1. Беря в расчет структурно-функциональный подход, необходимо отметить таких исследователей, как Х. Арендт, Э. Гидденс, Т. Болл, М. Фуко, Н. Луман, которые делают упор именно на власти, как коммуникативном явлении2. Общую теорию символического развивали такие отечественные ученые, как А.Ф. Лосев, А. Белый, П. Флоренский, M.K. Мамардашвили, А.М. Пятигорский3. Также вопросом формирования устойчивых структур сознания занимался ряд отечественных психологов в рамках теории деятельности - Л.С. Выготский, С.Л. Рубинштейн, А.Н. Леонтьев4. Среди отечественных исследователей политического символического в современной России следует выделить С.М. Поцелуева, О.Ю. Малинову, А.Н. Кольева, Д.А. Мисюрова, Б.В. Дубина, Л.Д. Гудкова, С.А. Ушакина5. Проблемой исследования отсутствие в современной научной литературе оценок рисков и издержек, возникающих в рамках процесса легитимации политической власти в современной России при помощи символов. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. — М.: "Добросвет", 2000. — 387 с.; Делёз Ж. Логика смысла / Пер. с фр. Я. И. Свирский. — М.: Раритет; Екатеринбург: Деловая кн., 1998. – 367 с.; Деррида Ж. Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму / Пер с франц.. сост., вступ. ст. Г.К. Косикова. - М.: ИГ Прогресс. 2000. - С. 407-420. 2 Arendt H. The Human Condition. Chicago, 1958; Болл Т. Власть// Полис. 1993. № 5; Giddens A. The Constitution of Society. Berkeley, 1984; Фуко М. Принуждать и наказывать. М., 1999; Луман Н. Что такое коммуникация? // Социологический журнал. 1995. № 3. С. 114–125. 3 Лосев А.Ф. Проблемы становления символа и реалистическое искусство. М., 1993; Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Политиздат, 1994; Флоренский П. Симболариум (словарь символов). // Памятники культуры: Новые открытия. Л., 1984; Мамардашвили М.К., Пятигорский А.М. Символ и сознание. М., 1999. 4 Выготский Л.С. Психология развития человека. — М.: Изд-во Смысл; Эксмо, 2005. — 1136 с., Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. — М.: Политиздат, 1975. — 304 с. 5 Поцелуев С.П. Символическая политика: констелляция понятий для подхода к проблеме // Полис. 1999. №5; Малинова О.Ю. Символическая политика и конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России // Полис. 2010. №2; Кольев А.Н. Политическая мифология: реализация социального опыта. М., 2003; Мисюров Д.А. Символическое моделирование в России: трансформации «имперскосоветско-президентской» модели // Полис. 2009. № 3; Дубин Б.В. Масс-медиа и коммуникативный мир жителей России: пластическая хирургия социальной реальности // Вестник общественного мнения. майиюнь 2006. №3(83). 1 7 Объектом научного исследования является символический капитал власти. Предметом научного исследования является легитимация политической власти при помощи символического капитала в современной России. Цель исследования – оценка роли и особенностей использования символического капитала в процессе легитимации политической власти в современной России. Для реализации поставленной цели необходимо решить следующие исследовательские задачи: - определение и анализ содержания понятий «власть», «символ», «капитал», «символическая власть», «легитимация», «символический капитал», «символическая политика», «символический дефицит»; - выявление основных подходов и теоретических проблем исследования символов и символического капитала власти; - выявление и анализ особенностей конвертации и накапливания символического капитала власти (символической политики); - оценка символического капитала в качестве ресурса легитимации политической власти; - характеристика символического поля современной России; - исследование символического дефицита в современном российском обществе. Теоретико-методологическая основа. Данная работа выполнена в рамках парадигмы конструктивизма. При решении поставленных в исследовании задач автор опирался, в первую очередь, на теоретические идеи Пьера Бурдье о природе символической власти. В работе также использовались концептуальные рефлексии отечественных и зарубежных авторов относительно таких понятий, как «капитал» (А. Смит, Д. Рикардо, И. Фишер, К. Маркс, В. Радаев), «символ» (Кассирер, З. Фрейд, К. Юнг, А. Белый, А.Ф. Лосев, П. Флоренский, М.К. Мамардашвили, М. Пятигорский), 8 «власть» (М. Фуко, С. Льюкс, Ю. Эльстер), «легитимность» (М. Вебер, Т. Лукман, Э. Бергер), «символический капитал власти» (Э. Тоффлер). Также в документов) и исследовании использовались специальные (анализ общенаучные методы (сравнение, аналогии, обобщения, интерпретации). В эмпирической части исследования использован метод классического семантического дифференциала Ч. Осгуда. Гипотезой исследования является положение о том, что в современном российском социальном пространстве сформирован символический дефицит, при котором символический капитал утрачивает функцию легитимации политический власти. Положения на защиту: 1. В нынешних российских коммуникаций условиях превалирует в сфере односторонняя политических (суггестивно- монологическая) форма коммуникации и репрезентации. Данное положение препятствует процессу наращивания символического капитала власти. 2. В нынешних российских объективированный ретроспективных легитимации социально-политических символический символах, политической капитал, перестает власти, в выраженный выполнять то условиях в функцию время как новые символические конструкты не сформированы. 3. Происходит десимволизация сознания российских граждан. Имеет место символический дефицит. Определенная часть традиционных символов перестает восприниматься в качестве символов и воспринимается как знаки, теряя функцию легитимации. 9 Глава 1. Символический капитал власти: проблемы научного исследования. 1.1. Основные подходы к исследованию природы символического «Символ» обладает греческой этимологией и обозначает условный материальный, либо идеальный опознавательный знак по отношению к членам той .или иной социальной группы или общества. Также условный или вещественный код, обозначающий понятие, образ, воплощающий какую-либо (не всегда одну и ту же) идею.1 Символ, изначально, являлся исключительно сосредоточением тайного сакрального знания. Доступ к нему, возможность проводить с ним манипуляции могли лишь посвящённые в него. Таковыми были, например, жрецы, которые, благодаря этой возможности и имели власть2. В средние века полагали, что символы есть основание процесса постижения истины, а также процесса ее сокрытия. Постижение универсального, сакрального знания или высшей истины, в свою очередь, возможно лишь через процесс раскодирования смысла символических знаков3. Данное раскодирование возможно, опять-таки, в случае если индивид «состоит в символической игре». Как возникают символы? В данном вопросе среди ученых, занимающихся в настоящее время изучением символического, нет единого мнения. Некоторые считают, что символы создаются политическими элитами, другие полагают, что символы есть отражение социо-культурной сферы общества. Третьи уверены, что возникновение символов происходит различными способами, как по первому сценарию, хаотичным образом в процессе общественной жизни, так и целенаправленно навязываться Трессиддер Дж. Словарь символов. М., 1999. С. 437. Захарян Т. Б. Сакральный символ в языке религии. Автореф. дис. … канд. филос. н. Екатеринбург. 2006. С. 17. 3 Аврелий А. О граде Божием // Аврелий А. Творения. Киев, 1998. Т.3-4. С.593. 1 2 10 властью. Мы исходим из логики П. Бурдье, по мнению которого, символы присутствуют в социальном пространстве как феномены, которые в коммуникационном поле отражают структуру самого социального пространства. Одновременно с этим символы также могут влиять на конституирование самого социального пространства через определение тех или иных явлений в качестве легитимных со стороны правообладателей символов (носителей символического капитала). Леви-Стросс отмечал, что в природе символа заложено некое единение символической, социальной и природной структур 1. Символическая нагрузка на знак ложится временно – каждое общество в тот или иной временной период коституирует свои символы. Однако само изменение смысла символов происходит достаточно сложно и длительно. Так, красный цвет, а также эмблема серпа и молота длительное время будут ассоциироваться с СССР и коммунизмом2. То, насколько долго эти символы будут существовать, зависит от уровня воспроизводства социально-культурных практик и степени укорененности переживаний, связанных с тем или иным символом в исторической памяти социума. Попробуем проследить особенности изучения символов и последовательно операционализировать понятие символа, выделив ряд специфических критериев того, что можно называть таким образом. Первые случаи взаимодействия и постижения символов, так или иначе, связаны с религиозными практиками. В религиозных трактовках символ является посредником между человеком с одной стороны и Абсолютной реальностью с другой3. согласно З. Фрейду, символ — это трансформация желания. Символ призван замещать запретные, с точки зрения общества объекты и позволять достигать компромисса.4 Согласно К. Юнгу, символ Леви-Стросс. К. Первобытное мышление. М., 1994. С. 367. Там же. С. 384. 3 Захарян Т. Б. Сакральный символ в языке религии. Автореф. дис. … канд. филос. н. Екатеринбург. 2006. С. 18. 4 Фрейд З. Толкование сновидений. Т. 2. // Собр. Соч. в 10 т. М.: СТД, 2003. С. 115. 1 2 11 тесно связан с архетипом, являясь выражением нашего бессознательного. Юнг видел культуру как систему символов, из которых каждый человек собирал свою картину мира1. Э. Кассирер2 в своей «Философии символических форм», отождествляет понятия «знак» и «символ», сводит их к понятию «функция», которая предстает в качестве рационального посредника между индивидом и окружающим миром3. Похожая интерпретация понятия «символ» — у Л. Уайта, Уайтхеда А. Н. и других западно-европейских мыслителей.4 В российской исследовательской традиции, представленной А. Белым, А. Лосевым, П. Флоренским5, символ предстает в качестве идеи и вещи в идее же. Символ, таким образом, есть миропонимание, которое всегда интуитивно, а не рационально. М.К. Мамардашвили и А.М. Пятигорский также говорят о символе, как о категории понимания, отличая его от знака – категории знания.6 Однако категория символа очень тесно связана со знаком. Природа символа, как и любого знака, инициирована в рамках общественных отношений и имеет отражение в культурной сфере. Культура пропита символическими смыслами. Так, Е. Кассирер, немецкий философ и культуролог в своей работе «Философия символических форм», отнес к символическим формам искусство, мифы, религию, язык и при этом даже науку. Он полагал, что как раз эти формы и служат в качестве объединяющих элементов общества7. Человек есть «символическое Юнг К. Человек и его символы — Санкт-Петербург: Б. С.К., 1996, С. 45. Кассирер Э. Философия символических форм. В 3 тт. / Пер. с нем. С. А. Ромашко. М. — СПб.: Университетская книга, 2002. С. 78. 3 Демидова М. В. «Animal symbolicum» Э. Кассирера и научное знание ХХ века. Саратов. 2007. С. 62. 4 Уайт Л. Избранное: Эволюция культуры. М.: РОССПЭН, 2004.; Уайтхед А. Н. Символизм, его смысл и воздействие. Томск: Водолей, 1999. С. 110. 5 Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Политиздат, 1994.; Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф: Труды по языкознанию. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982.; Флоренский П. Симболариум (словарь символов). // Памятники культуры: Новые открытия. Л., 1984. С. 101. 6 Мамардашвили М.К., Пятигорский А.М. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. – М.: Школа «языки русской культуры», 1997. С. 57. 7 Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998. – С. 784. 1 2 12 животное» и находится на пересечении различных символьных форм. Сам же символ является «чувственным воплощением идеального»1. Таким образом, Кассирер выявил важным момент, момент неотделимости символа от человеческого сознания. Человек мыслит (в том числе самого себя) символами. Смысл символа, как и знака, существует и претерпевает трансформации в процессе человеческого общения, внутри ситуации диалога, вне которой существует пустая форма символа.2 Ключевым фактором, в данном случае, является наличие «сознаний», в процессе взаимодействия которых появляется дополнительный смысл, которым наделяется материальный или идеальный объект. По мнению М. Бахтина, понимание возможно лишь при условии существования присутствует в том другого, случае, понимающего когда при сознания3. помощи него Символ один из взаимодействующих субъектов может валидировать поведение другого взаимодействующего субъекта. По словам Аверинцева, «диалог», в рамках которого происходит процесс постижения символа, может быть нарушен в результате ложной позиции того, кто истолковывает его смысл4. Постоянная рефлексия относительно поведения Другого есть процесс познания индивидом общественных практик, общественного универсума. В рамках данного процесса происходит процесс интериоризации общественных ценностей и символов. Причем, индивид в рамках данного процесса может подвергаться воздействию, как со стороны реальных символов, которые имеют отсылку к существующим социальным практикам, либо со стороны пустых символические формы, символических иллюзий (симулякров), которые не имеют отсылки к таким практикам, либо эти практики не распространяются Новейший философский словарь / Сост. А.А. Грицанов. Мн., 1998. С. 614-615. Аверинцев С.С. София-Логос. Словарь. 2-е, испр. изд. - К.: Дух i Лiтера, 2001, С. 156. 3 Бахтин М. Эстетика словесного творчества. – М., 1986. С. 294. 4 Там же. С. 157. 1 2 13 на данного индивида. Такие симулякры могут навязываться при помощи суггестивно-монологических технологий. В чем же отличие знака от символа? В Новейшем философском словаре символ обозначается в качестве самостоятельного и обладающего собственной ценностью обнаружения реальности, в рамках которой он, в отличие от знака, участвует. Символ формирует единую многослойную структуру, объединяя отдельные аспекты повседневной реальности в одно целое1. Несомненно, что символ, хоть и имеет схожесть со знаком, однако является более сложным феноменом. В то время как знак есть означающее, символ является синтезом означающего и означаемого, включая в себя также дополнительный смысл (подтекст), либо можно говорить о нескольких уровнях означаемых, иерархия которых выстраивается в каждом конкретном случае в зависимости от особенностей любого этапа коммуникационной цепочки. Также американский философ Чарльз Пирс, разработав типологию знака, выделял индексальные, иконические и символические знаки 2. Он отмечал, что символические знаки выражают условную, характерную для конкретного общества, связь между означающим и означаемым, в отличие от иных знаков, которые обладают естественным сходством, либо реальной смежностью с обозначаемым объектом. Таким образом, смысл символа в определенной степени условен и может изменяться со временем и в различных условиях. Благодаря тому, что символические формы подвижны и изменчивы, они обладают множественностью значений. Одна и та же символическая форма может иметь различные значения для различных людей и для одних и тех же индивидов в разное время. Именно благодаря изменчивости символов становится возможна упорядоченная социальная жизнь. Символы постоянно Новейший философский словарь / Сост. А.А. Грицанов. Мн., 1998. С. 614-615. Символы в коммуникации. Коллективная монография. Серия «Коммуникативные исследования». Выпуск 6. М.: НИУ ВШЭ, 2011. – С 17. 1 2 14 интерпретируются и деинтерпретируются. Дж. Данкан указывает на то, что «именно эта неопределенность и двусмысленность символов делает их такими значимыми в человеческом обществе. Неопределенность предстает в качестве некоего моста, который может позволить нам перейти от одного значения к другому»1. Это означает, что незначительные или временные изменения во властных отношениях не будут сразу же сопровождаться ответными изменениями в символических формах. Властные отношения можно изменить за один день, однако большая часть символов, поддерживавших эти отношения, останется и будет лишь незначительно изменена. Эта преемственность символических форм, однако, не влечет за собой автоматическую преемственность функций, которые эти символы выполняли в прошлом2. Также одна из особенностей символа, выделенная Э. Дюргеймом - это чувственная конкретность и суггестивность. Э.Дюркгейм отмечал, что знамя не представляет социальную действительность, однако оно является для членов коллектива самой этой действительностью. "Тотемный знак становится в каком-то роде видимым телом божества"3. Способность символов указывать убедительным для коллектива образом на иную (сакральную) реальность — незаменимое средство легитимации политической власти. Стоит заметить, что на рубеже XX в. появляются исследования символа, которые отсылают к его политическому содержанию. Так, по мнению А.Ф. Лосева, символы служат для отображения и интерпретации реальности в сознании индивида.4 Ученый дает определение символу как идейной, образной или идейно-образной структуре, которая содержит в 1 Duncan J.D. Symbols and Social Theory. N.Y., 1969. P. 7-8. Кирсанова Н.П. Символ и символическое в структуре политической власти // Сборник статей «Проблемы развития политических коммуникаций в условиях демократизации и глобализации общества». СПб., 2006. С. 11. 3 Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни // Мистика. Религия. Наука. Классики мирового религиоведения. Антология: Пер. с англ., нем., фр. / Сост. и общ. ред. А. Н. Красникова. М., 1998. С. 75. 4 Лосев А.Ф. Проблемы становления символа и реалистическое искусство. М., 1993. С. 320. 2 15 себе указания на отличные от нее объекты, для которых она является обобщением и .неразвернутым знаком1. В данном определении символ предстает в виде всего лишь обобщения. Есть ученые, которые соглашаются с данной дефиницией, 2 тогда как большое количество ученыхсимволистов указывают на наличие дополнительного смысла, который присутствует в символе, что качественно отличает его от знака3. Таким образом, мы определяем понятие «символ» как идеальный конструкт, закрепленный в исторической памяти определенного сообщества, связанный с его культурой, обладающий множественностью значений и указывающий на иную (сакральную) реальность. При каких условиях символ становится политическим? Еще в Древней Греции понятие символа было связано с вопросом идентификации некоего сообщества и поэтому являлось общественно-политическим, определяя возможность создания собственно политической символики как ряда выразительных средств, которые придают политической жизни, политическому действию, очевидный, подчеркнутый, либо, наоборот, скрытый смысл. Аристотель отмечал: "В то время как одни властвуют, другие находятся в подчинении... и появляется стремление разграничить тех и других в их внешнем облике, в их речах и знаках почета".4 Таким образом, еще в текстах Древней Греции проявляется двойственная природа символа. С одной стороны он выступает в качестве объединяющего элемента, в качестве осколков одного амулета, которые, подходя друг другу, идентифицируют их владельцев. Также символ отграничивает владельцев этих осколков от всех остальных. На наш взгляд, символы изначально могут не нести на себе печать политики. Они могут возникать в сфере культуры, в сфере общественных Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф // Труды по языкознанию. М., 1982. С. 443. Мисюров Д.А. Политическая реклама: между рекламой и идеологией. URL: http://www.novopol.ru/article34.html (дата обращения: 12.10.2012) 3 Аверинцев С.С. София-Логос. Словарь. 2-е, испр. изд. - К.: Дух i Лiтера, 2001, - С. 155-161. 4 Аристотель. Политика. — Сочинения. Т. 4. М., 1984, - С. 98. 1 2 16 взаимоотношений, социального пространства. В результате конституирования в социальном пространстве символа, он может в дальнейшем быть использован субъектом политики. Таким образом, как только символ из сферы общественной попадает в сферу политических коммуникаций, он становится политическим. Другой вопрос, может ли политика существовать без символа и символического. Следуя широко известной теоретической позиции П. Бурдье, символическое составляет имманентную сторону политического. То есть когда мы говорим о политическом действии, всегда необходимо предполагать наличие специфического аспекта «реальной» политики – аспекта символического. Таким образом, подводя итоги данного раздела, отметим ряд отличительных характеристик политического символа, исходя из особенностей символического, выделяемых большинством исследователей: 1. Символ есть форма непрямого и семантически текучего образа. Символ выступает незаменимым средством интеграции и мобилизации человеческих коллективов ввиду того, что всегда является продуктом некоего общественного консенсуса в результате социального взаимодействия, а также элементом идентификации и самоидентификации посредством обозначения «своих» и отграничения от «других»; 2. Символ есть взаимодействий, результат хаотичной редукции сложности социальной социальных реальности. Символ снижает издержки взаимопонимания и риски, возникающие в процессе социального взаимодействия в рамках единой культуры; 3. Символ выступает инструментом репрезентации, средством общения, как между отдельными индивидами, так и между народами. 17 4. Символ многослоен и помимо прямого смысла (денотации) может содержать несколько уровней условных, либо непрямых смыслов (коннотаций). 18 1.2. Символический капитал власти: основные подходы к определению и исследованию. Адам Смит трактовал капитал в качестве накопленного запаса вещей или денег.1 Давид Рикардо определял его в качестве средств производства.2 Американский экономист И. Фишер включал в данное понятие любое благо, которое приносит доход своему владельцу.3 Согласно К. Марксу, капитал есть «стоимость, приносящая прибавочную стоимость».4 Таким образом, в соответствии с классическими экономическими учениями, понятием «капитал» определяется имущество владельца, которое измеряется в деньгах как эквиваленте капитала и приносит прибыль в виде тех же денег. Основные качества капитала, на взгляд, автора, успешно отраженные в работе В. Радаева, включают в себя: ограниченность; возможность накопления; ликвидность, конвертируемость; возможность самовоспроизведения в процессе непрерывного кругооборота форм; возможность принесения новой, добавочной стоимости.5 Таким образом, можно определить «капитал» как ресурс, обладающий указанными выше характеристиками, который может быть использован субъектом ради достижения той или иной цели. Однако важно подчеркнуть, что капитал не является вещью, но определённым общественным отношением, которое выражено в вещи и придаёт ей тот или иной общественный характер. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо, 2007. С. 45. Афанасьев В. С. Давид Рикардо. М.: Экономика, 1988. С. 33. 3 Фишер И. Покупательная сила денег. М.: «Дело». 2001. С. 56. 4 Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. В 3 т. М.: Эксмо. 2011. С. 120. 5 Радаев В.В. Понятие капитала, формы капиталов и их конвертация. URL: http://group27.narod.ru/ucheba/files/ecsoc-capital-radaevv.pdf (дата обращения: 20.05.2012) 1 2 19 П. Бурдье определяет капитал как власть над продуктом, в котором обретает аккумуляцию прошлый труд агента, а также власть над механизмами, которые стремятся утвердить производство определенной категории благ. А, в свою очередь, при помощи механизма производства тех или иных благ он осуществляет власть над прибылью.1 Символический капитал - одна из основных категорий концепции символической власти Бурдье. Отметим также ряд других категорий, которые отражают логику концепции. А именно понятия агента, габитуса, поля, и социального пространства. Концепт агента Бурдье вводит в противоположность субъекту и индивиду, пытаясь уйти от структуралистского видения субъекта как марионетки, которой управляет структура. Агенты осуществляют присущие им стратегии, под которыми понимаются системы практики, которые движимы целью, но не направляемы этой целью сознательно2. Габитус представляет собой ментальные или когнитивные структуры, при помощи которых индивиды или агенты действуют в социальном пространстве. По сути это интериоризированные схемы, посредством которых индивиды воспринимают, понимают, а также оценивают окружающий их социальный мир3. Габитус может также быть коллективным. Он задает принципы социального действия, по сути, определяя выбор альтернатив со стороны индивидов. Также он определяет стратегии для применения этих альтернатив в социальном пространстве. По сути, габитус происходит из истории в ее инкорпорированном состоянии, из исторической памяти. Тогда как то, как проявляет себя габитус, есть проявление адаптационной рациональности, либо, словами Бурдье, практического смысла. Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 35. 2 Там же С. 14. 3 Бурдьё. П. Социальное пространство и символическая власть / П. Бурдье // Thesis. - 1993. - № 2. - С. 190. 1 20 Как пишет Бурдье, «доксическое отношение к родному миру есть, своего рода онтологическая ангажированность, которая устанавливается практическим смыслом. В рамках данных отношений принадлежности тело, освоенное историей, присваивает себе самым абсолютным образом те вещи, которые пронизаны той же историей»1. Здесь прослеживается связь с теорий деятельности, разработанной психологической школой во главе с Выготским2. Таким образом, символы и символический капитал предстают в виде обозначающего, сформированного в процессе инкорпорирования результатов осуществленной деятельности, которым наделяются материальные вещи и индивиды. Связанные единым пережитым опытом, участники наделяют смыслом те или иные предметы или людей, конституируя свое поле, со своими специфическими символами. За пределами того или иного поля символы не будут являться таковыми. Только лишь добровольно присоединившись к тому или иному полю индивид, тем самым, присоединит к себе и те символы, которые в данном поле существуют, даст согласие на осуществление над собой монополии символической власти. «Никто не может извлечь выгоды из игры, если сам не вступит и не увлечется игрой»3. Поле представляет собой сеть отношений между различными объективными позициями4. Эти отношения существуют независимо от чьеголибо индивидуального сознания или воли. В рамках поля агенты, а также институции борются согласно закономерностям и правилам, которые сформулированы в данном пространстве игры5. Эта борьба направлена на Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 20. 2 Выготский Л.С. Психология развития человека. — М.: Изд-во Смысл; Эксмо, 2005. — С. 342. 3 Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 20. 4 Bourdieu, Pierre, and Loïc Wacquant. An invitation to reflexive sociology. Chicago: Univ. of Chicago Press. 1992. - P. 97. 5 Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 21. 1 21 трансформацию отношений, сформулированных в поле. Соответственно, поле есть место непрерывного изменения. По мнению Бурдье отношение между габитусом и полем — диалектическое. Поле и габитус взаимно определяют друг друга. Социальное пространство, согласно П. Бурдье, представляет собой связи между многообразными и многочисленными позициями, которые сами по себе обусловлены неравномерным распределением различных форм капитала (социальный, экономический, культурный и символический). Каждая позиция в социальном пространстве представляет определенную точку зрения на социальный мир в целом, на собственную позицию и позиции других агентов. Данные позиции распределены таким образом, что существует определенная иерархия, воспринимаемая как «естественная», «законно» детерминированная социальным порядком, т.е. существует некоторые имплицитные установки. Мы воспринимаем социальный мир как очевидный, мир здравого смысла, по словам П. Бурдье, благодаря двум процессам конструирования общего мира, а именно интериоризации и экстериоризации социального. Так как структуры оценки и восприятия социального мира имеют в своем генезисе объективные структуры, мир предстает как должное.1 И в этом должном мире происходит борьба за обладание указанными выше формами капитала, для того, чтобы занять определенную позицию в иерархии. Особое место среди прочих форм капитала занимает именно символический капитал. Под символическим капиталом Пьер Бурдье понимал кредит доверия, который облегчает тот или иной акт социального обмена. При этом об экономической выгодности которого молчат. Однако затем, в своей книге «Практический смысл» Бурдье отмечает, что в условиях, при которых экономический капитал не является признанным, символический капитал также как и религиозный капитал представляет собой единственную форму Бурдьё П. Социальное пространство и символическая власть / П. Бурдье // Thesis. - 1993. - № 2. - С. 192193. 1 22 накопления».1 Символический капитал, таким образом, является «капиталом чести и престижа».2 Также Бурдье отмечает, что символический капитал есть кредит в самом широком значении данного слова. Это тот аванс, то обязательство, которое может быть предоставлено верой всей группы по отношению к тому, кто дал ей эти символические гарантии. Этот процесс Бурдье описывает как овладение капиталом владельца. Вероятно, процесс демонстрации символического капитала (всегда очень дорогостоящий в плане экономическом) составляет, один из тех механизмов, в соответствии с которым капитал тянется к капиталу».3 Таким образом, символическая власть существует лишь постольку, что подчиняющийся верит в то, что она существует на самом деле. Соответственно, держателю символического капитала выгодно сохранять status quo, либо действовать с целью приумножения капитала через поддержание этой веры. Символический капитал, по словам П. Бурдье, есть другое имя различения4. То, что отделяет в социальном пространстве позицию одного агента от позиции другого. То, что отделяет одну социальную группу от другой. У каждой есть свой специфический символический капитал. При этом символический капитал - это капитал именно в том виде, в котором его воспринимают, узнают и понимают агенты, наделенные категориями перцепции, которые в свою очередь произошли от инкорпорации структуры распределения капитала. Таким образом, за пределами данной структуры, данного конкретного поля, ни он, ни его инкорпорированные или материальные формы не будут являться капиталом. Бурдьё П. Практический смысл. СПб., 2001, С. 230. Бурдьё П. Практический смысл. СПб., 2001, С. 230. 3 Там же. С. 234. 4 Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 41. 1 2 23 «Соотношение объективных сил стремится воспроизвести себя в соотношении символических сил». Таким образом, агенты располагают властью, которая пропорциональна их символическому капиталу. П. Бурдье отмечал, что символический капитал – это и есть культурный капитал отдельного человека.1 Он подтверждается такими объективированными материальными предметами, как сертификаты и дипломы. Также это и его так называемый лингвистический капитал. Данный вид капитала определяется, в первую очередь, доступом к системе образования и принадлежностью к другим социальным структурам. Лингвистический капитал определяется в его речи индивида и закрепляет его положение в рамках существующей социальной иерархии. Таким образом, символический капитал в полной мере может считаться любыми формами престижа и различия, что отмечалось в качестве признака символов еще Аристотелем. Американский капиталом» ученый подразумевает распространение со Элвин Тоффлер2 информационный времени массового под «символическим капитал, развития получивший информационных технологий (50-е — 60ые гг. ХХ века) до настоящего времени. В наиболее широком смысле — это знания, которые отождествляются с богатством. Стоит также отметить, что изначальное концептуальное наложение друг на друга «символического» как особого вида капитала и символического характера самого производства какой-либо ценности, привело к тому, что к сегодняшнему дню в научной литературе существует несколько определений символического капитала. При этом наиболее общая трактовка на данный момент принадлежит перу самого Бурдье: «Символический капитал… - это любой вид собственности и капитала, который воспринимается агентами, категории восприятия (перцепции) которых таковы, что позволяют им знать о ней, замечать ее, придавать ей 1 2 Бурдьё П. Практический смысл. СПб., 2001, С. 116. Тоффлер Э. Метаморфозы власти. М.: ООО «Издательство act», 2003. С. 67. 24 ценность».1 Указанную дефиницию мы и будем использовать в рамках нашего исследования. Рассмотрим особенности научного исследования символического капитала власти в работах отечественных исследователей. Д.С. Максимович, исследовавшая символический капитал власти, характеризует его в качестве «…особого вида капитала, которым наделены и могут распоряжаться органы власти, … в качестве основного инструментария наращивания символического капитала выступают средства массовой коммуникации»2. Исследователь выделяет основные составляющие символического капитала власти в целях разработки методологии его исследования. А именно, Максимович выделяет институциональные, функциональные и психологические аспекты. К институциональным факторам символического капитала власти можно отнести: 1. Вид принадлежности символического капитала власти, который выражается в способности того или иного агента (института или индивида) присутствовать в качестве образа в коммуникационном пространстве, то есть центре общественного внимания. В данном случае, судя по всему, идет речь в первую очередь об инкорпорированном символическом капитале власти; 2. Специфический способ осуществления власти. А именно, возможность привлечения общественного внимания к тем или иным процессам, которые ведут к накоплению властных полномочий. В данном случае, судя по всему, имеется ввиду контроль над повесткой дня и ее определение. К функциональным факторам можно отнести способы, при помощи которых: Там же. Максимович Д. С. Символический капитал власти и средства массовой коммуникации в информационном обществе: методология социально-философского исследования и социально-политические практики. Автореф. дис. … канд. филос. н. Ростов-на-Дону. 2011. С. 11. 1 2 25 1. До общественного сознания в постоянном режиме доносится определенный тип информации, который актуализирует условия текущего распределения символического капитала, напоминает о «реальном категории перцепции положении вещей» и т.д.; 2. Сохраняются, либо видоизменяются окружающего пространства, ценностные социальные ориентации. Данный результат достигается при помощи обращения общественного внимания и его концентрации на отклонениях от нормы. Положительный, либо отрицательный ярлык на данное событие будет сформирован в результате маркирования, официальной номинации со стороны тех, кто обладает символическим капиталом власти. Третья составляющая - психологическая обеспечивает формирование в структуре символического капитала власти коллективного бессознательного и прагматических схем индивидуального сознания, индивидуальной рациональности. Таким образом, подводя итоги данного раздела, на основе вышеизложенного, можно выделить ряд характеристик, присущих категории символического капитала власти: 1. Символическим капиталом власти располагают органы власти, политические элиты. В данном случае он представляет собой специфический капитал, который власть может накапливать и, соответственно, конвертировать в реальную поддержку, исходя из определения самого символического капитала; 2. В качестве основных инструментов и институтов реализации символического капитала власти выступают: средства массовой коммуникации, которые выступают каналом интерпретации того, «что происходит и как есть на самом деле». Это могут быть как традиционные инструменты в виде прессы, радио, телевидения, так инструменты сети Интернет. Также, в качестве института реализации символического капитала власти, безусловно, выступает 26 система образования, которая является основным институтом социализации, определяя ее важнейшую роль в рамках производства и накопления символического капитала власти; 3. При помощи символического капитала власти становится возможным вызывать веру в эффективность властных действий, которые обычно оформлены в высказывания; объективируется в программных, предвыборных и иных стратегических документах, официальных отчетах, комментариях результатах опросов общественного мнения, текстах выступлений «первых лиц», а также и материальных символах (цвета, флаги, формы, атрибутика). 4. Символический капитал власти позволяет формировать и видоизменять легитимизирующие структуры сознания. При помощи редукции сложности упорядочивать ее. хаотичной Помимо этого социальной тем или реальности, иным образом сигнифицировать внешние социальные события, интерпретировать их значения в категориях, которые являются известными и легитимными для данного сообщества. 27 2. Особенности социально-политических практик легитимации политической власти при помощи символов. 2.1 Символический капитал власти и легитимация. Категория «легитимность» широко вошла в европейский дискурс благодаря концептуализации данного понятия со стороны М. Вебера1. Немецкий ученый понимал данный концепт в смысле авторитетности доверительности властных отношений. Понятие в данном случае фиксирует представления о "значимости" существующего социального порядка и проявляется в признании подчиненными власти, в их добровольном согласии повиноваться властному воздействию. Социальный порядок обладает легитимностью в том случае, когда участники общественных отношений (агенты) ориентируются на некие образцы поведения, которые они считают обязательными или «значимыми». Таким образом, легитимность власти может быть обеспечена либо внутренней (когнитивное и эмоциональное принятие), либо внешней (прагматические действия в поддержку, либо противодействия оппозиции) приверженностью существующему порядку. Современное содержание концепта «легитимность» полисемично. Это, безусловно, усложняет процесс анализа. С.М. Липсет, например, определяет категорию «легитимность» в качестве способности политической системы поддерживать веру социальных групп в то, что существующие политические институты в наибольшей степени соответствуют данному обществу.2 Пьер Бурдье полагает, что реальный смысл легитимности определяется "негласным доверием». То есть ситуацией, при которой свое мнение выбирается через выбор своего официального представителя или Вебер М. Избранные произведения: Пер. с нем. /Сост., общ. ред. и послесл. Ю. Н. Давыдова; Предисл. П. П. Гайденко. — М.: Прогресс, 1990. С. 208. 2 Lipset S.M. Political Man. Baltimore. 1981. - P. 64. 1 28 выразителя"1. Ч. Миллс пишет о монополизации и навязывании "символов господства" официальными властями обществу.2 Согласно Т. Парсонсу, основой легитимации являются ценностные приверженности, являющиеся относительно независимыми от соображений выгоды.3 С. Льюкс определяет легитимность как признание и принятие политических решений.4 Данное принятие обеспечивается формированием консенсуса (избегания конфликта) относительно доминирующей системы ценностей. Если существует конфликт (явный или скрытый) данного принятия, соответственно, не происходит. В результате анализа концепта «легитимность» у разных авторов, можно сказать, что легитимность проявляется комплексно. Она проявляется как в доверии к нормам в правовой подотчетности власти и оправданности этих верований, так и в исполнении тех обязательств, которые взяли на себя политической элиты. Таким образом, не-легитимность может конституироваться из аномии, де-институционализации, безответственности власти, вседозволенности, идеологического "вакуума".5 То есть, в ситуации, при которой становится невозможно ставить вопрос о самом распределении легитимных ресурсов. Такие исследователи, как П. Бергер, Т. Лукман и П. Бурдье, акцентируют внимание на том, что процессу легитимации в любом случае сопутствуют "символы господства" и "символы оправдания". Таким образом, это позволяет рассматривать легитимность в качестве особого состояния политической системы, при котором существующий порядок распределения, перераспределения власти обеспечивает возможность направлять действия Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 79. 2 Миллс Ч. Социологическое воображение. М. 1998. - С. 49. 3 Парсонс Т. Система современных обществ. М. 1997. - С. 28. 4 Льюкс С. Власть. Радикальный Взгляд. / пер. с англ. А.И. Кырлежева; Гос. ун-т – Высшая школа экономики. – М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. - С. 39. 5 Завершинский К.Ф. Легитимность: генезис, становление и развитие концепта // ПОЛИС (Политические исследования). 2001. № 2. С. 119. 1 29 акторов с минимальным использованием принуждения.1 То есть, говоря о соотношении категорий «символ/символическое» и «легитимация», мы, вслед за указанными авторами, понимаем легитимацию как процесс символической коммуникации, направленный на поддержание, сохранение политической системы с минимальным использованием принуждения. Легитимность в данном случае основывается на субъективном признании участниками социального взаимодействия общего смысла текущего политического процесса, во всяком случае, во временных рамках устойчивого существования той или иной политической системы.2 Это же отмечал Бурдье, когда говорил, что объективная власть, которая может быть объективирована в материальных предметах (символика власти: скипетр, трон и корона), сама есть результат субъективных актов признания и, и представляет собой кредит доверия, существующий в виде представления, верования и послушания.3 Таким образом, символы власти есть результат объективирования субъективных актов верования. Сам процесс таких взаимодействий и необходимость поддержания верования и послушания, предопределяет необходимость использования символических ресурсов, а далеко не только инструментальных средств. Особой актуальностью данные интеракции обладают в политических системах, обеспечивших возможность зависимого взаимодействия друг от друга граждан и политических институтов, что позволяет достигать высокого уровня доверия. Под «доверием» мы, вслед за Э. Гидденсом, понимаем способ структурирования взаимодействия между акторами, которые не имеют прямого контакта. Это структурирование позволяет сглаживать различия поведенческих контекстов, которое вызвано удаленностью во времени Там же. Завершинский К.Ф. Легитимность: генезис, становление и развитие концепта // ПОЛИС (Политические исследования). 2001. № 2. С. 122-123. 3 Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 208-209. 1 2 30 пространстве1. Доверие, в данном случае, выступает универсальным "интегратором" социальных взаимодействий и позволяет снизить издержки социального взаимодействия. Через символизацию (символическую редукцию) комплексных экономических и политических взаимодействий институты становятся частью рефлексии об окружающем пространстве, а власть, деньги, как и символы, становятся ресурсом доверия. Мы не сводим смысловое содержание концепта «легитимность» только лишь к символической технологии осуществления власти. Как отмечает в своей работе Завершинский, данная технология, с одной стороны, приобретает различные смысловые контексты в зависимости от культурноисторической эпохи. А с другой стороны сама изменчива во времени. При этом, даже обозначив преобладание установки «покорной сдачи позиций» (по П. Бурдье) – «семантической вертикали .доверия», в легитимации не исчезает контекст обоюдной или «горизонтальной ответственности»2. В целом мы с такой формулировкой согласны. И если говорить про отношения власть-подчинение, а именно в данном контексте мы изучаем накопление символического капитала власти, то имеет смысл рассматривать преимущественно «семантическую вертикаль доверия». Тем не менее, символический в капитал рамках и данной работы символическую мы власть, рассматриваем как практику использования символического капитала в качестве инструментов, при помощи которых власть может самолегитимироваться. Это, безусловно, не противоречит тому, что та или иная инструментальная форма легитимации может устареть, как не соответствующая культурно-историческому состоянию общества. Как отмечалось нами ранее, следуя теоретической позиции П. Бурдье, символическое составляет имманентную сторону политического. Таким 1 Giddens A. Goffman as Systematic Social Theorist. - Ervin Goffman: Exploring the Interaction Order. Boston. 1988. - P. 276-277. 2 Завершинский К.Ф. Легитимность: генезис, становление и развитие концепта // ПОЛИС (Политические исследования). 2001. № 2. С. 124. 31 образом, символическое также имманентно присуще и вопросам легитимации политической власти. Когда возникает вопрос о легитимации власти? Каждое поле, как нами отмечалось ранее, является местом в различной степени декларированной борьбы за возможность определения легитимных принципов деления этого самого поля. Таким образом, по мнению Бурдье, вопрос о легитимности может возникать, по сути, из самой возможности ставить под вопрос процесс распределения легитимных ресурсов1. Если мы что-то ставим под вопрос, значит, мы обладаем возможностью нарушить границы консенсуса, что, в свою очередь, ведет к появлению новых договоренностей и новых смыслов. Однако, без этой возможности, без этого института, соответственно, становится невозможным сам процесс легитимации. Кто обладает правом и возможностью осуществления символической власти? Пьер Бурдье в своих работах продолжил известное определение Максом Вебером2 государства в качестве того, что обладает монополией на легитимное применение насилия. Бурдье же, в свою очередь, говорит о государстве, как о струтуре, которая обладатет монополей на легитимное насилие при помощи символического. Данная форма насилия является «мягкой», ее называют soft power. Имеется в виду такой вид насилия, который «применяется к социальному агенту при его соучастии»3. Символическое насилие производится непрямым методом, через механизмы культуры. Лукман и Бергер также раскрывали в своих работах символические возможности власти4. Они делают акцент на том, что при помощи символизации окружающей социальной реальности власть способствует осмыслению самой себя. Б.А. Грушин отмечает, что народ - это Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 112. 2 Вебер М. Избранные произведения: Пер. с нем. /Сост., общ. ред. и послесл. Ю. Н. Давыдова; Предисл. П. П. Гайденко. — М.: Прогресс, 1990. С. 227. 3 Bourdieu P., Wacquant L. An invitation to reflexive sociology. Chicago: Univ. of Chicago Press. 1992. - P. 167. 4 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. - М.: Медиум, 1995. – С. 251. 1 32 производитель символического капитала в форме доверия, а субъекты власти - это владельцы этого капитала1. Таким образом, символическая власть, действительно, есть способность формировать, изменять категории восприятия и оценки социального мира, которые, в свою очередь, могут оказывать непосредственное влияние на его организацию2. Каковы механизмы осуществления символической власти/насилия? Ключевым механизмом символического насилия со стороны государства Бурдье называет официальную номинацию – акт символического внушения, который имеет всю силу общественного, силу консенсуса3. Агенты же стремятся использовать номинацию с целью максимизации символической прибыли. Главным универсализация4. средством легитимации, по Бурдье, является Тот, кто подчиняется правилу, привлекает на свою сторону группу, открыто ставя себя на ее сторону посредством публичного акта признания универсально одобренной нормы поведения. Получается, что универсализация, в определенной степени есть погоня за медианным избирателем, использование принципа catch-all-party. Бергер и Лукман в качестве механизмов, отчасти выполняющих задачу легитимации политической власти, рассматривали механизмы коллективной исторической памяти, в рамках которых образовываются символические конструкты5. Они раскрывают механизм легитимации в рамках 2 аспектов: когнитивного и нормативного. Политическая власть, с одной стороны, «объясняет» и, с другой, оправдывает существующий институциональный порядок. Они выделяли четыре уровня легитимации. Первый - появление Массовая информация в советском промышленном городе. Опыт комплексного социологического исследования. / Под ред. Б. А. Грушина, Л. А. Оникова. М., 1980. - С. 192. 2 Социальное пространство и символическая власть. Лекция Пьера Бурдьё. Код доступа: http://gtmarket.ru/laboratory/expertize/2006/883 (дата обращения 2.02.2013) 3 Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 35. 4 Там же. С. 252. 5 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М. 1995. 1 33 зачатков легитимации. Следующий уровень легитимации, - теоретические утверждения. Третий уровень - теории, с помощью которых, собственно, и происходит легитимация институционального сектора. На четвертом уровене располагаются символические универсумы, которые впитали в себя различные области значений и включили институциональный порядок во всей его целостности.1 По их словам, на первом этапе самоочевидный характер институтов поддерживается благодаря индивидуальной памяти. В дальнейшем же неизбежно возникает «проблема легитимации, когда институциональные объективации необходимо передать очередному поколению».2 Таким образом, имеется в виду создание механизма вовлечения индивида в символическую игру. В качестве основного института, через который к индивидам применяется символическое насилие, по мысли П. Бурдье, предстает система образования3. Символическая система, а также особенности речи и значений слов-символов навязываются гражданам со стороны элиты. Данное положение является опорой для власть предержащих, так как помимо всего прочего скрывает их действия по отношению к остальной части общества, а также позволяет «господствующим принять собственное .положение господства как легитимное»4. Безусловно, сами элиты существуют в рамках тех же символических границ, которые ими же и навязываются. Поэтому мы не всегда можем говорить о процессе навязывания символов другой части общества как об осознанном и целерациональном действии. Стоит отметить, что сама государственная власть является концентратом всевозможных видов капитала, неким метакапиталом, который дает своему обладателю власть над частными видами капитала. Бурдье пишет, что формирование государства происходит вместе с коституированием поля власти, которое понимается как пространство игры, Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М. 1995. Там же. 3 Burdieu P. & Passeron C. Reproduction in education, society and culture. London: Sage, 1977. - P. 16. 4 Ibid. 1 2 34 между владельцами различных форм капитала. Они борются именно за власть над государственным капиталом, который дает власть над рядом других видов капитала и над их воспроизводством».1 Таким образом, основная ставка в политической игре - это не столько монополия использования объективированных (легитимных) ресурсов политической власти (в том числе и символических), сколько монополия производства и распространение того, что считается легитимным2. Таким образом, наличие большего количества капитала позволяет в большей степени влиять на его распределение в конкретном поле. Пьер Бурдье называет данный феномен властью добиваться власти. Данные структуры создаются путем упорядочивания социальной реальности, сигнификации социальных событий, регулировании социальной действительностии отображении социальной реальности и ее моделирования; создания определенной картины мира. Бурдье полагает, что призванием символической власти является интерпретация реальности для своих подчиненных, позволяя им воспринимать реальность через призму структур, которые были для них созданы. Он рассматривает поле политики в качестве пространства, в котором есть доминирущий субъект, который имеет наибольший символический капитал и, таким образом, способен управлять медийным полем. Символический капитал, в его понимании, неотъемлем от признаваемого всеми права и возможности интерпретировать смысл происходящего, а также навязывать определенное понимание другим агентам. В этом отношении все иные виды капитала, безусловно, зависят от символического капитала3. Бурдьё П. Социальное пространство и символическая власть / П. Бурдье // Thesis. - 1993. - № 2. - С. 159. Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 28. 3 Бурдьё П. О телевидении и журналистике / Пер. с фр. Т. Анисимовой, Ю. Марковой; Отв. ред., предисл. Н. Шматко. М.: Фонд научных исследований «Прагматика культуры», Институт экспериментальной социологии, 2002. 1 2 35 Важно также понимать, что партии, партийные лидеры, публичные политики имеют возможность выставлять свои интересы в качестве интересов своих доверителей. Это происходит, поскольку у них есть монополия на производство легитимного видения мира в рамках группы своих доверителей (определенного социального поля). И эта монополия, соответственно, ограничена количеством этих доверителей. Таким образом, в качестве выводов к данной главе, можно отметить, что: 1. Легитимация есть процесс конституирования одобрения политической власти со стороны общества, накопления кредита доверия, выраженного в качестве символического капитала. В таком случае символический капитал выступает в качестве ресурса данного процесса; 2. Так как символический капитал – это тот же экономический или культурный капитал, когда тот или другой становится известным и признанным, именно символическое позволяет воспроизводить и усиливать структуру самого социального пространства. И благодаря символическому капиталу, в том числе, иной капитал имеет возможность накапливаться; 3. Легитимация социального порядка – это не продукт сознательного и направленного воздействия пропаганды. Она происходит из того, что агенты применяют к объективным структурам социального мира структуры субъективного восприятия и оценивания, которые, в свою очередь, произошли от этих объективных структур; 4. В процессе легитимации исторический изучения символического политической контекст, так власти, и капитала, целесообразно особенности самой как ресурса изучать как технологии накопления символического капитала. 36 2.2. Символическая политика: накопление и конвертация символического капитала власти. Все формы капитала, как отмечает в своей работе В. Радаев, могут, в той или иной мере, конвертироваться друг в друга. Например, социальный капитал может способствовать получению информации об экономических ресурсах или способах их получения. Политический капитал предоставляет возможности и преимущества в борьбе за эти ресурсы. Культурный капитал позволяет облегчить способы мобилизации капитала экономического. А символический капитал позволяет представить экономический капитал в более значительном виде в глазах остальных людей.1 Это ведет к накоплению того или иного вида капитала при помощи конвертации в него капитала другого вида. Однако не очевидно то, что конвертируемый капитал при этом убывает. Скорее наоборот, увеличение одного вида капитала может способствовать увеличению капитала другого вида и наоборот. Примерами могут служить методики оценки нематериальных активов компаний (брендов)2. В рамках оценки стоимости бренда (по сути символического капитала компании) оценивается преимущественно экономический доход компании в текущий момент, либо оценка дохода в будущем. Обладание экономическим капиталом помогает установить необходимые связи. При этом, как уже было отмечено, капитал подчиняется логике самовозрастания. В данном случае понимается, что чем больше капитала того или иного типа, тем проще его сохранять и воспроизводить. Так, индивид с обширным количеством связей обладает возможностью превращать случайные или вовсе неслучайные знакомства в плотные связи. То есть социальный капитал приобретается, в первую очередь, благодаря социальному капиталу, который уже есть в наличии. Или, помещая Радаев В.Понятие капитала, виды капиталов и их конвертация. URL: http://group27.narod.ru/ucheba/files/ecsoc-capital-radaevv.pdf (дата обращения: 22.11.2012) 2 Никулина К.Г. Методики оценки стоимости бренда. 1 URL: http://www.vipstd.ru/nauteh/images/pdf/ep_1204/ep_08.pdf (дата обращения: 12.04.2013) 37 экономический капитал в банк или инвестируя можно его приумножать. Также, чем больше капитала того или иного вида, тем проще накапливать иные виды. Так, с люди, обладающие значительным экономическим капиталом зачатую сами становятся объектом для поиска и знакомств. У них есть лучшие стартовые позиции для того, чтобы начать политическую карьеру и т.д. Следовательно, мы приходим к выводу, что капитал действительно тянется к капиталу. Стоит, однако, подчеркнуть, что любой процесс конвертации капитала связан, помимо затрат сил и времени еще с определенными рисками. Например, риск быть подвергнутым разоблачающей критике и, таким образом, понести издержки от непринятия капитала в его новой форме, либо возникает вопрос спорности присвоения капитала в процессе его передачи. Например, как отмечает В. Радаев, «образовательный диплом может не получить реального признания на рынке труда. А итоги приватизации собственности, которая осуществлена посредством социальных и политических связей, могут быть оспорены».1 Данный вопрос очень важен, так как может свести на нет все усилия, которые были потрачены на приобретение капитала. Таким образом, можно сказать, что любая конвертация форм капитала остро ставит проблему легитимации. И с данной точки зрения любой капитал вынужден существовать в логике признания, т.е. включать в себя обязательный элемент символического капитала. Конвертация форм является только одним из вариантов перераспределения капитала. Помимо конвертации оно осуществляется благодаря: неравномерному накоплению (один вид ресурсов прирастает быстрее другого); переоценке капитала (девальвацией, либо ревальвация); Радаев В.Понятие капитала, виды капиталов и их конвертация. [Электронный ресурс] URL: http://group27.narod.ru/ucheba/files/ecsoc-capital-radaevv.pdf (дата обращения: 22.05.2012) 1 38 возрастанию стоимости ресурсов; изъятию капитала (экспроприацией, узурпацией права на него)1. Как уже было отмечено в предыдущей главе использование капитала (как и символа) невозможно вне сферы социальных отношений. Более того, любой капитал представляет собой социальное отношение. Однако в процессе изучения процессов конвертации капиталов, стоит понимать, что логику функционирования капитала, конвертации одной его форму в другую нельзя понять без преодоления двух противоположных взглядов. Первый - экономизм, в рамках которого игнорируется действие иных видов капитала. Это объясняется тем, что каждый из них в конечном счете сводится к экономическому капиталу. Второй — семиологизм, который наоборот сводит любые социальные взаимодействия к коммуникативным явлениям2. Каким образом, при помощи каких механизмов, тот или иной субъект власти может накапливать символический капитал? Как уже было отмечено ранее, символический капитал способствует своему воспроизводству путем демонстрирования, презентации себя социальному окружению через понятную ему символическую систему. Публично и открыто утверждая себя, власть сама себя легитимно официализирует и утверждает. По мнению П. Бурдье, символический капитал власти может приобретаться, накапливаться двумя путями или в рамках двух ситуаций. Первая ситуация при которой символический капитал представляет собой личный капитал некоторого именитого лица и является результатом длительного и постоянного накопления, которое продолжается обычно в течение всей жизни. Вторая ситуация, при которой капитал делегируется от институции индивиду. Путем инаугурации или иной акции наделения Там же. Максимович Д. С. Символический капитал власти и средства массовой коммуникации в информационном обществе: методология социально-философского исследования и социально-политические практики. Автореф. дис. … канд. филос. н. Ростов-на-Дону. 2011. С. 11. 1 2 39 значимостью. Данная значимость, дабы оставаться таковой, должна ретроспективно самолегитимируется, напоминая и отсылая к факту делегирования. Делегированный капитал является результатом ограниченного и временного переноса капитала и контролируется со стороны институции1. Инкорпорированный капитал, в свою очередь, исчезает вместе со своим носителем. Безусловно, делегированный и инкорпорированный капиталы могут приумножать друг друга. Индивид, получивший государственную награду (объективированный материальный символический капитал) тем самым накапливает личный инкорпорированный капитал. Также бывают случаи, когда личный капитал переносится на объективированный капитал (личные вещи знаменитости и т.д.). Процесс делегирования политического капитала предполагает объективацию капитала этого вида в институтах. Также его материализацию в программах, постах, а также беспрерывное его воспроизводство при помощи соответствующих стратегий и репертуаров. Объективация символического капитала власти, как отмечает П. Бурдье, позволяет обеспечить относительную санкционированием опосредованным и независимость заменяет стратегию доминированием2. В перед электоральным личного инвестирования ситуации делигирования символического личность как бы самоустраняется, вперед выходит институция как структура, легитимирующая действия индивида. Этот момент отмечает в своих работах М. Фуко3, когда говорит о бессубъектности дисциплинарных практик. Исследование именно делегированного типа символического капитала было произведено рядом отечественных авторов в работе «Символическая Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 83 2 Там же. С. 98. 3 Фуко М. Нужно защищать общество: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975-1976 учебном году. СПб. Наука, 2005. 1 40 функция документа в коммуникативных практиках власти». В указанной работе утверждается, что в современном обществе символический капитал, в первую очередь, воплощен в системе государственной бюрократии и присваивается на коллективном уровне. Символический капитал приобретает официальный и гарантированный институционально характер, выраженный в документальной форме, переставая быть личной принадлежностью. В результате то, что изначально основывалось на негласном всеобщем признании – объекты общественного почета, постепенно получили свою «пред-бюрократическую объективацию». Таким образом, бюрократическое поле приобретает собственный символический капитал, свои собственные символы власти, которые признаются как легитимные, посредством их ассоциирования с государственными государственным механизмам структурами. самовоспроизводства Благодаря символического капитала система обладает возможностью самостоятельно «увековечивать» себя в структурах административной власти, формируя саму иерархию власти.1 Мы в целом согласны с указанными допущениями, однако более важен все же момент принятия (признания), гласное или негласное, того или иного символа, так как это отражает процесс соглашения по поводу использования данного символа. Без такового соглашения символ не будет являться символом, а выродится в симулякр. Государство, безусловно, занимает особое положение в сфере коммуникаций. Это было отмечено нами в предыдущей главе. Это отмечает и С. П. Поцелуев, говоря, что «государство обладает возможностью навязывать поддерживаемые им способы интерпретации социальной реальности с помощью властного распределения ресурсов (например, при утверждении образовательных стандартов), символам правовой особый категоризации статус (с (законодательство), помощью утверждения придавать официальной Лукьянова Н.А., Маслова С.В., Чайковский Д.В. Символическая функция документа в коммуникативных практиках власти. Вестник науки Сибири. 2011. № 1 (1). [Электронный ресурс] http://sjs.tpu.ru/journal/article/download/109/41 (дата обращения: 25.05.2012) 1 41 символики, государственных праздников)» и т.п. 1 Однако далеко не все праздники или изменения в образовательных стандартах поддерживаются обществом. Примерами в данном случае могут выступить праздник 4 ноября или праздник Государственного Флага РФ, которые воспринимаются со стороны общества скорее в качестве обычных выходных дней. У общества всегда есть возможность «замалчивать», «молча не принимать» те или иные смыслы. Причиной этому может быть отсутствие категорий связанных событиями 4 ноября в исторической памяти российского сообщества. Вследствие чего этот праздник имеет вероятность вовсе и не быть символом. Говоря о том, каким образом реализуется символический капитал того или иного политического актора, стоит сказать, что главным инструментом в данном случае, очевидным образом, выступают СМК, в том числе социальные медиа. В случае использования средств массовой коммуникации могут происходить разного рода искажения, издержки конвертации символического капитала, так как социальные соглашения по поводу приемлемых смыслов могут в данном случае не учитываться. Мы считаем, что использование символического капитала без какихлибо значительных издержек возможно в обществе сетевого формата. Это такое состояние общества, фактом своего существования подразумевающее, что и повседневная жизнь, и культура и власть являются более зависимыми, более детерминированными, более ответственными, чем в индустриальном обществе2. Сетевой формат предполагает использование практик диалога, а именно отхождение от иерархичных связок «Я-Оно» в направлении связок «Я-Ты», которые описал в своих работах М. Бубер.3 Такой формат Поцелуев С.П. Символическая политика: констелляция понятий для подхода к проблеме // Полис. 1999. №5. С. 65. 2 Кастельс М. Становление общества сетевых структур. // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В.Л.Иноземцева. М.: Аcademia, 1999. С. 182. 3 Дзялошинский И.М. Коммуникативное воздействие: Мишени, стратегии, технологии. Монография / И.М. Дзялошинский. – М.: НИУ ВШЭ, 2012. – С. 260. 1 42 благоприятствует конституированию символического капитала как результата общественного взаимодействия. Некоторые ученые-символисты, в частности С.П. Поцелуев, увязывают практику применения символов (символическую политику) исключительно с процессом навязывания определенных установок и смыслов, манипулирования сознанием.1 Исходя из выводов, сделанных в предыдущей главе, мы считаем, что это не совсем так. Прежде всего, те или иные смыслы и установки не могут быть навязаны обществу. Они уже в обществе есть, конституируя так называемое символическое поле, в рамках которого актуализируются и распределяются символические ресурсы. Однако другой вопрос в том, в каких целях эти символические ресурсы используются, насколько они соответствуют практике реальной политики, которая будет осуществляться тем или иным политическим актором. Если этого не происходит, возникает ситуация, при которой та или иная ценность сводится на нет, коммуникационное пространство десимволизируется. Возникают элементы нестабильности, так как люди перестают верить и принимать некоторые официально поддерживаемы символы. По сути, накопление и конвертация символического капитала власти, его использование и перевод в реальную поддержку на выборах и есть символическая политика. Под символической политикой мы, вслед за Б. Дубиным, понимаем «формирование, поддержание и трансляцию представлений о коллективной идентичности, образов настоящего и прошлого, фигур власти и угроз социальному целому с помощью системы масс-медиа, публичных ритуалов мобилизации и солидарности».2 В качестве инструмента осуществления подобной политики Дубин называет символизацию безальтернативности (сплочение нации, главное – «не Поцелуев С.П. Символическая политика: констелляция понятий для подхода к проблеме // Полис. 1999. №5. С. 62. 2 Дубин Б. Симулятивная власть и церемониальная политика. О политической культуре современной России // Вестник общественного мнения. 2006. 1 43 раскачивать лодку», «стабильность»), медиатизация, меморизация коллективной идентичности (использование ретроспективных символов). Символическая политика в данном случае представляет собой сознательное использование политическими акторами символических ресурсов, символического капитала власти в целях ее легитимации и упрочения посредством эксплуатации (продвижения) символических форм политических действий и решений. Символическая политика в современных обществах стала видоизменяться, выходить на первый план. Это связывают: 1. С переформатированием способов легитимации политической власти в условиях массовой демократии. Если короли средневековой Европы основывали легитимность своей власти на божественной сущности монаршеского титула и насилии, то легитимность демократической власти стала результатом успешного использования преимущественно soft power. В данном виде властвования свое особое место занимают мифы, ритуалы, культы и символы; 2. С коренным изменением в средствах массовой коммуникации. Современная власть, в отличие от прошлых эпох, в первую очередь, инсценирует себя при помощи телевидения, радио, прессы, различной фото- и кинопродукции, оставив более традиционные инструменты (статуи, медали и триумфальные арки) на второстепенном плане. Политическое инсценирование и столетие назад предполагало асимметричность политической коммуникации. Только теперь это определяется не сословно-классовыми привилегиями, а самой техникой массовой коммуникации. В нынешней массовой коммуникации, в отличие от коммуникации 44 диалоговой, не происходит перемены ролей слушателя и говорящего1. П. Бурдье считал, что накопить такой неустойчивый ресурс как символический капитал или политический, как форму первого, можно исключительно ценой беспрерывного труда, который необходим как в целях накопления кредита, так и в целях избегания его утраты2. В российских политических условиях символический капитал власти накапливается скорее не самим беспрерывным трудом, сколько созданием видимости его осуществления. Происходит театрализация, инсценирование политических сюжетов. С другой стороны, как отмечал Бурдье, использование делегированного символического капитала в своих личных интересах возможно лишь в той мере, в какой оно скрывается. Это входит в определение символической власти. Символическая власть – это власть, которая предполагает признание, то есть незнание о факте творимого ею насилия3. В этой же логике мыслит и М. Фуко, говоря о том, что власть должна осуществляться незаметно для подвластного.4 Таким образом, можно сделать вывод о том, что символическое насилие возможно только при, своего рода, соучастии, вследствие незнания, теми, кто испытывает насилие. Здесь можно обнаружить связь символической власти с манипуляцией в том смысле, что тот, на кого воздействуют, не ощущает этого воздействия. Поцелуев С.П. Символическая политика: констелляция понятий для подхода к проблеме // Полис. 1999. №5. С. 63. 2 Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 83. 3 Там же. С. 104. 4 Фуко М. Нужно защищать общество: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975-1976 учебном 1 году. СПб. Наука, 2005. 45 3. Особенности применения символического капитала в современном российском обществе 3.1 Символическое поле власти в современной России Вопросы политической коммуникации, в том числе и в знаковосимволической форме, становятся понятнее, если разобраться в организации существующего политического поля. Выводы относительно характеристик специфического режима современной России, мы делаем на основании доклада Льва Гудкова «Природа Путинизма»1 и они состоят в том, что: политическая система сдерживает развитие публичной сферы жизни в России; нынешний режим не в состоянии предложить значимые для массы политические ориентиры или цели развития общества, (кроме обещаний по сохранению текущего положения); тотальная пропаганда коммуникационные общественных отсутствует, барьеры организаций между и но есть отчетливые деятельностью СМК. Т.о. партий, оказываются парализованными возможности информирования общества о текущем состоянии дел, а, следовательно, и возможности для публичной и, что еще важнее, критической рефлексии над тем ситуациями, которые происходят в обществе; наличие суррогатных форм инноваций и сформированной медийной «демократии», которую ряд исследователей называет «медиакратией». Характеризуется наличием искусственных институтов отражения общественного мнения: общественные палаты, молодежные движения, встречи с общественными организациями и т. п.; Гудков Л. Природа «Путинизма»: Доклад на V Ходорковских чтениях, 8 декабря 2009 г. [Электронный ресурс] http://www.memo.ru/2009/12/12/gudkov.htm (дата обращения: 27.11.2012) 1 46 использование имитационного традиционализма и модернизационной риторики; непрозрачность сферы принятия государственных решений; общество не рассматривается в качестве выразителя интересов, как субъект политики, но выступает средством достижения властных полномочий. Недоразвитость публичной сферы, очевидно, препятствует развитию политической конкуренции, так как в результате этого не формируется запроса на «Легитимность наличие независимых власти распределяется коммуникационных сверху вниз»1. площадок. Наглядно это демонстрирует контроль исполнительной власти за назначением на все стратегически важные посты. Перейдем к характеристике символического пространства современной России. В отличие от Советского Союза, современная российская знаковосимволическая система состоит из множества разнородных символических образований. Наиболее явным примером этого является Красная площадь: на башнях можно наблюдать как советские красные звезды, так и царских золотых двуглавых орлов, караул от Мавзолея перенесли к Могиле Неизвестного солдата, однако мумия Владимира Ильича осталась в мемориале. Указанные символы отчетливо показывают то, что новая государственная идеология еще окончательно не определена, а старая все также присутствует2. На наш взгляд, множественность символической политики и отсутствие актуализации определенного символического набора, является одним из источников «размывания» символического в сознании российских граждан – формирования символического дефицита. Гудков Л. Природа «Путинизма»: Доклад на V Ходорковских чтениях, 8 декабря 2009 г. [Электронный ресурс] http://www.memo.ru/2009/12/12/gudkov.htm (дата обращения: 27.11.2012) 2 Мисюров Д. А. Политическая символика: между идеологией и рекламой. [Электронный ресурс] http://www.novopol.ru/-politicheskaya-simvolika-mejdu-ideologiey-i-reklamoy-text34.html (дата обращения: 17.10.2012) 1 47 Можно сказать, что в процессе поисков символов и в вопросах оценки Новейшей истории России В.В. Путин, а точнее команда его идеологов, стремятся придерживаться своеобразной «срединной линии», которая в определенной мере удовлетворяет ожиданиям сторонников противоборствующих концепций, но не совпадает ни с одной из них. Такая стратегия в начале карьеры В. Путина как первого лица не привела к согласию, но создала некоторые основания для объединения слабоподвижного большинства вокруг обширных и размытых идей. Однако содержательный общественный консенсус относительно системы ключевых ценностей и символов не был сформирован, поскольку, по словам О.Ю. Малиновой, не было нацеленности на «проработку» различий в их интерпретациях.1 Как отмечают И. Каспэ и С. Каспэ, основным посылом символической политики в период президентства В.В. Путина был «призыв к тотальной консолидации», сопровождавшийся «фобией любых разделений внутри пространства консенсуса».2 Помимо этого исследователь С. Ушакин3 выявляет феномен “состояния тупика”, которое последовало вслед за распадом СССР и в значительной степени привело к тому, что поиск адекватных обществу символов стал все чаще подменяться символических использованием конструкций. уже готовых Неопределенность, (ретроспективных) как языка, так и идентификационного состояния преодолевалась через восстановление тех пределов и границ, которые были знакомы в рамках прошлого опыта. Формальная привычность данных символов состоит в способности вызывать и у самого субъекта и у аудитории эффект узнаваемости. Это, можно сказать, вторая жизнь символики, которая уже была когда-то в употреблении. Однако формальная привычность далеко не всегда несет за собой принятие данных Малинова, О.Ю. Символическая политика и конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России / О.Ю. Малинова // Полис. - 2010. - №2. - С. 95. 2 Каспэ И., Каспэ С. Поле битвы — страна. Nation-building и наши нэйшнбилдеры // Неприкосновенный запас. 2006. № 6 (50). С. 20. 3 Oushakine Serguei Alex.. In the State of Post-Soviet Aphasia:Symbolic Development in ContemporaryRussia. Erope-Asia Studies, V o l . 5 2 , N o . 6 , 2 0 0 0 , P . 9 9 4 . 1 48 символов в качестве символов как таковых. Представители нового поколения могут знать что такое, например, знамя победы, но это не означает, что они рассматривают его в качестве символа. Как отмечалось нами ранее, у символов есть функциональная возможность менять «означаемое» в зависимости от времени и контекста. Примером в данном случае может служить возрождение знаков с изменением своего содержания (свастика в древнее время и в XX в.). Смысловое наполнение многих символов меняется с течением времени. Например, флаг СССР по-разному воспринимался как внутри страны, так и за пределами, в периоды после образования СССР, в 1941 - 1945 гг., в 1961 г. (полет Ю.А. Гагарина в космос), во время холодной войны, в 1980-х и 1990-х гг. В современных российских условиях символические формы стали объектами разнообразных приемов вторичной утилизации в условиях отсутствия таких форм, которые были бы способны адекватно отразить новую постсоветскую ситуацию и новый несоветский опыт. Таким образом, С. Ушакин вводит термин «постсоветской аффазии», имея в виду «символическое производство, в котором неспособность дискурсивного поля означающими и поддерживать означаемыми адекватность .взаимосвязи компенсируется различного между рода символическими замещениями и откатами к символическим формам предыдущих периодов».1 Таким образом, можно прийти к выводу о том, что существует множество категорий, относительно которой у россиян нет однозначной трактовки. Таковыми, по сути, является ряд символов современного российского государства, обозначая расколы внутри общественного сознания граждан. Как отмечает Д.А. Мисюров, в современных условиях, ретроспективные символы наслаиваются друг на друга и оказываются скорее 1 Oushakine Serguei Alex.. In the State of Post-Soviet Aphasia:Symbolic Development in ContemporaryRussia. Erope-Asia Studies, V o l . 5 2 , N o . 6 , 2 0 0 0 , P . 9 9 5 . 49 симулякрами, нежели настоящими символами. Перед новым поколением старые символы (Победа в ВОВ или первый полет человека в космос) уже не предстают в качестве символов как таковых. Прежнее поколение может передать знание об этом символе, но оно никогда не сможет передать переживания или ценностные установки, которые связаны с этим символом1. Можно говорить о том, символическая политика в России непоследовательна: "она не всегда опирается на строго выверенные интерпретации социальной .реальности (как в случаях тоталитарных режимов) и неизбежно учитывает существующие в обществе конфликты, равно как и идеологические предпочтения озвучивающих ее лиц"2. Как отмечалось ранее, символ тесно связан с означаемым (несколькими уровнями означаемого) таким образом, что символ воспринимается как то, что он означает (флаг - государство, корона - король, демократия - выборы). Если означаемого нет или адресат символа не может понять значение или валидировать символ, то данный символ по факту является симулякром, пустым понятием. Символическая политика в России направлена на принятие установленного порядка вещей, правил игры. Власть проявляется в качестве воспрепятствования людям испытывать недовольство посредством формирования восприятия и понимания текущего порядка как неизменного, естественного, благодатного. В рамках ограничения символьного ряда, ограничения со стороны "правил игры", представляется невозможным выход за рамки данных правил, так как данный выход символически не может быть интерпретирован. Данной практики нет в российском символическом пространстве действующего агента. Мисюров Д.А. Символическое моделирование в России: трансформации «имперско-советскопрезидентской» модели // Полис. 2009. № 3. С. 133-134. 2 Малинова, О.Ю. Символическая политика и конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России / О.Ю. Малинова // Полис. - 2010. - №2. - С. 97. 1 50 Очевидно, структура российского социального пространства задается таким образом, что интереса выходить за пределы некоторых универсальных схем не возникает. Примером в данном случае может служить низкий уровень интереса к политическим дебатам – отсутствие интереса к эксплицитной коммуникации само-рефлексивного толка. Опрос ВЦИОМ 2012 г. показывает, что 55% россиян проявляют интерес к дебатам кандидатов в президенты (в 2008 году - 47%), причем 27% смотрят подобные передачи ради получения важной информации, 28% - ради развлечения1. Данная ситуация может быть объяснена де-институционализацией социального взаимодействия россиян. С. Грин говорит о состоянии деинституционализации как основной причине молчаливого согласия с актуальной политикой Власти на фоне рационального отказа от каких-либо политических альтернатив. Отказ вызван тем, что достижение данных альтернатив связано с риском утраты того немного, что ещё имеется на текущий момент. «В де-институционализированной среде крайне высоко ценится определенность, и баланс между определенностью и неопределенностью становится важнейшей ценностью при любом социальном взаимодействии. В результате катастрофически снижается желание рисковать»2. Таким образом, граждане поступают рационально, возможно, не доверяя, но молчаливо соглашаясь и принимая правила игры, поддерживая иллюзию общественного консенсуса по поводу ключевых вопросов и проблем постсоветской идентификации. Так, по словам С. Грина, сама неподвижность россиян также является рациональным поведением: «граждане уходят из общественного пространства» и, тем самым, «укрепляют свои частные пространства»3. Таким образом, источником современной легитимности российского политического Пресс-выпуск ВЦИОМ №1937 «Теледебаты в президенты». URL: http://wciom.ru/index.php?id=515&uid=112360 (дата обращения: 24.02.2012) 2 Грин С. Природа неподвижности российского общества. URL: http://uisrussia.msu.ru/docs/nov/pec/2011/12/ProEtContra_2011_1-2_01.pdf (дата обращения: 27.11.2012) 3 Там же. 1 51 режима является не пассивность, но «рациональная неподвижность». Данная «рациональная неподвижность» в свою очередь сформирована отсутствием условий для политических дискуссий и приемлемых всем компромиссов на основе общих языковых и символических оснований. То есть население в целом становится апатичным и аполитичным, так как отсутствует вера в возможные оптимистичные изменения в стране. В связи с чем, электорат проявляет лояльность текущему режиму, «лишь бы не было хуже». В настоящее время, согласно исследованию Института Левады, коллективную идентичность россиян задают два типа символов1: • символы границы, отделяющей «нас» от «них» («чужих» или даже «врагов»), • властного верха (фигура первого лица, за которой нет «вторых» и которая изолирована от любых социальных связей и взаимодействий). Символы обоих видов архаичны по своему происхождению и редуцируют общество к негражданским состояниям и формам коллективного самопредставления, самопонимания. Происходит процесс массовизации социума и его гомогенизации без модернизации его базовых институтов. Таким образом, о необходимости легитимации политической власти в России можно говорить с некоторыми оговорками. Под этими оговорками мы имеем в виду то, что в России существуют препятствия возможности ставить под вопрос вопросы легитимности существующего политического устройства. Под такими препятствиями мы понимаем: Односторонность (монологичность) политической коммуникации. Как следствие – отсутствие диалога. Использование преимущественно визуального дискурса телевидения. Как следствие – пренебрежение горизонтально организованной сетью Интернет; Суггестивность политической коммуникации. Отчетливое формирование образа Другого; Дубин Б. Бремя победы. Борис Дубин о политическом употреблении символов // Критическая масса. 2005. №2. URL: http://magazines.russ.ru/km/2005/2/du6.html (дата обращения: 14.03.2012) 1 52 Сама аудитория, благодаря новым форматам взаимодействия и коммуникации в виде Интернета, становится более компетентной и потому претендующей на иную специфику взаимодействия, нежели ранее. В следующем подзаголовке приведены результаты пилотного эмпирического исследования, в рамках которого была предпринята попытка выявить признаки символического дефицита (десимволизации) сознания российских граждан, а также интерпретация полученных результатов. 53 3.2. Символический дефицит в современной России (опрос по методу семантического дифференциала Ч. Осгуда) Как было показано в предыдущей главе символическая политика в современной России характеризуется символическими замещениями и регрессиями к символам предыдущих периодов, что приводит к «состоянию тупика», «символической аффазии», а также «символического дефицита». Под символическим дефицитом мы понимаем ситуацию (в том числе и в сфере политического), сформированную в результате процесса десимволизации, то есть десакрализации объектов-символов, понятий, размывания потенциала образа, снижения эмоционального уровня его восприятия. То есть те символы, которые были ранее в употреблении, лишаясь валидных практик воспроизводства и вовлечения, перестают быть таковыми. Словами М.К. Мамардашвили и А. М. Пятигорского, «оказываясь внутри наших знаковых систем, символы переходят из ситуации понимания в ситуацию знания»1. Для того, чтобы определить насколько ряд ключевых символов российского государства и общества являются символами как таковыми и соответственно могут использоваться в целях легитимации политической власти, нами было проведено исследование с использованием метода классического семантического дифференциала Чарльза Осгуда. Данный метод используется рядом исследователей, преимущественно в сферах социологии и психологии, с целью определения степени воздействия тех или иных объектов и текстов (в нашем случае символов России) на сенсорный и эмоциональный компоненты подсознания.2 По мнению Осгуда, 1 Мамардашвили М.К., Пятигорский. А.М. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. – М.: Школа «языки русской культуры», 1997. – С. 101. 2 Ядов В.А. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности : Диспозиционная концепция. 2-е расширенное изд. — М. : ЦСПиМ, 2013. — 376 с. 54 которое также разделяют и в современной российской психологии1, при помощи семантического дифференциала возможно, в первую очередь, оценить эмоциональное отношение респондента к тем или иным качествам объекта. Когнитивные и поведенческие установки в отношении объекта со стороны реципиентов могут быть оценены в меньшей степени.2 Это не является недостатком самого метода, так как современные российские психологи отмечают, что вопросы перехода эмоционального отношения в прагматические действия психологической науки. до Тем сих пор остаются не менее, по темной словам областью автора метода семантического дифференциала, данный инструментарий позволяет измерять коннотативные значения слов, то есть те состояния, которые следуют после восприятия символа и необходимым образом предшествуют более или менее осмысленным операциям с самим символом. На наш взгляд, большую часть бессознательных оценок и установок можно с достаточной степенью достоверности выявить с помощью традиционной технологии шкалирования, предложенного Осгудом. Эта методика подразумевает собой оценку того или иного слова-стимула (в нашем случае символа) с помощью набора биполярных шкал оценочных критериев (прилагательных и их антонимов). Пример опросника по методу семантического дифференциала с набором классических шкал приводится в Приложении №1. Указанные критерии группируются на основе трех факторов: «Оценка», «Сила» и «Активность». Или, следуя оригинальному исследованию Осгуда данные факторы обозначаются, как «EPA» (Evaluation – Potency – Activity)3. Данные три вида шкал в совокупности позволяют 1 Шмелев А. Г. Психодиагностика личностных черт / А. Г. Шмелев. – СПб : Речь, 2002. – 480 с.; Артемьева Е. Ю. Основы психологии субъективной семантики / Е. Ю. Артемьева ; ред. И. Б. Ханиной. – М. : Наука : Смысл, 1999. – 350 с. 2 Шмелев А. Г. Психодиагностика личностных черт / А. Г. Шмелев. – СПб. : Речь, 2002. – С. 122. 3 Осгуд Ч. Приложение методики семантического дифференциала к исследованиям по эстетике и смежным проблемам / Ч. Осгуд, Дж. Суси, П. Танненбаум // Семиотика и искусствометрия. – М. : Мир, 1972. - С. 288289. 55 отразить эмоционально-сенсорный конкретного индивида. образ слова-объекта со стороны Также, при обобщении полученных показателей, данные шкалы позволяют выявить проанализировать оценку данного объекта группой, выявить насколько «ценен» для группы. Т.е. определить сумму оценок положительных качеств, отмеченных респондентами. Шкалы в листе опроса методом семантического дифференциала, могут быть трех-, пяти- и семибалльными. Для более точного выявления денотативных характеристик обычно используют в качестве дескрипторов (критериев) биполярных шкал те прилагательные или качества, которые были определены самими респондентами. Однако, в случае необходимости оценки коннотативных и эмоционально-сенсорных характеристик объекта, подойдет классическая методика EPA. Процесс шкалирования по методике EPA предполагает, что, поместив стимульный объект (в нашем случае – символ) на положительную сторону фактора «Оценка», реципиент тем самым выражает положительные, удовлетворительные эмоции по отношении к этому объекту-символу. Обратная ситуация говорит о наличии негативных эмоций. Поместив символ на положительную сторону фактора «Сила», реципиент выражает «напряжение», испытывает усилие, которое связанное с оцениваемым объектом-символом. Поместив символ на положительную сторону фактора «Активность», реципиент испытывает состояние «возбуждения», воспринимая символ-объект как динамичный1. Метод Осгуда имеет целую линейку модификаций в отечественной психологической традиции, которая стремится адаптировать данный метод к русскому языку и, тем самым, уменьшить искажения и издержки в рамках исследования русскоязычных реципиентов. Таким образом, отечественный исследователь-психолог Е. Ю. Артемьева трансформировала двадцать классических шкал Ч. Осгуда на материале русского языка в следующие шкалы: сладкий-горький, легкий-тяжелый, сильный-слабый, добрый-злой, 1 Шмелев А. Г. Психодиагностика личностных черт / А. Г. Шмелев. – СПб. : Речь, 2002. – С. 71. 56 горячий-холодный, приятный, активный-пассивный, гнилой-свежий, твердый-мягкий, закругленный-острый, противный- чужой-родной, упорядоченный-хаотичный, расслабленный-напряженный, громкий-тихий, печальный-радостный, глупый-умный, плохой-хороший, маленький- большой, темный-светлый, простой-сложный.1 Такие исследователи, как В. Ф. Петренко увеличили количество факторов. Так, в частности, он выделяет в числе значимых факторов при оценке объекта: «Оценку», «Активность», «Упорядоченность», «Сложность», «Сила» и «Комфортность»2. Однако, на наш взгляд, в эксперименте по выявлению эмоционально-сенсорной оценки объектов достаточно использовать классическую трехфакторную схему. Поэтому, в проведенном нами исследовании за основу были приняты шкалы Ч. Осгуда, переведенные и частично трансформированные в работах Е. Ю. Артемьевой. В Приложении №1 приведены таблицы, в которых содержится описание шкал, использованных нами в рамках исследования по методу семантического дифференциала «Символы России», в рамках кототрого выявлялась эмоционально-сенсорной оценка символов России со стороны респондентов. Фактор «Оценка» определяется нами при помощи 10 шкал, фактор «Сила» при помощи 5 шкал и фактор «Активность» также при помощи 5 шкал. Большинство шкал основаны на синестезической перцепции объекта или текста. Под синестезией нами понимается возникновение ощущения одной сенсорной модальности под воздействием раздражителя другой модальности (например, осязание запаха, либо кинестетическая характеристика музыки и т.д.). Иными словами, производится оценка объекта через не свойственные ему категории восприятия. По мнению Чарльза Осгуда3, именно феномен синестезии, служит основой метафорических Артемьева, Е. Ю. Основы психологии субъективной семантики / Е. Ю. Артемьева ; ред. И. Б. Ханиной. – М. : Наука : Смысл, 1999. – С. 154. 2 Петренко В. Ф. Психосемантика сознания / В. Ф. Петренко. – М. : Изд-во Моск. ун-та, 1988. – С. 84. 3 Осгуд Ч. Приложение методики семантического дифференциала к исследованиям по эстетике и смежным 1 проблемам / Ч. Осгуд, Дж. Суси, П. Танненбаум // Семиотика и искусствометрия. – М. : Мир, 1972. - С. 290. 57 переносов и оценок и делает возможным метод семантического дифференциала. Особую роль мы придаем шкалам фактора «Оценка», которые отражают эстетические, интеллектуальные и морально-этические оценки исследуемого текста. Эти шкалы показательны, в первую очередь, потому, что они, фактически, иллюстрируют общее отношение реципиента к символу-объекту, фиксируют принятие или непринятие данного объекта («плохой-хороший»). Также шкалы данного фактора отражают отдельные особенности восприятия текста с позиции оценок («злой-добрый», «сложный-простой», «глупый-умный»). Также перцептивная оценка (шкалы «тяжелый-легкий», «гнилой-свежий», позволяет «темный-светлый») обнаружить синестезический перенос содержательных или формальных качеств исследуемого объекта на сенсорные категории восприятия. Факторы «Сила» и «Активность» непосредственно связаны с оценочными шкалами. Под фактором «Сила», в исследованиях Шмелева1, понимается «потенциальная энергия», то есть такие критерии как «сильный– слабый» и «большой-маленький». При помощи этих шкал можно оценить экспрессивность того или иного объекта. Шкала «печальный-радостный» дает оценку эмоциональной выраженности2. Шкалы фактора «Активность» предполагают синестезический перенос на оценку динамичности текста. Выявив числовые показатели по различным факторам и шкалам, можно, в свою очередь, определить степень и возможность внушающего воздействие со стороны того или иного текста, объекта-символа. Так, чем ближе полученные числовые показатели к положительным полюсам шкал, тем более эффективнее воздействие может быть оказано (по факторам «Оценка», «Сила» и «Активность») на потребителя данных символов. Семантический дифференциал помимо всего прочего позволяет интерпретировать особенности числовых значений шкал и таким образом 1 Шмелев А. Г. Психодиагностика личностных черт / А. Г. Шмелев. – СПб. : Речь, 2002. – С. 71. 2 Там же. С. 72. 58 делать выводы о специфике символов-объектов, сопоставляя полученные значения со смысловыми лингвистическими семантического структурами особенностями1. дифференциала текста и Таким можно его образом, определить, формальными при помощи являются ли оцениваемые символы символами по отношению к исследуемой группе. Также определить то, эмоции какой модальности они вызывают, насколько едины участники опроса в оценке того или иного символа-объекта. В Приложении №2 представлен вариант бланка-опросника методом семантического дифференциала «Символы России». В качестве символов были выбраны следующие (в скобках даны точные формулировки исследуемых вербальных символов): Официальные символы России («Государственный Герб РФ», «Государственный Флаг РФ», «Государственный Гимн РФ»); Неофициальные символы России («Береза», «Матрешка», «Медведь»); Архитектурные символы власти («Кремль», «Красная площадь», «Мавзолей»); Исторические персоны-символы («В.И. Ленин», «И.В. Сталин», «Князь Александр Невский», «Петр I»); Исторические события-символы («Победа в Великой Отечественной Войне», «Победа при Бородино (Отечественная война 1812 года)», «Октябрьская Революция 1917 г.»); Символы-достижения («Полет в космос Ю.А. Гагарина», «Достижения в области вооружения (создание атомной бомбы)», «Русский балет»). 1 Шелестюк Е. В. Семантический дифференциал как способ выявления внушающего воздействия текстов // Языковое бытие человека и этноса: когнитивный и психолингвистичеаий аспекты. Материалы Международной школы-семинара (V Березинские чтения). Вып. 15. - М.: ИНИОН РАН, АСОУ, 2009. C. 330. 59 Указанные объекты-символы в основном были выбраны на основании опроса общественного мнения «Символы российского государства»1, проведенного ФОМ в 2002 г., в рамках которого респонденты отвечали на вопрос, какие объекты, по их мнению, является символами России. Ряд исторических персон-символов был выбран на основании итогов всероссийского проекта «Имя Россия»2. Выборкой данного исследования являются 50 респондентов, представителей одной социальной группы. А именно респонденты являются студентами разных курсов и специальностей НИУ ВШЭ. Ввиду ограниченности выборки исследование является пилотным. Однако, на наш взгляд, его результаты смогут показать общие особенности сенсорно-эмоционального восприятия ряда ключевых символов российского общества и государства. В случае неоднозначной оценки и восприятия тех или иных символов в рамках одной социальной группы, будет рациональным утверждение о том, что данный символ не имеет однозначного толкования и в рамках всего общества. Числовые результаты исследования методом классического семантического дифференциала Ч. Осгуда приведены в приложении № 3. В рамках интерпретации результатов мы пользовались следующими инструментами математической статистики: 1. Определение медианы по каждому отдельному символу-объекту. Под медианой понимается значение признака у среднего объекта; 2. Определение моды по каждому отдельному символу-объекту. Под модой понимается наиболее часто встречающийся ответ; 3. Определение стандартного отклонения по каждому отдельному символу-объекту. Стандартное отклонение – это реальная величина, 1 Символы российского государства. Опрос общественного населения. URL: http://bd.fom.ru/report/map/dd020325 (дата обращения: 11.02.2013) 2 Проект «Имя Россия». Результаты Интернет голосования. URL: http://www.nameofrussia.ru/rating.html (дата обращения: 12.02.2013) 60 показывающая степень отклонения совокупности значений от среднего значения; 4. Определение коэффициента вариации. Рассчитывается путем соотношения стандартного отклонения к медиане. Представляет собой средний процент отклонений индивидуальных значений от средней величины. Чем больше коэффициент вариации, тем совокупность менее однородна. На основании полученных результатов можно сделать множество выводов, относительно коннотативной наполненности исследуемых символов-объектов. Так, несмотря на то, что значения по фактору «Оценка» (эстетические, интеллектуальные и морально-этические оценки) у официальных символов примерно равны, Флаг РФ обладает наименьшими показателями по фактору «Сила». То есть респонденты не испытывают какого-либо напряжения в связи с этим символом и отмечают его низкий уровень динамичности. Также, в частности, ввиду разнородности оценок по фактору «Сила» Флаг РФ наиболее неоднородным из официальных символов РФ. Гимн же, несмотря на то, что в результатах опроса ВЦИОМ 1 от августа 2012 г. отмечается как наименее известный официальный символ (первые слова гимна смогли назвать 49% респондентов), в рамках нашего опроса выступает как наиболее динамичный. В целом это можно объяснить влиянием денотативного значения гимна как музыкального произведения по сравнению со статическими Гербом и Флагом. В целом же данные символы отличает неоднородность совокупности. Показатели коэффициента вариации по всем символам, на наш взгляд, оказались несколько завышены ввиду немногочисленности выборки. Тем не менее, результаты нашего исследования позволяют прийти к ряду выводов: Россияне сознательно выделяют в качестве символов российского государства и общества исключительно ретроспективные символы. Ни 1 Пресс-выпуск ВЦИОМ №2093 «Государственные символы России: Флаг и Герб знаем хорошо, Гимн – не очень». URL: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=112973 (дата обращения: 12.02.2013) 61 один из исследуемых символов не является в полной мере символом новой России; В современном российском обществе интересы и идеи невозможно идентифицировать с какой-то определенной социальной группой. Фактически, позиции социальных групп диффузны и размыты. В рамках социальных групп существуют дифференцированные представления об общественных ценностях, ключевых государственных и общественных символах. Степень разброса, вариации представлений относительно исследуемых символов можно наблюдать на примерах трехмерных психосемантических пространств, построенных на основании обладают следующие результатов исследования (Приложение №4); Наименее однородными совокупностями символы: «береза» в числе неофициальных символов, «Мавзолей» в числе архитектурных символов, «Сталин И.В.» и «Ленин В.И.» в числе персон-символов, «Октябрьская революция 1917 г.» в числе событийсимволов. Это было следствием как низкой эмоциональной реакции на указанные символы (в случае с символами «Флаг РФ» и «Береза»), так и сильной разнородностью и радикальностью оценок на различных полюсах факторов (в случае с символом «Сталин И.В.»); Наиболее однородными совокупностями обладают лишь два символа: «Победа в Великой Отечественной Войне» и «Полет Ю.А. Гагарина в космос». Данные символы показали относительно однородные результаты, которые выделяют их из общего массива. Можно сделать вывод о том, что они обладают лучшими показателями в плане воздействия на сенсорный и эмоциональный компоненты подсознания респондентов. А, характеристиками соответственно, использования их и более подходящими в процессе легитимации политической власти в России. 62 Заключение На основе проведенного исследования можно сделать ряд выводов в соответствии с теми задачами и гипотезой, которые ставились перед исследованием. 1. Символическое является имманентной стороной политического. Таким образом, символы (символический капитал) являются ресурсом политического действия, в частности легитимации политической власти. Процессы накопления, конвертации символического капитала, борьбы за символические ресурсы, а также возможность влиять на распределение этих ресурсов, могут быть объединены в рамках понятия символической политики; 2. Символический капитал представляет собой знаково-символическое выражение всех остальных форм капитала. Также он является этими видами капитала, когда они становятся известным и признанным, когда их распознают по соответствующим категориям восприятия, так как отношения воспроизведение и символической усиление силы отношения направлены сил, на формирующих структуру социального пространства; 3. Легитимация социального порядка не может являться продуктом сознательным образом направленного действия символического внушения или пропаганды, поскольку она проистекает из того, что агенты применяют к объективированным структурам социального мира собственные структуры восприятия и оценивания, произошедшие от первых; 4. Символическая политика в России может быть охарактеризована: a. Наличием суггестивно-монологических инструментов коммуникации, ограничения возможности узнавать Другого, контроля повестки дня. И в отечественной политологической литературе данные моменты широко отмечаются. В частности, 63 «национальную идею», «русский проект» и другие проекты российского нациестроения связывают с безапелляционным действием символов, ритуалов и мифов, иными символическими конструктами; b. Меморизацией коллективной идентичности. Осуществляется опора на ретроспективные символы, символы СССР и Российской Империи. Происходит примирение с советским прошлым через технологическое, прямолинейное и одностороннее (без обсуждения в публичном пространстве) удаление негативных моментов, связанных с ним (политические репрессии, историческая вина). При этом отсутствуют символы новой постсоветской России, отсутствуют современные и актуальные символы достижений, которые включали бы новое поколение в сферу символической политики; c. Множественностью, актуализации неоднозначностью, какого-либо определенного отсутствием символического набора. d. Символизацией безальтернативности. В частности, происходит продвижение обобщающих символов «единства» без проработки интерпретационных различий данных символов. Символы «стабильности», ретроспективные символы представляются и выставляются в качестве национального достояния. В любом случае данные символы представляют собой некоторую основу национального символического сплочения; e. Формированием дистанцированного наблюдателя, «общества зрителей». В качестве главного инструмента в данном случае отмечается визуальный дискурс телевидения, что пока еще находит подтверждение в результатах опросов общественного мнения. Сами каналы осуществления символической политики, то есть технологический процесс может быть охарактеризован 64 наличием монополизации медийных платформ со стороны политической элиты, а также ориентацией данных платформ, в первую очередь, на извлечение прибыли. 5. В результате подобной символической политики, происходит десимволизация российского социального пространства, что, в конечном счете, конституирует символический дефицит. Он приводит к таким последствиям, как: a. Преобладание адаптивных мотивационных установок (адаптивной рациональности), а не ценностей, которые ориентируют индивидов на социальную активность, проявление инициативы и изменение своего социального положения; b. В доминировании исключительно витальных ценностей: выживания, пассивной или чисто реактивной адаптации к социальным изменениям. c. Существование "разрывов в знании", когнитивного диссонанса. Опросы Левада-центра1 показывают, что большая часть россиян (на момент июня 2010 г – 60%) хотят демократической формы правления в России, однако при этом они голосуют за В.В. Путина. Тем самым обозначается яркий пример коллективного когнитивного диссонанса, который отражается на электоральном поведении. Граждане широко поддерживают Лужкова, но когда его снимают с должности, никто не выходит на улицу. Почему? Нет института "выхода на улицу". У нынешней элиты отсутствует политическая воля к формированию институтов адекватной обратной связи и т.д. Символы используются в качестве инструмент сохранения status quo, удержания текущего положения вещей. Через официально утверждаемые символысимулякры невозможно валидировать ряд социальных практик, Опрос Левада-центра «Нужна ли России демократия?» URL: http://www.levada.ru/archive/gosudarstvo-iobshchestvo/rossiya-i-demokratiya/kak-vy-dumaete-nuzhna-li-rossii-demokratiya (дата обращения: 10.03.2013) 1 65 невозможно узнать Другого, невозможно обозначить и, соответственно, сделать реальными ряд социальных изменений и т.д. Таким образом, легитимность политического режима в современной России носит в определенной степени условный характер, так как она состоит в наличии общественно-политических проблем, которые не могут быть валидированы коллективно ввиду отсутствия соответствующих институтов и публичной сферы. Разнообразие мнений, которые относятся к данным проблемам, не позволяет достигать формирования общих оснований для того, чтобы данные проблемы можно было обсуждать, понимая позиции друг друга, то есть отсутствует процесс диалога. Как отмечает О.Н. Каширских, «легитимность существующего политического режима в современной России состоит в консервировании негативной свободы и предупреждении развития .свободы позитивной»1. Особенности политических установок россиян, задаются не политической конкуренцией в условиях восприятия позиции Другого и аргументированного противостояния ей. Она задается постоянно воспроизводимыми старыми символами и стереотипами сознания, которые существуют преимущественно внутри отдельных культурных анклавов. Однако, более того, как показал наш опрос даже в рамках одной социальной группы нет единства в эмоциональной оценке и интерпретации ряда ключевых символов российского государства. Вероятно, формирование закрытых культурных анклавов происходит на основании символов, разделяемых только данной группой. Однако члены этой группы, вероятно, могут ценить собственные локальные символы выше, нежели ключевые символы своего государства. При этом, разумеется, противостоять символам иных групп. В самом конце хочется отметить, что, на наш взгляд, концепция П. Бурдье о природе символической власти и символическом капитале имеет Каширских О.Н. Публичная сфера и легитимность персоналистской системы власти в России // Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии. Апрель –июнь 2012. №2. С. 67. 1 66 потенциал для новых научных исследований и дальнейшего теоретического и прикладного развития. Также как и методы классического семантического дифференциала Ч. Осгуда и частного семантического дифференциала имеют потенциал для широкого использования в рамках эмпирических исследований социального пространства. 67 Список литературы Bourdieu P., Wacquant L. An invitation to reflexive sociology. Chicago: Univ. of Chicago Press. 1992. Burdieu P. & Passeron C. Reproduction in education, sociely and culture. London: Sage, 1977. Duncan J.D. Symbols and Social Theory. N.Y., 1969. Giddens A. Goffman as Systematic Social Theorist. - Ervin Goffman: Exploring the Interaction Order. Boston. 1988. Lipset S.M. Political Man. Baltimore. 1981. Oushakine Serguei Alex.. In the State of Post-Soviet Aphasia:Symbolic Development in ContemporaryRussia. Erope-Asia Studies, V o l . 5 2 , N o . 6 , 2 0 0 0 . Аверинцев С.С. София-Логос. Словарь. 2-е, испр. изд. - К.: Дух i Лiтера, 2001, - С. 155-161. Аврелий А. О граде Божием // Аврелий А. Творения. Киев, 1998. Т.3-4. Аристотель. Политика. — Сочинения. Т. 4. М., 1984. Артемьева Е. Ю. Основы психологии субъективной семантики / Е. Ю. Артемьева ; ред. И. Б. Ханиной. – М. : Наука : Смысл, 1999. – 350 с. Афанасьев В. С. Давид Рикардо. М.: Экономика, 1988. Бахтин М. Эстетика словесного творчества. – М., 1986. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Политиздат, 1994. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995. Бурдье П. О телевидении и журналистике / Пер. с фр. Т. Анисимовой, Ю. Марковой; Отв. ред., предисл. Н. Шматко. М.: Фонд научных исследований «Прагматика культуры», Институт экспериментальной социологии, 2002. Бурдьё П. Практический смысл. СПб.: Алетейя, 2001. Бурдьё П. Социология политики: Пер. с фр./Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — 336 с. 68 Бурдьё П. Социальное пространство: поля и практики. СПб.: Алетейя. 2005. Вебер М. Избранные произведения: Пер. с нем. /Сост., общ. ред. и послесл. Ю. Н. Давыдова; Предисл. П. П. Гайденко. — М.: Прогресс, 1990. Воителев М. А. Человеческий капитал и его роль в постиндустриальной и переходной экономике. Автореф. дис. … канд. экон. н. М., 2004. Грин С. Природа неподвижности российского общества. URL: http://uisrussia.msu.ru/docs/nov/pec/2011/1-2/ProEtContra_2011_1-2_01.pdf (дата обращения: 27.11.2012) Гудков Л. Природа «Путинизма»: Доклад на V Ходорковских чтениях, 8 декабря 2009 г. [Электронный ресурс] http://www.memo.ru/2009/12/12/gudkov.htm (дата обращения: 27.05.2012) Демидова М. В. «Animal symbolicum» Э. Кассирера и научное знание ХХ века. Саратов. 2007. Доверие политикам. База данных ВЦИОМ. [Электронный ресурс] http://wciom.ru/index.php?id=169 (дата обращения: 1.06.2012) Дзялошинский И.М. Коммуникативное воздействие: Мишени, стратегии, технологии. Монография / И.М. Дзялошинский. – М.: НИУ ВШЭ, 2012. Дубин Б. Бремя победы. Борис Дубин о политическом употреблении символов // Критическая масса. 2005. №2. URL: http://magazines.russ.ru/km/2005/2/du6.html (дата обращения: 14.03.2012) Дубин Б. Симулятивная власть и церемониальная политика. О политической культуре современной России // Вестник общественного мнения. 2006. Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни // Мистика. Религия. Наука. Классики мирового религиоведения. Антология: Пер. с англ., нем., фр. / Сост. и общ. ред. А. Н. Красникова. М., 1998. Еженедельный опрос «ФОМнибус» 19–20 января 2013 г. «Телевизор мне природу заменил…» Какие передачи любят смотреть россияне? И зачем вообще нужно телевидение? URL: http://fom.ru/posts/10823 (дата обращения: 23.12.2012). 69 Завершинский К.Ф. Легитимность: генезис, становление и развитие концепта // ПОЛИС (Политические исследования). 2001. № 2. - С. 113-131. Захарян Т. Б. Сакральный символ в языке религии. Автореф. дис. … канд. филос. н. Екатеринбург. 2006. Иванов М. М. Символический капитал работника как средство реализации карьеры. Дис…. канд. социол. н. М., 2011. Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998. Кассирер Э. Философия символических форм. В 3 тт. / Пер. с нем. С. А. Ромашко. М. — СПб.: Университетская книга, 2002. Каспэ И., Каспэ С. Поле битвы — страна. Nation-building и наши нэйшнбилдеры // Неприкосновенный запас. 2006. № 6 (50). Кастельс М. Становление общества сетевых структур. // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В.Л.Иноземцева. М.: Аcademia, 1999. Каширских О.Н. Публичная сфера и легитимность персоналистской системы власти в России // Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии. Апрель –июнь 2012. №2. Кирсанова Н.П. Символ и символическое в структуре политической власти // Сборник статей «Проблемы развития политических коммуникаций в условиях демократизации и глобализации общества». СПб., 2006. Леви-Стросс. К. Первобытное мышление. М., 1994. Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф: Труды по языкознанию. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. Лосев А.Ф. Проблемы становления символа и реалистическое искусство. М., 1993. Лукьянова Н.А., Маслова С.В., Чайковский Д.В. Символическая функция документа в коммуникативных практиках власти. Вестник науки Сибири. 2011. № 1 (1). [Электронный ресурс] http://sjs.tpu.ru/journal/article/download/109/41 (дата обращения: 25.05.2012) 70 Льюкс С. Власть. Радикальный Взгляд. / пер. с англ. А.И. Кырлежева; Гос. ун-т – Высшая школа экономики. – М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. – 240 с. Максимович Д. С. Символический капитал власти и средства массовой коммуникации в информационном обществе: методология социальнофилософского исследования и социально-политические практики. Автореф. дис. … канд. филос. н. Ростов-на-Дону. 2011. Малинова О.Ю. Почему идеи имеют значение? Современные дискуссии о роли «идеальных» факторов в политических исследованиях // Политическая наука: Сб. науч. тр. / РАН. ИНИОН. Центр социальных науч.-информ. исслед. Отд. полит. науки; Ред. кол.: Ю.С.Пивоваров – гл. ред. и др. – М.: ИНИОН, 2009. - № 4: Идеи и символы в политике: Методологические проблемы и современные исследования / Ред.-сост. вып. О.Ю. Малинова. – 210 с. Малинова О.Ю. Символическая политика и конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России // Полис. 2010. №2. Мамардашвили М.К., Пятигорский. А.М. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. – М.: Школа «языки русской культуры», 1997. – 224 с. Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. В 3 т. М.: Эксмо. 2011. Массовая информация в советском промышленном городе. Опыт комплексного социологического исследования. / Под ред. Б. А. Грушина, Л. А. Оникова. М., 1980. Менгер К. Основания политической экономии. Гл. 8. Учение о деньгах. // Менгер К. Избранные работы. М., 2005. Местников А. А. Развитие рынка венчурных инвестиций: социологический подход. Дис. … к. соц. н. М., 2011. Миллс Ч. Социологическое воображение. М. 1998. 71 Мисюров Д.А. Символическое моделирование в России: трансформации «имперско-советско-президентской» модели // Полис. 2009. № 3. Мисюров Д.А. Политическая реклама: между рекламой и идеологией. URL: http://www.novopol.ru/article34.html (дата обращения: 12.10.2012) Мисюров Д. А. Политическая символика: между идеологией и рекламой. [Электронный ресурс] http://www.novopol.ru/-politicheskaya-simvolika-mejduideologiey-i-reklamoy-text34.html (дата обращения: 17.05.2012) Новейший философский словарь / Сост. А.А. Грицанов. Мн., 1998. Никулина К.Г. Методики оценки стоимости бренда. URL: http://www.vipstd.ru/nauteh/images/pdf/ep_1204/ep_08.pdf (дата обращения: 12.04.2013) Опрос Левада-центра «Нужна ли России демократия?» URL: http://www.levada.ru/archive/gosudarstvo-i-obshchestvo/rossiya-idemokratiya/kak-vy-dumaete-nuzhna-li-rossii-demokratiya (дата обращения: 10.03.2013) Осгуд Ч. Приложение методики семантического дифференциала к исследованиям по эстетике и смежным проблемам / Ч. Осгуд, Дж. Суси, П. Танненбаум // Семиотика и искусствометрия. – М. : Мир, 1972. Остальский А. Краткая история денег. М.: Амфора, 2008. Парсонс Т. Система современных обществ. М. 1997. Петренко В. Ф. Психосемантика сознания / В. Ф. Петренко. – М. : Изд-во Моск. ун-та, 1988. Поцелуев С.П. Символическая политика: констелляция понятий для подхода к проблеме // Полис. 1999. №5. Пресс-выпуск ВЦИОМ №1937 «Теледебаты в президенты». URL: http://wciom.ru/index.php?id=515&uid=112360 (дата обращения: 24.02.2012) Пресс-выпуск ВЦИОМ №2093 «Государственные символы России: Флаг и Герб знаем хорошо, Гимн – не очень». URL: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=112973 (дата обращения: 12.02.2013) 72 Радаев В.В. Понятие капитала, формы капиталов и их конвертация. [Электронный ресурс] URL: http://group27.narod.ru/ucheba/files/ecsoc-capitalradaevv.pdf (дата обращения: 20.05.2012) Россия XXI века: образ желаемого завтра. – М.: Экон-Информ, 2010. – 66 с. Символы в коммуникации. Коллективная монография. Серия «Коммуникативные исследования». Выпуск 6. М.: НИУ ВШЭ, 2011. – 161 с. Символы российского государства. Опрос общественного населения. URL: http://bd.fom.ru/report/map/dd020325 (дата обращения: 11.02.2013) Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо, 2007. Социальное пространство и символическая власть. Лекция Пьера Бурдьё. Код доступа: http://gtmarket.ru/laboratory/expertize/2006/883 (дата обращения 2.02.2013) Тоффлер Э. Метаморфозы власти. М.: ООО «Издательство act», 2003. Трессиддер Дж. Словарь символов. М., 1999. 520 с. Уайт Л. Избранное: Эволюция культуры. М.: РОССПЭН, 2004.; Уайтхед А. Н. Символизм, его смысл и воздействие. Томск: Водолей, 1999. Фишер И. Покупательная сила денег. М.: «Дело». 2001. Флоренский П. Симболариум (словарь символов). // Памятники культуры: Новые открытия. Л., 1984. С. 99—115. Фоссато Ф. Медиаландшафт: 1991-2003 // Отечественные записки. 2003. № 4. Фрейд З. Толкование сновидений. Т. 2. // Собр. Соч. в 10 т. М.: СТД, 2003. Хомяков А. С. Соч. в 2 т. М., 1994. Фуко М. Нужно защищать общество: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975-1976 учебном году. СПб. Наука, 2005. Шелестюк Е. В. Семантический дифференциал как способ выявления внушающего воздействия текстов // Языковое бытие человека и этноса: когнитивный и психолингвистичеаий аспекты. Материалы Международной школы-семинара (V Березинские чтения). Вып. 15. - М.: ИНИОН РАН, АСОУ, 2009. C. 329-333. 73 Шмелев, А. Г. Психодиагностика личностных черт / А. Г. Шмелев. – СПб: Речь, 2002. – 480 с. Юнг К. Человек и его символы — Санкт-Петербург: Б. С.К., 1996. Ядов В.А. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности : Диспозиционная концепция. 2-е расширенное изд. — М. : ЦСПиМ, 2013. — 376 с. 74 Приложение №1. Набор факторов и шкал для выявления сенсорно-эмоциональной оценки текста методом семантического дифференциала Фактор «Оценка» Шкала Характеристика подвида фактора противный – приятный - эстетическая оценка простой – сложный - интеллектуальная глупый – умный гнилой - свежий - эмоциональная чужой - родной темный - светлый - перцептивная оценка округлый – угловатый горький – сладкий злой - добрый - моральная оценка плохой - хороший - общая оценка Фактор «Активность» Шкала Характеристика подвида фактора пассивный - активный - общая активность хаотичный - упорядоченный тихий - громкий радостный - печальный - синестезический перенос на оценку динамичности текста (громкость, радость, теплота) 75 холодный – горячий Фактор «Сила» Название шкалы Подвид фактора Сила слабый - сильный - общая характеристика расслабленный - напряженный - мощь маленький - большой - величина мягкий - твердый - твердость легкий – тяжелый - тяжесть 76 Приложение №2. Пример опросника методом классического семантического дифференциала «Символы в России» Государственный Герб Российской Федерации холодный | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | горячий легкий | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | тяжелый печальный | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | радостный слабый | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | сильный плохой | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | хороший маленький | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | большой темный | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | светлый мягкий | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | твердый тихий | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | громкий горький | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | сладкий пассивный | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | активный простой | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | сложный хаотичный | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | упорядоченный чужой | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | родной расслабленный | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | напряженный противный | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | приятный злой | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | добрый глупый | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | умный закругленный | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | острый гнилой | -3 | -2 | -1 | 0 | +1 | +2 | +3 | свежий 77 Приложение № 3. Таблица числовых результатов опроса методом классического семантического дифференциала Ч. Осгуда. Символ Среднее Среднее Среднее Кэффицие Меди арифметичес арифметическо арифметическ нт ана кое значение е значение по ое по по фактору фактору значение вариации по фактору (%) Мода выбор «Оценка» «Сила» «Активность» ке Герб РФ 0,466 1,488 0,524 144 1 0 Флаг РФ 0,462 0,248 0,488 невозможн 0 0 о посчитать Гимн РФ 0,682 1,316 1,14 145 1 1 Матрешка 0,694 0,104 0,684 164 1 0 Береза 0,818 -0,28 -0,38 невозможн 0 0 о посчитать Медведь 0,04 1,32 0,456 172 1 0 Кремль 0,354 1,336 0,172 147 1 0 Красная 0,242 0,916 0,42 139 1 0 -0,464 0,448 -0,884 невозможн 0 0 площадь Мавзолей о посчитать Александр 0,578 1,02 0,42 146 1 0 Петр I 0,692 1,46 0,856 155 1 3 Сталин И.В. -0,252 1,216 -0,148 невозможн 0 3 Невский 78 о посчитать Ленин В.И. 0,18 0,192 0,344 невозможн 0 0 о посчитать Победа в 1,324 2,26 1,636 79 2 3 1,136 0,652 135 1 0 0,928 0,268 невозможн 0 0 ВОВ Победа при 0,714 Бородино (Отечественн ая война 1812 г.) Октябрьская -0,106 революция о 1917 г. посчитать Полет Ю.А. 1,706 Гагарина 1,38 1,732 70 2 3 1,452 0,484 179 1 0 0,384 0,62 179 1 3 в космос Достижения в 0,072 области военных разработок (создание ядерного оружия) Русский балет 1,078 79 Приложение №4. Примеры трехмерных психосемантических пространств «Победа в Великой Отечественной Войне» 80 «Октябрьская революция» 81 «Русский балет» 82 «Полет Ю.А. Гагарина в космос» 83
