Постановление ЕСПЧ по делу № 6847

[неофициальный перевод] <*>
ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
ЧЕТВЕРТАЯ СЕКЦИЯ
ДЕЛО "ХУДОЕРОВ (KHUDOYOROV) ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ"
(Жалоба N 6847/02)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
(Страсбург, 8 ноября 2005 года)
--------------------------------
<*> Перевод предоставлен Уполномоченным
Европейском суде по правам человека П. Лаптевым.
Российской
Федерации
при
По делу "Худоеров против Российской Федерации" Европейский суд по правам
человека (Четвертая секция), заседая Палатой в составе:
Сэра Николаса Братца, Председателя Палаты,
Дж. Бонелло,
М. Пеллонпяя,
К. Трайа,
А. Ковлера,
Л. Гарлицкого,
Х. Боррего Боррего, судей,
а также при участии М. О'Бойла, Секретаря Секции Суда,
заседая 11 октября 2005 г. за закрытыми дверями,
вынес следующее Постановление:
ПРОЦЕДУРА
1. Дело было инициировано жалобой (N 6847/02), поданной в Европейский суд по
правам человека 29 января 2002 г. против Российской Федерации гражданином
Таджикистана Дониером Тошпулатовичем Худоеровым (далее - заявитель) в соответствии
со статьей 34 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.
2. Интересы заявителя, которому была предоставлена бесплатная правовая помощь, в
Европейском суде представляли Ф. Багрянский и М. Овчинников, адвокаты,
практикующие в г. Владимире, К. Москаленко, юрист Центра содействия международной
защите, и Уильям Бауринг, солиситор, практикующий в г. Лондоне. Власти Российской
Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при
Европейском суде по правам человека П.А. Лаптевым.
3. Заявитель утверждал, в частности, что условия содержания его под стражей в
учреждении ОД-1/Т-2 и условия перевозки его в здание суда и обратно не соответствовали
требованиям статьи 3 Конвенции, что содержание его под стражей после 4 мая 2001 г.
было незаконным и чрезмерно долгим; что его ходатайства об освобождении, поданные
после 28 апреля 2001 г., не были рассмотрены "незамедлительно" или вообще не были
рассмотрены; а также что рассмотрение его уголовного дела было чрезмерно долгим.
4. Жалоба была передана на рассмотрение Первой секции Европейского суда (пункт
1 правила 52 Регламента Суда). В соответствии с пунктом 1 правила 26 в рамках Первой
секции была создана Палата для рассмотрения данного дела (пункт 1 статьи 27
Конвенции).
5. 13 февраля 2004 г. Председатель Секции на основании правила 41 Регламента
Суда принял решение о рассмотрении жалобы в приоритетном порядке.
6. 1 ноября 2001 г. был изменен состав секций Европейского суда (пункт 1 правила
25 Регламента Суда). Дело было передано на рассмотрение Четвертой секции в новом
составе (пункт 1 правила 52 Регламента Суда).
7. 22 февраля 2005 г. Европейский суд признал жалобу частично приемлемой для
рассмотрения по существу.
8. Власти Российской Федерации представили свои доводы по существу дела (пункт
1 правила 59 Регламента Суда).
9. Проведя консультации со сторонами, Палата решила, что нет необходимости
проводить открытых слушаний по существу дела (пункт 3 правила 59 Регламента Суда in
fine).
ФАКТЫ
I. Обстоятельства дела
10. Заявитель родился в 1965 году. 17 августа 1998 г. он прибыл в Российскую
Федерацию из Республики Таджикистан и остановился на квартире у своего брата в г.
Владимире.
A. Задержание заявителя и обыск квартиры,
в которой он проживал
11. 22 января 1999 г. заявитель был задержан по подозрению в незаконном
приобретении и хранении наркотических веществ. Обыск проводился в квартире, в
которой он временно проживал.
B. Содержание заявителя под стражей во время
предварительного следствия
12. 30 января 1999 г. заявителю было предъявлено обвинение на основании части
первой статьи 228 Уголовного кодекса Российской Федерации в незаконном
приобретении и хранении трех граммов гашиша. Заявитель заявил о своей невиновности и
указал, что не нуждался в услугах переводчика, так как он учился в г. Ленинграде.
13. 12 марта и 5 апреля 1999 г. срок содержания заявителя под стражей был продлен
до 11 июля 1999 г.
14. 4 июня 1999 г. Ленинский районный суд г. Владимира отклонил просьбу
заявителя об освобождении под залог. Ленинский районный суд г. Владимира установил,
что срок содержания заявителя под стражей был продлен в соответствии с законом и что
не было установлено оснований для освобождения заявителя из-под стражи. Заявитель не
обжаловал данное постановление во Владимирский областной суд.
15. 15 июня и 2 сентября 1999 г. срок содержания заявителя под стражей был
продлен до 21 декабря 1999 г.
16. 2 декабря 1999 г. исполняющий обязанности Генерального прокурора Российской
Федерации продлил срок содержания заявителя под стражей до 21 июня 2000 г. Заявитель
обжаловал это постановление в Ленинский районный суд г. Владимира, который 28
декабря 1999 г. отклонил его жалобу, указав, что заявителю было предъявлено обвинение
в совершении особо тяжкого преступления и что в г. Владимире он проживал временно, в
то время как постоянным местом его жительства являлся г. Душанбе, Республика
Таджикистан, что давало все основания подозревать, что в случае освобождения из-под
стражи заявитель скроется. Заявитель не обжаловал данное постановление во
Владимирский областной суд.
C. Первое направление дела на дополнительное расследование
17. 21 июня 2000 г. прокурор утвердил обвинительное заключение, и уголовное дело
заявителя и 20 других обвиняемых было направлено во Владимирский областной суд для
рассмотрения по существу.
18. 23 июня и 17 июля 2000 г. заявитель просил Владимирский областной суд
рассмотреть вопрос о законности содержания его под стражей в порядке избранной меры
пресечения.
19. 18 июля 2000 г. Владимирский областной суд постановил вернуть дело для
производства дополнительного расследования, поскольку обвинительное заключение не
было переведено на таджикский язык, хотя семь обвиняемых по делу были таджиками по
национальности. Владимирский областной суд постановил, что заявитель и другие
обвиняемые должны были оставаться под стражей.
20. 24 июля 2000 г. прокуратура Владимирской области обжаловала указанное
постановление, но впоследствии отозвала свою жалобу. 30 августа 2000 г. дело было
возвращено во Владимирский областной суд для рассмотрения по существу.
D. Второе направление дела на дополнительное расследование
1. Исполнение Постановления от 18 июля 2000 г.
21. 23 ноября 2000 г. Владимирский областной суд постановил вернуть дело для
производства дополнительного расследования, так как были незаконно ограничены права
нескольких обвиняемых. Прокуратура Владимирской области обжаловала данное
решение.
22. 28 февраля 2001 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда
Российской Федерации отменила Судебное решение от 23 ноября 2000 г. Судебная
коллегия по уголовным делам Верховного суда Российской Федерации установила, что
после того, как 18 июля 2000 г. дело было направлено Владимирским областным судом на
дополнительное расследование, прокуратура Владимирской области не предприняла
никаких действий по устранению нарушений, выявленных Владимирским областным
судом. В частности, прокуратура не обеспечила перевод обвинительного заключения
объемом почти в 400 страниц и не подтвердила компетентность переводчика. Ввиду
указанных процессуальных нарушений Судебная коллегия по уголовным делам
Верховного суда Российской Федерации определила, что все предыдущие судебные
решения являлись незаконными, и вернула дело во Владимирский областной суд для
исполнения Постановления от 18 июля 2000 г.
2. Дополнительное расследование
a) Продление срока содержания заявителя под стражей на один месяц (до 4 мая 2001
г.)
23. 4 апреля 2001 г. уголовное дело было возвращено в прокуратуру Владимирской
области для производства дополнительного расследования. В тот же день заместитель
прокурора Владимирской области продлил срок содержания заявителя под стражей до 4
мая 2001 г.
b) Продление срока содержания заявителя под стражей на три месяца (до 4 сентября
2001 г.)
24. 19 апреля 2001 г. прокурор Владимирской области обратился во Владимирский
областной суд с ходатайством о продлении срока содержания заявителя под стражей.
Заявитель представил свои возражения, в которых он утверждал, inter alia, что
прокуратура так и не приступила к проведению дополнительного расследования.
25. 28 апреля 2001 г. Владимирский областной суд установил, что обвинительное
заключение было переведено на таджикский язык и что 18 апреля 2001 г. обвиняемые и их
адвокаты начали знакомиться с материалами дела. Ссылаясь на тяжесть преступления, в
совершении которого обвинялся заявитель, на его таджикское гражданство и отсутствие
постоянного места жительства в г. Владимире, Владимирский областной суд продлил срок
содержания заявителя под стражей до 4 сентября 2001 г.
26. 4 и 17 мая 2001 г. заявитель обжаловал данное Решение Владимирского
областного суда.
c) Отмена Решения о продлении срока содержания заявителя под стражей до 4
сентября 2001 г.
27. 8 августа Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда Российской
Федерации установила, что одному из обвиняемых по делу не был предоставлен
переводчик узбекского языка и что у заявителя и других обвиняемых по делу не было
доступа к материалам, рассматриваемым Владимирским областным судом. Судебная
коллегия по уголовным делам Верховного суда Российской Федерации определила:
"Указанные выше недостатки судебного разбирательства и ограничение законных
прав подсудимых являются существенными нарушениями уголовно-процессуальных
норм, которые могли повлиять на выводы судей. Поэтому Решение [от 28 апреля 2001 г.]
подлежит отмене, а материалы о продлении срока содержания заявителя под стражей в
порядке предварительного заключения должны быть переданы на новое судебное
рассмотрение. В ходе нового рассмотрения ходатайства прокурора указанные недостатки
должны быть устранены, а доводы подсудимых и их адвокатов, включая доводы о
законности содержания подсудимых под стражей, пересмотрены. Мера пресечения [в
частности, примененная к заявителю] оставлена без изменения".
Определением от того же числа Судебная коллегия по уголовным делам Верховного
суда Российской Федерации отклонила просьбу заявителя о рассмотрении кассационной
жалобы в его присутствии.
d) Второе рассмотрение ходатайства о продлении срока содержания заявителя под
стражей до 4 сентября 2001 г.
28. 11 сентября и 30 ноября 2001 г. Владимирский областной суд отложил судебные
заседания, чтобы предоставить подсудимым дополнительное время для ознакомления с
материалами дела.
29. 27 февраля 2002 г. Владимирский областной суд удовлетворил ходатайство
заявителя об отводе председательствующего судьи.
30. 11 и 13 марта, 12 апреля, 17 и 18 июня 2002 г. судебные заседания откладывались
в связи с неявкой некоторых адвокатов, в том числе и адвоката заявителя.
31. 15 августа 2002 г. Владимирский областной суд удовлетворил ходатайство
прокурора Владимирской области от 19 апреля 2001 г. о продлении срока содержания
подсудимых под стражей до 4 сентября 2001 г. Владимирский областной суд установил,
что содержание заявителя под стражей было необходимо, поскольку он являлся
гражданином Республики Таджикистан, не имел постоянного места жительства в г.
Владимире и обвинялся в совершении тяжкого преступления. Владимирский областной
суд также сослался на некоторые содержавшиеся в ходатайстве прокурора "выводы" о
том, что заявитель мог скрыться или воспрепятствовать отправлению правосудия.
Содержание этих "выводов" не было раскрыто.
32. 23 сентября 2002 г. заявитель подал жалобу на указанное Постановление
Владимирского областного суда. Он утверждал, что оспариваемое Постановление было
"незаконным и неконституционным", и просил, чтобы ему позволили лично
присутствовать на судебном заседании в суде кассационной инстанции.
33. 23 января 2003 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда
Российской Федерации оставила Постановление от 15 августа 2002 г. без изменения,
определив следующее:
"Судья пришел к обоснованному выводу о том, что подсудимые... [не могли быть
освобождены до окончания судебного разбирательства по делу]. При этом судьей принято
во внимание, что эти лица обвиняются в совершении тяжких и особо тяжких
преступлений, учтены данные об их личностях и все обстоятельства, приведенные
прокурором в обоснование ходатайства...
Тот факт, что отмеченное выше решение по ходатайству прокурора было принято
после отбытия подсудимыми этого срока... не является основанием для отмены
Постановления от 15 августа 2002 г., поскольку первоначальное судебное решение по
этому вопросу было отменено в установленном законом порядке, а ходатайство прокурора
от 19 апреля 2001 г. было направлено на новое судебное рассмотрение. Дальнейшее
движение уголовного дела в этом случае не имеет значения для принятия решения по
ходатайству прокурора".
В тот же день Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда Российской
Федерации вынесла определение об отказе в удовлетворении ходатайства заявителя о его
присутствии в судебном заседании, поскольку доводы подсудимых были четко изложены
в их жалобах, их адвокаты присутствовали в заседании, а прокурор при этом не
присутствовал в судебном заседании.
E. Третье направление дела на дополнительное расследование
1. Подготовка к судебному разбирательству
34. Тем временем 4 сентября 2001 г. было завершено дополнительное расследование
по делу, и материалы дела были переданы во Владимирский областной суд. Примерно в
это же время заявитель обратился во Владимирский областной суд с просьбой об
освобождении его из-под стражи до начала судебного слушания.
35. 9 января 2002 г. Владимирский областной суд назначил первое судебное
заседание на 5 февраля 2002 г. и постановил содержать заявителя под стражей до суда:
"[Суд] не установил оснований... для изменения подсудимому меры пресечения или
ее отмены, учитывая тяжесть предъявленных подсудимым обвинений. Кроме того, не
имеет юридического значения отмена в кассационном порядке постановления судьи о
продлении срока содержания под стражей для ознакомления обвиняемых с материалами
дела. [Решением от 8 августа 2001 г.] мера пресечения Верховным судом отменена не
была, дело было своевременно направлено в суд; других оснований для изменения меры
пресечения не было установлено".
36. 11 февраля 2002 г. заявитель обжаловал указанное постановление. В частности,
он жаловался на незаконность содержания под стражей, поскольку срок содержания под
стражей уже намного превысил установленный законом предельный срок в 18 месяцев; на
плохие условия содержания под стражей и жестокое обращение со стороны сотрудников
милиции во время задержания и впоследствии. Заявитель утверждал, что его жалоба так и
не была передана для рассмотрения в Верховный суд Российской Федерации.
37. 5 февраля 2002 г. судебное заседание было отложено на 26 февраля 2002 г.,
поскольку не явились трое подсудимых. 15 февраля 2002 г. заявитель подготовил жалобу
на решение об отложении судебного заседания, в которой он также повторил доводы,
приведенные в его жалобе от 11 февраля 2002 г. Заявитель утверждал, что его жалоба не
была передана в Верховный суд Российской Федерации.
2. Решение о направлении дела
на дополнительное расследование
38. 13 марта 2002 г. Владимирский областной суд установил, что дело не было
готово для рассмотрения по существу из-за многочисленных процессуальных нарушений:
в частности, у нескольких подсудимых не было достаточно времени для ознакомления с
материалами уголовного дела, одному подсудимому не был предоставлен переводчик с
узбекского языка, а заявителю вовремя не сообщили о проведении экспертиз.
Владимирский областной суд вернул дело для производства дополнительного
расследования и оставил подсудимых под стражей "в связи с тяжестью и опасностью
совершенных преступлений".
39. 11 апреля 2002 г. прокурор и 29 апреля 2002 г. заявитель обжаловали
Определение от 13 марта 2002 г. Заявитель, в частности, утверждал, что национальное
законодательство не позволяло продлевать срок содержания под стражей "во время
предварительного расследования" более чем на 18 месяцев, которые в его случае истекли
4 апреля 2001 г.
40. 28 мая 2002 г. дело было направлено в Верховный суд Российской Федерации для
рассмотрения вопроса о мере пресечения.
3. Отмена решения о направлении дела
на дополнительное расследование
41. Определением от 8 сентября 2002 г. Судебная коллегия по уголовным делам
Верховного суда Российской Федерации отклонила ходатайство заявителя о присутствии
в судебном заседании, поскольку его позиция была четко и полно представлена в его
кассационной жалобе.
42. 12 сентября 2002 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда
Российской Федерации рассмотрела жалобы прокурора, заявителя и других подсудимых и
установила, что право подсудимых на защиту нарушено не было. На этом основании она
отменила Определение от 13 марта 2002 г. и дала Владимирскому областному суду
указание продолжить судебное разбирательство. Судебная коллегия по уголовным делам
Верховного суда Российской Федерации определила, что заявитель и подсудимые должны
были оставаться под стражей, поскольку "не было правовых оснований для отмены меры
пресечения, учитывая тяжесть и опасность совершенных преступлений".
43. 7 октября 2002 г. материалы дела были возвращены во Владимирский областной
суд.
F. Дальнейшее продление срока содержания заявителя
под стражей и его освобождение из-под стражи
44. 18 ноября 2002 г. Владимирский областной суд постановил продлить срок
содержания заявителя под стражей до 3 декабря 2002 г. Владимирский областной суд
указал следующее:
"Дело было передано во Владимирский областной суд 2 сентября 2001 г. 13 марта
2002 г. было вынесено Определение о направлении дела для производства
дополнительного расследования. 12 сентября 2002 г. Судебная коллегия по уголовным
делам Верховного суда Российской Федерации отменила указанное Определение по
ходатайству прокурора. Таким образом, подсудимые оставались под стражей 8 месяцев и
16 дней, считая от даты передачи дела в суд и исключая период между [окончанием]
рассмотрения дела по существу и отменой по жалобе Определения [от 13 марта 2002 г.].
Учитывая, что подсудимому предъявлено обвинение в совершении тяжких и особо
тяжких преступлений, в целях обеспечения рассмотрения дела и исполнения приговора
суда нет оснований для [освобождения заявителя]. При данных обстоятельствах, в
соответствии с пунктом 3 статьи 255 Уголовно-процессуального кодекса Российской
Федерации, необходимо продлить срок содержания подсудимого под стражей на три
месяца".
45. 4 декабря 2002 г. Владимирский областной суд продлил срок содержания
заявителя под стражей еще на три месяца, то есть до 3 марта 2003 г. [в решении ошибочно
указан 2002 год]. Владимирский областной суд привел те же доводы, что и в
Постановлении от 18 ноября 2002 г.
46. 22 и 26 ноября и 5 декабря 2002 г. адвокаты заявителя обжаловали в Верховный
суд Российской Федерации Постановления от 18 ноября и 4 декабря 2002 г. В частности,
они утверждали, что 6-месячный срок содержания заявителя под стражей, который
исчислялся с момента направления дела в суд, истек 2 марта 2002 г. и был продлен не в
этот день, а только через два месяца и 16 дней - 18 ноября 2002 г. Поэтому содержание
заявителя под стражей в период с 13 марта по 12 сентября 2002 г. не было подтверждено
постановлением о заключении под стражу, потому что прокуратура не приняла дело, в то
время как суды считали, что дело было направлено для производства дополнительного
расследования и что прокуратура отвечала за содержание заявителя под стражей в
порядке предварительного заключения.
47. 3 марта, 28 мая, 28 августа и 27 ноября 2003 г. и 27 февраля 2004 г.
Владимирский областной суд продлил срок содержания заявителя и остальных 12
обвиняемых под стражей каждый раз на три месяца. В Судебных решениях от 3 марта, 28
мая и 28 августа 2003 г. были приведены те же основания, что и в Постановлениях от 18
ноября и 4 декабря 2002 г. (см. выше). В Решениях от 27 ноября 2003 г. и 27 февраля 2004
г. суд ссылался на тяжесть предъявленных обвинений и существование "достаточных
оснований полагать, что обвиняемые скроются от правосудия".
Заявитель обжаловал каждое из этих Решений.
48. С мая 2003 г. по 15 марта 2004 г. проводилось судебное разбирательство. 19
апреля 2004 г. стороны приступили к судебным прениям.
49. Своим Определением от 28 мая 2004 г. Владимирский областной суд отказал в
продлении срока содержания заявителя под стражей, поскольку на тот момент
прокуратура переквалифицировала вмененные заявителю в вину деяния на менее тяжкое
преступление. По-видимому, в тот же день заявитель был освобожден из-под стражи.
50. 21 марта 2005 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда
Российской Федерации рассмотрела жалобы заявителя и остальных подсудимых по тому
же делу на Судебные решения от 18 ноября и 4 декабря 2002 г., от 3 марта, 28 мая, 28
августа и 27 ноября 2003 г. и от 27 февраля 2004 г. о продлении срока содержания под
стражей в порядке предварительного заключения.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда Российской Федерации
отменила Судебные решения от 18 ноября и 4 декабря 2002 г. и 3 марта 2003 г. на том
основании, что они были вынесены судом в неполном составе: один судья вместо
коллегии из трех судей. По поводу положения заявителя Судебная коллегия по уголовным
делам Верховного суда Российской Федерации определила:
"Так как решение судьи было отменено ввиду нарушения уголовно-процессуального
законодательства, суд не будет рассматривать содержащиеся в жалобе доводы о том, что
продление срока содержания [заявителя] под стражей было незаконным по иным
основаниям. Данный вопрос не будет передан для нового расследования, так как
[заявитель] был оправдан".
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда Российской Федерации
оставила остальные решения без изменения, указав, что областной суд правильно
сослался на тяжесть предъявленных обвинений и существование достаточных оснований
полагать, что подсудимые могли скрыться от правосудия.
G. Прекращение уголовного дела
51. 18 июня 2004 г. Владимирский областной суд прекратил уголовное дело в части
обвинения заявителя в участии в организованном преступном сообществе и содержании
опиумного притона, после того как прокуратура отказалась от указанных обвинений.
52. В тот же день Владимирский областной суд прекратил уголовное дело в части
обвинения заявителя в хранении наркотических веществ вследствие изменений в
российском
уголовном
законодательстве,
в
результате
которых
было
декриминализировано хранение незначительного количества наркотических веществ.
53. Наконец, в тот же день Владимирский областной суд оправдал заявителя в
отношении остальных обвинений в обороте наркотических веществ, так как его
причастность к совершению данных преступлений не могла быть доказана. Некоторые из
подсудимых, проходивших по тому же делу, были осуждены и приговорены к различным
срокам лишения свободы.
54. 21 марта 2005 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда
Российской Федерации в кассационном порядке рассмотрела вышеуказанные приговор и
определения Владимирского областного суда и оставила их без изменения.
H. Определения Конституционного суда
55. 10 декабря 2002 г. Конституционный суд Российской Федерации рассмотрел
жалобу заявителя на его отсутствие на судебных заседаниях Судебной коллегии по
уголовным делам Верховного суда Российской Федерации и подтвердил, что заявителю
должно было быть предоставлено право лично присутствовать в суде и представлять
доводы по своему делу, если прокурор присутствовал на заседании.
56. 15 июля 2003 г. Конституционный суд Российской Федерации вынес
Определение N 292-О по жалобе заявителя на продление ex post facto срока содержания
его под стражей "во время судебного разбирательства" Решением Владимирского
областного суда от 18 ноября 2002 г. Конституционный суд Российской Федерации
определил:
"В пункте 3 статьи 255 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации
закреплено, что суд может по истечении шести месяцев после поступления дела в суд
продлевать срок содержания заявителя под стражей на срок до трех месяцев. Однако в
указанной норме закреплена возможность выносить постановление о продлении срока
содержания подсудимого под стражей после истечения предыдущего срока, что приводит
к тому, что подсудимый какое-то время будет содержаться под стражей без
соответствующего судебного решения. Иные уголовно-процессуальные нормы не
закрепляют такую возможность. Более того, часть вторая статьи 10 и часть четвертая
статьи 109 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации явно требуют от
суда, прокурора, следователя незамедлительно освобождать из-под стражи любого, кто
незаконно содержится под стражей после истечения срока, установленного Уголовнопроцессуальным кодексом. Такое же требование содержится и в пунктах 3 и 4 статьи 5
Европейской конвенции... которая является неотъемлемой частью правовой системы
Российской Федерации в соответствии с частью четвертой статьи 15 Конституции
Российской Федерации".
57. 22 января 2004 г. Конституционный суд Российской Федерации вынес
Определение N 66-О по жалобе заявителя на отказ Верховного суда Российской
Федерации позволить ему присутствовать на заседаниях суда кассационной инстанции,
посвященных рассмотрению вопроса о содержании его под стражей. Конституционный
суд Российской Федерации определил:
"Положения статьи 376 УПК Российской Федерации, регламентирующие участие
осужденного, содержащегося под стражей, в заседании суда кассационной инстанции... не
могут рассматриваться как лишающие содержащегося под стражей обвиняемого... права
путем личного участия в судебном заседании или иным предусмотренным законом
способом изложить суду кассационной инстанции свое мнение по существу вопросов,
связанных с рассмотрением жалобы или представления на промежуточное судебное
решение, затрагивающее его конституционные права и свободы...".
I. Условия содержания заявителя под стражей и его перевозки
1. Содержание заявителя под стражей в учреждении ОД-1/Т-2
58. С 16 февраля 2000 г. по 28 мая 2004 г. заявитель содержался под стражей в
учреждении ОД-1/Т-2 Управления исполнения наказаний Министерства юстиции
Российской Федерации по Владимирской области, известном под названием
"Владимирский Централ". Заявитель содержался в разных камерах в корпусах N 3 и 4,
построенных, соответственно, в 1870 и 1846 годах.
a) Количество заключенных в камерах, в которых содержался заявитель
59. Согласно справке начальника учреждения ОД-1/Т-2 от 22 апреля 2004 г.,
представленной властями Российской Федерации, заявитель содержался в восьми
камерах, описанных следующим образом: камера N 4-14 (12,1 кв. метра, 6 спальных мест,
от 4 до 6 заключенных), камера N 4-13 (12,3 кв. метра, 6 спальных мест, от 5 до 7
заключенных), камера N 4-9 (23,4 кв. метра, 13 спальных мест, от 13 до 20 заключенных),
камеры 3-3, 3-53, 3-54, 3-51 и 3-52 (35 - 36 кв. метров, 16 спальных мест, от 12 до 18
заключенных).
60. Заявитель не оспаривал площадь камер и количество спальных мест. Однако он
был не согласен с количеством заключенных, указанным властями Российской
Федерации. По словам заявителя, с февраля по декабрь 2000 г. он находился в камере N 49, где содержалось от 18 до 35 заключенных, с декабря 2000 года по май 2004 года - в
камерах площадью примерно 36 кв. метров, где содержалось от 20 до 40 заключенных.
После вступления 1 июля 2002 г. в силу Уголовно-процессуального кодекса Российской
Федерации количество заключенных в камерах снизилось до 15 - 20 человек. Учитывая
недостаточное количество кроватей, заключенные спали по очереди по восемь часов.
Ожидая своей очереди, они сидели на бетонном полу или на стуле, если он был.
В подтверждение своих доводов заявитель представил письменные показания лиц,
содержавшихся с ним в камере: Абдурахмана Каюмова, Сергея Гунина и Яна Келермана.
В частности, они утверждали, что в 2003 - 2004 годах в камере N 3-52, как и в камерах N
3-51 и 3-53, содержалось от 20 до 30 (показания А. Каюмова) и даже от 25 до 35
(показания С. Гунина) заключенных. Они также сообщили, что заключенные спали по
очереди.
b) Санитарно-гигиенические условия
61. Власти Российской Федерации, ссылаясь на справку начальника учреждения ОД1/Т-2 от 8 апреля 2004 г., утверждали, что "санитарно-противоэпидемическое состояние в
учреждении остается удовлетворительным, в том числе и в камерах.... в которых
содержался [заявитель]". Из другой справки, от 20 апреля 2004 г., следовало, что "камеры,
в которых содержался заявитель, были оборудованы санитарным узлом, расположенным
на уровне не более 10 сантиметров выше пола и изолированным перегородкой высотой
1,5 метра с дополнительными шторами". Имелись краны с холодной водой, и
заключенным разрешалось пользоваться электронагревательными приборами.
62. Заявитель согласился, что не было вспышек инфекционных заболеваний или
эпидемий. В остальном санитарные условия были абсолютно неудовлетворительными. В
одной камере с заявителем время от времени содержались лица, больные туберкулезом,
гепатитом, чесоткой и ВИЧ. Камеры кишели вшами, клопами, мухами, комарами,
тараканами, крысами и мышами; администрация учреждения не выдавала средств для
борьбы с насекомыми и грызунами. Заключенным не выдавались туалетные
принадлежности, такие как мыло, зубная щетка, зубная паста, туалетная бумага и т.д., за
исключением 100 г соды один раз в неделю и двух пластиковых бутылок отбеливателя
(1,5 л) каждые два - три месяца. В камерах не было системы вентиляции. Зимой там было
холодно, летом - жарко, душно и очень влажно.
63. Заявитель оспорил утверждения властей Российской Федерации относительно
санитарно-технического оборудования, утверждая, что они не соответствуют фактическим
обстоятельствам. Чугунный унитаз был поднят на пьедестал высотой около 50 - 80 см и
отделен с одной стороны от жилой зоны перегородкой высотой в 1 метр. Лицо,
пользовавшееся туалетом, находилось полностью на виду у других заключенных. Штор не
было. Время от времени заключенные вешали штору, однако охранники срывали ее и
наказывали тех, кто ее устанавливал. Более того, на унитазе не было сидения или крышки.
Заключенные затыкали отверстие пластиковой бутылкой, чтобы избежать
распространения неприятного запаха. Обеденный стол был прикреплен к полу менее чем в
нескольких метрах от туалета. Слова заявителя подтверждались письменными
показаниями его бывших сокамерников А. Каюмова, С. Гунина, Я. Келермана и Сергея
Каленика, а также четырьмя цветными фотографиями, на которых с разных ракурсов
были зафиксированы санузел и обеденный стол.
c) Питание
64. Власти Российской Федерации утверждали, что "питание заявителя
осуществлялось в соответствии с установленными законодательством нормами". Из
справки начальника учреждения ОД-1/Т-2 (без даты) следовало, что заявитель ежедневно
получал, в частности, 100 г мяса, 100 г рыбы, 100 г крупы, 20 г макарон, 20 г соли, 1 г чая,
0,5 кг картофеля, 0,25 кг овощей, 0,55 кг хлеба и т.д.
65. Заявитель утверждал, что пища была очень низкого качества. Большую ее часть
составляла так называемая "баланда" - супообразная смесь проса, ячменя и макарон без
жира. Мясо заменялось соевым продуктом. Свежих овощей не давали, иногда на ужин
давали вареную свеклу, кислую капусту или маринованные огурцы. Соль и чай никогда не
выдавали. Показания четырех лиц, содержавшихся в камере вместе с заявителем,
подтверждали эти сведения.
d) Прогулки
66. Стороны были согласны с тем, что заявителю предоставлялась ежедневная
прогулка продолжительностью один час. Однако заявитель указал, что в дни судебных
заседаний прогулка ему не предоставлялась.
67. Власти Российской Федерации не описали условия прогулок. Заявитель и четверо
других лиц, содержавшихся вместе с ним под стражей, описали прогулочные дворы
следующим образом. Они являли собой закрытые площадки площадью 12, 26 и 40 кв.
метров. Верхняя их часть была закрыта металлической крышей с просветом в один метр
между стеной и крышей. Летом внутри было очень жарко и душно, поскольку солнце
нагревало крышу. Стены были отделаны "под шубу", покрытием с острыми выступами,
чтобы заключенные не прислонялись к стенам. Все лица, содержавшиеся в камере,
выводились на прогулку одновременно. Соответственно, было невозможно передвигаться
и, тем более, делать какие-то упражнения, настолько плотной была толпа.
e) Другие вопросы
68. Как утверждал заявитель, металлические жалюзи на окнах, препятствующие
доступу естественного света, были сняты только 28 декабря 2002 г., после того, как
делегация, в которую входил представитель Совета Европы, 19 декабря 2002 г. посетила
владимирские пенитенциарные учреждения. Власти Российской Федерации не оспаривали
эту информацию.
f) Сообщение с внешним миром
69. Во время расследования заявитель не мог видеться со своими родственниками.
После того как дело было передано в суд, заявителю было предоставлено четыре коротких
свидания с женой, детьми, сестрой и братом. На этих свиданиях заявителю и его
родственникам запретили говорить на ином языке, кроме русского. Кроме того, заявителю
запрещалось вести переписку со своими родственниками на ином языке, кроме русского:
администрация учреждения отказывалась отправлять его письма, написанные на
таджикском языке, и передавать ему аналогичные письма от родственников.
70. Власти Российской Федерации объяснили эти ограничения отсутствием в
учреждении переводчика с таджикского языка.
2. Условия конвоирования заявителя в здание суда и обратно
71. Во время содержания под стражей заявителя доставляли во Владимирский
областной суд 205 раз. Из них 185 раз - на заседания, касавшиеся предъявленного ему
обвинения, и 20 раз - по вопросам продления срока содержания его под стражей.
Заявитель предложил следующее описание дней этапирования его в суд, подтвержденное
показаниями четырех его сокамерников.
72. В день судебного заседания заявителя будили в 4 или 5 часов утра. Примерно в 8
часов утра его переводили из его камеры в "сборное отделение", куда помещали также и
других заключенных, ожидавших отправки в суд. Каждое "сборное отделение" имело
площадь 9,2 - 9,9 кв. метра, и в нем содержалось от 10 до 20 заключенных. В отделении не
было системы вентиляции, и воздух очень быстро пропитывался табачным дымом. Между
9.00 и 9.30 заявителя помещали в автофургон.
73. Тюремный фургон имел одно общее отделение на четырех человек и шесть
одиночных камер площадью 1 кв. м. Общая вместимость автомобиля составляла 10
заключенных. Однако обычно перевозили 15 - 20 или даже 27 заключенных. Заявителя
перевозили в одиночной камере вместе с еще одним заключенным. Из-за недостатка
пространства один заключенный сидел на скамейке, а второй - у него на коленях. Дорога
до Владимирского областного суда занимала один час. По пути автофургон заезжал и в
другие учреждения.
74. Обычно заявитель не попадал обратно в свою камеру раньше 18 - 20 часов. В эти
дни его не кормили, не предоставляли возможности выйти на прогулку, и несколько раз
заявитель пропускал банный день.
75. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель перевозился в
специальных тюремных фургонах, отвечавших установленным стандартам. От
учреждения ОД-1/Т-2 до здания Владимирского областного суда было восемь километров,
весь путь занимал не больше 30 минут.
II. Применимое национальное законодательство
76. До 1 июля 2002 г. уголовно-правовые вопросы регулировались Уголовнопроцессуальным кодексом РСФСР от 27 октября 1960 г. (далее - УПК РСФСР). С 1 июля
2002 г. УПК РСФСР был заменен Уголовно-процессуальным кодексом Российской
Федерации от 18 декабря 2001 г. N 174-ФЗ (далее - УПК Российской Федерации).
A. Меры пресечения
77. Мерами пресечения являются подписка о невыезде, личное поручительство,
залог, заключение под стражу (статья 89 УПК РСФСР и статья 98 УПК Российской
Федерации).
B. Органы, принимающие решение об избрании
в качестве меры пресечения заключения под стражу
78. В статье 22 Конституции Российской Федерации от 12 декабря 1993 г.
установлено, что арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются
только по судебному решению.
В соответствии с УПК РСФСР лицо могло быть подвергнуто заключению под
стражу с санкции прокурора или по решению суда (статьи 11, 89 и 96).
В УПК Российской Федерации такое решение может принять только районный или
городской суд по мотивированному ходатайству прокурора, подтвержденному
соответствующими доказательствами (части 1, 3 - 6 статьи 108).
C. Основания избрания в качестве меры
пресечения заключение под стражу
79. При разрешении вопроса о необходимости применить меру пресечения в виде
заключения обвиняемого под стражу компетентный орган должен выяснить, имеются ли
"достаточные основания полагать", что обвиняемый скроется от дознания,
предварительного следствия или суда или воспрепятствует установлению истины по
уголовному делу, или будет заниматься преступной деятельностью (статья 89 УПК
РСФСР). Этот орган учитывает также тяжесть предъявленного обвинения, личность
подозреваемого или обвиняемого, род его занятий, возраст, состояние здоровья, семейное
положение и другие обстоятельства (статья 91 УПК РСФСР, статья 99 УПК Российской
Федерации).
80. До 14 марта 2001 г. заключение под стражу в качестве меры пресечения
применялось в отношении лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении
преступления, за которое законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на
срок свыше одного года или "в исключительных случаях" (статья 96). 14 марта 2001 г. в
УПК РСФСР были внесены изменения, в соответствии с которыми заключение под
стражу в качестве меры пресечения применялось в отношении лица, подозреваемого или
обвиняемого в совершении преступления, за которое законом предусмотрено наказание в
виде лишения свободы на срок свыше двух лет, или, если он нарушил ранее избранную
ему меру пресечения либо не имеет постоянного места жительства на территории
Российской Федерации или личность его не установлена. 14 марта 2001 г. было также
отменено положение о том, что определенным категориям обвиняемых заключение под
стражу в качестве меры пресечения может быть применено по мотивам одной лишь
опасности преступления. УПК Российской Федерации воспроизвел измененные
положения (часть 1 статьи 97 и часть 1 статьи 108) и добавил, что обвиняемый не должен
заключаться под стражу, если к нему может быть применена иная, более мягкая, мера
пресечения.
D. Сроки содержания под стражей
1. Виды содержания под стражей
81. В обоих кодексах проводится различие между двумя видами содержания под
стражей: во-первых, содержанием под стражей "во время предварительного следствия", то
есть когда компетентный орган - милиция или прокуратура - проводит следствие по делу,
и, во-вторых, содержанием под стражей "во время судебного разбирательства", то есть
когда дело рассматривается в суде. Хотя с практической точки зрения между ними нет
никакой разницы (заключенный содержится в одном и том же пенитенциарном
учреждении), сроки содержания под стражей установлены разные.
2. Сроки содержания под стражей
"во время предварительного следствия"
82. После задержания подозреваемый в совершении преступления помещается под
стражу "до окончания расследования". Содержание под стражей при расследовании
преступлений не может продолжаться более двух месяцев, но этот срок может быть
продлен до 18 месяцев "в исключительных случаях". Продление срока содержания под
стражей осуществляется с санкции вышестоящих прокуроров (по УПК РСФСР), а в
настоящее время по решению судов вышестоящих уровней (по УПК Российской
Федерации). Продление срока содержания под стражей свыше 18 месяцев "при
расследовании преступлений" не допускается (статья 97 УПК РСФСР, часть 4 статьи 109
УПК Российской Федерации).
83. Срок содержания под стражей в период предварительного следствия исчисляется
с момента заключения подозреваемого, обвиняемого под стражу до направления
прокурором уголовного дела в суд (статья 97 УПК РСФСР, часть 9 статьи 109 УПК
Российской Федерации).
84. Материалы оконченного расследованием уголовного дела должны быть
предъявлены обвиняемому, содержащемуся под стражей, и его защитнику не позднее чем
за 30 суток до окончания предельного срока содержания под стражей (статья 97 УПК
РСФСР, часть 5 статьи 109 УПК Российской Федерации). В случае если 30 суток для
ознакомления с материалами уголовного дела обвиняемому и его защитнику оказалось
недостаточно, суд, по ходатайству прокурора, может продлить срок содержания под
стражей до момента окончания ознакомления обвиняемого и его защитника с
материалами уголовного дела и направления прокурором уголовного дела в суд (статья 97
УПК РСФСР, пункт 8 части 1 статьи 109 УПК Российской Федерации). В соответствии с
УПК РСФСР в этом случае срок не может быть продлен более чем на шесть месяцев.
85. В соответствии с УПК РСФСР суд может вернуть дело для "дополнительного
расследования", если им будет установлена неполнота произведенного дознания или
предварительного следствия, которая не может быть восполнена в судебном заседании. В
таких случаях содержание заявителя под стражей снова считается осуществляющимся
"при расследовании преступлений", и продолжают применяться соответствующие сроки.
Однако, если дело было возвращено для дополнительного расследования, но следователи
уже использовали весь установленный срок содержания под стражей "при расследовании
преступлений", прокурор, осуществляющий надзор за следствием, все же может продлить
срок содержания под стражей еще на один месяц, считая с момента поступления к нему
дела. Дальнейшее продление срока допускается, только если срок содержания под
стражей "при расследовании преступлений" не превысил 18 месяцев (статья 97).
3. Сроки содержания под стражей
"во время рассмотрения дела в суде"
86. С момента направления прокурором дела в суд содержание подсудимого под
стражей становится содержанием под стражей "во время рассмотрения дела в суде".
87. До 14 марта 2001 г. УПК РСФСР не устанавливал сроков содержания под
стражей "во время рассмотрения дела в суде". 14 марта 2001 г. была введена новая статья
2391, которая установила, что срок содержания под стражей лица, дело которого
находится в производстве суда, не может превышать шесть месяцев со дня поступления
дела в суд. Однако при наличии данных, свидетельствующих о том, что освобождение
подсудимого из-под стражи существенно затруднит всестороннее, полное и объективное
исследование обстоятельств дела, суд по собственной инициативе либо ходатайству
прокурора вправе продлить срок содержания подсудимого под стражей до вынесения
судебного решения по существу дела, но не более чем на три месяца. На лиц, которые
обвиняются в совершении особо тяжких преступлений, требования настоящей статьи не
распространяются.
88. УПК Российской Федерации установил, что срок содержания подсудимого под
стражей течет со дня поступления уголовного дела в суд и до вынесения приговора. Этот
срок, как правило, не может превышать шесть месяцев, но по уголовным делам о тяжких и
особо тяжких преступлениях суд вправе продлить срок содержания подсудимого под
стражей. При этом продление срока содержания под стражей допускается только и
каждый раз не более чем на три месяца (части 2 и 3 статьи 255).
E. Порядок проверки законности содержания под стражей
Во время содержания под стражей
"при расследовании преступлений"
89. В соответствии с УПК РСФСР заключенный, его защитник или представитель
могли обжаловать в суд постановление о применении в качестве меры пресечения
заключения под стражу, а равно о продлении срока содержания под стражей, принятого
прокурором. Судья проверял законность и обоснованность ареста или продления срока
содержания под стражей не позднее трех суток со дня получения материалов,
подтверждающих законность и обоснованность заключения под стражу в качестве меры
пресечения. Судебная проверка законности и обоснованности ареста или продления срока
содержания под стражей производится в закрытом заседании с участием прокурора,
защитника, если он участвует в деле, а также законного представителя лица,
содержащегося под стражей. Судья вызывает в заседание лицо, содержащееся под
стражей. Судебная проверка законности и обоснованности ареста или продления срока
содержания под стражей в отсутствие лица, содержащегося под стражей, допускается
лишь в исключительных случаях, когда это лицо ходатайствует о рассмотрении жалобы в
его отсутствие либо по собственной инициативе отказывается от участия в заседании. В
результате судебной проверки судья выносит одно из следующих постановлений: 1) об
отмене меры пресечения в виде заключения под стражу и об освобождении лица из-под
стражи; 2) об оставлении жалобы без удовлетворения (статьи 220.1, 220.2).
Решение судьи может быть обжаловано в вышестоящий суд. Кассационная жалоба
на данное решение должна быть рассмотрена в срок, установленный для рассмотрения
жалоб на судебные решения по существу дела (см. ниже § 96) (статья 331 in fine).
90. В соответствии с УПК Российской Федерации постановление судьи об избрании
в качестве меры пресечения заключения под стражу или об отказе в этом может быть
обжаловано в вышестоящий суд в кассационном порядке в течение трех суток со дня его
вынесения. Суд кассационной инстанции принимает решение по жалобе или
представлению не позднее чем через трое суток со дня их поступления (часть 10 статьи
108).
Во время рассмотрения дела в суде
91. При поступлении дела в суд судья должен определить, в частности, подлежит ли
изменению или отмене избранная обвиняемому мера пресечения (часть 5 статьи 222 и
статья 230 УПК РСФСР, часть 3 статьи 228 и пункт 6 части 2 статьи 231 УПК Российской
Федерации), и рассмотреть ходатайство подсудимого об освобождении из-под стражи
(статья 223 УПК РСФСР). Если ходатайство было отклонено, оно может быть
возобновлено после начала судебного разбирательства (статья 223 УПК РСФСР).
92. Во время судебного разбирательства суд вправе избрать, изменить или отменить
меру пресечения в отношении подсудимого, в том числе заключение под стражу (статья
260 УПК РСФСР, часть 1 статьи 225 УПК Российской Федерации). Решения об избрании,
изменении или отмене меры пресечения выносятся судом в совещательной комнате и
излагаются в виде отдельных документов, подписываемых всем составом суда (статья 261
УПК РСФСР, статья 256 УПК Российской Федерации).
93. Решение суда о продлении срока содержания подсудимого под стражей может
быть обжаловано в кассационном порядке. Жалоба должна быть подана в течение десяти
дней и рассмотрена в срок, установленный для рассмотрения жалоб на судебные решения
по существу дела (статья 331 УПК РСФСР, пункт 4 статьи 225 УПК Российской
Федерации) (см. ниже § 96).
F. Сроки рассмотрения дела в суде
94. В соответствии с УПК РСФСР в течение 14 дней после получения материалов
дела (если обвиняемый содержался под стражей) судья по поступившему делу принимает
одно из следующих решений: 1) о назначении судебного заседания; 2) о возвращении дела
для производства дополнительного расследования; 3) о приостановлении производства по
делу; 4) о направлении дела по подсудности (статья 221). В соответствии с УПК
Российской Федерации судья в тот же срок принимает одно из следующих решений: 1) о
направлении уголовного дела по подсудности; 2) о назначении предварительного
слушания; 3) о назначении судебного заседания (статья 227). Рассмотрение уголовного
дела в судебном заседании должно быть начато не позднее 14 суток со дня вынесения
судьей постановления о назначении судебного заседания (статья 239 УПК РСФСР, часть 1
статьи 233 УПК Российской Федерации). Что касается назначения предварительного
слушания, то здесь никаких ограничений не установлено.
95. Продолжительность судебного разбирательства не ограничена по времени.
96. В соответствии с УПК РСФСР суд кассационной инстанции должен рассмотреть
поступившее по кассационной жалобе или протесту дело не позднее десяти суток со дня
его поступления. При особой сложности дела или в других исключительных случаях, или
при рассмотрении дела в Верховном суде Российской Федерации этот срок может быть
продлен до двух месяцев (статья 333). Дальнейшее продление срока не допускается.
Рассмотрение уголовного дела судом кассационной инстанции должно быть начато
не позднее одного месяца со дня его поступления в суд кассационной инстанции (статья
374).
III. Применимые международные документы
97. В Минимальных стандартных правилах обращения с заключенными, принятых
на 1-ом Конгрессе ООН по предупреждению преступлений и обращению с
преступниками, проведенном в г. Женеве в 1955 году, и одобренных Резолюциями Совета
по экономическим и социальным вопросам 663 C (XXIV) от 31 июля 1957 г. и 2076 (LXII)
от 13 мая 1977 г., в частности, указано следующее:
"10. Все помещения, которыми пользуются заключенные, особенно все спальные
помещения, должны отвечать всем санитарным требованиям, причем должное внимание
следует обращать на климатические условия, особенно на кубатуру этих помещений, на
минимальную их площадь, на освещение, отопление и вентиляцию.
11. В помещениях, где живут и работают заключенные:
a) окна должны иметь достаточные размеры для того, чтобы заключенные могли
читать и работать при дневном свете, и должны быть сконструированы так, чтобы
обеспечивать доступ свежего воздуха, независимо от того, существует ли или нет
искусственная система вентиляции;
b) искусственное освещение должно быть достаточным для того, чтобы заключенные
могли читать или работать без опасности для зрения.
12. Санитарные установки должны быть достаточными для того, чтобы каждый
заключенный мог удовлетворять свои естественные потребности, когда ему это нужно, в
условиях чистоты и пристойности.
13. Банные установки и количество душей должны быть достаточными для того,
чтобы каждый заключенный мог и был обязан купаться или принимать душ при
подходящей для каждого климата температуре и так часто, как того требуют условия
общей гигиены, с учетом времени года и географического района, то есть во всяком
случае хотя бы раз в неделю в умеренном климате.
14. Все части заведения, которыми заключенные пользуются регулярно, должны
всегда содержаться в должном порядке и самой строгой чистоте.
/.../
15. От заключенных нужно требовать, чтобы они содержали себя в чистоте. Для
этого их нужно снабжать водой и туалетными принадлежностями, необходимыми для
поддержания чистоты и здоровья.
/.../
19. Каждому заключенному следует обеспечивать отдельную койку в соответствии с
национальными или местными нормами, снабженную отдельными спальными
принадлежностями, которые должны быть чистыми в момент их выдачи, поддерживаться
в исправности и меняться достаточно часто, чтобы обеспечивать их чистоту.
/.../
20. 1) Тюремное управление должно в обычные часы обеспечивать каждому
заключенному пищу, достаточно питательную для поддержания его здоровья и сил,
имеющую достаточно хорошее качество, хорошо приготовленную и поданную.
2) Каждый заключенный должен располагать питьевой водой, когда он испытывает в
ней потребность.
/.../
21. 1) Все заключенные, не занятые работой на свежем воздухе, имеют ежедневно
право по крайней мере на час подходящих физических упражнений на дворе, если это
позволяет погода.
/.../
45. ... 2) Перевозка заключенных в условиях недостаточной вентиляции или
освещения или же в любых других физически излишне тяжелых условиях подлежит
запрещению".
98. В соответствующих извлечениях из общих докладов Европейского комитета по
предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения
(ЕКПП) указано:
Извлечение из 2-го Общего доклада ЕКПП [CPT/Inf (92) 3]
"46. Проблема переполненности камер имеет прямое отношение к компетенции
Комитета. Если число заключенных больше, чем то, на которое рассчитана тюрьма, это
неблагоприятно отразится на всех видах обслуживания и деятельности внутри данного
учреждения; общий уровень жизни будет снижен и, возможно, значительно. Более того,
уровень переполненности тюрьмы или ее отдельной части может оказаться
бесчеловечным или унижающим с точки зрения физического существования человека.
47. Удовлетворительная программа деятельности (работа, образование, спорт и т.д.)
имеет решающее значение для самочувствия лиц, лишенных свободы. ... Однако нельзя
допускать, чтобы лица, лишенные свободы, просто изнывали неделями, а иногда
месяцами, запертые в своих камерах, и это несмотря на созданные для них относительно
хорошие материальные условия. Комитет полагает, что следует стремиться к тому, чтобы
лица, содержащиеся под стражей в следственных тюрьмах, смогли бы проводить
разумную часть дня (8 часов или больше) за пределами своих камер, посвящая свое время
полезным видам деятельности различного характера...
48. Особо следует упомянуть пребывание на открытом воздухе. Требование о том,
что лицам, лишенным свободы, разрешается каждый день по крайней мере один час
заниматься физическими упражнениями на открытом воздухе, получило широкое
признание как основная гарантия прав... Также, само собой разумеется, что сооружения
для занятий на открытом воздухе должны быть достаточно просторными и, по
возможности, обеспечивать укрытие при неблагоприятных погодных условиях.
49. Легкий доступ к надлежащим туалетным средствам и поддержание
удовлетворительных стандартов гигиены являются существенными компонентами
гуманной среды...
50. Комитет хотел бы добавить, что его особенно беспокоит, когда ему приходится
сталкиваться с переполненностью камер в сочетании с недостаточной деятельностью,
предлагаемой для заключенных в соответствии с распорядком, и несоответствующим
доступом к туалету и средствам гигиены в одном и том же учреждении. Совокупное
воздействие таких условий может оказаться пагубным для лиц, содержащихся под
стражей.
51. Для лиц, лишенных свободы, очень важно поддерживать достаточно хороший
контакт с внешним миром. Прежде всего, лицу, находящемуся под стражей, необходимо
предоставить возможность сохранять отношения со своими семьями и близкими
друзьями. Руководящим принципом должно стать содействие контакту с внешним миром.
Любые ограничения на такой контакт должны быть обоснованы исключительно
измеримыми интересами безопасности или соображениями нехватки материальных
ресурсов".
Извлечение из 7-го Общего доклада ЕКПП [CPT/Inf (97) 10]
"13. Как указывал ЕКПП в своем втором Общем докладе (см. CPT/Inf (92) 3,
параграф 46), переполненность тюрем является вопросом, имеющим прямое отношение к
компетенции Комитета. Когда тюрьма переполнена, заключенные содержатся в тесных и
негигиеничных помещениях; пребывание в ней характеризуется постоянным отсутствием
возможности уединиться (даже при отправлении таких насущных потребностей, как
пользование туалетом); сокращением числа мероприятий, связанных с пребыванием вне
камеры, что объясняется нехваткой персонала и необходимого оборудования;
загруженностью работой медицинских служб; всевозрастающей напряженностью и
проявлениями насилия в отношениях между заключенными, а также между
заключенными и персоналом. Данный перечень далеко не полон.
ЕКПП многократно был вынужден заявлять, что следствием пагубного воздействия
переполненности тюрем являются бесчеловечные и унижающие достоинство условия
содержания под стражей".
Извлечение из 11-го Общего доклада ЕКПП [CPT/Inf (2001) 16]
"28. Явление переполненности тюрем продолжает негативно сказываться на
исправительных системах по всей Европе и серьезно подрывает попытки исправить
условия содержания. Отрицательное влияние переполненности тюрем уже освещалось в
предыдущих Общих докладах.
29. В ряде стран, которые посетил ЕКПП, особенно в Центральной и Восточной
Европе, здание для заключенных часто состоит из помещений большой вместимости,
которые содержат все или большинство оборудования, используемого заключенными
ежедневно, такие как спальные и жилые зоны, а также санитарные узлы. ЕКПП имеет
возражения против самого принципа такой планировки зданий в закрытых тюрьмах, и эти
возражения усиливаются, когда зачастую оказывается, что заключенные содержатся в
данных помещениях в чрезвычайно стесненных и нездоровых условиях... Камеры
большой вместимости неизбежно предполагают недостаток условий для уединения
заключенных в их повседневной жизни.... Все эти проблемы усиливаются, когда
численность заключенных выходит за разумные пределы, более того, в подобной
ситуации дополнительная нагрузка на коммунальные системы, такие как умывальники и
туалеты, а также недостаточная вентиляция для такого количества людей также приводят
к неприемлемым условиям содержания.
30. ЕКПП часто сталкивается с приспособлениями, такими как металлические
ставни, перекладины или пластины, которые закреплены на окнах и препятствуют
доступу заключенных к естественному свету и попаданию свежего воздуха в помещение.
Это особенно характерно для учреждений содержания под стражей до суда. ЕКПП
полностью признает, что особые меры безопасности, разработанные для предотвращения
риска тайного сговора и/или преступной деятельности, вполне могут оказаться
необходимыми по отношению к отдельным заключенным. Даже если подобные меры
необходимы, они не должны лишать заключенных естественного света и свежего воздуха.
Последние являются базовыми элементами жизни, которыми каждый заключенный имеет
право пользоваться...".
ПРАВО
I. Предполагаемые нарушения статьи 3 Конвенции
99. Заявитель жаловался, что условия содержания его под стражей в учреждении ОД1/Т-2 ("Владимирский Централ") и перевозки его в здание суда и обратно нарушали
статью 3 Конвенции, которая гласит:
"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему
достоинство обращению или наказанию".
A. Условия содержания заявителя
под стражей в учреждении ОД-1/Т-2
1. Доводы сторон
100. Власти Российской Федерации утверждали, что в учреждении ОД-1/Т-2 на
заявителя в течение всего срока содержания под стражей приходилось не меньше двух кв.
метров. У него было отдельное спальное место, ему выдали постельные принадлежности.
Санитарно-гигиенические условия были удовлетворительными, в камере имелся
водопроводный кран, и заключенные могли пользоваться собственными обогревателями.
Заявителю была обеспечена как минимум часовая прогулка ежедневно, питание
соответствовало установленным нормам. Заявителю было позволено общаться и
переписываться со своими родственниками только на русском языке, поскольку в
учреждении не было переводчика с таджикского языка и поскольку законодательством не
было предусмотрено присутствие переводчика во время посещения родственников.
Власти Российской Федерации также утверждали, что заявитель не сообщал в
Министерство юстиции Российской Федерации о каких-либо случаях оскорблений или
угроз со стороны заключенных или охранников.
101. Заявитель оспорил доводы властей Российской Федерации как фактически
неверные. Он указал, что количество заключенных в камерах было значительно больше,
чем утверждали власти Российской Федерации, что камеры были заражены паразитами и
в них было слишком сыро. Расположение и отделение санузла от жилой зоны не
обеспечивали никакого уровня приватности и способствовали усилению запаха в камере.
Качество пищи было абсолютно неудовлетворительным. Фактически не было
возможности получить физическую нагрузку во время прогулок, поскольку прогулочные
дворы были переполнены, а также закрыты металлическими крышами, которые сильно
ограничивали доступ свежего воздуха. Заявитель утверждал, что условия содержания его
под стражей не соответствовали пунктам 12, 15 и 20 (1) и (2) Минимальных стандартных
правил обращения с заключенными (приведено выше). Заявитель считал, что требование,
чтобы его маленькие дети, которые знали только таджикский язык, говорили по-русски,
являлось унизительным и оскорбительным. Он также указал на то, что после
освобождения из-под стражи у него был обнаружен ряд заболеваний, включая
гипертонию и простатит, которые у него появились во время содержания под стражей.
2. Мнение Европейского суда
102. Как неоднократно отмечал Европейский суд, в статье 3 Конвенции закреплена
одна из фундаментальных ценностей демократического общества. Она запрещает в
безусловной форме и независимо от каких-либо обстоятельств и поведения потерпевшего
пытки, бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание (см.
Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Лабита против Италии"
(Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, § 119, ECHR 2000-IV). Тем не менее плохое
обращение должно быть минимально суровым, чтобы подпадать под действие статьи 3
Конвенции. Оценка этого минимального уровня суровости относительна и зависит от всех
обстоятельств дела, таких как продолжительность плохого обращения, его физические и
моральные последствия, а в некоторых случаях пол, возраст и состояние здоровья
пострадавшего (см. Постановление Европейского суда по делу "Валашинас против
Литвы" (Valasinas v. Lithuania), жалоба N 22558/98, § 100 - 101, ECHR 2001-VIII).
103. Европейский суд равным образом неоднократно отмечал, что страдания и
унижение при нарушении статьи 3 в любом случае должны превосходить уровень
страданий и унижений, неизбежно присутствующих в любом законном обращении или
наказании. В соответствии с данным положением Договаривающееся государство должно
обеспечить содержание лица под стражей в таких условиях, в которых бы уважалось его
человеческое достоинство, такими способами и методами, при которых лицо не терпит
душевных страданий и лишений, превышающих неизбежный уровень страданий при
заключении, а также должным образом заботится о здоровье и благополучии с учетом
практических требований лишения свободы (см. упоминавшееся выше Постановление
Европейского суда по делу "Валашинас против Литвы", § 102; Постановление Большой
палаты Европейского суда по делу "Кудла против Польши" ({Kudla} <*> v. Poland),
жалоба N 30210/96, § 94, ECHR 2000-XI). При оценке условий содержания под стражей
необходимо учитывать совокупное воздействие данных условий, а также показания
заявителя (см. Постановление Европейского суда по делу "Дугоз против Греции" (Dougoz
v. Greece), жалоба N 40907/98, § 46, ECHR 2001-II). Срок содержания под стражей также
является важным фактором.
--------------------------------
<*> Здесь и далее по тексту слова на национальном языке набраны латинским
шрифтом и выделены фигурными скобками.
104. Европейский суд отметил, что в настоящем деле стороны привели разные
версии действительных условий содержания заявителя под стражей в учреждении ОД-1/Т2, расположенном в г. Владимире. Но Европейскому суду не было необходимости
выяснять достоверность каждого заявления, так как он устанавливает нарушение статьи 3
на основе представленных или неоспоренных государством-ответчиком фактов по
следующим мотивам.
105. Главной характеристикой, в отношении которой стороны пришли к единому
мнению, была площадь камер. Заявитель утверждал, что в камерах содержалось намного
больше заключенных, чем предусмотрено по проекту; власти Российской Федерации
представили справку, подписанную начальником учреждения, в которой говорилось о
том, что количество заключенных в течение срока содержания заявителя под стражей
всегда превышало количество спальных мест (камеры N 4-13, 4-9, 3-3, 3-51, см. выше §
59). Следовательно, заключенные, в том числе заявитель, были вынуждены делить друг с
другом спальные места, отдыхая по очереди. В более маленьких камерах, 12 - 24 кв. м,
расположенных в четвертом корпусе, в котором заявитель содержался до декабря 2000
года, на каждого заключенного приходилось менее 2 кв. м жилого пространства, а в
больших камерах третьего корпуса, в котором заявитель содержался под стражей вплоть
до освобождения в мае 2004 года, на каждого заключенного приходилось менее 3 кв. м
жилого пространства, даже если камера не была заполнена. Стороны также сошлись в том,
что за исключением одного часа, выделявшегося на ежедневные прогулки на открытом
воздухе, заявитель целыми днями был заперт в камере, оборудованной всеми удобствами,
используемыми заключенными ежедневно, такими как умывальная раковина, унитаз,
посуда. Заявитель содержался в таких условиях более четырех лет и трех месяцев.
106. В этой связи Европейский суд отметил, что в деле "Пирс против Греции" даже
гораздо большая площадь камеры (7 кв. метров на двух заключенных) была признана
важным фактором для установления нарушения статьи 3, хотя в том деле, помимо
нехватки пространства, было установлено отсутствие вентиляции и освещения (см.
Постановление Европейского суда по делу "Пирс против Греции" (Peers v. Greece), жалоба
N 28524/95, § 70 - 72, ECHR 2001-III). Условия содержания под стражей в настоящем деле
могут быть приравнены к условиям содержания под стражей, установленным в деле
Калашникова, в котором на заявителя приходилось менее двух кв. метров площади. В том
деле Европейский суд признал, что подобная переполненность сама по себе поднимала
вопрос о нарушении статьи 3 Конвенции (см. Постановление Европейского суда по делу
"Калашников против Российской Федерации" (Kalashnikov v. Russia), жалоба N 47095/99,
§ 96 - 97, ECHR 2002-VI). Напротив, в других делах Европейский суд признал, что статья
3 не была нарушена, так как ограниченное пространство для сна компенсировалось
свободой передвижения, которой пользовались заключенные в дневное время (см.
упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Валашинас против
Литвы", § 103 и 107; Решение Европейского суда по делу "Нурмагомедов против
Российской Федерации" (Nurmagomedov v. Russia) от 16 сентября 2004 г., жалоба N
30138/02).
107. Европейский суд считал нехватку пространства основной для анализа дела. Тот
факт, что заявитель был вынужден жить, спать и ходить в туалет в одной и той же камере,
в которой на него приходилось так мало личного пространства, был достаточным для
того, чтобы причинить душевные страдания и переживания, превышающие неизбежный
уровень страданий, причиняемых помещением под стражу, и вызвать у него чувства
беспокойства и неполноценности, способные унизить и оскорбить его (см. упоминавшееся
выше Постановление Европейского суда по делу "Пирс против Греции" и упоминавшееся
выше Постановление Европейского суда по делу "Калашников против Российской
Федерации", loc. cit.; см. также 11-ый Общий доклад ЕКПП, § 29). Эти чувства были
усилены чрезмерной продолжительностью содержания его под стражей.
108. Кроме того, хотя по настоящему делу Европейский суд не мог установить "вне
разумных оснований для сомнения", что вентиляция, отопление, освещение или
санитарно-гигиенические условия в учреждении были неприемлемыми с точки зрения
статьи 3, Европейский суд с озабоченностью отметил, что унитаз не имел системы смыва,
что до декабря 2002 г. окна в камерах были закрыты металлическими ставнями,
препятствовавшими доступу свежего воздуха и естественного света (см. 11-ый Общий
доклад, § 30), а также что заявителю позволялось общаться со своими близкими
родственниками на языке, которым они не владели, что затрудняло контакты с семьей.
Власти Российской Федерации не указали, что такие ограничения были основаны на
измеримых интересах безопасности (см. 2-ой Общий доклад, § 51). Все это в
совокупности с нехваткой личного пространства доказывало, что условия содержания
заявителя под стражей нарушали статью 3 Конвенции.
109. Поэтому Европейский суд признал, что имело место нарушение статьи 3
Конвенции в отношении условий содержания заявителя под стражей в учреждении ОД1/Т-2.
B. Условия перевозки заявителя в здание суда и обратно
1. Доводы сторон
110. Власти Российской Федерации утверждали, что условия перевозки заявителя
соответствовали национальным стандартам, а также что конвоиры не совершали какихлибо нарушений национального законодательства.
111. Заявитель настаивал, что условия конвоирования из места содержания под
стражей во Владимирский областной суд являлись бесчеловечными и унижающими
достоинство. "Сборные отделения" и автомобиль для перевозки заключенных были
переполнены, в них не был обеспечен доступ естественного света и свежего воздуха.
Заявителю не давали пищи или воды, и результатом указанных условий стало его
моральное и физическое истощение. По его мнению, такие условия были несовместимы с
положениями пункта 45 (2) Минимальных стандартных правил обращения с
заключенными.
2. Мнение Европейского суда
112. Европейский суд напомнил, что жалобы на жестокое обращение должны быть
основаны на соответствующих доказательствах. При оценке доказательств Европейский
суд, как правило, применяет стандарт доказывания "вне всякого сомнения". Тем не менее
такое доказывание должно опираться на существование достаточно веских, ясных и
согласованных выводов или неопровержимых презумпций фактов (см. Постановление
Большой палаты Европейского суда по делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey),
жалоба N 21986/93, § 100, ECHR 2000-VII).
113. Европейский суд отметил, что только заявитель представил свое описание
условий перевозки из пенитенциарного учреждения во Владимирский областной суд. Его
рассказ подтверждался письменными показаниями четырех его бывших сокамерников.
Европейский суд напомнил, что производство по жалобам на нарушения Конвенции, как,
например, по настоящей жалобе, не во всех случаях характеризуется неуклонным
применением принципа affirmanti incumbit probatio (доказывание возлагается на
утверждающего), так как в некоторых случаях только государство-ответчик имеет доступ
к
информации,
подтверждающей
или
опровергающей
факты
нарушений.
Непредоставление государством-ответчиком такой информации без убедительного
объяснения причин такого поведения может привести к выводу об обоснованности
показаний заявителя (см. Постановление Европейского суда по делу "Ахмет Езкан и
другие против Турции" (Ahmet {Ozkan} and others v. Turkey) от 6 апреля 2004 г., жалоба N
21689/93, § 426).
114. Действительно, в настоящем деле заявитель не имел возможности провести
точные измерения отделений автомобиля или получить справки, показывающие уровень
их заполненности. Тем не менее власти Российской Федерации могли без труда
предоставить детали в поддержку своей позиции, но не сделали этого и не обосновали
причины, по которым они скрывали эту информацию. Вместо этого они ограничились
утверждением о том, что условия перевозки соответствовали установленным стандартам и
что время перевозки было в два раза меньше, чем утверждал заявитель. Не было
представлено ни одной копии стандартов или положений об автомобилях для перевозки
заключенных. При данных обстоятельствах Европейский суд был вынужден рассмотреть
данную жалобу по существу на основании показаний заявителя.
115. Заявитель утверждал, что в дни судебных заседаний его перевозили в здание
суда в тюремном фургоне, в котором он делил "одиночную" камеру площадью 1 кв. м с
другим заключенным. Его не кормили целый день, он пропускал ежедневную прогулку, а
иногда и банный день.
116. Европейский суд раньше не изучал вопрос соответствия условий перевозки как
таковых требованиям статьи 3 Конвенции (тем не менее что касается перевозки
заключенных в наручниках и/или с повязкой на глазах, см. Постановление Большой
палаты Европейского суда по делу "Оджалан против Турции" ({Ocalan} v. Turkey), жалоба
N 46221/99, § 182 - 184, ECHR 2005; Постановление Европейского суда по делу "Ранинен
против Финляндии" (Raninen v. Finland) от 16 декабря 1997 г., Reports 1997-VIII, § 56 - 59).
Поэтому Европейский суд обратился к выводам ЕКПП.
117. Что касается перевозки заключенных, ЕКПП счел одиночные отделения
площадью 0,4; 0,5 и даже 0,8 кв. м непригодными для перевозки человека, независимо от
продолжительности поездки (см. CPT/Inf (2004) 36 [Азербайджан], § 152; CPT/Inf (2004)
12 [Люксембург], § 19; CPT/Inf (2002) 23 [Украина], § 129; CPT/Inf (2001) 22 [Литва], §
118; CPT/Inf (98) 13 [Польша], § 68). В настоящем деле одиночные камеры (площадью 1
кв. м) в тюремном фургоне соответствовали стандартам ЕКПП, если предполагать, что
проектная вместимость не была превышена и что она достаточно освещена,
проветривается,
отапливается
и
оборудована
сиденьем
и
специальными
приспособлениями, помогающими заключенным сохранять равновесие во время
движения (см. CPT/Inf (2002) 36 [Словения], § 95).
118. Однако заявителю приходилось делить одиночный бокс с другим заключенным,
с которым ему приходилось по очереди сидеть друг у друга на коленях. Вышеуказанные
выводы ЕКПП предполагают, что ЕКПП счел бы такое положение неприемлемым.
Европейский суд также считал, что перевозка двух заключенных в камере площадью 1 кв.
метр, в которой было всего одно место, была неприемлемой. Власти Российской
Федерации утверждали, что вся дорога занимала всего 13 минут, но, по словам заявителя,
автомобиль заезжал по пути в другие учреждения. Так как заключенные оставались все
это время внутри автомобиля, было бы более правильно основывать оценку на
утверждении заявителя о том, что поездка продолжалась в среднем один час. В любом
случае Европейский суд счел подобные условия перевозки недопустимыми независимо от
ее продолжительности.
119. Европейский суд заметил, что заявителю приходилось терпеть эту тесноту два
раза в день, по дороге в здание суда и обратно, и что его перевозили в этом фургоне не
меньше 200 раз за четыре года содержания под стражей. В дни судебных заседаний его не
кормили, он пропускал прогулки на свежем воздухе. Также Европейский суд в своей
оценке обратил внимание на тот факт, что заявитель продолжал подвергаться такому
обращению во время рассмотрения его дела в суде и рассмотрения ходатайств о
продлении срока содержания его под стражей, то есть когда ему нужны были полная
концентрация и бдительность.
120. Европейский суд признал, что обращение, которому заявитель подвергался во
время перевозки его во Владимирский областной суд и обратно, превышало минимальный
уровень суровости, и, следовательно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции.
II. Предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции
121. Ссылаясь на подпункт "c" пункта 1 статьи 5 Конвенции, заявитель жаловался,
что содержание его под стражей в порядке предварительного заключения было
незаконным. Статья 5 в части, применимой к настоящему делу, гласит:
"I. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может
быть лишен свободы иначе, как в следующих случаях и в порядке, установленном
законом:
...
c) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем,
чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в
совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания
полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать
ему скрыться после его совершения".
1. Доводы сторон
122. Заявитель утверждал, что 8 августа 2001 г. Верховный суд Российской
Федерации отменил Постановление о продлении срока содержания под стражей от 28
апреля 2001 г. как незаконное и вернул жалобу на новое рассмотрение, и, следовательно,
содержание его под стражей после 28 апреля 2001 г. не было "законным" по смыслу
пункта 1 статьи 5 Конвенции. После передачи дела в суд 4 сентября 2001 г. заявитель
представил ходатайство об освобождении из-под стражи. Однако у Владимирского
областного суда на проведение заседания и рассмотрение ходатайства ушло более
четырех месяцев, вместо 14 дней, установленных в УПК РСФСР. Постановление от 9
января 2002 г. было необоснованным по своей сути: заявитель был оставлен под стражей
исключительно на основании тяжести предъявленного ему обвинения. Заявитель также
утверждал, что ни Постановление Владимирского областного суда от 13 марта 2002 г., ни
Определение Судебной коллеги по уголовным делам Верховного суда Российской
Федерации от 12 сентября 2002 г. не содержали указания на доводы в пользу либо против
содержания заявителя под стражей. Заявитель указал, что 12 сентября 2002 г. заседание
Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда Российской Федерации длилось
только 30 минут. Заявитель жаловался, что 18 ноября 2002 г. Владимирский областной суд
продлил срок содержания его под стражей задним числом, чтобы включить
предшествовавшие два месяца и 15 дней, и что таким же образом срок содержания его под
стражей был продлен и 4 декабря 2002 г.
123. Власти Российской Федерации утверждали, что общий срок содержания
заявителя под стражей соответствовал национальным процессуальным нормам и не
являлся произвольным. 28 апреля 2001 г. Владимирский областной суд продлил срок
содержания заявителя под стражей до 4 сентября 2001 г. в связи с тем, что заявителю
требовалось время для ознакомления с материалами дела. 8 августа 2001 г. Верховный суд
Российской Федерации отменил это решение по процессуальным основаниям и
постановил, что заявитель должен был оставаться под стражей. С 4 сентября 2001 г. по 9
января 2002 г. дело заявителя рассматривалось во Владимирском областном суде. С 13
марта по 7 октября 2002 г. уголовное дело в отношении заявителя находилось на
рассмотрении в Верховном суде Российской Федерации. По мнению властей Российской
Федерации, уголовно-процессуальное законодательство не требовало дальнейшего
продления срока содержания заявителя под стражей в указанный период. 12 сентября 2002
г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда Российской Федерации
направила дело заявителя на новое рассмотрение во Владимирский областной суд, куда
оно поступило 7 октября 2002 г. На тот момент уже вступил в силу УПК Российской
Федерации. Рассмотрение указанного уголовного дела было назначено на 18 ноября 2002
г. В указанный день срок содержания заявителя под стражей был продлен до 3 декабря
2002 г.
2. Мнение Европейского суда
a) Общие принципы
124. Европейский суд напомнил, что выражения "законный" и "в порядке,
установленном законом", содержащиеся в пункте 1 статьи 5, отсылают к национальному
законодательству и устанавливают обязательство соблюдать его материальные и
процессуальные нормы.
Однако "законность" содержания под стражей в соответствии с национальным
законодательством не всегда является решающей. Европейский суд должен также
установить, что содержание под стражей в рассматриваемый период соответствовало цели
пункта 1 статьи 5 Конвенции, заключающейся в предупреждении произвольного лишения
свободы частных лиц.
125. Кроме того, Европейский суд должен выяснить, соответствует ли само
национальное законодательство положениям Конвенции, в том числе прямо или косвенно
выраженным в ней общим принципам. По этому поводу Европейский суд подчеркнул,
что, если речь идет о лишении свободы, особенно важно, чтобы был соблюден общий
принцип правовой определенности. Поэтому очень важно, чтобы условия лишения
свободы, содержащиеся в национальном законодательстве, были ясно определены, а
также чтобы можно было предвидеть применение самого законодательства, то есть чтобы
национальное законодательство отвечало стандарту "законности", установленному
Конвенцией, стандарту, который требует, чтобы законодательство было достаточно
точным, чтобы позволить частному лицу - если будет необходимо, после
соответствующих рекомендаций - предвидеть в разумных пределах последствия, к
которым может привести конкретное деяние (см. Постановление Европейского суда по
делу "Йечюс против Литвы" (Jecius v. Lithuania), жалоба N 34578/97, § 56, ECHR 2000-IX;
Постановление Европейского суда по делу "Барановский против Польши" (Baranowski v.
Poland), жалоба N 28358/95, § 50 - 52, ECHR 2000-III).
b) Компетенция Европейского суда в отношении настоящей жалобы
126. В Решении по вопросу о приемлемости настоящей жалобы, принятом 22
февраля 2005 г., Европейский суд признал приемлемой часть жалобы заявителя,
касающейся законности содержания под стражей в порядке предварительного заключения
после 4 мая 2001 г. Последний период содержания под стражей, обжалованный
заявителем, закончился 4 декабря 2002 г.
Соответственно, Европейский суд рассмотрит законность содержания заявителя под
стражей в период с 4 мая 2001 г. по 4 декабря 2002 г.
c) Содержание под стражей в период с 4 мая по 8 августа 2001 г.
127. Европейский суд заметил, что 28 апреля 2001 г. Владимирский областной суд по
ходатайству прокурора продлил срок содержания заявителя под стражей до 4 сентября
2001 г. 8 августа Верховный суд Российской Федерации отменил данное Решение ввиду
существенных нарушений уголовно-процессуального законодательства и вернул на новое
рассмотрение вопрос о содержании под стражей. 15 августа 2002 г. областной суд
пересмотрел ходатайство и вынес Постановление о содержании заявителя под стражей с 4
мая по 4 сентября 2001 г.
128. Необходимо рассмотреть вопрос о том, было ли "законным" содержание под
стражей в данный период, а также соответствовало ли оно "порядку, установленному
законом". Европейский суд напомнил, что период содержания под стражей является в
принципе законным, если лицо содержится под стражей на основании постановления
суда. Последующий вывод о том, что суд неправильно применил национальное
законодательство при вынесении постановления, не обязательно ретроспективно
затрагивает правомерность соответствующего периода содержания под стражей. По этой
причине конвенционные органы периодически отказывались поддержать жалобы лиц,
осужденных за совершение преступлений, жаловавшихся на то, что апелляционные суды
признали их приговоры или наказания основанными на фактических или правовых
ошибках (см. Постановление Европейского суда по делу "Бенхэм против Соединенного
Королевства" (Benham v. United Kingdom) от 10 июня 1996 г., Reports 1996-III, § 42).
129. В настоящем деле Европейский суд должен рассмотреть, являлось ли
Постановление от 28 апреля 2001 г. законным основанием для содержания заявителя под
стражей вплоть до его отмены 8 августа 2001 г. Просто тот факт, что Постановление было
отменено в кассационном порядке, сам по себе не затрагивал законность содержания под
стражей в предшествующий период. Для оценки соблюдения пункта 1 статьи 5 Конвенции
необходимо различать ex facie недействительные постановления о продлении срока
содержания под стражей (например, вынесенные судом в превышение своих полномочий
или когда заинтересованная сторона не была должным образом уведомлена о судебном
заседании) и постановления, являвшиеся prima facie действительными и имеющими силу,
если только и пока они не были отменены вышестоящим судом (см. упоминавшееся выше
Постановление Европейского суда по делу "Бенхэм против Соединенного Королевства", §
43 и 46; Постановление Европейского суда по делу "Ллойд и другие против Соединенного
Королевства" (Lloyd and others v. United Kingdom) от 1 марта 2005 г., жалобы N 29798/96
et seq., § 108, 113 и 116, см. для сравнения также § 83).
130. Никто не утверждал, что 28 апреля 2001 г. Владимирский областной суд
превысил свои полномочия. Действительно, в соответствии с национальным
законодательством суд имел право рассматривать ходатайство прокурора о продлении
срока содержания заявителя под стражей и продлить срок в пределах шести месяцев до
окончания изучения заявителем материалов дела и направления дела в суд (см. выше §
84).
131. Кроме того, Европейский суд установил, что содержание заявителя под стражей
на основании Постановления от 28 апреля 2001 г. нельзя признать произвольным, так как
суд указал основания для продления срока содержания под стражей. Достаточность и
относимость этих оснований будут рассмотрены ниже в разделе, посвященном
нарушению пункта 3 статьи 5 Конвенции.
132. Поэтому Европейский суд не установил, что, вынося Постановление о
продлении срока содержания под стражей от 28 апреля 2001 г., Владимирский областной
суд действовал недобросовестно или по небрежности неправильно применил
соответствующее законодательство. Тот факт, что суд кассационной инстанции
обнаружил некоторые процессуальные недостатки, сам по себе не означает, что
содержание под стражей было незаконным (см. Решение Европейского суда по делу
"Гайдьюргис против Литвы" (Gaidjurgis v. Lithuania) от 16 января 2001 г., жалоба N
49098/99; упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Бенхэм
против Соединенного Королевства", § 47; Постановление Европейского суда по делу
"Боцано против Франции" (Bozano v. France) от 18 декабря 1986 г., Series A, N 111, § 59).
133. При данных обстоятельствах Европейский суд счел, что пункт 1 статьи 5
Конвенции не был нарушен вследствие содержания заявителя под стражей в период с 4
мая по 8 августа 2001 г.
d) Содержание под стражей в период с 8 августа по 4 сентября 2001 г.
134. Европейский суд отметил, что 8 августа 2001 г. Верховный суд, отменив
решение областного суда, постановил, что мера пресечения, примененная к заявителю,
"должна остаться без изменений". Власти Российской Федерации утверждали, что
решение Верховного суда являлось "законным" основанием для содержания заявителя под
стражей после 8 августа 2001 г.
135. Европейский суд отметил, что по нескольким делам против Литвы он признавал,
что судебное решение об оставлении меры пресечения "без изменений" как таковое не
нарушало пункт 1 статьи 5, так как суд "действовал в пределах своих полномочий... и
имел право выносить соответствующее постановление" (см. упоминавшееся выше
Постановление Европейского суда по делу "Йечюс против Литвы", § 69; Решение
Европейского суда по делу "Сташайтис против Литвы" ({Stasaitis} v. Lithuania) от 28
ноября 2000 г., жалоба N 47679/99; Решение Европейского суда по делу "Каралявичюс
против Литвы" ({Karalevicius} v. Lithuania) от 6 июня 2002 г., жалоба N 53254/99). В деле
"Сташайтис против Литвы" Европейский суд отметил, тем не менее, что "отсутствие
указания на основания принятия судебными органами решений о продлении срока
содержания под стражей может не соответствовать принципу защиты от произвола,
закрепленному в пункте 1 статьи 5" (см. Постановление Европейского суда по делу
"Сташайтис против Литвы" ({Stasaitis} v. Lithuania) от 21 марта 2002 г., жалоба N
47679/99, § 67).
136. Европейский суд отметил, что Верховный суд Российской Федерации не указал
основания принятия решения об оставлении заявителя под стражей. Кроме того,
Верховный суд не установил сроки содержания под стражей или пересмотра вопроса о
содержании под стражей областным судом. Это привело к тому, что областной суд вынес
новое Постановление только через год, 15 августа 2002 г., и Верховный суд Российской
Федерации подтвердил это решение в последней инстанции в январе 2003 г. Если оставить
в стороне параллельное движение дела заявителя (см. ниже), обнаруживается, что более
одного года заявитель оставался в состоянии неопределенности относительно оснований
содержания его под стражей после 8 августа 2001 г. Неуказание Верховным судом
Российской Федерации оснований принятия своего решения тем более заслуживает
сожаления потому, что заявитель к тому моменту провел два года и шесть месяцев под
стражей без обоснованного судебного решения, в котором были бы подробно изложены
основания содержания его под стражей.
137. При данных обстоятельствах Европейский суд счел, что Решение Верховного
суда Российской Федерации от 8 августа 2001 г. не соответствовало требованиям ясности,
предсказуемости и защиты от произвола, которые в совокупности являются важнейшими
элементами "законности" содержания под стражей по смыслу пункта 1 статьи 5
Конвенции.
138. Оставалось установить, могло ли Постановление Владимирского областного
суда от 15 августа 2002 г., оставленное без изменения судом кассационной инстанции 23
января 2003 г., являться "законным" основанием содержанием заявителя под стражей в
период с 8 августа по 4 сентября 2001 г.
139. Как было отмечено выше, Постановление от 15 августа 2002 г. было вынесено
более чем через год после истечения срока содержания под стражей, который оно
легализировало. Власти Российской Федерации не указали каких-либо правовых норм,
допускавших вынесение решения о продлении срока содержания под стражей задним
числом. Напротив, общие положения habeas corpus требовали от начальника
пенитенциарного учреждения освободить заключенного, как только истек установленный
в соответствии с законом срок содержания его под стражей, если нет постановления о
продлении этого срока (статья 11 УПК РСФСР).
140. Такого же мнения придерживался и Конституционный суд Российской
Федерации, признавший, что российское законодательство не содержало "положений,
позволявших суду принимать решение о продлении срока содержания подсудимого под
стражей после истечения установленного срока, так как в этом случае подсудимый
некоторое время содержится под стражей без соответствующего судебного решения (см.
выше § 56).
141. Следовательно, содержание заявителя под стражей в той части, в которой оно
было основано на судебном решении, принятом в отношении истекшего периода, не
являлось "законным" по национальному законодательству.
142. Кроме того, Европейский суд счел, что любая ex post facto легализация
содержания под стражей не соответствует "праву на личную безопасность", так как в ней
неизбежно присутствует элемент произвола. Позволить заключенному содержаться под
стражей без судебного решения, в котором приведены конкретные основания, и не
установив конкретный срок содержания под стражей, означает нарушить статью 5
Конвенции, которая признает заключение под стражу исключительным отступлением от
права на свободу, допустимым в строго определенных и исчерпывающе перечисленных
случаях.
143. Поэтому Европейский суд счел, что имело место нарушение пункта 1 статьи 5
Конвенции вследствие содержания заявителя под стражей в период с 8 августа по 4
сентября 2001 г.
e) Содержание под стражей в период с 4 сентября 2001 г. по 9 января 2002 г.
144. Далее Европейский суд отметил, и стороны это не оспаривали, что между днем
истечения установленного срока содержания под стражей, 4 сентября 2001 г., и днем
вынесением Владимирским областным судом Решения по ходатайству об освобождении,
9 января 2002 г., не действовало ни одного постановления (вынесенного прокурором или
судьей), санкционировавшего содержание заявителя под стражей. Стороны также
согласись в том, что в этот период заявитель содержался под стражей на основании того,
что уголовное дело против него было передано для рассмотрения в компетентный суд.
145. Власти Российской Федерации утверждали, что содержание заявителя под
стражей было законным, так как оно соответствовало материальным и процессуальным
нормам уголовно-процессуального законодательства. Областной суд не был обязан
продлить срок содержания заявителя под стражей или иным образом утверждать его.
146. Европейский суд уже неоднократно рассматривал и находил нарушение пункта
1 статьи 5 Конвенции в делах, касающихся практики содержания подсудимых под
стражей единственно на том основании, что обвинительное заключение было передано в
компетентный суд для рассмотрения дела (см. упоминавшееся выше Постановление
Европейского суда по делу "Барановский против Польши", § 53 - 58; упоминавшееся
выше Постановление Европейского суда по делу "Йечюс против Литвы", § 60 - 64).
Европейский суд установил, что практика содержания подсудимых под стражей без
конкретных правовых оснований или ясных правовых норм, регулирующих их
положение, в результате чего они могут быть неограниченное время лишены свободы без
судебной санкции, не соответствует принципам правовой определенности и защиты от
произвола, которые красной нитью проходят через Конвенцию и принцип верховенства
права (там же).
147. Европейский суд не увидел причин для другого вывода в настоящем деле. По
общему признанию, в отличие от польского законодательства, в котором в
соответствующее время не были закреплены сроки содержания под стражей после
направления обвинительного заключения в суд (см. упоминавшееся выше Постановление
Европейского суда по делу "Барановский против Польши", § 31 - 35, особенно последний
пункт Резолюции Верховного суда Польши от 6 февраля 1997 г.), в российском уголовнопроцессуальном законодательстве такой срок установлен. В течение 14 дней после
получения материалов дела судья должен определить, готово ли дело для судебного
рассмотрения, и, если готово, то он назначает судебное заседание и принимает решение об
освобождении подсудимого из-под стражи или продлении срока содержания его под
стражей (см. выше § 91 и 94). Таким образом, срок содержания под стражей без
постановления суда ограничен 14 днями, по крайней мере, теоретически.
148. Однако Европейский суд не считал, что установление в российском
законодательстве срока действительно отличает настоящее дело от дел "Барановский
против Польши" и "Йечюс против Литвы".
149. Во-первых, чтобы содержание под стражей отвечало стандарту "законности",
оно должно иметь правовое основание в национальном законодательстве (см. выше § 124).
Власти Российской Федерации, тем не менее, не указали ни одной правовой нормы,
позволявшей оставлять обвиняемого под стражей после истечения установленного срока
содержания под стражей. Европейский суд отметил, что в соответствии с Конституцией
Российской Федерации и уголовно-процессуальным законодательством правом избрания
в качестве меры пресечения заключения под стражу или продления срока содержания под
стражей обладали прокуроры и суды (см. выше § 78). Исключений в этом правиле не
допускалось и не предусматривалось, независимо от продолжительности содержания под
стражей. Как было отмечено выше, в рассматриваемый период не действовало ни одного
постановления прокурора или суда, санкционировавшего содержание заявителя под
стражей. Следовательно, заявитель попал в правовой вакуум, не регулируемый
национальным законодательством.
150. Кроме того, в настоящем деле, в котором Владимирский областной суд более
четырех месяцев принимал решение по мере пресечения, на практике не был соблюден
14-дневный срок. Власти Российской Федерации не представили никаких объяснений этой
задержки.
151. Следовательно, в период с 4 сентября 2001 г. по 9 января 2002 г. не действовало
ни одного решения национальных органов или иного "правового" основания для
содержания заявителя под стражей. Сам по себе тот факт, что дело было направлено для
рассмотрения в суд, не являлся "правовым" основанием, по смыслу пункта 1 статьи 5
Конвенции, для содержания заявителя под стражей. Таким образом, имело место
нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции в отношении этого периода.
f) Содержание под стражей в период с 9 января по 13 марта 2002 г.
152. Европейский суд отметил, что 9 января 2002 г. Владимирский областной суд
назначил первое судебное заседание и отклонил ходатайство заявителя об освобождении.
Областной суд оставил под стражей заявителя и остальных подсудимых по делу ввиду
тяжести предъявленных им обвинений.
Принимая это решение, суд действовал в рамках своей компетенции, и ничто не
позволяет предположить, что его решение было незаконным или недействительным по
национальному законодательству. Вопрос о том, были достаточными и относимыми
мотивы вынесения решения, анализируется ниже при рассмотрении вопроса о
соблюдении пункта 3 статьи 5 Конвенции. В Решении по делу "Сташайтис против Литвы"
Европейский суд согласился, что аналогичное решение суда соответствовало требованиям
пункта 1 статьи 5 Конвенции. Ничто в настоящем деле не приводит к иному выводу.
153. Европейский суд признал: пункт 1 статьи 5 Конвенции не был нарушен
вследствие содержания заявителя под стражей в период с 9 января по 13 марта 2002 г.
g) Содержание под стражей в период с 13 марта по 12 сентября 2002 г.
154. Европейский суд отметил, что 13 марта 2002 г. Владимирский областной суд
установил некоторые процессуальные недостатки и вернул дело в прокуратуру для их
исправления. Суд продлил срок содержания заявителя под стражей на неопределенное
время. Заявитель обжаловал это решение, утверждая, в частности, что следователи уже
использовали все время, разрешенное для содержания под стражей "при расследовании
преступлений", и дальнейшее продление срока содержания под стражей было не
допустимо. 12 сентября 2002 г. Верховный суд отменил решение областного суда по
процессуальным основаниям, не рассматривая доводы заявителя, относящиеся к
законности содержания под стражей.
155. Европейский суд заметил, что нормы, регулирующие заключение под стражу в
рассматриваемое время, допускали содержание под стражей "при расследовании
преступлений" в течение 18 месяцев плюс шесть месяцев, если суд сочтет, что
обвиняемым требовалось дополнительное время для ознакомления с материалами дела, а
также еще один месяц, санкционируемый прокурором, если дело было возвращено для
дополнительного расследования (см. выше § 82 - 85).
156. Обращаясь к настоящему делу, Европейский суд отметил, что 18-месячный срок
содержания под стражей "при расследовании преступлений" истек 4 апреля 2001 г. <*>
После этого прокурор продлил срок содержания под стражей до 4 мая 2001 г., а затем суд
использовал свое право дальнейшего продления и продлил его на четыре месяца, до 4
сентября 2001 г. Следовательно, государственные органы исчерпали законные
возможности продления срока содержания под стражей "при расследовании"
преступлений. При данных обстоятельствах, в соответствии с национальным
законодательством дальнейшее продление срока было невозможно.
--------------------------------
<*> Заявитель был заключен под стражу 22 января 1999 г., и к 4 апреля 2001 г. он
провел под стражей уже 2 года, 2 месяца и 13 дней. Тем не менее в срок содержания под
стражей "при расследовании преступлений" не входил период с 21 июня 2000 г. по 28
февраля 2001 г., когда дело технически было "на рассмотрении в суде".
157. Власти Российской Федерации не указали правовых норм, позволявших
содержать заявителя под стражей после истечения вышеуказанных сроков. Европейский
суд отметил, что Решение областного суда от 13 марта 2002 г. было чрезвычайно
лаконично в части, касающейся вопроса о содержании под стражей, и не содержало
ссылок на правовые нормы, допускавшие дальнейшее продление срока содержания
заявителя под стражей. Следовательно, это Решение не предоставляло достаточной
защиты от произвола и не удовлетворяло стандарту "законности", закрепленному в пункте
1 статьи 5 Конвенции.
158. Поэтому Европейский суд признал, что имело место нарушение пункта 1 статьи
5 Конвенции вследствие содержания заявителя под стражей в период с 13 марта по 12
сентября 2002 г.
h) Содержание под стражей в период с 12 сентября по 18 ноября 2002 г.
159. Европейский суд отметил, что 12 сентября 2002 г. Верховный суд Российской
Федерации поручил Владимирскому областному суду продолжить рассмотрение дела и
подтвердил, что подсудимые должны были оставаться под стражей. Следовательно, с
этого момента содержание заявителя под стражей было содержанием под стражей "при
рассмотрении дела в суде".
В этой связи следовало напомнить, что к 13 марта 2002 г., последнему дню
предыдущего периода содержания заявителя под стражей "во время рассмотрения дела в
суде", заявитель уже содержался под стражей "во время рассмотрения дела в суде" в
течение шести месяцев и нескольких дней (начиная с момента направления дела в суд в
сентябре 2001 г.). В то время эта ситуация не была незаконной по национальному праву,
так как шестимесячный срок содержания под стражей "при рассмотрении дела в суде",
установленный в УПК РСФСР, не применялся к подсудимым, которые, подобно
заявителю, обвинялись в совершении особо тяжких преступлений (см. выше § 87).
Однако к моменту вынесения Верховным судом Российской Федерации 12 сентября
2002 г. решения об оставлении заявителя под стражей "во время рассмотрения дела в
суде" уже вступил в силу УПК Российской Федерации. После истечения первоначальных
шести месяцев он требовал от суда вынесения отдельного решения о продлении срока
содержания под стражей "во время рассмотрения дела в суде" (см. выше § 88).
160. Власти Российской Федерации утверждали, что Решение Верховного суда
Российской Федерации охватывало содержание заявителя под стражей до 7 октября 2002
г., когда материалы дела поступили в областной суд, а далее содержание под стражей
было основано на том, что первое судебное заседание было назначено на 18 ноября 2002 г.
Приняв ради довода объяснение властей Российской Федерации, Европейский суд счел,
что в таком случае содержание заявителя под стражей после 7 октября 2002 г. не
соответствовало пункту 1 статьи 5 Конвенции, так как Решение Верховного суда
Российской Федерации от 12 сентября 2002 г. перестало применяться, а других
постановлений о продлении срока содержания под стражей вынесено не было. В связи с
этим Европейский суд сослался на свои выводы, содержащиеся в § 146 - 151 (см. выше),
относительно аналогичного периода содержания под стражей, и отметил, что УПК
Российской Федерации, к сожалению, унаследовал от УПК РСФСР отсутствие ясных
норм, регулирующих положение лица, содержащегося под стражей, после направления
его дела в суд.
161. В любом случае объяснение властей Российской Федерации не удовлетворило
Европейский суд. Европейский суд заметил, что 18 ноября 2002 г. областной суд продлил
срок содержания заявителя под стражей "еще на три месяца, до 3 декабря 2002 г.". Эта
формулировка, в обратном смысле, подразумевает, что областной суд не считал ни
Решение Верховного суда Российской Федерации от 12 сентября 2002 г., ни тот факт, что
он получил материалы дела 7 октября 2002 г., правомерными основаниями для
содержания заявителя под стражей, и что он чувствовал себя обязанным обеспечить
другое основание для содержания заявителя под стражей в течение предшествующих двух
месяцев и трех недель.
162. По мнению Европейского суда, Решение Владимирского областного суда от 18
ноября 2002 г. представляло собой признание того, что для содержания заявителя под
стражей в предшествующий период не было достаточно ясного правового основания.
Поэтому заявителю не была предоставлена достаточная защита от произвола,
обеспечивавшая соблюдение пункта 1 статьи 5 Конвенции. Решение Владимирского
областного суда от 18 ноября 2002 г. не могло исправить отсутствие "правового"
основания в предыдущий период, так как оно не соответствовало ни национальному
законодательству, ни гарантиям, закрепленным в Конвенции, так как было вынесено
задним числом (см. выше § 139 - 142). В любом случае Решение от 18 ноября 2002 г. было
впоследствии отменено Верховным судом Российской Федерации ввиду несоблюдения
областным судом процессуальных требований (см. ниже).
163. Соответственно, Европейский суд признал, что имело место нарушение пункта 1
статьи 5 Конвенции вследствие содержания заявителя под стражей в период с 12 сентября
по 18 ноября 2002 г.
i) Содержание под стражей в период с 18 ноября по 4 декабря 2002 г.
164. Европейский суд отметил, что 18 ноября 2002 г. Владимирский областной суд,
заседая в составе одного судьи, вынес Постановление о продлении срока содержания
заявителя под стражей до 3 декабря 2002 г. Заявитель утверждал, в частности, что
содержание его под стражей с 3 декабря по 4 декабря 2002 г., когда Владимирский
областной суд в очередной раз продлил срок содержания под стражей, не было основано
на каком-либо судебном решении, и поэтому было незаконным.
165. Европейский суд напомнил: чтобы содержание под стражей было "законным"
по смыслу пункта 1 статьи 5 Конвенции, оно должно соответствовать материальным и
процессуальным нормам национального законодательства (см. выше § 124).
Европейский суд отметил, что Постановление Владимирского областного суда от 18
ноября 2002 г. было отменно Верховным судом Российской Федерации 21 мая 2005 г., так
как оно было вынесено судом в неполном составе в нарушение российского уголовнопроцессуального законодательства. Это указывает на то, что суд, заседавший в составе
одного судьи, не был полномочен выносить постановление о продлении срока содержания
заявителя под стражей, а также что Постановление от 18 ноября 2002 г. было
недействительным ab initio (см. выше § 129).
Следовательно, Постановление от 18 ноября 2002 г. не являлось "законным"
основанием для содержания заявителя под стражей после этой даты.
166. В отсутствие других решений, которые могли бы послужить "законным"
основанием для содержания заявителя под стражей в период до 4 декабря 2002 г.,
Европейский суд признал, что имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции
вследствие содержания заявителя под стражей в период с 18 ноября по 4 декабря 2002 г.
3. Выводы
167. Европейский суд признал, что пункт 1 статьи 5 Конвенции не был нарушен в
отношении периодов содержания заявителя под стражей с 4 мая по 8 августа 2001 г. и с 9
января по 13 марта 2002 г.
168. Европейский суд признал, что имело место нарушение пункта 1 статьи 5
Конвенции в отношении периодов содержания заявителя под стражей с 8 августа 2001 г.
по 9 января 2002 г. и с 13 марта по 4 декабря 2002 г.
III. Предполагаемое нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции
169. Ссылаясь на пункт 3 статьи 5 Конвенции, заявитель жаловался, что содержание
его под стражей было чрезмерно долгим. Пункт 3 статьи 5 Конвенции гласит:
"Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом
"c" пункта 1 настоящей статьи... имеет право на судебное разбирательство в течение
разумного срока или на освобождение до суда...".
1. Доводы сторон
170. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель должен был
оставаться под стражей, так как он был иностранным гражданином, обвиненным в
совершении особо тяжкого преступления. У него не было постоянного места жительства в
Российской Федерации, поэтому он мог скрыться от правосудия в случае освобождения.
171. Заявитель отметил, что постановления о продлении срока содержания его под
стражей повторяли друг друга и чаще всего не содержали конкретных оснований, ввиду
которых было необходимо держать его под стражей.
2. Мнение Европейского суда
a) Принципы, установленные в прецедентном праве Европейского суда
172. В соответствии с прецедентным правом Европейского суда вопрос о том, был ли
срок содержания под стражей разумным, не может оцениваться in abstracto. Вопрос о
разумности содержания обвиняемого под стражей должен оцениваться в каждом случае в
соответствии с конкретными чертами отдельного дела. Длительное содержание под
стражей может быть оправдано, только если имеются конкретные указания на реальную
необходимость защиты общественных интересов, которые, несмотря на презумпцию
невиновности, перевешивают принцип уважения индивидуальной свободы.
В первую очередь на национальные судебные органы возлагается обязанность
обеспечивать, чтобы срок содержания под стражей обвиняемого не превышал разумные
пределы. Для этого они должны изучить все факты, свидетельствующие за или против
реальной необходимости защиты общественных интересов, оправдывающей, с учетом
принципа презумпции невиновности, отступление от принципа уважения индивидуальной
свободы, и изложить их в своих решениях об отклонении ходатайств об освобождении.
Европейский суд призван решать вопрос о том, имело ли место нарушение пункта 3
статьи 5 Конвенции или нет, главным образом, на основе мотивов, приведенных в этих
решениях и достоверных фактов, упомянутых заявителем в его жалобах (см.
упоминавшееся выше Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Лабита
против Италии", § 152).
173. Доводы в пользу или против освобождения не должны быть "общими и
абстрактными" (см. Постановление Европейского суда по делу "Смирновы против
Российской Федерации" (Smirnova v. Russia), жалобы N 46133/99 и 48183/99, § 63, ECHR
2003-IX). Если законодательством предусмотрена какая-либо презумпция в отношении
факторов, относящихся к основаниям продления срока содержания под стражей,
существование конкретных фактов, перевешивающих принцип уважения индивидуальной
свободы, должно быть убедительно продемонстрировано (см. Постановление
Европейского суда по делу "Илийков против Болгарии" (Ilijkov v. Bulgaria) от 26 июля
2001 г., жалоба N 33977/96, § 84 in fine).
174. Наличие разумного подозрения в отношении задержанного лица в совершении
им преступления является условием sine qua non законности продления срока содержания
под стражей, но по истечении определенного времени оно больше не является
достаточным. В таких случаях Европейский суд должен установить, продолжали ли
другие основания, приведенные судебными органами, оправдывать лишение лица
свободы. Если такие основания были "относимыми" и "достаточными", Европейский суд
должен выяснить, проявили ли компетентные национальные органы "особое усердие" при
рассмотрении этого вопроса (см. упоминавшееся выше Постановление Большой палаты
Европейского суда по делу "Лабита против Италии", § 153).
b) Применение указанных принципов к настоящему делу
175. Заявитель содержался под стражей с 22 января 1999 г., когда его поместили под
стражу, до 28 мая 2004 г., когда он был освобожден. Общая продолжительность
содержания под стражей составляла, таким образом, пять лет, четыре месяца и шесть
дней. Однако Европейский суд не потерял из виду тот факт, что в периоды с 8 августа
2001 г. по 9 января 2002 г. и с 13 марта 2002 г. по 4 декабря 2002 г. содержание заявителя
под стражей не соответствовало пункту 1 статьи 5 Конвенции.
176. Европейский суд согласился, что изначально содержание заявителя под стражей
было оправдано разумным подозрением, что он был причастен к обороту наркотических
веществ. Как было отмечено в Решении Ленинского районного суда г. Владимира от 28
декабря 1999 г., на данной стадии процесса необходимость обеспечить проведение
расследования и не позволить заявителю скрыться (учитывая его иностранное
гражданство и постоянное место жительство за пределами Российской Федерации)
оправдывала содержание его под стражей.
177. Однако с течением времени эти основания неизбежно становились все менее и
менее существенными. Соответственно, национальные органы были обязаны более
подробно проанализировать именно ситуацию, в которой находится заявитель, и указать
более конкретные причины оставления его под стражей.
Власти Российской Федерации утверждали, что суды оценили вероятность, что
заявитель скроется от правосудия, на основе его иностранного гражданства и отсутствия
постоянного места жительства в Российской Федерации. Однако, вопреки утверждению
властей Российской Федерации, после направления дела заявителя в суд в первый раз, в
июне 2000 г., эти конкретные причины не были упомянуты ни в одном из постановлений о
продлении срока содержания под стражей.
178. Далее Европейский суд отметил, что национальные органы ни разу не
рассматривали вопрос о том, не превысил ли срок содержания заявителя по стражей
"разумные пределы". Необходимость в таком анализе должна была стать особенно
заметной после того, как заявитель провел под стражей более двух лет, и истекли все
дозволенные национальным законодательством сроки содержания под стражей (см. выше
§ 156 et seq).
179. С момента начала судебного разбирательства Владимирский областной суд
продлевал срок содержания заявителя под стражей семь раз. Первые три постановления о
продлении срока содержания под стражей были впоследствии отменены Верховным
судом Российской Федерации на том основании, что они были вынесены неполным
составом суда. Во всех постановлениях в качестве главного основания для продления
срока содержания под стражей приводилась тяжесть предъявленных заявителю
обвинений. В двух последних постановлениях упоминались также "достаточные
основания полагать, что подсудимый скроется от правосудия".
Кроме того, в пяти постановлениях (вынесенных в период с 18 ноября 2002 г. по 28
августа 2003 г.) упоминалась необходимость "обеспечивать... исполнение приговора".
Европейский суд отметил, что это основание для содержания под стражей предусмотрено
только в подпункте "a" пункта 1 статьи 5 Конвенции, который регулирует содержание под
стражей лица, "осужденного компетентным судом". Однако в настоящем деле заявитель
не был осужден, и ссылка национальных судов на это основание являлась предрешением
дела по существу, представлением осуждения в качестве единственно возможного исхода
рассмотрения дела.
180. Европейский суд согласился, что тяжесть предъявленных обвинений важна для
оценки опасности, что обвиняемый скроется от правосудия. Учитывая тяжесть
предъявленного заявителю обвинения, государственные органы могли разумно
предположить, что такая опасность была установлена. Однако Европейский суд
неоднократно признавал, что тяжесть предъявленных обвинений сама по себе не может
служить оправданием длинных периодов содержания под стражей (см. Постановление
Европейского суда по делу "Панченко против Российской Федерации" (Panchenko v.
Russia) от 8 февраля 2005 г., жалоба N 45100/98, § 102, Постановление Европейского суда
по делу "Горал против Польши" (Goral v. Poland) от 30 октября 2003 г., жалоба N
38654/97, § 68; упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Илийков
против Болгарии", § 81).
Это тем более относится к делам вроде настоящего, в которых квалификация фактов
(и, соответственно, наказания, которое грозило заявителю) осуществлялась прокуратурой,
а суд не рассмотрел вопрос о том, подтверждали ли полученные доказательства разумное
подозрение, что заявитель якобы совершил преступление. Действительно, Европейский
суд заметил, что заявитель был освобожден из-под стражи только после того, как
прокуратура переквалифицировала его действия. Кроме того, менее чем через месяц после
освобождения заявителя прокуратура решила отвести большую часть обвинений против
него, и суд оправдал заявителя в отношении оставшихся обвинений.
181. По поводу опасности, что заявитель скрылся бы от правосудия, Европейский
суд напомнил, что такая опасность не может быть оценена на основании одной лишь
тяжести предъявленных обвинений. Она должна оцениваться с учетом ряда других
важных факторов, которые могут как подтвердить наличие такой опасности, так и
представить ее настолько незначительной, что она не могла бы оправдать содержание под
стражей во время рассмотрения дела в суде (см. упоминавшееся выше Постановление
Европейского суда по делу "Панченко против Российской Федерации", § 106;
Постановление Европейского суда по делу "Летеллье против Франции" (Letellier v. France)
от 26 июня 1991 г., Series A, N 207, § 43). В настоящем деле в решениях национальных
органов не указывались причины, по которым они, несмотря на доводы, представленные
заявителем в поддержку его ходатайств об освобождении, считали решающим то, что он
мог скрыться от правосудия. Решения национальных органов просто намекали на
существование "достаточных оснований полагать, что обвиняемые скроются", не указывая
на действительные основания их вынесения. Европейский суд признал неустановленным
существование такой опасности.
182. Наконец, Европейский суд заметил, что в течение всего периода содержания
заявителя под стражей государственные органы не рассмотрели возможность обеспечения
его присутствия на судебных заседаниях путем избрания другой меры пресечения
(например, залога или подписки о невыезде), которые прямо предусмотрены российским
законодательством для обеспечения нормального рассмотрения уголовных дел (см. выше
§ 77).
183. В данном контексте Европейский суд хотел бы подчеркнуть, что в соответствии
с пунктом 3 статьи 5 Конвенции государственные органы обязаны рассмотреть
альтернативные меры обеспечения явки подсудимого в суд при вынесении решения о том,
должен ли подсудимый быть освобожден или заключен под стражу. Действительно,
данное положение не только провозглашает право на "судебное разбирательство в
разумный срок или освобождение до суда", но и устанавливает, что "освобождение может
быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд" (см. Постановление
Европейского суда по делу "Сулаойя против Эстонии" (Sulaoja v. Estonia) от 15 февраля
2005 г., жалоба N 55939/00, § 64 in fine; Постановление Европейского суда по делу
"Яблоньский против Польши" (Jablonski v. Poland) от 21 декабря 2000 г., жалоба N
33492/96, § 83).
184. Учитывая, что рассмотрение дела заявителя в суде долго не могло начаться из-за
событий, не связанных с его поведением (см. ниже параграф 188), государственные
органы должны были либо рассмотреть возможность применения таких альтернативных
мер, либо как минимум объяснить в своих решениях, почему эти альтернативные
варианты не могли обеспечить нормальное движение дела. Этот недостаток тем более
необъясним, что УПК Российской Федерации прямо требует от судов отдавать
предпочтение менее ограничивающим мерам пресечения как альтернативе заключению
под стражу (см. выше § 80).
185. В целом Европейский суд признал, что решения национальных судов не были
основаны на анализе всех имевшихся фактов. Они не приняли во внимание такие доводы в
пользу освобождения заявителя, как ухудшение состояния здоровья и семейные связи в
области. Предметом озабоченности Европейского суда было также то, что власти
Российской Федерации настойчиво использовали стереотипную формулировку для
обоснования решений о продлении срока содержания под стражей: Владимирский
областной суд воспроизвел один и тот же текст объемом в один абзац дословно в пяти
постановлениях, вынесенных в период с 18 ноября 2002 г. по 28 августа 2003 г., и
незначительно измененную версию в двух следующих постановлениях.
186. Кроме того, в настоящем деле Европейский суд обратил внимание на
установившуюся практику вынесения коллективных постановлений о продлении срока
содержания под стражей в отношении нескольких обвиняемых одновременно, при этом
игнорировались личные обстоятельства отдельных заключенных. По мнению
Европейского суда, эта практика сама по себе не соответствует гарантиям, закрепленным
в пункте 3 статьи 5 Конвенции, постольку поскольку она предполагала продление срока
содержания под стражей группы лиц (в том числе заявителя) без оценки оснований или
соблюдения требования "разумного срока" в отношении каждого члена группы
индивидуально.
187. Учитывая все вышесказанное, Европейский суд счел, что не рассмотрев
конкретные факты или возможность применения альтернативных "мер пресечения" и
опираясь главным образом на тяжесть предъявленных обвинений, государственные
органы продлевали срок содержания заявителя под стражей на основаниях, которые не
могли считаться "относимыми и достаточными".
188. Этот вывод, как правило, освобождает Европейский суд от обязанности
устанавливать, проявили ли национальные органы "особое усердие" в осуществлении
процесса. Однако в настоящем деле Европейский суд не мог не отметить, что перерывы в
процессе неоднократно происходили по вине государственных органов. Таким образом,
суд не мог серьезно начать рассмотрение дела с июня 2000 г. по апрель 2001 г., так как
прокуратура не обеспечивала перевод обвинительного заключения на таджикский язык,
родной язык семерых обвиняемых. После того как этот недостаток был исправлен,
национальные суды не могли прийти к единому мнению по вопросу о том, нарушали ли
процессуальные недостатки право на защиту непоправимым образом, и это привело к
перерыву в процессе с марта по сентябрь 2002 г. Кроме того, каждый раз, когда
материалы дела возвращались в областной суд, у того уходило много времени (от
полутора до четырех месяцев) на то, чтобы просто назначить судебное заседание.
Учитывая эти обстоятельства, Европейский суд счел, что национальные суды не проявили
"особого усердия" в осуществлении процесса.
189. Следовательно, имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции.
III. Предполагаемое нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции
КонсультантПлюс: примечание.
Нумерация разделов дана в соответствии с источником опубликования.
190. Ссылаясь на пункт 4 статьи 5 Конвенции, заявитель жаловался, что его не
допустили к участию в заседаниях суда кассационной инстанции и что суды
"безотлагательно" не вынесли решения по вопросу о законности содержания его под
стражей. Пункт 4 статьи 5 Конвенции гласит:
"Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет
право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу
и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным".
1. Доводы сторон
191. По поводу рассмотрения его жалобы на Постановление Владимирского
областного суда от 28 апреля 2001 г. заявитель утверждал, что Судебная коллегия по
уголовным делам Верховного суда Российской Федерации назначила первое заседание по
рассмотрению его жалобы только через 72 дня, что никаким образом не является
"безотлагательным" рассмотрением. После того как 9 июля 2001 г. судебное заседание
было отложено, следующее заседание было назначено на дату, до которой был еще почти
месяц, что также нельзя считать достаточно "безотлагательным" рассмотрением.
Заявитель утверждал, что неоднократные отказы Верховного суда Российской Федерации
в удовлетворении его просьб о присутствии в заседании суда кассационной инстанции
являлись нарушением Определений Конституционного суда Российской Федерации,
вынесенных по его жалобам (см. выше § 56 и 57).
192. По поводу "безотлагательности" судебного разбирательства власти Российской
Федерации настаивали, что длительность разбирательства была обусловлена
"объективными причинами", такими как неявка адвоката заявителя в суд, его
неоднократные ходатайства об отложении судебного заседания и подача им жалоб в
вышестоящий суд. Относительно присутствия заявителя в заседаниях суда кассационной
инстанции власти Российской Федерации утверждали, что отказ в удовлетворении
ходатайств заявителя о его участии в судебном заседании соответствовал статье 335
Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, которая ограничивает список лиц, имеющих
право присутствовать в суде кассационной инстанции, осужденными или оправданными
лицами.
2. Мнение Европейского суда
a) Принципы, установленные в прецедентном праве Европейского суда
193. Европейский суд напомнил, что пункт 4 статьи 5 Конвенции, гарантируя лицам,
лишенным свободы в результате ареста или заключения под стражу, право на
рассмотрение судом правомерности их заключения под стражу, провозглашает также их
право после возбуждения такого процесса на безотлагательное вынесение судом решения
по вопросу о правомерности заключения под стражу и об освобождении в случае, если
заключение под стражу окажется незаконным. Хотя он не обязывает Договаривающиеся
государства устанавливать второй уровень судебных органов для рассмотрения вопроса о
правомерности заключения под стражу, государство, которое учреждает такую систему,
должно в принципе предоставлять заключенным такие же гарантии в кассационной
инстанции, как и в первой инстанции (см. Постановление Европейского суда по делу
"Наварра против Франции" (Navarra v. France) от 23 ноября 1993 г., Series A, N 273-B, §
28; Постановление Европейского суда по делу "Тот против Австрии" (Toth v. Austria) от
12 декабря 1991 г., Series A, N 224, § 84). Требование "безотлагательного" вынесения
судебного решения, бесспорно, является одной из таких гарантий. В то время как один год
на рассмотрение дела в судах каждой из инстанций может являться приблизительным
правилом по делам, связанным с пунктом 1 статьи 6 Конвенции, пункт 4 статьи 5
Конвенции, касаясь вопросов свободы, требует особой быстроты [рассмотрения] (см.
Постановление Европейского суда по делу "Хатчисон Рейд против Соединенного
Королевства" (Hutchison Reid v. United Kingdom), жалоба N 50272/99, § 79, ECHR 2003IV). В данном контексте Европейский суд отметил также, что особенно необходимо
быстрое вынесение решения по вопросу о правомерности заключения под стражу в
случаях, когда судебное разбирательство приостанавливается, потому что подсудимый
должен в полном объеме извлечь пользу из принципа презумпции невиновности (см.
Постановление Европейского суда по делу "Иловецкий против Польши" ({Ilowiecki} v.
Poland) от 4 октября 2001 г., жалоба N 27504/95, § 76).
b) Обжалование Судебного решения от 28 апреля 2001 г.
194. Европейский суд отметил, что 4 и 17 мая 2001 г. заявитель обжаловал
Постановление Владимирского областного суда от 28 апреля 2001 г. о продлении срока
содержания его под стражей. После того как это Постановление было отменено в
кассационном порядке, и данный вопрос был пересмотрен областным судом, Верховный
суд Российской Федерации 23 января 2003 г. вынес окончательное решение. В ходе того
процесса Верховный суд Российской Федерации дважды отклонял ходатайства заявителя
о допуске его к участию в судебном заседании; однако адвокат заявителя присутствовал в
заседании.
195. Европейский суд отметил, что производство по жалобе заявителя на
Постановление Владимирского областного суда от 28 апреля 2001 г. продолжалось более
одного года и восьми месяцев, пока не было вынесено окончательное решение Верховного
суда Российской Федерации. Хотя власти Российской Федерации попытались объяснить
некоторые перерывы в процессе, например, почему у Верховного суда Российской
Федерации ушло более пяти месяцев на рассмотрение жалобы на второе Постановление
Владимирского областного суда, хотя в соответствии с национальным законодательством
любая жалоба должна была быть рассмотрена в течение максимум двух месяцев (см.
выше § 96). Власти Российской Федерации не указали причины, по которым Верховный
суд Российской Федерации не уложился в этот срок.
В любом случае, Европейский суд считал, что никакие исключительные
обстоятельства не могли оправдать подобные чрезмерные задержки при рассмотрении
вопроса о правомерности заключения под стражу.
196. Поэтому Европейский суд признал, что имело место нарушение пункта 4 статьи
5 Конвенции вследствие чрезмерной продолжительности процесса по жалобе заявителя на
Постановление областного суда от 28 апреля 2001 г. В свете этого вывода Европейскому
суду не было необходимости определять, имело ли место нарушение пункта 4 статьи 5
также вследствие отклонения ходатайства заявителя о допуске к участию в судебном
заседании.
c) Ходатайство об освобождении от 4 сентября 2001 г.
197. Европейский суд отметил, что, после того как дело было направлено в суд 4
сентября 2001 г., заявитель сразу же подал ходатайство об освобождении, которое
областной суд рассмотрел и отклонил 9 января 2002 г.
198. Европейский суд заметил, что в соответствии с национальным
законодательством, действовавшим в рассматриваемое время, суд должен был принять
решение по ходатайству об освобождении в течение 14 дней с момента получения
материалов дела (статьи 223 и 223.1 УПК РСФСР, см. выше § 91 и 94). Власти Российской
Федерации не объяснили, почему эта норма не была соблюдена в случае заявителя.
Европейский суд счел, что 125-дневный срок не может быть признан
соответствующим требованию "безотлагательности", содержащемуся в пункте 4 статьи 5
Конвенции, тем более что правовое основание для содержания заявителя под стражей
изменилось.
199. Соответственно, Европейский суд признал, что имело место нарушение пункта 4
статьи 5 Конвенции вследствие того, что ходатайство заявителя об освобождении от 4
сентября 2001 г. не было рассмотрено "безотлагательно".
d) Жалобы на Судебное решение от 9 января 2002 г.
200. Европейский суд отметил, что 9 января 2002 г. Владимирский областной суд
продлил срок содержания заявителя под стражей на время рассмотрения дела в суде. 5
февраля 2002 г. Владимирский областной суд отложил заседание ввиду отсутствия трех
подсудимых. 11 и 15 февраля 2002 г. заявитель обжаловал эти решения, повторив в
кассационной жалобе от 15 февраля 2002 г. доводы, приводившиеся им в кассационной
жалобе от 11 февраля 2002 г.
201. Заявитель утверждал, и власти Российской Федерации не оспаривали этого, что
канцелярия Владимирского областного суда не передала его кассационные жалобы в
Верховный суд Российской Федерации.
202. Поэтому Европейский суд счел, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5
Конвенции вследствие очевидного нерассмотрения национальными судами кассационных
жалоб заявителя на Постановление от 9 января 2002 г. о продлении срока содержания под
стражей.
e) Жалоба на Судебное решение от 13 марта 2002 г.
203. Европейский суд отметил, что 29 апреля 2002 г. заявитель обжаловал
Постановление Владимирского областного суда от 13 марта 2002 г. о продлении срока
содержания его под стражей. Жалоба была рассмотрена Верховным судом Российской
Федерации только 12 сентября 2002 г. Верховный суд Российской Федерации отклонил
ходатайство заявителя о допуске его к участию в судебном заседании.
204. По вышеуказанным причинам Европейский суд счел, что 134-дневный срок не
соответствовал требованию "безотлагательности", содержащемуся в пункте 4 статьи 5
Конвенции, и что имело место нарушение этой нормы.
f) Жалобы на Судебные решения от 18 ноября и 4 декабря 2002 г.
205. Европейский суд отметил, что 22 и 26 ноября и 5 декабря 2002 г. заявитель
обжаловал Постановления от 18 ноября и 4 декабря 2002 г. о продлении срока содержания
его под стражей. Изначально он утверждал, что Верховный суд Российской Федерации
решил не рассматривать его жалобы. 21 марта 2005 г., после того как его жалоба была
объявлена Европейским судом приемлемой, Верховный суд отменил Постановления от 18
ноября и 4 декабря 2002 г. по процессуальным основаниям. Однако заявитель утверждал,
что Решение Верховного суда Российской Федерации об отмене Постановления от 4
декабря 2002 г. было принято лишь на основе жалоб подсудимых по тому же делу, а не на
основе его жалобы от 5 декабря 2002 г.
206. Европейский суд счел, прежде всего, что рассмотрение кассационной жалобы
более чем через два года после ее подачи, очевидно, не соответствовало требованию
"безотлагательности", содержащемуся в пункте 4 статьи 5 Конвенции. Тем не менее не
было необходимости выяснять, была ли рассмотрена жалоба заявителя от 5 декабря 2002
г., так как Верховный суд Российской Федерации прямо отказался принимать во внимание
какие-либо доводы, касающиеся материальных аспектов правомерности содержания
заявителя под стражей, или передавать этот вопрос на рассмотрение в нижестоящий суд.
Такой отказ, безусловно, нарушил право заявителя на рассмотрение судом вопроса о
правомерности заключения его под стражу.
207. Европейский суд счел, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции
вследствие того, что жалобы заявителя на Судебные решения от 18 ноября и 4 декабря
2002 г. не были рассмотрены по существу.
3. Выводы
208. Европейский суд установил нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции
вследствие:
- чрезмерной продолжительности процесса по жалобе заявителя на Постановление
областного суда от 28 апреля 2001 г.;
- того, что ходатайство заявителя об освобождении от 4 сентября 2001 г. и его
жалоба на Судебное решение от 13 марта 2002 г. не были рассмотрены "безотлагательно";
- того, что не были рассмотрены кассационные жалобы заявителя на Постановление
от 9 января 2002 г. о продлении срока содержания под стражей;
- того, что жалобы заявителя на Судебные решения от 18 ноября и 4 декабря 2002 г.
не были рассмотрены по существу.
IV. Предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции
209. По своей инициативе Европейский суд поставил вопрос о том, соответствовала
ли продолжительность судебного разбирательства уголовного дела в отношении заявителя
требованиям пункта 1 статьи 6 Конвенции, который в части, применимой к настоящему
делу, гласит:
"Каждый... при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на...
разбирательство дела в разумный срок... судом...".
1. Доводы сторон
210. Власти Российской Федерации утверждали, что продолжительность судебного
разбирательства была разумной, учитывая объем уголовного дела (22 тома), количество
подсудимых (21 человек) и свидетелей (более 100 человек), привлечение переводчиков,
регулярные неявки адвокатов подсудимых, включая адвоката заявителя, в суд, а также их
ходатайства об отложении судебных заседаний по различным причинам.
211. Заявитель утверждал, что только 12 томов дела касались существа обвинения, в
то время как в остальных содержались только процессуальные документы. Следователи
"искусственно раздули" объем материалов дела, поскольку они предъявили всем
подозреваемым обвинения в совершении тяжких и особо тяжких преступлений, не имея
достаточной доказательственной базы. По мнению заявителя, решение прокуратуры об
отказе от значительной части обвинения во время заключительных прений, а также
вынесение оправдательного приговора по оставшейся части обвинения подтверждали его
позицию. Вопреки утверждениям властей Российской Федерации свидетелей было 61, и
каждый из них давал показания на протяжении примерно 15 минут. Относительно
переводчиков заявитель подчеркнул, что только по вине национальных властей перевод
не был обеспечен в должное время, что повлекло направление дела для производства
дополнительного расследования и задержку судебного разбирательства. По поводу
действий адвокатов заявитель сообщил, что в исключительно редких случаях судебное
заседание откладывалось из-за отсутствия его адвоката, и, в любом случае, он был
согласен на рассмотрение дела в отсутствие адвоката.
212. Заявитель утверждал, что наиболее значительные задержки в ходе судебного
процесса были вызваны действиями властей: копии процессуальных документов
передавались подсудимым через несколько недель после истечения сроков,
установленных законодательством Российской Федерации. У рассматривавшего его дело
суда на назначение первого заседания (9 января 2002 г.) ушло 96 дней, а перерывы между
заседаниями иногда достигали 27 дней. Время передачи материалов дела из
Владимирского областного суда в Верховный суд Российской Федерации было чрезмерно
долгим и составляло от 25 до 40 дней. Наконец, с 10 июля 2003 г. по 15 марта 2004 г.
Владимирский областной суд установил более плотный график судебных заседаний,
чтобы избежать перерывов продолжительностью от двух до десяти дней.
2. Мнение Европейского суда
213. Период, который необходимо принимать во внимание в настоящем деле,
начался 22 января 1999 г., когда заявителя заключили под стражу. Он завершился 21
марта 2005 г. с отменой Верховным судом Российской Федерации обжалованных
постановлений. Таким образом, уголовный процесс по делу заявителя длился шесть лет и
два месяца.
214. Европейский суд признал, что дело заявителя было довольно сложным, так как
оно касалось значительного числа преступлений, связанных с оборотом наркотических
веществ, предположительно, совершенных более чем 20 лицами. Необходимость в
услугах переводчиков узбекского и таджикского языков еще больше затрудняла дело.
Однако, по мнению Европейского суда, сложность дела сама по себе не является
достаточным основанием для его длительного рассмотрения.
215. Замечания властей Российской Федерации о постоянных неявках адвоката не
были детализованы (они не указали даты неявок или, по крайней мере, сколько раз
адвокат отсутствовал на заседаниях) и не были подкреплены доказательствами (например,
выдержками из протоколов судебных заседаний). Поэтому Европейский суд счел
несостоятельным заявление властей Российской Федерации о том, что задержки в
судебном разбирательстве происходили, главным образом, по вине самого заявителя.
216. Вместе с тем Европейский суд признал, что главной причиной задержек в
рассмотрении дела было поведение властей Российской Федерации: три раза
Владимирский областной суд был вынужден возвращать дело для производства
предварительного расследования, чтобы органы следствия могли исправить нарушения
прав обвиняемых, как, например, отсутствие перевода материалов дела, делавшее
невозможным рассмотрение дела по существу. В данном контексте Европейский суд
сослался на свой вывод в разделе, посвященном предполагаемому нарушению пункта 3
статьи 5 Конвенции, о том, что национальные органы не проявили "особого усердия" при
рассмотрении дела заявителя (см. выше § 188). Этот вывод применим также и вопросу о
продолжительности уголовного процесса.
217. Учитывая все вышесказанное, Европейский суд счел, что продолжительность
процесса не соответствовала требованию "разумного срока". Соответственно, имело место
нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.
V. Применение статьи 41 Конвенции
218. Статья 41 Конвенции гласит:
"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней,
а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь
частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости,
присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".
A. Материальный ущерб
219. Заявитель требовал 14700000 долларов США, представляющих собой сумму
убытков, понесенных им в период заключения под стражей. Он утверждал, что в
результате незаконной конфискации и опечатывания документов его компании
российскими правоохранительными органами он потерял контроль над своим бизнесом, и
на него были возложены существенные финансовые обязательства, так как его компания
не выполнила своих обязательств перед банком-кредитором. Заявитель требовал также
6398,10 доллара США в качестве компенсации потери заработка в течение пяти лет
содержания под стражей.
220. Власти Российской Федерации оспорили наличие причинно-следственной связи
между предполагаемыми нарушениями и утратой денежных средств, поскольку решение о
привлечении заявителя к уголовной ответственности не являлось предметом рассмотрения
в Европейском суде. Они указали также на ошибки в расчетах заявителя.
221. Европейский суд согласился с властями Российской Федерации в том, что не
было причинно-следственной связи между установленными нарушениями и
материальным вредом, компенсацию которого требовал заявитель (см. упоминавшееся
выше Постановление Европейского суда по делу "Сташайтис против Литвы", § 96 и
упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Йечюс против Литвы",
§ 106). Следовательно, Европейский суд не усмотрел причин присуждать заявителю
какую-либо сумму в возмещение материального вреда.
B. Моральный вред
222. Заявитель требовал 50 тысяч евро или любую другую сумму, которую
Европейский суд признает справедливой, в качестве компенсации морального вреда.
223. Власти Российской Федерации считали, что установление факта нарушения
явилось бы достаточно справедливой компенсацией. Они утверждали также, что после
оправдания заявитель приобрел право на получении компенсации на национальном
уровне.
224. Европейский суд отметил, что он установил совокупность особо тяжких
нарушений при рассмотрении настоящего дела. Заявитель, который так и не был осужден
за совершение преступления, провел более пяти лет под стражей в бесчеловечных и
унижающих достоинство условиях и часто перевозился в здание суда и обратно в
условиях, которые также могут быть признаны бесчеловечными и унижающими
достоинство. Содержание его под стражей было незаконным более одного года, а когда
оно было "законным", оно не было достаточным образом обосновано. Наконец, ему
неоднократно было отказано в его праве на безотлагательное рассмотрение
правомерности содержания его под стражей. При данных обстоятельствах Европейский
суд счел, что страдания и лишения заявителя не могли быть компенсированы простым
установлением факта нарушения. Исходя из принципа справедливости, Европейский суд
присудил заявителю полную сумму его требования плюс любые налоги, которые могут
быть взысканы с этой суммы.
C. Судебные расходы и издержки
225. Заявитель требовал 2 тысячи евро в качестве оплаты услуг по представительству
адвоката Багрянского, 2 тысячи евро в качестве оплаты услуг по представительству
адвоката Гулаковой и одну тысячу фунтов стерлингов в качестве оплаты услуг по
подготовке требований о справедливой компенсации адвокатом Баурингом.
226. Власти Российской Федерации утверждали, что интересы заявителя в
Европейском суде представляли Багрянский, Овчинников и Москаленко. В материалах
дела не содержалось никаких документов, подписанных Гулаковой или Баурингом. В
любом случае, по их мнению, суммы, потребованные заявителем, были завышенными.
227. Европейский суд отметил, прежде всего, что заявителю была предоставлена
правовая помощь в размере 701 евро для оплаты услуг по представительству адвоката
Багрянского. Так как заявитель не обосновал судебные расходы, понесенные им в
превышение этой суммы, Европейский суд не присудил ему ничего в качестве
компенсации судебных расходов и издержек. Что касается подготовки требования о
справедливой компенсации, Европейский суд отметил, что 2 июня 2005 г. Председатель
Палаты отклонил ходатайство адвоката Гулаковой о разрешении ей представлять
интересы заявителя. Действительно, имя Бауринга встречается после требований, но он не
подписал требования, и нет указаний на то, что заявитель заплатил ему что-либо за его
услуги. Соответственно, Европейский суд не присудил заявителю ничего в качестве
компенсации судебных расходов и издержек.
D. Процентная ставка при просрочке платежей
228. Европейский суд счел, что процентная ставка при просрочке платежей должна
быть установлена в размере предельной годовой процентной ставки по займам
Европейского центрального банка плюс три процента.
НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД ЕДИНОГЛАСНО:
1) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части, касающейся
условий содержания заявителя под стражей в учреждении ОД-1/Т-2 ("Владимирский
централ");
2) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части, касающейся
условий перевозки заявителя из учреждения ОД-1/Т-2 в здание Владимирского областного
суда и обратно;
3) постановил, что нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции вследствие содержания
заявителя под стражей в периоды с 4 мая по 8 августа 2001 г. и с 9 января по 13 марта
2002 г. места не имело;
4) постановил, что имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции вследствие
содержания заявителя под стражей в периоды с 8 августа 2001 г. по 9 января 2002 г. и с 13
марта 2002 г. по 4 декабря 2002 г.;
5) постановил, что имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции;
6) постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции вследствие
чрезмерной продолжительности рассмотрения кассационной жалобы заявителя на
Судебное решение от 28 апреля 2001 г., его ходатайства об освобождении от 4 сентября
2001 г. и его кассационной жалобы на Судебное решение от 13 марта 2002 г.;
7) постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции вследствие
того, что кассационные жалобы заявителя на Постановление о продлении срока
содержания под стражей от 9 января и Судебные решения от 18 ноября и 4 декабря 2002 г.
не были рассмотрены по существу;
8) постановил:
a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления
постановления в законную силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции
выплатить заявителю 50 тысяч (пятьдесят тысяч) евро в качестве компенсации морального
вреда плюс любые налоги, которые могут быть взысканы с этой суммы;
b) что с даты истечения вышеуказанного трехмесячного срока до момента выплаты
простые проценты должны начисляться на эти суммы в размере, равном минимальному
ссудному проценту Европейского центрального банка плюс три процента;
10) отклонил остальные требования заявителя о справедливой компенсации.
КонсультантПлюс: примечание.
Нумерация пунктов дана в соответствии с источником опубликования.
Совершено на английском языке, и уведомление о Постановлении направлено в
письменном виде 8 ноября 2005 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента
Суда.
Председатель Палаты
Сэр Николас БРАТЦА
Секретарь Секции Суда
Майкл О'БОЙЛ
EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS
FOURTH SECTION
CASE OF KHUDOYOROV v. RUSSIA
(Application No. 6847/02)
JUDGMENT <*>
(Strasbourg, 8.XI.2005)
--------------------------------
<*> This judgment will become final in the circumstances set out in Article 44 § 2 of the
Convention. It may be subject to editorial revision.
In the case of Khudoyorov v. Russia,
The European Court of Human Rights (Fourth Section), sitting as a Chamber composed of:
Sir Nicolas Bratza, President,
Mr G. Bonello,
Mr {M. Pellonpaa},
Mr K. Traja,
Mr A. Kovler,
Mr L. Garlicki,
Mr J. Borrego Borrego, judges,
and Mr M. O'Boyle, Section Registrar,
Having deliberated in private on 11 October 2005,
Delivers the following judgment, which was adopted on that date:
PROCEDURE
1. The case originated in an application (No. 6847/02) against the Russian Federation
lodged with the Court under Article 34 of the Convention for the Protection of Human Rights
and Fundamental Freedoms ("the Convention") by a national of Tajikistan, Mr Doniyor
Toshpulotovich Khudoyorov, on 29 January 2002.
2. The applicant, who had been granted legal aid, was represented before the Court by Mr
F. Bagryanskiy and Mr M. Ovchinnikov, lawyers practising in Vladimir, Mrs K. Moskalenko, a
lawyer with the International Protection Centre in Moscow, and Mr W. Bowring, a London
lawyer. The Russian Government ("the Government") were represented by their Agent, Mr P.
Laptev, Representative of the Russian Federation at the European Court of Human Rights.
3. The applicant alleged, in particular, that the conditions of his detention in facility No.
OD-1/T-2 and conditions of transport to and from the courthouse had been incompatible with
Article 3 of the Convention, that his pre-trial detention had been unlawful after 4 May 2001 and
also excessively long, that his applications for release filed after 28 April 2001 had not been
considered "speedily", if at all, and that the length of the criminal proceedings had been
excessive.
4. The application was allocated to the First Section of the Court (Rule 52 § 1 of the Rules
of Court). Within that Section, the Chamber that would consider the case (Article 27 § 1 of the
Convention) was constituted as provided in Rule 26 § 1.
5. On 13 February 2004 the Section President decided to grant priority to the application
under Rule 41 of the Rules of Court.
6. On 1 November 2004 the Court changed the composition of its Sections (Rule 25 § 1).
This case was assigned to the newly composed Fourth Section (Rule 52 § 1).
7. By a decision of 22 February 2005, the Court declared the application partly admissible.
8. The Government, but not the applicant, filed observations on the merits (Rule 59 § 1).
9. The Chamber decided, after consulting the parties, that no hearing on the merits was
required (Rule 59 § 3 in fine).
THE FACTS
I. The circumstances of the case
10. The applicant was born in 1965. On 17 August 1998 he arrived in Russia from
Tajikistan. He stayed in Vladimir at his cousin's flat.
A. The applicant's arrest and the search of the flat
11. On 22 January 1999 the applicant was arrested on suspicion of the unlawful purchase
and possession of drugs. A search was carried out in the flat where he was staying.
B. The applicant's detention pending investigation
12. On 30 January 1999 the applicant was charged under Article 228 § 1 of the Criminal
Code with the unlawful purchase and possession of 3 grams of hashish. He pleaded not guilty
and indicated that he did not need an interpreter because he had studied in Leningrad.
13. On 12 March and 5 April 1999 the applicant's detention was extended until 11 July
1999.
14. On 4 June 1999 the Leninskiy District Court of Vladimir refused the applicant's request
for release on bail. It found that the applicant's detention had been extended in accordance with
the law and that no grounds for releasing him could be established. The applicant did not appeal
to the Regional Court.
15. On 30 June and 2 September 1999 the applicant's detention was extended until 21
December 1999.
16. On 2 December 1999 the acting Prosecutor General approved the extension of the
applicant's detention until 21 June 2000. The applicant appealed to the Leninskiy District Court,
which on 28 December 1999 dismissed the appeal, finding that the applicant had been charged
with an particularly serious criminal offence and had resided in Vladimir only temporarily, his
permanent residence being in Dushanbe, Tajikistan, so that there was good reason to suspect that
he would abscond if released. The applicant did not appeal against that decision to the Regional
Court.
C. First remittal of the case for additional investigation
17. On 21 June 2000 the supervising prosecutor approved the bill of indictment and the
case against the applicant and twenty co-defendants was sent to the Vladimir Regional Court for
trial.
18. On 23 June and 17 July 2000 the applicant requested the Vladimir Regional Court to
review the lawfulness of his detention on remand.
19. On 18 July 2000 the Vladimir Regional Court ordered the case to be remitted for an
additional investigation because the bill of indictment had not been translated into the Tajik
language, even though seven of the defendants were Tajik. The court held that the applicant and
his co-defendants should remain in custody.
20. On 24 July 2000 the prosecution appealed against the decision but subsequently
withdrew their appeal. On 30 August 2000 the case was returned to the Vladimir Regional Court
for examination on the merits.
D. Second remittal of the case for additional investigation
1. Reinstatement of the decision of 18 July 2000
21. On 23 November 2000 the Vladimir Regional Court ordered the case to be remitted for
an additional investigation because the rights of some of the defendants had been unlawfully
restricted. The prosecution appealed.
22. On 28 February 2001 the Supreme Court of the Russian Federation quashed the
decision of 23 November 2000. It found that, after the case had been remitted for an additional
investigation on 18 July 2000, the prosecution had not remedied the defects identified by the
Regional Court. In particular, the prosecution had not arranged for translation of the bill of
indictment or checked that the interpreter had the requisite skills. In view of these procedural
defects, the Supreme Court held that all the subsequent judicial decisions had been unlawful and
remitted the case to the Regional Court for implementation of the decision of 18 July 2000.
2. Additional investigation
(a) Extension of the applicant's detention for one month (until 4 May 2001)
23. On 4 April 2001 the case was remitted to the prosecutor of the Vladimir Region for an
additional investigation. On the same day a deputy prosecutor of the Vladimir Region extended
the applicant's detention on remand by one month, until 4 May 2001.
(b) Extension of the applicant's detention for three months (until 4 September 2001)
24. On 19 April 2001 the prosecutor of the Vladimir Region applied to the Vladimir
Regional Court for an order extending the applicant's detention. The applicant lodged objections
in which he alleged, inter alia, that the prosecution had thus far failed to perform any additional
investigation.
25. On 28 April 2001 the Vladimir Regional Court established that the bill of indictment
had been translated into Tajik and that on 18 April 2001 the defendants and their lawyers had
begun their examination of the case file. Noting the gravity of the charges against the applicant,
his Tajik nationality and absence of a permanent residence in Vladimir, the Regional Court
further remanded him in custody until 4 September 2001.
26. On 4 and 17 May 2001 the applicant appealed against the decision of the Vladimir
Regional Court.
(c) Quashing of the decision to extend the applicant's detention until 4 September 2001
27. On 8 August 2001 the Supreme Court established that one of the applicant's codefendants had not been provided with an interpreter into Uzbek and that the applicant and other
co-defendants had had no access to the materials examined by the Regional Court. It held as
follows:
"The defects of the court hearing described above and the curtailing of the defendants'
statutory rights... are substantial violations of the rules of criminal procedure, which could have
affected the judge's conclusions; the decision [of 28 April 2001] must therefore be quashed and
the materials of the case relating to the extension of the defendants' pre-trial detention must be
referred for a new judicial examination. During the new examination of the prosecutor's request,
the above defects shall be remedied... and the arguments by the defendants and their counsel,
including those concerning the lawfulness of their detention, shall be reviewed... The preventive
measure [imposed on, in particular, the applicant] shall remain unchanged".
By an interim decision of the same date, the Supreme Court refused the applicant leave to
appear at the appeal hearing.
(d) Second examination of the request for an extension of the applicant's detention until 4
September 2001
28. On 11 September and 30 November 2001 the Vladimir Regional Court adjourned
hearings in order to afford the defendants additional time in which to read the case-file.
29. On 27 February 2002 the Vladimir Regional Court upheld a challenge by the applicant
against the presiding judge.
30. On 11 and 13 March, 12 April, 17 and 18 June 2002 hearings were adjourned because
of the absence of several lawyers, including the applicant's counsel.
31. On 15 August 2002 the Vladimir Regional Court again granted the prosecutor's request
(of 19 April 2001) for an extension of the defendants' detention on remand until 4 September
2001. It found that it was necessary for the applicant to remain in custody because he was a
national of Tajikistan, was not registered as resident in Vladimir, and had been charged with a
serious criminal offence. The court also referred to certain "conclusions" contained in the
prosecutor's application to the effect that the applicant might abscond or obstruct justice. The
content of these "conclusions" was not disclosed.
32. On 23 September 2002 the applicant lodged an appeal against the decision of the
Vladimir Regional Court. He claimed that the contested decision was "unlawful and
unconstitutional" and requested leave to appear in person at the appeal hearing.
33. On 23 January 2003 the Supreme Court upheld the decision of 15 August 2002, finding
as follows:
"The judge came to a well-justified conclusion that the defendants... could not be [released
pending trial]. The judge had regard to the fact that these persons were charged with serious and
particularly serious criminal offences, he considered the information on their character and all
the circumstances to which the prosecutor had referred in support of his application...
The fact that the above-mentioned decision on the prosecutor's application was [only] made
after the defendants had spent that length of time in custody... is not a ground for quashing the
decision of 15 August 2002 because the first judicial decision on this matter was quashed in
accordance with the law and the prosecutor's application of 19 April 2001 was remitted for a new
examination. The subsequent progress of the criminal case is, under these circumstances, of no
relevance to a decision on the prosecutor's application."
By an interim decision of the same date, the Supreme Court refused the applicant's request
for leave to appear because the defendants' arguments were clearly set out in their grounds of
appeal and their lawyers were present at the hearing while the prosecutor was not.
E. Third remittal of the case for additional investigation
1. Preparation for the trial
34. Meanwhile, on 4 September 2001 the additional investigation was completed and the
case sent to the Vladimir Regional Court. On or about that date the applicant asked the court to
order his release pending the trial.
35. On 9 January 2002 the Vladimir Regional Court fixed the first hearing for 5 February
2002 and held that the applicant should remain in custody pending trial:
"[The court] did not establish any grounds... to amend or revoke the preventive measure
imposed on the accused given the gravity of the offence with which the defendants are charged.
Furthermore, the fact that the court decision extending the detention on remand of several
defendants in order to afford them [time] to examine the case materials was quashed on appeal is
of no legal significance. [In its decision of 8 August 2001] the Supreme Court did not revoke the
preventive measure, the case was referred to the [trial] court without delay and no other grounds
for amending the preventive measure were established."
36. On 11 February 2002 the applicant lodged an appeal against the decision. He
complained, in particular, that his detention was unlawful because it had significantly exceeded
the maximum eighteen-month period permitted by law, that the conditions in which he was
detained were poor and that he had been ill-treated by police officers, both at the time of his
arrest and subsequently. He alleged that his notice of appeal had never been dispatched to the
Supreme Court.
37. On 5 February 2002 the hearing was adjourned until 26 February because three
defendants had failed to appear. On 15 February 2002 the applicant prepared an appeal against
the decision to adjourn the hearing; in the notice of appeal, he also repeated the points he had
raised in his appeal of 11 February. He again stated that his notice of appeal had not been sent to
the Supreme Court.
2. Decision to remit the case for additional investigation
38. On 13 March 2002 the Vladimir Regional Court established that the case was not ready
for consideration on the merits because of a series of procedural defects: in particular, several
defendants had not had sufficient time to study the case file, one defendant had not been
provided with interpretation facilities into Uzbek, and the applicant had not been informed in
good time of the expert examinations. The court remitted the case for an additional investigation
and remanded the defendants in custody "in the light of the gravity and dangerous nature of the
offences".
39. On 11 April 2002 the prosecution appealed against the decision of 13 March and the
applicant did likewise on 29 April. The applicant submitted, in particular, that the domestic law
did not permit extensions of detention "during the investigation" beyond the maximum period of
eighteen months which had expired, in his case, on 4 April 2001.
40. On 28 May 2002 the case-file was forwarded to the Supreme Court for examination of
the issue of detention on remand.
3. Quashing of the decision to remit the case
for additional investigation
41. On 8 August 2002 the Supreme Court refused, in an interim decision, the applicant's
request for leave to appear, holding that his position had been clearly and exhaustively stated in
the grounds of appeal.
42. On 12 September 2002 it examined the appeals lodged by the prosecutor, the applicant
and his co-defendants and found that the defence rights had not been impaired. On this ground it
quashed the decision of 13 March 2002 and instructed the Vladimir Regional Court to proceed
with the trial. It held that the applicant and his co-defendants should remain in custody because
"there were no legal grounds to amend the preventive measure given the gravity and dangerous
nature of the offences".
43. On 7 October 2002 the case-file was returned to the Vladimir Regional Court.
F. Further extensions of the applicant's detention
pending trial and his release from custody
44. On 18 November 2002 the Vladimir Regional Court extended the applicant's detention
on remand until 3 December 2002. It found as follows:
"The case was referred to the Vladimir Regional Court on 2 September 2001; on 13 March
2002 it was decided to remit the case for additional investigation. On 12 September 2002 the
Supreme Court quashed that decision on appeal by the prosecutor. Thus, the defendants have
remained in custody for 8 months and 16 days, starting from the date of the case's referral and
excluding the period between [the end of the] examination on the merits and the quashing of the
decision [of 13 March 2002] on appeal.
Regard being had to the fact that the defendant is charged with serious and particularly
serious criminal offences, in order to secure the examination of the case and the enforcement of
the conviction [sic], there are no grounds to [release the applicant]. Under these circumstances,
pursuant to Article 255 § 3 of the Russian Code of Criminal Procedure, the defendant's detention
on remand is extended for an additional three months".
45. On 4 December 2002 the Vladimir Regional Court granted a further extension of the
applicant's detention for three months, that is to say until 3 March 2003 [the decision mistakenly
indicates 2002]. The grounds invoked by the court were identical to those set out in the decision
of 18 November 2002.
46. On 22 and 26 November and 5 December 2002 the applicant's lawyers lodged appeals
against the decisions of 18 November and 4 December with the Supreme Court. They submitted,
in particular, that the six-month period of the applicant's detention which had started from the
moment the case was referred for trial, had expired on 2 March 2002 but had been extended only
two months and sixteen days later, on 18 November. Therefore, the applicant's detention from 13
March to 12 September 2002 had not been covered by any detention order: the prosecution had
not assumed responsibility for the case, whilst the courts considered that the case had been
remitted for an additional investigation and held the prosecution accountable for the applicant's
detention.
47. On 3 March, 28 May, 28 August and 27 November 2003 and 27 February 2004 the
Vladimir Regional Court authorised further extensions of detention in respect of the applicant
and 12 co-defendants, on each occasion for a period of three months. The reasons given in the
decisions of 3 March, 28 May and 28 August 2003 were identical to those given in the decisions
of 18 November and 4 December 2002 (see above). The decisions of 27 November 2003 and 27
February 2004 referred to the gravity of the charges and the existence of "sufficient reasons to
believe that the defendants would abscond".
The applicant submitted appeals against each of these decisions.
48. Between May 2003 and 15 March 2004 the trial proceeded. On 19 April 2004 the
parties began their final submissions.
49. On 28 May 2004 the Vladimir Regional Court, by an interim decision, held that the
applicant's detention on remand was not to be extended because the prosecution had reduced the
charges against him. He appears to have been released from custody the same day.
50. On 21 March 2005 the Supreme Court examined the applicant's and/or his codefendants' appeals against the decisions of 18 November and 4 December 2002, 3 March, 28
May, 28 August and 27 November 2003 and 27 February 2004 extending their detention on
remand.
The Supreme Court quashed the decisions of 18 November and 4 December 2002 and 3
March 2003 on the ground that they had been given by an incomplete formation: a single judge
instead of a three-judge panel. As regards the applicant's situation, it further held:
"Since the judge's decision has been quashed because of a breach of the rules of criminal
procedure, the court will not examine the arguments in the appeals alleging that the extension of
the [applicant's] detention was unlawful on other grounds. The matter will not be remitted for a
new examination because [the applicant] has been acquitted."
The Supreme Court upheld the other decisions, finding that the Regional Court had
correctly referred to the gravity of the charges and the existence of sufficient grounds to believe
that the defendants would abscond during the trial.
G. Discontinuation of the criminal proceedings
51. On 18 June 2004 the Vladimir Regional Court, by an interim decision, dismissed the
charges of participation in an organised criminal enterprise and running an opium den against the
applicant after they were withdrawn by the prosecution.
52. By another interim decision of the same date, the court dismissed a charge against the
applicant in respect of one incident of drug possession because of a recent change in the Russian
criminal law that had decriminalised possession of negligible amounts of drugs.
53. Finally, by a judgment of the same date, the court acquitted the applicant of the
remaining drug-trafficking charges because his involvement in the commission of the offences
could not be proven. Some of his co-defendants were convicted and sentenced to various terms
of imprisonment.
54. On 21 March 2005 the Supreme Court of the Russian Federation upheld, on appeal, the
above judgment and decisions of the Vladimir Regional Court.
H. Decisions of the Constitutional Court
55. On 10 December 2002 the Constitutional Court examined the applicant's complaint
concerning his exclusion from the proceedings before the Supreme Court and confirmed that the
applicant should have had the right to appear in person and plead his case before the court if a
prosecutor was present.
56. On 15 July 2003 the Constitutional Court issued decision (определение) No. 292-O on
the applicant's complaint about the ex post facto extension of his "detention during trial" by the
Regional Court's decision of 18 November 2002. It held as follows:
"Article 255 § 3 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation provides that
the [trial court] may... upon the expiry of six months after the case was sent to it, extend the
defendant's detention for successive periods of up to three months. It does not contain, however,
any provisions permitting the courts to take a decision extending the defendant's detention on
remand once the previously authorised time-limit has expired, in which event the person is
detained for a period without a judicial decision. Nor do other rules of criminal procedure
provide for such a possibility. Moreover, Articles 10 § 2 and 109 § 4 of the Code of Criminal
Procedure expressly require the court, prosecutor, investigator... to release anyone who is
unlawfully held in custody beyond the time-limit established in the Code immediately. Such is
also the requirement of Article 5 §§ 3 and 4 of the European Convention... which is an integral
part of the legal system of the Russian Federation, pursuant to Article 15 § 4 of the Russian
Constitution..."
57. On 22 January 2004 the Constitutional Court delivered decision No. 66-O on the
applicant's complaint about the Supreme Court's refusal to permit him to attend the appeal
hearings on the issue of detention. It held:
"Article 376 of the Code of Criminal Procedure regulating the presence of a defendant
remanded in custody before the appeal court... cannot be read as depriving the defendant held in
custody... of the right to express his opinion to the appeal court, by way of his personal
attendance at the hearing or by other lawful means, on matters relating to the examination of his
complaint about a judicial decision affecting his constitutional rights and freedoms..."
I. Conditions of the applicant's detention and
in which he was transported
1. The applicant's detention in facility No. OD-1/T-2
58. From 16 February 2000 to 28 May 2004 the applicant was held in detention facility No.
OD-1/T-2 of the Vladimir Region (учреждение ОД-1/Т-2 УИН МЮ РФ по Владимирской
области), known as "Vladimirskiy Tsentral". He stayed in various cells in wings Nos. 3 and 4,
built in 1870 and 1846, respectively.
(a) Number of inmates per cell
59. According to a certificate issued on 22 April 2004 by the facility director, and which
the Government have produced, the applicant was kept in eight cells described as follows: cell
No. 4-14 (12.1 square metres, 6 bunks, average population 4 to 6 inmates), cell No. 4-13 (12.3
sq. m, 6 bunks, 5 to 7 inmates), cell No. 4-9 (23.4 sq. m, 13 bunks, 13 to 20 inmates), cells Nos.
3-3, 3-53, 3-54, 3-51 and 3-52 (35 to 36 sq. m, 16 bunks, 12 to 18 inmates).
60. The applicant did not dispute the cell measurements or the number of bunks. He
disagreed, however, with the figure given by the Government for the number of inmates.
According to him, between February and December 2000 he stayed in cell No. 4-9 that housed
18 to 35 inmates and between December 2000 and May 2004 he was kept in cells measuring
approximately 36 sq. m, together with 20 to 40 other detainees. After the new Code of Criminal
Procedure came into effect on 1 July 2002, the number of inmates in his cell dropped to between
15 and 25. Given the lack of beds, inmates slept in eight-hour shifts. They waited for their turn
sitting on the concrete floor or on a stool if one was available.
In support of his statements the applicant produced written depositions by three former
cellmates, Mr Abdurakhmon Kayumov, Mr Sergey Gunin and Mr Yan Kelerman. They stated, in
particular, that in 2003 - 2004 cell No. 3-52 had housed 20 to 30 inmates (Mr Kayumov's
deposition) or even 25 to 35 (Mr Gunin's deposition), as had cells Nos. 3-51 and 3-53. They also
testified that they and the other detainees had slept in turns.
(b) Sanitary conditions and installations
61. The Government, relying on a certificate of 8 April 2004 from the facility director,
submitted that the "sanitary and anti-epidemic condition of the facility remained satisfactory,
including... in the cells where [the applicant] had been held". Another certificate of 20 April
2004 showed that "the cells... were equipped with [a lavatory pan] placed no more than 10 cm
above the floor and separated by a partition of 1.5 m in height with additional curtains". Running
tap water was available and detainees were permitted to use immersion heaters.
62. The applicant conceded that there had been no outbreaks of contagious diseases or
epidemics. Apart from that, the sanitary conditions were wholly unsatisfactory. Prisoners
infected with tuberculosis, hepatitis, scabies and the human immunodeficiency virus (HIV) were
occasionally held in his cell. The cells were infested by lice, bed-bugs, flies, mosquitoes,
cockroaches, rats and mice, but the facility administration did not provide any repellents or
insecticides. Detainees were not given any toiletries, such as soap, toothbrush, toothpaste or
toilet paper, apart from 100 grams of caustic soda once a week and two plastic bottles of bleach
(1.5 litres each) every two or three months. Cells had no ventilation systems. In winter they were
cold and in summer it was hot, stuffy and excessively damp inside.
63. The applicant challenged the Government's description of the toilet facilities as
factually untrue. The cast-iron pan was raised on a pedestal about 50 - 80 cm high and separated
from the living area from one side with a one-metre-high partition. The person using the toilet
was in full view of other inmates. No curtains were provided; occasionally the inmates hung a
sheet but wardens tore it down and disciplined those responsible. What is more, the lavatory pan
had no seat or cover: inmates stuck an empty plastic bottle in the hole in order to prevent smells
from spreading. The dining table was fixed to the floor just a few metres from the pan. His
description was corroborated by written depositions by former cellmates, Mr Kayumov, Mr
Gunin, Mr Kelerman and Mr Sergey Kalenik, and four colour photos showing the lavatory pan
and the dining table from various angles.
(c) Food
64. The Government asserted that "the applicant was fed in accordance with the established
legal norms". It appears from an undated certificate signed by the facility director that his daily
diet consisted of 100 g of meat, 100 g of fish, 100 g of groats, 20 g of pasta, 20 g of salt, 1 g of
tea [sic], 0.5 kg of potatoes, 0.25 kg of vegetables, 0.55 kg of bread.
65. The applicant submitted that the food was of an extremely low quality. Many a meal
only contained so-called balanda, a soup-like mix of millet, barley and pasta without any fat.
Meat was replaced with a soya substitute. No fresh vegetables were given, occasionally the
evening meal included cooked beetroot, sauerkraut or pickled cucumbers. Salt and tea were
never distributed. Written depositions by four of the applicant's former cellmates confirmed these
submissions.
(d) Outdoor exercise
66. The parties agreed that the applicant had been entitled to a daily walk of about one
hour. The applicant indicated, however, that he was not able to go outdoors on days when there
were court hearings.
67. The Government did not describe the outdoor conditions. The applicant, and four
former cellmates in written depositions, portrayed the following picture of the exercise yards:
The yards were closed premises measuring 12, 26 or 40 sq. m. The opening to the sky was
covered with a metal roof with a one-metre gap between the roof and the top of the walls. In
summer it was extremely hot and stifling inside as the sun heated the roof. The walls were coated
with so-called shuba, a sort of abrasive concrete lining, designed to prevent detainees from
leaning on the walls. The entire cell population was brought to the yard at once; occasionally it
was impossible to move around, let alone to exercise, because of the sheer number of prisoners.
(e) Other issues
68. According to the applicant, metal blinds that prevented natural light getting into the
cells were only removed on 28 December 2002 after a delegation that included a representative
of the Council of Europe had paid a visit to Vladimir detention facilities. The Government did
not contest that information.
(f) Contact with the outside world
69. The applicant's relatives were not permitted to see him throughout the pre-trial
investigation. After the trial began, he was allowed four short visits by his wife, children, sister
and brother. At these meetings the applicant and his parents were prohibited from talking in any
language other than Russian. The applicant was likewise prohibited from corresponding with his
relatives other than in Russian: the facility administration refused to dispatch or hand over letters
written in Tajik.
70. The Government explained that these restrictions had been due to the lack of a staff
interpreter from Tajik in the facility.
2. Conditions of the applicant's transport to
and from the courthouse
71. The applicant was transported from the remand centre to the Vladimir Regional Court
for hearings on 205 occasions; of these hearings, 185 concerned the charges against him and 20
applications for extensions of detention. The applicant offered the following description of these
days, which was corroborated by written depositions from four former cellmates.
72. On the day of the hearing he was woken up at 4 or 5 a.m. At about 8 a.m. he was taken
from his cell to the so-called "assembly cell", together with other detainees who had a hearing on
that day. Each "assembly cell" measured 9.2 to 9.9 sq. m and housed 10 to 20 prisoners.
"Assembly cells" had no ventilation system and the air was soon heavy with smoke. At about 9
or 9.30 a.m. the applicant was taken to a van.
73. The prison van had one collective compartment designed for four prisoners and six
individual compartments of one sq. m. It was designed to carry ten prisoners. However, it
transported between 15 and 20 and on one occasion 27 detainees. The applicant was put in an
individual compartment together with another prisoner. Owing to the lack of space, one of them
would sit on the bench and the other on his lap. The route to the Vladimir Regional Court took
one hour and the van called at other facilities on its way.
74. The applicant did not normally arrive back at the prison until 6 or 8 p.m. During the
day he received no food or outdoor exercise and was liable to miss out on the shower he was
allowed periodically.
75. The Government submitted that the applicant had been transported in special prison
vans that met the standard requirements. The route from facility No. OD-1/T-2 to the Vladimir
Regional Court was eight kilometres long and took thirty minutes.
II. Relevant domestic law
76. Until 1 July 2002 criminal-law matters were governed by the Code of Criminal
Procedure of the Russian Soviet Federalist Socialist Republic (Law of 27 October 1960, "the old
CCrP"). From 1 July 2002 the old CCrP was replaced by the Code of Criminal Procedure of the
Russian Federation (Law No. 174-FZ of 18 December 2001, "the new CCrP").
A. Preventive measures
77. "Preventive measures" or "measures of restraint" (меры пресечения) include an
undertaking not to leave a town or region, personal security, bail and detention on remand
(Article 89 of the old CCrP, Article 98 of the new CCrP).
B. Authorities ordering detention on remand
78. The Russian Constitution of 12 December 1993 establishes that a judicial decision is
required before a defendant can be detained or his or her detention extended (Article 22).
Under the old CCrP, a decision ordering detention on remand could be taken by a
prosecutor or a court (Articles 11, 89 and 96).
The new CCrP requires a judicial decision by a district or town court on a reasoned request
by a prosecutor supported by appropriate evidence (Article 108 §§ 1, 3 - 6).
C. Grounds for ordering detention on remand
79. When deciding whether to remand an accused in custody, the competent authority is
required to consider whether there are "sufficient grounds to believe" that he or she would
abscond during the investigation or trial or obstruct the establishment of the truth or re-offend
(Article 89 of the old CCrP). It must also take into account the gravity of the charge, information
on the accused's character, his or her profession, age, state of health, family status and other
circumstances (Article 91 of the old CCrP, Article 99 of the new CCrP).
80. Before 14 March 2001, detention on remand was authorised if the accused was charged
with a criminal offence carrying a sentence of at least one year's imprisonment or if there were
"exceptional circumstances" in the case (Article 96). On 14 March 2001 the old CCrP was
amended to permit defendants to be remanded in custody if the charge carried a sentence of at
least two years' imprisonment or if they had previously defaulted or had no permanent residence
in Russia or if their identity could not be ascertained. The amendments of 14 March 2001 also
repealed the provision that permitted defendants to be remanded in custody on the sole ground of
the dangerous nature of the criminal offence they committed. The new CCrP reproduced the
amended provisions (Articles 97 § 1 and 108 § 1) and added that a defendant should not be
remanded in custody if a less severe preventive measure was available.
D. Time-limits for detention on remand
1. Two types of detention on remand
81. The Codes distinguished between two types of detention on remand: the first being
"pending the investigation", that is while a competent agency - the police or a prosecutor's office
- investigated the case, and the second "before the court" (or "during the trial"), that is while the
case was being tried in court. Although there was no difference in practice between them (the
detainee was held in the same detention facility), the calculation of the time-limits was different.
2. Time-limits for detention "pending the investigation"
82. After arrest the suspect is placed in custody "pending the investigation". The maximum
permitted period of detention "pending the investigation" is two months but it can be extended
for up to eighteen months in "exceptional circumstances". Extensions were authorised by
prosecutors of ascending hierarchical levels (under the old CCrP) but must now be authorised by
judicial decisions taken by courts of ascending levels (under the new CCrP). No extension of
detention "pending the investigation" beyond eighteen months is possible (Article 97 of the old
CCrP, Article 109 § 4 of the new CCrP).
83. The period of detention "pending the investigation" is calculated to the day when the
prosecutor sent the case to the trial court (Article 97 of the old CCrP, Article 109 § 9 of the new
CCrP).
84. Access to the file materials is to be granted no later than one month before the expiry of
the authorised detention period (Article 97 of the old CCrP, Article 109 § 5 of the new CCrP). If
the defendant needs more time to study the case-file, a judge, on a request by a prosecutor, may
grant an extension of detention until such time as the file has been read in full and the case sent
for trial (Article 97 of the old CCrP, Article 109 § 8 (1) of the new CCrP). Under the old CCrP,
such an extension could not be granted for longer than six months.
85. Under the old CCrP, the trial court had the right to remit the case for an "additional
investigation" if it established that procedural defects existed that could not be remedied at the
trial. In such cases the defendant's detention was again classified as "pending the investigation"
and the relevant time-limit continued to apply. If, however, the case was remitted for an
additional investigation, but the investigators had already used up all the time authorised for
detention "pending the investigation", a supervising prosecutor could nevertheless extend the
detention period for one additional month starting from the date he received the case. Subsequent
extensions could only be granted if the detention "pending the investigation" had not exceeded
eighteen months (Article 97).
3. Time-limits for detention "before
the court"/"during the trial"
86. From the date the prosecutor forwards the case to the trial court, the defendant's
detention is "before the court" (or "during the trial").
87. Before 14 March 2001 the old CCrP set no time-limit for detention "during the trial".
On 14 March 2001 a new Article 239-1 was inserted which established that the period of
detention "during the trial" could not generally exceed six months from the date the court
received the file. However, if there was evidence to show that the defendant's release might
impede a thorough, complete and objective examination of the case, a court could - of its own
motion or on a request by a prosecutor - extend the detention by no longer than three months.
These provisions did not apply to defendants charged with particularly serious criminal offences.
88. The new CCrP establishes that the term of detention "during the trial" is calculated
from the date the court received the file and to the date the judgment is given. The period of
detention "during the trial" may not normally exceed six months, but if the case concerns serious
or particularly serious criminal offences, the trial court may approve one or more extensions of
no longer than three months each (Article 255 §§ 2 and 3).
E. Proceedings to examine the lawfulness of detention
During detention "pending the investigation"
89. Under the old CCrP, the detainee or his or her counsel or representative could challenge
the detention order issued by a prosecutor, and any subsequent extension order, before a court.
The judge was required to review the lawfulness of and justification for a detention or extension
order no later than three days after receipt of the relevant papers. The review was to be
conducted in camera in the presence of a prosecutor and the detainee's counsel or representative.
The detainee was to be summoned and a review in his absence was only permissible in
exceptional circumstances if the detainee waived his right to be present of his own free will. The
judge could either dismiss the challenge or revoke the pre-trial detention and order the detainee's
release (Article 220-1).
An appeal to a higher court lay against the judge's decision. It had to be examined within
the same time-limit as appeals against a judgment on the merits (see paragraph 96 below)
(Article 331 in fine).
90. Under the new CCrP, an appeal may be lodged with a higher court within three days
against a judicial decision ordering or extending detention on remand. The appeal court must
decide the appeal within three days after its receipt (Article 108 § 10).
During the trial
91. Upon receipt of the case-file, the judge must determine, in particular, whether the
defendant should remain in custody or be released pending trial (Articles 222 § 5 and 230 of the
old CCrP, Articles 228 (3) and 231 § 2 (6) of the new CCrP) and rule on any application by the
defendant for release (Article 223 of the old CCrP). If the application was refused, a fresh
application could be made once the trial had commenced (Article 223 of the old CCrP).
92. At any time during the trial the court may order, vary or revoke any preventive
measure, including detention on remand (Article 260 of the old CCrP, Article 255 § 1 of the new
CCrP). Any such decision must be given in the deliberations room and signed by all the judges
in the formation (Article 261 of the old CCrP, Article 256 of the new CCrP).
93. An appeal against such a decision lies to the higher court. It must be lodged within ten
days and examined within the same time-limit as an appeal against the judgment on the merits
(Article 331 of the old CCrP, Article 255 § 4 of the new CCrP - see paragraph 96 below).
F. Time-limits for trial
94. Under the old CCrP, within fourteen days after receipt of the case-file (if the defendant
was in custody), the judge was required either: (1) to fix the trial date; (2) to return the case for
an additional investigation; (3) to stay or discontinue the proceedings; or (4) to refer the case to a
court having jurisdiction to hear it (Article 221). The new CCrP empowers the judge, within the
same time-limit, (1) to refer the case to a competent court; (2) to fix a date for a preliminary
hearing (предварительное слушание); or (3) to fix a date for trial (Article 227). The trial must
begin no later than fourteen days after the judge has fixed the trial date (Article 239 of the old
CCrP, Article 233 § 1 of the new CCrP). There are no restrictions on fixing the date of a
preliminary hearing.
95. The duration of the trial is not limited in time.
96. Under the old CCrP, the appeal court was required to examine an appeal against the
first-instance judgment within ten days of its receipt. In exceptional circumstances or in complex
cases or in proceedings before the Supreme Court this time-limit could be extended by up to two
months (Article 333). No further extensions were possible.
The new CCrP establishes that the appeal court must start the examination of the appeal no
later than one month after its receipt (Article 374).
III. Relevant international instruments
97. The Standard Minimum Rules for the Treatment of Prisoners, adopted by the First
United Nations Congress on the Prevention of Crime and the Treatment of Offenders, held at
Geneva in 1955, and approved by the Economic and Social Council by its resolution 663 C
(XXIV) of 31 July 1957 and 2076 (LXII) of 13 May 1977, provide, in particular, as follows:
"10. All accommodation provided for the use of prisoners and in particular all sleeping
accommodation shall meet all requirements of health, due regard being paid to climatic
conditions and particularly to cubic content of air, minimum floor space, lighting, heating and
ventilation...
11. In all places where prisoners are required to live or work,
(a) The windows shall be large enough to enable the prisoners to read or work by natural
light, and shall be so constructed that they can allow the entrance of fresh air whether or not
there is artificial ventilation;
(b) Artificial light shall be provided sufficient for the prisoners to read or work without
injury to eyesight.
12. The sanitary installations shall be adequate to enable every prisoner to comply with the
needs of nature when necessary and in a clean and decent manner.
13. Adequate bathing and shower installations shall be provided so that every prisoner may
be enabled and required to have a bath or shower, at a temperature suitable to the climate, as
frequently as necessary for general hygiene according to season and geographical region, but at
least once a week in a temperate climate.
14. All pans of an institution regularly used by prisoners shall be properly maintained and
kept scrupulously clean at all time.
15. Prisoners shall be required to keep their persons clean, and to this end they shall be
provided with water and with such toilet articles as are necessary for health and cleanliness...
19. Every prisoner shall, in accordance with local or national standards, be provided with a
separate bed, and with separate and sufficient bedding which shall be clean when issued, kept in
good order and changed often enough to ensure its cleanliness.
20. (1) Every prisoner shall be provided by the administration at the usual hours with food
of nutritional value adequate for health and strength, of wholesome quality and well prepared
and served.
(2) Drinking water shall be available to every prisoner whenever he needs it.
21. (1) Every prisoner who is not employed in outdoor work shall have at least one hour of
suitable exercise in the open air daily if the weather permits.
45... (2) The transport of prisoners in conveyances with inadequate ventilation or light, or
in any way which would subject them to unnecessary physical hardship, shall be prohibited..."
98. The relevant extracts from the General Reports prepared by the European Committee
for the Prevention of Torture and Inhuman or Degrading Treatment or Punishment (CPT) read as
follows:
Extracts from the 2nd General Report [CPT/Inf (92) 3]
"46. Overcrowding is an issue of direct relevance to the CPT's mandate. All the services
and activities within a prison will be adversely affected if it is required to cater for more
prisoners than it was designed to accommodate; the overall quality of life in the establishment
will be lowered, perhaps significantly. Moreover, the level of overcrowding in a prison, or in a
particular part of it, might be such as to be in itself inhuman or degrading from a physical
standpoint.
47. A satisfactory programme of activities (work, education, sport, etc.) is of crucial
importance for the well-being of prisoners... [P]risoners cannot simply be left to languish for
weeks, possibly months, locked up in their cells, and this regardless of how good material
conditions might be within the cells. The CPT considers that one should aim at ensuring that
prisoners in remand establishments are able to spend a reasonable part of the day (8 hours or
more) outside their cells, engaged in purposeful activity of a varied nature...
48. Specific mention should be made of outdoor exercise. The requirement that prisoners
be allowed at least one hour of exercise in the open air every day is widely accepted as a basic
safeguard... It is also axiomatic that outdoor exercise facilities should be reasonably spacious...
49. Ready access to proper toilet facilities and the maintenance of good standards of
hygiene are essential components of a humane environment...
50. The CPT would add that it is particularly concerned when it finds a combination of
overcrowding, poor regime activities and inadequate access to toilet/washing facilities in the
same establishment. The cumulative effect of such conditions can prove extremely detrimental to
prisoners.
51. It is also very important for prisoners to maintain reasonably good contact with the
outside world. Above all, a prisoner must be given the means of safeguarding his relationships
with his family and close friends. The guiding principle should be the promotion of contact with
the outside world; any limitations upon such contact should be based exclusively on security
concerns of an appreciable nature or resource considerations..."
Extracts from the 7th General Report [CPT/Inf (97) 10]
"13. As the CPT pointed out in its 2nd General Report, prison overcrowding is an issue of
direct relevance to the Committee's mandate (cf. CPT/Inf (92) 3, paragraph 46). An overcrowded
prison entails cramped and unhygienic accommodation; a constant lack of privacy (even when
performing such basic tasks as using a sanitary facility); reduced out-of-cell activities, due to
demand outstripping the staff and facilities available; overburdened health-care services;
increased tension and hence more violence between prisoners and between prisoners and staff.
This list is far from exhaustive.
The CPT has been led to conclude on more than one occasion that the adverse effects of
overcrowding have resulted in inhuman and degrading conditions of detention..."
Extracts from the 11th General Report [CPT/Inf (2001) 16]
"28. The phenomenon of prison overcrowding continues to blight penitentiary systems
across Europe and seriously undermines attempts to improve conditions of detention. The
negative effects of prison overcrowding have already been highlighted in previous General
Reports...
29. In a number of countries visited by the CPT, particularly in central and eastern Europe,
inmate accommodation often consists of large capacity dormitories which contain all or most of
the facilities used by prisoners on a daily basis, such as sleeping and living areas as well as
sanitary facilities. The CPT has objections to the very principle of such accommodation
arrangements in closed prisons and those objections are reinforced when, as is frequently the
case, the dormitories in question are found to hold prisoners under extremely cramped and
insalubrious conditions... Large-capacity dormitories inevitably imply a lack of privacy for
prisoners in their everyday lives... All these problems are exacerbated when the numbers held go
beyond a reasonable occupancy level; further, in such a situation the excessive burden on
communal facilities such as washbasins or lavatories and the insufficient ventilation for so many
persons will often lead to deplorable conditions.
30. The CPT frequently encounters devices, such as metal shutters, slats, or plates fitted to
cell windows, which deprive prisoners of access to natural light and prevent fresh air from
entering the accommodation. They are a particularly common feature of establishments holding
pre-trial prisoners. The CPT fully accepts that specific security measures designed to prevent the
risk of collusion and/or criminal activities may well be required in respect of certain prisoners...
[E]ven when such measures are required, they should never involve depriving the prisoners
concerned of natural light and fresh air. The latter are basic elements of life which every prisoner
is entitled to enjoy..."
THE LAW
I. Alleged violations of Article 3 of the Convention
99. The applicant complained that the conditions of his detention in facility No. OD-1/T-2
"Vladimirskiy Tsentral" and transport to and from the courthouse were in breach of Article 3 of
the Convention which reads as follows:
"No one shall be subjected to torture or to inhuman or degrading treatment or punishment."
A. Conditions of detention in facility No. OD-1/T-2
1. The parties' submissions
100. The Government submitted that, while in facility No. OD-1/T-2 the applicant had had
at all times no less than 2 sq. m for himself. He had been assigned an individual bunk and given
bedding. The sanitary conditions were satisfactory, there was running tap water and detainees
could use their own immersion heaters. The applicant had had at least one hour of outdoor
activity daily and the food was in compliance with the applicable standards. The applicant had
been permitted to talk to his relatives, and to correspond with them, in Russian because there was
no staff interpreter from Tajik and because the law did not provide for the presence of an
interpreter during parental visits. The applicant had not complained of harassment by or threats
from other detainees or the facility wardens.
101. The applicant challenged the Government's submissions as factually inaccurate. He
indicated that the number of inmates per cell had been significantly greater than that suggested
by the Government, that cells were infected with parasites and excessively humid. The
placement and partitioning of the lavatory pan offered no privacy whatsoever and contributed to
a further infestation of the cell. The quality of food was wholly unsatisfactory. There was no real
opportunity for outdoor exercise because the exercise yards were overcrowded and also covered
with metal roofs that severely limited access to fresh air. The applicant submitted that the
conditions of his detention fell foul of paragraphs 12, 15 and 20 (1) and (2) of the Standard
Minimum Rules for the Treatment of Prisoners (cited above). He considered that the requirement
to speak in Russian to his small children who spoke only Tajik had been degrading and
humiliating. He finally indicated that, upon his release, he had been diagnosed with several
diseases, such as hypertension and prostatitis, that had been contracted during his detention.
The Court's assessment
102. As the Court has held on many occasions, Article 3 of the Convention enshrines one
of the most fundamental values of democratic society. It prohibits in absolute terms torture or
inhuman or degrading treatment or punishment, irrespective of the circumstances and the
victim's behaviour (Labita v. Italy [GC], No. 26772/95, § 119, ECHR 2000-IV). However, to fall
under Article 3 of the Convention, ill-treatment must attain a minimum level of severity. The
assessment of this minimum level of severity is relative; it depends on all the circumstances of
the case, such as the duration of the treatment, its physical and mental effects and, in some cases,
the sex, age and state of health of the victim ({Valasinas} v. Lithuania, No. 44558/98, §§ 100 101, ECHR 2001-VIII).
103. The Court has consistently stressed that the suffering and humiliation involved must in
any event go beyond the inevitable element of suffering or humiliation connected with a given
form of legitimate treatment or punishment. Under this provision the State must ensure that a
person is detained in conditions which are compatible with respect for his human dignity, that
the manner and method of the execution of the measure do not subject him to distress or hardship
of an intensity exceeding the unavoidable level of suffering inherent in detention and that, given
the practical demands of imprisonment, his health and well-being are adequately secured
({Valasinas}, cited above, § 102; {Kudla} v. Poland [GC], No. 30210/96, § 94, ECHR 2000-XI).
When assessing conditions of detention, one must consider their cumulative effects as well as the
applicant's specific allegations (Dougoz v. Greece, No. 40907/98, § 46, ECHR 2001-II). The
duration of detention is also a relevant factor.
104. The Court notes that in the present case the parties have disputed the actual conditions
of the applicant's detention at facility No. OD-1/T-2 of Vladimir. However, there is no need for
the Court to establish the truthfulness of each and every allegation, because it finds a violation of
Article 3 on the basis of the facts that have been presented or are undisputed by the respondent
Government, for the following reasons.
105. The main characteristic, which the parties have agreed upon, are the measurements of
the cells. The applicant claimed that the cell population severely exceeded their design capacity;
the Government produced a certificate from the facility director showing that at times the
number of inmates was greater than that of the available bunks (cells Nos. 4-13, 4-9, 3-3, 3-51,
see paragraph 59 above). It follows that the detainees, including the applicant, had to share the
sleeping facilities, taking turns to rest. In smaller, 12 or 24 sq. m cells in wing No. 4 where the
applicant was kept until December 2000, inmates were afforded less than 2 sq. m of personal
space, and in the larger capacity dormitories of wing No. 3, where the applicant stayed until his
release in May 2004, detainees had less than 3 sq. m of personal space, even when the cell was
filled below its design capacity. The parties also agree that, save for one hour of daily outdoor
exercise, for the remainder of the day the applicant was locked in the cell which contained all the
facilities used by prisoners on a daily basis, such as the washbasin, lavatory and eating utensils.
The applicant was held in these conditions for more than four years and three months.
106. In this connection the Court notes that in the Peers case even a much bigger cell (7 sq.
m for two inmates) was considered a relevant factor in finding a violation of Article 3, albeit in
that case the problem of space was coupled with an established lack of ventilation and lighting
(Peers v. Greece, No. 28524/95, §§ 70 - 72, ECHR 2001-III). The present situation is also
comparable with that in the Kalashnikov case, where the applicant was confined to a space
measuring less than 2 sq. m. In that case the Court held that such a degree of overcrowding in
itself raised an issue under Article 3 of the Convention (Kalashnikov v. Russia, No. 47095/99, §§
96 - 97, ECHR 2002-VI). By contrast, in other cases no violation of Article 3 was found, as the
restricted space for sleeping was compensated for by the freedom of movement enjoyed by the
detainees during the day-time ({Valasinas}, cited above, §§ 103 and 107; Nurmagomedov v.
Russia (dec.), No. 30138/02, 16 September 2004).
107. The Court considers the lack of space to be the focal point of its analysis. The fact that
the applicant was obliged to live, sleep and use the toilet in the same cell with so little personal
space was itself sufficient to cause distress or hardship of an intensity exceeding the unavoidable
level of suffering inherent in detention, and to arouse within him feelings of anguish and
inferiority capable of humiliating and debasing him (Peers and Kalashnikov, cited above, loc.
cit.; see also the CPT's 11th General Report, § 29). These feelings were further exacerbated by
the inordinate length of his detention.
108. Furthermore, while in the present case it cannot be established "beyond reasonable
doubt" that the ventilation, heating, lighting or sanitary conditions in the facility were
unacceptable from the standpoint of Article 3, the Court notes with concern that the lavatory had
no flush system, that until December 2002 the cell windows were covered with metal shutters
blocking access to fresh air and natural light (cf. CPT's 11th General Report, § 30) and that the
applicant was only permitted to talk to his close relatives in a language they did not master,
which made contact with his family more difficult. The Government did not suggest that such
restrictions were based on security concerns of an appreciable nature (cf. CPT's 2nd General
Report, § 51). These aspects combined with the lack of personal space show that the applicant's
detention conditions went beyond the threshold tolerated by Article 3 of the Convention.
109. The Court therefore finds that there has been a violation of Article 3 of the
Convention as regards the conditions of the applicant's detention in facility No. OD-1/T-2.
B. Conditions of transport between the facility
and the courthouse
1. The parties' submissions
110. The Government submitted that the conditions of transport were compatible with
domestic standards and that the convoy service personnel had not committed any breaches of
applicable laws.
111. The applicant claimed that the conditions of transport between the detention facility
and the Vladimir Regional Court were inhuman and degrading. "Assembly cells" and passenger
compartments were severely overcrowded and gave no access to natural light or air. He was not
given food or drink for the entire day and the cumulative effect of these conditions was mental
and physical exhaustion. In his view, such conditions were incompatible with paragraph 45 (2)
of the Standard Minimum Rules for the Treatment of Prisoners.
2. The Court's assessment
112. The Court reiterates that allegations of ill-treatment must be supported by appropriate
evidence. In assessing evidence, the Court has generally applied the standard of proof "beyond
reasonable doubt". However, such proof may follow from the coexistence of sufficiently strong,
clear and concordant inferences or of similar unrebutted presumptions of fact (see Salman v.
Turkey [GC], No. 21986/93, § 100, ECHR 2000-VII).
113. The Court notes that the only account of the conditions of transport from the remand
facility to the Vladimir Regional Court is that furnished by the applicant. His account is
corroborated by the written statements of four former cellmates. The Court reiterates that
Convention proceedings, such as the present application, do not in all cases lend themselves to a
rigorous application of the principle affirmanti incumbit probatio (he who alleges something
must prove that allegation) because in certain instances the respondent Government alone have
access to information capable of corroborating or refuting these allegations. A failure on a
Government's part to submit such information without a satisfactory explanation may give rise to
the drawing of inferences as to the well-foundedness of the applicant's allegations (see Ahmet
{Ozkan} and Others v. Turkey, No. 21689/93, § 426, 6 April 2004).
114. It is true that in the present case the applicant was not able to take exact measurements
of the prison-van compartments or obtain certificates showing the occupancy level. However, the
Government could have readily submitted details in support of their contentions, but did not do
so and gave no reasons for withholding such information. In fact, they confined themselves to
asserting that the conditions were compatible with applicable standards and that the travel time
was half as long as that claimed by the applicant. No copy of the standards or regulations on
prison vans was submitted. In these circumstances the Court will examine the merits of the
complaint on the basis of the applicant's submissions.
115. The applicant submitted that on the days of court hearings he was transported to the
courthouse by a prison van in which he shared a 1 sq. m "individual" compartment with another
prisoner. He received no food during the entire day and missed out on outdoor exercise and on
occasions the chance to take a shower.
116. The Court has not previously examined the compatibility of transport conditions as
such with the requirements of Article 3 of the Convention (however, as regards handcuffing
and/or blindfolding of detainees during transport, see {Ocalan} v. Turkey [GC], No. 46221/99,
§§ 182 - 184, ECHR 2005-...; and Raninen v. Finland, judgment of 16 December 1997, Reports
1997-VIII, §§ 56 - 59). It will therefore seek guidance from the findings of the European
Committee for the Prevention of Torture and Inhuman or Degrading Treatment (CPT).
117. As regards the transport of prisoners, the CPT has considered individual
compartments measuring 0.4, 0.5 or even 0.8 sq. m to be unsuitable for transporting a person, no
matter how short the duration (see CPT/Inf (2004) 36 [Azerbaijan], § 152; CPT/Inf (2004) 12
[Luxembourg], § 19; CPT/Inf (2002) 23 [Ukraine], § 129; CPT/Inf (2001) 22 [Lithuania], § 118;
CPT/Inf (98) 13 [Poland], § 68). In the present case the individual compartments in the prison
van (measuring one sq. m) would not appear to have been in breach of the CPT's standards,
assuming that the design capacity was not exceeded and that they were sufficiently lit, ventilated
and heated and equipped with adequate seating and fixtures that would prevent prisoners from
losing their balance when the vehicle moves (cf. CPT/Inf (2002) 36 [Slovenia], § 95).
118. However, the applicant had to share the individual compartment with another
detainee, the two men taking turns to sit on the other's lap. The above-mentioned CPT's findings
suggest that it would not have found that situation acceptable. The Court likewise considers that
the placement of two prisoners in a one sq. m compartment with only one seat was unacceptable.
The Government claimed that the journey took only thirty minutes, but the applicant said that the
van called at other facilities on the way. As the detainees remained inside the van during that
time, it would be appropriate to base the assessment on the applicant's submission that the
journey lasted up to one hour. In any event, the Court finds that such transport arrangements are
impermissible, irrespective of the duration.
119. The Court observes that the applicant had to endure these crammed conditions twice a
day, on the way to and from the courthouse and that he was transported in that van no fewer than
200 times in four years of detention. On those days he received no food and missed outdoor
exercise. It is also relevant to the Court's assessment that the applicant continued to be subjected
to such treatment during his trial or at the hearings of applications for his detention to be
extended, that is when he most needed his powers of concentration and mental alertness.
120. The Court finds that the treatment to which the applicant was subjected during his
transport to and from the Vladimir Regional Court exceeded the minimum level of severity and
that there has been a violation of Article 3 of the Convention.
II. Alleged violations of Article 5 §§ 1 of the Convention
121. The applicant complained under Article 5 § 1 (c) of the Convention that his detention
on remand was not lawful. The relevant parts of Article 5 read as follows:
"1. Everyone has the right to liberty and security of person. No one shall be deprived of his
liberty save in the following cases and in accordance with a procedure prescribed by law:
...
(c) the lawful arrest or detention of a person effected for the purpose of bringing him before
the competent legal authority on reasonable suspicion of having committed an offence or when it
is reasonably considered necessary to prevent his committing an offence or fleeing after having
done so..."
1. The parties' submissions
122. The applicant contended that on 8 August 2001 the Supreme Court had quashed the
extension order of 28 April 2001 as unlawful and remitted the issue of his detention for reexamination; accordingly, his detention from 28 April 2001 onwards was not "lawful" within the
meaning of Article 5 § 1. After the case was sent for trial on 4 September 2001, it took the
Regional Court more than four months - instead of the fourteen days required by the old CCrP to hold the first hearing and examine the request for release. The decision of 9 January 2002 was
deficient in its reasoning: the applicant was remanded in custody solely on account of the gravity
of the charges against him. The applicant further submitted that neither the Regional Court's
decision of 13 March 2002 nor the Supreme Court's decision of 12 September 2002 had
addressed the arguments for or against his release. He indicated that on 12 September 2002 the
Supreme Court had heard the appeal for thirty minutes only. The applicant complained that on
18 November 2002 the Regional Court had extended his detention retrospectively to cover the
preceding 2 months and 15 days and that a similar retrospective extension had been made on 4
December 2002 in respect of the previous day.
123. The Government averred that the entire term of detention was compatible with the
domestic procedural rules and free from arbitrariness. On 28 April 2001 the Vladimir Regional
Court had authorised the applicant's detention until 4 September 2001 so as to afford him
additional time to read the case file. On 8 August 2001 the Supreme Court quashed that decision
on procedural grounds and held that the applicant should remain in custody. From 4 September
2001 to 9 January 2002 the Vladimir Regional Court examined the applicant's case. From 13
March to 7 October 2002 the case was examined by the Supreme Court of the Russian
Federation. In the Government's opinion, the Russian rules of criminal procedure did not require
the applicant's detention to be extended during the latter period. On 12 September 2002 the
Supreme Court returned the case file to the Vladimir Regional Court which received it on 7
October 2002. By that time the new CCrP had come into effect, and a new hearing was
scheduled for 18 November 2002. On the latter date the applicant's detention was extended until
3 December 2002.
2. The Court's assessment
(a) General principles
124. The Court reiterates that the expressions "lawful" and "in accordance with a procedure
prescribed by law" in Article 5 § 1 essentially refer back to national law and state the obligation
to conform to the substantive and procedural rules thereof.
However, the "lawfulness" of detention under domestic law is not always the decisive
element. The Court must in addition be satisfied that detention during the period under
consideration was compatible with the purpose of Article 5 § 1 of the Convention, which is to
prevent persons from being deprived of their liberty in an arbitrary fashion.
125. The Court must moreover ascertain whether domestic law itself is in conformity with
the Convention, including the general principles expressed or implied therein. On this last point,
the Court stresses that, where deprivation of liberty is concerned, it is particularly important that
the general principle of legal certainty be satisfied. It is therefore essential that the conditions for
deprivation of liberty under domestic law be clearly defined and that the law itself be foreseeable
in its application, so that it meets the standard of "lawfulness" set by the Convention, a standard
which requires that all law be sufficiently precise to allow the person - if need be, with
appropriate advice - to foresee, to a degree that is reasonable in the circumstances, the
consequences which a given action may entail (see {Jecius} v. Lithuania, No. 34578/97, § 56,
ECHR 2000-IX; Baranowski v. Poland, No. 28358/95, §§ 50 - 52, ECHR 2000-III).
(b) Scope of the Court's review
126. In its decision of 22 February 2005 on the admissibility of the present application, the
Court declared admissible the applicant's complaints concerning the lawfulness of his detention
on remand after 4 May 2001. The most recent period of detention which the applicant
complained about ended on 4 December 2002.
Accordingly, the Court will examine the lawfulness of the applicant's detention on remand
from 4 May 2001 to 4 December 2002.
(c) Detention on remand from 4 May to 8 August 2001
127. The Court observes that on 28 April 2001 the Vladimir Regional Court, on a request
by a prosecutor, extended the applicant's detention until 4 September 2001. On 8 August 2001
the Supreme Court quashed the decision because of substantial violations of the rules of criminal
procedure and ordered a re-examination of the issue of detention. On 15 August 2002 the
Regional Court reconsidered the request and ordered the applicant's detention from 4 May to 4
September 2001.
128. The issue to be determined is whether the detention in that period was "lawful",
including whether it complied with "a procedure prescribed by law". The Court reiterates that a
period of detention will in principle be lawful if carried out pursuant to a court order. A
subsequent finding that the court erred under domestic law in making the order will not
necessarily retrospectively affect the validity of the intervening period of detention. For this
reason, the Convention organs have consistently refused to uphold applications from persons
convicted of criminal offences who complain that their convictions or sentences were found by
the appellate courts to have been based on errors of fact or law (see Benham v. the United
Kingdom, judgment of 10 June 1996, Reports 1996-III, § 42).
129. In the present case the Court will consider whether the detention order of 28 April
2001 constituted a lawful basis for the applicant's detention until it was quashed on 8 August
2001. The mere fact that the order was set aside on appeal did not in itself affect the lawfulness
of the detention in the preceding period. For the assessment of compliance with Article 5 § 1 of
the Convention the basic distinction has to be made between ex facie invalid detention orders for example, given by a court in excess of jurisdiction or where the interested party did not have
proper notice of the hearing - and detention orders which are prima facie valid and effective
unless and until they have been overturned by a higher court (Benham, cited above, §§ 43 and
46; Lloyd and Others v. the United Kingdom, Nos. 29798/96 et seq., §§ 108, 113 and 116, cf.
also § 83, 1 March 2005).
130. It has not been alleged that on 28 April 2001 the Regional Court acted in excess of its
jurisdiction. Indeed, as a matter of domestic law, it had the authority to examine the prosecutor's
application for an extension of the applicant's detention and to grant a further extension, not
exceeding six months, until such time as the applicant had finished reading the file and the case
had been sent for trial (see paragraph 84 above).
131. Furthermore, the Court finds that applicant's detention on the basis of the order of 28
April 2001 cannot be said to have been arbitrary as the court gave certain grounds justifying the
continued detention on remand. The sufficiency and relevance of these grounds will be discussed
below from the standpoint of Article 5 § 3 of the Convention.
132. It has not therefore been established that, in issuing the detention order of 28 April
2001, the District Court acted in bad faith, or that it neglected to attempt to apply the relevant
legislation correctly. The fact that certain flaws in the procedure were found on appeal does not
in itself mean that the detention was unlawful (see Gaidjurgis v. Lithuania (dec.), No. 49098/99,
16 January 2001; Benham, cited above, § 47; cf. also Bozano v. France, judgment of 18
December 1986, Series A No. 111, § 59).
133. In these circumstances, the Court finds that there was no violation of Article 5 § 1 of
the Convention on account of the applicant's detention on remand from 4 May to 8 August 2001.
(d) Detention on remand from 8 August to 4 September 2001
134. The Court notes that on 8 August 2001 the Supreme Court, having quashed the
Regional Court's decision, held that the preventive measure imposed on the applicant "should
remain unchanged". The Government maintained that the Supreme Court's decision constituted a
"lawful" basis for the applicant's detention after 8 August 2001.
135. The Court notes that in several cases against Lithuania it found that the trial court's
decision to maintain a preventive measure "unchanged" had not, as such, breached Article 5 § 1
in so far as the trial court "had acted within its jurisdiction... [and] had power to make an
appropriate order" ({Jecius}, cited above, § 69; {Stasaitis} v. Lithuania (dec.), No. 47679/99, 28
November 2000; {Karalevicius} v. Lithuania (dec.), No. 53254/99, 6 June 2002). In the
{Stasaitis} judgment it noted, however, that "the absence of any grounds given by the judicial
authorities in their decisions authorising detention for a prolonged period of time may be
incompatible with the principle of the protection from arbitrariness enshrined in Article 5 § 1"
({Stasaitis} v. Lithuania, No. 47679/99, § 67, 21 March 2002).
136. The Court observes that the Supreme Court did not give any reasons for its decision to
remand the applicant in custody. Nor did it set a time-limit either for the continued detention or
for a re-examination of the issue of detention by the Regional Court. As it happened, the
Regional Court did not give a new decision until more than one year later, on 15 August 2002,
and the Supreme Court upheld that decision in the final instance in January 2003. Leaving aside
the concurrent developments in the applicant's case (discussed below), it transpires that for more
than a year the applicant remained in a state of uncertainty as to the grounds for his detention
after 8 August 2001. The Supreme Court's failure to give reasons for its decision was made all
the more regrettable by the fact that the applicant had by then spent two years and six months in
custody without a valid judicial decision setting out the grounds for his detention in detail.
137. In these circumstances, the Court considers that the Supreme Court's decision of 8
August 2001 did not comply with the requirements of clarity, foreseeability and protection from
arbitrariness, which together constitute the essential elements of the "lawfulness" of detention
within the meaning of Article 5 § 1.
138. It remains to be determined whether the Regional Court's decision of 15 August 2002,
as upheld on appeal on 23 January 2003, could have constituted a "lawful" basis for the
applicant's detention from 8 August to 4 September 2001.
139. As noted above, the decision of 15 August 2002 was issued more than a year after the
detention period authorised therein had lapsed. The Government did not indicate any domestic
legal provision that permitted a decision to be taken authorising a period of detention
retrospectively. On the contrary, the general habeas corpus provisions required the director of the
remand centre to release any detainee once his statutory detention period had expired without
any order being made for its extension (Article 11 of the old CCrP).
140. Such has been also the view of the Russian Constitutional Court, which found that
Russian law did not contain "any provisions permitting the court to take a decision extending the
defendant's detention on remand [some time] after once the previously authorised time-limit has
expired, in which event the person is detained for a period without a judicial decision" (see
paragraph 56 above).
141. It follows that the applicant's detention, in so far as it had been authorised by a judicial
decision issued in respect of the preceding period, was not "lawful" under domestic law.
142. Furthermore, the Court considers that any ex post facto authorisation of detention on
remand is incompatible with the "right to security of person" as it is necessarily tainted with
arbitrariness. Permitting a prisoner to languish in detention on remand without a judicial decision
based on concrete grounds and without setting a specific time-limit would be tantamount to
overriding Article 5, a provision which makes detention an exceptional departure from the right
to liberty and one that is only permissible in exhaustively enumerated and strictly defined cases.
143. The Court therefore considers that there was a violation of Article 5 § 1 of the
Convention on account of the applicant's detention on remand from 8 August to 4 September
2001.
(e) Detention on remand from 4 September 2001 to 9 January 2002
144. The Court further notes, and it has not been disputed by the parties, that between the
date of expiry of the authorised detention period on 4 September 2001 and the Vladimir Regional
Court's subsequent decision of 9 January 2002 on the application for release, there was no
decision - either by a prosecutor or by a judge - authorising the applicant's detention. It is also
common ground that in that period the applicant was held in detention on the basis of the fact
that the criminal case against him had been referred to the court competent to deal with the case.
145. The Government maintained that the detention was lawful because it complied with
the substantive and procedural provisions of the rules of criminal procedure. The Regional Court
was not required to extend the applicant's detention or otherwise validate it.
146. The Court has already examined and found a violation of Article 5 § 1 in a number of
cases concerning the practice of holding defendants in custody solely on the basis of the fact that
a bill of indictment has been lodged with the court competent to try the case (see Baranowski,
cited above, §§ 53 - 58; {Jecius}, cited above, §§ 60 - 64). It held that the practice of keeping
defendants in detention without a specific legal basis or clear rules governing their situation with the result that they may be deprived of their liberty for an unlimited period without judicial
authorisation - is incompatible with the principles of legal certainty and protection from
arbitrariness, which are common threads throughout the Convention and the rule of law (ibid.).
147. The Court sees no reason to reach a different conclusion in the present case.
Admittedly, unlike the Polish law at the relevant time which set no time-limit for the detention
after a bill of indictment had been lodged with the court (see Baranowski, §§ 31 - 35, in
particular, the last paragraph of the Polish Supreme Court's resolution of 6 February 1997), the
Russian rules of criminal procedure set a time-limit. Within fourteen days of receipt of the file
the court has to determine whether the case is ready for trial and, if so, fix the hearing date and
order the defendant's release or continued detention (see paragraphs 91 and 94 above). Thus,
detention without an order was limited to fourteen days maximum, at least in theory.
148. The Court, however, is not persuaded that the existence of the time-limit in Russian
law does in fact distinguish the present case from the Baranowski and {Jecius} cases.
149. Firstly, for the detention to meet the standard of "lawfulness", it must have a basis in
domestic law (see paragraph 124 above). The Government, however, did not point to any legal
provision which permitted an accused to continue to be held once the authorised detention period
had expired. The Court notes that under the Russian Constitution and rules of criminal procedure
the power to order or prolong detention on remand was vested in prosecutors and courts (see
paragraph 78 above). No exceptions to that rule were permitted or provided for, no matter how
short the duration of the detention. As noted above, during the relevant period there was neither a
prosecutor's order nor a judicial decision authorising the applicant's detention. It follows that the
applicant was in a legal vacuum that was not covered by any domestic legal provision.
150. Furthermore, as in the present case, in which the Vladimir Regional Court took more
than four months to decide on a preventive measure, the fourteen-day time-limit was not
complied with in practice. The Government did not offer any explanation for the delay.
151. It follows that during the period from 4 September 2001 to 9 January 2002 there was
no valid domestic decision or other "lawful" basis for the applicant's detention on remand. By
itself, the fact that the case had been sent to the court for trial did not constitute a "lawful" basis,
within the meaning of Article 5 § 1 of the Convention, for the applicant's continued detention.
There has thus been a violation of Article 5 § 1 of the Convention in respect of that period.
(f) Detention on remand from 9 January to 13 March 2002
152. The Court notes that on 9 January 2002 the Vladimir Regional Court fixed the date for
the trial to commence and rejected the applicant's application for release. It remanded the
applicant and his co-defendants in custody because of the gravity of the charges against them.
The trial court acted within its powers in making that decision and there is nothing to
suggest that it was invalid or unlawful under domestic law. The question whether the reasons for
the decision were sufficient and relevant is analysed below in connection with the issue of
compliance with Article 5 § 3. In the {Stasaitis} decision (cited above) the Court accepted that a
similar decision by a trial court was compatible with the requirements of Article 5 § 1 of the
Convention. There is nothing in the present case to warrant a different conclusion.
153. The Court finds that there has been no violation of Article 5 § 1 of the Convention on
account of the applicant's detention on remand from 9 January to 13 March 2002.
(g) Detention on remand from 13 March to 12 September 2002
154. The Court notes that on 13 March 2002 the Vladimir Regional Court identified certain
procedural defects and returned the case to the prosecution for them to be remedied. It extended
the applicant's detention for an indefinite period. The applicant appealed, arguing, in particular,
that the investigators had already used up all the time permitted for detention "pending the
investigation" and no further extensions were permissible. On 12 September 2002 the Supreme
Court quashed the Regional Court's decision on procedural grounds, without examining the
applicant's arguments pertaining to the lawfulness of his detention.
155. The Court observes that the rules on detention at the time permitted up to eighteen
months' detention "pending the investigation", plus up to six months when authorised by a
judicial decision if the defendants needed more time to study the file, and an additional month
when authorised by a supervising prosecutor if the case was returned for an additional
investigation (see paragraphs 82 - 85 above).
156. Turning to the present case, the Court notes that the eighteen months' detention
"pending the investigation" expired on 4 April 2001 <*>. The prosecutor then authorised an
additional month of custody until 4 May 2001 and thereafter the trial court exercised its right to
grant a further four-month extension until 4 September 2001. It follows that the authorities
exhausted the legal possibilities for extending the applicant's detention "pending the
investigation". In these circumstances, no further extension appears to have been possible under
domestic law.
--------------------------------
<*> The applicant was taken into custody on 22 January 1999 and by 4 April 2001 had
already spent 2 years, 2 months and 13 days in detention. However, the detention "pending the
investigation" did not include the period from 21 June 2000 to 28 February 2001 when the case
was technically "before the [trial] court".
157. The Government did not indicate any legal provision that permitted a defendant to be
held in custody after the expiry of the above time-limits. The Court notes that the Regional
Court's decision of 13 March 2002 was extremely laconic with regard to the issue of detention
and made no reference to any legal provision which would have permitted the applicant's further
detention. It follows that the decision did not offer sufficient protection from arbitrariness and
failed to satisfy the standard of "lawfulness" required under Article 5 § 1 of the Convention.
158. The Court therefore finds that there has been a violation of Article 5 § 1 of the
Convention on account of the applicant's detention on remand from 13 March to 12 September
2002.
(h) Detention on remand from 12 September 2002 to 18 November 2002
159. The Court notes that on 12 September 2002 the Supreme Court instructed the
Regional Court to proceed with the trial and confirmed that the defendants should remain in
custody. It follows that from that date onwards, the applicant's detention was "during the trial".
It is relevant here to recall that on 13 March 2002, the final day of the applicant's previous
period in detention "during the trial", the applicant had already been in that type of detention for
six months and several days (starting from the date the case was referred for trial in September
2001). At that time this situation was not unlawful under domestic law because the six-month
time-limit for detention "during the trial" in the old CCrP did not apply to defendants who, like
the applicant, were charged with particularly serious crimes (see paragraph 87 above).
However, by the time of the Supreme Court's decision of 12 September 2002 ordering the
applicant's continued detention "during the trial", the new CCrP was already effective. After the
expiry of the initial six months it required the trial court to issue a separate decision extending
the detention "during the trial" (see paragraph 88 above).
160. The Government claimed that the applicant's detention was covered by the Supreme
Court's decision up to 7 October 2002, on which date the case-file reached the Regional Court,
and thereafter by the fact that the first hearing had been fixed for 18 November 2002. Accepting,
for the sake of argument, the Government's explanation, the Court considers that in such
eventuality the applicant's detention after 7 October 2002 would have been incompatible with
Article 5 § 1 of the Convention because the Supreme Court's decision of 12 September 2002
would have ceased to apply and no other order for detention had been issued. In this connection
the Court refers to its findings in paragraphs 146 - 151 above in respect of a similar period of
detention and notes that the new CCrP regrettably inherited from the old CCrP the lack of clear
rules governing the detainee's situation after the case had been sent for trial.
161. In any event, the Government's explanation does not satisfy the Court. It observes that
on 18 November 2002 the Regional Court extended the applicant's detention "for a further three
months, until 3 December 2002". This formula implies, by converse implication, that the trial
court did not consider either the Supreme Court's decision of 12 September 2002 or the fact that
it had received the file on 7 October 2002 as valid grounds for the applicant's detention and that
it felt itself obliged to provide a different basis for his detention during the preceding two months
and three weeks.
162. In the Court's view, the Regional Court's decision of 18 November 2002 amounted to
an acknowledgement of the fact that the applicant's detention in the preceding period had lacked
a sufficiently clear legal basis. The applicant was not therefore afforded sufficient protection
from arbitrariness to satisfy the requirements of Article 5 § 1 of the Convention. The Regional
Court's decision of 18 November 2002 could not remedy the lack of a "lawful" basis in the
preceding period as it is incompatible with both domestic law and the Convention guarantees to
issue a detention order with retrospective effect (see paragraphs 139 - 142 above). In any event,
the decision of 18 November 2002 was subsequently quashed by the Supreme Court because of
the Regional Court's failure to conform to the procedural requirements (see below).
163. The Court finds, accordingly, that there has been a violation of Article 5 § 1 of the
Convention on account of the applicant's detention from 12 September to 18 November 2002.
(i) Detention on remand from 18 November to 4 December 2002
164. The Court notes that on 18 November 2002 the Vladimir Regional Court, sitting in a
single-judge formation, authorised the applicant's detention on remand until 3 December 2002.
The applicant alleged, in particular, that his detention from midnight on 3 December to 4
December 2002, when the Regional Court granted a further extension, was been covered by any
detention order and had therefore been unlawful.
165. The Court reiterates that, for detention to be "lawful" within the meaning of Article 5
§ 1, it has to conform to both the substantive and procedural rules of the domestic law (see
paragraph 124 above).
The Court notes that the Regional Court's detention order of 18 November 2002 was
quashed by the Supreme Court on 21 May 2005 because it had been given by an incomplete
formation, in breach of the domestic rules of criminal procedure. This indicates that the court,
sitting in a single-judge formation, did not have jurisdiction to order the applicant's continued
detention and that the order of 18 November 2002 was null and void ab initio (see paragraph 129
above).
It follows that the decision of 18 November 2002 could not have formed a "lawful" basis
for the applicant's detention on remand after that date.
166. In the absence of any other decision that could have served as a "lawful" basis for the
applicant's detention in the period to 4 December 2002, the Court finds that there has been a
violation of Article 5 § 1 of the Convention on account of the applicant's detention on remand
from 18 November to 4 December 2002.
3. Summary of the findings
167. The Court has found no violation of Article 5 § 1 of the Convention on account of the
applicant's detention on remand from 4 May to 8 August 2001 and from 9 January to 13 March
2002.
168. The Court has found a violation of Article 5 § 1 of the Convention on account of the
applicant's detention on remand from 8 August 2001 to 9 January 2002 and from 13 March 2002
to 4 December 2002.
III. Alleged violation of Article 5 § 3 of the Convention
169. The applicant complained under Article 5 § 3 of the Convention that his detention on
remand had been excessively long. Article 5 § 3 reads as follows:
"Everyone arrested or detained in accordance with the provisions of paragraph 1 (c) of this
Article shall be... entitled to trial within a reasonable time or to release pending trial..."
1. The parties' submissions
170. The Government submitted that it had been necessary for the applicant to remain in
custody because he was a foreign national charged with a particularly serious criminal offence.
He had no permanent residence in the Russian Federation and thus would have been liable to
abscond if released.
171. The applicant responded that the decisions extending his detention were identically
worded and more often than not did not state any concrete reason as to why it was necessary to
hold him in custody.
2. The Court's assessment
(a) Principles established in the Court's case-law
172. Under the Court's case-law, the issue of whether a period of detention is reasonable
cannot be assessed in abstracto. Whether it is reasonable for an accused to remain in detention
must be assessed in each case according to its special features. Continued detention can be
justified only if there are specific indications of a genuine requirement of public interest which,
notwithstanding the presumption of innocence, outweighs the rule of respect for individual
liberty.
It falls in the first place to the national judicial authorities to ensure that, in a given case,
the pre-trial detention of an accused person does not exceed a reasonable time. To this end they
must examine all the facts arguing for or against the existence of a genuine requirement of public
interest justifying, with due regard to the principle of the presumption of innocence, a departure
from the rule of respect for individual liberty and set them out in their decisions dismissing the
applications for release. It is essentially on the basis of the reasons given in these decisions and
of the true facts mentioned by the applicant in his appeals that the Court is called upon to decide
whether or not there has been a violation of Article 5 § 3 of the Convention (see Labita, cited
above, § 152).
173. The arguments for and against release must not be "general and abstract" (see
Smirnova v. Russia, Nos. 46133/99 and 48183/99, § 63, ECHR 2003-IX). Where the law
provides for a presumption in respect of factors relevant to the grounds for continued detention,
the existence of the concrete facts outweighing the rule of respect for individual liberty must be
convincingly demonstrated (see Ilijkov v. Bulgaria, No. 33977/96, § 84 in fine, 26 July 2001).
174. The persistence of a reasonable suspicion that the person arrested has committed an
offence is a condition sine qua non for the lawfulness of the continued detention, but after a
certain lapse of time it no longer suffices. In such cases, the Court must establish whether the
other grounds given by the judicial authorities continued to justify the deprivation of liberty.
Where such grounds were "relevant" and "sufficient", the Court must also ascertain whether the
competent national authorities displayed "special diligence" in the conduct of the proceedings
(Labita, cited above, § 153).
(b) Application of the principles to the present case
175. The applicant's detention on remand lasted from 22 January 1999, when he was taken
in custody, to 28 May 2004, when he was released. The total duration of the detention thus
amounted to five years, four months and six days. However, the Court does not lose sight of the
fact that in the periods from 8 August 2001 to 9 January 2002 and from 13 March 2002 to 4
December 2002 the applicant's detention was not in accordance with Article 5 § 1 of the
Convention.
176. The Court accepts that the applicant's detention may initially have been warranted by
a reasonable suspicion that he was involved in drug-trafficking. As noted in the District Court's
decision of 28 December 1999, at that stage of the proceedings the need to ensure the proper
conduct of the investigation and to prevent the applicant from absconding - having regard to his
foreign nationality and permanent residence outside Russia - could justify keeping him in
custody.
177. However, with the passage of time those grounds inevitably became less and less
relevant. Accordingly, the domestic authorities were under an obligation to analyse the
applicant's personal situation in greater detail and to give specific reasons for holding him in
custody.
The Government submitted that the courts had gauged the applicant's potential to abscond
by reference to his foreign nationality and lack of permanent residence in Russia. However,
contrary to the Government's submission, after the case had been sent for trial for the first time in
June 2000, these particular reasons were not cited in any valid extension order.
178. The Court further notes that at no point in the proceedings did the domestic authorities
consider whether the length of the applicant's detention had exceeded a "reasonable time". Such
an analysis should have been particularly prominent in the domestic decisions after the applicant
had spent more than two years in custody and all the detention periods permitted by the domestic
law had expired (see paragraphs 156 et seq. above).
179. After the trial started, the Regional Court extended the applicant's detention seven
times. The first three extensions were subsequently quashed by the Supreme Court on the ground
that they had been given by the incomplete bench. All the decisions cited the gravity of the
charges as the main ground for the continued detention. The two most recent decisions
additionally mentioned "sufficient reasons to believe that the defendants would abscond".
Moreover, five decisions - dated between 18 November 2002 and 28 August 2003 referred to the need "to secure... the enforcement of the conviction". The Court notes that this
ground for detention is only provided for in Article 5 § 1 (a) which governs detention of a person
"after conviction by a competent court". However, in the present case the applicant had not been
convicted and the domestic courts' reliance on that ground amounted to a prejudgment of the
merits of the case, leaving a conviction as the only possible outcome of the trial.
180. The Court accepts that the severity of the sentence faced is a relevant element in the
assessment of the risk of absconding. In view of the seriousness of the accusation against the
applicant the authorities could reasonably consider that such an initial risk was established.
However, the Court has repeatedly held that the gravity of the charges cannot by itself serve to
justify long periods of detention on remand (see Panchenko v. Russia, No. 45100/98, § 102, 8
February 2005; Goral v. Poland, No. 38654/97, § 68, 30 October 2003; Ilijkov v. Bulgaria, No.
33977/96, § 81, 26 July 2001).
This is particularly true in cases, such as the present one, where the characterisation in law
of the facts - and thus the sentence faced by the applicant - was determined by the prosecution
without judicial review of the issue whether the evidence that had been obtained supported a
reasonable suspicion that the applicant had committed the alleged offence. Indeed, the Court
observes that the applicant was only released from custody after the prosecution had applied to
his acts a different characterisation in law. Further, less than a month after his release the
prosecution decided to drop most of the charges and the trial court acquitted the applicant of
those that remained.
181. As regards the existence of a risk of absconding, the Court reiterates that such a
danger cannot be gauged solely on the basis of the severity of the sentence faced. It must be
assessed with reference to a number of other relevant factors which may either confirm the
existence of a danger of absconding or make it appear so slight that it cannot justify detention
pending trial (see Panchenko, cited above, § 106; Letellier v. France, judgment of 26 June 1991,
Series A No. 207, § 43). In the present case the decisions of the domestic authorities gave no
reasons why, notwithstanding the arguments put forward by the applicant in support of his
applications for release, they considered the risk of his absconding to be decisive. The domestic
decisions merely hinted at the existence of "sufficient grounds to believe that the defendants
would abscond", without saying what those grounds actually were. The Court finds that the
existence of such a risk was not established.
182. The Court finally observes that during the entire period of the applicant's detention on
remand, the authorities did not consider the possibility of ensuring his presence at trial by the use
of other "preventive measures" - such as conditional bail or an undertaking not to leave the town
- which are expressly provided for by Russian law to secure the proper conduct of criminal
proceedings (see paragraph 77 above).
183. In that context, the Court would emphasise that under Article 5 § 3 the authorities are
obliged to consider alternative measures of ensuring his appearance at trial when deciding
whether a person should be released or detained. Indeed, the provision proclaims not only the
right to "trial within a reasonable time or to release pending trial" but also lays down that
"release may be conditioned by guarantees to appear for trial" (see Sulaoja v. Estonia, No.
55939/00, § 64 in fine, 15 February 2005; {Jablonski} v. Poland, No. 33492/96, § 83, 21
December 2000).
184. Given that the applicant's trial would not be able to begin for a considerable time
owing to events wholly unrelated to his conduct (see paragraph 188 below), the authorities
should either have considered having recourse to such alternative measures or at minimum
explained in their decisions why such alternatives would not have ensured that the trial would
follow its proper course. This failure is made all the more inexplicable by the fact that the new
CCrP expressly requires the domestic courts to consider less restrictive "preventive measures" as
an alternative to custody (see paragraph 80 in fine above).
185. In sum, the Court finds that the domestic courts' decisions were not based on an
analysis of all the pertinent facts. They took no notice of the arguments in favour of the
applicant's release pending trial, such as his deteriorating health and family connections in the
region. It is of particular concern to the Court that the Russian authorities persistently used a
stereotyped summary formula to justify extensions of detention: the Regional Court reproduced
the same one-paragraph text verbatim in five decisions between 18 November 2002 and 28
August 2003 and a slightly modified version in two later decisions.
186. Moreover, in the present case the Court observes an established practice of issuing
collective extension orders, that is judicial decisions extending the period of detention of several
co-defendants at the same time, thereby ignoring the personal circumstances of individual
detainees. In the Court's view, this practice is incompatible, in itself, with the guarantees
enshrined in Article 5 § 3 of the Convention in so far as it permitted the continued detention of a
group of persons (including the applicant), without a case-by-case assessment of the grounds or
compliance with the "reasonable-time" requirement in respect of each individual member of the
group.
187. Having regard to the above, the Court considers that by failing to address concrete
facts or consider alternative "preventive measures" and by relying essentially on the gravity of
the charges, the authorities prolonged the applicant's detention on grounds which cannot be
regarded as "relevant and sufficient".
188. That finding would, as a rule, absolve the Court from having to determine whether the
national authorities displayed "special diligence" in the conduct of the proceedings. However, in
the present case the Court cannot but note that delays in the proceedings were more than once
occasioned by failings on the part of the authorities. Thus, the trial court was unable to begin the
examination of the case in earnest from June 2000 to April 2001 because the prosecution
persistently failed to arrange for a translation of the bill of indictment into Tajik, the language
spoken by seven of the defendants. After that defect had been rectified, the domestic courts were
unable to agree whether other procedural shortcomings had irreparably impaired the defence
rights and this led to a further delay from March to September 2002. Furthermore, on each
occasion the file was returned to the Regional Court, it took a considerable amount of time ranging from one and a half to four months - merely to fix the hearing date. Having regard to
these circumstances, the Court considers that the domestic authorities failed to display "special
diligence" in the conduct of the proceedings.
189. There has therefore been a violation of Article 5 § 3 of the Convention.
III. Alleged violations of Article 5 § 4 of the Convention
190. The applicant complained under Article 5 § 4 of the Convention that he had not been
permitted to take part in the appeal hearings and that the courts had not pronounced "speedily"
on the lawfulness of his detention. Article 5 § 4 reads as follows:
КонсультантПлюс: примечание.
Нумерация разделов дана в соответствии с источником опубликования.
"Everyone who is deprived of his liberty by arrest or detention shall be entitled to take
proceedings by which the lawfulness of his detention shall be decided speedily by a court and his
release ordered if the detention is not lawful."
1. The parties' submissions
191. As regards the proceedings on his appeal against the Regional Court's decision 28
April 2001, the applicant contended that it had taken the Supreme Court seventy-two days to fix
the first appeal hearing, which was by no means a "speedy" review. After the hearing of 9 July
2001 had had to be adjourned, the next hearing was not fixed until almost a month later, which
could not be considered sufficiently "speedy" either. The applicant claimed that the Supreme
Court's persistent refusals to permit his attendance at the appeal hearing had been in breach of
the decisions of the Russian Constitutional Court on his complaints (see paragraphs 56 and 57
above).
192. As regards the "speediness" of the review, the Government submitted that there had
been "objective reasons" for the length of the proceedings, such as the failure of the applicant's
counsel to attend hearings, his repeated requests for adjournments and his appeals to the higher
court. As to the applicant's presence before the appeal court, the refusal to permit the applicant's
attendance had been consistent with Article 335 of the CCrP, which restricted the right to appear
before the appeal court to persons who had been convicted or acquitted.
2. The Court's assessment
(a) Principles established in the Court's case-law
193. The Court reiterates that Article 5 § 4, in guaranteeing to persons arrested or detained
a right to take proceedings to challenge the lawfulness of their detention, also proclaims their
right, following the institution of such proceedings, to a speedy judicial decision concerning the
lawfulness of detention and ordering its termination if it proves unlawful. Although it does not
compel the Contracting States to set up a second level of jurisdiction for the examination of the
lawfulness of detention, a State which institutes such a system must in principle accord to the
detainees the same guarantees on appeal as at first instance (see Navarra v. France, judgment of
23 November 1993, Series A No. 273-B, § 28; Toth v. Austria, judgment of 12 December 1991,
Series A No. 224, § 84). The requirement that a decision be given "speedily" is undeniably one
such guarantee; while one year per instance may be a rough rule of thumb in Article 6 § 1 cases,
Article 5 § 4, concerning issues of liberty, requires particular expedition (see Hutchison Reid v.
the United Kingdom, No. 50272/99, § 79, ECHR 2003-IV). In that context, the Court also
observes that there is a special need for a swift decision determining the lawfulness of detention
in cases where a trial is pending because the defendant should benefit fully from the principle of
the presumption of innocence (see {Ilowiecki} v. Poland, No. 27504/95, § 76, 4 October 2001).
(b) Appeal against the judicial decision of 28 April 2001
194. The Court notes that on 4 and 17 May 2001 the applicant appealed against the
Regional Court's decision of 28 April 2001 extending his detention on remand. After that
decision had been quashed on appeal and the matter had been reconsidered by the Regional
Court the Supreme Court gave a final decision on 23 January 2003. In these proceedings the
Supreme Court twice refused the applicant leave to appear before it; the applicant's lawyer was,
however, present.
195. The Court notes that the proceedings that followed the applicant's appeal against the
Regional Court's decision of 28 April 2001 lasted more than one year and eight months until the
final decision of the Supreme Court. Even though the Government offered an explanation for
some of the delays, they did not explain, for example, why it had taken the Supreme Court more
than five months to examine the appeal against the Regional Court's second decision, whereas,
under domestic law, any appeal should have been examined within two months maximum (see
paragraph 96 above). The Government did not indicate the reasons for the Supreme Court's
failure to abide by that time-limit.
In any event, the Court considers that no exceptional circumstances could justify such
inordinate delays in proceedings concerning the lawfulness of detention.
196. The Court finds therefore that there has been a violation of Article 5 § 4 of the
Convention on account of the length of the proceedings on the applicant's appeal against the
Regional Court's decision of 28 April 2001. In the light of this finding, the Court does need not
to determine whether the refusal of leave to appear also entailed a violation of Article 5 § 4.
(c) Application for release of 4 September 2001
197. The Court notes that, once the case was sent for trial on 4 September 2001, the
applicant immediately lodged an application for release, which the Regional Court examined and
rejected on 9 January 2002.
198. The Court observes that under the domestic law in force at the time the trial court was
required to decide an application for release within fourteen days after receipt of the case file
(Articles 223 and 223.1 of the old CCrP, see paragraphs 91 and 94 above). The Government did
not explain why that provision had not been complied with in the applicant's case.
The Court considers that a period of 125 days cannot be considered compatible with the
"speediness" requirement of Article 5 § 4, especially as the legal basis for the applicant's
detention had shifted.
199. Accordingly, the Court finds that there has been a violation of Article 5 § 4 of the
Convention on account of the failure to examine the applicant's application for release of 4
September 2001 "speedily".
(d) Appeals against the judicial decision of 9 January 2002
200. The Court notes that on 9 January 2002 the trial court extended the applicant's
detention pending trial. On 5 February 2002 it adjourned the hearing because of the absence of
three defendants. On 11 and 15 February 2002 the applicant lodged appeals against these
decisions and the notice of appeal of 15 February repeated the points that had been raised in the
notice of appeal dated 11 February.
201. The applicant contended, and this was not contested by the respondent Government,
that the registry of the Regional Court had omitted to send his notices of appeal to the Supreme
Court.
202. The Court finds therefore a violation of Article 5 § 4 of the Convention on account of
the manifest failure of the domestic authorities to examine the applicant's appeals against the
extension order of 9 January 2002.
(e) Appeal against the judicial decision of 13 March 2002
203. The Court notes that on 29 April 2002 the applicant appealed against the trial court's
decision of 13 March 2002 that had resulted in his detention being extended. The appeal was not
examined by the Supreme Court until 12 September 2002. The Supreme Court refused the
applicant's request for leave to appear in person.
204. For the same reasons as above, the Court considers that a period of 134 days was
incompatible with the "speediness" requirement of Article 5 § 4 of the Convention and that there
has been a violation of that provision.
(f) Appeals against the decisions of 18 November and 4 December 2002
205. The Court notes that on 22 and 26 November and 5 December 2002 the applicant
appealed against the decisions of 18 November and 4 December 2002 extending his pre-trial
detention. He initially alleged that the Supreme Court had chosen not to examine his appeals. On
21 March 2005, after the case had been declared admissible, the Supreme Court quashed the
decisions of 18 November and 4 December 2002 on procedural grounds. However, the applicant
maintained that the Supreme Court's order quashing the decision of 4 December 2002 was made
on his co-defendants' appeals only, not his appeal of 5 December 2002.
206. The Court considers, firstly, that the examination of an appeal more than two years
after it was lodged obviously failed to meet the "speediness" requirement of Article 5 § 4. It need
not, however, determine whether the applicant's appeal of 5 December 2002 was considered
because the Supreme Court expressly refused to take cognisance of any arguments concerning
the substantive aspects of the lawfulness of the applicant's detention or to remit that matter for
consideration by a lower court. Such a refusal clearly infringed the applicant's right to take
proceedings by which the lawfulness of his detention would be decided.
207. The Court finds that there has been a violation of Article 5 § 4 of the Convention on
account of the failure to consider the substance of the applicant's appeals against the judicial
decisions of 18 November and 4 December 2002.
3. Summary of the findings
208. The Court has found a violation of Article 5 § 4 of the Convention on account of:
- the length of proceedings on the applicant's appeal against the decision of 28 April 2001;
- the failure to examine "speedily" his application for release of 4 September 2001 and his
appeal against the decision of 13 March 2002;
- the failure to examine his appeals against the extension order of 9 January 2002;
- the failure to consider the merits of his appeals against the decisions of 18 November and
4 December 2002.
IV. Alleged violation of Article 6 § 1 of the Convention
209. The Court, of its own motion, raised the question whether the length of the criminal
proceedings against the applicant was compatible with the "reasonable-time" requirement of
Article 6 § 1 of the Convention, which provides, in the relevant part, as follows:
"In the determination of... any criminal charge against him, everyone is entitled to a...
hearing within a reasonable time by [a]... tribunal..."
1. The parties' submissions
210. The Government submitted that the length of the proceedings had been reasonable,
having regard to the volume of the case (22 binders), the large number of defendants (21) and
witnesses (over 100), the use of interpreters, consistent failures by the defendants' counsel,
including the applicant's lawyer, to attend hearings and their repeated requests for adjournments
on various grounds.
211. The applicant contended that only 12 of the binders concerned the merits of the
charges, while the others only included procedural documents. The investigators had "artificially
inflated" the volume of the case-file because they had charged all the defendants with serious
criminal offences without a sufficient factual basis. In the applicant's view, the prosecution's
decision to drop a number of the charges during the final pleadings and his acquittal by the court
of the remainder confirmed that allegation. Contrary to the Government's submissions, the actual
number of witnesses was 61, each of whom was called to the witness stand for fifteen minutes
only. As to the interpreters, it was precisely because of the domestic authorities' failure to make
interpretation available in good time that it had become necessary to return the case for an
additional investigation with the resultant delay in the proceedings. As to the lawyers' conduct,
the applicant indicated that on extremely rare occasions the case had been adjourned due to his
lawyer's absence and, in any event, he had consented to the continuation of the proceedings
without his lawyer's presence.
212. The applicant submitted that the domestic authorities' conduct had caused the most
significant delays in the proceedings: copies of procedural decisions had been handed over to the
defendants several weeks after the expiry of the time-limits. It had taken the trial court 96 days to
fix the first hearing and the interval between hearings had sometimes been as long as 27 days.
The time it had taken for the case file to be transferred between the Vladimir Regional Court and
the Supreme Court was excessive, ranging from 25 to 40 days. Finally, between 10 July 2003
and 15 March 2004 the trial could have fixed a tighter schedule of hearings so as to avoid delays
that had ranged from two to ten days.
2. The Court's assessment
213. The period to be taken into consideration in the present case began on 22 January
1999 when the applicant was taken into custody. It ended on 21 March 2005 when the Supreme
Court handed down the appeal decisions. The proceedings thus lasted six years and two months.
214. The Court acknowledges that the case was of a certain complexity as it concerned a
substantial number of drug-related offences allegedly committed by more than twenty
defendants. The need to use interpreters to and from the Uzbek and Tajik languages was a further
complicating factor. However, in the Court's view, the complexity of the case does not suffice, in
itself, to account for the length of the proceedings.
215. The Government's submissions about the persistent absence of counsel were not
sufficiently detailed - they omitted to indicate the dates of absences or, at least, the number of
times counsel had been absent - or supported by evidence, such as excerpts from the trial record.
The Court considers therefore that their allegation that the delays were mainly attributable to the
applicant's own conduct has not been made out.
216. On the other hand, the Court finds that the main cause of the delays was the conduct
of the domestic authorities: on three occasions the trial court had to return the case to the pre-trial
stage to enable the investigators to remedy the breaches of the defendants' rights, such as the
absence of translation, which made consideration of the merits impossible. In this context the
Court refers to its finding under Article 5 § 3 of the Convention that the domestic authorities
failed to act with the necessary diligence in conducting the applicant's proceedings (see
paragraph 188 above). That finding is likewise valid in respect of the length of the criminal
proceedings as such.
217. Having regard to the foregoing, the Court considers that the length of the proceedings
did not satisfy the "reasonable-time" requirement. Accordingly, there has been a breach of
Article 6 § 1 of the Convention.
V. Application of Article 41 of the Convention
218. Article 41 of the Convention provides:
"If the Court finds that there has been a violation of the Convention or the Protocols
thereto, and if the internal law of the High Contracting Party concerned allows only partial
reparation to be made, the Court shall, if necessary, afford just satisfaction to the injured party."
A. Pecuniary damage
219. The applicant claimed 14,700,000 US dollars (USD) representing capital losses during
the period he was detained. He submitted that, as a result of the unlawful seizure of his
company's documents and seal by the Russian law-enforcement authorities, he had lost control of
his business and had been exposed to substantial financial liabilities as his company had
defaulted on a bank loan. The applicant also claimed USD 6,938.10 for loss of earnings during
five years of detention.
220. The Government contested the existence of a causal link between the alleged
violations and the loss of capital, as the decision to prefer criminal charges against the applicant
was not the subject of the Court's review in the present case. They also exposed calculation
errors in the applicant's claims.
221. The Court shares the Government's view that there has been no causal link between
the violations found and the claimed pecuniary damage (see {Stasaitis}, cited above, § 96;
{Jecius}, cited above, § 106). Consequently, it finds no reason to award the applicant any sum
under this head.
B. Non-pecuniary damage
222. The applicant sought compensation in the sum of 50,000 euros (EUR) or such other
sum as the Court considered just.
223. The Government considered that a finding of a violation would constitute sufficient
just satisfaction. They also submitted that, owing to his acquittal, the applicant was entitled to
redress at the domestic level.
224. The Court notes that it has found a combination of particularly grievous violations in
the present case. The applicant, who was never convicted of any criminal offence, spent more
than five years in custody, in inhuman and degrading conditions and was frequently transported
to and from the courthouse in the conditions which were likewise inhuman and degrading. His
detention was unlawful for more than a year and, when "lawful", was not based on sufficient
grounds. Finally, on various occasions he was denied the right to have the lawfulness of his
detention examined speedily. In these circumstances, the Court considers that the applicant's
suffering and frustration cannot be compensated for by a mere finding of a violation. Making its
assessment on an equitable basis, the Court awards the entire amount claimed by the applicant
under this head, plus any tax that may be chargeable on it.
C. Costs and expenses
225. The applicant claimed EUR 2,000 for his representation by Mr Bagryanskiy, EUR
2,000 for his representation by Ms Gulakova and a further 1,000 British pounds (GBP) for the
preparation of just-satisfaction claims by Mr Bowring.
226. The Government submitted that the applicant had been represented in the proceedings
before the Court by Mr Bagryanskiy, Mr Ovchinnikov and Ms Moskalenko. The case file does
not contain any documents signed by either Ms Gulakova or Mr Bowring. In any event, they
considered the amounts claimed by the applicant excessive.
227. The Court notes, firstly, that the applicant was granted EUR 701 in legal aid for his
representation by Mr Bagryanskiy. As the applicant did not justify having incurred any expenses
exceeding that amount, the Court makes no award under this head. As regards the preparation of
the claim for just satisfaction, the Court notes that on 2 June 2005 the President refused Ms
Gulakova's request for leave to act on behalf of the applicant. It is true that Mr Bowring's name
was printed at the bottom of the claims, however, he did not sign the claims and there is no
indication that the applicant has paid any sums to Mr Bowring. Accordingly, the Court makes no
award in respect of legal costs and expenses.
D. Default interest
228. The Court considers it appropriate that the default interest should be based on the
marginal lending rate of the European Central Bank, to which should be added three percentage
points.
FOR THESE REASONS, THE COURT UNANIMOUSLY
1. Holds that there has been a violation of Article 3 of the Convention on account of the
conditions of the applicant's detention in facility No. OD-1/T-2 ("Vladimirskiy Tsentral");
2. Holds that there has been a violation of Article 3 of the Convention on account of the
conditions of the applicant's transport from the remand facility to the courthouse and back;
3. Holds that there has been no violation of Article 5 § 1 of the Convention on account of
the applicant's detention on remand from 4 May to 8 August 2001 and from 9 January to 13
March 2002;
4. Holds that there has been a violation of Article 5 § 1 of the Convention on account of the
applicant's detention on remand from 8 August 2001 to 9 January 2002 and from 13 March 2002
to 4 December 2002;
5. Holds that there has been a violation of Article 5 § 3 of the Convention;
6. Holds that there has been a violation of Article 5 § 4 of the Convention on account of the
length of proceedings on the applicant's appeal against the decision of 28 April 2001, on his
application for release of 4 September 2001, and on his appeal against the decision of 13 March
2002;
7. Holds that there has been a violation of Article 5 § 4 of the Convention as regards the
failure to examine the merits of the applicant's appeals against the extension order of 9 January
2002 and against the decisions of 18 November and 4 December 2002;
8. Holds that there has been a violation of the "reasonable-time" requirement of Article 6 §
1 of the Convention;
9. Holds
(a) that the respondent State is to pay the applicant, within three months from the date on
which the judgment becomes final in accordance with Article 44 § 2 of the Convention, EUR
50,000 (fifty thousand euros) in respect of non-pecuniary damage, plus any tax that may be
chargeable;
(b) that from the expiry of the above-mentioned three months until settlement simple
interest shall be payable on the above amount at a rate equal to the marginal lending rate of the
European Central Bank during the default period plus three percentage points;
10. Dismisses the remainder of the applicant's claim for just satisfaction.
Done in English, and notified in writing on 8 November 2005, pursuant to Rule 77 §§ 2
and 3 of the Rules of Court.
Nicolas BRATZA
President
Michael O'BOYLE
Registrar