(Москва) Сонеты Брюсова и Н.С.Гумилева о Дон Жуане

Брюсовские чтения 1996 год
Ю.Тарантул 
СОНЕТЫ В.Я. БРЮСОВА И Н.С. ГУМИЛЕВА 
О ДОН ЖУАНЕ:
СРАВНИТЕЛЬНО - РЕКОНСТРУКТИВНАЯ
ХАРАКТЕРИСТИКА
Сопоставление В.Я.Брюсова и Н.С.Гумилева как "учителя" и
"ученика" в свое время было трюизмом.1 Изучившая эту тему Ю.В.
Бабичева, признавая, что Гумилев вышел из состояния
"ученичества", а Брюсов продолжал ощущать себя по отношению к
нему ментором, не отрицает, однако, сохранившейся общности
между ними: "...в русском литературном процессе 10-х гг. В. Брюсов
и Н. Гумилев, формально принадлежавшие к противоборствующим
школам (символизм и акмеизм), по существу оказались рядом стоящими. Они обнаружили много сходных черт в концепции мира и
человека в мире…"2 Интересно даже такое совпадение, как то, что
они первыми в русской литературе "серебряного века" создали
сонеты под названием "Дон-Жуан". Но здесь, в частном аспекте
творчества, элементы различий между двумя поэтами вырисовываются отчетливее, чем при чрезмерно генерализующем
подходе. 
При обработке сюжета о Дон Жуане (то есть) в той или иной
степени задействуя этот образ) к сонетной форме, помимо Брюсова
(1900) и Гумилева (1910), обратились в русской литературе первой
трети века Леонид Каннегисер3 (1912) и Игорь Северянин4 (1929).
Другие русские обработки считать "Отрывков из ненаписанной
поэмы"
Константина
Бальмонта
"Дон
Жуан"5
(1898),
представляющих собой четыре сонета, которые, во-первых, строго
хронологически относятся к XIX веку, а во-вторых, неокончены. Во
Бабичева Ю. В. Брюсов и Н. Гумилев: взаимопритяжения и
взаимоотталкивания.//
Валерий
Брюсов;
Проблемы
творчества.
Межвузовский сборник научных трудов. Ставрополь. 1989. С. 60-69.
2 Там же. С. 68.
3 Каннегисер Л. Дон-Жуан// Стихотворения Георгия Адамовича, М.Д.
Алданова, Георгия Иванова. Париж. 1928. С.61.
4 Северянин И. Дон-Жуан //Северянин И. Стихотворения и поэмы. 19181941. М. 1990. С.148
5 Бальмонт К. Дон-Жуан. Отрывки из ненаписанной поэмы. //Сонет
серебряного века. Русский сонет конца XIX-начала ХХ века. М. 1990. С.
148-150.
1
1
Брюсовские чтения 1996 год
второй половине нашего века уже нет примеров сонетов именно о
Дон Жуане, хотя эта поэтическая форма продолжает использоваться
весьма широко,-кроме возможных графоманских (не напечатанных)
попыток. Таким образом, "сонетное" бытие образа Дон Жуана в
русской литературе ограничивается коротким периодом 1900-1929
годов-"серебряным веком". 
При этом относительно небольшое количество в русской
литературе вообще (более ранний пример только один) сонетов о
Дон Жуане позволяет сделать вывод, что такая форма не "идеальна"
для обращения к этому образу. Ведь сонет-слишком малая, к тому
же специфически-условная, не свободная форма, зачастую
являющаяся данью времени, прочем географически обусловленной.
Как раз в начале века в России она была популярна и характерна;
также модно было и поэтическое обращение к различным "вечным"
и просто мифологическим, легендарным и им подобным образам. 
Литературная история международного бытования образа Дон
Жуана показывает, что в качестве наиболее приемлемой (как
художественно, так и исторически) и частотной жанровой формы
для его обработки выступает драматическая. Более того, таковой она
и была изначально (пьеса испанца Тирсо де Молина "Севильский
озорник, или Каменный гость" (1623) считается первой
литературной обработкой сюжета легенды), и именно она
способствовала достижению авторами вершин интерпретации, к
которым, без сомнения, относятся ставшие общемировой театральной классикой пьесы Мольера, Пушкина и некоторые другие. 
Поэтому представляется любопытным сравнить два
"неканонических" сонета, написанных с разницей в десять лет,В.Я.Брюсова и Н.С. Гумилева,-взглянув на них не в формальностиховедческом аспекте, но под следующим углом зрения: что они
дают для понимания образа Дон Жуана по отдельности и вкупе, что
ими в этот образ могло быть привнесено и какие черты
традиционного его понимания в них прослеживаются. Может быть,
два скромных сонета (отнюдь не являющихся вершинными
образцами творчества поэтов, но в данном случае тем и показательных) позволят реконструировать основные черты легенды о Дон
Жуане аналогично тому, как по одному позвонку палеонтологи
восстанавливают скелет древнего животного.
Прежде всего, следует обратить внимание на некоторые чисто
внешние соответственные (и к тому же вписывающиеся в традицию,
черты двух сонетов. Например, на написание имени героя: "Дон
Жуан", одинаковое в современных брюсовских и гумилевских
публикациях. За его внешней простотой и вроде бы бесспорностью
2
Брюсовские чтения 1996 год
скрыты "подводные камни" истории написания и употребления этого
имени.
При первой публикации у Брюсова стояло; "Донъ Жуанъ"1;
однако у Гумилева-"Донъ-Жуанъ"2 Следовательно, стоит учитывать,
что современные написания этого имени зависят, по-видимому, от
редакторских предпочтений и издательских случайностей. Со
временем же утвердились два равно обоснованных письменных
варианта: "Дон Жуан" и "Дон-Жуан". 'Нельзя вывести здесь
очевидной временной закономерности: и до XX века встречалось
бездефисное написание, а в ХХ веке нередко написание через дефис,
то есть оба они бытуют почти на равных. Но все же написание "Дон
Жуан" более распространено именно в ХХ веке и свидетельствует,
возможно, о большей свободе оперирования образом, несвязанности
традицией; кроме того оно может-на орфографическом уровнесигнализировать о принадлежности произведения "новому времени". 
Далее, оба сонета написаны в форме монолога героя (Дон
Жуана)-от первого лица (ср. их "местоименные" начала: "Да, яморяк…" и "Моя мечта..."). В литературной же "иконографии" Дон
Жуана форма "от первого лица" малочастотна и в основном характерна для стихотворных, а не прозаических обработок. Может быть,
превалирование художественной формы "от третьего лица" есть
свидетельство легендарности задействованного таким образом
персонала. Тогда как, например, "История моей жизни", основной
источник сведений о Джакомо Казанове (одном из литературных
спутников и ложных двойников Дон Жуана), напротив, написана (им
же самим) от первого лица, что говорит о 6иографическиисторической, а не "мифологической" укорененности этого образа в
культуре (хотя оба героя являются реально существовавшими
историческими лицами). 
Переходя на образный уровень, отметим прежде всего, что
образ Дон Жуана вследствие давности происхождения и обилия
трактовок превратился в своего рода "пустую оболочку", предоставляющую возможность для широкого интерпретирования. Одним из
его самых легких путей является простое сравнение. 
Вполне возможно было бы составление списка (словаря)
"сравнений
Дон
Жуана".
Авторские
сравнения,
будучи
произвольными, как почти любая метафора или образ, могут,
однако, закрепляться в традиции, а чаще всего и закрепляются и
ассимилируются ею. 
1
2
Брюсов В. Terita vigilia. Книга новых стихов. 1897-1900. М. 1900. С. 35.
Гумилев Н. /Жемчуга. Стихи. М. 1910. С. 40.
3
Брюсовские чтения 1996 год
Сонет Брюсова как раз и построен на таких "разворачивающихся", но непересекающихся сравнениях (тогда как сонет
Гумилева максимально "сюжетен": перед нами два принципиально
разных способа сонетостроения). Сначала Дон Жуан сравнивается с
моряком: "Да, я-моряк! искатель островов, /Скиталец дерзкий в
неоглядном море. /Я жажду новых стран, иных цветов, /Наречий
странных, чуждых плоскогорий" (1, 158). Это весьма, казалось бы,
случайное образное сравнение отражает все же реальную трактовочную тенденцию. Ведь мотив мореплавания, путешествия,
искания в применении к образному описанию любви традиционен в
мировой поэзии (скажем, выразительно представлен в лирике Джона
Донна и многих других). Более того, он традиционен настолько, что
давно превратился в штамп. Брюсовский текст, таким образом,
предстает перед современным читателем как клишированный, построенный на сравнениях типа "любовь-море", "любовник-путешественник", "любовь /женщина-новая страна", "любовь /женщинаиной цвет" (цветовая семантическая поэтика занимает в брюсовском
и вообще символистском творчестве значительное место) и т.д., без
их обыгрывания1, что тем не менее естественно для первого сонета о
Дон Жуане в России. Затем, "донжуанская традиция" помимо того,
что оказывается подключенной к сети общей мировой литературной
"любовной" традиции, сама способна изнутри "нарадоваться"
сходным способом, а именно путем родственных сравнений.
Примерами подобных синхронных расширений сравнений (Дон
Жуана-с моряком и Дон Жуана-с путешественником) могут служить
словосочетания "схватить весло" и "поставить ногу в стремя" из
гумилевского сонета. Последователь Брюсова уже более тонко и
осторожно обращается с литературными формулами: они не развернуты, на них лишь дан намек. Брюсовское сравнение коррелирует и
с бальмонтовским, в котором "моряк" фигурирует как "пират": "С
бесстрашием пирата /Он будет плыть среди бесплодных вод…"2
Таким образом, при классификации типов Дон Жуана
брюсовский сонет можно привлечь в качестве художественноиллюстративного материала для подтверждения наличия такой
Герасимов К. подошел к этому вопросу со стиховедческой точки зрения:
"В Дон-Жуане (1900) в катренах, построенных по схеме авав, мы вновь
встречаемся с рифмами "Ассаргадона": "море-взоре-горе"… Неудачно
фонетически случайное сочетание "восторг и горе"... Герасимов К. Сонет в
творческом наследии Валерия Брюсова //Валерий Брюсов. Проблемы
мастерства. Сборник научных трудов. Ставрополь. 1983. С. 47.
2 Бальмонт К./Дон Жуан. Отрывки из ненаписанной поэмы.
С. 148.
4
1
Брюсовские чтения 1996 год
типовой разновидности, как "Дон Жуан-мореплаватель ("Дон Жуанпират"). Ближе к концу, но одновременно (и не пересекаясь) с
"моряцким" сравнением Брюсов выдвигает еще одно сравнение-с
вампиром: "Да! -я гублю! пью жизни, как вампир!" В книге "Tегita
vigilia" в связи с красным цветом представлен и женский, и мужской
"вампиризм". А.В.Геворкян пишет: "Красный как символ сильных
чувств, всепоглощающей любви, переходящей в сладострастную и
исступленную страсть, опосредованно присутствует и в образах
"любимцев веков"-Клеопатры, Марии Стюарт и других. 
Всех красивей я из ламий!
Грудь бела, а зубы-кровь. 
Я вопьюсь в тебя губами, 
Перелью в тебя любовь.
Параллелизм кровь- любовь,-продолжает исследователь, указывает на равенство и взаимосвязь этих двух понятий для поэта.
Традиционная рифма получает здесь новое смысловое наполнение и
значение, ибо брюсовское мироощущение любви далеко от
бестелесного, дневного, светлого, романтического чувства, а
является испепеляющей страстью торжествующей плоти. Его Дон
Жуан, ищущий святых глубин и новых миров, восклицает: 
Да! я гублю! пью жизни, как вампир!"1
Хотя в сонете речь идет, по сути, о море житейском, это море
вместе с тем, конечно же, символическое, отсюда и выражения
"душа вскрывается до дна", "святая глубина". Содержательная направленность сонета как раз противостоит штампу; "Яснеет в ней
святая глубина, /где все единственно и неслучайно". Плотская
любовь при всем "вампиризме" героя вместе с тем и духовна, она
символизирует бесконечный путь раскрытия все новых и новых
тайн; "Но каждая душа - то новый мир/ И манит вновь своей безвестной тайной". 
Типовая разновидность "Дон Жуан-вампир" представляется
нам "укорененной" в традиции в основном теоретически,
исследовательски. Эта линия осмысления иногда связывается с
"Каменным гостем" А.С.Пушкина; косвенно же она была
"подготовлена" в истории литературы много раньше.2 Абрам Терц
писал о пушкинском Дон Гуане: "Он тем исправнее и правдивее
поглощает чужую душу, что ему не хватает своей начинки, что для
Геворкян А. К вопросу о цвете в поэтике В.Я.Брюсова. //Вестник
Ереванского университета. Общественные науки, 1993. N1 (82). С. 73.
2 См., например: Строганов М. "Вампиром именован…" //Легенды и мифы о
Пушкине. СПб. 1995. С. 168-173.
5
1
Брюсовские чтения 1996 год
него уподобления суть образ жизни и пропитания. Вот на наших
глазах развратник расцветает тюльпаном невинности-это он высосал
кровь добродетельной Доны Анны, напился, пропитался ею... Но не
очень-то доверяйтесь; перед нами вурдалак".1
Это, конечно, скорее беллетристика, чем литературоведение.
Но нельзя не признать, что характерной приметой XX века (как
начала его, так и конца) явилось обостренное пристрастие общества
и культуры ко всему инфернальному, в том числе к явлению
вампиризма. И брюсовское промелькнувшее уподобление в
результате оказалось весьма продуктивным-в свете дальнейших
путей развития образа. Новейшие его вариации (расширение возможностей) связаны с возникновением современных видов "вампиризма" в переносном смысле-в частности, компьютерного вампиризма (на профессиональном сленге "компьютерщиков"-"хакерства"). И
вот уже (а началось-то все с Брюсова, впервые поставившего рядом,
в один контекст, слова "Дон Жуан" и "вампир") в рядовой газетной
статье констатируется: "Образ вампира… по влиятельности и представленности в массовом сознании сравним разве что с Доном
Жуаном, доктором Фаустом и Микки Маусом, вместе взятыми".2
Кстати, и "лунатик бледный" Гумилева (единственное в его
сонете сравнение)-не аллюзия ли на вампира, который выходит на
свое черное дело тоже по ночам? Вряд ли, однако, целесообразно
отдельное выделение типовой разновидности "Дон Жуан-лунатик",
скорее это можно счесть вариацией разновидности "Дон Жуанвампир" ("Дон Жуан-компьютерный "хакер"3).
Нельзя не отметить, что оба ключевых для построения сонета
брюсовских образа (моряка и вампира) не сополагаются, а вступают
друг с другом а противоречие, кажутся искусственно
совмещенными. Из первого (моряк) не получается второй (вампир).
Эти случайные сравнения, тем не менее, при функциональном
разборе способны послужить типологическими "отметками", то есть
поводом для выделения той или иной типовой разновидности образа
Дон Жуана. 
В гумилевском же сонете, как уже говорилось, не образносравнительном, но сюжетно-идейном, "сворачивается" история
Синявский А. (А.Терц) прогулки с Пушкиным. //Абрам Терц. Собр.
сочинений. В 2-х т. Т. I. М. 1992. С. 149.
2 Иваницкий В. Дело Дракулы живет // Независимая газета. 1997. 1 февраля.
С. 8.
3 Резник М. Для меня существуешь только ты. //Неделя. 1996. N 13. С. 29-30.
6
1
Брюсовские чтения 1996 год
образа и, невольно. формулируются следующие наиболее
показательные его черты. 
 Бездетность (принципиально заданная). 
История образа сложилась так, что о детях Дон Жуана в
подавляющем
большинстве
обработок
(художественных
произведений, посвященных этому образу) не упоминается. А
обработки, где есть упоминания на этот счет, выглядят на общем
фоне чужеродно и произвольно, как бы выбиваются из строя1.
Связано это, вероятно, и с тем, что такие понятия, как Дон Жуан и
брак, традиционно несовместимы. Хотя в обработках зачастую
фигурирует жена героя (обычно под именем Эльвира; эта сюжетная
линия возникла, с появлением либретто Да Понте к опере Моцарта),
но женитьба его, как правило, носит характер обманного жеста для
заполучения желаемого. То есть Дон Жуан может давать обещания,
иногда способен сфальсифицировать брачный обряд, но по легенде
он-молод, неженат и бездетен. О последствиях его увлечений
легенда просто не сообщает, в отличие, например, от результатов
похождений Джакомо Казановы, ему лично и нам-от него-известных. Обработки, серьезно рассматривающие версию "женитьбы Дон
Жуана"2, кажутся неканоническими, пародийными и явно
периферийными. 
2. Одиночество. 
Дон Жуан не имеет друзей. Думается, что гумилевская строка
"И никогда не звал мужчину братом" подразумевает именно
братство (дружеское), а не прямое кровное родство. Наличие или
отсутствие брата от человека не зависит; но если у него нет друзей,
это уже определенным образом его характеризует. Хотя у Дон
Жуана есть слуга, получивший каноническое имя Лепорелло (а в
ранних обработках его звали еще и Каталинон и Сганарель), но тот
ему не друг (и не брат), как и Санчо Панса-Дон Кихоту. 
Эти две черты-не самые главные и не исчерпывающие, но
реальные характеристики образа, и они очень четко схвачены и
обозначены Гумилевым. Менее четко, но все же обозначена им связанная с образом Дон Жуана смутная идея противоборства
Например: Ростопчина Е. Дочь Дон Жуана // Пантеон. 1856. Кн. I.
См., например: Потемкин П., Поляков С. Дон.Жуан-супруг Смерти,
//Потемкин П. Избранные страницы. Париж. 1928; Юлленстен Л. В тени
Дон-Хуана // Юлленстен Л. Смерть Сократа. В тени Доn-Хуана. М., 1984;
Федоров В. /Женитьба Дон-Жуана// Федоров В. Собр. сочинений. В 5-ти т.
Т. 3. М. 1988.
7
1
2
Брюсовские чтения 1996 год
последнего с судьбой: "И обмануть медлительное время, /Всегда
лобзая новые уста." 
Далее, из гумилевского сонета определенно явствует, что речь
в нем идет о так называемом "Дон Жуане N2", Дон Жуане де
Маранья, раскаявшемся грешнике, кончившем свои дни в
монастыре: "А в старости принять завет Христа, /Потупить взор,
посыпать пеплом темя /И взять на грудь спасающее бремя /Тяжелого
железного креста!" Так-пунктирно-обозначена неодномерность этого
образа. По брюсовскому же сонету, хотя и не со стопроцентной точностью, можно заключить, что там речь идет о классическом Дон
Жуане-де Тенорио, пригласившем на ужин статую Командора и
провалившемся в преисподнюю. Хотя в трехстишии: "В любви душа
вскрывается до дна, /Яснеет в ней святая глубина, /Где все
единственно и неслучайно" -можно заметить некий отдаленный
"отголосок" мотива "Дон Жуан-святой". 
Следовательно, если воспринимать каждую обработку как
материал для характеристики "вечного образа", то можно заключить,
что только в совокупности (а не по отдельности) оба рассматриваемых сонета позволяют нам достаточно точно ее осуществить и,
кроме того, на их совместной основе мы можем "вычислить"
главные пункты, точки пересечения легенды о Дон Жуане. В
заключение напомним, что гумилевский сборник "Жемчуга" (1910),
в который вошел сонет "Дон Жуан", имел посвящение, впоследствии
снятое: "Посвящается моему учителю Валерию Яковлевичу
Брюсову". Расхождения наметились уже в 1910 году. При самом
общем сопоставлении "учительского" и "ученического" сонетов
очевидна разница поэтических подходов: "образного" у Брюсова и
"идейного" у Гумилева.
8