Доклад С. Витале на II Международном конгрессе литературных

С Иосифом Бродским я имела честь познакомиться ( с его стихами я была
знакома давно ) в Италии. Год 1977 или 1978. Встреча произошла в Милане, в
доме одного общего приятеля.
- Познакомьтесь! Иосиф, это Серена Витале. Знаешь (это звучало, а может и
на самом деле было, рекомендацией) - она переводит Мандельштама.
Рекомендация оказалась удачной: какая-то добродушная улыбка пробежала по крайней мере, так мне показалось - по лицу Бродского когда он сказал:
- Ах так, вы переводите Мандельштама… Молодец!
В ресторане, куда мы потом зашли, он сначала долго разговаривал со своим
старым другом, которого уже год не видел. Я молчала и с удовольствием
слушала его прекрасный, звучный русский язык. Вдруг, в ожидании второго
блюда, он обратился ко мне:
- А как вы переводите Мандельштама?
Я, с демонстративной скромностью:
- Плохо, конечно, Иосиф Александрович, бывают ошибки, оплошности, но
стараюсь…
- Не об этом я спросил. Как вы переводите стихи Мандельштама, с рифмами
или без рифм?
- Без рифм, как же иначе?
И только тогда я поняла, что за недавней улыбкой была немалая доза иронии...
- Я не понимаю - сказал он с ледяной вежливостью - как можно перевести
Мандельштама без рифм.
Пауза.
- Ведь это … это… это стыдно . На самом деле, Серена, вам не стыдно?
1
Мне не было стыдно, но я пыталась оправдать свою предполагаемую вину,
ссылаясь на развитие итальянской поэзии, указывая на то, что наши стихи
освободились от рифмы, начиная уже с Леопарди. Стала даже объяснять - я,
Бродскому!:
- К знаменитому стихотворению L'infinito, например ( 'Sempre caro mi fu
quest'ermo colle, e questa siepe, che da tanta parte, dell'ultimo orizzonte il guardo
esclude..."), Анна Ахматова так и не прибавила рифмы – 'Всегда был мил мне
этот холм пустынный / И изгородь, отнявшая у взгляда / Большую часть по
краю горизонта'... А начиная с тридцатых годов, или, если хотите, с
Герметизма, рифма стала уже, если не редкостью, то подчеркнутым выбором
поэта , но отнюдь не непременным условием поэзии.
- Да-а- а.... Видите ли, в этой области я кое что соображаю... - сказал Бродский,
- А сейчас, конечно, Вы мне будете цитировать
Унгаретти: 'Si sta come
d'autunno/sugli alberi le foglie'…
- Не только Унгаретти, Иосиф Александрович, есть менее знаменитые, но изза этого не менее прекрасные стихи . У Кардарелли, скажем:
Volata sei, fuggita
come una colomba
e ti sei persa là, verso oriente.
Ma son rimasti i luoghi che ti videro
e l’ore dei nostri incontri...
Это не стихи? Вам не нравятся?
- Я не об этом, не о красоте… Видите ли, переводить стихи без рифм, особенно
в случае такого классика ХХ века, как Мандельштам, это как Нева без …
- Без набережных ? - спросила я.
- Без мостов, я бы сказал точнее….
2
- То есть ?
- Я должен это додумать...
В этот момент вошел и подсел к нам итальянский поэт, который продолжил
дискуссию о рифмах по-английски, доказывая в свою очередь, каким образом в
современной итальянской поэзии ассонансы, консонансы, внутренние рифмы и
всяческого рода
перипетии звуковой текстуры заменили
традиционную
рифму.
Бродскому стало явно скучно, он заговорил о другом, а я за время разговора
поэтов
сымпровизировалa на бумажной салфетке перевод четырех строк
Мандельштама. Во время десерта я их прочла Бродскому:
- Amiamo essere ipocriti fini
e la cosciеnza in noi si oscura
che nell’infanzia siamo più vicini
alla morte, non nell’età matura.
Вот, Иосиф Александрович, как бы звучало с рифмами, например,
мандельштамовское
О, как мы любим
лицемерить… Скверно, правда?
- Скверно, конечно. Но вы не поэт.
"Святая правда", сказала я себе. И еще: "Mолчи, запомни девиз своей взрослой
жизни - 'Поэты всегда правы' ".
Прошло время. Было еще несколько беглых встреч. Было много телефонных
разговоров. Когда в Милан
или в Неаполь приезжали (на съезды,
конференции, реже в качестве свободных путешественников) общие знакомые,
они неизменно спрашивали: "Серена, a можно позвонить Иосифу в Штаты?" .
Можно, конечно. С тревогой я смотрела на часы: 10 минут, 20 минут, полчаса,
думая о телефонном счете, а потом - к черту деньги! - я сама стала
разговаривать с Бродским о людях, книгах, особенно о последних новостях из
далекой Империи. Мы с Бродским стали заочно квази-друзьями .
3
В 1994 издательство Адельфи предложило мне перевести 4 рождественских
стихотворения Бродского - Четыре стихотворения к Рождеству, так
называлась книжечка, которая вышла в конце года . Я работала
с особым
рвением ( хотелось доказать - не скрываю - что, хотя я и не поэт, могу
переводить не "совсем скверно". Звонила Бродскому почти каждый день
( полное разорение для моего кощелька), он щедро давал нужные объяснения,
иногда даже
подсказывал нужное слово. Но вопрос рифмы
лежал между
нами, как Атлантический океан, висел над нами как Дамоклов меч. И в один
прекрасный день меч упал. Очередной телефонный разговор:
- Иосиф Aлександрович, если сделать так, как хотите вы, получится детская
песня, колядка, Christmas Carol...
- Ну а чем вам не нравиться колядка?
- Хорошо, тогда я вам спою одну, хотите?
И я спела первые четыре строчки очень популярной рождественской песенки:
" Tu scendi dalle stelle,
o Re del cielo,
e vieni in una grotta al freddo e al gelo…”
Тишина на другом конце телефона.
- Иосиф, вы меня слышите?
- Не очень хорошо, к сожалению. Вы не могли бы поднять голос?
Опять я спела во весь голос первую строфу. И опять тишина на другой
стороне океана.
- Иосиф, вы меня слышите?
- Да . Без проблем, Продолжайте, пожалуйста.
Продолжила, до конца.
- O Bambino mio divino,
io ti vedo qui a tremar;
o Dio beato !
Ah, quanto ti
costò l'avermi amato!
4
A te che sei del mondo
il Creatore,
mancano panni e fuoco, o mio Signore.
Caro eletto pargoletto,
quanto questa povertà
più m'innamora,
Poiché per nostro amor tu soffri ancora..
Из соседней комнаты донесся вопрос домработницы:
- Signora, все в порядке?
А из телефонной трубки:
- Серена , но это ведь прекрасно! Вот именно так и переведите, в этой форме, с
этой музыкой. И с рифмами, конечно.
Через день я ему читала перевод Колыбельной:
«Se nel deserto ti ho partorito
c’è un perché
perché il deserto non ha mai patito
un solo re.
Cercarti nel deserto è un nonsenso.
In lui lo strazio
dei geli d’inverno è più immenso
dellо spazio.” и т.д.
- Ну и молодец! - меня прервал Иосиф Александрович.
- Молодец без улыбки?
- В каком смысле?
- Ничего, это длинная и уже неактуальная история. Кстати, Вы так и не
объяснили мне, почему стихи без рифмы - это как Нева без мостов...
5
- Разве я это сказал?
- Да, давно…
- Серена, поэты не всегда правы. Иногда могут и чушь говорить, ради красного
словца.…Верьте только написанному ими слову.
Итальянские Рождественские стихи Бродского обогатились рифмами, я
обогатилась искреннею – увы, недолгой - дружбой.
Этот рассказ о случае с Бродским - эта маленькая дань Бродскому - ничего
общего не имеет, разумеется, с теорией перевода . Впрочем, это не случайно. Я
убеждена, что в стихотворном переводе никакая теория, никакая отвлеченная
система не может помочь переводчику. В этом замечательном ремесле гораздо
больше науки, с ее неизбежной абстракцией, значит " физичность" (позвольте
мне этот неологизм) переводчика. В нем, в переводчике стихов, один
немаловажный орган, сердце, и пять чувств плюс знаменитое шестое, работают
постоянно. Бесконечно интенсивнее чем мозг. Затo ягодичные мышцы
ослабляются, смягчаются - ибо нужно долго сидеть и сидеть, читая и
перечитывая, не только то, что переводишь в данный момент, но все, что поэт
написал, читать все, что о нем написала критика, все то, он написал о себе,
читать стихи его современников… Сидеть долго - часами, иногда днями –
писать и пепеписывать тысячу раз, трудиться, без оглядки на время, чтобы
завоевать хоть одно единственное слово. Ждать его с верой.
Со словами
Цветаевой: "Не это - не это - не это - то. По явности не этого узнать то…". Это,
правда, тоже наука - трудная наука терпеливой любви.
6