АБАЙ И СУФИЗМ А.К. Ахметбекова Казахский национальный университет имени аль-Фараби г. Алматы, Республика Казахстан axbota@ mail.ru Казахский поэт Абай Кунанбаев (1845-1904), который восхищался такими восточными поэтами как Навои, Хафиз, не мог не попасть под влияние суфийской литературы, и тем более не попытался написать стихи по канонам этой поэзии. Исследователь жизни и творчества поэта М.Ауэзов отметил, что его пять стихов, написаны под влиянием восточной лирики М.Мырзахметов (Ауэзов:378-379), написанных по указал мотиву «гашик-магшук» на три стиха, (влюбленный – возлюбленный) (Мырзахметов:159). Однако кроме темы, трудно разглядеть в этих произведениях такие суфийские элементы, как мотив и образы, определяющие их принадлежность к суфийской поэзии. Е.Э.Бертельс, описывая типы произведений персидских суфий, указал, что все четыре типа пользовались терминологией светской поэзии эротического характера (Бертельс:62). У Абая присутствуют стихи любовно-эротического характера, описывающие чувства влюбленных, но в них поэт намеренно обходит мотивы, термины и образы суфийской поэзии, что предполагает отсутствие пласта суфийского содержания. Абай Кунанбаев критично относился к традиционной казахской литературе, в которой намечались клишированность и подражание. Видимо это касалось и суфийской поэзии, которая особо отличалась устойчивым, «закостенелым» слогом. Устойчивость суфийской терминологии подразумевала много заимствований из арабо-персидской лексики, что разрушало казахскую словесность, затушевывало национальный колорит. Поэтому обрабатывая тему безответной любви, он отказывается от жанра газели в пользу казахского стиха, ищет новые мотивы, образы, и даже пытается создать казахский вариант суфийской терминологии. В стихотворении «Безутешной душе моей не до чудес» автор вводит слово «жар» в значении «возлюбленная», который в казахском языке обозначает «супруг». Этот термин потом широко Кудайбердиев использовал в своих его последователь суфийских Шакарим произведениях. В «Безутешной душе моей не до чудес» Абай все свое божественное чувство втиснул в рамки двух четверостишии. Красивое содержание этих стихов сквозит отчаянием. Объем поэтического текста и содержание как вспыхнувшее пламя горит быстрым, ярким огнем. Стихи написаны одиннадцати слоговым размером, но содержание диктует быстрый темп, который не располагает к созерцанию, раздумий, глубокой мысли, что отличает суфийскую поэзию. Даже шести слоговый стих «Ты – зрачок глаз моих» имеет «вдумчивый» темп. Поэт понимает, что традиционные формы стихов не в состоянии передать всю палитру суфийской поэзии. Поэтому он апеллирует к чему-то новому, которое соответствовало бы его требованиям и результатами этих искании являются его такие стихи, как «Я ничтожен, убог», «Ах, что за жребий ждет меня», «Ты – зрачок глаз моих», которых можно назвать творческими экспериментами. Первое, что отличает этих стихов – инверсия слов и предложений. Инверсия слов заставляет обращать внимание на интонацию, которая не играет большой роли в казахском стихосложении. Из-за инверсии интонация звучит так, как будто предложение незаконченное. И адресат невольно пытается завершить мысль, интерпретируя вновь и вновь в поиске соответствующего окончания. Поэтому можно сказать, что интонация на основе инверсии в этих стихах является указателем наличия пласта другого содержания. Но другое необязательно суфийское содержание. Возникает вопрос: что нам дает право определить, что это суфийское содержание? Это – образ возлюбленной. Стихи построены как монолог, но опять же, интонация выводит на сцену возлюбленную, которая недоступна, неверна и за эту красавицу все влюбленные готовы пожертвовать собой. В стихах нет очей, темнее ночи, сахарных губ, стана кипариса, но есть любовные муки, мерилом которых может быть только духовный мир. За стенаниями и слезами влюбленного выглядывает Он. Именно образ возлюбленной заставляет смотреть на чувства влюбленного в другом ракурсе, погружаться в любовь все глубже и глубже до бесконечности. Каждое слово в стихах стремится передать, как влюбленный через душевные муки обновляется, обожествляется. Восхищение любовью, страданиями любви – вот это то, что воспевали суфийские поэты. Второе новшество, которое выделяет произведения Абая суфийского содержания – их стихотворный размер. И надо отметить, что каждый стих на эту тему имеет свой стихотворный размер. Например, в стихах «Я ничтожен, убог» в казахском варианте строфа имеет такие стопы: 1 – пяти слоговый, 2 – семи слоговый, 3 – пяти слоговый, 4 – семи слоговый, 5 – шести слоговый, 6 – шести слоговый: Я ничтожен, убог, Без тебя… Как быть?! Я совсем изнемог От коварства судьбы. Раз создатель обрек Все увидишь свой срок (Абай:200). В казахском стихосложении почти не используются пяти и шести слоговые стопы. Такой размер стихов вынуждает поэта сократить план выражения. Но Абай построил стихи так, что основную мысль адресат ищет в плане содержания: «Чем лапидарнее текст, тем большую часть данного универсума он обозначает»(Лотман:91). Также в этих стихах замечается, что четыре строки выражают метание, страдание влюбленного, а последние две строки успокоение души через необратимость судьбы. Автор даже через слог смог передать отношение человека и судьбы. А когда речь идет о любви, которая противится судьбе, зависимая от тленного мира, вырисовывается образ суфия, ищущего встречу с Всевышним. Стихи «Ах, что за жребий ждет меня» даже графически имеет волнообразный стихотворный размер. Строфа этих стихов состоит из 14 стоп: 6// 4// 4// 3// 4// 2// 8// 6// 4// 4// 3// 4// 2// 8//. Стопы, состоящих из одного или двух слов акцентируют на себе интонацию. По утверждению И.И.Ковтуновой интонационная структура «в значительной степени определяет другие свойства и прямо воздействует на семантику и функции всех единиц языка, участвующих в построении поэтического текста» (Ковтунова:7). Поэтому у Абая каждое слово, выделенное интонацией, имеет автономный и связанный с текстом значения. Слово, составляющая стопу, является словом-идеологемой и синхронно выступает как слово информатор, слово-синтагма и слово-текстема. Функция слова-идеологемы наращивает значения. Эти значения и создают многослойное содержание, каждый слой которого имеет свою интерпретацию. Чтобы читатель выискал интерпретацию с суфийским содержанием, поэт вкрапливает в текст предикаты мотивов, которые всегда будут нести бремя суфийского значения. Например, в строках «Покинешь,// Слову изменя?» отдаленно, но верно слышится отголосок договора «аль-Мисак». А эти строки как намек на мотив «бабочка - свеча»: «Гляди – душа моя в огне// Кричу, стеня,// Внутри меня// Волнами пламя разлилось». Абая Кунанбаева интересовала суфийская поэзия в жанре любовной лирики, которую он хотел «национализировать». Но суфийская поэзия у казахского народа ассоциировалась с хикметами Кожа Ахмета Ясави. И он находит, что его философские раздумья имеют большее выражения в философской лирике. Литература 1. Ауэзов М.О. Собрание сочинений в 12 томах. Т.12. А.,1969 2. Мырзахметов М. М. Ауэзов и проблемы абаеведения. А.,1982 3. Бертельс Е.Э.Суфизм и суфийская литература. М.,1965 4. Абай(Ибрагим) Кунанбаев. Избранное.- «Русский раритет», 2006 5. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996 6. Ковтунова И.И. Поэтический синтаксис. М.,1986