Ирония в стихотворении М. Ю. Лермонтова

Ирония в стихотворении М. Ю. Лермонтова «Благодарю!»
Ронкина Н. М.
Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН, г. Москва
Научный руководитель: Сурат И. З., старший научный сотрудник
Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН, доктор
филологических наук
Многоплановость, глубина и неоднозначность мировосприятия
Лермонтова нашли свое частичное выражение в иронии, которая объединяет
его различные произведения и образует некий иронический дискурс, причём
в каждом конкретном произведении Лермонтова ирония проявляется поразному.
То, что ирония играет важную роль в формировании смыслов
лермонтовских произведений, не раз отмечалось исследователями. Так, Л. И.
Вольперт писала, что «ироническая интонация характерна для всего
творчества Лермонтова (поэзии, прозы, драматургии)i, С. М. Скибин
рассматривал иронию как стержень, определяющий эволюцию творческого
мировоззрения писателя: «в лирике Лермонтова ясно обозначились… те её
[иронии] тенденции, которые более широко воплотились в романе и
иронических поэмах»ii.
Ирония часто определяется как игра слов, процесс, который
трансформирует их смысл, используя семантические связи слов,
находящихся в непосредственном смысловом соседстве друг с другом в
пределах одной иронической ситуации; в результате иронического процесса
формируется иной, отличный от первоначально воспринятого, образ слова.
Такая ироническая трансформация смысла может быть представлена во
множестве различных аспектов; в отношении иронии Лермонтова это:
социально-политический аспект, выявленный Э. Г. Герштейнiii, традиции
Гоголя и Пушкина в лермонтовской иронииiv, разработанные А. И.
Глуховым, и другие аспекты.
Анализируя произведения Лермонтова, многие исследователи с той
или иной степенью детальности касались характера иронии писателя,
выделяя черты, которые считали доминирующими в организации иронии как
текстообразующего фактора. При этом далеко не всегда ирония
рассматривалась как категория, имеющая явный характер (в понимании В. М.
Пивоева это - открытая ирония, то есть «ирония, в которой чувства довлеют
над разумом…она опирается на широкий контекст, не скрывает свою оценку,
клеймит язвительной улыбкой объект и в то же время сомневается в
возможности устранения выявленных недостатков»v.
Принципиально важным является то, что в произведениях Лермонтова
есть и другой тип иронии: неуловимая, скрытая контекстом, едва
проступающая тенью между строк (по В. М. Пивоеву это означает, что в
такой иронии «разум преобладает над чувствами (эта ирония осторожна, как
бы заметает следы, опирается на узкий контекст, понятный немногим, и едва
намекает на контекст истинной оценки»)vi.
Л. Я. Гинзбург употребляла следующие выражения для определения
иронии лермонтовских текстов: «сдержанность», «скрытность иронического
сознания», «иронические подразумевания»vii.
В формировании выводов относительно общего характера
лермонтовской иронии важное значение имеют детали, из которых
складывается ирония каждого конкретного произведения. Стихотворение
«Благодарю!» (1830 г.) - пример текста, в котором ирония, не бросаясь в
глаза, тем не менее является основным смыслоообразующим фактором.
Благодарю!. . . вчера моё признанье
И стих мой ты без смеха приняла;
Хоть ты страстей моих не поняла,
Но за твое притворное вниманье
Благодарю!
На наш взгляд первое двустишие первого катрена можно воспринимать и
комментировать двумя путями:
1. прямая благодарность, если без смеха = серьёзно;
2. ирония, если без смеха = спасибо, что хотя бы без смеха, спасибо и на том.
Второе двустишие частично разрешает двусмысленность первого: это,
скорее, ирония, нежели прямая благодарность: едва ли лирическому герою
нужно, чтобы ему оказывали притворное вниманье и не понимали его
страстей, вероятнее всего, ему нужно как раз обратное, ему нужна любовь и
взаимность.
В другом краю ты некогда пленяла,
Твой чудный взор и острота речей
Останутся навек в душе моей,
Но не хочу, чтобы ты мне сказала:
Благодарю!
Второй катрен будто бы однозначен: лирический герой констатирует факт
своего нежелания получить благодарность от возлюбленной.
Я б не желал умножить в цвете жизни
Печальную толпу твоих рабов
И от тебя услышать, вместо слов
Язвительной, жестокой укоризны:
Благодарю!
Лирический герой снова констатирует свое нежелание принимать от
возлюбленной благодарность и объясняет причины своего выбора. В
комментировании третьего катрена также можно пойти несколькими путями:
1. это - не-ирония, а лишь констатация факта, что и будет частично объяснено
последним катреном: лирическому герою нужна правда язвительной
жестокой укоризны, а не ложь благодарности;
2. не-ирония лирического героя может быть связана с тем, что он не хочет,
чтобы возлюбленная благодарила его так же притворно и иронически, как это
делал он сам в первом катрене;
3. если это - ирония, то она может указывать на то, что на самом деле
лирический герой желал бы услышать от возлюбленной благодарность, пусть
она и будет ложной. Он согласен и на это, ведь его чувства так глубоки и он
так к ней привязан, что согласен на сладкую ложь, лишь бы не слышать
горькой правды.
Нельзя не заметить, что третий катрен неполным рефреном первой и
последних строк повторяет последние строки второго катрена, содержащие в
себе отказ лирического героя от благодарности возлюбленной. Подобный
повтор отрицания можно рассматривать как его усиление, а можно – как
средство выражения иронии. Дважды отрицая один и тот же факт,
лирический герой своим рвением создает условия для того, чтобы в душу
читателя закралось сомнение: действительно ли он готов так просто
отказаться от благодарности возлюбленной, то есть от ее внимания и
благосклонности (благодарность в контексте данного произведения
подразумевает внимание со стороны возлюбленной и ее благосклонность)?
Ответ на этот вопрос не лежит на поверхности, и едва ли можно отрицать тот
факт, что ирония открывает новое поле смыслов, которые, как это было
показано ранее, расходятся, разветвляются в разные стороны, теперь уже от
этой семантической развилки.
О, пусть холодность мне твой взор покажет,
Пусть он убьёт надежды и мечты
И всё, что в сердце возродила ты;
Душа моя тебе тогда лишь скажет:
Благодарю!
Последний катрен на первый взгляд разрешает все сомнения. Лирический
герой не хочет никакой благодарности от возлюбленной, так как ему милее
правда, нежели ложь, и он лишь тогда скажет благодарю всей душой, когда
возлюбленная перестанет питать его ложной надеждой и тем самым даст ему
свободу.
Стихотворение заканчивается словом благодарю, которым маркирована
вероятная (будущая, гипотетическая) благодарность. Условия этой
благодарности описаны ясно и четко в первых трех строках последнего
катрена. Однако – и это важно – лирический герой уже говорил благодарю, в
самом начале стихотворения, именно с этого слова и началось произведение.
Последний катрен является ироническим контекстом для первого, он
показывает, что благодарность первого катрена неискренняя, ведь что может
быть искреннее душевной благодарности, которая, как выяснилось из
четвёртого катрена, ещё не может быть осуществлена, так как не было
условий для претворения её в жизнь.
Несмотря на это, повторимся, в первом катрене лирический герой
утверждает собственную (якобы) благодарность, которая оказывается
иронической. Значит, на самом деле, он не благодарит свою возлюбленную
за то, что она приняла его признанье без смеха, за то, что не поняла его
страстей…и ему не нужно её притворное вниманье. Но суть и характер
иронии таковы, что за утверждением о том, что лирический герой не
нуждается в притворном внимании возлюбленной, стоит гипотетическое
признание того, что ему необходимо её истинное вниманье. Вероятно, ему не
так-то просто отказаться от того, что возродила в сердце его возлюбленная,
хоть он и призывает её убить все надежды и мечты в его душе одной лишь
холодностью взора. Возможно ли, что он и не хочет от этого отказываться,
что он ещё не свободен от чар своей возлюбленной? Текст говорит, что
подобное толкование имеет право на существование. В таком контексте
последний катрен представляется, по крайней мере, катреном с
гипотетической неоднозначностью, которую при желании можно довести до
иронии: лирический герой не хочет, чтобы его отвергали, и душа его не
скажет (не сможет сказать) благодарю, если возлюбленная отвернётся от
него.
Отдельно необходимо остановиться на слове благодарю, так как
именно оно является наиболее очевидным и значимым маркером
ироничности данного текста. Благодарю заканчивает каждый катрен и
рефреном проходит через всё стихотворение, неустанно напоминая о
неоднозначности, ироничности смыслов. Последний катрен завершается
словом благодарю с восклицательным знаком, который закрывает речь
лирического героя и всё стихотворение (Благодарю!). Это – эмоциональная
точка в конце текста, маркирующая его завершённость. Однако первый
катрен начинается тем же самым словом, словом благодарю, после него автор
располагает восклицательный знак и многоточие (Благодарю!..). Многоточие
маркирует незавершённость текста, его принципиальную открытость (новым
смыслам, новым образам и т.д.). Подобный выбор пунктуационных знаков
ярче всего на синтаксическом уровне отражает ироничность как основной
принцип организации этого текста: то, что на первый взгляд завершено и
обладает целостностью, при ближайшем рассмотрении оказывается
открытым к дальнейшему диалогу; точка не поставлена, её и не может быть,
ведь ирония – вечное движение, вечное самоотрицание и самоутверждение,
постоянно сменяющие друг друга.
За каждым Благодарю! стоит либо явная, либо гипотетическая ирония.
Остается лишь добавить, что описанные выше иронические смыслы
вынесены в заглавие вместе со словом Благодарю!, которое приписывает
иронии основополагающий статус для формирования данного текста – не
только тем, что вынесено в заглавие, но и тем, что закольцовывает текст.
Теперь обратимся ко времени, в рамках которого существует
лирический герой и вся ситуация данного стихотворения.
Первый катрен с точки зрения временного аспекта представляет собой
прошедшее время в обрамлении настоящего: настоящее время (благодарю) –
прошедшее время (приняла, поняла) – настоящее время (благодарю).
Во втором катрене временная парадигма развивается следующим
образом: прошедшее время (пленяла) – будущее время (останутся) –
настоящее время (не хочу) – ирреальное (сослагательное) наклонение (чтобы
сказала).
В третьем катрене время отсутствует, так как предикаты находятся в
сослагательном наклонении, которое является вневременным: (Я) б не желал
умножить и услышать.
Время четвертого катрена представлено следующим образом:
Ирреальное (повелительное) наклонение (пусть покажет) – ирреальное
наклонение (пусть убьет) – прошедшее время (возродила) – будущее время
(скажет)
Таким образом, временная схема стихотворения может быть
оформлена так:
1 катрен. Настоящее – прошедшее – настоящее
2 катрен. Прошедшее – будущее – настоящее – ирреальное наклонение
3 катрен. Ирреальное наклонение
4 катрен. Ирреальное наклонение – ирреальное наклонение –
прошедшее – будущее
Настоящее время представлено в первом и втором катренах, находится
в значимом меньшинстве по сравнению с ирреальным наклонением и
прошедшим временем и во всех случаях связано с благодарностью. В первом
катрене лирический герой заявляет о своей (мнимой) благодарности, во
втором – говорит о своём нежелании получить благодарность. Больше
настоящего времени в стихотворении нет.
Учитывая то, что слово благодарю имеет в данном стихотворном
контексте неоспоримо тесную связь с иронией, мы можем рассматривать все
действия, существующие в настоящем времени и напрямую связанные со
словом благодарю, в качестве действий, без сомнения, отмеченных реальным
временем (как грамматической категорией), однако с налётом иллюзорности
(с точки зрения семантики). Этот налёт придаётся действию иронией,
несмотря на то, что с грамматической точки зрения настоящее время
стихотворения абсолютно реально.
Жизнь лирического героя также в некоторой степени иллюзорна. Его
настоящее время иронически переосмыслено, его прошлое и будущее
связано с возлюбленной, которая его отвергла. Более того, его будущее время
ориентировано на возлюбленную, на другого человека, и связанные с ним
чувства и эмоции.
Мы также не можем с уверенностью заявить, что у лирического героя
вообще есть будущее. Первый случай употребления будущего времени
связан с констатацией лирическим героем того, что образ возлюбленной
останется в его душе навек. Второй случай употребления будущего времени
связан с предложением, представляющим собой возможный результат (4 и 5
стихи последнего катрена), для осуществления которого должны быть
выполнены некоторые условия (1-3 стихи); это также придает будущему
времени данного предложения оттенок призрачности.
Итак, мы видим, как ирония, будучи прикрытой, то есть
завуалированной и неявной, вносит в текст неоднозначность и
многоплановость. То, что мыслилось как цельное и завершённое,
оказывается лишь фрагментом, а то, что мыслилось как отказ, превращается
в согласие - и наоборот. Нет ничего до конца очевидного в данном
стихотворении, смыслы переливаются и играют друг с другом, расходясь в
разные стороны, как круги на воде от камня – средоточия иронии.
Вольперт Л. И. Лермонтов и литература Франции. Спб: Алетейя, 2008. С. 219.
Скибин С. М. Проблема иронии в поэтике Ю. М. Лермонтова. Автореферат диссертации на соискание
ученой степени кандидата филологических наук. М., 1982. С. 9.
iii
Герштейн Э. Г. Отклики Лермонтова на политические и литературные события 1820— 1830 гг. // Лит.
Наследство: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. Т. 58. М.: АН СССР, 1952. С. 401—405.
iv
Глухов А.И. Сатирическая поэма М.Ю. Лермонтова "Тамбовская казначейша". (К вопросу о традициях
Пушкина и Гоголя) // О традициях и новаторстве в литературе и устном народном творчестве. - Уфа:
Башкир.гос. ун-т им. 40-летия Октября, вып. 2, 1972. С. 94-108.
i
ii
Пивоев В. М. Ирония как феномен культуры. - Петрозаводск: Изд-во Петрозав. гос. ун-та, 2000. С. 55.
Пивоев В. М. Ирония как феномен культуры. - Петрозаводск: Изд-во Петрозав. гос. ун-та, 2000. С. 55.
vii
Гинзбург Л. Я. Творческий путь Лермонтова. Л.: Гослитиздат, 1940. С. 143-144.
v
vi