Европейская идея

Ю.Борко
Европейская идея:
от утопии - к реальности
Исторические метаморфозы европеизма
Исторические метаморфозы европеизма // Ю.А.Борко, А.В.Загорский, С.А.Караганов.
Общий европейский дом: что мы о нем думаем? М.: Международные отношения,
1991. Гл. I. С. 8-48.
«Европейская идея»: от утопии - к реальности //Заглядывая в XXI век: Европейский
Союз и Содружество Независимых Государств. М.: Интердиалект, 1998. С. 15-51.
Идея единой Европы родилась много веков назад, в раннем Средневековье. И все это
время она находилась в полном контрасте с реальной Европой, раздираемой
династическими распрями, территориальными притязаниями, религиозной нетерпимостью и политическими амбициями. Нескончаемые войны не приносили ничего,
кроме завоеваний победителей, жажды реванша побежденных и новых войн. Конец этому
круговороту был положен лишь во второй половине XX в., когда Западная Европа
вступила на путь интеграции. Начался переход от Европы националистических
антагонизмов к «солидарной Европе».
Этот процесс стал возможным благодаря совпадению во времени и взаимодействию
четырех факторов.
Первый из них - трагический опыт двух мировых войн, особенно второй, зачинщиком и
главным очагом которых была Европа. Выбор стал неминуемым: либо мир - либо закат
европейской цивилизации, предсказанный Освальдом Шпенглером еще в 1918г.
Второй фактор - завершился в основном процесс кристаллизации западной общественной
системы, основными составляющими которой являются рыночная экономика,
дополненная механизмами социальной защиты, политическая демократия, правовое
государство. Ужасающий опыт двух тоталитарных диктатур - нацистской в Германии и
коммунистической в Советском Союзе - сплотил западноевропейские страны в их стремлении утвердить и усовершенствовать эту систему после Второй мировой войны.
Третий фактор - далеко зашедшая интернационализация хозяйственной жизни и
осознание того, что протекционизм не только тормозит экономический и социальный
прогресс, но и способствует возрождению национализма, чреват новыми межгосударственными конфликтами и войнами.
Наконец, четвертым фактором - последним по месту, но не по значению - была идея
единой Европы как особого типа цивилизации, основанной на культурном наследстве
греко-римской античности, христианской этике, гуманистических традициях эпох
Ренессанса, Реформации и Просвещения, принципах либерализма.
Первый и третий факторы изучаются отечественными учеными с конца 1950-х гг.
Несмотря на жесткие идеологические рамки, политическую цензуру и общий климат
«холодной войны», в исследовании политических и особенно экономических
предпосылок западноевропейской интеграции, равно как и самих интеграционных
процессов, были достигнуты значительные результаты, главным образом в накоплении,
систематизации и обобщении конкретных фактов и статистических данных. Что
касается их теоретической интерпретации, то качественный поворот стал возможным только с
начала 1990-х гг. - в условиях свободы научной мысли3.
Второй и четвертый факторы - социальные и духовные предпосылки интеграции - в
советский период практически не изучались. Здесь в наибольшей степени сказалось
негативное влияние идеологических шор и политических «табу» прежних лет.
Непредвзятый анализ этих факторов был несовместим с господствовавшей
концепцией «углубления общего кризиса» и «обострения классовых противоречий»
капитализма, а также с известной ленинской критикой лозунга «Соединенных Штатов
Европы» как однозначно реакционной идеи. Первые работы, претендующие на
объективное публичное освещение этой тематики, появились в последние годы
перестройки, когда правящая партия признала принцип идейного плюрализма, и в
начале 1990-х г.2
***
Наше будущее уходит корнями в наше прошлое. Это верно даже тогда, когда, говоря
словами Гамлета, распадается «связь времен». Но такое в истории Европы случалось
очень редко. Обратившись к ее прошлому, а затем к современности, мы сможем
уяснить, почему столь устойчивы европеистские традиции в инСреди опубликованных за последние годы работ следует назвать в первую очередь фундаментальный труд
коллектива сотрудников ИМЭМО РАН: 1992: Новые контуры Европы, М: Мысль, 1992. Новый подход к
изучению европейской интеграции нашел отражение также в издании: Опыт Европейских сообществ и
возможности его использования Россией и Содружеством Независимых Государств. Материалы симпозиума
17 марта 1992 г. /Институт Европы РАН - Ассоциация европейских исследовании. М,, 1993.
2
См.: Чубарьян А. Европейская идея в истории. Проблемы войны и мира. М.: Наука, 1987; Наринскш М.,
Карев В. Общие истоки европейской цивилизации // Европейский альманах. М., Наука, 1991. С. 18-29;
Общеевропейский процесс и гуманитарная Европа, роль университетов /Под редакцией проф. Л.И.
Глухарева (Россия) и проф. В. Страда (Италия). М.: Изд-во МГУ, 1995.
1
идентичность Европы есть скорее результат совместного культурного развития,
начиная с эпохи раннего Средневековья, - того развития, которое создало то, что...
долгое время называли Западом»1. Конечно, культура европейских народов
формировалась в тесном взаимодействии с древними культурами народов Востока и
Средиземноморья. Но если говорить о ее непосредственных истоках, то «европейская
цивилизация выросла из трех корней: греко-римского наследия, христианства и
культур германских, кельтских, славянских и других варварских народов, которые на
ее заре заявили о своем существовании»2.
Наиболее древней из этих первооснов была греко-римская античность, хотя и
ограниченная Средиземноморьем, но распространявшая свое влияние далеко на север,
вплоть до островов туманного Альбиона, и на восток, вглубь скифских и древнеславянских земель. Античность оставила в наследство не только богатейшую
материальную и духовную культуру, но и миф о Европе - дочери греческого царя
Агенора, имя которой, по воле тех же греков, стало еще в I тысячелетии до н.э.
названием региона, сыгравшего впоследствии огромную роль в судьбах человечества.
Но ни античность, ни второй образующий элемент европейской цивилизации культура кельтских, германских и славянских народов - не содержали в себе идей
духовной или политической общности Европы, ее уникальности и особой миссии в
мировой истории. Первенство в провозглашении и утверждении такой идеи
принадлежало церкви. И это не было случайностью. И не только потому, что религия
была господствующей формой общественного сознания. Дело еще и в том, что
понятие «христианский мир» фактически отождествлялось с понятием «Европа», а
церковь была единственным трансграничным институтом, который к концу X в., после
крещения Киевской Руси, охватил своим влиянием почти весь европейский регион3.
1
Lowentha! R. Die Gemeinsamkeiten der geteilen Europa // Die Identitat Europas: Fragen, Positioner],
Perspektiven. Munchen, 1985. S. 43.
2 История Европы. Т. I. Древняя Европа. М., 1988. С. 12.
3 Об истории христианского европеизма см. кандидатскую диссертацию; Медведев С.А. Европейский
проект и европейская политика папы римского Иоанна Павла II. М,: Институт Европы РАН, 1995.
Разделение христианской церкви на римско-католическую и православную усилило
европейскую ориентацию христианства в силу того, что цитаделью католицизма,
более мощного и влиятельного, чем православная церковь, были как раз наиболее
развитые области Европы. С тех пор католицизм надолго взял на себя миссию
главного интерпретатора и интегратора европейского единства. В течение многих
столетий католическая церковь не признавала сходную роль за православием. И лишь
в 1980 г. в апостолическом послании «Эгреге виртутис» папа Иоанн Павел II
провозгласил болгарских миссионеров святых Кирилла и Мефодия «патронами
Европы», провозвестниками ее интеграции1.В 1985 г., выступив по случаю 1100-летия
со дня рождения Мефодия с энцикликой «Славорум апостоли» («О славянских
апостолах»), папа вновь подтвердил, что Кирилл и Мефодий внесли «выдающийся
вклад в формирование общих христианских корней Европы»2. По сути, Ватикан
официально сформулировал принципиально новую позицию, согласно которой духовное, религиозное родство двух ветвей христианства было, в конечном счете,
интегрирующим фактором в Европе. Эту позицию можно оценить и как косвенное
признание того, что конфронтация двух церквей играла дезинтеграционную роль.
За многие века католическая интерпретация «европейской идеи» и тем более
практическая деятельность церкви, направленная на осуществление этой идеи,
претерпели значительную эволюцию. Для Средневековья характерно отождествление
Европы с безраздельным господством католицизма не только в духовной жизни, но и
во всех сферах жизнедеятельности общества, с обоснованием и попытками создания
теократического европейского государства, с насильственным обращением в «истинную веру» тех народностей Европы, которые еще оставались вне католического
мира, с борьбой против «иноверцев» за пределами Европы, в первую очередь их
изгнанием из «святых мест». Такая ориентация проявилась в длительной борьбе пап за
См.: Кримс А. Войтыла: программа и политика папы. М.,1983. С. 49.
Цит. по русскому переводу энциклики в кн.: Иоанн Павел II. Мысли о земном. М.: Изд-во «Новости», 1992.
С. 342.
1
2
верховенство духовной власти над светской, в миссионерской деятельности, опирающейся
на «воинство Христово» - рыцарско-монашеские ордена, в крестовых походах XI-X1II вв.
Таким образом, в течение нескольких столетий католическая церковь стремилась
реализовать «европейскую идею» не только путем проповеди, духовного воздействия, но
и максимально широко используя политические и военные методы.
Крушение абсолютистских политических притязаний католической церкви, постепенное
ослабление папского влияния, развитие национально-государственных тенденций,
быстрый рост городов, становившихся не только торгово-промышленными центрами, но и
очагами науки, светской культуры, - все эти события и процессы, имевшие место или
обозначившиеся в XII-XV вв., внесли коррективы в трактовку европеизма церковью и,
если рассматривать эту проблему с более широких позиций, в понимание взаимосвязи
между христианством и европейской цивилизацией. . ^, ; ;,-.,.;:„:.. ,. 1
Отказавшись от притязаний на верховную власть, католическая церковь оставила за собой
миссию духовного пастыря «единой Европы» как объединения христианских государств,
противостоящего «иноверцам» - на сей раз Оттоманской империи, вторгшейся в XIV
столетии в Европу и надолго покорившей балканские народы. Более того, в эпоху
становления национальных государств никакой другой общественный институт и не мог
взять на себя эту роль, ибо церковь, объединявшая всех христиан, независимо от их
национальности и государственной принадлежности, оставалась единственным
олицетворением европейской общности. Этим объясняется еще одно обличье католикаевропеиста, образно говоря, не только подпоясанного мечом, но и держащего в руке
оливковую ветвь.
Итак, выступая в качестве духовного пастыря «единой Европы», католицизм объединял
эту идею с призывом к союзу христианских государств для борьбы с «иноверцами».
Первые дошедшие до нас политические проекты такого рода принадлежали французскому
королевскому прокурору Пьеру Дю Буа (1250-1320), итальянскому теологу и гуманисту
Энею Силь-вио Пикколомини (1405-1464), избранному в конце своей жизни римским папой под именем Пия II, и чешскому королю Йир-жи Подебраду (14201471). Дю Буа изложил в своем трактате «О возвращении Святой земли», написанном
между 1305 и 1307 гг., план создания «христианской республики», своего рода федерации европейских монархий, управляемой советом под главенством французских
королей. Пий II, называвший Европу «нашим отечеством», «нашим собственным
домом», попытался даже - впервые в истории - созвать съезд всех христианских государей в Мантуе, но потерпел неудачу. Почти одновременно с этой попыткой Йиржи
Подебрад предложил свой проект - «Договор о союзе и конфедерации между королем
Людовиком XI, королем Богемии Йиржи и Советом Венеции для противостояния
туркам», содержавший не только обоснование этой инициативы, но и схему
организации союза, носившую федералистский характер1.
С развитием процесса секуляризации общества роль церкви как идеолога и
проводника объединительной тенденции в Европе постепенно падала, однако именно
христианство явилось одним из основных истоков гуманистического и пацифистского
толкования «европейского единства». Зарождение этой традиции относится к началу
XIV в. и связано с именем великого итальянского поэта и мыслителя Данте Алигьери
(1265-1321). Идея мира как высшего блага была заявлена им сначала в 4-м трактате
«Пир», написанном между 1303 и 1306 гг. В полном же объеме итальянский гуманист
изложил свою концепцию мира в трактате «Монархия», написанном в 1312-1313 гг.
По его словам, «всеобщий мир есть наилучшее из того, что создано для нашего
блаженства»2. Данте - сын своего времени: мир для него -это прежде всего
христианский мир, из христианского видения он исходит и к Иисусу прибегает в своей
аргументации. Данте мыслил гарантом мира единое государство, империю во главе с
монархом, который должен олицетворять христианские добродетели, справедливость,
свободу и благополучие.
См.: Genealogie des grands desseins europeens // Bulletin du Centre Europeen de la Culture. Geneve, 1960-1961.
№ 6. P. 14.
2
Ibid. P. 4. 4—3178
1
Гуманистическо-пациф истекая традиция европеизма получила свое развитие в пору
расцвета Ренессанса. Это эпоха хозяйственного прогресса и роста городов,
изобретения книгопечатания и великих географических открытий, секуляризации
общества, утверждения рационалистического мышления и отделения науки от
религии, мощной критики католической церкви и появления новой ветви христианства
- протестантизма. Это также эпоха становления унитарных государств с их идеологией
национальной исключительности, но одновременно и освоения культурного наследия
греко-римской античности с присущим ей универсалистским мировосприятием.
Переплетение национального и космополитического начал в культурах европейских
народов создало благоприятные условия для их тесного взаимодействия и взаимного
обогащения, для возникновения такого специфического феномена, каким является
европейский духовный плюрализм.
История развития европейской цивилизации отнюдь не окрашена лишь в светлые
тона, черных и багровых тонов в ней -не меньше. Она знала времена кровавых смут ~
революций и контрреволюций, безжалостной тирании, кровопролитных войн,
религиозной нетерпимости и инквизиции. Межгосударственные отношения
определялись не столько идеями солидарности и дружбы, сколько духом
национализма, подчас принимавшего форму агрессивного шовинизма и даже расизма.
Нельзя не согласиться с немецким политологом В. Вайденфельдом в том, что историю
Европы пронизывает «глубокий диалектический конфликт двух основополагающих
тенденций»: противоборства наций, интересов, мировоззрений и развития
взаимосвязей; «дифференциации и унификации»'.
Все эти исторические реалии так или иначе отразились в европеизме, в
многочисленных конкретных проектах общественного и политического устройства
«объединенной Европы», сменявших друг друга на протяжении многих веков.
В XVI в., в пору расцвета Ренессанса, окончательно утверждается гуманистическое и
пацифистское направление европеизма. Его провозвестником был Данте Алигьери. Но
вряд ли будет
1
См,: Die Identitat Europas: Fragen, Positionen, Perspektiven. S, 21.
преувеличением сказать, что становление этого направления связано в первую очередь
с именем другого великого гуманиста -Эразма Роттердамского (1466-1536).
Родившийся в Голландии, живший в Брюсселе и Париже, в Англии и Швейцарии,
посещавший Италию и Германию, Эразм был поистине «первым европейцем» в
полном смысле этого слова, хотя сам он никогда не прибегал к понятию «европеец».
В 1515 г. Эразм пишет трактат «Война сладка тем, кто ее не испытал», а еще через два
года - трактат «Жалоба мира, отовсюду изгнанного и повсюду сокрушенного». Автор
обращается к европейцам: «... река Рейн разделила француза и германца, но она не
может отделить христианина от христианина. Пиренейские горы разделили испанца от
француза, но они не в состоянии разорвать невидимые связи, которые соединяют того
и другого в церковной общине. Небольшой кусок моря разделяет англичанина и
француза, но ...он не может разъединить их как людей, обоюдно приверженных
христианской религии...»1.
Выступая с проповедью мира, Эразм апеллирует к христианскому сознанию и
подвергает яростной критике все, что, по его представлениям, вызывает раздоры
между людьми и войны между государствами: эгоизм и тщеславие государей,
корыстолюбие и нетерпимость церковников, темные стороны человеческой натуры.
Несколько позже, в первой половине XVII в., процесс экономического развития и
формирования межгосударственных хозяйственных связей в Европе нашел отражение
в уникальном для того времени европейском проекте, автором которого был монах и
учитель математики в парижском колледже Эмерик Крюсе (ок. 1590-1648). В 1623 г.
он публикует трактат «Новый Киней, или Политическая речь, разъясняющая
возможности и средства установления всеобщего мира и свободы торговли во всем
мире. Монархам и суверенным государям нашего времени»2. Крюсе выступает в
защиту мира между народами с четко выраженных гуманистических позиций, причем
особо подчер1
2
Цит.по: Rougemont D. The Idea of the Europe. N. Y.-L., 1966. P. 86.
См.: Genealogie des grands desseins europeens. P. 17-21. 4*
кивает, что мотивом для войн не должны быть и религиозные различия. Он
обращается к папе и к европейским монархам с призывом создать
межгосударственную ассамблею, которая находилась бы в Венеции и объединяла как
европейские христианские государства, включая православную Московию, так и нехристианские страны и регионы ~ Персию, Индию, Китай, Японию и Северную
Африку.
Уникальная черта проекта состояла в том, что Крюсе видел основу мирного порядка в
экономике. Исходя из этого он призывал правителей содействовать развитию
земледелия, ремесел, торговли, образования, введению единых весов и мер. Особое
значение придавалось свободной торговле («так, чтобы каждый мог договариваться
повсюду без ущерба») как важнейшему инструменту обеспечения мира между
народами.
На поздний период эпохи Возрождения приходится рождение еще одного направления
европеизма, основной чертой которого был политический прагматизм. Оно возникло
как реакция на возросшее соперничество европейских государств в XVI и первой
половине XVII в. Незавершенные этнические и национальные процессы,
неустоявшиеся государственные границы, господство монархической формы
правления с присущей ей пер-сонализацией внешней политики (династические права и
амбиции) - все эти конкретно-исторические условия способствовали обострению
борьбы за территории и сферы влияния. Кровопролитные войны между государствами
и их коалициями становятся постоянным фактором европейской жизни. Их пагубные
последствия с наибольшей силой проявились в Тридцатилетней войне (1618-1648),
которая охватила почти всю Европу и привела к огромным людским и материальным
потерям. Но одновременно эти войны показали, насколько взаимосвязаны судьбы
европейских народов и государств: их история реально становится частью
общеевропейской истории. Осознанием этого факта и обусловлен новый, политикопрагматический подход к обеспечению мира в Европе на основе «баланса сил» либо
«баланса интересов».
Первым проектом, основанным на идее «европейского равновесия», был «Великий
план» герцога де Сюлли (1559-1641), суперинтенданта (министра финансов)
французского короля
Генриха IV. Датируется «Великий план» по-разному: это либо 1617 г., когда была закончена
рукопись, содержавшая его первый вариант, либо 1638 г., когда были завершены первые две
части его мемуаров с подробным изложением значительно модифицированного плана.
По замыслу Сюлли, Европа должна была стать конфедерацией 15 христианских государств,
приблизительно равных по территории и ресурсам, чтобы обеспечить максимально возможное
равновесие между ними. Верховный орган конфедерации предлагалось создать в виде
Генерального совета, дополненного шестью провинциальными (региональными) советами.
Избираемый раз в три года в составе 40 опытных государственных мужей, представлявших
все участвующие страны, Генеральный совет наделялся полномочиями верховного арбитра в
любых спорах как между государствами, так и между правителями и их подданными, причем
его решения должны были иметь обязывающий и окончательный характер. Сюлли видел в
конфедерации не только гаранта мира в Европе, но и крепость против внешних врагов, к
которым он причислял турок, московитов и татар1.
«Великий план» Сюлли был весьма противоречив. Нацеленный на создание объединенной
мирной Европы, он в то же время предполагал предварительную перекройку границ
большинства государств и даже их заморских владений, причем главной мишенью герцога
были Габсбурги, которые должны были сохранить власть лишь в Испании, лишившись всех
владений в Германии, Италии и Нидерландах. Гуманизм автора приходил в противоречие с
целями, продиктованными политическим прагматизмом.
Сравнивая «Великий план» с другими «европейскими проектами», немецкий историк К.
Буркхардт отмечал, что Сюлли, в отличие от своих предшественников и современников,
исходил из «конкретного и специфического политического контекста» и выдвинул идею
«наднациональной высшей власти», то есть попытался преодолеть доминирующую силу его
эпохи - национализм2.
1
2
См.: Genealogie des grands desseins europecns. P. 21-25.
См.: Burckhardt CJ. Vier historische Betrachtungen. Zurich, 1953. S. 48-49.
Следующие «европейские проекты», авторами которых были англичане У Пенн и Дж.
Беллерс и француз Ш. Сен-Пьер, относятся уже к началу нового этапа истории
европейской культуры - эпохе Просвещения.
Уильям Пенн (1644-1718), бесспорно, был одним из самых ярких европеистов. Сын
адмирала, примкнувший в молодости к религиозно-христианскому движению
квакеров, возникшему в середине XVII в., и отсидевший за свое «диссидентство» в
знаменитой лондонской тюрьме Тауэр, Пенн становится одним из руководителей
квакерского движения и, получив в дар от короля часть территории английских
владений в Северной Америке, создает там колонию переселенцев, названную в его
честь Пенсильванией. В 1693 г., в разгар войны Франции с Аугсбургской лигой, Пенн
публикует «Очерк о настоящем и будущем мире в Европе».
Этот проект вполне можно назвать новым словом в развитии «европейской идеи». Его
отличительная черта - попытка соединить христианский гуманизм и пацифизм с
прагматическим подходом, учитывающим реальную политическую структуру Европы,
разделенной на множество государств.
О своем гуманизме автор заявляет с самого начала, избрав в качестве эпиграфов
евангельское « Блаженны миротворцы» и изречение Цицерона «Пусть оружие уступит
место тоге». О мотивах своего проекта Пенн говорит убежденно и страстно: «Надо
быть не человеком, а статуей из меди или камня, чтобы оставаться бесчувственным,
наблюдая кровавую трагедию этой войны ...»; о значении проекта- с поразительной
верой: «До тех пор пока вера в тысячелетнее царство Христа не станет всеобщей, я не
знаю другого более действенного средства для достижения мира и счастья в этой
части планеты»1.
Значительная часть трактата посвящена обоснованию мира. Главным принципом, на
котором должен базироваться мирный порядок, Пенн считает справедливость. Однако
автор уже не уповает только на добродетель монархов. Называя «орудием
справедливости и мира» правительства, он связывает их происТрактаты о вечном мире. М., 1963. С. 83.
хождение и легитимность с обществом, которое возникло «путем разумного договора
людей о мире» (очевидно, что в данном случае имеется в виду гражданский мир). В
трактате неоднократно возникает тема правовых основ общества, и специальная глава
посвящена понятиям права, которые должны регулировать отношения между
государствами.
Оригинальность трактата заключается также в детальной и разносторонней
характеристике «реальных выгод» мирного порядка в Европе. Пени видит их не
только в сохранении человеческих жизней и плодов человеческого труда, в
восстановлении авторитета христианства и воплощении его нравственных идеалов, но
и в благотворном влиянии мира на хозяйственную и культурную жизнь - развитие
ремесел, торговли и путей сообщения в Европе, строительства, образования,
искусства. В этом отношении Пени продолжает ту линию, которая впервые обозначилась в проекте Крюсе.
Ключевая идея Пенна - создание «Европейской лиги или конфедерации», которая
стала бы хранителем и гарантом мира в Европе и вместе с тем обеспечила бы защиту
от внешних врагов. Ее высшим органом должно было стать собрание представителей
европейских государств, которое автор именовал по-разному - конгрессом, верховным
советом, парламентом или палатой. Главную функцию этого форума Пени видел в
мирном разрешении конфликтов между державами или - если одна из спорящих
сторон не подчиняется принятому решению и прибегает к оружию - в
санкционировании и организации совместных действий остальных держав с целью
принудить ее к подчинению и возмещению ущерба пострадавшей стороне. Решения
предлагалось принимать большинством в три четверти голосов от общего числа
представителей государств.
В числе безусловных участников лиги автор называет все европейские государства,
завершая их перечень на востоке Польшей и Курляндией. Вместе с тем, по его
мнению, «было бы достойным и справедливым» принять в лигу «турок и
московитов»1.
1
Трактаты о вечном мире, С. 92.
Пенна нередко называют одним из первых европейских федералистов, в какой-то мере
предвосхитившим идею «Соединенных Штатов Европы», выдвинутую полтора
столетия позже, в середине XIX в.
В начале XVIII в. со своим планом выступил французский дипломат и философ аббат
Шарль де Сен-Пьер (1658-1743). В 1712 г., будучи французским делегатом на мирной
конференции в Утрехте, положившей конец войне за испанское наследство, он
публикует в первом варианте «Проект вечного мира в Европе». Значительно
дополненный и переработанный «Проект» издается через год в двух томах, а в 1716 г.
дополняется третьим томом. Наконец, в 1729 г. в Роттердаме публикуется еще один
сокращенный вариант «Проекта».
Для Сен-Пьера, как и для его ближайшего предшественника Пенна, характерно
соединение гуманистического и политического подходов к решению проблемы мира в
Европе. Как гуманист он мечтает увидеть «объединенных и полюбивших друг друга
людей», размышляет «о спокойном и миролюбивом сообществе братьев, живущих в
вечном согласии, руководствующихся одними и теми же истинами, счастливых
всеобщим благополучием»1. Схож он с другими гуманистами и в том, что ищет истоки
войн, с одной стороны, в политических амбициях и территориальных притязаниях
государей, с другой - в отрицательных свойствах человеческой натуры и
необузданных страстях.
Тем не менее, полагает Сен-Пьер, в Европе существуют благоприятные предпосылки
для установления прочного мира. Здесь уже имеется опыт «политического и
гражданского единения» времен Римской империи, разработаны «гражданские установления и законы», которые определяют «взаимные обязанности и права государя и
подданных, а также граждан между собой»; здесь есть такое крепкое связующее
начало как христианство, которому привержены все европейские народы; наконец, все
эти связи возникли в Европе, «более равномерно населенной, более равномерно
плодородной, лучше объединенной во всех своих частях», связанной легкими путями
сообщений, книгопеТрактаты о вечном мире. С. 108.
чатанием, «общностью наук и знаний». «Все эти причины, - заключает Сен-Пьер, превращают Европу, в отличие от Азии или Африки, в идеальное собрание народов,
объединяемых в подлинное сообщество не одним лишь именем...»
Пожалуй, ни один из предшественников Сен-Пьера не дал столь аргументированной и
четкой характеристики особенностей европейской истории и географии, питавших
объединительные тенденции. Дело было лишь за малым - найти способ и форму
объединения Европы во имя «вечного мира».
Новым является прежде всего четко сформулированный тезис о равновесии сил как
основополагающем принципе мирного устройства. «Как не понять, - риторически
восклицает Сен-Пьер, - что в Европе нет властелина, настолько превосходящего
других, чтобы когда-либо стать их повелителем!»
Новым можно считать и другой тезис: в поддержании равновесия исключительно
важная роль принадлежит дипломатии. Во всяком случае, если у Макиавелли, Сюлли,
Пенна и других авторов политических проектов европейского мира эта мысль звучит
подспудно, то Сен-Пьер формулирует ее открыто: «Что действительно в определенной
степени поддерживает европейскую систему, так это дипломатические переговоры,
которые почти всегда взаимно уравновешивают друг друга...»1. Наконец, новизна
проекта заключается в детальной разработке договора о будущей европейской
конфедерации, определяющего ее состав, задачи и компетенцию, механизм принятия
решений, в первую очередь регулирования споров между государствами, финансирование общих расходов; ключевая роль отводится совету или конгрессу
конфедерации. Лейтмотив предлагаемого договора -идея статус-кво, гарантируемого
конфедерацией не только с помощью арбитража или суда, но и посредством силы,
совместных наступательных действий государств против нарушителя.
Проект Сен-Пьера был первым «европейским проектом», вызвавшим заметный резонанс.
Жан-Жак Руссо не только подготовил и издал в 1760 г. «Избранные места из проекта вечного
мира», но и откликнулся на идею Сен-Пьера небольшим эссе
1
Трактаты о вечном мире. С. 117-118.
«Суждение о вечном мире», саркастическим по своей тональности. Руссо называет
автора проекта наивным ребенком, не понимающим, что именно государи и их
министры в первую очередь не заинтересованы ни в вечном мире, ни тем более в каком-либо международном законе, связывающем им руки. Помимо Руссо о Сен-Пьере
писали Лейбниц, Вольтер, Фридрих II, французский кардинал Дюбуа и др. Их оценки
также были скептическими. В ответ на реплику Вольтера о «неосуществимом мире»
аббата де Сен-Пьера Фридрих II в письме великому «фернейцу» сообщал, что
присланная ему Сен-Пьером «изящная работа» о том, как восстановить мир в Европе, «дело вполне осуществимое; единственно, чего ему не хватает для успеха, так это
согласия всей Европы и некоторых подобных небольших деталей»1. Ирония прусского
короля понятна: пожалуй, ни одному европейскому монарху не были в то время столь
чужды идеи статус-кво и равновесия в Европе, как Фридриху П. Впрочем, до
практических попыток воплощения замыслов Сен-Пьера и других европеистов
действительно было еще очень далеко, более двух веков.
,: XVIII в. не оставил других столь же примечательных проектов европейского
устройства, однако его роль в развитии европеизма неизмеримо больше. Не будет
преувеличением сказать, что она уникальна, Это век Просвещения и Великой
французской революции. Век, который не только подготовил грядущее торжество
буржуазного строя в Европе, но и оказал огромное воздействие на развитие
европейской и мировой цивилизации. На эволюции европеизма век просветительства
сказался по меньшей мере трояким образом: во-первых, он внес решающий вклад в
формирование европейской цивилизации как особого типа духовной и политической
культуры; во-вторых, это был период интенсивного осмысления положения и роли
Европы в мире, ее своеобразия и ее миссии; в-третьих, для него характерны
напряженные размышления об устройстве самой Европы, соотношении ее общности и
многообразия, целостности и фрагментарности, балансе интересов и сил.
Genealogie des grands desseins europeens. P. 37,
Именно в эту эпоху родились теории общественного договора и разделения властей,
впервые прозвучали яростное обличение клерикального обскурантизма и гимн Разуму,
феодальный деспотизм был подвергнут гневной критике, а свобода провозглашена
неотъемлемым достоянием человека. Впервые четко формулируются идеи
общественного прогресса и равенства людей независимо от их происхождения,
положенные в основу большинства социальных и политических теорий XIX и XX столетий. Эта эпоха подарила человечеству английскую классическую политэкономию,
французский материализм, немецкую классическую философию с ее диалектикой,
новые труды утопических социалистов. Наконец, XVIII в. завершается событием
мирового значения - Французской революцией с ее лозунгами Свободы, Равенства и
Братства.
Колоссальный взрыв интеллектуальной энергии проявился и в стремлении
просветителей осмыслить развитие и особенности европейской цивилизации, ее роль в
мировой истории. Пожалуй, впервые европейская общественная мысль уделила этой
теме столь пристальное внимание. Импульсом к размышлениям послужил и новый
взгляд на историю, воспринимаемую уже не как результат божественного Провидения,
воли Всевышнего, а как естественный процесс восхождения по ступеням прогресса.
Это новое видение истории было одним из крупнейших теоретических «прорывов»
европейских мыслителей того времени.
В XVIII столетии, пожалуй, впервые четко выявляются два противоположных взгляда
на положение и роль Европы в мире, два течения в европеизме. Одно из них известно
как европоце-нтризм, другое, не имеющее устоявшегося обозначения, можно назвать
космополитизмом или универсализмом. Первое направление присутствует во всей
истории «европейской идеи». Вначале его питало убеждение в превосходстве
христианской Европы над иноверцами, в ниспосланной свыше миссии Христовой
церкви обращать все народы в «истинную веру». Начиная с позднего средневековья и
вплоть до XX в. идея превосходства Европы находила опору в иных аргументах лидирующей роли в техническом и научном прогрессе, военной мощи, уникальном
опыте формирования гражданского общества, выдающемся вкладе европейцев в развитие
мировой культуры и т.п.
Понятна горечь, с которой уже в наше время отозвался о европоцентризме выдающийся
японский писатель Кобо Абэ. «Возьмите, - сказал он, - к примеру, отношение Европы к азиатским странам. Со времен крестовых походов и колониальных войн в нем превалировал некий
мессианский налет интеллектуального превосходства и незыблемой уверенности в разумности
европейской модели социального и государственного, нравственного и духовного устройства.
Могу согласиться, что он стирался с течением лет, но даже величайшие умы европейской
философии не убереглись от этой генной расовой предвзятости, и Маркс, напомню,
неоднократно обращался к азиатским проблемам в неизменной оценочной увязке "азиатский
хаос"»'.
Лишь нынешний век расшатал, а затем и разрушил экономические, политические и духовные
опоры этой традиции. Но тем более следует упомянуть тех мыслителей, которые отвергали
европоцентризм еще два столетия назад.
К их числу относятся американские политические деятели конца XVIII в. Александр
Гамильтон, Джон Джей и Джеймс Ме-дисон - авторы серии статей под общим названием
«Федералист», написанных в защиту Конституции США. «Политически, как и географически,
- читаем мы у Гамильтона, - мир может быть разделен на четыре части, у каждой из которых
есть свой особый комплекс интересов. К несчастью для трех других, Европа с помощью
оружия и переговоров, используя силу и обман, в той или иной степени распространила на
них свое господство. Африка, Азия и Америка, одна за другой, оказались под ее пятой.
Вследствие своего длительного господства она не удержалась от соблазна посчитать себя
Госпожой Мира, а остальное человечество - созданным ей во благо»2.
В самой Европе понимание относительности ее экономического и военного могущества,
превосходства европейской цивилизации созревает значительно позже, и одним из первых,
кто
1
2
Абэ Кобо. Все начинается с простейшего // Известия. 1989. 21 июля.
Genealogie des grands desseins europeens. P, 41.
возвестил об этом в полный голос, был Освальд Шпенглер, автор знаменитой книги
«Закат Запада», переведенной на русский язык под названием «Закат Европы»1.
Итак, эпоха Просвещения - время нового прочтения «европейской идеи», осмысления
целостной Европы как особого типа цивилизации, особого типа духовности,
социальной организации, политической культуры. Но это и время дальнейших
размышлений над судьбами самой Европы, по-прежнему раздираемой конфликтами,
раскалываемой эфемерными коалициями, истощаемой беспрерывными войнами.
Европейские мыслители продолжают разрабатывать пацифистские проекты,
опирающиеся как на доводы морали, гуманности, разума, так и на политические и
правовые аргументы. Гуманистическая тенденция нашла отражение в таких,
например, трудах, как «Суждение о вечном мире» Жан-Жака Руссо (1761), «К вечному
миру» Иммануила Канта (1795), «Письма для поощрения гуманности» Иоганна
Гердера (1793-1797), в рецензии Иоганна Фихте «К вечному миру Философский
проект Иммануила Канта» (1796) и других работах.
Пацифистская аргументация просветителей во многом повторяет доводы гуманистов
предшествующей эпохи, с той разницей, что она апеллирует не прямо к христианству,
а к морали и разуму, Руссо был одним из первых, кто недвусмысленно связал идею
мира с идеями свободы и социального прогресса, с борьбой против деспотизма,
созданием республик, основанных на общественном договоре, и добровольным
союзом европейских государств, который превратился бы в реальную федерацию.
Как уже отмечалось, в XVIII в. продолжаются поиски путей к установлению мира в
самой Европе. Такие поиски связаны прежде всего с осмыслением феномена
национального государства, с развитием идеи «европейского равновесия», «баланса
сил», а равно с разработкой теории международного права. Вольтер характеризует
Европу как «большую республику, раздеSpengler О. Der Untergang des Abendlandes. T. I-II. Munchen, 1918-1922; Шпенглер О. Закат Европы. М.Петроград, 1923. Переиздано в 1993 г.
1
ленную на рад государств», различных по формам правления, но «соответствующих
друг другу, имеющих общую религиозную основу... одинаковые принципы
государственного и политического права, не известные в других частях мира»,
согласных в необходимости поддержания «равного баланса сил» и использующих
метод переговоров даже во время войн1.
Наибольший вклад в развитие идеи мира, основанного на международном праве, внес
И. Кант (1724-1804). Его знаменитый трактат «К вечному миру» (1795) написан в виде
своеобразного дипломатического договора, включающего шесть «прелиминарных»,
три «дефинитивные» и две дополнительные статьи, а также приложения в двух частях
о соотношении морали и политики применительно к проблеме вечного мира. Роль
права в международных отношениях предельно четко сформулирована Кантом в
заключительном абзаце трактата: «Если осуществление состояния публичного права,
хотя бы только в бесконечном приближении, является долгом и вместе с тем
обоснованной надеждой, то вечный мир, который последует за мирными договорами
... есть не бессодержательная идея, но задача, которая постепенно разрешается и ... все
ближе и ближе подходит к своему финалу»2.
Отметим две идеи великого немецкого философа, которые прямо перекликаются с
современными концепциями мира и предвосхищают их. Идея федерации, создаваемой
на добровольной основе для обеспечения «свободы», то есть суверенитета каждого
государства-участника, изложена так, что это положение можно без изменений внести
в любой международно-правовой документ конца XX в. Другая идея Канта - взаимосвязь и неразрывность всех трех аспектов публичного права: права государственного
гражданства, международного права и права всемирного гражданства (оно
интерпретируется Кантом как «право посещения», которое «принадлежит всем людям
в силу права общего владения земной поверхностью»). И здесь немецкий гуманист
предвосхищает наш век, подчеркивая орга1
Voltaire. Siecle du Louis XIV. Paris, 1986. P. 5.
2
Трактаты о вечном мире. С. 192.
ническую связь между государством, признающим и гарантирующим
фундаментальные права и свободы граждан, и добровольным объединением
государств, обеспечивающим его участникам вечный мир, совместную безопасность,
суверенитет и сотрудничество.
В 1800 г. появилось еще одно эссе «К вечному миру», автором которого был Фридрих
фон Гентц (1764-1832), министр короля Пруссии, а позже ближайший советник одного
из вершителей европейской дипломатии, австрийского князя Клемен-са Меттерниха,
его правая рука и секретарь на Венском конгрессе. Гентц тоже был учеником Канта,
однако, как дипломат, он исходил не из категорий «просвещенного разума», а из реалий европейской политики. Рассмотрев три предлагаемых метода обеспечения вечного
мира - создание мирового государства, системы независимых наций и федерации
государств, Гентц отверг первое как утопию, а второе - как возвращение к
нескончаемым истребительным войнам, которые разрушат Европу. Что касается
добровольной федерации, то, несмотря на всю привлекательность этой идеи, она также
утопична, ибо ни одно государство не хочет связывать себя обязательством поддерживать вечный мир. Поэтому, заключал Гентц, единственное, на что мы можем
надеяться и ради чего стоит стараться, -это создание системы, которая «ограничивает
зло», каковым являются войны. Следовательно, необходимо вернуться к политике
«европейского баланса»1. Итак, будущий австрийский дипломат призывал к той самой
политике, которая через полтора десятилетия воплотится, при его активнейшем
участии, в печально знаменитый Священный союз.
Однако XIX в. начался самой амбициозной за многие столетия попыткой создать
единую Европу силой оружия. Предпринял ее Наполеон. По его замыслам, Европа
должна была стать «общим отечеством» с единым кодексом законов, единой валютой,
единой системой мер и весов, открытыми путями. Правда, французский император
умалчивал о своих планах, предпочитая не говорить, а действовать. Лишь в период
«100 дней» в Париже
1
См.: RougemontD. Op.cit P. 192-195.
был опубликован «Дополнительный акт к Конституции империи», в преамбуле
которого провозглашалась цель создания «европейской федеральной системы»,
соответствующей «духу времени» и благоприятствующей «прогрессу цивилизации».
Автором документа был французский писатель Бенджамен Констан де Ребек, но,
образно говоря, водил его пером Наполеон. Позже, в своем последнем земном
прибежище на острове Святой Елены, отставной император говорил о том, что,
выиграй он русскую кампанию, его единственной задачей оставалось бы создание
«европейской системы», и сетовал на то, что идея Священного союза была украдена у
него1.
Крепость созданного в 1815 г. Священного союза сооружалась надолго. Его символом
веры была легитимность - законная власть в законных границах, основанный на законе
социальный порядок. Однако архитекторы и не подозревали, насколько непрочно это
здание. Шел XIX в., один из самых динамичных в европейской истории. Век
контрастный, отмеченный одновременно взлетом Европы к вершинам мирового
могущества и острейшими противоречиями. Бурная индустриализация, бьющий через
край напор капиталистического предпринимательства - и первые промышленные
кризисы, скоро обнаружившие свою органическую связь с новым способом
производства. Радикальное обновление всех общественных структур - и новые
социальные язвы, новые формы политического деспотизма. Быстрый рост армии
наемного пролетариата, его безудержная эксплуатация - и становление
организованного рабочего движения, создание профсоюзов и социал-демократических
партий, первые завоевания рабочего класса. Жестокий национальный гнет, подавление
освободительных движений порабощенных народов - и торжество избавления от
иноземного ига, независимость Сербии, Греции, Румынии, Болгарии. Объединение
Италии и Германии, периодические попытки создания нового «концерта европейских
держав» - и новые войны (Крымская, франко-прусская и др.), изменяющие баланс сил,
углубляющийся раскол Европы на коалиции, предвещавший еще более
кровопролитные столкновеRougemont D. Op. cit. P. 215.
ния. Завершающие штрихи этой картины - империалистическая экспансия «великих
держав», раскроивших почти весь мир за пределами Европы на колонии и зоны влияния,
перерастание национализма в шовинизм и расизм, ускоряющаяся милитаризация,
накопление горючего материала в мировой политике, ждущего лишь роковой искры. Цепь
событий, в которых проявились все противоречивые черты этого периода, завершается в
начале следующего века Первой мировой войной и двумя революциями в России - в
феврале и в октябре 1917 г. Но это уже было начало новой эпохи.
Естественно, что реальные процессы в Европе XIX в. оказали глубокое воздействие на
эволюцию представлений о ее месте в мире, о внутреннем смысле ее истории, сути ее
цивилизации. Наступает время резкого размежевания, с одной стороны, между
консервативными и революционно-демократическими приверженцами «европейской
идеи», а с другой - между интернационалистами и националистами. Эти течения не только
противостояли друг другу, но порой причудливо переплетались.
Прежде всего обращает на себя внимание волна консервативного европеизма,
категорически отвергающего Французскую революцию вместе с предшествующим ей
Просвещением. Своеобразие этого течения - в романтизации прошлого. Пожалуй, наиболее ярким представителем реакционно-романтического европеизма был французский
философ и политический деятель граф Жозеф Мари де Местр (1763-1852). Ярый
противник якобинства и демократии, де Местр стал одним из первых «мрачных пророков»
Европы. Единственный путь к ее спасению он видел в восстановлении духовной и
светской власти римско-католической церкви, в воссоздании Священной Римской
империи во главе с папой.
Среди всех интерпретаторов европейской истории, трактовавших ее в
националистическом духе, особняком стоит такая гигантская фигура, как Георг Вильгельм
Фридрих Гегель (1770-1831). Рассматривая мировую историю как процесс самореализации «абсолютной идеи», «идеи свободы», немецкий философ утверждал, что
эпицентром этого процесса является Европа, где история находит свой подлинный конец,
а ключевым компонентом Европы является Германия, Прусское государство. Каковы
бы ни были мировоззренческие истоки политической теории Гегеля, его видение
европейской истории и места, которое занимает в ней Германия, подкрепляло высоким
научным авторитетом прусский и великогерманский национализм.
Другая ярко выраженная националистическая трактовка европеизма предлагалась
французскими идеологами. Для философа Теодора Жоффруа (1792-1842), автора
книги «Современное состояние человечества»1, Европа как цивилизация была
авангардом человечества, а Франция - авангардом Европы. Но если романтизм
клерикалов и германофильских европеистов был обращен к Средневековью и
Священной Римской империи, то либерал Жоффруа апеллировал к идеям
Просвещения и Французской революции, очищенным от крайностей якобинства.
Наконец, следует упомянуть еще об одном варианте европеизма, окрашенного в
национальный цвет. Речь идет об итальянском философе'и теологе Винченцо
Джоберти (1801-1852). Участник борьбы за объединение Италии» находившийся одно
время в изгнании, а позже ставший премьер-министром Пьемонта, Джоберти был
одновременно убежденным сторонником единой Европы. В его европеизме сочетались
приверженность идеям либерализма и вера в то, что миссию объединителя возьмет на
себя католическая церковь, а Риму - наследнику античности и Ренессанса - надлежит
стать столицей христианской Европы. •
Волна клерикального и реакционно-романтического европеизма, поднятая
Реставрацией и созданием Священного союза, схлынула вместе с распадом
последнего. И напротив, новый подъем национально-освободительной и социальной
борьбы положил начало демократической тенденции в развитии европеизма.
С именем Джузеппе Мадзини (1807-1872) связана первая попытка создания
общеевропейской революционно-демократической организации, одним из
программных лозунгов которой
1
Jouffruy Th. De FEtat actuel de Phumanite, melanges philosophiques. Bruxelles, 1834.
был лозунг «единой Европы». В 1830 г. он организует союз «Молодая Италия», несколько
позже возникают «Молодая Польша» и «Молодая Германия», а в 1834 г. все они
объединяются в ассоциацию «Молодая Европа», которая, как говорилось в принятом ими
«Акте братства», «представляет собой федерацию народов, основанную на принципах
национальной независимости и свободы каждого во внутренних делах, но единодушную в
общей вере и в действительном братстве...»1.
Наибольший резонанс среди современников вызвала другая попытка объединения
сторонников «единой Европы». В июне 1842 г. в Лондоне состоялся первый
международный конгресс мира. За ним последовали конгрессы в Брюсселе, Париже,
Франкфурте, снова в Лондоне, в Женеве. В 1867 г. в Париже была создана Лига мира,
переименованная позже в Общество друзей мира и свободы. Возникшее пацифистское
движение было весьма разнородным по своим идейным убеждениям, объединяя
представителей как революционной, так и либеральной интеллигенции. Среди его
активнейших участников такие яркие личности, как Джузеппе Гарибальди, Виктор Гюго,
Луи Блан, Николай Огарев, Лайош Кошут. Но лишенное какой бы то ни было массовой
опоры, оно являло собой не более чем бледный эскиз будущего мощного антивоенного
движения, возникшего столетием позже. Никакого влияния на «реаль политик», на
закулисную дипломатию западноевропейских государств оно оказать не смогло. После
войн Пруссии с Австрией и Францией, поражения Парижской коммуны и возникновения
германского рейха, в условиях формирования новых враждебных коалиций и роста
агрессивного национализма в Европе пацифистское движение пошло на спад и почти
заглохло.
Тем не менее оно оставило след в истории. Памятно оно тем, что с ним связано рождение
идеи, являвшейся центральной в европеизме на протяжении всего минувшего столетия.
Речь идет об идее Соединенных Штатов Европы. Историки до сих пор спорят, кто, когда и
где впервые произнес эту формулу. Ча
1
Цит. по; Невлер В.Е. Мадзини и «Молодая Европа» // Вопросы истории. 1972. №7. С. 65.
ще всего называют Джузеппе Мадзини или его друга, ученого-энциклопедиста и борца за
освобождение Италии Карло Катта-нео (1801-1869).
Но, может быть, датой его рождения следует считать 21 августа 1849 г. Именно в этот
день, открывая в качестве почетного президента третий конгресс мира в Париже,
Виктор Гюго (1802-1885) произнес речь, ставшую вехой в развитии «европейской
идеи». «Настанет день, - предвещал великий французский писатель, - когда ты,
Франция, ты, Россия, ты, Италия, ты, Англия, ты, Германия, все вы, нации континента,
не утрачивая ваших отличительных качеств и вашего великолепного своеобразия, все
неразрывно сольетесь в некоем высшем единстве и образуете европейское братство...
Настанет день, когда мы воочию увидим два гигантских союза - Соединенные Штаты
Америки и Соединенные Штаты Европы, которые, став лицом друг к другу и скрепив
дружбу рукопожатием через океан, ... совершенствуют все созданное ими и ради
всеобщего благоденствия сочетают две необъятные силы - братство людей и
могущество бога!»1
История лозунга Соединенных Штатов Европы насчитывает почти полтора века. В
разные времена он использовался разными социальными силами и в разных целях.
Менялось его реальное содержание. Но впервые он был провозглашен столь громко
Виктором Гюго - писателем, убежденным сторонником мира и братства народов,
республиканцем и демократом, значительную часть своей жизни посвятившим борьбе
против империи Наполеона III. Этот исторический факт игнорировать нельзя. Он в
большой мере объясняет стойкую традицию приверженности демократических кругов
западноевропейских стран знаменитому лозунгу.
XIX в. - время превращения социализма из утопических проектов мыслителейодиночек в идеологию и политическую программу организованного рабочего
движения. Первым из социалистов еще домарксова периода, выступившим со своей
идеей мирного устройства Европы, был Анри Клод Сен-Симон (1760-1825).
Гюго В. Собр. соч. М., 1956. Т. 15. С. 209.
В 1814-1815 гг. Сен-Симон вместе со своим молодым секретарем, будущим известным
историком Огюстеном Тьерри пишут две работы, всецело посвященные Европе: «О
реорганизации Европейского общества» и «О мерах против коалиции 1815 г.»,
Авторы осуждают европейские войны начала века, равно как и Венский конгресс, ни
один из участников которого не рассматривает проблемы с позиций всеобщего
объединения, мира и сотрудничества. Возлагая надежды на философов и писателей,
ибо они «господствуют над общественным мнением, а общественное мнение правит
миром», Сен-Симон и Тьерри отводят им первостепенную роль в достижении
провозглашенных целей. Вместе с тем в их проекте предусматривается не только
создание общеевропейского парламента, но и избрание его депутатами короля всей
Европы, призванного выступать в качестве регулирующей власти на континенте1. •
В противовес социалисту-утописту Сен-Симону основоположники «научного
социализма» Карл Маркс и Фридрих Энгельс относились к проектам «единой Европы»
резко отрицательно. Молодой Энгельс называл идею создания «европейской
республики» «пустой мечтой»2. Еще более резко высказывался Маркс. В 1858 г. он
откликнулся короткой заметкой на обращение Мадзини «к европейской демократии».
Комментируя призыв итальянца к созданию сильной организации, «своего рода
европейской партии действия», которая занялась бы подготовкой восстания «во имя
всеобщего блага», Маркс пишет, что Мадзини «вновь возвращается к своим прежним
фантазиям», вместо того чтобы исследовать великие социальные факторы, приведшие
к гибели революцию 1848-1849 гг., и «попытаться обрисовать истинные условия ...,
подготовившие почву для нового и более мощного движения»3. В 1867 г. у Маркса
вновь появился повод высказать свое отношение к европейскому пацифизму в связи с
обсуждением на заседании I ИнтерСм.: Кучеренко Г.С. Сен-Симон и Тьерри: в поисках концепции мирной ассоциации народов // Новая и
новейшая история. 1974. № 2. С. 47, 48.
2
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 590.
1
3 Там же. Т. 12. С, 595.
••_
национала вопроса об участии в учредительном конгрессе Лиги мира и свободы,
который вскоре должен был собраться в Женеве. Маркс критиковал Лигу за уклонение
от анализа социальных предпосылок обеспечения мира, за абстрактный пацифизм и
назвал ее мертворожденным обществом буржуазных республиканцевJ.
Вторая половина XIX в. вообще характеризуется падением интереса к идее «единой
Европы». Это было обусловлено как социальной поляризацией в западноевропейских
странах, так и обострением международной обстановки, связанным с новым
противостоянием ведущих европейских держав. Что касается первого фактора, то в
набиравшем силу организованном рабочем движении доминировала идея социализма.
И хотя II Интернационал поддержал лозунг Соединенных Штатов Европы, на его
политической деятельности это никак не отражалось.
Еще меньше благоприятствовала популярности «европейской идеи» международная
ситуация. В начале 1870-х гг. три империи - Германия, Россия и Австрия предприняли последнюю попытку закрепить территориальный и социально-политический статус-кво в Европе, создав некое подобие Священного союза. Однако это
объединение, к которому не присоединились ни Франция, ни Англия, прекратило свое
существование в том же десятилетии. Логика событий неотвратимо толкала ведущие
европейские державы на путь противостояния. Наиболее взрывоопасной силой в
новой ситуации стала только что возникшая Германская империя, откровенно
демонстрировавшая свои геге-монистские амбиции. Еще в 1872 г. рейхсканцлер
Бисмарк заявил, что «Европа видит в новой Германской империи оплот всеобщего
мира»2. Разумеется, с такой трактовкой не могли согласиться остальные претенденты
на роль «вершителей» судеб Европы и всего мира.
Многовековая история христианских, гуманистических, пацифистских, реакционнореставраторских и буржуазно-демократических проектов «европейского мира»,
конфедераций,
1
2
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 18. С. 331.
История XIX века. М, 1939. Т. 7. С. 426.
федераций или лиг европейских народов оказалась, историей сменявших друг друга
утопий. Реальностью оставались бесчисленные войны, социальный и национальный гнет.
Кульминацией этого столкновения идеи и действительности стала Первая мировая война
1914-1918 гг. Наступило время разгула националистических страстей и шовинистского
дурмана, торжества милитаризма и империалистической внешней политики, которую
питала не только давняя традиция великодержавных притязаний государств, но и
безудержная экспансия набравших силу капиталистических трестов. Международное
рабочее и социал-демократическое движение не предотвратило войну; оно не сумело
подняться даже до единого политического и морального осуждения начавшейся бойни.
Из Первой мировой войны Европа вышла рассеченной глубокими бороздами расколов.
Одна - отделила от капиталистической Европы Советскую Россию, а затем Союз
Советских Социалистических Республик; другая, прочерченная в Версале, разделила
державы победившей Антанты и побежденную Германию; третья, не обозначенная на
политических и географических картах, рассекала каждую нацию на социальных и политических антагонистов, отвергавших идею гражданского согласия, бескомпромиссных,
заряженных на борьбу и насилие.
Следующий период, с 1920-х - по середину 1940-х гг., был самым страшным. Попытки
извлечь уроки из опыта первой мировой войны и послевоенных революций оказались
неудачными в большинстве европейских стран как в сфере социальных отношений, так и
на международной арене. Коричневая чума нацизма в Германии, сталинский ГУЛАГ,
который нельзя назвать иначе как геноцидом собственного народа, и, наконец, Вторая
мировая война, унесшая десятки миллионов жизней, - таковы вехи этого трагического
времени.
Трудно, да и бессмысленно, строить гипотезы относительно того, какой вид приняла бы
система международных отношений в Европе после Первой мировой войны, если бы
Россия не стала советской, большевистской. В считанные годы были разрушены все
дороги и мосты между нею и Европой, почти безостановочно строившиеся в течение трех
веков.
Может быть, самым поразительным и, на первый взгляд, парадоксальным было то, что
разрушала эти связи и строила антиевропейскую, по своей сути, общественную
систему правящая партия, вооружившаяся идеологией самого что ни на есть
европейского происхождения. К. Маркс и Ф. Энгельс не только опирались в своих
идеях исключительно на европейских мыслителей, но и сами были весьма
последовательными европоцент-ристами, то есть рассматривали всю мировую
историю, исходя из европейского опыта, апеллируя к ценностям европейской цивилизации, пусть даже односторонне интерпретируемым. Но для того чтобы
превратить марксизм в антиевропейскую доктрину, надо было соответствующим
образом препарировать его, приспособить к российской действительности, соединить
с традициями русского революционаризма. ;
Эту работу проделал большевизм. Ленин дал ей идейное обоснование - теорию
империализма и пролетарской революции, включавшую, помимо всего прочего,
резкую критику лозунга «Соединенных Штатов Европы», которые «при капитализме
либо невозможны, либо реакционны»1. Сталин с его программой ускоренного
строительства социализма казарменного образца, с его приверженностью методам
насилия, с его жаждой абсолютной власти и абсолютной неразборчивостью в
средствах довел размежевание с Европой до полной самоизоляции СССР. Отношение
Сталина к Европе яснее всего выражено в его знаменитом программном утверждении:
«Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние
в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»2.
Вплоть до начала 1930-х гг. схватка двух несовместимых общественных систем в
Европе представлялась многим фатальной. Однако события повернулись иным
образом, и это было обусловлено еще одним противостоянием, не только не преодоленным, но еще более усугубленным Первой мировой войной. Речь идет о
национально-государственных антагонизмах, прежде всего франко-германском. В
соответствии с многовековой
Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 16. С. 352.
2 Сталин И.В. Собр. соч. Т. 13. С. 39.
1
практикой международных отношений страны Антанты продиктовали поверженному
врагу унизительные условия мира. Подписанный в 1919 г. Версальский договор обернулся
буйным расцветом германского национализма, в полной мере использованным, наряду с
безудержной популистской демагогией, национал-социализмом.
Нельзя сказать, что в 20-летнем промежутке между Версалем и нападением гитлеровской
Германии на Польшу не возникали новые проекты европейского мира, «единой Европы» и
т.п. По преимуществу европейской организацией была Лига Наций, в которую не вошли
инициаторы ее создания - США, предоставив распоряжаться в ней Франции и
Великобритании. Попыткой упорядочить внутри европейские отношения, в первую
очередь между упомянутыми двумя державами и Германией, были соглашения в Локарно.
А еще раньше, в 1923 г. родился новый проект объединения Европы, автор которого, граф
Рихард Куденхове-Калерги, опубликовал в.Вене книгу «Пан-Европа» и обратился с
призывом создать паневропейское движение. Годом позже был опубликован
«Паневропейский манифест», который призывал все «демократические государства»
Европы объединиться, создать механизм обязательного арбитража для предотвращения
угрозы войн, устранить таможенные границы и ввести свободное движение товаров1.
Куденхове-Калерги подразумевал под пан-Европой континентальную Европу, которой
угрожают три могущественных соперника - США, Британская империя и Россия. Мир и
соглашения с ними, а также с Дальним Востоком, удовлетворяющие интересы Европы, по
его мнению, стали бы возможными лишь при условии ее объединения.
В течение ряда лет это движение набирало силу. В 1927 г. в Вене состоялся первый
Паневропейский конгресс, вызвавший заметный международный резонанс. Его почетным
председателем был избран известный политический деятель, в ту пору министр
иностранных дел Франции, Аристид Бриан, ставший горячим сторонником
паневропеизма. В сентябре 1930 г. он пред1
См.: Genealogie des grands desseins europeens. P. 67-68.
ставил в Лигу Наций «Меморандум об организации европейского федерального
союза»1. Таким образом, в многовековой истории «европейской идеи» произошло
знаменательное событие: впервые она воплотилась в официальный документ,
принятый на правительственном уровне. Однако это не сделало его судьбу более
удачной, чем участь всех предшествующих проектов. В Лиге Наций он встретил
весьма прохладный прием. Ни одно из европейских государств, входивших в эту
организацию, не было готово отказаться от концепции «абсолютного суверенитета».
Но дело было не только в этом. Обреченность проекта была предопределена всей
ситуацией, сложившейся в Европе и во всем мире к началу 1930-х гг. Разразившийся
экономический кризис потряс в большинстве европейских стран общественные
структуры, еще не совсем оправившиеся после потрясений 1917-1923 гг.
Стремительно набирал силу идейный и политический экстремизм. В том же сентябре
1930 г., когда А. Бриан представил свой меморандум, национал-социалисты добились
первого крупного успеха на выборах в бундестаг, чему в немалой степени
способствовала борьба между немецкими коммунистами и социал-демократами. В
январе 1933 г. Гитлер пришел к власти, а вскоре пламя над рейхстагом возвестило
миру об установлении нацистского тоталитарного режима. Образно говоря, в этом
пламени сгорел французский проект пан-Европы.
Национал-социализм имел свои представления о «единой Европе», идейной основой
которых стал фашизм. Согласно «Майн кампф» Адольфа Гитлера, арийская раса,
наиболее полно проявившаяся в немецкой нации, была призвана господствовать в
Европе. После того как нацистская Германия оккупировала или подчинила себе
большинство европейских стран, эта идея воплотилась в политику установления
«нового порядка» в Европе. Гитлеровская программа предусматривала перекройку
политической карты Европы, ликвидацию одних независимых государств,
расчленение других, частичное физическое уничтожение или переселение ряда
народов. Остальным государствам надлежало послушно пойти в фарватере «Третьего
рейха». В экоGenealogie des grands desseins europeens. P. 69
комическом плане предусматривалось «разумное» разделение труда: таможенный и
валютный союз наиболее развитых европейских стран при безусловном
доминировании германского капитала; превращение остальных стран (Восточной,
Юго-Восточной и Южной Европы) в аграрный придаток Германии, частично
колонизуемый арийцами1.
Разгром нацизма положил конец дьявольским экспериментам с «новым порядком». И
еще во время войны, особенно в движении Сопротивления, стали возрождаться идеи
«единой Европы» с наднациональной политической структурой, федеральной или кон
федеральной, которая заменила бы окончательно скомпрометировавшую себя
традиционную структуру межгосударственных отношений, основанную на принципе
«европейского баланса сил».
Соответственно вновь пошли в ход и приобрели популярность все «европейские»
аргументы пацифистского, историко-культурного, религиозно-нравственного и
социального характера. Опубликованные во второй половине 1980-х гг. три тома
документов периода Второй мировой войны и послевоенного пятилетия2 - разных
проектов будущей единой и мирной Европы, статей на эту тему и т.п. - поистине
ошеломляют всеобщностью и интенсивностью этого духовного поворота в Европе (в
упомянутом издании передставлены документы почти из 20 стран) от разобщенности к
солидарности.
События и процессы, развернувшиеся после 9 мая 1945 г., очень быстро доказали то,
что можно было предположить заранее: мирное устройство Европы как единого
целого невозможно из-за несовместимости двух общественных систем. Собственно
См.: Буханов В.А. Подготовка фашистской Германии к установлению «нового порядка» в экономике
оккупированных и зависимых стран Европы (май - октябрь, 1940) // Политика великих держав на Балканах и
Ближнем Востоке в новейшее время. Свердловск, 1986. С. 103-104.
2
См.: Documents of the History of European Integration IW. Lipgens (ed.). Vol. 1. Continental Plans for European
Union. 1939-1945. Berlin-N. Y, 1985; Vol. 2. Plans for European Union in Great Britain and in the Exile, 19391945. Berlin-N. Y., 1986; Vol. 3. The Struggle for European Union by Political Parties and Pressure Groups in
Western European Countries, 1945-1950. Berlin-N. Y, 1988.
!
говоря, это подразумевалось уже в Ялтинских соглашениях трех держав, лидеры
которых - Иосиф Сталин, Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль - фатически
санкционировали раздел Европы, оставивший в зоне интересов и господства СССР
почти все страны и территории, освобожденные от гитлеровской оккупации
советскими войсками. В советской историографии начало «холодной войны» обычно
ассоциируется с речью У. Черчилля, произнесенной им в марте 1946 г. в Фултоне
(США). В сущности эта речь, как и выступление министра иностранных дел СССР
В.М. Молотова, месяцем раньше заклеймившего «подстрекателей войны»1, лишь
удостоверили факт «холодной войны», начавшейся сразу же после капитуляции
нацистской Германии.
В этих условиях идея «единой Европы» трансформировалась в проекты объединения
западноевропейских государств, приверженных ценностям западного общества,
рыночной экономике и политической демократии. Из ведущих государственных
деятелей в Западной Европе первым призвал к такому объединению У. Черчилль. В
короткой речи, произнесенной в сентябре 1946 г. по случаю присвоения ему степени
почетного доктора наук, он напомнил о «серии страшных националистических ссор»,
которые привели Европу к трагедии, и призвал «воссоздать европейскую семью». По
словам Черчилля, следовало создать «федеральную систему» в духе давней идеи
Соединенных Штатов Европы, и первым шагом в этом направлении должно было
стать франко-германское партнерство2.
Цюрихское выступление Черчилля вызвало широкий международный резонанс и
стимулировало развитие федералистского движения в Западной Европе.
Свидетельством высокой оценки этой речи служит, в частности, тот факт, что в
официальных изданиях Европейского сообщества, опубликованных
Правда. 1946. 7 февраля; Churchill Ж>АШапсе of English-speaking People. A Shadow Has Fallen on Europe
and Asia // Vital speeches of the day. Washington, 1946. March 15. P. 329-332.
2
См.: Brugmam H. L'idee europeenne, 1920-1970. Bruges, 1970. P. 373-376.
!
уже в 1980-е гг., летопись истории европейской интеграции начинается именно с нее.
Подготовительный, предстартовый период интеграции занял пять лет (1945-1950). Это
было время мобилизации общественного мнения, создания и консолидации множества
организаций в поддержку объединения Западной Европы, разработки конкретных
проектов на общественном и государственном уровнях, уточнения позиций
заинтересованных стран и поисков взаимоприемлемых вариантов. Центральным
событием этого периода стал конгресс сторонников объединения Западной Европы,
состоявшийся в Гааге в 1948 г. Он собрал более 700 делегатов из 16 стран, в том числе
государственных деятелей, политических лидеров, ученых, деятелей культуры и т.д., а
также сотни наблюдателей, журналистов и гостей1. После Гаагского форума подготовка к объединению вступила в практическую фазу.
В ходе дискуссий выяснилось, что между двумя ведущими западноевропейскими
государствами того времени - Францией и Великобританией - существуют
непреодолимые разногласия относительно целей и формы будущего союза, объема его
компетенции и их соотношения с принципом национально-государственного
суверенитета. Великобритания и ряд других государств не соглашались идти так
далеко, как предлагала Франция, которую поддержали ФРГ, Италия, а также
Нидерланды, Бельгия и Люксембург, уже создавшие свой тройственный союз Бенилюкс.
Решающий шаг был сделан Францией. 9 мая 1950 г., ровно через пять лет после
окончания войны в Европе, французский министр иностранных дел Робер Шуман
выступил с официальной Декларацией, обращенной в первую очередь к правительНи в советской прессе того времени, ни в более поздних отечественных исследованиях европейской
интеграции этот процесс практически не освещался. Лишь недавно ему, наконец, было уделено внимание,
которого он заслуживает, на Международной конференции по истории европейской интеграции (июль 1995
г., Москва). См.: История европейской интеграции, 1945-1994 /Под ред. А.С. Намазовой, Б. Эмерсон.
Институт всеобщей истории РАН. Институт Европы РАН. М., 1995.
1
ству ФРГ1. В ней предлагалось положить конец длительному франке-германскому
антагонизму и начать с чистого листа новую главу в отношениях между двумя
государствами, основанных отныне на принципах мира, дружбы и сотрудничества. В качестве первого шага предусматривалось создание франко-германского объединения угля и
стали.
Однако значение Декларации Шумана выходило далеко за рамки двусторонних
отношений между этими государствами. Франция обратилась ко всем
западноевропейским странам с призывом принять участие в предполагаемом сообществе,
чтобы вместе начать осуществление давней идеи - строительства единой Европы мира,
демократии, экономического и социального прогресса. Сам по себе этот призыв не был
чем-то новым и оригинальным, но, в отличие от множества других предложений и
проектов, Декларация Шумана предлагала цельную концепцию европейского
строительства, разработанную при самом активном участии другого французского
политического деятеля -Жана Монне.
Именно эта концепция (разумеется, со всеми более поздними уточнениями и
дополнениями) легла в основу всего последующего развития европейской интеграции. Ее
основные положения могут быть сформулированы следующим образом.
1. Вместо Европы, раздираемой националистическими распрями, социальными
конфликтами и тоталитарными идеологиями, должна быть создана единая
демократическая и миролюбивая Европа. Иной альтернативы у европейских народов нет.
Инициаторами создания новой Европы должны стать западноевропейские государства,
руководствующиеся принципами демократии, экономического благосостояния и
социального консенсуса, принципами мира и равноправного сотрудничества.
2. «Европа не будет создана сразу или по единому плану. Она будет строиться на основе
конкретных достижений, благо1
См.: Декларация 9 мая 1950 г. // Европа: новое начало. Декларация Шумана, 1950-1990. Европа и проблема
расширения / Под ред. Ю.А. Борко, М.В, Каргалоеой, ЮМ. Юмашева. Пер. с франц. М.: Межд. изд. группа
«Право», 1995. С. 51-54.
даря которым возникнет сначала фактическая солидарность»1. Участвующие
европейские народы будут последовательно распространять эту солидарность на все
новые области совместной деятельности.
3. Строительство единой Европы должно быть начато в сфере экономики. Не будучи
самоцелью, экономическое сотрудничество в наибольшей степени отвечает
повседневным практическим потребностям участников, способствует росту благосостояния народов, и в то же время меньше затрагивает такие чувствительные - особенно
на первых порах - сферы государственного суверенитета, как национальная
безопасность, оборона, внешняя политика и т.п.
4. Движение к единой Европе не может не быть поэтапным - от первоначальных и
ограниченных форм региональной интеграции к бояее сложным и
широкомасштабным. Объединение угля и стали ~ это начало продвижения к
«экономическому сообществу», «первый этап европейской федерации». Позже этот
общий принцип был конкретизирован в виде следующей схемы: от таможенного
союза и общего рынка товаров — к единому внутреннему рынку со свободным
движением товаров, услуг, капиталов и лиц - затем к экономическому и валютному
союзу - и наконец, к политическому союзу.
5. Важнейшим условием успешного продвижения к единой Европе является
формирование правовой базы интеграции и системы общих институтов, имеющих
отчасти межгосударственный, отчасти наднациональный характер, т.е. наделенных
правом принятия обязательных решений и правом контроля за их исполнением
государствами и всеми другими участниками интеграционного процесса. Иными
словами, этим институтам делегируются некоторые полномочия, составляющие часть
суверенных прав государств - членов объединения. Именно эта уникальная
особенность в наибольшей мере отличает Европейское сообщество от всех других
объединений интеграционного типа, созданных в различных регионах современного
мира.
Декларация 9 мая 1950 г. С. 51.
Поддержанная Западной Германией, странами Бенилюкса и Италией, Декларация
Шумана положила начало практической подготовке объединения, завершившейся
подписанием в Париже Договора об учреждении Европейского объединения угля и
стали - ЕОУС (официально он именуется Европейским сообществом угля и стали).
Дата подписания ~ 18 апреля 1951 г. - стала официальным днем рождения европейской
интеграции. Многовековая идея «единой Европы» перекочевала, наконец, из области
утопий в реальную жизнь.
В марте 1957 г, создавшая ЕОУС «шестерка» закрепила первый успех подписанием в
Риме еще двух основополагающих договоров, учредивших Европейское
экономическое сообщество (ЕЭС) и Европейское сообщество по атомной энергии
(Евратом).
Далеко не все страны Западной Европы приняли стратегию, предложенную Шуманом.
Разделяя ее основополагающие цели и принципы, они придерживались иных взглядов
на конкретные формы и методы «европейского строительства». Спустя десять лет, в
I960 г., Великобритания вместе с шестью другими государствами - Австрией, Данией,
Норвегией, Португалией, Швейцарией и Швецией - создали Европейскую ассоциацию
свободной торговли (ЕАСТ), поставившую перед собой гораздо более скромную
задачу, обозначенную в самом названии этого объединения (позже к нему
присоединились Исландия и Финляндия), Понадобилось более 40 лет, чтобы два
направления западноевропейской интеграции окончательно слились в рамках
Европейского Союза, возникшего на базе трех Европейских сообществ, начало
которым было положено в 1951 г.
Крайне трудно дать суммарную характеристику истории развития европеизма,
претерпевшего за семь столетий множество метаморфоз. Но если все же попытаться,
то, пожалуй, следовало бы выделить пять тенденций.
Во-первых, от века к веку «европейская идея» становилась все более содержательной.
Весьма простая мысль, что христианская, а фактически католическая Европа должна
объединиться, чтобы противостоять «иноверцам», превратилась в развернутое
идеологическое обоснование уникальности и целостности европейской цивилизации, сохранение и развитие которой требует единства народов,
разделяющих ее ценности. «Европейская идея» впитала в себя многовековой
исторический опыт Европы, духовное наследие эпох Возрождения, Реформации,
Просвещения, достижения общественной мысли XIX и XX столетий. В итоге она
обрела силу духовной традиции, что и сказалось после Второй мировой войны.
Во-вторых, при наличии отмеченной выше общей основы «европейская идея»
принимала самые разные обличья. В разные времена ей давалось самое разное
толкование - клерикальное, гуманистическое, пацифистское, реакционнореставраторское, консервативное, либеральное, утопическое, социал-демократическое,
европоцентристское, националистическое. И все же к середине нынешнего века
возобладала либерально-демократическая и интеграционистская интерпретация
«европейской идеи», учитывавшая трагический опыт предшествующей истории
Европы. ..
В-третьих, в «европейской идее» почти всегда присутствовало два начала - защитное и
наступательное. Соотношение между ними многократно изменялось, но в общем
можно выделить три больших исторических периода, для каждого из которых было
характерно преобладание одного из этих начал. В течение XIV-XVI вв. ведущей была
защитная функция европеизма, причем в качестве противников, угрожающих
европейской цивилизации, воспринимались арабы, турки-османы, а иногда
«московиты». В XVII в. оба начала более или менее уравновешивали друг друга.
Второй период охватывал XVIII, XIX и начало XX столетий. Именно в этот период
сложилась евроцентристская концепция, связанная с развитием промышленного
капитализма, растущей мощью сложившихся в Европе национальных государств и их
колониальной экспансией. Ключевой пункт этой концепции - представление об
изначальном и неодолимом превосходстве европейской цивилизации над другими
цивилизациями и культурами.
После Первой мировой войны в «европейской идее» вновь на первый план вышла
защитная функция, что, однако, было ответом не только на вызовы, исходившие из-за
пределов Европы (соперничество с Соединенными Штатами и империалистической
Японией), но и на ситуацию в самой Европе (установление коммунистической
диктатуры в России, преобразованной в СССР; приход к власти фашизма в Италии и
особенно нацизма в Германии). После Второй мировой войны защитный характер
европеизма обусловлен опять-таки коммунистическим экспансионизмом СССР и
соперничеством с Соединенными Штатами, а также новыми вызовами со стороны
национально-освободительного движения в колониях и полуколониях, выросшей в
экономического гиганта Японии и некоторых группировок развивающихся государств
- арабских стран Ближнего Востока и новых индустриальных государств в ЮгоВосточной Азии.
В-четвертых, вся история «европейской идеи» распадается на два резко различных по
продолжительности периода - шесть с половиной столетий утопии и каких-то полвека
после Второй мировой войны, когда утопия становится практикой. Суть дела не в
утопизме самой этой идеи, а в огромном разрыве между всей совокупностью
нравственных и социальных идеалов, которыми руководствовались выдающиеся
деятели европейской культуры, и реальной жизнью. Понадобились столетия, чтобы
европейская цивилизация достигла той ступени развития, когда стало возможным
осуществление этих идеалов. Такова была одна предпосылка реализации «европейской
идеи». Другой предпосылкой стало осознание западноевропейскими политиками
неотвратимости выбора: либо единство и мир, либо полная утрата всех позиций в
мире, превращение в придаток одной из двух «сверхдержав». Жесткая альтернатива
заставила принять радикальное решение и энергично действовать.
В-пятых, возможно, и этого было бы недостаточно, если бы не проявилась с
необычной силой еще одна тенденция, а именно: превращение «европейской идеи» из
достояния одиночек-утопистов, пусть даже выдающихся, в лозунг широкого общественного движения. Эта эволюция началась поздно. Ее первые признаки
проявились в середине XVIII в. Еще через столетие она впервые стала программным
требованием общественной организации - Лиги мира и свободы. Но только после 1945
г.идея «единой Европы» стала одной из основных политических идей большинства
наиболее влиятельных партий и массовых общественных организаций в целой группе
западноевропейских государств. Это обеспечило ей успех.
И все же, несмотря на то, что эта идея воплощена ныне в Европейский Союз,
объединяющий уже 15 западноевропейских государств, т.е. почти всю Западную Европу,
и намеревающийся принять в течение ближайших 10-15 лет еще 12 государств
Центральной, Восточной и Южной Европы, несмотря на осуществляемую программу
перехода к экономическому и валютному союзу, а также распространение компетенции
ЕС на сферы внешней политики и безопасности, внутренних дел и социальной политики несмотря на все это, будущая судьба «единой Европы» отнюдь не безоблачна. Трудности
внутреннего и внешнего характера, не говоря уже об острейших глобальных проблемах,
могут затормозить или временно заблокировать дальнейшее развитие европейской
интеграции, а при некоторых обстоятельствах - даже поставить под угрозу прежние
достижения.
Эти факторы будут рассмотрены в следующих главах. Здесь же следует напомнить о том,
что «европейская идея» трансформировалась в программу практических действий,
разработанную политиками и поддержанную обществом, в конкретной исторической
ситуации 40-х гг. XIX в., когда одна всемирная эпоха сменялась другой. В преддверии
нового столетия человечество, и Европа в том числе, вновь находятся на переломе
истории. Последствия этого перелома еще не прояснились. Как ответят европейцы на
вызовы новой эпохи? Будут ли политические «верхи», общественность европейских стран
по-прежнему видеть в «европейской идее» наилучший ответ на эти вызовы, или получит
развитие обозначившаяся в последние годы тенденция к возрождению национализма,
руководствующегося в конечном счете нехитрым эгоистическим правилом «своя рубашка
ближе к телу»? Опыт послевоенного развития Европы служит веским аргументом в
пользу первого варианта. Тем не менее основания для сомнений и тревог - налицо.