- Школа Аргентинского танго ТангоБрухо

Юрий Луговской
Магическое танго
мужской роман
Посвящаю Юлии Гуревич, Сергею Маге, Александру Вистгофу,
Александру Игнатову, Марии Грубриной, Ольге Макеевой, Сергею Стаценко,
Ульриху Хайдену, Геннадию и Елене Астаховым, всем московским тангерос,
всем моим ученикам и благодарю всех перечисленных за сам факт их
существования.
ЛЮБЫЕ СОВПАДЕНИЯ С РЕАЛЬНЫМИ ЛЮДЬМИ И СИТУАЦИЯМИ
СЛУЧАЙНЫ
Для иллюстрации использованы картины Марии Амарал
Часть первая
Ночи милонгеро
Глава первая
Красное и черное. Юра
Щелкнул замок. Ушла. Значит, уже полдевятого, ей на работу к девяти.
Поспать еще или встать, позавтракать и начать работать? Да, надо подниматься.
Все равно не усну.
Накурила. Как можно курить с утра! Могла бы и пепельницу вытряхнуть.
Открыть окно, что ли? Нет, холодно, тоже мне август. Есть не хочется. Кофе.
Вчера купил колумбийский на Мясницкой, аромат через сумку доносился. Все
спрашивали: Юра, где такой кофе купил?
Музыка. Без музыки кофе пить не буду. Танго, только танго, всегда танго.
Ди Сарли, он не надоедает. Глоток, еще глоток. Силы возвращаются. Тантристы
говорят, что на оргазм уходит половина жизненной энергии, а у меня их было
целых два! Энергия, и правда, ушла. Весь как выжатый лимон. Даже работать
настроения нет. А картина-то хорошая получается. Нет, буду, и плевать на
растраты энергии. Сделаю еще ярче, и силы сразу придут. Они уже приходят от
этих мыслей.
Тангера чуть-чуть видна, а он на переднем плане, но она главнее, все для
нее, все ради нее. В пастельных тонах, всё, надо идти, отличная идея. Почищу
зубы и за работу.
Нет, еще сварю кофе и еще подумаю о танго. О том, как я стану настоящим
тангеро, и все девушки будут мои. Как в Степном волке – «Все девушки твои». И
возраст не играет никакой роли. Танго – единственная, наверное, в жизни вещь,
где годы совсем не имеют значения. Даже больше, танго-возраст дает
преимущества, а он увеличивается с биологическим возрастом. Поэтому так
красиво выглядят старые тангерос, и у них нет отбоя от молодых тангерочек.
«Плывет в тоске замоскворецкой любовник старый и красивый»… Это Бродский
написал о нас, о тангерос, о ком же еще.
Вовремя оно пришло в мою жизнь, танго. Чуть не спился. Работы не было,
ничего не хотелось делать. Кризис среднего возраста. А теперь - летаю. Вечером
уроки, ночью милонги, с утра пишу картины, деньги есть. Девушки есть, только вот
последняя пепельницу не вытряхнула, больше не позову ее. Слишком много
говорит, много командует, не люблю. В сексе, как и в танго, девушка должна
слушать мужчину, ну по крайней мере не делать самой того, что ему не нравится.
Сказал же, что не люблю так, нет, продолжала и продолжала, дура. Разошлась.
Ну и что в итоге? В третий раз возбудиться не смог. А может, и слава богу. И так
весь измочаленный, как не знаю кто.
Всё, за картину. Приятное чувство испытываю перед тем, как ее писать.
Предвкушение работы над ней. Даже продлить его хочется, посидеть еще так, под
оркестр Ди Сарли. Ладно, пойду. Чашку потом сполосну.
Устал. Но такая приятная усталость! Еще можно кое-что доделать, но не
буду, оставлю. Чтобы завтра такое же чувство испытать, - предвкушения.
А откуда я взял лицо этой тангеры? Странно… Обычно, когда лицо у меня
прорисовывается, я всегда вспоминаю образ. Или актриса какая-то, или знакомая,
что-то в жизни было. А здесь впервые у меня – незнакомка. Я полностью этот
образ родил. Но, наверное, так не бывает, наверное, все же синтез какой-то – из
всех женщин понемножку. Да, наверное, так.
Есть хочу. Яичницу сделаю, колбаса вроде оставалась. А там уже и на урок
надо собираться. После урока поем где-нибудь и - на милонгу. Сегодня опен-эйр,
класс! С Лизой потанцую, у нее такой прогресс. И все сразу это заметили,
приглашать ее стали, отбою нет. Хорошая девушка, умная, красивая. Странно, что
никогда не думал о сексе с ней. Ну, вот и подумал. Слишком серьезная она, что
ли? Может, поэтому и не думал? Но сегодня никакого секса, это уж точно, не хочу.
Всю энергию блондинка высосала. Правильно, говорят, что от блондинок одни
неприятности. И зачем я ее притащил? Танцевать не умеет, все время говорит
какую-то ерунду.
Как зачем? Что за самообман? Надо быть честным, хотя бы с самим собой.
Захотел ее – вот и притащил. Как такую попку не притащить? Только и думал всю
милонгу, как буду ее трахать. Да и она сама в машину прыгнула, уговаривать не
пришлось. Но ожидания, увы, не оправдались. А можно было догадаться, не
мальчик. Если бы пригляделся к ней получше. Хотя бы потому как танцует. Дело
не в том, что не умеет, а чувственности никакой, холодная как лягушка. Ну да,
вроде все хорошо - фигура, попа, грудь, но в сексе все равно не это ведь главное.
Ну и поделом мне, раз нарушил аргентинский кодекс. Давно забыл о том,
что «настоящий тангеро приходит на милонгу один и уходит всегда один». А
уходить с блондинкой – это пОшло. Поэтому и пепельница, поэтому и
измочаленный.
Я же теперь человек свободный, никаких обязательств. Сын вырос, слава
богу, в институт поступил, я ему теперь не нужен. Теперь мне все можно. «Как
хорошо проснуться одному в своем уютном холостяцком флэте и знать, что ты не
должен никому давать отчеты – никому на свете…».
И раньше не надо было их давать, и чувство вины не надо было
испытывать. Может, тогда все по-другому бы сложилось. Ну и ладно, сложилось
как сложилось, все хорошо, всем хорошо. А у меня сегодня урок танго по мужским
техникам, а вечером милонга. И от этого хочется летать. Пойду пешком. И кофе
на Мясницкой опять куплю. Какой-нибудь Гватемалы или Новой Гвинеи. И
девушки опять будут восхищаться: «Какой ты кофе ароматный купил!». Я скромно
улыбнусь и предложу попробовать. А почему нет? У меня дома, например. И ктонибудь из них, кому я это предложу, обязательно согласится.
Ну вот, опять я, все об одном. Нет, сегодня буду спать один. И завтра
проснусь один, в своем уютном холостяцком флэте.
Сколько яиц в холодильнике? Четыре, нормально. И колбаса есть. Яичница
получится просто супер. Восстановлю силы. Укропчика кинуть, сырку потереть.
Зеленый лук нельзя - запах.
Иду на два занятия подряд. Я уже в продолжающей группе, но попрежнему хожу и в начинающую, или, как у нас говорят, детскую. Приятно себя
чувствовать опытным тангеро, каким я еще не являюсь. Но в детской группе такая
иллюзия возникает. Правда, потом, в продолжающей, она быстро улетучивается,
где уже не ты, а партнерша учит тебя, что и как делать, а ты только слегка
краснеешь и благодаришь ее. Но я так люблю танго, что и это будет
продолжаться недолго, и я уверен – через несколько месяцев, ну в крайнем
случае через год, меня переведут в продвинутую группу, и тогда в продолжающей
я буду королем, как теперь в детской. Через полгода, через год – мне все равно,
это не имеет никакого значения. Главное, что теперь в моей жизни есть этот путь
– танго, и на каком я в данный момент километре – не так важно. Я уже могу
приглашать незнакомых опытных девушек на милонгах, а это самое главное.
Многие мои приятели мужчины до сих пор считают, что они еще не готовы, чтобы
приглашать продвинутых, хотя начали заниматься вместе со мной, и некоторые
гораздо более способные, чем я, но вот считают, что не готовы, и на милонги не
ходят. Я тоже так думал, но мне ужасно хотелось, и я плюнул, заставил себя
преодолеть страх и пошел.
Обломался далеко не на первой тангере. Первая была красивая и умная, и
мне с ней было хорошо, хотя уровень у нее был очень высокий. Вторая тоже была
ничего, еще немного - и я стал бы летать на крыльях танго и приглашать
аргентинок. Но меня вовремя осадили. Попалась не самая умная тангера, которая
стала расспрашивать меня, сколько времени я занимаюсь, и когда я сказал ей,
сколько, сделала гримасу удивления. Когда я предложил ей танцевать второй
танец, она ответила: «Ну, если только один». Что ж, подруга, ты занесена в мой
черный список. Когда я стану крутым тангеро, ты еще сто раз пожалеешь, что так
себя со мной вела. А я такие вещи запоминаю. Нельзя обламывать новичков,
нельзя, тем более что мужчин в России меньше, чем женщин, а в танго тем более.
А может, и хорошо, что обломала. Надо благодарить ее, а не думать о ней
плохо. А то бы и правда полез к аргентинкам. И что? Пока я еще думаю о шагах, я
не могу по-настоящему проникнуться всеми нюансами танго. И с аргентинкой не
смог бы. И удовольствия бы не получил. Правильно она меня обломала,
правильно. Из черного списка вычеркиваю.
Кофейня. Блинчики и девушки. Девушек не нужно. У меня полно их на
милонге. Утонченных, богемных, стервозных, капризных, веселых, истеричных,
спокойных, умных. Готовых на любые эксперименты. Можно, конечно,
попробовать познакомиться вот с этой брюнеткой, так, только для того, чтобы не
потерять квалификацию, но, честно говоря, лень. Лучше спокойно, без суеты
поесть, выпить кофе и, не спеша, двинуться на милонгу.
Милонга в Екатерининском саду, на открытом воздухе, в Зеленом театре.
Те, кто забредает сюда случайно, в шоке. Чем-то все это напоминает флэш-моб,
модную ныне акцию, когда группа людей, договорившись заранее по Интернету,
собирается в одном месте и начинает делать что-нибудь необычное. Так и здесь.
Не каждый день в Москве танцуют аргентинское танго, а в таком количестве….
Столько умеющего танцевать народа! Столько интересных и красиво одетых
девушек, столько не молодых, но элегантных, утонченных мужчин.
«Плывет в тоске замоскворецкой любовник старый и красивый»…
Приезжаю в самый разгар, в пол-одиннадцатого. Настоящие тангерос
никогда не приходят к началу милонги, хотя в это время очень комфортно
танцевать – свободно, танцующих немного.
Лиза. Где она? Танцует. Нет, как раз только закончила, распрощалась с
незнакомым мужчиной. Откуда он, из какой школы? Ни разу не видел. Наверное,
приезжий. Летом их много. К тому же через неделю начинается фестиваль «Ночи
Милонгеро», который пройдет здесь же, в Екатерининском дворце. Теперь не
дворец - Дом офицеров. А раньше там Екатерина проводила балы. Но и теперь
чем не бал? Международный фестиваль аргентинского танго! Молодец Саша
Вистгоф, такую работу проделал.
Лиза, пошли танцевать! Лиза сияет. Она хорошая, нежная. Милая,
трепетная тангера. Реагирует на каждый импульс, на мельчайший нюанс. Никогда
не сделает сама того, чего ты от нее не хочешь. Кажется, что она читает даже не
импульсы твои, а мысли. Мозг только дал команду корпусу повести ее на очо, а
Лиза уже готова. Хоть бы раз из каприза отказалась сделать болео. Эх, Лиза,
всему тебя учить! Надо иногда быть немножко стервой, ну хоть чуть-чуть и хоть
иногда.
- Ты что, Юра? Что с тобой? Ты замер. Ты не со мной. Я первый раз тебя не
пойму. Куда ты смотришь? - говорит она, и я слышу ее голос как будто во сне.
- Я? Нет, все в порядке, Лиза, танцуем.
Но тут как раз музыка кончилась. Все встали в ожидании следующей
композиции. В танго принято танцевать с приглашенной партнершей как минимум
три танца, это называется танда, и это очень мудро. Если в первый раз пригласил
девушку, надо к ней немного привыкнуть, и девушка должна понять манеру
ведения. На второй танец обоим уже легче, на третий совсем легко, а если
мужчина попросил и о четвертом, значит, девушка ему очень понравилась, и все
шансы, что этот танец с ней был не последним, а может быть впереди не только
танец...
У меня вдруг потемнело в глазах. Лиза мне что-то говорила, но я не
слышал. Она трясла меня за плечо, но я стоял как вкопанный и следил, как
делала беспрерывные ганчо незнакомая тангера. Ганчо как ганчо, партнер ее –
тот самый незнакомец, который танцевал с Лизой. Но она…
Первое впечатление – кино. Что-то совсем водевильное или оперное.
Красно-черный прикид, черные колготки в сеточку, платье с огромным разрезом
спереди, открываются черные трусы, волосы – черные как смоль, глаза – чернее
ночи, как будто чуть раскосые, что-то от испанки, что-то от азиатки. Если бы не
эти глаза, а они в отличие от глаз многих девушек, во время танца все время
открыты, - она могла бы выглядеть пошло, но когда она вдруг посмотрела на меня
через плечо незнакомца, ноги у меня отяжелили и вросли в пол.
- Кто это, Лиза? – спросил я у своей испуганной моим внезапным параличом
партнерши. Лиза трясла меня за локоть.
- Где, Юра? Ты не заболел? Ты хорошо себя чувствуешь? Пойдем посидим.
- Пойдем.
И мы пошли на скамеечки.
Мы сели, и я вдруг понял, что покрылся холодным потом.
- Салфетки влажные есть?
Но Лиза, озабоченно глядя на меня, уже их достала и протягивала мне. Я
протер лоб и попросил еще. Почему-то у меня слова застряли в горле.
- Лиза, кто... – больше я ничего сказать не мог.
- Ты о ком, Юра? Я не понимаю.
- Что это за женщина?
Говорить было трудно. Вдруг подступила тошнота и закружилась голова.
- Какая женщина, ты о ком?
- Танцует вон… ты с ним танцевала… который с ней… незнакомый
мужчина…
- Я не танцевала сегодня с незнакомыми! Только с Сашей Черкизовым, с
Сережей, со Славой.
Что она говорит! Зачем врет? Я же видел! Боится, что я ревновать буду? Но
какая может быть в танго ревность?
- Когда я пришел, ты как раз закончила танцевать с незнакомцем. В белой
рубашке с кружевами. В черных брюках.
- Да это Сережа Стаценко был, Юр, ты что! Вон же он, кивает тебе.
И правда, Серега. Да, кажется, я перепутал. Ну хорошо, а с кем она сейчас?
И опять перехватило в груди. Я увидел ее глаза, и дух захватило.
Смотрит на меня. Долго, не отводит взгляд. А я, как в шестнадцать лет,
весь затрепетал. Во рту пересохло. Все, она уплыла.
- Лиза…
- Да. Куда ты смотришь?
- Это что за тангера, в вампирском прикиде?
- Где? Какая еще тангера?
- Все, теперь ее не видно, она в углу.
- А с кем она танцует?
- С кем? А на это я внимания не обратил.
Лиза смотрит на меня с улыбкой.
- Ты что курил сегодня, Юр? Мог бы и поделиться, между прочим, с
товарищами. Бледный весь, глаза безумные какие-то. Эй, ты не слышишь меня?
- Вон она, Лиза! Вон та девушка! Женщина…
- Где?
- Да вон же, рядом с Черкизовым и Ольгой.
- Черкизова вижу, Славу вижу, Ольгу тоже. Но что за девушка тебе
померещилась? Это же Катя!
- Да какая Катя… ты имеешь виду - Катя с Лешей?
- Да, с Лешей.
- А я говорю про ту вон, опять у сцены, не видно.
- Юр, может, домой поедешь? Машину-то сможешь вести? Поехали, а?
Меня подбросишь.
- Ли…
И в этот момент вдруг оборвалась музыка, и погас свет. Раздался смех и
возгласы:
- Этот мистический Ди Сарли!
- Продолжаем в темноте и без музыки. Это будет настоящее танго.
Ди-джей зажег фонарик и заговорил по телефону. Все смотрели на диджея. Он убрал телефон в карман и сказал:
- Господа, расходимся. Починят не раньше чем через час, а у нас как раз
час времени. Примите соболезнования. Те, кто не сдал деньги за милонгу,
сдадите в следующий раз.
Зеленый театр освещали дисплеи мобильников. Народ двинулся к выходу.
Я некоторое время тупо вглядывался в темноту, туда, где минуту назад кружила
таинственная и так взволновавшая меня незнакомка, но, услышав голос Лизы и
ощутив ее теплую руку на плече, поднялся и двинулся с ней к выходу, к своему
новенькому «Пежо», который купил на три последние картины.
- Ты в порядке? Машину вести сможешь?
- Лиза, ты что. Я же не пью, ты знаешь.
- Знаю, но ты сегодня…
- Нет, все в порядке.
Мы сели в машину, я включил «Отрос Айрес».
- Ты меня подкинешь, Юр?
- Нет, завезу в темный лес и высажу там.
Через час я был дома, выпил чаю, покурил и, не читая, уснул как убитый.
Черно-красная тангера мне не приснилась.
Глава 2
Лиза
Фестиваль «Ночи Милонгеро» неумолимо приближается, а у меня только
два хороших платья. А ночей-то будет пять! Значит, у меня должно быть пять
нарядов, ну, как минимум, четыре. Туфель две пары есть. Мало, конечно, но зато
аргентинские, самой крутой фирмы, а вот платья… черт! На открытие надену
черное, на закрытие – зеленое. Черное можно будет надеть еще раз,
разнообразив его поясом, ну, и розочку, брошь какую-нибудь приколоть. Ай,
забыла совсем, у меня же кофточка классная есть, серебристая! Ее с юбкой
красной – и все проблемы решены. Или не с красной? Можно с замшевой. Так,
два раза черное, зеленое, кофту с юбкой – вот и четыре ночи. А на пятую, может,
и не пойду. Она приходится с воскресенья на понедельник, шоу на этой милонге
не будет, да и народу тоже. Все устанут, и многим в понедельник на работу.
Юра. Юрочка. Что с тобой случилось? Ты совсем на меня не смотрел! Да
ты никогда не смотришь, нечего и мечтать. Но все равно, с тобой было что-то не
то. Как не в себе. Какую-то тангеру увидел… Какую? Никого новеньких на этой
милонге не было. Я всех девушек помню, не было новеньких. Что с тобой, Юра?
Что за галлюцинации? Переутомление, наверное… Переработал. Заказов много,
наверное. Или… Нет, у тебя сейчас никого нет. Никого? А эта вчерашняя
блондинка? Ты куда ее повез? К себе? Даже думать об этом не хочется. Наглая
такая... И чуть что – сразу под руку берет, обнимает как бы невзначай. Прет
напролом. И ведь все ее приглашают. Стройная, коза! Фигура – да, ничего не
скажешь, мне далеко. У меня никогда такой не будет. С моей попой.
Плевать. Зато широкие бедра и узкая талия – архетип сексуальности, и
многие мужчины подсознательно выбирают таких женщин. Настоящие сильные
мужчины, у которых есть инстинкт продолжения рода. Они видят широкие бедра и
знают (подсознательно), что такая женщина легче рожает. Боже, о чем я. Я что,
рожать собралась?
Но талия-то у меня не такая узкая. Всё, иду в фитнес. Хватит, одни танцы
не помогают. И со сладким, с шоколадом надо завязать совсем. Шок-ол-ад. Так и
запомнить, и повторять про себя. И с мороженым, тоже сладкие жиры. Небольшая
жертва, если подумать. Зато есть ради чего потерпеть, а потом и не захочется, как
с курением. Сначала ломка, первые милонги ужас как хочется, а потом даже
подташнивает, если возобновить. Никакого удовольствия. Главное - отвыкнуть.
Юра… Позвонить, что ли, узнать, как ты там? Нет, не буду. Надо, как с
курением, с этими мыслями покончить. Захочет – сам позвонит. Легко сказать…
Да трудно сделать.
Вчера я была нарасхват. Но удовольствие получила только от одного
Черкизова. Ему как всегда нет равных. И дело не в технике. Она вообще, как я
поняла, далеко не самое важное. Дело в интеллекте. Или нет, в интуиции. В
понимании. Но это же тоже интеллект. Вернее, без него не будет интуиции. Как он
все чувствует! И в то же время артистичен, и, что совсем необычно и приятно, заставляет быть артистичной меня. Раскрывает что-то во мне. Что-то совсем
новое, чего я не знаю. И это мне нравится. Очень нравится.
Саша Черкизов - единственный человек в танго-сообществе, у которого нет
врагов, несмотря на всю его яркость. При этом его вовсе не назовешь мягким,
равнодушным. Огонь, сила и молодость, при возрасте за пятьдесят. Воин танго. И
как положено воину – одинокая птица. Хотя в танго остаться долго мужчине
одиноким почти нереально.
Нереально? А Юра? Но он развелся. И наверно, жениться больше не
собирается вообще. После того, что он рассказывал…. Хотя возможно, это все не
совсем так. Он же рассказывал со своей точки зрения, мужской. А жену его
бывшую я не знаю, еще не известно.… Фу ты, о чем я думаю! Собираться пора.
Сегодня в редакции верстка, а у меня два материала. Если так пойдет дело,
заработаю на танго-фестиваль в Испании. Только вот одной ехать туда совсем не
хочется.
Ладно, хватит ныть. Завтракать!
Телефон. Из редакции, наверное.
- Да, алло.
- Это я, Лиз.
- Привет, Юр. Как самочувствие?
- Да нормально, а что?
- Ты вчера странный такой был.
- Да устал просто, не бери в голову. Сегодня на милонгу идем?
- Сегодня? А, в «Б-2»? Идем, конечно.
- Ну, тогда до вечера.
- До вечера.
- У тебя все хорошо?
- Конечно, а у тебя?
- Все как обычно.
- Работаешь?
- Ну.
- Над чем?
- Да есть тут одна задумка. Ну, и халтуру доделываю.
- Понятно.
- Ладно, Лиз, пока.
- Пока. Юр.
Класс! Позвонил. Даже не верится. Позвонил так, как будто звонит каждый
день. Кайф. Жизнь прекрасна.
А что бы сегодня такого надеть?
Глава третья
Тангера
Как странно… Теперь я вхожу в транс легко и летаю подолгу, а в Буэносе
так не получалось. Хотя там были все условия, а здесь постоянно что-то
отвлекает – Москва такая сумбурная, суетливая, все куда-то спешат.
Сегодняшний транс был какой-то особенный. Я получила вчера много энергии.
Зацепила. Смотрел не отрываясь. Готов.
Энергия вибрирует по телу, щекочет. Намажусь маслом перед зеркалом и
буду любоваться собой, как учила Флоринда.
Это так сексуально… Я такая красивая, загорелая – везде, а не как все
женщины с полосками от купальника. И волосы. Я не буду их брить. Пусть
выглядит старомодно, зато в сто раз сексуальней, чем эта полоска, мужчины
любят, я знаю. Это заводит их, хоть и говорят, что любят бритых. Бритые – как
маленькие девочки. Для педофилов. А мне нужны мачо.
Этот - настоящий мачо, хоть и косит под утонченного эстета. Взгляд….
Взгляд все выдает. Я умею читать по глазам. Когда с ним буду танцевать, я
прочитаю его полностью, конечно, но и сейчас уже все понятно.
Мне нужна его энергия. Мужская энергия. И тогда я смогу… Я все смогу.
Еще масла, вот так. Я научу его ласкать меня. Он и не подозревает, как это
можно делать, это видно, а еще эстет. Сегодня надену длинную юбку с размером
до трусов, а трусы… А трусы я не надену. Да. Совсем. Никому и в голову не
придет, что их нет под юбкой, но все будут таращиться, будут щекотать меня
своими взглядами там. Бедные девушки. Придется вам некоторое время побыть
в моей тени, пока я здесь. А долго я здесь пробуду? Пока не выпью его всего.
Ты меня слышишь, красавчик? Ты попался, я знаю. Только обо мне и
думаешь. Всем рассказываешь, но меня никто не заметил. Думаешь, что сходишь
с ума. Так оно и есть. Если ты не сойдешь от меня с ума, значит, я плохая
ученицы Флоринды. Ты опустишь руку чуть ниже, я положу на нее свою, ты
подумаешь, что я против, но я помогу тебе опустить ее еще ниже, и ты поймешь,
что я без трусов. Эрекция во время танца, во время танго – это так неожиданно,
так запретно, у тебя никогда такого не было. Что тебе со всем этим делать? И тут
я открою глаза – я все время буду танцевать с закрытыми, но тут открою - и
пронзительно посмотрю на тебя и раздвину еле заметно губы в улыбке. И ты
прижмешься ко мне еще сильнее, и я предложу тебе завершить танец и
прогуляться…
Фестиваль. У них начинается фестиваль. Сойду за аргентинку. Разве
отличат они чилийский акцент от аргентинского? Хотя на фестивале будут
аргентинцы, и их не обманешь. А зачем обманывать? Буду чилийкой. Чилийкой из
Аргентины с русскими корнями, какая я в общем и есть. Папа, привет, как тебе там
на небесах? Мама, ау? Вот я и приехала на твою родину, ты ведь так мечтала об
этом. Не могу сказать, что я от нее в восторге, но вообще что-то в ней есть. На
здешнем слэнге, она прикольная. Европа по сравнению с Москвой – глубокая
скучная деревня. Еще, говорят, Санкт-Петербург - хороший город. Но туда не
поеду - холодно. Да и зачем? Клиент есть, он сам меня нашел. Сегодня
познакомлюсь с ним.
Масло совсем не смоешь, и хорошо, я люблю. Пропитается в платье, и
ладно. От моего запаха у него закружится голова. Потом я приведу его сюда и…
Но надо все сделать, как учила Фло. Одно неточное, неверное движение – и
все может сорваться. Он опомнится. Испугается, уйдет. Или еще хуже – не я
возьму его энергию, а он заберет мои силы. Нет, я все сделаю, как учила меня ты,
мудрая Фло. Как ты там, в Сантьяго? Или опять тусуешься в Лиме? Когда мы
увидимся? Я на другом конце Земного шара. И мне здесь пока нравится. Тут
при… да, прикольно, именно прикольно. А может, приедешь? Здесь много
мальчиков, красивых мальчиков. И девочек тоже. Много молодежи танцует танго,
не как в Европе, где одни старики. Но девочек больше. Нет, не приедешь, Фло,
для этого ты слишком серьезна.
А девочками я тоже займусь. Но наверное, в другой жизни, на всех у меня
не хватит времени. Если только так, между делом, в перерывах между сеансами…
Что за подружка у тебя, милый? Ты ее совсем не любишь, совсем,
полностью равнодушен, и даже не спал с ней ни разу. Зачем тогда все время с
ней? Или это она с тобой? Ну, конечно, она, какая я дура! А ты такой мягкий,
интеллигентный, не можешь послать ее куда подальше. Значит, придется мне.
Заодно ее и…
Москва красивая. Именно здесь, в центре. А местами даже Буэнос
напоминает. Джипы, много джипов. Во всей Лиме столько их нет, как здесь на
одной улице.
Время еще есть. Полежать в ванне и подготовиться. В каком ресторане
буду ужинать? Хвалили «Пушкин». Пойду в «Пушкин». А оттуда кто-нибудь и
привезет меня на фестиваль. «Ночи милонгеро» – красивое название, наше. Вот
сегодня и будет первая ночь. Да, милонгеро?
Что я делаю! О чем думаю! Идиотка! Мне нужно полюбить, полюбить самой!
Я опять об этом забыла и рассуждаю как вампир! Фло учила, что если этого не
произойдет, если я не полюблю по-настоящему, то скоро я расстанусь со всеми
своими сверхвозможностями – потеряю чутье, разучусь угадывать мысли, читать
характеры с одного взгляда, ощущать на большом расстоянии запахи. Разучусь
делать все, что умею я и не умеют другие. И главное – научусь ощущать
колоссальное наслаждение от ощущения своего тела.
Легко тебе говорить, Фло, – полюбить. Легко тебе говорить - самоотречение
и смирение. Тогда я должна стать незаметной мышкой, не думать о себе, а
думать только о том, кого должна полюбить. Но при таком раскладе он меня точно
никогда не полюбит. Получается замкнутый круг. Как его разорвать?
Буду плыть по течению – и будь что будет. Главное, я знаю, чего хочу.
Сейчас. По крайней мере, сейчас. Это уже немало. Я хочу этого тангеро, хочу его
всего.
А может, я его уже люблю? Размечталась. Это совсем не то, что Флоринда
называла словом «любовь». Это поиск наслаждения. Новых граней наслаждения.
А вдруг оно и перерастет в любовь? А что тогда любовь? Как бы то ни было, мне
надо идти на фестиваль, надо общаться, танцевать, не сидеть же здесь, в этой
странной помпезной гостинице.
И зачем они меня тут поселили? Неужели нельзя было найти что-нибудь
скромнее и уютнее? Нет, представитель крупной аргентинской компании должен
жить только в Президент-отеле, сказал шеф. Бред. Но спорить - слишком
утомительно. Это не тот случай, когда надо применять свои способности. Силы
нельзя растрачивать на бытовые проблемы, говорила Фло. Они просто не должны
для меня существовать. Но гостиница все равно противная и холодная. Может,
перебраться к нему? Он, наверняка, живет один в запущенной холостяцкой
квартире. Кто он – писатель, художник, актер? Скорее, художник. Конечно,
художник. Это ясно по его взгляду, одежде, манере танцевать.
Нет, к нему нельзя. Это быт, сразу уйдет тайна. А я должна быть для него
женщиной, которую скрывает туман, дымка тайны.
Опять я рассуждаю так, как будто хочу влюбить его в себя, а не полюбить
сама. Надо сделать перепросмотр. Вспомнить всех своих любовников, и опять
вспомнить Карлоса. Карлос – с ним я испытывала что-то похожее на то чувство, о
котором говорила Фло. Где я его упустила? Почему оно ушло? Или оно как стихия
– приходит и уходит? Всеми чувствами мы можем управлять, а этим – нет?
Почему? Так не может быть. Должна управлять. Должна подчинить себе все
движения своей души.
Но перепросмотр – завтра. Сегодня - фестиваль «Ночи милонгеро», и мой
дебют на нем. В платье с высоким разрезом без трусов.
Глава четвертая
Юра. Милонга
Ну, вот и началась жара. В конце августа. Это аргентинцы привезли, они. А
если в Екатерининском дворце нет кондиционеров, что вполне возможно, это же
теперь Дом офицеров, то возникнут проблемы. Как меня поразил тот швед в
Испании! Надо у него поучиться. Все тогда смотрели на него и изумлялись. У всех
градом пот течет, мокрые насквозь, а он в свежайшей, сухой белой рубашке.
Несмотря на жару в сорок градусов. Мы все мокрые и вонючие, а он - красавец,
сухой и душистый. Я тогда подумал, что у него особая эндокринная система,
поделился этим своим открытием с Серегой. И тот согласился со мной. А потом
вдруг я оказался с этим шведом в туалете. Смотрю – снимает свою белую
рубашку. И на этот раз она была все-таки мокрая. Ага, думаю, эндокринная
система тут не при чем. И вдруг вижу – сворачивает свою мокрую, достает из
дипломата точно такую же сухую и надевает. Он тогда увидел мой взгляд,
рассмеялся, вновь открыл дипломат и показал лежащие там еще четыре рубашки.
Белые, точно такие же.
- Вы нашли отличный способ. Я теперь тоже так буду делать, - сказал я поанглийски.
- Да. Все очень просто, - ответил швед с акцентом гораздо сильнее, чем у
наших. – Я всегда так делаю. Когда покупаю рубашку или майку для танго, всегда
беру штук по пять-шесть одинаковых. Переодеваешь – и как будто опять в той.
И почему мы до этого не додумывались? Супер. Теперь так тоже буду
делать. В Коктебеле на фестивале, в Испании. А если деньги к тому времени
будут, и в Аргентине, если будет денег много. А почему нет? Сейчас картину
закончу, продам, и все будет. Стоп. На эту тему даже думать нельзя!
Размечтался. Закончу - продам. Сначала надо закончить. А о продаже
вообще думать нельзя, ничего ведь тогда не получится, не в первый раз.
Работать ради работы. Писать тангеру ради тангеры. Ради искусства.
Вот опять, как только произнес про себя «тангера», сразу какой то холодок
в груди. Что это еще такое? Опять эту испанку вспомнил. Или она не испанка? И
откуда она только взялась? Один взгляд практически – и влюбился. Или как это
называется? Помрачение? Помутнение какое-то. Сегодня приглашу ее на
фестивале, если придет, и сразу все станет ясно. Мне всегда было достаточно
одного танца, чтобы понять женщину.
Этим хорошо танго. Можно полгода вести интеллектуальные беседы, даже
спать с женщиной и все равно до конца не знать ее. А в танго сразу все ясно без
слов. Вот и с этой разберусь.
Тревога, как с ней бороться? Сталкер говорил, что не надо париться. Что
надо расценивать ее как творческое состояние. Давно что-то его не видел. Надо
бы зайти. У него сейчас интересный тренинг в его новом психологическом центре.
Что-то о бессознательном и о трансе.
Да, Сталкер говорил - не париться, а использовать это состояние как
потенциальную энергию для творчества. Молодец Сталкер, молодец Серега, не
зря тебе такую кликуху дали. А я скорее сновидящий. В реальной жизни
отслеживать себя и других не имею. Только во сне. Но тогда мне во сне ответы
должны приходить на самые наболевшие насущные вопросы. А они не приходят.
Ладно, надо срочно прекращать этот внутренний диалог, хаотические
отвлечения, как говорит тот же Сталкер, и за работу. Тангера ждет.
Вот опять, опять эта фигня. Теперь опустилась куда-то в живот. Реальное,
животное беспокойство. Тревога, я бы даже сказал, страх. Но чего?
Все наши страхи – страхи смерти. Но в жизни мне ничто не угрожает.
Придется идти в туалет. Но потом сразу за работу.
Работа идет. Даже не ожидал. И правда, сублимировал в энергию. И все
ушло, как не бывало. Сколько времени прошло? Неужели три часа? Что это со
мной? Давно такого не помню. И сколько успел-то, а? Правда, совсем не то, что
задумал. Как будто моей рукой кто-то водил, кто-то двигал кисть, такого чувства я
никогда еще не испытывал. Времени не замечал. Раньше это бывало, но чтобы
так легко, и как будто не своей рукой – нет, не было никогда. Точно не было.
Сюжет какой-то вырисовывается. Совсем не планировал. Это – что,
бессознательное поперло, а, Серег? Стоп. Самокопание - прекратить! А то спугну.
Дальше. Кофе и - дальше. Сколько там Бальзак выпивал в день? Пятьдесят
чашек? И умер в пятьдесят с чем-то. Но мне и кофе в общем-то сейчас не нужно.
Так, по привычке и для передышки, хотя и не устал. Страшно просто от этого
неожиданного поворота. Вперед! Никакого кофе. Надо ловить это состояние.
Тангера-то оказалась не на заднем, а на самом что ни на есть переднем
плане. А мужик перед ней побледнел. Не нужно никакого мужика. Не нужно. Как
же я сразу не понял. Уберу его. Сейчас, немедленно.
Что это со мной? Не пил, не курил, а в глазах темнеет. Пойду, лягу. Может,
не зря смерти боялся. Может, это она и есть? Ну, ладно, если она, то даже
приятно. Я сплю или у меня глюки? Музыка. Это Гардель? Нет, кто-то другой поет,
но тоже на испанском. Кроме «маньяна-темрано» ничего понять не могу.
Какая разница - сплю или нет. В любом случае контролирую сновидение
или, как это еще называется, осознанное сновидение? Я стал сновидящим,
слышишь, Серега. Ура! Возьмешь в свой психологический центр на полставки?
Вот она, тангера. Глаза. Черные газа. Очи черные. Смотрят прямо в душу. И опять
этот холодок. Черный шарфик. Черные колготки в сеточку. Она танцует. Одна.
Какой разрез. А под разрезом... Или мне показалось? Да, точно, это не трусы, она
без трусов. А это кто с ней? А это я? Другая музыка пошла. Нуэво, танго
современное, электронное, кажется, группа «Наркотанго». Да, точно,
«Наркотанго». И мы танцуем. Я беру ее в очень крепкие объятия и поднимаюсь
над землей.
Вот это картина, это моя картина. Меня тут видно не будет, я буду спиной. А
тангера – во всей красе. Она сделает ганчо, откроет свой разрез. До трусов.
Которых нет.
Что это было? Сон? Конечно, сон. Но неплохой, очень неплохой. Надо его
запомнить. Записать, как советует Юнг. Только записать на картине. На новой
картине.
Кто-то звонит.
- Юра, привет. Как дела? Выходишь?
- Куда? Лиза, это ты?
- Юр, может, к врачу сходим? У меня психолог хороший есть.
- Психолог у меня тоже есть, спасибо, Лиз. А в чем дело?
- У меня психиатр.
- Нет. К психиатру не пойду. А в чем дело? Лиз, говори скорее, некогда мне.
- Некогда? - в ее голосе обида. - Вот это новости! Мне тоже некогда. Ты
идешь или нет? Или у тебя другие дела появились?
- Боже, Лизанька, прости, я совсем заработался. Ты не представляешь - так
поперло! Прет и прет.
- Ты что, писал все это время? Ну, ты даешь! Ты же обычно только до
обеда работаешь.
- А сейчас сколько?
- Ты настоящий художник, Юра! Девять вечера. На фестиваль пора.
Сегодня же Арс выступает на милонге. Пропустить можем. Аргентинцы, ты же
знаешь, люди непредсказуемые. Если обещали в одиннадцать – значит, могут
прийти и в час ночи, а могут и в десять начать. Как им бог на душу положит.
Помнишь, в Сиджесе? Многие тогда его так и не увидели.
- Да, Лиза, конечно, я собираюсь.
- Встречаться будем?
- Давай там, прямо у входа. Созвонимся. Ты когда приедешь?
- Да быстро, Лиз. Съем чего-нибудь, я с утра не ел, кофе выпью и выезжаю.
- О кей. Поешь, правда. А то, говорят, в буфете только выпивка, кофе, чай
и никакой еды.
- Понятно. Когда это на милонгах была еда? Что-то не припомню.
- Ради фестиваля могли постараться.
- Не хлебом единым…
- Это точно, по тебе это видно особенно. Ладно, до встречи, художник.
- До встречи, Элизабет.
Легко сказать съем – а что?
Вот они, красавцы, тураковские, большие. Как хорошо иногда забыть съесть
пельмени по графику, а потом обнаружить их в холодильнике, когда умираешь с
голоду. Ничего, Арс раньше не выступит, скорее опоздает часа на два, как
обычно. Один шанс из тысячи, что он будет танцевать в девять - в десять. Так что
надо поужинать с прочувственным удовольствием. И сказать спасибо тому, кто
подарил мне сегодня такой день. Как его зовут? Или ее? Неважно. У него нет
имени.
Этот день пока самый творческий и самый мощный в моей жизни. И он еще
не кончился. Меня ждет еще один праздник – выступление Себастьяна. И еще. Я,
кажется, сегодня буду танцевать с королевой моих снов. Пока одного сна. Но
точно королевой. И вот теперь я чувствую не беспокойство и не страх, после
которого хочется на толчок, а настоящее предвкушение в груди, дух захватывает.
Впрочем, может это с голодухи. Ура, у меня целая пачка тураковских пельменей!
Екатерининский дворец, теперь Дом офицеров. Хорошо, что офицерам
отдали, они сохранили его. Бальный зал – как был при Екатерине, так и остался.
Только теперь здесь будут танцевать танго. Вот и оркестр. Седые поджарые
загорелые мужчины. Все они улыбаются, все говорят каждому встречному «ola!»,
я тоже отвечаю «ola!».
Лиза. Встречает меня у дверей. Не пошла без меня. Хочет танцевать со
мной с первым. Что ж, придется первую танду посвятить ей. А потом…
А вдруг она не придет? Да нет, куда она денется, такое событие! Если уж
приехала в Москву, то наверняка придет, такой фестиваль не каждый день
бывает.
А с чего это я решил, что она не из Москвы, а? Может, она просто на
милонги не ходила? Нет, не из Москвы. Так не бывает – чтобы такая тангера да
осталась незамеченной. Если она любит танго и умеет его танцевать – а в этом я
убедился – она рано или поздно показалась бы на милонге или в какой-нибудь
школе или на семинаре у аргентосов. Но ее нигде не было. Значит, она не
москвичка. Точно, не москвичка. Да и не похожа она на столичную девушку.
Но и на провинциальную тоже не похожа. Может, иностранка? Рассуждаю
как Берлиоз с Бездомным. Точно, иностранка. Самому смешно.
- Лиза, привет.
- Привет. Ну, как работа? Создал шедевр, Тициан?
- А то.
- Пошли танцевать, пока народу не набилось.
- Пошли, Лиза, пошли.
- Куда ты смотришь, Юр? Ты ищешь кого?
- Да нет, ничего, я так.
- Может, кофе выпьем? Или сразу танцевать?
- Точно, давай кофе, надо в себя немного прийти после работы.
- Ты поел хоть?
- Поел. Тебе какой?
- Капуччино.
А я как всегда беру двойной эспрессо. И так раза три - четыре за вечер.
Хорошо вставляет. Говорят, от большого количества кофе такой же эффект, как
от небольшого количества кокаина. Что ж, тем лучше. Кокс не пробовал, но
думаю, все впереди. Рано или поздно я же поеду наконец в Латинскую Америку. А
там недорого. В Колумбию недавно один знакомый писатель ездил, старый
байкер Коля Розанов. Байкеры его туда и пригласили, а не по литературным
делам. Так он рассказывал, что кокса там просто завались и почти даровой. И
колумбийки. В общем, приехал полный впечатлений.
Картина хорошая получается, отчасти сюрреалистическая, сам не ожидал.
Это все она, тангера. Она, она, она.
Вот она! Идет! Женщина с картины.
- Юра, ты меня слышишь? Юра! – Лиза трясет меня за плечо. – Кофе! Ты
кофе пролил на брюки.
- Черт.
- Куда ты смотришь, Юр? Ну, ладно, как хочешь, я пошла.
Обиделась. Что я, правда, в самом деле. Не денется никуда моя черная
тангера, раз уж пришла.
- Подожди, Лиза, подожди. - Встаю и беру ее за руку. – Извини, я что-то
задумался. Пойдем танцевать, пойдем. Ты чего, Лиз? А… брюки? Да ерунда, они
темные, незаметно ничего. Отстираются. Фигня, пошли танцевать!
Лиза повеселела. И как раз вышел оркестр. Приветствие по-испански. Я
немного понимаю. В машине слушаю аудио-курс, к Аргентине готовлюсь.
Начали с «Кумпарситы», мы с Лизой честно оттанцевали классику. Я все
оглядывался по сторонам в поисках тангеры, но не видел. Но зал огромный был, и
больше половины я не мог обозреть. А вот когда оркестр заиграл Пьяццолу и мы с
Лизой стали изображать что-то очень отдаленно напоминающее нуэво, которое
видели у молодых аргентинцев, я увидел ее. Она танцевала с незнакомым
брюнетом, очень похожим на аргентинца. Да, точно аргентинец, судя по манере
держаться, наши так не могут. Такое достоинство, такое объятие, такая
неспешность… Возвышенная неспешность.
Лиза разочарована. Мы идем за столик. Я не спрашиваю, почему Лиза
расстроена, я знаю. Я танцевал не с ней. Физически был с ней, но мыслями – в
другом месте. В танго так нельзя. Или танцуешь, или сиди. Формальностей танго
не терпит. Надо быть целиком в паре, в которой танцуешь, целиком с твоей
девушкой. Не обязательно выделывать акробатические этюды, можно делать
просто красивые шаги, или даже просто подолгу красиво стоять, главное – быть с
ней. Красиво стоять – это тоже искусство, которое мне доступно, и Лиза это
знает.
Кладу руку ей на талию. Убирает. Обиделась. Понятно, есть на что
обидеться. Но мне уже не до нее!
Я врастаю в пол. На меня смотрит черная тангера. Приглашение поаргентински взглядом? Кабесео? Да. Именно приглашение, с единственной
разницей, что приглашают обычно мужчины. Я бросаю Лизу, не довожу ее до
стула, и иду к тангере. К черной тангере, иду на эти глаза. Ничего не говоря,
подхожу и беру ее в близкое объятие. Звучит контрабас, вслед за ним банданион, мы плывем, я чувствую ее мягкую грудь, запах то ли мускуса, то ли …
Странный запах… У меня слегка кружится голова. Я, как во сне, плыву с
черной тангерой. У нее закрыты глаза. Я не замечаю, что кончился танец, но я
останавливаюсь вместе с ней и так мы стоим, в обнимку. Кажется, на нас смотрят.
Новая мелодия, и корабль опять плывет. Ее щека у моей щеки. Ее грудь
плотно прижата к моей. Слышу ее сердце. Бьется часто, часто. Вдыхаю этот
странный аромат. Мои глаза полуприкрыты, и танцующих я вижу расплывчато.
Иногда закрываю глаза совсем, чего со мной еще никогда не бывало, но ни на
кого не натыкаюсь, хотя танцующих пар уже немало. Короткий перерыв перед
следующей композицией. Наконец мы смотрим друг на друга. Не говорим, не
улыбаемся, только смотрим друг другу в глаза. Я чувствую приятное давление в
груди, как будто слегка захватывает дух, и вот опять она прижалась ко мне, на
этот раз особенно сильно, так, что мы с трудом передвигаем ноги, но нам это уже
не так нужно, мы готовы просто стоять так. Я уверен – она хочет того же, что и я.
Я не знаю, как я это определяю, это мне ясно, и все.
Я летаю. Странное ощущение, я танцую, но ноги как будто оторвались от
земли, это при том, что объятие наше такое тесное, такое тесное. Я не веду ее.
Мы просто летаем вместе. Я никого не вижу. Я слышу музыку, и вдыхаю ее запах.
И чувствую ее теплую грудь.
После танца мы опять смотрим друг на друга, и, не дожидаясь пока оркестр
заиграет следующую мелодию, молча идем из зала. Я беру ее за руку. Мы
выходим, я даже не ищу глазами Лизу, мы подходим к моей машине, я открываю
деверь, она садится. И мы едем по ночной Москве.
И наконец я слышу ее голос.
- «Президент-отель», - говорит она. Я молча разворачиваю машину: я
собирался ехать с ней домой.
Через пятнадцать минут мы поднимаемся на лифте. Входим в номер. Свет
она не зажигает. В номере полумрак, тусклый свет от огней на улице. Она кладет
руки мне на плечи. Обнимаю и целую ее в губы. Она отвечает. Мой язык
сталкивается с ее сильным языком. Ее черно-красное платье падает на пол. У
меня кружится голова. Я стараюсь как можно глубже вдохнуть этот запах, запах ее
духов, запах ее тела, странный, волнующий запах.
Глава пятая.
Буэнос-Айрес, годом раньше. Флоринда
Флоринда налила еще матэ. За окнами стемнело. Но свет она не включала,
а свеча не сгорела даже на треть.
- Теперь ты умеешь управлять сновидением, - сказала Флоринда. - Ты
можешь находить в нем ответы. Ты можешь много, Марго. Ты ведьма. Как и я. Но
на одно, увы, мы не способны. И это наша карма.
- На что, Флоринда?
- Ты знаешь.
- Мы не можем влюбиться? Я угадала?
- Нет, не совсем. Вернее, совсем не угадала. Влюбиться-то как раз мы
можем, сколько угодно. Этим управлять может не только ведьма, но и обычный
человек. Мы не можем другого – мы не можем любить. Многие считают, что это
главное. Но я не из их числа. В жизни есть много интересного, помимо любви, и
все оно нам открыто. А вот любовь ограничивает. Один русский философ сказал,
что любовь и свобода - вещи вообще противоположные, взаимоисключающие. И
еще он сказал, что свобода выше любви. Мне всегда нравилась его философия,
хоть я и скептически отношусь к философам. Они слишком много говорят, и очень
много напускают туману, когда просто надо действовать. А действовать,
принимать решения они боятся, вот и философствуют.
- Философ - русский?
- Русский. Бердяев.
- А ты знаешь, Флоринда, моя мать наполовину русская.
- Я потому и вспомнила этого философа, Марго. Ты же рассказывала мне о
матери.
- Разве?
- Когда только пришла ко мне. Ты не помнишь. Ты должна помнить каждое
свое слово, каждый свой шаг. Помнить себя.
- Да, я знаю.
- Русский алмаз. – Флоринда задумчиво помешивала матэ. - Есть один
алмаз, он собирает энергию любви.
- Что за алмаз, Фло?
- Азул. Все, кто им обладал, а обладали им короли и королевы, теряли эту
любовь. А поскольку они не были такими продвинутыми, как мы, то реагировали
на это глупо, превращая свою жизнь в трагедию.
- Значит, этот алмаз обладает энергией любви?
- Не знаю, вот этого я не знаю. Он собирает ее. Это факт.
- Где он сейчас?
- Он вернулся на родину твоей матери. Только недавно.
- Ты следишь за его перемещениями, Фло? Ты же не смотришь телевизор и
не читаешь газет.
Флоринда изобразила на лице растерянность, и Марго, увидя ее
очередную игру, радостно рассмеялась.
- Кто тебе это сказал? – теперь Флоринда сделала подчеркнуто серьезное
лицо, и Марго с трудом сдержалась, чтобы опять не расхохотаться. - Газеты - да,
не читаю. Как туалетная бумага они не годятся, а телевизор – почему нет? Иногда
смотрю с удовольствием.
- Что-то не видела я у тебя телевизора!
- Для этого не надо иметь его дома. Он есть у всех. А я, ты знаешь, я не
чуждаюсь общества. Я человек социальный. Тональ должен быть в порядке. Тебе
задание, Марго, на неделю. Смотреть телевизор.
- За что, Фло? – Марго сделала смешное плачевное лицо.
- Сериалы даже не включай, а вот новости - обязательно. Расскажешь
потом, чем дышит планета. А заодно узнаешь и про алмаз. Про него сейчас везде
говорят.
- Странно, а я не слышала.
- Ты много чего не слышишь, Марго. А надо слышать все. Даже то, что на
первый взгляд тебе совсем не нужно. Ты не слышала этот разговор?
- Какой?
- Разговор за окном. Две девчонки.
- Да, о чем-то болтали, но я не прислушивалась.
- Я тоже не прислушивалась, я просто слышала, как две девушки
обсуждали жениха одной из них.
- Ты разговаривала со мной и слушала девушек?
- Почему нет? У них был очень интересный разговор. Одна советовала
другой, как лучше охмурить парня, но сама при этом советовала так, чтобы у
подруги ничего не получилось. Потому что сама она этого не хотела. Потому что
он нравится ей самой, она сама не прочь. Но у нее ничего не выйдет. Подруга
возьмет своей искренностью, когда плюнет на советы.
Флоринда взяла из пачки сигарету, Марго поднесла зажигалку.
- Ну чего ты удивляешься, Марго? Я же говорю, наше обучение только
началось. Хотя ты уже кое-чему научилась. Ты способная ученица.
Флоринда встала, подошла к Марго и погладила ее по волосам.
- Спасибо, Фло. - Марго блаженно улыбнулась.
- Все, спокойной ночи. Мне пора спать, - сухо сказала Флоринда.
Марго вскочила, как ужаленная. Она знала, что с Фло нельзя зависать ни на
минуту.
- Я женщина старая. А утро пропускать не люблю. Чтобы там ни говорили
про ведьм.
- Ты не ведьма, Флоринда, ты психолог, философ, эзотерик, экстрасенс,
наконец нагваль.
- Не забивай голову этой мутью. Набор слов. Какая разница, как меня
называть? Суть от этого не меняется.
Глава шестая
Лиза
Ладно, не больно-то и хотелось! Ходит какой-то сам не свой, смурной какойто. Творческие муки художника? Может быть… Куда мне с моей редактурой.
Но, в общем, что я к нему привязалась? Я ведь больше его не люблю. Мало
ли что когда-то было. Замуж я сейчас не хочу. Еще не хватало! А с Юрой – ну,
было и было. Вернее, только начиналось, только могло бы быть. Конечно, он друг.
А друзьям надо помогать. Надо. Но только тогда, когда они сами об этом просят. А
он не просит. Нет, он не ведет себя так, как будто я ему в тягость, он просто меня
не замечает, весь погруженный в какие-то свои бредни.
Я должна оставить его в покое и разобраться с собой. Юра нужен мне?
Такой – нет. Ну, тогда пусть живет. Все, больше не буду цепляться.
Вчера Володя танцевал со мной полночи. Хотелось, конечно, чтобы
пригласил аргентинец, их много было, но даже если бы аргентинец захотел, все
равно не смог бы - я полночи была занята. А может, и не хотел и не позвал бы.
Многие девчонки отказывали вчера нашим, а в итоге – так и просидели всю ночь
или простояли в сторонке. Аргентинцы – они тоже абы кого не приглашают. Если
видят, что партнерша нарасхват и танцует хорошо, тогда зовут.
А я что, плохо танцую? Плохо не плохо, но еще не так, чтобы привлекать
аргентинцев. Юра занимается больше, на год больше. Считается, что женщины в
танго развиваются быстрее, ну вот, мы примерно одинаково танцуем. Разница в
том, что ему не надо ждать, пока его пригласят, а мне надо. Хотя есть новые точки
зрения, что надо смелее приглашать мужчин, и ничего, их это не шокирует,
некоторым даже нравится. Феминистский такой взгляд, но надо попробовать. Или
по крайне мере более зазывно смотреть и продумать свой образ. И уж точно не
тусоваться с девчонками. Не болтать, а романтично сидеть одной или стоять в
сторонке, но так, чтобы тебя все мужики видели. Такую одинокую-романтичную
просто невозможно не пригласить.
А Юре, и вообще мужчине, легче. Вот вчера Юра и пригасил какую-то
аргентинку. Кто это? В шоу не выступала, в программке - фотографии всех
женщин, которые будут еще танцевать в шоу, этой - нет. На мастер-классах я ее
тоже не видела. Наверно, просто приехала с танцорами. Но танцует как богиня.
Куда он с ней пропал? Звонила – его дома не было или спал.
Вот опять. Да мало ли куда пропал? И звонить не нужно было. Все,
соскакиваю. Что я за ним бегаю? Больше не буду. Душ, кофе, мастер-класс у
Сабрины. А потом надо поспать – вторую ночь не выдержу. А впереди, за ней,
еще три ночи.
Сегодня надену аргентинскую длинную юбку с разрезом. И черные трусы.
Чтобы мелькали, когда буду делать ганчо и болео. Или красные? Нет, красные –
это слишком вульгарно. Хотя… Нет, черные, только черные, к этой юбке надо
черные. Как шутит наш учитель, в танго главное - нижнее белье. И буду вести
себя одиноко-романтично. Хочется приключения. Ура.
Глава седьмая
Утро. Юра
Что со мной? Где я? Дома? Да, дома. Полный обрыв памяти. Или это был
сон? Да нет, какой сон, я танцевал с ней три танца, потом… Что было потом?
Потом мы поехали к ней, да, в «Президент-отель». Потом… Свет погас, горячие
губы и… И я ничего не помню! Я не помню, что было дальше. Я отключился? Не
может быть. Как я оказался дома? Что за чертовщина! Никакого похмелья, я не
пил. Машина! Где она? Посмотреть в окно.
Нет, все в порядке, стоит как всегда под окном. Когда я вернулся? Когда
разделся? Когда лег в постель?
Телефон! У меня есть ее телефон? Нет, я и не спрашивал. Так, что-то
припоминаю. Что-то чувствую. Горячие, горячие губы…
Закрыть глаза и вспоминать. Боже, неужели все это со мной было? Или это
мне приснилось, когда я приехал домой? Под каким кайфом я приехал? Мы
ничего не пили в этом отеле. Как только вошли в номер, она выключила свет. А
потом…
Не могу, нет, не смогу об этом думать, все как в тумане. И колени сразу
подкашиваются.
Телефон звонит. Да что я вздрагиваю? Лиза, наверно.
- Да.
- Буэнос диас.
Она! Опять задрожали колени. Сесть.
- Ты не слышишь меня? Почему молчишь?
Мне кажется, я первый раз слышу ее голос. Низкий, красивый, как музыка.
Еле заметный акцент. Нет, я вчера его слышал, когда она сказала: «Президентотель».
- Слышу. Но я не знаю, как тебя зовут.
Смех. Голос – тембр такой, что не сразу понимаю, о чем она говорит, только
слушаю его звук.
- Марго. Мы же не познакомились. А тебя?
- Юрий. Юра.
- Как доехал?
- Хорошо, наверно… раз доехал.
- Странно говоришь. Как будто себя не знаешь, не помнишь. Не помнишь?
- Не помню.
- Я научу тебя помнить… Опять молчишь.
- Марго?
- Да.
- Фестиваль. Вы… ты собираешься сегодня на милонгу?
- Да. А ты?
- Собираюсь.
- Хорошо. Там и увидимся. Пока.
- Пока.
Рука дрожит. Что со мной? Марго…
Вспомнил! Горячие губы. Горячая Марго. Отдельные воспоминания. Какието вспышки. Вспышки в темноте. Ее загорелые плечи, ноги, грудь. Губы, губы.
Спать, буду спать до вечера. А телефон? К черту, выключу. Она уже
позвонила, значит, теперь он не нужен. Спать.
Глава восьмая
Марго. Новости об алмазе
Телевизор здесь интереснее, чем у нас. Фильмов больше, передачи
разнообразней. Программа «Культура» вообще киноклассику показывает
постоянно. У нас такое редко бывает, а Бергмана уж точно не увидишь. Да и кто у
нас знает Бергмана, и я бы не знала, если бы не Фло. Помню, как смотрела по
нескольку раз эти черно-белые фильмы, как сначала они казались мне жуткой
скукой и старьем. И как постепенно, когда Фло заставляла пересматривать снова
и снова, я начинала прозревать, и видеть в них Нечто.
Я узнала главное, в перерывах между фильмом Антониони и передачей о
Боттичелли, в Новостях культуры, что редкий алмаз Азул был подарен испанцами
российскому коллекционеру, который занимает крупный пост в правительстве, и
будет представлен на вернисаже в Алмазном фонде. Выступят атташе по
культуре, посол Испании и будет еще какой-то концерт.
Как мне туда попасть? Осталась неделя. За неделю мне надо найти туда
путь. И не только попасть, - овладеть алмазом. Но сначала хотя бы оказаться там,
завести знакомства и узнать, в чьих он будет руках. Если его только передали, то
показывать будут еще не раз. На всех этих встречах его будет кто-то
представлять.
Кто?
Скорее всего, один и тот же человек, возможно, как раз именно этот атташе
по культуре, или министр культуры, чиновник. Я должна на него выйти.
Как?
Юра – художник, это видно невооруженным глазом, для этого даже не
нужны уроки Фло. Возможно, он, как известный художник, имеет связи в
культурных кругах. Но ведь не в чиновничьих. Он, конечно не нищий, но и не
социальный человек. В этих кругах он не вращается, это видно. Но у него вполне
могут быть знакомые, которые могут туда привести, могут.
Этот художник не отщепенец, не аскет, не маргинал, хорошо одет, машина.
Нет, он не нищая богема, нет. Значит, он поможет, хоть как-то, но поможет. Мне
нужно быть на этом вернисаже. Во что бы то ни стало.
Сегодня у меня с художником будет ночь дружеского знакомства. Он пьян
от любви, его можно брать тепленьким. Сегодня мы познакомимся поближе,
узнаем друг о друге все. Вернее, узнаю о нем все я. Ну, и пусть он обо мне
немножко. Я не против. Он симпатичный. Он дает мне много энергии.
Но – стоп. Я хочу любить, а рассуждаю опять как вампир. Он просто
поможет мне с Азулом. И все будет хорошо.
Танго. Сегодня я буду танцевать с аргентинцами. С Хуаном и с Паоло. А
Юра пусть смотрит и восхищается. Он еще картину с меня напишет. В этом я не
сомневаюсь. Это я вижу. Даже примерно представляю себе, какая будет картина.
Возможно, даже наверняка, он уже начал писать картину про танго, он же тангеро,
про что еще ему писать. И тут на картине возникну вдруг я.
Ванна, горячая ванна. Она меня успокоит. И немного вина. Вчера я не пила.
Сегодня выпью. А потом кофе. Погуляю по Москве и - на фестиваль.
Есть что-то трогательное в этих фестивальных милонгах. Русские - люди
крайностей и при этом очень творческие. И танго они занимаются творчески. Не
то, что у нас. С нами, конечно, в танце никакого сравнения, танец у нас в крови, но
у нас из танго сделали товар, брэнд, все так выпендриваются. А здесь – нет.
Здесь это дело не коммерческое, и люди, которые им занимаются, делают это для
себя. Видно, что они получают от танго огромное удовольствие и очень хотят
научиться танцевать, как мы. Они не понимают, что им не нужно стремиться к
этому. В технике они нас все равно не догонят никогда, у нас она с малого
детства. Но их танец особый, в нем есть свой аромат, они не понимают, что они
умеют то, чему аргентинцы никогда не научатся. У них есть какой-то особый
артистизм и вот эта трогательность. При полном иногда отсутствии техники.
Но сегодня я буду танцевать с «нашими», с аргентинцами, художник должен
быть полностью в плену моей любви, со всех сторон. Он пишет картину про танго?
Значит, я должна его очаровать как тангера. Затмить всех остальных приехавших
на фестиваль аргентинок.
Это я сделаю. Но надо постараться. Ванна. Вино. Десять минут транса, во
время которых я пойму, как я должна сегодня танцевать. Потом кофе и прогулка
по Москве. Пообедаю где-нибудь в «Славянском базаре». Есть еще такой
ресторан? Мама советовала какую-то забегаловку на Чистопрудном бульваре. Но
Москва меняется каждый месяц, возможно, что ее любимой забегаловки давно
уже нет.
На Красную площадь не пойду. Слишком официально и помпезно. Пойду по
старым московским улицам. Мама говорила, что в них особая прелесть Москвы, в
этих улочках. По сравнению с просторным Буэносом, я должна ощутить уют и
тепло этого большого города. Я готова.
Глава девятая
Вечер. Лиза
Сразу пригласили, вот что значит свободный настрой, люди это чувствуют.
Женя – хороший партнер, и мне всегда нравилось с ним танцевать. Но… Нет,
ничего не могу с собой сделать, любопытство пересиливает. Все смотрю и
смотрю, что происходит с Юрой и этой новой тангерой. Вот он подошел к ней, она
улыбнулась, пожала плечами, что-то сказала.
Он отошел! Она ему отказала! Вот это новости… В такие моменты Юра,
долго не раздумывая, обычно идет к другой девушке, как правило выбирает
самую красивую, и танцует с ней. А сейчас… Не вижу, его скрыли танцующие
пары.
Нет, не танцует, вот, вижу. Сидит. Тупо смотрит куда-то вдаль
остекленевшим взглядом. А тангера… Тангера идет танцевать. И с кем! С
середничком, почти начинающим.
Или я ошиблась? Нет, точно, это Алексей из школы Алисы. Он никогда не
умел танцевать. Чудеса, не верю своим глазам! Ганчо, постоянные, обоюдные
ганчо, волькады, сальтады, саккады, хиро, удивительные болео. Даже пьерна сэс!
Такое можно увидеть только в шоу.
Я протанцевала танду, не заметив. Женя разочарованно смотрит на меня, я
пожимаю плечами: извини, что-то не в духе. А сама смотрю – чудеса! Многие
наши тангерос, танцуя, смотрят на них. Может, Лешка в Аргентину смотался и всю
неделю сутки напролет брал частные уроки у лучших тангерос мира? Но даже
если было бы так. В танго все равно невозможен такой прогресс за неделю,
особенно у Лешки. Такое может случиться с девушкой, если у нее самый крутой и
при этом самый деликатный партнер. Но чтобы мужчина за неделю научился так
вести? Не бывает.
Но значит, бывает. Они танцуют вдохновенно, красиво, чувственно, в
близком объятии. Да, в близком объятии. В таком положении трудно выделывать
причудливые фигуры, и поэтому даже признанные аргентинцы танцуют их в
объятии открытом. Но здесь происходит что-то невероятное.
И эта загадочная тангера... Если бы я не знала себя, я подумала бы, что у
меня какая-то длительная галлюцинация. Но я вижу реакцию всех. Или мне это
тоже кажется? Нет, танцевать больше нельзя. Надо пойти прийти в себя.
Покурить, чего-нибудь выпить. Не хотела пить ничего спиртного, но не могу,
выпью.
Люблю эти летние фестивали. Даже не верится, что ты в Москве, как будто
переехал куда-нибудь в Европу. С таким количеством иностранцев можно
пообщаться только во время них, пообщаться и потанцевать. Так что же я тут
сижу и пью мартини? Потом от меня будет пахнуть и координация нарушится.
Надо взять себя в руки и идти танцевать. А вот и Лешка, мокрый и счастливый.
Сейчас мы его расспросим обо всем.
- Лешка!
- Да, Лиза, привет. Хорошо я танцевал с этой аргентинкой?
- Хорошо? Да ты танцевал как бог!
- Чё, правда?
- Ты уроки брал, что ли?
- Да нет, не брал я ничего. Ты же знаешь, сколько они стоят. Мне еле на
билеты хватило на эту милонгу. Итак, семьсот рублей сделали, жлобы. А
аргентосы по пятьдесят евро за групповые заломили.
- Что за аргентинка, Леш? Ты молодец! Набрался храбрости, пригласил.
- Да ты что, Лиз! Думаешь, это я? Да я в жизни бы с аргентинкой не пошел,
я чё, ненормальный. Нет, ну может, после лет десяти занятий. Она сама…
- Что сама? Сама тебя пригласила?
- Ну.
- Не фига! Но подожди, нет, я не понимаю, как ты мог так танцевать?
- Да как - так? Вроде ничего особенного не делал.
Леша смущенно улыбался. Он понял, что я действительно не вру, не льщу
ему, что я удивлена.
- Что ты хочешь от меня услышать, Лиз? – спросил он.
- Да сама не знаю. Ее легко вести? Нет, не то спрашиваю. Как тебе это
вообще…
- Ты знаешь, первый раз я просто не вел. Вот тебе и аргентинское танго, вот
тебе и мужской танец. Честно говоря, я не думал, что так бывает. – Лешка слегка
задумался, достал сигарету, щелкнул зажигалкой, закурил. Я видела, что он
слегка смущен. - Я не хотел об этом никому рассказывать, но тебе скажу. Я
полностью расслабился. Я был… женщиной. Она меня вела, а я летал.
- Этого не было видно.
- Она какая-то волшебная танцовщица. Когда она пригласила меня…
- Пригласила? Странно… Подожди, а как она это сделала? Как пригласила?
- Очень просто, Лиз, подошла и пригласила. Представь себе, бывает и так.
И не говори, что ты такого никогда не видела.
- По-испански?
- Нет, по-русски, с акцентом. Как будто только и знала слова «Можно вас
пригласить?». Нет, вру, она сказала «ангажировать». Точно - ангажировать. И
улыбнулась. Ну, я сразу поплыл.
- Надо же. Она еще и по-русски говорит.
- С акцентом, я же сказал.
- Интересная какая аргентинка.
- Не то слово. Ну вот, я ей говорю: «Я недавно танцую, год всего».
- А она?
- А дальше она по-английски. «Летс гоу ту дэнс». И по-испански:
«Байламос». Остальное ты видела.
- Да, чудеса. Где она…
Я замерла, потому что тангера проходила мимо меня. Она пошла к
лестнице. Мы с Лешкой смотрели ей вслед. И вдруг она резко обернулась,
улыбнулась и подмигнула нам. Мы даже не успели ответить на ее улыбку – так
были с Лешкой растеряны.
И пошли танцевать. И снова я танцевала с прежним Лешкой, который не
собирал ноги, вел не корпусом, а руками, не попадал в такт. Но мне было с ним
весело, как всегда весело и хорошо. А потом, когда протанцевали танду, я села, и
меня пригласил австралиец, немолодой, но очень симпатичный. Оркестр заиграл
«Либертанго» Пьяццолы, и мы очень хорошо, душевно потанцевали. А потом
пошли пить кофе, и он рассказал, что приехал из далекой Австралии, потому что
слышал, что в России сегодня самое интересное аргентинское танго. После
Аргентины, конечно. Что только в России у танго есть определенные оттенки,
которых нет нигде, и он счастлив, что находится здесь.
- И что, вы увидели эти оттенки? - спросила я.
- О да! - сказал австралиец. - Что будете пить, Лиза?
- Кофе.
Он оставил мне свой адрес, телефон и мэйл. Я ему тоже. Он сказал, что
приглашает меня в Австралию. Он найдет мне лучшее романтическое жилье, и
кенгуру будут приходить ко мне на террасу. Я сразу спросила про кенгуру, потому
он так и сказал. Про то, что оплатит билет на самолет, он не говорил. И я решила
сменить тему.
Потом мы опять танцевали, потом меня пригласил аргентинец лет сорока,
поджарый и красивый. Он подолгу стоял на месте и сильно сжимал меня в
объятиях. Я все думала – это и есть то волшебное аргентинское танго с
носителем танца? Странно. Но потом, после того как мы с ним расстались, я все
время вспоминала эти медленные шаги и эти крепкие объятия. Я даже ходила
после этого по-другому. Меня как будто подменили. Я как будто играла леди из
высшего английского общества, мне не хотелось ни пить ни курить, и даже
говорила я по-другому. Что кстати и заметили многие в тусовке. А Черкизов
понимающе улыбнулся. Он внимательно смотрел, как я танцевала с аргентинцем,
и сразу все понял.
- Теперь ты видишь, в чем их магия? – спросил он. – Кажется, ничего
особенного не делают. Но в этом-то и вся суть. Поворот головы, постановка
корпуса. Объятие. Объятие – вообще главное в танго. У нас большинство этого не
понимает.
- Да, Саша, это было прекрасно. Когда танцевала, казалось как-то странно.
Но до сих пор во мне звучит этот медленный ритм, который создал он из быстрой
мелодии и до сих пор хочется двигаться так же спокойно и с достоинством, не
спешить делать шаги. В общем, все делать так, как это получалось в танце. Но в
жизни почему-то не получается.
- Ничего, получится, у нас все еще впереди.
- Все только начинается? - спросила я пятидесятилетнего Черкизова.
- Точно! – захохотал он так громко, что привлек внимание чопорных
англичан.
Глава десятая
Ночь. У Марго
Что со мной? Мне не двадцать лет. Почему я позволяю себе так
распускаться в своих эмоциях? Для чего я тогда так часто читаю буддистские
книжки, хожу к психологу? И сразу же, на первом повороте не выдерживаю первой
же эмоциональной встряски? И даже сейчас не могу успокоиться. Пульс
участился. О танго, с тех пор как она ушла, и думать не могу. А вон сколько
девушек. И я любил раньше танцевать со всеми. А сейчас это кажется абсурдом.
Хочется напиться. Но как тогда поеду домой? И напиваться – к чему это? Надо
взять себя в руки и успокоиться работой.
Что там с моей картиной? Она неожиданно стала другой. Ну и хорошо.
Когда думаю о картине, опять беспокойство, тревога. Что это? Это все она,
тангера, Марго. Надо забыть ее, вычеркнуть из жизни. Нельзя позволять себе так
растрачивать энергию.
- Пока, да. Счастливо, нет, извини, Лен, сегодня не могу. Усталость, видно,
накопилась.
Все девушки прощаются со мной с сожалением, разочарованием. Они
рассчитывали, как обычно, протанцевать со мной минимум танду. Девушкам из
свей группы я никогда не отказывал, всегда приглашал, тем более на ночной
милонге, когда много времени для всего. А тут ухожу, ни с того ни с сего. И они
теряют потенциального партнера.
Уезжаю первый. Дураков больше нет - сваливать с такого фестиваля в
самый разгар. Только я. Но ведь она тоже уехала.
Так, куда это я еду? Да я же еду в «Президент-отель»! Ну что ж, значит
судьба.
- Госпожа Монтес? – широко улыбается мне девушка на ресепшне. – Да,
она у себя. Она только недавно вернулась. Да, не одна. Пожалуйста.
Бар. Виски-бар! Как там поет Моррисон?
Show me the way weeske-bar.
Нет, никаких баров. В машину и домой. Не засну – значит, буду работать.
Все, решено. Несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить пульс.
Ну вот, уже лучше. Музыку. Не танго, что-нибудь повеселее. Том Пэти. Да,
Том Пэти. В самый раз. И домой.
- Да, слушаю. Нет, я ушел. Нет, не хотелось танцевать. Болею? Нет, не
болею. Устал, наверное. Сейчас? Хорошо, я приеду. Да, конечно, помню. Еду.
Все та же девушка на ресепшне. Теперь она – само внимания и сама
любезность:
- Извините, вы - Юрий Назаров? Вы к госпоже Монтес? Она оставила вам
ключ. Просила подождать у нее в номере. Она будет через тридцать минут.
Ключ. Номер. Полумрак. Музыка. Сигареты. На столе виски.
Рука дрожит, но надо выпить. Со льдом? Безо льда? Безо льда. Изо-льда.
И закурить. Зажигалка. Щелчок. Огонь. Дым.
Дверь. Дверь открывается. Марго. Голова кругом. Этот обволакивающий
запах... Эти руки... Волосы… Горячее смуглое тело…
Музыка становится энергичнее, и мы движемся точно в такт. Я в ней или
она во мне? И это тоже танго. Настоящее танго. Брутальное и нежное, сладкое и
чуть солоноватое, отдающее в каждой клетке, в каждом мускуле тела, и уносящее
куда-то далеко, в волшебный фантастический мир. И взрывающееся судорогами
наслаждений.
И вдруг - утро. И ее улыбка. Она выходит из душа, и я не могу оторвать глаз
от ее тела – ровный загар, без единой полоски. Или она такая смуглая? Обнимаю
ее, опускаю руки на бедра, глажу упругие ягодицы. И смотрю в зеркало. Мои руки
обнимают ее талию, опускаются и поднимаются к спине. Опять опускаются.
- Ты такая смуглая или загораешь голой? – спрашиваю. Касаюсь груди,
темного соска.
- И то, и другое, - смеется. - Я же только наполовину аргентинка. Отец –
местный абориген, с испанской кровью, а мать – русская. - Видя мой интерес: - Да,
бабушка эмигрировала во время войны. – И вдруг, неожиданно, освобождаясь из
моих объятий: – Тебе пора. У меня сейчас деловая встреча.
- У тебя в Москве бизнес?
- Да, бизнес.
- Какой?
- Ювелирным. Тебя это удивляет? – и она внимательно смотрит за моей
реакцией, серьезно, но с едва заметной улыбкой.
- Нет, ничуть. Я не сомневался, что такая роскошная женщина как ты
должна заниматься серьезным бизнесом.
Одеваюсь.
- Хочешь мне помочь?
- В бизнесе? Я? Ты смеешься? Я пишу картины и больше ничего не умею.
- Ты умеешь танцевать танго, - смеется Марго.
- Да, танго, забыл. И чем я могу тебе помочь? Как? Кстати, у вас все в
Аргентине так танцуют? Или ты этим занимаешься профессионально?
- В Аргентине вообще танго танцуют мало. Да, не удивляйся. Это больше
миф. Танцуют в Буэносе, и все. Чуть отъедешь – никакого танго, одна большаяпребольшая провинция. Да и Буэнос - провинция.
- А что не провинция?
- Париж. Лондон. Пожалуй, все. Местами Барселона.
- А Москва?
Она улыбается, но не иронически, а тепло. Так улыбаются детям, когда
хотят их утешить.
- Ясно. Так ты танго профессионально занимаешься? Ты не ответила.
- Профессионально я не занимаюсь ничем, - опять смеется. – Хотя нет,
немного - бриллиантами.
- Лучшие друзья девушек, да?
- Да. Именно.
- И я могу тебе в это помочь?
- Можешь. – Задумалась на несколько секунд. - Наверняка можешь, если
захочешь. Захочешь?
- Уже захотел.
- Один известный российский коллекционер приобрел Азул – алмаз,
который я должна увидеть. Это связано с моим бизнесом. Приобрел он его при
содействии испанского посольства. Когда его представят на всеобщее обозрение
– неизвестно. А мне надо увидеть его вблизи, сейчас. С Испанским посольством у
меня контактов нет. Я, конечно, могу их навести. Но для этого нужно связываться
с людьми в Мадриде, в Буэносе, вести переговоры, а у меня мало времени.
Замолчала, смотрит на меня вопросительно.
- И что, ты хочешь, чтобы я сделал? Помог тебе навести контакты с
Испанским посольством? Я с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться.
- В Посольстве будет встреча с деятелями культуры. С музыкантами,
писателями, возможно художниками. И русский министр культуры как раз будет
представлять там алмаз. Это не афишируется, прием будет закрытым. Мне очень
хочется быть на нем. Мне это очень нужно для моего бизнеса. - Смотрит в
сторону, потом резко на меня. - Наверняка, ты знаешь кого-нибудь из тех людей,
кто там будет.
- А кто там будет?
- Вот список.
И она достала приглашение.
- Так это же приглашение!
- Да, но не на мое имя.
- Вечер через неделю. В общем, думаю, это может оказаться совсем не так
сложно. Я попробую. Есть один человек. Он организовывал мне выставку.
- Кто? – надевает свои чулочки в сеточку. И я умираю от возбуждения.
Зачем она их надевает? Сейчас только утро… Сказала, что у нее деловая
встреча.
Смотрит на меня, подходит. Кладет руку мне на плечо, а ногой в чулке
обвивает бедро. Зачем я оделся?
- Кто? – напряженный, требовательный взгляд. - Кто тот человек, которого
ты знаешь?
- Министр.
- Ты знаком с министром?
- Да. Мы раньше общались, он был искусствоведом. Это сейчас к нему не
пробьешься, а когда-то мы тусовались. Но нет, вру, он и сейчас иногда помогает.
- Как его зовут?
- Алексей Соболев.
- Так это же он!
- Что - он? – не понял я.
- Он и есть тот самый коллекционер!
- Серьезно? Не знал за ним этого увлечения. Он всегда был немного
скрытным.
- Ты поговоришь с ним?
- О чем?
Молчит. Отвернулась. Ну что я за идиот!
- А, ну да, извини, конечно, поговорю, и попрошу, чтобы он тебя пригласил.
И повод хороший есть – фестиваль «Ночи милонгеро». Скажу, что ты наша
важная гостья.
- Нас.
- Что – нас?
- Пригласил нас, нас с тобой.
- Я об этом не подумал.
- Почему?
- Не хожу на такие тусовки.
- Не любишь?
- Не люблю.
- И со мной не хочешь? – Снимает ногу с моего бедра.
- С тобой хочу. – Беру ее за коленку и возвращаю ногу обратно.
Мы так и стоим в этой позе. Затем я несу ее к кровати. Бережно кладу и
только собираюсь упасть на нее – как есть, в джинсах, рубашке, она тут же
вскакивает.
- Нет. Потом, не сейчас. Я спешу. А тебе пора. Уходи.
Целую ее в губы, и она не отвечает на мой поцелуй. Она где-то далеко.
- Может, спустимся, выпьем кофе?
- Нет, уходи. Я позвоню.
Пожимаю плечами и выхожу из номера с незастегнутой рубашкой,
взлохмаченный. Молодая симпатичная горничная с понимающей улыбкой кивает.
Ноги ватные, по всему телу разливается ни разу не испытанное за сорок лет
чувство, когда в каждом мускуле при его сокращении как будто происходит миниоргазм. Хочется сесть куда-нибудь и отдаться этим физиологическим радостям.
Суббота, и машин с утра мало. Приеду - и буду работать. Странно, так мало
спал, а совсем не хочется. Энергия просто переполняет. Боже, я обожаю тебя,
Марго! Хочу, люблю, всю, всю, везде, везде.
Сзади гудят, давно горит зеленый. Надо быть внимательней.
Глава одиннадцатая
Ведьма
Художник сделает все, что мне надо. Меня пригласят на этот прием, в этом
я не сомневаюсь. А что дальше? Загипнотизировать министра и стянуть алмаз?
Вряд ли это возможно. Нет, путь должен быть гораздо более длинный. Он должен
сам отдать мне этот алмаз. Отдать, а потом забыть об этом. Подарить – а потом
забыть. Но для этого я должна познакомиться с ним. И как минимум влюбить его в
себя. «И этот влюблен», - бабушка часто цитировала Блока. Что ж, и этот
влюблен. Срочно звонить художнику.
- Ты доехал?
- Да, только что.
- Ты думал обо мне?
- Я все время о тебе думаю.
- И я.
- Хочешь, я приеду?
- Нет. Не сегодня. … Знаешь, я подумала, насчет того приглашения.
- Да. Что, не надо? Передумала?
- Нет, нет, что ты. Ты говоришь, он вернисажи тебе устраивал?
- Да. Мне и моим друзьям.
- Ты хорошо его знаешь?
- Ну, можно сказать, достаточно для деловых контактов.
- Можешь меня с ним познакомить?
- Я же сказал - конечно. На вечере и познакомлю.
- Нет, мне нужно раньше.
- Раньше?
- Ты удивлен? У меня бизнес. Мне нужен такой контакт. Что ты молчишь?
- Думаю.
- Тебе это сложно?
- Честно говоря, наверно… не очень легко.
- Сделай это для меня.
- Хорошо, я постараюсь.
- Сделай, пожалуйста.
- Хорошо, хорошо, Марго.
- Мне нужно срочно. У меня совсем нет времени.
- Ты собираешься уезжать?
- Нет, я не в том смысле. У нас вообще нет времени. Ни у кого. Жизнь
короткая, а мы беспечно не думаем об этом. Я привыкла все делать быстро и
сразу. Если мне надо что-то делать - я делаю. Если люблю кого-то... Ты заметил.
- Хорошо.
- Завтра. Позвони ему завтра.
- Позвоню, но не знаю...
- Тебе ничего не надо знать. Позвони завтра и назначь нам встречу. Скажи,
что известный культурный деятель из Аргентины ищет с ним встречи. Скажи, что у
него, то есть у меня, всего два дня. Нет, один день. Завтра. Вечер. Пусть найдет
время. Пусть отменит все дела.
- Но, знаешь, это …
- Что?
- Да нет… ничего. Его просто может не быть в Москве.
- Он в Москве. Я уверена.
- Почему ты так уверена?
- Потому что он очень мне нужен. Если ты захочешь, ты убедишь его. У тебя
получится, Юра. Я знаю. Спокойной ночи.
- Я еще не ложусь.
- А ты ложись. До завтра.
Мне нравится этот художник. Но я ведь не люблю его. Совсем не люблю.
Мне, похоже, не знакомо это чувство. Фло говорила, что надо очень хотеть, надо
все время помнить о том, что хочешь испытать, и рано или поздно испытаешь. Что
ж, буду хотеть и буду помнить.
Но сейчас мне хочется совсем другого. Хочется одной гулять по Москве. И
встречать рассвет. Где жила бабушка? На улице Неждановой. Сейчас она
переименована в Брюсов переулок. Поеду туда. Закажу такси.
Глава двенадцатая
Картина
Картина как будто живет своей жизнью. Рисую одно, а получается… Что-то
не помню такого со мной. Со студийных времен не помню. Но тогда я не был
хозяином кисти, а теперь я рисую то, что хочу.
Значит, я этого хочу. Что это за черты лица? Они как будто проступают
сами. Как будто кто-то моей кистью водит. Но получается неплохо. Надо отдаться
этому и ни о чем не думать.
Звонок. Она?
- Это я. Не ожидал?
- Напротив, был уверен, что ты.
- О, ты телепат.
- Наверно, когда это мне нужно.
- Я подумала… я ведь танцовщица.
- Да, я видел. Ты танцуешь божественно.
- Спасибо. Ну вот, я же мастер-класс буду давать.
- Мастер-класс? Где?
- Как где? У вас на фестивале.
- На «Ночах милонгеро»?
- Да. Почему это так тебя удивляет?
- Да потому что ты не заявлена. Ни в программе фестиваля, ни в программе
мастер-классов тебя нет.
- В программе нет, потому что это бонус, сюрприз.
- Надо же. Это неожиданно. Когда?
- В последний день. В последний день шоу. А мастер-классы … я еще не
решила.
- Как? Там все расписание известно.
- Известно, но только не для меня. Я к чему все это. Министра… пригласи
министра на мой мастер-класс. А потом предложим провести мастер-класс для
министров и их жен. Здорово я придумала?
- Да… наверно. А им это нужно?
- Ты серьезно?
- Что?
- Сомневаешься - серьезно? Неужели ты думаешь, что женщины из вашего
высшего общества не захотят взять мастер-классы у одной из лучших
аргентинских танцовщиц?
- Женщины – да. Но не их мужья.
- Захотят они – захотят и их мужья. Не зря же они стали их женами.
- Ты хочешь, чтобы я пригласил его на мастер-класс?
- Да. Скажи ему, что известная аргентинская танцовщица Маргарита Монтес
приглашает его к себе на урок и на шоу. Я думаю, не один мужчина не устоит
перед таким приглашением.
- Ладно, хорошо, передам. Сегодня увидимся?
- Обязательно, на фестивале. Аста ла виста, амиго.
- Аста…
Она повесила трубку. Все. Работать больше не могу.
Знакомства…министр… Бред какой-то. Но в принципе, раз она этого хочет...
А ведь она права: ему будет приятно, интересно. А я как раз хотел
продолжить с ним знакомство, вот и продолжу, повод есть. Но зачем ей это надо?
Ах, да, бизнес. Марго и бизнес? Странно. Ладно, не мое дело. Мое – чтобы она на
картине вышла хорошо.
Вышла – она? Марго? Значит, я рисую все-таки ее? Вот и оговорка. Да, да,
ее, теперь ее. Я никогда себе этого не говорил. Вот и проговорился. Поэтому она
и меняется. Меняется к лучшему? По крайней мере, тангера на картине стала
загадочной. Я смотрю на нее подолгу, и приходят все новые и новые идеи.
Это мешает. Каждый раз как будто начинаю писать ее заново.
Глава тринадцатая
Лиза. Танго и тантра
Он, конечно, не молод, но он такой сильный, сильный не только в танго. И
такой же, как в танго, нежный. Все-таки танец – это сексуальный тест. Если тебе
нравится с мужчиной танцевать, значит, и секс будет хороший. Это сразу видно.
Танго – танец нюансов. Все ясно без слов. В принципе, уже в танго начинается
секс. Только что не раздеваемся догола и нет трения гениталий. А все
остальное… Один секс. Когда, конечно, не надо думать о технике и волноваться,
что делаешь не те шаги. То есть когда уже потерял в танце девственность и
можешь подумать о качестве акта.
Он то порывистый, то нежный. И все время сильный, мощный. А как долго,
боже мой! Я кончила уже четыре раза, а он все продолжает. Тантрический секс.
Что-то не помню, чтобы с кем-нибудь из мальчиков у меня такое было. О, Саша,
да, да, еще, да!
Он не собирается кончать.
- Ты не будешь кончать?
- Нет, - улыбается.
- Вообще?
- Вообще.
- Почему?
- Потому что хочу еще.
- Ну а в конце-то кончишь?
- Нет.
Точно, тантрист. Или даос? Даосы, кажется, вообще не кончают. В «Дао
любви» написано, что мужчина, который не эякулировал после ста соитий,
бессмертен.
- Мужчина, который не эякулирует после ста соитий, бессмертен? Да?
- Ты о чем?
- «Дао любви». Я читала. Или кто-то из древних китайцев.
- В общем да. Ну, не бессмертен, конечно, но вечно молод.
- Как ты?
- Как я. – Радостно хохочет.
- Ты серьезно?
- Абсолютно, - и не смеется.
- Это так важно?
- Это самое важное. И для танго в том числе. А что может быть важнее
танго, Лиза? Что?
- Но почему? – вопрос о танго игнорирую. - Ведь оргазм – это высший пик
наслаждения. После которого наступает полный релакс.
- Это не высший пик наслаждения. Это спазматический акт. Наслаждение
возникает – самые разные его оттенки, наоборот, когда оргазма нет. А после него
только сначала хорошо, а потом из-за жуткой растраты энергии - сильный спад,
после которого восстанавливаешься неделю.
- Я что-то раньше такого не слышала. А у женщин тоже?
- И у женщин. Но у них в меньшей степени.
- Значит, мне можно?
- Это тебе решать.
- Я хочу еще.
- Иди ко мне.
Вот тебе и пятидесятилетний чувак. Старее старых, моложе молодых, как
поет Шнур. Он отвлек меня от Юры. И хорошо, а то совсем с ним и с его
аргентинкой фестиваль прошел бы мимо меня. А с Сашей я и натанцуюсь, и…
пять оргазмов… Когда такое было? По-моему, никогда. Но если он говорит, что
после одного оргазма восстанавливаешься неделю, то что же происходит после
пяти? Надо будет за собой понаблюдать.
Глава четырнадцатая.
Юра. Переговоры с министром
- Спасибо за приглашение, это очень интересно. Я и моя жена просто
обожаем танго.
Обожаем танго… надо понимать, сейчас последует вежливый отказ.
- Так вы придете, Алексей Борисович?
- Увы, нет, никак не могу. Государственные заботы.
Этого следовало ожидать. Или еще не все? Вроде он пока со мной не
прощается.
- Подождите у телефона, Юра, минутку.
- Хорошо.
Слышно, как говорит с кем-то. С женой, наверно. Что-то о дне рождения.
- Юра.
- Да.
- У меня к вам встречное предложение.
- Да, я весь внимание.
- У моей жены завтра день рождения. Она приглашает Маргариту Монтес.
Со своим партнером выступить у нас.
- С партнером?
- Ну конечно.
- Да. Я обязательно ей передам. Спасибо за предложение.
- Начальника моей службы безопасности зовут Сергей, он позвонит вам и
пришлет за вами машину.
- Вы и меня приглашаете?
- Ну конечно, Юра. Как же без вас? Вы же тоже, по-моему, танго танцуете?
- Я? Да… немного. Но я не выступаю в шоу.
- Да? А что же вы так? Ладно, я смеюсь. Конечно, завтра ждем и вашу
очаровательную танцовщицу, и вас.
- Спасибо. Я обязательно передам ей.
Глава пятнадцатая
Марго. В гостях на Рублевке
Да, он влюблен. И влюблен сильно. Но я доведу его влюбленность до
умопомрачения. Вчера я опять не стала танцевать с ним и бросила его. А этот их
Черкизов очень хорош. Настоящий аргентинец. Юре до него далеко. И
артистичен, и сексуален. Не очень молод, правда. Но это ему даже идет. Девушки
смотрели на меня со злостью. Особенно одна, та, что любит Юру. Не бойтесь,
девчонки, он мне не нужен.
Он мне не нужен, он может только все испортить. Начнет еще ревновать. А
мне надо в критической ситуации соблазнить самого министра. Возьму
стареющего русского Д*Артаньяна, он великолепен. И танцует как бог. Слышали
бы меня аргентинцы! Но он действительно лучше их. Столько эмоций, столько
секса! А у них – все это только для шоу, разучились получать удовольствие от
танго. А этот русский только тем и занимается, что балдеет. Ну, вот и телефон
звонит.
- Монинг. – Это с ресепшн.
- Монинг.
- Госпожа Монтес, с вами будет говорить, Евгений Мартынов, начальник
службы безопасности…
- Спасибо, очень хорошо.
- Госпожа Монтес…
- Да. Это я.
Хорошо, что взяла русского партнера. Аргентинцы непредсказуемы возьмет да откажет. Если ему лень, если всю ночь гулял, он может и послать.
Даже министра. А русский своего министра не пошлет. Да к тому же сообщество
танго в России состоит не из богатых людей. Это видно. Так, богема,
программисты, журналисты, психологи. Редко когда появляются бизнесмены. Да и
то довольно средней руки.
- Откуда вы знаете русский? – Начальник службы безопасности хочет быть
со мной галантным. – Вы говорите почти без акцента.
- Я наполовину русская.
- Да что вы! Вот это сюрприз! – неподдельное изумление и еле скрываемая
радость.
- Да, у меня мама русская.
- Ах, вот оно что, а я-то думаю.
Улыбаюсь.
- Извините, госпожа Монтес, что пришлось сделать небольшой крюк.
- Не стоит. Москва так красива. Ездила бы и ездила.
- Вы в час пик по ней не ездили.
- Что? Ах, да, пробки…
- В Буэнос-Айресе пробок нет?
- В Буэнос Айресе пробок нет.
Зачем вру? Затем, чтобы не продолжать этот интеллектуальный разговор.
О чем он еще спросит? Какая в Буэносе погода? Нет, останавливается.
- Извините. Вот он, танцор.
Тангеро. Русский тангеро. Хорош, очень хорош. Главного охранника как
будто не замечает. Видно, что по жизни ни перед кем не расшаркивается. Гордый
и независимый. Еле заметно кивнул и сразу ко мне:
- Доброе утро, Марго, я так рад вас видеть! – Сияет. И это искренне. - Это
ваша инициатива?
- Да, это госпожа Монтес выбрала вас, – отвечает охранник, хотя тангеро
на него даже не смотрит. Не удостаивает взглядом даже после его ответа.
Смотрит только на меня:
- Очень польщен. Должен сказать, что вчера получил огромное
удовольствие. Я танцевал и с Сильвиной и с Хименой. Но с вами… Это нечто!
Почему я о вас ничего не слышал?
- Я не выступаю в шоу.
Буду приветливой, милой, но загадочной и таинственной.
- Вот как? Почему? У вас для этого все данные. Да какие данные! Простите,
если сморозил глупость.
- Сморозили? Почему сморозили?
- Да так у нас говорят. Вы бы затмили всех. Вы тангера номер один.
Неужели у вас в Аргентине много таких, которые вот так танцуют, а в шоу не
выступают?
- Нет, такая я одна. - Загадочно улыбаюсь.
- Да, не сомневаюсь, - смешно вздыхает тангеро.
- Всё, мы приехали, - непонятно, охранник говорит нам или в свой блю-туз.
- Быстро… Даже жалко, - с притворной грустью и улыбкой обращаюсь к
Черкизову.
Он улыбается в ответ и как будто случайно касается моего колена.
- Но день только начинается, - он чуть ли не подмигивает.
Без ответа.
Охранник выбегает, чтобы открыть перед нами двери. Я выхожу. Черкизов
не дожидается, открывает дверь и выходит сам.
Все даже проще, чем я думала. Министр запал сразу же, забыл о жене, о
ее дне рождения. После нашего с Черкизовым танца подошел, поцеловал руку, я
смотрела на него непрерывно, он покраснел. Обнял меня за талию, я не убрала
рук, склонилась к нему, он коснулся губами моего голого плеча. Я поняла – готов.
- Какой у вас красивый камень, - сказал он, глядя на мой бриллиант на шее.
- Да, - вздохнула я, - камни – это вообще моя слабость.
- Лучшие друзья девушек – бриллианты?
Я не ответила на его «остроумие». Продолжала смотреть на него, ну давай,
министр, говори про Азул.
- Вы знаете, а я как раз коллекционирую камни.
Изображаю удивление и восторг.
- У меня, по-моему, неплохая коллекция. Хотите, я покажу ее вам?
- Вы еще спрашиваете! Конечно, хочу.
- Недавно приобрел один камешек. Очень горжусь этим приобретением.
Алмаз Азул, не слышали?
- Нет.
- С ним много всяких мистических историй связано. Исторический камень.
- Ужасно интересно. Расскажите.
- Я купил его у испанского коллекционера. Азул исторически принадлежал
Екатерине Второй, нашей императрице. Говорят, он обладает особыми
свойствами.
- Какими?
- Точно не знаю, что-то мистическое.
- А кто говорит?
- Знатоки.
- Как все туманно и таинственно.- Улыбаюсь чуть-чуть иронически, чтобы
подразнить его.
- Хотите на него посмотреть?
- Вы меня дразните. Я же сказала, камни - моя слабость.
- Вы божественно танцуете. Я забыл обо всем. Я сразу захотел научиться
танцевать танго. – Уводит в сторону.
- О! Обычно этого хотят женщины. Среди деловых мужчин это редкость.
- Я эстет.
- Да, я вижу.
- Ну а женщины… Жена давно бредит танго, поэтому вас и пригласила.
- В Москве много школ.
- Она не хочет ходить в обычные школы, вы понимаете…
- Ну да, наверное. А что она хочет?
- Она хочет брать уроки у аргентинцев.
- А вы хотите?
- А почему вы спрашиваете?
Вот она, советская натура, вопросом на вопрос.
- Потому что меня интересуете вы. - Вот так, прямо в лоб и наповал.
Молчит минуту.
- Конечно, хочу. Вы дадите нам уроки?
- Вам?
- Мне и жене. Она мне не простит, если…
Нет, не уводит. Напротив, намекает на дальнейшие контакты.
- Дам, конечно. Но один или два. Не больше. Я скоро уезжаю.
- Этого будет достаточно? Двух уроков?
- Достаточно для чего?
- Чтобы танцевать танго.
- На первом уровне – да. На милонгах сможете танцевать.
- Милонгах?
- Вечеринки аргентинского танго, они почти каждый день в Москве проходят.
Как и во всем мире. Почти во всем мире. В арабских странах танго не танцуют. –
Намек на то, что он мотается по арабским странам, но он не реагирует, как будто
не замечает, - хорошая партийная закалка.
- А у нас? У нас танцуют в ночных клубах?
- Да, именно в клубах. А… вам наверно там появляться неудобно. Я не
подумала.
- Ничего, мы откроем свой клуб.
- Да, но для этого надо, чтобы были не только вы и ваша жена. Приводите
еще кого-нибудь.
- Обязательно, госпожа Монтес. Хотя я не понимаю, почему мы не можем
открыть клуб только для себя.
- Это будет не клуб. В танго важна атмосфера. Атмосфера милонги. Когда
все танцуют со всеми. Аргентинское танго – не бальное, это не спорт и не
соревнования. Люди танцуют для себя и любят менять партнеров. Все как в
жизни.
- Понятно… - целует мне руку. Затем поднимает глаза и долго смотрит.
Взгляда не отвожу.
- Зовите меня Марго.
- Обязательно, Марго. Когда первый урок?
- Завтра.
Часть вторая
Бархатное танго
Глава первая
Буэнос-Айрес. Набережная Риа-де-ла Платы
Она сидела в кафе, на набережной Риа-де-ла Платы и смотрела на
снующего от столика к столику Хорхе. Каждый раз, проходя мимо нее, он
улыбался ей и подмигивал. Когда-то он был ее любовником, недолго, всего
несколько ночей, но оба помнили эти горячие ночи, и, каждый раз встречаясь в
этом кафе, и Марго и Хорхе вспоминали жаркие объятия.
Они не выходили из дома ровно семь дней и семь ночей, с воскресенья по
воскресенье. Но как только прошла неделя, Марго выгнала Хорхе. Они получили
друг от друга все, что могли и хотели, дальнейшее совместное пребывание ни
ему, ни ей нужно не было. Чего Марго не могла терпеть в жизни – это
обязательств, инерции и прочих неискренних проявлений. Они выпили друг друга
до дна, провалились в чувственную любовь, ушли на неделю из реальной жизни,
но когда эта неделя прошла, оба поняли, что пора возвращаться. Поняли оба, но
инициативу взяла на себя как всегда она. Женщина. Марго.
Но они остались друзьями. Если можно назвать дружбой частые встречи в
кафе, где Хорхе работал официантом и куда Марго приходила посидеть и
посмотреть на реку с чашкой кофе. Хорхе варил ей особый кофе. Добавлял туда
разные пряности, спрашивал, как дела и, не дожидаясь ответа, переходил к
другому клиенту. Однажды, когда он попытался завести разговор о том, как им
было хорошо, Марго резко оборвала его, и Хорхе сразу перевел беседу на другую
тему. Больше он никогда не намекал на их прошлую близость.
Марго поймала на себе его взгляд. Он показывал ей, что к ней идут.
Наконец-то, Флоринда. Ну и хорошо, что она пришла не сразу. Марго
успела подумать о том, что она ей скажет, что спросит. Потому что с Флориндой
простого дружеского разговора быть не могло. Она сразу спросит о цели их
встречи, зачем Марго назначила ей свидание. Флоринда считала, что человек
ничего не делает просто так, и если Марго захотелось выпить с Флориндой кофе,
значит за этим что-то стоит. Это что-то надо было сразу формулировать, иначе
Флоринда могла повернуться и уйти. Не потому что у нее был расписан каждый
час, он не был у нее расписан, а просто потому что Флоринда превыше всего
ценила ясность, искренность. У нас нет времени, любила говорить она, делай
сейчас то, что должна делать, говори сразу то, что должна сказать. Завтра будет
поздно. Представь, что завтра ты умрешь, что сегодня живешь последний день.
Поэтому относись серьезно к этому дню. Вообще, относись серьезно к жизни,
Марго, учила ее Флоринда. И Марго старалась следовать ее урокам. Но помнила
она о них, к ее сожалению, далеко не всегда.
- Почему ты здесь? – Флоринда была в брючном костюме бежевого цвета, и
сейчас ей можно было дать лет тридцать пять - сорок, хотя женщине было далеко
за пятьдесят.
Марго не удивилась тому, что Флоринда встретила ее холодно, даже не
поздоровалась. Она была готова к этому.
- Следовала своим радостным желаниям, как ты учила.
- Чушь. Ничему ты не следовала. Ты продолжаешь убегать от самой себя.
От того, что начинаешь находить. Только начинаешь - и сразу пугаешься и
прячешься. Сколько еще можно об этом говорить, Марго?
- Почему я прячусь, Фло?
- Боишься успеха. Боишься неизвестного, нового. Не хочешь счастья - вот
почему. Хочешь оставаться в своей скорлупе. Сидеть и жаловаться и чтобы тебя
все кругом жалели. Тряпка.
- Зачем ты так, Фло?
- Ты почему уехала из России, дура?
- Я нашла Азул.
- Я не сомневалась, что ты его найдешь. И что?
- Теперь я научусь любить.
- Глядя на Азул?
- Да.
- Ты сама в это веришь?
- Ты же говорила, Фло. Ты говорила, что Азул - мистический алмаз, что
обладатель его получает способность любить. Но ведь ты еще говорила о том,
что любовь не главное в жизни.
- Что ты несешь. Ты же знаешь, главное – то, что главное для тебя сейчас.
А что это – любовь или смерть - не важно.
- Я думала…
- Ты помнишь волшебника Страны Оз, Марго?
- Помню. Почему ты об этом спросила?
Флоринда молча смотрела на нее.
- Ты хочешь сказать, Фло, что алмаз – это только символ?
- Нет, конечно, он больше, чем символ, в хороших руках. Но тебе его надо
рассматривать именно так. Ты достала алмаз, но какого черта ты прикатила с ним
сюда? Зачем он тебе был нужен? Ты обо всем забыла. На определенном этапе он
тебе помешал.
- Что же мне теперь делать, Фло? – Марго еле сдерживалась, чтобы не
разрыдаться. – Лететь обратно? В Россию?
- Нет, раз уж ты прилетела сюда, значит надо найти в этом смысл. Значит,
для чего-то это тебе было нужно. И ты должна понять, для чего. Настоящая, ты
разрешила тебе, фальшивой, прилететь. Значит, надо отработать этот урок,
который тебе дан. Мы же говорили, помнишь, что любые события, любые
обстоятельства, которые встают якобы у тебя на пути, которые тебе не нравятся,
надо принимать с радостью и рассматривать как очередной урок, чтобы научиться
тому, чему тебя хочет научить Сила.
- Как это сделать?
- Для этого нужно уединение. Поезжай к Серхио и сиди там.
- Зачем?
- Сделай перепросмотр.
- Всей жизни?
- На это тебя не хватит! - Флоринда усмехнулась и ласково взлохматила
волосы Марго. Марго улыбнулась, ей сразу стало весело и хорошо. – На всю
жизнь тебя пока не хватит. Перепросмотр хотя бы своей поездки. Она для тебя
сейчас значит самое главное.
- А милонги?
- Что – милонги? – Фло смотрела на нее с улыбкой.
- Я не смогу оттуда ездить на милонги в Буэнос, слишком далеко.
- Ты можешь ходить на свои милонги хоть каждую ночь. Но тогда зачем ты
вызвала меня? У меня много дел, и нет времени обсуждать твои милонги, Марго.
Или ты едешь в дом на океане и делаешь перепросмотр или больше меня не
беспокоишь и живешь, как тебе нравится. При этом можешь оставаться о себе
высокого мнения, как ты любишь. Но при чем тут я?
- Еду в дом на океане.
- Через месяц я жду тебя здесь, в это же время. Пока, Марго.
- Пока, Фло, - Марго потянулась, чтобы поцеловать Флоринду. Но та быстро
встала и пошла прочь.
Глава вторая
Дом на океане
Дом располагался на самом берегу океана. Он стоял так, что издалека его
видно не было, и никакой случайный прохожий или проезжий сюда попасть не мог.
Сюда приходили только те, кто знал о его существовании.
Марго любила этот дом. Отсюда она всегда возвращалась отдохнувшей,
свежей, с новыми силами. Серхио, старый индеец, который жил здесь постоянно,
беседовал с ней, и после этих бесед Марго чувствовала себя сильной и
самодостаточной.
Вот и сейчас Серхио приветливо встретил ее и сразу пошел готовить матэ.
- Я знал, что ты приедешь.
- Ты всегда знаешь.
- Да, научился за свою длинную жизнь. Что происходит в мире, Марго? А то
ведь у нас передают новости только местного характера. Не могут успокоиться по
поводу развода какого-то певца. А что в мире?
- Где конкретно? Я была в Испании, была в России.
- Ты смогла бы там жить?
- Где?
- В странах, в которых была. В Испании, в России.
- Не знаю, нет, наверно. В России уж точно нет.
- Почему?
- Слишком все непредсказуемо. Слишком внешне энергично. А я люблю,
когда энергия только внутри меня, а вокруг все спокойно, как в Европе.
- Значит, в тебе самой еще не все спокойно, если ты так воспринимаешь
мир. Когда покой будет внутри, тогда будет абсолютно все равно, где ты - здесь
или в России.
Марго подошла к Серхио и обняла его.
- А вообще - нет, не слушай меня, все надо пройти самой и вот этот сумбур
тоже, который сейчас в тебе.
- Что? Сумбур? – рассеянно спросила Марго. Она уже думала о своем.
Серхио понял это, рассмеялся и потрепал ее по плечу:
- Пошли пить матэ.
Она проснулась в своей любимой комнате рано утром оттого, что кто-то
щекотал ее нос. Марго открыла глаза и увидела Мануэля – большого черного
кота, который, когда она была здесь в прошлый раз, был еще котенком. Он терся
о ее нос и мурлыкал. Марго потрепала его, почесала за ухом, и тут он протянул
лапу и, не выпуская когтей, погладил ее по щеке.
- Ты очень вырос, Ману, - сказала Марго и потянулась. Кот в ответ
потянулся точно так же. Это ее рассмешило.
Но когда кот спрыгнул с кровати и деловито пошел по своим делам, Марго
вдруг ощутила неприятный холодок в груди. Почему такая тяжесть в душе? Что
мне снилось? – подумала она.
Кот и снился, именно такой черный кот. В России сказали бы, что это
плохая примета. Но для меня - нет, я же ведьма. А этот кот, который был во сне,
уж не говоря о Мануэле, - мой союзник. Мануэль, похоже, узнал меня.
Марго прошла в ванную, приняла душ, почистила зубы, надела шорты,
майку и вышла в сад. Серхио приветливо помахал ей. Она почувствовала аромат
кофе.
- Колумбия?
- Как ты любишь.
- Ты помнишь, какой кофе я люблю? Я не была здесь пять лет.
- Пять лет – разве это много? Вчера по радио сказали, что солнце будет
светить еще 7 миллиардов лет.
- А потом?
- А потом – взорвется.
- Жалко.
- Кого? Солнце?
- Да, и солнце тоже.
- И себя тоже, да?
- Ну и себя, да.
- Но ты солнце не жалей, Марго. Оно потом станет как обычная звезда,
которые мы видим ночью.
- Это немножко утешает.
- Я сделаю тебе яичницу с беконом.
- Спасибо, Серхио. А кофе со мной выпьешь?
- И кофе выпью, хоть и пил. Кофе – мой порок.
- Но он единственный, Серхио.
- О, ты многого не знаешь, Марго.
- Расскажешь? – игриво спросила она.
- Непременно.
- Когда?
- Когда ты все расскажешь о себе.
- Все-все? – рассмеялась Марго. - Когда начинать?
- Расскажешь все себе самой, - сухо ответил индеец. Он отошел к плите, и
через открытое окно подмигнул Марго.
- После перепросмотра? – спросила она.
- После перепросмотра. А сейчас тебе лучше не отвлекаться ни на что, тем
более на такие пустяки, как мои похождения.
Кот прыгнул к ней на колени.
- И на Мануэля?
- На Мануэля можно, ты знаешь. Даже полезно. Да, Ману? На, вот тебе,
корочка, твоя любимая. – Серхио бросил коту кусочек ветчины, и поставил
тарелку с дымящейся яичницей на столик.
Марго вдохнула аромат и с наслаждением начала есть.
Глава третья
Неприятная новость
Все по законам жанра. Было опьянение, такое, что не ведал, что творил, и
ничего не помнил, потом тяжелое похмелье, когда не мог ни работать, ни
танцевать, и вот теперь похмелье прошло и наступила ясность. Ясность, что это
была не просто страсть, не просто наваждение. Это был знак судьбы, знак для его
творчества. Картину он теперь напишет совершенно по-другому, но образ Марго в
ней останется главным. Он, этот образ, теперь продиктует ему сюжет. А
придумывать его не нужно. Стоит только взять кисть в руки.
Марго исчезла. Пропала так же внезапно, как появилась в его жизни. Ее
приход был болезненным, ее уход еще более тяжелым. Поначалу казалось, что
трагическим, но теперь он чувствовал себя наполненным ею до краев. Энергия в
нем била через край. Встав с кровати, он сразу направился варить кофе. О еде он
забыл, он ждал момента, когда встанет к мольберту.
Ее глаза. Ее волосы. Ее яркие одежды. Контрастные цвета. Румыния?
Испания? Восток? Она должна разорвать пастельные тона, как будто утром на
курорте, в пасмурный день, когда все еще спят, а на море никого… Или нет,
осень, поздняя осень на море... И тут появляется она, Марго, и сразу краски
играют весело и агрессивно, взрывая мозг и сердце.
Это почти стихи, пришло ему в голову, когда он допил кофе. Он взял лист
бумаги, карандаш и записал:
Пастельные тона ноябрьского утра.
На море никого. Туман и пустота.
Вдруг пасмурную даль с оттенком перламутра
рвут яркие контрастные цвета
ее волос и глаз, взрывая мозг и сердце.
Вновь музыка и вновь болезненный восторг.
Вечерний танго-вальс, полуденное скерцо.
Румыния. Испания. Восток.
Он перечитал написанное. С удовлетворением отметил, что нигде даже не
нарушил размер. Говорят же, что влюбленные пишут стихи. Но они дилетанты, а у
него получилось неплохо. Может, зря я забросил с литературной тусовкой? –
подумал художник. - Эх, жаль, Марго не увидит их. Даже электронный адрес не
оставила. Причем никому.
Поехала к министру без него. Взяла с собой Черкизова. Тот перепугался,
как будто его в Кремль к президенту потащили. А хоть бы и в Кремль, и что?
А мне даже не сказала. Впрочем, в этом она вся.
Юра не обижался на нее. Он вспомнил ее улыбку и улыбнулся. Потом
вспомнил их ночь в «Президент-отеле». Секс, страсть, - все это будет в его
картине.
Зазвонил телефон. Ну, это знак того, что я, и правда, работаю, развеселился художник. Как только у меня начинает что-то получатся, мне
начинают мешать. Не брать? А вдруг… Ишь, размечтался, сказал он себе и взял
трубку.
- Привет, старик, - услышал он знакомый голос Дениса.
- Привет. – Юра тяжело вздохнул, но тут же подавил в себе это настроение.
Просто решил твердо, что быстро отошьет звонившего.
- Извини. Наверно, оторвал от работы.
- Оторвал, Денис. Ну говори, что.
- Ты в курсе, что с Сашкой?
- С каким?
- Значит, не в курсе. С Черкизовым, с каким.
- Нет, а что с ним?
- В прокуратуру вызвали. И не выпустили.
- Из-за чего?
- Не из-за чего. Абсолютно. Придрались к его мелкому бизнесу. А у него все
чисто, на самом деле. Да и бизнес его, ты же знаешь... Так, немного музыки и с
десяток фильмов. Доход-то он даже не приносил, для души человек этим
занимался. Нашли, кого хватать. Тогда полтусовки нашей пересажать надо. Тут
явно что-то не то. Кто-то постарался. Второй день там торчит.
- Второй день?
- Ну, по закону они могут его только 48 часов держать, максимум. И только
по подозрению в терроризме – больше, это я выяснил у Кольки нашего, нельзя, он
же юрист.
- Кто юрист?
- Колька, кто! А, ну да, когда ты работаешь, ты не врубаешься ни во что.
Чего молчишь?
- Думаю.
- О чем?
- О том, за что его могли взять. Бред какой-то. Ладно, Дэн, перезвони мне
через часик, постараюсь кое-что выяснить.
- Есть, у кого выяснять?
- Не знаю, сказал, через час перезвони.
- О*кей.
Вот и поработал. Ну ладно, работа никуда не уйдет, теперь он знает, что
делать. И это его знание растет с каждой минутой. Может, пауза здесь будет даже
полезна, решил художник и набрал телефон Лизы.
- Лиза?
- Да, Юр.
- Ты плачешь?
- Нет, уже нет. Ты знаешь?
- Знаю, но чего ты так переживаешь. Выясним всё. Ты когда его последний
раз видела?
- Вчера утром, он от меня и ушел.
Не скрывает, значит, у них серьезно, - отметил Юра. - Ну и хорошо.
- В прокуратуру?
- Ну да, позвонили и вызвали.
- А до этого Сашка где был, знаешь?
- Выступал у каких-то шишек. Его пригласили. – В трубке пауза. Ты что,
думаешь, с этим связано?
- Не знаю. Ну, уж по крайней мере не с продажей им дисков на милонге.
- А где он выступал? У кого? Знаешь?
- Я постараюсь все узнать, Лиз, и сообщу тебе.
- Позвони сразу, Юр! Ладно?
- Позвоню, не волнуйся. Ладно, пока.
- Пока.
- С Алексеем Борисовичем соедините.
- Как вас представить?
- Назаров, художник.
- Да, Юрий, слушаю вас. Очень хорошо, что вы позвонили, я сам собирался
вам звонить.
- По какому поводу?
- По поводу вашей кандидатуры, тангеры вашей.
- Да. Я слушаю вас.
- Встретиться надо, Юрий. Вы свободны сегодня?
- Для вас – свободен.
- Вот и хорошо. Давайте в «Метрополе» пообедаем.
- Давайте.
- В четыре часа вас устроит?
Глава четвертая
Перепросмотр. Начало
В гроте было прохладно. Марго поежилась и с тревогой осмотрелась.
- Не волнуйся, будет тепло, солнце поднимется и согреет тебя, - сказал
Серхио. - И в то же время здесь не жарко и ничего не отвлекает. Жду тебя к
обеду.
И ушел. Марго села на подстилку, закрыла глаза и начала восстанавливать
картину недавно пережитого. Техника перепросмотра предполагала идти от
настоящего к прошлому, от момента, в котором пребываешь сейчас, к тому, что
ты пережил день, неделю, год назад. И так до того момента в детстве, который
остался в памяти.
Она отматывала пленку назад. Вот она мчится на своей черной «Мазде» по
знакомым равнинам, вот она беседует с Флориндой. Хорхе… Самолет…
Пересадка в Амстердаме… Кофе, кофе, сигареты, бессмысленные разговоры с
каким-то мужчиной, она ему, конечно, нравится и он пытается быть галантным и
остроумным, но все ее мысли заняты последними событиями в Москве, Азулом.
Москва…
Мастер-класс для министра. Нет, она перескочила. Не хочу. Вытесняю, тут
же поймала себя Марго и вернулась мыслями к главному событию.
Она у него, он показывает ей коллекцию. Показывает Азул. Она восхищено
смотрит на алмаз. Потом на него – долго, пронзительно, как она умеет. Она
вкладывает в свой взгляд всю магию, все, на что способна. Он прикладывает
алмаз к ее груди. Говорит, что Азул как будто создан для нее. Он прижимает
алмаз к ее груди. Она берет его руку, и вот его рука держит ее грудь. Она целует
его.
Алмаз она зажала грудью. Но он уже об этом не вспомнит. Вернее,
вспомнит, но не раньше, чем через сутки, когда Марго будет далеко.
Краткая амнезия, этому научили ее шаманы Перу. Она провела у Белого
Волка неделю, пила аяхуаску, настойку из кактуса Дон Педро – перуанский аналог
пейота - и училась входить в транс и вводить в транс других, заставлять людей
терять память. Белый Волк тогда предостерегал ее от применения этого дара,
который дан далеко не каждому, но у Марго он открылся в период сессии с
аяхуаской. Предостерегал от его применения не во благо. Он говорил, что Марго
будет способна применять его редко, только тогда, когда разовьет свое желание
до предела. Тем более его нельзя применять во вред человеку.
А она применила. Но во вред ли? Подумаешь, лишила миллионера одного
алмаза. Зато он приносит любовь. Любовь? Какую любовь? С кем? С Хорхе? С
первым встречным?
Любовь ее осталась в Москве. А она схватила камень и убежала. Зачем?
Увидела мистический алмаз и обалдела от счастья. От счастья ли? Нет, от
жадности. От алчности обладания им. Только зачем он ей теперь нужен?
Но это уже не перепросмотр.
Оценки, чувство вины, не то. Надо просто вспоминать картины отношений,
и дышать, глубоко дышать и восстанавливать потерянную энергию.
Секс с министром - чтобы закрепить удачно начавшуюся амнезию. Он
энергичен, суетлив, она успокаивает его, превращая их секс из тряски в автобусе
в плавание на красивой яхте по большим, но в то же время не резким волнам. Он
стонет, он плачет, он причитает, что у него никогда не было такого секса. Они
пьют красное вино, в которое Марго заблаговременно добавила экстракта Дона
Педро и аяхуаски. Она выпивает немного из его бокала, чтобы не было так скучно.
У нее звонит телефон, это художник, но она не берет трубку. Телефон
умолкает, но через минуту звонит и звонит снова. И ей теперь кажется, что это
колокольчики в тибетском храме, где она была прошлым летом. Они
переливаются и говорят: входи, входи, мы рады тебе. Тебе здесь все рады. А
потом вдруг телефон звонит музыкой танго, и она танцует с Юрой нуэво,
сплетаясь с ним в очередном ганчо, глаза у нее закрыты. Она открывает их и
видит голого министра, который впился губами в ее грудь.
А где Азул? – думает она. Азул в надежном месте. Она упаковала его в
дорогу. Потому что когда закончится эта волшебная для министра ночь, она
поедет в аэропорт, а он еще будет спать несколько часов, а потом, когда
проснется, еще долго не сможет вспомнить, ни как он тут оказался, ни с кем был.
И только его кремлевские врачи приведут наконец его в чувство и он что-то
вспомнит, но не все, не все. Впрочем, достаточно для того, чтобы ее подозревать.
Что он будет для этого делать? Допрашивать художника, его друзей, танготусовку. Симпатичную, странную танго-тусовку Москвы.
Глава пятая.
Кофе в Метрополе
- Ваша тангера… Где она?
- Похоже, она улетела.
- Он улетел… но обещал вернуться? – сказал министр, подражая
Раневской-Фрекен Бок и при это нервно рассмеялся.
- Ничего не обещала. И улетела для меня совершенно неожиданно.
- Верю, я вам верю. Я думал, Юрий, у вас с ней…
- Нет.
- Ясно. Извините. – Юра кивнул. - Вернее, честно говоря, ничего не ясно.
Министр продолжал смотреть Юре в глаза. Тот не отводил взгляд.
Метрдотель вежливо ожидал движений важного клиента и с интересом за ним
наблюдал, готовый в любой момент заполнить паузу, но сейчас – опытный
метрдотель это знал, - сейчас подавать голос нельзя.
Наконец, когда министр отвел взгляд от своего напарника и расслабленно
положил локти на стол, метрдотель спросил:
- Что будете заказывать? Как обычно?
Министр вопросительно посмотрел на Юрия.
- Я? - художник перевел взгляд на метрдотеля, затем вновь на собеседника.
– Нет, спасибо, я ничего не хочу. Кофе, пожалуй. Двойной эспрессо.
Метрдотель вежливо кивнул.
- К кофе что желаете?
- Ничего. Только кофе. Без сахара и без сливок.
- И мне тоже принесите только двойной эспрессо. Тоже без ничего.
Метрдотель низко кивнул и удалился.
- У меня ЧП, - сказал министр. – Думаю, оно связано с ней.
Юра поднял брови вверх.
- В любом случае это как-то связано с появлением ее в моем доме. Вы ее
хорошо знаете?
- Нет.
- Я так и думал. Вернее, сначала не думал, но как только мы сегодня
встретились, я это понял. А Черкизова?
Точно, это он, Соболев, держит Сашку в прокуратуре. Теперь Юрий в этом
не сомневался.
- Это мой товарищ. Хороший товарищ. Даже не товарищ - друг. О нем могу
сказать только положительное. Ни о ком, пожалуй, столько хорошего сказать не
могу, как о Саше. Таких людей редко сегодня встретишь.
- Каких – таких?
- Людей такой порядочности, такого благородства. У него у единственного в
нашем танго-сообществе нет врагов. Хотят вполне быть могли, ведь он
организовывает милонги, дает уроки, групповые и частники. А у школ конкуренция.
Я бы сказал, что он похож на человека из прошлого, вернее, нет, из позапрошлого
теперь века.
- На криминал он, по-вашему, не способен?
- Упаси бог, Алексей Борисович! Какой криминал. Он не способен плохого
слова человеку сказать, никогда этого не сделает, никого никогда не обидит, даже
если есть повод для этого.
- Я буду с вами откровенен. – Министр посмотрел Юре в глаза. Юра
выдержал взгляд. Кивнул, давая понять, что готов выслушать любые откровения.
Он не сомневался, что сейчас речь пойдет о Марго. Он не знал почему, но тем не
менее был в этом уверен.
- Тангера… Красивое слово. - Министр отхлебнул кофе, и, когда ставил
чашку на блюдце, Юра заметил, что рука у его собеседника немного дрожит. Маргарита? Так ее зовут?
- Да, Маргарита.
Художник тоже сделал глоток кофе и поставил чашку на блюдце. Он с
удовлетворением отметил, что рука у него в отличие от министра совсем не
дрожит, хотя небольшое волнение он испытывал. Но к этому он был готов и
заранее старался настраивать себя так, чтобы потом не чувствовать себя как
выжатый лимон, что обычно с ним бывает после того, когда он сильно нервничает.
Буду использовать всякие психологические эн-эл-пистские техники, думал он,
например, смотреть на нашу беседу с потолка или сбоку или представлять себя
лежащим в ванне, или в джакузи, или в море. Вот и сейчас он представил себя в
Зеленой бухте Нового света загорающим на Царском пляже, и это немного
помогло.
- Я коллекционер, - сказал министр. – Я коллекционирую камни. Давно. У
меня есть по этому поводу своя теория, да и не только у меня. Теория о том, что в
камнях… но, впрочем, сейчас это не важно. У меня много камней, в моей
коллекции, в том числе, конечно, и драгоценных.
Юра кивнул.
- Вы понимаете, это разговор конфиденциальный. – Министр чуть снизил
голос.
- Понимаю, - серьезно ответил Юра.
- Недавно мне посчастливилось достать один из самых редких в мире
алмазов. Он редкий не по ценности, хотя стоит он, конечно, дорого. Но цена его
стандартная для камней такого уровня. Дело не в этом. Это легендарный камень.
С ним связано множество исторических событий. Ему приписывают мистические
свойства. Вам может показаться странным, но я верю в это. Юрий, извините,
можно вашу сигарету?
- Конечно, – художник пододвинул министру пачку «Парламента».
- Давно бросил, но иногда бывает, когда волнуюсь.
- Да, у меня тоже периодами, я вас понимаю.
- Как у Джармуша, видели «Кофе и сигареты»? – министр улыбнулся.
- Да, да, точно. Хороший фильм.
- Да, хороший, - задумчиво сказал министр, но было видно, что он думает о
другом. Так вот, этот алмаз… Азул... Он исчез. – Министр посмотрел на Юру,
грустно усмехнулся, но волнение его никуда не делось. – Исчез мистически, как
ему и положено по его статусу. И все же с его таинственным исчезновением
связано вполне конкретное событие.
Марго, понял Юра. Неужели Марго украла алмаз? Во дает!
Тьфу! Как ему могла прийти в голову такая мысль? Он удивился сам себе.
И все же он почему-то в этом не сомневался.
- Догадываетесь, какое? – спросил министр и, прищурившись, посмотрел
Юре в глаза. Художник опять не отвел взгляд. Твердо ответил глаза в глаза:
- Нет. Не догадываюсь.
- Уроки танго, ее мастер-класс.
- Вы брали у нее мастер-класс?
Министр молча кивнул.
Глава шестая
Последнее танго Черкизова
На этой милонге Черкизов просто блистал. Все танцующие видели, как он
выступал на фестивале прошлым летом, это было лучшее его выступление, но
так как он танцевал в этот вечер, он не танцевал никогда. Это был тот же Саша,
но с удвоенным, с утроенным драйвом. И девушки, а танцевал он в этот вечер
только с лучшими тангерами, летали так, как никогда еще не летали в танго.
Черкизов творил чудеса. В какой-то момент танца с Лизой остальные
тангерос вдруг расступились и оставили на танцполе только их. А когда танец
закончился, разразились бурными аплодисментами.
В принципе это было не принято в танго-сообществе, это был прецедент.
Черкизов показывал незапланированное шоу, какое допускалось только в день
именинника, когда виновник выходил в центр, а девушки, с которыми он обычно
танцует на милонгах, становились его партнершами, сменяя друг дружку, за
время одного танго. Или когда приезжали аргентинцы, тут само собой. Они
устраивали во время милонги шоу. Или во время фестивалей.
Но чтобы так, ни с того ни с сего, расступиться и дать кому-то танцевать
одному да еще и любоваться и аплодировать… Такого танго-тусовка еще не
видела. С какой стати? Не один Черкизов танцует много лет, есть и другие
тангерос с не менее ярко выраженным стилем, и они тоже могли бы много чего
показать.
Но в этот вечер публика почувствовала, что у Черкизова - а он был
любимцем тусовки - какое-то особое настроение. Он танцевал так, как будто
танцует здесь последний день и завтра его посадят в тюрьму, или он умрет, или
навсегда уедет из Москвы. В его танце было какое-то исступление, несмотря на
все шутливые примочки. Юра внимательно наблюдал за ним, он не успел
переговорить с ним о том, что было в прокуратуре, и вот теперь, когда тот
закончил своей эффектный танец с Лизой, пошел к нему навстречу. Юра сразу
сказал:
- Ты танцевал как последний день.
- Да? Но так и нужно ведь танцевать всегда. И я давно к этому стремлюсь. Черкизов просиял своей ослепительной улыбкой. - Именно так, Юр, я и хотел.
- А с чего это вдруг?
- Не поверишь, я с утра в Гурджиева заглянул. А у него как раз упражнение
– называется «Последний день». Проживите хоть час, если сможете, пишет он,
как будто вы живете последний день, как будто завтра у вас не будет. И знаешь,
когда танцевал с Лизой… С Нинкой и с Оксаной еще не так… Но когда пригласил
Лизу, мне удалось в это поверить,
- Во что? В последний день?
- Да. В то, что жить мне осталось совсем немного, что не доживу до ночи, и
поэтому я должен прожить максимально в танце. В этом конкретном танце. И
видишь, ты говоришь, получилось.
- Еще как получилось. Блеск. Ты был в прокуратуре?
- Да. Ты знаешь?
Юра кивнул.
Глава седьмая
«Гармония мира не знает границ.
Сейчас мы будем пить чай»
На милонге звучала заключительная «Кумпарсита», но художник не слышал
ее – он садился в машину. Пролетая по Третьему кольцу, он думал о том, как
танцевал сегодня Черкизов, о том, что сейчас сядет за картину и не встанет до
рассвета. Он испытывал предвкушение погружения в волшебный мир. С одной
стороны он ощущал неожиданную пустоту, связанную с исчезновением тангеры, с
другой – наполненность, которая вот-вот расплещется в творчестве. Да и пустота
эта была позитивная, это была скорее свобода, чистый лист, на который можно
было наносить все что угодно.
Так он и сделал. Заварил крепкого чаю, недавно он опять полюбил чай. Его
знакомая художница однажды, когда еды в ее мастерской как всегда не было (не
потому, что у нее не было денег – с деньгами как раз наладилось, а просто
потому, что ей всегда было не до этого), - знакомая художница Лера налила ему
чаю, и он с наслаждением смаковал его и просил добавки.
- У тебя какой-то особый чай? – спросил он тогда Леру.
- Нет, самый обычный, просто я завариваю его очень тщательно,
внимательно, по всем правилам.
- Что это за правила? Поделись, тоже хочу пить такой чай, - восхищенно
сказал Юра.
- Ты их знаешь. Их все знают, просто ленятся.
- Это сложно, Лер?
- Ничего сложного. Иди сюда. – Она позвала его на кухню. – Смотри.
Наливаешь в заварочный чайник кипяток. До краев. Не формально, не на
донышке.
- А где заварочный чайник? – удивился Юра, видя, что Лера наливает
кипяток в кружку.
- Ну что ты придираешься, Юр! Ну нет у меня заварочного чайника. Но
дело ведь не в этом. Дело в процессе.
- В чайной церемонии?
- Вот, вот, в чанной церемонии.
- Ну, хорошо. Дальше.
- А дальше… - Она перелила обратно из кружки кипяток в большой чайник.
Открыла металлическую коробку с заваркой и пальцами зачерпнула щепотку.
- Чай какой-то особый?
- Опять ты. Сказала же - самый обычный.
- Какой-нибудь Ристон?
- Да какой был, не помню даже. Не это главное. Вернее, это вообще почти
значения не имеет.
- Ну да, скажешь тоже.
- Да. Всякий чай хорош. Надо просто уметь с ним обращаться. Ахмад,
кажется. Юр, ну правда, дело не в том, какой чай, а как его заваривать.
- Дело не в Мураками, а в том, кто его читает, - вспомнил Юра фразу
Сталкера, знакомого психолога.
- Что ты говоришь? Мураками?
- Да нет, ничего. Давай дальше рассказывай.
- И остальное ты тоже все знаешь. Но вот это надо сделать обязательно.
Лера насыпала заварку в кружку и стала быстро вращать ее по кругу, как
будто совершала священнодействие. Потом опустила голову почти в кружку и
вдохнула пары.
- Это я всегда делаю, это надо обязательно. Зря смеешься. Вдохни.
Юра вдохнул. Аромат сразу наполнил легкие, чем-то согревал, веселил, и
хотелось вдыхать его снова и снова.
- Подожди, еще хочу, - Лера уже отбирала у него кружку.
- Хватит, а то все выдохнешь. А теперь заводяживаем.
- Что делаем?
- Заводяживаем. Не знаешь такого слова?
- Такого слова нет.
- Такое слово есть. Ну вот, заводяживаем, немножко совсем воды
наливаем, закрываем и уходим по своим делам. Пойдем, я тебе новые батики
покажу.
Они посмотрели батики и вернулись в кухню.
- Держи чашку. - Лера сполоснула чашку кипятком, налила полчашки
заварки, которая была красно-бурого цвета, долила кипятку.
Юра вдохнул и опять удивился:
– Неужели «Ахмад»?
Лера молча наблюдала за ним.
Он сделал глоток.
- Лера, ты волшебница. Такой вкус чая я… Нет, не то чтобы… Нет, он
знакомый. Но совсем какой-то забытый. Конечно, я знаю все эти правила, и когда
узнал их впервые, лет в 16, именно так старательно чай и заваривал. А потом
плюнул и просто стал заливать чай кипятком. И в итоге вообще разлюбил его.
Кофе пью.
- Кофе… Нет, я чай. Да, мы все знаем, просто забываем и не придаем
значения простым вещам. А в них-то и суть бытия. Во как! Красиво я говорю?
- Красиво, Лер. И ты сама очень красивая с этими косичками. – Он взял в
руки косички-дрэды и потеребил.
- Ладно, ладно не подлизывайся. Знаю я тебя.
- Что ты знаешь?
- Лера убрала его руку со своего плеча и подлила себе заварки.
- Знаешь, мне мама рассказывала… Раньше в ее литературной тусовке
шестидесятников очень модный тест был – что вы предпочитаете? Первый
вариант: Кофе - кошка – Мандельштам. Как тебе нравится, а? Кофе – кошка –
Мандельштам.
- Очень нравится, все это я люблю. Все время пью кофе. Мандельштам для
меня главный поэт, а кошка моя – только умерла, и мне пока трудно заводить
новую. Ну а второй? Второй какой вариант?
- А второй – догадайся.
- Ну, чай, наверно. Если кошка – то собака.
- Это самое легкое. А третье?
- Если Мандельштам – то Пастернак, наверно.
- Молодец, умный ты. Мандельштам – это идея. Пастернак – жизнь,
Мандельштам – «воздух пасмурный влажен и гулок», Пастернак – «весь трепет
затепленных свечек, все цепи, все великолепье цветной мишуры». Я никогда не
любила кошек за их подлость и эгоизм, меня никогда не прикалывал важный
Мандельштам, а чай … Чай, Юра, надо заваривать правильно.
- Лер, я научусь. Я уже учусь. Пастернака я, кстати, тоже люблю. Я широкий
человек, Лер, ты не думай. Признаю свою ошибку по поводу чая, начинаю его
заваривать, как ты, и теперь, когда кошки нет, могу завести собаку. Нет, вот этого
я все-таки не сделаю.
- Почему? Ну да, понятно, свобода. Непривязанность и все такое.
- Да, Лер, у меня в голове путешествия в далекие края.
- Под лепестками нестареющего манго Максимильян танцует то, что станет
танго? Да?
- Вроде того.
- Ладно, не забудь мне там платочки купить.
- Но я пока не собираюсь.
- Ничего. Соберешься. По глазам вижу.
Юра ушел тогда от Леры веселый, бодрый от крепкого чая, и с тех пор
заваривал на ночь, когда собирался работать, не кофе, а чай, и только по всем
Лериным правилам.
Он тогда задумался об этом способе заваривания чая. Дело было не в
марке и не в чайнике, которого у Леры вообще не было, она заваривала в
глиняной кружке. Дело было - в подходе, во внимательности. По сути это была
активная медитация. Если бы она заваривала чай так, между прочим, не
вкладывая в дело своей энергии, своей любви, он не получился бы таким
вкусным, в этом художник был уверен.
Он принес с кухни чашку красно-бурого чая, взял с полки томик Пастернака
и начал читать поэму «905 год», которую любил за ее ритм и музыкальность.
«Мне четырнадцать лет
Вхутемас,
Еще школа ваянья.
В том крыле, где рабфак,
Наверху
Мастерская отца».
Он прочитал короткую поэму, и не спеша, рассматривая красивую краснобурую влагу, выпил ее до дна. Потом сел за картину, и увидел новые черты лица
тангеры, в глазах была такая глубина, что художник тонул в ней и вновь
выплывал, и так продолжалось, пока электрический свет не смешался со светом
из окна. Тогда он потянулся, прошел в ванную, принял душ и лег спать. И снился
ему Буэнос-Айрес, в котором он не был никогда.
Глава восьмая
Перепросмотр. Окончание
Она вспоминала эту историю снова и снова. Марго пренебрегла правилами
перепросмотра - о том, что надо идти к детству, она решила, что не отработала не
только юность, но и последние две недели. И сменила технику перепросмотра на
технику многократного проживания – этому тоже научила ее Фло. Задача этой
техники состояла в том, чтобы, вспоминая одно и тоже событие, которое очень
волновало, в конце концов полностью освободиться от него эмоционально. Пусть
для этого надо сделать хоть пятьдесят актов воспоминаний.
В пещере было прохладно, и на этот раз она подготовилась лучше – взяла
теплое клетчатое пончо, устроилась поудобнее на мягкой подушке, которую дал
Серхио. На подушке была изображена змея. Серхио сказал, что здесь гостила
другая девушка, которая встала на путь магов, тоже делала перепросмотр, а в
перерывах сшила эту подушку. На рисунке из батика змея переливалась золотом
на голубом фоне. Марго вспомнила песню, которая играла у художника. Она
врезалась ей в память, и теперь и мелодия и голос певца ожили в этой пещере.
Те, что рисуют нас, рисуют нас красным на сером.
Цвета как цвета, но я говорю о другом.
Если бы я был плотником, я нарисовал бы тебя
Такой, как ты есть,
Как зеленые деревья
И золото на голубом.
Странно – какой-то рисующий плотник, думала она тогда, когда они под эту
мелодию занимались любовью прямо на полу. А потом этот певец запел такую
песню:
А здесь как всегда воскресенье,
И праздник, и свечи,
И лето,
И то, что нельзя,
То, что нельзя.
Да, там было воскресенье. А она зачем-то уехала туда, где понедельник.
Зачем?
Солнечные лучи проникали сквозь пещеру, и Азул переливался в их сиянии.
Марго смотрел на Азул. Азул смотрел на нее.
Перепросмотр до определенного момента был сделан. Марго остановилась
на том времени, когда еще не отправилась в далекое путешествие, на том
разговоре с Флориндой, когда Фло сказала ей об алмазе.
Она чувствовала облегчение, приятную пустоту, которая всегда возникает
после успешно проведенного перепросмотра. Значит, эмоции все она пережила,
отдала, вернула себе утраченную энергию, а лишнюю, негативную, напротив,
отдала воспоминаниям.
Она еще раз взглянула на Азул. И тут почувствовала сильное
беспокойство. Марго удивилась. Она знала, что после перепросмотра никакого
беспокойства испытывать не должна, она тщательно перепросмотрела свой
последний период, и тем не менее беспокойство нарастало и нарастало.
И тут она поняла, что достигла той самой чистоты, той самой
кристаллизации, которая позволяла ей видеть то, что не видно глазу. Она могла
узнавать настроения тех людей, с кем в жизни была на очень близкой
эмоциональной волне. А в последнее время на такой волне она была с
художником, и – во время совместного танца – с Черкизовым. Когда она еще раз
вспомнила немолодого симпатичного тангеро, беспокойство усилилось, и она
увидела, в темноте пещеры, страдание на лице тангеро, и рядом с ним девушку,
ту самую, со слезами на глазах.
У него неприятности из-за Азула, поняла Марго, и неприятности большие. С
ним какая-то беда. А Юра? Ты где, художник?
Здесь никакого беспокойства. Приятное тепло. Губы Марго расплылись в
улыбке. Она увидела художника, ласкающего девушку, и ощутила вдруг сильное
сексуальное желание. Тут же глубоко вдохнула, простилась мысленно с Юрой и
решила вспомнить ту пустоту, то приятное ощущение, которое испытывало сразу
до начала тревоги.
Это ей удалось. Она опять посмотрела на Азул. Луч солнца падал теперь на
землю. Марго закрыла глаза и услышала шум волн. Она решила, что это
действие медитации пустоты, но скоро убедилась, что это был совсем другой
знак.
Глава девятая
Все в Крым!
Крым так Крым, решил художник. Почему нет? Фестиваль «Бархатное
танго» в Коктебеле. Пусть не такого уровня и масштаба, как московские «Ночи
милонгеро», но все же… Бархатный сезон, море, девушки, танго. Что может быть
лучше? И картину там закончу. Закончу ли? Ну не закончу – не надо. Значит,
радость от завершения будет впереди, когда вернусь из Коктебеля, решил Юра.
Лиза не поехала. У Черкизова взяли подписку о невыезде, и она решила его
не бросать. В Крым он, наверное, поехать мог, не такая уж и заграница, но
Черкизов был человек чести. Раз он обещал следователю не отлучаться в том
числе и в страны СНГ, он слово сдержит. И Лиза осталась.
Зато поехали Карина, Ирка, Алиса, Катя и еще несколько девушек, с
которыми Юра любил танцевать. К тому же в Крым на фестиваль всегда
приезжали тангерос из Киева, а девчонки там просто класс, да и любители танго
из Европы тоже были нередкими гостями. А в этот фестиваль даже еще и две
аргентинские пары пожаловали, которые по традиции, помимо шоу, должны были
дать мастер-классы.
Хороший способ отвлечься от роковой тангеры, обрадовался Юра, хороший
способ забыть ее совсем и оставить только на картине. С такими позитивными,
как он тогда думал, мыслями, он и отправился в Коктебель.
«Сесть в ваш российский поезд – все равно что сесть в тюрьму», - сказал
Юре его знакомый итальянец, когда он по телефону приглашал его в Крым. Юра
был с ним категорически не согласен. Крымский поезд для него всегда был
символом свободной жизни. Внешне он может чем-то и напоминал камеру – но у
них и тюрьмы ведь другие, - а по сути поездка в Крым, особенно дорога туда – это
всегда было настоящее приключение, в течение которого испытывал
непрерывное предвкушение страны синих гор да и сама дорога была веселой. Ну
что ж, что грязновато и проводницы хамят? Зато дорога, дорога, портвейн, пиво с
раками на остановках, уж в Курске точно. Компания, набившаяся в одно купе и
слегка раздраженный, тот, кто в этом купе едет: почему именно к нему? Но в итоге
хозяин купе успокаивался, задобренный легким флиртом или дополнительной
порцией раков и пива.
Оказалось, что итальянец от жизни безнадежно отстал. На Курском вокзале
художник глазам своим не поверил. Его встречали проводницы на каблучках – ну
просто танго стайл, все молодые и симпатичные, как будто их отобрали для
съемок художественного фильма. Все они улыбались и охотно отвечали на
глупые вопросы пассажиров и на заигрывания с ними мужчин.
А в коридоре светилось электронное табло с информацией о температуре
за окном и вагоне, о том, свободен ли туалет.
Юра вошел в купе и в изумлении осмотрел его. Мягкие диваны, которые
раскладываясь, превращались в спальные места. Все чисто, красиво, уютно, даже
стильно. И при этом не СВ.
С кем он едет? Хорошо бы с девушками. Мужчина наверняка будет
выпивать, а этого Юре не хотелось. Хорошо бы из своей тусовки. В этом случае и
пьющего терпеть легче.
Он поймал себя на мысли, что первый раз совершенно не хочет в поезде
тусоваться. Обычно тусовка в дороге была частью тех удовольствий, которые
предполагало путешествие на фестиваль с людьми из своего сообщества. Но
сейчас он понял, что ни выпивка, ни даже просто общение ему не нужно. Включая
и общение с красивыми женщинами. Даже этого он не хотел!
Что это со мной? Заболел, что ли? Но с другой стороны, можно подумать о
картине, можно поделать карандашные наброски, можно почитать. Он взял роман
из серии «Альтернативная проза». Не хочется общаться – вот и хорошо.
Воздержание от еды – здоровье телесное, воздержание от общения –
спокойствие духа, вспомнил художник Шопенгауэра. Но не дадут ведь
помедитировать, не дадут.
Его мысли оборвали две девушки – незнакомые, не из танго-тусовки. Обе в
джинсах - одна в голубой футболке, длинноволосая брюнетка, волосы распущены,
с еврейской внешностью, с крупными чертами лица, большими глазами и
широкими бедрами, другая – в красной рубашке, русая, в белой рубашке, с совсем
короткой стрижкой. Зашли, не улыбаясь, довольно сухо поздоровались. В глаза не
смотрели. Юра так же сухо ответил. И только они убрали вещи под диван, вслед
за ними в купе вошел Алекс, из дружественной Юре танго-школы. Человек очень
спокойный, психолог, малоразговорчивый, и к тому же не пьющий.
Беспокойство оказалось напрасным! Беспокойство всегда напрасно, потому
что ничего не меняет, ни на что не влияет, кроме собственного настроения,
которое это самое беспокойство очень портит.
Девушки были очень серьезными, только присев, уткнулись в книжки. Одна
читала Макса Фриша, другая – Историю русской философии. Девушки, читающие
такую литературу, не могли не интересовать художника, но сейчас он думал
только о том, что ему повезло – общаться совсем не обязательно. И даже если бы
он этого захотел, то еще не факт, что с ним стали бы вступать в контакт. Ну и
слава богу. Ему сейчас только того и надо.
Алекс, забросив свою сумку на верхнюю полку, сразу вышел в коридор.
Юра залез на верхнюю полку. Пытался читать, но быстро задремал.
Ему снилась Марго. Она сидела в какой-то пещере и смотрела на
драгоценный камень. Этот тот самый камень, который она украла у министра,
подумал Юра, и ему стало весело. Но когда он проснулся, он вспомнил о том, что
Лиза не поехала в Судак только из-за того, что не выпустили Черкизова. А не
выпустили его как раз из-за того, что Марго украла алмаз.
Он лежал и смотрел в потолок. Почувствовав на себе сбоку взгляд, он
повернулся. Оказывается, в девушках он ошибся, по крайней мере в брюнетке
еврейского вида. Она лежала на боку, отложив своего Фриша, и с интересом
смотрела на Юру. В углах ее губ он без труда разглядел улыбку. Улыбнулся ей.
Подмигнул, резко слез с полки и пошел в тамбур курить.
Стоило ему войти в тамбур, знакомая танго-компания встретила его бурным
хохотом. Художник понял, что они говорили о нем, но не стал выяснять, что
именно. Девушки – Ирка, Алиса и Катя – бросились обниматься, и Юра
расцеловался со всеми так, как будто сто лет не виделся. Этот обычай в танготусовке очень ему нравился.
Почти все со всеми целовались и все время обнимались. Такое поведение
шло от танца в близком объятии, которое они танцевали друг с другом каждую
неделю, и в результате отношения становились более искренними. Это так же,
когда человек переходит «на ты». Барьер, за который можно спрятаться, почти
спадает, и труднее лицемерить. А после близкого объятия - что там лицемерить?
И так все ясно.
С тремя он расцеловался, а с Алисой задержал объятие, сильно прижав ее,
как он всегда это делал, танцуя с ней на милонге. Косте и Артему подал руки и
щелкнул зажигалкой.
- У вас там неплохая с Алексом парочка, - подмигнул ему Костя – крупный
мужчина, работающий руководителем группы бизнес-компаний, и при этом
остающийся истинным интеллигентом, как будто в него вселилась душа филолога
середины прошлого века. Не случайно, его первое образование и было
филологическим.
Юра только покивал. Костя тему развивать не стал – не в его это было
стиле, зато разговор с удовольствием поддержал Артем – преуспевающий
молодой программист из немецкой компьютерной фирмы.
- Блондинка очень даже ничего.
- Да? А по-моему, брюнетка гораздо эффектнее, - выпустила дым Алиса.
- Крупновата, пожалуй, ей не хватает твоей стройности.
- Спасибо, конечно, Артем, но все же ты ничего не понимаешь в женщинах.
- А как я должен это понимать, интересно? Только не надо говорить, что все
мужики козлы.
- И не думала. Что я, феминистка? Иначе бы не пошла в танго. Нет, не все
козлы, - рассмеялась Алиса, глядя на Артема. Но Артем был не настолько глуп,
чтобы ловиться на ее крючки, и перевел разговор на другую тему.
- Ну что, какие планы, тангеросы? – спросила Катя. При этом она смотрела
то на Артема, то на Костю.
- Может, в вагон-ресторан? – уныло протянула Ирка.
- Ты чё, Ир, серьезно? – Алиса укоризненно посмотрела на подругу.
- Есть другие предложения? – Ира смотрела то на Костю, то на Артема.
Юра отвернулся к двери и курил. Но он чувствовал взгляды, устремленные
ему в спину, понимал, что от него ждут ответа. Пришлось соврать:
– У нас в купе невозможно. Там эта брюнетка, которая тебе, Алис, нравится,
у нее очень тяжелый характер. Нет, у меня исключено.
- Пошли к нам, - вздохнул Костя. – У нас там парочка, договоримся. Димка
как гитару возьмет… Думаю, им понравится. Вид у них достаточно модный, а
песни у него не каэспэшные, несмотря на возраст.
Костя посмотрел на Юру.
- Что-то художник у нас грустный, - сказал он озабоченно.
Алиса подошла к Юре и положила руку ему на плечо:
- Пошли, Юр, пивка попьем к ребятам. Ты чего, а?
- Нет, Алис, не пойду, не пойду. Ребят, извините.
- Случилось что? – Катя испуганно смотрела на Юру.
- Да с чего вы взяли? – Юра вздохнул от необходимости объяснять и
невозможности это сделать. Но надо было что-то придумать, просто так сказать,
что не хочется общаться, было нельзя: обидятся. В любой другой ситуации
можно, но только не в этой. Косте, наверняка, тоже не хотелось вести всю
компанию к себе в купе, но он понимал, что народ скучает и требует общения. – Я,
правда, плохо себя чувствую. Гастрит обострился, - виновато улыбнулся
художник.
- Гастрит? Да ладно, мы сейчас его дезинфицируем, - сказал Артем.
- Спасибо, Артем. - Юра опять вымученно улыбнулся. – Не могу, честное
слово. Возьмите Алекса.
- Да Алекса-то мы возьмем, мы всех возьмем. Ладно, захочешь - приходи,
мы в седьмом будем. Вина-то хватит? – Костя вопросительно посмотрел на
Артема.
- Не хватит – на остановке купим. Какие проблемы?
- И то верно. Ладно, пошли. Артем, найди всех, позвони, пока телефон
работает.
Юра решил, что настало самое время удалиться под шумок. Он прошел в
свое купе, нашел его совершенно пустым и улегся на верхнюю полку. Достал
книжку, пытался сосредоточиться на похождениях английского молодого жиголо,
но тут же отбросил роман и погрузился в тяжелый глубокий сон.
Проснулся он от того, что чья-то рука гладила его по голове. В темноте он
видел: брюнетка протянула руку со своей полки и гладила его по волосам. Он не
убрал руку.
- Ты художник? – шепотом спросила она.
- Как угадала? – он ответил вслух.
- Сразу видно.
- Да? А я считал, что у меня внешность спившегося инженера. Мне один раз
так сказали.
- Кокетничаешь.
- Где твоя подружка?
- Она тебе нужна?
- Нет, просто так спросил.
- В вашей тусовке, в купе.
- А ты чего не пошла?
- А я тебя сторожу.
- Во как.
- Спускаемся.
- Зачем?
- Хочу тебя. А там удобнее. Здесь свалиться можно.
Юра смотрел на девушку с удивлением. Она как будто сошла со страниц
альтернативного романа, который он читал. Когда читал, думал, что таких
девчонок в жизни не бывает, и вот, пожалуйста: Макс Фриш, большая грудь,
чувственные губы и сама предлагает.
Юра молча смотрел на нее.
- Спускайся. Никто не придет. Они там очень хорошо сидят. Спускайся.
- Ты первая.
- Хорошо.
Она спустилась, повернула ручку замка и сняла майку. Он смотрел на нее с
верхней полки. Полумрак, огни проносящихся фонарей. Большая красивая грудь.
Талия, широкие бедра.
Юра слез с полки и сразу же обнял ее за талию, прижав к себе. Расстегнул
молнию на шортах, пуговицу.
- Сейчас, подожди, - шепотом. Сняла шорты, легла на простыню
(предварительно постелила, отметил Юра). Он расстегнул ремень джинсов. А
молнию на них расстегнули пальцы девушки.
Вот тебе и вялость! Он удивлялся сам себе. Еще пять минут назад
проснулся в тяжелом, каком-то омраченном состоянии, с мыслями о том, куда и
зачем он едет и почему должен трястись в этом поезде. А сейчас с хулиганским
удовольствием и неожиданной радостью занимается сексом с этой аппетитной
еврейкой, испытывая такие приятные ощущения. Она была горячей,
темпераментной, стонала так, что он возбуждался еще больше и чувствовал, как
энергия течет по всему телу, и хотел, чтобы это продолжалось как можно дольше.
И это продолжалось долго. Пока она не вздохнула глубоко и не сказала:
- Все. Я устала. Иди.
Он встал, оделся и пошел в туалет. Проходя по купе, услышал оттуда смех
и звон гитары. Когда вернулся в купе, девушки не было. Он залез на свою полку и
лежал, глядя в окно на проносящиеся в темноте фонари. Заснул. Разбудили
пограничники, сначала наши, потом украинские. Она вошла вместе с ними и со
своей подругой: всех перед проверкой разгоняли по своим купе. После второй,
украинской, проверки обе девушки ушли, а Юра заснул теперь уже до утра.
Глава десятая
Дао любви
Теперь телефон звонил чуть ли не каждое утро и так рано, как Лиза никогда
не просыпалась. Приучила она и Сашу спать до девяти, а то и до десяти. Но
последние три дня противные звонки будили их ровно в 9.
- Елизавета…
- Можно Лиза.
- Здравствуйте, Лиза. Скажите, Черкизов Александр у вас находится?
- Простите, а с кем я разговариваю?
- Генеральная прокуратура. Следователь по особо важным делам Ефимов.
Лиза тяжело вздохнула. В трубке опять раздался этот равнодушный
металлический голос:
- Черкизов Алекса…
- Да, у меня. Передать ему трубку?
- Сделайте одолжение.
Она протянула трубку Саше. Он открыл глаза и взял ее.
- Да, я вас слушаю. Здравствуйте. Когда? А по какому… Хорошо, понял.
Нет, повесткой не обязательно. Хорошо, давайте встретимся. Где, говорите?
Знаю, да, знаю. В шесть часов? Хорошо, буду.
Саша нажал на кнопку отбоя и отдал Лизе трубку.
- Опять?
- Да. Но на этот раз хочет поговорить. То есть как бы не допрос. В кафе.
- В каком?
- На проспекте Мира, в клубе, в «Рыбах и птицах».
- Ишь, места выбирают наши. Ты, что ли, предложил?
- Смеешься, Лиз.
- Тебя посадят? – Лиза погладила его по седым волосам.
- Тебя посодют, а ты не воруй. За что, Лиз? Я ничего ни у кого не украл.
- А что пристали?
- Понятия не имею.
- Это-то и страшно. Что происходит, господи.
- Может, сегодня узнаем. Ты знаешь что, Лиз? Ты перестань об этом
думать, ладно?
- Как я могу не думать об этом, Саш?
- А так. Не думай, и все. Прикажи себе не думать, и не думай. Я к этому
следователю пойду только в шесть вечера. Оттуда в тюрьму меня не заберут, у
нас впереди как минимум даже не один день. Если в тюрьму меня не заберут,
значит впереди еще и ночь. Разве это плохо? А ну иди сюда!
Он повернул ее к себе, поцеловал, вытер губами слезы, погладил грудь,
лизнул сосок, слегка прикусил его. Лиза застонала, Саша сместился так, чтобы
целовать ей живот. Вдохнул его запах, пощекотал языком пупок. Лиза засмеялась.
Он опустился ниже, хватая губами волосы на лобке. Они росли ровной дорожкой,
за которой Лиза внимательно следила.
- Зачем ты бреешь здесь? Я люблю треугольник.
- У меня такое белье, Саш. Ты что, видно будет!
- Жаль, я люблю треугольник. Хотя… что я говорю, дорожка тоже классная.
А вкусно как…
- На что похоже?
- На устриц.
- Ты их ел?
- Один раз в Лондоне. Но ты вкуснее, вкуснее. Вкус…
Лиза застонала.
Волна наслаждения поднималась и в нем, но он не форсировал ее, не
ускорял, он научился внимательно следить за движением этой волны и
радоваться ей. Он не старался догнать ее или нырнуть в нее. Он как будто играл с
ней. Саша давно разлюбил спазматический жадный секс, а полюбил
тантрический. «Дао любви» он читал давно, но только недавно понял, что
написано оно не для чтения, а для применения в жизни. И когда вдруг стал
замечать, что еще немного и станет импотентом, причем не от отсутствия
практики, а вроде бы от ее нормального течения, то обратился к «Дао любви» и
теперь был очень благодарен древним даосам.
Какой ерундой в сексе он занимался всю жизнь! Только тантрический,
даосский секс открыл ему такие грани наслаждения, о которых он и мечтать не
мог. Он как будто испытывал оргазм во всем теле. Волна наслаждения - он
называл ее то энергией, то кундалини, то потоком, - растекалась от ягодиц по
спине, плечам, уходила в голову, спускалась обратно вниз и взрывалась,
превращаясь в энергию. Как вода при кипении превращается в пар и уходит в
небо. При этом член оставался как мраморный и чем он сильнее его напрягал ( о
таком напряжении он не мечтал и в тридцать лет) , тем больше эта волна
чувствовалась во всем теле.
За все это он заплатил только тем, что перестал кончать. Сначала было
трудно, но потом он стал находить в этом особый кайф. Теперь он даже не
доходил до того места, когда надо было во что бы то ни стало удержаться от
оргазма, теперь он научился блаженствовать, не доходя до этого оргазма, но
испытывал долинный оргазм, как сказано в «Дао любви», то есть наслаждение во
всем теле.
Раньше он после секса чувствовал на следующий день настоящее
похмелье, на девушек смотреть вообще не хотелось. И даже танго танцевал
почти через силу. Теперь, практикуя тантрический секс, он с удивлением
обнаружил, как стал больше импровизировать в танго, стал нежнее, стал
испытывать невиданные ранее эротические чувства.
Энергия спермы, которая не уходила из него, творила чудеса. Организму не
надо было тратить силы на ее постоянное воспроизводство, (это он прочитал в
одной умной китайской книжке), и он был готов встретить любые трудности. Как
эту, абсурдную, с прокуратурой.
Чего пристали? Это, конечно, связано с тангерой. А трясут меня. Поймут,
что я не при чем, и отвяжутся. Я у них - единственная завязка. Тангеры нет, я
есть. Вот и трясут. Ладно, хороший повод потренировать себя на толерантность,
на мысли о вечном. И он вспомнил стишок знакомого писателя Михаила Кривича.
Повторил его в такт своим плавным движениям на Лизе:
Проходит жизнь за годом год,
что нас нисколько не е…т,
И это вовсе не беспечность,
Поскольку наша жизнь - вечность.
- Чего ты улыбаешься? – тяжело дыша, спросила Лиза.
- Стишок вспомнил, - сказал Саша, остановившись, но не выходя из нее.
- Стишок? Ну, ты даешь? Какой стишок?
- Неприличный.
- Прочти.
- Слушай.
Саша прочел его, и Лиза, улыбаясь, обняла его и крепко-крепко прижала,
как будто проверяла, насколько максимально она может напрячь свои мышцы.
- Какая ты сильная, Лизка. Но я еще сильнее.
- Ты уверен?
- А то.
- Докажи.
- Не боишься?
- Не-а.
- Ну, держись,
Он обхватил ее, поднял на руки, стоя на коленях, соскочил, не отпуская
девушку, с кровати, встал в полный рост, и, держа Лизу на руках, начал поднимать
и опускать ее на себе. Лиза закричала, вцепилась ему в спину, а он продолжал
почти подбрасывать ее, пока не понял по ее крику, что она испытала сильный
оргазм. Тогда он нежно положил ее на кровать и лег рядом.
- Как хорошо, я просто не могу, - сказала Лиза с закрытыми глазами.
- Не могу? Почему - не могу? Что за слова? Ты можешь, Лиза, ты все
можешь. И я все могу.
- Но тебя вызывают...
- Опять? Сейчас накажу.
- Все, не буду. Пойду завтрак готовить.
- Другое дело.
- Горячей воды опять нет, представляешь.
- Ну и класс. Будем закаляться.
- Нет уж, я подогрею.
- А я не буду, - Черкизов довольно потянулся. Что мне зима, я смеюсь над
ней в холодной ванне.
- Это кто сказал? Какой-нибудь древний грек?
- Да, почти. Ницше.
Глава одиннадцатая
Грот. Алмаз.
Лучи солнца проникали в грот. Она расстегнула молнию на кармане куртки,
достала алмаз и положила на солнечную дорожку. Смотрела, как солнце играет в
гранях камня.
Голову она очистила, больше никакие мысли не посещали ее, она просто
смотрела на камень. Никаких эмоций, никакой рефлексии. Она ждала волны
интуиции, которая возникала на такой благодатной пустоте. Марго знала, что ее
нельзя торопить, что если она все сделала правильно, то все придет, все что
надо, и она узнает то, что должна узнать. Надо просто спокойно сидеть и ждать,
день, два, неделю, месяц, - сколько понадобится. Теперь это не имеет никакого
значения. Перепросмотр сделан, она вспомнила себя до двухлетнего возраста,
вспомнила все события, которые отобрали у нее энергию, душевные силы. И
восстановила их. Теперь в душе осталась лишь пустота. Это было как раз то, чего
она добивалась, чему учил ее Серхио.
Марго замерла. Она сидела и смотрела на алмаз два часа. Луч солнца
давно покинул его, а она продолжала смотреть на Азул, почти не моргая. В
пещере был полумрак, и стало прохладно, но Марго было все равно. К
восприятиям тела она не относилась теперь никак – просто фиксировала:
прохлада. Тепло. Холодно, кожа слегка дрожит. Но это никак не попадало в ее
сердце, не производило никакого впечатления.
Она смотрела на алмаз не сосредоточенным, а скорее расфокусированным
взглядом. Она видела всю пещеру, видела полоску света, и то, как на смену дня,
сумерек приходит темнота, но Азул был в центре ее внимания, рассеянного
внимания.
В алмазе плескалось море, волны омывали незнакомый берег. Она увидела
очертания скалы, которая выдавалась далеко в море. Профиль скалы напоминал
профиль человека. Волосы, борода, нос. Над скалой висела туча и закрывала
солнечные лучи. Потом туча отошла, затем ушла совсем, и ярко засветило
солнце.
Глава двенадцатая.
Коктебель. Глаза в глаза.
Юра лежал на пляже неподалеку от Карадага и смотрел на профиль
Волошина в скале. Первая ночь на фестивале прошла совсем тихо. Он почти не
танцевал – со своими подружками танцевать не хотелось, не хотелось мешать им
ловить других партнеров из разных стран. На фестивалях стараются танцевать с
незнакомыми – со своими всегда успеешь. А отказать мужчине неудобно да и
невыгодно - потом не пригласит. «Своих» девушек приглашали только
закомплексованные, нерешительные мужчины, а Юра к таким себя не относил. Он
увидел Вику, с которой переспал в поезде, и пригласил ее. Выслушал ее
философию по поводу секса, правда без особого интереса. Вика сама вдруг
решила объяснить свое поведение в купе.
Философия была такой. Когда ты видишь апельсин и хочешь его съесть, ты
же не спрашиваешь, можно ли это сделать, если апельсин уже на столе, сказала
Вика, когда они протанцевали положенных три танго и пили мохито в баре. Так же
и с сексом.
- Неужели надо мучаться, думать о том, что это неприлично, если хочется?
И если я вижу, что и мужчина не против, неужели я буду ждать, пока он
преодолеет свои комплексы? Мужчина будет мне только благодарен. Ты же
благодарен мне за мою решительность, Юр, ну скажи, разве нет?
- Ну, конечно, Вик.
- Вот видишь. А сегодня ты хочешь?
- А сегодня - нет, я устал, пойду спать.
- Ну и славно, я не обижаюсь. И правильно, что говоришь откровенно.
Пойдешь спать - и не будешь больше танцевать?
- Так и сделаю. С тобой я уже потанцевал, а больше ни с кем не хочу.
Он поцеловал ее в щечку, затушил сигарету в пепельнице, допил мохито и
встал с кресла.
- Пока? – подмигнула Вика.
- Пока.
- Ты где остановился? В пансионате?
- Нет, я снял домик по старой памяти.
- Ну-ну, а мы еще потусим.
- Потусите. Пока.
- Пока.
Юра вышел на набережную, вдохнул вечерний сентябрьский запах моря и
пошел к своей улице Десантников. Хозяин с соседом пили пиво за столом в
садике, кивнули ему, и он прошел к своей двери.
Надо же, десять лет назад два года подряд я с ним пил крымскую мадеру. А
теперь даже не узнает. Интересно, кто изменился – я или он? Я, наверно. А он
постарел от пьянства, от дешевой водки и зимней спячки. Но жена все-таки
держит его, не дает спиться. И порядок в доме, ремонт сделали, теперь удобства
все внутри, не то, что раньше.
Ушел с милонги в разгар открытия фестиваля. Раньше со мной такого не
бывало. Зачем я тогда сюда приехал? Хотел картину закончить, но даже не взял
ничего. Значит, не хотел. Среди своей тусовки, где было немало приятных ему
людей, он чувствовал космическое одиночество. И это в родном Коктебеле, где
знаком каждый домик, каждый хозяин, каждый камешек на пляже.
Но в этом космическом одиночестве Юра не ощущал ни трагизма, ни скуки.
Напротив – он чувствовал какую-то наполненность, ему не нужен был никто и
лишь очертания тангеры нет-нет да и вставали перед ним.
И когда он лег в постель, которая пахла лавандой (Валентина - умница,
постаралась, она-то меня сразу узнала, но мужу ничего не сказала, боялась, что
будем, как раньше, вместе мадеру пить).
Он заснул, и ему приснилась тангера. Она сидела в какой-то пещере и
смотрела на камень. В камне отражался океан, какой-то черный кот, потом
появились очертания Карадага. Потом Святая гора Кара-Дага проявилась
полностью. Туча ушла с горы, и засияло солнце.
В четыре утра он проснулся и понял, что уже не уснет. Пойду посмотрю, как
просыпается сентябрьский Коктебель, решил он. Надел джинсы и свитер, взял
немного денег, сигареты и вышел.
Он подходил к набережной. Навстречу шли смеющиеся парочки, девушки,
по двое, по трое. Тангерос расходились с милонги. Никого знакомых он не
встретил и ничуть об этом не пожалел.
Подходя к морю, он увидел Мечо. Звезда аргентинского танго нуэво, один
из самых дорогих и известных в мире тангеро сидел на камнях и смотрел на море.
В руке держал бутылку пива. Хороший случай познакомиться, отметил художник.
Но не сделал ни одного шага к человеку, которым восхищался и танец которого
любил больше всех остальных.
Однажды в Москве, когда он брал у него мастер-класс, Мечо вдруг сказал:
- Странная история. Я показываю смену направлений в очо, а вы смотрите
мне в глаза. Что вы там увидите? Вы заплатили деньги за то, чтобы узнать новые
движения, а смотрите в глаза!
- Вам это не нравится? - спросил тогда Юра.
- Да нет, нравится, скорее нравится, но это странно. И такая история
происходит только в России, больше нигде. В Европе, если люди пришли на
конкретный курок, а тема его определена заранее, они хотят от этого урока взять
все. А тут…
Мечо допил пиво, положил бутылку на гальку, и лег на камни. Юра видел,
что глаза его были открыты. Тангеро смотрел в небо. Художник заметил, что если
год назад, когда он брал у него уроки, плечи Мечо были татуированы лишь
наполовину, то теперь все его руки и плечи покрывали татуировки. Иероглифы,
драконы. А сам он со своей прической напоминал художнику самурая – волосы
были сложены в самурайский хвост. И Мечо еще больше растолстел. Странно,
что это совсем не мешает ему танцевать его сумасшедшее танго-нуэво. Даже
напротив – украшает. Он танцует расслабленно, как будто совершенно не думая о
своей позе, не думая, как он будет выглядеть. А его маленькая Диана так и летает
в его могучих руках.
Юра тоже лег, как был, в джинсовке, на камни и стал смотреть в небо. Вдруг
облака заслонило нависающее над ним лицо аргентинского тангеро. Мечо
несколько секунд смотрел ему в глаза. Улыбнулся. Подмигнул. И пошел. Юра не
обернулся. Он почувствовал, как его губы сами раздвинулись в улыбке.
Он заснул и проснулся от яркого теплого солнца. Встал и пошел в кофейню.
Кофе и круасаны – прекрасный завтрак. А потом – прогулка на гору Волошина. А
потом… а потом будет видно.
Кофейня была открыта, на ступеньках сидели тангерос (две девушки и
Алексей – мужчина за пятьдесят) и пили кофе с круасанами. В другое время Юра
с удовольствием посидел бы с ними, но сейчас совсем не хотелось общаться и
говорить о фестивале и о звездах. Он прошел в кофейню, заказал кофе потурецки и сел в темном уголке за свободный столик. За остальными столами
сидели люди, правда, по одному - по два, но свободный был только один. Играла
тихая музыка, что-то восточное, - в этой кофейне бармен знал толк в музыке и
был предельно тактичен. Он не ставил танго только потому, что знал – люди
слушали танго всю ночь и сейчас хотят отдохнуть от Д*Арьенцо, Ди Сарли,
Бьяджо и Пьяццолы.
Юра встал, взял приготовленный кофе, круасан, поблагодарил бармена и
вернулся за свой столик. Через секунду он неотрывно смотрел перед собой. Да,
похоже, сама судьба дала ему возможность сегодня пообщаться с Мечо, подумал
он, проглотив первый кусок свежайшего горячего круасана.
Мечо вошел в кофейню, осмотрел столики и, остановив взгляд на Юрином,
подошел. Он вопросительно поднял глаза и указал пальцами на свободные три
стула. Юра кивнул и выдвинул стул. Сидевшие за соседними столиками молча
наблюдали за звездой. Звезда села на стул, но тут же, осмотревшись и оценив
обстановку, встала и подошла к стойке.
- Дабл эспрессо, - сказал Мечо, - энд… - он смотрел ассортимент.
- Тэйк круасан, - сказал бармен. - Вэри фреш.
- О-кей, ту, - сказал Мечо.
Бармен поставил чашку к кофе-машине. Мечо стоял у стойки, положив на
нее локти, и молча смотрел, как бармен кладет на тарелку круасаны и вынимает
чашку из-под аппарата. Затем кивнул ему. Взял тарелку и чашку и сел за стол, где
Юра допивал кофе.
Он смотрел в глаза, но как будто сквозь них. Не спал ведь всю ночь, а не
скажешь. И наверняка пил, и тоже совсем не видно, отметил художник.
Дальше так смотреть в глаза друг другу было просто невозможно, и Юра
улыбнулся. Улыбка получилась заискивающей, какой-то извиняющейся, и Юра
пожалел об этом. Мечо же в ответ не улыбнулся, а спокойно продолжал смотреть
в глаза Юре, вернее сквозь них.
- Вы брали у меня уроки, - сказал Мечо по-английски.
- Да. Вы помните?
- Я помню всех, кто брал у меня уроки. Во всяком случае, узнаю на улице.
- И всех, с кем танцевали?
Теперь улыбнулся Мечо. Но улыбка была не такой, как у Юры, она не была
обращена художнику. А скорее - своим воспоминаниям.
- А вот с кем танцевал, пожалуй, нет. Ощущения помню, а в глаза ведь не
смотришь, когда танцуешь танго. Иначе – представляете, что это будет? И Мечо
вдруг изобразил, как он обнимает девушку и при этом смотрит ей в глаза. Сделал
очень смешную грозную гримасу. Юра рассмеялся.
- Помните только ощущения? – Юре очень нравилась тема разговора, и он
не хотел ее терять, хотел продолжить.
- Вот-вот, ощущения. - Мечо отхлебнул кофе и закрыл глаза. - Танго – это
ощущения. Потому и танцую.
- Я заметил – на милонгах вы всегда танцуете до утра, танцуете со всеми,
не выбираете, преподаватель или ученик.
- Вас это удивляет?
- Да, немного. Таких, как вы, больше нет. Ни среди аргентинцев, ну, тех, что
я видел, ни среди европейцев. А у нас вообще какая-то иерархия – все
приглашают только своих.
- Это не у вас. Это везде. У вас даже свободнее. А мне плевать на
иерархию. Надо мной, мне говорили, смеются, что я танцую с начинающими
девушками. Ну и что? Мне нравится, я и танцую. Я же танцую не ради трюков.
- Ради ощущений?
Мечо кивал головой и смотрел Юре в глаза. Допил кофе и сказал:
- Вся жизнь – это ощущения. Только ощущения – это жизнь. Все остальное
– обман, майя, туман, старость. Думать – старость. Думать, создавать концепции,
цели, сожалеть о чем-то – и всё, остановка, никакой жизни. Я чувствую, что я
живу, только когда ощущаю. Кода танцую танго, когда пью кофе, ем, занимаюсь
сексом, курю. – И он достал пачку «Кэптен Блэк». - А вы? Почему вас не было на
милонге?
Надо же! И это заметил, удивился про себя художник.
- Был… сначала, потом ушел.
- Почему ушли? А зачем же вы тогда приехали на фестиваль?
То, что он сейчас говорил, и то, как он говорил, совершенно не вязалось, с
образом, который придумал себе Юра, – образом мачо, хмурого,
малообщительного, брутального, хамоватого. Перед ним сидел открытый,
расслабленный, мягкий, даже веселый человек. И то, что он не спал ночь, никак
не отражалось на его поведении и на его внешнем виде. Он выглядел так, как
будто хорошо отдохнул где-нибудь на курорте. И в конце своего отдыха очень
доволен жизнью. Принял душ и собирается завтракать.
- Да сам не знаю. Отвлечься хотел.
- Отвлечься? От чего?
Юра несколько секунд смотрел ему в глаза. Рассказать, что ли? А почему
бы и нет? Спрашивает ведь. И спрашивает неформально, не для того, чтобы
просто поддержать беседу. И из вежливости таких вопросов не задают. Видно
было, что раз Мечо спрашивает, ему это действительно интересно. Он не был
похож на человека, который ведет себя неискренно.
- От любви.
Мечо застыл на мгновение. Потом затянулся, выпустил дым в сторону и
сказал.
- А зачем отвлекаться от любви?
- Вернее, не от любви. Я хотел переключиться. Любовь оборвалась так
резко и неожиданно, что я не мог оставаться в Москве. - Юра посмотрел на
аргентинца. Тот ждал продолжения рассказа.
- Я влюбился в аргентинку. - Юра не отводил взгляда от Мечо. Выкажет
удивление? Поднимет брови вверх? Улыбнется? Нет, спокойно смотрит в глаза.
- Маргарита Монтес, – сказал Юра. - Она приезжала на фестиваль.
Мечо едва заметно кивнул.
- Вы знаете ее?
Мечо кивнул. Затушил сигарету в пепельнице и посмотрел Юре в глаза:
- Немного. Рассказывайте.
И художник рассказал историю своей странной любви.
Глава тринадцатая
Кино в «Ударнике»
Черкизов вышел из здания прокуратуры и вдохнул теплый сентябрьский
воздух. Как же хорошо, что меня начали таскать в прокуратуру! - подумал он. Иначе я не заметил бы прелесть этой осени. Простые и такие важные вещи
начинаешь ценить только тогда, когда тебя вызывают в ментовку. И чем больше
на тебя наезжают, тем больше начинаешь ценить жизнь. Ну разве это не
полезно? Очень полезно.
Не поехали на фестиваль в Крым. Лиза переживает. Но мы же были на
фестивале в Москве! Юрка поехал, но, кажется, поехал не для того чтобы
танцевать, а для того, чтобы понастольгировать по ушедшей коктебельской
молодости. Ну и на здоровье, а ему, Черкизову, ностальгировать нечего. Он и так
молодой, хоть и старше художника на десять лет. Молодость – это движение, он
давно понял. Молодость – это принятие всего на свете, даже прокуратуры с ее
абсурдными обвинениями. Принятие абсурда. Ведь жизнь и есть абсурд. Если
завтра меня посадят в тюрьму, самое главное - не потерять радость. Где-то он это
слышал. Вспомнил! Иоганн Себастьян Бах! Когда у него умерли жена и дети,
первое, что он сказал, было: «Боже, не дай мне потерять радость!»
- А ты в оранжевом плаще! Ну ты даешь ваще, ну ты даешь ваще, - крикнул
он, увидев идущую ему навстречу по каменному мосту Лизу.
- Чего такой веселый? Отстали наконец?
- Ну считай что отстали! - весело сказал Черкизов.
Лиза недоверчиво улыбнулась:
- Врешь, небось.
- Вру, - захохотал Черкизов.
- Господи, ну когда же это все кончится!
- Когда-нибудь все вообще кончится, Лиз, – сказал Черкизов. - Все
кончается смертью.
- Фу, ну что ты говоришь! Тебя не поймешь, Саш. То какой-то совершенно
неоправданный оптимизм, то вдруг смерть.
- А что тут страшного? Потому и оптимизм - потому что смерть. А ты не
собираешься умирать?
- Ну прекрати, а! Ты что, с ума сошел?
- Нет, - Черкизов был спокоен и смотрел на Лизу ясными веселыми глазами.
Все-таки он сумасшедший, подумала Лиза.
- Я вот, например, умереть собираюсь, но не сейчас, и поэтому мне очень
весело.
- А сейчас ты что собираешься делать?
- А сейчас я собираюсь пригласить тебя в «Ударник», где идет фильм про
уличные танцы. Про рэп, кажется. Пойдем?
Лиза обняла его, быстро поцеловала,
- Пойдем. А есть ты не хочешь?
- А там кафе. Там и поедим. Помню, в школьные времена мы специально
ездили с ребятами только в «Ударник». Потому что там, в буфете, продавалось
бутылочное пиво.
- Оно и сейчас продается
- Вот и прекрасно. Вот и пошли.
Фильм был про черных рэпперов, танцующих на улицах Нью-Йорка.
Публика в зале – школьники, студенты. И она с пятидесятилетним тангеро
Черкизовым. Но его это нисколько не смущало, казалось, он даже не замечал
этого. Действительно не замечает, поняла Лиза. Ведь он, правда, по-настоящему
молод, и не только душой. В этом она успела убедиться. Он был моложе и
сильнее всех мужчин, с кем она раньше спала – молодых, не очень, всех. И
фильм про рэп он смотрел с таким интересом, как будто танцует не танго, а
брейк-данс или по меньшей мере хастл. Не сомневаюсь, что он легко научился бы
и всем этим танцам, подумала Лиза.
- Ты наверняка научился бы и всем этим танцам, - сказала она.
- Да чего там учиться, - рассмеялся ее мужчина. - Это же не танго, я умею.
- Правда, что ли?
- Хочешь, потанцуем сегодня?
- Где? Дома?
- Зачем дома? Пойдем в клуб какой-нибудь продвинутый.
- Ты серьезно?
- А почему нет. Я вообще серьезный человек, Лиза. Ладно, давай кино
досмотрим. Классный фильм.
Лиза посмотрела на экран. А действительно, неплохо, если правильно
настроится.
Глава четырнадцатая
Ожидание урагана
Сумерки… Она не заметила, как прошел день. Но перепросмотр, кажется,
закончен. Поговорю еще с Серхио, что он скажет, - решила Марго. - Но по-моему
окончен. Легкость и пустота внутри, буддистская пустота. Теперь можно
приступать и к Азулу, то есть к настоящему.
Закончила… Ничего я не закончила! Я разобралась с самым легким, с тем,
что и так знала. Со своим прошлым до Москвы. А Москвы испугалась,
спряталась от нее. Спряталась в пещере! – осенило Марго. - Перепросмотр
как будто делаю. Внушила себе. Да ничего я не делаю! Зачем себя обманывать?
От этого открытия у Марго участился пульс и застучало в висках. Надо
возвращаться в пещеру. Нет, завтра, сегодня нет сил.
Нет сил? Значит, занималась не тем, вспомнила она Флоринду. Все то, что
она делала в этой пещере, – она лгала себе самой. Занималась перепросмотром,
который давно для себя сделала, а тем, чем должна была заняться по сути, -
Москвой, художником, их любовью, Азулом, - не занималась. Вытеснила,
умышленно вытеснила.
Но хорошо, что хоть призналась себе. В этом уже прогресс. Так что завтра
начну все сначала. А сегодня – сегодня пойду приготовлю Серхио ужин, пожарю
ему мясо с овощами. Опять лгу, - не ему, а себе, себе и ему. И вина хочется, и
курить, курить его ароматную трубку. А завтра займусь Москвой, решила она и
сразу повеселела.
Кот встретил ее у дома. Он всегда смотрел в глаза и на этот раз не
отводил взгляда от глаз Марго. Как будто чего-то хотел.
- Ты что хочешь, Мануэль?
Кот мяукнул, встал на задние лапы и вытянул передние, облокотившись
ими о ее колено. Сделал он это с присущей ему грацией. При этом видно было,
что испытывает он настоящее блаженство. Вот у кого надо учиться жить,
подумала Марго и, взяв кота на руки, прошла с ним в дом.
Серхио не было, в это время он всегда уходил на прогулку. Куда – Марго
не знала, но догадывалась, что Серхио бродил без дела и без цели. Как и
полагается истинному философу.
Марго устроилась на диване, накрылась пледом. Мануэль сел у нее в ногах
и, слегка прищуриваясь, продолжал смотреть ей в глаза. Как будто ждет чего-то,
подумала Марго.
- Чего ты ждешь, Мануэль? Хочешь, чтоб я тебе рассказала московскую
историю? – спросила Марго.
Кот мурлыкнул.
- Много хочешь. Хотя, может, как раз ты меня поймешь. Ведь ты тоже
гуляешь сам по себе. И всегда берешь все, что тебе надо. Или кого. Да, Мануэль?
- Мяу! - на этот раз громко сказал Мануэль и сладко потянулся. Марго
достала из кармана Азул и положила на тумбочку.
- А рассказывать в общем нечего. Ты и так все знаешь. Куда ты смотришь?
На камешек? Нравится?
Марго взяла Азул, поднесла к глазам и увидела в нем отражение Серхио.
- Погода меняется. Похоже, ураган будет, - сказало отражение Серхио в
зеркале.
- Сильный?
- Да. Но есть надежда, что нас не коснется.
- А что по радио говорят? По телевизору? Ты же смотришь.
- Они ничего не знают. Я им не верю. Таиланд проморгали, Кубу тоже.
- А если он будет, то…
- Если он будет, мы не будем его здесь дожидаться, Марго. У нас еще есть
дела. У меня в Буэносе. У тебя в Москве.
- В Москве? Почему ты решил, что я собираюсь в Москву?
- А ты разве не собираешься?
Марго не ответила. Ей казалось, что она не думала об этом. Но сейчас,
когда Серхио сказал это, она поняла, что давно про себя решила – она полетит в
Москву. Только себе в этом не признавалась.
- А как ты узнаешь, будет ураган или нет, Серхио?
- Ночью будет ясно.
И Серхио вышел.
- Приходи пить матэ, - крикнул он со двора. – Я ставлю чайник.
Глава пятнадцатая
Резюме Мечо
- Вот так я влюбился в аргентинку. - Юра посмотрел на Мечо. Тот молча
курил. Казалось, он чего-то ждал. Я все ему рассказал, почему он молчит,
подумал художник.
- Ну и дальше? - вдруг спросил Мечо.
- Дальше - ничего, дальше я здесь, а ее нет.
- Это ненормально. - Мечо посмотрел на Юру. – А ты считаешь по-другому?
- Я не знаю... Я...
Юра даже не заметил, что Мечо перешел с ним «на ты».
- Найди ее. Ты должен найти ее. Не должно быть свободных концов.
- Концов? Да, наверное...
- Ты же никогда не бросаешь танец на середине, правда? Представь, начал
танцевать танго, а потом говоришь партнерше – извини, я больше не могу.
Юра улыбнулся.
- Так же и здесь. Ты не дотанцевал с ней танго. То, что она уехала, это
нормально. То есть, нормально для Марго. Но это ее проблема. А твоя?
- А моя?
- А твоя - достать ее и закончить танец. Как угодно - но закончить. Ну, я так
считаю, я. Если ты хочешь моего совета, то ищи.
- Где? В Аргентине?
- Да, скорее всего, в Аргентине. Ты был у нас в Буэносе?
- Нет, никогда.
- Но хотел бы, наверно.
- Да, давно собираюсь.
- Не нужно собираться. Нужно лететь. Сейчас. Нельзя ничего откладывать,
тем более незавершенный танец. Я буду там недели через две, если что - вот мой
телефон. - Аргентинец протянул Юре визитную карточку. - Но ты должен поехать
туда немедленно, лучше прямо отсюда.
- Отсюда, думаю, нет рейсов.
- Откуда есть - оттуда и лети. А я там буду через две недели.
Мечо встал из-за столика.
- Спасибо вам, - сказал Юра.
Мечо протянул ему свою визитку. Юра положил ее в карман.
- Не потеряй. Может пригодиться.
- Не потеряю, всего ...
Но Мечо не слышал, он уже вышел за двери кафе.
Часть третья
Аргентина, Буэнос-Айрес
Глава первая
Побег
Вещей у Марго почти не было, а те, что были, она быстро покидала в сумку
и вышла на дворик. Ночь была теплой, безветренной, Марго с удовольствием
глубоко вдохнула ночной воздух. Посмотрела на звезды - нет, пасмурно.
- Быстрее, Марго, садись в машину и за мной. У нас нет времени.
Марго посмотрела вдаль, туда, где был океан. Казалось, ничто не
предвещало урагана, но Марго чувствовала тревогу - кожей, всем телом. Природа
как будто застыла в ожидании взрыва, затаилась.
- Марго, сейчас каждая лишняя секунда здесь - это большой риск, и
слишком большая роскошь для нас. Садись в машину, и поехали.
С этими словами Серхио сел в свой старый джип, завел мотор и тронулся с
места. Марго побежала к машине, и через несколько секунд мчала по шоссе,
стараясь догнать Серхио. Вдали виднелся его джип.
К утру они были в городе. Сели за столик открытого кафе.
- Когда вернешься из Москвы, заезжай, - сказал Серхио.
- Из Москвы? - Марго подняла брови вверх, но тут же отругала себя за это:
она знала, что Серхио читает ее мысли.
- Я к тому времени наведу порядок в саду, ураган побьет все деревья.
- А Мануэль? С ним, как думаешь... Он пропал…
- Мануэль сбежал еще раньше нас. Он ушел, как только ты уснула.
- Он вернется?
- Куда же он от тебя денется? - Серхио подмигнул ей. - Как твое танго,
Марго?
- Танго... Давно не танцевала, в Москве пару раз, но это не считается.
- Да, в Москве у тебя другие дела. А здесь, в Буэносе?
- Ты же говоришь, надо лететь в Москву.
- Я говорю? Нет, Марго, это ты говоришь. А я только повторяю за тобой. Ты
совсем разленилась, даже не следишь за своей речью. Выходит, мои уроки
насмарку?
- Танго… Я хочу на милонгу.
- Марго, хочу и могу - это одно и то же. Я приду сегодня вечером на тебя
посмотреть.
- Приходи. Я буду танцевать с Хосе.
- Отлично, с Хосе. Обожаю Хосе. Он единственный, кто постоянно
улыбается во время танго.
- По канонам не принято.
- Дело не в канонах.
- А в чем?
- А в том, что даже среди тангерос 99 процентов импотентов, - сказал
Серхио и весело подмигнул Марго.
- Но Хосе улыбается.
- Потому что не импотент.
- И я не улыбаюсь.
- Но ты закрываешь глаза. Тебе можно. А если бы ты еще с закрытыми
глазами улыбалась, Марго...
- Я подумаю над этим.
- Думать не надо. Надо улыбаться. Как Хосе.
Глава вторая
Лиза. Продолжение тантры
Это было невероятно. И как она раньше жила без этого! Лиза пребывала в
полной нирване. Так она называла свое теперешнее состояние, хотя и понимала,
что это не точное определение. Ведь нирвана предполагает отсутствие желаний,
а желания у нее теперь были постоянно. Вернее, одно желание - чувственно
относиться к жизни.
Теперь ее возбуждало всё - ощущение собственного молодого тела,
одежда на нем, уж не говоря о прикосновениях Саши. А прикасался он к ней
постоянно.
Она перестала стесняться своих сексуальных фантазий, и теперь
рассказывала о них ему. А он - ей. И это очень сильно возбуждало их обоих.
Как она была ему благодарна! Он передал ей настоящее тайное знание.
Она чувствовала себя избранной, она знала, что реально счастливее всех людей,
всех окружающих ее тангерос и не тангерос.
Сначала то, что он предложил ей, вызвало удивление, нервный смех. Но он
сказал:
- А ты попробуй, попробуй, Лиза, эксперимент над собой - это всегда
полезно. Ну не понравится - будешь знать. Что ты потеряешь?
И она попробовала. Попробовала сдерживаться, останавливаться при
приближении оргазма. Сначала не получалось, но после трех неудачных попыток,
которые сами по себе доставили ей удовольствия больше, чем раньше, когда она
занималась сексом не задумываясь, - после трех неудачных попыток ей удалось
сдержаться и пережить «прилив» и «отлив» вместе с Сашей.
Они отдохнули и возобновили свои ласки. Лиза еле сдерживалась, чтобы не
закричать от удовольствия, которое усилилось в десятикратном размере. И когда
опять начался прилив, она захотела остановиться, но уже думала, что опять не
сможет, и тут Саша сразу почувствовал это и остановился сам. Волна
наслаждения разлилась по всему телу и больше не проходила. И когда они
продолжили, она кричала и не стеснялась этого, и она видела, что это очень
нравится ее мужчине.
И теперь, даже когда она не занималась сексом, она пребывала в нирване.
Нирваной она это состояние называла потому, что больше никаких желаний,
кроме того, чтобы ощущать окружающий мир, у нее не возникало. Пить чай,
гладить кошку, мерить новую юбку или маечку, новое платье, новые трусики... Она
заметила, что некоторые слова, так или иначе имеющие отношение к сексу, к ее
телу, к чувственности, теперь звучали по-новому. Когда она произносила их вслух
или про себя, даже голос у нее менялся от удовольствия и едва уловимого
волнения. Она поймала себя на том, что об основных своих целях - поехать в
Аргентину брать частные уроки у лучших местных тангерос, пожить в Париже и
Лондоне - ни разу не вспомнила. Она ждала прихода Саши, ждала момента, когда
ляжет с ним в постель или будет заниматься с ним сексом не раздеваясь, средь
бела дня, на кухне, облокотясь о стол.
Когда он тихо подкрался к ней сзади, стянул трусы и под юбкой вошел в
нее, она возбудилась мгновенно, с трудом удержалась, чтобы не кончить. И тут же
вспомнила, что такая фантазия у нее была много лет назад, когда она общалась с
одним мальчиком. Но воплотить эту фантазию в жизнь она даже не мечтала. И
когда призналась в ней самой себе, решила, что это стыдно и грязно, и тут же
подавила ее, загнала в глубь подсознания. А вот теперь она реализовалась, как
будто Черкизов ее подсознание прочитал. И ей не казалось, что это стыдно и
грязно, ей казалось это удивительным маленьким приключением, возбуждающим
до экстаза. Более того - теперь она обо всем этих вещах хотела говорить.
Она с удивлением открыла, что разговоры во время секса ей очень
нравятся. Это добавляло новые краски, новые ощущения. Преодолевая легкое
стеснение, - теперь преодолевать его было очень волнующе и приятно, - она
говорила Саше обо всем, что ей хотелось, во всех подробностях. И он говорил ей
обо всем. Она краснела не от стыда, а от удовольствия и делала всё в первый
раз. Делала такие вещи, о существовании и реальности которых раньше не
подозревала. Не верила, что такое возможно.
И еще одно изменение произошло в ней и сразу отразилось на танго. Она
стала с удовольствием обнимать других мужчин. Она реально чувствовала, что и
они теперь с огромным удовольствием прикасаются к ней. Ее стали постоянно
приглашать, теперь просидок на милонгах у нее не было. Как только
заканчивалась одна танда и она благодарила партнера, ее тут же приглашал
другой.
В метро недавно за один день к ней подошли с небольшими интервалами
сразу три человека . Мужчина средних лет сказал, что она божественно красива и
предложил пойти выпить кофе, парень студенческого вида предложил пойти в
кино, а какой-то наглый тинейджер с соседнего эскалатора крикнул ей: «Ты такая
клевая, подожди меня наверху! Я поднимусь и трахну тебя!»
И самое интересное - с азартом подумала Лиза - если бы я не спешила
домой, где меня должен трахнуть Саша, я бы обязательно подождала бы этого
тинейджера и пошла бы с ним в первый попавшийся подъезд.
Но когда она вернулась, Саши не было. До вечера она пребывала в
нирване, потом уснула за просмотром эротического фильма двадцатых годов тогда подпольного, который принес Черкизов, а когда проснулась, поняла: что-то
случилось. Он не звонил и не приходил. В сегодняшнем их состоянии любви это
было просто невозможно. Он бы обязательно позвонил, даже если бы был с
другой женщиной. Он с удовольствием рассказывал ей о своих эротических
приключениях и заверил, что если в ближайшее время они произойдут - а он
этого не исключал, - он сразу обязательно Лизу в них посвятит.
Странно, что я совсем не ревную, подумала она тогда, совсем. Мне даже
интересно, как он будет ласкать другую женщину. Хочу посмотреть. И
обязательно попрошу его об этом. В том, что он не откажется, она не
сомневалась. Для них не существовало теперь никаких запретов. И она знала - то,
что захочет она, захочется сразу и ему.
Как с мыслями. Стоило ей о чем-нибудь подумать, как она обнаруживала,
что он думает примерно о том же, и наоборот. Лиза вспомнила Юнга, его теорию о
том, что когда двое очень любят друг друга, создается между ними нечто третье.
И это не он и не она, это особое поле, обладающее чертами обоих, но
совершенно что-то новое.
И это поле подсказывало ей, что Саша не может физически сообщить, где
он, и что, скорее всего, он не в том месте, где хотел бы сейчас находиться. Номер
его безнадежно не отвечал.
Она вспомнила всё, чему он ее учил. Если не можешь сейчас изменить
ситуацию по своему желанию, сделай возврат внимания в «здесь и сейчас»,
ощути свое тело и займись конкретным действием.
Лиза вспомнила, что не закончила перевод, и, не глядя на то, что было два
часа ночи, села и стала работать. Вскоре ей захотелось спать, она прошла на
кухню, выпила сока, разделась и легла. Ей снился Саша, он ласкал ее везде, она
стонала. Он говорил, что у нее очень сексуальное имя – от слова "лизать". А
утром Лизу разбудил телефонный звонок - знакомая мелодия танго.
Глава третья
Марго. В Москву, в Москву!
Марго пила кофе в аэропорту и ждала рейса. Надо пройти путь до конца,
даже если он неправильный. Только так можно что-то понять и чему-то научиться.
Любовь? Она нашла любовь? Нет, на любовь она пока была не способна. Азул?
Азул тут вообще не при чем. Вцепилась в него, как девочка. А в результате ее
жадности создала очень нехорошее поле. Министр наверняка устроил гонения на
московских тангерос.
Она должна все распутать, все. И с художником. Сначала с Азулом и
последствиями его похищения, это серьезнее, тут может кончиться очень плохо,
учитывая специфику страны, в которой все это произошло, а потом уже с
художником. Он в глубоком заблуждении - принимает сильную страсть, сильную
чувственность, которой она его опутала, за любовь. Она должна разобраться и
здесь. Но как? Представ перед ним и сказав ему это, она только усилит его
страсть. Надо дать ему наиграться в чувственность. А чувственность - она
безлична. Для нее не нужны интеллектуальное понимание, родство душ.
Достаточно влечения здоровых тел. Да, и с этим она разберется. Это будет даже
интересно. Заодно и приятное сделает человеку.
Объявили посадку на самолет. Лететь долго, с пересадкой. Что ж, будет
время подумать. Марго прошла пограничный контроль, улыбнулась знакомому
пограничнику (надо попробовать сделать это и в России, попробовать заставить
улыбнуться русского мрачного пограничника, решила она) и прошла в дьюти-фри.
Опять она летит в Россию. Но в отличие от первого полета, когда она была
в состоянии неопределенности, не знала точно, куда и зачем летит, сейчас она
испытывала уверенную тихую радость от того, что полностью определила свою
задачу. Довольно непростую, но от этого даже немного волнующую. Марго
испытывала предвкушение от того, как безупречно проделает предпоследний
отрезок этой странной русской дороги. Она вдруг вспомнила странную русскую
песню, которую нашла в домашних архивах. Под гитару ее исполнял мужской
голос. Певец непрофессиональный, скорее шансонье. Но такой глубокий, такой
трогательный. Марго не все понимала, то есть текст и слова она понимала легко,
но вот зачем и для чего все это – этого до конца она постигнуть не могла. Вроде
бы и простой текст, а такой странный и загадочный. Но Марго чувствовала, что
еще немного - и она приблизится к его пониманию. И для этого ей не надо изучать
культуру России и русский менталитет.
По Смоленской дороге метель в лицо, в лицо.
Всё нас из дому гонят дела, дела, дела.
Может, будь понадежнее рук твоих кольцо –
Покороче, наверно, дорога мне легла.
Дорога не была короткой, но это было очень кстати. Марго пристегнула
ремень, закрыла глаза и начала делать перепросмотр последних дней с Серхио.
Кот Мануэль мяукнул и потерся о ее колено.
Глава четвертая
Юра. Москва - Амстердам – Буэнос-Айрес
Юра посмотрел в круглое окно. Увидел вдали самолет, который летел в
противоположном направлении. А вдруг Марго сидит в этом самолете? А я лечу
за тридевять земель, чтобы ее увидеть? А надо просто выскочить и пересесть в
ее самолет. «Остановите самолет. Я слезу!»…
Но даже если это и так, что из этого? Он давно хотел побывать в Аргентине,
сходить на милонги, взять частники у местных тангерос. Говорят, недорого, почти
бесплатно. Но что за чушь. Ведь Марго в Аргентине. Он ее найдет. Мечо поможет.
Правда, он сказал, что прилетит только через неделю. Нет, он должен найти
Марго сам. Это его дело, и он чувствовал, что обязательно найдет ее. Хотя для
чего – пока логически объяснить это себе не мог. Когда он вспоминал о ней, он как
будто погружался в какой-то транс, состояние его при воспоминании о тангере
напоминало состояние после курения травы. Голова отключалась полностью, вся
энергия уходила вниз, причем опускалась туда тяжелым валуном, это не была
легкая игривая энергия. Она приятно давила на него и толкала, а он полностью ей
подчинялся. Она обволакивала его, и он терял всякую способность
контролировать ситуацию, да и не хотел он ничего контролировать, нежась в
вязких и сладких парах этого дурмана. А когда Марго исчезала – внезапно и
непонятно, он долго не мог вспомнить, где он и что с ним было. Он как будто
преодолевал болезнь, возвращался из амнезии или из комы.
Но он давно решил, что будет всегда следовать своим желаниям,
реализовывать их. Только тогда можно понять, правильные они были или нет,
нужные ему или нет, творческие или нет. Так и здесь – он хотел Марго, и он
должен был довести с ней дело до конца. Что значит в данном случае довести до
конца, он сам себе на этот вопрос полностью ответить не мог, но чувствовал должен ее обязательно увидеть. Поставить точку или наоборот начать новое
предложение.
Буэнос – мечта последних его лет. Кто знает, когда бы он туда собрался,
если бы не Марго. Значит, все правильно. Мысли о Байресе вызывали у него
приятное волнение. Он ощущал этот город физически – как будто что-то зрело в
груди, что-то очень веселое и приятное.
Стюардесса смотрела на него и улыбалась. Она стояла над ним с подносом
напитков. Лет двадцать, не больше, подумал Юра. Симпатичная - просто ужас. Он
взял стакан апельсинового сока и подмигнул ей. Она рассмеялась. Юра вспомнил
смешную телерекламу, как стюардесса садится на колени к пассажиру, и сразу
представил девушку, у которой брал только что сок, у себя на коленях.
Вот, она идет обратно. Поравнялась с ним. Остановилась. Как будто что-то
забыла. Задумалась. Он поставил пустой стакан ей на столик и погладил ее по
ноге. Она посмотрела на него, опять улыбнулась и быстро прошла вперед. Юра
вспомнил Эммануэль в самолете, как она трахалась в туалете и под одеялом.
Может, и мне попробовать с этой девочкой? Нет, увы, нереально. А хорошо бы,
такая попка.
Он закрыл глаза и стал представлять себе, как заводит молоденькую
стюардессу в туалет, задирает ей юбку, она опирается о раковину, и он, стоя,
сильно, резко и быстро трахает ее. Она еле сдерживается, чтобы не кричать, он
мнет ее пухленькую попку и, не кончая, вынимает член и надевает трусы и брюки.
А она – юбку. Оттого что оба не кончали, и он и стюардесса остаются
возбужденными и веселыми и как будто даже не сделали ничего
предосудительного: ну подумаешь, поиграли чуть-чуть, потерлись гениталиями.
Они выходят из туалета, она приступает к своей работе. Он садится в свое кресло
и берет роман Уэльбека.
Юра открыл глаза и сразу встретился с ней взглядом. Она улыбалась так,
как будто думала о том же самом. Он рассмеялся, она прыснула. Покачала
головой: ай-я-яй, как нехорошо, пассажир! - повернулась и ушла к пилотам.
В Амстердам прилетели ночью. В аэропорту нужно было находиться три
часа. Выходить было нельзя, и оставалось только сидеть в буфете и пить пиво.
Вот так. Был в Амстердаме и даже травки не покурил, уж не говоря о музее Ван
Гога, подумал художник. Но мысли эти не вызвали в нем никакого сожаления. Он
вспомнил, как один знакомый скульптор рассказывал ему историю, как оторвался
от группы и пошел в кофешоп. Наелся там галлюциногенных пирожных и
отключился. Когда пришел в сознание, увидел, что перед ним сидит старый хиппи
в шортах и улыбается ему. «Что мне делать? Я погиб. Я потерял свою группу!» сказал он старому хиппи по-английски. «А ты уверен, что она тебе нужна?» спросил пожилой хиппи, выпустил дым и протянул ему самокрутку с марихуаной.
Старых хиппи в терминале амстердамского аэропорта не было, марихуаны
не было, но было хорошее голландское пиво, которое Юра не спеша, глядя в
стекло терминала, с удовольствием попивал. И удивлялся своим мыслям о
стюардессе в самолете.
Глава пятая
Марго в Москве
Труднейший перелет позади, а она совсем не устала. Это из-за
перепросмотра, он всегда дает мне энергию, - думала Марго, идя по зеленому
коридору. Все-таки Россия загадочна не только в своей культуре и поэзии, но и
вообще во всем. В том числе и в социальной жизни. Почему вдруг пропустили
всех через зеленый коридор, не проверяя? Во всем мире боятся террористов, и в
России есть основания их бояться, и вдруг – пожалуйста, проходите, чего вас
проверять?
Значит, она не заставит мрачного пограничника улыбнуться ей, жаль. Ну
что ж, в другой раз. Она поймала себя на мысли, что не рассматривает этот свой
прилет в Россию как последний, как будто она смирилась с тем, что такие
безумные по величине перелеты теперь будет совершать часто. Надо подумать
об этом, решила Марго и вошла в здание прилета аэропорта Шереметьево.
- Здравствуйте, Маргарита. - Ей протянул руку красивый молодой человек в
сером плаще.
- Здравствуйте, – ответила Марго сухо, без улыбки. – Кто вы? Меня никто не
должен встречать.
- Это было бы негостеприимно, - ответил молодой человек. - Позвольте
представиться, Александр Привалов, сотрудник Министерства культуры России.
Не удивляйтесь. У нас всегда известно о том, когда к нам приезжают звезды
такого масштаба. Тем более вы недавно были в Москве. Это не шпионство, - он
опять рассмеялся, отвечая на ее пронзительный взгляд. - Просто посольства
автоматически сообщают нам о прилете таких людей.
- Но это частный визит, - сказала Марго, внимательно разглядывая
сотрудника министерства, - я никому не сообщала об этом. И мне не нужны
сопровождающие, господин Привалов.
- О, да. Не беспокойтесь, мы понимаем. Но чтобы не было недоразумений,
мало ли, с таксистами, еще с кем-нибудь, мы решили вас подстраховать. Не
волнуйтесь, никто не будет вмешиваться в вашу личную жизнь в России.
- Надеюсь, - сказала Марго, по-прежнему не улыбалась в ответ на его
широкую улыбку.
- Я просто отвезу вас туда, куда вам надо.
- Хорошо, Александр, везите меня в «Президент»… хотя нет, отвезите меня
в новый «Интурист» на Тверской улице. Мне очень понравилось здание.
- Да, сегодняшней Москве есть чем гордиться, - сказал Привалов тоном
заправского экскурсовода. - Иногда на месте старых зданий ставят уродливые
новые, но в случае с Интуристом – полная противоположность. Я считаю, что
здание старой советской архитектуры уродовало Тверскую, а новое ее украшает.
Было воскресенье. Москва была пустая, и они доехали очень быстро. Марго
обратила внимание на то, что во время всей дороги они ни разу не свернули. Как
выехали из Шереметьева на главную трассу, так по ней и доехали до гостиницы. А
может, она просто невнимательна?
Она простилась с Александром Приваловым и прошла к ресепшн. И опять
ей показалось, что ее ждали. То, что в таком дорогом отеле всегда есть места,
она не сомневалась. Но ее как будто точно ждали, это она видела по глазам
администраторов за стойкой. Или к ее посещению готовились все крупные отели?
Сотрудник министерства даже не скрывал этого. Но что уж она за птица такая?
Теперь ясно - за мной следят, поняла Марго. Завтра объявится сам
министр или … или ее к нему отвезут. Против ее воли. Но ведь она этого и
хотела. Почему – против воли? Нет, это опасно, возможно за ней следит не
министр. И кто сказал, что этот человек, который ее встречал и так странно себя
вел, - из министерства? Она что, документы его смотрела, удостоверение? И
удостоверение легко можно подделать, если нужно, а уж ее обмануть вообще
ничего не стоит. Она ничего не понимает в сложных российских реалиях. И
стараться особенно не надо. Этот Александр Привалов может быть откуда угодно.
Но почему тогда сразу не отобрал алмаз – ведь охраны у нее не было? Боялся
спугнуть? В любом случае надо срочно отдавать его министру, завтра же, завтра
же утром.
Марго вошла в роскошный номер – в следующий раз надо будет снять
гостиницу проще и уютнее, тоже где-нибудь в центре, но не такую помпезную,
подумала Марго и тут же поймала себя на очередной мысли о том, что
собирается приехать в Москву опять. Но зачем? Она сделает в этот приезд все
дела и займется…
Да, чем она займется дальше, когда московские дела кончатся? Ну, вопервых, разберется со своей «любовью».
Азул – символ любви внутренней, безобъектной, для такой любви совсем
не обязательно было знать человека, направлять на него свои чувства и
отягощать этим жизнь. Как же она раньше этого не понимала! Сейчас, засыпая в
роскошном номере Интуриста под звук машин на Тверской, она как будто
прозрела.
Марго достала Азул и посмотрела на него. Поставила его на тумбочку,
легла в постель. На камне отражались огни Тверской.
Марго закрыла глаза. Ей удалось почувствовать эту безобъектную любовь
внутри себя, такое мягкое неяркое свечение. Оно не требовало выхода, и тем не
менее оно не замыкалось в душе Марго. Свечение распространялось на весь
этот странный город, на людей, которых она не знала, на тангерос, которых
увидит завтра на милонге, даже на министра, у которого она украла алмаз. А на
милонгу она решила идти во что бы то ни стало.
В таком приятном состоянии Марго уснула.
Глава шестая
Лиза и человек в пальто
Лизу разбудила знакомая мелодия танго на мобильнике. Саша! Эту
мелодию она поставила только на его вызовы.
- Саш, ты где? Что с тобой?
- Да со мной все в порядке. Как ты, моя самая сексуальная тангера? - И не
давая Лизе вставить слово: - Ты смотри, ни в чем себе не отказывай, рассмеялся. - Я серьезно. Чувственность надо поддерживать на высоком уровне.
Так что пока меня нет, найди себе какого-нибудь мальчика. Или двух. Или
девочку. Или сразу и мальчика и девочку, так еще веселее. - Он опять
рассмеялся. - В инете посмотри. Это несложно.
- Да прекрати ты! И ты что, серьезно...
- Вполне серьезно, Лиз, вполне.
- Ты где?
- Да я тут, в одном месте... Помнишь, как Любшин в «Кин-Дза-Дзе» говорил,
когда жене звонил с другой планеты? Я тут, в одном месте…
- В каком еще месте? Тебя не выпускают?
- Ну в общем, пока да, пока еще хотят со мной поговорить. Не думаю, что
очень надолго. Все самые главные темы мы уже обсудили. Теперь переходим
непосредственно к практике. Все негативные эмоции убиты, начинаем практику
достижения просветления и получения озаренных восприятий в трудных
условиях.
- Ты в прокуратуре? В милиции? В тюрьме? Где ты, Саша? Умоляю, скажи!
- Ты скоро узнаешь, сама, Лиз.
- Я? - она заплакала. - Как я узнаю? Что ты говоришь?
- К тебе с минуты на минуту должен прийти один мой знакомый...
- Какой еще знакомый? Кто-нибудь из танго?
- Нет, он не из танго, хотя чем черт не шутит, может, я и уговорю его начать
заниматься. Во всяком случае, интерес он проявляет.
- Саша! Я тебя умоляю...
- Лиз, успокойся, - его голос стал серьезным. - Придет человек, вполне
интеллигентный.
- И что? Зачем он придет? А когда придешь ты?
- Придет, чтобы задать тебе несколько вопросов.
- Каких еще вопросов? Следователь?
- Ну что-то вроде того. Вопросов - не знаю, каких, вернее догадываюсь, но
полностью в них не уверен. И потом, ты знаешь, за других я говорить не люблю.
Задаст - и задаст. А ты ответишь.
- Что я должна отвечать?
- Что захочешь, то и отвечай. Придумывать тебе нечего. Тем более вопросы
могут быть такие странные, что и придумывать ничего не надо. В общем...
В этот момент раздался звонок в дверь.
- Вон, я слышу, он уже пришел, - сказал в трубке Саша радостным
оживленным голосом. - Зовут его Сергей Сергеич, запомнить легко. Чаем его
напои. Иди, открывай. Идешь?
- Иду.
Лиза накинула халат и прошла к двери. Посмотрела в глазок. Увидела
человека в пальто, лет сорока - сорока пяти, неопределенного возраста.
- Открывай, Лиз, - сказал опять Саша. - Всё, больше не могу говорить.
Целую тебя. Всё будет хорошо. Не забудь про чувственность. Это серьезно.
Только это. Все остальное – суета сует и томление духа.
Лиза услышала в трубке гудки, положила мобильник в карман халата и
открыла дверь.
Глава седьмая
Юра в Буэнос-Айресе
В аэропорту Юра сразу же взял такси. О цене легко договорились,
преподаватель танго рассказал Юре, сколько стоит доехать до дома Диего старого тангеро, у которого останавливались люди из их тусовки, из экономии
предпочитающие отелям дома и квартиры. Да и слава шла про аргентинских
таксистов хорошая. Говорили, что они никогда не наживались ни на ком, что у них
это просто не принято. Таксист оказался очень общительным, и, хоть он не
говорил по-английски, а Юра – по-испански, оба понимали друг друг друга. Когда
таксист доставил Юру до места, он похлопал художника по плечу и сказал:
бизнес. Показал на себя и на Юру, протянул Юре визитку, Юра взял. Художник
понял, что таксист предлагает замутить какой-нибудь совместный бизнес. Юра
рассмеялся, кивнул, протянул руку, таксист крепко пожал ее и опять похлопал
художника по плечу. Юра вышел из машины очень веселый.
Стекла в машине были тонированные, и Юра так и не посмотрел на Буэнос.
Ничего, теперь у меня будет много времени, успокоил он себя. Денег он занял
столько, что если скромно жить, то хватит на две недели. Расположусь у Диего и
пойду гулять, - и он вздохнул с предвкушением приключений.
Но Диего дома не оказалось. Юра безрезультатно звонил в звонок, стоя на
симпатичной верандочке. Видно было, что хозяина нет.
Но теперь он не сомневался, что без труда найдет жилье. Этот город к себе
располагал. Эти домики, вот в этом районе он и снимет, решил художник, хотя…
может, и в другом. Сейчас он пойдет на набережную, туда, где художники рисуют
портреты и продают свои картины. Как добраться до этого места, ему в Москве
рассказали, и там он наверняка найдет подходящее жилье.
Глава восьмая.
Ретро: портвейн в Коктебеле
Он вспомнил, как первый раз приехал в Коктебель. Не зная нравов этого
местечка, пошел на автостанцию искать квартиру. И вдруг оказалось, что никто
ничего не предлагает. Это были времена еще советские, 89-й год, а Коктебель очень популярным курортом, хотя совсем и не гламурным, как курортные места
ЮБК – южного берега Крыма, правда, и слово «гламурный» тогда не
употреблялось. Он расстроился и решил идти на море пить пиво. А в рюкзаке у
него лежала бутылка портвейна, купленная еще дома. «Купи портвешку и иди к
художникам, все образуется», - сказали ему в Москве.
И он пошел на набережную. Лил дождь, ни единой живой души на пляже и
на набережной не было. Он увидел беседку, побежал к ней спрятаться от дождя,
который все усиливался, чтобы не промокнуть окончательно.
Портвейн он решил не оставлять никаким художникам, а выпить его с горя.
Там - будь что будет. Деньги есть, а с деньгами он не пропадет нигде, даже на
советском курорте. Он достал бутылку, зубами отодрал пластиковую пробку,
приложился и сделал два глотка. На третьем чуть не подавился.
- Старик, ты что, так и будешь один пить? Как-то это не по-коктебельски.
Юра вынул бутылку изо рта, оглянулся. Художник с волосами до плеч
смотрел на него веселым взглядом. В том, что это был художник, Юра не
сомневался. На людей своей профессии он имел стопроцентное чутье.
- Так ведь никого.
- А я? - художник сделал обиженное лицо.
- Держи, - Юра протянул ему портвейн.
Художник молча взял бутылку, сделал несколько глотков, и передал
портвейн Юре.
Юра выпил и передал ему.
Они не обменялись ни словом, пока не добили пол-литра. Под Москвой, где
Юра купил этот портвешок, тара была именно пол-литровая, в отличие от
столицы, и стоила 1 рубль сорок семь копеек. Он купил ее за день перед
отъездом, в Быкове, куда приезжал на дачу к школьному другу. Они с другом
накупались в Быковском пруду, напились портвейна, но не до потери сознания, и
одну бутылку он все-таки оставил на Коктебель.
- Какие проблемы? - деловито спросил художник, опустив пустую бутылку в
урну.
- Да вот приехал, а жить негде.
- Не переживай, это ж Коктебель.
- Но я и на автостанции был, там глухо.
- На автостанцию ходить не нужно, - сказал художник.
- А куда нужно?
- Пошли, устрою тебя. - Он протянул руку. - Максим.
- Юра.
- Будешь жить, как король, на Литфонде, рядом со мной. Хочешь?
- На Литфонде? Так это ж Дом отдыха писателей.
- Какой ты наивный! Сразу видно, что в Коке первый раз. Я ж не предлагаю
тебе казенные номер в казенном доме. Я предлагаю тебе уютный домик тети
Маши, она работает на Литфонде поваром. Кстати, и кормит вкусно. Всегда чегонибудь с кухни притащит и угостит. У нее как раз каморка освободилась. Ты ведь
один?
- Один.
Ну, вот и славно. Есть у нее сарайчик, такой миленький для одного, с
сексодромчиком таким клевым, топчаном. Жестковато, но ничего, привыкнешь,
потом на мягком трахаться вообще не захочешь. Да вот, мы уже и пришли.
В сарайчике умещалась только кровать (тот самый топчан-сексодром) и
тумбочка. Встать в полный рост было невозможно, можно было только сидеть на
кровати. Но Юре все очень понравилось. Море было тут же, садик со столиком
очень живописный, и, конечно, он согласился.
- А где хозяйка-то?
- На работе, - ответил Максим. - Ты вещи-то бросай.
- А как же...
- Да не ссы ты, никто не возьмет. Тетя Маша увидит, только обрадуется.
Она поймет, что я жильца привел, только сегодня мне об этом говорила.
Располагайся.
- И что, дверь даже не закрывать?
- Ну прикрой, и все. Сюда никто не придет.
Юра с сомнением положил рюкзак под топчан и вопросительно посмотрел
на Максима.
- Летс гоу, Юрок, с девчонками познакомлю.
И жизнь пошла. Он не уезжал из Коктебеля, или, как тогда говорили,
Коктебля, целых два месяца. Это был единственный раз в жизни, когда он так
долго отдыхал в Крыму. Что называется, дорвался. Когда кончились деньги, а
кончились они через две недели, он пошел писать портреты, а нарисованные за
десять минут акварельки продавал вечером по пять рублей.
Приложение к ретроспективе:
Стихи коктебельца 90-х
Сходи за вином, дорогой мой поэт, Кац мой милый!
любимый поэт, авангардный поэт, о сходи за вином!
Ты тоже с похмелья, но ты – ты найдешь в себе силы.
Ты знаешь слова, и пропустят тебя в гастроном.
Ты помнишь вчерашнее, Кац, я же – только фрагменты.
Мы их зарисуем, но только сначала сходи за вином.
Я мидий пожарю в порядке эксперимента
И женщин тебе приведу, но сходи в гастроном!
А женщины, Кац… и зачем ты читал им сонеты?
Все выпили, Кац, и придется идти в гастроном.
Иначе – я чувствую – кончится, кончится лето
И осень похмельем осядет на сердце больном.
Глава девятая
Буэнос. Ноу проблем.
Юра шел по Буэнос-Айресу к набережной и был уверен, что в этом городе у
него тоже все получится примерно как в Коктебеле. Интуиция его никогда не
подводила. Диего нет, где Марго, он не знает, но почему-то настроение было
какое-то игривое, он испытывал странное предвкушение веселого и приятного
приключения. А вот и набережная, а вот и художники, которые рисуют туристов, радостно отметил он и ускорил шаг.
У одной из картин он остановился. На ней была изображена девушка,
танцующая танго. Мужчина был в шляпе, спиной к ней, она обняла его, положила
руки ему на плечи и закрыла глаза. Юра смотрел на нее и думал о том, что так и
не окончил свою картину, которую постоянно переделывал. Надо в конце концов
остановиться на одном решении, подумал он.
- Марихуана? - парень в растаманской шапке приветливо улыбался ему.
Почему бы и нет? Вечером, когда снимет жилье, можно и с травкой
расслабиться.
- Окей, хау мач? - спросил Юра.
- Тен долларс, - и парень показал Юре целый мешок травы.
- Гуд? – спросил художник.
- Вери гуд, - расхохотался парень и изобразил, какой кайф можно получить.
Юра, смеясь, полез за бумажником в карман куртки. У меня как раз есть
одна десятидолларовая, от сдачи в дьюти-фри, вспомнил он.
Он даже не успел вскрикнуть. Первое впечатление, что бумажник вырвала
птица. Со свистом откуда-то сверху! Юра смотрел на удаляющегося
велосипедиста, который свернул с набережной в переулок, и не мог произнести ни
слова.
Парень с мешком марихуаны смотрел велосипедисту вслед и что-то кричал
по-испански. Двое художников с мольбертами сочувственно смотрели на Юру.
- Что было в бумажнике? - спросил по-английски парень в растаманской
шапке.
- Все деньги.
- И паспорт?
- Нет, паспорт в другом месте.
- Много денег?
- Все, - сказал Юра и вдруг понял, что не испытывает ни ужаса, ни даже
печали.
- Я найду его, не волнуйтесь, - сказал парень. - Вечером сюда приходите.
Юра кивнул, думая о Марго. Где он теперь будет искать ее, без денег?
Парень протянул ему мешочек с марихуаной.
- Но я же не заплатил, - сказал Юра.
- Потом отдадите. Вам сейчас плохо. Вы откуда?
- Из Москвы.
Парень присвистнул.
- И где остановились?
- Нигде.
Парень рассмеялся.
- У меня хотите?
- Хочу, - ответил Юра и тоже рассмеялся.
- Меня зовут Мигель.
- Юрий.
- Ю-у-у-рий, - повторил парень. - Пошли, Юрий. Только вот это, он показал
на мешок с травой, - убери в сумку. - И опять заливисто рассмеялся.
Они шли по широкому проспекту. По дороге парень постоянно здоровался
с такими же как он молодыми парнями и девушками, многие говорили Юре «ола».
Юра тоже отвечал им «ола». Наконец они подошли к высокому дому. Сколько
этажей, Юра сосчитать не успел, но что-то около 12. Дом не был похож на наши, в
нем было что-то конструктивистское, что-то совсем необычное. В отличие от той
улочки, на которой располагался домик Диего, дома на этом проспекте все были
современные, большие, чем-то все это напомнило Юре Калининский проспект
советских времен. Точно, именно Калининский проспект, даже не Новый Арбат,
тот, каким он выглядел еще при советской власти.
В один из таких небоскребов они и вошли. Лифт – такой же, как в
современных московских домах, ничем не отличается, только кабина вся
разрисована граффити, но впрочем такое и в Москве бывает. Они поднялись на
восьмой этаж, вышли, и Мигель открыл ключом квартиру.
Просторный большой коридор, длинный, как в сталинских домах, только в
отличие от сталинских московских домов во всем тут царил дух нового времени.
Юра сбросил ботинки, несмотря на предложение Мигеля не снимать, если он не
хочет, куртку, и прошел за хозяином в комнату.
Минимум мебели. Светлый диван, два кресла, телевизор, музыкальный
центр, журнальный столик – всё, больше в этой комнате ничего не было. На
стенах – портрет Боба Марли (уже хорошо!) и еще двух неизвестных Юре
музыкантов.
- Чай? Кофе? Или поесть? Ты ведь, наверное, ничего не ел с самолета? –
сказал Мигель на вполне приличном английском.
- Есть? Нет, спасибо, Мигель, пока не хочу. Кофе? Нет, давай лучше чаю,
чаю.
- О*кей, сейчас будет матэ.
- Да, вы здесь пьете матэ.
- Ты знаешь матэ?
- Да. Я пил в Москве, но у нас он невкусный. Знатоки говорят – одно
название.
- Вот сейчас попробуешь настоящий.
- В романе «Игра в классики» вашего писателя Кортасара герои все время
пьют Матэ.
- О да, Кортасар - хороший писатель. - Мигель достал коробочку, высыпал
травку на бумажку и теперь скручивал самокрутку. – Его у нас любят. Но я не
читал, - он посмотрел на Юру и рассмеялся. - А ты читал?
- Да, читал все его романы. Я его одно время очень любил.
- А сейчас – что, разлюбил?
- Ну, не то чтобы разлюбил, нет, просто появились писатели, которых я
читаю сейчас. А Кортасар – как первая любовь. Прочел, перечитал пару раз, и
всё. Сколько можно?
- Понимаю. А я больше музыку слушаю.
- Рэггей?
- Не только.
- А какую еще?
- Танго. «Амигос», еще кое-что.
- «Амигос»? – Юра чуть не подскочил в кресле.
- Да, - удивленно посмотрел на Юру Мигель. – А что тебя так удивило? – Он
даже прервал процесс изготовления самокрутки.
- Да это же моя любимая группа! Я под нее танцую.
- Аргентинское танго?
- Ну конечно!
Мигель смотрел на Юру и улыбался.
- Ты для этого и приехал к нам – танцевать?
- И для этого тоже, - Юра взял из протянутой руки Мигеля сигарету с
марихуаной.
- Так это и есть «Амигос», - Мигель показал на фото на стене.
- Я не знал, никогда не видел их, только слушал и танцевал.
- Сегодня увидишь.
- Кого? – Юра не верил своим ушам, но уже догадывался, что сейчас скажет
Мигель.
- «Амигос». Ты же пойдешь со мной на милонгу?
- И там будут играть «Амигос»?
То, что Мигель пригласил его на милонгу, Юру не удивило: он знал, что
танго у жителей Буэноса в крови и вся жизнь так или иначе с ним связана. Но то,
что он увидит живых «Амигос», это уже напоминало сон.
- Скорее всего, да. - Мигель подмигнул Юре и щелкнул зажигалкой. Юра
затянулся и глубоко вдохнул ароматный дым.
Глава десятая
Марго
Континентальный завтрак ничем не отличался от завтрака в европейских
отелях, хотя был чуть щедрее и богаче. После завтрака она поднялась в номер и
тут же позвонила министру.
- Здравствуйте, Алексей Борисович.
- Здравствуйте, Маргарита. Вы приехали?
- Приехала, как вам известно. Вы же меня ждали.
- Нет, как раз нет. Но приятно удивлен.
- Ваш человек встретил меня.
- Мой человек? Нет, я никого не просил. Я не знал, что вы приедете. Кто вас
встречал?
- Некто Александр Привалов, представился сотрудником Министерства
культуры.
- В нашем министерстве сотрудников с такой фамилией нет, я помню всех,
у меня на это хорошая память. – Министр сделал паузу. – Да, всех. Держитесь от
него подальше. Я постараюсь, чтобы никакие сотрудники вас больше не
беспокоили. Вы звоните мне с целью…
- Нам надо встретиться.
- Очень хорошо. Но я сейчас в Эстонии. Прилечу через два дня. И сразу же
встретимся. Я рад, что вы вернулись.
- Я тоже, - сказала Марго и нажала отбой.
Тут же мобильник заверещал. Она посмотрела на номер: нет, не
министра. Но ответила:
- Да.
- Госпожа Монтес, это Александр. Скажите, вам ничего не нужно? У вас все
в порядке?
- Да, все в полном порядке. Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне.
- Что вы, что вы, никакого беспокойства. Звоню на всякий случай.
- И на всякий случай не надо. Я тут по частному визиту.
- Хорошо, хорошо, не волнуйтесь. Вас никто не побеспокоит.
- Вот и хорошо. Всего доброго, – не дожидаясь ответа, нажала клавишу,
бросила телефон на кровать, села в кресло, задумалась.
Гулять по Москве одной, ожидая приезда министра, и ждать, пока тебя
какой-нибудь бомж не ударит по затылку и не вытащит Азул? В гостинице
определенно его оставлять нельзя. У таких людей, на кого работает этот
сотрудник, все везде схвачено. Что же тогда делать? Надо куда-то пристроить
алмаз!
В Москве у меня никого нет, - Марго задумчиво смотрела на серое
московское небо над Тверской. - Никого? Но у меня есть тангерос. Тангерос по
всему свету – это настоящее братство, это абсолютно свои, родные, люди, - все,
даже незнакомые. Если ты занимаешься аргентинским танго, можно списаться с
любым сообществом в мире - и тебя встретят как свою, в этом Марго давно
убедилась. Во многих сообществах такое братство есть, но такого тепла, как в
танговском, она не видела нигде. Это связано с чувственностью танца, Марго
давно поняла это. Телесный контакт моментально сближает людей, причем
сближает так, что они сразу видят, кто есть кто, кто тебе нужен, а кто нет. Танго
делает за несколько танцев то, что не могут сделать годы совместной жизни
мужчины и женщины. Поэтому тангерос – особая каста.
Итак, решено, она идет на милонгу. Многих она приметила, со многими уже
знакома. Ее приезду будут рады, она покажет шоу, а потом разговорится с какойнибудь девушкой. Да хоть с той, которая была с художником и грустно смотрела
на него. Кажется, ее зовут Лиза. Лиза, точно Лиза. Лучшей кандидатуры не найти.
А пока… А пока она закроет глаза и вспомнит в очередной раз весь свой прошлый
год, а главное то, где она свернула с пути, по которому ей было пройти
предначертано.
Глава одиннадцатая
Лиза. Чары Марго.
Появилась ясность. Хоть что-то. Несмотря на то, что следователь ее ничуть
не утешил. Напротив, из их беседы Лиза поняла, что в ближайшее время ничего
хорошего ждать не приходится. Как он ей намекнул, Саша, сам того не ведая,
задел чьи-то интересы, какой-то очень крупной фигуры, и теперь цепочка
раскручивается, и он, Саша, в этой цепочке - далеко не самое главное, но
необходимое звено. Это полный бред, Лиза не сомневалась, но так считает
следователь, и так считают там, где его держат.
Но ведь это, и правда, полный бред, и сейчас не тридцать седьмой год.
Когда, кому он мог перейти дорогу? Он никогда не общался с сильными мирами
сего, как он однажды сказал, и с криминалом-то толком не сталкивался, о крупных
мафиози знает только по фильмам и книжкам. Были конечно мелкие столкновения
с рэкетом в 90-е годы, но какой уважающий себя предприниматель не сталкивался
тогда с ними?
Лиза вспомнила его рассказ о поездке чуть ли не к президенту как-то
вдруг, как только в ее голове мелькнули слова «сильные мира сего». Неужели его
арест связан с той поездкой? Он туда ездил не один, с этой таинственной
аргентинкой, промелькнувшей на фестивале как летучий голландец. Результатом
ее посещения стало изменение Юры, он теперь ее, Лизу, почти не замечает,
поездка ее и Саши на Рублевку и в итоге - арест Саши. Когда она думала об
аргентинке, на душе становилось тревожно.
Лиза всегда прислушивалась к своему внутреннему голосу, к своей
интуиции. Если они подсказывали ей, что чего-то делать не нужно, она никогда
этого не делала. Если она чувствовал дискомфорт при каких-либо действиях, она
их сразу прекращала. Лиза старалась следовать своим радостным желаниям,
именно радостным, а не механическим. Радостные желания от механических она
отличала по тому, есть ли предвкушение при мыслях о них. Еще она заметила,
что если радостные желания не воплощались в жизнь, она все равно чувствовала
себя прекрасно, то есть даже при мыслях о том, что они могут сбыться, ей
становилось хорошо.
И совсем не так было с механическими желаниями. Если они исполнялись,
то после этого возникало чувство опустошения, если не исполнялись, то – в
лучшем случае неприятный зуд, в худшем - апатия и почти депрессивное
состояние.
Лиза стала думать об аргентинке. Как ее звали? Кажется, Марго. Да, точно,
Маргарита, еще тогда она подумала о том, что у Булгакова тоже была Маргарита.
И тоже была ведьма.
Ведьма? Почему она подумала об аргентинке Марго как о ведьме? Неважно
почему, подумала – значит так и есть. Лиза опять прислушалась к своему
состоянию. Страха и тревоги она не испытывала. Совсем не испытывала! Никакой
тревоги. Она вспомнила лицо Марго, ее улыбку, обращенную к ней, и поняла, что
в этот момент улыбается сама.
Странно… ведь она увела у меня Юру. Да, но благодаря этому у меня
появился Саша! А Юры у меня никогда и не было, что бы я там себе ни
додумывала и о чем бы ни мечтала. Но из-за нее Саша в тюрьме или где там, в
СИЗО, - может, это еще хуже. А вспоминать о ней приятно. Странно… странно…
Но может, моя улыбка при воспоминании о ней - это ее чары? Чары колдуньи?
Лиза опять вспомнила ее улыбку. Опять улыбнулась, и сразу же мысли
перескочили на Сашу.
Она стала вспоминать ночи и дни, проведенные с ним, почувствовала, как
тепло разливается по ее телу, и решила, что обязательно вечером пойдет на
милонгу. Наденет самую открытую маечку, без лифчика, такую, из которой время
от времени будут выглядывать соски, и будет танцевать в самом близком объятии
со всеми, кто ее пригласит. И даже если попадутся закомплексованные партнеры,
которые танцуют только в открытом объятии и боятся прижаться к девушке, то она
сделает так, что эти партнеры за один-два танца освоятся в близком милонгеро, и
не обойдется ни одной следующей милонги без их приглашения.
Глава двенадцатая.
Юра. Милонга в Буэносе
Он танцевал с Марго под «Амигос». На милонге в Буэнос-Айресе было
темно и жарко, и он прижимался к волосам Марго, обнимал ее за чуть влажную от
пота спину, сильно прижимал ее, делал болео и валькады. Вдруг в какой-то
момент музыка оборвалась, и Марго как будто испарилась, зажегся свет.
Прожектор, что ли? – пронеслось у Юры в голове. Он открыл глаза и зажмурился
от яркого света. На него смотрел Мигель и смеялся.
- Выспался?
- Я долго спал?
Мигель посмотрел на часы.
- Около трех часов. После такого перелета это еще мало. Пошли обедать.
Юра резко встал с постели, потянулся и обнаружил, что чувствует себя как
после длительного сна на курорте – свежо и бодро. Тут же вспомнил об
украденных деньгах и опять удивился своей реакции – никакого сожаления о них,
никакого беспокойства о том, как он теперь будет жить без копейки, вернее без
цента.
- Ванна слева, – крикнул с кухни Мигель. - Принимай душ, если хочешь, и
приходи на кухню. Оценишь мои кулинарные способности.
Когда Юра пошел в туалет, он уловил с кухни такие запахи, что захотелось
сразу же бежать туда и отменить душ. Пахло жареными или тушеными овощами.
И слегка – дымком, видно, Мигель что-то делал в духовке, похоже, с картошкой.
Или в Аргентине не едят картошку? Может быть, здесь какой-нибудь другой
национальный овощ, какой-нибудь свой?
Но Юра пересилил себя и отправился в ванную.
Ванна напоминала ухоженную, но небогатую ванну московских
коммунальных квартир. Юра сразу вспомнил свое детство на Малой Бронной. Где
не на 38, правда, как у Высоцкого, но на пять комнаток была всего одна уборная.
Это было его детство, и его очень светлые воспоминания. Соседи все его
любили, и он их любил. В одной квартире жила старушка. В другой - семья
инженеров, в третьей – одинокий профессор математики, в четвертой – молодая
пара студентов, в пятой – его семья. Отец работал в театре художникомдекоратором, мама – врачом в детской поликлинике на Красносельской.
Единственным неудобством в той квартире было то, что не всегда удавалось
попасть в туалет или в ванную, когда этого хотелось, и приходилось ждать. А в
остальном – ему нравились все соседи, он ходил к ним в гости, ел пироги, пил чай
и, когда Юрина семья переехала в отдельную квартиру, он долго не мог
привыкнуть к изолированной жизни.
И вот сейчас, когда он вошел в эту аргентинскую ванную комнату, вдруг
вспомнил Москву. Хотя ничего, кроме вида ванны, не напоминало здесь о ней.
Нет, напоминало, напоминало. Это открытое, такое простое искреннее отношение
к нему Мигеля.
Они почти не общались, курили траву. А потом он заснул. Но он был уверен
в своем новом друге, он даже ни разу не подумал о чем-то плохом. Мигель как
будто появился из его детства, и был именно таким, каким хотел Юра видеть
окружающих людей, – открытым, искренним, веселым, слушающим «Амигос» и
даже собирающимся вечером на милонгу.
Да, просто слишком хорошо, как-то даже нереально хорошо, подумал Юра.
Но тут же напомнил себе, что он без денег, что его обокрали в первый же час
пребывания в Байресе. И пусть это опускает его на землю и делает жизнь здесь,
хоть и поначалу такую радостную, вполне реальной.
После вкусного обеда – жареные овощи с жареной рыбой - они пили матэ,
потом курили, стоя на лоджии и глядя вниз на город. Машин раз в двадцать
меньше, чем в Москве, сразу отметил Юра, и это в семь вечера в час пик.
- Ну вот, жара спала, можно и на милонгу выдвигаться, - сказал Мигель. Потанцуем? – подмигнул он Юре с хитрой улыбкой.
- Я слышал, что у вас на милонге больше мужчин. Если сразу не
пригласишь девушку, то можешь остаться вообще без партнерши. Это правда? –
спросил Юра.
- А я слышал, что в Москве девушек - три к одному, если не четыре.
- Если не десять, Мигель.
Мигель недоверчиво посмотрел на Юру, но, убедившись, что тот
совершенно серьезен, округлил глаза:
- Так я завтра же лечу в Москву, что я тут делаю! – и радостно захохотал.
- О кей, я скажу, на какую милонгу лучше пойти, а я пока у тебя поживу,
идет?
- Ноу проблем, май френд, - ответил Мигель, не переставая улыбаться.
С ним очень легко, как будто сто лет знаю, и не просто знаю, - сто лет
дружу. Можно шутить на любые темы, можно не шутить, можно говорить, а можно
молчать, и ни разу не возникнет мысли о неловкости.
Мигель посмотрел на часы.
- Пора на милонгу. – Он окинул взглядом Юру. – Ты так или
переоденешься?
- А чё, надо? – Юра осмотрел свою футболку и джинсы критическим
взглядом.
- Надо – кому? – первый раз Мигель не понимал его, но Юра сразу
сообразил, что таких вопросов - как быть одетым на милонгах - в Байресе не
возникает. По крайней мере на той милонге, куда ведет его Мигель.
- Да, пожалуй, майку свежую надену, и все, – сказал Юра и открыл молнию
на сумке.
Когда они спустились на лифте и вышли из подъезда, Юру ждала еще одна
неожиданность – мотоцикл. Байк был припаркован тут же, у забора. У нас так
никто не оставляет, усмехнулся сам себе художник, представив , что где-нибудь в
Тушино у дома брошен такой симпатичный байк. И это при том, что у Аргентины
не было славы Швейцарии, она страна небогатая. И тем не менее – пожалуйста,
«Ямаха» во дворе безо всякого присмотра. У желающих ее угнать не будет
особых сложностей.
Юра вспомнил, что, когда они входили в двери, никакого мотоцикла здесь
не было. Видно, пригнал, пока я спал. Сколько же он успел сделать, пока я балдел
после травки? И ведь он курил вместе со мной.
Мигель отстегнул мотоцикл, завел его с пол-оборота, взглядом показал
Юре на сиденье: «Садись». Юра сел, обхватив руками талию Мигеля, и они
помчались по вечернему городу.
Пальмы, платаны, мотоциклы, велосипеды. Машин мало, пробками и не
пахнет. Милонга на набережной, под открытым небом. Они проходят мимо
столика, за которым пожилой мужчина собирает деньги с входящих. При виде
Мигеля вскакивает и радостно трясет ему руку, приветливо смотрит на Юру,
говорит: «Ола». Юра улыбается и отвечает: «Ола!».
- Это со мной, тангеро из Москвы, - говорит Мигель контролеру.
Тот важно кивает, при этом продолжая улыбаться, и жестом приглашает
пройти к танцполу и бару. Мигель берет Юру под руку, ведет его к столикам.
Играет Д*Арьенцо, в воздухе запах каких-то южных деревьев. Юра вдыхает их
аромат, слушает Д*Арьенцо, принимает из рук Мигеля бокал с каким- то
коктейлем и отдается ощущению, которое с ним бывает не часто, но последнее
время чаще, - ощущению того, что именно сейчас жизнь прекрасна.
Глава тринадцатая
Марго и одессит
Марго гуляла по Москве. Долго шла по набережной, перешла мост, дошла
до Третьяковской галереи. Где-то здесь жила ее бабушка. Она говорила, что дом
стоял прямо напротив галереи. Может, этот? Или этот? Она долго рассматривала
большие дома. Они наверняка построены не вчера. Красиво. Уютнее, чем в
Буэносе, отметила Марго.
Она пообедала в кафе. Показалось довольно вкусно, хоть еда была
обыкновенная – Марго не любила деликатесы, тем более за границей. Выкурила
сигарету и решила вернуться в гостиницу настроиться на милонгу и на встречу с
той девушкой. Как же ее звали? Художник же говорил! Вспомнила: Лиза! Как же
она забыла. Ей еще тогда так понравилось это имя.
Марго подняла руку, и первая же машина остановилась, не такси. Марго
внимательно посмотрела в глаза водителю и, убедившись, что ничего опасного,
села. Она постоянно ждала «помощи» сотрудников посольства или министерства
культуры.
Алмаз она носила с собой, и, чтобы отобрать его у нее, надо было как
минимум привести ее в бессознательное состояние. А в такое состояние Марго
впадать не собиралась, и почему-то ей казалось, что вот так прямо сразу на нее
не нападут. Сначала дадут ей время, возможно, они хотят как-то использовать ее
в своих целях.
Водитель, который остановился на поднятую руку Марго, совсем не был
похож на агента бандитов. Седой, с длинными волосами, лет за пятьдесят. Похож
на актера или художника. На машине она прочитала «Лада». Таких в Москве было
много. Встречались похожие и в Аргентине – старые марки фиатов. Но все
меньше и меньше.
Он посмотрел на Марго и подмигнул ей. Она в ответ улыбнулась.
- Где едем? - спросил он.
Марго говорила по-русски довольно прилично, но вопрос показался ей
абсурдным. Откуда она знает, где мы едем? И зачем ей это знать? Или он
спрашивает – какой дорогой поедем?
- Не знаю, - сказала Марго.
- Не знаешь? – рассмеялся водитель.
- Я знаю, куда мне нужно, но не знаю, как, - четко ответила Марго.
- Пардон, я не понял, что вы иностранка. Конечно – куда? Так куда?
- В Интурист.
- Так говорят в Одессе - где едем. Я одессит. Все забываю, что я в Москве.
- Одесса? Это кажется на Украине?
- Да, на Украине. - Водитель не трогался с места, видно было, что он никуда
не спешит и не прочь поговорить о своей родине. – Да, на Украине, - повторил он
задумчиво. - Только украинцев там мало.
- А кто же там живет?
- Русские, евреи, греки, французы.
Марго тоже никуда не спешила, до милонги было еще много времени. И
этот странный водитель, седой одессит, ей нравился.
- Французы? Странно.
- Ну, насчет французов я пошутил, их давно уже в Одессе нет, но строилито город они.
- Он красивый?
- Одесса? Это самый красивый город в мире. А ты откуда?
- Из Аргентины.
Водитель присвистнул.
- Из Буэнос-Айреса?
- Из Буэнос-Айреса.
- Дай я тебя потрогаю.
И водитель погладил ее по плечу. Марго рассмеялась.
- Далеко? – спросил водитель.
- Далеко.
- Шоб я так жил!
- Что? – Марго не поняла. – Это какая-то шутка?
- Нет, ничего. Поехали?
- Поехали.
- А в Москве что делаете? – спросила Марго, когда они наконец тронулись с
места и тут же опять остановились. Марго поняла, что ее дорога будет долгой,
хоть и дошла она сюда от гостиницы пешком. На мосту, на котором они стояли,
образовалась огромная пробка. Но Марго нравилась ситуация. Она любовалась
Кремлем – отсюда был прекрасный вид, и ей нравился этот дурацкий разговор с
водителем такси. Таким расхлябанным, необязательным, на бедной машине.
- Что я делаю в Москве? Как зовут тебя, девушка?
- Марго.
- Маргарита значит. Меня - Борис.
- Борис.
- Да, Маргарита. Ах, что делаю? Если бы я знал это сам, Маргарита. Что я
делаю в Москве? Вот везу тебя с одного берега реки на другой.
- А раньше что делали? – рассмеялась Марго.
- Я художник. В Одессе почти все художники. Во всяком случае все те люди,
с которыми я общаюсь, художники. Но как известно, любое предложение - от
дьявола.
- От дьявола? Это интересно.
- Ну не от Бога же.
- Ну да, конечно. И вы ему поддались?
- Точно. Я поддался соблазну и зачем-то приехал сюда. Обещали хорошую
работу, и я соблазнился. Но Москва – не Одесса. Если там все всегда образуется
само собой, то тут я человек чужой.
- Так что – с работой не получилось?
- С работой не получилось, - Борис вздохнул. - И я остался на бобах.
Хорошо, родственник тачку дал, чтобы с голоду не умереть.
- Тачку? - не поняла Марго.
- Машину, вот эту на которой мы едем.
- Я видела, что художники в Москве рисуют портреты и тут же продают.
- Я пытался. Подошли какие-то конкретные ребята и сказали, что все места
здесь куплены. Художники, которые там рисуют, им, наверно, платят. Ничего я в
этом не понимаю, Маргарита. Одним словом, как только заработаю на дорогу, сразу обратно.
- Сколько стоит дорога?
- Поезд – 3 тысячи, самолет - восемь. Рублей.
Марго молча открыла сумку, отсчитала три тысячи и протянула водителю.
- Что это? – он удивленно смотрел в глаза Марго.
- Деньги на билет. Уан уэй тикет.
- Но так не бывает, даже в Одессе.
- Бывает. – Марго смеялась. Ей было хорошо и весело. - У нас, в Аргентине,
бывает.
Пробка рассосалась, и они быстро домчались до Интуриста.
- Можно я тебя поцелую, аргентинка? – в глазах водителя стояли слезы.
- Можно.
Он обнял ее и поцеловал в щеку.
- Счастливой дороги.
- Подожди. Мало ли что. Ты ведь тоже человек здесь чужой. Я дам тебе
номер мобильника. Я сегодня еще здесь, завтра сдам машину. А поеду
послезавтра. Теперь работать не надо, деньги есть.
Он достал из кармана блокнот, написал номер телефона и имя «Борис».
Протянул Марго. - И приезжай в Одессу. Там море.
- Море?
- Ну конечно. Черное море. Там очень красиво. Я думаю даже красивей, чем
у тебя в Буэнос-Айресе. Приедешь?
- А что, может и приеду. Спасибо.
Марго взяла листок бумаги, свернула его в четыре раза, убрала в сумочку.
Притянула Бориса к себе и чмокнула его в щеку.
Глава четырнадцатая
Милонга в Байресе. Юра.
- Каждый день в Байресе проходит около десяти милонг, - рассказывал
Мигель. – Но ходить можно только на две из них. В выходные - на три-четыре.
- Почему? Остальные – ненастоящие? – удивился Юра.
- Вот именно – ненастоящие, – радостно рассмеялся Мигель. - Они
сувенирные.
- Сувенирные? Для туристов?
- Да, ты угадал. Именно для туристов. На них танцуют шоу,
фотографируются с туристами, которые как правило танцевать не умеют. Терпеть
не могу эти милонги.
- Но приезжают же люди, любящие танго, не только просто посмотреть
Аргентину.
- Те, кто любит танго по-настоящему, вроде тебя, на такие милонги не
поедут. Они, даже если не сильно разбираются, интуитивно чувствуют, что это
лажа. Как в Москве показывать Кремль и матрешки. Думаю, там есть что и
поинтереснее. Есть?
- Есть, конечно. Значит, мы на одной из двух настоящих милонг.
- Да, Юри.
- Юра.
- Юра. Мне показалось, ты сначала сказал Юри.
- Я сказал Юрий, но это полное имя. А нормально – Юра.
- О*кей, я понял. Юра. Юра – лучше. Так о чем мы? Вкусный коктейль?
- Да, очень. О настоящих двух милонгах.
- Одна классическая, совсем классическая. С этикетом, с кодом, и со всей
прочей ахинеей. Не люблю.
- А любишь?
- А люблю такие, как эта. Полная свобода. Разные стили музыки. На любой
вкус. Там же – только классика. Середина прошлого века века.
Мигель зажал пальцами нос и смешно промычал Кумпарситу. Юра с
улыбкой кивнул.
- И в то же время здесь танго, здесь не рэперская дискотека. Так или иначе
основные стили танго соблюдены. Чтобы ни говорили консерваторы. И музыканты
играют отличные. А там – опять же, только признанные оркестры, которые боятся
чуть в сторону отойти. Скучно. Вон твой любимый «Амигос» идет, смотри! Хочешь,
познакомлю?
Юра опешил. Живой Хуан. Хочет ли он? Да он и не мечтал!
Хуан! – Мигель помахал мужчине лет сорока в черном пиджаке и с черными
волосами, падающими на плечи. Тот, увидев Мигеля, резко поднял руку вверх и
издал что-то вроде «хой».
Тут же подошел к их столику. Мигель – сразу к делу.
- Тангеро из Москвы. Твой фанат. Юра.
Хуан протянул руку, Юра встал из-за стола.
- Хуан.
- Я очень люблю вашу музыку.
- Спасибо, - вдруг сказал Хуан по-русски. – Хочу поехать в Россию. Говорят,
мы там пользуемся успехом.
- Да еще каким!
- В Европе не так. Видно, Россия нас понимает лучше. Обязательно
поедем, - сказал Хуан Мигелю.
- Меня возьмете? – тот подмигнул Юре.
- Как же мы без тебя. Без тебя никуда, - Хуан похлопал Юру по плечу:
- Нам пора. Сейчас играем. Что сыграть? – Он посмотрел на Юру и
рассмеялся.
- «Либертанго».
- О*кей. С него и начнем.
Хуан пошел мимо бара и скрылся за дверью, которая вела за кулисы.
На милонге было немало танцующих пар, и Юра с интересом оглядывал
аргентинцев. Он обратил внимание на то, что много девушек были одеты в
черное, и вообще не так ярко, как в Москве.
Юра вспомнил об аргентинском коде – кабесео - приглашении взглядом.
Интересно, а меня по их канонам никто не высматривает ? Он огляделся, и не зря.
Ему улыбалась аргентинка лет тридцати, брюнетка, вся в черном. Он улыбнулся,
вопросительно поднял брови и взглядом показал на танцпол. Может, и не так надо
по их правилам, но он не собирался из-за этого переживать. Брюнетка радостно
кивнула, встала из-за столика и пошла навстречу Юре.
Из аргентинок он танцевал только с Марго, но то был танец нереальный, о
котором Юра не оставил никаких воспоминаний. Сейчас же, обняв эту молодую
женщину, он чувствовал каждый изгиб ее тела, их объятие было близким, очень
удобным, очень нежным. Нежным объятие делали они оба, при этом Юра
довольно крепко прижимал ее стройное тело, и упругая грудь приятно упиралась в
его грудные мышцы. Они двинулись в классическом танце, Юра даже не думал
чем-то удивить аргентинку, он знал, что они этого не любят, тем более что и
удивить их невозможно, они видят танго с пеленок. На танцполе было очень много
пар, и, когда они пошли танцевать, Юра думал, что ему будет трудно, тем более
среди незнакомых тангерос – кто знает, какие у них тут законы, все-таки страна –
родина танго. Но оказалось, что, несмотря на такое количество народу, танцевать
очень комфортно. Они ни разу ни с кем не столкнулись, и даже когда Юра делал
большие шаги, не коснулись никого даже слегка.
И Юра успокоился. Полностью отдался танцу, по сторонам не смотрел. Так
танцевать он мог только на московской милонге в будний день, и то, когда
основная часть танцующих уходила, чтобы не опоздать на метро. Танго
окончилось, началось второе. Партнерша посмотрела на Юру и сказала:
- Сильвия.
- Юра.
Она опять улыбнулась, Юре понравилось, что она не стала спрашивать
откуда он – вопрос, который в ответ на его имя , за границей задают 99 процентов
собеседников. Началось второе танго, он обнял ее, и какое-то время не двигался,
а медленно переносил вес с ноги на ногу. Сильвия отвечала его движениям.
Наконец на сильную долю Юра сделал шаг, и они поплыли в танго Д*Аренцо еще
более плавно, чем раньше. Когда они оттанцевали четвертое заключительное
танго, Юра поцеловал Сильвию и, не снимая руки с ее талии, проводил ее за
столик. Вернулся за свой, к Мигелю.
- Понравилась Сильвия? – Мигель потягивал коктейль.
- Да, очень, очень понравилась.
- Хочешь ее? – Мигель подмигнул.
- В каком смысле?
Мигель расхохотался.
- В самом прямом.
- Почему ты спрашиваешь? Разве она …
- Нет, просто я вижу, что ты ей очень понравился. Сильвия – певица, поет с
Хуаном. В твоей любимой группе.
- Да? А я не слышал там женского голоса.
- Она недавно. Новый проект. Но, по-моему, здорово. Так пригласим ее
сегодня ко мне?
Юра думал секунд пять.
- Пригласим.
Глава пятнадцатая
Москва. Екатерининский сад. Лиза и Марго
Дул теплый летний ветерок, и Лиза подумала о том, что не испытывает
никакого чувства вины оттого, что она здесь, в этом прекрасном парке, слушает
любимую музыку и готовится танцевать танго, а Саша - где-то в милицейских
застенках. Она знала, что он осудил бы ее за уныние и хочет только того, чтобы
она радовалась жизни. Как раз уныние и грусть он бы посчитал предательством.
К ней подходил один из ее любимых партнеров, журналист Георгий, и Лиза,
дождавшись его едва заметного жеста, пошла ему навстречу. Они танцевали в
близком объятии – Георгий танцевал только так, прижимал очень сильно, и можно
было совсем не думать о том, что делать – ноги шли сами, тело двигалось само, и
никогда они ни с кем не сталкивались, даже если милонга была очень людной.
Георгий очень ловко лавировал в толпе, не забывая о девушке и не забывая
получать настоящее удовольствие от танца – это чувствовалась по каждому его
движению, это передавалось только так, как может передаваться в танго, какимито никому со стороны не заметными импульсами, которые чувствует только
партнерша. В этом еще одна прелесть танго, подумала Лиза, со стороны кажется,
что все вполне пристойно, одна пара вроде бы ничем не отличается от другой. А
на самом деле внутри пары происходит такое… И через три танца все
заканчивается. Пара в танде проживает целую жизнь. Первый танец – знакомство,
узнавание, разведка, второй – романтические жесты, третий – любовь и полное в
ней растворение, четвертый – экстаз, оргазм, апогей и - прощание. Вот и прожита
жизнь или, если не жизнь, то по крайней мере бурный любовный роман – всего за
четыре танца.
На четвертом танце у Лизы подкосились колени – на нее смотрела Марго,
та самая Марго, о которой она думала совсем недавно и которую совсем не
ожидала увидеть еще раз.
Они сидели в маленьком кафе неподалеку от Зеленого театра и пили кофе.
Лиза иногда теряла нить разговора. Когда Марго смотрела ей в глаза, а она почти
не отводила взгляд от Лизы, Лизу обволакивала тепло, ей хотелось раствориться
в этих черных глазах, раствориться и поплыть в неизвестный мир. Когда она
возвращалась в «здесь и сейчас», то понимала, что откровенно любуется
собеседницей, и, уже понимая это, усилием воли возвращала себя к теме
разговора. Она понимала, что речь идет о чем-то очень важном, но, так как
постоянно отвлекалась, не могла сосредоточиться на степени важности. Она
ловила обрывки последних фраз, сказанных Марго, повторяла их и пыталась
понять.
- Всего лишь на несколько дней, - повторила она слова Марго.
- Да, всего на несколько дней. А потом я его передам по назначению.
- Извините, Марго, а почему вы обратились с этим вопросом ко мне? –
спросила Лиза.
- Потому что вы… потому что Юра ваш друг. И Александр…
- Александр? Александр Черкизов? – Лиза не заметила, что перешла на
крик. Теперь ее не надо было возвращать к действительности. Ей не нравилось
имя Александр в устах аргентинки.
- Юра мне говорил, что Александр его друг, а я знаю, что вы и он…
- Это тоже Юра сказал?
- Ну да, Юра.
- Понятно. Где ваш алмаз?
Марго достала косметичку.
- Возьмите, не открывайте сейчас. Откроете дома. Все, что там есть, так,
мелочи, сувениры из Буэноса – это вам.
Лиза пожала плечами. Она опять почувствовала тепло, исходящее от
Марго. И опять расслабилась. Положила косметичку в сумочку. Марго проследила
взглядом за тем, как небрежно распорядилась Лиза столь ценной вещью. Но тут
же подумала, что так оно и лучше. Лиза не придает значения этому - значит, и со
стороны она не производит вид человека, у которого в сумке камешек ценой в
миллионы долларов.
Пора расставаться. Марго положила руку на руку Лизы, улыбнулась ей, и та
поняла, что разговор окончен. Они встали. Лиза пошла к Зеленому театру, Марго
– за ней. Марго проследила за тем, как небрежно Лиза бросила сумку на пол,
туда, где лежали другие женские сумочки и обувь.
Что ж, так точно никто не подумает, что в сумке может быть, опять
успокоила себя Марго и решила, что ей пора в гостиницу. Среди зрителей она
увидела знакомого «сотрудника посольства». Нет, танцевать я для него не буду.
Это уж точно, усмехнулась Марго, и ему не удалось поймать ее взгляд.
Она вышла из ворот парка и огляделась в поисках такси. Но увидела то, что
и ожидала – черный БМВ «сотрудника». Ну что ж, теперь, когда алмаз у Лизы, я
могу легко воспользоваться его услугами.
- Вас подвезти? – он вышел из машины и любезно открыл перед ней дверь.
- Вы за мной прямо шпионите, - усмехнулась Марго.
- Ну что вы, зачем вы так говорите, синьора. Мы просто не хотим, чтобы у
вас возникли неприятности.
- А почему они должны у меня возникнуть? – Марго всегда, пока говорила с
человеком, не теряла времени даром. Вот и сейчас она быстро изучала его лицо.
Он в ее распоряжении настолько, насколько она захочет – это Марго поняла,
значит и сделать с ним можно все что угодно.
- Москва, вечер…
- А я слышала, что в Москве нет криминогенной обстановки. По крайней
мере настолько, чтобы не выходить вечером на улицу. Это не Гарлем.
- Но вы иностранка. Это может привлечь определенный контингент людей.
- Я не боюсь, и вы, пожалуйста, за меня не бойтесь. Я, конечно, тронута
вашей заботой. Скажите, это забота вашего руководства или ваша лично? – Она
смотрела на него, не отводя глаз. Он наконец не выдержал и посмотрел в
сторону. Покраснел, значит, дело сделано, усмехнулась про себя Марго и села на
переднее сиденье черного БМВ.
Выходя из машины, Марго обратила внимание на то, что следом за ними
сразу припарковался еще один черный БМВ. Да, придется мне вновь нарушить
обет, подумала она. Что бы сказала Фло? С другой стороны, под угрозой алмаз, а
значит и вся моя жизнь. Что им стоит убрать человека, который стоит на пути?
Абсолютно ничего. Это никакое не министерство, никакое не посольство, министр
же сказал. Получается, мафия, криминал. А какая сегодня в России мафия,
известно всему миру. Значит, секс, сеанс - и мафия отправляется работать на
благо человечества под руководством одного из своих членов. Правда, вполне
возможно, что он им не начальник, а пешка. Нет, явно нет, не последний человек,
пешку на такое ответственное задание посылать бы не стали. Бонд. Джеймс Бонд.
У Марго не было брезгливости ни перед каким сексом. Если она могла его
представить, значит брезгливости испытывать не будет. Крайне извращенные
варианты она никогда не рассматривала, и если отвращения не было, она всегда
могла получить удовольствие. Она умела регулировать свои восприятия, и всегда
могла перевести нежелаемое в приятное.
Так и с Приваловым. Мужчина в расцвете лет, под серым костюмом
угадывается рельефная мускулатура, волевой подбородок, живота нет. Ладно,
осчастливлю сотрудника посольства, решила Марго.
- Вот мы и приехали. Отдыхайте, синьора Монтес.
- Как, вы разве меня не проводите? – Марго кокетливо улыбнулась.
- О… да. Пардон, конечно! До номера?
- Вы хотите только до номера?
- Я? Да я бы…
- Вот и пойдемте. Мне не хочется сегодня оставаться одной.
Часть четвертая
Невыносимая легкость бытия
Глава первая
Борис Моисеевич
Александр не звонил. Первый день он не звонил ни разу. Лиза заснула
только под утро. Она думала о том, что делать. Ясно, что на дорогого хорошего
адвоката денег у нее нет. А как еще можно вызволить любимого человека? Она
почувствовала боль в животе – так всегда было, когда сильная тревога
накатывала на нее, и она решила отвлечься и вспомнить милонгу в
Екатерининском саду. Лицо Марго не вызывало у нее тревоги, а вызывало – и
Лиза призналась себе в этом – сексуальное возбуждение. Причем возбуждение
это она испытывала, когда вспоминала ее черные глаза. Не безупречную фигуру,
не большую грудь, не такую аппетитную попу при тонкой талии, а именно глаза.
Зачем она дала ей этот камень? Это какой-то очень ценный камень. Алмаз?
А она так небрежно бросила его в сумочку и даже не следила за ним. Но и Марго
как будто совсем не беспокоилась о нем.
У нее нет денег на вызволение Александра. Но есть этот камень, который
наверняка стоит очень дорого. Она должна действовать. А там будь что будет.
Главное, чтобы вышел Саша, а там разберемся с Марго. В конце концов выкупим
этот камень назад. Всё, завтра же она идет в ломбард.
Ломбарды сейчас существуют? Лиза вспомнила, что у нее был знакомый
ювелир, ее бывший одноклассник, который даже был влюблен в нее в
одиннадцатом классе. Она только недавно встретила его, и он уговорил Лизу
записать его телефон – скоро намечается встреча одноклассников.
Лиза встала, взяла со стола мобильник. Проверила – да, запись Олега
была в адресной книге. С мыслью завтра же ему позвонить она наконец уснула.
Ей снилась Марго. Марго была в ее постели. И Лиза гладила ее смуглую
кожу. И целовала ее смуглую грудь. И кусала ее смуглую попу. А потом Марго
долго-долго лизала ее между ног. Ее язык был нежным, игривым, веселым,
мурашки пробегали по всему Лизиному телу. Лиза сладко стонала. Ей было так
хорошо, она испытывала такие ощущения! Хотелось лизать и лизать Марго,
везде, всю. И она лизала и кусала, везде и всю.
Марго тоже стонала, они стонали в унисон, и их голоса сливались в один.
Когда Лиза проснулась, долго не могла понять, где она и где Марго.
Наконец пришла в себя и сразу потянулась к телефону.
Ее давний поклонник пытался договориться о встрече, Лиза обещала,
сказала, созвонимся, но пока ей нужна срочная, немедленная помощь. Ей надо
продать драгоценный камень, вернее не продать, а заложить. Одноклассник тут
же дал ей телефон Бориса Моисеевича, сказал, чтобы обязательно назвала, от
кого она, иначе он разговаривать не будет. Лиза поблагодарила, пообещала
встретиться и подумала о том, что он в общем-то ничего, неплохой. Вспомнила
его спортивную фигуру и подумала, что в принципе можно с ним разок и
переспать, только вот не отстанет потом. Лиза заметила, что после того как она
стала встречаться с Сашей, она перестала придавать сексу такое глобальное
значение, как раньше. Секс может быть всего лишь сексом для удовольствия, и
ничем больше. Просто приятная чувственность, почему обязательно его надо
смешивать с любовью, с социальными отношениями, использовать как
инструмент в этих отношениях? Но, увы, мало кто так думает, по крайней мере из
знакомых только Черкизов. Заниматься просвещением Лизе не хотелось, да и
вряд ли это могло бы принести свои плоды в мещанской обывательской среде.
Да, грустно подумала Лиза, даже в продвинутой танго-тусовке - 90 процентов
настоящих обывателей, только и думают о том, как выглядеть, кто как танцует, а
чтобы просто получать удовольствие от танца – таких единицы. Все то же самое
они переносят и на секс. Секс для девчонок – это форма товара, средство в
отношениях с мужчинами, которые они болезненно усложняют и запутывают.
Надо идти завтракать и звонить ювелиру. У Саши телефон недоступен. У
нее в танго-тусовке есть юрист, который поможет на него выйти, когда у нее будут
деньги. Чем хороша танго-тусовка - в ней есть представители всех
интеллигентских профессий - юристы, психологи, педагоги, художники,
программисты, журналисты, даже писатели.
- Борис Моисеевич?
- Он.
- Я от Леши Борисова. Меня зовут Лиза.
-Да, слушаю вас, Лиза. Это мое любимое русское имя.
- Спасибо, приятно.
- Не за что. Чем обязан?
- Я бы хотела при встрече…
- Да, понимаю, когда вы сможете прийти?
- А когда вам удобно?
- Вечером, часов в семь.
- Я живу на Красной Пресне. Записывайте. Мантулинская улица…
Глава вторая
Праздник у Мигеля
Когда они втроем вошли в квартиру Мигеля, музыка там уже играла. Юра
перестал удивляться чудесам. Само то, как он сегодня проводит день, – уже
большое чудо. И состоит оно из непрерывных, перетекающих одно в другое чудес.
- Вы тут располагайтесь, а я пойду приготовлю чего-нибудь. Танцевали всетаки три часа.
Мигель вышел, Сильвия подошла к дивану, села, положила ногу на ногу.
Юра сел рядом, Сильвия подвинулась к нему, сбросила туфли, вытянулась на
диване и положила голову Юре на колени. Это было приятно и очень естественно.
Юре казалось, что они знают друг друга очень давно, он мог поведать этой
красивой женщине любую свою душевную тайну, но только ничего говорить не
хотелось. Казалось, что Сильвии и так все про него известно.
Он гладил ее черные длинные волосы. Распущенные, они ложились на
грудь. Он подолгу задерживал руку на ее груди.
Твердый сосок. Юра погладил его, слегка сжал. Сильвия взяла его руку и
положила себе между ног, в разрез платья.
И почему наши девчонки не носят такие платья, так удобно – пронеслось в
голове художника. Но впрочем наверно таких платьев в Москве просто нет, а в
Аргентину ездят единицы.
Юра одной рукой гладил ее лобок под шелковыми трусиками, другой водил
по подбородку, щеке, шее. Сильвия улыбалась с закрытыми глазами.
У всех аргентинок черные трусы, по крайней мере тех аргентинок, которых
он видел. Его первый учитель шутил, что в танго важно красивое нижнее белье.
Он сполз с дивана, чтобы удобнее было ее ласкать, но она тут же
спустилась вслед за ним. Они растянулись на полу, и он уже не понимал, где ее
ноги, а где руки. Играло нуэво, и они переплетались руками и ногами. Он не спеша
разделся, она сняла платье, он вошел в нее и стал двигаться медленно, в такт
медленной мелодии, долго целовал ее в толстые губы. И тут легкая судорога
пробежала по ягодицам. Он слегка напряг их и ощутил на них теплые ладони.
Пальцы Сильвии гладили его соски. Чьи же тогда это руки? Мигеля?
Художник открыл глаза и увидел Мигеля, стоящего у окна с бокалом вина.
Он смотрел на Юру и улыбался своей радостной широкой улыбкой. Сильвия
обнимала его и целовала в грудь, и чьи-то губы касались его спины. Юра
протянул руку за спину и наткнулся на твердый сосок. Он оторвался от Сильвии и
обернулся. Азиатка. Маленькая стройная азиатка. Не открывая глаз, она обняла
его и, раскрыв губы, прижалась к его губам. Юра посмотрел на Мигеля, Мигель
подмигнул ему и расстегнул пуговицу рубашки.
Руки азиатки гуляли по всему Юриному телу, вызывая приятные мурашки.
Они, как электрические заряды, рождали легкие судороги. Такие ощущения у него
уже были, но проявлялись не так остро. Никто не умел вызвать Электричество,
как называл это состояние Юра, во всем теле. В отдельных частях – да, иногда
это возникало, но чтобы вот так, во всем теле, всего за несколько прикосновений,
- такого не было никогда. Азиатка лежала на полу и продолжала гладить все его
тело, усиливая Электричество. Юра закрыл глаза и положил голову на маленькую
грудь девушки.
Он чувствовал прикосновения многих рук, смутно он фиксировал, что
целует разные женские губы и разные соски. Он слышал стоны то Сильвии, то
азиатки, а иногда вдруг смех Мигеля. Юра открывал глаза, в темноте видел
маленькую зеленую точку музыкального центра, снова закрывал их, потому что
прикосновения и теплое дыхание двух женщин давало такие ощущения, каких он
еще не испытывал. Но Мигеля с ними не было, в этом он почему-то был уверен.
Он услышал щелчок зажигалки. Опять открыл глаза и увидел Мигеля с
сигаретой во рту. Мигель в джинсах и голый по пояс сидел в йоговской позе. Он
прикурил, глубоко затянулся и передал сигарету Сильвии. Не поднимая головы от
пола и даже не открывая глаз, она взяла сигарету и тоже глубоко затянулась.
Передала азиатке. Та улыбнулась, взяла самокрутку, затянулась, выдыхая дым,
закрыла глаза и поднесла к Юриным губам. Художник слегка раскрыл губы и
зажал во рту самокрутку.
Глава третья
Вы приехали без охраны?!
Борис Моисеевич закончил осмотр алмаза и отодвинул лист бумаги, на
котором лежал камень, в сторону от себя. Алмаз переливался в лучах солнца, и
Лиза не могла отвести от него глаз. А Борис Моисеевич не мог отвести взгляда от
Лизы. Он смотрел на девушку задумчиво, как будто что-то пытался понять. Может,
мне это кажется, думала Лиза. Странный какой. Но она делала вид, что не видит
того взгляда и не боится его.
- Вы приехали без охраны? – спросил он,
- Охраны? – Лиза поерзала в кресле. – Какой охраны?
Борис Моисеевич молчал. Так молчат, когда не согласны с собеседником
или не верят ему. Он буравил Лизу своими маленькими умными глазами, ожидая
адекватного ответа. Лизе пришлось напрячься под этим требовательным
взглядом и сообразить, к чему он клонит.
- Нет, какая охрана, без. - Лиза виновато улыбнулась.
Уголки губ старого ювелира раздвинулись в улыбке.
- У меня нет таких денег, - сказал он почти шепотом. - Даже если я продам
все, что у меня есть, и чего у меня нет, мне никогда в жизни не купить этот камень.
Вас прислал Сергей?
- Да, он мой близкий знакомый.
- Вы говорили ему о причине визита?
- Приблизительно. Не конкретизировала.
- Вам срочно нужны деньги?
- Да, и большие, и мне ничего не жалко, - затараторила Лиза. - Мой друг в
беде, его арестовали. Без причины. Но выхода не видно. Только большие деньги,
только самый дорогой адвокат.
- Пока у вас есть этот камень, вы можете сделать все что угодно.
- Но денег у меня пока нет.
- Деньги найти под него нетрудно. Я помогу вам. У меня есть связи.
Завтра… Нет, даже сегодня, я дам вам ответ. Вы оставите мне алмаз?
- Ну конечно.
- Барышня, вы слишком доверчивы и легкомысленны. Если бы вы знали,
чем вы обладаете.
- Я начинаю догадываться.
Борис Моисеевич рассмеялся.
- Вы прелесть. Она начинает догадываться. Если бы я не был психологом и
не видел вас, я бы никогда в жизни не взялся бы за это дело. Откуда у вас этот
камень?
- Подарила одна аргентинская танцовщица.
- Да, да, конечно, подарила. На 8 марта.
- Ну не совсем...
- Лиза, я вам помогу только в том случае, если вы будете со мной
откровенны. Так дело не пойдет. Такие вещи не дарят. Говорите, все как есть.
Камень вернется к тому, кому принадлежит. Иначе невозможно, иначе я не
возьмусь за это дело. Такие камни всегда возвращаются. Если хотите, они
обладают мистическими свойствами. Хоть я и не верю в мистику. Алмаз вернется,
но пока он может сделать массу добрых дел. И первое – он выручит вашего друга.
Что бы там ни было. Рассказывайте. Вас прислал Сережа, да и к тому же я вижу
ваши глаза.
Борис Моисеевич встал из-за стола, снял очки, положил их аккуратно в
крокодиловый очешник, прошел к креслу, которое стояло напротив Лизы, удобно
устроился и серьезно, без тени улыбки, сказал:
- Я вас внимательно слушаю.
Глава четвертая
Невыносимая легкость бытия
Он отрыл глаза и увидел на стене картину с сюжетом танго. Пара
танцевала на берегу Рио Де Ла Платы, у девушки развивались черные волосы,
мужчина был в черном костюме и белой рубашке и с такими же черными и почти
такими же длинными, как у девушки, волосами. В такую жару они танцуют в
пиджаках… Хотя не все, конечно, вон Мигель - в футболке. И все равно очень
много мужчин на милонге были в пиджаках. Понятно, чтобы девушка не
чувствовала мужского пота. Какая самоотверженность. У нас же мужики танцуют
черт-те в чем. В драной майке, в не очень презентабельных джинсах.
А все объясняется очень материально и просто. У нас куча девок, а здесь, в
Буэносе, больше мужчин. Не успеешь вовремя подсуетиться, пригласить девушку
или женщину в расцвете лет - достанется старушка. Мужчины здесь стоят в
очереди. Поэтому и обходительные они такие. У нас в этом плане, конечно,
раздолье, малинник. И те аргентинцы, которые были у нас, понимают это и потому
так к нам зачастили.
Как хорошо. Никакого похмелья. Почти не пил, только травка. С травки
никогда ничего не бывает.
Юра прошел в ванную, принял душ. Свежий и бодрый, вышел на кухню. На
столе записка. По-английски: «Яйца, сыр, пиво – в холодильнике. Кофе – в шкафу.
Пойдешь гулять – не забудь ключ».
Ключ лежал рядом с листом.
Девушек, завтрака – нет и следа. Да и сам Мигель… Когда он успел уйти?
Неужели я так крепко спал? Да, отсыпался после перелетов и еще одной почти
бессонной ночи.
Художник вспомнил ночь и ласки двух аргентинок. В груди поднялось
приятное тепло, как будто слегка захватило дух. Он подошел к холодильнику,
достал масло, яйца, сыр. Зажег газ под сковородкой. Положил на нее кусочек
масла.
Странно, он совсем не чувствует себя здесь чужим. Как будто сто лет на
этой кухне яичницу готовил. Его оставили одного в квартире. А ведь Мигель знает
его меньше суток. Он для Мигеля всего лишь странный русский, у которого украли
все деньги. Не спросил документы. Юра расхохотался. Он представил себе эту
фразу в устах Мигеля: «Покажи документы».
Пожалуйста, ключ, все к твоим услугам. Полноя доверие, стопроцентная
искренность. Не сказал, куда ушел и когда придет. Но разве он обязан это
делать? Он оставил ключ от своего дома – что мне еще надо?
Юра с аппетитом съел яичницу, отрезал кусок сыра, твердого, типа
пармезана, сварил крепкий кофе – три ложки молотого на чашку - и с огромным
удовольствием его выпил. Помыл посуду, сложил ее аккуратно в мойку – чашку к
чашкам, тарелку – к тарелкам, и прошел в комнату. Комната была большая,
просторная, и он решил покурить на балконе. Лоджия тоже была просторной. На
ней легко умещалось кресло и журнальный столик, а на столике – Юра застыл как
вкопанный – опять записка и набор красок.
Рядом со столиком находился мольберт! И рядом с ним опять записка на
английском. Юра прочитал: «Здесь все необходимое для художника. Ты же
художник. Я подумал, что тебе, может быть, захочется поработать. Хочешь – бери
все это на улицу. Увидимся вечером на милонге, где вчера. Мигель».
Через полчаса Юра сидел на берегу Рио Де Ла Платы и писал просторную
живописную набережную.
Когда он закончил картину вчерне, он услышал за спиной:
- Экселент. Хау мач?
- Ту саузенд долларз, - выпалил Юра и сам испугался произнесенным
словам.
- О*кей, - мужчине было лет шестьдесят, высокого роста, седые пряди
свешивались на плечи. Он молча отсчитал двадцать стодолларовых купюр,
протянул Юре и при этом не отрывал взгляд от картины, на которой только-только
высохло масло. Юра свернул холст, завернул, ловко перевязал его ниткой,
которая находилась тут же, в наборе с красками, и протянул мужчине.
- Экселент, - сказал тот. – Это будет хорошая память об Аргентине. - Он
похлопал художника по плечу, повернулся к нему спиной и пошел быстрым шагом
, держа в одной руке дорожную сумку, в другой – свернутый холст.
В бумажнике, который украли у Юры, было тысяча семьсот долларов.
Сейчас на него с неба упало две. Он посмотрел на часы. А прошло, оказывается,
немало времени! Он работал целых четыре часа!
Набережная.
Девушка, которую он писал сначала с натуры. Потом девушка ушла, и он
дорисовывал ее по памяти.
Река. Он получил настоящее творческое наслаждение, а после к нему
подошли и дали за это наслаждение две тысячи долларов. Теперь у него не будет
никаких комплексов перед Мигелем.
Что я это я думаю про себя, - покачал головой художник. - Какой бред! Их и
не было, комплексов. Зато теперь он сможет отблагодарить парня за все. Если,
конечно, Мигелю нужна моя благодарность, - подумал тут же Юра. – Все, что ему
нужно, этот парень в жизни делает. Невыносимая легкость бытия.
Глава пятая
Секс как оружие
Опять ей пришлось использовать секс как оружие. Во время ночных ласк,
она вызвала у «сотрудника» Привалова полную амнезию. Но у меня нет другого
выхода, утешала себя Марго. - Он преследует меня, русская мафия дышит мне в
затылок. Я должна обороняться, я должна себя обезопасить, чтобы вернуть алмаз
и расставить все точки над «i».
«Сотрудник» открыл глаза и непонимающим и восхищенным взглядом
посмотрел на нее.
- Кто ты? – спросил он.
- А ты не помнишь? – улыбнулась Марго и по-кошачьи потянулась.
- Нет, я ничего не помню. - Он погладил ее по плечу, положил руку ей на
грудь, взял двумя пальцами сосок. - Что со мной? Я забыл, как меня зовут.
- Это бывает… У тех, кто со мной, бывает, - рассмеялась Марго.
- Да? – у него был такой невинно-растерянный вид, что Марго стало его
жалко. Перед ней лежал совершенно другой человек - трогательный,
беззащитный, нежный.
- Да, - прошептала Марго и поцеловала его в губы.
Он обнял ее, перевернул на спину и стал целовать ей грудь. Марго гладила
его волосы. Его объятия были приятны, ведь перед ней был теперь не сотрудник,
а любовник, только любовник, и больше ничего.
И на час Марго решила забыть о своих проблемах. Она решила получить
радость от секса, к которому не примешаны никакие даже самые приятные
отношения. Просто секс, и все. Животное, здоровое чувство. И не надо
напрягаться, включать второе и третье внимание, можно просто заниматься
сексом, и все. Особенно интересно это делать с человеком, который совершенно
не помнит себя. Значит, полностью освобожден от рефлексии. У такого человека
должны быть очень сильная потенция. Сейчас проверим.
Да, она не ошиблась. Она сама еле сдержалась, балансируя все это время
на грани оргазма. Она дала ему отдышаться после его бурного оргазма и сказала,
перебирая его мокрые от пота волосы.
- Ты не помнишь, как тебя зовут. Я тебе напомню. Александр.
- Александр? Как странно. Это имя мне ничего не говорит. А фамилия?
- А фамилию посмотри у себя в паспорте. Я не интересовалась. Документы
у тебя, кажется, в кармане. Вчера, когда ты вешал пиджак, ты очень за них
боялся, - быстро сочинила Марго.
Она сняла со стула пиджак и протянула ему. Он проверил внутренний
карман и вытащил паспорт. С интересом рассмотрел его. Он встал и достал из
пиджака права.
- Привалов, Александр Юрьевич. 1967 года рождения. Офигеть. Не помню.
- Ты испугался?
- Как ни странно, нет. По идее, должен испугаться, но мне так хорошо. Пусть
будет так все время. Я не хочу ничего вспоминать. А вдруг воспоминания меня не
обрадуют?
- Ты сам говорил, что надо жить сегодняшним днем, настоящим моментом?
- Я так говорил?
- Да, - соврала Марго. - Вчера только это и повторял.
- Где?
- В баре.
- В баре? Может, поэтому я ничего не помню? Но у меня совершенно нет
никакого похмелья!
- Так ты почти ничего не пил. Ты же говорил, что ты за рулем.
- За рулем? А какая у меня машина?
- Посмотри в документах.
- Тойота. Понятно. Вернее, ничего не понятно. Интересно, водить я не
разучился?
- Думаю, нет.
- А ты кто?
- Я танцовщица.
- Что ты танцуешь? Подожди, дай я угадаю.
- Ну угадай.
- Стриптиз?
- Нет, не угадал.
- А что? Фламенко?
- Нет.
Привалов закрыл глаза, открыл и задумчиво, вопросительно произнес:
- Аргентинское танго?
- Точно. Видишь, память у тебя ушла, но зато открылись другие
способности. Так всегда бывает, когда очищаешь мозг от всякого мусора, который
не нужно в нем хранить.
- Ты думаешь, там был один мусор?
- Уверена.
- Где мы познакомились?
- На милонге.
- На какой еще милонге? Что это?
- Вечеринка аргентинского танго. Дискотека с музыкой танго.
- Ты хочешь сказать, что я тоже танцую аргентинское танго?
- Ты вчера мне сказал, что уже два года. И знаешь, мне понравилось, как ты
танцуешь. Я верю, что два года. Я даже думала – больше. Мы могли бы
выступить с тобой в шоу.
- Бред какой-то!
- Не веришь. Так давай сейчас. Прямо сейчас, здесь.
- Ты предлагаешь потанцевать?
- Предлагаю.
- Здесь?
- А почему нет? Ты же знаешь, для аргентинского танго не нужно много
площади.
- А музыка?
- У меня есть на телефоне.
- А мой телефон где?
- Ты его вчера выкинул.
- Вчера? Как - вчера?
- Ночью, когда мы занимались любовью. Ты сказал, что с сегодняшнего дня,
вернее – ночи, начинаешь новую жизнь, а все, что в ней было до этого, тебе не
нужно. Вот видишь, мысль материализовалась. Ты все сразу забыл.
Привалов сидел и молча, в задумчивости, кивал головой. Потом как будто
очнулся.
- Ну где твоя музыка? Включай!
Марго включила звонок телефона. Заиграло «Либертанго» Пьяццолы. Она
встала и поманила Привалова. Он подошел и обнял ее. И Марго повела его в
танго, так же незаметно для него, как он вела Костю, так, чтобы он думал, что
ведет ее он. К тому же то внушение, которое она сделала Привалову ночью о
танго, работало на сто процентов.
Вот в чем секрет хорошего танца. А вовсе не в технике, еще раз убедилась
Марго. Главное – уверенность, с ее помощью происходит квантовый скачок,
включаются такие резервы мозга и психики, о которых человек не мечтает и не
подозревает. Сейчас Привалов танцует аргентинское танго на уровне человека,
прозанимавшегося минимум два года. А если эту суггестию, эту уверенность,
поддерживать и визуализировать, то через несколько месяцев можно с ним
выступать в шоу.
Глава шестая
Volver*
*возвращение – исп.
Лиза ждала Сашу. Деньги, которые ей привезли, сделали свое дело. Она
наняла лучшего адвоката из тех, что ей предложили, самого дорогого, она
неоднократно видела его по телевизору. Адвокат сходил, куда нужно, с деньгами,
взяв себе столько, сколько считал нужным, как Лиза ему и предложила, и утром
позвонил с известием, что Александра сегодня должны отпустить.
Зазвонил мобильник. Лиза схватила его, но успела посмотреть на дисплей.
Марго! Боже, что делать? Что она ей скажет? Как вернуть алмаз?
Лиза переждала, пока звонки прекратились, взяла сигарету, закурила.
Немного успокоилась. Услышала звонок домофона. Саша! Она всегда
определяла точно, когда звонил он.
- Ты же говорил, что надо сдерживать оргазм, - Лиза положила голову ему
на грудь. Капелька пота скатилась со лба на его сосок. Он погладил ее по лбу.
- Это не должно быть самоцелью, на этом не нужно зацикливаться. А потом,
уж больно долго я тебя не трахал, моя толстушка.
- Трахал… Что за слова? Скажи еще – не е…л.
- Скажу. Не е…л. Хорошее слово. Возбуждает, правда?
- Раньше ты так не говорил. В СИЗО, что ли, научили?
- Да я сам кого хочешь научу. Нет, просто мы с тобой сблизились очень
сильно, и ты теперь и не такое услышишь.
- О, это интересно. - Лиза села на Черкизова верхом.
- А ты, Лиз? С кем ты трахалась без меня? Нет, не трахалась. С кем ты
е…лась?
- Ты что, серьезно, Саш?
- Вполне.
- Я хранила тебе верность. Я только и думала о тебе.
- Ну и дура.
Лиза обиделась. Чуть не заплакала.
- У меня даже в мыслях не было.
- Ну и напрасно, еще раз говорю. Секс должен приносить радость. Меня нет
– потрахалась, прости, пое…лась бы с каким-нибудь мальчиком из тусовки. Или
не из тусовки. Да ладно, перестань дуться! - Он сильно, несколько раз похлопал
ее по ягодицам. – Такая попка не должна простаивать.
- Неужели ты правда… Ты извращенец!
- Извращенец? А что в этом извращенного?
- Ты хочешь, чтобы твою девушку трахали посторонние мужчины?
- А почему нет?
- Я даже не знаю, что тебе на это…
- Лиз, подожди. Скажи, разве кошка становится хуже оттого, что ее погладил
не ты? Или оттого, что ее погладили и потискали несколько человек?
- Или трахнули несколько котов? Ты к этому ведешь?
- Да, к этому.
- Но я же не кошка.
- Надеюсь, что кошка. – Он погладил Лизу по голове, взял двумя пальцами
сосок и покрутил его, как будто настраивал волну на приемнике.
- И что, ты никогда не испытываешь ревности?
- Ревности? – Черкизов сладко потянулся и зевнул. - Сейчас уже нет, а
раньше испытывал. Но боролся с ней. - Он сильно ударил ребром ладони по
подушке. - Я был раньше очень ревнивый, но в какой-то момент понял, что так я
погибну, что вся жизнь пройдет мимо. И я…
- И что ты? Что ты стал делать? С этим невозможно бороться, если это
есть.
- Еще скажи - если любишь.
- Да, именно это я и хотела сказать – если любишь. – Лиза чуть не плакала.
- Бред. Любовь тут вообще не при чем.
- Как это – не при чем?
- Вот так. Ревность и любовь – две большие разницы.
- И как ты ее поборол?
- Прямой наводкой. Ловил моменты, когда начинал ее испытывать, и
устранял. Вот так просто брал, - он схватил подушку и отбросил ее, - и устранял.
Сначала не быстро, потом быстрее. Лиз, пойми если ты правда хочешь, у тебя
получиться. Гурджиев говорит, что хотеть и мочь – синонимы.
- Гурджиев… Твой Гурджиев много чего говорил.
- И почти всё правда.
- Ну хорошо, ты испытываешь ревность, устраняешь ее. Но ведь бывают
ситуации, когда себя не контролируешь.
- А ты контролируй. Кто тебе мешает? Будь готова к такой ситуации. Ты же
примерно знаешь, когда она может возникнуть.
- Ну да. Предвидеть можно.
- И более того, Лиз, знаешь, что я делал?
- Что? – Лиза изобразила такую гримасу, как будто готовилась услышать
что-то очень страшное. Черкизов расхохотался.
- Я инициировал ситуации, в которых испытываю ревность.
- Смотрел, как твою девочку…
- Да, именно так, даже просил приятеля потрахать при мне и без меня мою
девочку.
- Нет, ты все-таки извращенец. – Лиза стала поглаживать его волосы на
груди.
- С точки зрения обывателя – да.
- И чего ты добился?
- Добился того, что перестал испытывать ревность.
- А что стал испытывать?
- Возбуждение.
Лиза задумчиво смотрела на него.
- В принципе, это, наверно, можно понять.
- Тут и понимать нечего. Устраняешь ревность, даешь свободу не только
себе, но и своему партнеру, и вы вместе ловите кайф, который не ловили, когда
замыкались в своей скорлупе. В скорлупе ревности.
- И что, ты и со мной хотел бы так же?
- А ты разве не хочешь?
- Я? Ты псих! - Лиза замахнулась на него, он поймал руку, перевернул ее на
спину, она засмеялась.
- А ты бы разве не хотела, чтобы я тебя потрахал с кем-нибудь еще?
Двойное проникновение, как в кино. Разве не хотела бы, а, Лиз?
- Ты серьезно, Саш?
- Абсолютно.
- Как ты это себе представляешь?
- Очень просто. Ты сидишь на нем, а я пристраиваюсь сзади. Это только на
первый взгляд поза кажется акробатической. На самом деле – ничего сложного.
Лиза представила и мгновенно возбудилась. Она почувствовала, что
возбудился и Саша.
- Вот видишь, я только недавно кончил, а уже снова тебя хочу. А мы ведь
всего лишь об этом подумали.
- Мы?
- Мы. Не притворяйся, ты тоже об этом думала. И теперь будешь думать
часто.
- Ты уверен?
- Уверен. Ты будешь думать об этом, пока мы не реализуем эту фантазию.
- Вряд ли я буду думать только об этом.
- Ну, не только об этом, конечно, но об этом в первую очередь.
- Удивительное дело, Саш, только недавно ты еще сидел в СИЗО или где
там и не знал, когда вернешься, а сегодня мы занимаемся любовью и говорим о
перспективах группового секса.
- Я не сомневался, что мое пребывание там скоро кончится. Это ты меня
вытащила?
- Ну да.
- А как тебе это удалось?
- Даже рассказывать страшно.
- Но рассказать придется. Пойдем попьем кофе, и ты мне все расскажешь.
Они не успели встать с кровати, как вновь зазвонил мобильник. Лиза
посмотрела на дисплей и хотела выключить, но Саша перехватил ее руку.
- Ответь на звонок.
- Почему я должна отвечать? Не хочу – и не отвечаю.
Черкизов посмотрел на дисплей.
- Хорошо, тогда отвечу я, - спокойно сказал Черкизов. - Я знаю, что этот
звонок как-то связан с моим освобождением, вернее, я это чувствую. Поэтому и
отвечу.
- Привет, Марго. Нет, нет, ты не ошиблась. Это Саша Черкизов. Лиза не
может подойти. Я внимательно тебя слушаю.
Лиза смотрела, как Саша молча слушает Марго. Ни один мускул не дрогнул
на его лице.
- О*кей, Марго, приезжайте к нам в гости. Да, да, прямо сейчас. Когда?
Хорошо, в шесть так в шесть. Будем ждать. Записывайте адрес.
Он продиктовал адрес, закрыл телефон-раскладушку, подмигнул Лизе,
притянул ее к себе и поцеловал.
- Алмаза, я так понимаю, у нас нет?
- Нет, - Лиза смотрела на Сашу умоляюще и беспомощно. Черкизов хлопнул
Лизу по ягодице:
- Рисковая ты девушка.
Лиза пожала плечами.
- Пошли пить кофе. – Черкизов вскочил с кровати и вышел из комнаты.
Глава седьмая
Ужин с Маргаритой
18.00 наступило быстро. Они позавтракали, позвонили адвокату, который
передавал взятку. Адвокат сказал, что получить обратно деньги никакой
возможности нет. Черкизов стал звонить своим влиятельным друзьям, но по
мобильным телефонам попадал то в Турцию, то в Грецию, то в Таиланд. Лето
кончалось, и все мечтали урвать от него последние денечки. А поскольку в Москве
уже началась осень, и никакого бабьего лета не предвиделось, вот и разъехались
состоятельные люди по теплым странам, как птицы, которые улетают на юг
осенью. Но в отличие от птиц российским бизнесменам предстояло вскоре
вернуться на родину и заняться своими делами.
Но алмаз надо было отдавать, и ничего придумать Саша с Лизой не могли.
Однако Черкизов не очень переживал на этот счет. Алмаз сдали в ломбард, сам
он был на свободе и рано или поздно деньги найдет. А Марго – ну, они ее какнибудь уговорят.
Марго пришла, сияющая и веселая, и у Лизы сразу засосало под ложечкой.
А Марго, как только поцеловала Лизу, сразу поняла, что с алмазом что-то
случилось. Поняла, но виду не показала. Лиза и Саша накрыли красивый ужин,
пожарили мясо, сделали греческий салат, достали бутылку французского красного
вина, поставили свечи.
- Прошу к столу, – сказал Черкизов, и Марго опять просияла,
- О, как хорошо! Я так хочу есть, а у вас все так красиво и вкусно.
- Ну, вы еще не пробовали.
- Я не сомневаюсь.
Стол в комнате был низким, и надо было садиться на подушки. Это было не
очень удобно, и Саша предлагал накрыть на кухне. Но Лиза настояла. Главное –
чтобы было красиво.
- Вам удобно так сидеть? – спросил Саша Марго.
- Вполне, - не переставая улыбаться, ответила Марго, ловко поджав под
себя ноги. – Очень уютно и очень удобно.
- Ну и прекрасно.
- Саша, Лиза, - Марго посмотрела обоим в глаза. - Я хочу, чтобы мы были
"на ты".
- Я не против, - сразу сказал Черкизов. - Знаете, как говорят психологи?
Если ты можешь человека потрогать, то вполне можешь называть его "на ты". А
мы танцевали танго, не только трогали друг друга, но и обнимались.
- Вы - да, - Лиза обвела лукавым взглядом Сашу и Марго. - А я-то – нет.
- А ты… ноу проблем. - Марго подвинулась к Лизе, обняла ее и поцеловала:
- Ну вот, теперь можем, да?
- Давайте выпьем, и даже не надо на брудершафт, мы уже "на ты".
- На брудершафт? Что это значит? – сделала круглые глаза Марго.
- На брудершафт пьют, переплетая руки, а потом целуются. Именно для
того, чтобы перейти "на ты", - сказал Саша.
- Как? Покажите. – Марго пододвинулась к Саше.
Саша с бокалом заплел руку за руку Марго.
- Теперь делаем по глотку.
Они сделали.
- А теперь целуемся.
Они поцеловались в губы.
- А теперь я хочу с Лизой, - сказала Марго.
Лиза покраснела и вдруг почувствовала, что ей хочется обнять и
поцеловать Марго. Желание это вдруг стало таким острым, как в лучшие минуты
секса с Черкизовым.
Они целовались в губы, долго, Лиза чувствовала ее вкус, чувствовала, как
волна наслаждения проходит от губ по всему телу, и с трудом прекратила
объятие.
- Вот-вот, - рассмеялся Саша. - Опасность секса втроем с двумя девушками
именно в том, что девочки иногда очень увлекаются друг другом и мужчине
становится как бы нечего делать. Положить греческого салата, Марго?
- О да! Я обожаю греческий салат. С большими кусками сыра!
Она откусила, застонала от наслаждения, и, прожевав, сказала:
- Не волнуйся, Алекс, мы тебя не забудем. И тут же подмигнула Лизе:
- Правда?
Лиза смеясь кивнула. Она не чувствовала ни стыда ни волнения. И что
самое странное, она даже не понимала почему. Не чувствовала волнения от
предстоящего объяснения. Почему-то она была уверена, что с этой красивой
умной и такой эротичной женщиной все у них будет хорошо, и никакие
препятствия, даже такие как сейчас, не встанут у них на пути. Перед ней вдруг
возникла картина их любви втроем, и кровь ударила ей в голову. Марго поймала
ее взгляд и хитро улыбнулась. «Догадалась», - подумала Лиза, прочла мои мысли.
Но опять не смутилась, а только возбудилась еще больше.
- Любовь втроем – что может быть лучше? – сказал Черкизов, закуривая. Но давайте сначала о деле. И оно далеко не такое радостное.
- Вы хотите сказать, что вы уже успели продать алмаз? – засмеялась Марго.
– Она прекрасно знала, что речь пойдет об алмазе и что проблема связана
именно с ним. Но ни беспокойства, ни негативного отношения к своим новым
друзьям она не чувствовала. Она была уверена, что все будет хорошо. Как
никогда уверена. Она вошла в фазу удачи, той удачи, которая зависит от ее
настроения. А настроение она решила себе делать позитивным постоянно. Так
она может визуализировать любую мечту. Она провела несколько исследований,
несколько наблюдений за собой, и в очередной раз поняла это.
- Так что случилось, друзья мои?
- Ты почти угадала, но слава богу не совсем. Мы не продали алмаз, мы
отдали его в залог за мою свободу.
- За твою свободу?
- Ну да, меня чуть не посадили в тюрьму.
- За что?
- В России такой вопрос не задают. Есть пословица – от сумы и от тюрьмы
не зарекайся. Вот и все. Этого достаточно. В любой момент жизни тебя могут
взять и посадить. Совершенно ни за что. Это как карта ляжет.
- И все-таки ты не искренен до конца, Алекс. Я вижу, я знаю, почему тебя
посадили. И ты знаешь.
- Почему? - Черкизов хитро посмотрел на Марго.
- Потому что мы с тобой танцевали танго.
- Разве за это сажают? Знаешь, за это не арестовывают даже у нас.
- Ты же только что сказал, что в России могут посадить за что угодно, или я
ослышалась?
- Нет, ты права, сказал. Но за танго… нет, сейчас не сталинские времена.
Скорее, посадят ни за что, чем за танго.
- За танго у министра, Алекс. И ты это прекрасно знаешь.
- А что в этом криминального?
- А криминальная в этой истории я. Потому что я взяла у президента его
алмаз.
- Зачем?
- Поносить.
Минута молчания. Немая сцена. Потом смех Марго, за ним – смех
Черкизова, и через минуту - робкая улыбка Лизы.
- Так что, друзья мои, вы не виноваты. Лиза, не переживай. Сашу взяли по
моей вине. И я в этом деле разберусь сама.
Глава восьмая
Флоринда
Мигель не появился. Юра не увидел его и на милонге, на которой молодой
аргентинец быть обещал. Но художник быстро забыл о своем новом друге, ему
просто было не до него. На милонге он танцевал с Сильвией, потом с ее подругой,
совсем юной брюнеткой, лет восемнадцати, тоненькой Луизой. И от танго с этими
двумя женщинами получил столько удовольствия, сколько не получал за десять
милонг в Москве. Или так ему казалось.
Но разве это важно, есть ли на самом деле или только кажется, что есть? –
подумал он. - Главное – что чувствуешь в данный момент, а рефлексия по этому
поводу – дело второе.
Настоящий тангеро приходит на милонгу один и уходит один. Так гласит
шуточный этикет танго. В этот вечер Юра последовал этому утонченному своду
правил. Танго с Сильвией и Луизой были настолько прекрасны, в них было все. И
не хотелось добавлять к ним что-то еще, пусть даже хорошее и интересное. Танго
на аргентинской милонге само по себе было приключением. И продолжать это
приключение другим, новым - значило обесценить первое и растворить его в
суете.
Утром он о Мигеле не думал. Появится, когда ему будет нужно, разве сразу
поймешь этих аргентинцев, решил он. Что человек Мигель хороший – это уже
ясно, иначе не оставил бы незнакомого русского в своей вполне приличной
квартире. Юра взял мольберт, краски и отправился на набережную Рио Де Ла
Платы.
Он пришел на то же место, где работал вчера, неподалеку от кафе, где
можно было в любой момент взять кофе. Официант, каким-то образом прочитав
мысли художника, вынес кофе с территории уличного ресторана и поставил прямо
перед Юрой на парапет. Юра собрался сделать наброски пейзажа, как вдруг сбоку
от себя, совсем рядом, краем глаза увидел фигуру, на которой просто не мог не
остановить своего внимания. Это была немолодая женщина с длинными черными
волосами, одетая в черный плащ. Она облокотилась на парапет и смотрела на
мутную желто-зеленую воду. Смотрела рассеянным, расфокусированным
взглядом, ничего в глади воды не выглядывая. Взгляд скользил по реке и
устремлялся куда-то вдаль.
Он тут же отбросил контуры к пейзажу, и начал набрасывать профиль
незнакомки. Он был уверен, что она ни о чем не подозревает, но женщина тут же
обернулась и посмотрела ему в глаза.
- Я не люблю позировать, - вдруг заговорила она по-английски. - Не делала
этого лет уже, наверно, тридцать и, наверно, больше не буду позировать никогда.
– Она улыбнулась, и улыбка ее означала: не обижайся. художник, ты тут не при
чем.
- Извините, - сказал Юра.
- Не извиняйся. Ты не сделал мне ничего плохого.
- Но я…
- Вежливость очень мешает жить, - сказала женщина. - А извинения – это
гордыня, это желание показать, какой ты особенный. И подчеркнуть, что к
ситуации не имеешь никакого отношения, выйти из нее, из вины. Извини – из
вины. А ведь все мы имеем отношения к ситуациям, в которых проживаем свою
жизнь. Потому что сами их и создаем.
Она говорила и внимательно смотрела ему в глаза. Как будто говорила
механически, а главное для нее было рассмотреть, что происходит у него в душе.
Взгляд не был тяжелым, Юре нравилось быть изучаемым ею. Художник понял, что
сейчас узнает о себе что-то новое, то, что он давно хотел узнать, но… или не мог
или… может быть, боялся?
Однако женщина снова отвернулась и стала смотреть куда-то поверх реки.
Юра с трудом сдерживался, чтобы не начать ее рисовать. Теперь ни о чем другом
он думать не мог. Он любовался ее профилем и старался запечатлеть его в
памяти. Чтобы, вернувшись к Мигелю, сразу запечатлеть ее.
- Тебе нравится в Буэносе?
Юра даже вздрогнул – так неожиданно она это сказала, продолжая
смотреть на воду.
- Да, очень.
Он знал, что она спросит что-то еще, и она спросила:
- Тебя хорошо встретили?
- Да. Как близкого человека. Хотя совсем не знали. К тому же в первый день
у меня пропали деньги.
- Это потому что ты не знал, зачем приехал. Ты был рассеян, не
сконцентрирован на цели. И тебе сразу показали, что ты растяпа.
Это было слушать обидно, но Юра чувствовал, что это правда, в которой он
не признавался самому себе. Кто она – экстрасенс? Но я же давно смеюсь над
всеми экстрасенсами, вместе взятыми. Просто хороший психолог? На психолога
она похожа меньше всего. Скорее всего, на ведьму, подумал про себя художник и
тут же отругал себя за это сравнение. Он считал себя рационалистом, несмотря
на профессию. Он не любил туманную эзотерику.
Да, ему неприятно было это слышать, но он решил подавить свое чувство
собственной важности, слишком любопытная была женщина.
- Возможно, в том, что вы сказали, что-то есть, - произнес Юра. – А сейчас?
Сейчас я тоже произвожу впечатление растяпы?
- Сейчас нет, сейчас у тебя на лице – равновесие.
- Это хорошо?
- Это ни то ни се. Это довольство, светло-серое состояние, читал Бодхи?
- Бодхи? Это какой-нибудь буддийский проповедник?
- Нет, это ваш, русский парень.
- Откуда вы знаете, что я русский?
- Ну, я не первый год на свете живу.
- Я искал тут девушку, не нашел. Но мне здесь хорошо. Вот и равновесие.
- Да, ты начинаешь здесь находить себя. А девушку уже не ищешь?
- Нет, правда, не ищу.
Юра вдруг подумал о том, что последние два дня ни разу не вспомнил о
Марго.
- Так, может, она тебе и не нужна?
- Нет, нужна.
Женщина вдруг улыбнулась, подошла к Юре и погладила его по волосам.
Этого жеста с ее стороны он никак не ожидал. От ее руки тепло прошло по всей
голове и опустилось к лицу. Она погладила его по щеке.
- Куда она денется, девушка. Никуда не денется. Но тебе же нравится не
только она, правда? Представь, в жизни только одна девушка. Как это тебе?
Юра промолчал.
- Ты художник, ты же любишь рисовать разные картины?
Юра опять промолчал. Опять она попала туда, куда он никого не допускал,
и даже самого себя. Но опять она попала в точку. Только он начал обижаться, как
женщина запустила руку в его густые волосы и потрепала их. Странная,
неожиданная фамильярность, но она была так приятна художнику. К своему
изумлению, он чуть не заплакал. Причину этого экстатического состояния он
объяснить не мог.
И потом, через несколько дней, когда он вспоминал эту странную встречу,
он так и не понял, что за незнакомое ему чувство она вызывала у него и каким
образом.
- Смотри, у тебя седые волосы. А ты до сих пор не знаешь, чего хочешь.
- Это точно. - Он покивал головой.
- Но ты на пути. Ты на пути. Смотри внимательней. Все, что с нами
происходит, очень серьезно, не надо недооценивать, не надо спать на ходу. Всё
совершается на твоих глазах прямо сейчас. В каждый момент. И в каждый момент
ты можешь понять себя, даже по мелочам. Обращай внимание и на мелочи тоже.
А когда поймешь, начнешь летать.
Юра ощутил ее ладонь на своих закрытых глазах. Тепло ладони исчезло, и
Юра открыл глаза. Женщины не было.
Глава девятая
Премия сотруднику
Марго собиралась звонить Борису Моисеевичу. Она даст ему столько же
денег, сколько он дал Лизе, и вернет алмаз. А потом встретится с министром и
улетит в Аргентину. Художник там, наверно, совсем заскучал. При воспоминании о
Юре Марго стало весело. Она достала из сумочки мобильный телефон и набрала
номер.
Ответили только после десятого гудка. Пожилой дрожащий голос.
- Борис Моисеевич?
- Он.
- Я от Лизы по поводу камня…
Молчание.
- Я хочу выкупить камень.
- Это невозможно.
- Почему?
Марго совсем не волновалась, она была готова ко всему, и так же готова
была победить любую ситуацию. Сейчас достать алмаз было главным в ее жизни.
- Это не телефонный разговор. Приезжайте. Я вас все расскажу.
- Хорошо.
- Записывайте адрес.
- Я знаю его. Я скоро приеду.
И только она отключила связь с ювелиром, как раздался звонок. Привалов.
Амнезия прошла? Наверное.
- Марго, я все вспомнил.
- Да? И что же?
- И я хочу тебе сказать, что настоящий я был, когда я все забыл, а не когда
тебя встречал и за тобой следил.
- Как интересно.
- Нам надо встретиться.
- Зачем?
- Это очень важно. Это касается твоего камня.
Марго быстро в уме прокручивала возможные варианты событий. Но не
успела, Привалов опередил ее.
- Ты в номере?
- Да.
- Я приеду к тебе.
- Когда?
- Сейчас.
- Хорошо, жду.
Марго решила остановить внутренний диалог, лечь и сделать
эмоциональную полировку. Так Фло называла медитацию на успокоение всех
мыслей. На очищение от ненужной рефлексии.
Медитации как раз хватило до прихода сотрудника.
Как ему пошло на пользу общение со мной, подумала Марго. Совсем другой
человек. И одет по-другому.
Теперь на нем был не серый костюм, а модные джинсы и приталенный
вельветовый пиджак. Глаза горели как у человека, принявшего изрядную дозу
кокаина. Но Марго знала, что он был совершенно трезв. «И этот влюблен», вспомнила она строчку русского поэта Блока, которую любила повторять ее
бабушка.
Он стоял и смотрел на нее. Марго положила руку ему на плечо, обняла его,
погладила по волосам, как любила делать Фло со всеми, кто вызывал у нее
симпатию. Она заметила, что глаза Привалова заблестели. Он достал из
потайного кармана пиджака знакомую сиреневую бархатную коробочку и положил
ее на кровать. Марго даже не проводила ее взглядом. Она смотрела в глаза
Привалову.
- Спасибо.
- Не за что.
Марго рассмеялась.
Привалов пожал плечами.
- Будем считать, что я не выполнил задание.
- Тебя не убьют за это?
- Нет, но премии лишат.
- Я тебе ее выплачу. Хочешь?
- Марго, зачем ты так со мной. Ты знаешь, что мне нужно.
Он обнял ее за талию. Опустил руку ниже.
- Ты хочешь такую премию?
- Да, хочу такую, - он стал быстро дышать.
- Ладно, сотрудник посольства, или министерства, такая премия тебе будет.
На этот раз сотрудник был совсем другим – горячим, нежным. Он хотел
быть медленным и тантрическим (вот и слова стал хорошие говорить, отметила
Марго), но не получилось – все закончилось быстрее, чем он хотел. Но Марго
обещала ему, что до ее отлета она гарантирует ему еще одну премию.
- Это не мой алмаз.
- Я все знаю.
Марго не стала спрашивать, откуда – специфика российской мафии ее не
интересовала.
- Мне надо вернуть его владельцу.
- Я тебе помогу, у меня связи. Везде. Хочешь?
- За премию?
- За две премии. И одну - прямо сейчас.
Как же все легко и просто. И очень приятно, успела подумать Марго,
отвечая на ласки сотрудника. Невыносимая легкость бытия.
Глава десятая
Паэлья
Юра закончил картину. Начинал он ее еще в Москве, но тут понял, что это
будет совсем другая работа. И здесь он начал ее сначала. Исчезла сложная
надуманная загадочность, философский реализм, зато появилась праздничность
и чувственность. Тангеру на картине он почти раздел, но при этом вечернее
платье на ней осталось, просто оно было очень открытым. Таким образом
благородство еле заметного платья уничтожало даже малейший намек на
вульгарность. Тангеру сжимал в объятиях мужчина, но лица его не было, он как
будто растворялся в ночи милонги. При этом танцовщица была яркой, в красном
открытом платье, со смуглой красивой кожей. От нее шли лучи, которые освещали
уголки милонги и вдалеке показывали сидящих за столиком людей. Кич? Ну и
пусть, зато очень изящный и красивый. Он решил подарить эту картину Сильвии.
И сделать это сегодня на милонге.
Юра знал, что в Москве эту картину он продал бы очень хорошо, но ради
чего? Ради того чтобы стать счастливым, то есть поехать в Аргентину, танцевать
на аргентинских милонгах, обнимать красивых девушек? Но все это у него уже
есть, значит картина сделала свое дело. А подарить ее той, с кого она списана –
это самое радостное желание, какое у него сегодня было.
- Тангеро приходит на милонгу один и уходит с нее один, - говорил он,
смеясь, обнимающим его с двух сторон Сильвии и Луизе.
- О*кей, ты выполнишь строгий аргентинский кодекс, - сказала Сильвия. Мы сейчас пойдем и купим чего-нибудь вкусного, а ты жди нас дома.
«Дома»... Да ведь действительно, я у Мигеля не меньше дома, чем в
Москве, подумал художник.
- Ну, я и сам могу чего-нибудь купить, - сказал Юра. - Я теперь не бедный.
- Нет. Иди лучше скорее домой и жди нас. Зажги ароматические свечи, подмигнула маленькая Луиза.
Когда они успели все это приготовить? На готовое, купленное в магазине,
это не похоже, думал Юра, лакомясь ароматной паэльей.
- Тебе понравилась паэлья? – спросила Сильвия.
- Еще бы!
- Это Луиза. Она готовилась к вечеру целый день.
- То есть, вы его планировали.
- Да, потому что завтра мы уезжаем. В Мадрид. У Луизы показ. Ну, и я
прокачусь.
- Но вы вернетесь? - спросила Юра и поймал себя на том, что рассуждает,
как местный. А ведь ему рано или поздно придется уезжать из этого волшебного
города. Из этой волшебной страны.
- Уилл би бэк, - сказала Луиза и подняла бокал с вином. Юра и Луиза
последовали ее примеру. Они чокнулись.
Зачем я выпил так много вина? Или это так действует всего одна на троих
сигаретка травки? Юра стонал от наслаждения. Луиза завязала ему глаза, она
сказала, что так ощущения его усилятся. Он сможет полностью отключить голову,
и они сплелись в сложных объятиях. И он обнимал то одну девушку, то вторую,
то… третью. Так ему казалось. Если это сон, пусть он не кончается никогда, думал
он, целуя по очереди трех девушек. Итак, это Сильвия, думал Юра, сжимая ее
соски, ее ягодицы. А это маленькая Луиза, волосы на лобке не подстрижены, и так
приятно накручивать их на пальцы. Но как они добились эффекта третьей
девушки? Кто ее изображает? Нет, волос тут у нее нет, значит, не Луиза. Но и
попка другая, точно другая. Более мускулистая. А кожа нежнее. И движения в
сексе совсем другие. До боли знакомые. Как у Марго…
- Марго, - прошептал он.
- Молчи, художник. Слова – это смерть. Люби меня.
Глава одиннадцатая
В Москву?
Его провожал Мигель. Он появился утром. Когда Юра проснулся в объятиях
Марго – ни Луизы, ни Сильвии не было – он услышал из кухни запах кофе. Марго
сказала, что в аэропорт не поедет, прощаться не любит, и ей надо встретиться с
Флориндой.
Юра и Мигель обнялись и поцеловались в губы. Еще недавно если бы он
целовался с мужчиной, то решил бы что у него появились странные наклонности.
Теперь таких мыслей не возникало. Была нежность и симпатия к Мигелю, и
благодарность ему за все.
- Долго тебе лететь.
- Да уж. С пересадкой.
- В Амстердаме?
- Да.
- Ну, Амстердам - хороший город.
- Так я же не успею походить по городу.
- В кофешоп не успеешь? – Мигель подмигнул с улыбкой.
- Увы.
Дежурный обмен шутками, только для того, чтобы хоть как-то растопить
комки в горле.
Юра положил руки в карманы. Ключ. Он не отдал Мигелю ключ от квартиры.
- Держи, Мигель. Извини. Забыл отдать.
- Оставь. Может, пригодится...
- Ты серьезно?
- Конечно, приезжай в любое время и живи.
- А ты не живешь, что ли, в этой квартире?
- Почему, живу, но не всегда. Иногда - сестра. Квартира записана на меня,
но я иногда отдаю ее на время сестре. А сам живу у какой-нибудь девочки. Или
мальчика.
Он посмотрел, как Юра отреагирует, и, увидев, что тот понятливо кивнул,
расхохотался.
- А сестра – это Луиза? - спросил Юра.
- Нет, не Луиза. Сестра – Марго.
Они долго смотрели друг другу в глаза.
- Твой рейс объявляют. Иди.
Юра еще раз обнял Мигеля и пошел, не оглядываясь, к своей стойке. Он
просил не провожать его в аэропорт, но Мигель не послушал. И хорошо, - было бы
совсем тоскливо.
Юра шел к стойке и считал шаги. Во время хаотических отвлечений хорошо
сосредоточиться на дыхании или на ходьбе, - вспоминал он советы буддистов.
Следите за своими мыслями во время ходьбы, но не зацикливайтесь на них, пусть
бегут.
Но мысли не давали покоя. Даже не мысли, а мысль, одна, о том, что вот
опять он делает то, что не хочет, причем никто его к этому не принуждает. Он уже
решил поступать так, чтобы чувствовать радость, а сейчас опять делает то, что
доставляет ему только печаль, страдание, боль. Ради чего? Какова цель?
Он сжал в кармане ключ, остановился, повернулся на сто восемьдесят
градусов и пошел к выходу из аэропорта. Мигель стоял у дверей и курил. Он
увидел Юру, улыбнулся, и они пошли к машине Мигеля. Мигель открыл заднюю
дверцу, Юра бросил сумку на заднее сиденье, а сам сел с Мигелем. Мигель
включил мотор, «Хонда» тронулась с места, и заиграл Ди Сарли. Юра с
наслаждением закрыл глаза.
К о н е ц.