klad1

И.Утехин
В УГЛУ
Опубликовано в газете «Апраксин Блюз». 1996, Вып.4
Нечасто оглядывает эту неподвижную толпу вещей тусклая лампочка
без абажура. Сюда не заходят бесцельно. Едва ли кто-то станет рыться
здесь просто так, для развлечения. Но сюда запросто можно спрятаться,
например, играя в прятки. Или, заглянув сюда по делу и не найдя того, что
искал, не хлопнуть дверью в сердцах, а остаться на минуту и поиграть в
музей, где каждый экспонат обязан о чем-то рассказывать. А это уже
почти приключение.
Вот взгляд падает на детский велосипед со сдутыми шинами; а то на
сломанный зонтик с ручкой будто у изящной деревянной трости; вот
труба от самовара, которая пристроилась поверх батареи бутылок и
банок; среди бутылок вот пыльная и пузатая в оплетке, с потеками
стеарина от свечи - видно, свечу когда-то вставляли в горлышко, ага,
здесь написано "Гъмза". Двигаться осторожно, чтобы не споткнуться о
стопки старых журналов и сомкнутый строй поношенной обуви на полу.
Сюда почти не доносятся звуки снаружи. Вдали от гостиной,
столовой, спальни, вдали от кухни, от ежедневной суеты; сокрытые от
взгляда хозяев и порой даже стершиеся из их памяти, коротают свой век
вещи в пыли и паутине кладовки, чулана или чердака.
Пытливый наблюдатель увидит здесь вещи двух разрядов. Вопервых, те, которыми не пользуются постоянно, потому что нужда в них
бывает редко или при особых обстоятельствах. Таковы елочные игрушки,
раскладушка, самовар и, в меньшей степени, лыжи и велосипед - эти-то
могут расположиться и в прихожей или коридоре.
Во-вторых, здесь обитают предметы, которые, в отличие от своих
собратьев, населяющих жилые комнаты, частично утратили свою
дееспособность, поломавшись или просто состарившись. Их жалко
выбросить; их, случается, отвозят на дачу, где быт бывает устроен проще,
чем в городе, и там они сгодятся, но кое-кто из них уже на полпути на
помойку. Энергичные молодые хозяйки стремятся, чтобы старый хлам
прошел этот путь до конца.
Некоторым вещам везет больше - со временем они превращаются в
ценимый антиквариат. Какая-нибудь тарелка столетней давности может и
вовсе утратить свою непосредственную посудную функцию и стать
украшением интерьера. Удивительным образом такая возможность
заложена уже в момент ее появления на свет, ведь нет такой вещи,
которая не следовала бы в какой-то мере принципу "не хлебом единым..."
. Ибо у всякой вещи есть лицо, у всякой вещи есть стиль, и однажды это
лицо может стать важнее прямого предназначения.
Вот этот стул, как и все стулья на свете, служил для сидения, а между
тем, он отличается от других стульев своим обликом: стулья, уместные в
офисе, не вхожи во дворец; а стулья из офиса сорокалетней давности
смотрелись бы канцелярским анахронизмом в какой-нибудь сегодняшней
конторе. Можно мысленно восстановить обстановку, которой бы такой
стул подошел больше всего. Ведь он предназначался не для сидения
вообще, а служил людям в конкретном месте в определенную эпоху.
Барышни, как всегда, ходили в модных платьях; но и стульям не дано
ускользнуть от моды, их внешность неизбежно заключает в себе
определенные представления о красоте и удобстве. Так что прямое
предназначение вещи слито воедино с ее лицом. В вещах же, служащих
преимущественно украшению, функция и лицо неотличимы.
Небезликость вещей делает возможной человеческую привязанность
к ним. Владение вещью и привязанность к ней человека - две стороны
одного и того же отношения. Владение и пользование очеловечивает
вещи, дает индивидуальное лицо даже предмету, изначально
индивидуальностью не обладающему. И вещи поэтому несут отпечаток
личности своего хозяина.
В домах-музеях и мемориальных квартирах вещи призваны говорить
о своем хозяине и его образе жизни. Чем хуже экспонаты из кладовки?
Вот кофемолка повествует о том, как кто-то пил кофе: он ссыпал его в
кофейник из маленького выдвижного ящичка, а перед тем крутил ручку,
зажав кофемолку между колен. Иногда эту процедуру поручали ребенку, и
кофемолка прыгала и брыкалась, а мальчик все время норовил отодвинуть
защелку и подсмотреть, сколько там осталось зерен.
Вглядываясь с известной долей воображения в эту старую куртку,
можно вообразить, как чувствовал себя в ней ее хозяин. А вот мой старый
свитер, я помню себя в нем: в нем я был другим. Среди прочего, таким,
тогдашним делал меня и этот свитер, составляя когда-то часть моей
личности. Так что владение вещью есть одновременно и власть вещи
давать форму личности владельца. Как предмет осуществляет эту власть?
Прежде всего, он ограничивает нашу свободу, диктуя нам вполне
определенные движения и формы поведения. Вилкой действуют не так,
как ложкой, ложкой не так, как ножом. Эти привычные движения
организуют пространство вокруг нас и делают его привычным и
доступным. Попробуйте сменить знакомые вещи на другие. Скажем,
прийдя в корейский ресторан, вместо нашего обеденного стола мы
обнаружим низенький столик, вместо стула - циновку, а ложку заменят
палочки, и вот уже соответствующие части пространства перестали быть
удобными и подвластными нашим желаниям. Нам неудобно сидеть, а
обед превратился бы и вовсе в томительную процедуру, если бы для
европейцев не были предусмотрены привычные им столы, стулья и ложки
с вилками.
С детства наши привычки были образованы вещами, которые
воплощают готовые способы действия, доставшиеся нам в наследство.
Мы вольны, разумеется, забивать гвозди утюгом, но подобная
деятельность занимает меньшую часть нашей жизни.
Такая способность вещей не затрагивает еще нашей
индивидуальности, потому что культурные способы действия более или
менее одинаковы у всех носителей данной культуры. Но и здесь уже в
выборе предметов, соответствующих определенной деятельности,
проявляется индивидуальность: так, есть люди, не умеющие курить,
кататься на коньках, пользоваться мышью, подключенной к компьютеру,
или играть на пианино, но в их руках, может быть, кисть художника или
игла портного не чувствует себя чужой.
Еще одна сторона власти вещей над хозяином в том, что взгляд
другого человека воспринимает эти вещи как связанные с их владельцем.
Встречают по одежке. Но одежка эта не сводится к собственно одежде, а,
скорее, включает в себя самый широкий круг вещей, принадлежащих
встречаемому - это и его автомобиль, и обстановка его жилища, и его
книги.
Более того, сам хозяин во многом осознает себя через
принадлежащие ему предметы.
Это настолько фундаментально, что младенец начинает говорить
"дай!" гораздо раньше, чем впервые скажет о себе "я". Он станет плакать,
если у него отберут любимую игрушку или любимое одеяло, хотя он еще
не осознает себя. Потеря любимой вещи и для взрослого оказывается
трагедией, но все же взрослому легче: круг его привязанностей куда шире,
чем мама, соска, одеяло и любимый мишка, и он может представить себя
самого по себе, в своей отдельности и относительной самодостаточности,
что не дано младенцу, который не умеет еще узнать себя в зеркале.
Зеркало вообще занятная штука: там видишь себя в окружении
самых близких предметов - таких как одежда, обручальное кольцо, парик,
вставные челюсти и т.п.. Посреди этих предметов в зеркале видна особая
вещь, которая всегда с тобой и поэтому тебе ближе всего - твое тело. Оно
принадлежит хозяину иначе, чем принадлежат ему часы или рубашка, оно
- самая своя вещь из всех вещей, оно - центр притяжения других вещей.
Впрочем, из-за неотторжимости тела от хозяина тело не прячут в кладовку
даже когда оно стареет или ломается: тело продолжает обитать в
парадных комнатах, и поэтому тут не место долго говорить о нем.
Предметы же, что хранятся в чулане, обладают перед телом одним
важным преимуществом: нередко они живут дольше владельца.
После смерти хозяина многие его вещи перемещаются в кладовку,
если не на помойку. Они утрачивают актуальность для живущих, а какието мелочи и вовсе теряют смысл: бумажки, обертки, старые билеты, да
мало что еще, что так не любят выбрасывать старики и дети,
инстинктивно стремящиеся перенести кладовку поближе в
повседневность, чтобы не растерять ни крошки принадлежащего им мира,
ни крошки памяти. Ведь эти мелочи только и имеют значение, пока
остаются опорой для какого-нибудь дорогого сердцу воспоминания, как
бы воплощением памяти.
Кстати, если кто и станет перебирать вещи в кладовке, открывая
сундуки и коробки ради удовольствия и интереса, то это как раз дети
(вопреки запрету взрослых) или старики. В этом таинственном царстве,
населенном загадочными предметами старше тебя, которые неизвестно
кто держал в руках и которые непонятно для чего служат и как работают, что ищут в нем старики, которым уже открыты секреты?