ЛИЧНОСТЬ В.П.АСТАФЬЕВА В ЭПИСТОЛЯРНОМ НАСЛЕДИИ (НА МАТЕРИАЛЕ ПЕРЕПИСКИ С Е.И. НОСОВЫМ) "Переписки, они очевидные деяния, сии так сказать, снимки с жизни, ее переживающие, всегда драгоценны или в домашнем или в общественном отношении; еще драгоценнее, когда в обоих” П. Вяземский. Письма знаменитых людей - особая область их творчества, которая показывает нам личность писателя не через мысли и поступки их героев, но как бы в обычном свете привычного человеческого бытия, где писатель иногда исчезает, заменяясь гражданином, обывателем, остроумным собеседником, далеко не всегда имеющим отношение к полюбившемуся нам автору художественного произведения. Если говорить словами Б. Модзалевского - исследователя творчества А.С. Пушкина письма - это "лучший и надежнейший источник для понимания личности и всего труда жизни" писателя, "зеркало, в котором искренний (а порою - даже и неискренний) человек, а писатель в особенности, - отразится ясно, ярко и верно". Нигде как в письмах личность писателя не раскрывается с такой особой непосредственностью и живостью. Это обстоятельство явилось одной из основных причин обращения к эпистолярному наследию В.П.Астафьева как к источнику изучения. Оно не менее интересно и важно, чем другие виды его творческой деятельности Письма В.П.Астафьева играют роль источника, как бы подсобного материала для изучения его биографии, атмосферы и особенностей жизни времени в котором он жил, характеризуют его личность, раскрывают взаимоотношения с другими известными и неизвестными людьми. Нами исследовано более 300 писем: первое из которых датировано 1961 годом, а последнее - 1997 по 15-томнику, вышедшему в г. Красноярске. Адресатами писем были люди самых разных возрастов и социальных групп. Письма раскрывают широчайшие связи В.П.Астафьева с писателями, видными общественными деятелями, представителями науки, культуры, политики; особый интерес представляет обширная переписка с читателями. Можно по-разному подойти к анализу классификаций эпистолярного жанра. В любой из них содержится личная переписка, раскрывающая духовный мир и интересы писателя, его родственные и дружеские отношения. Изучение личной переписки В.П.Астафьева даёт нам возможность приоткрыть самые потаенные участки души этого великого, кажущегося недоступным человека, его сокровенные мысли и заветные мечты. Личная переписка Виктора Петровича обширна. Все адресаты его личных писем представляют интерес. Мы остановимся на анализе переписки с Евгением Ивановичем Носовым - известным русским писателем, автором известных произведений «Усвятские шлемоносцы», «Красное вино победы» и др.) Другом и братом называет его Виктор Петрович Астафьев. У Евгения Носова и Виктора Астафьева были в жизни разные цели, и жили они в разных городах, и образ жизни был у каждого иной, но их поистине необыкновенная дружба, их душевная тяга друг к другу оказались сильнее времени и расстояний. Всю переписку писателей пронизывают теплые, дружеские, часто трогательные чувства. Это выражается уже в самом характере обращений и подписей. Е.И.Носов - В.П.Астафьеву: «Витек, ... дорогой!» (1966год, т. 14, с.20), «Дорогой, милый Витюха!» (1967 год, т. 14, с. 28) «Родной мой!» (зима 1967 года, т. 14, с. 29) «С застарелой, неискоренимой любовью обнимаю... Твой Женя» (1974 год, т. 14, с.87) «Обнимаю и целую тебя – твой Евген» (24,4,1995год, т.15, с.267) В.П.Астафьев – Е.И.Носову: «Друг мой милый…Обнимаю тебя сердечно и воздаю хвалу небу за то что ты остался жив и мне представилось тебя видеть, знать и любить... Ты один остался мне близок и дорог». (1975) т. 14 «Дорогой Женя! Давай-ка я тебя обниму побитыми, рематизменными лапами…» (август 1992 года, т. 15, с. 139) «Сердечный мой друг и солдат» (1975г., т.14,с.1П) «Вечно твой Виктор» (1975г., т. 14, с. 112) «Обнимаю тебя, дорогой мой! Как я горжусь и радуюсь, что есть мы вместе на старости лет. Это так нынче много. Целую тебя - Виктор» (31.11.1993, т.15, с. 204) Чувство локтя и взаимовыручки не покидало их никогда: оба каким-то особым мужским чутьем угадывали, в чем нуждается друг, как идут у него дела, стараясь вовремя прийти на помощь хотя бы советом. Волновались при долгом отсутствии писем. «Всё лето ждал от тебя письма... тревожился, думал, что чем-нибудь нечаянно обидел тебя. Но, слава Богу, кажется, ты не сердишься - просто подвела почта...» Из письма Е.И.Носова (17.11.93.г., т.15,с.195) Фотокопию с твоего портрета, пишет Е. Носов, - поместил в рамочку и повесил на стене... прибил я к стенке портрет, а писем от тебя всё нет. И стало как-то разлаженно и скучно...» (1995г., т.15,с.316) « В последние дни, в последние ночи, будучи в родном селе, видел тебя несколько раз во сне и все плохо, и порой нелепо. Как- то тревожно стало на душе. Поди хвораешь?» Из письма В.П.Астафьева. (1.8.1990 г., т. 15, с. 41) «...С тревогой думаю: как- то ты там, здоров ли?» Из письма Е.Носова. (1990 г., т.15 с.26) Всеми делами и мыслями, житейскими и творческими радостями, огорчениями, скорбью делились писатели друг с другом: воспоминаниями о прошлом, размышлениями о настоящем, заботами о насущном, о близких, об общих знакомых, о происходящем в стране и писательских кругах. Любовь к внукам, забота о них, обостряющаяся ощущениями их раннего сиротства, лежат на поверхности его писем: «Внучка моя купалась, резвилась да и простыла... и так заболела, что нас перепугала до смерти, - самый здоровый человек в семье, и любим мы с бабушкой ее какой - то уж нездоровой любовью - сирота же» (август 1992 г., т. 15, с. 140) Я иногда бы Витьку так и долбанул — такой он вредный и хамовитый стал, но поматерю его, поору и на этом дело иссякнет. Побьют еще и без меня, поуродуют - уж больно упрям да бабкой подбалован, да и матерьюпокойницей тоже... (21.8.1990 г., т.15, с. 43) Горечь сиротства внуков накладывается у В.П. на горечь воспоминаний об утрате им в детстве матери. «Марье моей завтра, 22 августа, стукнет 70 лет, а три дня назад сравнялось три года со смерти дочери. Лежит под березами и не знает, как подросли ее ребятишки, ради которых она и сердце порвала. Каково нам с ними на этом свете, в этом лучшем из миров?! О Господи! Пытаюсь постигнуть все это и не могу. Есть какая-то скрытая от нас сторона жизни и материй. Как моя мама, повиснув под ставной боной на своей косе, в последний миг жизни представляла себе мою долю? Что за мысли, что за боль полосовали ее сердце, удушаемое водой? И как мне узнать, угадать долю моих ребятишек? Одно я знаю твердо: им будет еще хуже, чем нам. Они не готовы к тем огромным бедам и тяжким испытаниям, какие их ожидают. Да и кто готовит детей для этого? Детей ростят, любят, жалеют - и только Из письма В.ПАстафьева. (1975 г., т. 14, с. 111) Несмотря на личный характер писем одной из основных тем в переписке Астафьева является Россия, её народ, её судьба, её природа. Астафьев много ездил. Часто (в том числе и в письмах к Носову) упоминаются эти поездки: в Астрахань, в туруханскую тайгу, в Игарку, в Белоруссию, в Туркмению, в Таиланд, на Алтай, на Диксон, на Байкал, но лишь «дым Отечества» вызывает у писателя «слезы умиления.» «Лишь он (Енисей - батюшка) спокойно неутомимо, овеянный дымом горящей тундры несет свои широкие воды. И вечерами до того красив, спокоен и величав, что слезами благодарности глядел я на него и верил, что он - таки будет вечен и переживет нас, пытающихся его и все живое на свете изгадить и умертвить.» (21.08.1990г., т. 15, с.42) Лирический ход повествования прерывает житейское замечание писателя, диссонирующее с общей мягкой тональностью и выдает его беспокойство за будущее народа «превращенного в шпану.» Язвительностью и откровенностью отличаются его высказывания о властных структурах, политических и общественных мероприятиях: «Съезд, или то, что было названо съездом, был последним позорищем, достойным нашего времени и писателей, которые это позорище устроили... сивые, облезлые, старые неврастеники, еще более пьяные и дурные, чем прежде, дергаются, орут, кто во что горазд, видя впереди одну жалкую цель, чтобы им остаться хоть в каком - то Союзе, возле хоть какой - то кормушки. О-о, Господи! Более жалкого зрелища я кажется еще не видел.» (21.8.1990г., т. 15, с.41) «Иронический, гораздый подшутить» (говоря словами Носова) склад характера В.П. предстает перед нами из этого признания: «Ах, какое неподходящее для моей егозливой и веселой натуры состояниестарость. Как она, милая, угнетает меня. В деревне выспался, на земле поработал, воспарил было - ан не балуй! Хрен старый - Господь не велит в годах старых забывать о летах своих и о грехах тоже. Иногда тужусь, пущусь в россказни, бурно поведу себя и тут же, как опара в квашне, осяду, устану, давление поднимется, на боковую потянет.» Такое яркое и правдивое признание Астафьев мог сделать только своему лучшему другу. Непритязательность к жизни, ощущение радости от простых ее мгновений в следующих астафьевских строчках: «Я вот вчерась щучонка у на спиннинг выдернул, а позавчерась головля и ельца на удочку на глазах у изумленной Марьи. То-то радости было! Тем радостней, что это первые рыбы, пойманные на новом месте, после ледохода и под окном моего деревенского дома!» Виктор Петрович благодарит судьбу за то, что остался жив, за то, что она «дала возможность... детишек слепить, друг с другом повстречаться, поговорить, рыбы половить, цветов порвать». (1975) Т. 14. С. 111 Говоря о деревне, писатель превращается в типичного деревенского жителя с характерными для последнего речевыми формами и интонациями: «Середина лета нынче была жаркая, карташшонка у всех наросла неважная, а у меня то — под кустами и деревьями: с двух ведер пять кулей накопали! Все вокруг охаю и ахают. (1.12.95) т. 15 С.323. «Скоро в деревню, огород садить, то-то отдохну». (20.04.95) т. 15 С. 267. Именно здесь как простой крестьянин, кормясь от земли, Виктор Петрович черпает жизненную и творческую силу «Совсем бы дошел до ручки, если б не тишь деревни, не леса, долы...» (14.09.75) Т. 14 С. 108. Виктор Петрович очень любит свой дом в Овсянке, там он словно чувствует себя защищенным от суеты, людской назойливости «Очень здорово, что я домишко этот купил. Это мое спасение...» (1975) Т. 14 С. 112. Как и в других сферах своей деятельности в письмах Астафьев не стремился выглядеть писателем, не позволяя себе снобизма, писательской позы, поучений. Его письма на любую тему сохраняют теплую дружескую интонацию. В книгах Астафьев более строг и сдержан, что выражается, с одной стороны, в некоторой фривольности тем (наряду с лексикой), а с другой - в проявлении сентиментальности, которой он не боится в письмах. Когда речь идет о творчестве товарища Астафьева по перу, его сужденья далеки от литературно-критической манеры и принимают характер живого непосредственного читательского отклика. В более поздних письмах Астафьева все чаще мелькают тревожные нотки жалобы на здоровье, о котором старый писатель-фронтовик говорит в беспечно-сниженном тоне. «Что-то я не как со здоровьем не налажусь. Стал хуже спать, давление ослабил, борохлит брюхо, и другие старческие немощи подступают все плотнее». Друзья высоко ценили и дружбу, и творчество друг друга. «... все также лучший ты стилист в современной литературе...»- пишет В.П. другу. (31.11.1993г., т. 15, с.203) Живое слово Астафьева Носов сравнивает с целебной водой «из отрогов Пятигорска - подходи к ней кто хочет, сколько хочет - всем хватит!» Из письма Е.Носова. (декабрь 1992 г., т. 15, с. 148) Отмечая достоинства рукописи Астафьева «Прокляты и убиты» присутствие в ней человечности, душевной, в т.ч. и авторской красоты, истинного добра Носов решительно протестует против насыщенности книги сквернословием. «Категорически возражаю против оголтелой матерщины... В каких-то чрезвычайных обстоятельствах я допускаю матерок, но не походя, во многом без особой нужды, как у тебя, - пишет он другу, - ты унижаешь, прежде всего, самого себя. Было бы жаль, если бы эту книжку покупали по такому довод «Слушай, давай возьмем. Тут такие у автора матерки!»... А еще горше когда, книга, уже напечатанная, одетая в благообразный переплет будет стоять на полке. Мы уже уйдем в мир иной, а она будет стоять со всей этой скверной, обжигать душу будущих читателей не столько правдой, которая к тому времени может померкнуть, а немеркнущей дурнотой словесной порнографии» (Июль 1996 год) т. 15 С. 14 Письма Астафьева Носов считал настоящим праздником: «Твои письма всегда частица твоей души, совести, темперамента, истовой любви к живому миру и полыхающего гнева ко всему уродливому и лишенному совести. Формальных, равнодушных писем я от тебя не получал. Спасибо!» (17.04.92) Т. 15. С. 117. Много разнообразных чувств открылось нам в этой переписке. Взволнованность, страстность, презрение, ненависть, горечь, забота, боль, заинтересованность, в последнее время - усталость. Нет только одного равнодушия. И под всеми этими чувствами выступает простой искренний человек. «Честно сказать, я бы дал тебе Госпремию за одни только твои письма, ибо они ничем не отличаются от твоих книжных страниц: так же полны страстности, душевной боли и страдания.