Метафизика и метафорика Ницше в учебно

Метафизика и метафорика Ницше в учебно-методическом представлении
С.В. ЛЁЩЕВ
Национальный исследовательский ядерный университет «МИФИ»
МЕТАФИЗИКА И МЕТАФОРИКА НИЦШЕ
В УЧЕБНО-МЕТОДИЧЕСКОМ ПРЕДСТАВЛЕНИИ
Рассматриваются методологические аспекты преподавания основных метафор философии Фридриха Ницше:
«сверхчеловек», «воля к власти», «вечное возвращение». Подчеркивается необходимость синтетического рассмотрения
ключевых идей Ницше, понятий «ответственности» и «утверждения жизни». Выявляется позитивный модус идеи «вечного возвращения» в философии жизни, преодолевающий волюнтаристский пессимизм и экзистенциалистское представление об абсурде.
Ключевыми методическими барьерами в преподавании философии Фридриха Ницше являются следующие особенности его философского мировосприятия: программный отказ от всей
предшествующей ему историко-философской традиции, первичный для него филологический интерес к текстам, изначально эклектичная манера изложения своих аргументов, негативное отношение к любого рода философским «системам». Многие аспекты подобного мироосмысления методологически близки общему фронту «волюнтаризма» и «философии жизни», чьим представителем принято считать Ницше. В связи с вышесказанным, представляется необходимым очертить
круг методологических ходов и скрытых вопросов Ницше, существенных для учебнометодического представления его философии студентам и аспирантам.
Преподавание философии Ницше, подобно любому осмыслению заданных его текстами горизонтов, – дело чрезвычайно «частное», «личное». Если Аристотель, Декарт, Кант проясняют
свои теоретические положения, оставляя место для интерпретации их суждений, то ни одна из
наиболее влиятельных концепций Ницше в принципе не являет собой такого теоретического
«факта», который мог бы еще и подлежать той или иной трактовке. Умозаключения Ницще крайне
метафоричны, тезисны и не существуют вне оформляющих их интерпретаций, что и является
лучшей иллюстрацией одного из высказываний Ницше – «факт туп». Это утверждение локализует
в себе весь спектр размышлений Ницше о природе, этике, эстетике существующего. Ничто не является окончательно завершенным, факт всегда инкорпорирован в канву опоясывающих его восприятий. Подобно ключевому для социологии методологическому разделению «понимания» и
«объяснения», соотношение факта и его трактовки заостряет проблематику «должного»: факт есть
то, чем ему положит быть волевое начало, порядок сущего произрастает из порядка «воли к власти». Развитие теоретической науки подтверждает ницшеанский тезис: путь от гипотезы к теории
проходит через эксперимент, подлежащий многократному осмыслению в понятийном каркасе различных гипотез; эмпирические данные позволяют верифицировать или фальсифицировать известную физическую картину мира, сталкивая объяснительные схемы, методологические приемы,
способы истолкования. На примере стремлений современной физики к «теории всего сущего»
можно наблюдать движение «воли к власти»: теории суперструн удается аккумулировать факты,
позволяющие связать воедино квантовую физику микромира и релятивистскую физику макромира, подчинить все известные взаимодействия единой теории, подобно тому, как некогда удалось
объединить электрические и магнитные силы, сильные и слабые взаимодействия; другим примером волевого устремления науки к тотальной универсализации объяснения явлений служит история «бозона Хиггса», теоретически отвечающего за «массовую» характеристику элементарных
частиц.
Метафизика Ницше развивает, среди прочего, волюнтаристское направление философии,
фундаментально развернутое и обоснованное А. Шопенгауэром. Предшествующая классическая
философия считала незыблемым существование разумного начала по ту сторону являемой реальности (например, понятие «абсолютного духа» у Гегеля, «трансцендентального единства апперцепции» у Канта). В волюнтаризме же принципиальным является, напротив, представление о «волевой», не «разумной» динамике действительности. Ницше отчасти персонифицирует это слепое
иррациональное начало в своей концепции «сверхчеловека». Сверхчеловек пребывает в состоянии
необретенной, но постоянно обретаемой гармонии между изначальным и неизбывным его инстинктом «воли к власти» и велениями неспокойного, влекомого великими целями разума. Сплетение воли и разума (в продолжение «воли и представления» Шопенгауэра) возвышает иррационалистическую ноту существования человека: ведомый волей, разум «прозревает», узнавая в себе
инструментальное, но не конститутивное начало познания (и именно в этом противопоставляя себя рационалистическому пафосу предшествующей философской методологии). Мотив познания
Метафизика и метафорика Ницше в учебно-методическом представлении
реальности разыгрывается в земном человеке в двух ипостасях. Волевое начало устремляет всякое
живое существо к всепроникающему властвованию над себе подобными и миром в целом. Тот,
кто способен не только усмирить эту стихию, но трансформировать ее импульсы и использовать
ее энергетику в «воле к истине», преодолевает свою природу – его глаза не застилает пелена слепого иррационального влечения вникуда, отныне он порабощает свою волю и уже осознанно
устремляется к познанию реальности. Сверхчеловек аккумулирует в себе жизненное единство всех
своих проявлений; в отличие от человека земного, он – суверенный субъект всех своих действий,
не подчиненный, но сотворяющий мировую историю по лекалам своих представлений, свободных
от ложной морали, познавательных идолов, шаблонов способности суждения и вкуса. Этой новой
свободе соответствует новая когнитивность, этика и эстетика. Сверхчеловек объективирует свои
цели, верша истину, полагает ценности, творя нравственность, воплощает величественное и возвышенное, созидая красоту. Однако возвещаемые им истина, нравственность и красота неизбежно
отрицают существующие воззрения, нормы, каноны – действительно, ведь первые не просто критикуют или опровергают последние, но выстраиваются на совершенно ином основании. Кто в существующем мире способен воспринять новую оптику красоты, осознать аутентичность новой
истины? Несоизмеримость грядущего мира и косных представлений прошлого не позволяют
сверхчеловеку оглядываться, сострадать и сожалеть – мерилом «праведности» и «пагубности» его
замыслов служит лишь его собственная ответственность. Эта ответственность приумножается
еще и тем, что согласно другой ницшеанской метафоре – «Вечному возвращению» – все происходящее вращается в нескончаемом кругообороте явлений: сделанное однажды будет являться на
мировую арену феноменов снова и снова.
Ответственность – методологически сложнейшая тема философии Ницше, проистекающая
из нескольких подпитывающих друг друга источников. Экзистенциализм, унаследовавший от
Ницше жизненный мотив ежесекундной «экзистенциальности» существования, истончил ницшеанское представление об ответственности до «эскиза, наброска» (М. Хайдеггер), «проекта»
(Ж.П. Сартр), т.е. определенного смирения с собственной заброшенностью в мир и экзистенциальной жажды проявить себя в бытии. Ницшеанская позиция лишена смирения. Сверхчеловек –
действующий органон «должного» в мире «рабской морали»; его полагание ответственности –
метафизического масштаба, в нем учтено воление каждой крупицы бытия, сочетание волевых дерзаний индивидуальных и надындивидуальных фрагментов «воли к власти». Аналогичное наступательное движение верховного принципа (но в данном случае – рационального) можно усмотреть в
концепции истории Гегеля. История перемалывает индивидуальные судьбы, поскольку ее конечная цель – взросление разума в ходе диалектической борьбы со своими частными моментами. Однако ответственность индивидуального духа у Гегеля есть лишь повиновение изначально разумному замыслу, идее, понятию, которое отдает себя во власть антитетического и синтетического
преображения, возвышения до следующего этапа своего феноменологического «брожения», где
индивид сгорает в работе Истории. Ответственность у Ницше – обратного порядка; воля к истине,
воля к власти наделяет неодолимым стремлением к самоактуализации как космические феномены
и исчезающе малые моменты бытия, так и людской мир. Прекрасной иллюстрацией различных
познавательных граней этой мысли Ницше служат в современной космологии и квантовой физике
пульсары, черные дыры, соотношение неопределенностей Гейзенберга, уравнение Шредингера.
Хаос неопределенности преодолевает себя в ином понимании детерминистичности; так, отказ от
понятия траектории в квантовой механике позволяет волновой функции описывать порядок мира в
ином – вероятностном – модусе проявления действительности; статистическая физика устанавливает новое понятие «истины» изучением закономерностей ансамблей микрочастиц, несмотря на
непредсказуемость индивидуального поведения каждой из них; социология и психология усматривают общность поведения групп индивидов, направление волеизъявления масс, статистически
упорядоченные устремления обществ к той или иной активности. Ответственность сверхчеловека,
в первую очередь, в том, чтобы возвысить свою частную волю над волей толпы, не дать раствориться ей в мертвой статистике, как в косной материи безвольно свершаемого, уйти от инертности
слепой безындивидуальности индивида. Методологически этот ницшеанский мотив является продолжением традиции, в которой Сократ некогда открыл человеческое измерение философии, Августин обнажил субъективное начало человека, Декарт отделил человеческую душу от протяженной материи, Кант указал на конституирующую (а не пассивно регистрирующую) роль разума в
познании объекта. Сверхчеловек Ницше выходит в новое измерение субъективности, чьи степени
свободы определяют меру его ответственности за сотворяемый им мир. Высказывание Ницше
«Падающего толкни!» также есть призыв к ответственности: если чья-то воля дремлет, и в твоих
Метафизика и метафорика Ницше в учебно-методическом представлении
силах пробудить ее к борьбе, ты должен это сделать – и пусть она вступит в тяжбу с другими волевыми силами, одолевая или подчиняясь им, но всегда имея шанс выкроить свой собственный
мир из предоставленной ей случайности. Ответственность сверхчеловека перед слабым – заметить
его, дать ему шанс борьбы, отвратить его от безвольного скольжения в людском окружении и в
исторической глобальности его судьбы.
Вторым источником темы ответственности у Ницше служит одна из наиболее спорных его
концепций – «вечное возвращение». Несмотря на мистический окрас, концепция преподносит немало методологических сюрпризов. Вечное возвращение придает каждому поступку тем большую
этическую наполненность, что навечно связывает его с собственными мотивами и последствиями.
Содеянное однажды становится вечным благом или вечным злом в бесконечности своих повторений. Ницше называет вечное возвращение «высочайшим утверждением», и именно в этом заключена ответственность сверхчеловека – позволить своему волению законодательствовать во Вселенной, где каждое проявление волевого начала неотвратимо возвращается к прежним вопросам,
чтобы дать на них те же ответы. Всякий ответ, понятие, движение идей должны превосходить
своей продуманностью случайный тактический интерес преходящего мгновения, но должен
учесть волю к истине как монументальный импульс созидания всех последующих эпох. Здесь идея
ответственности перекликается с идеей «благоговения перед жизнью» Альберта Швейцера, противопоставляя себя пессимизму волюнтаристской философии Артура Шопенгауэра и философии
абсурда Альбера Камю. Утверждение жизни, в противовес рационалистическому ее постижению,
предполагает работу по «сотворению из ничего». Человеку неоткуда взять «дополнительной воли», кроме как из глубины своего существа. Ответственность «маленького человека», словами
Ницше, понять, что сам по себе человек важен исключительно как мост между животным и сверхчеловеком. Методологически важен в этой мысли Ницше узнаваемый аристотелианский поворот:
актуализация материи, голой потенциальности, небытия, животного (т.е. не-человека). Становление человека в его подлинности есть становление сверхчеловека из биологической потенциальности «быть человеком»; зверь есть небытие человека, человек же несет в себе возможность тотальной актуализации всех своих скрытых потенций. Понятие сверхчеловека повторяет теоретическую
судьбу понятия «абсолютного духа» у Гегеля: сверхчеловек есть в той же мере результат, что и
процесс становления результата. Сверхчеловек никогда не достигает окончательной эмансипации
от материи, поскольку именно становление, т.е. диалектика отрицания в себе биологического и
человеческого, и составляет суть его бытия. Ответственность сверхчеловека, таким образом, состоит не просто в высочайшем утверждении жизни, но и в отрицании ее мертвых, стылых форм,
подобных «рабской морали». Утверждение жизни вечным возвращением обрекает сверхчеловека
на «переоценку всех ценностей», на пробуждение нового измерения морали, свободного от кристаллизации ее в узаконенных формах существования. Следует отметить, что мотив пробуждения
у Ницше крайне характеристичен для философии начала XX века: к пробуждению сознания взывает Зигмунд Фрейд в теории бессознательного («Я и Оно»), к бодрствованию исторического сознания – Освальд Шпенглер («Закат Европы»), к пробуждению философии – Эдмунд Гуссерль
(«Кризис европейских наук»), к пробуждению культуры в целом – Эрнст Кассирер («Философия
символических форм»). Более того, сама философская дифференциация начала века свидетельствует о раскрепощении философского духа внутри классического философского миропонимания:
феноменология, экзистенциализм, структурализм, антропология, фундаментальная онтология,
герменевтика, аналитическая философия (многие из них продолжили уже существующие начинания, но на новых основаниях).
В плане методологии не менее важным моментом, нежели эклектичность философии Ницше, является ее метафоричность. Критикуя рационализацию психического простора человеческого
переживания бытия Сократом, Ницше распахивает философские ворота мифологическому мышлению, позволяя метафорам играть конституирущую и, в известном смысле, системообразующую
роль в своей философии (но не по мнению самого Ницше, полагавшего, что стремление к систематичности является следствием недостатка честности). Помимо собственно диалектической тематики вечного возвращения и критицизма «послесократовской» философии, метафорика Ницше
является третьим планом обращения Ницше к архаическому, гераклитовскому осмыслению бытия
и становления. Бытие является одной из главенствующих метафор (но еще не понятием) архаического мышления. Задолго до своего более-менее завершенного понятийного оформления у Аристотеля, бытие обыгрывается в виде мифологических аналогий, донаучных представлений о всеобщей связности мира и нераздельной цельности всего сущего в космическом масштабе. В дотеоретических, интуитивных поисках первоначала всякого сущего («архе») и были порождены пер-
Метафизика и метафорика Ницше в учебно-методическом представлении
вичные представления о бытии как о субстанциальном единстве мира и праоснове всякого сущего.
Однако Ницше заинтригован не столько первоначалом сущего, сколько его перводинамикой, диалектикой вечновозрождающегося Логоса. Нигилизму, декадансу «маленького человека», говорящего «бытие», «так есть и будет», противостоит воля творящего, ответственного сверхчеловека,
провозглашающего «становление». Воля к власти, облекаемая сверхчеловеком в свершения собственных замыслов, не позволяет застывшим бытийным формам возобладать над его устремлением к совершенству. Суть сверхчеловека – становление, а не бытие, и именно в этом находит имманентное обоснование его ответственность: содеянное мимолетно, но само созидание вечно. Воля к
власти есть воля к преодолению инертного, пустынного существования: в стабильности воля к
власти не находит необходимого ей «поля битвы». В преображенной форме в философии Ницше
звучат гераклитовские мотивы извечного стремления и возрождения: диалектика становления, гибельный и всевозрождающий огонь Логоса (как разумного принципа) преломляются в представлениях о «воле к власти» и «вечном возвращении». «Неизменное становление», «постоянное изменение» смещают понятийный аспект онтологического качества с «бытия» на «становление».
Бытие текуче, и его новая формула не определяет более статичный образ сущего, но связывает воедино случайное и необходимое в динамике их взаимопревращений. Бытие пронизано Логосом,
законом вечного возвращения, законодательствующим не в царстве сущего и небытия, «нечто» и
«ничто», но в стихии их сочетания и преображения. Диалектику Гераклита, Гегеля и Ницше не
интересует тот конкретный образ сущего, который был, есть или будет – ее ведению подлежит
самый факт метаморфозы, факт нескончаемой игры состояний, результата, как процесса. Незавершенность не есть признак несовершенства, но конститутивный момент бытийного становления, новый порядок соотнесения частных взаимосвязей внутри мирового огня-логоса. Ницше понимает это становление онтологически и деонтологически. Переоценка всех ценностей понимается им как новый горизонт должного, который, в свою очередь влияет на порядок сущего.
Таким образом, становится возможным раскрыть в учебно-методическом плане существенные, но во многом скрытые, неявно тематизируемые Ницше вопросы и методологические приемы
«визуализации» собственной философии. Кардинальной важностью обладают, на наш взгляд, теоретические аспекты феноменов «ответственности», «утверждения жизни», «преодоления нигилизма маленького человека» и практическая значимость для методики преподавания метафорического, внесистемного мышления Ницше, преодолевающего классические схемы рационализма.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1.
Делез Ж. Ницше: пер. с франц. СПб.: Axioma, 1997.
2.
Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей: пер. с нем. М.: Культурная Революция, 2005.
3.
Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Соч. в 2 т.: пер. с нем. М.: Мысль, 1990. T.2. С.238.
4.
Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Соч. в 2 т.: пер. с нем. М.: Мысль, 1997. Т. 2. С. 5.
5.
Gerhardt V. Friedrich Nietzsche. Веrlin: Akademie Verlag, 2000.
6.
Henning O. Philosophie und Politik bei Nietzsche. Berlin, N.-Y.: de Gruyter, 1999.
7.
Sandvoss E. Sokrates und Nietzsche. Leiden: E.J.Brill, 1966.
8.
Mueller-Lauter W. Ueber Werden und Wille zur Macht. Nietzsche-Interpretationen I. Berlin, N.Y.: de Gruyter, 1999.
9.
Wayne K. Nietzsche and the Promise of Philosophy. N.-Y.: State University of N.-Y. 1997.