Чирьи

Виктор Тарасенко
Чирьи
Пьеса в двух действиях.
Действующие лица :
Нина Павловна Несогласная – кандидат медицинских наук, заведующая отделом НИИ проблем теории
медицины.
Владимир Афанасьевич Таран – доктор медицинских наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники,
член-корреспондент Академии наук, академик Академии медицинских наук, директор НИИ проблем теории
медицины.
Петр Григорьевич Клещ – доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач, член-корреспондент
Академии медицинских наук, первый заместитель директора НИИ проблем теории медицины.
Виктор Кириллович Сиряченко – доктор медицинских наук, профессор, заслуженный работник
здравоохранения, заместитель директора НИИ проблем теории медицины по научной работе.
Валерий Борисович Панченко – доктор медицинских наук, профессор, учёный секретарь НИИ проблем теории
медицины.
Валентин Николаевич Тищенко – доктор медицинских наук, профессор, заведующий отделом НИИ проблем
теории медицины.
Шмеленко – писатель, журналист.
Сергей Иванович Несогласный – майор, сын Нины Павловны.
Первый сотрудник психушки.
Второй сотрудник психушки.
Действие первое.
Просторный кабинет с тремя столами. Посредине – для руководителя, справа – массивный, длинный,
слева – небольшой. Таран сидит за столом посредине с заметной белой наклейкой на нижней части щеки.
Клещ, Сиряченко, Панченко и Тищенко занимают места за массивным столом, Несогласная – за небольшим
слева.
Таран. Переходим к рассмотрению последнего вопроса повестки дня заседания Учёного совета научноисследовательского Института проблем теории медицины Академии медицинских наук. На него приглашена
заведующая отделом нашего учреждения Нина Павловна Несогласная. Поговорим о состоянии организации
научной работы в возглавляемом ею подразделении. (Притрагивается рукой к наклейке на щеке, кривится).
Сиряченко. Быть может, если уж Вас столь беспокоит, сделаем небольшой перерыв?
Таран. Проклятый фурункул, где он только взялся, что называется, на ровном месте? Сводит щёку, аж
разговаривать трудно. Это уже не впервые вот так в ответственный момент, когда надо где-то выступать или
сидеть в президиуме. ( Сиряченко). Ничего, сейчас должно пройти.(Всем). Информационную записку
заведующей отделом вы получили. Докладывайте, Валерий Борисович.
Панченко ( встаёт). Я – вкратце. ( Читает с папки, которую держит в руках). Отдел замыкает список в
учреждении, как по количеству освоенных тем, так и в вопросах подготовки научных кадров. С начала года
сотрудниками Института напечатано восемь монографий, 167 статей, сделано 69 докладов на отраслевых
научно- теоретических конференциях. Подготовлено 6 докторов и 28 кандидатов наук. Вклад отдела в
названный объём работы – две статьи и один доклад.
Таран. У членов Учёного совета вопросы будут?
Клещ. Разрешите мне?
Таран. Пожалуйста, Пётр Григорьевич.
Клещ ( встаёт). Никак не могу понять, чем занимается отдел. Не чувствуется ни малейшей исполнительской
дисциплины, ни хотя бы какой-то личной заинтересованности. Моё мнение – поставить на одно из
последующих заседаний Учёного совета вопрос о работе заведующей отделом вообще с точки зрения
соответствия её уровня требованиям научного учреждения.
( Садится).
Таран. Уважаемые коллеги! Предоставим слово Нине Павловне. Только с одним предостережением : если она
не повторит изложенного в информационной записке, а что-то добавит к нему и ответит на высказанные перед
этим замечания. ( Нине Павловне). Прошу!
Несогласная ( встаёт). Спасибо. Я долго сдерживалась, но сегодня выскажу всё так, как я его вижу. Вы, Пётр
Григорьевич, знаете, как у нас оформляются заявки на изобретения и открытия. Едва ли не в каждой инстанции
они дополняются.
Клещ. Что же здесь плохого? Нормальный творческий процесс, что-то дописывается, добавляется,
уточняется…
Несогласная. Фамилиями и званиями. Больше ничего туда не было бы добавлено. Это уже у нас сложилась
такая практика.
Клещ. Вы преувеличиваете, ставя под сомнение порядочность наших учёных.
Несогласная. А вот и нет! Мои сомнения давно развеялись. Я хорошо знаю, чего стоят те докторские
диссертации, не говоря уже о кандидатских. Один эндокринолог защищает диссертацию, которая сводится к
регулированию дозы инсулина у больного сахарным диабетом с предупреждением повышенного, другой –
пониженного содержания сахара в крови.
Клещ ( перебивает). И чем Вам это не нравится?
Несогласная. Уже хотя бы тем, что они вместе не отвечают на вопрос относительно того, как сохранить
состояние компенсированного диабета. Только в нашем Институте ежегодно защищается по несколько таких
докторских диссертаций, а диабет оттого ни на шаг не отступил.
Клещ. Что Вы предлагаете?
Несогласная. Не на словах, а на деле поднять имидж научного учреждения стоящими разработками, которые
можно было бы считать новым словом в медицине.
Сиряченко. Декларируем? Только что Валерий Борисович, учёный секретарь Института, убедительно доказал,
насколько мизерный вклад вашего отдела в выполнение этой задачи. Слова необходимо подкреплять делом,
иначе они ничего не стоят.
Несогласная. Вы опять пытаетесь подменить понятия. Если степени и звания приобретаются втихую, а статьи
и даже монографии не указывают путей преодоления недугов, то напрашивается вопрос о том, что правомерно
считать наукой.
Панченко. Однако следует учитывать и особенности современного научного процесса. На одном направлении
могут сосредоточиваться усилия многих исследователей, каждый из которых вносит что-то своё. Вместе они
обеспечивают поступательное развитие определённой отрасли науки, привлекают к этому приобретения
смежников.
Несогласная. И все эти потуги убедить кого-то в нашей состоятельности решать вопросы перечёркиваются
одним росчерком пера, которым писался отчёт о деятельности учреждения за минувший год.
Таран. Кто его подписывал – я или Пётр Григорьевич?
Несогласная. Вы. Там подсчитано, что в среднем на сотрудника приходится по восемнадцать рабочих дней
нетрудоспособности. Если занятиям по теории медицины всерьёз препятствуют элементарные фурункулы и
простуды, то что-то здесь,извините, не так.
Таран. Никто из нас и не скрывает того, что далеко не всё решается настолько быстро, как хотелось бы.
Клещ. Значительные открытия представляют собой большую редкость.
Панченко. И в этом, к сожалению, просматривается определённая закономерность.
Таран. Мы готовы поддержать любые перспективные начинания.
Несогласная. А я вам докажу, что на самом деле удушливая атмосфера нашего учреждения не позволит
пробиться стоящей разработке, если бы даже она вдруг появилась.
Таран. Это каким же образом?
Несогласная. В нашем отделе проведен эксперимент, ставящий под сомнение саму целесообразность
существования таких специализаций, как фтизиатрия, онкология, эндокринология, инфекционные
заболевания…
Клещ, Сиряченко, Панченко и Тищенко схватываются с мест и окружают Несогласную.
Таран прикладывает ладонь к наклейке на щеке.
Тищенко. Нина Павловна, или Вы что-то не так сказали, или мы Вас не вполне поняли?
Несогласная. Не знаю, как вы поняли, но могу объяснить, что после повсеместного внедрения открытия в
центральной районной больнице станет вполне достаточно двух-трёх врачей общей практики, нескольких
стоматологов, акушеров-гинекологов, хирургов и ортопедов.
Тищенко. И соответственно отпадёт потребность в среднем медперсонале?
Несогласная. Конечно.
Таран. Уважаемые коллеги! Призываю к порядку. Не будем превращать заседание Учёного совета в турнир
клуба весёлых и находчивых. Пожалуйста, займите свои места, продолжим обсуждение.
Члены Учёного совета начинают расходиться по местам.
Тищенко ( обращаясь к Сиряченко). Сегодня впервые на заседании Учёного совета уже не в роли
приглашённого, а в качестве члена. И возникло такое впечатление, никогда раньше не мог подумать, чтобы они
проходили настолько бурно.
Сиряченко ( отвечает Тищенко). Я уже более пяти лет посещаю эти собрания, но доселе не припоминаю чеголибо подобного.
Панченко ( обращаясь к Клещу).Будем иметь в виду серьёзного оппонента ( кивает в сторону Несогласной) на
случай, если понадобится завалить кого-то из соискателей учёной степени.
Клещ ( отвечает Панченко). Хорошо, сами защитились раньше.
Все расселись по местам. Панченко поднимает руку, просит слова.
Таран. Прошу, Валерий Борисович.
Панченко. В таком случае, почему Вы не включили этого в поданную информацию?
Несогласная. Я хорошо понимала, что вокруг этого поднимется ужасный переполох и мне начнут наступать на
горло, перекрывая дыхание.
Клещ. Вы снова преувеличиваете, подчёркивая своё личное недоверие к коллегам.
Несогласная. Нисколько, уверяю вас.
Панченко. Назовите, какая это была тема?
Несогласная. Она не значилась в плане.
Тищенко. Тогда скажите, пожалуйста, кто над ней работал?
Несогласная. Несогласная.
Тищенко. Извините, что переспрашиваю, но в данном случае возможна игра слов.
Несогласная. Я назвала фамилию.
Тищенко. Понятно.
Клещ. А кто помогал?
Несогласная. Лавриненко.
Клещ. Фельдшер?
Несогласная. Он вводил крысам вакцину.
Таран. Однако на такие эксперименты необходимо было иметь разрешение Минздрава.
Несогласная. Его не было.
Таран. Какое Вы имели право пренебрегать установленным порядком проведения исследований?
Несогласная. Я сознательно пошла на это, зная, что в таком случае от меня потребуют подачи состава
вакцины.
Клещ. Но в этом прослеживался определённый риск.
Несогласная. Он был бы намного больше, если бы я преждевременно сообщила о составе вакцины. Посему я
этого и не сделала.
Клещ. Следовательно, Вы, Нина Павловна, признаёте, что проводили опыты на животных?
Несогласная. Да.
Клещ. При всём том, что прекрасно понимали, насколько это небезопасно?
Несогласная. Для крыс? В таком случае, возьмите на себя труд поинтересоваться, какие средства тратятся на
яды для борьбы с грызунами, и сколько их перепадает при этом животным и птице.
Клещ. Однако, почему Вы уверены, что ни один из грызунов не убежал и не распространил инфекцию, которая
могла перейти к людям?
Несогласная. Вот как раз к этому я и веду.В присутствии полного состава Учёного совета Института заявляю,
что ни одна из тех крыс не перенесёт инфекции, вообще заболевания, поскольку я перепробовала всё
возможное, но к ним так ничего и не пристало.
Тищенко. То есть, как?
Несогласная. Вакцина максимально активизировала имунную систему животных на сопротивление любым
заболеваниям. Теперь , если передо мной откроют зелёный семафор, манипуляционная сестра роддома навсегда
избавит новорождённых от всех возможных сегодня неприятных заболеваний : туберкулёза, диабета,
дифтерии… Не стану отбирать вашего времени, названия большинства из них членам Учёного совета
известны.
Клещ. А Вы не можете, чтобы не обидеть своих коллег?
Несогласная. Чем именно хоть в этот раз?
Клещ. Хотя бы этим большинством. В нашем учреждении по крайней мере назвать самые распространённые
заболевания смогут все. Коль уж так, то называйте фамилии.
Несогласная. Их бы не мешало написать на мемориальных досках при парадном входе в наш Институт. Такойто открыл радикальный способ лечения сахарного диабета, ещё кто-то – онкологических заболеваний и так
далее.
Таран. На все заболевания на той стене не хватит места.
Несогласная. Ещё и останется.
Таран. Вы в этом уверены?
Несогласная. Вполне. Потому как пока что для таких досок не находится фамилий. Если не изменятся
подходы, то их и вообще не дождаться.
Панченко. Почему тема не значилась в плане?
Несогласная. Что у нас вообще можно сделать?
Клещ. Валерий Борисович только что докладывал об этом.
Несогласная. Знаю. Слышала. Диссертации, монографии…Я, в данном случае, о чём-то более значительном. И
чтобы не мешали, не ставили подножек…
Сиряченко. Кто Вам препятствует?
Клещ. Мы, наоборот, ждём от Вас большего.
Панченко. Чьи-то докторские критикуете, а сами не защищаетесь.
Несогласная ( впадает в истерику, говорит с паузами). Нездоровая атмосфера в нашем Институте…Я
предвидела, какой суетой встретят открытие. Да его легче осуществить, чем провести сквозь Институтские
рогачи…
Панченко ( подаёт жестом знак Тарану, подходит ближе к Несогласной). Нина Павловна, успокойтесь,
прошу Вас, сейчас вызовем машину, отвезём домой, отдохнёте, снимете излишнее нервное напряжение после
этого заседания, в понедельник придёте и обо всём спокойно расскажете.
Несогласная ( обращаясь к Панченко). Я окончательно сниму напряжение лишь тогда, когда мне перестанут
ставить преграды в реализации этого замысла, и я его полностью осуществлю.
Панченко. Конечно. Кто же будет возражать против этого?
Несогласная. Вы так думаете?
Панченко. Убеждён, что только так оно и будет ( подаёт знак Тищенко. Они вдвоём под руки проводят
Несогласную к выходу. Клещ и Сиряченко растерянно смотрят им вслед, Таран держится за щёку и
кривится).
Несогласная, Панченко и Тищенко выходят.
Сиряченко ( Клещу). Что скажете?
Клещ. Нервный шок.
Таран. Я не о внешних проявлениях. Меня значительно больше интересует вопрос о том, действительно ли
имеем дело с открытием или это всего лишь какая-то амбиция?
Клещ. В первом случае она бы сразу попробовала оформить всё документально.
Таран. Вы так думаете?
Клещ. Не сомневаюсь.
Таран. А я – даже очень.
Клещ. За одни только онкологические заболевания ей бы поставили золотой памятник в Нью-Йорке и на
родине.
Сиряченко. Не поставили бы.
Клещ. Почему? Об этом было провозглашено на весь мир.
Сиряченко. То было раньше. Сейчас открытую вечером медную мемориальную доску к утру
снимают.Наперегонки. А Вы хотите, чтобы в какой-то Тимофеевке простоял по меньшей мере пуд золота.
Таран. Виктор Кириллович, здесь не до шуток.Давайте поговорим серьёзно.
Клещ. Если так, то я бы на её месте уволился из Института и подал заявку от себя лично.
Таран. И это говорит первый заместитель директора Института?
Клещ. Я же уточнил – на её месте. Вы все слышали и могли убедиться, что эта карьеристка жаждет
единоличного авторства, а посему через посредничество Института заявку на открытие не подаст.
Таран. Давайте по порядку.Как вы считаете, почему тема не была включена в план ?
Сиряченко. Однозначно на этот вопрос ответит разве что Нина Павловна. Мы можем только догадываться.
Первая причина – в план включают лишь реальное, что можно выполнить, в чём уверены. Вторая – план
“засвечивается”. Наконец, третья – идея могла возникнуть внезапно, быстро созреть и найти подтверждение.
Таран. Логично. Теперь давайте сообща прикинем, какими соображениями руководствовалась наша коллега.
Клещ. Что здесь долго думать? Конечно же, карьеристскими. Хотела выскочить впереди всех.
Таран. Осуществить подобное открытие хотелось бы каждому. Однако финансирование выделяется под
плановые темы, да и то не все. Сейчас не припоминаю, чтобы мне доводилось подписывать какие-то бумаги на
закупку или изготовление вакцины. Быть может, Вы, Пётр Григорьевич, cделали это в моё отсутствие?
Клещ. Не помню такого.
Таран. Однако, с неба с дождём она тоже не упала.
Клещ. Хотя и произвела эффект грозы.
Сиряченко. Это правда. Я ни за что не спрогнозировал бы такого разговорчика.
Таран. Что могло заставить её избрать столь вызывающий тон?
Сиряченко. Возможно, изрядно досадили, и решила, что в этот раз терять нечего.
Таран. Хорошо. Как вы думаете, почему она всё же проговорилась об этом на заседании Учёного совета?
Клещ. А я почему-то более, нежели уверен, что этот её ларчик под крепким секретом и никто посторонний к
нему не докопается. Иначе бы не сказала.
Входят Панченко и Тищенко.
Таран. Информируйте.
Тищенко. Проводили до самой квартиры, к входной двери.
Таран. Как она себя чувствует? Ничего с ней не случится?
Тищенко. Кажется, нормально, только чрезмерно возбуждена.
Таран. Должно пройти. Меня почему-то больше волнует, что мы напишем в годовом отчёте. Действительно ли
отметим открытие?
Панченко. Свидетельство уже не успеем получить. Столь быстро заявку не рассмотрят.
Таран. А коль уж так случится и дадут утвердительный ответ, что будем делать? Нам с Валерием
Борисовичем несколько попроще, поскольку мы ближе к общей практике. В зимнюю пору поприкладываем
горчичники и градусники, полегчает с отпусками на летние месяцы, а что вам, узким специалистам – без
программ по туберкулёзу, сахарному диабету, СПИДу, онкологическим заболеваниям?
Панченко. Сегодня их ещё никто не отменял.
Таран. Потому что манипуляционная сестра роддома не получила той вакцины. А когда дадут?
Панченко. Всё равно наши коллеги не останутся без пациентов и без тем для исследований.
Таран. Исторического плана ?
Панченко. Не только. На диспансерном учёте состоят тысячи хронических больных, которых надо лечить.
Таран. Однако их круг сократится.
Панченко. Не припоминаю случая, чтобы всё решалось настолько быстро. Пока проверят, признают, настроят
производство, внедрят в повседневную практику…
Таран. Вначале надо определиться нам. ( Смотрит на часы). На всякий случай, давайте завтра попробуем
переговорить в отделе.
На сцене гаснет свет. Таран остаётся, все остальные действующие лица выходят. Клещ и
Тищенко – через дверь или в глубь сцены, Панченко и Сиряченко – на авансцену.
Сиряченко. Вот так задачка!
Панченко. Со многими неизвестными.
Сиряченко. Однако, ответ, похоже, всё же должен быть.
Панченко. И не только у Несогласной, у нас тоже.
Сиряченко. Как его заполучить?
Панченко. Давайте подумаем.
Сиряченко. Даже не догадываюсь, с какой стороны она могла подойти.
Панченко. Но я не об этом. Подумаем, как нам подойти к Нине Павловне.
Сиряченко. Чтобы она что-то рассказала?
Панченко. Почему бы и нет? Вы – заместитель директора по научной работе, я – учёный секретарь. Мы оба
можем поспособствовать с докторской.
Сиряченко. Действительно.
Панченко. Однако не будем терять времени.
Сиряченко. Ускорим.
Панченко и Сиряченко выходят за кулисы. Освещение сцены восстанавливается. Таран
встаёт из-за стола, медленно, внутренне сосредоточенный на какой-то надоедливой мысли,
прохаживается по кабинету, затем резко взмахивает рукой, быстро возвращается к столу и
набирает номер.
Таран. Здравствуй, сестрица! Это я. ( Пауза). Что заставило? Ты ещё свою лабораторию не забыла? ( Пауза).
Не то слово. Оч-че-ень нужно. (Пауза). Есть, конечно. Но мне нужен человек, которому мог бы вполне
довериться. (Пауза). Лейкоциты и мои лаборанты определят. ( Пауза). И протромбин тоже. ( Пауза). Какие
реагенты? Вводилось постороннее вещество в объёме где-то около кубика. Прививка. От малярии до СПИДа.
(Пауза). Искать, не зная что, трудно? Нам бы определиться с онкологическими опухолями и этого хватит. (
Пауза). Тогда представь, что ищешь деньги. ( Пауза). Где-то около миллиона долларов. (Пауза).Завтра,
желательно утром.(Пауза). Только пробы будем брать у крысс. ( Пауза). Вдвоём. Больше никого не привлекаем.
Потому и выбираю выходной. ( Пауза). Иначе нельзя.
Таран кладёт трубку.
На авансцене появляются Сиряченко и Панченко.
Сиряченко. Институт не узнать. Все забегали, засуетились.
Панченко. Я бы не сказал. Точнее – проявляют интерес. В различных формах.
Сиряченко. Руководители – в большей и резче выраженной, остальные выглядят сдержаннее.
Панченко. Это и естественно, поскольку выясняется вопрос авторства.
Сиряченко. Но разве личность автора не определена?
Панченко. В том-то и дело, что нет.
Сиряченко. Валерий Борисович, спросите кого угодно, каждый скажет, что с этой разработкой выступила
Несогласная.
Панченко. Говорить можно всё, но официально признаётся только фамилия, указанная в свидетельстве.
Сиряченко. А там будет…
Панченко ( перебивает). То, что и в заявке.
Сиряченко. Но заявка…
Панченко. Ещё не отправлена.
Сиряченко. Понятно.
Панченко. Именно вокруг этого и ведётся борьба.
Сиряченко. Однако же Нобелевский комитет не рассматривает коллективных заявок.
Панченко. А кто говорит, что такая планируется?
Сиряченко. Нина Павловна не согласится дописать ещё кого-то. Из-за этого, собственно, и забегали.
Панченко. Пока понятно лишь, что автор будет один, кто он – не выяснено.
Панченко и Сиряченко выходят за кулисы. Поднимается занавес. На сцене – кабинет, в котором
начиналось первое действие. За столом – Таран с телефонной трубкой в руке.
Таран. Думаю, в этот раз торопите события. Вначале нам следует предпринять то, что требуется от учёных, то
есть, проверить экспериментально. Надлежит уточнить дозы и ещё много чего. ( Пауза). Для нас сейчас главное
– обеспечение патентной чистоты. Поэтому не обижайтесь, но больше ничего не скажу. ( Пауза). Разработка
осуществлялась под моим руководством. Непосредственно? Конечно, кто же ещё? ( Пауза). Помогали.
Технически-ситуативно. Разве мне можно выделить столько времени при моей нагрузке?
( Пауза). Нет, давайте подождём с прессой. То информация проскочила по недосмотру. Благо, хоть не
содержит ничего существенного. ( Пауза). Конечно же, тянуть не будем, мы в этом заинтересованы. До
свидания.
Таран кладёт трубку. В кабинет заходит Клещ.
Клещ. Вызывали?
Таран. Приглашал. ( Клещ проходит к столу и присаживается на стуле). У меня к Вам один-единственный
вопрос. ( Таран делает небольшую паузу, Клещ пытается спросить, но в это время он продолжает).
Относительно того, что из Института начала выходить информация без нашего ведома. Вот и сейчас мне
сообщили о небольшой заметке в городской газете, кажется, “ Оперативный репортёр”.
Клещ. Я даже не слышал о такой.
Таран. К нашему счастью, её мало кто читает. Однако звонил коллега из отраслевого Института.
Интересовался, как сделать прививки членам его семьи.
Клещ. Не вижу в том ничего удивительного, каждый озабочен своим будущим.
Таран. Чему же удивляться, когда речь идёт о здоровье?
Клещ. Наверное, в данном случае, о значительно большем – самой жизни.
Таран. А разве эти понятия не взаимосвязаны?
Клещ. Ещё как! Особенно для коллеги из отраслевого Института. Как только начнут делать такие прививки,
ихнее помещение отдадут под какое-нибудь другое учреждение.
Таран ( взволнованно). Признаться, я сразу не понял настоящей причины его озабоченности.
Клещ. Держу пари, что он именно по этому поводу и звонил. Манипуляционная сестра поможет пациенту, но
сделает ненужным узкого специалиста.
Таран. В таком случае, наверное, эти звонки лишь начинаются?
Клещ. Если бы газету читали все, так бы оно и было.
Таран. Выходит, надо быть готовыми к сплошному переполоху?
Клещ. Думаю, да.
Таран. Если забуду, напомните мне, чтобы в конце аппаратного совещания, когда останутся только
заместители, мы к этому вернулись и договорились поменьше называть газетчикам авторов.
Клещ. Особенно в таких случаях, как с Несогласной.
Таран. Именно он более всего и настораживает в этом плане.
Клещ. И меня тоже. Вполне возможно, что Несогласная имеет какую-то гипотезу, но от неё до изобретения, а,
тем более, открытия, ещё лежит дистанция огромного размера. Ни один из фантастов, прогнозировавших
появление ковра-самолёта или живой воды, не получил авторского свидетельства.
Таран. И здесь может случиться аналогичная ситуация.
Клещ. А мы ни с того , ни с сего, назовём автора.
Таран. Да, с этим спешить не следует.
Клещ выходит. Входит Панченко.
Панченко. Позволите?
Таран. Быстрее. Тут не до формальностей.
Панченко. В чём дело, Владимир Афанасьевич?
Таран. Вторую неделю руководство Института занято одним. Вопрос Несогласной.
Панченко. Я догадывался об этом. Но скажите, чем конкретно смогу быть полезен?
Таран. Переберите всё, но разыщите толкового инфекциониста, осведомлённого с особенностями действия
имунной системы.
Панченко. Работаю над этим ещё с того заседания Учёного совета.
Таран. Вы, вероятно, зациклились на членкоррах, докторах, а нам как раз необходим не титул. Такого человека
можно поискать среди молодых кандидатов наук, а то и аспирантов. Нам же надо сделать дело, а не
сформировать президиум. Обещайте защиту в нашем совете.
Панченко. Перебрал всех, но пока не нашёл.
Таран. Пусть бы хлопотались о том, чтобы вылечить, тогда бы я ещё согласился. А нам всего лишь надо-то –
прицепить инфекцию. Дифтерию, дизентерию, малярию, да что Вам объяснять!
Панченко. Не будь она уверена в своей вакцине, то ни за что не заявила бы о ней на том заседании.
Таран. Вы так думаете?
Панченко. Уверен.
Таран. Что же нам, в таком случае, делать?
Панченко. Вскоре должна выйти, поговорить с ней.
Таран. Не пойдёт ни на одно из наших предложений.
Панченко. Тогда позвольте мне навестить её дома. Возьму конфет, цитрусовых, хорошего кофе…
Таран. И как в прорву бросите. Более, чем уверен – здесь не на что рассчитывать.
Панченко. Однако, попробовать не помешает.
Таран. Пробуйте. Скажите, пусть зайдёт Пётр Григорьевич.
Панченко. Сейчас.
Панченко выходит. Входит Клещ.
Таран. Присаживайтесь, Пётр Григорьевич. (После того, как собеседник занимает место на стуле рядом со
столом). Наверное, не всегда прямая дорога короче. Утром меня проинформировали, что Лавриненко вакцину
не вводил, более того – вообще о ней не слышал.
Клещ. Вполне логично. Несогласная действовала по методике Штирлица.
Таран. Однако с нашего заседания Учёного совета каким-то образом просочилась информация и оно уже
успело приобрести огласку. Мне даже звонили из редакции, хотят встретиться, чтобы написать о Несогласной.
Клещ. Если так, то пусть напишут о Валентине Николаевиче. Недавно защитил докторскую, получил
повышение, переведен на должность заведующего отделом.
Таран. Наши мнения совпадают. И я предлагал им то же самое. Но – отказались.
Клещ. Почему?
Таран. Не подходит. Их больше интересует Несогласная.
Клещ. С какой точки зрения?
Таран. Ищут личности. Валентин Николаевич исследовал лишь развитие заболевания, а Несогласная нашла
способ его излечить. Пусть. То ихнее дело, а нам следует прибегнуть к упредительным мерам.
Клещ выходит. Входит Тищенко.
Тищенко. Приглашали?
Таран. Проходите, присаживайтесь ( показывает на стул рядом со столом. После того, как Тищенко садится,
обращается к нему). Насколько мне помнится, Ваша докторская диссертация касалась развития раковых
опухолей в желудочных тканях?
Тищенко ( раздражённо). До дерзкого заявления Несогласной никто и словом не укорил мне вслух за то, что я
только описал особенности прогрессирования заболевания, а не указал способов его локализации. Теперь об
этом заговорили на всех перекурах.
Таран. Вспоминают не только Вас. Не обходят молчанием и Валерия Борисовича, и Петра Григорьевича, и
Виктора Кирилловича. Но никуда от этого не денешься. Приказом директора таких разговоров не запретишь, на
чужой рот платок не набросишь. Быть может, где-то и мои косточки перемывают.
Тищенко. Но и говорить можно по-разному. Судачат, позаглядывал по операционным и патологоанатомическим отделениям, зафотографировал и выложил один к одному. Пускай бы ещё они так
позаглядывали. А я многим продлил и облегчил жизнь, хоть на три-четыре года, но и за это родственники до
сих пор благодарны.
Таран. Понятное дело, будут благодарить. За такое время чьи-то дети могли подрасти, ещё чьи-то – крепче
встать на ноги. Если бы мы вот так добавили каждому по три года, наши портреты висели бы во многих домах.
Тищенко. А Несогласной, видите ли, не угодили.
Таран. Успокойтесь, Валентин Николаевич. Если бы я ставил под сомнение итоги Вашего диссертационного
исследования, то не вызывал бы Вас. Мы уже перепробовали возбудители многих страшных заболеваний, от
малярии до СПИДа, но все они отскакивают от крысс, как футбольный мяч от штанги. Потому ставлю перед
Вами задачу – незамедлительно поцепить подопытным животным онкологическую опухоль. Вовсе не
обязательно на желудке, если сумеете – прилепите к хвосту или к носу, то было бы ещё лучше, поскольку все
быстрее увидят. Но не теряйте времени, ускорьте. Несогласная может закрыть больничный и выйти на работу.
Тищенко. Понятно. Сейчас перезвоню по больницам, разыщу в какой-нибудь операционной свежий материал
и попробую. Можно идти?
Таран. Даже нужно.
Тищенко. Бегу.
Тищенко выходит. Входит Сиряченко.
Сиряченко. Владимир Афанасьевич, я пересмотрел нормативные документы и не нашёл никаких отличий
относительно способов подтверждения научного открытия.
Таран. Можно было и не искать. Они одинаковы, что для рацпредложения, что для изобретения, разница лишь
в содержании да ещё – новизне.
Сиряченко. Интересно, что есть удивительно простые находки, которые всё же признаны открытиями, даже
научными.
Таран.Нынешний школьник по сумме знаний заметно выигрывает по сравнению с учёными средневековья. Но
усвоенные сведения добываются легче новых данных. К новым законам, теоремам и правилам следует вначале
раздобыть ключик. Школьник собирает чьи-то готовые ключики, тогда как изобретатель и учёный во всякий
раз отыскивают свои.
Сиряченко. И потому вынуждены надолго останавливаться перед каждой новой дверью?
Таран. Точно.
Сиряченко. И Несогласная не даёт нам “ключика”?
Таран. Потому что он дороже ключа от квартиры или от сейфа, возможно, даже от банка.
Сиряченко. Интересный случай. Нетерпится побыстрее узнать, чем всё кончится. Если подтвердится – отпадёт
потребность в стольких специальностях, лекарствах, позакрывают десятки, если не сотни, учебных заведений,
не будут знать, куда направлять бюджетные средства. А если это лишь заявление – всё останется,как было.
Таран. Вскоре выяснится.
Сиряченко. А если она подаст оформленную по всем правилам заявку?
Таран. Окончательно всё перепроверим.
Сиряченко. Как её можно ещё требовательнее проверить?
Таран. Быть может, в основном гипотеза и подтвердится, но, вместе с тем, что-то потребует доработки,
например, соотношение компонентов вакцины, влияние отдельных из них на состояние здоровья пациентов.
Сиряченко. И что тогда?
Таран. Придётся приводить в соответствие, что-то корректировать, ещё что-то менять.
Сиряченко. Ей дадут на это время?
Таран. В том случае, если доработает она, но может получиться, что понадобится вмешательство иных
специалистов.
Сиряченко. Владимир Афанасьевич,а что если сделать прививки этой вакциной нашим сотрудникам?
Таран. И это говорит заместитель директора Института по научной работе?
Сиряченко. Почему бы и нет?
Таран. Никто из дававших клятву Гиппократа не пойдёт на такое, что может повредить пациенту.
Сиряченко. Но…
Таран ( резко перебивает). До установления содержания вакцины не может быть никаких “но”.Понятно?
Сиряченко. Да.
Занавес. На авансцене появляются Шмеленко и Несогласный.
Несогласный. Если бы кто-нибудь рассказывал, сколь затруднительно бывает сделать людям добро, не
поверил бы. Но в этот раз всё происходило на моих глазах, а потому отпадают малейшие сомнения.
Шмеленко. В данном случае, как я понимаю, речь идёт о научном открытии на уровне фантастики.Это
кардинально изменило бы наш быт.
Несогласный. Тогда о здоровье вообще не думалось бы.
Шмеленко. Остаётся только остерегаться несчастных случаев.
Несогласный. Как подумаю, что традиционные пожелания здоровья могут свестись к тому, чтобы не заболели
зубы, даже представить трудно.
Шмеленко. Или к предостережениям относительно того, чтобы не поскользнуться да не наступить на гвоздь.
Несогласный. Похоже, нам надлежит вначале лишиться той общественной болезни, которая не позволяет
решать такие вопросы.
Шмеленко. Попробую вам помочь, однако учтите, что пресса может считаться ветвью власти лишь условно.
Несогласный. Но у нас же есть доказательства?
Шмеленко. Общественный резонанс должен поспособствовать.
Несогласный. Я не знаю всего до тонкостей, представляю проблему лишь в общих чертах.
Шмеленко.Из услышанного не столь трудно сориентироваться относительно значимости, но как это доказать?
Несогласный. Сейчас она расскажет детальнее.
Несогласный и Шмеленко выходят на противоположную сторону сцены.Занавес опускается. Тем
временем переводом круга меняется сценическая обстановка. Поднимается занавес. Проходная комната в
квартире. Диван, стол, несколько стульев. По обе стороны – двери. На диване сидит Несогласная, на стульях
– её сын и Шмеленко.
Несогласная ( обращаясь к Шмеленко). Думаю, у Вас теперь достаточно материала.
Шмеленко. Вполне. За всю свою предшествующую газетную практику не выпадало вносить в блокнот
настолько интересную информацию.
Несогласная. И я впервые могу сообщить такое. Возможно, вместе с тем и в последний раз, поскольку
подобное случается не часто.
Шмеленко. Большое спасибо, Нина Павловна.
Несогласная. Скорее, я должна благодарить. Будем надеяться, что газета поспособствует пробиться сквозь
наши густые решета.
Шмеленко. Попытаемся.
Несогласная. А я, наверное, всё же отдохну, хотя, если по правде, мысли не оставляют.
Шмеленко. Не удивительно. Я лишь сторонний наблюдатель да перенялся ими, а что же тогда говорить о Вас.
Несогласная идёт к двери своей комнаты, затем останавливается перед ней, оборачивается к Шмеленко
и Несогласному.
Несогласная. Это же Вы только со стороны посмотрели, в полной мере на себе не ощутили. Если бы довелось
заново выбирать жизненный путь, ни за какие соблазны не согласилась бы снова пойти в научное учреждение. (
Заходит в комнату).
Несогласный. Что скажете? Сможете что-то написать, чтобы поддержать?
Шмеленко. Почему спрашиваете об этом с такими сомнениями?
Несогласный. Она не рассказала ничего по существу.
Шмеленко. Меня не интересуют научные подробности.
Несогласный. О чём же, в таком случае, напишете?
Шмеленко. Об эффективности средства и методики его применения.
Несогласный. То есть, о результате?
Шмеленко. Да. Сообщение об этой новинке должно вызвать большой интерес. Уверен, что в роддомах сразу
же начнут спрашивать о такой вакцине.
Несогласный. Когда ещё она там появится?
Шмеленко. Если везде будут интересоваться , то быстрее.
Несогласный. А ещё Вы говорили, что попытаетесь осветить вопрос шире.
Шмеленко. Да. Попробую обратить внимание на некоторые обстоятельства, препятствующие проявлениям
творческой индивидуальности. Это тоже, если хотите, довольно небезопасное заболевание. Вылечив его,
сможем решить много больших и меньших насущных вопросов.
Несогласный. И согласен, и поспорю.
Шмеленко. С чем согласен, и что оспоришь?
Несогласный. Что болезнь по тяжести наравне с раковой опухолью – подтвержу. Только она преимущественно
незаметно развивается где-то в глубине, а эта одновременно похожа и на чирь, поскольку уже вышла на
поверхность, её не столь трудно заметить невооружённым глазом. И , не смотря на это, она ещё долго будет
оставаться неизлечимой.
Шмеленко. Даже в третьем тысячелетии?
Несогласный. Возможно, и в последующих.
Шмеленко. Вы так считаете?
Несогласная ( со своей комнаты). Уверена! ( Появляется в прямоугольнике двери). Потому что серость всегда
препятствовала талантам. Вот Вы – писатель. Скажите, пожалуйста, всегда ли в редакциях отдают
предпочтение действительно лучшим произведениям? Непременно ли вправду стоящее хвалит критика?
Именно ли лучшее отмечается премиями? Я рядовой читатель, возможно, не всё объясню профессионально
аргументированно, но мёд от навоза отличаю.
Шмеленко. Выходит, читатели тоже успели заметить наши писательские неблагополучия. Действительно, всё
написанное мною за последние годы осело в столе. Точь-в-точь как при сталинщине, только по названным
сейчас причинам.
Несогласная ( Несогласному). Приготовь, пожалуйста, чай.
Несогласный. Сейчас.
Несогласный направляется в кухню. В это время раздаётся звонок в дверь. Несогласный идёт
открывать. Несогласная заходит в свою комнату.
Панченко ( голос из коридора). Добрый день!
Несогласный ( голос из коридора). Здравствуйте!
Входят Несогласный и Панченко.
Панченко. Решил проведать. Быть может, что-то нужно?
Несогласный. Она сама врач и, по её мнению, необходим прежде всего покой.
Панченко. Конечно, то – действенный и эффективный фактор.
Несогласный. Она попросила приготовить чай, проходите, присаживайтесь, я быстро.
Панченко. Вот, в самый раз, может оказаться кстати и мой скромный гостинец. (Ставит на стол). Там
цитрусовые, кондитерские.. И кофе есть, если нужен.
Несогласный. Спасибо, она ждёт чай.
Несогласный выходит.
Панченко ( замечает Шмеленко). Здравствуйте!
Шмеленко. Добрый вечер!
Панченко. Действительно, уже вечер. В нашем круговороте время летит незаметно. Кажется, мы ранее
встречались?
Шмеленко. Да. Я – корреспондент.
Панченко. Нина Павловна согласилась на встречу?
Шмеленко. Вначале да, а затем ей стало хуже.
Панченко. Настолько сложна наша жизнь, а мы её ещё больше усложняем. Чего-то добиваемся, к чему-то
стремимся, о здоровье не заботимся, пока не почувствуем, что оно наиглавнейшее.
Несогласный несёт в комнату чай.
Панченко. Спросите, сможет ли она выйти на минуту хотя бы словом перемолвиться с коллегой?
Пауза.
Несогласный ( выходя, обращаясь к Панченко). К сожалению, ей необходимо спокойствие.
Панченко. Болезнь никогда не желательна, а при таком стечении обстоятельств не исключено, что может ещё
и навредить. Ведь имеем дело с подопытными животными. Возможно, им что-то необходимо вводить, как-то
по-особому кормить? Пусть скажет или напишет, постараемся учесть всё, что нужно.
Несогласный. Сейчас спросим.
Панченко. И ещё : не смотрите, что перед Вами учёный секретарь научно-исследовательского Института. Я
прежде всего врач общей практики. Могу прослушать, посоветовать эффективные лекарства.
Несогласный. Хорошо, обождите.
Несогласный идёт в комнату.
Панченко ( обращаясь к Шмеленко). А то что же это мы – всю державу лечим, разрабатываем и контролируем
национальные программы, а своей коллеге не поможем?
Шмеленко. И вправду, могут неправильно понять.
Входит Несогласный.
Несогласный. Она говорит, что подопытные животные ни в каком особенном уходе не нуждаются, достаточно
обычного питания. Лечебных средств можно больше не вводить. А ей самой необходимо успокоиться.
Лекарства подобраны, только бы не напрягались нервы, всё должно пройти.
Панченко ( несколько смущённый таким приёмом). Хорошо, пожелайте ей от моего имени быстрого и
успешного выздоровления. Коль понадобится что – без малейших колебаний пусть позвонит Панченко,
Валерию Борисовичу, на работу или домой. Не имеет значения, днём или ночью, рад буду помочь, чем смогу.
Панченко выходит. Несогласный провожает его к выходу. Несогласная входит в комнату и
присаживается на диване.
Несогласная. Ещё никогда не вызывалось столько желающих помочь. Возможно, потому, что всё уже сделано.
Несогласный. Кроме разве только документального оформления.
Несогласная. Осталось самое главное.
Шмеленко. Учёный секретарь Института посетил Вас лично.
Несогласная. Если бы имели уверенность, что открою тайну своего исследования, здесь мог собраться Учёный
совет в полном составе.
Шмеленко. Похоже на то.
Несогласная. Разве же я настроена удерживать своё открытие в секрете? Наоборот, заинтересована в том,
чтобы оно заработало. Но не знаю, как себя повести, чтобы при обнародовании состава вакцины и методики её
применения не перехватили права авторства.
Шмеленко. Парадоксальная ситуация. Имея такое приобретение, в наших условиях вынуждены думать, как
поставить его на службу людям.
Несогласная. Смотря, каким. По отношению к руководству Института это можно сделать очень просто, а что
касается больных – действительно, почти невозможно без личных потерь.
Шмеленко. Именно по этому поводу я и озабочен.
Несогласная. Но нам помешали. Возобновим последовательность нашего разговора.
Шмеленко. Нина Павловна, как Вы относитесь к возможностям третьей стороны в ситуациях, когда
сталкиваются интересы таланта и серости?
Несогласная. А – никак.
Шмеленко. Почему?
Несогласная. Потому, что она ничем себя не проявляет.
Шмеленко. Какие формы такого вмешательства считаете возможными и целесообразными?
Несогласная. Они могут быть наиразнообразнейшими – от устного высказывания мыслей в частных беседах
до выступлений в печати, на радио и телевидении, научных и читательских конференциях, перекрытия путей к
опубликованию и иным способам использования, препятствования защите диссертаций, в которых отсутствуют
элементы новизны.
Шмеленко. Действительно, это довольно эффективные средства. Согласен и с тем, что они пока мало
используются.
Несогласная. И в этом просматривается определённая закономерность. С серостью лучше не иметь дела.
Наживёшь врагов на всю жизнь. Ведь она умеет мстить не хуже, чем пробиваться впереди таланта.
Шмеленко. К сожалению, да.
Шмеленко.Но Вы же работаете в наигуменнейшей сфере человеческой деятельности – медицине?
Несогласная. И что из этого? Более года думала над тем, как протянуть своё открытие без соавторов. И на
заседании Учёного совета ни за что не проговорилась бы о нём, если бы не была уверена, что смогу убедить в
результатах, не раскрывая состава вакцины. ( Пауза). Пойду прилягу. Если кто-то спросит, скажете – плохо
себя чувствую.
Несогласная выходит к себе в комнату.
Несогласный. Теперь у Вас больше уверенности?
Шмеленко. И да , и нет. Для полноты информации надлежит ещё выслушать другую сторону. Но попробуйтека покритиковать, формально за ними истина. Пусть будничная, а не с большой буквы, однако всеми
действующими актами ихнее поведение оправдано.
Несогласный. Наши мнения совпадают. Но хватит ли аргументации для редакции? Сможете написать с
услышанного? Спрашиваю потому, что знаю, уверен – больше ничего из них не выбьете.
Шмеленко. И я, разговаривая с ними год тому назад по иному поводу, не раз отмечал про себя, насколько
умело используют наиразнообразнейшие аргументы, которые предоставляет практика научной работы.
Валерий Борисович вспомнил и стыки наук, и порядок распределения авторских вознаграждений. А Пётр
Григорьевич давит на бюджетное финансирование.
Несогласный. И оба они верны клятве Гиппократа. Им надлежит иметь стопроцентную уверенность, не
навредить, во всём убедиться.
Шмеленко. У меня лично создалось впечатление, будто они вполне уверены в том, что Нина Павловна имеет
открытие. Наверное, придётся ещё раз идти туда, чтобы получить подтверждение результативности.
Несогласный. Не знаю, возможно, вправду лучше сходить.
Шмеленко. Удивительное дело : столько впечатлений, мыслей, но далеко не всё может пойти на газетную
полосу.
Несогласный. Недостаёт самого необходимого, подтверждения факта открытия.
Шмеленко. Да . Главное в нашей работе – добывать материал и сводить его к знаменателю.
Несогласный. Это, действительно, не настолько просто.
Шмеленко. Итоги подводить рано, как говорят у вас в армии, стрельба ещё не окончена.
Несогласная появляется в прямоугольнике двери.
Несогласная. Похоже, моя вакцина вызовет такую стрельбу, что будет отдавать эхом ещё не один месяц.
Шмеленко. Вашу вакцину можно сравнить разве что лишь с живой водой с известной сказки, служащей
средством от многих болезней.
Несогласный. И в том числе довольно опасных.
Шмеленко. Как, по-Вашему, будет действовать в данной ситуации руководство Института?
Несогласная проходит в комнату, присаживается на диване.
Несогласная. Они под всевозможными поводами попытаются не признать факт открытия.
Шмеленко. С какой точки зрения для Вас этот момент наиглавнейший?
Несогласная. Мне надоело смотреть, как у нас делается. К служебному стулу повыше цепляют и высшие
звания да отличия. В то время, когда в науке должен соблюдаться принцип авторства.
Шмеленко. И не только в ней. Иначе невозможно оценивать человека по делам его.
Несогласная. А всё должно быть именно так.
Шмеленко. Интересно, каким может быть экономический эффект открытия?
Несогласная. Наверное, они уже примерно обсчитали, я же пока что могу высказаться одним словом –
потрясающим.
Шмеленко. А как думаете, что они могут сделать?
Несогласная. То же, что и всегда : любую подлость. Пока перележу дома, чего только не перепробуют. Но в
этот раз имею возможность стоять на своём. Ничего у них не выйдет, это я обещаю.Ни прицепить инфекцию,
ни разгадать тайну вакцины.
Шмеленко. Но могут прибегнуть к подмене.
Несогласная. И этим ничего не достигнут. Нет, от явной отравы животные подохнут, однако это легко
подтвердится анализами. К вирусам же они останутся безразличными. Правда, смогут перенести, но опять же –
тем, которые не получили прививки.
Шмеленко. Каким способом рассчитываете подтвердить факт открытия?
Несогласная ( говорит, постепенно повышая силу голоса). Пусть бы для начала признали факт о том, что
подопытные животные не воспринимают возбудителей болезней. Хочется им выносить контрольные группы –
пусть занимаются. Но чтобы прошёл хотя бы этот факт. Тогда я уколю вакцину тем крыссам, которых они сами
принесут, и пусть снова всё на белом свете перепробуют. А уже после того подам в присутствии всего
Института заявку. С одной фамилией автора.
Занавес.
Конец первого действия.
Действие второе.
Тот же просторный кабинет, в котором начиналось первое действие. На освещённой авансцене- Сиряченко и
Панченко. Остальная часть сцены затемнена.
Сиряченко. Быть может, нам как-то пропустить заявку Несогласной?
Панченко. Сопроводиловку об этом подписывает только директор или первый заместитель. Что-то другое
можно было бы утаить, а это отыщут, незамеченным не останется, тогда не сдобровать.
Сиряченко. Но надо же попробовать хоть как-то побороться за правду?
Панченко. Именно за неё и погибло немало лучших людей.
Сиряченко. В этой ситуации необходимо вмешательство.
Панченко. Пока видим даже не цветочки, а только бутончики, да уже понятно, что ожидается ожесточённая
борьба.
Сиряченко. Вот мы и скажем своё слово.
Панченко. Вслух, чтобы его услышали?
Сиряченко. Почему бы и нет?
Панченко. Хотя бы потому, что Несогласной не поможем, а сами пропадём. Это уже можно утверждать впрок
с абсолютной уверенностью.
Сиряченко и Панченко выходят. Освещается кабинет.За столом – Таран, на стуле рядом – Шмеленко.
Таран. Вы снова пришли,чтобы написать о Несогласной?
Шмеленко. Хотелось бы. За всю свою предшествующую журналистскую практику не припоминаю темы
поинтереснее.
Таран. Не знаю, чем смогу быть полезным. Она удивительно ярко выраженная единоличница. Ни с кем не
делится.
Шмеленко. Наверное, это общая черта всех талантливых учёных.
Таран. Так уж и всех?
Шмеленко. Мне рассказали об одном вашем недавнем аспиранте, который выехал за границу и быстро сделал
там научную карьеру.
Таран. Да, по последним данным, напечатал две монографии, защитил докторскую, работает в университете.
Но у них там всё иначе, не так, как у нас, он больше занимается научными исследованиями, нежели преподаёт.
Шмеленко. Можно понять, если бы и не сказали. И докторскую диссертацию, и обе монографии он там не
успел бы сделать за такое время. Следовательно, они были у него готовы. Возникает вопрос : почему он не смог
защитить здесь даже кандидатскую?
Таран. Я и не возражаю против того, что мы с ним недоработали.
Шмеленко. Вправду?
Таран. Да. Готовили его, прежде всего как учёного, а чувства патриотизма не воспитали. Вот и выехал. А мог
бы работать здесь.
Шмеленко. Действительно ли смог бы ?
Таран. Почему бы и нет? Учитывайте ещё и то, что там требования повыше. Я пытался ему помочь, подгонял с
публикациями, но он не подавал.
Шмеленко. За несколькими подписями?
Таран. Для защиты кандидатской это не имело значения, статья засчитывается всем соавторам.
Входит Тищенко.
Тищенко. Извините, Владимир Афанасьевич, моё вторжение, но оно имеет достаточные пояснения.
Несогласная вышла на работу после больничного и сейчас переворачивает в отделе всё вверх дном, обвиняя
сотрудников во всех возможных и приписываемых грехах, стремлении подкопаться под неё, выведать и
приписать её открытие.
Таран. Скажите, пусть все спокойно занимаются своим делом и не обращают на неё внимания.
Тищенко. Пробовал сделать так, но мои слова не возымели ни малейшего воздействия.
Таран. Тогда поставьте перед ней, как заведующей отделом, условие, чтобы в возглавляемом подразделении
воцарилась рабочая обстановка.
Тищенко. Говорил ей об этом, однако не добился желаемого результата.
Таран. Если учёные позволяют себе такое поведение, то на какой уровень сознания можно рассчитывать на
ферме или в тракторной бригаде? Я занят, ко мне пришёл журналист, чтобы написать что-то хорошее о нашем
учреждении, а от таких эпизодов у него могут возникнуть сомнения. Скажите Петру Григорьевичу, чтобы
вмешался и навёл порядок. Да повлияйте на ситуацию сами.
Тищенко. Пойду, попытаюсь. ( Выходит).
Таран. Слыхали? Это докладывают о той заведующей отделом, о которой Вы хотели писать очерк. Ещё никто
ничего не знает, у нас нет выводов об этом будто бы открытии, а уже поднялся галдёж на весь город, люди не
могут спокойно работать. На чём мы остановились?
Шмеленко. Вы рассказали о недавнем аспиранте, выехавшем за границу. Чем он занимается сейчас?
Таран. Знаю только, что работает отдельно. В лаборатории убирает жена, поскольку туда больше никто не
заходит.
Шмеленко. Следовательно, взаправдашний единоличник ?
Таран. Да. Похоже, именно из этих соображений он и выехал.
Шмеленко. Видите? А если бы ему предоставили такую возможность здесь, то, не исключено, что мог и
остаться ?
Таран. Нет. Там намного лучше платят. У них в Канаде профицит годового бюджета переходит за пятнадцать
миллиардов американских долларов. Вы знаете, что это такое?
Шмеленко. Знаю : превышение суммы доходов над суммой расходов.
Таран. Там есть чем платить.
Шмеленко. И у нас могло быть.
Таран. Теоретически – да, а практически – не скоро.
Шмеленко. Почему же? Представьте, сколько средств направляется на лечение тех заболеваний, к
возбудителям которых остались безразличными крыссы после введения вакцины?
Таран. Это уже рассчёты не из реальной жизни, а из области фантастики. Не хочу Вас обидеть, но
писательская профессия к ней ближе, Вам и сподручнее этим заняться.
Шмеленко. Прибегал к таким попыткам.
Таран. И что же вышло?
Шмеленко. Два дня листал в библиотеке подшивки газеты “ Ваше здоровье”, доискиваясь данных о
национальных программах борьбы с туберкулёзом, СПИДом, сахарным диабетом, онкологическими
заболеваниями.
Таран. И что же ?
Шмеленко. Также не получил нужной цифры.
Таран. Удивительно. Там обо всём этом пишут.
Шмеленко. Но – как? Называют цифру, сразу же при этом замечают, что она недостаточна, а сколько
необходимо на самом деле – умалчивают.
Таран. Если бы Вы работали в Кабмине, я бы Вам подсказал, как заполучить исчерпывающие сведения по
этому вопросу.
Шмеленко. Как?
Таран. Попросил бы в министерстве полный расчёт расходов. Тогда они включат туда всё, до мелочей, в
надежде на финансирование из бюджета очередного года.
Шмеленко. Это не по моим силам. Тем более, что наши убытки далеко не ограничиваются одной отраслью.
В кабинет врывается Несогласная.
Несогласная. Первый день вышла на работу и хоть снова ложись прямо на пол. Где это видано, чтобы вот так
изо всех сторон лезли не в своё дело?
Таран. Нина Павловна, существуют определённые этические правила поведения в любом учреждении и в
нашем Институте в том числе. Я разговариваю с представителем прессы, а Вы вскакиваете, поднимаете шум.
Несогласная. Пусть и журналист послушает о том, что происходит в нашем Институте. Возможно, тогда это
быстрее прекратится. Неужели если я, не без содействия руководства, заболела, так можно вмешиваться в мои
исследования?
Таран. Думаю, что да. Это не Ваше личное дело и исследования проводятся не на собственные средства.
Шмеленко. То как мы договоримся, Владимир Афанасьевич?
Таран. Пока ничего более не добавлю к сказанному.
Шмеленко выходит.
Несогласная. А если посторонее вмешательство повредит или вовсе сведёт на нет всю предшествующую
работу?
Таран. Чтобы этого не случилось, надлежит иметь в отделе план проведения исследования и дневник с
перечнем выполненных работ.
Несогласная. Если бы я ощущала в этом необходимость, попросила бы кого-то заняться. Но кому-то
понадобилось влезть без спроса и действовать по собственному усмотрению.
Таран. Подопытных животных надо было кормить…
Несогласная ( перебивает). Зерном и корнеплодами. А вы чего только не подбрасывали. Но, быть может, это и
к лучшему – теперь трудно будет отрицать факт открытия.
Таран. О нём рано даже заводить разговор. У нас нет ни методики, ни вакцины…
Несогласная. В Институте достаточно методик. Ежегодно штампуют десятками и сотнями. Не хватает лишь
одного – эффективности. А здесь она налицо.
Таран. Тогда покажите и докажите.
Несогласная. Что я не верблюд?
Таран. Зачем же так? Покажите, чтобы все убедились, что крыссы остались невредимы имено благодаря той
вакцине, раскройте механизм её действия, убедите в безвредности препарата для организма.
Несогласная. А разве вы за время моего отсутствия не успели в том убедиться?
Таран. У Вас не было даже контрольной группы.
Несогласная. Это для того, чтобы размножать вирусы?
Таран. Для сравнения.
Несогласная. Ветфельдшер знает, от чего крыссы могут заболеть, а академику надо ещё убедиться на
повторных опытах?
Таран. Существует определённый порядок. Без параллельного испытания средства на контрольной группе его
эффективность не считается доказанной.
Несогласная. Действительно. Перепробовали всё возможное, ничего не пристало, значит, что-то было не такое.
Наверное, вирусы. Но их же подбирали специалисты с учёными степенями и званиями.
Таран. Мы не можем говорить на пальцах.
Несогласная. Вы – нет, потому что вам нечего показать. А я могу, поскольку имею наглядный результат. В
отличие от кое-кого, кто лишь прячет свою беспомощность за кипами изысканных терминов и другими
внешними наукообразностями.
Таран. Таковых у нас нет. Есть научные разработки. Разной ценности, значимости, в неодинаковых стадиях
решения, но всё имеет определённую ценность.
Несогласная. Которая измеряется лишь званиями и степенями.
Таран. И этим тоже, как и везде. Да Вы, Нина Павловна, не горячитесь, присаживайтесь, пожалуйста, давайте
спокойно обсудим ситуацию, чтобы с честью из неё выйти. ( Несогласная присаживается на стуле возле
стола). По всему видно, что Ваша научная разработка всё же чего-то да стоит. А Вы в нашем Институте до сих
пор единственная заведующая отделом с кандидатской степенью. Давайте же соберёмся, обсудим этот вопрос.
Продумаем, как можно побыстрее подготовить докторскую диссертацию. Мы поспособствуем выходу
монографии. Если надо сосредоточиться, оформим Вас докторантом.
Несогласная ( задумывается). Давайте.
Таран. Вот и чудесно. Сколько понадобится времени, чтобы подготовиться и доложить о своём исследовании
на заседании Учёного совета?
Несогласная. А без этого нельзя?
Таран. Вы должны понимать, что в данном случае должно вести речь не про кота в мешке, надлежит
выпустить его оттуда, чтобы показать.
Несогласная. Опять о том же. ( Резко поднимается со стула). Только с другой стороны.
Таран. Разговор должен быть сугубо предметным. Определим научного руководителя, подберём оппонентов.
Несогласная. Спасибо. Но я вначале получу авторское свидетельство о научном открытии, а потом уж будем
говорить о докторской.
Входит Клещ.
Клещ. Что здесь случилось? Почему столь шумно?
Таран. Нина Павловна пытается в чём-то убедить меня ненаучными методами, тогда как в нашем учреждении
это следовало бы осуществлять иным способом.
Клещ. И – оперативнее. Подавайте вакцину, методику, рассмотрим и сделаем выводы.
Несогласная. О том, что в открытии моей доли – десять процентов?
Клещ. Вначале надо доказать факт, а затем уж говорить о процентах. Нуль, добавленный к палочке,
удесятеряет её, а такой же нуль вместе с другим не вытянут на единицу.
Несогласная. Так же, как и докторские диссертации в нашем Институте ничего не добавляют к тому, что уже
знают и применяют сельские фельдшеры, разве лишь терминологию. Зато, когда кто-то всё же к чему-то
дойдёт, сразу находятся соавторы.
Клещ. Понимаю, сколь Вам хочется подискуссировать на эту тему, однако мы доселе не ведаем, о чём говорим.
Несогласная. Или делаем вид, что не знаем. Проверили? Испытали? Убедились?
Клещ. В том-то и дело, что нет. Мы не видели Вашей вакцины, не читали методики…
Таран. Так мы будем спорить до вечера, но ничего не решим. Вы только что слышали замечание первого
заместителя директора Института по этому поводу. Иного пути для решения вопроса нет.
Несогласная. В том-то и вся наша беда. Если бы он был, то уже к концу года многие имели бы уверенность,
что они никогда не заболеют. Но – ничего, когда-то и вы станете искать, как говорите, иной выход , да поздно
будет.
Таран. Вы о чём?
Несогласная. Хотя бы о том , что никто из нас не застрахован от серьёзных недугов. Вот тогда и пожалеете,
что не дали мне дороги. Пойду, потому как вижу – с вами невозможно договориться.
Несогласная резко и нервно идёт к выходу.
Клещ. Даже не припоминаю, чтобы у нас возникали подобные перипетии.
Таран. Не было достаточного повода.
Клещ. Что Вы имеете в виду?
Таран. От брошенного Несогласной камня разошлись круги в доселе тихой воде.
Клещ. Он и вправду оказался тежеловатым для устоявшегося водоёма. Мы с Валерием Борисовичем
перебрали темы докторских диссертаций, защищённых в последние годы не только у нас,а, можно сказать, во
всей державе, и не нашли даже чего-то отдалённо похожего.
Таран. Несогласная знает об этом, или, по крайней мере, догадывается, потому как не отзывается на
предложение относительно защиты докторской.
Клещ. Не вижу в этом ничего удивительного. Она отлично понимает значимость сделанного. Докторов у нас
тысячи, а Нобелевских лауреатов – единицы.
Таран. Она отыщет пути и способы убедительно доказать свою правоту.
Клещ. Точнее сказать – попытается, поскольку сделать это будет не просто.
Таран. Обретёт множество отчаянных оппонентов.
Клещ. Наибольшее сопротивление встретит в отраслевых Институтах. А без ихних выводов ничего не
получится.
Таран. Понятно, они сами себе приговоры не подпишут.
Клещ. Была бы уступчивее да согласилась разделить вакцину на компоненты, каждый против отдельного
заболевания, то хватило бы на нескольких.
Таран. Но мы же не знаем принципа действия той вакцины, а посему не можем утверждать, насколько это
возможно.
Клещ. Уясним. Предлагаю приемлемый выход для прекращения суеты и кутерьмы.
Таран. Какой?
Клещ. Как Вы считаете, что подумал бы посторонний человек, услышав заявление Несогласной на заседании
Учёного совета или в нашем предшествующем разговоре?
Таран. Что здесь думать? Показал бы вот так ( прикладывает палец к виску).
Клещ. Вот-вот, к чему я, собственно, и веду, а если ещё задеть её?
Таран. Тогда она не смолчит, начнёт доказывать, снова будет говорить, что у нас в Институте наука сводится к
пудам изведённой бумаги, в которых напрасно доискиваться ценной мысли.
Клещ. Как раз это нам и нужно!
Таран. Коль уж так, будем говорить по-мужски. Я сначала думал, что ошибаюсь, а сейчас вижу – Вы и вправду
решили сыграть на этой ситуации, рассчитывая, таким образом, занять моё место. Однако, смею заверить,
ничего из этого не выйдет. Первый заместитель может быть претендентом на должность директора при
спокойном стечении обстоятельств, а в данном случае, после такого скандала, вышвырнут нас обоих.
Клещ. Имеется в виду конкретный случай.
Таран. Какой?
Клещ. Чтобы она провозглашала всё это в присутствии сотрудников соответствующего учреждения.
Таран. Ничего не понимаю.
Клещ. Владимир Афанасьевич, Вы не можете этого не знать. Я – лишь член-корреспондент Академии
медицинских наук, заслуженный врач, а Вы же – член-корреспондент Академии наук, академик Академии
медицинских наук, заслуженный деятель науки и техники. Так кто из нас лучше разбирается в видах и
заведениях специализированной медицинской помощи?
Таран. Ясно!
Клещ. Как и то, что в этом сегодня наш единственный выход.
Таран. Неужели вправду?
Клещ. По крайней мере, я иного не вижу. Так как?
Таран. Быть может, он всё же есть?
Клещ. Конечно. Только нам такое не подходит – выйти и не возвратиться.
Пауза. Таран раздумывает.
Клещ. То как?
Таран. Ладно уж, крутите!
Немая сцена. Клещ выходит. Входит Тищенко.
Тищенко. Владимир Афанасьевич, я уже подготовил все документы.
Таран. Какие?
Тищенко. По тем двум диссертациям.
Таран. Сейчас нам не до них.
Тищенко. А я почему-то думаю, что позднее они вообще могут не пойти.
Таран. Чтобы ещё прибавилось докторов, которые устанавливают диагноз и опускают руки?
Тищенко. Что-то же делают…
Таран. Защищают диссертации.
Входит Клещ с двумя сотрудниками психушки, все трое останавливаются возле входной двери. Тищенко
незаметно выходит за ихними спинами.
Первый сотрудник психушки ( обращаясь к Тарану). Что вас насторожило?
Таран. Не стану вдаваться в подробности, чтобы не задерживать. Сейчас сами всё увидите.
Клещ. Хотя, правду сказать, лучше такого не видеть.
Таран ( Клещу). Вызовем?
Клещ. Я уже распорядился. Вскоре она должна зайти сюда.
В кабинет даже не входит, а стремительно врывается Несогласная.
Несогласная. Либо я уже вовсе ничего не понимаю, либо меня не хотят понимать. Сами не дают спокойно
работать да ещё меня же в том и обвиняют.
Таран. Потому что Вы нарушаете установленный порядок работы учреждения.
Несогласная. Как только чего-нибудь коснётся, сразу ссылаетесь на законы, нормы, на порядок, но вам
выгодно поднести всё так, как вы понимаете. На мой взгляд, в том, что творилось во время моего отсутствия,
ни в коей мере нельзя усматривать малейшего признака порядка. При всём том, что моя работа сегодня важнее
показушной суеты нескольких таких Институтов, как наш. Дайте мне довести начатое до конца, так завтра их
вообще распустят.
Клещ многозначительно переглядывается с сотрудниками психушки.
Таран. Нина Павловна, не заговаривайтесь, ведите себя спокойно и взвешенно.
Несогласная. Я знаю, что говорю.Зачем, скажите, пожалуйста, Институт туберкулёза или диабета, коль
обретём уверенность, что никто не заболеет ни туберкулёзом, ни сахарным диабетом?
Клещ что-то шепчет на ухо одному из сотрудников психушки, показывая жестом на Несогласную.
Таран. Однако же, до настоящего аремени болеют.
Несогласная. И это будет продолжаться, пока не дадут мне спокойно завершить исследование. Я больше не
могу работать в таких условиях, предоставьте мне отдельное помещение, сама буду там убирать, только чтобы
никто не вмешивался в мои опыты.
Таран. Подскажите, где его взять? У нас научные сотрудники вынуждены работать вчетвером, а то и по пять
человек в одном кабинете.
Несогласная. Там и взять, где я говорю. Не могу больше что-то делать в таких условиях, когда вмешиваются в
мои исследования, без меня вводят подопытным животным вирусы и вообще не дают ни на чём
сосредоточиться.
Таран. Но для этого необходимы основания. Покажите, что у Вас наработано, чтобы мы убедились в
перспективности Вашего исследования, если докажете, конечно же, пойдём навстречу.
Несогласная. Опять, как ни крути, давай раскрывай карты. Да вы уже всё, что только могли, перепробовали.
Сотрудники побаиваются ходить в Институт на работу из-за того предлинного перечня применяемых вирусов,
а вам необходимы ещё какие-то доказательства.
Второй сотрудник психушки ( подходя ближе к Несогласной). Извините, Вы на самом деле считаете
ненужными отраслевые научно-исследовательские Институты?
Несогласная. Вот уже скоро месяц, как я всем об этом говорю, но меня никто не хочет слушать.
Первый сотрудник психушки ( останавливаясь рядом с Несогласной и подавая знак своему коллеге). А как
Вы считаете, почему к Вам не прислушиваются?
Несогласная. Их интересует не лечение, а личная выгода от него.
Клещ подаёт знак сотрудникам психушки. Те берут Несогласную под руки и ведут к выходу.
Несогласная сопротивляется, но не может освободиться.
Несогласная. Позаводили такие порядки, как им нравится, и придерживаются их, как только могут, потому как
хочется собирать дань с подчинённых учёных. Да ещё не как-то там, а под видом личного участия в
изобретениях и открытиях.
Клещ ( подавая знак сотрудникам психушки и с явным намерением поощрить Несогласную к выявлению
протеста). Не прочь, чтобы дописали и к какой-нибудь премии.
Несогласная. И этого не обойдут, хоть и не заслужили. Позащищали докторские на простудах и детских
поносах, зато спеси столько, будто чем-то обогатили науку. На самом же деле многим из них далеко до
заурядного сельского фельдшера.
Сотрудники психушки подводят Несогласную к выходу из кабинета. Клещ предупредительно открывает
и придерживает дверь, помогая им выйти. Сотрудники психушки с Несогласной выходят.
Клещ. Наконец вздохнём с облегчением?
Таран. Надолго ли ?
Клещ. Да уж как получится. После такого ералаша хоть отпуск бери.
Таран. Что правда, то правда. Наверное, поедем сегодня домой. Отпусков у нас в запасе нет, а отдохнуть надо
бы.
Клещ. Или хоть немного успокоиться.
Таран и Клещ выходят. Заходят Сиряченко и Панченко.
Сиряченко. Валерий Борисович, не знаете, по какому поводу собирают?
Панченко. Не сообщили.
Сиряченко. Наверное, снова что-то связано с опытами Несогласной.
Панченко. Не знаю.Её вчера отвезли в психушку.
Панченко. Похоже, здесь какая-то ошибка. Нет, своим внешним поведением она всё же настораживает.
Однако имеет весомые поводы для ссоры.
Панченко. Для отправки в психушку должны быть достаточные основания.
Сиряченко. Психические отклонения тоже имеют разные степени.
Панченко. Исходя из них и определяются ограничения.
Сиряченко. Психически неуравновешенный человек может ударить, обидеть, всё, что угодно.
Панченко. Что она и делала.
Сиряченко. А как бы мы себя вели на её месте?
Панченко. Скорее всего, тоже не соглашались бы со своими оппонентами.
Сиряченко. Вместе с тем существуют же какие-то определённые нормы поведения.
Панченко. А как Вы считаете, Виктор Кириллович, можно ли попробовать освободить её оттуда?
Сиряченко. Думаю, что да. Кажется, у Петра Григорьевича были там какие-то знакомые или даже
родственники.
Панченко. Быть может, потому она и там?
Сиряченко ( растерянно). Н-не знаю.
Входит Тищенко.
Тищенко. Если и это совещание собирается по поводу прививок Несогласной, то я добавлю к сказанному
ранее, что ничем не смогу быть полезен.
Панченко. Нам больше нечего испробовать, уже перебрали всё, что могли.
Сиряченко. Возможно, так думаем только мы, а у руководства иные соображения относительно этого?
Панченко. Наверное, Владимира Афанасьевича с утра куда-то вызвали и сечас готовится очередная мозговая
атака.
Входит Клещ и занимает место за столом посредине. Все остальные – за массивным столом.
Клещ. Имею плохую новость. Владимира Афанасьевича ночью “ скорой” отвезли в больницу,
госпитализировали с тяжёлой формой диабета. Сейчас напишу приказ о временном возложении на себя
обязанностей директора. Оттого у него и рядились фурункулы один за одним. Если бы раньше проверился,
быть может, было бы хоть немного легче.
Тищенко. Чем сможем ему помочь? ( Пауза. Все переглядываются). Мы же научно-исследовательский
Институт проблем теории медицины.
Клещ. В данном случае дело не в инстанции, а в вооружении. Радикального ничего нет. Ни у нас, ни, тем
более, в массовой больнице.
Панченко. Остаётся регулировать содержание сахара в крови инсулином.
Клещ. К сожалению, да. Сахарный диабет одинаково неприятен для всех. Я буду поддерживать связь с
больницей, после обеда наведаюсь.
Тищенко. Быть может, где-то всё же осталось хоть немного той вакцины?
Сиряченко. Я словно чувствовал, предлагал сделать прививки сотрудникам Института.
Клещ. И не только им. Охватим всё население. Беру на себя руководство этой научной темой.
Сиряченко. Что требуется от нас?
Клещ. Ещё раз пересмотреть и систематизировать весь наличный материал. Итак, за работу. А пока что у меня
всё. Сейчас выйду сделаю распоряжение завхозу и – к письменному столу.
Клещ встаёт из-за стола и выходит. Тищенко отводит в сторону Панченко.
Тищенко. Валерий Борисович, имею к Вам один вопрос.
Панченко. Слушаю.
Тищенко. В моём отделе подготовлены к защите две докторские диссертации.
Панченко. Если так, то это, соответственно, столько же и вопросов.
Тищенко. Пусть и по-Вашему, но меня, в данном случае, интересуют ответы.
Панченко. Быть может, подождём, пока перемелется?
Тищенко. Я , наоборот, имено с опаской на то и спешу.
Панченко. Но моё слово не последнее, а я сейчас ни к кому не подступлюсь.
Тищенко. С этим нельзя медлить, может всё пропасть.
Панченко. Однако не обещаю помочь.
Тищенко. Попробуйте, прошу Вас.
Панченко. Что Вы, конкретно, хотите?
Тищенко. Провести диссертации через Учёный совет.
Панченко. В таком случае, тем более, не совсем понятно Ваше поведение.
Тищенко. Почему?
Панченко. Вам же предлагают директорство в отраслевом Институте, где есть свой аналогичный орган?
( Тищенко молчит, пауза). Там решите все эти вопросы на правах хозяина положения.
Тищенко. Если успею.
Панченко. В чём-то сомневаетесь?
Тищенко. Думается, у нас общие сомнения на этот счёт.
Панченко. Ладно.
Тищенко выходит. Панченко и Сиряченко наполпути к выходу задерживаются.
Панченко. Возможно, если бы знал, что так случится, не ставил бы преград Несогласной? Пускай бы та
вакцина и не успела дойти до больниц, но хоть в нашем Институте имели бы возможность проводить прививки.
Сиряченко. И для него не имело бы значения, кто автор.
Панченко. Как для пациента – да.
Сиряченко. А какого Вы мнения относительно продолжения исследования?
Панченко.Какого?
Сиряченко. О чём только что говорил Пётр Григорьевич?
Панченко. На самом деле он имел в виду поиски готового. И чтобы оно попало на его стол.
Сиряченко. Наверное, так оно и есть. А я сразу не подумал об этом.
Панченко. Иного, как говорится, не дано.
Сиряченко. Возможно, она вскоре выйдет на работу?
Панченко. Теперь ничего не берусь утверждать наверняка.
Сиряченко. Да. Несогласную продержат долго. А Владимир Афанасьевич может и вовсе не вернуться в
Институт.
Панченко. Откуда такие данные?
Сиряченко. Пётр Григорьевич никогда на период его отсутствия не занимал директорского кабинета, а в этот
раз перешёл сюда и даже перенёс свой письменный прибор.
Сиряченко и Панченко переглядываются и выходят. В кабинет входит Клещ, за ним – Шмеленко. Клещ
занимает место за столом, Шмеленко – на стуле рядом.
Шмеленко. Я уже делал несколько попыток попасть к Вам, но все они оказались безрезультатными. Не
пробиться. Посидел в приёмной и пошёл ни с чем.
Клещ. Такова наша грешная жизнь. Масса работы и едва ли не всё сроком на позавчера.
Шмеленко. Неужели отстаёте?
Клещ. И очень. Это при всём том, что от результатов наших усилий может зависеть чья-то жизнь. Уже не
благосостояние, не благополучие, а категория, по крайней мере, на несколько порядков повыше.
Шмеленко. Теперь как будто появилась надежда на ускорение. В нашей редакции только лишь услышали о
новинке, сразу командировали меня за информацией.
Клещ. Конечно, ведь потребность в таком медицинском средстве остро ощущает наука, а главное – практика. (
Поправляется). Это в том случае, если подтвердятся наши предположения.
Шмеленко. И ответ на данный вопрос также надлежало иметь позавчера?
Клещ. Если даже не раньше. Представляете, сколько людей продолжало бы находиться с нами, если бы им
своевременно ввели такой препарат?
Шмеленко. Именно поэтому я и пришёл к Вам.
Клещ. И правильно сделали. Это моя давнишняя тема. Ещё в кандидатской диссертации акцентировал
внимание на необходимости попредметнее изучить возможности имунной системы. Затем дважды в научных
трудах возвращался к этому.
Шмеленко. И чего-то всё же добились?
Клещ. С точки зрения фундаментальной науки давно вполне определился, однако осталось отыскать подходы в
прикладной плоскости. Потому и взялся за руководство данной разработкой.
Шмеленко. А Владимир Афанасьевич разве не проникался этой проблемой?
Клещ. Как и всеми другими в Институте – в порядке общего руководства, а вплотную занимался я.
Шмеленко. И , наконец, результат близок?
Клещ. Мы бы уже имели его. Предшествующая практика проведения исследований позволила выработать
определённые правила. Но нас подвела заведующая отделом. Не вела дневника с указанием основных данных, а
затем заболела и потому случилась небольшая задержка.
Шмеленко. Что скажете мне сегодня ?
Клещ. Не будем спешить. Оставьте мне свои координаты и ни к кому больше не обращайтесь по этому поводу.
Как только решим некоторые патентные формальности, сразу же сообщу и предоставлю всю необходимую
информацию.
В кабинет врывается Несогласный.
Несогласный. Как вы могли отправить мою мать, абсолютно здорового человека, в психушку?
Клещ. Мы её туда не отправляли.
Несогласный. Тогда почему она там?
Клещ. Вероятно, возникла в том необходимость.
Несогласный. Позвоните в психушку, чтобы её выпустили оттуда.
Клещ. Я не буду делать этого.
Несогласный. Почему?
Клещ. Там без достаточных к тому оснований никого держать не станут.
Несогласный. Понятно. Вы нарочно запроторили её туда, чтобы избавиться от человека,
засвидетельствовавшего своим открытием вашу абсолютную ненадобность.
Клещ. Сейчас об этом говорить рано. Надлежит ещё приобрести уверенность в том, что открытие
действительно имеет место, и Несогласная причастна к нему.
Несогласный. Оно есть! И вы в этом не сомневаетесь. Иначе с чего бы это вдруг потеряли покой и сон? Не
оттого ли, что оно выбивает из-под вас стулья, списывая с флагманского корабля медицины, поскольку с его
внедрением полностью утрачивается ваш дутый авторитет?
Клещ. Каковы основания для подобных утверждений?
Несогласный. Вы, Пётр Григорьевич, считаетесь одним из ведущих в державе эндокринологов, Валентин
Николаевич занимает такое же место среди онкологов, и вы вместе с другими “ светилами” пребываете в
центре внимания, на почётном месте, разрабатываете национальные программы, следите за их выполнением,
даже оцениваете чью-то работу или сомнительной ценности научные исследования, хотя на самом деле
радикально не лечите ни сахарного диабета, ни онкологических заболеваний. Вам выгодно такое положение
фактической несостоятельности в теоретической медицине и практике, потому что вы ещё даже как будто чтото делаете, на вас смотрят с надеждой, даже приcуждают престижные звания.
Клещ. Мы получаем от государства по заслугам, не присваивая себе ничего чужого.
Несогласный. Неужели? В таком случае, скажите, пожалуйста, по сколько свидетельств об изобретениях у вас
с Владимиром Афанасьевичем с одной фамилией?
Клещ. Насчёт Владимира Афанасьевича не скажу, потому как не знаю.
Несогласный. А у Вас?
Клещ. Не было.
Несогласный. В том-то и дело. Статья, заявка на изобретение не выйдут из Института с одной фамилией, а уж
такое открытие, как материно,и подавно.
Клещ ( обращаясь к Шмеленко). Скажите, будьте столь добры, какого Вы мнения по поводу услышанного?
Шмеленко. Я, собственно, и пришёл затем, чтобы написать о научной разработке Несогласной.
Клещ. Что имеете в виду?
Шмеленко. Вакцину для прививок.
Клещ. Если так, то я отказываюсь продолжать этот разговор. ( Встаёт). С точки зрения сугубо научной, он
лишён какой-либо доказательности. ( Шмеленко). Если уж не сможете сдержаться, чтобы не писать глупостей,
с которых затем будут долго смеяться, так хоть пометьте где-то сбоку, рядом со своей фамилией, что это
фантастика. Только ни в коем случае не научная, а какая-то чудная.
Несогласный. Чудная наша жизнь, если моя мать, уже будучи абсолютно уверенной в отыскании радикального
способа избавления от самых страшных болезней, более года не отваживалась сказать об этом вслух.
Шмеленко. А мне она представляется сплошной безысходностью. И нигде ничего не пробьёшь.
( Несогласному). Пойдём, нам здесь нечего делать.
Шмеленко с Несогласным выходят. Входит Тищенко.
Тищенко. Пётр Григорьевич, что будем делать с теми двумя диссертациями?
Клещ. Какими?
Тищенко. По онкологии.
Клещ. Валентин Николаевич, наверное, утверждения относительно редкости действительно весомых
изобретений и открытий не лишены достаточной аргументации.
Тищенко. Вы о чём?
Клещ. Многовековая практика человечества наглядно убеждает в том, что вообще нецелесообразно иметь
множество изобретений.
Тищенко. Не понимаю.
Клещ. Разве это и впрямь трудно понять? После того, как один человек изобрёл велосипед , миллионы могут
им пользоваться и не ломать головы над этим аж до появления хотя бы мотоцикла.
Тищенко. Однако же, велосипед может развивать большую скорость, если в нём хотя бы что-то
подрегулировать.
Клещ. Даже переоборудовав под мопед , с мотоциклом не сравниться.
Тищенко. Подготовка научных кадров является одним из показателей работы нашего Института.
Клещ. Это и плохо.
Тищенко ( смущённо). Что?
Клещ. Плохо, что этот показатель выражается цифрой.
Тищенко ( сдвигивает плечами). Так было прежде.
Клещ. Знаю. Давайте вернёмся к этому вопросу когда сможем одновременно вести речь о памятнике из золота.
Тищенко выходит, Клещ поднимает трубку, набирает номер.
Клещ. Это ты, Сашуня? ( Пауза). Я. Что у тебя нового? ( Пауза). Записал на диктофон? Хорошо. ( Пауза).
Лишь фрагмент? А дальше? ( Пауза). Плёнка кончилась? Думал, что оставалась? И не запомнил ничего? (
Пауза). А я же на тебя понадеялся. Представлял, как сразу же после успеха в этой акции купим тебе новенькую
“ Ладу”. ( Пауза). То уже не твоё дело. Мне нужно, чтобы ты её как-то задел, чтобы она заговорила, а тогда
записал сказанное. Остальное – мои хлопоты. (Пауза). Говоришь, нормальная? Возможно. Однако больше
нигде этого не повторяй. Прошу тебя. Слышишь? ( Пауза). Поменяйся с кем-нибудь, кому надо побыть дома
или куда-то съездить по собственным делам. Не пропускай удобного случая разжиться информацией. Хотя бы
намёком. И чем быстрее, тем лучше, потому что ещё неизвестно, как обойдётся с Владимиром Афанасьевичем.
( Пауза). Нет, тяжёлая форма, инсулинозависимость не отпадут, но может возвратиться на работу, тогда всё
усложнится. Нам бы отправить документы сейчас. ( Пауза). Я сделал бы это ещё несколько лет тому назад,
если бы знал, что в них написать. О чём и прошу тебя.
Клещ кладёт трубку. Входит Тищенко.
Тищенко. Извините, Пётр Григорьевич, но памятник из золота уже давно поставили бы, если бы не то ихнее
условие.
Клещ. Да, это, действительно, серьёзное препятствие. Можно сказать, бег с высокими барьерами.
Тищенко. Быть может, если не удаётся преодолеть прыжком, то попробовать хоть понемногу подтягиваться к
верхушке?
Клещ. Что имеете в виду?
Тищенко. Есть выводы оппонентов относительно элементов новизны в диссертациях.
Клещ. А золотого памятника тогда может не быть вовсе?
Тищенко. Если бы…
Клещ. Что?
Тищенко. Не то ихнее условие.
Клещ. А где Вы видели, чтобы хоть что-нибудь обходилось без этого?
Тищенко ( замялся). Не случалось.
Клещ. Сможете , при необходимости, поцепить контрольным животным опухоли?
Тищенко. Это смогу. Лишь не знаю, что вводили подопытным, чтобы опухоли не приживались.
Клещ. Над этим поработаем. Не зря же зовёмся Институтом проблем теории медицины.
Тищенко. И тогда американцам придётся раскошелиться на пуд золота?
Клещ. Коль пообещали…
Тищенко. А что после золото подорожало?
Клещ. Разве жизнь человеческая подешевела?
Тищенко. Нет.
Клещ. То-то же. Сначала поищем, затем подтвердим экспериментально.
Тищенко. Можете на меня рассчитывать.
Клещ. Вот и хорошо. Ладно, решайте с Валерием Борисовичем относительно тех двух докторских. Скажите, со
мной согласовано.
Тищенко ( удовлетворённо). Переговорю.
Тищенко выходит. Занавес опускается. На авансцене появляются Шмеленко и Несогласный.
Шмеленко. Был у матери? Как она?
Несогласный. Меня опять не впустили в палату. Сказали, что вообще не смогу посещать, разрешаются только
небольшие передачи.
Шмеленко. Попробуем вложить бумагу, конверт и ручку, чтобы она смогла написать письмо. Поищем
контактов с персоналом.
Несогласный. Там работает один мой знакомый, но он дежурит на втором этаже, а мать находится на третьем.
Ходить практически некак. Остаётся спросить у коллег и затем под большим секретом проинформировать
родственников, в данном случае, меня.
Шмеленко. Что он говорит?
Несогласный. Уверяет, что мать заговаривается. Но, похоже, не от потери здравого смысла. Если бы я её не
знал и послушал, тоже решил бы, что ненормальная.
Шмеленко. Я слышал, что они в психушках практикуют введение инсулина, от которого пациент делается как
будто пьяный.
Несогласный. И заговаривается?
Шмеленко. Да. Начинает говорить не то, теряет координацию движений.
Несогласный. Возможно, хоть статья в газете обратит больше внимания на неё?
Шмеленко. Не пропустят.
Несогласный. Почему?
Шмеленко. Редактор настаивает на ссылке на свидетельство об открытии.
Несогласный. Замкнутый круг. Статья должна подтолкнуть к тому, а она не может выйти без свидетельства.
Шмеленко. Надо пробовать как-нибудь помочь. Быть может, её оттуда быстро выпустят. Врядли, чтобы она
была на самом деле психически больна.
Несогласный. Наверное, и я вскоре лишусь равновесия. Разве можно пережить такое?
Шмеленко. Действительно, тяжело приходится. Но будем держаться.
Шмеленко с Несогласным выходят за кулисы на противоположную сторону сцены. Занавес
поднимается. На сцене знакомая с первого действия комната в квартире. Несогласный и Шмеленко
сидят на диване.
Шмеленко. Я вот сам себе думаю, не запроторили ли они её туда нарочно?
Несогласный. Могло случиться и такое. Но никому ничего не докажешь, хоть бы и попробовал.
Шмеленко. Как только нерационально выстроен мир. Будто бы есть какие-то нормы – закона, морали,
поведения, но почему-то они действуют непременно против тебя.
Несогласный. Неизменный из всех них один только закон курятника.
Шмеленко. Это какой же?
Несогласный. Тот, по которому куры с верхних шестов перебрасывают фекалии на размещённых ниже.
Шмеленко. Вот Вам и наигуманнейшая сфера человеческой деятельности. Одинаково, как и везде, на первый
план выдвигается собственное благополучие.
Несогласный. Пусть даже и за чей-то счёт. Довели человека до психушки. И за что – за то, что нашла способ
избавить миллионы таких, как мы, от небезопасных болезней!
Шмеленко. Однако не может быть, чтобы серость оказалась сильнее таланта.
Несогласный. Скорее, наоборот. Правильно, они не могут творить, но толкаться, подсиживать, наконец,
оговорить кого-то их учить не надо.
Шмеленко. К сожалению, это похоже на правду.
Несогласный. Меня она с детства учила нигде не высовываться. И сама годами не показывалась, молча что-то
делала, а тут сорвалась.
Шмеленко. Однако же и повод стоил того.
Несогласный. Чтобы запроторить в психушку? Хорошо ещё, если удастся вытащить её оттуда.
Шмеленко. Давайте ещё подумаем, как можно это сделать.
Звонит телефон. Несогласный берёт трубку.
Несогласный. Да, это я. ( Пауза). Когда это случилось? Только что. Что она говорила перед смертью?
( Пауза). Что подскажете? ( Пауза). Понял. Завтра утром? ( Шмеленко). Это из психушки. Мать умерла.
Шмеленко. Что они говорят? Какая причина?
Несогласный. Завтра сообщат окончательный диагноз. Грешат на сердечный приступ.
Шмеленко. Её раньше беспокоило сердце?
Несогласный. Не припоминаю такого. Наверное, все эти события привели к стресу.
Шмеленко. Это и не удивительно. Врядли, чтобы кто-то вообще выдержал подобное.
Несогласный. Никогда не прощу себе, что не вызволил её из психушки.
Шмеленко. Но как представляете это при тех условиях, когда туда даже не пускали?
Несогласный. Надо было проявить побольше напористости.
Шмеленко. Чтобы и самому оказаться в соседней палате?
Несогласный. И тоже потом ничего не докажешь.
Шмеленко. То-то и оно. Вы, как сын, не имеете оснований упрекать себя в бездействии.
Несогласный ( растерянно). Возможно, однако мне всё равно тяжело.
Шмеленко. Что теперь?
Несогласный. Завтра утром начну решать все вопросы.
Шмеленко. Звоните, в случае чего, на работу или домой.
Несогласный. Договорились.
Несогласный проводит Шмеленко к выходу. После небольшой паузы появляется в комнате с Панченко и
Сиряченко.
Сиряченко. Примите наши соболезнования.
Несогласный. Как-то оно всё так быстро. Вчера было уже девять дней.
Панченко. Никто не мог подумать, что всё так закончится.
Несогласный. И я – первый.
Панченко. Она рассказывала хоть что-нибудь о своих последних исследованиях?
Несогласный. Речь шла лишь об эффективности. В этом она была абсолютно уверена. А относительно
вакцины, методики… Возможно, если бы обстоятельства складывались иначе, что-то бы передала, но всё
произошло настолько внезапно…
Панченко. Унесла с собой?
Сиряченко. Похоже на то. ( Несогласному). Очень жаль, что так получилось. Мы рассчитывали, что она вскоре
выйдет, возвратится к работе…
Панченко. Понимаю, сейчас Вам не до этого, но вдруг позднее что-то отыщется…
Несогласный. Не знаю, ничего не могу обещать. Она не показывала мне каких-либо записей, не говорила о
них.
Сиряченко. Быть может, перед смертью у неё появилось желание что-то рассказать о своём открытии, чтобы
оно не погибло?
Несогласный. Говорят, она делала попытки убедить тех, кто находился рядом с нею, в решении проблем
борьбы с серьёзными заболеваниями.
Сиряченко. И как они на это реагировали?
Несогласный. Так же, как и на заверения обитателей соседних палат о том, что знают способы получения
электроэнергии из ничего, местонахождения запасов золота и нефти.
Сиряченко. Действительно, там не соскучишься.
Панченко. Не обязательно оформленная по всем правилам заявка о научном открытии, возможно, хотя бы
какие-то черновики, лишь бы по ним можно было что-то возобновить и затем доработать.
Сиряченко. Мы честно, с Вашим участием, определим материну часть, включим её имя.
Панченко. И Вы сможете получить денежное вознаграждение.
Несогласный. Похоже, если бы не те события, мать продолжала бы жить. Она не раз говорила, что для её
благополучия было бы значительно проще положение участкового терапевта. Замерила кому-нибудь
температуру, выписала аспирина и на том все хлопоты исчерпывались бы.
Сиряченко. Однако человеку свойственно стремиться к большему.
Несогласный. Чтобы потом вообще не иметь ничего.
Сиряченко и Панченко сдвигивают плечами, направляются к выходу. Несогласный идёт их проводить.
Через минуту возвращается со Шмеленко.
Несогласный. Приходится извиняться, что отобрал столько времени, а так со статьёй для газеты и не вышло.
Мне тогда эта тема казалась общественно значимой, рассчитывал на большой резонанс, который помог бы
матери и послужил Вам хорошим подспорьем, поскольку столь острый конфликт случается не часто.
Шмеленко. Не надо извиняться, Сергей Иванович. Буду лишь благодарен за этот сюжет.
Несогласный. Но он же остался не использованным?
Шмеленко. В газете – да. Но есть и другие жанры. Например, пьеса. Здесь я могу что-то домысливать, менять
фамилии, даже институт у меня назван иначе. Это уже будет не документальный рассказ о конкретном случае,
речь пойдёт в обобщённом виде о взаимоотношениях таланта с серостью.
Несогласный. Эзопов язык?
Шмеленко. Не совсем. Специфика жанра исключает лирические отступления, скрытые мысли. Всё
раскрывается в репликах персонажей, чем-то даже более открытых по сравнению с реальной жизнью.
Несогласный. И всё же это будет не конкретный случай.
Шмеленко. Зато соответственно с литературными требованиями я сделаю более выразительными и
характеры, и обстоятельства.
Несогласный. Хотя и говорите, что пьеса будет не совсем о моей матери, но хотелось бы посмотреть
спектакль. Скажите, на всякий случай, под каким названием он появится в афишах?
Шмеленко. Ещё не решил окончательно, выберу из двух вариантов.
Несогласный. Каких?
Шмеленко. Первый – “Раковая опухоль”.
Несогласный. А второй?
Шмеленко.
“ Чирьи”.
Несогласный. Мы уже говорили об этом, хотя тогда и не шла речь о названии пьесы. Мне представляется
более привлекательным второй вариант. Хотя бы потому, что это явление вправду вылезло наружу.
Шмеленко. Скажите мне, как учила мать лично Вас в части выбора жизненного пути, что она советовала в
этом отношении?
Несогласный. Не знаю, что она сказала бы перед смертью. А когда заканчивал школу настояла, чтобы шёл
туда, откуда можно быстрее выйти на пенсию. Я послушал и пошёл в военное училище. Сегодня меня отделяют
от цели четыре года, пять месяцев и двенадцать дней.
Шмеленко. С такой точностью?
Несогласный. Завтра будет на день меньше.
Шмеленко. И всё же здесь что-то не так, как хотелось бы.
Несогласный. Вы о чём?
Шмеленко. Наш преподаватель в Литературном институте учил определять масштабность личности по
значимости поставленной ею перед собой цели.
Несогласный. Пока что трудно подобрать занятие, предоставляющее для этого достаточно возможностей.
Если пьеса поможет преодолеть повсеместное засилие серости, мои дети её перед собой поставят.
Занавес.
Конец второго действия.