Мамедов О - Южный федеральный университет

Мамедов О.Ю. Конкуренция рисует посткризисный экономический ландшафт
Кризис, к счастью, не вечен. Лучше всего об этом знают экономисты,
рисующие студентам зигзаги производственного цикла: "спад
депрессия - подъем - пик". Однако эта научная мудрость не сильно
помогла им в анализе причин текущего кризиса. Теперь надо было бы
реабилитироваться поиском такой модели выхода из кризиса, которая
обеспечила бы долгосрочный экономический рост. Способен ли кризис
стать тем, образно говоря, "пенделем" для отечественной экономики,
которым когда-то г-н Фрадков лихо угрожал министрам в бытность своего
премьерства? По мнению многих экономистов - да. И эту "пендельную"
функцию, считают они, кризис выполнит, даже если мы,
прикрывшись докризисными накоплениями, постараемся уменьшить
силу сего пинка.
Первое, что надо осознать (и прежде всего
российской бюрократии на всех уровнях): XXI век это век экономики знаний, где главными являются
"носители" и "генераторы" знаний. А что это
значит? Инновационность, интеллектуальность,
высокотехнологичность
несовместимы с
администрированием и унаследованным от советских времен желанием
получить максимум "на дармовщинку". Приведу пример: работающий в
вузе един в трех лицах: он одновременно и преподаватель, и
исследователь, и воспитатель. Ему бы надо платить три зарплаты, а его
доходы и в одну-то приличную не складываются. И это самая
разрушительная для отечества "бомба": работа не кормит работающего!
Необходимо немедленно разминировать эту "бомбу". Она вредит нам
больше, чем все кризисы вместе.
Второе, что следует осознать (и тоже прежде всего российской
бюрократии): XXI век - это век экономики знаний. Это значит, не от науки
надо требовать поворота к нуждам производства, а от производства - к
нуждам науки. Я вспоминаю поездку со студентами на сбор помидоров
в далекие советские годы. Собранные с энтузиазмом первого дня
помидорные ящики затем долго стояли на солнце, превращаясь в
наглядную антиэкономическую жижу. А от нас требовали новых
подвигов на поле. Такова и сегодняшняя ситуация с инновационными
услугами. Поэтому не науку надо призывать к инновационности (она
такова по своей природе), а заняться
производством.
Без
жаждущей
инноваций
промышленности
инновационный рост немыслим.
Третье, что важно осознать (и опять же прежде всего российским
бюрократам): экономику знаний надо возводить всем миром. Ведь знания
-единственный вид актива, который может развиваться без
ограничений, к всеобщей выгоде. А можно ли вообще быстро построить
экономику знаний, да еще выкарабкиваясь из экономического кризиса?
Пример первый - Корея
Южная Корея построила экономику знаний в удивительно короткие
сроки. Западноевропейцы полагают, что корейский опыт неповторим,
поскольку такие скачки в азиатских странах удаются благодаря
авторитарному механизму осуществления прогрессивных сдвигов.
Ничего, нам, с нашей исторической памятью и нынешней вертикалью
власти, к такому механизму не привыкать... Кстати, толчок к
корейским изменениям дал финансовый кризис в Мексике (1995 г.).
Предчувствие не подвело корейцев - в 1997 году Южную Корею также
постиг финансовый кризис, выход из которого страна сумела
превратить в революционную реформу институционального строения
своего производства! Другой фактор "корейского чуда" - опасная
близость двух великих конкурентов: Китая с его массовым производством
при низких издержках и Японии с ее грандиозными технологическими
достижениями.
Но главным для Кореи стал переход к наукоемкой экономике,
основанной на знаниях. Правительство создало 10 "мозговых центров" и
утвердило трехлетний план инновационной стратегии в
сферах
информационной
инфраструктуры,
развития
трудовых
ресурсов,
наукоемкой промышленности, науки и техники.
Масштабы
и
темпы
программы
были
огромны,
например,
коммуникативные
корпорации предоставили миллионы бесплатных
интернет-соединений и создали специальный фонд содействия
информатизации в учебных заведениях, в специальных классах для
домохозяек, фермеров и других "внеинновационных" социальных групп
населения. Удалось сомкнуть усилия правительства и делового сообщества.
Благодаря этому в 2000 году, например, при росте общего объема бюджета
в 4,7% рост в информационном секторе составил 12,9%, а в научноисследовательском - 13,4%.
Для российской высшей школы особенно интересен опыт Кореи по
финансированию специальной
системы
международного партнерства
в области знаний".
Пример второй - Финляндия
Опыт нашей северной соседки интересен потому, что быстрые по
времени преобразования, как и в Корее, совпали с макроэкономическим
кризисом
начала
девяностых.
Страна
переживала
серьезный
экономический спад, масштабное банковское расстройство, уровень
безработицы достиг 15%, а государственный долг превысил 60% В В П !
О д н а к о у ж е с п у с т я 1 0 л е т макроэкономические показатели
Финляндии оказались одними из лучших в Европе! А ведь вплоть до
1960-х Финляндия придерживалась, как и мы, - "догоняющей"
стратегии, полагаясь в основном на импорт зарубежных технологий и
экспорт лесных ресурсов. Сегодня Финляндия относится к числу самых
открытых национальных хозяйственных систем в мире, экономика ее
превратилась в механизм ускоренного технологического освоения
новых знаний. Расходы ВВП на исследования и разработки являются
одними из самых высоких в мире. Число вовлеченных в сферу высшего
образования в процентном отношении к населению значительно больше,
чем в среднем по ЕС, а число исследователей выше, чем в любом
европейском государстве. К началу нового века страна превратилась в
самую специализированную экономику в мире по информационнокоммуникационным технологиям. В результате Финляндия занимает
первые места практически во всех международных сопоставлениях
национальной конкурентоспособности.
Еще один полезный урок финского развития -конкурентоспособность
создается прежде всего на микроэкономическом уровне: в фирмах,
инновационных организациях, а также в образовательных учреждениях.
Финский опыт подтвердил, что система образования влияет на спрос и
предложение на рынке инноваций.
Пример третий - Ирландия
В течение жизни одного поколения Ирландия из беднейшей страны
Западной Европы превратилась в одну из самых успешных! С 1990 года
темпы роста составили в среднем 7-9%, безработица сократилась с 15% (в
1994 году) до 3,6% в настоящее время, а производительность труда в
обрабатывающей промышленности росла на 7% в год. А ведь обретя
независимость в 1922 году, Ирландия поначалу полагалась, как и мы, на
высокие тарифы и политику импортозамещения. Ничего, кроме
экономического национализма, это не принесло. Однако полукризисная
стагнация экономики обернулась
фундаментальными
позитивными
изменениями.
В 1958 году контроль над предприятиями, находящимися в иностранной
собственности, в Ирландии перестал осуществляться. Были созданы
благоприятные возможности для прямых иностранных инвестиций,
созданы, в частности, зоны свободной торговли со столь нелюбимой ею
Великобританией. Ирландия вступила в ГАТТ и ЕЭС. Причины
ирландского "экономического чуда" -инвестиции в сферу образования,
привлекательные стимулы для предпринимателей, а также наличие массы
англоязычных работников. В 1987 году Ирландия признала, что ее
будущее заключается в полной приверженности открытым рынкам, но для
этого необходимо быть конкурентоспособной и эффективной.
Итак, мы видим: толчок к движению вперед дал
кризис (правда, на этот раз – государственных финансов). Немедленно
были сделаны серьезные сокращения государственных расходов, а
умеренное
увеличение
заработной
платы
компенсировано
сокращением
личного налогообложения. Ограниченные
инвестиции
в образование были сосредоточены в отдельных отраслях знаний, что
оказалось экономически
продуктивным. В результате качество образования
в Ирландии высокое, а национальная система
образования считается одной из лучших в мире в
аспекте
удовлетворения потребностей
конкурентоспособной экономики. Итак, опыт Кореи, Финляндии и
Ирландии - вдохновляющий. Оказывается, подъем после глубокого спада и
стратегические
структурные
преобразования
могут
происходить
одновременно!
Прыжок из кризиса
С тем, что прыжок из кризиса в экономику знаний нужен нашей
экономике, и причем немедленно, никто не спорит. Что мешает его
совершить?
Распространенное
заблуждение о
тождественности
экономики
знаний и
инновационной экономики. Первая больше второй на величину
производимых знаний: инновационная экономика может строиться вообще
на заемных знаниях, тогда как экономика знаний обеспечивает ими сначала
свою страну со всеми вытекающими долгосрочными конкурентными
преимуществами. Инновационная экономика ограничивается тем, что
делает ставку не на производство инноваций, а на их внедрение в
производство. Это немедленно сужает проблему до темпов научнотехнического прогресса производства. Однако успешное внедрение
иностранного знания сохраняет опасность внешней зависимости
национальной экономики от такого знания. Самый известный пример в
этой области - полувековой давности покупка итальянского
автомобильного завода "Фиат": и автомобиль - тот же, и технология - та
же. Опыт многих стран показывает, что нам сегодня необходимо
сознательно строить сразу высшую ступень инновационной экономики
экономику знаний. В такой экономике производство знаний не только
предшествует внедрению, а является в ряде случаев экономически
самодостаточным явлением: созданные инновации можно продавать и как
товары. Тогда как купленные инновации годятся только для того, чтобы
заниматься их внедрением в производство, имея перспективу
бесконечных трат на приобретение новых инноваций.
Прыжку в экономику знаний мешает рутинная организация и
раздробленная система создания инноваций конкурирующими за
бюджетные средства отрядами ученых - академическим, отраслевым и
вузовским. Нам представляется, ставку надо делать на вузовский
научный потенциал. И не только в силу его современных параметров, а
прежде всего потому, что экономическая природа вузовской науки
соответствует экономической
природе инновационного производства:
и та, и другая открыты внешнему миру! А без такой диверсификации
глобализация экономики знаний недостижима!
В противоположность вузовской науке академическая наука всегда
носит замкнутый, кастовый характер. И это не ее недостаток. Просто
академическая наука другой быть не может, не хочет, да и не должна.
Она - сфера деятельности
"избранных" (в прямом и переносном смысле)!
Что касается отраслевой науки, то ее недостаток - продолжение ее
достоинств: она локализована границами обслуживаемой ею отрасли и
потому отстаивает внутрикорпоративные, а значит, монопольные
интересы.
Наконец, экономика знаний требует иной организации производства.
Поскольку всю производственную махину страны поднять в одночасье на
инновационный уровень невозможно, то лучше применить точечную
инновационную стимуляцию экономического взлета, когда ресурсы
концентрируются в направлении главного научного удара.
Что в этом смысле обнаружил опыт нашего Южного федерального
университета, который специально создавался
как генератор
инновационного прорыва южнороссийской экономики? Главный
просчет оказался организационно-управленческим - ЮФУ следовало с
самого начало директивно (с учетом специфики наших хозяйственных
традиций) интегрировать в экономику Юга России посредством создания
суперкорпорации, объединяющей вузовскую науку, вузовское образование
и вузовские предприятия.
Экономика страны должна быть покрыта сетью подобных корпораций, и
только тогда произойдет реальный инновационный скачок. Сначала в
рамках этих корпораций, затем - в рамках межкорпоративных связей и,
наконец, в границах общенациональных корпораций. Главный урок
мирового опыта: выход из кризиса можно и нужно превратить в резкий
подъем производства на базе принципиальной организационно-структурной
перестройки экономики. Значит, кризис - это не только угроза, это еще и
шанс быстрого прорыва в будущее. Для тех, конечно, кто сумеет им
воспользоваться, так как кризис обычно расчищает хозяйственное
пространство от устаревших форм. Мы не можем, не имеем права выйти
из кризиса с той же докризисной малоэффективной и скособоченной
экономикой. Мы должны воспользоваться свалившимся на наши головы
шансом и в короткие сроки воздвигнуть конструкции экономики
знаний!
Октай МАМЕДОВ, профессор ЮФУ