Взаимосвязь языка, мышления и культуры
advertisement
Взаимосвязь языка и мышления и изучение иностранного языка М.М. Филиппова В статье рассматривается взаимосвязь языка и мышления и ее влияние на процесс изучения и преподавания иностранного языка. Выделяются вопросы, являющиеся ключевыми для использования взаимоотношения «язык – мышление» в процессе преподавания. Приводятся примеры интерпретации смысла изучаемых лексических единиц, морфологических форм и синтаксических структур, значимые для оптимизации процесса усвоения языка. The article deals with the interrelationship of language and thought and its influence on learning and teaching a foreign language. Key questions for the use of this interrelationship in teaching are postulated. Examples are adduced of interpreting the meaning of lexical units, morphological forms and syntactic patterns under study relevant for optimizing assimilation of language. Ключевые слова: язык, мышление, изучение иностранного языка, понятийная картина мира. Key words: language, thinking, study of a foreign language, conceptual worldview. Когнитивные исследования последних десятилетий вновь заставляют обратить особое внимание на соотношение «язык – мышление», в частности в процессах понимания и порождения речи на иностранном языке. Л.В. Щерба писал, подчеркивая важность изучения иностранного языка для понимания родного: «…язык и мышление составляют одно неразрывное целое, расчленить которое у человека, владеющего только своим родным языком, нет никаких поводов. Только когда появляется термин для сравнения, иностранный язык, – начинает делаться возможным освобождение мысли из плена слов; только тогда мы начинаем понимать мысль как таковую, только тогда мы можем 1 возвыситься до подлинной абстракции, только тогда мы можем преодолеть все те пережитки в языке, которые сковывают по рукам и ногам и самую нашу мысль» [Щерба 1974: 340]. Это справедливо, однако есть примеры, как человек говорящий пытается осмыслить свой язык, не владея ни одним иностранным языком. Иллюстрацией могут служить малапропизмы и «народная» этимология, когда в словах усматривают смысл, которого в них изначально не было, приписывают им значения, подсказываемые условиями их употребления, диктуемые теми или иными идеологическими установками. Известны многочисленные каламбуры типа «энциклопудия» и «мелкоскоп», где наблюдается конгруэнтность нового смысла неким реальным характеристикам предмета. Среди англистов бытует феминистская трактовка слова history как his story (‘А как же her story?’ – с пафосом восклицают феминисты). Сюда можно отнести и интерпретацию слова woman «женщина» как ‘woe to man’ (горе для мужчины), не совпадающую с реальной этимологией этого слова. Уже эти примеры показывают, что мышление – важнейший познавательный процесс для человека, а язык – инструмент мышления. Взаимосвязь языка и мышления рассматривается в данной статье на материале английского языка с привлечением для анализа некоторых необходимых сопоставлений, параллелей и контрастов с русским языком. Цель статьи – выявить аспекты проблемы, существенные для изучения и преподавания иностранного языка. В какой степени преподаватель и студенты, изучающие иностранный язык, должны осознавать эту взаимосвязь языка и 2 мышления? И если Л.В. Щерба прав (а как может быть неправ языковед, более чем на полвека раньше Н. Хомского, превозносимого большинством западных лингвистов в качестве величайшего лингвистического пророка современности, давший благодаря своей «глокой куздре» пример «осмысленной бессмыслицы», на фоне которого знаменитая фраза Н. Хомского Colorless green ideas sleep furiously кажется всего лишь бледной копией идеи Л.В. Щербы?), то насколько изучение иностранного языка помогает осознавать эту взаимосвязь? Одним из препятствий в овладении языком другой нации являются расхождения в языковом мышлении, ведь «картина мира», отраженная в языке, не совпадает у разных народов. Это проявляется, в частности, в принципах категоризации действительности и, следовательно, получает выражение как в лексике, так и в грамматике [Тер-Минасова 1980; 1986]. Поэтому, изучая иностранные слова, человек как бы извлекает кусочки мозаики из еще неизвестной ему картины и пытается совместить их с картиной мира, заданной ему родным языком. Слово нельзя рассматривать как только «название» предмета или явления, определенного «кусочка» окружающей человека действительности. Этот «кусочек» действительности «пропускается» через сознание человека и в процессе отражения приобретает некоторые специфические черты, свойственные данному национальному общественному сознанию. Разные народы находят различные пути от внеязыковой реальности к понятию и далее – к словесному выражению. Эти различия обусловлены прежде всего 3 различиями в условиях жизни этих народов, а также различиями в их общественном сознании [Тер-Минасова 2008: 24]. С каждым новым иностранным словом в сознание учащихся «трансплантируется» понятие из другого мира, которое чаще всего и является самым серьезным камнем преткновения. Именно недостаточное внимание к установлению важнейшего соотношения между родными и чужими «понятийными картинами мира» так обедняет словарь иностранцев, изучающих неродной язык. Поэтому воссоздание понятийной картины мира, присущей изучаемой культуре, – одна из самых важных задач преподавателей иностранного языка. Однако каким образом должен преподаватель иностранного языка подходить к решению этой задачи? Он осознанно должен ставить себе задачу «исчисления понятий», присущих изучаемой культуре. Язык и мышление настолько тесно взаимосвязаны, что авторы некоторых пособий по лингвистике даже находят нужным разбирать вопрос о том, чем язык отличается от мышления [Заскока 2005: 12]. В частности, ученые объясняют, что отличие языка от мышления заключается в том, что мышление отражает действительность и является идеальным, т.е. не имеет свойств материи, тогда как язык, хотя он и является абстрактной системой, выражает действительность и материален, поскольку все его единицы облечены в звуки. Однако, если правы те лингвисты, которые подчеркивают вторичность языка по отношению к мышлению («… в отношении “язык – мысль” явление “язык” всегда вторично, язык без мысли – нонсенс, а мысль без языка – возможная реальность» [Миллер 2009: 68]), то возникает вопрос: как это может влиять на 4 процесс изучения языка? Значит ли это, что мы в первую очередь должны учить студентов мыслить? Должны ли мы прежде всего учитывать план содержания тех языковых единиц, которыми оперируем? Философы и языковеды интересуются соотношением языка и мышления с давних времен. Часто упоминают, что материалистическая теория отражения рассматривает язык и мышление в диалектическом единстве. Но, даже не обладая специальными философскими познаниями, мы хорошо представляем, что усвоение родного языка, в частности ребенком, идет одновременно с его познавательным развитием. Язык оказывает огромное влияние на формирование представлений ребенка о мире, является основой развития его мышления, ведь это тот код, которым человек пользуется, чтобы обозначить предметы, образы, явления или идеи, с которыми он сталкивается в окружающем его символическом универсуме культуры. Зная название какойлибо вещи, мы получаем представление о ее роли и функциях. В глобальном смысле язык является орудием и средством передачи от поколения к поколению знаний, культурно-исторических и иных традиций. Таким образом, язык – это форма не только личностного познания, но и общественного. Язык и мышление неразрывно связаны и как виды общественной деятельности. Язык образует единство с мышлением, так как без мышления не может быть языка и мышление без языка невозможно. Однако оговоримся, что мышление может быть как вербальным, так и невербальным (наглядно-образным). Говоря о взаимоотношении языка и мышления, мы прежде всего, разумеется, имеем в виду не предметно-образное, а языковое 5 мышление. И именно языковое мышление имеют в виду, когда говорят о близости языка и мышления. Эта связь языка с мышлением позволяет ему осуществлять коммуникативную и когнитивную функции. Два вышеназванных вида мышления – предметно-образное и языковое – отнюдь не отделены друг от друга, и именно поэтому те или иные лексические единицы вызывают в нашем сознании яркий образ некоего предмета (например, zebra crossing «пешеходный переход»). С другой стороны, при частом или небрежном употреблении слов смысл некоторых лексических единиц стирается, и они начинают употребляться в менее точном и буквальном смысле. Проиллюстрировать это можно названием американского безалкогольного напитка root beer, который является пивом только по названию, слово пиво употреблено в нем в фигуральном смысле, – это напиток вроде лимонада, изготавливаемый из различных «корешков». Одной из причин исторических языковых изменений (и такого рода, в частности) является стремление носителей языка к цели, к идеалу, к общему и частному соответствию мира слов миру понятий (принцип универсальности языковых средств). Итак, в самом широком смысле, на «макроуровне», язык – это средство общения, обмена мыслями, орудие познания окружающего мира, а также достояние коллектива, которое складывается и существует веками и соответственно является средством хранения нужной информации о любых явлениях духовной и материальной жизни человека. На микроуровне же оказывается, что даже в самых банальных, незамысловатых повседневных словах часто обнаруживается прозрачная внутренняя форма, уникальная для 6 данного языкового сообщества. Так, слово окно в русском языке – это «око» дома, а в англ. window «отверстие, через которое входит ветер (wind)»; рус. подснежник означает «цветок, который вырос из-под снега», а англ. snowdrop – это «цветок, похожий на снежную каплю». Примеры такого рода лишний раз подтверждают мысль о том, что созданию слова всегда предшествует долгий опыт осмысления действительности и классифицирующая работа человеческого ума. Они также показывают, что для осмысления лексических единиц чужого языка иностранным учащимся полезно попытаться понять этимологию слов, которые они хотят усвоить. Внутренняя форма слова и этимологический анализ обнаруживают заключенную во многих словах в сжатом виде ту мысль, которая «подтолкнула» людей, говорящих на данном языке, к творческому акту его создания, в результате чего это слово стало достоянием целого языкового коллектива. Слово – это результат вербализации людьми окружающей их внеязыковой действительности, отражающий заложенную в слово мысль. Соответственно, язык – это совокупность единиц различных уровней, представляющих собой кристаллизацию мысли, изначально стоявшей за ними. Однако не все слова имеют «прозрачную» внутреннюю форму. Так, в русском языке подушка – это то, что кладется «под ухо», а англ. pillow в отличие от русского эквивалента не имеет «прозрачной» формы, поскольку заимствовано из латыни, в которой было существительное pulvinus «подушка». А вот слово завтрак в русском языке и его английский эквивалент breakfast оба имеют «прозрачную» внутреннюю форму. Однако она разная: первоначальный 7 смысл англ. breakfast складывался из смысла образующих его компонентов break + fast, т. е. «нарушать (прекращать) пост; перестать поститься (в фигуральном смысле, т.е. перестать голодать)», тогда как в русском завтрак – это «заутрок», т.е. прием пищи утром. У исконного носителя языка в подсознании с большей или меньшей степенью отчетливости присутствует подобный смысл значительного числа лексических единиц. Процесс овладения языком состоит, в частности, из усвоения огромного количества таких мелких деталей, и ни одну из них нельзя проигнорировать, если мы хотим понастоящему выявить закономерности постижения мира какой-нибудь нацией. Обратимся еще к одному лексическому примеру в качестве иллюстрации того, как в языке вербализуется мысль его носителей, как человек говорящий концептуализирует, членит на кусочки окружающую его действительность. Вспомним слово для обозначения разных видов одеял. Если в русском языке для обозначения данного предмета существует одно слово (хотя мы знаем, что одеяло может быть стеганым, ватным, шерстяным, пуховым, байковым, из верблюжьей шерсти, однослойным, двуслойным и т.п.), то в английском для его обозначения есть несколько слов: blanket «шерстяное одеяло»; coverlet «покрывало (на кровати); одеяло»; counterpane «(стеганое или вязаное) одеяло (на кровати)»; quilt «стеганое одеяло; лоскутное одеяло»; eiderdown «стеганое пуховое одеяло»; 8 duvet «пуховое одеяло». Как видим, в данном конкретном случае можно говорить, с одной стороны, о большей степени обобщенности в обозначении предметов такого рода средствами русского языка или, возможно, о меньшем разнообразии самих этих предметов в жизни русских, а с другой – о большей конкретности и детализации – в английском. Каждая лексическая единица индивидуальна и посвоему уникальна. Так, в англ. coverlet актуализируется смысл: предмет используется для накрывания (кровати, постели). Приведенный пример показывает: сущность одного и того же явления, понятия, предмета выражается в разных языках по-разному, через разные признаки; слово создается в результате длительного процесса вычленения (актуализации) тех или иных характеристик предмета, являющихся наиболее важными для данного языкового сообщества. Например, столь популярное в наши дни слово английского происхождения «менеджер» происходит от англ. manage «управлять», а исконно русское начальник – от начало, т.е. «корень, источник». Кроме вопроса о взаимоотношении языка и мышления не менее важен вопрос о взаимоотношениях указанных понятий с национальным сознанием. Рассуждая об особенностях «стиля» национального мышления и его проявлении в языке, обратим внимание на то, что в англоязычной системе наименований мер и весов многие единицы специфичны именно для данной культуры: an inch «дюйм», a pound «фунт», a mile «миля», an ounce «унция», a penny «пенни». Для других наций они являются непривычными. Поскольку эти 9 слова активно использовались в данной культуре в течение многих веков, сегодня в ней функционирует ряд фразеологических единиц с этими словами, в которых они имеют метафорический смысл, например: give somebody an inch and he (she) will take a mile – …дай ему (ей) палец, он(а) и всю руку отхватит; an inch breaks no square (посл.) – …мелочам не стоит придавать значения; незначительные промахи можно простить; ~ не всякое лыко в строку; one’s pound of flesh – законное, но жесткое требование (уплаты, возврата); a pound to a penny (разг.) – «ставлю фунт против пенни», держу пари (подразумевается: …и убежден в том, что выиграю его); an ounce of discretion is worth a pound of wit (посл.) – капля такта дороже потоков острословия. В этих примерах заметно, что как фразеологические единицы и устоявшиеся выражения, так и их эквиваленты в русском языке являются наглядной иллюстрацией специфичности национального мышления, а их семантика есть отражение закрепленного в языке знания, принадлежащего данному народу. Не менее частотны, чем наименования мер и весов, и наименования денежных единиц. Анализируя устоявшиеся выражения и фразеологические единицы, содержащие их, можно почувствовать специфику национального 10 мышления, которому приходится опираться на частотные понятия такого рода. Некоторые названия денежных единиц, такие, как a shilling «шиллинг», a farthing (ист. «фартинг; грош»), a guinea «гинея», легли в основу следующих выражений: not to care a (brass) farthing – ни в грош не ставить, совершенно не интересоваться; play chuck farthing with something – необдуманно, бессмысленно рисковать чем-л.; to cut sb. off with a shilling – лишить кого-л. наследства; to take the King’s (Queen’s) shilling – поступить на военную службу, и т.п. Приведенные примеры относятся к лексике, в которой непосредственно обнаруживается проявление внешних законов развития языка, ведь именно она наиболее тесно связана с общественно-политическими и культурными изменениями, происходящими в обществе, с познавательной деятельностью людей. Любопытным образом отражено в английской фразеологии, что англичане – это нация мореходов. Так, русскому свет клином не сошелся соответствуют английские there are other fish in the sea «в море есть и другие рыбки»; there are other pebbles on the beach «на пляже есть и другая галька». Внутренняя форма обеих единиц прозрачна, в отличие от внутренней формы русского выражения, которое требует специального этимологического анализа. 11 Русскому выражению странный тип соответствуют английские: a queer fish, an odd fish; выражениям: мне не до этого – I have other fish to fry; напрашиваться на комплименты – to fish for compliments; пьет как сапожник – drinks like a fish и т.п. Изучение и анализ фразеологических единиц, устойчивых словосочетаний, пословиц и т.п., содержащих схожий смысл, но выраженных различными средствами двух разных языков, позволяет более отчетливо увидеть специфику национального самосознания. Сопоставление устойчивых сравнений в английском и русском языках также дает ценные подсказки относительно особенностей национального мышления, типичных воззрений и взглядов на окружающий мир представителей английской и русской культур. В английском языке есть ряд устойчивых сравнений с прилагательным счастливый: as happy as a clam at high tide / in a seaweed – счастливый, как ракушка во время прилива / в водорослях; as happy (jolly or merry) as a sand-boy – жизнерадостный, беззаботный, как торговец песком; as happy as a king / as a lark / as a bug in a rug / as a dog with two tails – счастливый, как король / как жаворонок / как клоп в ворсинках ковра / как двухвостая собака; 12 as happy as Larry (Sam) (что можно перевести как «счастливый, как Леня (Сеня)»); as happy as the day is long – счастливый, как долгий день. Хотя смысл этих выражений не буквален и скорее сводится к тому, чтобы передать мысль «очень беспечный, беззаботный или жизнерадостный», отсутствие устойчивых сравнений такого же рода в русском языке заставляет задуматься над этим фактом. Пожалуй, единственное выражение, хотя бы отдаленно имеющее похожий смысл в русском, – это «довольный, как слон» [Лебедева 2003]. Парадоксально, что русские студенты предложили свое сравнение для описания состояния счастья: «счастливый, как дурак (как идиот)». Непросто объяснить, почему единственное сравнение, которое пришло в голову носителям русского языка, имеет такой негативный характер, почему у русских сохраняется устойчивое впечатление, что счастливы могут быть только дураки и идиоты [Woolf 1984: 253]. Чтобы дать объяснение этому, нужно иметь представление о понятиях русского народа о счастье и несчастье, изучать их, привлекая данные лингвистики, психологии, истории, социологии и прочих гуманитарных дисциплин, так как необходимо учитывать взаимосвязь общей истории языка и истории общества, связь форм существования языка с исторической общностью людей, составляющей нацию, зависимость развития языка от конкретно-исторических и территориально-географических условий его функционирования. 13 Многие устойчивые сравнения в английском языке имеют яркую и образную внутреннюю форму: as cold as charity – холодный, как благотворительность; as dead / deaf as a doornail – мертвый /глухой, как гвоздь в дверной притолоке, т.е. не имеющий никаких признаков жизни / (≈ глухой, как пень); as drunk as a lord – пьяный, как лорд ( ≈ пьяный, как сапожник); to swear like a lord – материться, как лорд (≈ ругаться, как извозчик); as safe as a church /a house / a bank /the Bank of England – надежный / безопасный, как церковь / дом / банк / Английский банк; as crooked as a corkscrew / as a dog’s hind leg / as a barrel of fish hooks – бесчестный (букв. кривой, как штопор / кривой, как у собаки задняя нога / как бочка рыболовных крючков). as tight as a drum /as a brick/ as an owl – мертвецки пьяный (плотно заполненный спиртным) (от жарг. tight навеселе, под мухой, на взводе). Это стандартные и весьма ходовые устойчивые сравнения, они зарегистрированы в словарях, т.е. являются своего рода языковыми клише, автоматически приходят в голову большинству исконных носителей языка, однако говорящему на русском языке они покажутся очень необычными. В этих сравнениях присутствует юмористическое, ироническое и даже 14 саркастичное отношение к описываемым предметам. Мы становимся свидетелями когнитивного процесса, т.е. того, как развивается мысль человека, который проводит мысленные параллели между теми или иными явлениями окружающей действительности и вербализует их. Все они любопытны как образец иноязычного мышления. Большинство людей интуитивно чувствует, что язык и мышление взаимосвязаны, особенно когда им приходится сталкиваться с фактами, подобными вышеприведенным. Однако объяснить эту взаимосвязь не так просто, ведь и язык, и мышление – это чрезвычайно сложные, многомерные и многоуровневые явления. Более того, точнее было бы говорить о полиструктурности, разветвленности, иерархичности самой их знаковой организации, о том, что они являются своего рода мегаконструктами, причем взаимопроникающими мегаконструктами, сплетенными в единое целое. Национальный стиль мышления проявляется не только в лексике (фразеологии), но и, например, в морфологии, в частности в выборе предлога. Так, англичане говорят A bird is sitting in the tree, а русские – Птица сидит на дереве, имея в виду одну и ту же ситуацию. В отдельных разновидностях английского языка также выбираются разные предлоги. Так, американцы скажут He lives on Baker Street, а англичане – He lives in Baker Street. Англичане говорят to speak (talk) to someone, словно «указывая» на направленность речи к получателю, а американцы – to speak (talk) with someone, как бы подчеркивая совместность, сотрудничество говорящего и слушающего в процессе речи. 15 К интересным явлениям морфологии относится и артикль. Чтобы выбрать правильный артикль, учащийся должен научиться категоризировать предметы и явления так, как это делает англичанин, т.е. фактически научиться мыслить как исконный носитель языка, относя те или иные предметы, явления и т.п., обозначаемые существительными, к исчисляемым (конкретным, предметным) или неисчисляемым существительным (абстрактным или вещественным). Необходимо помнить о том, что неопределенный артикль используется только с исчисляемыми существительными (для студента это должно стать своеобразной «аксиомой мышления»). Проблема, однако, часто заключается в том, что в английском языке одно и то же существительное в разных контекстах может мыслиться как абстрактное или конкретное, т.е. оно может быть то исчисляемым, то неисчисляемым. Задача здесь – «отследить» категориальную принадлежность. Учащемуся не следует забывать и о том, что некоторые существительные относятся к категории pluralia tantum или singularia tantum, причем есть существительные, которые с точки единственное/множественное число противоположны. приходится Студенту в русском зрения и «ломать» оппозиции английском свои прямо стереотипные представления, учась видеть такие вещи как что-то единое и нерасчленяемое, никогда не группирующееся в множества (news, advice), либо как нечто, встречающееся как в виде множества, так и отдельных предметов или существ (cattle, sheep, trout, buffalo). 16 Еще один вопрос, представляющий исключительный интерес с точки зрения взаимосвязи языка и мышления, это вопрос о том, как наиболее яркие черты национального характера, национальной культуры отражаются в языке. И наоборот: отражением каких национальных особенностей являются наиболее яркие черты языка? Например, правы ли те ученые, которые в сложной системе форм английского глагола, содержащей 16 времен, видят отражение активного, энергичного национального характера англичан, нацеленного на деятельность, действия всякого рода и соответственно требующего обилия разнообразных форм глагола, передающих всевозможные нюансы и оттенки различных аспектов действия? Как интерпретировать свойственные какому-нибудь определенные одному языку? грамматические Можно ли явления, однозначно истолковывать тот факт, что в русском языке порядок слов относительно свободный, тогда как в английском он фиксированный? Можно ли согласиться с исследовательницей, которая пишет: «Закрепившаяся в языке определенная закономерность организации слов в предложении создает… достаточно четкую рамку для формирования национальной картины мира» [Мельникова 2003]? Итак, мы видим, что постижение иностранного языка буквально пронизано взаимосвязью языка и мышления. Однако осознать все многообразие речевых построений во всех мельчайших деталях невозможно. Некоторая часть владения языком остается сферой действия интуиции, а не интеллекта. Недаром говорят: «У нее потрясающее чувство языка» или «У него феноменальное языковое чутье». Не случайно некоторые философы (в частности, И.А. 17 Василенко [Василенко 1999: 13]) отмечают невозможность рационально истолковать социокультурное ядро других цивилизаций, поскольку культурные формы суть символические, а значит, априорно нерациональные. Лингвисты также часто отмечают невозможность исчерпывающе выразить словесно невербальные коды культуры того сообщества, для которого используемый язык – родной (хотя для английского языка именно эта способность к точной вербализации культурных кодов является условием успешного общения с его носителями) [Гудков 2003: 7]. Несмотря на это, но принимая во внимание этот фактор, задача преподавателя иностранного языка состоит прежде всего в том, чтобы учить студентов соотносить свои мысли со структурами, формами и единицами изучаемого языка, подбирая для их выражения самые уместные из них. Литература Василенко И. А. Диалог цивилизаций: социокультурные проблемы политического партнерства. М., 1999. Гудков Д.Б. Теория и практика межкультурной коммуникации. М., 2003. Заскока С.А. Введение в языкознание. Конспект лекций. М., 2005. Лебедева Л.А. Устойчивые сравнения русского языка: Краткий тематический словарь. Краснодар, 2003. Мельникова А. Язык и национальный характер. Взаимосвязь структуры языка и ментальности. СПб., 2003. Миллер Е.Н. Что такое язык? Гносеологический аспект. М., 2009. Тер-Минасова С. Г. Синтагматика речи: онтология и эвристика. М., 1980. 18 Тер-Минасова С. Г. Синтагматика функциональных стилей и оптимизация преподавания иностранных языков. М., 1986. Тер-Минасова С.Г. Война и мир языков и культур. М., 2008. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974. Woolf V. The Russian Point of View // Woolf V. Mrs Dalloway and Essays. M., 1984. Москва 19
