Память и мифы в романах Максин Хонг Кингстон и Эми Тэн
реклама
Караваева Екатерина Михайловна ст.преподаватель каф. англ. языка №2 кандидат филологических наук Память и мифы в романах Максин Хонг Кингстон и Эми Тэн Феномен культурной и индивидуальной памяти привлекает внимание специалистов разных областей знания – философов, историков, психологов и литературоведов. Применительно к современной литературе США интерес к категории памяти обострился в связи с пересмотром модели национальной культуры, новым осмыслением ее как совокупности этнических традиций. В литературах культурного разнообразия категория памяти приобретает особую значимость, что подчеркивается в трудах как отечественных (А.В. Ващенко, Т.В. Воронченко, М.В. Тлостанова, С.П. Толкачев), так и зарубежных исследователей (У. «Пограничность» Боелхауер, Т. кросскультурной Ферраро, Р. литературы, Кук, Дж. Нейджел). «улавливающей и фиксирующей парадигмы разных, зачастую чуждых друг другу культур, взывает из глубин культурного прошлого и зачастую звучит диссонансом по отношению к национальной сущности и культурному багажу самих художников как выразителей прежде всего своей родной культуры» [Толкачев, 2002: 27]. Писатели – создатели «пограничной литературы» переоценивают навязанные им титульной культурой парадигмы, заново создают миф и историю. Они привлекают внимание к поликультурным героям и стремятся показать разницу «мейнстримовского» и «иного» понимания особенностей исторического развития. Обращение к памяти, коллективной и индивидуальной, является характерной чертой произведений многих американских писателей китайского происхождения. Память является важным средством текстообразования и выступает нравственной и эстетической категорией в прозе Максин Хонг Кингстон и Эми Тэн. Тема прошлого занимает ведущее место в творчестве обеих писательниц. Китайский опыт представлен в произведениях Максин Хонг Кингстон и Эми Тэн в виде рассказов – воспоминаний в контексте американской культуры. Фактически китайский опыт преобразуется в рассказы только после того, как потерял отношение к Китаю; в результате он больше соотносится с современной Америкой, чем с традиционным китайским обществом. Американский контекст придает особое значение и определяет наполнение китайских фабул. Только в обстоятельствах потери корней китайский опыт может возникнуть в форме рассказа как текст, преобразованный внутри других контекстов. Таким образом, китайский рассказ отличается от китайского опыта и представляет собой особый саморефлексирующий дискурс, помещенный в новый культурный контекст с целью самоутверждения или самоотрицания с тем, чтобы вызвать память или ее подавление. В результате Китай как географическое понятие преобразуется в семиотическое пространство воспоминания; Китай как личный опыт становится культурным пространством для воспроизводства; Китай как текст трансформируется в разнообразные дискурсы: мифы, легенды, истории, фантазии, фильмы, басни и сказки. Рассказы о Китае в романах обеих писательниц выступают главным подтекстом, который формирует отношения между матерями и дочерьми. Таким образом, кросс-культурная герменевтика Китая осуществляется в рамках местного пространства, между двумя поколениями в целом и между китайскими матерями и их американскими дочерьми в частности. Будучи продуктами разных эпох и культур матери и дочери придерживаются разных культурных ценностей. Они говорят на совершенно разных языках, когда говорят о Китае: «Мы с мамой говорили на разных языках, - говорит Джин-мей Ву в «Клубе радости и удачи». – Я обращалась к ней по-английски, она отвечала по-китайски» [Тан, 2007: 37]. Этот двуязычный разговор превращается в игру перевода, в которой значения трансформируются, перемещаются, а иногда теряются. По словам Джин-мей Ву, «мы переводили сказанное друг другом, и, кажется, я слышала меньше того, что говорила мама, а она, наоборот, больше, чем сказала я» [Тан, 2007: 42]. Матери и дочери постоянно вынуждены заново оценивать ретроспективные китайские рассказы, помещенные в разные культурные контексты. Для матерей рассказы о Китае представляют процесс воспоминания, в то время как для дочерей, которые там никогда не бывали, они становятся текстом культуры. Китай становится семиотическим пространством, где культура и идентичность являются предметами борьбы, переговоров и трансформации. В романах Эми Тэн «Клуб радости и удачи» и «Жена бога кухни» центральной метафорой в рассказах матерей о Китае становится идея утраты. Переезд каждой из героинь – матерей в Америку означает потерю своего «я» и существование среди «призраков» на чужой земле. Несмотря на то, что два поколения по-разному воспринимают Китай, их объединяет ощущение утраты: дочери чувствуют себя потерянными между двух культур, а матери считают, что потеряли все. В «Клубе радости и удачи» Джин-мей Ву так говорит о своей матери: «Она приехала сюда в 1949 году, после того, как все потеряла в Китае: родителей, дом, мужа и дочерей-близнецов» [Тан, 2007: 183]. В романе «Жена бога кухни» рассказ о Китае основан на горестном опыте Винни. Боль и страдания становятся главными мотивами в воспоминаниях героини: «Здесь [в Америке] я могу забыть о своей трагедии, выбросить все свои секреты за дверь, которую никогда не открою» [Tan, 1991: 153]. Образ Китая значительно меняется в процессе реконструкции прошлого. Настоящий Китай находится на огромном расстоянии от их рассказов, однако именно он дает матерям чувство реальности. Жизнь в Америке, напротив, только подчеркивает их маргинальность и положение чужих. Матери считают своим домом Китай. В «Воительнице» Кингстон пишет: «Каждый раз, когда родители говорили «дом», они не имели в виду Америку» [Kingston, 1976: 264]. Жизнь матерей в Америке полна разочарований, поэтому рассказы о Китае так важны для них: они дают уникальное ощущение реальности. Матери постоянно пересматривают свое прошлое и создают рассказы о Китае для самих себя и друг для друга. Героиня «Жены бога кухни», Хелен, так говорит о прошлом своей дочери Винни: «Мы меняли прошлое много раз по разным причинам». Дочь Винни – Перл – в свою очередь жалуется: «Я запуталась в паутине лжи» [Tan, 1991: 181]. Парадоксально, но истинное прошлое теряется в воспоминаниях матерей, которые рассказывают свои истории, пытаясь вписать их в контекст американской культуры. Матери делятся своим опытом с единственной целью – контролировать жизнь своих американских дочерей. В «Жене бога кухни» Винни говорит дочери: «В Китае ты всегда был ответственным перед кем-то. В Америке все иначе – свобода, независимость, индивидуализм, делай, что хочешь, можешь не слушать свою мать. В Китае этого нет» [Tan, 1991: 198]. Героиня использует рассказ о Китае, чтобы утвердить собственную позицию в Америке. В «Клубе радости и удачи» матери преобразуют Китай в духовную сферу, в которой они вновь могут обрести потерянную силу и власть. Совместными усилиями они создают новое культурное пространство внутри американского общества. В результате рассказы матерей о Китае становятся средством осуществления контроля над жизнью дочерей. Китайский язык становится основным стратегическим приемом манипулирования дочерьми и их воспитания. В «Клубе радости и удачи» одна из матерей напоминает дочери, что «та не может понять написанную на китайском «Книгу 26 ворот зла», и поэтому должна слушать мать» [Тан, 2007: 113]. В свою очередь дочери сомневаются в мудрости китайских рассказов, считая их вырванными из контекста, поскольку «это Америка, а не Китай». Джин-мей Ву так говорит о матери: «В течение многих лет она рассказывала мне одну и ту же историю, меняя только концовку, которая становилась все мрачнее, отбрасывая длинные тени на ее, а в конечном итоге и на мою жизнь» [Тан, 2007: 17]. Матери используют эти рассказы, чтобы помочь дочерям найти себя, передать свой историю и культуру. опыт следующему поколению и сохранить китайскую В «Воительнице» Кингстон представление дочери о Китае возникает из запутанных рассказов матери и молчания отца. Именно эта двойственная позиция определяет философскую функцию китайского рассказа для Кингстон: она должна расшифровать молчание отца и речь матери. Героиня задается вопросом: «Китайские американцы! Когда пытаешься понять, что в тебе китайского, как отделить свои детство, бедность, семью, мать, которая рассказывала тебе сказки от того, что истинно китайское? Что есть китайская традиция, а что – вымысел?» [Kingston, 1976: 375] Кингстон противопоставляет путанные материнские рассказы о Китае своим собственным фантазиям и грезам. «Истинный» Китай для героини находится на расстоянии неизбежной потери. Рассказ о Китае переходит из категории личного опыта в рассказ – воспоминание. Рассказ матери героини, основанный на личном опыте, преобразуется в исторический текст. В дальнейшем этот текст представлен в американском контексте и трансформируется в билингвальный рассказ дочери, состоящий из обрывков того, что она поняла из рассказов матери. Очевидно, что знания Кингстон о Китае основаны на рассказах матери и, в итоге, рассказ о Китае становится культурной реконструкцией. Именно этим объясняется «западный» взгляд автора на историю ее погибшей тети. Познание дочерью Китая всегда структурируется, осмысливается и определяется семиотикой языка матери. Рассказ матери служит всеобъемлющей интерпретационной рамкой для восприятия Китая дочерью. В рассказах матери Китай находится в области памяти, основанной на личном опыте освоения социальной реальности; для Кингстон Китай - территория мечты и фантазии. Героиня видит реальность глазами своей матери, чьи рассказы в значительной степени формируют ее представление о Китае и его жителях. Кингстон создает Китай в собственном воображении, чтобы определить свое положение в настоящем. Мать и дочь создают множественные концепции миропонимания, пытаясь выкроить место для личного пространства в чужой культуре, которая ограничила их жизнь, наследие и язык. Однако Кингстон, находясь на пересечении двух сообществ, вынуждена выбирать между родной культурой матери и чужой культурой. «Воительница» описывает драматическое взросление Кингстон среди противоречий и смешения культур и языков. Кингстон отказывается быть жертвой китайских рассказов матери. Ей удается выйти за их рамки, отказываясь от уготованной ей судьбы, определенной прошлым опытом матери. Самоопределение зависит как от сохранения традиций, так и от прогресса. С одной стороны, сопротивляясь попыткам матери сделать из нее покорную китайскую девочку, Кингстон нарушает традицию «повествования рабыни»; с другой, она отвергает и эксцентричность, недовольная тем, что ее заставляют быть безымянным «призраком» в чужой культуре. Кингстон преступает границы обеих культур, переписывая китайские рассказы матери и отвергая возможность интегрировать китайский опыт в американское общество. В своем романе Кингстон бросает вызов не только Китаю, китайской культуре, родному языку, но и так называемому «китайскому стереотипу», который настаивает на своей истинности в новых исторических и культурных обстоятельствах. Она сопротивляется идее жертвенности и стереотипизации, создавая идентичность, отдельную от образа китайцев, сформированного в Америке, который унижает их достоинство и ограничивает права. Таким образом, отделение от матери означает разрыв с родиной и родным языком. В результате героиня обретает этническую реальность и духовное пространство. Кингстон намерена «покинуть дом, чтобы познать мир логически». Она говорит: «Я хочу разобраться, что есть мое детство, а что является плодом моего воображения. Вскоре я хочу поехать в Китай и узнать, кто лжет» [Kingston, 1976: 337]. Каждое этническое сообщество создает новый собственный образ, который отражает реакцию на влияние доминирующей культуры. Созданное «я» может быть защитным, направленным на сохранение традиционных культурных ценностей, подчеркнуть отчужденность и маргинальность. С другой стороны, новое «я» может быть экстенсивным, теряющим маргинальность в процессе смешения культур. Таким образом, мультикультурное окружение заставляет каждую этническую группу находить баланс и сокращать дистанцию между двумя культурами. В «Воительнице» Кингстон является неотъемлемой частью двух разных миров и одновременно отдаляется от них: она находит свое место между языками и культурами. Героиня принадлежит этой двойственности и хочет построить не разделяющую стену, а соединяющий мост. Использование китайской мифологии позволяет Кингстон подчеркнуть свою американскую идентичность. Этничность уже не препятствует ее мышлению, но обогащает ее воображение разнообразием традиций и культур. Эми Линг в своей книге «Между мирами: Писательницы китайского происхождения» (Between Worlds: Women Writers of Chinese Ancestry, 1990) так пишет об иммигрантах второго поколения: «Положение между мирами имеет как позитивные, так и негативные аспекты. С одной стороны, его можно рассматривать как пролив меж двух берегов: человек оказывается в подвешенном состоянии; его не принимает ни одна сторона и он ничему не принадлежит. С другой стороны, «пограничное» положение можно рассматривать как принадлежность обоим мирам сразу. Человек между мирами находится в незаменимом положении связующего моста» [Ling, 1990: 214-223]. Американская идентичность всегда определялась в соотнесении с чемлибо: другими странами, культурами, временами. Подобная двойная перспектива – уникальный американский феномен. Поиск собственной идентичности героиней Кингстон затрагивает один из центральных вопросов американской культуры. Американская идентичность героини усиливается китайской мифологией и выступает как идеологическая база ее самоопределения. Она не просто повторяет то, чему ее учили, но творчески адаптирует китайские традиции к современной ситуации. Для обеих писательниц творчество – это процесс конфронтации, новых открытий и создания культурного синтеза. Обе позиционируют себя как американских романистов китайского происхождения, отрицающих так называемое «сознание метисов». Их произведения описывают американцев и вносят вклад в американскую культуру, осуществляя переход от маргинальности к ассимиляции, подчеркивая позитивное самоопределение вместо отрицания своей этнической группы. По мысли писателей, творческий диалог между «я» и «другими» способен утвердить этническую субъективность. Кингстон и Тэн воссоздают американский опыт через различия, подчеркивая их важность в американской культуре. Обе стремятся к участию в культурной реконструкции вместо того, чтобы оставаться в стереотипном положении чужих. Тема памяти является главным текстообразующим элементом, выступает нравственной и эстетической категорией в произведениях Кингстон и Тэн. Креативный потенциал памяти позволяет авторам придать значимость фактам, преданным забвению на определенном этапе развития их этнического сообщества, актуализировать значимость частной истории. Коллективная память в романах писательниц объединяет исторический факт, вымысел и устные свидетельства. В процессе творчества Кингстон и Тэн объединяют разные составляющие структуры этнической идентичности своих героинь. Писательницы исследуют традиционные мифопоэтические мотивы, дополняют их современными социокультурными, философскими и этическими ассоциациями. В результате эти мотивы наполняются новым содержанием и становятся важным средством воплощения идеи авторов о восстановлении своего этнопрошлого и «женского» в истории и культуре. Список литературы 1. Ващенко А.В. Проблемы этнических литератур // Литература США в 70-е годы XX века / Отв. ред. Я.Н. Засурский – М.: Наука, 1983 – С. 222-244. 2. Коровина С.Г. Творчество Эми Тань 1980-х-90-х гг. в контексте азиатоамериканской литературной традиции. – Дисс. канд. филол. наук – Чита, 2002 – 221с. 3. Тлостанова М.В. Проблема мультикультурализма и литература США конца XX века. – М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000 – 400с. 4. Тан Эми. Клуб радости и удачи. – М. Амфора, 2007 – 416с. 5. Толкачев С.П. Мультикультурный контекст современного английского романа // Филол. науки. – 2002 - №4. – с.23-33 6. Kingston, Maxine Hong. The Woman Warrior. – New York: Vintage Books, 1977 – 243p. 7. Ling, Amy. Between Worlds: Women Writers of Chinese Ancestry. – New York: Pergamon Press, 1990 – 214p. 8. Tan, Amy. The Joy Luck Club. – New York: Vintage Books, 1989 – 390p. 9. Tan, Amy. The Kitchen God’s Wife. – New York: Ivy Books, 1991 – 532p. РЕЗЮМЕ Имя: Караваева Надежда Леонидовна Дата рождения: 6 марта 1956 Телефон: 7 (495) 979 – 3786 (гор) 8 – 985 – 114 – 3539 (моб) Образование: 1975 – 1982 Московский энергетический институт Специальность: электронно-вычислительные машины 1993 ООО «Стэк» Ведение бухгалтерского учета 1996 ООО «Стэк» Ведение бухгалтерского учета в системе 1С Опыт работы в бухгалтерии: 2010 – 2011 ООО «Стат Трейд Групп» Заместитель гл. бухгалтера 2006 – 2009 ООО «Импэкс Трейд» Главный бухгалтер 2004 – 2006 ООО «СБМ+» Главный бухгалтер 2001 – 2004 ЗАО «Стеклолюкс» Заместитель гл. бухгалтера 1996 – 2001 Поликлиника РАМН Заместитель гл. бухгалтера Профессиональные навыки: Ведение всех участков бухгалтерского учета в полном объеме Ведение налогового учета Подготовка и сдача бухгалтерской и налоговой отчетности Сдача бухгалтерской отчетности в социальные фонды, пенсионный фонд и органы статистического учета Восстановление бухгалтерского учета с нуля Работа в программах 1С7 и 1С8 Ожидаемая должность: Помощник бухгалтера, бухгалтер, бухгалтероперационист, зам. главного бухгалтера Ожидаемая зарплата: 30000 – 35000 руб.
