Память и мифы в романах Максин Хонг Кингстон и Эми Тэн

Караваева Екатерина Михайловна
ст.преподаватель каф. англ. языка №2
кандидат филологических наук
Память и мифы в романах Максин Хонг Кингстон и Эми Тэн
Феномен культурной и индивидуальной памяти привлекает внимание
специалистов разных областей знания – философов, историков, психологов и
литературоведов. Применительно к современной литературе США интерес к
категории памяти обострился в связи с пересмотром модели национальной
культуры, новым осмыслением ее как совокупности этнических традиций.
В литературах культурного разнообразия категория памяти приобретает
особую значимость, что подчеркивается в трудах как отечественных (А.В.
Ващенко, Т.В. Воронченко, М.В. Тлостанова, С.П. Толкачев), так и зарубежных
исследователей
(У.
«Пограничность»
Боелхауер,
Т.
кросскультурной
Ферраро,
Р.
литературы,
Кук,
Дж.
Нейджел).
«улавливающей
и
фиксирующей парадигмы разных, зачастую чуждых друг другу культур,
взывает из глубин культурного прошлого и зачастую звучит диссонансом по
отношению к
национальной
сущности
и
культурному багажу самих
художников как выразителей прежде всего своей родной культуры» [Толкачев,
2002: 27]. Писатели – создатели «пограничной литературы» переоценивают
навязанные им
титульной культурой
парадигмы, заново создают миф и
историю. Они привлекают внимание к поликультурным героям и стремятся
показать разницу «мейнстримовского» и «иного» понимания особенностей
исторического развития.
Обращение к памяти, коллективной и индивидуальной, является
характерной чертой произведений многих американских писателей китайского
происхождения. Память является важным средством текстообразования и
выступает нравственной и эстетической категорией в прозе Максин Хонг
Кингстон и Эми Тэн.
Тема прошлого занимает ведущее место в творчестве обеих писательниц.
Китайский опыт представлен в произведениях Максин Хонг Кингстон и Эми
Тэн в виде рассказов – воспоминаний в контексте американской культуры.
Фактически китайский опыт преобразуется в рассказы только после того, как
потерял отношение к Китаю; в результате он больше соотносится с
современной
Америкой,
чем
с
традиционным
китайским
обществом.
Американский контекст придает особое значение и определяет наполнение
китайских фабул. Только в обстоятельствах потери корней китайский опыт
может возникнуть в форме рассказа как текст, преобразованный внутри других
контекстов. Таким образом, китайский рассказ отличается от китайского опыта
и представляет собой особый саморефлексирующий дискурс, помещенный в
новый культурный контекст с целью самоутверждения или самоотрицания с
тем, чтобы вызвать память или ее подавление. В результате Китай как
географическое
понятие
преобразуется
в
семиотическое
пространство
воспоминания; Китай как личный опыт становится культурным пространством
для воспроизводства; Китай как текст трансформируется в разнообразные
дискурсы: мифы, легенды, истории, фантазии, фильмы, басни и сказки.
Рассказы о Китае в романах обеих писательниц выступают главным
подтекстом, который формирует отношения между матерями и дочерьми.
Таким образом, кросс-культурная герменевтика Китая осуществляется в рамках
местного пространства, между двумя поколениями в целом и между
китайскими матерями и их американскими дочерьми в частности. Будучи
продуктами разных эпох и культур матери и дочери придерживаются разных
культурных ценностей. Они говорят на совершенно разных языках, когда
говорят о Китае: «Мы с мамой говорили на разных языках, - говорит Джин-мей
Ву в «Клубе радости и удачи». – Я обращалась к ней по-английски, она
отвечала
по-китайски»
[Тан,
2007:
37].
Этот
двуязычный
разговор
превращается в игру перевода, в которой значения трансформируются,
перемещаются, а иногда теряются. По словам Джин-мей Ву, «мы переводили
сказанное друг другом, и, кажется, я слышала меньше того, что говорила мама,
а она, наоборот, больше, чем сказала я» [Тан, 2007: 42].
Матери
и
дочери
постоянно
вынуждены
заново
оценивать
ретроспективные китайские рассказы, помещенные в разные культурные
контексты. Для матерей рассказы о Китае представляют процесс воспоминания,
в то время как для дочерей, которые там никогда не бывали, они становятся
текстом культуры. Китай становится семиотическим пространством, где
культура и идентичность являются предметами борьбы, переговоров и
трансформации.
В романах Эми Тэн «Клуб радости и удачи» и «Жена бога кухни»
центральной метафорой в рассказах матерей о Китае становится идея утраты.
Переезд каждой из героинь – матерей в Америку означает потерю своего «я» и
существование среди «призраков» на чужой земле. Несмотря на то, что два
поколения по-разному воспринимают Китай, их объединяет ощущение утраты:
дочери чувствуют себя потерянными между двух культур, а матери считают,
что потеряли все. В «Клубе радости и удачи» Джин-мей Ву так говорит о своей
матери: «Она приехала сюда в 1949 году, после того, как все потеряла в Китае:
родителей, дом, мужа и дочерей-близнецов» [Тан, 2007: 183]. В романе «Жена
бога кухни» рассказ о Китае основан на горестном опыте Винни. Боль и
страдания становятся главными мотивами в воспоминаниях героини: «Здесь [в
Америке] я могу забыть о своей трагедии, выбросить все свои секреты за дверь,
которую никогда не открою» [Tan, 1991: 153].
Образ Китая значительно меняется в процессе реконструкции прошлого.
Настоящий Китай находится на огромном расстоянии от их рассказов, однако
именно он дает матерям чувство реальности. Жизнь в Америке, напротив,
только подчеркивает их маргинальность и положение чужих. Матери считают
своим домом Китай. В «Воительнице» Кингстон пишет: «Каждый раз, когда
родители говорили «дом», они не имели в виду Америку» [Kingston, 1976: 264].
Жизнь матерей в Америке полна разочарований, поэтому рассказы о Китае так
важны для них: они дают уникальное ощущение реальности. Матери постоянно
пересматривают свое прошлое и создают рассказы о Китае для самих себя и
друг для друга. Героиня «Жены бога кухни», Хелен, так говорит о прошлом
своей дочери Винни: «Мы меняли прошлое много раз по разным причинам».
Дочь Винни – Перл – в свою очередь жалуется: «Я запуталась в паутине лжи»
[Tan, 1991: 181].
Парадоксально, но истинное прошлое теряется в воспоминаниях матерей,
которые рассказывают свои истории, пытаясь вписать их в контекст
американской культуры. Матери делятся своим опытом с единственной целью
– контролировать жизнь своих американских дочерей. В «Жене бога кухни»
Винни говорит дочери: «В Китае ты всегда был ответственным перед кем-то. В
Америке все иначе – свобода, независимость, индивидуализм, делай, что
хочешь, можешь не слушать свою мать. В Китае этого нет» [Tan, 1991: 198].
Героиня использует рассказ о Китае, чтобы утвердить собственную
позицию в Америке. В «Клубе радости и удачи» матери преобразуют Китай в
духовную сферу, в которой они вновь могут обрести потерянную силу и власть.
Совместными усилиями они создают новое культурное пространство внутри
американского общества. В результате рассказы матерей о Китае становятся
средством осуществления контроля над жизнью дочерей.
Китайский
язык
становится
основным
стратегическим
приемом
манипулирования дочерьми и их воспитания. В «Клубе радости и удачи» одна
из матерей напоминает дочери, что «та не может понять написанную на
китайском «Книгу 26 ворот зла», и поэтому должна слушать мать» [Тан, 2007:
113]. В свою очередь дочери сомневаются в мудрости китайских рассказов,
считая их вырванными из контекста, поскольку «это Америка, а не Китай».
Джин-мей Ву так говорит о матери: «В течение многих лет она рассказывала
мне одну и ту же историю, меняя только концовку, которая становилась все
мрачнее, отбрасывая длинные тени на ее, а в конечном итоге и на мою жизнь»
[Тан, 2007: 17]. Матери используют эти рассказы, чтобы помочь дочерям найти
себя, передать свой
историю и культуру.
опыт следующему поколению и сохранить китайскую
В «Воительнице» Кингстон представление дочери о Китае возникает из
запутанных рассказов матери и молчания отца. Именно эта двойственная
позиция определяет философскую функцию китайского рассказа для Кингстон:
она должна расшифровать молчание отца и речь матери. Героиня задается
вопросом: «Китайские американцы! Когда пытаешься понять, что в тебе
китайского, как отделить свои детство, бедность, семью, мать, которая
рассказывала тебе сказки от того, что истинно китайское? Что есть китайская
традиция, а что – вымысел?» [Kingston, 1976: 375] Кингстон противопоставляет
путанные материнские рассказы о Китае своим собственным фантазиям и
грезам. «Истинный» Китай для героини находится на расстоянии неизбежной
потери.
Рассказ о Китае переходит из категории личного опыта в рассказ –
воспоминание. Рассказ матери героини, основанный на личном опыте,
преобразуется в исторический текст. В дальнейшем этот текст представлен в
американском контексте и трансформируется в билингвальный рассказ дочери,
состоящий из обрывков того, что она поняла из рассказов матери. Очевидно,
что знания Кингстон о Китае основаны на рассказах матери и, в итоге, рассказ о
Китае становится культурной реконструкцией. Именно этим объясняется
«западный» взгляд автора на историю ее погибшей тети. Познание дочерью
Китая всегда структурируется, осмысливается и определяется семиотикой
языка матери. Рассказ матери служит всеобъемлющей интерпретационной
рамкой для восприятия Китая дочерью.
В рассказах матери Китай находится в области памяти, основанной на
личном опыте освоения социальной реальности; для Кингстон Китай
-
территория мечты и фантазии. Героиня видит реальность глазами своей матери,
чьи рассказы в значительной степени формируют ее представление о Китае и
его жителях. Кингстон создает Китай в собственном воображении, чтобы
определить свое положение в настоящем.
Мать и дочь создают множественные концепции миропонимания,
пытаясь выкроить место для личного пространства в чужой культуре, которая
ограничила их жизнь, наследие и язык. Однако Кингстон, находясь на
пересечении двух сообществ, вынуждена выбирать между родной культурой
матери
и
чужой
культурой.
«Воительница»
описывает
драматическое
взросление Кингстон среди противоречий и смешения культур и языков.
Кингстон отказывается быть жертвой китайских рассказов матери. Ей
удается выйти за их рамки, отказываясь от уготованной ей судьбы,
определенной прошлым опытом матери. Самоопределение зависит как от
сохранения традиций, так и от прогресса. С одной стороны, сопротивляясь
попыткам матери сделать из нее покорную китайскую девочку, Кингстон
нарушает традицию «повествования рабыни»; с другой, она отвергает и
эксцентричность, недовольная тем, что ее заставляют быть безымянным
«призраком» в чужой культуре. Кингстон преступает границы обеих культур,
переписывая китайские рассказы матери и отвергая возможность интегрировать
китайский опыт в американское общество.
В своем романе Кингстон бросает вызов не только Китаю, китайской
культуре, родному языку, но и так называемому «китайскому стереотипу»,
который настаивает на своей истинности в новых исторических и культурных
обстоятельствах. Она сопротивляется идее жертвенности и стереотипизации,
создавая идентичность, отдельную от образа китайцев, сформированного в
Америке, который унижает их достоинство и ограничивает права. Таким
образом, отделение от матери означает разрыв с родиной и родным языком. В
результате героиня обретает этническую реальность и духовное пространство.
Кингстон намерена «покинуть дом, чтобы познать мир логически». Она
говорит: «Я хочу разобраться, что есть мое детство, а что является плодом
моего воображения. Вскоре я хочу поехать в Китай и узнать, кто лжет»
[Kingston, 1976: 337].
Каждое этническое сообщество создает новый собственный образ,
который отражает реакцию на влияние доминирующей культуры. Созданное
«я» может быть защитным, направленным на сохранение традиционных
культурных ценностей, подчеркнуть отчужденность и маргинальность.
С другой стороны, новое «я» может быть экстенсивным, теряющим
маргинальность
в
процессе
смешения
культур.
Таким
образом,
мультикультурное окружение заставляет каждую этническую группу находить
баланс и сокращать дистанцию между двумя культурами.
В «Воительнице» Кингстон является неотъемлемой частью двух разных
миров и одновременно отдаляется от них: она находит свое место между
языками и культурами. Героиня принадлежит этой двойственности и хочет
построить не разделяющую стену, а соединяющий мост. Использование
китайской мифологии позволяет Кингстон подчеркнуть свою американскую
идентичность. Этничность уже не препятствует ее мышлению, но обогащает ее
воображение разнообразием традиций и культур.
Эми Линг в своей книге «Между мирами: Писательницы китайского
происхождения» (Between Worlds: Women Writers of Chinese Ancestry, 1990) так
пишет об иммигрантах второго поколения: «Положение между мирами имеет
как позитивные, так и негативные аспекты. С одной стороны, его можно
рассматривать как пролив меж двух берегов: человек оказывается в
подвешенном состоянии; его не принимает ни одна сторона и он ничему не
принадлежит.
С
другой
стороны,
«пограничное»
положение
можно
рассматривать как принадлежность обоим мирам сразу. Человек между мирами
находится в незаменимом положении связующего моста» [Ling, 1990: 214-223].
Американская идентичность всегда определялась в соотнесении с чемлибо:
другими
странами,
культурами,
временами.
Подобная
двойная
перспектива – уникальный американский феномен. Поиск собственной
идентичности героиней Кингстон затрагивает один из центральных вопросов
американской культуры. Американская идентичность героини усиливается
китайской
мифологией
и
выступает
как
идеологическая
база
ее
самоопределения. Она не просто повторяет то, чему ее учили, но творчески
адаптирует китайские традиции к современной ситуации.
Для обеих писательниц творчество – это процесс конфронтации, новых
открытий и создания культурного синтеза. Обе позиционируют себя как
американских романистов китайского происхождения, отрицающих так
называемое «сознание метисов». Их произведения описывают американцев и
вносят
вклад
в
американскую
культуру,
осуществляя
переход
от
маргинальности к ассимиляции, подчеркивая позитивное самоопределение
вместо отрицания своей этнической группы. По мысли писателей, творческий
диалог
между
«я»
и
«другими»
способен
утвердить
этническую
субъективность. Кингстон и Тэн воссоздают американский опыт через
различия, подчеркивая их важность в американской культуре. Обе стремятся к
участию в культурной реконструкции вместо того, чтобы оставаться в
стереотипном положении чужих.
Тема памяти является главным текстообразующим элементом, выступает
нравственной и эстетической категорией в произведениях Кингстон и Тэн.
Креативный потенциал памяти позволяет авторам придать значимость фактам,
преданным забвению на определенном этапе развития их этнического
сообщества, актуализировать значимость частной истории.
Коллективная память в романах писательниц объединяет исторический факт,
вымысел и устные свидетельства. В процессе творчества Кингстон и Тэн
объединяют разные составляющие структуры этнической идентичности своих
героинь. Писательницы исследуют традиционные мифопоэтические мотивы,
дополняют их современными социокультурными, философскими и этическими
ассоциациями. В результате эти мотивы наполняются новым содержанием и
становятся важным средством воплощения идеи авторов о восстановлении
своего этнопрошлого и «женского» в истории и культуре.
Список литературы
1. Ващенко А.В. Проблемы этнических литератур // Литература США в 70-е
годы XX века / Отв. ред. Я.Н. Засурский – М.: Наука, 1983 – С. 222-244.
2. Коровина С.Г. Творчество Эми Тань 1980-х-90-х гг. в контексте азиатоамериканской литературной традиции. – Дисс. канд. филол. наук – Чита,
2002 – 221с.
3. Тлостанова М.В. Проблема мультикультурализма и литература США
конца XX века. – М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000 – 400с.
4. Тан Эми. Клуб радости и удачи. – М. Амфора, 2007 – 416с.
5. Толкачев С.П. Мультикультурный контекст современного английского
романа // Филол. науки. – 2002 - №4. – с.23-33
6. Kingston, Maxine Hong. The Woman Warrior. – New York: Vintage Books,
1977 – 243p.
7. Ling, Amy. Between Worlds: Women Writers of Chinese Ancestry. – New
York: Pergamon Press, 1990 – 214p.
8. Tan, Amy. The Joy Luck Club. – New York: Vintage Books, 1989 – 390p.
9. Tan, Amy. The Kitchen God’s Wife. – New York: Ivy Books, 1991 – 532p.
РЕЗЮМЕ
Имя:
Караваева Надежда Леонидовна
Дата рождения:
6 марта 1956
Телефон:
7 (495) 979 – 3786 (гор)
8 – 985 – 114 – 3539 (моб)
Образование:
1975 – 1982
Московский энергетический институт
Специальность: электронно-вычислительные машины
1993
ООО «Стэк»
Ведение бухгалтерского учета
1996
ООО «Стэк»
Ведение бухгалтерского учета в системе 1С
Опыт работы в бухгалтерии:
2010 – 2011
ООО «Стат Трейд Групп»
Заместитель гл. бухгалтера
2006 – 2009
ООО «Импэкс Трейд»
Главный бухгалтер
2004 – 2006
ООО «СБМ+»
Главный бухгалтер
2001 – 2004
ЗАО «Стеклолюкс»
Заместитель гл. бухгалтера
1996 – 2001
Поликлиника РАМН
Заместитель гл. бухгалтера
Профессиональные навыки:
Ведение всех участков бухгалтерского учета в полном
объеме
Ведение налогового учета
Подготовка и сдача бухгалтерской и налоговой отчетности
Сдача бухгалтерской отчетности в социальные фонды,
пенсионный фонд и органы статистического учета
Восстановление бухгалтерского учета с нуля
Работа в программах 1С7 и 1С8
Ожидаемая должность:
Помощник бухгалтера, бухгалтер, бухгалтероперационист, зам. главного бухгалтера
Ожидаемая зарплата:
30000 – 35000 руб.