Новое Литературное Обозрение №69, 2004 ГРИГОРИЙ СМОЛИЦКИЙ Рец. на кн. Марк Григорий. Глаголандия: Стихотворения версия для печати (23431) «‹–›» ПО НАПРАВЛЕНИЮ К ГЛАГОЛУ Марк Григорий. Глаголандия: Стихотворения. — СПб.: Фонд русской поэзии, 2003. — 148 с. На сегодняшний день широкой публике (в том числе филологической, за исключением специалистов) современные поэты практически неизвестны. Опросы (проведенные в Москве, несомненной литературной столице с наиболее благоприятной ситуацией в отношении доступа к информации о событиях литературной жизни) позволяют выявить, что большинство образованных людей, вне зависимости от возраста, профессии и рода занятий, знают в лучшем случае два-три имени, не говоря уже о направлениях и самих текстах. Сами опрошенные свою неосведомленность обычно объясняют или падением заинтересованности общества в поэзии; или изменением социально-экономического статуса поэта — прожить одним литературным заработком невозможно, следовательно, надо совмещать его с поиском средств к существованию, что негативно влияет на творчество; или, наконец, падением уровня современных поэтов, не выдерживающих сравнения с предшественниками. Другими словами, большинство образованных людей считают современную поэзию стоящей на грани вымирания. Однако в действительности ситуация значительно лучше, чем кажется извне. И вот перед нами — еще одна книга, из которой очевидно: русская поэзия жива. Григорий Марк родился в Ленинграде, довольно давно переехал в США, где живет и теперь. “Глаголандия” — книга новых его стихотворений. В “Глаголандии”, как и в предыдущих книгах Марка, преобладают классические размеры с метрикой и рифмовкой. Есть также белые стихи, верлибры и опыты в области визуальной поэзии. Однако и “визуальные” стихотворения Марка — стихотворения с индивидуальным ритмом, чаще всего рифмованные, но сверстанные (с помощью компьютерных ухищрений) в виде разнообразных фигур. Традицию эту, восходящую еще к Древнему Риму (а в России начавшуюся в эпоху барокко), в современной русской поэзии продолжает не только Марк: подобным образом набраны некоторые стихотворения в книге Владимира Строчкова “Глаголы несовершенного времени” (М., 1994). Книга поделена на восемь частей. Каждая из этих частей — со своей идеей, своим сюжетом и своим настроением, для создания которого очень важным оказывается именно размер. Так, в третьей, где стихи так или иначе отсылают к воспоминаниям о родном городе, автор приписывает ямбу специально “питерскую” семантику: Плывет припетербурженный ямбок, синхронизуя все движенья с ритмом тяжелой крови, бьющейся в висок, и бормотаньем праздничной молитвы... (“...И лифт меня уносит в небосвод...”) Ямбических стихотворений в этой части в самом деле много (“На кухне шла дуэль на сковородках...”, “На черном небе вырезан квадрат...” и т.д.), а семантическим противовесом ямбу оказывается анапест. Он передает ощущение некоторой легкости, чувство отстранения или возвышения. Возможно, как раз соединение “припетербурженного” ямба и более легкого анапеста создает впечатление “наложения” того, что видит приехавший в город эмигрант, и его же детских воспоминаний. Ничего не забыв, сам себя пережив, в Петербург я вернусь совершенно седой, загорелый, похожий на свой негатив. Полукружье моста глубоко под водой изогнется, двойную дугу очертив, словно люлька для тени бездомной моей. И я снова внутри. Отраженья со дна поднимаются вверх... Я продрог до костей. Белой ночью плывет по зеленым волнам пароходик, обвешанный визгом детей... (“Ничего не забыв, сам себя пережив...”) В шестой части книги, более философской, Марк использует в основном нерифмованный стих (“Заснул, весь привычно согнувшись...”, “Когда он ко мне повернулся...” и др.). Из-за отсутствия рифмы (при том, что ритм легко различим) создается впечатление незаконченности и неопределенности — этим подчеркивается бесконечность, незавершимость размышлений героя: Я все чаще теперь замечаю: стоит только на миг отвернуться, как знакомые с детства предметы с мест сдвигаются и осторожно подползают почти что вплотную, и стоят за спиной полукругом, ожидая сигнала к атаке... Видно, кто-то командует ими. Иногда захватить удается их врасплох и на долю секунды краем глаза я в зеркале вижу, как с ленивым презреньем над полом зазевавшийся стул проплывает, или шкаф поднимается в воздух и готовится прыгнуть на плечи... Я стою и боюсь шелохнуться... (“Я все чаще теперь замечаю...”) В первой же части книги Марк описывает особую страну Глаголандию, населенную частями речи и частями слов — с Парком-Кириллицей, городамироманами, домами строф и домиками хореев, “словоемами” и т.д. Получается очень ясная картинка тихой, радостной страны со своим устройством, повседневной жизнью и праздниками. В Глаголандии поют колокола. Блики плещутся в морщинистых каналах. Куполята, словно дети, к куполам золотистыми затылками прижались. Разгораются в Соборе Языка Образа Святой Грамматики и свечи. Как бельишко на веревке, облака просыхают после стирки каждый вечер... (“В Глаголандии поют колокола...”) В этой части герой Марка созерцает внутренним зрением разнообразные пейзажи творчества — они могут быть и радостными, и пугающими: С блаженной улыбкой сидеть поздно ночью. Со дна меж корявых корней и стволов, из мутной воды словоемой проточных, крючками отточенных четверострочий рыбешку вылавливать мелких стихов... (“С блаженной улыбкой сидеть поздно ночью...”) Слова мои — зеки колонной по трое — Шагают сквозь мертвую тьму на работу... И ритмы сонетов в снегу отбивают Опухшие зеки ногами из ваты. (“Слова мои — зеки...”). В своих стихотворениях Марк использует множество неологизмов: смыслопогранка, колоколята, спозапьянку, человекостихи и т.д. Когда слова уже известны, кажется, что звуковой образ слова и его смысл — две независимые и замкнутые структуры. А если слова создаются на глазах у читателя “по частям”, то сам процесс виден отчетливее: вот живут в Глаголандии звуки — и вот они соединяются в слова, а слова — в стихи. Как писал Борис Заходер: Самый лучший способ писать стихи — это позволять словам становиться туда, куда им хочется...[24] Если опуститься в этом описании на один уровень вниз, то можно вместо “слова” сказать и “осмысленные фрагменты” слов. Марк, кажется, убежден, что в хорошем стихотворении без неологизмов не обойтись. Особого внимания заслуживает последняя глава — визуальная поэзия, или, как назвал ее автор, “Стихи, которые надо видеть” (впрочем, к стихам, “которые надо видеть”, относятся и некоторые стихотворения из других частей). A мое проAи с х о ж д е н и е т о р ч и тA шести—угольной желтою заплатой на каждой строчке какДавидовщит Aзашитый в кожу намертвоA когда -то A Эти стихи свидетельствуют о тенденции, важной для современной поэзии в целом. На сегодняшний день для создания стихотворений принципиальным фактором становится “подача”, способ восприятия аудиторией. Критерии “искренности” и “истинности”, всегда важные для лирического искусства, сегодня определяется именно ситуацией непосредственного контакта с публикой, “эффектом присутствия” при лирическом событии (этот факт подтверждают и сами поэты [25]). В случае Марка — именно установка на то, что адресат видит эти стихи как своего рода пространственный жест, и обращения к нему в некоторых текстах и создают сильный “лирический эффект”. В завершение скажу еще раз: “Глаголандия” — прекрасный пример того, что поэзия, и более того — качественная поэзия на русском языке, существует и процветает. Григорий Смолицкий 24) Заходер Б. Заходерзости. М.: Век 2, 1997. С. 133. 25) Например, в личной беседе со мной об этом говорил поэт Андрей Родионов.